Марина Дегтярёва Жанр прозы:

16 августа 2020 Мистика в прозе

одственникам. Но сейчас речь не об этом…. Так вот, сижу я перед комиссией. А они, все эти доктора да профессора, глядят на меня, как на чудо-юдо заморское, переговариваются между собой. Сначала шепотом, потом – все громче и громче. По-английски, что примечательно. Дескать, зачем он сюда приехал, что он там мог такого интересного изыскать, что аж целую диссертацию состряпал. Сидел бы себе среди арыков и ишаков. Неужели думает, что защититься сможет? Посмотрит на столицу, да уедет восвояси.

– Безобразие какое!

– А я послушал-послушал их, да и заговорил сам. Тоже по-английски. Сказал: в сорок первом году я уже видел столицу. Сидел под Москвой в окопах. И защищал москвичей от фашистов. Я верил в победу Красной Армии и даже мечтал, что буду делать в мирной жизни. Но не мог догадаться, что после войны мне придется снова оказаться в Москве и снова защищаться – уже от своих.

– Как они вообще сквозь землю со стыда не провалились? Кстати, если бы вы зашли в партком…

Дмитрий Петрович пожал плечами.

– Зачем? Они не провалились, и я не провалился. Потом извинялись, просили, чтобы я никому об этом не рассказывал. Мне и не хотелось, собственно. Правда, докторскую защищал уже у себя.

– Вы чингизидов изучали?

– Вовсе нет. Никогда не испытывал к ним ни малейшего интереса. Да и вы, судя по всему, не на них специализируетесь.

Собеседники понимающе улыбнулись друг другу. Андрею стало интересно, по какому критерию был отобран Дмитрий Петрович, было ли его согласие на поездку добровольным или – как в его собственном случае – вынужденным. А если вынужденным, то чем надавили на него? Но, понятно, такие вопросы задавать не стоило.

 

***

Вашингтон

16 октября.

Вечер.

– Мы это сделали, Роберт, – уставшим голосом сказал Кеннеди-старший, делая глоток виски. – Нам удалось доказать членам Исполнительного комитета всю несостоятельность идеи точечных ударов и идеи о полномасштабном вторжении. Кстати, ты здорово придумал завести в кабинет перед началом заседания мою дочурку якобы по личному разговору.

– Твоя Каролина – ангелочек. Она одним своим видом кого угодно настроит на миролюбивый лад, – улыбнулся Роберт. – А вот если бы они увидели Мэрилин…

– Иди ты к черту, – хохотнул Джон. – Я рад, что члены комитета услышали главный аргумент: точечными ударами мы не сможем гарантированно уничтожить все ракетные установки, монтаж которых уже практически завершен. И тогда на нашу благословенную страну стопроцентно обрушится удар возмездия.

Джон Кеннеди допил свой виски и добавил новую порцию.

– Но вот что меня удивило и насторожило, Роберт, – вздохнул он. – Как-то уж очень неохотно рассматривались предложения, направленные на сохранения мира. Идея Макнамары ничего не делать и дать Хрущеву поиграться с ракетами была отвергнута сразу же.

– Он и сам особо не настаивал, понимал, что его даже до конца не дослушают, – согласился Кеннеди-младший.

– А ведь мысль-то дельная: ядерный баланс все равно в нашу пользу. Советы не собираются использовать ракеты для агрессии. Потому-то и в заявлении говорилось: на Кубе нет наступательного оружия. Но нет: в один голос возмутились – нас не поймет мировая общественность, а страны Латинской Америки и вовсе усмотрят в этом предательство.

И это еще не все. Предложение решить проблему дипломатическим путем тоже не вызвала одобрения. Опять же, странно... Неплохой вариант – встретиться и поговорить: вы затеяли авантюру – мы ее раскрыли, давайте решим дело спокойно, без резких движений, ведь ни вы, ни мы не хотим войны.

– Учитывая все услышанное на заседании, я бы не был так категоричным в последнем вопросе…

– Ты прав, Роберт. Сложно было не заметить, с каким воодушевлением военные говорили о полномасштабном вторжении. Их даже не смутило напоминание о том, чем закончилась наша десантная операция в заливе Свиней. А ведь тогда у Фиделя не имелось заступника в лице Советов.

– Они торопили тебя отдать приказ, чуть ли не прямо сейчас, не имея никаких сведений о том, каким вооружением, помимо ракет, Советы уже успели снабдить Кубу. Вторжение обернется, как минимум, затяжными боевыми действиями и партизанской войной, в которой островитяне поднаторели куда лучше нас. Да и русские смогут их как следует проконсультировать, исходя из собственного опыта. Наши солдаты отправятся на Кубу под бравурные марши. Днем – патриотические выступления, ночью – восторженные девушки, спешащие отдаться героям. А что потом? С первых же дней в Штаты десятками будут отправляться гробы… И если Хрущев захочет помочь Фиделю, снова стукнет по столу…

– …ботинком? – улыбнулся Роберт.

– Кулак тоже подойдет. Стукнет им и отдаст приказ использовать ракеты. Вполне реалистичный вариант развития событий. Меня так и подмывало спросить генералов: «Что за злой демон вдохновляет вас? Вы не понимаете – это путь к самоубийству? Или ваши собственные семьи живут на другой планете?»

– Они ссылалист на данные агента Пеньковского, а можно ли полностью полагаться на них? – с сомнением покачал головой Роберт. – Этот Пеньковский ненавидит свою Родину… возможно, просто жаждет ее уничтожить… И вообще, я бы не стал доверять тому, кто ненавидит Отечество.

– Итак, Роберт, мы, скорее всего, остановимся на варианте блокады острова… то есть на карантине…

– Да, выбор слов очень важен, – подчеркнул Роберт. – Будь осторожнее со словами. Блокаду Организация Американских государств не одобрит: как никак, согласно международному праву, это – военный акт, а вот карантин… Размытый термин. Он нам идеально подходит. И мы будем официально настаивать не на полном прекращении морского сообщения Советского Союза с Кубой, а лишь на препятствии поставок военных грузов на остров. Кстати, будет к месту сослаться на Пакт Рио…

– Роберт, но это – при любом раскладе – временная мера.

– Да, Джон: этот шаг лишь хронологически отодвинет необходимость решения дилеммы «дипломатия-война» на несколько суток, но не уничтожит ее. И мы будем должны оптимально использовать имеющееся в нашем распоряжении время.

 

***

Монголия.

16 октября.

Андрей даже не вдавался в подробности, куда их именно привезли. Для него все это не имело большого смысла. Да, холмистая степь, река и грот, вокруг которого уже до приезда советских ученых началась работа. Руководитель экспедиции, Максим Валерьевич, объяснил, что новоприбывшим предстоит исследовать три пещеры: вот эту, первую, и еще две – в других местах. Черновые раскопки ведутся монгольской стороной во всех трех местах параллельно. Советские ученые должны принять участие на завершающих этапах.

– Пещеры очень древние. Монголы долго не хотели в них никого пускать, – сказал Максим Валерьевич в узком кругу ученых. – Сейчас они сами ищут в них сакральные артефакты. По договоренности, мы можем извлечь из земли только то, что связано с интересующим нас ханом. А всем остальным – они сами будут заниматься. Наша цель – найти саму могилу. Здесь есть один интересный нюанс. Есть основания думать, что захоронение – не изначальное. Очень может быть, что останки Чингиса ранее покоились в другом месте и позже были перенесены сюда. Поэтому обратите внимание: если в ходе работ вы обнаружите предметы, которые не относятся к времени великого воина то, очевидно, могилу Чингиса искать в этом месте бессмысленно, – заключил Максим Витальевич.

– Так ее в любом случае бесполезно искать здесь, во всяком случае – в пещере, – не выдержал Андрей. – Тот, кто планировал эту экспедицию… он вообще имел хотя бы слабое представление о том, как монголы хоронили воинов? С таким высоко научным подходом почему было просто на современное кладбище заехать?

– Понятия не имею, не я это решал, – жестко осадил руководитель и продолжил, как ни в чем ни бывало: – В пещеры будите спускаться по несколько человек: два-три ученых и сопровождение, которое должно обеспечить безопасность. Нельзя же допустить, чтобы кто-то из вас заблудился или погиб под завалом. И поменьше эмоций, уважаемый Андрей Иванович! Как-никак вы не в цирке!

 

***

Вашингтон.

20 октября.

На итоговом заседании исполнительного комитета было принято решение о введении карантинных мер. Оптимальным этот шаг посчитали президент Джон Кеннеди, госсекретарь Дин Раск, министр обороны Роберт Макнамара и посол США в ООН Эдлай Стивенсон.

 

***

Монголия.

21 октября.

Андрей ранее уже неоднократно участвовал в раскопках. Он был знаком с атмосферой изысканий и практически охотничьего азарта, которые неизменно охватывают археолога, несмотря на общую будничность и рутинность работы. Раньше ему нравилось днем  ковыряться в земле, бережно извлекая находки, а вечерами – разговаривать у костра с товарищами. Как правило, люди очень быстро сходились в таких поездках: любили поделиться воспоминаниями, давать друг другу жизненные советы или просто балагурить. Не обходилось без розыгрышей, шуток.

Но эта экспедиция серьезно отличалась от предыдущих. Во всяком случае – для Андрея. С самого первого дня он пребывал в состоянии непреходящего чувства безразличия ко всему происходящему. Андрей никогда не жаловался на память: всех своих студентов знал в лицо и по именам. Новых же знакомцев запомнить и не пытался. К большинству обращался либо на ты, либо на вы.

Будь он хоть немного заинтересован в самих изысканиях, то уже первая пещера, вход в которую расчистили монгольские рабочие, показалась бы ему необычной: здесь был аккуратно заваленный камнями проход. Очень старый. Причем, это было настолько очевидно, что Андрей даже удивился, почему монгольские ученые не вскрыли его до их прибытия, а оставили лавры первопроходцев своим советским коллегам.

Целый день ушел на расчистку входа. Потом – осмотр пещеры. В одном из боковых коридорчиков был обнаружен новый хорошо замаскированный ход.

Начать его разбор поручили молодому рабочему по имени Вадим – в качестве воспитательной меры – сверх отработанного вместе со всеми времени. Сам парень воспринял поручение с печальным пониманием. Он постоянно попадался на нарушениях дисциплины и всякий раз получал дополнительные задания: чистить лопаты, чинить ящики, мыть посуду в гордом одиночестве. Но на этот раз Андрей не захотел оставлять паренька одного. Он был даже возмущен тем, что Максим Валерьевич – по сути – бросил Вадима в пещере, где пусть и было проведено освещение, но могло произойти всякое: от укуса ядовитого паука до обрушения камней.

– Давай-ка я тебе помогу, – предложил он Вадиму, когда Максим Валерьевич скрылся из вида. В чем опять провинился?

– Опрокинул ящики с безделушками… Ой, извините, с находками…

– Ничего страшного. В общем и целом, ты – прав. Ничего кроме сущей ерунды мы пока не нашли. Слушай, Вадюш, а как ты вообще в экспедицию-то попал? Ты ведь – не ученый, не студент.

– Это все мой папка. Он милиционер. Договорился, чтобы меня взяли.

Он вздохнул.

– Понимаете, Андрей Иванович, нахулиганил я. Можно, не буду говорить, как? Стыдно очень. А папка сказал, что по мне тюрьма плачет. Я и раньше, бывало, всякую ерунду вытворял… Ну вот, он договорился, чтобы его друг меня сюда определил. И попросил, чтобы меня тут гоняли, не жалея.

– Наверное, он и прав. Им, папкам, виднее.

– Может быть. Только вот плохо мне здесь. К истории никогда душа не лежала. А Максим Валерьевич меня – и в хвост, и в гриву. Сами видите: чуть что – лопату в руки и иди копай. Да я не против. Я – не жалуюсь. Просто…

Вадим обернулся по сторонам: не слышит ли кто.

– Вот сейчас зашел сюда – и страшно стало. Как будто, место какое-то… нехорошее… Вы ничего не чувствуете?

– Ничего.

Андрей попытался сконцентрироваться, но от холма не веяло тревогой.

– А я вот чего придумал: давайте первыми в эту дыру войдем! Вот раскопаем вход – и сразу войдем, – предложил вдруг Вадим. – Я и фонарики взял.

– Ну, давайте, – настойчиво повторил он свою просьбу. Страшно мне тут. А я – не трус!

В полудетских глазах была мольба. Андрей не смог противиться. Собственно, если там внутри его, Андрея, ужалит скорпион или укусит змея, если он погибнет – может, и к лучшему? Но внутри пещеры не было ни змей, ни пауков. Осмотрев ее цепким профессиональным взглядом, Андрей понял: ничего интересного здесь нет.

– Это что еще за фокусы?! – вдруг раздалось сверху. – Живо! Выходим наружу!

Андрей с Вадимом выбрались и увидели Максима Валерьевича.

– Разве я давал команду входить в туннель вдвоем? – почти ласковым тоном поинтересовался он сквозь зубы.– А вы, Андрей Иванович?! Не ожидал! Если бы с вами там, внутри, что-то случилось, вы представляете себе последствия?

Провинившиеся молчали, как школьники перед директором.

– Значит так. Вы, уважаемый Андрей Иванович, любите быть землекопом? Не стану наступать на горло вашей песне. При обследовании следующей пещеры вы – вместе с этим Гавриком – накопаетесь всласть!

 

***

Вашингтон.

22 октября.

Кеннеди обратился к нации по телевидению и радио. Его выступление стало одновременно посланием также для Советского Союза и лично для Никиты Хрущева.

«Добрый вечер, дорогие сограждане! Наше правительство, как и обещало, продолжало и продолжает тщательное наблюдение за наращиванием советского военного потенциала на острове Куба. За последнюю неделю мы получили неопровержимые доказательства того, что на этом несвободном острове продолжается подготовка ряда наступательных ракетных объектов. Их цель может быть только одна – получить возможность ядерного удара против Западного полушария.

Когда в прошлый вторник в 9.00 я получил предварительную мрачную информацию такого характера, я приказал усилить наблюдение. И сейчас, когда мы подтвердили и завершили нашу оценку доказательств и приняли решение по поводу нашей линии действий, наше правительство считает себя обязанным сообщить об этом кризисе в максимальной степени подробно.

Судя по характеристикам этих новых ракетных объектов, они относятся к двум различным категориям. Несколько их них включают баллистические ракеты среднего радиуса действия, которые могут нести ядерную боеголовку на расстояние больше 1000 морских миль. Каждая из этих ракет, короче говоря, способна поразить Вашингтон, Панамский канал, мыс Канаверал, Мексико-сити или любой другой город в юго-восточной части Соединенных Штатов, в Центральной Америке или в Карибском регионе.

Дополнительные объекты, строительство которых еще не завершено, предназначаются для баллистических ракет промежуточной дальности, способны лететь на расстояние в два раза большее, а значит, поразить большинство крупных городов в Западном полушарии, от такой северной зоны, как Гудзонов залив в Канаде до Лимы, столицы Перу на юге. Кроме того, на Кубе сейчас идет сборка и подготовка бомбардировщиков, которые также способны нести ядерное оружие.

Это поспешное превращение Кубы в важную стратегическую базу – из-за присутствия этого безусловно наступательного дальнобойного оружия внезапного массового уничтожения – представляет явную угрозу миру и безопасности обеих Америк и является вопиющим и намеренным нарушением Пакта Рио 1947 года, традиций нашей страны и этого полушария, объединенной резолюции 87 Конгресса, Хартии Объединенных Наций и тех предупреждений, которые я лично делал СССР 4 и 13 сентября. Эти действия также противоречат гарантиям, которые советские представители повторяли публично и в частном порядке о том, что наращивание вооружений на Кубе сохранит свой изначально оборонительный характер и что Советский Союз не нуждается и не имеет желание размещать стратегические ракеты на территории любой страны».

Америка замерла у телевизоров и радиоприемников. Люди слушали Джона Кеннеди, холодея от ужаса. Накрученные многими годами пропаганды и агитации, они не сомневались: жители огромной страны по ту сторону Атлантики мечтают лишь о том, чтобы сравнять с землей города их любимой страны – самой дорогой и миролюбивой. Эти ракеты – доказательство сатанинского умысла общества безбожников. Для того Советский Союз и завез свои ракеты на Кубу, патриоты которой вынуждены были бежать с острова из-за несправедливости режима Кастро!

«Масштаб этой операции доказывает, что она планировалась в течение нескольких месяцев. Однако, только в прошлом месяце, после того, как я ясно дал понять разницу между размещением ракет «земля-земля» и ракетами противовоздушной обороны, 11 сентября советское правительство публично заявляло, что, я цитирую, «вооружение и военное оборудование отправлены на Кубу исключительно с оборонительными целями», и что, я цитирую Советское Правительство, «для нанесения удара возмездия Советское Правительство не нуждается в перемещении своего оружия в какую-либо другую страну, на Кубу», и что, я цитирую это правительство, «Советский Союз обладает такими мощными ракетами, способными нести ядерные боеголовки, что нет необходимости искать площадки для них за пределами Советского Союза». Это заявление было фальшивым».

– Нас обманули! Нагло обманули, – возмущенно думали зрители и слушатели. А многие выкрикивали это вслух, сдабривая речь нецензурщиной. – А что еще можно было ожидать от Советского Союза? О его непорядочности говорит хотя бы тот факт, что он так рьяно кинулся защищать Кастро, выгнавшего с острова столько порядочных американских деловых людей, разрушившего их бизнес!

«Ни Соединенные Штаты Америки, ни мировое сообщество государств не могут смириться с намеренным обманом и наступательными угрозами со стороны любой страны, большой или малой. Мы уже не живем в мире, в котором фактическая стрельба из оружия представляла реальную угрозу. Ядерное оружие обладает такой разрушительной силой, а баллистические ракеты обладают такой скоростью, что любое существенное наращивание возможности их использования или любое неожиданное их развертывание может рассматриваться как безусловная угроза миру».

Американский народ, искренне поверивший в угрозу, замерев, ожидал главного: ответа на вопрос «Что делать?».

И Президент дал этот ответ.

«Первое: Чтобы остановить это наращивание наступательных вооружений, вводится строгий карантин на все поставки наступательного военного оборудования на Кубу»

Если бы Кеннеди старший мог слышать реакцию своих граждан по ту сторону экранов, то до него бы донеслись аплодисменты.

«Второе: Я отдал приказ вести продолжительное интенсивное наблюдение за Кубой и наращиванием вооружений. Министерства иностранных дел ОАГ в своем коммюнике от 6 октября отказались от секретности в таких вопросах в Западном полушарии. Если эти военные приготовления будут продолжены и таким образом угроза безопасности в этом полушарии возрастет, будут оправданы дальнейшие действия. Я приказал вооруженным силам приготовиться к непредвиденному развитию событий, и я верю, что в интересах и кубинского народа, и советских техников на установках осознать опасность, грозящую всем, кто угрожает нашей безопасности».

Американцы слушали Президента, ловя каждое его слово и соглашаясь с ним. Многие были настолько напуганы, что могли улавливать лишь основные идеи: любая ракета, запущенная с территории Кубы, будут воспринята Штатами, как нападение Советов; база в Гуантанамо будет укреплена; необходимо призвать всех союзников к полной готовности к любому развитию событий; Штаты потребуют от Советского Союза немедленно демонтировать наступательное вооружение и вывезти его с Кубы под надзором наблюдателей ООН; Хрущев должен отказаться от своего курса доминирования в мире.

– Да, да, этот парень прав, – соглашались зрители и слушатели. А вот слова Кеннеди, адресованные к кубинцам, не затронули многих сердец.

«…я хотел бы обратиться к плененному кубинскому народу, которому это сообщение передается с помощью специальных радиопередач. Я обращаюсь к вам, как друг, который знает о вашей глубокой преданности вашей родине, как человек, который разделяет ваши стремления к свободе и справедливости для всех. Я и американский народ, мы с болью наблюдали, как ваша национальная революция была предана, – и как ваше отечество попало под иноземное господство. Теперь ваши лидер уже не кубинские лидеры, вдохновленные кубинскими идеалами. Они марионетки и агенты международного заговора, который повернул Кубу против ваших друзей и соседей в обеих Америках – и превратил ее в первую страну Латинской Америки, предоставившую территорию этому оружию.

Это оружие не служит вашим интересам. Оно ничего не прибавляет вашему миру и благосостоянию. Оно может только их подорвать. Но наша страна не хочет заставлять вас страдать и навязывать вам какую-либо систему. Мы знаем, что ваши жизни и ваша страна используются как пешки теми, кто лишает вас свободы».

– Если кубинцы настолько глупы, что променяли великодушное покровительство Штатов на беспримерное лицемерие Советов, то к чему переживать из-за них, протягивать руку помощи, – не понимали граждане Америки. – Нечего церемонится с ними! Пусть прочувствуют на собственных шкурах цену своей ошибки.

Подводя итог встречи, Кеннеди заявил:

«Наша цель – это не победа могущества, а восстановление справедливости, не мир за счет свободы, но мир и свобода здесь, в этом полушарии, и мы надеемся, во всем мире. С Божьей помощью эта цель будет достигнута».

 

***

Флорида.

Сразу после выступления Президента.

Молли Джонс с ужасом смотрела на мужа.

– Что теперь будет со всеми нами, Берт? Мы погибнем? Какой ужас!

– Что ты, детка! Конечно же, нет! Кеннеди этого не допустит. Мы должны ему верить…

– Я никому ничего не должна! – взвизгнула Молли. – А уж тем более – сейчас. Мы должны что-то делать! Сами! Немедленно!

В голове Берта сумасшедшей каруселью проносились самые разные мысли, и он не мог замедлить их бег и зацепиться хотя бы за одну из них. Рассеянно закурил и наблюдал, как его жена мечется по комнате, вцепившись руками в край пестренького фартучка.

– Вот ты смеялся над моим братом, когда он начал строить бункер во дворе: Джейк сходит с ума, Джейк лучше бы отложил деньги на колледж детям. Так ты говорил? А теперь получается, что Джейк был прав! – наседала на мужа Молли. – Ему есть, где спрятать семью, а тебе?

– Детка, мой отец тогда сказал, что самодельный подземный бункер не защитит от радиации… и бояться нам вообще нечего…

– Отец сказал то, отец сказал это… Ты всегда слушаешь отца больше, чем жену! Ведь он – майор ВВС в отставке, он знает лучше… А ведь я… еще тогда… а ты… а теперь…

Женщина не могла подобрать нужных слов от возмущения. Берт раздавил окурок в пепельнице и взял деловитый тон.

– Дорогая, успокойся! Сейчас ты заберешь детей из школы, а я пока соберу деньги, документы, самые необходимые вещи, докуплю продуктов… Погрузимся в наш трейлер и покинем штат. Уберемся прочь с восточного побережья. Тетя Дженни с радостью примет нашу семью.

Молли кивнула, и ее муж продолжил:

– Не будем терять времени. Тем более, что у меня так удачно позавчера начался отпуск. Выедем как можно раньше, пока дороги не будут запружены транспортом. Иначе мы попадем в здоровенную пробку…

– Вы и так в ней окажетесь, – перебил Берта его отец Уильям. – Или ты думаешь, сынок, ты один такой умный, кто прямо сейчас, наплевав на все, собирается бросить свой дом и кинуться бежать?

– Папа, ты предлагаешь просто сидеть и ничего не делать?

– Вот именно. Нет никакого смысла поступать иначе. Сам посуди: если Советы ударят по нам ядерными ракетами, они моментально накроют не только нашу Флориду, но еще  Техас, Джорджию, Северную и Южную Каролину, Теннеси, Кентукки…

– Прекратите, Уилл! – взвизгнула Молли. – Хотя бы сейчас прекратите строить из себя эксперта! Вы же не служили в штабе, были простым летчиком. И вовсе не геройствовали. Послушать ваши байки – так вы только мотались по барам со своими приятелями, да снимали шлюшек!

Но ее свекор пропустил ее выпад мимо ушей и усмехнулся:

– …жители этих штатов погибнут практически моментально – кто в своих домах, кто в бункерах, кто в дорожных пробках…

– Отец, пожалуйста, не надо ее запугивать, – попытался утихомирить его Берт. Еще не хватало, чтобы у жены началась истерика! Но мужчина пожал плечами и продолжил:

– Все те, кто погибнет в первые часы, окажутся счастливчиками: они испытают радость быстрой смерти. Остальные будут умирать медленно, мучительно… Ты знаешь, что это значит – ожидать смерти в ужасе и боли? Что это значит – сначала шептать в небо «Боже, спаси меня», а потом кричать «Боже, забери меня!»?

– Берт, – обратился Уильям к сыну. – Да, я люблю повеселить окружающих рассказами о почти праздничных полетах, барах и знакомствах с веселыми певичками. Потому я и выгляжу в глазах семьи и друзей веселым старикашкой, никогда не видевшим большего горя, чем крепкое похмелье? Но разве бы ты хотел, чтобы я рассказывал нашим милым девочкам реальные кошмарные истории? Мне самому страшно вспоминать их… Берт, ты когда-нибудь видел своего лучшего друга беспомощным и умирающим? Обожженного с ног до головы и зовущего смерть? Я – видел.

Пожилой человек судорожно сглотнул.

– И не только видел. Я добивал его: стрелял ему в висок, чтобы прекратить страдания парня, который был мне, как брат. Я рыдал, у меня дрожали руки, пистолет дал осечку. А он… Тед… подбадривал меня: давай еще раз, мазила!

– Папа, это – не может быть правдой, – Берт перешел на шепот. – Ты же не участвовал в боевых вылетах, в боевых действиях…

– Конечно, не участвовал, – хмыкнул Уилл, – а все мои награды – мне же их за подвиги в борделях выдавали. Вместе с таблетками от гонореи. Майора за прохождение курса анонимных алкоголиков получил.

Берт, Молли, я действительно видел, как страшно и мерзко может умирать человек. И не хочу такого конца для своих внучек.

– Уилл, послушайте! Сейчас – другое…

– Нет, это ты послушай меня, Молли! – резко одернул мужчина сноху. – Между быстрой и медленной смертью я выберу быструю. А если очень повезет – то мгновенную. И вам, дорогие мои, советую расставить приоритеты как должно. Послушайте, что произойдет, если вы решите бежать. Вы не успеете выехать из штата. А если и преуспеете в этом гиблом во всех отношениях деле, то моя сестрица Джейн встретит вас крайне гостеприимно: расцелует в обе щеки облезшими от радиационных ожогов губами. На ваших – таких же облезлых щеках – останутся следы не ее губной помады, а крови.

– Отец…

– Берт, ты же всегда был умным мальчиком, – обратился Улл к сыну. – Подумай сам. Если твоим детям суждено погибнуть, что ты предпочтешь для них – пыльное шоссе, где твой трейлер будет стоять в заторе, или родной дом? Или ты хочешь, чтобы они угасали из-за зараженного воздуха, еды, воды, ежедневно страдая от все новых и новых язв на теле?

– Но не можем же мы просто сидеть и ничего не делать, – растерянно пролепетал Берт, не обращая внимания на то, что этот аргумент с каждым новым повтором все больше и больше теряет убедительность.

– Нет-нет! Только не я! – снова закричала Молли.

– Детка, отправляйся за дочками. А я пока все решу.

Молли погрозила мужу зажатыми в кулаке ключами от машины.

– Смотри у меня, Берт! Я вернусь – и чтобы трейлер был готов!

Целый час, пока сноха ездила в школу и обратно, Уильям вновь и вновь объяснял сыну: лучше погибнуть в собственном доме, успев обнять друг друга напоследок.

Берт всегда был послушным сыном. Он доверял отцу. Он сдался очень быстро – уже к концу первой четверти часа. А затем, слушая Уилла, он лишь неосознанно запоминал аргументы, которые могли пригодиться впоследствии в разговорах с женой, которые, как понимал мужчина, будут некраткими и неприятными.

К возвращению Молли гостиная комната была расчищена от лишней мебели. На полу лежали матрасы. На столе – несколько раскрытых коробок с пиццей.

– Нас ждут веселые деньки! Поиграем в военный лагерь, – заявил Алекс внучкам. – А для начала… Немедленно мыть руки. Начнем пиршество.

Губы Молли задрожали. Она метнула на Берта умоляющий взгляд. Но муж рухнул в кресло и беспомощно покачал головой.

– Молли, отец прав. Мы никуда не поедем.

– Хорошо, вы с ним можете оставаться дома. А я увезу детей к тете Джейн. Ты меня не остановишь.

– Доброго пути, дорогая! Кстати, что там с трейлером? Как шины? Еще не посмотрела? – спросил Уилл.

Молли побелела, как полотно.

– Пожалуйста, милый, – умоляюще обратилась она к мужу. – Ты ведь не сделал ничего такого, что могло бы помешать нам уехать?

Берт уткнулся лицом в ладони. За него ответил отец:

– Он ничего не сделал, детка. Я сам порезал шины, слил бензин.

Ошалевшая Молли тихо заскулила. Уилл подошел к снохе и силой выдрал из ее рук сумочку с ключами от машины.

– Милый, милый, – пьяно лопотала Молли. – Мы же погибнем…

– Давай не будем нагнетать, – Уильям швырнул брелок с ключами в огонь камина. – А то девочек перепугаем. Лучше представим, что нет ни ракет, ни Кубы, ни Советского Союза. Остались только мы. Наша большая дружная семья. И в ближайшие дни у нас будет один сплошной пикник.

Девочки вприпрыжку забежали в комнату.

– Большой пикник? Вот здорово! Мама, и мы не будем ходить в школу?

– Не будете, – стараясь незаметно вытереть слезы, пробормотала Молли.

– И мы будем до ночи играть в «Монополию» и «Скраббл»?

– Конечно.

Радостно заверещав, девочки повисли на матери.

– И я расскажу вам самые интересные истории, которые знаю! – пообещал внучкам дед. Он подошел к Молли вплотную, отер ладонью побежавший по бледной щеке ручеек слез.

– Тише, девочка, – сказал он. – Все в руках всевышнего… и нашего Президента.

 

 

 

***

Москва.

22 октября.

– Это черт знает что такое! – кричал Хрущев. – Черт знает что! Хулиганство! Что Штаты себе позволяют?! Останавливать наши корабли! Это же пиратство! Форменное пиратство! Ничего-ничего… Пусть только попробуют остановить, развернуть… Любой советский корабль будет игнорировать карантин! И пусть только попробуют атаковать наши суда – ответ получат немедленно, в боевой форме.

Анастас Микоян с видимым спокойствием выслушивал Никиту Сергеевича, ожидая, когда закончится тирада.

– А Кеннеди-то хорош! – никак не мог остыть Хрущев. – Вы слышали, что он говорил: Советский союз скрыл, Советский союз ввел в заблуждение. Меня особенно возмутила та часть, в которой он заявил, что любой запуск ракеты с территории Кубы в сторону любого из американских союзников Штаты расценят как акт войны…

Это что же выходит из его слов, что Советский Союз – страна-агрессор? Так это прикажете расценивать?! А ничего, что это наши люди придушили фашисткую гидру?! Только дурак не поймет: наши ракеты – в первую очередь, гарант безопасности Кубы, которую Штаты не сегодня-завтра могли бы сожрать? И сделали бы это, не раздумывая! Плененный кубинский народ… Бред да и только!

Он ходил по кабинету взад-вперед.

– А наши доблестные военные?! Как они проявили себя, Анастас Иванович? Как самые настоящие бюрократы! Почему на бумаге все было замечательно, а на деле – полный бардак?! Они даже не привлекли специалистов Фиделя к работам по маскировке… А ведь он и сам был готов помочь! Такая важная задача, а выполнялась тяп-ляп! Да за такое к стенке ставить надо бы! И он бы поставил!

Хрущев снова выдохнул «Он бы поставил!», произнеся «он» с невольным пиететом, и замолчал на минуту.

– Отчеты и реальность зачастую очень не похожи друг на друга, Никита Сергеевич, – только и произнес Микоян.

– Да ладно, Анастас Иванович, ты же другое сказать хочешь, – с горечью обратился к нему Хрущев. – Говори уже, говори… Что предупреждал, предостерегал… что ракеты – не пачка папирос…

Слова Хрущева звучали так, словно он действительно хотел услышать критику, а то – и разнос, глаза же смотрели на Микояна с тревогой.

– Что делать будем, Анастас Иванович?

– Мне бы очень хотелось сначала выслушать вас, Никита Сергеевич.

– Хитер…

Хрущев вздохнул и уже спокойно продолжил:

– Если эта блокада, так ее разъэдак, все же начнется…

– А она начнется, – уверенно отметил Микоян.

– Мы должны сохранить твердость: латиноамериканцы пусть каждое слово Штатов ловят да исполняют, а мы – не станем, – упрямо передернул плечами Хрущев. – Сейчас к Кубе идут «Артемьевск», «Николаев», «Дивногорск» и «Дубна». Пусть дойдут. Не остановят. А вот другие суда надо бы вернуть. Для нас это уже не принципиально: основная часть груза уже на острове.

– Абсолютно согласен с вами, Никита Сергеевич. Не дело давать американским военным еще один повод давить на Кеннеди, тем боле – в преддверие выборов в Конгресс. Здесь мы ему и так подложили… ежа в штаны.

Хрущев было насупился, но затем расхохотался.

– А ведь действительно! Ежа! – он помолчал несколько секунд и добавил: – Анастас Иванович, а ведь мы были в шаге от полного успеха. В шаге! Нам ведь всего совсем чуть-чуть времени не хватило, а? Еще бы немного – и разговор уже иначе бы велся…

– Не спорю. Но сейчас-то мы должны продолжать его в том виде, в котором он начался. И следует быть готовыми ко всему. Думаю, нужно вынести не президиум ЦК вопрос о приведении в боевую готовность вооруженных сил – наших и стран Варшавского договора.

– Об этом, Анастас Иванович, я и сам догадался. И еще надо написать Фиделю: позиции Советского Союза останутся непоколебимы при любых обстоятельствах. Пусть даже не сомневается в нас.

– Написать-то можно… А как дойдет до того, чтобы исполнять?

Хрущев махнул рукой. Он не хотел об этом думать. Не сейчас.

– И еще одно. О том, что в Штатах знают про ракеты – об этом пока лишним людям не нужно знать. Особенно – Зорину. Ему на официальных встречах еще с американцами встречаться придется. Меньше знает – убедительнее говорит.

Тем более, что военные меня тут заверили: максировка усилена. Американцы продолжат снимать – так? На новых снимках ничего не увидят – так? А может решат – и не было ничего. Ошибочка вышла.

– Никита Сергеевич, я бы не стал на это всерьез рассчитывать.

– Все равно, Зорину знать ничего не надо.

Хрущев еще немного помолчал и спросил:

– Как думаешь, Анастас Иванович, получится у нас в твоих лучших традициях из дождя сухими выйти – между струйками?

Микоян улыбнулся в усы. Он неоднократно слышал этот анекдот о себе.

 

***

Вашингтон.

24 октября.

В 10 утра по местному времени введен карантин острова свободы. В дополнение к этому шагу американские военные готовились к полномасштабному вторжению. В Джорджию были передислоцированы одна танковая и пять общевойсковых дивизий. Все они были приведены в состояние повышенной боеготовности.

Мир находился в шаге от катастрофы. Война стала не просто вопросом ближайшей перспективы. Казалось, ее гул стал уже реально слышен.

Советский посол Добрынин и Кеннеди-младший встретились накануне карантина. Узы долгих дружеских отношений позволяли им не скрывать друг от друга тревоги. Если бы у них была возможность решить больной вопрос самостоятельно, то нашли бы подходящий компромисс. Но в текущей ситуации каждый представлял свое государство и они не имели ни служебного, ни морального права выйти за границы полученных инструкций. Тем не менее, каждый из них уверил собеседника: лично он готов пойти на все, чтобы не случился ядерный апокалипсис.

Анатолий Федорович сообщил брату президента: капитаны советских судов получили приказ не выполнять незаконных требований американской стороны.

– Не знаю, чем это кончится, но мы намерены останавливать ваши суда, – со вздохом ответил Роберт Кеннеди.

 

***

Монголия.

25 октября.

Слово Максим Валерьевич сдержал. На новом месте, куда советская группа прибыла после того как ничего не нашла на предыдущем, Андрей не видел другого орудия труда, кроме лопаты. Впрочем, он и не расстроился. Вадим занимался земляными работами вместе с ним и выглядел крайне виноватым.

Руководитель пошел дальше в своей карательной педагогике. Право войти в новую пещеру первыми предоставил Вадиму с Андреем.

– Вы же любите быть первооткрывателем, уважаемый? – хмыкнул Максим Валерьевич. – Ну так – вперед. Не буду лишать вас удовольствия.

Вадим уже не хотел лезть в черную дыру. Молодой парень чуть не плакал внутри пещеры.

– Мне страшно, Андрей Иванович! А вдруг здесь кто-то есть? Вам не кажется, что тут как будто кто-то есть?

Нет, Андрею не казалось. Пришлось даже прикрикнуть на Вадима, напомнить, что именно из-за него они и оказались, как говорится на передовой.

Дни ковыряния в земле, казавшиеся Андрею ужасно бесполезными, сменяли один другой.

Во второй пещере тоже ничего не было.

В какой-то момент Андрей даже стал чувствовать злорадство. Те, кто хотел, что-то найти или не найти… они собрали людей по странным, идиотским критериям, притащили в Монголию, и вот теперь уже во второй раз получают свое «ничего». Каковыми бы ни были истинные мотивы этих антинаучных и глупейшим образом организованных исследователей, их инициатор получит по шапке. Собственно, только слабоумный мог бы ожидать чего-то путевого от изысканий в стиле «пойди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что».

***

25 октября.

Экстренное заседание совета безопасности ООН.

Атмосфера в зале была настолько плотной, что казалось: любой оброненный предмет вопреки гравитации застрянет в воздухе и зависнет, опровергая научные выкладки Нютона. И настолько взрывоопасной, что желающий закурить мог бы не подносить к сигарете зажигалку – достаточно было бы просто как следует затянуться.

Представитель Советского Союза Зорин сразу почувствовал это, и ждал подвоха. Валериан Александрович понимал, что он будет связан с кубинским вопросом, но вот чего он из-за Хрущева не знал – так это то, что на острове свободы, действительно, были наши ракеты.

Поэтому бесцеремонный выпад представителя Соединенных Штатов застал его врасплох.

– Позвольте мне задать вам один простой вопрос: отрицаете ли вы, посол Зорин, тот факт, что СССР разместил и размещает на Кубе ракеты среднего радиуса действия и пусковые установки для таких ракет? – прямо в лоб спросил Стивенсон. – Да или нет?

Зорину понадобилось несколько секунд, чтобы сориентироваться и он сделал вид, что слушает переводчика.

– Не ждите перевода! – все также бесцеремонно выкрикнул Стивенсон, явно красуясь перед собравшимися. – Вы прекрасно владеете английским языком и без посторонней помощи отлично понимаете, что я вам говорю. Да или нет?

– Я не нахожусь в американском суде! – жестко ответил Валериан Александрович. – И поэтому не хочу отвечать на вопрос, который задается в прокурорском плане. В свое время вы получите ответ!

Но Стивенсон стал еще более настойчивым.

– Сейчас вы находитесь перед судом мирового общественного мнения, – с пафосом заявил он, – и можете ответить «да» или «нет». Вы отрицали существование ракет на Кубе. Я хочу убедиться, правильно ли я вас понял.

– Продолжайте вашу речь, господин Стивенсон. В свое время вы получите ответ!

Стивенсон замолчал, но продолжал с нескрываемой издевкой смотреть на советского посла, пока его помощники вносили в зал Совета увеличенные аэрофотоснимки пусковых установок советских ракет на кубинской территории.

Привыкший скрывать эмоции Зорин ничем не выдал того, что творилось у него на душе…

 

***

Монголия.

26 октября.

– Рад снова увидеть вас, уважаемый Андрей Иванович!

Перед Андреем как из-под земли появился Александр. Андрей не ожидал столкнуться с ним здесь, в коридоре государственного учреждения, куда он зашел по указанию Максима Валерьевича, когда они выехали в город пополнить запасы продовольствия.

– Вижу, вы еще заходили за бумагами, раз идете с пустыми руками, – совершенно буднично продолжал Александр. – Ну, так и не заходите. Ничего важного в тех бумажках нет. Но я вам передам папку. Для вида. Отдадите Максиму Валерьевичу.

Александр кивком предложил Андрею следовать за ним.

– Не спешите. Ваши товарищи закупятся без вас. У нас есть с полчасика на дружеский разговор. Чаю будете? Могу предложить кофе, – продолжал Александр, направляя Андрея в кабинет.

– Для чего вы меня пригласили?

– Ну, что ж вы так – с места в карьер? Может, сначала поговорим на отвлеченные темы? Все-таки давно не виделись.

Несмотря на явно фамильярный тон Александра, его главенство ощущалось в каждом слове и жесте. Андрей понимал: собеседник играет с ним.

– Зачем вы меня пригласили? – повторил он свой вопрос.

– Хотел спросить вас о ваших странных снах. Они вас еще посещают?

– Скажу обо всем. Очень подробно. Но при одном условии, – ответил Андрей, не отводя глаз.

– Простите, что? – вкрадчиво спросил Александр. – А вы уверены, Андрей Иванович, что можете со мной говорить в таком ключе и таким тоном?

– Уверен, что не могу, – согласился Андрей, перевел дыхание и добавил: – но буду.

Андрей снова почувствовал холодок на спине. Он ощутил дрожь в руках и засунул руки в карманы, чтобы скрыть доказательство своей робости.

– Итак? – Александр смотрел на него, не скрывая любопытства.

– Мой друг Артем был замечательным спортсменом. Теперь ему уже не светят никакие соревнования. И это – из-за меня. Вы знаете.

– И?

– Константин Павлович, профессор, который мог за него заступиться в университете, не был в городе. Я разговаривал с его внучкой. Просил ее. Но я не знаю: что сейчас с Артемом.

Андрей набрал в грудь воздуха и сказал, стараясь произносить слова как можно спокойнее и ровнее:

– Мое условие: пусть Артема вернут в университет, если уже отчислили, и путь ему позволят стать тренером. Он – отличный спортсмен. Он всю жизнь мечтал стать чемпионом, а потом – работать с детьми... Ведь еще можно все исправить?

Ему самому не понравилось, как внезапно просительно прозвучал его вопрос. Но он не смог спросить иначе у человека, смотрящего на него глазами, чернеющими пустотой и холодом револьверного дула.

– Почему вы думаете, что я захочу что-то исправлять? Ваш лучший друг обошелся со мной крайне невежливо во время нашей с ним встречи. Мне пришлось забыть о тактичности и надавить на него. И заметьте, Андрей Иванович: та безобразная выходка на стадионе на глазах у представителей союзной сборной произошла исключительно по его собственной инициативе. Я не вливал в него спиртное насильно…

– Я уже в Монголии, – тихо проговорил Андрей. – И я вижу, как быстро продвигается дело. Как будто, вы боитесь не успеть.

Александр прищурился. В его глазах появился хищный блеск.

– И?

– Я так понимаю, что я был выбран из-за моих странных снов. Тех самых, о которых вы сейчас меня спрашиваете. До Артема о них знал только, начальник лагеря. Могу лишь догадываться, но… Вам пришлось перерыть кучу сообщений о странных детях, взрослых людях, чтобы найти такого, как я. Так вот, если я сейчас исчезну… Скажем, повешусь… Считаете, у меня не достанет смелости?

– Думаю, достанет.

– Успеете быстро заменить меня на другого? Аналогичного? Когда осталось исследовать всего одну пещеру?

Александр потер подбородок.

– Не знаю, зачем вам нужен недоделанный провидец, – голос Андрея дрогнул. – Понятия не имею! Но другого недоделанного провидца у вас пока нет. По крайней мере, в нашей группе. Я разговаривал со всеми, с каждым в отдельности. Никто не реагирует на слова «странный сон», «видение» и «ядерная зима». Эти слова, брошенные внезапно и вскользь, никого не заинтересовали – даже настолько, чтобы переспросить…

– Потрясен, – сказал Александр ровным голосом. – Отлично сработано, Андрей Иванович! Никогда не хотели испытать силы в оперативной работе? У вас бы получилось.

Он подошел к столу, снял трубку, набрал номер, а сам указал взглядом Андрею на другой аппарат.

– Не стесняйтесь! Послушайте: вам понравится.

Андрей поднес трубку к уху.

После нескольких долгих гудков на другом конце провода раздалось:

– Спортивная школа, Сергеев.

– Доброго времени суток, уважаемый! Спасибо, что дождались моего звонка. Звоню вам, собственно, с одним и тем же вопросом: как там наш герой Берестов? Продолжает пить?

– Уже две недели приходит на работу трезвым.

– Вот молодец! И как он? Я имею в виду и работу, и учебу.

– Успеваемость в университете средняя. В основном из-за того, что преподаватели относятся к нему с повышенной лояльностью. А занятия секции проводит хорошо. Мальчишки его любят. Занимаются с удовольствием… Если не сорвется, то через полгодика его можно будет перевести с полставки на полную…

– Переведите с завтрашнего дня, – предложил Александр. – Часы у вас имеются. Оформить бумаги – недолго. Жаль, конечно, что парень сорвался, но зачем же ломать ему жизнь? Надо помочь оступившемуся. Вы согласны?

– Конечно.

– Тогда – спасибо вам и до свидания!

Александр положил трубку, жестом попросил Андрея сделать то же самое, а затем спросил:

– Я выполнил ваше условие, Андрей Иванович?

– Да.

– А значит – выполняйте свое. Сейчас мы с вами присядем и обсудим ваши сны и ощущения. Очень подробно. Вы расскажете, что вам снилось, виделось, мерещилось, мечталось, когда вы в составе экспедиции обследовали первую пещеру, а затем – вторую. Не упускайте ничего.

Андрей вздохнул:

– Собственно рассказывать особенно не о чем. Кошмары мне не снятся. Видений нет. Тревоги тоже.

Андрей даже испугался: Александр сделал то, о чем он его попросил, а сам он ничего полезного сказать ему не может. Но тот отнесся к словам парня спокойно, словно, именно такой ответ и хотел услышать.

– Что вы чувствовали, когда входили в две первые пещеры?

– Спокойствие.

– И только?

– А еще удивление. Кажется невозможным, что в тех пещерах вообще может быть хоть что-то устрашающее.

– Замечательно. Но вас ведь не только это удивляет?

– Не только. Во-первых, экспедиция проводится совершенно… по-дурацки… Как будто, весь это археологический антураж – ненатуральный…

– Как раз это к делу не относится. Успеете еще наковыряться в курганах, поездить в правильные экспедиции. Какие ваши годы! Но в целом, вы правы.

Андрей вспылил.

– Послушайте, вы назвали мне цель экспедиции – могила Чингиса. Но мы ищем явно не ее. Ладно я. Но ведь в группе есть действительно серьезные ученые. И все мы смотрим друг на друга с непониманием: то ли мы ничего не смыслим в археологии, то ли вы нас за идиотов держите.

– Ни в коем случае, уважаемый. Да что же вы такой нервный? Собственно, Максим Валерьевич вам сразу же объяснил. Есть версия, что тело Чингиса было в свое время перезахоронено. И именно в гроте. По этой версии, некая организация – неофициальная, как вы можете догадаться, – в свое время нашла могилу Чингиса и перезахоронила его останки.

– С какой целью?

– Чтобы великий воин не попал в цепкие лапы официальных археологов. Скорее всего, они считали это временной мерой, но… есть основания, что великий воин так и остался где-то в пещере.

– Вы не представляете, Александр, как дико это звучит.

– В этом вопросе я с вами, Андрей Иванович, не поспорю: вы – эксперт. Так вернемся к нашим баранам. То бишь к вещам, которые вас удивляют. Что вы хотели сказать во-вторых?

– Все происходит очень быстро. Как будто Максим Валерьевич куда-то спешит… боится чего-то не успеть. Одна пещера – через несколько дней другая. Мы даже толком и не находились внутри, не изучали. Так, собирали всякую ерунду, которую не каждый школьный музей в качестве экспонатов примет… Еще через несколько дней – отправляют к третьей. Что за гонка?

– В предыдущих двух пещерах не было найдено то, что нужно.

– И кто это определил?

– Вы, Андрей Иванович. Вы, мой дорогой. После обследования первой пещеры мы с вами не смогли встретиться и поговорить. Пришлось перенести беседу. Но вы были спокойным в обеих пещерах. И сейчас говорите, что ни один из объектов ни вызвал у вас тревоги, видений, необычных ощущений. Спокойный сон. Никаких кошмаров. Я просто уверен: вы бы тут же почувствовали искомое, если бы оказались рядом с тем, что мы ищем.

– Жалко.

– Чего именно?

– Скажи вы мне это раньше…

– Вы бы ввели меня в заблуждение?

– Да, – признался Андрей. – Из одной только ненависти.

– У вас бы не получилось. Конечно, недоделанных провидцев в группе больше нет, но… если бы вы что-то почувствовали, поверьте: я бы узнал об этот сразу же.

На прощание Александр похлопал Андрея по плечу:

– Две пещеры оказались пустыми. То, что было нужно, – не найдено. Осталась еще одна. Будьте внимательным к своим ощущениям. Если вдруг при приближении к пещере или внутри нее почувствуете внезапный страх или радость… вы поймете, к кому надо обратиться.

Проводив Андрея, Александр выудил из кармана пачку папирос и нервно закурил. Теперь он выглядел старше своих лет, почти стариком, и шрам на его лице, казалось, сделался заметнее и уродливее.

– Эх, мальчик, – процедил он, затягиваясь. – Если бы только знал, как много поставлено на карту. Но ты правильно подметил, мой хороший: мы торопимся, не успеваем. А ведь, действительно, не успеваем. Плетемся в хвосте событий: разбег с Москвой – пять часов, а Москвы с Вашингтоном – еще семь. И все что мы делаем, мы делаем с огромным хронологическим минусом… Мы догоняем события, которые мчатся с ужасной скоростью. Не опоздаем ли?

 

***

27 октября.

Апокалипсис был готов обрушиться на планету ядерными ударами, пролиться кислотным дождем, укутать землю плотным покрывалом ядовитой зимы…

Сила, двигавшая им, какой бы ни была ее природа, с каждым новым днем, с каждым  следующим часом становилась практически осязаемой. Она направляла события, подгоняла их руками конкретных людей. Исполнители порой действовали слепо, порой – с ложным осознанием логики, но для большинства людей, захваченных круженьем страшной карусели, единственным выходом из сложившейся ситуации виделась война.

События развивались с умопомрачительной быстротой, накладываясь одно на другое.

Кеннеди четко обозначил свою позицию: ракеты с Кубы должны быть вывезены взамен на уступки американской стороны. Он был готов обустроить дело минимально унизительным для Советского Союза. Это все, что Президент мог сделать под мощнейшим давлением военных в условиях приближающихся выборов в Конгесс.

Хрущев понимал, что заокеанский партнер делает все, на что способен в сложившейся ситуации. Однако мысль о демонтаже ракет под наблюдением ООН действовала на него, как зубная боль. Но он уже не воспринимал эту идею как абсолютно невозможную.

С каждым днем Никита Сергеевич все яснее и яснее осознавал: сам Кеннеди-то не хочет переходить к военным действиям, но его окружение готово сделать это. И не просто готово – желает этого. Если Советский Союз продолжит придерживаться изначально избранной линии поведения, если проявит упорство, – то этом лишь подыграет тем, кто мечтает нанести по Кубе удар. И чем дольше он, Никита Хрущев, будет хвататься за свою изначальную идею, тем меньше американское руководство будет слушать Кеннеди.

Начались осторожные переговоры, заседания…

Фидель Кастро узнал об этом и крайне удивлен новой позицией Хрущева. Прицел на компромисс со Штатами, допустимость варианта пойти на попятный – пусть и с выдвижением своих собственных условий… Кастро призвал все свое здравомыслие, все свои симпатии к Советскому Союзу, чтобы не увидеть в таком шаге предательство. Он устоял на позициях дружбы с СССР. Но в узких кругах не мог скрыть разочарования.  И в те дни, и спустя много лет Фидель признавался: если бы он только мог предположить, что Советский Союз – в принципе – способен столь резко изменил первоначальный план, то не разрешил бы ввоз ракет!

Более того: в те страшные дни Фидель не верил заверениям американской стороны. Он понимал: пока Хрущев и Кеннеди ищут компромисс, другие ищут возможность воспользоваться ситуацией, чтобы напасть. Его самые страшные подозрения подтверждались данными разведки.

Кастро отправил союзнику письмо, в котором сообщал, что интервенция на остров – неминуема: по его собственным данным, она произойдет в ближайшие двое-трое суток. Едва ли Кеннеди будет в силах остановить эту очевидную провокацию: охваченные паникой американцы требуют жестоких мер против тех, кого сам Президент назвал агрессорами и лжецами! Фидель понимал: если Хрущев не поддержит Кубу ракетами – его страна будет раздавлена, многолетняя борьба за свободу пойдет прахом. Он призвал Советы к решительным действиям и даже дал согласие на превентивный ядерный удар по Штатам: если уж его родина и погибнет, то это произойдет во имя борьбы со всемирным империализмом.

Но Никите Сергеевичу было уже не до идей мировой революции, не до расширения социалистического лагеря. Он понимал, что война уже на пороге. Его задача – предотвратить ядерный апокалипсис, а думать о том, как устроить капитализму политические похороны предстоит позже. При этом Хрущев не собирался предавать Фиделя: Куба не должна стать жертвой советско-американского перетягивания каната, и при любом компромиссном решении необходимо добиться от Кеннеди железных гарантий ненападения на остров.

Одновременно с письмом Фиделя на стол Хрущеву легло донесение от командующего советскими войсками на Кубе. Генерал Плиев сообщал: активность американской стратегической авиации в районе острова усилилась. Хрущев понял: еще чуть-чуть – американские военные готовы, рискнув мировой безопасности, загнать в угол не только его, но и Кеннеди.

– Неужели они не понимают, что, вынуждая его сделать первый удар, они ставят нас перед неизбежностью нанести удар возмездия?! – кричал он Микояну.

– Добрынин передает, что Кеннеди противится, как может. Настаивает на продлении карантинных мер, на дипломатических решениях. Но еще он понимает, как сильно нервирует Фиделя перспектива возвращения его страны в экономическое подчинение Соединенным Штатам, а уж тем более – превращения Кубы в полигон военных действий.

– Мы готовы к компромиссам, но не должны сделать их тотальным проигрышем. Это будет соглашение равных: мы не отступимся от своих требований – ни по Кубе, ни по Турции, – подчеркнул Хрущев. – Мы с Кеннеди будем победителями. Оба.

Микоян согласился с Никитой Сергеевичем. Не стал злить его очевидным выводом: вывод ракет с острова – ни как не будет расценено мировой общественностью в качестве выигрыша.

Пока политики отчаянно решали, как остановить катастрофу, неизвестная сила ускоряла события, превращала начало войны в ситуативное решение рядового исполнителя.

Советские военные заметили американский самолет вблизи Гуантанамо. Плиева не было на месте и – не дождавшись его указаний – генерал-майор Леонид Гарбуз дал команду стрелять. Самолет был уничтожен. Пилот Рудольф Андерсен погиб. И Кеннеди стоило больших усилий выстоять против жуткого нажима со стороны собственных военных, чтобы не дать приказ на ответный удар.

Еще один американский самолет чуть было не стал мишенью. Пилот Чак Молтсби, направляясь к Северному полюсу для стандартной процедуры заборы проб воздуха на предмет ядерных испытаний, по неизвестной причине не отключил гидрокомпас от магнитого. Забывчивость едва не привела к гибели летчика и еще миллионов людей. Из-за северного сияния Молтсби не сразу заметил, что отклонился от заданного курса и вошел в советское воздушное пространство. Если бы поднятые по тревоге МИГи сбили его... Но, к счастью, пилот вернулся на базу.

В тот же день два других американских самолета были обстреляны зенитками во время облета Кубы на малой высоте.

Донесения об этих событиях холодили кровь и Хрущеву, и Кеннеди. Недопонимание, чрезвычайная ситуация, провокация, – каждый понимал, что с каждым новым таким событием их собственное желание сохранить мир становится все менее и менее значимым.

 

***

Вашингтон.

27 октября.

около 23.00.

– Добрый вечер, господин Добрынин!

– Хочу в это верить, господин Кеннеди! И я бы, не задумываясь, расстался со своим правым глазом, чтобы он вечер был действительно добрым

Анатолий Добрынин окинул беглым взглядом кабинет Роберта. Кругом царил беспорядок, столь несвойственный для Кеннеди-младшего.

– Роберт, вы выглядите крайне утомленным. Вам удается хоть немного поспать?

Тот указал рукой на диванчик, на которым валялся скомканный клетчатый плед.

– Могу спросить то же самое и у вас, Анатолий.

– У нас есть такое выражение: на том свете выспимся; но сейчас оно звучит уж очень…

– …пророчески?

Роберт тряхнул головой, будто бы отгоняя страшные мысли.

– Анатолий, я понимаю: сейчас Советская сторона делает все возможное, чтобы сохранить лицо, спасти Кубу и не допустить трагедии, но… Скажу прямо: ситуация вот-вот выйдет из-под контроля и грозит породить цепную реакцию. Моему брату все тяжелее и тяжелее удерживать военных от рокового шага. Уверен: Никита Сергеевич – в таких же невыносимых условия.

Джон просил передать вам буквально следующее: он готов дать гарантии ненападения на Кубу и скорейшего снятия с нее блокады… карантина… Бог мой, нам сейчас не до стилистических изысков!

– Прекрасно вас понимаю. Я немедленно передам ваши слова Никите Сергеевичу.

– Это не все. Озвученные мною гарантии мой брат может дать – пока. Он еще в состоянии сделать это, но время работает против нас. Оно словно ополчилось на нас.

– Вы правы. Тогда – не будем терять драгоценных часов. Но я должен задать вопрос по Турции.

– Анатолий, я был к нему готов. Вот вам практически официальный ответ: если в этом единственное препятствие к достижению упомянутого выше урегулирования, то президент не видит непреодолимых трудностей в решении вопроса.

Добрынин кивнул.

 

***

Москва.

28 октября.

около 07 утра.

– А все-таки Кеннеди основательно навредил себе своим выступлением. Паника-то  продолжается. Люди бросают дома, толпами отправляются к мексиканской границе, там на трассах уже многокилометровые пробки. Этим полу-беженцам не хватает воды, продуктов… а их брошенные дома – совершенно беззащитны перед мародерами. Что теперь Джону делать со всем этим? С какими словами к избирателем обращаться? Как успокаивать? Какими посулами задабривать?

Никита Хрущев обращался к Анастасу Микояну.

– Да, Никита Сергеевич, советские люди не знают ничего и ничего не боятся.

– И это правильно. Что бы в мире ни происходило – отдельный человек повлиять на ситуацию не может. Раз уж разбираться с проблемами работа политиков – так пусть они и наживают себе бессонницу, язву желудка… ну, или хотя бы – лысину.

Хрущев звонко похлопал ладонью себя по голове.

– Простые люди не должны жить в страхе, что бы ни происходило. До тех пор, пока трагедия еще не произошла… или не превратилась в неизбежность… незачем нагнетать обстановку.

Микоян кивнул.

– И все же… Вам страшно, Анастас Иванович?

– Да, – признался Микоян. – Я пережил одного из своих сыновей. Не хочу потерять второго…

– Понимаю вас. Понимаю.

– Кризис на Кубе может кончиться гибелью сотен сыновей, дочерей, матерей… Кеннеди не хочет этого. Мы знаем. И мы не хотим войны. И он это знает. Но сейчас все зависит не только от нас. У наших военных глаза горят, заметили? Думают, если мы предпримем жесткие меры – окажемся на коне. И со щитом. Точно также рассуждают и американские военные. Но реальность такова: тот то вмешается в ситуацию жесткой рукой – развяжет ядерную бойню. И какая будет разница: кто окажется со щитом, а кто – на щите? Никита Сергеевич, думаю, что мы не можем больше ждать. Пора обращаться к Кеннеди.

– Если мы подождем еще немного, он предложит компромисс первым, вы так не считаете?

– Возможно. Но только – совсем немного. Никита Сергеевич, вы сегодня мрачнее обычного. Почему?

– Помните, что я говорил, что мы победим вместе с Кеннеди? Я понял, что заблуждался. Не будет двух победителей. Не будет. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: даже если самый первый шаг сделает Кеннеди, то наш вывод ракет будет воспринят как слабость… пусть они и уберут свое оружие из Турции и дадут гарантии ненападения на остров.

– Их пропаганда развернет это именно так. Однако Советский Союз…

– Нет, Анастас Иванович, нет, – болезненно перебил собеседника Хрущев. – Не слабость Советская Союза! Здесь мы им поблажки не дадим! Я о другом. Моя личная слабость! Моя! Знаешь, что скажут все эти наши доблестные военные, все эти мудрые члены ЦК? Они скажут: Никита – слабохарактерный, куда ему до Сталина! Вот кто довел бы дело до конца железной рукой, а Хрущев – не смог!

В глазах Никиты Сергеевича застыл вопрос. Микоян не отвел взгляда, но и прямого ответа не дал.

– История все расставит по своим местам. А вам стоит уподобиться хирургу: врачуете страшную травму, останавливаете кровь, накладываете швы и не думаете – останутся ли шрамы, вернется ли подвижность конечности… главное – человек спасен от смерти. Сейчас нужно думать только об этом, Никита Сергеевич. Иосиф Виссарионович одобрил бы это.

По лицу Хрущева было видно, как сильно он недоволен словами Микояна, но говорить он ничего не стал.

 

***

Монголия.

28 октября.

12.00.

– Новая пещера, последняя, – не без радости сказал Андрею Дмитрий Петрович. –  Когда мы приехали сюда, я даже не стал к ней подходить. Услышал от коллег, что вход и несколько внутренних туннелей уже расчищены. Там еще рабочие были.

– Меня тошнит от этой экспедиции. Черт-те что...

Андрей сплюнул.

– Вы ожидали чего-то другого?

– Ожидал настоящей работы. Раз уж меня сорвали с места, то хотя бы дело стоящее предложили. А здесь что? Вошли в пещеру. Походили с умным видом по туннелям, перевернули камни, понабрали какой-то дряни… совершенно ясно, что для вида… И все – бегом!

– Ну, ничего, зато все скоро кончится. Вернетесь домой. Подождите, кажется, нам Максим Валерьевич рукой машет.

Руководитель собрал группу и объяснил. Эта пещера – самая важная. Даже кое-что удалось найти. Андрей едва скрыл усмешку: кому именно, хотел бы он знать? Монгольским землекопам? Ученые-то под землю еще не спускались.

– А теперь – о планах на ближайшее будущее, – вещал Максим Валерьевич. – Сейчас я возьму нескольких человек, и мы уедем в город. До утра. Нужно привезти в лагерь исследовательское оборудование. Мы вернемся утром. С нами будут техники – они все и объяснят. И не только. Они настроят оборудование, отладят и спустятся в пещеру вместе с вами.

 

***

Москва.

28 октября.

10 утра.

– Вы согласитесь вывести свои системы вооружения с Кубы под соответствующим наблюдением представителей ООН, а также предпринять, с соблюдением соответствующих мер безопасности, шаги по остановке поставок таких же систем вооружения на Кубу, – зачитывал Хрущев сообщение от Джона Кеннеди на экстренном заседании Президиума ЦК на своей даче в Ново-Огареве. – Мы же со своей стороны соглашаемся при условии создания с помощью ООН системы адекватных мер обеспечивающих выполнение данных обязательств: быстро отменить введенные в настоящий момент блокадные мероприятия; дать гарантии ненападения на Кубу.

Никита Сергеевич обвел членов Президиума взглядом.

– Судя по всему, мы все-таки достигли желаемого, – заключил он. – И хоть дело пошло не так, как планировалось изначально, но результат-то, результат!

Никита Сергеевич почти победно посмотрел на товарищей.

&ndas... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6