Проклятье фаворитки

— Не совсем так, милый. Внутри я всё ещё призрак. Мне нужна третья жертва.

— Сволочь!!!

— Не кричи так громко. Часовой, конечно же, дремлет. Но и другие заключённые могут проснуться.

— Ты убила Люду!

— Да. И Ирину тоже. С твоей помощью. Теперь же мне нужна ещё одна девушка, которая хотя бы нравилась тебе.

— Никогда!

— Не торопись, милый. Ты так похож на своего давнего предка. Такой же горячий, влюбчивый и страстный. И тоже Мишель... Мы сможем быть счастливы.

— Шлюха!

— Не оскорбляй меня! Иначе пожалеешь, — словно пламя рванулось под кожей госпожи Сильфии. Полыхнуло в глазах и вышло через рот клубом дыма. Стало жарко, тошнотворно завоняло палёной серой.

— Я могу помочь тебе, милый. Ты был так страстен и нежен!

— Каким образом ты можешь помочь? — Михаил старался сдержаться.

— Прямым. Через два дня ты выйдешь отсюда, обвинение снимут. Сможешь продолжить обучение, я люблю офицеров. Тебя даже попрекать никто не станет случившимся.

— А что взамен? Душу не отдам.

Сильфия рассмеялась. У неё был приятный смех. Как у всех, убитых ею.

— Она и не потребуется. Мне будет достаточно твоего тела.

— Зачем?

— Я женщина, как ты только что заметил. И хочу долюбить. Больше двухсот лет я ждала этого.

— Не понимаю.

— Это ничего. Твой шаловливый предок, Мишель де Тампль, в детстве был очень дружен со своей юной кузиной, виконтессой Изольдой. Настолько, что любовь отроков вскоре стала совсем взрослой. Тринадцатилетняя Изольда была вынуждена сделать себе тайный аборт. Затем оба подросли и попали служить во дворец. Почти в это же время в Версале появилась и я. Хотела «захомутать» Людовика, чтобы стать королевой, как мне было предсказано.

Герцогиня вздохнула и нежно взглянула на Звягинцева:

— Ах, Мишель! Что такое Людовик по сравнению с тобой! Ты и через двести лет также необуздан и великолепен. Твоя кузина очень скоро осталась без любовника. А мои слуги, де Тодес и д`Эвтанзи, помогали успешно скрывать от двора все наши, даже самые долгие и пылкие встречи.

— Кто они, кстати?

— Кавалеры? Бесы, конечно. Причём, не самые мелкие. Были. Ах, Мишель, как очаровательно ты их уничтожил! Ну да пустое... От виконтессы-то даже бесы не смогли скрыть глубины наших с тобой отношений. Она понимала, что если я получу корону Франции, то ты тут же станешь моим официальным фаворитом. А, следовательно, навсегда пропадешь для неё. Вот она, дурочка, и убила меня из ревности. Только ты, мой милый, к Богу после всего этого подался. Да ещё искренне так. Не смогла я тебя тогда достать. Пришлось ждать, пока семь колен де Тамплей от воды и безумия не погибнут. Так вот вы, как раз, уже восьмое потомство. Почти точное земное воплощение графа. Вы оба это знаете, даже вспомнили свои многовековые чувства. Помнишь нашу беседу на танкодроме?

Звягинцев потупил взор. Он-то считал, что спит, и молол всё, что из подсознания выплывало.

— А зачем тебе, третья жертва, Фея?

Чернокнижница радостно бросилась на шею курсанту. Он почувствовал упруго податливую, великолепную грудь.

— Я знала, что ты всё вспомнишь, Мишель! Даже то прозвище, которым меня наградил. Лишив тебя третьей привязанности, я вновь обрету женское тело. Полноценное. И мы сможем прожить нашу жизнь. Только нашу, Мишель! Ведь я уже была королевой, царицей утопленников. Пророчество сбылось. А теперь хочу долюбить как простая смертная женщина!

— Ладно, размечталась. Сначала вытащи меня отсюда. Потом поговорим.

Сильфия страстно поцеловала Звягинцева и исчезла, оставив после себя запах странных духов. На улице, кажется, вновь пошёл дождь.

* * *

Ведьма сдержала слово. Ровно через два дня в камеру вошел трясущийся следователь. На его левой щеке ощутимо наливался желтяк.

— Михаил Игоревич, от лица военной прокуратуры приношу свои извинения. Сами понимаете — показания свидетелей... Ах, какое несчастье!

— Товарищ майор юстиции, говорите по-русски.

Офицер поморщился, хотел прикоснуться к щеке, но вовремя передумал:

— Нам стало известно, что вы с гражданкой Барышевой подали официальное заявление в ЗАГС.

Михаил напрягся. Шуточки Сильфии? Похоже. Во Дворец бракосочетания они с Людой так и не успели зайти.

— К тому же показания родителей, дополнительные показания свидетелей... Я о преследовавшей вас шайке хулиганов. Они, кстати, все были подвержены приводу и допрошены. Но у нас не было оснований задержать хоть кого-то из них. Бег по улицам, даже за кем-то, уголовно не наказуем.

— Дальше!

— Прокурор закрыл дело за отсутствием состава преступления. Прискорбный инцидент с Барышевой окончательно признан несчастным случаем. Людмила Анатольевна просто очень неудачно поскользнулась... Вы свободны. Я приношу свои личные извинения.

Огромная усталость навалилась на Михаила:

— Кто это вас так, товарищ майор юстиции?

— Ваша тёща. Будущая. Которая могла бы...

— А, тётя Таня. Сочувствую, у неё рука тяжёлая.

Слёзный спазм сжал горло, и курсант едва сдержался, чтобы здесь же, в одиночке, не разрыдаться. Звягинцев получил ремни, шапку и личные вещи, после чего вышел из подвала гауптвахты. Рядом со входом топтался его командир взвода, старший лейтенант Мозырь. Погода опять стояла сырая, и даже сильный ветер не мог рассеять туманной хмари. Показалось, или сверху, действительно, подмигнуло счастливое лицо фаворитки? Курсант взял принесенную взводным новую шинель и зябко скользнул в рукава. Шарфик и перчатки, конечно, старлей забыл.

По приходе в училище Михаил получил остаток дня в полное своё распоряжение. До скрипа помылся в душе училищной кочегарки, постирал в умывальнике роты провонявшее гауптвахтой «пэша». Затем неторопливо развесил обмундирование на батареях в расположении взвода. Вскоре вернулись с занятий ребята. Они несколько виновато посматривали на Звягинцева, и никто не решался заговорить с ним. Первым осмелился Мамед Расулов, узбек, заведовавший общей каптёркой:

— Миш, хочешь, я тебе нательное бельё и портянки чистые дам?

— Конечно, «Бекиш». Спасибо.

— «Чингачгук», – окликнул его второй каптер, Глеб Новоходов. – Я «кандейку» открою, оденься пока в парадку. А пэша можешь в сушилку повесить. Там жарче.

— Миш, утюг у меня в тумбочке.

— «Чингачгук», у меня подшива есть!

— Слушай, а тебя на довольствие-то сегодня поставили? Нет? Мужики, ну-ка быстро скинулись Мишке на «чипок»!

Взвод ушёл на обед, а Звягинцев на собранные ребятами деньги закупил в училищном буфете всевозможной выпечки и молока. Наелся этими курсантскими лакомствами и завалился спать. Перед вечерней поверкой поужинал остатками булочек и печенья, погладил высохшее пэша, пришил свежий подворотничок и вычистил сапоги. Затем, наслаждаясь возвращением в воинский коллектив, с удовольствием выкрикнул: «Я!», услышав на перекличке свою фамилию, и вместе со всеми выполнил команду «Отбой».

Ночью проснулся от тяжести навалившегося тела, жарко осыпавшего его поцелуями. Открыл глаза и едва не закричал от ужаса. На фоне старинного потолка казармы, подсвеченного тусклым светом дежурных плафонов, выпрямилась возбуждённая фаворитка. Она грациозно скинула с плеч устаревшее платье. Немного постояла над ним совершеннейшим изваянием страсти. Против воли и Михаил, и Мишель почувствовали сильное возбуждение. Чернокнижница отбросила прочь суконное одеяло и овладела их телом. Быстро, умело, жадно.

Из глубин потомков де Тампля всплыло что-то такое же древнее, сильное и жгучее. Красный туман заволок голову, и он сам схватил чернокнижницу. Со стоном подмял под себя. При этом почти изгнанные из своего тела танкисты почувствовали, что под ними, под тонкой оболочкой колышущегося женского тела, полыхает чудовищный жар, иногда судорожными волнами вздымающий кожу.

— Ничего-ничего, милый! Скоро я буду совсем прежней!

Почему-то весь взвод спал как убитый.

* * *

Наутро Михаила еле растолкал «Созрелыч»:

— Вставай, на зарядку пора! Тут тебе не одиночка...

Он испуганно взглянул на Звягинцева, но тот уже с трудом  поднимался с кровати. Всё тело ныло, словно после побоев, а ноги вообще отказывались повиноваться. Утренняя усиленная пробежка немного оживила, но странная ломота не проходила. И вдруг он вспомнил!  Когда уже падал в беспамятство, насытившаяся им герцогиня Аштаротская сыто отвалилась в сторону:

— Вот так, милый! Или ты принесёшь мне кровь третьей жертвы, или я высосу тебя самого. До «донышка». Ты сам меня оживишь своей страстной любовью.

«Сволочь! Она же из меня жизненную силу тянуть начала! Вампиресса хренова!» Михаил полез в тумбочку за зубной пастой, и на глаза ему попалась почти пустая бутылка со святой водой. Не раздумывая, схватил её и сделал крупный глоток. Почти сразу животворящая сила потекла вниз по жилам. Ушла боль из коленей, поднялось настроение.

— Та-ак! Чего она там о старом де Тампле говорила? К Богу подался? Ага! А она, значит, не смогла его достать. Угу. К Богу, значит...

— Старый граф был католиком, а у вас неправильная вера! — возмутился внутри Мишель.

— С чего это ты взял? Православная как раз и значит «правильно славящая Бога».

— Де Тампль спасся католическими молитвами! И я броненосец католическим крестом подорвал. И утопленников мы крестили... — француз осёкся.

— Вот именно. Крестил-то их я. Сверху вниз и слева направо. По-православному. А католики так на себя крест кладут, а не на ворога. Так что успокойся, как надо мы их били. Граф же твой себя спас, а потомки расплачивались. Кто же так делает? По доброму-то, наоборот, «за други своя! душу в битве положить подобает. Значит граф — тоже не аргумент. Да и из нашей заварухи сама Сильфия вырвалась. И ещё неизвестно, что там с её армией и броненосцем...  Так что заткнись, друг мой и родственник!

Вечером Михаил поспешил выйти в город. Почему-то за ним увязался Новоходов. Глеб был личностью примечательной. Некрасивый, с крупными чертами лица, он, тем не менее, постоянно рассказывал о безумно влюблённых в него девушках. А так как был во взводе ещё и бессменным начальником пункта боепитания, то имел возможность по два-три раза в неделю уезжать из училища «сдавать гильзы». Эти мероприятия у него нередко затягивались с утра и до отбоя. А большую часть получаемого таким образом свободного времени Новоходов, конечно же, проводил у «поклонниц». Причем, очевидно, в качестве подтверждения любовных успехов, частенько приносил во взвод разные вкусности домашнего приготовления. За что и получил своё прозвище «Ален Делон».

Курсанты довольно быстро достигли строящейся церкви. Звягинцев заметил человека в чёрной рясе с массивным крестом на груди. Совсем не старый ещё поп деловито командовал бородатыми рабочими, месившими раствор и таскавшими кирпичи.

— Святой отец! — кинулся к нему Михаил. — Спаси меня!

— Называй меня «батюшка», — ласково поправил священник. — Что стряслось с тобой?

— Меня преследует давно умершая женщина. Она уже убила двух близких мне девушек, овладевает мной по ночам, высасывает при этом силы и требует третью жертву!

— Свят, свят, свят! Ты крещёный, сын мой?

— Нет, батюшка.

— Тогда неудивительно. В этом сатанинском городе инкубу особое приволье.

— А что такое «инкуб», батюшка?

— Нечистая сила в женском обличье. Губит души через грех похоти и прелюбодеяния.

— Это она! А почему вы сказали, что Ульяновск — сатанинский город?

— Здесь, сын мой, родился один из предтеч Антихриста. А посему и печать адова лежит на Симбирске.

— О, Господи! Здесь ещё и предтеча родился?

— Не «ещё», сын мой, не «ещё». Мы с тобой говорим об одном и том же человеке.

Звягинцев недоверчиво покосился на комсомольский значок:

— Но как же...?

— Когда-нибудь Господь надоумит тебя.

— Батюшка, спаси меня от инкуба! Приблизь меня к Господу!

— Ты веруешь в Сына Божьего, Иисуса Христа?

— Конечно. Вера уже не раз помогала нам с родственником. Но сейчас моих сил не хватает.

Священник задумчиво посмотрел на Михаила. «Ален Делон», не дыша, стоял в отдалении.

— Я могу совершить над тобой обряд Таинства Крещения, сын мой. Но затем лишь твоя собственная вера будет тебе щитом.

— Конечно, батюшка!

Маленькая, закрытая на висячий замок крестильня была уже полностью отделана, украшена иконами и благоухала каким-то незнакомым, но очень приятным ароматом. Похоже, она уже действовала. Во время самого обряда Звягинцев ничего не почувствовал. Лишь Жормон беспокойно ворочался внутри. Но когда на их общую грудь мягкие ароматные руки священника одели алюминиевый крестик с распятием, словно свист включённого танкового стабилизатора резанул уши. Оба почувствовали себя так уверенно, словно очутились в задраенном, рычащем мотором Т-72, и собственноручно активировали систему управления огнем... Хорошо, что полгода назад чины из Министерства Обороны СССР сняли запрет на ношение курсантами военных училищ религиозных символов своей веры.

Ночью Звягинцев снова проснулся он ощущения присутствия ведьмы. Но на этот раз её вид оставил естество равнодушным. А бросившаяся на грудь чернокнижница вдруг испуганно забилась, словно угодила на колючую проволоку. Негодующе отпрянула:

— Ах, так?!

— Сгинь, нечистая! — Михаил собрался её перекрестить.

— Ну, хорошо! Но мне ничего не стоит вообще уничтожить тебя!

— Попробуй!

— Мишель, не нужно быть таким наивным! Погибнет ещё одна девушка, и виноват в её смерти опять будешь ты. Только на этот раз добрая «Фея» уже не будет спасать нехорошего мальчика Мишу от ответственности за тройное убийство. Я ведь и без тебя найду с кем утешиться.

Звягинцев покрылся холодным потом.

— Молодец, Мишель!  Ты всегда был очень умным мальчиком... Мне нужна третья жертва! Я её получу в любом случае. А вот ты мне принесёшь, или опять придётся самой расстараться, благо сил теперь хватит, милостиво разрешаю решить тебе. Подумай, милый. Хорошенько подумай!

Герцогиня исчезла.

Глава 12. Ход лошадью

Прошла ещё неделя. Звягинцев заступил в караул по училищу, где, как обычно, встал на первый пост, охранять Боевое Знамя части. Шёл уже четвёртый час ночи, и он всё чаще поглядывал на часы. Ох, ёлки! Скорей бы уж смена! Автомат на плече казался налитым свинцом, а ноги затекли от долгого стояния на одном месте.

Боевое Знамя Ульяновского гвардейского высшего танкового командного дважды Краснознаменного ордена Красной Звезды училища имени В.И. Ленина, упакованное в опечатанный плексигласовый прозрачный ящик, стояло на первой площадке широкой чугунной лестницы парадного входа. С неё на второй этаж, в Музей боевой славы, вели два узких боковых пролёта, прижимавшиеся к левой и правой стенам. А ещё выше, над головой часового, нависал один широкий чугунный пролет, вновь переходящий в два боковых.  Если подняться по ним, можно попасть в актовый зал.

Блин! Да когда же там смена? Ещё тридцать четыре минуты. Ни один звук не нарушал ночной тишины старинного здания. Лишь что-то негромко пощёлкивало внизу, в кабинете дежурного по училищу. Дрыхнут, поди, там вместе с помдежем. А это что-то вроде системы «Шнур» работает.

Сверху донёсся звук открываемой двери. Наряд, что ли, не спит? Давно бы должны порядок в актовом зале навести. Чего под утро-то всполошились? Сверху по чугуну негромко и уверенно загрохотали сапоги. Преодолели боковой пролет, свернули на центральный. Кто там у нас по учкорпусу заступил? Севка Леблецкий, кажется, и Олег Амбарюшкин. Михаил во все глаза вглядывался в прорези ажурного литья боковин старинных ступеней, но ничего не видел. У спускающегося не было ног!

Краска непроизвольно схлынула с лица, и неприятный холод сковал тело. «Муравьёв!!!» Мраморная табличка перед входом гласила, что в 1919 году, при взятии Симбирска армией красных, на этой самой лестнице был застрелен видный деятель левых социал-революционеров. А курсантская молва утверждала, что теперь по ночам он иногда вновь спускается по своему последнему маршруту, до смерти пугая часовых. Ног не было! Звягинцев приподнял ремень автомата:

— Стой! Кто идет?

Шаги неторопливо спускались.

— Стой! Стрелять буду!

Михаил сорвал с плеча «Калашников», левой рукой удобно охватил тёплое цевье, а правой прижал к боку приклад. Не глядя, взялся за предохранитель, довернул лезвие штыка в предполагаемое место появления Муравьева. «Пусть только высунется! Шарахну. Или лучше штыком?» Шаги затихли на верхней площадке.

Несколько минут курсант нерешительно топтался у Знамени. Затем окинул взглядом пустой вестибюль, рванул затворную раму и вихрем ворвался на верхнюю площадку. Быстро обежал все углы, в готовности палить и колоть во всё, что шевелится. Никого. Тьфу, блин! Бегом вернулся на место, убедился, что никто не заметил его отсутствия. Извлек из ствола патрон, вставил обратно в магазин, закрыл предохранитель. «Расскажешь кому — не поверят!»

До смены оставалось пятнадцать минут. Пора позвонить. Уже спокойно курсант снял трубку телефона, крутнул ручку:

— Первый пост, проверка связи!

— Хорошо! — ответило оттуда голосом Корна. Звягинцев отключил аппарат, повернулся и увидел стоящую на верхней площадд Сильфию.

— Молодец! Вылитый де Тампль: «Броня, оружие и доблесть!»

— Ты о чём?

— Ваш родовой девиз. Забыли, похоже. Ну, что же ты автомат с плечика не срываешь? Может, пальнешь в ненаглядную?

У курсанта возникло страстное желание именно так и сделать.

— Не советую. Здесь всё вспыхнет. В том числе и ты. Внутри я ещё не живая.

Кулак на брезентовом ремне «АКМ» немного ослаб.

— Вот и отлично. О дальнейшей жизни я с тобой и хочу поговорить. Ты наметил уже третью жертву?

— Нет, — собственное горло не хотело повиноваться часовому.

— Зря! Ну да я сама постаралась. Мне вполне подойдет Наташа.

Противная слабость разлилась по коленям. Наташей звали красивую тонконогую медсестру из училищной санчасти. На втором курсе она, действительно, очень нравилась Михаилу. Но он тогда так не решился заговорить с ней. А сейчас девушка уже, вроде бы, вышла замуж.

— Она теперь семейная.

— Не имеет значения. Даже лучше. Если ты сумеешь предварительно добиться её любви — будет совсем хорошо.

— Я не смогу.

— Да ерунда! Помогу. Завтра же зайдешь в санчасть и попросишь её перевязать рану.

— Какую?!

Острая боль обожгла предплечье.

— Вот эту. Завтра она вскроется. Чем порезался, придумаешь сам.

— Ну и что? Перевяжет.

— Попросишь никому об этом не говорить.

— Ну ладно. А...

Призрака уже не было. Внизу топали сапожищи и погромыхивала амуниция смены.

* * *

Петля всё туже затягивалась на общей шее де Тамплей. Сильфия в любом случае убьет Наташу. В этом оба не сомневались. Но что можно сделать в их положении? На следующий день рукав куртки неожиданно начал набухать кровью. Твою мать-то! Рана, действительно, вскрылась. Пришлось бежать в санчасть. Там, похоже, дежурила одна лишь Наташа. Медсестра быстро осмотрела длинную рваную борозду:

— Чем это ты?

— Всё равно, не поверишь.

Она сноровисто обработала края йодом, наложила марлевую повязку и принялась ловко бинтовать.

— А всё-таки?

— Ведьма порвала.

Каким-то шестым чувством Звягинцев понял, что Наташа ему верит. Он обратил внимание на пальцы её правой руки. Там ничего не было.

— А где твое обручальное кольцо?

Удивленный взгляд:

— Я не замужем.

— Но как же... — он осёкся, не зная, что говорить дальше.

— Вот курсанты! Хуже баб сплетни разносят. Ну не пошла я за него. Это преступление?

— Да нет. Совсем даже наоборот.

— Это почему? — хитро прищурилась медсестра.

— Как тебе объяснить?..

— Объясни уж как-нибудь, — узкая приятная грудь под белым халатом прерывисто задышала. Вновь у Звягинцева глотку охватил спазм, а адреналин щедрой волной хлынул из почек. «Я ей нравлюсь!!! ... Стоп, стоп, стоп. Стоять, гнедой! Опять, поди, Сильфия колдует!»

— Наташ, над тобой сейчас висит страшная и практически неотвратимая угроза.

Медсестра испуганно отшатнулась.

— Эта ведьма, — Михаил указал на бинт, — уже убила двух девушек. Теперь выбрала тебя.

— Ну и шуточки у тебя, товарищ курсант!

— Хотел бы я, что бы это было шуточками.

— Так ты тот самый «Чингачгук»?!

«Похоже военное училище по скорости распространения слухов, на самом деле, превосходит любую деревню».

— Да! — он поднялся и пошёл прочь.

— Подожди! — неприкрытый страх прозвучал в голосе Наташи. Она схватила его за здоровую руку и продолжала испуганно удерживать. Приятное тепло от тонких пальцев достигло кожи, и танкист передёрнулся от горького воспоминания. Там грели девичьи бедра... Огромная, переполняющая его жалость к этой хрупкой испуганной девочке хлынула через край:

— Не бойся. Я лучше сам погибну, чем позволю убить тебя!

Ночью к нему снова пришла герцогиня.

— Как успехи, мои юные любовнички?

— Никак. Пообщались мы с этой Наташей и разошлись.

— Ну, не прибедняйся. Попросил никому не говорить о ране?

— Нет.

— Почему?

— И так не скажет. Я ей о тебе рассказал.

— Ну что ж, можно и так. Рану смажь остатками святой воды. А с этим сам догадаешься, что делать.

Она оставила на тумбочке пятидесятирублевую купюру и белый бумажный прямоугольничек.

— Целоваться пока не будем, крещёный!

Чернокнижница привычно растворилась в сумраке казармы. Немного помедлив, Михаил взял картонку и вышел с ней к свету. Красивая готическая вязь: «Малышева Наталья Витальевна. Медсанчасть УГВТКУ. Медсестра. Адрес...  Телефон...» Звягинцев злобно скомкал визитку, и она истаяла в сжатом кулаке. Но буквы успели отпечататься в памяти. А зелёная бумажка с профилем лысого бородатого мужика по-прежнему лежала на тумбочке.

* * *

Последние капли святой воды смыли кровоточащую рану с предплечья де Тамплей, словно это был неудачный и ещё свежий акварельный рисунок. Оба ошеломленно потаращились на новое чудо, но благоразумно не стали распространяться. Впрочем, крутившийся рядом Новоходов определенно что-то углядел. Ну да Бог с ним!

После долгих колебаний Звягинцев решился показать руку Наташе. Это должно убедить её в серьезности угрозы. Может, сама что подскажет? Говорят же, одна голова — хорошо, а две лучше. Вечером быстро добежал до знакомого перекрестка на улице Гончарова, где всегда сидели бабульки с цветами. Выбрал самый роскошный букет. На сдачу с фавориткиной купюры, почти против воли, купил бутылку «Советского Шампанского» и коробку конфет «Раздолье». Добрался до пылавшего в памяти адреса.

Дверь открыла сама Наташа. Простоволосая, в стареньком халате.

— Ты?! — синие глазищи заполнили чуть не половину дверного проема.

— Извини, я на секунду. Это тебе.

От таких роз не отказалась бы сама королева Британии. Малышева, с восхищённым вздохом, приняла букет и непрозрачный белый пакет.

— А здесь что?.. Зачем это?!

— Где-то слышал, что к женщинам ходят именно с таким набором.

Медсестра словно очнулась:

— Ой, извини! Проходи!

— Да нет, Наташ. Я на секунду!

— Ну не будем же через порог разговаривать.

Михаил, потоптавшись, вошёл в прихожую.

— Проходи пока в зал, я сейчас!

— Да мне бы...

Но девушка уже упорхнула в другую комнату. Похоже, в квартире она была одна. «Неужели без родителей живет? Или опять шуточки Сильфии?» Курсант снял фуражку, тяжёлые ботинки и китель. На улице вовсю жарило июньское солнце, но там хотя бы ветер обдувал. Прошёл в скромно, но уютно обставленный зал.

Наташа вернулась в длинном облегающем платье, с букетом в хрустальной вазе. Поставила его на журнальный столик, и в комнате сразу запахло розами. Сама опустилась во второе кресло:

— Как твоя рука?

— Это-то я и хотел тебе показать.

Он расстегнул пуговицы форменной рубашки и рывком обнажил бледное предплечье. Даже шрама не просматривалось на тонкой коже с синими прожилками вен.

— Так не бывает!

— Можешь потрогать.

Приятные пальчики недоверчиво заскользили по расслабленной мышце, а Звягинцев пояснил:

— Смыл святой водой.

— Тебя, правда, оцарапала ведьма?

Молча кивнул.

— А почему она хочет убить меня?

— Потому что ты очень нравишься мне. А ей нужны именно такие жертвы. Эта ведьма – старинное проклятье нашего рода. Что-то вроде собаки Баскервилей...

Начал рассказывать всю историю с самого начала. О кошке, битве с армией Сильфии, и её появлении в Волге. Сердце защемило, когда Наташа расплакалась над описанием гибели Люды и их ребенка. Потом медсестра предложила парню поужинать и открыла шампанское...

Очнулись оба уже в постели. Память медленно восстанавливала хронику того, чем они только что занимались. Курсант в отчаянии схватился за голову:

— Господи, что мы наделали?! Сильфии же только этого и хотелось! Что бы я тебя соблазнил. Наверное, что-то в шампанское подмешала, сволочь. Тварь дохлая! Нужно было сжечь её гадскую купюру!!!

Наташа испуганно прижалась к его обнаженной спине:

— Мишенька, милый, не отдавай меня ей!!!

Внутри ворохнулся Жормон:

— Ну что, родственничек? Уделала она нас?

— Заткнись, и без тебя тошно. Я не отдам ей эту девочку!

— Да кто спорит-то. Пусть хоть эта выживет. Только я других вариантов что-то не вижу. Придётся тогда себя Сильфии в жертву отдавать.

— Но ведь она, боюсь, и после того, как человеком станет, может не остановиться. Будет и дальше людей убивать, — полувопросительно сказал Звягинцев.

— Обязательно! — «утешил» Мишель. — Могущество-то при ней останется. Если, конечно, мы с тобой что-нибудь нестандартное не придумаем. Такое, что даже чернокнижница предвидеть не сможет.

— Ага, ход лошадью.

— Чего-чего? — не понял француз.

— Ну, это у нас так говорят. В шахматах самый нестандартный ход — ход конём. Вот и нам нужно ходить лошадью.

— А мы сами при этом выживем?

— Оптимизма ради, давай считать, что нет.

* * *

Ночью они встретили чернокнижницу бодрствующими:

— Привет, радость моя!

— Что это вы такие приветливые? — сразу насторожилась та.

— Решение принял.

— Да? Уже интересно.

— Отдам я тебе Наташу.

Фаворитка непроизвольно дёрнулась, словно хотела броситься ему на грудь, но вовремя одумалась. Снова наморщила лоб:

— С чего это вдруг?

— Логика. Простая человеческая логика! — вольготно раскинувшись на кровати, слегка покровительственно ответил курсант. — Ты, ведь, её всё равно прикончишь. Со мной или без меня. Только если по второму варианту, ещё и меня под расстрельную статью подведешь. А я, знаешь ли, не для того Жормона спасал, чтоб вместе с ним в советской тюрьме пулю словить в нашу общую голову. Отдав же тебе медичку, мы получаем свою жизнь, да ещё, впридачу, красивую бабу с обалденным бюстом. Волшебницу, между прочим. Если тебя не злить — жить можно вполне неплохо!

Серебряный смех раскатился под сводами старой казармы:

— Узнаю своего шалунишку Мишеля! Когда и где я получу её кровь?

— Завтра ночью. Я соблазнил её, и она прибежит ко мне на свидание в строящуюся церковь. Правда, сам я, как ты понимаешь, туда не пойду.

Фаворитка недоверчиво подобралась:

— Почему в церковь?

— Чего ты так испугалась, Фея? Это город предтечи Антихриста, чего тебе бояться? Если уж попрать веру здесь, так на «всю катушку»!

— Ты становишься опасным, Мишель. Боюсь, я тебя недооценила!

«Очень на это надеюсь!» — подумали оба де Тампля.

* * *

После вечерней поверки Звягинцев постарался незаметно проскользнуть мимо дневального. Отошёл к штабу и, убедившись, что никто не видит, перемахнул бетонный забор. Такси с Наташей внутри уже ждало в условленном месте. Михаил юркнул на заднее сиденье и быстро освободился от военной одежды.

Подруга-косметолог, к которой привезла приятеля Малышева, дело своё знала неплохо. Она густо обмазала его лицо театральным гримом, изменила форму скул и носа, а затем начала священнодействовать всевозможными кисточками, карандашиками, палочками и прочими атрибутами профессионального, довольно обширного «арсенала». В заключение натянула на его короткую стрижку светлый длинноволосый парик, поправила несколько прядей и зафиксировала сооружение лаком. Украсила сверху колпаком медсестры.

Настоящей копии Наташи из него не получилось, но Михаил остался доволен. Надел женские сапоги на среднем каблуке, белый накрахмаленный халат, а сверху ещё легкий плащ, чтобы скрыть неожиданную коренастость фигуры. Рассовал по карманам «оружие» и кинул взгляд в зеркало. Пойдёт!

Настоящая девушка осталась у подруги, а курсант на том же такси доехал до церкви. Торопливо сунул водиле последний червонец и выскочил из машины. Он специально не стал останавливаться, чтобы не дать возможности смертному страху сковать мышцы. На ходу загнал вопли инстинкта поглубже, придавил отчаянием командира, выпрямляющегося с криком под трёхслойным огнем, чтобы личным примером, хотя бы ценой жизни, поднять в атаку испуганных восемнадцатилетних пацанов.

В центре храма уже стояла знакомая коренастая фигура в фуражке и парадном кителе со значком «Гвардия» на груди. Ба! Да это же он сам, да ещё и с букетом цветов! «Свиданщик» хренов.

— Наташа! — обрадованный двойник Звягинцева кинулся к нему. Де Тампли на ходу размашисто перекрестли «курсанта», а затем от всей души лягнули ногой в живот. Хрясь! Неестественно мягкое, словно лишённое костей тело, сложилось чуть не пополам, но всё же отлетело под воздействием мощной инерции. Фаворитка моментально приняла собственный облик. Михаил выхватил из одного кармана полную бутыль со святой водой. Зубами, словно киношную чеку на гранате, рванул пробку и крестообразно обрызгал противницу. Не давая возможности среагировать, извлек из второго кармана свой освященный православный крестик и впихнул в рот чернокнижницы. Вставил туда же горлышко бутылки, жёстким захватом запрокинул ведьме голову...

Мощный взрыв отшвырнул его и шмякнул о кирпичную стену. Парень с трудом поднял голову и увидел, что призрак герцогини Аштаротской, теперь уже сотканный из одного лишь клубящегося смрадного пламени, направлялся от середины церкви к нему.

— Предатель! Хотел меня погубить? Не получится!!!

За её спиной начали вылезать из земли какие-то чёрные рогатые тени, вооруженные большими трезубцами. Но почти сразу же сверху на них обрушились белые сверкающие фигуры с большими крестами в руках. Между пришельцами моментально разгорелась ожесточённая схватка.

Между тем фаворитка уже протянула к курсанту свои огненные жадные руки. Мишель застонал от бессилия. Но в этот момент словно пуля вырвалась из головы Звягинцева. Розовый крылатый сгусток врезался в жаркое лицо чернокнижницы. Она оступилась, отшагнула и попала под удар огромного коричневого креста сияющего ангела...

Жормон и охнуть не успел. Даже не понял сначала, что произошло. В развалинах церкви витала цементная пыль, пахло серой, но не было ни чёрных, ни белых существ! Не было и призрака герцогини. Что случилось-то?!

Лейтенант напряг память. Он вспомнил отчаянную решимость своего русского родственника, мощный внутренний всплеск. В нём были стыд за Ирину, боль за Людмилу и их не родившегося ребенка, жалость к ещё живой Наташе и уже погибшим французским танкистам... Всё это вместе, собранное воедино, выкинуло Михаила из их общего разбитого тела в последнюю, отчаянную сверхъестественную атаку на ведьму.

Так вот что произошло! Звягинцев протаранил её собой, точнее своей смелой душой. Погиб как солдат, сознательно отдающий жизнь во имя живых. Тех, кто мог бы попасть под дьявольскую власть чернокнижницы. А присутствие в теле второй души не позволило при этом умереть ещё и телесной оболочке курсанта.

Жормон ощупал свою новую грудь, руки и ноги. Всё, вроде бы, цело. С трудом выпрямился и отдал честь памяти павшего героя, отсалютовав на французский манер.

— Ты был прав, Мишка. Законы нашей тактики можно применять и к сверхъестественным битвам. Хороший выбор места для боя здесь тоже даёт половину успеха... Вечная тебе память, друг мой и родственник.

Лейтенант опустился на колени и неторопливо осенил себя православным крестным знамением.

Часть 3. В сетях Комитета

Глава 13. Чужое тело

Ветер, постоянный спутник Ульяновска, хищно бросался через проломы окон в глубину изуродованной церкви. Клубящаяся цементная пыль забивала ноздри, лезла в глаза. Но огромное чувство облегчения переполняло молящегося человека. Наконец-то исчезло сатанинское проклятие рода де Тамплей! Слова благодарности пытались прорваться наружу, но измученная глотка была просто не в состоянии произнести их.

А затем словно что-то подбросило Мишеля с колен. Он ошеломлённо осмотрел закопчённые развалины церкви, но лишь через несколько секунд осознал причину тревоги. Сирены! Сразу три сигнала надрывались в разных концах города. Собственно, чему удивляться? Взрывы в Ульяновске, пожалуй, такое же редкое явление как визит НЛО. Грохот наверняка всполошил всю округу, и сейчас сюда мчатся представители сил правопорядка и других «скоростных» служб.

Вот только встречаться с ними Жормону, почему-то, совсем не хотелось. Он отыскал смутно белевший невдалеке медицинский колпак и побрел к оконному проему. Попытался перелезть, потерял равновесие и неуклюже шмякнулся на противоположную сторону. После чего тело категорически отказалось вставать. Это ещё что? Ах да, его же контузило! Разбитая взрывом оболочка Звягинцева с трудом воспринимала команды нового «драйвера».

Мишель заставил себя подняться и побежать вниз, к заросшему старыми ивами берегу Свияги. Вслед испуганно взбрёхивали собаки, а один раз дорогу перечеркнула чёрная тень. Лейтенант испуганно вздрогнул, но уже через миг облегченно обматерил обыкновенную толстую кошку. Через несколько минут он выскочил на ночной пляж. Торопливо сорвал с себя плащ, медицинский халат, сунул в получившийся свёрток колпак и несколько крупных окатышей гальки. Перед глазами всё плыло и вертелось, неудержимо хотелось лечь. Пришлось снова волей давить все желания. Нельзя раскисать!

Жормон размахнулся и далеко зашвырнул свёрток в Свиягу. От резкого движения мозговой контроль «вырубился». Тело вновь грузно плюхнулось на песок и зашлось в корчах рвоты.

«Вставай! Вставай! Они рядом!»

Тихий, почти неуловимый голос вывел Мишеля из забытья. Кое-как он дополз до воды, сполоснул рот и лицо. В голове немного прояснилось, и лейтенант попробовал встать. «Вперёд!» Его ноги вновь послушно затопали по грунтовке. На этот раз, поднимая вверх, к центральным улицам Ульяновска. Сознание наплывало волнами. Мир то делался отчётливо ярким, то словно заволакивался туманом, рискуя исчезнуть. В такие минуты в голове Жормона вновь и вновь звучал тихий подбадривающий голос. Это не было похоже на присутствие второй души. Уж скорее — на ненавязчивую поддержку извне.

Благодаря этому покровителю Мишель без приключений добрался до дома косметолога. Вдавил кнопку звонка, из последних сил опёрся о стену... На его счастье, дверь открыла Наташа, и лейтенант облегченно ушёл в забытье, рухнув прямо в её слабые руки.

* * *

Когда Жормон пришёл в себя, над ним хлопотали две встревоженные красивые женщины. Это ещё кто? Разве он умер? Но на обстановку того света тесная квартирка никак не тянула... Впрочем, память уже возвращалась в сознание лейтенанта. Ага, это же русская медичка и её подруга-визажист.

— Что со мной?

Обе испуганно уставились. Наташа что-то сказала, но теперь Жормон не понял её. Он не помнил русского языка! Вот, ни хрена себе, сюрприз...  Что же делать? Мишель напряг память. Увы, после ухода души Звягинцева там оставался лишь какой-то интеллектуальный мусор: обрывки слов, фраз. Но затем словно размыло невидимую преграду — подсознание начало оживать. Лейтенант вспомнил несколько слов:

— Чтё... со... мьною?

Опять поток быстрых встревоженных фраз в ответ. Но теперь кое-что понятно. Контузия. Впрочем, это он и сам знает: сначала взрывом тела Сильфии шваркнуло, а потом ещё и об стену.

— Скольке... времья?

Французский акцент буквально уродовал с трудом вспоминаемые слова. Как хорошо, что не вся подсознательная память расстается с трупом! Ответа Мишель не понял, но увидел циферблат наручных часов. Почти пять утра. В семь в училище подъем, Звягинцева хватятся. Нужно вернуться, чтобы не нажить неприятностей. Или уж теперь не возвращаться?  Впрочем, о чем это он? Де Тампли никогда дезертирами не были!

— Мне... нужьно... назьят... В училищье!

На счастье Жормона у подруги Наташи оказалась собственная машина. Пока женщина ходила в гараж, «самовольщик» переоделся в курсантскую форму. Критически осмотрел себя в зеркало. Видок, конечно, ещё тот. Краше в гроб кладут. Лейтенант решительно отстегнул ремень и спрятал его под майку, сунул в карман кепи и до половины расстегнул китель «афганки». Ну вот, теперь настоящее пугало получилось.

Синяя «семёрка» быстро домчала его до смежного с училищем двора жилой пятиэтажки. А вот перелезть через бетонный забор оказалось почти непосильной задачей. Неуклюжий штурм продолжался не менее четверти часа. Лейтенант отдавил косметологу все руки, измазался цементной пылью и порвал правую штанину. Но всё же совместные усилия увенчались успехом — тело Михаила вернулось на территорию воинской части. Жормон перевел дух, смахнул со лба пригоршню холодного пота и поспешил в казарму.

Когда он возник в дверном проеме, дежурного по роте, сержанта Юрьева из первого взвода, дремавшего у «тумбочки», чуть удар не хватил. Звягинцев заговорщицки приложил палец к губам.

— Из «самохода», что ли? — испуганным шёпотом спросил сержант.

Мишель многозначительно кивнул и пробежал в расположение взвода. Кубрик встретил блудного сына дружным сопением и храпом трёх десятков парней, уставших за день и с чистой совестью «давящих на массу!. Знакомые звуки бальзамом пролились на солдатское сердце. Всё-таки нет ничего слаще команды «Отбой»!

Лейтенант быстро скинул сапоги, обмотал голенища портянками (во Франции так делали, наверное, ещё при Людовиках) и уложил как положено форму. Показалось, или Новоходов тайком разглядывал его? Лёгкий укол опасности ворохнул сердце. Вечно этот Новоходов!

Жормон скользнул в ещё Звягинцевым разобранную кровать, и его накрыла волна тревоги. Меньше, чем через час дадут команду "Подъём". Что ему тогда делать? Здесь, в чужой коммунистической стране, да ещё в центре элитного военного заведения? Разведчиков перед засылкой в другую державу месяцами готовят! Лейтенант тяжело вздохнул и опустил веки. Мишка наверняка сказал бы: «Прорвёмся!»

* * *

Офицер КГБ СССР, старший оперуполномоченный Особого отдела Ульяновского гвардейского танкового училища майор Олег Иванович Стриженов сидел в своем кабинете и рассеянно вертел в руках стандартную магнитофонную кассету. Он казался безмятежным, даже слегка скучающим. Однако внешность в данном случае была необыкновенно обманчивой. Мозг контрразведчика лихорадочно просчитывал варианты.

Как относиться к этой бредятине? Шутка? Попытка «запутать следы» со  стороны неустановленных французских шпионов? Или всё же — чистая правда?! Ни один из вариантов разгадки странного поведения курсанта третьего курса Михаила Звягинцева ничего не объяснял полностью. Чекист тяжело вздохнул, аккуратно поставил кассету на ребро и стиснул голову.

Легче всего, конечно, предположить, что у гвардейца «поехала крыша». Но разложенные на столе секретные документы категорически противоречили такой стройной версии. Так или иначе, все они подтверждали основные моменты подслушанной «исповеди». А не верить коллегам Стриженов не мог — многие работали, вообще не подозревая о сути проблемы. Что же тогда получается? Всё, во что безоговорочно верил все свои тридцать пять лет, оказалось чушью собачьей? Бог и потусторонние силы, всё же, реально существуют? Но так ведь можно и до отрицания марксизма додуматься!

Между тем интуиция и профессиональный цинизм контрразведчика продолжали разматывать нить рассуждений. Если материалистическое учение неверно, то стоило ли затевать Великую Октябрьскую социалистическую революцию, после которой началась кровопролитная Гражданская война? Не лучше ли было ограничиться буржуазно-демократической, Февральской? И как теперь прикажете относиться к расстрелу царской семьи? Не явилось ли убийство Помазанника Божия преступлением нации против Творца?

Стоп, стоп, стоп! Если посмотреть с другой стороны, то Великая Россия по-прежнему существует. Занимает лидирующее место в мире. В космос, вот, первыми вышли. Да и по многим другим показателям СССР «впереди планеты всей». Так что, не так уж всё и плохо на одной шестой земного шара. Той же Православной церкви Советская власть больше не препятствует. А значит, «сверху» вовремя разобрались и приняли меры. И не стоит забивать голову всякой бодягой!

Майору удалось успокоиться. Он вскипятил чаю, не спеша выпил стаканчик и вернулся к разложенным документам. Может, вот на такие сомнения и рассчитана зарубежная идеологическая пропаганда, скрытая в этой истории? Он-то устоял. Но вот несознательная часть советского общества может и попасться в сети буржуазной разведки. Офицер сосредоточенно углубился в тексты машинописных листов.

Итак, в сентябре 1990 года у курсанта Звягинцева возникла странная аллергия на волжскую воду, излеченная впоследствии регулярным употреблением в качестве обеззараживающего средства «святой» воды. Отмечено, что в этот период гвардеец стал намного лучше учиться, управлять танком и стрелять. Странно, конечно, но не опасно.

Далее. В октябре прошлого года поступил сигнал о его публичных высказываниях относительно ложности советских учебников истории. При этом у объекта отмечена странная тяга к изучению прошлого Франции и ничем не объяснимое превосходное знание языка этой страны. Впрочем, все попытки зафиксировать антисоветские высказывания Звягинцева или его необоснованный интерес к секретной литературе успехом не увенчались.

27 ноября 1990 года военной прокуратурой возбуждается  уголовное дело по факту убийства гражданки Супрун Ирины Сергеевны, 1970 года рождения, лаборантки политехнического института, с мая 1988 года стоящей на негласном учете в областном Управлении КГБ в качестве валютной проститутки. А гвардии курсант Звягинцев подозревается в совершении данного преступления. Впрочем, следствием признано, что путана утонула в результате нападения неустановленного подводного пловца, закамуфлированного под утопленника. Курсант просто не смог ему помешать.

Но уже 15 апреля 1991 года на Михаила Игоревича заводят новое уголовное дело по факту убийства. На этот раз многочисленные свидетели показывают, что курсант толкнул под трамвай восемнадцатилетнюю Людмилу Барышеву, находившуюся на втором месяце беременности. Впрочем, 22 апреля обвинение вновь снимают, так как находятся дополнительные свидетели и вскрываются новые факты, доказывающие, что гибель Барышевой, являвшейся законной невестой Звягинцева, произошла в результате несчастного случая.

Однако практически сразу после выхода с гауптвахты несостоявшийся жених сближается с медсестрой из санчасти УГВТКУ, Малышевой Натальей Витальевной. Для чего использует трюк с «рваной раной левого предплечья», которую затем легко смывает «святой» водой... Подозрительно, конечно, но — опять-таки, нет явного криминала.

15 июня 1991 года в г. Ульяновске неустановленные лица взрывают недостроенный православный храм. Экспертиза устанавливает, что в саже, покрывшей развалины, присутствуют оксиды серы и углерода, несгоревшие микрочастицы мышечной человеческой ткани и крови I группы. Но, при этом, во всех взятых смывах нет даже малейших следов какой-либо взрывчатки!

Утром 16 июня, при расширении зоны поисков, члены совместной оперативно-следственной группы обнаруживают в реке Свияге женский плащ, медицинский халат и колпак, которые кто-то пытался утопить с помощью камней.  (Под воздействием течения свёрток развернулся, и халат подвсплыл, демаскировав «захоронку»). Причём, на самом песке свияжского пляжа, на месте предполагаемого броска данных предметов, находились свежие человеческие рвотные массы, со следами желчи и крови III группы.

Их анализ позволил составить примерный перечень первоначальных ингридиентов: картофельное пюре общепитовского образца, жареный минтай, хлеб, чай, сахар, масло. Полное отсутствие алкоголя или других веществ, так или иначе способных вызвать сильную рвоту. А в волокнах выуженной из реки одежды эксперты обнаружили микрочастицы той же странной сажи, что и на стенах церкви. Предположительно взрывом контузило самого злоумышленника, что вызвало у него обильную рвоту. Непонятным оставалось лишь, зачем ему понадобилось медицинское одеяние, абсолютно не подходящее для проведения акции по подрыву здания?

В тот же день майору Стриженову стало известно, что приснопамятный курсант Звягинцев помещен в санчасть УГВТКУ с симптомами неожиданного заболевания, больше всего напоминающего сильную фронтовую контузию. А источник сообщал также, что в ночь с 15 на 16 июня данный гвардеец уходил в самовольную отлучку, из которой вернулся под утро. Нехитрая проверка подтвердила идентичность меню ужина танкового училища на 15.06.91. с перечнем бывших продуктов, обнаруженных на берегу р. Свияги. Причем, сам Звягинцев имел III группу крови. Ещё более интересным было то, что после контузии гвардеец старался не разговаривать. Но если уж открывал рот, то абсолютно все отмечали в его речи сильнейший иностранный акцент.

Для проверки причастности курсанта к деятельности французских спецслужб на территории Ульяновского гарнизона, а также установления возможных сообщников, в палату к нему подселили «скоропостижно заболевшего» Глеба Новоходова. Через два дня тот сообщил, что Звягинцев еженощно уединяется с медсестрой Малышевой в дальнем кабинете санчасти — операционной. Помещение оснастили скрытым магнитофоном, и в следующую же ночь удалось получить вот это «аудиодоказательство».

Стриженов снова вставил кассету в магнитофон, одел наушники  и щёлкнул кнопкой воспроизведения:

Шумы, скрипы. Голос Малышевой:

— Как ты, Миша?

— Сегоднья полюче, Натали. Я вспоминаю всё больче слов. Гольова почти не кружитца. Виздоравливаю.

Какое-то шуршание, притоптывание.

— Да уж вижу, вижу... Все французы такие наглые?

 (Первый раз это услышав, Стриженов чуть карандаш не проглотил от азарта). Голос «Звягинцева», возмущенно:

— Я не наглий! Я люблью тьебя!

— Ой, Мишка...

Далее шли почти пятнадцать минут характерных причмокиваний, хлюпов, скрипов и непроизвольных вскриков, которые особист привычно перемотал. Воспроизведение...

— Мне страшно, Мишель.

— Почьему?

— Ты уверен, что убил ее?

— Не я. Звягиньцьев. Я видель как душа Мишки ударилья Сильфию прьямо в лицо. Она зашатальясь и попалья прямо под ударь крьеста ангеля. И сразу же пропальи и дьемони, и ангельи, и призряк Сильфии.

— А как вы догадались, что её тело может взорваться?

— Она сама намекнулья, когда Мишька хотель стрелять её на посту. Вот и решильи попробовать. У себя-то я её броненосьец тоже крьестьиком подорваль. А свьятая вода уже здесь нам сильно помогаля.

— Расскажи мне ещё раз про битву...

— Я же ужье рассказываль!

— Ну и что? У меня каждый раз мурашки по коже. Ещё страшнее, чем фильм ужасов смотреть. Там хоть знаешь, что это всё не взаправду.

— Ти, навьерное, мазохисьтька?

— Я тебе дам «мазохисьтька»! Рассказывай, давай!

Майор выключил магнитофон. Он уже наизусть помнил рассказ Звягинцева, считавшего себя лейтенантом бронетанковых войск Франции Мишелем Жормоном, о бое своего танкового батальона с армией оживших утопленников. По утверждению курсанта, нечистью руководила мёртвая фаворитка Людовика XV, герцогиня Сильфия Аштаротская, которая затем перенеслась в Ульяновск. Здесь Жормону и Звягинцеву, якобы, удалось убить её, заманив в строящуюся церковь. В результате этого боя душа курсанта вылетела из тела, а в теле Михаила остался дух французского лейтенанта.

Стриженов пододвинул к себе вторую кипу документов: ответы на его запросы в ПГУ. Так. Это снимки со спутника-шпиона. Как следует из сопроводительной, здесь запечатлены окрестности французского города Лионвиль. Тот самый танкодром, где танкисты, по утверждению Звягинцева, дрались с ожившими утопленниками. Общий вид с большой высоты —правильный чёрный круг посреди перевитой дорогами разноцветной равнины. То же, крупнее. Видна многочисленная боевая техника по периметру тёмной зоны и маленькие чёрточки людей. «Высота птичьего полета»: в выжженом кругу хаотично стоят изуродованные остовы танков «Леклерк», видна перевёрнутая трёхпушечная башня. Кажется, такие ставят на корабли. Следующий снимок — крупный план внешней границы кольца. На людях, работающих с какими-то сложными приборами, одеты серебристые мешки костюмов высшей категории защиты. У одного через стеклянное «забрало» видна вторая маска изолирующего противогаза. Майор недоумённо хмыкнул. К третьей мировой, что ли, готовятся?

Вот справка по сообщению агента советской разведки «Льюис». Он кратко пересказывает смысл легенды о проклятье, якобы, наложенном в XVIII веке на Лионвиль утопленной в местном озере герцогиней Аштаротской. Затем сообщает об установленных фактах исчезновения горожан в сентябре 1990 года,  которые многие связывали с возвращением призрака фаворитки, а также докладывает о не возвращении с плановых боевых стрельб танкового батальона 317 механизированного полка, составляющего гарнизон Лионвиля По утверждению агента, через два дня после этого в окрестностях города начались неожиданные учения специальных химических частей НАТО. Далее следовали подробности выясненных «Льюисом» мероприятий, предпринятых командованием войсковой группировки для обеспечения секретности проводящихся там операций. Справку дополняет сообщение другого агента, «Пьера», докладывающего о прибытии в район Лионвиля специалистов американского Национального аэрокосмического общества — НАСА.

Следующий документ. Копия и русский перевод распечатки файла из архива Министерства Обороны Франции. Сведения о военнослужащих, погибших вне зоны боевых действий. Одна позиция отмечена: 317-й механизированный полк, танковый батальон, вторая танковая рота, заместитель командира роты лейтенант Мишель Анри Жормон.

Майор Стриженов потёр переносицу. Вот такие пироги с котятами! На крупную дезинформацию не похоже — слишком мелкий и ненадёжный способ доведения. Хотя, для верности, со счёта сбрасывать не будем. Но если это не дезинформация, то что? Переселение души? Незаконное пересечение Государственной границы, несанкционированный доступ к секретным сведениям? Но даже если и было что-то противозаконное, как это доказать? Во всех деяниях французского офицера нет прямого умысла, а значит, нет и состава преступления. Советские законы просто не предусматривают какой-либо статьи для таких вот случаев. Впрочем, как и почти все зарубежные...

Чекист оборвал собственную нить рассуждений. А вот это интересно! Стриженов задумчиво налил второй стакан чая, отхлебнул. Ёлки, остыл уже! Так значит законы ответственности не предусматривают? Очень интересно! У нас, вообще-то, для таких нестандартных случаев Первое Главное Управление существует — разведка Советского Союза. Нужно, пожалуй, через них сработать. Если в теле нашего курсанта, действительно, сидит французский лейтенант, то он должен знать кое-какие секреты своего государства. Что уже само по себе любопытно.

Но есть здесь и второй важный момент. Самое интересное — это способ, с помощью которого иностранный гражданин проник в тело нашего военнослужащего. Назовём его, ну хотя бы: «метод Сильфии». Вот за него-то, пожалуй, «пэгэушники» душу дьяволу продадут, если им предложат. А мне, в таком случае, орденок светит. Да и звание подполковника, досрочно.

Это же новая эра в разведке! Взять стопроцентного добропорядочного иностранца, не проходившего никакой подготовки, и незаметно вложить в его тело душу нашего кадрового разведчика. Появляется возможность контроля над разработчиками сверхсекретного оружия, военачальниками неприятеля и даже его правителями! Голова кружится, как всё представишь.

Вот только «брать» этого Жормона сейчас, пожалуй, не стоит. Не нужно привлекать дополнительного внимания. Пусть в очередной отпуск, что ли, отправится. Тем более что училище в августе расформируют, а доучиваться курсанты разъедутся по необъятным просторам Союза. Если акцию по «изъятию» ещё и небольшой «дезой» подкрепить, полгода-год вообще никто Звягинцева не хватится!

Меньше чем за полчаса майор составил соответствующий  рапорт. А ещё через два дня его утвердили, предписав провести задержание Звягинцева с использованием специалистов подразделения «Альфа».

Глава 14. Беглец

Июль катился к закату, и приближалось святое для каждого курсанта время — начало летнего отпуска. Мишель быстро освоился в привычной военной среде. Немало, конечно, тому способствовало длительное лечение. Относительная изолированность санчасти и регулярные «упражнения» с Малышевой сняли боевой стресс, активировали восстановление навыков русского языка и физического здоровья после контузии.

«Сильфии больше нет!» Эта мысль как яркая жаркая молния прошивала его каждое утро, стоило лишь выкарабкаться из объятий Морфея. Силы удесятерялись, и любое дело спорилось в солдатских руках. Жормон, по собственной инициативе, починил всю сантехнику медсанчасти, подлатал расшатавшуюся мебель и побелил потолки в кабинетах врачей. Вечерами он занимался по русским военным учебникам, готовясь к экзаменам.

Третий курс — это разгар специализации. Теоретическая механика, сопромат и высшая математика уже в прошлом. Пришло время бронетанкового вооружения и его эксплуатации. Пожалуй, попади лейтенант в тело Михаила годом раньше, ему пришлось бы несладко. А сейчас экзамены давались легко — сказывалась практика 317 механизированного полка.

Сослуживцы иногда всё ещё поглядывали на Жормона с искоркой недоверия, но однажды «Обруч» озвучил общее мнение:

— Блин, Мишка! Надо было тебя самим по башке шарахнуть. Теперь вот с «тормоза» снялся — и стал нормальным парнем!

Свою неожиданную контузию Мишель объяснил тем, что ночью пошёл в самовольную отлучку, где был избит неизвестными хулиганами. Когда он впервые выложил это майору Нечипуренко, ротного чуть удар не хватил:

— Звягинцев!  ...!!!  Ты что, не можешь без поиска приключений на свою ...?! Я уже за...ся в прокуратуру обращаться! Блин, когда же тебя совсем-то посадят?

— Товарьищ майор, далась вам эта прокурьатура! Никто же не пострадал, кромье мьеня. А мьеня Ви и своей властью наказать можьете.

Командир роты несколько минут о чём-то мучительно размышлял:

— Ну не дай бог я что-нибудь о тебе узнаю, Звягинцев! Трое суток ареста!

— Есть трое суток ареста!

* * *

На гауптвахте лейтенанта приняли как родного. Особо злорадствовал комендант, прапорщик «Онуфрич», здоровенный детина под сотню килограмм дерьма, мяса и злобы:

— А мы уж заждались тебя здесь, голубь! Гальюн как раз засорился... У меня, мразь, аж руки зачесались, как тебя увидел!

Жормон снизу вверх посмотрел в поросячьи глазки, пылавшие неестественной радостью, и вроде как задумчиво протянул:

— По-моему, башка как раз пролезает...

И уже громче, обращаясь непосредственно к коменданту:

— Слушай, тьебя в «очке» никогда не топили? Могу устроить. По блату.

Лейтенанта мгновенно определили в одиночку и все три дня выводили лишь для приема пищи, да по естественным надобностям. Да и то — под усиленной охраной. Даже с нар не поднимали, хотя он круглые сутки валялся на них, в нарушение всех предписаний.

После возвращения в УГВТКУ, учитывая «послужной список» Мишеля, досрочную сдачу экзаменов ему не разрешили. Но почему-то на этот раз де Тампль он испытал странное облегчение. Словно кто-то шепнул, что тем самым он избежал огромной опасности. Смутное, временами обострявшееся чувство тревоги не покидало лейтенанта всё время.

Новоходов несколько раз интересовался, куда и как Звягинцев планирует отправиться в отпуск. Когда его настойчивость стала надоедать, Михаил, весьма живописно и при свидетелях, отправил «Ален Делона» в пешее эротическое путешествие. Однако и после этого навязчивый «друг» не отстал от француза. А чувство тревоги всё наростало. У Жормона возникло стойкое ощущение, что вокруг него стягивается невидимая петля, каким-то непостижимым образом связанная с началом летнего отпуска. Чувство было сродни испытанному перед схваткой с ожившей Эльзой, поэтому Мишель не отмахивался от него.

С утра 1 августа в расположении роты царила оживлённая сутолока. Основные вещи давно отправлены, «парадки» отутюжены и последние мелочи паковались в «дипломаты» в ожидании заветных отпускных билетов. Практически, это был последний день гвардейцев в славном граде Ульяновске. Высочайшим указанием лучшее танковое училище СССР было расформировано, а его курсанты распределены в Благовещенск, Челябинск, Казань, Харьков... «Меченый Логопед» мог честно смотреть в глаза своим заокеанским хозяевам.

Накануне ребята разбросали по улицам Симбирска все звенья танковых гусениц, какие только были в УГВТКУ. Как ржавые, что лежали в ангарах и углах парка, так и выкрашенные масляной краской — использовавшиеся в качестве отягощений на спортгородке и в ротных спорткомнатах. Это была своеобразная визитка уходящих танкистов. Последнее напоминание о себе любимому городу. Теперь словом «траки» будут называть лишь эти, пудовые кусочки металла, а не подтянутых плечистых ребят с желтыми танками на петлицах и знаками «Гвардия» на груди...  Всем было немного грустно.

Поэтому никто не замечал встревоженной суетливости Звягинцева. А у того сердце буквально задыхалось в тисках смертельного страха. Что-то неуловимо грозное ждало за кованными воротами КПП, чья-то злобная безжалостная воля. Как тогда, на танкодроме во Франции, когда батальон предчувствовал свою смерть.

Мишель получил отпускной, но ноги не хотели выходить из казармы.

— Созрьеллыч! — окликнул он сияющего друга, буквально выпорхнувшего из канцелярии роты.

— Чего? — Сергей, похоже, готов был обнять весь мир.

— Слюшьай, у мьеня просьба. Отпрявь мой «дипломат» по почтье вот по этьому адрьесу... — лейтенант быстро записал на блокнотном листе координаты родителей Звягинцева.

— Вот дьеньги, сдачью себье возьмьёшь.

— Ты что, с дочерью миллионера познакомился? — «Созрелыч» недоверчиво осмотрел протянутую десятирублёвку.

— Ти мнье друг или гдье?

— Да друг, конечно... — парень был явно озадачен.

— Воть и отльичнё!

Не давая тому опомниться, де Тампль выскочил из расположения роты. Подчиняясь странному «внешнему» голосу, зашел в непривычно малолюдный буфет и купил два мороженых. Чувство тревоги немного ослабло. Курсант без вещей, да ещё с двумя морожеными, как правило, не может удалиться за пределы Ульяновского гарнизона. Потому что, отпускной он, скорее всего, ещё не получил. Ходит вот, мается.

Не спеша, покусывая вафельный стаканчик, лейтенант пошёл в сторону танкового парка, прощаясь с училищем. Осмотрел здание учкорпуса, спортгородок, бассейн. Когда Мишель оказался в закутке бани, исчезнув из поля зрения возможных наблюдателей, медлительность тут же исчезла. Мороженое полетело прочь, а зеленая фигурка курсанта в прекрасном броске преодолела 2,5-метровую бетонную стену. Миг, и он во дворе местного печатного органа. Быстро отряхнув себя и слетевшую фуражку, Жормон, опять не спеша, направился к сберкассе. Там хранились сбережения Михаила и деньги, присланные его родителями на организацию свадьбы.

Игла жалости уколола сердце. Именно сегодня Звягинцев и Людмила должны были пойти в ЗАГС, на своё торжественное бракосочетание. Если бы не эта долбанная драма более чем двухсотлетней давности с её кровавым проклятьем! Впрочем, был в настоящем и положительный момент — странные тиски необъяснимого страха отпустили сердце де Тампля.

* * *

Молоденькая симпатичная девушка за кассовым окошечком приветливо улыбнулась Мишелю, увидев трёхзначную цифру в его сберкнижке:

— Вы, действительно, хотите снять весь вклад? Может, оставите хоть что-то? Так Вам будет намного удобнее, чем заводить новую книжку.

Жормон, на западный манер, приветливо продемонстрировал свои тридцать два зуба. Безошибочным чутьём он понял, что приглянулся ей.

— Да я бы с удьёвольствием. Тем более, что порадоваль би такую прьекрасную фею Сбербанка. Но нашьего учильища здьесь больше не будьет. А соответственно, и мне придьется уехать. Сердце, коньечно, останьется здьесь. Но воть воспомьинания о вашьих ньеобыкновенных глазьях и свой скрёмный вкладь я хотель бы, все-таки, увезьтьи с сёбой.

У остальных работниц сберкассы чуть заострились уши, и головы начали поворачиваться в сторону их диалога. Юная кассирша зарделась и, не поднимая взгляда от клавиш кассового аппарата, принялась набирать нужную комбинацию.

«Что же делать? Знать бы ещё от чего я бегу. Сильфии же нет... Может Натали позвонить? Пересидеть у неё пару дней, разобраться?»

Он заметил телефонный аппарат на столе.

— Извиньите, пожальюйста!

Кассирша торопливо вскинула голову.

— Ньельзя от вас позвоньить?

— Вообще-то... — замялась девушка. Потом решительно переставила аппарат к окошечку:

— Только быстро!

Трубку взяли лишь после пятого гудка. Такого еще не было.

—  Прьивет, это я!

«А в ответ - тишина...»

— Извиньите, я туд`а попаль?

— Я сейчас себя очень плохо чувствую! — ответила Наташа каким-то незнакомым, деревянным голосом. И положила трубку.

Сердце бешено заухало в груди. Похоже, «Это» добралось до неё. Знать бы ещё — что... Во рту пересохло, а адреналин опять повел хоровод по всему телу. Практически ничего не видя, Мишель забрал деньги Звягинцева и вышел на воздух. Ему казалось, что кто-то злой и безжалостный перебил вдруг хребет и лишил возможности мыслить, ощущать, двигаться. Огромное чувство утраты и собственного бессилия заполнило душу.

За что, за что ему это?! А, собственно, что Это? Ну, подумаешь, Наташа плохо себя чувствует. С кем не бывает. Ему вон самому тошно до одури... Но неумолимый голос подсказывал, что странный разговор был ужасно логичен, если воспринимать его как осознанный сигнал опасности, переданный медсестрой. И это было первое, относительно реальное подтверждение сегодняшних беспочвенных страхов.

Ну и что делать? Идти на квартиру к Малышевой и пытаться справиться с "Этим"? Заманчиво, но, похоже, именно таких действий от него и ждёт новая опасность. Наташа, руку на отсечение, давала понять, что появляться у неё как раз и не следует. Тогда что? Бежать. Используя подаренную небольшую «фору» по времени.

Рука взметнулась в «нацистском салюте», и почти сразу рядом притормозил красный «Жигуль». Жормон открыл переднюю дверцу:

— За Вольгу добросьишь?

— Садись.

Водитель, коренастый мужичок лет под сорок, с открытым добродушным лицом пьющего комбайнёра, осмотрел воина:

— К зазнобе?

— Дом`ой.

— А где живешь?

— В Димьитровьгряде! — адрес родителей Звягинцева Мишель оглашать не собирался.

— А что же только за Волгу просишься?

Шофёр, похоже, попался из разговорчивых.

— Так ктё же знает, кудья Ви едьете? А что, прьямо в Димьитровьгряд мож`ете отвьезьти?

— Я, вообще-то, не автобус. Но если червонец дашь — отвезу. Даже с музыкой! — мужичок щёлкнул клавишей магнитолы.

— Лаванда-а! Горная лаванда!! — заорало в салоне голосом Софии Ротару. Водитель слегка убавил громкость. Мишель немного подумал и достал новенькую десятирублёвку.

— А ты не жадный, воин!

— Домой торопльюсь. Каждая мьинута на счьету. Мьеня, кстатьи, Михаил зовут.

— Славик! — водила, не отрываясь от дороги, протянул мозолистую руку. — Да ты разденься, Мишк. Запаришься в кителе.

Мысль была дельной.

— Ничьего, если до майки?

— Да хоть до трусов. Баб, вроде, не видно. А если кого подсадим, так тем, может даже понравится!

Фуражка, китель и форменная рубашка полетели на заднее сиденье. Жормон остался в белой тенниске, из ворота которой выскользнул алюминиевый крестик.

— О, ты теперь на пацана стал похож! — изумился Славик. — В форме старше казался.

«Жигулёнок» тем временем преодолел серпантин и выехал к мосту через Волгу. Машины бесконечной вереницей втягивались в решётчатое чрево под бдительным контролем вооружённой охраны. Взгляд «вохровца» Мишелю не понравился, но виду он не подал. Лишь непринуждённее навалился на выставленный в окно локоть. Прохладный ветер с реки развевал короткие волосы и слегка притуплял чувство тревоги... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4