ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Андрей Штин
Стоит почитать Рыжик

Автор иконка Сергей Вольновит
Стоит почитать ДОМ НА ЗЕМЛЕ

Автор иконка Роман SH.
Стоит почитать Читая,он плакал.

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать День накануне развода

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Битва при Молодях

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Видение

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Я читаю — Дмитрия Шаронова...

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Понимание

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать НАШ ДВОР

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Когда иду по городу родному... сонет

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

СЛУЧАЙНЫЙ ТРУД

Баллада о комбате штрафного батальона
Просмотры:  459       Лайки:  4
Автор Юлия Шулепова-Кавальони

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Ржавчина


Сергей Чекунов Сергей Чекунов Жанр прозы:

Жанр прозы Военная проза
2038 просмотров
1 рекомендуют
6 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
РжавчинаЭти четверо были обычными людьми. Но они оказались частью огромного эксперимента над человечеством под названием нацизм. Каждый пришёл в него своим путем. Но их жизненные дороги в самый драматичный момент германской истории сходятся вместе. Как отнестись к поражению своей родины во второй мировой войне, диверсанты, заброшенные в глубокий советский тыл, должны решить самостоятельно. Кто они: солдаты, принявшие присягу, или прежде всего люди? С этим выбором справятся не все…

lip; Что ты говоришь, милый? Скажи честно! – Марта не могла в это поверить. – Она обняла его так, что у него перехватило дыхание. – Мальчик… Мой мальчик играет в футбол! – Мама была рада этому событию не меньше него самого. Потом, рассмеявшись и утерев слёзы, она тряхнула головой, она крикнула. – Отец! Карл, иди – ка погляди на своего сына. На кого он только похож… О мой Бог…

- Давай, быстро снимай форму… - она стягивала с него куртку. Потом такое повторялось ещё не раз, но никогда мама не ругала его. Также обычным стало то, что придя после школы и пообедав, он шёл к бабушке. Так он называл Хельгу. Мальчик делился с ней своими новостями. Ей было интересно общение со своим новым другом. Она часто не могла высказать то, что думала по этому поводу. Но он понимал её чувства по тому, что было у неё на лице: хмурая гримаса или кривая улыбка, которые получались у её искалеченных параличом лицевых мышц. Часто Марта уводила мальчика, когда ей казалось, что больная слишком устала. Но на самом деле для Хельги эти беседы были для неё единственным оставшимся ей удовольствием. Иногда родители укутывали её потеплее, сажали в инвалидное кресло, и они с Вилли отправлялись на прогулку. Мальчику было легко, кресло со взрослым человеком казалось невесомым. От женщины, полной жизни, за время болезни остались кожа и кости.

Они с Хельгой ходили к пруду, который был немного в стороне от деревни. Где – то неподалёку было гнездо у лебединой пары. И они специально брали с собой хлеб, чтобы их кормить. Руки плохо слушались Хельгу, и у неё не получалось самостоятельно бросать крошки в воду. Она могла только рвать булку. Мальчику было жаль женщину, и тогда он взял её руку в свою и помогал ей. Каждый раз это вызывало у тёти слёзы радости на глазах. Ей было очень приятно, что ребёнок проявляет зрелое понимание её беды. Вилли же просто ещё живо помнил, как сам совсем недавно был слаб. Он был счастлив теперь помочь больной. Часто он ей читал. За Хельгой некому было ухаживать, до их приезда к ней за определённую плату приходила женщина, жившая здесь ж, неподалёку. Но когда появились Литке, всё стало намного проще. Она попросила их остаться насовсем. Они с Вилли во всём находили общий язык и стали настоящими друзьями, несмотря на колоссальную разницу в возрасте. Мальчик рассказывал ей даже о том, что боялся сказать матери. И когда его товарищи, которые состояли членами гитлерюгенда, начали наседать на него, с тем, чтобы и он вступал в организацию, Вилли пришёл  советоваться в первую очередь именно к Хельге. Хотя  это было для него делом уже решённым. Но как же для него было странно, когда Хельга неожиданно для него вдруг нахмурилась, услышав о его намерении…

- Ты считаешь, что это плохо? – Мальчик был по – настоящему обескуражен такой реакцией близкого друга.

Хельга попыталась что – то сказать, но кроме бессловесного мычания ей не удалось ничего из себя выдавить. Поэтому она просто с усилием кивнула.

- Но почему?! – Вилли в воображении уже видел, как его торжественно принимают в члены организации, как он, гордо подняв голову, марширует на каком – нибудь параде в новёхонькой коричневой форме с поскрипывающей при движениях портупеей…

Хельга молча смотрела на птиц, клевавших хлеб.

Они вернулись домой, и тогда он спросил то же самое у родителей. Они сначала молчали. Тогда Вилли продолжил.

- Все вокруг вступают в это общество. Все мои товарищи там… А тех, кто не хочет, считают ненастоящими немцами. Папа, а мы же настоящие?

Отец покачал головой.

- Сынок, мы – немцы по своей сущности. И никакие общества здесь ни при чём. Не знаю, почему Хельга против. Но, по – моему, очень неплохо, что для детей организуют мероприятия, там тебе помогут выбрать профессию.

Вилли посмотрел на мать, она согласно кивнула. Глаза мальчика снова загорелись. Значит, родители его поддержали. Хотя небольшой камешек огорчения тяжело лёг тогда ему на по – детски доверчивое сердце.

 

Ульрих. Часть вторая.

1930 год.

Он был силён и теперь сам, наверно, смог бы переломить отчима через колено. Если бы захотел. И он этого хотел, но не было благовидного предлога. Георга в ту пору самого можно было бы пожалеть. Их отношения с Лорой потерпели окончательный крах. Осталась лишь оболочка семейной жизни. Но мужчина терпел, было непонятно, почему он до сих пор не ушёл. Георг сносил пьяные загулы Лоры. Но не смог выдержать, когда увидел, что с ней заигрывает очередной кавалер. Это было на празднике по случаю рождения дочери у их соседей. Там было много незнакомых ему людей. А вот Лора, как видно, со многими была здесь на короткой ноге, и с мужчинами в том числе. Он почувствовал себя не в своей тарелке. А потом он увидел их. Было обидно. За его женщиной, которая уже приближалась к сорокалетнему возрасту, ухлёстывал… Георг даже не мог подобрать должного определения этому молодому человеку. Это был почти ровесник её сына! Разве что на несколько лет старше… Как так могло быть? Это не укладывалось ни в какие рамки. Впрочем его можно было понять. Лора несмотря на своё давнее пристрастие к алкоголю все ещё неплохо выглядела. К тому же умела себя правильно подать. Уж в этом он убедился на собственном опыте. И это сопляк просто видел в ней лёгкую добычу для себя. Но как может она?.. Так, в открытую… Он отвернулся, не решаясь на какие – то действия. Но любопытство взяло верх. И он посмотрел туда, где только что ворковали эти голубки. Они ушли. Он поискал их глазами, но тщетно. Георг, не задумываясь, поднялся и словно по какому – то наитию пошёл за дом. Там росли фруктовые деревья. То, что он увидел, чуть не разорвало его сердце. Да, это были они! Прятались в тени. Здесь никого не было, поэтому они могли дать себе свободу. Эта грязная потаскушка припала спиной к стволу дерева и, тихонько смеясь, подставляла грудь и шею под поцелуи этого сосунка. Жалкое отродье!.. Он шептал ей на ухо всякие непристойности. Но было похоже, что Лора к этому привычна, и ей это даже нравится. Она слушала с улыбкой закрыв глаза.

- Когда мы увидимся?! Я хочу…

- Ах… Вы такой нетерпеливый… Мой муж… - Лора жеманничала, просто набивая себе цену.

 Как его зовут?.. Какая разница?.. Ведь он просто один из многих. Только сейчас Георг задумался о том, сколько таких приятелей было у неё. Он впал в бешенство. Наскочив коршуном на юнца, Георг оторвал его от Лоры. Тот явно этого не ожидал.

- Па – апаша, ведите себя повежливее…

Георг не обращал на него внимания. В чём он был виноват. Это всё она, эта стерва… Тварь! Бездушная сука! Он думал, что кричит ругательства во весь голос, но на самом деле всего лишь шептал их.

- Гм… Познакомься! Это мой муж – ш – ш… Ха – ха – ха… А какой ты, собственно говоря, мне муж?.. Так, половая тряпка под – ногами… Что ты там лепечешь себе под нос?..

Наконец Георг сорвался в крик. Хотя скорее это можно было бы принять за истошный бабий визг, когда из – под юбки у особенно впечатлительной дамы выпрыгивает маленькая мышка. Это был крик без слов. Просто выражение эмоций, неприятие того, что происходило. А потом на Лору посыпался град ударов. Несостоявшийся любовник поспешил ретироваться под шумок. Георг бил Лору как попало. По лицу, животу. Он не был мастером кулачного боя, но был мужчиной, и сильнее её. Этого было достаточно. Её лицо заплыло. Потом он на глазах у всех выволок её из – за угла и за руку словно собачонку потащил домой. Уже подходя к дому он немного остыл и вспомнил то, что произошло совсем недавно. Была похожая ситуация. И он также распустил руки. Он был прав, но не стоило этого делать. Когда этот её выродок увидел, что Лору бьют, то ударил его. И Георгу пришлось тогда отступить. Да, всё как – то запуталось. Ведь так не должно быть. Он старший. Как на него могут поднимать руку? И сейчас Георг чувствовал собственную правоту. Но постепенно это уступало в нём понемногу начинавшим накатывать волнам безотчётного страха. Он боялся его, пасынка. Сейчас тот был сильнее. И у него появился повод для расплаты за всё. Георг не успел прийти к окончательной мысли о том, что ему со всем этим делать. Когда увидел Ульриха. И теперь уже пришла очередь отчима стать жертвой. Ульрих обрушил на него свои пудовые кулаки. Наконец он этого дождался. Он бил не потому, что так сильно любил мать. Просто это была мать его, Ульриха Найгеля, парня, которого кто – то уважал и многие боялись. И подобные вещи никак нельзя было прощать. И он отдавал всё то, что копил все эти долгие годы.

- Перестань! Ты его убьёшь!.. – Лора немного протрезвела от увиденного и испугалась. Ей не стало жаль мужчину. Нет. Это чувство уже давно не могло возникнуть в ней. Она просто испугалась проблем с полицией.

- Пойдём! Ну, пожалуйста… Я тебя прошу. – Она, плача, тянула сына подальше от Георга, повалившегося на землю. Георг больше не появился в их доме. Когда – то это всё равно должно было произойти. Он и сам хотел уйти, но не мог просто потому, что привык к ней, к её выходкам. Это был болезненный разрыв, но быстрый и теперь уже окончательный. Хотя между ними уже давно не было ничего общего.

Ульрих добился своего. Теперь рядом с ней был только он. Но спустя время, Ульрих понял, что даже сейчас она бесконечно далека от него. Теперь, когда не было отчима, она получила ещё больше свободы. Он ведь не мог ей приказать вовремя приходить домой и не напиваться. Как – то он вёл её домой.

- Мама, ты можешь понять хотя бы то, что мне стыдно идти рядом с тобой?..

- А ты не иди… Я и сама могу найти дорогу.

- Мне стыдно иметь такую мать! Перед одноклассниками, соседями… Да даже перед Ним… - Юноша не хотел называть отчима по имени. – Во многом ты сделала его таким, каким он стал. – Ульрих, ведший слегка качавшуюся мать под руку, вдруг ощутил, что прикасается к какому – то отвратительному пресмыкающемуся, холодному и склизкому, и бросил её руку. Она вопросительно посмотрела на сына в лёгком недоумении. Что такого? Но Ульрих уже шёл впереди. А она посмотрев ему вслед, махнула рукой.

- Ах – х, и ты меня бросил. Ну и иди.

Он её действительно бросил и домой приходил только переночевать, хотя если была возможность, то старался избегать этого, чтобы не распихивать вновь пришедших поклонников матери. Теперь они сменяли друг друга ещё быстрее. Генрихи, Адольфы, Гюнтеры… Ульриху было не под силу всех их запомнить.

Всё это продолжалось до того момента, как Ульриха призвали на службу в рейхсвер. Он был искренне рад этому событию. Он его ждал. Больше он в родной дом не вернулся и мать не видел.

 

 

 

1933 год.

Прошло около четырёх лет после их переезда в Германию. За это время всё как – то изменилось. Всё было вроде бы по – прежнему. Ну разве что родители немного постарели. Вот только Хельга… Ей становилось всё хуже, она теряла интерес к жизни. Но для Вилли странным было другое: чем взрослее он становился, тем больше она от него отдалялась. Она ничего не говорила, а сам он старался не обращать на это внимания. Думал, что это просто проявление возраста и её болезни. Он навсегда запомнил, как однажды пришёл с собрания гитлерюгенда. За эти годы он вытянулся, и с удовольствием носил ту самую форму, о которой мечтал. Это было во время одной из предвыборных кампаний. Подросток горячо рассказывал, что на собрании они осуждали убийство сторонниками коммунистов Герберта Норкуса в Берлине, когда тот раздавал листовки. Он цитировал речь Геббельса на похоронах подростка, то место, где тот грозил местью убийцам, и всё больше распалялся. Хельга пристально смотрела на Вилли, но не в лицо, а куда – то вниз. Он проследил за её взглядом и понял, что она смотрит на повязку со свастикой у него на плече. И вдруг женщина заплакала.

- Бабушка! Почему ты плачешь? – Он кинулся к ней и положил свои руки на укрытые пледом худые колени. Но она, скрюченными пальцами одной руки уцепившись за подлокотник кресла, другой, не слушавшейся её, попыталась столкнуть руки ребёнка. Вилли растерялся и дал им соскользнуть вниз. Тут женщина, поняв, что у неё получилось, начала судорожно шарить, пытаясь вернуть их на место. Он не мог понять эту стремительную перемену чувств. Слёзы, потом как будто отвращение, а после этого желание вернуть?

У Хельги вызывало настоящую душевную тошноту даже просто изображение нацистских символов. Ей были ненавистны марши гитлерюгенда. Она чувствовала, что этих детей выращивают просто на убой, для новой войны. Она ненавидела войну и всё, что к ней относилось. И теперь ей было больно оттого, что её любимый мальчик стал частью этого. Ей было больно оттого, что он растёт для того, чтобы убивать и самому когда – то быть убитым. В финале этого пути она ничуть не сомневалась.

Никто не мог понять столь болезненного восприятия ею всего происходящего. Теперь она уже не могла об этом рассказать, но и даже малейшего желания к этому у неё не было. У Хельги никогда не было детей, но никто не видел рядом с ней и мужчин. У вечно шушукающихся соседок ни разу не было повода обсудить её любовников. Потому что их просто не было. Никто не задумывался, почему это так. Все к этому просто привыкли. И только те, кто знал её в юности, могли бы дать всему этому разумное объяснение. В тысяча восемьсот семидесятом году в бою у окружённого немцами Парижа погиб во время франко – прусской войны её возлюбленный Пауль. Это был её первый и единственный мужчина. Он успешно пережил многие сражения, Хельга знала об этом из писем, которые он ей писал. Тогда было уже всем ясно, что война выиграна, и все внутренне готовились к мирной жизни. А потом  письма прекратились, и Хельге показалось просто нелепым, когда родителям Пауля сообщили, что он погиб от пули, выпущенной из французского шасспо. Они любили друг друга по – настоящему и стремились к встрече словно разлучённые голуби. Пауль был и похоронен на той земле, и она ездила к нему на могилу. Несмотря на свой юный возраст, девушка так и не смогла оправиться от горечи утраты и полюбить кого – то ещё. Хотя ей предлагали руку и сердце. Порой она даже откликалась. Но все эти чувства были бесплодны. Во всех новых мужчинах Хельга видела его. Поэтому она всей своей женской натурой страстно ненавидела войну, саму её сущность, из – за которой погибали люди. Первая мировая война только усилила это чувство. Хельга в юности и зрелости видела, как уходили и не возвращались десятки её знакомых, друзей. Она тогда видела, как соседи надевали траурные одежды, а в их домах слышался плач. И теперь, когда, нацисты пришли к власти, Хельга видела вокруг всё более проявляющееся возвращение к тому, пережитому. За то, небольшое время, что Литке прожили у неё в доме, она успела полюбить мальчика. Это было смешанное чувство. Сначала он был маленьким. И она, не имевшая возможности излить любовь на своих детей и внуков, отдавала всю её ему, как могла. Постепенно он взрослел, и было понятно, что и ему не избежать жерновов немецкой военной машины. Хельга в глубине души жалела о том, что родилась и жила в Германии. Потому что её правители без конца стремились к завоеванию, порабощению. Ей было это непонятно и искренне чуждо. И сейчас, когда мальчик сидел перед ней в этой отвратительной форме тараканьего цвета, она чувствовала, что в нём уже живёт новая война, он заражён ею. Это было сродни заболеванию – тяжёлому, очень трудно излечимому. Это было мерзко. И горько. И смотря на чёрную свастику, распустившую свои паучьи лапы на его повязке, она не смогла сдержаться и разрыдалась. Мальчик бы её не понял, даже если бы она могла ему всё это рассказать. Ведь началось всё это ещё больше пятидесяти лет назад, так давно, что и самой ей иногда казалось какой – то глупой выдумкой, кошмарным сном.

- Бабушка, успокойся! Не переживай так! Думаю, эти мерзавцы будут справедливо наказаны. Всё хорошо… - мальчик прижался головой к её плечу.

Вилли понял её слёзы по – своему. Хельга постаралась успокоиться. Она бессильна что – либо сделать. В комнату вошла Марта.

- Мама, мы с Гельмутом договорились пойти опробовать наш новый планер. – Вилли занимался в авиамодельном кружке.

- Да, конечно… Иди, раз договорились.

Он поцеловал её в щёку.

- Смотри, не опаздывай к ужину! – крикнула она.

Мальчик уже бежал по улице, не слыша её. Он выбрался на окраину и увидел товарища, тот стоял на холме и махал ему правой рукой. В левой он за крыло держал планер. Они только вчера вечером его смастерили. И он был ещё не испытан.Ребята приложили много стараний, чтобы он получился именно таким, как они хотели. Вилли замер в предвкушении. А Гельмут разбежался и запустил модель в воздух. Да, это была настоящая птица. И её полёт был прекрасен. Планер парил и парил, постепенно снижаясь. Они побежали за ним, крича: «Давай, давай ещё! Лети дальше!». Наконец он сел. И мальчики снова помчались вверх на возвышенность.

- Теперь твоя очередь! – Гельмут был справедлив и уступил право запуска ему. У Вилли хорошо получилось и они снова следили за кружевами полёта. Ярко – желтое полотно, которым были обтянуты крылья модели, отчётливо выделялось на фоне голубого неба. Это вызывало у них восторг!

Запыхавшись от бесконечных подъёмов на не слишком высокую, но крутую возвышенность, они сидели на ней и разговаривали. Модель лежала между ними.

- Нужно будет на ней написать…

- Что?

- Догадайся!

- Э-э…

- Адольф Гитлер! Эх ты… - Вилли укоризненно взглянул на товарища.

- Да, ты прав. Думаю, она своим полётом заслужила этого.

Вилли откинулся на спину и теперь вокруг его лица была зелёная трава. Всё казалось таким светлым и понятным. Он наблюдал, как по одной из травинок вверх ползёт божья коровка. Сорвав другую, он её кончиком подталкивал насекомое. Оно, как видно, испугалось и, раскрыв крылышки, улетело. Усмехнувшись, он растёр травинку между ладонями и поднёс их к лицу, вдохнув зелёный аромат.

- Знаешь, о чём мечтаю я? Я окончу школу и институт и стану архитектором. Я построю стремящиеся в небо здания и огромные стадионы, мосты. Это будет новая, светлая Германия. Моя Германия! Та, о которой говорит фюрер. Перед этим померкнет всё, что до этого создавали другие народы. И я хочу сделать для этого как можно больше. Это будут не просто сооружения, а символы нашего будущего совершенства, понимаешь? – Вилли говорил об этом с настоящим восторгом.

 Гельмут, видимо, что – то хотел сказать в ответ, но не успел. К ним бежал, на ходу маша руками, Альфред, соседский мальчишка лет семи. Он что – то кричал.

- Гм, что этой мелюзге от нас нужно? – В силу разницы в возрасте Гельмут не воспринимал того всерьёз. – Наверно, хочет, чтобы мы разрешили ему запустить модель… Ещё чего…

Мальчуган уже вплотную приблизился к возвышенности и тогда они расслышали, что он кричал.

- Вилли, иди быстрее домой! Твоя бабушка… Она умерла только что…

У него перехватило дыхание от быстрого бега, и он не успел договорить до конца. Но Вилли уже не слушал его. Он мчался так, словно в глубине души ещё надеялся каким –то непостижимым образом спасти её. Через десять минут он был уже в доме. Хельга лежала на своей кровати. Как глупо всё получилось. Она была таким близким ему человеком, а он в последние её минуты заставил Хельгу плакать. Они толком даже не попрощались. Он заплакал. Чувствовал, что так и не понял её.

 

1933 год.

Его ждало большое разочарование. Рейхсвер, службы в котором он не мог дождаться, не оправдал его надежд. Ему там было скучно. Это была не та армия, которой он грезил. Всему виной было перемирие, заключённое немцами в Компьенском лесу. Германия официально не могла иметь армию численностью более ста тысяч человек и кучки допотопных линкоров на море. Им нельзя было иметь боевую авиацию и подводный флот и даже Генеральный штаб. Это было скорее насмешкой. У себя на родине они были вынуждены прятаться от любопытных глаз американцев и англичан, наблюдавших за тем, как исполняются их требования. Ульрих должен был отслужить двенадцать лет, но ему предложили уйти в запас уже через два года, чтобы освободить место для новых людей, которых нужно было обучить военному делу. Ульрих согласился. Он видел, что командование не смирилось с тем, что натворили эти недоумки политики – это они сдали страну без боя, когда ещё можно было сражаться и сражаться, когда нога ещё ни одного вражеского солдата не ступила на их землю, и армия, которую видят эти чёртовы томми, всего лишь верхушка айсберга. Ещё были полиция, к службе в которой готовили по армейскому образцу, добровольческие корпуса и штурмовики. На самом деле всё здесь было подчинено одной цели – обучить военному делу как можно больше людей. Это был «чёрный рейхсвер» - эти два слова витали в воздухе в Германии. Поэтому Ульриху стало без разницы, где нести службу. Он выбрал штурмовые войска. Тогда они имели большую власть.                       

 

Курт. Часть первая.

1936 год.

 Было тихо. Заходя в дом, Курт даже подумал, что отец куда – то ушёл. Но потом он увидел, что из столовой в коридор падает свет.

- Отец! Я дома. – Он бросил сумку со спортивным костюмом и боксёрские перчатки в угол прямо в парадной и пошёл к отцу. Тот так и не ответил на приветствие.

- Здравствуй, сынок, как прошла тренировка?..

- Отлично! Сегодня выиграл по очкам у Альберта.

- Да, да, это здорово…

Только сейчас Курт прислушался к голосу отца – он показался ему каким – то безучастным, словно Генрих был в мыслях не здесь, а где – то далеко. Отец сидел за пустым столом, положив на него руки, и мягко барабанил по нему подушечками пальцев, смотрел на пустую стену.

- Ты думаешь о маме?

Генрих перевёл свой взгляд со стены, на которой столь внимательно можно было изучать лишь узор обоев, на глаза сына, который пытался прочитать по лицу отца, чем были заняты его мысли. Бининг смутился.

- Да, знаешь, ждал, когда ты придёшь, и вспомнилось вдруг, почему – то, как мы ждали тебя вот так же и вдвоём с нею. Ты должен был вот – вот родиться. Она сидела напротив меня, и мы пили чай. И ещё были какие – то пирожные. Да, ты уже тогда был весьма прожорлив… А потом…  - Почувствовалось, что его голос дрогнул. – Потом появился ты.

Отец притянул его к себе и прижался головой к его груди.

- Ты – это маленькая часть её.

Отец никогда явно не проявлял своих эмоций, он был сильным человеком. Но память о матери Курта, умершей при родах, всегда была его больным местом. Он любил её и сейчас, спустя годы. Любил всё, что было с ней связано. После смерти он был ещё довольно молодым интересным мужчиной, на которого засматривались женщины. Они же для него просто не существовали как объект страсти, вожделения. Он не давал себе никаких обетов безбрачия, для него не был препятствием сын. Ему просто не хотелось ничего этого. Генрих Бининг теперь просто хотел посвятить свою жизнь памяти жены, тому, что она любила. Поэтому он очень любил сына, хотел воспитать его таким, чтобы Анна оттуда, с неба, радовалась его жизни, и первым шагам по ней. В том, что она всё видит, Генрих не сомневался. Как раз для него – то она и не умерла, а действительно просто перешла в другой мир. Иногда он в мыслях советовался с женой, сомневаясь в том, правильно ли он поступил. Но это было глубоко, там, внутри него. А все видели отставного полковника Генриха фон Бининга. Он и сейчас, в пятьдесят с лишним лет был моложав, мог дать фору иному молодому. Иногда он боксировал ради забавы с сыном и частенько преподносил ему сюрпризы. У Бининга после смерти жены были два главных дела в его жизни – сын и армия. Но последнее у него отняли. Он был опальным офицером. Когда нацисты во главе с Гитлером постепенно стали забирать власть в стране в свои руки, полковник – артиллерист принял сторону оппозиции. И ему ещё очень повезло, что всё закончилось только отставкой. А ведь в тридцать четвёртом людей убивали и за более мелкие грешки. Повезло? Забыли? Трудно поверить. Хотя он смутно догадывался, что где – то в архивах СД или гестапо скорее всего лежит его досье в разделе, например, «На рассмотрение!», если у них, конечно, было нечто подобное. Сознание этого висело над ним домокловым мечом.  Он, повидав в этой жизни слишком много, чтобы бояться за себя, тревожился лишь о судьбе сына. Сам он теперь обыкновенный военный пенсионер. Но несмотря ни на что, для Бининга не представлялось какой – то иной жизни кроме армейской. И он считал её лучшей для сына. С самого детства, ещё малышу Генрих внушал, что Курт родился для того, чтобы добывать славу Германии, пестовал в нём дух рыцарства. И Курту всё это нравилось. Сначала он воспринимал всё это по – детски, словно игру. Период же его взросления совпал со временем становления нацистов как мощной политической силы. И ему нравилось то, что они делали. Нравился дух крови, который они с собой принесли. Юный Курт фон Бининг во многом отождествлял армию и современную систему государства. Он чуял грядущие завоевания и жаждал в них участвовать. Ведь именно для этого его растил отец. Сам Генрих чётко разделял эти два понятия, но предпочитал в разговорах не распространяться даже о том, из – за чего ему пришлось покинуть службу. Он предвидел, что при нынешнем положении дел Германия непременно ввяжется в кровопролитную войну, и считал что для Курта было бы лучше быть хорошим офицером, чем призванным на общих основаниях. Да это было бы и просто стыдно. Стыдно смотреть в глаза тем, из – за кого ушёл он. Его – то самого уж точно возвращать точно никто не будет ни при каких условиях. Курт был молод и, конечно, ни о чём таком не задумывался. Он всё также продолжал воспринимать происходящее как игру, оставаясь в глубине души ребёнком, просто большим. И теперь он готовился к своим первым крупным соревнованиям по боксу. Это тоже было частью игры. К этому спорту его приучил отец. Курт был разносторонним и интересовался многими видами, но боксёрский поединок ведь был чем – то сродни настоящему бою. Были ты и твой противник, которого нужно было победить. Не хотел Курт и теряться на фоне остальной молодёжи. Гитлерюгенд с самого момента своего основания пропагандировал военно – прикладные виды спорта. Всем, даже молодёжи, ни о чём серьёзном, в своём возрасте не думающей, было понятно, с прицелом на что всё это делалось. Страна готовилась к войне. И большинству это нравилось. Глядя на всё происходящее, озабоченно покачивали головами лишь матери, да и то не все.

 

 

 

Курт прошёл все этапы соревнований и был в финале. Он много трудился и поэтому верил в себя. Но он как – то не задумывался о том, что выйдет биться с самим Планком. Он очень устал… А этот Планк – просто исчадие ада какое – то. Чемпион округа… Он видел его в действии. Быстрый на ногах. По сравнению с этой каланчой Курт со своим средним ростом выглядел просто коротышкой, да и старше тот почти на целый год. Тренер видел сомнения своего подопечного и лёгкую растерянность в глазах.

- Курт, не тушуйся ни в коем случае! – он кричал ему прямо в ухо, потому что зал ревел вовсю, скандируя фамилию его соперника, и даже собеседника, стоящего рядом, не было слышно. – Это всё, - он повел рукой, - ерунда. Непобедимых не бывает. Ты знаешь, что делать! Ближний бой, помни, навязывай ему ближний бой!

Курт смотрел туда, где сидел отец. Тот поднял вверх сжатый кулак.

Но вот и начался бой. Курт сразу наткнулся на длиннющие руки противника. Он никак не мог преодолеть этот мощный заслон. Ха! Ближний бой… Какой может быть ближний бой, когда он не может пройти даже в среднюю дистанцию? Как только он наступает, Планк бьёт и сразу же отходит… Противник работал вторым номером. Как заставить его раскрыться? Это было необходимо сделать. Курт пробовал подныривать, и один раз ему это удалось. Но он тут же схлопотал такой апперкот в подбородок, что судье в ринге пришлось отсчитывать нокдаун.

- Ты можешь продолжать? – голос раздавался в ушах словно колокол. Курт кое – как достоял этот раунд до конца. Планк почувствовал, что Курт держится на ногах из последних сил, и кинулся добивать. Но Курту повезло. Наступил перерыв. 

  - Будь хитрее! – Тренер обмахивал его полотенцем. – Уходи в глухую защиту. Закройся, и тогда он будет вынужден подойти к тебе поближе. Вот тут ты и сможешь его наказать за невеживые манеры! - Тренер трепанул его по плечу. - Он слишком самоуверен и начинает расслабляться. Давай, вперёд!

Выходя из угла, Курт оглянулся туда, где был отец. Отец смотрел на сына с надеждой. Для самого него победа Курта была не так уж и важна. Он просто хотел, чтобы сын понял, каково это, чтобы юноша привык к этому. Ну и, конечно, Генрих видел, что сын очень хочет победить, чтобы именно он, отец, видел его успех. Полковнику было это приятно. Прозвенел гонг, бойцы ринулись на середину. Планк снова действовал по старому сценарию. Он теснил Курта к канатам, потихоньку загонял в угол. Курт всё делал как было сказано. Он ждал момента, когда Планк приблизится. Вот противник сократил дистанцию и начал обрабатывать его корпус и голову боковыми ударами. Всё! Его преимущество сведено на нет. Курт поймал момент и неожиданно ударил Планка под дых. Тот явно не ожидал этого. У него сбилось дыхание, и он опустил руки. Тогда Курт пробил точный боковой удар в челюсть справа. Планк представлял собой хорошую неподвижную мишень всего лишь доли секунды. Но этого было достаточно. Получилось сделать мощный замах и просто срубить эту каланчу. Судья в ринге начал отсчёт. На счёте «восемь» противник, шатаясь, поднялся на ноги. Но увидев, что он до сих пор не пришёл в себя, тот перехватил его и остановил бой. Всё было закончено. Курт победил. Разбитыми губами он улыбался отцу. Это был момент счастья. Курт видел, что отец, кинувшийся встречать его с ринга рад даже не тому, что он побил этого громилу, а просто  тому, что у сына получилось то, чего он хотел.

 

Йохан. Часть первая.

1936 год.

- Папа, я уже не могу!.. – тринадцатилетний мальчишка обессилено повис на перекладине, держась за неё уже крайними фалангами пальцев.

- Йохан! Брось ныть! Я не папа! Я командир! Изволь обращаться по уставу. Подтянись ещё три раза, и я дам тебе деньги на два похода в кинотеатр.

Йохан любил кино, но отец измучил его настолько, что его трудно было прельстить хоть чем – то. Парень упал на землю.

- Позорник!.. Да, рядовой Витц, вы самый настоящий позорник. Как не стыдно, Бог мой?.. На вас смотрит весь двор. – Он широким жестом обвёл пространство двора, но там не было никого, кроме беспризорной кошки. Да и той не было совершенно никакого дела до них, она деловито умывалась, жмурясь на солнышке. - И в наказание я лишаю вас прогулок на… три дня. Хотя нет, чтобы вы одумались, посидите дома недельку. Всё ясно?

Йохан, всхлипывая, закивал. Он не понимал, в чём он провинился. Неужели он виноват, что у него закончились силы? От перекладины, поставленной им в углу двора специально для подобных экзекуций, Фридрих Витц широким шагом пошёл к подъезду. Йохан плёлся за ним. Они вошли в квартиру, И сын увидел, что мать в этот момент не подошла к нему, Лотта лишь затравленно посмотрела и отвернулась.

- Иди сюда! – Крик отца раздался из гостиной. Было непонятно, к кому отец обращался: к нему или к матери. Но юноша решил не искушать судьбу и пошёл к отцу. И он не ошибся, звали его. Отец стоял на коленях с боксёрскими перчатками в руках.

- Надевай! – Фридрих нетерпеливо кивнул.

Они натянули перчатки и начали боксировать. Отец был очень высоким, поэтому хоть и стоял на коленях, всё равно был наравне с сыном.

- Ну что ты жуёшь сопли? Нападай! Я в слабой позиции. – Он легонько ударил Йохана в солнечное сплетение. Отец не контролировал свою силу, поэтому удар получился весьма ощутимым. У Йохана перехватило дыхание, и он, прикрывшись руками, хватал ртом воздух и пытался отдышаться.

- Ну что ты? Не делай вид, что тебе так больно! Я тебя умоляю… Ты просто обыкновенный ленивый мальчишка. Но… надо отдать тебе должное, у тебя отменные актёрские способности! – Он снял перчатки и отхлестал  ими мальчика по лицу, царапая его грубой кожей. Йохан заплакал. Отец ушёл, и он мог на короткое время дать себе волю и просто поплакать. Хотя ему даже перед самим собой было очень стыдно. Ведь ему уже шестнадцать…

Потом он услышал, как входная дверь хлопнула. Видимо, отец вышел. И тогда в комнату заглянула мама. Она опустилась рядом с ним на колени и обняла.

- Мама, зачем всё это?

- Не расстраивайся, малыш! Отец хочет как лучше. Наверно, потом, ты будешь ему даже благодарен… - Она была не уверена в своих словах. Когда они познакомились, это был обыкновенный человек, который ей понравился своей мужественной красотой, предприимчивостью. Хотя она иногда замечала, что он проявляет излишнюю жёсткость в отношениях с людьми. Но когда они поженились и стали жить одной семьёй, это последнее качество раскрылось в полной мере и стало преобладать над всеми остальными, за которые она его и полюбила. Он использовал её просто как кухарку, прачку и женщину для ночных утех. Она потом задумывалась о том, как смогла всё это проглядеть. Когда родившийся Йохан начал подрастать, их небольшая квартирка постепенно превратилась в армейскую казарму. Ей было не менее больно смотреть на мучения сына, чем ему самому всё это терпеть. Никто бы из сослуживцев Витца – старшего не узнал в заурядном счетоводе, которого они видели каждый день, изощрённого домашнего тирана. На людях он был скромен и учтив. Но в душе у него кипела неудовлетворённость своей мещанской жизнью. Он был тщеславен и хотел для себя чего – то большего. И наблюдая за победоносным шествием по государству нацистов, он понимал, что за ними сила, что это принципиально новая власть, при которой такие люди как он смогут добиться успеха. Конечно, он отдавал должное своему возрасту. Ему было уже за сорок. В таком возрасте карьеру не делают. Но ничто не мешало приложить усилия для того, чтобы стать просто одним из уважаемых и состоятельных людей. Именно это двигало им, когда он решил вступить в НСДАП.

 

 

Ульрих. Часть четвёртая.

1938 год.

 Ульрих Найгель сидел в штабе местных штурмовиков. Он был шарфюрером подразделения из двенадцати человек. Всех командиров шаров собрали для того, чтобы проинструктировать перед новым заданием. Но он сильно опоздал и теперь нервничал, в ожидании того, что всё – таки ему объяснят, что требуется от него и его людей. Наконец пришёл труппфюрер Хирше, которому они все подчинялись. Ульрих подорвался словно под воздействием невидимых пружин и замер навытяжку.

- Садись… - Хирше тяжело махнул рукой. Было видно, что он очень устал за сегодняшний  день. – Опаздываешь… Нехорошо. Но ладно, я вас собирал не для того, чтобы отчитывать за опоздания. Сейчас хватает забот и поважнее. Думаю, и ты слышал об этом сопливом еврее Гриншпане и о том, что он сделал там, в Париже. Фон Рат умирает. И в нашем руководстве – уж не знаю, кто именно – решили немного проучить этих мерзких тварей… Считаю, что это справедливо. У всех сегодня ночью будет работа. Ну а ты и твои ребята подожжёте синагогу. Да, да… Ту самую, что заслоняет собой небо на Зигфридштрассе.

- Поджог? – Ульрих заговорщицки улыбнулся. – Но…

- Никаких «но» не будет. Если ты беспокоишься о полиции, не стоит. Геббельс ясно дал это понять.

 

 

 

Была уже глубокая ночь, когда они подошли к синагоге. Это было большое квадратное здание, сложенное из кирпичей нескольких ярких цветов, что днём придавало ей праздничный вид. Она была красива. Сверху был большой позолоченный купол, увенчанный большой также позолоченной шестиконечной звездой. Но сейчас и купол и сама звезда давали лишь легкие отблески от лунного света, падавшего на них. Само же здание выглядело серым. Через высокие закруглённые арками окна был виден и неясный свет, падавший, наверно, от свечей.

- Быстро! Пошли, пошли, ребята.

Каждый тащил за собой канистру: кто с бензином, кто с керосином. Да, им не будут мешать! Ведь и на горючее не поскупились, значит всё уже согласовано даже на самом верху. В городе со всех сторон был слышен какой – то шум, раздавались крики. Но как только они вошли внутрь, всё стихло. Здесь царило умиротворение, мягко горел огонь свечей и лампад. Здесь была прекрасная акустика. Говорили, что это результат совсем недавней реконструкции. На неё евреи всем миром собирали деньги. Она длилась более пяти лет. Теперь здесь были и учебный класс, и богатая библиотека. Они стояли у самых дверей, а на другом конце прохода, разделявшего надвое бесконечные, как казалось, ряды лавок для членов общины, было некое возвышение. Там стоял стол для чтения «Торы». А неподалёку был и ковчег самим священным свитком.

- Вот! Это то, чем следует заняться в первую очередь… - То ли сам себе, то ли членам своей группы проговорил под нос Ульрих и побежал к ковчегу. – Давайте, ребята! Полейте тут всё щедро, не жалейте керосина!

Они разбрелись по зданию, кто – то был виден уже и на балконе второго этажа. Был слышен звон разбиваемых стёкол. В воздухе начал распространяться резкий запах горючего.

- Эй, Ульрих! У них здесь целые шкафы заняты под книгами!

- Вываливайте всё на пол! Так оно будет лучше гореть.

Сам Ульрих Найгель был занят «Торой». Склонившись над ней, он на какое – то мгновение задумался, достаточно ли жестоко будет просто сжечь это ненавистное чтиво. Он всем своим существом ненавидел евреев, и ему хотелось сделать им побольнее. Но как? Через несколько часов от этой размалёванной конуры и так должен остаться один лишь остов, полный дымящихся головёшек… В эту самую минуту в большую залу откуда – то из задних комнат выбежал служка, остававшийся здесь на ночь.

Он остановился и замер в нерешительности, не зная, что может предпринять против целой толпы штурмовиков, пришедших сюда посреди ночи явно с не самыми благими намерениями.

- О! Вот, что мы сделаем! Просто сжечь эту ересь было бы слишком неоригинально… Не правда ли, ребята?

- Что ты там придумал? – Усмехаясь, спросил один из штурмовиков.

- Вот! – Ульрих ткнул пальцем в служку. Тот был растерян, явно не зная, что должен предпринять в такой, по – настоящему безвыходной ситуации. – Врежь – ка этому олуху как следует, Фриц!

Фрицу не нужно было повторять два раза. Он сунул руку в карман куртки и вынул её уже с надетым на неё кастетом. После этого началось методичное избиение старика, который, даже безоружному штурмовику не сумел бы оказать ни малейшего сопротивления. Фриц был расчётлив, он старался не наносить своей жертве смертельных увечий. Тем не менее, у служки уже были выбиты несколько зубов, сломаны нос и рёбра, из – за чего каждый вздох доставлял просто невыносимую боль. В конце концов от шока он потерял сознание.

Всё было закончено, огонь уже вовсю лизал внутреннее убранство синагоги изнутри. Штурмовики выходили на улицу. Последними шли Ульрих и Фриц, за ноги они тащили избитого старика. Он был без чувств и, лишь ударяясь головой о ступени, глухо стонал.

- Сейчас мы его живо приведём в чувства… У кого – нибудь ещё остался бензин?

- Ну если только немного удастся слить остатков изо всех канистр… - Кто – то недвусмысленно погремел пустой посудиной.

- Жаль, что я об этом не подумал сразу… Помогите мне!

Они поставили служку на ноги, а Ульрих, обвернул его туловище вместе с руками свитком «Торы». Штурмовики обвязали всё верёвкой, так чтобы это одеяние не упало от движения рук.

- Фриц, надеюсь, ты не переломал ему ноги… Что ж, сейчас оценим мою задумку. Облейте его тем, у кого что осталось.

Старика поддерживали, чтобы он не упал. Ульрих, подойдя к нему сзади, поднёс спичку. Одежда, а вместе с ним и свиток полыхнули ярким пламенем. Служка начал кричать и кататься по земле, инстинктивно пытаясь потушить языки огня, охватившего его со всех сторон. Было видно, что человек испытывает адские муки и был бы счастлив принять любую смерть, лишь бы она пришла скорее. Вдруг за их спинами что – то громко пыхнуло. Это огонь изнутри подожжённого здания вырвался наружу. Они, увлечённые издевательствами над несчастным евреем, будто забыли о том, для чего вообще сюда пришли.

- Задача выполнена! Мы можем уходить.

Но далеко они не ушли. Зайдя в подъезд многоквартирного дома напротив, они расположились прямо на лестничных площадках и с интересом наблюдали, что происходило позднее.

Отовсюду начали сбегаться люди. Кто – то тащил вёдра с водой. Но вдруг появившиеся полицейские отталкивали водоносов в сторону.

- Отойдите! Не нарушайте порядок!

 Вдруг примчалась и пожарная машина с дежурной бригадой. Но она бездействовала, хотя всё было наготове. Только лишь когда возникла угроза того, что пламя вот – вот перекинется на стоящий рядом особняк, в котором размещалось какое – то служебное учреждение, пожарные начали именно в этом месте сбивать огонь. В целом же они дали зданию синагоги сгореть.

Ульрих был под впечатлением от увиденного. В глубине души он не ожидал, что всё будет именно так. Пожарные и полиция бездействовали не просто так. Значит на то действительно было особое распоряжение откуда – то сверху. В этом можно было не сомневаться. Теперь его начало занимать другое. Он подумал о том, что любопытство его подвело и он зря затащил свою команду сюда, в этот дом. Нужно было сразу рвать когти отсюда, да побыстрее. А теперь… Толпа этих проклятых евреев всё прибывала. Людей становилось всё больше. Где – то там среди них ещё слышались слабые стенания обгоревшего старика. На государственную медицинскую помощь ему рассчитывать не приходилось. Поэтому карета «скорой помощи» даже не появилась. Но какое им дело до этого смердящего старостью цыплёнка табака?.. Сейчас нужно было подумать о себе. Было видно, что об этом думает не только он. К нему подошёл один из молодчиков.

- Ульрих, нужно уходить. Ты знаешь этот дом? Не через парадный же вход…

Да, в этом он был прав. Снаружи толпа была такой многолюдной, что ослеплённые жгучей болью и ненавистью, эти недоноски могли бы просто затоптать насмерть его и ребят… И этот вездесущий умник Геббельс навряд ли бы им тут помог.  Нужно было придумывать что – то другое.

- Кто – нибудь, посмотрите, выход на чердак открыт? – Ему пришла в голову идея.

- Ульрих, там лестница… Но и огромный амбарный замок.

- Что ж, попробуем с ним справиться… Я вовсе не собираюсь отсиживаться здесь до тех пор, пока полицейские разгонят всю эту саранчу. – Ульрих поднялся наверх с одним ломов, который штурмовики прихватили на всякий случай для погрома в синагоге, опасаясь, что она может быть закрыта на ночь, и дверь придётся вскрывать. Но нет, евреи были по – детски доверчивы, а может, самоотверженны. Впрочем, это их дело. Главное, что двери были открыты, и они свободно вошли внутрь. Зато теперь эта железяка могла сослужить им хорошую службу. Но у него ничего не получалось… Лом был слишком толстым и под дужку заходил только самый кончик, но он выскальзывал, как только Найгель начинал нажимать.

- Проклятье!..

- Ульрих, нужно торопиться! По – моему, кто – то из этих тварей видел, что мы зашли сюда. Они поглядывают на наш подъезд…

- Не вовремя… Но и тут ничего не выходит. – Найгель в сердцах швырнул лом на бетон лестничной площадки. Где – то внизу сейчас же скрипнула дверь. Кто то из жильцов заинтересовался подозрительным шумом.

- Быстро вниз! – Штурмовики начали стремительно сбегать вниз. – Заблокировать дверь!

Они просунули лом в дверную ручку. Дверь, о, это была настоящая удача, дверь открывалась наружу. Так что тут людская масса была бессильна, правда, только до тех пор, пока они её просто не выломают. А сейчас эти грязные свиньи были способны на всё. Дверь уже начали дёргать, были слышны какие – то истеричные крики. Здесь с каждой площадки были входы в три квартиры. Ульрих начал стучаться в располагавшуюся посредине. За дверью была тишина. Но вдруг раздался скрип половицы. Он это ясно слышал. За дверью кто – то был.

- Именем рейха откройте! – Он начал барабанить требовательнее. От ударов его пудового кулака сотрясалась не только хлипенькая фанера двери, но и вся её коробка. – Открывайте! Иначе мы выломаем дверь! – Ульрих не имел никаких полномочий, которые позволяли бы ему это. Но у него не было иного выхода, и он пошёл ва – банк. И эта тактика тогда его выручила. Дверь приоткрылась. А в щёлочку высунулся сморщенный старушечий нос. Было видно, что женщина напугана.

- Фрау, нам необходимо пройти через вашу квартиру!

- Вы… Но как?.. У меня нет второго выхода.

- Есть, фрау. Окна! Думаю, в вашей квартире найдётся парочка прекрасных окон. – Он нажал на дверь, и старуха, растерявшись от того, что ей только что сказали, отпрянула к стене.

- Ребята, за мной! – Жилица ошарашенно смотрела, как мимо неё пронеслась дюжина здоровенных штурмовиков. Найгель же в это время уже открывал окно на улицу. – Невысоко! Спрыгнем. И главное – с этой стороны нет этих… - И уже спустившись на тротуар, он пробормотал чуть слышно себе под нос. – Ничего, насекомые, я вам ещё отплачу за это позорное бегство…

Вся команда была внизу. Верхушки деревьев парка, в котором они очутились, уже трогали первые мазки рассвета. Действительно, это мероприятие заняло у них почти всю ночь.

- Расходимся по одному! Встретимся как обычно в штабе. На сегодня всё!

Команда рассыпалась в разных направлениях.

 

 

 

Уже вечером у него была беседа с труппфюрером Хирше.

- Ульрих, наша большая операция проведена более чем успешно! Мы все можем поздравить друг друга с этим. Но!..  Не все члены братства относятся к нашей высокой цели с должной ответственностью. Ульрих, Я не могу понять, к чему эта бесполезная самодеятельность?!

Хирше вначале говорил повышенным сухим тоном, но под конец уже орал. И после этого ревущего монолога в комнате повисла звенящая тишина.

- Вы выполнили задание! И всё!!! Больше от вас ничего не требовалось. Вы сожгли эту чёртову синагогу… - Хирше был неврастеником и сейчас задыхался от нехватки сил, которые он бы хотел вложить в свою пламенную речь. – Зачем вы вытащили этого старикашку и сделали то… То, собственно говоря, что вы сделали. – Ему в таком возбужденном состоянии с трудом удавалось подбирать слова. – Идём дальше! Вы вместо того, чтобы быстро ретироваться оттуда, остались посмотреть, что же дальше будет… О мой Бог! Это ли не по – детски? И в довершение всего вы ворвались в квартиру к этой несчастной старухе… - Хирше, до этого нарезавший концентрические круги вокруг Найгеля, так, что тот в конце концов уже устал крутить головой, следя за ним взглядом, уселся за стол и уронил свою стриженную под ёжик голову, обхватив её руками. – Ульрих, ты хоть понимаешь, что чуть не угробил целое подразделение?!

- Да, господин, труппфюрер. Я виноват.

- Ха! Он виноват… И я надеюсь, ты не забыл, что сейчас уже давно не тридцать третий год!

Нет. Это Ульрих Найгель никогда бы не смог забыть. Тогда он был рядовым штурмовиком, но и до сих пор помнил, как в Ночь длинных ножей хватали его товарищей и тащили куда – то, а потом возвращали в гробах, которые было запрещено открывать. Всем было понятно почему. Тогда фюрер сказал, выступая в рейхстаге, что погибли кто на расстреле, кто при попытке к бегству, а кто в результате самоубийства семьдесят семь человек. Но он – то знал, что их погибло в десятки раз больше. И было точно известно, что убивали не только штурмовиков, но и тех, кто был просто неугоден.

- Да, сейчас не тридцать третий… - Хирше грустно, но уже более спокойно повторил эту фразу. – Мы сильны совсем не так как раньше.

Ульрих думал о своём, он вспоминал, как тогда, четыре года назад, после низложения Рёма из вождя и кумира штурмовиков в предателя, покончившего с собой, обладатели кинжалов с его дарственной надписью «В знак сердечной дружбы. Эрнст Рём» в суматохе тех дней спешили сточить эту самую надпись и откреститься от бывшего командира. Был такой и у него, и он усердно поработал над ним напильником и наждачной бумагой. Да, им не приходилось решать, с кем водить сердечную дружбу, а с кем нет. Это за них делали другие.

Хирше вдруг посмотрел на него. В этом взгляде промелькнула подозрительность. Найгель понял, что значит этот взгляд. Ха – ха – ха!.. Старина Хирше боится! Этот придурок боится, что я настучу на него гестаповцам. Действительно, сейчас там слишком уж глубоко не копают, насколько велика вина того, на кого поступил сигнал. Что ж, а это совсем неплохая идея… Ульрих обладал удивительным сочетанием черт характера. Он был до животного отупения жесток, но в то же время очень хитёр, если ему нужно было пройти по чужим головам и трупам.

Хирше вдруг смягчился.

- Хотя… В целом, я тебя понимаю. Евреи уже просто допекли нас. И чего не сделаешь во власти чувств… Ну разве что теперь мне докучает эта старуха, к которой вы вломились. Её племянничек работает где – то в окружении бургомистра… Ну ничего, думаю, мы решим этот вопрос.

Найгель внутренне возликовал. О, как он, оказывается труслив, этот Хирше!.. Тем временем начальник продолжал, попытавшись вновь перейти на более строгий тон.

- Я тебя прошу как один член партии другого, будь в следующий раз более осмотрителен. Это важно для нашего дела. Иди.

 

 

Курт. Часть вторая.

1938 год.

Он наконец - то получил долгожданный отпуск. Да, ефрейтор Бининг его заслужил… И теперь он вечерами бродил по родным улицам, словно стараясь находиться по ним вдоволь, про запас. Уже совсем стемнело. Осенний вечер быстро растворял дневной свет. Зато зажглись огни магазинных витрин. Курт любил вот так гулять, когда не нужно было никуда торопиться. Ему нравилось смотреть на эти огни, людей. Он шёл, улыбаясь сам не зная чему. Было так хорошо. Но его умиротворение нарушили крики за углом, звон разбитого стекла. Он ускорил шаг и увидел, что штурмовики  крушили магазин. Давно поговаривали, что он принадлежит какому – то богатому еврею. Правда, его никто толком не видел. Всеми делами ведал управляющий, старик Диц. Он был немцем, и для всех было загадкой, что связывало его, честного человека с этим проходимцем, которого никак не могли выловить, чтобы объяснить простым языком, почему он здесь не должен держать свою лавку. К слову, это был текстильный магазин. И здесь продавались хорошие вещи и ткани по одним из самых низких цен в районе. Это вызывало большой приток клиентов, даже несмотря на дурную славу о владельце.

- А что случилось? – Курт обратился к одному из зевак.

- Да кто его знает?..

- Ребята из гитлерюгенда наконец выследили этого проклятого… Сейчас приедет полиция, чтобы забрать его куда следует. Но своё он уже получил. Ха – ха!

Действительно, всё так и было. Штурмовики – их было много – разрисовывали белой краской витрину магазина. Они изображали вифлиемские шестиконечные звёзды. И писали одно слово «еврей». Табличку с тем же словом повесили и на шею главному участнику этого действа. А на спине попытались изобразить звезду. Но у них ничего из этого не вышло. Это был до такой степени тщедушный старик, что на худосочной спине которого никак не получалось вывести нужные линии. Только измазали всю спину. Наконец молодчики бросили это неблагодарное занятие, напоследок просто вылив остатки краски еврею на голову и ткнув кистью ему в лицо. Было видно, что ему уже всё равно, и он смирился со своей безнадёжной участью. Пара штурмовиков вывели его на середину улицы и принудили стать на колени. Старик что – то бормотал. Но в улюлюканье толпы его голос не был слышен.

- Что ты там говоришь? – спросил один из парней. Желая рассмешить других, он взяв в магазине огромные швейные ножницы, срезал у несчастного его седые пейсы.

- Не трогайте Дица… Я прошу вас, если в вас осталась хоть капля души человеческой…

- О! Ребята, а он нам ещё и приказывает… Да – а, старикашка, а ты нескромен… - участник судилища ударил старика коленом в грудь. Упав, тот так и остался лежать на мостовой. – Где изменник?

Привели Дица.

- Ну, что же вы скажете по поводу всего этого? – Этот голос был знаком Курту. И только протиснувшись через плотную толпу, он увидел Керна. Да, это был он, шарфюрер СА.

- Что же я вам должен сказать?

Керн начал понемногу выходить из себя.

- Не зли меня, старик. Я не посмотрю, что ты немец… Тем более это теперь вызывает сомнение. Зачем ты связался с этим отребьем, с этим еврейским уродом, а?

Диц усмехнулся.

- Диц, какая теперь уже разница? Всё равно моя судьба решена… - Старик с камней мостовой подал слабый голос.

- Заткнись!!! – Керн взревел так, что на руках у одной из женщин, притащившихся сюда с тем, чтобы поглазеть на бесплатное представление, на руках заплакал грудной ребёнок. И уже более вежливо обратился к Дицу, хотя чувствовалось, что он себя из последних сил сдерживает, чтобы не растерзать обоих.

- Его сын воевал вместе с моим на Восточном фронте в прошлую войну. И когда русские ранили моего Адольфа, Аарон вынес его на себе с поля боя… Они были как братья.

- Не произносите при мне этих мерзких имён! И не надо, - Керн помахал указательным пальцем перед носом старика, - даже заговаривать о как бы то ни было братстве немца и еврея! Этого не было и не будет никогда. Где же теперь ваш сын?

- Мой сын снова оказался на Восточном фронте. Он погиб… - Старик запнулся. – А его сын…

- Я искренне надеюсь, что его сын находится там, где и положено.

- А я умею быть благодарным. – Диц произнёс это твёрдо. - У меня ничего не осталось кроме памяти о сыне. И в память о нём я хотел сделать что- то для этих людей. Да, когда начали громить еврейские магазины и все отказались с ним работать, я предложил Мойше… Вот его, - он ткнул пальцем во владельца магазина, - если вам интересно, молодой человек, зовут Мойшей. Так вот, я предложил ему свои услуги управляющего.

Тут как раз прибыли полицейские. Они увели основных участников происшествия. И люди, у которых забрали зрелище, начали потихоньку расходиться, вполголоса обсуждая то, что увидели. Снова плакал всё тот же грудной ребёнок, но уже где – то вдалеке. Видимо, мать уже успела отойти подальше от толпы. Пошёл своей дорогой и Курт. До дома было ещё далеко, и он напряжённо пытался ответить на сложные вопросы, вдруг возникшие в его голове. До этого случая он не задавался ими. Всё было просто и понятно. Пропаганда Геббельса действовала чётко. Но только что Курт видел такое, что не укладывалось для него в привычные рамки. Евреи тоже люди со своими ценностями, они могут чувствовать, дружить, проливать кровь? Да ещё и за немцев. А Диц? Правильно ли он поступил на самом деле? Как поступил бы он сам? Откуда столько жестокости в его товарищах? Или же так должно быть? Юноша слышал о подобных погромах, но никогда не присутствовал в них лично. Наверно, потому, что евреи, в большинстве своём, уже были изгнаны отовсюду. Это было трудно. Курт всегда шёл по прямой и видел перед собой только одну дорогу. Теперь же он понял, что есть и другие, и не знал, какая из них верная.

Он пришёл домой. Генрих заметил тяжёлую задумчивость на его лице.

- Что – то случилось, сынок? 

Курт рассказал. Они с отцом никогда об этом не говорили. Генрих, наученный горьким опытом, предпочитал не касаться политических тем даже в разговорах с сыном, желая не навредить тому какими – то своими высказываниями. Он даже не рассказывал, по каким причинам был на самом деле уволен из армии. И теперь отставной полковник решил не отступать от выбранной им позиции.

- Сынок, это власть… Народ сам вознёс их наверх. Само время покажет, кто был прав. И тогда всё станет на круги своя. А тебе, чтобы стать тем, кем ты хочешь, придётся иногда идти на жертвы и делать то, что тебе не нравится. Нет, это не компромиссы с совестью. Нужно всегда быть честным с самим собой и твёрдым, а иногда даже жестоким по отношению к людям. Это неотъемлемая часть твоей профессии. Важно одно: всегда помнить, для чего ты это делаешь.

Сын молчал.

- Я никогда не сталкивался с этим так близко. Понимаешь, отец?

-Я думаю, это даже к лучшему. Хорошо, что ты увидел это сейчас, когда ты ещё можешь изменить свой выбор. Так что же ты скажешь на это?

- Я буду военным.

Отец, согласно кивнув, подошёл и обнял его за плечи.

 

 

Йохан. Часть вторая.

1940 год.

На одном из партийных собраний Фридрих Витц познакомился с Альфредом Кихлером. Тот всегда приходил в дорогом элегантном костюме. И после собраний его ожидал собственный автомобиль с водителем. Они как - то случайно разговорились, и уже довольно продолжительное время Фридрих считал его своим хорошим приятелем, втайне желая перейти на более близкую стадию знакомства. Он чувствовал в этом холёном человеке силу, благосостояние. Это привлекало его, хотя и Кихлер не сообщал о себе никаких подробностей. Витц даже не знал, чем занимается его новый друг. Вскоре случай сблизиться представился. После собрания они, разговаривая, вышли на улицу. Вовсю свирепствовал ливень.

- О… - Витцу было стыдно признаться перед Кихлером в том, что он вынужден ездить на трамвае, но он был обескуражен.

И шагнувший уже вперёд Кихлер словно забыл о том, что им нужно расставаться. Мгновенно оценив ситуацию, он всё понял.

- А давайте, я вас подвезу, мой дорогой друг! Заодно и закончим нашу беседу. - Они побежали к машине. Дождь барабанил снаружи. Витц был подавлен, полагая, что ему предложили эту поездку просто из вежливости.

Они забрались на заднее сиденье, и водитель сейчас же не торопясь покатил по мокрому асфальту. Кихлер обратился к нему.

- Ганс, дорогой, поедемте… Какой у вас адрес? - Он взглянул на Витца.

- Господин Кихлер! Вам не стоит так утруждать себя…

- Фридрих, - Кихлер умиротворяющее положил руку на плечо собеседнику, - куда нужно ехать Гансу?

Витц сдался и назвал адрес.

- Ганс, вы слышали?

Водитель утвердительно кивнул.

- Ну вот…

В Витце всё это вызывало зависть и казалось недосягаемым: личное авто, водитель, по всей видимости высокий общественный статус Кихлера в целом… Особенно это чувствовалось теперь, из – за самой обычной непогоды. Если бы не благодушие Кихлера, он бы сейчас мок под ливнем по дороге к трамвайной остановке. Интересно, с чего вдруг ему пришло в голову помогать обычному служащему…

Словно прочитав его мысли, Кихлер заговорил.

- Зовите меня просто – Альфред! Ведь мы друзья?

Не совсем понимая, к чему клонит

- Как вы думаете, чем я занимаюсь?

Вопрос поставил Витца в тупик.

- Вы имеете в виду свою профессию?

- Да, да… Именно!

Витц задумался, на одном из прошлых собраний он видел на Кихлере чёрную эсэсовскю форму. Для него это было своеобразным символом элитарности. Но чёткого понятия об этой структуре у него не было.

- Думаю, вы связаны с СС… Точнее затрудняюсь сказать. Честно говоря, не задумывался об этом… - Он солгал, на самом деле холёная физиономия Кихлера не давала ему покоя ещё до их личного знакомства.

- Ха – ха, мой дорогой Фридрих!.. – Усмехнувшись, он посмотрел собеседнику прямо в глаза. – Можно сказать, я боец за чистоту расы, боец переднего края. – На последних двух словах он сделал ощутим ударение. - Я – начальник концентрационного лагеря, что находится у нас за городом. Вы могли, наверно, заметить дымы, поднимающиеся оттуда.

- Да, я видел его… Издалека. Поэтому имею о нём лишь самое смутное представление…

- Это пока. – Эсэсовец снова коснулся плеча Фридриха. - Понимаете, Фридрих… Вы мне нравитесь! Своей яростностью, твёрдостью взглядов. Если бы все наши товарищи были такими… И в вас чувствуется практическая жилка.

- Ну что вы, Альфред… Просто я болею за судьбу фатерлянда. Но таких людей много… - Он вдруг осёкся на полуфразе, подумав, что, может быть, Кихлер говорит всё это ему неспроста. И ему тоже нужно подбирать слова.

Словно в подтверждение его мыслей, Кихлер просто ошеломил его.

- Я предлагаю вам сотрудничество. Мы организуем магазин, будем в нём совладельцами.

- Но… - Фридрих был поставлен в очень неудобное положение, и это вызвало смущение и даже разочарование от столь интригующе начавшейся беседы. – У меня нет ни капиталов, ни какого – либо значимого имущества.

- Нельзя так сразу отступать! Это не к лицу борцу за новый мир. Позвольте пояснить! От вас требуются лишь ваша твёрдая рука и организаторские способности. Я буду поставлять вам товар, а вы будете его реализовывать.

- И что же это за товар?

- Гм… Сейчас вы сами всё увидите. Ганс! – Он обратился уже к водителю. – Ганс, мы едем в лагерь!

Водитель послушно кивнул.

В машине повисло молчаливое ожидание. Только у самых ворот учреждения Кихлер его нарушил.

- Вот моя скромная вотчина…

Это было иронией. Лагерная территория на самом деле занимала не один десяток квадратных километров. Часть её была даже не видна с дороги, так как была скрыта лесом. Для этого в нём вырубили довольно обширную поляну. По всему периметру шла пара рядов проволочной ограды. По ней был пущен электрический ток. За ней была широкая полоса отчуждения с воткнутыми в землю табличками «Мины», на которых были нарисованы череп и кости. Это недвусмысленно предупреждало всякого входящего, что ему лучше воздержаться от прогулок по зелёной сочной траве, росшей за забором. И только потом начинался лес. Территория лагеря полого спускалась вниз. На возвышении стояли комендатура и помещения для охраны, прочие служебные помещения. А ниже располагались рабочие и жилые бараки для заключённых. За поворотом же, скрытый деревьями, располагался крематорий. С дороги он был вообще не виден, можно было заметить только торчащую трубу из красного кирпича. Но издалека она казалась не толще пальца. Теперь же оказавшись у самого её подножия, возле входа в крематорий, Фридрих Витц оценил её как циклопическую. Действительно, это был настоящий памятник смерти, что было парадоксально, так как сооружение было создано для того, чтобы развеивать по ветру всякую память о людях, попавших сюда. Наверно, через трубу улетали души. Но мысли Витца – старшего были не столь пафосны. Он ждал, что же в конце концов скажет ему Кихлер. И тот снова заговорил.

- Видите всё это? – Он повёл вокруг себя руками. – Здесь есть сельскохозяйственные, швейные производства…

Они зашли в один из ангаров, лежавших на их пути. В нём был полумрак, и сначала Витц разглядел только какие – то терриконы высотой в несколько метров. В них словно жуки, кто – то копошился. Кихлер щёлкнул выключателем, и, потрескивая, на потолке одна за другой зажглись лампы. Это были горы вещей. Отдельно лежали мужская, женская и детская одежда, обувь, чемоданы, дамские сумочки, электроприборы, посуда, игрушки… Здесь были даже костыли, трости и протезы, очки. Здесь повсюду стоял жуткий до тошноты запах горелого мяса. Но в этом помещении он был другим, запахом старых вещей. Воздух был тяжёлым, устоявшимся.

- Что это?

- Это вещи тех, кому они уже не понадобятся. Враги рейха… Изобличённые и водворённые сюда, под моё заботливое крыло. Ха – ха – ха… Забавно звучит, не правда ли, мой дорогой?  

Кихлер выключил свет, и они вышли из ангара.

- А что делают эти люди? Кто они?

- Это тоже враги. Но ведь мы можем использовать их себе на пользу… Ну конечно только самых трудоспособных. А потом и они сами станут просто биомассой. И она тоже не пропадёт даром. – Он загадочно ухмыльнулся. – А сейчас они просто отбирают вещи для отправки их в соответствующие инстанции, которые будут предлагать их на продажу. Но никто вокруг толком не знает, как всё это делать… Беда любого начинания. Вот я и предлагаю заняться этим вам. Пройдёмте, я покажу вам ещё кое – что. Они подошли к одному из цехов.

Из него даже с улицы был слышен металлический лязг. Заключённые при помощи станков делали там кастрюли.

- Что ж? Дальше!

Они прошли за ограду мимо поста охраны. Судя по всему, это было другое отделение лагеря – женское. Здесь, в бараке, куда они зашли, было много женщин, а вокруг были кучи разных оттенков. Только приглядевшись, Витц понял, что это было. Нагнувшись, он поднял с бетонного пола длинную прядь каштановых волос.

- Да, да! – Кихлер заметил в глазах Витца удивление и непонимание того, что здесь происходило. – Это обыкновенные человеческие волосы, преимущественно женские… по понятным причинам. Эти заключённые набивают ими подушки. Подарю вам парочку для оценки. Хотя, думаю, если вы примете моё предложение, подобные мелочи не будут вас волновать.

Потом они вернулись к крематорию и вошли в небольшое здание, примыкавшее к нему сбоку. Здесь вокруг были люди в белых халатах.

- Тут работают наши медицинские светилы… Они изучают воздействие различных погодных условий на человеческий организм, влияние вредных и целебных веществ. Когда – то нам за это будут благодарны.

Дальше Витца удивили производством мыла из человеческого жира, предметов утвари из костей.

В конце этой довольно длинной экскурсии, не охватившей и половины того, что здесь было, они пришли к совсем небольшой будочке. Открыв дверь, Витц - старший увидел сидящего к ним спиной человека в такой же полосатой робе, какая была на всех узниках, находившихся здесь. Он повернулся при их появлении и, подскочив, несмотря на очевидный немалый возраст, стал навытяжку.

- Сиди, сиди, Пинхас! Занимайся своим делом… - Кихлер произнёс это как – странно, словно сам себе, только вслух.

Заключённый снова сел к своему столу.

- Этому еврею наполовину отбили во время «хрустальной ночи» слух, вырвали язык… Чёртовы дуболомы! Ведь он прекрасный ювелир. Видели бы вы, какие чудеса творит он из золота, которое мы… добываем здесь же при умерщвлении всего этого отребья.

Было странно слушать из уст Кихлера столь двойственную оценку представителей еврейства. Хотя он и ценил старика только за то, что тот мог пригодиться.

Дождь уже давно прекратился, и теперь по земле катались странные катышки. Это был свалявшийся пепел.

Кихлер проследил за взглядом Витца, смотревшего, как пепел с клубами чёрного дыма выбрасывает из трубы крематория.

- Да, это, кстати, тоже, наша продукция – отменное удобрение… Ну так что вы скажете, мой дорогой Фридрих? Вы оценили весь масштаб возможного предприятия? Понимаете, мне нужен надёжный компаньон, которому я мог бы безоговорочно верить и который бы не был склонен к излишним сантиментам. Думаю, вы понимаете, о чём я говорю. Со всей реализованной продукции мы будем получат... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8


30 января 2017

Кто рекомендует произведение

Автор иконка Вова Рельефный



6 лайки
1 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Ржавчина»

Иконка автора Вова РельефныйВова Рельефный пишет рецензию 31 января 17:38
Действительно, начал читать - затянуло. Позже прочитаю до конца. Спасибо!
Сергей Чекунов отвечает 31 января 23:05

Сударь, чрезвычайно рад Вашему мнению! Мне интересны все мысли по поводу романа: читабельный ли слог, нет ли сюжетных затянутостей и прочее...
Перейти к рецензии (1)Написать свой отзыв к рецензии

Иконка автора Дмитрий ВыркинДмитрий Выркин пишет рецензию 31 января 3:56
Интересные события описаны автором! Было довольно интересно ознакомиться с исторической действительностью тех грозных и неоднозначных лет войны минувшего столетия...
Сергей Чекунов отвечает 31 января 23:20

Дмитрий, благодарен за оценку моей работы. Для меня это не просто тема из ряда других. Я много лет пытаюсь понять причину "эпидемии" зла, охватившей тогда целую страну. И понимаю, что я всё ещё в начале пути. Желаю увлекательного чтения, коллега!
Перейти к рецензии (1)Написать свой отзыв к рецензии

Просмотр всех рецензий и отзывов (4) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер