ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Сандра Сонер
Стоит почитать Это была осень

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Лошадь по имени Наташка

Автор иконка Эльдар Шарбатов
Стоит почитать Юродивый

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Гражданское дело

Автор иконка Андрей Штин
Стоит почитать Во имя жизни

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Женщина любит сердцем

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Города

Автор иконка Ялинка 
Стоит почитать Заблудилась...

Автор иконка Елена Гай
Стоит почитать Вера Надежды

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Смысл жизни

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

СЛУЧАЙНЫЙ ТРУД

реальность
Просмотры:  310       Лайки:  0
Автор Юрий Коскевич

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Ржавчина


Сергей Чекунов Сергей Чекунов Жанр прозы:

Жанр прозы Военная проза
2038 просмотров
1 рекомендуют
6 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
РжавчинаЭти четверо были обычными людьми. Но они оказались частью огромного эксперимента над человечеством под названием нацизм. Каждый пришёл в него своим путем. Но их жизненные дороги в самый драматичный момент германской истории сходятся вместе. Как отнестись к поражению своей родины во второй мировой войне, диверсанты, заброшенные в глубокий советский тыл, должны решить самостоятельно. Кто они: солдаты, принявшие присягу, или прежде всего люди? С этим выбором справятся не все…

Пролог.

Ноябрь 1943 года.

Где-то там сзади ещё стреляли. Но Курт фон Бининг, нащупывавший слегой твёрдые кочки в этом проклятом болоте, уже думал о другом. В его душе уже не было ярости боя. Он думал о том, что все его ребята погибли. Идти трудно, место было довольно топким. Его сухой ум военного тактика был не возмущён случившимся, он лишь анализировал операцию и пытался понять, где была сделана ошибка. Почему погибли его люди. Двигался он уже машинально, сразу приноровившись к засасывающей трясине. Но хотя мыслями он был далёк от действительности, зрение, слух, обоняние, как всегда остро контролировали всё, что происходит вокруг. И он первым заметил патруль, идущий по тропинке, которая вела в глубь их линии обороны. Бининг выкарабкался наверх из этой гнилой жижи. Встал во весь рост на виду у подходящих солдат.

- Стой! Пароль! – Резко прозвучал окрик.

- Стою! Пароль «Роза». Отведите меня к майору Гершке, – его голос прозвучал негромко от усталости,  но остановившие солдаты сразу уловили в нём нотки команды. Поэтому они без лишних вопросов повели его, хотя и сняв автоматы с предохранителей, к Гершке. В этом спокойном человеке в грязном камуфляже, увешанном оружием, они почувствовали силу, спокойствие хищного зверя. Если он захочет, то может сделать с ними всё, что захочет, несмотря на их автоматы и численное превосходство. Это был воин. Поэтому они были рады избавиться от него, приведя к майору.

- А-а… Это вы, гауптман! Я вас ждал несколько раньше.

- Возникли непредвиденные обстоятельства…

- Вы или ваши люди, может, хотите переодеться, отдохнуть?

- Я один. Господин майор, мне нужна машина.

- Да, да! Конечно, я всё понимаю… - Майор суетился перед низшим по званию, попав под то же молчаливое влияние, что испытали на себе его солдаты.

Бининг видел это, но ему было всё равно, он уже привык к такому отношению. Он смертельно устал за эти сутки, но сквозь полудрёму, навалившуюся камнем на него, слышал, как Гершке уже другим, начальническим тоном говорил с кем-то по телефону, требовал машину. Окончательно его пробудил визг тормозов остановившегося под окнами здания «Опеля». Бининг попрощался с майором. Поехали. Лёгкая вибрация автомобиля снова убаюкивала его.

Несколько часов прошли незаметно. И снова тот же самый звук тормозов. Он в центре подразделения абвера.

Полковник Крец молчаливо выслушивал его доклад о только что проведённой операции. О том, как погибла группа. Он молчал, кивал чему-то, делал пометки в блокноте.

- Лучше нужно готовиться, Курт… Да! В последнее время, мой дорогой мальчик, вы несёте большие потери.

   Бининг понимал, что Крец как шеф обязан это сказать, а сам Крец думал о том, что они вынуждены посылать людей на заведомо невыполнимые задания. И, тем не менее, «его дорогие мальчики» как-то умудряются их выполнять. И Бининг был среди них одним из лучших. Полковник молчал, он подбирал слова перед тем как рассказать Бинингу о новом задании.

- Но, мой дорогой мальчик!.. Тебя ждёт следующее задание. Несколько необычное, но, думаю, тебе будет интересно. Ты на какое-то время станешь вольным стрелком.

- Какое-то?

- Да, для тебя сформирована новая группа из хороших парней. Вы будете работать в глубоком советском тылу. На Кавказе. Дождётесь, когда мы вернём себе эти земли. Кто знает, насколько это может затянуться… Сейчас для улучшения позиций принято стратегическое решение выравнивать фронт, поэтому скорее всего мы будем вынуждены ещё несколько отступить. Но! Я уверен, что тебе и твоим парням не придётся ждать больше нескольких месяцев. Ваша группа будет одной из многих по всей линии фронта. Фюрер хочет, чтобы вы превратили жизнь русских там, далеко, в ад. Думаю, они будут рады такому сюрпризу, - Крец хотел было посмеяться над собственной шуткой, но смех сорвался в кашель. – От вас требуется откровенный террор, сейчас нам не до миндальничанья и благородства… - он сделал паузу, - которым ты, позволю себе заметить, отличаешься особенно. До меня дошли слухи, что тогда это ты отпустил пленных… Ты помнишь, я надеюсь, тот случай. Мой дорогой Курт, теперь не время средневековых рыцарских жестов. Надеюсь, ты меня понял. Ты же сам видишь, как мы высоко тебя ценим…

Бининг спокойно слушал, что ему говорил Крец, понимая, что как начальник он и не мог сказать ему чего-то иного.

- Да,  конечно, господин полковник! Я всё понимаю.

- Хорошо! – Крец хлопнул ладонями по столу. - Пойдём, познакомишься со своими новыми людьми.

 

Ульрих. Часть первая.

1913 год.

Ульрих родился в обычной немецкой семье за год до первой мировой войны. И если бы не это обстоятельство, в один миг изменившее жизни множества людей по всему миру, возможно и его судьба сложилась бы совершенно по – иному. Лора – мать и Томас - отец немного успели пожить настоящей семьёй, поэтому и понять друг друга им было не дано. Они были совершенно разными. И скорее всего это проявилось бы в дальнейшем. Хотя одному Богу это известно… Главное, что у мальчика был бы ещё один родной человек, который бы его по – настоящему любил. В этом сомневаться не приходилось. Томас в свои без малого тридцать лет слыл одним из лучших ветеринаров округа. Он был добрым, сентиментальным, мягким… Наверно, даже слишком мягким. Лора же была… Трудно дать определение её характеру. Она была ко всему равнодушна. Ко всему, кроме себя и каких – то простых мирских удовольствий. Она любила мужчин, выпить… Лора находила возможности для связей с ухажёрами даже тогда, когда муж ещё не ушёл на фронт. Томас в какие – то её оправдания верил, чего – то просто не хотел замечать. Он её действительно любил. А уж зачем она с ним сошлась? Скорее всего просто потому что так было принято. Да и хотелось избавиться от докучливого родительского контроля. Через год же после рождения сына она получила ещё больше свободы. Томас ушёл на фронт. С тех пор он изредка приезжал домой в отпуск. Он любил жену и сына, Лора же просто создавала ощущение семьи. Ульрих – вот кто скучал за ним по – настоящему. В последние месяцы войны уже ни для кого не было секретом, что она скоро закончится и далеко не самым лучшим образом для немцев. Думая обо всём этом, Лора переживала о том, что будет после. Её не беспокоило, вернётся ли муж с войны с руками и ногами, придёт ли он вообще. За несколько лет она привыкла к тому, что через какое – то определённое время Томас приходил домой в отпуск. Когда же им пришло извещение о том, что Томас Найгель погиб смертью храбрых на полях варварской России во славу великой Германии, женщина горевала не о том, что потеряла любимого человека и отца для малыша, а о том, что теперь придётся искать новый источник доходов. Но в окружении толпы поклонников упадок духа быстро проходит. Ей даже понравилась такая вольная жизнь. За пару лет Ульрих перевидал дюжину потенциальных глав семейств. Это если считать только тех, с кем его мать действительно пыталась строить отношения. Прочих связей же было намного больше. Хотя позабавившись с распутной бабёнкой, мужчины покидали их дом. Но они не были жестоки по отношению к малышу. А вот потом, когда Ульриху уже минуло семь лет, когда появился Он. Георг!.. Это был настоящий деспот. Он ревновал к каждому столбу Лору и издевался над её сыном. Как видно, он по – настоящему влюбился. И, что самое интересное, он сумел вызвать в ней ответное чувство. Лору после семейной жизни с рохлей Томасом привлекало в Георге как раз то, что он взял её в ежовые рукавицы. Просто он был таким по характеру и это проявлялось в отношениях со всеми людьми. К тем, кто был слабее его в социальном, физическом плане он, если была такая возможность, относился жестоко. И в ближайшем его окружении таким человеком по понятным причинам стал Ульрих. Но Лора ничего этого как будто не замечала или делала вид, что не замечает. Она всё прощала. Именно на этом странном сочетании чувств и зиждился их интерес друг к другу. Он был неподдельным. К тому же они привлекали друг друга как любовники. Но!.. Ничто не вечно. И со временем Лоре в их отношениях что – то словно приелось. Ей хотелось чего – то нового. Георг перестал быть для неё непрочитанной книгой. Она её прочла и теперь не видела совершенно никакого смысла в том, чтобы не закрыть её и не взять другую, более интересную. И после нескольких лет благочестивой жизни Лоре захотелось новых ощущений, острых. Она не искала их не напрямую. Но она не противилась, если с ней пробовали флиртовать. Благо, возможностей для этого было много. Она работала продавцом в магазине товаров для автомобилей. Вокруг неё постоянно вился рой мужчин. Георг чувствовал себя человеком, у которого вот – вот украдут его любимую игрушку. Но бороться с этим было совершенно бесполезно. Просто потому, что воров было слишком много. Да и дело – то было не в них, а в слабой воле его сожительницы. Впрочем, она пока держала себя в руках и ничем себя конкретно не скомпрометировала. Разве что участились походы к подругам, откуда она приходила немного навеселе. Георг же, приходя со службы, видел пустые кастрюли и начинал кашеварить. Было забавно видеть, как он в переднике встречал свою гулёну, от которой обычно слегка разило коньяком. А на плите шкворчала яичница или парил суп. Георг терпел, вымещая всю свою злость на пасынке. Ульрих ничего не мог ему противопоставить. Поддержки же от матери было ждать бесполезно. Чувство ненависти к чужому ребёнку усиливалось ещё и оттого, что Лора всё никак не беременела. Постепенно их отношения портились всё больше. Георг и сам начал выпивать от неудовлетворённости такой семейной жизнью. Больше всего это не нравилось его матери, фрау Гретхен. Ещё она частенько пилила их обоих за то, что они никак не подарят ей внуков. Это после нескольких лет совместной жизни! Тут дело было явно нечисто. В этом она была убеждена и считала, что во всём виновата непутёвая сноха. В то же время она была и рада, что всё так, видя, как Лора всё прохладнее относится к сыну. Этому союзу были не слишком рады и с другой стороны. Мать Лоры, фрау Эльза видела, что Георг со временем становится настоящим тираном по отношению к дочери и внуку. Но она она справедливо полагала, что Лора человек взрослый и уже давно распоряжается собственной жизнью. А вот маленький Ульрих – совсем другое дело. Георг по – настоящему издевался над мальчиком. Лора же почему – то на всё это смотрела сквозь пальцы. Георг был жесток. И он был умён в своей жестокости. Ульрих наверно, никогда бы не смог забыть один случай…

 

1920 год.

Ему совсем недавно исполнилось семь лет. Стояли рождественские каникулы. Он по – детски радовался наряженной ёлке, снегу на улицах, весёлой суматохе в доме. Но праздники отмечали и взрослые. Тогда в один из тех дней Георг пригласил на обед одного из своих двоюродных братьев с его женой. Дядя Рудольф и тётя Анна. Так повелел их называть отчим. Хотя сами они чувствовали себя очень неловко, когда к ним так обращались. Это была ещё совсем молодая семейная пара. Впрочем, у них уже была четырёхлетняя дочь. Лиза. Это было какое – то полувоздушное создание с ангельскими глазёнками, которое Георг почему – то просто носил на руках. Малышке в их доме позволялось абсолютно всё. Ульрих и сам любил её. Но ему тем более было обидно просто деспотичное отношение к себе после того, как он видел, как Георг может относиться к детям. Обед был в самом разгаре, но Георг вдруг решил, что уже нужно подавать десерт и кофе. Он ткнул пальцем в бок Лоре: «Кофе!..». Это было сказано как официантке в дешёвой закусочной. Но Лора относилась к этому равнодушно, как и к пришедшим в гости родственникам. Она показывала это всем своим видом, считая их обычной деревенщиной. Рудольф это чувствовал и, не зная куда теперь деть свои огромные крестьянские руки, уже не раз успел пожалеть о том, что вообще не отказался от приглашения брата под любым благовидным предлогом. Хотя и огорчать того он не хотел, зная что пригласить тот может разве что кого – нибудь из родственников. Друзей – то Георг по понятным причинам заводить не научился. Всё это понимал и сам хозяин дома. Его просто разрывало от злости, но что он мог поделать? Не убивать же её… эту гадкую бабу. Тем более сейчас, когда на них смотрят посторонние. Лора лениво словно пава прошествовала из гостиной, где они сидели, в кухню. Но здесь был её выродок… В тот момент Ульрих сидел рядом с ним на стуле и, отвернувшись от сидевших за столом, корчил рожицы Лизе, которая болтала ногами на диване. Та в ответ с детской непосредственностью строила ему глазки. Георгу на доело наблюдать эту картину, и он наклонил стул, на котором сидел пасынок, набок, рассчитывая что тот свалится с высокого сиденья. Но Ульрих хоть и не ожидал подвоха сзади, рефлекторно успел уцепиться ручонками за решётчатую деревянную спинку и, не понимая, что же опять не так, повернулся к отчиму. «Он проявляет недовольство?!»

- Иди, иди!.. Займись делом! Ротозей… - Не слишком сильный, но достаточно жёсткий подзатыльник мигом утихомирил ребёнка.

- Брат… Ну зачем ты с ним так? – Даже Рудольф, не отличавшийся особой тонкостью чувств, сумел понять всю эту ситуацию и пожалеть мальчика.

- Ничего, ничего… Ему полезно!.. Мы – то в его годы… - Тут он начал вспоминать своё довольно – таки скучное детство, никакими особыми подвигами не отличавшееся.

Ульрих же, насупив брови и сдерживая слёзы от обиды, пошёл к матери. Но он был ребёнком, поэтому вскоре уже с увлечением помогал уносить грязную посуду и выставлять сахарницы, розетки с вареньем, вазочки с конфетами. Ах, как же это всё манило его. Семья жила не слишком уж богато, впрочем как и большинство в те послевоенные годы. И оттого он даже считал для себя почётным то, что ему доверили это. Но самое главное было впереди. Кофейный сервиз! В некотором смысле его можно было бы даже считать произведением искусства. Во всяком случае у Георга в этом не было ни малейших сомнений. Он только - только подарил его Лоре, при этом кивая с важным видом, когда та заохала, что это слишком дорогой подарок. Но ведь он её любит… и надеется, что Лора это оценит по достоинству. Действительно, сервиз был красив. Дорогущий тонюсенький фарфор… Гроздья мелких ягодок алыми пятнами, разбросанные на тёмно – синем фоне, с позолоченными завитушками веточек… Ульрих уже успел принести и изящные чашечки на миниатюрных блюдцах.

- Аккуратнее!.. – Услышал он брошенную в спину фразу, отправляясь в очередной раз на кухню.

Оставалось главное – сам кофейник. Неся его, мальчик чувствовал, что несёт настоящее сокровище. И ещё это наставление отчима… Ульрих так сосредоточился на своих мыслях, что забыл смотреть под ноги. Ему нужно было пройти не слишком длинный, вечно полутёмный коридор. Одна из дощатых половиц в нём сильно выдавалась вверх. Это был пустяк, пятиминутное дело. Но у Георга до него всё не доходили руки. Он считал, что хоть он в этом доме и живёт, ему в нём ничего не принадлежит и что – либо чинить, мастерить не обязан. Так она и лежала, задравшись одной стороной вверх. Ульрих помнил об этой злосчастной половице и знал, где она лежит, даже не смотря вниз. Но в тот момент он был настолько сосредоточен на своих мыслях, что забыл обо всём кроме драгоценного для него сосуда. Он всё - таки успел подумать о том, что здесь нужно идти осторожнее. Но уже вслед за этим его нога зацепилась за доску. Падение заняло доли секунды. Но за это время в голове Ульриха пронеслись мысли о том, что он снова оплошал и его ждёт суровое наказание. Отчим просто его изобьёт? Или же он сумеет придумать нечто более изощрённое. От него всего можно было ожидать. Потом он всё – таки упал. Это прозвучало громко. Пытаясь уберечь кофейник, Ульрих инстинктивно плотно прижал его к груди. Кофейник в итоге был обречён. Хрупкий фаянс раскололся от удара об пол, сверху же на него рухнул ребёнок. Он не так уж много весил. Но кофейнику и этого было достаточно. Крупные осколки раздробились но множество мелких. По Ульрихом мгновенно растеклось широкое коричневатое озеро. Ткань его белоснежной праздничной рубашки мгновенно пропиталась кипящим варом. И тут же в грудь ему вонзился по меньшей мере десяток острых осколков.

Он высоко, словно щенок, которому наступили на хвост, взвизгнул от боли. На крик тут же примчался отчим. Увидев, что сотворил пасынок, он бросился к нему.

- Ты… Неуклюжий ублюдок!.. Ты что же это натворил? А? Я к тебе обращаюсь... – В недоумении он не мог подобрать слова. Он был по – настоящему ошарашен тем, что случилось с его подарком. Ему было наплевать на мальчика, да и на Лору, которую он хотел осчастливить сервизом. Главным было то, что это Он его подарил. Георг сжал плечи Ульриха и тряс его с такой силой, что у того голова моталась из стороны в сторону. Ульрих видел, как в полумраке двумя раскалёнными огоньками злобы горели глаза отчима. Потом его руки переместились мальчику на грудь.

- Мало того, что ты разбил посуду, так ты ещё и умудрился испортить новую рубашку. - Он взял Ульриха за грудки, сам рискуя порезаться. Сильные пальцы вместе с тканью ухватили и израненную кожу. Ульрих взвыл. – Что ты ноешь?! Чёртова баба… Такой же как мамочка… Когда ты уже научишься аккуратности? Ты понимаешь, что всё это стоит денег? Немалых денег, хочу тебе заметить… - Георг склонился и шипел ему в самое ухо, руками же он больно крутил его кожу.

Одновременно появились гости и мать.

Увидев, что они не одни, Георг сразу сменил тон.

- Где болит? Здесь? Или тут? – Он больно тыкал в его раны острым указательным пальцем.

- Что такое? Ты упал? – в глазах Лоры ясно читался испуг за сына. Это было несколько непривычно. Проявления подобных чувств от неё редко можно было ожидать. Обняв всхлипывающего мальчика, она повела его в гостиную.

- Я – я – я… не хотел… Это половица… Кофей – иник… и рубашка… Я всё испортил. – Поглядев на пол, все поняли, как произошла эта «катастрофа».

- Ну – у… Теперь во всём виновата какая – то обычная половица. Скажи ещё, что она подскочила с пола и ударила тебя в твой бестолковый лоб.  Не ной! Будь же ты мужчиной! Тебе должно быть стыдно перед всеми нами, а особенно перед Лизой. Думаю, даже она не хнычет как ты, если вдруг расшибёт коленку. – Георг шёл сзади и читал свои нотации менторским тоном.

Лора на ходу повернулась к нему.

- Заткнись, урод! Лучше бы поставил на место эту проклятую деревяшку. Она торчит там уже сколько времени. – Не то чтобы уж Лоре так было обидно за сына. Просто Георг перегнул палку и бубнил явно не к месту.

Тем не менее, в любой другой ситуации он отвесил бы ей смачную оплеуху. Но сейчас они были не одни, поэтому ему оставалось проглотить эту пилюлю и мило улыбаться. Потом… всё потом.

Лора сняла грязную одежду с Ульриха и, уложив его на диван, осторожно вытащила осколки, смазала раны каким – то раствором. Ульрих был в центре всеобщего внимания. Руки матери порхали над ним словно крылья бабочки. И это ему очень нравилось. Ради этого он был готов повторить то, что случилось, ещё много раз. Но, к его огромному сожалению, он понимал, что это не выход из положения. Но ему было неприятно, что на него смотрят они, эти гости. Больше всего он действительно стеснялся девочки, может быть главным образом из – за слов, сказанных отчимом. Сама Лиза скромно поглядывала на то, что происходило, спрятавшись под уютную мамину руку. Ах, как же Ульрих ей завидовал. Она может вот так запросто подойти к матери. Ульриху же для этого требовалось нечто сверхъестественное.

- Что ты с ним носишься, Лора, как с младенцем? Мужчина иногда получает травмы, ранения… Это нормально. Ведь в нём же кровь настоящих тевтонцев… – Георг ходил за их спинами и, поняв, что Лора уже выпустила пар, нудил по новому кругу. На его физиономии играла садистская ухмылка. Он оказался не в силах скрыть своего искреннего удовольствия от увиденного. Ведь этот маленький спиногрыз по – настоящему страдал, он чувствовал себя несчастным. Георг даже запамятовал о том, что Лора ему нагрубила. Конечно, только на время. Он никогда не забывал, если его обидели. Но сейчас настроение у него было превосходным. Хоть и жаль было разбитой посуды… Но… Теперь у него будет лишний повод назвать Ульриха косоруким. И никто не посмеет спорить с тем, что это справедливо.

Его внутреннюю идиллию испортил Рудольф. Всё вроде бы было улажено. Но гости понимали, что праздник, который и без того не подавал каких – то больших надежд на веселье, теперь - то уж точно был безнадёжно испорчен. Лиза захныкала, и они засобирались домой, пеняя на то, что девочку нужно уложить спать. Когда же посторонние ушли, Георг вспомнил всё и сполна расплатился по счетам. Он поднял на ноги Ульриха, лежавшего на диване с лечебным компрессом на груди.

 - Иди сюда, Ульрих! – Он сидел на стуле, широко расставив ноги и уперев руки в колени. Мальчик по опыту знал, что когда отчим называл его по имени, ничего хорошего этот своеобразный официоз ему не сулил. Да и сам тон… Так вызывает на допрос с пристрастием следователь особо опасного преступника. Это и был допрос, точнее игра в него. И роли в этой забаве были распределены соответственно.

- Что скажешь? – Вопрос поставил ребёнка в тупик. Он что – то пробормотал, потупив взгляд.

- Что ты там мямлишь? Говорить нужно чётко, как в армии. – Хотя навряд ли Георг имел право разлогольствовать об армейских порядках, так как сам он во время войны попал в одну из тыловых частей. Да и то потом был комиссован по состоянию здоровья. Поговаривали о том, что к этому немало сил приложила вездесущая фрау Гретхен.

- Ну… Долго мне ждать? Что смотришь исподлобья? Сколько это будет ещё продолжаться?

- Что? – Ульрих не понимал, чего от него хотят услышать. Он был готов сказать всё, что от него бы ни потребовали. Но Георг и сам этого не знал. Он просто хотел помучить пасынка.

Лора в это время убирала со стола. Георг обратился к ней.

- Нет, ты только посмотри на него, дорогуша! Он ещё и издевается, делая вид, что не понимает, о чём идёт речь.

- Оставь его в покое. – Лора попыталась вступиться за сына, хотя и сделала это как – слишком уж спокойно. Она уже вернулась к своему обычному равнодушию.

- Хм… Да… Интересно, кто же из него вырастет с таким попустительством?

Он снова перевёл испепеляющий взгляд на Ульриха. Но мальчик стоял, ожидая хоть какой – то развязки. Он уже был готов даже к побоям. Главное – чтобы это всё наконец закончилось.

- С тобой бесполезно о чём – то разговаривать. Ты просто маленькое тупое животное. Иди в чулан, может там на тебя снизойдёт просветление, хотя я в этом сильно сомневаюсь.    

 Ульрих отправился в чулан, Лоре же сожитель закатил грандиозный скандал с битьём остальных предметов того самого сервиза. Теперь его было не жаль. Потом Георг против воли овладел Лорой. Ульрих всё слышал даже через дверь. О чём он думал в тот момент… Тогда в нём пробудилась ненависть. До этого в его голове было просто непонимание того, почему к нему так относятся. Ведь он ещё никому не успел причинить ничего плохого. Он испортил праздник, но это же было сделано не умышленно.

С тех пор прошло много лет. Но осколки кофейника, хоть мать их и вытащила, казалось, навсегда врезались в него, в память уж точно, в саму душу. Уже и у взрослого Ульриха мгновенно оживали где – то внутри все детали, когда он просто смотрел на себя обнажённого в зеркало. В нём он видел шрамы от ожога и порезов, которые ещё усугубил своими щипками отчим.

После этого в его детстве было много подобных случаев. Георг имел настоящий талант экзекутора. В том же самом чулане у них стоял кое – какой строительный инструмент. И кроме пары лопат там находился и тяжелённый лом. Было вообще непонятно, кому могла прийти в голову дурная мысль работать этой железякой. Лом был очень тяжёл, мягко говоря. Особенно это хорошо мог прочувствовать ребёнок. Но мало того. Он ещё и имел квадратное сечение. Конечно, со временем углы его притупились, но когда он долго лежит у тебя на плечах, давит на позвоночник, кажется, что у тебя там уже и кожи нет, а сквозь кровавую рану проглядывают белые позвонки. Во всяком случае нечто подобное испытывал Ульрих. Георг заставлял его приседать с проклятой штуковиной на плечах. Обычно это происходило на улице. Когда у Георга был выходной, и ему нечем было себя занять, начиналось действо. Ульрих ненавидел этот предмет, тем более что его ещё и заставляли вытаскивать его из чулана и тащить во двор на глазах у соседей. Летом солнце накаляло железо, а зимой он было холодным словно лёд. Но форма одежды для таких занятий всегда была одной и той же – обычная футболка. Бывало, что он и простывал после такой физкультуры, но когда выздоравливал, то всё начиналось сызнова.

- Ра – аз, два – а, три – и… Веселее, Ульрих! – Было видно, что Георг получает удовольствие от процесса. Вокруг собирались соседи. Кто – то напускался на Георга с площадной бранью, искренне сочувствуя мальчугану. Кто – то пытался мягко увещевать изверга. Таким он всегда отвечал одно и то же.

- Я лучше вашего знаю, что мне делать. Зато малец будет сильным. Не хочу, чтобы мне было стыдно, когда его заберут в рейхсвер…

Находились и обычные зеваки, которые видели в этом часто повторяющемся представлении бесплатную забаву. Они со своей стороны подзуживали Ульриха, который и без того шатался от усталости уже вскоре после начала занятия.

 - Ну – у же, малыш! Тебе не стыдно? Старая фрау Крейль сделает больше повторов, чем ты. – Такие восклицания вызывали бурную реакцию наблюдателей. Они гоготали на весь двор. это было ужасно и понемногу привело к тому, что Ульрих учился ненавидеть людей. Не только отчима, в котором он уже давно перестал видеть что – то человеческое. Он испытывал какую – бессознательную злобу ко всякому. У него была тяжёлая жизнь. И в них он видел причину этого. Он готов был разорвать их всех. Прямо здесь и сейчас. Если бы у него достало сил. Но он был всего лишь обыкновенным подростком, ничего не мог изменить, а потому лишь взращивал в себе это чувство. Даже тех, кто поддерживали его во время издевательств, теперь представали перед ним как просто желающие показать себя добрыми людьми, сочувствующими чужому горю, но на самом деле таковыми не являющиеся. Для него были плохи все: почтальон, принёсший газету не вовремя, пекарь, продавший ему слишком зажаренный хлеб, прохожий, как – то не так поглядевший на него на улице. Хотя он вообще не читал газет. Ему было совершенно всё равно, какой хлеб есть. А прохожий мог на нём задержать взгляд просто от элементарного удивления, заметив что на него самого смотрят несколько недобро. Он уже ничего не мог с собой поделать. Впрочем, до его воспалённого ума иногда доходило, что истинная причина всех его бед даже не отчиме. Мать! Вот кто виновница. И к ней у него были смешанные чувства. Он ощущал в душе просто обжигающее чувство обиды на неё, понимал, что она всё – всё могла изменить. Почему же она была так равнодушна. Да она была такой со всеми. Но он – то ведь не все. Он её сын! Отчего же всё так? Но пока он ещё пытался найти ответы на эти вопросы. И это оставляло еле теплющийся огонёк любви к ней. Но Лора не замечала терзаний сына, а может просто делала вид. Но тот, кто знал её достаточно близко, мог бы с уверенностью сказать, что ей действительно всё равно. Эта женщина любила только себя и свои удовольствия. Ко всем же остальным она была холодна. А Ульрих, да и тот же Георг, который постепенно терял инициативу в семейных отношениях, видели в ней лишь обслуживающий персонал. Она готовила еду, стирала вещи, наводила порядок в квартире. На этом всё и заканчивалось. Им обоим хотелось чего – то другого. Георг понимал, чего. А Ульрих в силу своего ещё юного возраста просто считал странным, что у него дома всё не так как, например, у одноклассников. В их домах царило какое – то едва уловимое, но вполне осязаемое тепло. Там смеялись, а иногда и плакали. Они же с матерью всегда перекидывались односложными фразами. А когда Ульрих заводил какой – то разговор, мать старалась от него поскорее отвязаться. Ульрих чувствовал, что мешает. И уходил. Так формировался его характер, вначале горячечно пытавшийся понять, что же не так, а потом всё более охладевающий, совершенствующийся в своей жестокости. Впрочем тогда это мало кто замечал. Ещё одним человеком, к кому он испытывал некое подобие добрых чувств, была мать Лоры, фрау Эльза. Ей он пока ещё поверял все свои детские секреты. Однажды он рассказал её о том, что не давало ему покоя уже не один день. В школе закончились уроки, и дети расходились по домам. Многих уже ждали родители. Он обратил внимание, что один из его одноклассников, Альфред, получивший неудовлетворительную оценку по математике и обдумывавший, как об этом рассказать дома, вдруг увидел мать. Мальчишка, опустив глаза, подошёл к ней. Мать спросила его в чём дело. По ходу разговора они шли по улице. Ульрих следовал за ними и всё слышал.

- Ну как же так, мальчик?

- Ты понимаешь… Класс прошёл эту тему, когда я болел. Фрейлейн Фён сказала, что нужно было лучше заниматься дома…

- Да… Фрейлейн Фён права… Но ничего. Мы всё нагоним. И исправим. – Мать остановилась и прижала его к себе. Ульрих быстро обогнал их, низко нагнув голову.

- О… Кто это? По – моему, Ульрих из твоего класса?... Интересно, прошёл мимо и даже не поздоровался…

- Да… Он какой – то странный…

Ульрих уже не слышал этих последних слов. От них ему бы стало ещё больнее. Он промчался быстро как только мог потому что не хотел показать свои слёзы, стоявшие в глазах. Да и разговаривать бы не смог – мешал ком в горле. «Ха!.. Нагоним… Испра – авим…» Когда он получал такие оценки, Георг лупил его широким кожаным ремнём, а мать вообще замолкала. Так они боролись за его успеваемость. Отчим делал это просто потому, что появлялся лишний повод поиздеваться. А вот мать считала образование действительно важным. Она видела в нём залог будущего благополучия. Хотя спустя время, по мере взросления сына, она и на это всё меньше обращала внимания. Но Ульрих об этом не думал. Он просто хотел иметь то же, что имел хотя бы этот хиляк Альфред. Почему у него всё не так? Об этом он и спрашивал бабушку. Та была умной женщиной и по – настоящему доброй. Она жалела его пыталась несколько сгладить углы, хотя и сама испытывала на себе жестокий нрав дочери.

- Ну почему всех детей мамы любят, а меня нет?

- Ульрих… Ну просто у неё такой характер, она внешне никак его не проявляет. Ну и опять же она устаёт. Работа тяжёл…

- Все устают! И все работают. – Он не дал ей договорить. Фрау Эльза замолчала, стерпев это проявление грубости, понимая что он чувствует. Он лежал головой у неё на коленях, а она гладила его по волосам. – Вот!.. Даже гладишь меня только ты. Она никогда так не делает. Она Георга любит больше, чем меня!..

Фрау Эльза искренне сомневалась, что Лора хоть вообще кого – то любит. Но зачем тогда он ей нужен?.. Это было той ещё загадкой. Но Ульриху она сказала совсем другое.

- Любит. Просто она такая… - И подумала уже сама про себя: « Да, холодная, с камнем вместо сердца».

Постепенно Ульрих отдалился и от бабушки. Это был как раз тот момент, когда он стал членом гитлерюгенда. Вот где он себя действительно нашёл. Ну а пока он всё ещё продолжал приседать. Само это слово горело для него всеми огнями ада. Но Георг сам себе подложил свинью. Пасынок становился сильнее. Вначале Ульрих падал действительно от усталости. Потом он набрался сил и мог бы продолжать дальше. Он понимал, что это всего лишь приведёт к увеличению нагрузок. Но он научился приспосабливаться, показывать то, чего на самом деле не было. Он шумно дышал и даже ложился на спину. Георг посмеивался, но вскоре отставал от него. Но каким бы хорошим актёрским талантом Ульрих ни обладал, однажды он всё – таки себя выдал с головой. Переиграл! Георг уже и до этого присматривался к нему, но теперь он всё понял. Эта сволочь его обманывает!.. Как посмел?! Да он смеётся над ним, над взрослым человеком. Придя к такому выводу, Георг еле держал себя в руках от захлёстывавших его волн бешенства, но не показал виду. Внутри всё кипело. Но он решил подождать и посмотреть, что будет дальше. На следующий день, когда он вытащил Ульрих во двор для очередного занятия, тот в конце концов снова картинно упал, Георг убедился в своей правоте. Нужно было отдавать долги. Ульрих как обычно упал уже после сорок седьмого приседания и плюхнулся на тёплый дворовый песок, нагретый жарким летним солнцем. Он лежал, прикрыв глаза и дыша как старый паровоз на крутом подъёме. И ждал. Обычно в такие моменты Георг начинал вопить на весь двор, что он баба и тому подобное. Но стояла тишина. Лишь недалеко, кружась роем возле сливной ямы, дружно жужжали мухи. Он ушёл? Неужели? Ульрих открыл глаза и увидел, что отчим стоит, склонившись над ним, и улыбается. Улыбка была зловещей и ничего доброго предвещать для мальчишки не могла.

- Вставай, паршивец!.. Я знаю, ты меня обманываешь. И притом давно. Интересно, сколько ты мне задолжал? А? Как думаешь? Ну признайся честно! Не скажешь! Я знаю… Много. И ты будешь это отрабатывать. Начинаешь прямо сейчас.

Он говорил об этих приседаниях, будь они прокляты, словно о деньгах. Это было дико слышать. Ульрих взвалил уже горячий металл себе на плечи, и всё началось снова. За время поучительной беседы Ульрих немного отдохнул, но всё равно, когда он стал приседать, то почувствовал, что ноги будто налились свинцом.

- Во – от так!.. Давай, давай! Девятнадцать! Два – адцать! Вот видишь, как много ты ещё можешь… Двадцать оди – ин. – Растягивая слова он подстраивался под ритм движений Ульриха. – Двадцать…

Но «двадцать два» у пасынка не получилось. Он просто сидел на корточках, не в силах больше встать. Едкий пот выедал глаза.

- Вот теперь ты действительно хорошо поработал! – Удовлетворённо произнёс Георг. - И не вздумай больше меня обманывать. Не считай себя умнее других. Не успел ещё ума нажить. - С этими словами он ушёл домой.

Оставшись один, Ульрих скинул лом и всё – таки с горем пополам сумел встать. Его шатало. В бессилии он опять сел, обхватил голову руками. Плакал. Он знал, что в этот момент на него смотрят изо всех окон. И те, кто были во дворе, тоже обратили на него внимание. Люди, люди, люди!.. На самом деле большинство из них смотрели с жалостью к несчастному подростку. Даже дети, которые могут быть иногда очень злыми по отношению друг к другу, пожалели его в тот момент. Но ему казалось, что они глядят с любопытством, насмешкой. И за это он их ненавидел. Всех их, весь мир! Ковыляя, он потащил домой свой снаряд. Это было жалкое зрелище.

 

 

1927 год.

Он стал членом организации. Гитлерюгенд! Это было интересно. Здесь каждый мог найти что – то себе по душе. И, как ни странно, больше всего его привлекали спортивные соревнования. Благодаря Георгу он был лучше подготовлен физически многих своих сверстников. И его же стараниями в Ульрихе жила ненависть. Пока он её использовал только лишь в качестве топлива, когда нужно было быстрее бежать или лучше бороться. Он это любил. У него появился ещё один наставник. Отставной солдат рейхсвера, бывший борец. Штефану редко доводилось командовать в собственной армейской жизни. И теперь он компенсировал это за счёт этих ещё безголовых, готовых выполнить любой его приказ юнцов. Это тешило его самолюбие. Ульриху нравилось заниматься борьбой, и в этом Штефан нашёл единомышленника. В этом была и своя романтика. Гитлерюгенд был первой серьёзной ступенькой в систему нацизма. И это многим не нравилось. Новое политическое направление не хотели принимать, официальные власти с ним боролись. Их ячейку организации запретили, как и множество других. Но они тут же возрождались словно феникс из пепла под новыми названиями. Тогда был бурный рост обществ юных филателистов или любителей животных. Что на самом деле скрывалось под этими невинными названиями? Из этих детей, подростков готовили смену, будущих солдат, которым предстояло сначала завоевать Германию, а потом и весь мир. Понятно, что политики, стоявшие у руля, видели даже в этих детях опасность для своего положения. И это было оправдано. Каждый из них в будущем мог борцом за справедливость, естественно в своём понимании. Простые же обыватели в основном не воспринимали всё так серьёзно. Наоборот родителям нравилось, что их дети заняты чем – то интересным. Но так было до определенной поры, например до того, как становилось известно, что какого – то подростка избили при раздаче листовок национал – социалистического толка. И в этом подростки тоже получали некое удовольствие. Опасность будоражила им кровь. Ещё вчерашние юнцы, они делали что – то по – настоящему важное. Иначе бы за это не избивали. Почему всё это происходит, они пока ещё не понимали в полной мере. Да и даже те, кто участвовал  в раздаче этих самых листовок, в них особо не вчитывались. У них были товарищество и… Нечто такое, что они считали проявлениями взрослой жизни. Таким был и Ульрих. Теперь он не считал себя никчёмным, никому не нужным. Теперь и он был при деле, дружил с другими ребятами. Правда только с равными или теми, кто был сильнее его. Мальчишек послабее он снисходительно отпихивал от себя, а когда точно знал, что не получит сдачи, мог ударить, оскорбить. Понемногу он становился новым Георгом. Хотя на деле Георг был всего лишь его бледной тенью. Когда их ячейку запретили в очередной раз, именно он стал инициатором создания сообщества учеников мясников. Ульрих в пятнадцать лет как раз стал подручным на скотобойне. Его туда пристроил Георг: «Этот прохиндей должен заниматься делом! Почему он просто так ест свой хлеб? Я в его годы…» Хотя на самом деле он не делал ничего особенного в его годы, потому что ещё прятался под юбкой у матери.  Но так Ульрих  постепенно начал привыкать к крови. Сначала он испытывал чувство жалости к несчастным свиньям и коровам. Потом это чувство постепенно заменилось в нём просто отвращением к тому, чем ему приходилось заниматься. Просто потому что это были постоянные грязь и жуткая вонь, распространяемая вокруг скотобойней. А потом ему это даже начало нравиться. Он учился отнимать жизни. Это были бессловесные животные. Но, вонзая нож в очередную свою жертву, он чувствовал, что уж для них – то он последняя инстанция. И он совершенно равнодушно смотрел в безжизненные коровьи глаза, застывшие в последнем предсмертном взгляде на теперь уже отрезанной голове. Это очень сильно повлияло на его характер. Наверно, в основном потому что почва была очень благодатной для этого. Ульрих очень старался на своей новой работе. В нём появились первые ростки какого – то болезненного влечения к чужой боли. Он любил помучить животное перед смертью. Как – то раз увидев это, ужаснулся даже Георг. Но было уже поздно что – то менять. И он был виновен в этом. Ульрих занимался этим перед тем как идти в школу. И он был совсем не тем слабым Ульрихом, над которым ещё два года назад мог безнаказанно издеваться отчим. Дело даже не в том, что он стал физически сильнее и понемногу начал обрастать буграми перекатывающихся под кожей мышц. Он обрёл некую внутреннюю силу. Он был готов. К чему? Он не знал. Но те, кто были рядом с ним потом, через несколько лет, уверенно бы ответили: уже тогда он был готов убивать. Это перестало казаться ему чем – то сверхъестественным. Хотя он и не задумывался над тем, что подсознательно иногда сравнивает себя с Богом. И именно это внутреннее содержание возмутилось тем, их ячейку запрещают. Какое они имеют на это право? И создать в открытую общество учеников мясников. В этом была своего рода провокация, не замаскированная видимостью благовидных побуждений. Да, и эта группа благодаря полиции просуществовала недолго. Зато она всем очень хорошо запомнилась. Они маршировали по городским мостовым прямо в своих заляпанных кровью фартуках и орали во всю глотку свои песни... Это могло бы показаться кому – то смешным, если бы не было страшным. Прохожие останавливались, смотрели на них смотрели с содроганием. Но боялись что сказать. Все понимали, что у каждого из этих крепких ребят под фартуком здоровенный тесак. Юнцы же чувствовали  этот страх и это просто возносило их в небеса. Их боятся. Это чувство единения и превосходства, пусть пока и только физического делало их просто полубогами в собственных глазах. Их боятся даже взрослые мужчины. Это вселяло в их души ощущение безнаказанности. Хоть ячейку и закрыли, тем не менее, люди успели почувствовать, что появилась какая – то дикая, необузданная сила, произвол, против которого бесполезно бороться. Их разогнали сегодня, но они воспрянут под новыми знамёнами завтра. В этом уже никто не сомневался. Люди понимали, что власть бессильна. Но и ничего не предпринимали сами. Немцы привыкли подчиняться. Родителям, бургомистрам, армейским командирам. Уж так повелось. И они с этим смирились. Подростки же видели, что нацизм занимает всё более сильные позиции. Да, никто из них не был знатоком тонкостей политики. Но всё проявляется в мелочах, а их они умели видеть. Это был их нацизм, что –то новое, большое. Каждый из них считал себя его частичкой, поскольку принимал участие в его становлении.

Ульрих мужал. Ему уже было мало работы в мясницкой и занятий со Штефаном. Теперь Георгу не пришлось бы заставлять его приседать с проклинаемым когда – то ломом. Теперь это казалось пустяками. У него не было денег на дорогие спортивные снаряды. И он шёл на берег реки. Там всё было усеяно камнями, начиная от совсем малюсеньких до громадных валунов. Он были гладкими, отшлифованными водой, ветрами и временем. Ульрих кидал их через себя, сотни раз отрабатывая борцовские приёмы, а те, что потяжелее, просто поднимал. Река была горной и ревела в своей теснине. А он вторил ей в ответ, в который раз поднимая над собой булыжник весом равным собственному. Он понимал, что тот может просто сломать его, но в следующий раз брал его же или что потяжелее. Упражнениями теперь уже он сам себя доводил до изнеможения. Только когда он по – настоящему уставал, ему удавалось полностью расслабиться. У него из головы уходили все дурные мысли. Он лежал, слушая шум воды. Внутри была пустота. И это было так здорово. Он переставал думать о том, как он слаб, как ему ненавистны все вокруг. Если бы он мог, то прожил бы в этом состоянии всю жизнь. Но нет, постепенно он возвращался к реальности. Нужно было собираться домой.

Так он прожил до семнадцати лет.

 

Вилли. Часть первая.

1929 год.

Вильгельму Литке пока всего лишь десять лет. Он вместе с родителями  живёт в старом двухэтажном доме. Таких домов по всей России, наверно, миллионы. Эта развалина, сохранившаяся ещё с прошлого века, которая в нескольких местах уже дала трещину, выкрашена в жёлтый цвет. Краска выгорела, и весь вид строения нагоняет на мальчика тоску. Может это просто потому, что сейчас уже глубокая осень. Мать послала его в сарай за соленьями. Он заходит за дом, где расположены хозяйственные постройки. В другом конце двора шумят его сверстники. Завидев его, они притихли и гурьбой повалили к нему. Его здесь не любят, и он чувствует, что ничем хорошим для него эта встреча не закончится. Он быстро открывает сарай, быстро хватает из бочки несколько квашенных огурцов, кидает их в кастрюльку и уже собирается уходить. Но он опоздал.  Его со всех сторон обступили. С двух сторон он зажат сараями, с третьей – торцевая стена дома. Она глухая, без окон. Да хотя нет никакой разницы. Даже если бы она была, взрослые навряд ли пришли бы к нему на помощь.

- Ну что, немчура? Попался… Сейчас мы тебя бить будем, – заводилой выступает здесь беспризорник по кличке Орешек. Ему четырнадцать лет. Никто даже не задумывался, как его зовут. Он выхватывает у Вилли один огурец, надкусывает и, презрительно скривившись, бросает его обратно в кастрюльку. Литке продолжает держать её в руках. Их восемь человек против него одного. Компания разношёрстная. Есть такие же беспризорники вроде Орешка, а есть дети приличных родителей. Это рабочий район, поэтому у большинства из них матери и отцы работают на фабриках, заводах.  Это обычные трудяги, которым не до политики. Но семья Литке – как бельмо у всех на глазу. Они немцы. И поэтому на них можно сорвать зло за тяжкую послевоенную жизнь. То, о чём между собой, говорят взрослые, слышат дети и теперь они хотят восстановить справедливость. Их родители смотрят на это сквозь пальцы, ругая разве что за дружбу с Орешком, уже в который раз сбегающим из детского дома. Это повторяется уже который раз. Дети злы, и они не устают быть такими, особенно, когда их много. Начинает Орешек, он больно щёлкает Вильгельма по носу. У того от боли брызнули слёзы из глаз, и он закрывает их руками.

- Что это мы плачем?.. Как гимназистка… - Орешек продолжает.

Толчок в спину. Его кидает вперёд. Теперь удар под дых. Его сгибает пополам. Он не может набрать в грудь воздуха. Толчок в плечо, и он лежит на земле. Его бьют ногами. Бьют неумело, по – детски. Досаждает, правда, Орешек своими сапожищами, которые он украл как – то у пьяного извозчика. Потом это стало предметом его горделивых рассказов, которыми он делился, желая упрочить свой дворовый авторитет.

- Уф – ф… Ну всё, хватит с него и этого. А то загнётся ещё. Отвечай потом за него…

Его оставили в покое. Он лежал в грязи, рядом валилась пустая кастрюлька, а растоптанные огурцы укатились в лужу. Собираясь с мыслями, Вилли смотрел, как в ней опускается на дно мутная взвесь. Саднила губа. Мешал нормально дышать распухший нос. Мальчик сел на землю, обхватив колени руками. Было больно. Но не столько от нанесённых побоев. Было больно где – то там, внутри. Он не сделал ничего плохого этим детям. Почему они так жестоки? Да, он немец. И русские воевали с немцами. Но это было давно. Он тогда даже не родился. Вдруг из – за угла появился отец, Карл. Наверно, его послала сюда мама. Он тихо подошёл к сыну и осторожно положил руку ему на плечо.

- Вильгельм, пойдём… Ну что ты, мальчик? Встань, земля холодная… Простудишься.

Мальчик поднялся.

- А может, так было бы лучше? Может, я бы умер… И всё закончилось бы. Отец, почему они так себя ведут?

- Во – первых, сынок, не говори всяких глупостей. А во – вторых…

Они забыли про огурцы, и ребёнок, идя, прижимал к груди пустую посуду. Отец думал, что сказать. Зашли в квартиру. Мать, увидев его разбитое лицо, заохала.

- Марта, на него опять напали…

Мать обрабатывала его ссадины. А отец, сев в кресло и закурив трубку, наконец заговорил.

- Вилли, я помню, что когда ты был меньше, у тебя даже были товарищи среди этих детей…

- Да, но потом…

- А потом кто – то из них услышал от родителей, что мы немцы. А немцы убивали русских. На войне. Впрочем, как и наоборот. Немцы виновны в том, что они эту войну начали.

- Но ведь мы…

- Да, мы к этому не имели никакого отношения. Но… Люди, убитые горем, не делают разницы между этими и теми. Они обозлены. Вот, у старухи Макаровой со второго этажа на войне погибли сын и муж. И в этом виноваты немцы. То есть, по её мнению, мы. Наверно, это кара Божья нашему народу. Наверно, мы виноваты в том, что не остановили тех, других. 

 

 

 

Через несколько дней отец пришёл с работы в странной задумчивости. Он заперся на тесной кухоньке с матерью. Они о чём – то разговаривали. В основном слышался глухой голос отца, мать только изредка вставляла односложные реплики.  Мальчику стало интересно, в чём дело.  Но не было ничего понятно. Он приник ухом к щели между косяком и дверью.

Снова говорил отец.

- Вот я и рассказываю тебе, Марта, я случайно услышал разговор рабочих. Один из них вчера ездил к матери в деревню и видел на вокзале много наших людей. Он спросил у служащих, куда они все едут. А ему ответили, что это в большинстве деревенские жители. Они уходят из колхозов… Вот что я думаю, Марта. Может быть и нам стоит уехать на родину?

- Но наша родина здесь, не так ли?

- Не так, Марта, не так. Мы здесь чужие. Но мы взрослые, нам проще, а вот мальчику приходится туго… Ты понимаешь.   

- Да, Вилли мне самой не даёт покоя, но как это унизительно бежать отсюда из – за каких – то идиотов.

- А вдруг ты не права? А вдруг мы там нужны, по – настоящему… Понимаешь? Мы умеем и хотим работать, трудиться. Растёт Вилли. Кто знает, может ему будет проще начинать свою взрослую жизнь там…

- О, Карл, даже не знаю, что сказать. Срываться с насиженного гнезда…

- А ты и не торопись. Ты права, мы должны всё взвесить.

 

 

 

Мальчик, сидя в кресле, читал книгу. Он очень любил книги. За неимением друзей настоящих он нашёл их среди на вид молчаливых, безжизненных томов. Но каждый раз беря в руки очередную книгу, он испытывал радость сродни открытию чего – то неизведанного. Действительно, под мрачной обложкой могли скрываться сказочные герои, на которых он хотел походить, неведомые страны, континенты и океаны. Для него, ни разу даже не видавшего моря вживую и не слышавшего шума прибоя, всё это было удивительно. Особенно ему нравились старые, полуразвалившиеся издания с пожелтевшими страницами. Мама всегда ругала его за то, что он тащит в дом всякий хлам, но ему казалось, что чем старше и потрёпанней книга, тем она интереснее. Словно со временем она накапливает в себе ещё больше приключений и захватывающих событий, чем того даже хотел автор. В основном он читал сказки, приключенческие романы, частенько отец давал ему задание выучить отрывок из какого – нибудь немецкого стихотворения или перевести текст. Ему хотелось, чтобы сын помнил немецкий язык. И у мальчика это хорошо получалось. Ему вообще везло с учёбой. Он ко всему подходил с сугубо немецкой педантичностью. Усидчивости и прилежанию этого ребёнка удивлялись даже преподаватели. Они даже думали, что Вильгельму, в отличие от однокашников, просто было нечем другим заняться. Ученик же постоянно что – то читал и уходил от людей сквозь книжные строки, потому что был для всех вокруг чужим.

А ещё он любил стихи. Он видел в них компиляцию всех человеческих чувств. В них люди любили, ненавидели, грустили и веселились. Всего это не хватало самому мальчику в настоящей жизни. Если сказать точнее, то всё это было, но где – то там глубоко - глубоко, в душе. Окружающие же видели в нём просто всегда тихого, грустного ребёнка.

Ему нравились и русские поэты, и в тот вечер, который он потом запомнил на всю жизнь, он погрузился в чтение стихов Фета. Мальчик понимал смысл не всех слов, и что – то ему приходилось спрашивать у родителей. Сейчас он уже в который раз перечитывал одно из любимых стихотворений, оно начиналось так:

На заре ты её не буди!

На заре она сладко так спит,

Утро дышит у ней на груди,

Ярко пышет на ямках ланит.

Он ощущал в этих словах некую чувственность и поэтому даже у родителей стеснялся спросить, что означает слово «ланита». Он узнал ответ на уроке словесности. Он был по – детски влюблён в соседскую девочку. Её звали Маша. И именно её он представил себе, когда вдруг однажды услышал знакомые слова от булочника, за работой вполголоса напевавшего романс. Он ни с кем  не решался поделиться своим чувством. Родители были слишком богобоязненны, чтобы не воспринять это как зачаток распущенности в детском сердце. Друзей же или даже просто товарищей во дворе у него не было. А за самой этой девочкой ухаживал Орешек. Она была первой красавицей и, видимо, ей была приятна дружба с отъявленным хулиганом, не имевшем никаких авторитетов даже среди взрослых. На его фоне, конечно, Вилли, не проявлявший эмоций, выглядел бледной тенью. Поэтому он боялся, что если он признается ей в своём чувстве, она просто рассмеётся ему в лицо. Это было бы для него даже страшнее, чем если бы Маша рассказала обо всём Орешку и он в очередной раз избил бы его.

Снова и снова слушая теперь уже свой внутренний голос, певший вслед за взглядом, он услышал вдруг крики скандала. Были отчётливы мамин голос и чей – то ещё. Это соседка сверху, Макарова! Конечно… Это про неё ему говорил отец. Мать стояла у их входной двери, а старуха – на лестничной площадке. Она оскорбляла маму последними словами. Маме изредка удавалось вставить словечко, но её тут же перебивали. Потом Макарова сорвалась на фальцет и замолкла, были слышны только её глухие рыдания. Сквозь них она что – то бубнила. Вильгельм никак не мог понять. Только приоткрыв тихонько дверь, он увидел из – за материной спины, что женщина поднимается к себе на этаж и бормочет себе под нос. Чётко он слышал «прокляты». «Будьте вы прокляты!» - вот чего она желала им в отместку за свою потерянную семью. Он растерялся, было страшно слышать такое в свой адрес. Под ногой у него скрипнула половица. На звук обернулась мать. Зашикав на него, она загнала сына обратно в квартиру.

- Нечего слушать всякую ересь!

Но по её суетливым движениям и опущенным глазам Вилли почувствовал, что ей стыдно отчего – то. Значит, Макарова в чём - то права? Он не решался спросить об этом маму, видя что ей сейчас не до него. Он вернулся в комнату к своей книге, а мать гремела  за стеной на кухоньке кастрюлями. Нарочито громко гремела. Потом всё резко стихло. Повисшая тишина испугала ребёнка. Он сидел, прислушиваясь, потом подошёл к малюсенькому коридорчику и заглянул через него в кухню. Мать сидела на стуле, уронив голову на стол. Подойдя ближе, он увидел слёзы на её щеках. Мама молчала. Увидев его, она вытерла глаза подолом своего не совсем чистого из – за весдесущей жирной сажи передника и протянула к нему руки.

- Подойди, милый.

Вилли подошёл, и мать обняла его, положив голову ему на плечо.

- Хочешь уехать отсюда, сынок?

Мальчик задумался.

- Хочешь… Тебя здесь обижают. И меня тоже. Наверно, за дело. Но от этого не легче. Скоро придёт отец с работы. Решим, что будем делать. Да?

Вилли кивнул и улыбнулся.

- Не плачь, мама… Ведь всё будет хорошо?

- Да! – она провела рукой словно что – то отрезала. – Мы скоро будем жить в другой стране. Там мы будем своими, и там не будут обижать.

Вскоре пришёл домой отец. Вилли ушёл в комнату. А родители о чём – то разговаривали. Потом отец крикнул.

- Сынок, иди к нам!

Мальчик пришёл и замер в ожидании того, что же всё – таки решили родители.

- Вилли, мы с мамой решили, что переедем в Германию. Это другая страна, пока нам чужая. Но это наша историческая родина. Будет всем лучше, если мы вернёмся туда.

Никто из них троих не мог знать наверняка, насколько такое решение было действительно правильным. Но в болезненной атмосфере их квартиры сразу как – то воспарила надежда. Наверно, это было просто вера в то, что неизвестное будущее окажется по отношению к ним более благосклонным, чем настоящее.

 

 

 

Через несколько месяцев им удалось – таки продать свою квартиру, домашнюю утварь, которая бы только мешала в дороге. В итоге собрали немного денег, достаточных для того чтобы осуществить переезд. Когда всё было наконец – то улажено, документы готовы и они сидели в поезде, мальчик вдруг прислонился лбом к холодному оконному стеклу, словно о чём – то задумавшись. Перед глазами была обыденная вокзальная суета, мелькали бесчисленные лица, одни провожающие и встречающие сменялись другими, поезд всё стоял на месте. Может они так и не поедут никуда. Но нет, внизу прошёл со своим молотком обходчик, постучал по чём – то там внизу под ними, продолжил свой путь дальше.

- Что такое, мальчик? – Мама обняла его за плечи и заглянула краешком глаза ему в лицо. – Ты о чём – то жалеешь? Не хочешь уезжать?

- Нет, мама, всё хорошо.       

- Ты боишься того, что будет там? Ничего не бойся, милый! Всё и вправду будет хорошо, успокойся. Ты найдёшь там друзей…

- Да, да, конечно… - он улыбнулся, чтобы отвлечь мать от себя. На самом деле он даже не смог бы объяснить, о чём он думал в тот момент. – Просто… засмотрелся на кошку…

- Кошка?.. Что за кошка? О чём ты?

Он показал ей на слегка полноватую даму в клетчатом костюме и элегантной шляпке, стоявшую на асфальте перрона возле двух огромных чемоданов. Видимо, её должны были встретить, но опоздали. Прижав к груди, она действительно держала серую с чёрными полосами кошку. У неё на голове была шляпка, похожая в точности на ту, что у хозяйки, только меньше размером и с дырочками для ушей. Они забавно торчали сквозь поля, а из – под них глядела недовольная пухленькая мордочка со смешно топорщившимися во все стороны усами. Зелёные глаза бегали взад – вперёд, следя за мельтешением вокруг. Было видно, что ей не нравится ни этот вокзал, ни её модная шляпка, но она смирно сидела на руках у своей хозяйки. Её чувства выдавал разве что ходивший без конца пушистый хвост. Было в этом всё какое – то несоответствие. Его детский ум не мог понять, в чём дело. Женщина была, видимо, не бедной, имела положение в обществе. А прижимала к себе обычное дворовое животное.

- А… Вот ты о чём. – Мама улыбнулась. – Мило. Хотя… Лучше бы эта женщина с таким вниманием отнеслась к какому – нибудь безродному ребёнку…

 Женщина что – то говорила животному, потом вдруг завидев кого – то, замахала рукой. В этот момент паровоз дал гудок, и кошка, как видно испугавшись, до этого тихонько сидевшая у неё вдруг вырвалась и со сбившейся набок шляпкой кинулась куда – то вниз, прямо под их стоявший вагон. Женщина заметалась, не зная что ей предпринять. Мимо проходил какой – то железнодорожный служащий. Он вцепилась ему в руки и начала что – то объяснять, активно жестикулируя и показывая туда, вниз. Мужчина недоуменно смотрел на неё и пожимал плечами. Потом поняв, что она не добьётся от него толку, легонько толкнула его от себя и в угрозе потрясла указательным пальцем правой руки. На ней блеснуло кольцо с каким – то массивным красным камнем. Вилли читал, что красными бывают рубины. Но ему этот камень напомнил обыкновенную бородавку. Она сама кинулась куда – то вниз, как видно под вагон, в поисках зверька.

Мальчик с большим волнением наблюдал это действо. Для всех окружающих это было просто развлечением, но для дамы кошка, видимо, значила очень много, и она переживала настоящую драму. Он так и не узнал, чем же всё закончилось, потому что раздался толчок и поезд вдруг двинулся с места, затем дальше. Надписи, которые он за время стоянки успел досконально изучить, медленно уезжали вдаль. Он вплотную приник к окну, пытаясь видеть, что же делает та женщина. Но постепенно площадка перрона ушла в сторону, и её было уже не разглядеть. Потом исчез и сам вокзал. Поезд понемногу набирал скорость. И вместо зданий за стеклом возникли уже поля и лесные опушки. Всё это часто сменяло друг друга. Но мальчик ничего этого не видел, перед глазами была всё ещё мечущаяся в бессилии женщина. Он будет помнить её и через много лет. Поэтому сам отъезд, словно заслонённый этим неожиданным происшествием, прошёл несколько незаметно. Ещё тогда, в далёкие детские годы в его душе появилось сознание того, что среди русских не все такие как Орешек, но есть и очень добрые, мальчик понял, какими могут быть любовь и дружба. Тогда он не догадывался, что спустя время размышления именно об этом эпизоде повернут многое в его восприятии войны с русскими. Но будет это ещё не скоро, он даже не догадывается о том, чем будет заниматься впоследствии. Чуть позже до него всё же дошло, о чём он думал в момент отъезда. Он думал о том, что ещё вернётся сюда.

 

 

 

Родители не долго раздумывали о том, куда именно они поедут. У мамы была троюродная тётя. Она жила в одном из лейпцигских пригородов. Пока это была скорее простая деревушка в двадцати пяти минутах небыстрой ходьбы от города, которая вот – вот должна была с ним слиться. Хельга – так звали женщину – была не слишком близкой родственницей им. Они виделись всего несколько раз, когда она приглашала их погостить, да обменивались новогодними открытками, и поздравлениями с днём ангела. Иногда Литке посылали ей иногда джемы и варенья, которые готовила Марта. В ответ они получали то несколько плиток шоколада, то толстые свечи. А как – то она прислала связанный ею тёплый свитер для Вилли. Мальчик был тогда ещё маленьким и попросту утонул в нём. Потом он его носил, хотя и почему – то стеснялся изображённых на груди оленей. Хельге теперь было уже далеко за семьдесят. Она не имела своих детей. И родители надеялись, что женщина обрадуется тому, что будет кому помочь ей, когда она сама уже не сможет справляться с бытом. Они рассчитывали на это просто потому, что страна, куда они приехали, хоть и была им родной, в то же время была и чужой. Они были здесь последний раз несколько лет назад, и с тех пор много воды утекло. Всё менялось, а главное – люди. У них не было других родственников. И начинать новую жизнь на пустом месте казалось им теперь несколько страшно. Они думали об этом и в России, но там это казалось чем – то ещё таким далёким, о чём можно побеспокоиться и потом. Но теперь это стало насущной проблемой. Так что в Хельге они видели свой шанс. У неё был просторный дом, в котором она жила одна. Поэтому Литке думали, что не стеснят её своим присутствием, хотя бы на какое – то время, пока не обзаведутся собственным жильём. Но денег у них после продажи имущества в России было не так уж много, поэтому рассчитывать на покупку квартиры или чего – то подходящего рассчитывать не приходилось. Хельга была их надеждой. Иначе пришлось бы снимать какой – то угол. И это могло стать бесконечным процессом. Они с волнением ждали встречи с тётей. Чувства родителей передались и мальчику, и он тоже волновался, сам не понимая отчего. Мама письмом известила Хельгу о своём приезде. Поэтому их приезд для неё не должен был быть сюрпризом. Но ответа так и не последовало. Это не давало им всем покоя. Как она их воспримет? И чем дальше их увозил поезд, тем больше усиливалось беспокойство. Что их там ждёт? Когда же ноги их ступили на перрон, возникло ощущение некоей безвозвратности. Назад пути не было. На трамвае они доехали до конечной остановки на окраине города и оттуда пошли пешком. Папа предлагал взять такси, но мама экономила на всём и считала каждый потраченный пфенниг. Они тащили тяжеленные чемоданы. В них было уложено всё семейное прошлое. Это были не просто вещи. Это была целая жизнь. И она закончилась, новая же ещё не началась, она была ещё в тумане. Они думали так. Но на самом деле они уже шли по ней. Эта дорога к пригороду была её началом. Наконец они оказались у искомой калитки. И родители замерли в сомнениях. Будучи уже взрослым, Литке осознавал, что его мнительность и нерешительность передались ему от родителей. Они – то оба обладали этими качествами в избытке.

- Ну что же ты, Марта? Звони!.. – отец поторопил маму.

Марта дёрнула за верёвочку колокольчика у калитки, ведущей во двор. За кованым забором виднелся сад. Раньше здесь был роскошный сад, росли цветы, а по мощённым булыжником дорожкам между клумбами носилась такса Фокс, оглашая своим радостным лаем весь квартал. Но сейчас звонок колокольчика разрезал повисшую здесь немую тишину. Только сейчас они обратили внимание, что за узорчатой решёткой ограды, как видно, давно не крашенной, только ветер гоняет сухие прошлогодние листья, а двор находится в непривычном запустении. Это было странно. На звонок так никто и не вышел.

Отец повернул ручку калитки, и они вошли.

- Тётя Хельга!.. Ты дома? – Марта позвала, сначала негромко, а потом уже более звучным голосом. Но ответом было молчание. Тогда она зашла внутрь. Дверь была не заперта.

- Тётя Хельга! – Марта повторила. На зов вдруг откликнулся голос, по – старчески слабый. Причём он издал нечто нечленораздельное. Дом был небольшим, но очень вместительным, и имел несколько комнат. Хельга лежала у себя в спальне. Теперь только стало понятно, почему она не ответила на их письмо, да и перед этим пару лет не писала. Она была тяжело больна, её разбил паралич. За то время, что они не виделись, здоровье Хельги сильно ухудшилось. Теперь у неё уже не был сил для того, чтобы красить свои седые волосы в огненно – рыжий цвет, который она так любила и который ей так шёл. Она всегда любила рыжих, сама всегда была такой, даже собаку, как видно, выбирала, руководствуясь этим критерием. Но Фокс умер пару лет назад. В доме было тоскливо. Но они увидели, что тётя по - настоящему была рада своим гостям. Когда Марта, рассказала ей обо всём, она предложила им оставаться у неё столько, сколько им будет нужно. Мальчик почувствовал, что вдруг спало то напряжение, которое владело родителями уже не первую неделю.

 

 

 

Вилли определили в деревенскую школу. Ему всё здесь нравилось. Было интересно. Сначала к нему как к новичку отнеслись настороженно. Но однажды, когда он шёл домой после уроков, его окликнули ребята. Он с привычной опаской подошёл. Оказалось, что это были несколько его одноклассников, только в домашней одежде. Они прогуляли последние уроки. Дети знали, как его зовут. А он, хоть и проучился в новой школе уже несколько дней, всё не решался к ним подойти и наблюдал за их играми между занятиями со стороны. Присматривались и к нему.

- Тебя зовут Вильгельм, верно?

- Да, - мальчик ответил, не зная, что за этим последует.

- И ты из приехал России… - вопросы задавал Фриц. Это был высокий светловолосый  мальчишка, самый большой среди них всех хулиган, остальные же просто стояли рядом. – И как там?

- Как… - Вилли обдумывал ответ, потом улыбнулся, чувствуя, что к нему обращаются без подвоха, а просто потому что он вызвал интерес. – Мне не понравилось!

- Ну и ладно! – Фриц махнул рукой. – Нам не хватает игрока! Умеешь стоять на воротах?

- Не знаю, - мальчик был не уверен. – Я не пробовал.

- Значит нужно попробовать! Становись! – и уже обращаясь куда – то назад, крикнул. – Эй, Гельмут, Конрад, ребята, давайте по местам, начинаем!..

Они играли, играли… Это продолжалось долго. Он старался изо всех сил. Сначала он не знал, как следует двигаться, куда нужно смотреть, путал своих и чужих. Ему подсказывали. Мальчик несколько раз упал и выпачкал свою школьную форму. В запале он не заметил этого. Когда все устали и игра закончилась, Фриц подошёл к нему.

- Спасибо тебе! Ты хорошо стоял. – Он протянул ему руку. Это было так по – взрослому! Вилли замер. Потом, вдруг спохватившись, он пожал руку. Следом подошли и остальные. Теперь его рукопожатие было уже более твёрдым.

Франц оглядел его.

- Тебе, конечно, крепко влетит из – за нас от родителей. Твоя форма…

Вилли оглядел свои куртку и брюки с комочками прилипшего суглинка, махнул рукой. Он был счастлив как никогда. Да, впереди был серьёзный разговор с матерью, но зато он нашёл столько друзей. С ним играют, ему жмут руку. Он свой!

Калитку он открыл всё же, раздумывая, что он скажет маме. Она полоскала бельё на крылечке и, увидев его, всплеснула руками.

- Тебя избили?! – Марта подбежала, немного присела и ощупывал его через одежду. На глазах у неё выступили слёзы. – Ну что же это? И здесь всё то же самое, – она была очень огорчена своими поспешными выводами.

- Нет, мама… - Мальчик спрятал взгляд. – Я с ребятами играл футбол и несколько раз упал.

- Ты… Играл&hel... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8


30 января 2017

Кто рекомендует произведение

Автор иконка Вова Рельефный



6 лайки
1 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Ржавчина»

Иконка автора Вова РельефныйВова Рельефный пишет рецензию 31 января 17:38
Действительно, начал читать - затянуло. Позже прочитаю до конца. Спасибо!
Сергей Чекунов отвечает 31 января 23:05

Сударь, чрезвычайно рад Вашему мнению! Мне интересны все мысли по поводу романа: читабельный ли слог, нет ли сюжетных затянутостей и прочее...
Перейти к рецензии (1)Написать свой отзыв к рецензии

Иконка автора Дмитрий ВыркинДмитрий Выркин пишет рецензию 31 января 3:56
Интересные события описаны автором! Было довольно интересно ознакомиться с исторической действительностью тех грозных и неоднозначных лет войны минувшего столетия...
Сергей Чекунов отвечает 31 января 23:20

Дмитрий, благодарен за оценку моей работы. Для меня это не просто тема из ряда других. Я много лет пытаюсь понять причину "эпидемии" зла, охватившей тогда целую страну. И понимаю, что я всё ещё в начале пути. Желаю увлекательного чтения, коллега!
Перейти к рецензии (1)Написать свой отзыв к рецензии

Просмотр всех рецензий и отзывов (4) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер