ПРОЩАЙ, СЛУЖБА !

                                ПРОЩАЙ, СЛУЖБА !

Вот оно, долгожданное ДМБ - гражданка, столь желанная, что и слов нет, чтобы все высказать, все, что накопилось за три года службы на подводной лодке. Но почему так тревожно на сердце Максимова? Чувства как бы раздваиваются: и домой тянет, только о нем мечтал все три года, и ребят жалко оставлять, сво-их проверенных друзей, где еще найдешь таких на гражданке?

Со своего набора уезжал Максимов последний, уже разъехались годки по домам, кто и дома был уже, а Володя только свой чемодан проворачивал, замполит не отпускал, точно издевался над ним, не любил тот, когда заметно очень, что моряк его не уважает, хоть как-то, но хотел задеть моряка. Вскорости автономный поход предстоял экипажу, и хотели весь набор задержать еще на полгода, было такое право у штабного начальства.

А тут президент США Форд собственной персоной собирался навестить Владивосток, чуть промедлишь - и вообще не выедешь из города. Разъехались друзья Максимова, всем хотелось пораньше домой, не хотели из-за американского президента продлять себе службу на полгода.

Настал черед главного старшины Максимова прощаться с кубриком, на лодке жили только в море, а на базе жили по-человечески.

Точно с картинки был моряк: клеша ботинки прикрывают, ленты до пояса, бескозырка на затылке еле держится - носили форму дембеля!

Попрощался Володя с дневальным и редкими моря-ками, что были в кубрике, взял свой чемодан, двинулся к бухте - там у пирса стояла подводная лодка, надо и с ней проститься по совести, как-никак, дом родной ни на один год. А друзья уже ждали там Володю, приготовили праздничный стол для него. Уважали Максимова моряки, хороший парень, надежный товарищ, никогда не накричал на молодых, мог все им терпеливо объяснить. Все посмеивался над ними.

-  Еще успеете наслужиться, делайте то, что надо делать, а большего я не требую, - поэтому и было у него много друзей, вот и кок молодой обещал Володе праздничный стол накрыть на прощание и сдержал свое слово.

Да и офицеры уважали Максимова: служит честно, от работы не прячется, занимается спортом, пользуется уважением в коллективе, а верней, среди экипажа ПЛ, если говорить официально.

«Как ни странно, - говорил старпом Иванов, - гражданский человек Максимов, ничего военного в нем нет, а и звания у него растут, и два раза уже отпуск объявили за службу, парадокс да и только».

«А смысл, наверное, в том, чтобы всегда оставаться человеком, как бы нас не связали уставные отношения. Доброе отношение ко всему всегда ближе уставных отношений, просто мы забываем слово - человек, и сердце свое часто не слушаем», - думал Максимов.

Родной четвертый отсек. Снял бескозырку Максимов, вот и пришло время прощаться. «Не торопись Володя, пройди в мичманскую кают-компанию», - улыбаясь, говорил кок Серов. Что только не было на столе, такого и на гражданке никогда не ел Максимов, богатый паек у подводников. А водки, Володя сам запас, сам ходил в самоволку, сам закупал спиртное, не хотелось молодых подводить, им еще служить да служить, а тут из-за какой-то бутылки вся служба кувырком пойдет, не простительно будет ему. Разлили водку по кружкам. Свет проникал из отсека в кают-компанию и освещал лица моряков. И радостно и грустно было Максимову, а ребятам было грустно. Выпили моряки. Повеселели. Обняли Володю: «Будет время, черкани пару слов, браток, хоть узнаем, как ты там устроился на гражданке, сам знаешь, как нам все интересно».

   Примолкли на миг ребята: в отсек вошел командир боевой части четыре лейтенант Бобров - непосредственный начальник Максимова, видимо, искал его. Пока шел лейтенант дальше по лодке, перебрался Володя из каюты в свою рубку, она напротив была, его боевой пост сорок два, и ждал там возвращения Боброва.

   Тепло прощались офицер с подчиненным, они стали за время службы, скорее, друзьями, как ни странно, море и служба на ПЛ внесли корректировку в устав.

   «Выпейте немного на прощание,» - предложил Максимов лейтенанту, раньше не осмелился бы, а теперь не до устава. «Где ты возьмешь?» - удивился Бобров и недоуменно глядел на Володю. Тот только протянул руки за дверь рубки, как в руках его появилась кружка с водкой, затем последовала и закуска. Слышали все ребята и действовали, как надо передали то, что просили. Понял все и Бобров, только ничего не сказал, не стал омрачать прощание с лодкой, с друзьями - верил он Володе. За три года службы знал, что все будет хорошо, не пойдет тот на плохое.

Только выпили и закусить толком не успели, «Каштан» объявил связь по лодке: «Максимову прибыть на центральный пост». Сидел старпом в командирском кресле и весело смотрел на Максимова: «Ну что, моряк, простился с кораблем?..» - «Не успел еще, товарищ капитан третьего ранга», - ответил Максимов. - «Ну что ты ждешь, иди прощайся, а я тебя здесь подожду», - продолжал старпом, улыбаясь.

Прошел до первого отсека Володя. Торпедный отсек, шесть торпедных аппаратов находилось здесь, спокойно было на душе, когда они молчали, зачем и кому нужна война? Школу мужества можно проходить и в мирных условиях, лишь бы матери дома не плакали. Обнимался Максимов с ребятами, слушал их пожелания и шел так из отсека в отсек, шел последний раз, прощаясь и с ребятами, и с отсеками, отбегал уже свое по боевой тревоге. Но почему так тоскливо на душе, точно кусочек сердца оставался на лодке, наверное, так оно и было.

Дошел Володя до седьмого отсека, тоже торпедный отсек, еще четыре торпедных аппарата сияли своей парадной чистотой. Было время, вешали на них экран и крутили здесь фильмы: самый просторный отсек. «Вот и промелькнул фильм длиною в три года», - думал Максимов, а осмысливать его долго надо, может, всю жизнь.

В центральном посту ждал Максимова старпом. Умный офицер, не раз бывал в походах, в двадцать семь лет уже заметно полысел, он понимал душу моряка и был очень справедливый, уважали его моряки за это. «Ну что, Володя, теперь порядок? Простился с лодкой?» - спросил офицер, - и все также таинственно улыбался. - «Что ему надо?» - недоумевал Максимов и не находил ответа, однако, хитрит старпом. - «Служил ты честно, хорошо служил, - продолжал капитан 3-го ранга Иванов, - а скажи честно, ходил ли ты в самоволки? Меня это очень интересует». Замялся Максимов, все он ожидал услышать, но такой вопрос загнал его в тупик, и правду скажешь - плохо, и неправду скажешь, еще хуже, каяться будешь. Решил сказать все, как есть: «Ходил, товарищ капитан 3-го ранга, только днем всегда ходил, чтобы никого не подвести - ни экипаж, ни офицеров, поэтому и не попался ни разу». Стал и старпом серьезный: «Молодец, что правду сказал, многие на это не способны, теперь и нам можно попрощаться». Пожал руку моряку, похлопал его по плечу: «Не забывай службу, помни своих товарищей, оставайся таким, ка-ким я тебя знаю, и уверен, что все будет в твоей жизни ладиться. А теперь иди к ребятам, они заждались тебя, только чтобы все было по совести». Изумился Володя, столько знал офицера, а тот не переставал удивлять всех свой человечностью - умом, разве можно подвести такого человека?

Рассказал все ребятам Володя, те успокоили его: «Не переживай, пьяных не будет, что останется, тоже не пропадет, всему свое время, как и овощу», - и весело улыбались.

Последний раз отдал честь военно-морскому флоту главный старшина Максимов, сошел по трапу на пирс: «Вот и все, больше не ступит моя нога здесь, а все же жаль, ни одни ботинки здесь сбил».

Несли чемодан ребята, весело переговариваясь, дви-гались к КПП. Здесь на выходе из части расстелили моряки чистый платок у ног Максимова. «Вытирай ноги, Володя, в новую, светлую жизнь идешь, если будет трудно, вспоминай нас, нашу дружбу, помощь тебе всегда обеспечена, пусть все плохое останется здесь, в прошлом».

Вытер ноги Володя и шагнул в новую жизнь, ребята двинулись его провожать, никто и не препятствовал, долг есть долг.

Остановились уже далеко от части, дальше уже не

было смысла идти. Стал прощаться с товарищами. Те обнимали его, говорили ему дйбрые хорошие слова, а он точно опешил, не знал, что так трудно будет прощаться. Наконец, он овладел собой, взял свой дембельский чемодан и двинулся в сторону города. «Только не оглядывайся, только не оглядывайся, иначе не будет счастья», - напутствовали его друзья. А как хотелось обернуться, еще раз увидеть моряков, корабли. Слезы наворачивались ему на глаза, а ноги уносили все дальше. Там, за спиной, друзья провожали его глазами, пока не скрылся Володя из виду.

  Прощай, служба!

 Хохлов Григорий