ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Возвращение из Петербурга в Москву

Автор иконка Александр Фирсов
Стоит почитать Прокурор

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Дворянский сын

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Дебошир

Автор иконка Редактор
Стоит почитать Ухудшаем функционал сайта

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Как с утра тяжелый снег похоронил

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Таланты есть? Доходов нет...

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Вот и все

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать В свой День рождения

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Как будто пленники дома

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Встречи с прошлым


станислав далецкий станислав далецкий Жанр прозы:

Жанр прозы Историческая проза
15879 просмотров
0 рекомендуют
57 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
Пожилой человек посещает свою малую родину-городок в Сибири и вспоминает события минувших лет, когда он был юн

(Из повести «ОСЕННЯЯ ПОЕЗДКА В ПРОШЛОЕ»)
Московский профессор Иван Петрович вновь посетил маленький сибирский городок, где прошли его детство и юность. Такие поездки он старался совершать каждый год, если позволяли обстоятельства и здоровье. На исходе седьмого десятка лет жизни  он был вполне крепок и выглядел моложе своих лет, тогда как его одноклассники или перебрались в мир иной , или выглядели глубоко пожилыми людьми. 
В этот раз Иван Петрович заехал в свой городок на три дня в сентябре, но и этих дней ему было достаточно, чтобы получить заряд бодрости  на целый год до очередной поездки на малую родину.
Он остановился, как всегда, на постой у дальних родственников, провел вчерашний день в визитах к друзьям и знакомым, которых оставалось  здесь совсем немного, потом прошел к дому своего детства, посидел возле него, вспоминая минувшие годы, затем перебрался к дому своей юности и тоже предался воспоминаниям и на исходе дня возвратился к месту ночлега.
Сегодня  Иван Петрович намеревался продолжить посещение памятных с детства и юности мест и начал с того места, где закончил вчера- с места где раньше был дом его юности, от которого нынче не осталось и следа.
  Постояв  в воспоминаниях о своей юности у зарослей камыша, выросших на месте его былого дома, Иван Петрович не спеша двинулся дальше, по улочке, изгибающейся вдоль берега озера. Кроме  пустыря, образовавшегося на месте его дома, здесь ничего не изменилось - за истекшие 50 лет. Те же дома, чуть покосившиеся за полвека, та же разбитая грунтовая дорога по - средине улицы, со столбами пыли от каждой проезжающей машины.
     Пыль и грязь – это постоянные спутники жизни жителей городка. Почва здесь глинистая, поэтому в дождь земля размокает и превращается в грязь и чем больше идут дожди – тем глубже грязь, так как глина не даёт воде просочиться вглубь. Высыхая, глина твердеет и,  под солнцем и ветром, превращается в мелкую пыль, которая поднимается от малейшего движения или ветерка, висит в воздухе и, оседая, покрывает дома и деревья серым налетом, смываемым очередным дождем.
    Сквозь просветы между домами виднелась гладь озера, на ней чернели точками дикие утки, собирающиеся в стаи для перелета в теплые края. Хотя погода и стояла не по-осеннему теплой, но в  любой момент могло похолодать: середина сентября в этих местах являлась переломом к осени с её дождями и холодами.
     Метров через сто Иван Петрович поравнялся со старинным деревянным купеческим домом, где в те прошлые времена располагался районный народный суд. Здесь и Ивану, однажды, влепили штраф за хулиганство в виде уличной драки – хорошо ещё не 15 суток ареста. Самого события драки Иван Петрович уже не помнил, а вот суд  и штраф запомнил навсегда.
      Впереди на углу улицы стоял ещё один старинный дом по больше: в нём тогда была районная поликлиника, где Иван лечил свои ушибы от драк и производственные травмы, а еще раньше, как оказалось, здесь в 40 –е годы работал врачом его отец.
Ещё немного пути и показалось здание сельхозтехникума, где Иван проучился два года, а через дорогу и ближе к озеру располагался прибрежный парк, отгородивший от проезжей дороги берег озера  и место купания горожан, хотя уже лет 20 здесь, даже в жаркий летний день, купались только небольшие группки мальчишек.
    Озеро обмельчало и заросло тиной, вода летом цвела от водорослей и, чтобы искупаться взрослому, надо было заходить далеко от берега и в тину, что неприятно. Впрочем, с развалом страны горожанам стало не до купания в озере воскресным летним днём: всё время и все силы людей стали уходить на поиски средств существования.
     У входа в парк стоял обелиск с надписью: «Место казни борцов за Советскую власть. Ноябрь 1919г.» Иван Петрович прочитал знакомую надпись и остановился. Что-то не так. Вчитавшись,  он понял, что из прежней надписи убрали слово «белогвардейцами» и стало неизвестно, кто и за что казнил этих самых борцов. Теперь можно думать, что они были кровожадными преступниками, губили ни в чём неповинных людей, вот за это их и казнили. Вот так, с малого, с одного слова, начинается искажение истории: от затерянного в Сибири городка - до всей страны. Да, « были хуже времена, но не было подлей», сказал когда-то поэт Некрасов.
       На самом деле, в те, далёкие уже времена, летом 1918 года власть в Сибири захватил адмирал Колчак, который с помощью иностранных интервентов хотел уничтожить власть Советов и поэтому развязал гражданскую войну. Крестьян силой загоняли в колчаковскую армию, а кто сопротивлялся, тех безжалостно уничтожали, сжигая целиком деревни и сёла, расстреливая и пытая их жителей.
 Колчаковский мятеж обошелся Сибири в полмиллиона убитых жителей. Вот и здесь, на этом самом месте, озверевшие колчаковцы, перед своим бегством от наступающей Красной армии, расстреляли десятки неповинных людей, которых арестовали за сочувствие  Советской власти и содержали в местной тюрьме, располагавшейся  в нынешнем здании техникума. Потом, из  тюрем и особняков богачей, Советская власть сделала  школы и больницы для всех – потому-то она и победила в гражданской войне с белогвардейцами. Сейчас власть переменилась и стала прославлять таких палачей как Колчак или Столыпин, причитая о несчастной судьбе этих кровожадных монстров. История осуществляется в виде трагедии, а потом повторяется в виде фарса. Наступило время  фарса, крысы и шакалы перегрызают горло истории и это продолжается уже более двадцати  лет.
     Сплюнув на прихвостней режима, которые угодливо изменили надпись на обелиске, Иван Петрович пошел дальше вдоль берега озера к дому своей матери, жившей в нём до самого своего отъезда из городка 15 лет назад.
      Рядом со зданием техникума, которое и сейчас ещё оставалось техникумом, располагалась территория автосервиса, а в те времена  здесь находились цеха авторемонтной мастерской, где и начинал свою рабочую биографию Иван Петрович, уйдя из техникума, но продолжив учебу в вечерней школе. И когда его спрашивали, где он работает, отвечал: в АРМ - авторемонтная мастерская, а где учится, отвечал: в ШРМ – школа рабочей молодежи.
     В мастерской тогда работало человек 100, которые за день делали полный ремонт  одного - двух автомобилей. Грузовик разбирали, восстанавливали или заменяли негодные детали, потом снова собирали, испытывали и отправляли владельцам: колхозу или совхозу. Это было почти поточное производство, потому что грузовик выходил из ремонта через 20 -30 дней от разборки. Вот эти 20 штук автомобилей, в разной степени готовности и стояли постоянно в сборочном цеху – начиная от голой рамы и заканчивая полностью готовым авто.
 Иногда Иван, если не успевал выспаться дома, после затянувшегося свидания с девушкой или поздней встречи с друзьями, забирался в кабину грузовика в сборочном цеху и отсыпался там часок-другой, пока хромой мастер, инвалид войны, не находил его там и укорив, не прогонял на рабочее место у токарного станка.
 Взрослые рабочие в мастерской  почти все были фронтовиками – после войны прошло всего 15 лет, многие были инвалидами, без руки или ноги, но всем им находилась посильная работа. Иногда, во вторую смену, эти рабочие посылали Ивана сгонять на велосипеде в магазин за водкой и, закончив досрочно свою работу,  они устраивали общее застолье, где вспоминали войну и себя на этой войне.
  Однако, молодежь они к водке не подпускали и можно было только посидеть вместе за столом, послушать их разговоры, поесть и попить чаю. Иван  с друзьями хитрили: он покупал своим вина, которое они тайком распивали в дальнем углу цеха, а потом возвращались к старикам, как они их называли, хотя многим этим старикам  не было и сорока лет, и  молодежь, с блестящими от вина глазами, слушала их рассказы о войне и довоенной жизни.
   Пройдя ещё пару сотен метров, Иван Петрович  свернул  с основной дороги в переулок и вышел прямо к дому матери. Это, наверное, была самая грязная улица в городке и не потому, что здесь жили неряшливые люди, а из-за отсутствия стоков для воды – здесь не было никаких уклонов, чтобы дождевая вода стекала в озеро, находящееся совсем близко.   При дождях, уличная дорога  и обочины наполнялись водой, глина размокала, и жители улицы месили грязь почти всё лето и осень.
   Он остановился у соседнего, с материнским, дома. На улице никого.  Войти в дом было нельзя – там давно жили другие люди, а объяснять им, что когда-то здесь жила его мать Ивану Петровичу не хотелось. Несколько лет назад, будучи здесь проездом, он также подошел к этому дому, постоял немного и сделал несколько снимков на фотокамеру.
В это время к дому подъехала машина, из которой вышли два подвыпивших милиционера в форме и один из них крикнул: «Ты почему фотографируешь мой дом?», а другой – подполковник, подошел к нему и стал угрожать арестом за несанкционированное фотографирование чужой собственности. Иван Петрович попытался объяснить, что раньше здесь жила его мать, но пьяные милиционеры только наливались злобой от его объяснений. Они  намеревались  отвезти его в отделение, но тут вышел сосед, который узнал Ивана Петровича и объяснил ментам, что этот человек бывший местный житель, теперь живет в Москве, уважаемый и заслуженный ученый. В общем, менты его вязать не стали, но предупредили, чтобы  больше не фотографировал на их улице.
  Правильно, что милицию переименовали в полицию: после кровавого переворота Ельцина - внука кулака, милиционеры из служителей правопорядка превратились в надсмотрщиков за людьми и действовали по принципу «держать и не пущать», как и в царские времена. Поэтому люди сейчас избегают общения с этой милицией – полицией.
  Сосед, который заступился за него в тот раз, давно уже умер, как и многие другие соседи матери, по улице никто не прошел мимо Ивана Петровича: ни знакомый, ни незнакомый – она как бы вымерла вся.
   С этим домом у Ивана Петровича не связано никаких особенных воспоминаний. Здесь жила и незаметно старилась его мать, которая  переселившись в этот дом, вышла на пенсию и больше уже не работала. Он приезжал сюда ежегодно летом в отпуск – один или с кем-то из сыновей: сначала со старшим, а потом и с младшим. Такой месяц отдыха проходил в размеренном режиме сельской жизни, спокойно и доброжелательно.
  По утрам Иван Петрович ходил в лес  за околицу по грибы. Лес начинался сразу за крайними домами, утрами обычно бывало свежо, на траве и листьях  серебрилась роса, и он медленно бродил по лесу, вглядываясь под деревья и кусты: не виднеется ли где шляпка подосиновика или вздымается бугорок земли, под которым спрятался груздь. В теплую погоду с дневными дождями грибы растут удивительно быстро. Вчера  он проходил здесь, и было пусто, а сегодня уже стоит гриб, да и не один, а целым  семейством рыжиков или груздей. Сбор грибов иногда называют тихой охотой – без выстрелов и погони. Лукошко постепенно заполнялось разноцветными грибами: тут и сыроежки с розовыми, зеленоватыми или синеватыми шляпками, белые, рыжики, грузди трёх видов – сырые, сухие и подосиновые, а также обабки, подберезовики и подосиновики. Через час – полтора лукошко наполнялось грибами, и он возвращался домой.
 Здесь уже был готов ему завтрак, после которого он обычно шёл на озеро: загорать и иногда искупаться – если восточным ветром не нагоняло водорослей, из-за которых желание искупаться пропадало.
  На берегу озера, обычно, не было ни души. Иногда забегала стайка ребятишек и, искупавшись, они убегали прочь. Он в детстве со своими сверстниками проводили на озере целый день – даже на обед не ходили: купались,  играли на берегу или доставали ракушки со дна озера, которые оставались там ещё с тех времен, когда через озеро протекала река и вода в нём была живая, а не стоячая.
   Но начиная с «горбачёвщины», с середины  80-х годов и ребятишки, и взрослые перестали проходить на озеро в свободное время, чтобы отдохнуть, искупаться или посидеть в компании. Поэтому  Иван Петрович и пребывал на озере в гордом, безлюдном одиночестве.  Рядом паслись телята: пощипывая траву, они подходили вплотную к лежащему на солнце человеку, так что приходилось их отгонять. На озере в прибрежной тине суетились стайки домашних гусей и уток, добывая себе корм, поодаль плавали и дикие утки со своими выводками. Иногда прилетала пара белых лебедей, садилась на середину озера, и немного поплавав и подкормившись, они улетали куда-то вдаль на озеро своего гнездования.
 Время на берегу озера проходило незаметно и солнце начинало клониться к западу: значит, полдень давно миновал.
  Вернувшись с озера, Иван Петрович обедал и немного помогал матери по дому:  привезти на тележке питьевой воды из колодца, сходить в магазин за продуктами и другие мелкие дела. Потом отдых от солнца в прохладной комнате.
 Вечером он выходил в центр городка: сходить в кино или встретиться с друзьями детства, которые заканчивали работу  и вечерами тоже бывали свободны.
 Это были спокойные и благополучные 70-е – 80-е годы, которые пропаганда  оборотней называет застойными годами. Но какой же это застой, когда страна бурно развивалась, а жизнь людей:  всех, а не только отдельных лиц, становилась лучше – может и не так быстро как хотелось бы, но с твердой уверенностью в будущем: спокойном и вполне обеспеченном.
 Надо сказать, что и потребности людей в то время были весьма скромными: верх мечтаний сельского жителя – это иметь свой автомобиль и уже в 80-е годы почти у каждой  семьи на селе был автомобиль или мотоцикл с коляской, который вполне заменял авто летом. Зимой  на селе некуда и незачем было ездить: в ближнюю деревню или в город всегда можно было добраться автобусом – в каждую деревню, пусть и через день, но обязательно ходил маршрутный автобус до райцентра, а по делам, для поездки в поле или в лес, нужен грузовик.
  Как говорится, чем меньше у человека потребности, тем больше у него возможности удовлетворить эти потребности. Вот и советские люди тех лет вполне удовлетворяли свои потребности без маниакальной страсти к деньгам и их добыванию, присущей нынешнему подлому времени.
  Тихими летними вечерами, мать выходила из дома на улицу на вечерние посиделки у дома на лавочке. Выходили и соседи и, собравшись вместе, вели спокойные деревенские разговоры ни о чём, а просто ради общения. Ребятишки, которых было много, носились здесь же   по улице. Посидев и пообщавшись час - другой, взрослые расходились, а с заходом солнца разбегались по домам и ребятишки и на городок опускалась спокойная и светлая летняя ночь – только в разных концах городка лениво лаяли собаки, да изредка доносился шум проезжающей машины.
  Сейчас и среди белого дня улица была пустынна и тиха, но это была не спокойная, а мертвая тишина, как на кладбище. Вдруг у дома, где стоял Иван Петрович, тихо скрипнула калитка и на улицу вышла дряхлая старуха – соседка матери. Он поздоровался с ней, но старуха не расслышав, подошла ближе, подслеповато вглядываясь в незнакомого человека, который почему-то стоял воле её дома.
   «Кто такой? Что нужно?» - требовательно спросила старуха. «Иван я, сын вашей соседки Лидии Ивановны» - ответил Иван Петрович. «Я Лидия Ивановна, что нужно?» - опять спросила старуха, вглядываясь в него. Иван Петрович вспомнил, что действительно, эта старуха есть полная тезка его матери, а по возрасту даже и старше его матери года на два, но вот матери уже нет, а соседка жива и даже ещё двигается. « Это я, Иван, соседки вашей, Лидии – сын, из того дома», - опять повторил он, указав на дом матери.
 Старуха вгляделась в него, тусклые её глаза просветлели, и было видно, что она признала его. «А, Иван, сын Лиды,- сказала она – Лида ведь уехала отсюда давно, как она живет?»  « Умерла мама, уже три года тому» - ответил Иван Петрович. Старуха помолчала, осмысливая новость  и сказала: «Померла,  значит, Лида, царство ей небесное, а я вот всё живу, я же старше её, уже девяносто три года мне, только вот вижу плохо и слышу  плохо, а так ничего – сердце, бывает, забьется неровно, капель выпью и ничего»,- она замолчала. Помолчал и Иван Петрович.
 «А ты  что приехал сюда? Мать же давно  уехала и умерла?»- снова спросила старуха. « Да  решил заглянуть сюда, в родные края, - ответил Иван Петрович, - может и не доведется больше побывать здесь: живу далеко». « Это правильно, не забывай свои места, - сказала соседка,- я вот всё живу.   Сына схоронила, одна живу, никак не помру.  И жить тяжело одной, хорошо соседи помогают, вот и живу». Иван Петрович удивился, что эта соседка матери, дряхлая старуха живет одна, да видно деваться ей некуда – всех родных пережила, вот и приходится коротать век одной и немощной, но живёт и цепляется за жизнь, хотя и говорит, что помирать пора.
    От воспоминаний, соседка видимо устала и присела на лавочку  у ворот своего дома, погрузившись в свои старушечьи мысли, а Иван Петрович, попрощавшись, зашагал в обратный путь к центру городка. « Сколько таких старушек, переживших своё поколение, маются в одиночестве по деревням, городкам и большим городам,- размышлял он, шагая по заросшей мелкой травой обочине дороги. - Их дети уже умерли, как у этой соседки, не оставив им внуков, или разъехались по дальним городам и весям, не имея возможности навестить матерей из-за дороговизны билетов на поезда и самолеты. А старушки, тихо и покорно ждут конца, отмеренного им, почему-то большого, срока жизни. Нет, лучше не переживать своего поколения», – думал он.  
 Лет семь назад он, как оказалось в последний раз, привез мать на родину весной на пасху: и соседи ещё были живы все и эта старушка, полная сил встретилась с его матерью на этой же улице. Они поговорили  о своём житье - бытье, а другие соседки, уже принявшие в честь праздника Христова воскресения по стаканчику самогонки, сплясали для матери, здесь же на улице, какой-то незамысловатый деревенский танец. И вот, как сказал поэт: иных уж нет, а те далече. Мать умерла, эта соседка стала дряхлой старушкой – подсохла телом, чтобы легче взлететь, отправляясь в мир иной. «Как же стремительно бежит время на исходе жизни!» - снова и снова думал он,  обходя засохшие заросли лопухов вдоль узкой тропинки, вьющейся по обочине дороги, ведущей к центру городка.
    В центре  городка, в полдень буднего дня было по-прежнему безлюдно и тихо. Изредка, в разных направлениях проходили пожилые женщины и старухи, но молодежь и взрослые молодые люди почему-то не появлялись. Дети, конечно, были ещё в школе, а школы, их две, находились на разных окраинах городка, но куда подевалось взрослое население городка, или где они скрывались и чем там занимались, оставалось загадкой для Ивана Петровича. Даже полицейских не было видно, хотя их отделение находилось неподалеку, да и по количеству на душу населения этих ретивых слуг режима было достаточно даже и для большого города.
      Иван Петрович присел на скамейку, стоявшую вдоль аллеи, соединяющей две параллельные  главные улицы городка. Легкий теплый ветерок вздымал облачка пыли и гнал их вдоль аллеи на кусты акаций и тополя, обрамлявшие тротуары на соседних улицах. На цветнике, протянувшемся посередине аллеи, терпко пахли темно – вишневые  бархатистые цветы на коротких ножках. Эти цветы, названия которых он не знал, высаживали здесь ещё во времена его молодости и цвели они до самых заморозков.
 В годы юности, эта аллея была единственной в городе асфальтированной дорожкой – конечно уже чем сейчас: всего два метра ширины, но  это был асфальт, и молодежь называла аллею Бродвеем, не всегда понимая, что означает это слово: Бродвей звучало загадочно и непривычно - даже без всякого смысла.
     Вдоль Бродвея и тогда тянулся  цветник, а вдоль него, почти вплотную, росли клены, тополя и акации – единственные виды деревьев, растущие по улицам и переулкам этого городка. За деревьями тогда скрывались заборы: один отгораживал пустырь в центре городка, заросший теми же деревьями, за другим забором скрывался городской сад – любимое  место отдыха горожан.
      Сад был разбит в  30 –е годы на месте базарной площади, а сам базар был выселен на окраину, которая, впрочем, была не далее полукилометра отсюда. Помнится, мать рассказывала ему, как будучи школьниками, они высаживали деревца в этом саду каждой весной, пока они  не прижились и не стали медленно разрастаться. В этой местности все деревья растут очень медленно, по сравнению с Подмосковьем, зато и живу долго – отдельные клены и акации сохранились до сих пор, хотя стволы их искривились, покрылись буграми и трещинами, а сквозь листву виднелись сухие ветки.
 Сейчас от городского сада сохранились именно эти, отдельные деревья, а остальные вырубили и на их месте стояли заброшенный кинотеатр и закрытый на замок ледовый дворец спорта, который был никому не нужен и строился по прихоти губернатора.
  Раньше, городской сад окружал сплошной забор, который на памяти Ивана Петровича перестраивался раза три: сначала был деревянный, потом решетчатый из арматурного железа и уже потом поставили бетонные столбы, между которых вставили ажурные  железные решетки с острыми пиками наверху – чтобы мальчишки не лазили и не ломали деревья и кусты. Со стороны аллеи, где сейчас  сидел Иван Петрович, были ворота для входа в горсад – так назывался этот сквер в центре городка. В горсаду были проложены аккуратные аллеи, посыпанные песком, поэтому даже в дожди здесь не было грязи и слякоти.
 В глубине горсада, за деревьями скрывалась танцплощадка в виде круглой, приподнятой на метр над землей, дощатой веранды, окруженной высокими перилами, чтобы парням было трудновато перелазить на площадку через этот барьер. К площадке примыкала закрытая театральная сцена с двумя комнатками для переодевания артистов или как место отдыха  музыкантов из городского духового оркестра. В этом горсаду  и проходили летом все городские праздники,  а летними вечерами в субботу, здесь играл духовой оркестр и за  30 копеек можно  купить билет  и зайти на танцплощадку.
  Молодежь теснилась на танцплощадке группками: девушки отдельно от парней, а сформировавшиеся пары стояли сами по себе и тоже особняком. Приходили на танцы и женатые пары и одинокие мужчины и женщины возрастом за тридцать лет, но основной состав – это юноши и девушки 17 – 20 лет: до 16-ти лет на танцы не пускал контролер у входа - даже если у тебя был билет.
  Иван с друзьями приходили сюда тоже: когда с девушками, но чаще одни, выпивали в кустах немного портвейна, для куража, заходили на танцплощадку и приглашали своих или просто знакомых девушек на танец, но только на медленные танцы – чтобы почувствовать вплотную упругую выпуклую фигурку  девушки.
 Можно было пригласить и незнакомую девушку, но в этом случае надо быть готовым после танцев встретиться за пределами танцплощадки  с её поклонником и провести короткую и жестокую драку один на один, до первой крови или падения на землю одного из соперников. Драка, впрочем, не мешала уже на следующий день, при встрече драчунов, общаться вполне дружески, а если с девушкой завязалось знакомство, то тебя уже не трогали ни её поклонники, ни её друзья – таковы были правила и обычаи молодежи в те времена.
 Надо сказать, что и наряд милиции, дежуривший на танцах, ограничивался выводом подвыпивших парней с танцплощадки и в драки, за пределами этой запретной территории танцев, они никогда не вмешивались – к взаимному удовлетворению сторон.
 Здесь же, на танцплощадке, на сцене проходили гастроли заезжих артистов или выступала местная самодеятельность. Тогда, на танцплощадке расставлялись скамейки, публика рассаживалась,  и начинался спектакль или концерт, который смотрели и все желающие, взобравшись на окружающие деревья или повиснув на ограждении танцплощадке снаружи.
  Летом, вся культурная жизнь молодежи городка проходила в горсаду или рядом, в кинотеатре, располагавшемся в старинном здании бывшего купеческого магазина или в городском доме культуры, который построили во  времена детства Ивана Петровича.
 Поблизости от этого дома культуры сейчас и сидел Иван Петрович, погруженный в воспоминания о годах своей юности – таких далеких и таких близких. Кстати, в такой вот теплый осенний день вполне мог бы тогда состояться танцевальный субботний вечер на танцплощадке, и живая   музыка духового оркестра разносилась бы по притихшим улицам городка.
   Но нет уже ни той танцплощадки, ни того горсада, ни тех людей, окружавших  Ивана Петровича в дни минувшей юности.
  Нынче людям не нужна ни та площадка, ни та музыка, ни то общение людей. Все сидят по своим домам у своих телевизоров и, если повезет, со своей бутылкой водки. Здесь нет ни достойной работы, ни достойной оплаты этой работы – никаких перспектив достойной жизни вообще. Воистину, окаянные нынче времена. А может ему это всё только кажется и просто мучает ностальгия по прошедшим годам, когда был энтузиазм и активность юности  и деревья были выше и солнце светило ярче? Нет, пустынные улочки городка, и всеобщая апатия людей подтверждают его мысли. Сейчас активны только торговцы, воры, чиновники, полиция и их обслуга, а тогда были активны все.
 Осеннее солнце припекало всё сильнее и в расслабленной голове Ивана Петровича возникали и исчезали обрывки воспоминаний о юношеских встречах, расставаниях и случаях, происходивших  с ним на этом месте в полувековой давности дни. 
  Здесь он встретил свою первую любовь – здесь же  и потерял её навсегда. Здесь познакомился  случайно  с хорошей девушкой, ставшей потом его первой женой. Здесь, встречаясь с друзьями, они строили планы на вечер и на ближайшие выходные дни – на более отдаленную перспективу, как он не пытался вспомнить, почему-то никаких планов ни он, ни его друзья не строили – жили, как бы теперь сказали, одним днем, потому что будущее должно было прийти  как бы само собой, а выбрать каким оно будет можно и потом, когда - нибудь. Спокойная уверенность в  светлом будущем была тогда у всех, и сомневаться в этом не было причин: враг был побежден в недавней войне. Для других врагов мощь страны Советов была не по зубам, а материально жизнь становилась лучше – как и обещала верховная власть, о предательстве которой в те времена  никто и подумать не мог – не то, что представить.
 Отсюда он уехал на учебу в Москву, как оказалось, навсегда, встретившись напоследок с друзьями, которые устроили ему проводы в городском ресторанчике, находившемся совсем близко - в здании на соседней улице, видневшемся  со скамейки,  на которой и сидел сейчас Иван Петрович.
  Много позже, приезжая в отпуск, он встречался здесь с друзьями юности, которые вечером, освободившись от семейных деревенских дел и забот, приходили на этот пятачок, чтобы организовать какую – то рыбалку или пикничок на берегу речушки за городом.
 Так  случилось, что все значимые события юности Ивана Петровича были связаны именно с этим местом в центре городка.
  От этих мыслей его отвлек чей – то оклик. Подняв голову, Иван Петрович увидел какого - то старикашку: маленького и сгорбленного, который остановился у скамейки и называл его имя. Приглядевшись, он с трудом узнал в нём соседского мальчишку, с которым они вместе ходили в школу, но в разные классы.  Лет десять назад он стал иногда встречать его в свои приезды на родину: эти встречи всегда заканчивались просьбой дать десять рублей на четвертинку самогона и в этой просьбе Иван Петрович ему никогда не отказывал.
  Как зовут этого бывшего соседского мальчугана, превратившегося  в мелкого старичка, Иван Петрович вспомнить не смог и потому, изобразив на лице радость встречи, ответил нейтральным приветствием без имени. Старичок, оживленный от предстоящего получения денег на самогонку, присел рядом и, по- бабьи взмахивая руками, стал расспрашивать его о цели и сроках приезда сюда.
 Иван Петрович отвечал односложно, вглядываясь в обветренное, сморщенное и испитое лицо своего земляка и одногодка, который так и остался жить в этом городке. «Неужели и я выгляжу со стороны таким же стариком?- думал он,-  бреясь по утрам перед зеркалом,  не замечаешь маленьких перемен в лице.  Кажется, что только редеющие волосы и растущая лысина на голове напоминают о возрасте, не говоря, конечно, о постоянной усталости и сбоях в состоянии здоровья, которое, однако, здесь на родине совсем не ощущается. Как говорил его знакомый профессор: когда что - то болит, значит, ты ещё живой. Сейчас у него ничего не болело: он находился, мысленно, в днях своей юности, а за мыслями и тело забыло о возрасте.
  Устав от расспросов о своей жизни в Москве, Иван Петрович перевел разговор на местные темы, а именно: об их общих знакомых по детству и юности. На случай такой встречи, Иван Петрович захватил с собой и носил в кармане куртки фото с одноклассниками в пятом классе «Б», а его нынешний собеседник учился в параллельном классе «А».
  Достав  из кармана это фото, Иван Петрович показал его старичку и стал зачитывать имена и фамилии одноклассников, которые были записаны на обороте фотографии. Земляк узнал всех, кто, как и он, остался жить в этом городке. Оказалось, что все его одноклассники – мальчишки, которые остались на родине, умерли: кто когда, а вот девочки все    живы и одна из них живет неподалеку от дома, где и остановился Иван Петрович.
   «А почему бы и не зайти в гости к этой, уже пожилой женщине – бывшей однокласснице, со странным в те времена именем – Римма?» - подумал он и встал со скамейки. Суетливый старичок, не ожидая его ухода, тут же попросил двадцать рублей на самогонку:  середина месяца, пенсия уже истрачена, а в долг не дают. «Почему двадцать? – удивился  Иван Петрович, - еще три года назад было десять за четвертинку, или ты стал больше выпивать?» «Нет, нет, - заверил старичок, - как пил, так и пью, но водка подорожала, вот и самогонка тоже.  Можно плохой купить за пятнадцать, но туда добавляют табаку для крепости, а от него потом голова болит».  Иван Петрович дал денег, и старичок сразу же заспешил: пустые воспоминания его уже не интересовали. 
  Миновав центр городка,  Иван Петрович подошел к мосту через речку. Здесь, неподалеку от магазина, маялась группка из трех мужичков – старичков в надежде встретить собутыльника с деньгами или выпивкой. Один из них тотчас узнал Ивана Петровича, подошел и сказал: « А, Иван, привет. Что, в гости приехал? А мы вот здесь доживаем. Дай двадцать рублей на самогонку, а?» Иван Петрович, так и не вспомнив, кто этот человек, дал пятьдесят рублей на всю компанию, которая тут же исчезла за углом дома, а он пошел дальше в поисках дома одноклассницы Риммы. «Как же так, - размышлял он, шагая по обочине, - меня узнают и окликают по имени, а я не могу вспомнить ни имен, ни фамилий этих людей, когда и где пересекались наши пути в прошлом. Память у них, что ли лучше?  Пожалуй, нет - по ним видно, что водочка их давняя и верная подруга, а где водка там памяти не место. Просто, здесь всех знают и помнят по именам и фамилиям, а в городах, при множестве знакомых, дай бог запомнить человека по внешности».
 Найдя по приметам нужный ему домик одноклассницы, Иван Петрович постучал кольцом щеколды по воротам. Во дворе раздался лай собаки и чей-то голос. Иван Петрович осторожно приоткрыл калитку ворот и заглянул внутрь ограды. На цепи бесновалась и лаяла маленькая собачонка, а незнакомый пожилой мужчина направлялся к нему. «Скажите, пожалуйста, здесь ли живет Римма – я с ней когда- то учился в школе в одном классе?» - спросил Иван Петрович у подошедшего к воротам, как видно по всему, хозяина дома. «Да, здесь живет Римма, моя жена, а вы кто будете?» - спросил хозяин. «Иван я, Домов, проездом в этом городе, а раньше жил здесь и учился в школе, вместе с Риммой» - повторил Иван Петрович, чувствуя  некоторую неловкость перед этим, незнакомым ему человеком за неожиданное вторжение в их жизнь. «Что – то  я о вас ничего не слышал от своей жены, - сказал хозяин, - впрочем, она дома, немного приболела. Заходите, пожалуйста, и спросите сами» - сказал он и провел Ивана Петровича сквозь сени в дом.
 В комнате на диване лежала грузная, одутловатая старая женщина – почти старуха, в которой он всё же узнал свою одноклассницу. Хозяин объяснил жене, что это какой – то  её бывший одноклассник, Иван Домов. Женщина, приглядевшись, опознала Ивана и от удивления даже приподнялась с дивана, но тут же снова опустилась в изнеможении. «И правда, Ваня! – сказала она, - а я вот болею, давление поднялось и голова кружится.   Ты – то,  как здесь оказался? Девчонки, помнишь Галю и  Веру? Они видели тебя лет десять назад и говорили, что ты в Москве живешь. Погостить приехал?» «Нет, не у кого теперь гостить здесь, - ответил Иван Петрович, - мать уехала к брату жить, там и умерла, а я проездом от брата, хотел могилки бабушек прибрать и, случайно, от нашего однокашника узнал, что ты здесь живёшь и решил зайти, тем более что и остановился у знакомых здесь, неподалеку».
   « Володя, ты бы чайку поставил что ли, - обратилась Римма к мужу, - я тоже попробую встать, хватит лежать, и так всю жизнь болею, надоело уже. Идите на кухню, я сейчас встану  и приду к вам»
   Иван Петрович прошел на кухню, где муж Риммы уже поставил на газ чайник и стал доставать что-то из холодильника, появилась и бутылка настойки. Вышла и Римма, Ивана Петровича усадили за стол и стали потчевать. От вина он отказался, есть тоже не хотелось, а чаю с медом он откушал с удовольствием.
    Хозяева расспрашивали его о московской жизни, но он перевел разговор на местные темы. Оказалось, что Римма закончила пединститут, вернулась сюда и проработала всю жизнь учительницей, пока её не прогнали на пенсию, чтобы освободить место для молодых учителей.
   Муж тоже сидел дома: можно бы ещё и поработать, но негде – безработица стала бичом таких небольших городов и сёл. «Ты же  Римма ушла из нашего класса, - вспомнил Иван Петрович, - а я ушёл после семилетки в техникум, потом уехал в Москву – так жизнь и закрутилась!» «Да Иван, я заболела и не смогла целый год учиться, а вы думали, что я ушла из класса – никто и не поинтересовался почему» - с обидой ответила Римма и рассказала о своем несчастном случае.
  Однажды, зимой, после школы, оставшись одна дома, она ухаживала за коровой: дала ей сена, убрала навоз и пошла за водой из колодца, который был у них во дворе. Воротом подняла ведро воды из колодца, стала вынимать его, но ведро соскочило с обледеневшего края колодца, и она вместе с ним упала в обледеневший проём колодца в ледяную воду на глубине  5-6 метров, ударившись при падении о наросты льда на стенках колодца. Деревенская девочка 12-ти лет не растерялась и, придя в себя от холода, льда и воды попыталась подняться вверх по цепи, на которой висело ведро.  Неоднократно  она срывалась вниз, в воду.
 Наконец, каким-то чудом ей удалось подняться вверх и из последних сил выползти из колодца. Родителей дома не было, так что помочь ей бы никто не смог. При падении она повредила себе позвоночник, схватила воспаление легких, которое в те времена лечилось с трудом: так и проболела всю зиму и отстала от своего класса.
    Иван Петрович попробовал представить себе: смог бы он в 12-ть лет, на двадцатиградусном морозе выбраться из ледяного колодца по железной цепи, к которой сразу примерзают мокрые руки и отрываются от цепи вместе с кожей? Нет, наверное, такое было бы ему не по силам:  растерялся бы и замерз за минуты, а вот слабая девочка не растерялась, боролась за свою жизнь и победила!
 Последствия травмы позвоночника Римма испытывала потом всё время, однако училась, работала, вышла замуж, родила и вырастила двух дочерей,  которые живут в других местах большой Сибири. Такая вот история.
  Иван Петрович снова убедился в бытовой тяжести деревенской жизни.  Несчастные случаи  с его знакомыми по детству  происходили постоянно: один упал с крыши дома и сломал ногу, другого убило деревом на лесосеке, третий отпилил себе ногу циркулярной пилой, заготавливая дрова на зиму, еще один замерз зимой в заглохшем тракторе и ещё множество несчастных историй.
 Посидев за чаем и воспоминаниями детства около часа, Иван Петрович  простился с хозяевами. Он взял телефоны двух девочек – одноклассниц и банку меда, подаренную  хозяином, который занимался пчеловодством, хотя  и жаловался на трудности этого занятия: невозможно оставить ульи в лесу без присмотра – обязательно разграбят, а если ульи стоят дома в огороде, то пчелы приносят мало меда.
 Возвратившись в дом - где он остановился, Иван Петрович провел вечер с хозяевами дома в пустых разговорах о житье – бытье, сейчас и раньше - конечно не в пользу нынешнего подлого и сумрачного времени. Спал он в эту ночь вполне спокойно и умиротворенно, после прогулок по улицам своего детства и юности.
            На следующий день Иван Петрович проснулся  в восемь часов утра, что было для него непривычно поздно. Хотя почему поздно, если в Москве  сейчас было только пять часов – обычное время его пробуждения. Солнечные лучи наискосок падали от окна к стене и в них роились мириады домашних пылинок: «Вот  тебе и чистый деревенский воздух» - подумал он, вставая с кровати, предоставленной  для ночлега.
  Хозяйка хлопотала на кухне, хозяин дома – старше Ивана Петровича года на три, уже ушёл навестить своего брата – инвалида, одиноко проживавшего через два дома отсюда, а во дворе прерывисто лаяла собачонка, сидевшая на цепи у своей будки.  
 День обещался быть таким же ясным тёплым и тихим, как и накануне и Иван Петрович решил продолжить свои прогулки по местам далекой юности. Пришел хозяин, позавтракали вместе  и Иван Петрович отправился в пеший путь  по улочкам городка. Сначала он пошел снова на кладбище посмотреть, привели ли в полный порядок могилы его бабушек – как обещал знакомый его брата. Путь туда пролегал через весь городок из конца в конец, минуя речку, горсад и стадион - по знакомым улочкам и переулкам.
 В кладбищенской роще  копошились и тинькали синицы, а если они из лесов переселялись поближе к людскому жилью – значит скоро придут холода. Однако, сейчас солнце светило и грело по- летнему и ничто не предвещало грядущей зимы. На кладбище было тихо, пусто и по-прежнему всё скрыто остатками бурьяна после их работы с братом: значит никто убираться не приходил.
 Неподалеку, у одной из могил  на скамейке за столиком сидели двое парней и девица, весь вид которых выражал жажду похмелья. Иван Петрович подошёл к ним и предложил: »Можете убрать бурьян с трёх могил, а я дам вам  на бутылку водки?» Троица сразу согласилась, но попросила за работу две бутылки. Иван Петрович согласился и работа закипела. Нашлись рукавицы и лопата и стебли лопухов, крапивы и конопли за несколько минут были вырваны и выброшены в кучу мусора здесь же – неподалеку. Жаждущие водки работники быстро подровняли могилы, срезали и убрали траву, встряхнули и вновь поставили бумажные цветы и венки. 
 Через полчаса, место упокоения родственников приняло вполне ухоженный вид. Иван Петрович расплатился с троицей алкашей, которые отправились к видневшейся у автовокзала палатке, где можно было обменять деньги на водку и пиво, что и было сделано. А выпивать они вернулись на прежнее место за столиком, у чьей-то могилы.
       Иван Петрович тоже присел на скамейку у могилы бабушки, где он сидел и вчера по приезду сюда. Было тихо и грустно. Старые и свежие кресты и памятники уходили в беспорядке вдаль, скрываясь за деревьями и бурьяном. Он заметил, что с приходом демократии благосостояние некоторых кладбищенских постояльцев улучшилось: появились гранитные и  мраморные надгробия, а в прежние времена довольствовались простыми деревянными крестами и обелисками, сваренными из листового железа и окрашенными суриком. В общем, на кладбище стало лучше и красивей: может,  поэтому жители городка так стремительно и переселялись сюда, где нет нужды, безработицы, преступности и прочих «благ» демократии.
 Жизнь людей заканчивалась здесь вечным покоем, однако живые  ещё напоминали о себе: троица помощников Ивана Петровича, приняв водочки на грудь, повеселела, завязался громкий разговор, потом девица попробовала запеть, а её приятель окликнул Ивана Петровича и предложил ему выпить с ними за упокой души  родственников. Таков русский человек: час назад эти выпивохи  сидели злые, мучимые похмельем и готовые на всё, чтобы раздобыть водки, а сейчас, получив желанное, они предлагают поделиться своим заветным напитком и совершенно бескорыстно. Разве какой-нибудь европеец или американец способен на такой поступок? Конечно, нет, и он знал об этом не понаслышке, будучи в командировках за рубежом.
 Иван Петрович отказался  выпить водки с кладбищенской компанией и понял, что пора уходить, пока предложение выпить с ними не перешло в выяснение  причин, почему он не хочет – может,  не уважает их? Поднявшись, он мысленно попрощался с бабушками  и всеми родственниками,  покоящимися рядом, которых он не знал и не помнил, и вышел с кладбища через одиноко стоящие ворота без забора.
  Куда идти дальше он ещё не решил, а потому шёл привычной дорогой к центру городка. Но тут пришла мысль: уйти за город к ближайшему озеру, где они мальчишками ловили гальянов и карасей – это примерно  километр от   другого конца городка. Время есть, погода располагает, а он не был на этом озере с самого своего отъезда – много раз хотел, но как-то не получалось. Решив окончательно, он свернул на другую улицу, протянувшуюся через весь городок  до опушки леса, за которым и находилось это озеро. Всего получалось километра два пути – меньше получаса, если неспешным шагом.
 Проезжая часть улицы была заасфальтирована еще в последние годы советской власти, но за двадцать лет асфальт выщербился, выкрошился, покрылся ямами и от проезжающих автомобилей поднимались клубы пыли, так что ему пришлось свернуть на обочину и двигаться по протоптанной грунтовой дорожке вдоль деревянных домиков – тротуаров здесь не было.
 Вскоре он поравнялся с длинным кирпичным одноэтажным зданием его бывшей школы. Оно показалось ему маленьким и низким, а когда-то школа была для него большой: с просторными классами, высокими потолками и широким и длинным коридором, где на переменах между уроками кипела его школьная жизнь.
   В такие же теплые дни сентября, школьники выбегали во двор и резвились там. Сейчас здесь было тихо и пусто. Подойдя вплотную, Иван Петрович  прочитал на вывеске у дверей, что это дом – интернат для неблагополучных детей. Что значит неблагополучный ребенок? Больной или правонарушитель? Неясно. На окнах стояли железные решетки, а из-за штор не видно  движений и не доносились детские голоса. Появившееся желание зайти внутрь быстро угасло и, взглянув на окна своего класса, Иван Петрович пошел дальше.
 Всё – таки, как ускорился ритм времени. Тогда школьный год казался целой вечностью, а сейчас годы пролетают незаметно и бесшумно, как та  осенняя птица над его головой в безоблачном небе и школьных товарищей «иных уж нет, а те далече».
  Рядом со школой стояло такое же приземистое здание красного кирпича, где при царях размещался уездный офицерский клуб, а в детские годы Ивана Петровича здесь была детская спортивная школа и проводились спортивные занятия школьников и соревнования. Внутри здания был один большой зал и несколько комнат. При царях здесь давались балы.  В его детские годы, зимой в зале проводились занятия физкультурой и  соревнования. Устраивались праздники и представления школьников и взрослых, а на Новый Год  проводилась городская новогодняя ёлка со спектаклями для детей, где пару раз участвовал и он, в костюме зайца или волка – сейчас и не вспомнить: главное было весело и беззаботно.
  Нынче, двери клуба  заколочены, а стекла окон кое-где выбиты.  По запустевшему, покрытому землёй и битым кирпичом крыльцу видно,  что здание это заброшено и не посещается людьми. Сразу за клубом виднелись два новых трехэтажных строений красного кирпича. Иван Петрович уже знал, что там располагались отделения каких – то банков: кто и зачем  построил их в этом захудалом городке, ему было неизвестно, да и неинтересно.
  Незаметно он подошел к истоку речки из озера. Исток был перегорожен земляной дамбой, служившей и мостом через реку – вот из-за таких земляных перемычек река и остановила свой бег по равнине на север, где сливаясь с такими же речушками, она впадала в большую сибирскую реку – Иртыш. Вода в озере и истоке реки была покрыта тиной, пустыми бутылками и другим человеческим мусором, от которого слабый ветерок доносил запахи гниения и разложения. А всего 50 лет назад здесь можно было искупаться и поудить рыбу с легкого деревянного мостка, соединяющего берега реки. Остановить течение реки всё равно, что остановить человеческую жизнь: это конец жизни и реки и человека.
 Миновав дамбу, он пошел дальше вдоль старинных деревянных домов улицы. Дома эти, украшенные резными деревянными карнизами и ставнями окон были старыми ещё тогда, много лет назад и теперь ему казалось, что они будут стоять здесь вечно, постепенно врастая в землю. Ещё немного пути и Иван Петрович вышел на перекресток его родной улицы:   вдали, виднелась крыша его дома, у которого он был вчера, а прямо перед ним стоял маленький домишко с подслеповатыми окнами, палисадником и скамейкой, на которой дремал старик – инвалид, прислонив костыли к забору.
   Подойдя поближе,  он с изумлением разглядел сквозь морщины и складки стариковского обличья знакомые черты лица своего приятеля детства. «Не может быть!  Неужели тот так и остался жить здесь  и почему инвалид? – подумал Иван Петрович  и окликнул старика, - Василий! Ты что ли?» старик поднял голову, близоруко  вгляделся в прохожего и тотчас оживился: «Никак  Иван! Каким ветром тебя занесло сюда и в это время? Ты же в Москве живёшь или вернулся?» Окончательно убедившись, что этот старик и есть  бывший приятель детства, сразу признавший его, Иван Петрович присел рядом с ним на скамейку, поздоровался, достал носовой платок и вытер пот – становилось жарко.
  Некоторое время они сидели молча, пристально вглядываясь друг в друга и восстанавливая в облике пожилого человека знакомый вид мальчишки – приятеля детства. Иван Петрович ещё раз убедился, что на лицо мужчины с возрастом меняются меньше, чем женщины: в стариковских чертах всё же можно разглядеть прежнего мальчугана, а вот в старухе признать когда- то знакомую девочку почти невозможно, что и случилось с ним вчера при встрече с одноклассницей. 
   « Ну что Васька, ты так и живешь здесь, в том же доме?» – спросил, наконец, Иван Петрович своего приятеля детства,  возвращаясь к прежней фамильярной манере общения деревенских мальчишек между собой, как в детстве. «Да Иван, так и живу, где родился, там и пригодился, там и доживаю», - осторожно ответил Василий, ещё не зная, как ему общаться с бывшим соратником по детским играм  и подростковым выходкам и проделкам. «А почему на костылях?» - продолжал расспрашивать его Иван Петрович. «Так это из-за болезни – таежного энцефалита» - оживился старичок. Чувствовалось, что эта болезнь, изменившая его жизнь, является главным событием жизни и основной темой разговоров с такими  посетителями, как  Иван Петрович, и рассказал подробную историю своей болезни – жизни.
 Окончив школу, он остался в городке, устроился на работу слесарем в автоколонну, в армию не взяли по зрению, а о дальнейшей учебе - он перестал  думать, тем более мечтать.  Через несколько лет он, вдруг и сразу, тяжело, заболел и слёг: высокая температура, слабость, затем отнялись ноги, и наступил паралич спины. Врачи никак не могли определить причину болезни и поставить диагноз, поэтому лечение не давало никаких результатов – становилось только хуже.
  Его отправили в областной центр, в клиническую больницу, но и там лечение не давало результатов, пока его не посетил врач, приехавший с Дальнего Востока. Он и поставил диагноз – таежный энцефалит. Дело в том, что эта болезнь была в те времена неизвестна в Западной Сибири, поэтому врачам и в голову не приходило увязать болезнь Василия с этим заболеванием, переносимым лесными клещами. Он оказался первым человеком, заболевшим в этих местах энцефалитом.
  Сейчас энцефалитные клещи заполонили все леса Сибири, Урала и подбираются к оплоту демократии - Москве. В окрестностях городка клещей уже множество, есть умершие и инвалиды и чтобы зайти в лес, необходимо заранее сделать прививку – иначе это игра с опасностью заражения и смерти.
 Василия, наконец, стали лечить от энцефалита, но время было упущено и ничто не помогало. Однако Василий не сдавался и почти парализованный, с язвами пролежней до костей позвоночника, сумел остановить болезнь, а применяя народные средства: травы, мёд и прочее подлечился и встал с постели, где пролежал почти три года. Правда он встал на костыли – ноги так и остались парализованными.
  Вернулся домой и стал жить жизнью инвалида: получал пенсию, дали машину «Запорожец», рыбачил, занимался пчеловодством, некоторое время даже работал слесарем в автоколонне по ремонту электрооборудования – работа сидячая. Потом наступила демократия: работать стало негде и здоровым, и инвалидам.  Сейчас, он занимается только приусадебным хозяйством: свиньи, куры, утки, кролики, пчелы. Что-то оставляет себе,  что-то на продажу, ещё рыбачит и охотится ночью из-под фар: в общем, крутится и оптимизма не теряет.
 Иван Петрович молча выслушал  эту исповедь сорванца, с которым когда-то разоряли птичьи гнезда, лазили по соседским огородам за огурцами, а однажды утащили из торгового ларька большую банку варенья и полмешка пряников. Он вновь удивился оптимизму этого скрюченного старичка, мысленно укорил себя за хандру и жизненный пессимизм, и перевел разговор на воспоминания об их общем босоногом детстве, когда никаких болезней, кроме простуды, не было, а жизненные невзгоды сводились к зуботычинам от мальчишек старшего возраста, а значит и сильнее.
 Они вспомнили несколько забавных случаев  из тех времен: охоту на воробьев, которых по всей Сибири и сейчас называют жидами, стрельбу из самопалов, игру в деньги, походы на озеро, куда и направлялся Иван Петрович, воровство карасей  из рыболовных сетей на этом озере и прочие свои юные похождения.
 Василий пригласил  зайти в дом попить чаю, и они через калитку вошли во двор. Весь двор был завален каким-то хламом: запчасти от автомобилей, железки неизвестного назначения, огородный инвентарь, груды кирпича, под навесом лежала складная лодка, висели рыболовные сети – чувствовалось, что если вещь или предмет попадали сюда, то никогда не выбрасывались в надежде, когда – нибудь, пригодиться по хозяйству.
 Вошли в дом, вернее избушку, не более двадцати метров площади, состоящую из кухонки и комнаты. Здесь тоже царил полный беспорядок из наваленных и рассованных по углам предметов кухонной утвари, одежды, обуви, подушек и одеял. Чувствовалось отсутствие женского хозяйского порядка. Василий сказал, что жил здесь вдвоем с женой, которая навсегда уехала жить к дочери в дальнее село, чтобы помогать с внуками.
 Он вскипятил чайник и поставил на стол тарелку с сотовым мёдом. «Вот таким медом я и вылечился, - сказал он и продолжил, - Мёд вообще полезен, хорошо действует на мужскую силу, этому способствует и мясо кроликов, так что иногда поем кроликов и мёда и ещё позанимаюсь с женщиной – не смотри, что я на костылях, это дело ещё вполне могу. А у тебя как насчет женщин?»
 Иван Петрович отшутился, что он профессор, а профессора занимаются наукой, но не женщинами. Тут же вспомнилась хулиганская загадка из детства: «Без рук, без ног, на бабу скок» Кто такой? Ответ: инвалид войны. Тогда, сразу после войны, в городке было много инвалидов – вот у старших пацанов и родилась эта беззлобная шутка, которую запомнили и мальчишки. Сейчас, глядя на скрюченного Василия, Иван Петрович подумал, что эта шутка вполне применима и к нему.
  Но, вероятно, тема женщин была второй главной, после болезни,  темой разговоров для Василия. «Ты не смотри, что я живу среди хлама,- продолжал Василий, - у меня есть молодая женщина, она приходит ко мне, как соцработник к инвалиду, а заодно и позабавиться сексом – так это сейчас называется. Я, знаешь ли, только недавно стал разбираться в этом деле, потому что всю жизнь прожил с закрытой женщиной, а это всё не то». «То есть как с закрытой?» - удивился Иван Петрович.  «Вот так, - продолжил Василий, - если женщина, во время секса закрывает глаза: значит, ты ей неинтересен,  может и противен, и она мысленно представляет себе другого мужчину, с которым ей когда-то было хорошо.  Если такого мужика у неё не было, то просто представляет кого-нибудь, кто ей нравится, пусть даже в кино: артист какой-то, но только не ты».
 Видно было, что этот разговор волнует его и тема актуальна, но поделиться здесь  не с кем: со знакомыми или соседями нельзя – сразу начнутся пересуды: совсем Василий головой тронулся. А Иван Петрович  другое дело: ему можно излить все, что накопилось в душе  и огласки никакой не будет – уедет и забудет этот разговор.
   «Значит так,- продолжал Василий, постепенно воодушевляясь, - когда остался я здесь, работал и присмотрел себе девчонку – жила неподалеку, лет 17 ей было и со мной всегда приветлива.  Я и подумал, что кончит школу, будет ей 18 лет, я подкачусь к ней и посватаюсь. А как раз весной меня и прихватила болезнь, увезли на лечение, три года провалялся по больницам, но дал бог не помер и вернулся сюда, домой – инвалидом. 
 Но девчонку эту не забыл и помнил. И что ты думаешь? Узнаю, что эта Надя – так её зовут, окончив школу, связалась с приезжим учителем рисования, который был старше её лет на 15-ть. Уж как он её улестил, не знаю: может быть рисовал или обещал что, но только спуталась она с ним  и целый год бегала к нему на квартиру – все соседи это знали. А потом к нему приехала жена с сыном, был скандал, Надьку он бросил, да и сам уехал вскоре отсюда с семьей и со скандалом из-за другой девчонки. Надька ездила к нему в город, но ничего не получилось, и она вернулась восвояси. Здесь она для семьи  была не нужна никому, а я возьми да и предложи ей выйти замуж за меня – инвалида,  она и согласилась. Так мы и зажили, и дочь прижили, а только путного из этого ничего не вышло.
 Она всё говорила мне, что если бы не её любовь с рисовальщиком, то она бы никогда не вышла за меня замуж. Я терпел – терпел, да  и сказал однажды, что если бы не был инвалидом, тоже бы не женился на порченой. Ну и она потом, чуть - что и говорила: а вот  Славик это делал не так – этого проходимца Славиком звали, может, сдох уже, – мне с ним хорошо было, а тебя я только терплю. Я ей тоже в ответ: ну и жила бы с ним, я- то причем? А она: могла бы и с ним остаться, да не захотела семью разрушать – так я его любила! Я ей говорил, что проходимец твой Славик – попользовался и выбросил, потом ещё одну ученицу соблазнил, за что его из школы и выперли – чуть не посадили за совращение малолетки, но как-то выкрутился. А она ни в какую: любила его и он меня любил - на коленях стоял и прощения просил, когда я его с другой застала: это жена его оказалась. Потом он хотел её бросить, да я сама ушла – так его любила. Достала она меня своими воспоминаниями – настоящей женой, после этого, я Надьку никогда не считал.
 И она со мной так и прожила всю жизнь с закрытыми глазами -  когда в кровати. Тогда-то было вроде ничего, а сейчас все передачи по телеку про секс, вот и объяснили мне, старому придурку, почему она всегда глаза закрывала – всё своего рисовальщика вспоминала. Обидно, понимаешь! Я к ней всей душой, а она меня только терпела.
 Дочь выросла, вышла замуж, родились внуки, она и уехала к внукам, а я остался один и на костылях. Так это ещё не всё. Мне, как инвалиду на костылях и одному в доме, прикрепили соцработницу, чтобы помогать по дому и в магазин сходить. Работы в городе нет никакой, а это хоть что-то. Ну  и стала эта соцработница ходить ко мне – ей нет ещё и сорока лет. Тоже мыкается одна с ребенком – школьница в девятом классе. Я эту работницу как-то ущипнул за бок, а она не против, оказалось. Так мы с ней и замутили: она придет, уберется, мы позанимаемся любовью, потом сходит в магазин, вместе пообедаем и собой ей продуктов дам, потом ещё на кровать – знаешь, с крольчатины и мёда всё хорошо получается и у меня и у неё. Так вот: она при сексе в глаза мне смотрит. Я Аню спросил как-то – да, не сказал, её Аней зовут – почему она глаза не закрывает при сексе? А она и говорит: зачем закрывать-то? Ты ко мне по-хорошему, помогаешь деньгами и продуктами, да и в постели у нас всё хорошо получается. Зачем же мне глаза закрывать? А вот жена моя всегда глаза закрывала – говорю ей.  Значит, ты был ей никто. Твоя Надька так и осталась душой со своим художником. Вот Иван, такая история» - Василий замолчал.
 «Знаю я этих рисовальщиков, - ответил Иван Петрович, чтобы поддержать разговор, - карандаш у них всегда заточен. Ничего полезного делать не умеют, вот и точат свои карандаши, а девицы и рады: ах – ох, искусство, живопись и быстренько в постель – точить карандаш у таких художников, а потом, как твоя Надька – всю жизнь с закрытыми глазами с мужем. Обрати внимание, Василий! По телеку показывают проституток – так они  всегда сексом занимаются с закрытыми глазами: зачем им на клиентов смотреть – это их работа, на которую лучше не смотреть. Но и ты, Василий не прав. Нельзя, как еврей Фрейд, всё сводить только к сексу – тогда ты не человек, а такой же рисовальщик, как у твоей Надьки был. Наверное, вы ещё в чем-то не сошлись, потому разлад и разлука, в конце - концов и на старости лет».
 Они попили чаю с душистым мёдом, откусывая его кусками вместе с сотами. От горячего чая мёд во рту выплавлялся из сот, которые превращались в кусочек воска и воск этот аккуратно выплевывался, на краешек блюдца. Посидев за чаем, они вспомнили ещё что-то из детства, обсудили, сплевывая воск, нынешнее подлое время, и Иван Петрович засобирался в путь к озеру, не говоря, впрочем, Василию о цели своего похода.  Дело шло к обеду, надо вернуться к знакомым, а то неудобно – будут ждать, да и к Василию  соцработница должна скоро зайти. На том и расстались, пожелав друг другу здоровья и надежды когда - нибудь встретиться.
 Иван Петрович зашагал дальше, а Василий снова уселся на лавочку у дома, прислонив костыли к забору. Так он и остался в памяти: скрюченный лысый старичок, всё ещё интересующийся женской психологией, сидит на лавочке у покосившегося домика и смотрит ему вслед выцветшими голубыми глазками. 
 Через пять минут пути Иван Петрович поравнялся с крайними домами, за которыми виднелась опушка березового леса, а улица, превратившись в лесную дорожку, петляя, уходила вглубь леса и уводила его за собой в лесную чащу.
 Когда-то, здесь вместо леса были заросли молодых березок: в войну леса, окружающие городок, вырубили на дрова и к годам детства Ивана уже подросли молодые деревца, росшие кустами по нескольку березок вместе. Именно сюда мальчишки летом убегали для своих игр в войну: и от дома недалеко, и как бы в лесу, где можно спрятаться друг от друга, или представить себя в дремучих джунглях на необитаемом острове из книжек.
 Как-то летом, Иван с друзьями выкопали здесь землянку под кустами берез, вход в неё замаскировали ветками и травой, забирались внутрь, зажигали свечу и читали приключенческие книги вслух или рассказывали какие-то страшные придуманные истории.
 Сейчас здесь никого не было. Березки выросли и через пятьдесят лет на  месте кустарника стояли мощные стволы берез с огрубевшей, почерневшей и потрескавшейся  корой, которая только высоко наверху отсвечивала чистой березовой белизной. Легкий ветерок покачивал верхушки деревьев и шелестел листвой, а внизу было тихо и светло-рыжие солнечные пятна пробивались сквозь поредевшую, но ещё зеленую листву и, падая на траву и желтые листья, раскрашивали  их в причудливый и разноцветный лесной ковер.
 Иван Петрович, не спеша, шагал по лесной дорожке, кое-где заросшей мелкой травой – видимо этой дорогой пользовались не часто: в полукилометре отсюда была проложена асфальтированная междугородняя трасса, там и проходили пути – дороги машин и людей.  Сюда выезжали только местные жители, чтобы выбросить мусор, кучи которого виднелись повсюду – сразу же за крайними домами. Через полкилометра пути мусор кончился и лес посвежел – больше ничего не напоминало о близости людей.
 Дорога, петляя, уводила его всё дальше и дальше, наконец, впереди и сквозь деревья стали видны просветы неба и Иван Петрович вышел на опушку леса. Перед ним раскинулась до горизонта пустая равнина, поросшая степной травой и окаймленная со всех сторон дальними лесами. В середине этой равнины и располагалось озеро его детства.
 Иван Петрович взглянул прямо перед собой и охнул: озеро исчезло! Вместо километровой глади воды перед ним внизу были сплошные заросли камыша и поросшие осокой болотные кочки. Кое-где  виднелись кусты ивняка и березки, но чистой воды нигде не было. Озеро превратилось в болото! 
 Над зарослями камыша кружились чайки и вороны, по краям болота среди кочек сновали кулики, высоко в небе жалобно всхлипывали чибисы – это всё, что осталось от большого озера с чистой и удивительно прозрачной водой, куда он в детстве прибегал с мальчишками поудить гальянов и карасей.
 Расположившись на плавучих островках озерной травы вдоль берегов, они забрасывали удочки в прозрачную воду и смотрели сквозь неё, как рыбешки подплывали к червячку на крючке, хватали его,  и мальчишкам оставалось только подсечь рыбу на крючок  и выкинуть на траву.
 Прошло полвека, и не стало этого озера и той чистой воды, превратившейся в затхлую мутную жижу, в которой с удовольствием ковырялись вороны и болотные птицы. Иван Петрович подошел ближе  и присел на лежащий ствол березы, каким-то образом,  оказавшийся на берегу болота.
 Вблизи, превращение озера в болото выглядело ещё более удручающе. Среди поросших травой кочек, по берегу, попискивая, бегали полевые мыши, дальше начиналась трясина, покрытая тиной и зарослями осоки, а ещё дальше шумели заросли камыша, который уже успел пожелтеть и подготовиться к грядущей зиме. В самой середине болота виднелось несколько хилых кустиков ивы: как они там прижились на метровой толщине торфа и тины, оставалось только гадать.
 Он знал, что озера в этой местности постепенно превращаются в болота, потом в этих неглубоких болотах вырастают ивы, осины и березы и болота становятся болотистым лесом с зарослями брусники, клюквы, голубики и других сибирских лесных ягод. Такое место здесь называется «рямом» и озеро его детства находится на пути к превращению в рям. Но Иван Петрович никогда не думал, что такое превращение может случиться за его жизнь – иначе, все озера в округе были бы давно болотами, да и городское озеро внешне не изменилось, а это исчезло.
 Значит такая у этого озера судьба, такая у него короткая жизнь. Как у людей: одни живут долго, век других короткий; одни оставляют свой след на земле, а другие исчезают бесследно, как будто их никогда и не было.
 Вот и Иван Петрович незаметно, но быстро подошел к краю жизни, а что там впереди, на краю: болото или всё-таки гладь чистой воды. «Сейчас, я, конечно, живу в болоте, - размышлял  Иван Петрович, сидя на берегу болота,- вся страна в разрухе и гнили, повсюду ядовитые испарения подлости, жадности и предательства, его труд утратил творческий смысл и сводится только к добыванию средств существования. Неужели так будет до самого его конца и последние свои годы и дни он проживет в этой болотной атмосфере или все – таки удастся на краю жизни вдохнуть утренней свежести над чистой озерной водой, как это было раньше – до наступления подлых времен? Но пока его жизнь не дает никаких поводов для оптимизма и надежд на избавление от груза депрессии, уныния и безысходности окружающей действительности. Так и сегодняшняя его прогулка на это озеро не вернула к светлым воспоминаниям детства, а лишь напомнила о мерзости и запустении нынешней подлой жизни».
 Посидев ещё некоторое время на берегу болота, послушав крики мятущихся над ним чаек и шелест высохшего камыша, он разомлел под теплыми лучами осеннего солнца и незаметно задремал. Очнулся Иван Петрович от шума проезжающей неподалеку грузовой машины, в открытом кузове которой стояли, беспомощно мыча и болтаясь на ухабах, три коровы: по-видимому, их везли с летних пастбищ на зимнее жильё или на мясокомбинат – это уж как решит их хозяин. « Так и нынешние хозяева жизни в этой стране решают за людей кому из них еще дать пожить, а кто уже и не нужен и таких целыми городами, сёлами и деревнями обрекают на уничтожение бедностью, безнадежностью и бессмысленностью их существования» - подумал он, провожая взглядом измученных переездом коров.
 Пора было отправляться в обратный путь. Иван Петрович, встав с бревна, осмотрел ещё раз всю равнину с болотом посередине, вдохнул теплого ароматного степного воздуха, повеявшего с окружающих лугов, и медленно зашагал назад  по дороге, которая и привела его сюда, к бывшему озеру.
  День катился к вечеру, пока он шел по лесной дорожке к городку, крайние дома которого уже показались между стволами берез. Время обеда давно прошло, но голода и жажды Иван Петрович не ощущал – он всегда был умерен в еде и легко пропускал положенное время приема пищи, если этому мешали дела или обстоятельства.  Вот и сейчас, прогулки по местам былого детства и юности отвлекли его от бытовых забот о хлебе насущном.
 Однако, немного перекусить не помешало бы и он, войдя в городок, заглянул в ближайший магазинчик, чтобы выпить стакан чаю с  булочкой – на более существенный перекус он не решился из-за сомнений в свежести имеющихся в магазине продуктов.
 Девиз нынешних торговцев: продать всё, что можно и нельзя есть – даже испорченные и негодные продукты, был ему хорошо известен и на отравления различной тяжести попадал и он, и его знакомые, даже в «хороших» столичных  ресторанах и кафе. Просроченную продукцию надо выбрасывать, но это убытки хозяевам торговых заведений, поэтому они и выставляют на продажу всё что угодно, тем более что контроля нет никакого.
 В советское время это были бы убытки государственного магазина, которые просто списывались – без ущерба, а то и к выгод... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2


28 октября 2017

57 лайки
0 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Встречи с прошлым»

Нет отзывов и рецензий
Хотите стать первым?


Просмотр всех рецензий и отзывов (0) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер