Султан Египта

Глава  1

                                                   Воин

            Я – Нурибек.  Воин Великой Орды.  Под моим началом тумен. Тысяча

отборных воинов.  Каждого я знаю в лицо.  Имен не помню.  Приходится

спрашивать сотников.  Моя память не держит более десяти предметов или

событий.  Видно, в детстве меня случайно стукнули головой оземь. А может,

не случайно.  Значит я живуч, как змея, или змей, или змий.  Грамота не

сильная моя сторона.  Зато есть гибкое упругое тело, крепкий кулак и острая

сабля.  Тело любят женщины, оно азартно и неутомимо.  Кулака и сабли

боятся враги.  Возможно, они желают мне зла, даже смерти.  Это придает

дополнительный вкус жизни.  Мне двадцать пять лет, И весной меня

будоражит цветущая степь.  Яркость красок мутит глаза, а дурманящий запах

пьянит не  хуже айрана.  О. айран. Дивный напиток богов,  окунающий в

нирвану  безмятежности и покоя.  Пусть  утром  придется отпаиваться

кумысом,  не  жаль больной головы.  Степной воздух освежит быстро.

           Когда вижу воина,  готового отдать жизнь за родной  тумен,  то

подзываю  сотника и спрашиваю имя.

           -  Гляди  веселей,  Акай,  -  тот  испуганно  оборачивается, но  тут

же   страх  неожиданности  сменяет  улыбка  гордости  и  верности.  -  Нас 

ждут  сокровища  и  женщины.  Сколько  не  возьмешь -  все  твое.

           Воевать  и  умирать  надо  легко  и  весело.  Все в  жизни  непостоянно.

           Мой  отец,  которого  я  никогда  не  видел,  в  юности  побратался

с  нынешним  Великим  Ханом  Орды  Джанибеком.  Такое  родство  у  нас

равняется  кровному.  Когда  дядя  стал  Великим  Ханом, я  получил  под

командование  тумен.  Мой  тумен  передовой.  Мои  воины начинают 

сражение.  Я  выучился  искусству  боя  у наших  лучших  мастеров.

           Каждый день идет обучение.  Поэтому мы живы.  Каждый часть целого.

Часть силы, ведущей к победе.  Вчера.  Сегодня.  В  завтра  я  не  верю.

Когда  оно  приходит,  то превращается  в  сегодня.  И  это  сегодня – наше.

           Великий Хан  объявил  поход  на  Дамаск.  Значит, казна  опять 

опустела, и нужно   потрясти  соседей  вплоть до  аравийской  пустыни.  Дело

нелегкое.  И  не  в  самих  сражениях,  а  в  том,  что  после  грабежей  трудно

поддерживать  порядок.  В  некоторых  туменах  приходилось  казнить 

каждого  десятого для  повиновения  остальных.  Я  против  таких  мер.  Во 

имя  пославшей  нас  власти  мы убиваем  и  грабим,  ежедневно  рискуя 

жизнью.  Так  дайте  нам  погулять  вволю.  Юлий  Цезарь  был 

снисходителен к  вакханалиям  после  побед.  Вот  Чингисхан  никого  не 

жалел  ради  дисциплины.  И  себе  излишеств  не  позволял.  Величайший 

властитель.  Сегодня боятся  даже  памяти  о  нем.  Страх  и  уважение  идут 

рука  об  руку.  Иногда  страх  так  силен,  что  порождает  бесстрашие,

которому  подвластно  все.

            Армия  готовилась  неделю.  Запасались  продовольствием, особенно,

для  лошадей. Готовили  оружие и амуницию.  Рассчитывали  маршрут.

Прощались  с  семьями.  Я  как  мог  подбадривал  воинов,  понимая,  что

не  все  вернутся  назад.  Но  вернувшиеся  могут  беззаботно  жить  пол  года.

            Дамаск  сказочно  богат, а  люди,  живущие  в  нем, воевать  не  умеют.

Главное  дойти.  Путь  неблизкий.

            Шли  хорошо.  Нынче  трудно  собрать  силу,  равную  нашей.

Саранчой  мы  опустошали  чужое  добро.  Обоз  стотысячной армии 

пополнялся  награбленным  после  каждого  сражения.  Впрочем, сражениями

это  назвать  было  нельзя.  Чаще  всего,  враг  бежал  после  атаки  моего 

тумена.  Многие  города  сдавались  без  боя.  Там  где  мы  шли,  никому

ни  до  кого  не  было  дела.  Каралось  лишь  сопротивление.  Добровольно 

сдавшиеся  милостиво  лишались  имущества,  сохраняя  жизнь.  Забиралось 

все.  В  этих  краях  можно  жить без  одежды  и  крыши  над  головой, 

питаясь  финиками  и  абрикосами,  росшими  повсюду.

           Наконец,  на  горизонте  смутным  миражом  возникли  стены  Дамаска.

Армия  к  тому  времени  сократилась  вдвое.  Неделю  назад  темник 

Ильхан  отправил  половину  воинов  с  обозом  в  Орду.

          -  Знатная  добыча  ждет  нас  в  Дамаске,  -  говорил  он  перед

сражением. – Беспокоюсь, хватит ли телег доставить все в Орду.  То, что

мы  отправили  обеспечит  десять  лет мирной  жизни.  Взятое  здесь – в  два 

раза  больше.  Но  придется  жарко.  Они  не  сдадутся.  Дамаску 

покровительствует  султан  Египта.  Двадцать  лет  назад  я  один  из 

немногих  остался  жив  после  египетского  похода.  Даже  против  одного 

корпуса  мамелюков  придется  нелегко. – Он  заметил  меня и велел

остаться.

          -  Я  обещал хану  сберечь  тебя,  -  сказал  наедине.  -  Твой  тумен  мне 

дорог.  Не  зарывайся и не  кидайся  плетью  на  обух.  Чую – тяжко  нам 

завтра придется.

          Взошло  солнце, и  завтра  превратилось в сегодня.  Я  повел  тумен 

в  атаку.  Как  наконечник  стрелы,  мои  воины  приближались  к 

ощетинившемуся  копьями  пешему  строю  защитников  Дамаска.

          Строй  противника  был  широк,  но  глубины  небольшой.  Прорвем

без  труда.  Но  где  конница?

          В  бою  не  должно  быть  сомнений, но  здесь  пахло  ловушкой.

Эта  мысль  быстро  исчезла,  придавленная  ощущением  силы  и  мощи 

наших  туменов.  Никакие  хитрости  не  сдержат   такую  лавину.          

         Нас  неудержимо  несло  на  копья.  Но  держат  их  обезумевшие  от 

страха  люди,  первая  линия  которых  обречена.  Найти  ближайший

просвет,  вклиниться,  задавить  конем  левого,  снести  саблей  голову

правого и  вперед.  Рубить  и  давить,  пока  враг  не  побежит.  А  потом 

только  рубить  со  спины.  Догонять и  рубить,  пока  не  запросят  пощады.

Так  учил  я  воинов  и  в  них  уверен.

         Уже  были  видны  сверкающие  на  солнце  наконечники  копий,  как

справа  и  слева    два  смерча  пыли  врезались  в  нашу  атакующую  волну.

Но  мой  тумен  было  не  удержать,  и  через  мгновение  передовые  воины

врезались  в  строй  противника.

         Предсмертные  крики  страдания  и  боли  смешались  с  надрывным

ржанием  погибающих  лошадей.  Строй  оборонявшихся  не  дрогнул, 

лишь  слегка  подался  назад.  Мы  натыкались  на  трупы  воинов  и  лошадей.

Первыми  в  бою  они  приняли  смерть,  но  позволили  врубиться  в  центр 

строя.  Ширина  атаки   сузилась.  Более,  чем  пол  тумена  бились  внутри

обороны  врага,  стремясь  разорвать  ее,  обратить  сирийцев  в  бегство 

и  рубить  вдогонку  их  трусливые  спины.

         И  тут  сообщили,  что  сзади  тумена  никого  нет,  кроме  конницы 

противника.

        Внезапно  строй  обороны распался,  и  мы  оказались  перед  стенами

города,  откуда полетели  тучи  стрел.  Я  понял,  что  вместо  добычи  нужно

уносить  ноги  и  идти  в прорыв.  Прямо  были  стены,  справа  и  слева –

вражеская  конница,  а  сзади  этот  проклятый  строй,  который  опять 

сомкнулся,   ощетинившись  копьями.  И  этот  строй  снова  нужно  было 

атаковать.  Отпрянув  от  стен,  отбиваясь  с  боков,  мы  вновь  врубились 

в  центр  строя.  Но  напора  уже  не  было.  Воины  увязли  в  первых

шеренгах.  Тумен  исчезал  на  глазах.  Моя  сабля  почернела  от  крови,

затупившись  о  черепа  и  кости.  В  какой-то  миг  я  ощутил  одиночество.

И  тут  же  захлестнуло  шею.  Мир  окутала  тьма.

                                                      Глава 2

                                                    Одоление

           Повеяло  прохладой,  ставшей  устойчивым  холодом.  Резкая  боль 

в  горле  вернула  к  жизни.  Я  открыл  глаза.  Темноту  помещения 

пронизывал  вертикальный  столб  света  в  углу.  Мое  ложе  составляла 

сухая  шкура,  непонятно  какого  зверя.  Оружия  не  было.  Постепенно 

привыкнув  к  полумраку,  возле  света  увидел  кувшин  с  завернутым  в 

тряпье  предметом.  Это  была  лепешка  сухого  хлеба.  С  водой  из  кувшина 

пошла  хорошо.  Долгое   прожевывание  разминало  затекшие  мышцы

лица.  Глоталось  больно. Войдя в столб  света,  с  непривычки  ослеп  от 

яркого  солнца.  Спина  уперлась  в  стену,  ноги  стали  ватными,  мрак 

услужливо  погасил  вспышку  в  глазах. 

           Сознание  вернулось  резкой  болью  чужого  прикосновения.  Стало 

гораздо      светлее.  Бородач в  тюбане  осторожно  ощупывал  мое  тело, 

обнаженное  до пояса.     Прикосновения его  были  осторожны, но 

болезненны.  Видя  это,  он  удовлетворенно  кивал,  оборачиваясь  ко  входу.

Глянув  туда,  я  понял  почему  светлее.  От  большого  серебряного  блюда, 

начищенного  до  блеска,   отражавшего  свет  от  входа.  Разглядел  и  силуэт,

несомненно  принадлежавший  воину,  причем  начальнику  не  ниже  меня.

Доспехи  и  снаряжение казались  сросшимися  с  телом.  Движения  были 

не броски и  уверенны,  отражая  привычку  повелевать.  По  едва  заметному 

знаку  врач  подошел к  нему  и  кивнул  головой.   В  ответном 

движении  чувствовалась  благодарность,  признательность и удовлетворение

услышанным.  По  едва  видной  лестнице  мой  целитель  покинул  темницу.

Силуэт  приблизился.  Я  уже  различал  короткие  волнистые  волосы  и 

бороду,  морщинистое  обветренное  лицо и  взгляд,  полный  почтения  и 

участия.  Этот  взгляд  заставил  приподняться  и  сесть.  Нужно уважать 

достойного  противника, особенно,  оказавшегося  сильнее. 

            Я  слегка  приосанился,  стремясь  сохранить  достоинство  в  столь 

неловком  положении.   

            -  Приветствую  тебя,  Славный  Воин  Нурибек,  -  произнес  мой 

надзиратель.  -  Я – Гаран.  Мои  воины  пленили  тебя.  Это  было  непросто.

Восхищен  мужеством  тех,  кто  сражался  вместе  с  тобой.

            -  Кто-нибудь  из  моих  людей  уцелел? – знанию  языка  я  не 

удивился.  Сам  знаю  немало.

            -  К  сожалению,  из  десяти  пленных  все  умерли  от  ран.  Их  убило

солнце.  Слишком  поздно  мы  поняли  это,  но  тебя  удалось  спасти. 

Пришлось  специально  построить укрытие  для  защиты  от  смертоносного 

жара.

            -  Большая  честь  для  пленника,  -  только  и  осталось  признать.

            -  Такой  воин  не  может  быть  пленником,  -  возразил  Гаран.  –

Но  лишь  гостем.  Пусть  и  по  воле  судьбы.  Пусть  не  моим,  а  султана 

Великого  Египта.

            -  Самого  султана?  -  я  был  удивлен  интересом  повелителя  грозной 

страны.

             -  Да.  И  за  твою  жизнь  мне  обещано  целое  богатство,  равное  цене 

двадцати  верблюдов.  Я  могу  оставить  службу,  посвятив  время семье  и 

хозяйству.

             -  Хороша  награда,  -  согласился я.  -  Но  как  трудно  перестать  быть 

воином,  ведущим  за  собой  других,  верящих и  готовых за  него  умереть.

При  этом  он  сам  готов  отдать  жизнь  за  каждого.

             -  Позволь,  -  я  пододвинулся  на  ложе,  он  сел  рядом. -  спроси  о 

сражении,  султане,  всем,  что  сочтешь  нужным. Я  отвечу  на  все  вопросы.

            -  Спасибо,  -  я  был  удивлен,  но  не  имел  права  удивляться,

когда  течение  жизни  резко  меняет  курс.

           -  Какому  строю  вы  научили  сирийцев? – я  начал,  не  собираясь 

отступать.

          -  Фаланге,  строю  древней  македонской  армии,  -  пояснил  Гаран. –

В  слаженном  положении  неприступна.  Пять  шеренг  копейщиков  с

копьями  разной  длины.  Далее  еще  пять  и  еще.  Глубина  может  быть 

бесконечной.  Конница сирийцев  труслива.  Их  сняли  с  коней, чтобы 

некуда  было  бежать.  Сражаться  или  умереть.  Поэтому,  они  стали  стойки.

За  победу  над  вами  они дорого  заплатили,  но  заслужили  ее.

          -  Что  произошло  в сражении? -  настала  пора  узнать  все.

          -  Мы  знали,  что  твой  тумен  станет  наконечником  копья и  решили

сломать  его,  -  обстоятельно  рассказывал  Гаран.  -  Ударами  с  флангов 

наш  корпус  отсек  твоих  людей  от  основных  сил.  Удивительно,  что  ваше

войско   сразу  отступило,  покинуло  поле  боя,  оставив  твой  тумен  на

произвол  судьбы.  У  тебя  не  было  шансов  спасти  воинов.  Прорубаясь

через  фалангу,  вы  уже  были  в  окружении.  Но  сирийцам  пришлось  туго

и  по  моему  приказу  они  разомкнулись,  пропустив  вас  к  стенам  под 

стрелы  лучников.  Блокированные  стенами  города,  фалангой  и  нашей

конницей  с  флангов,  вы  пошли  на  прорыв,  и  сирийцы  снова  отведали 

сабель.  Но  воины  твои  устали  и  были  изрублены.  Ты  держался  дольше 

всех.  Лишь,  захлестнув  горло  бичом,  удалось  вынести  тебя  из  седла.

Четырнадцать  дней сознание  не  возвращалось к  тебе,  но  жизнь  все же 

победила.  Я  рад.  Обидна  была  бы  гибель  такого  воина  после  стольких

мук.

         -  Сильно  мне  досталось?  -  хотелось  знать  свои  возможности.

         -  Удушье,  падение  с  коня, тупые   удары  по  голове.  Восемь  порезов, -

перечислял  Гаран.  -  При  этом  ты просто  мог  умереть  от  жары.  Спасибо

воинам.  Своей  смертью  они  спасли  тебе  жизнь.   

         -  Значит,  все  умерли? – с  трудом  удалось  подавить  приступ  ярости.

         -  Увы,  -  вздохнул  Гаран.  -  Это  были  хорошие  воины.  Не  хуже 

наших.  Иногда  я  спрашиваю себя  «Почему  достойные  люди  часто 

сталкиваются  лоб  в  лоб,  но  пока  не  нашел  ответа».

         -  Спроси  султана, - небрежно  бросил  я.

         -  Спрашивал,  -  неожиданно  ответил  Гаран.  -  Он  сказал,  что

человечество  еще  в  детском  возрасте.  Возрасте  обид, тщеславия  и агрессии.

Когда-нибудь  мы  поумнеем,  но  нескоро.  Нужно  просто  жить  и

стремиться,  по возможности,  делать  мир  лучше.

         У  нас  в  Орде  сказать  так  мог  либо  отрешенный  от  мира

мудрец,  либо  странствующий  дервиш.

         -  Ты  часто  видишь  султана?  -  спросил,  чтобы  отвлечься  от 

глубинного  смысла  фразы.

        -  Нечасто,  но  регулярно,  -  удовлетворенно  ответил  Гаран.  - 

Корпус  мамелюков – его  создание.  Он  интересуется  нашей  готовностью, 

условиями жизни.  Отвечает  на  интересующие  вопросы.  Возникает 

ощущение,  что  знает  все  наперед.

       -  Его  знания  огромны,  -  пришлось  согласиться.

       -  Султан  много  читает,  -  уважительно  произнес  Гаран.  -  В 

библиотеке  дворца  книги  со  всего  света.  От  древних манускриптов  до 

нашего  времени.  Экономика,  армия,  история,  культура – все есть.

Шумерская  система  денежного  оборота,  армия  Рима,  исторические

хроники  великих  людей  минувшего.

        -  Фаланга  Македонии,  -  догадался  я.  -  Он  осуществляет  все,  что 

считает  нужным.

        А  у  нас  до  сих  пор  нет  письменности.  Считать  умеем,  а  удержать 

знание  не  можем.  Какие  только  грамоты  не  гуляют  по  ордынским 

базарам  и  торговым  домам.  Русские,  армянские,  китайские,  генуэзские.

Только  монгольских  нет.  Словно  снова кого-то  грабим.     

       -  Значит,  не  случайно  погиб  мой  тумен?  -  спросил,  заранее  зная 

ответ.

                                                      Глава 3

                                                      Случай

         Мой  собеседник  тяжко  вздохнул  и  развел  руки.

         -  Еще  во  время  атаки,  идущие  сзади  стали  придерживать  коней, -

неспешно  пояснял  он.  -   Фалангу  твой  тумен  атаковал  один.  Наш  удар 

сыграл  на  руку  твоим  врагам.  Появился  повод  бросить  тебя,  что  они  и 

сделали.   Думаю,  неслучайно.

        -  Что-то случилось  в  Орде,  -  пришлось  сделать  печальный  вывод. –

Султан  может  об  этом  знать?

         -  Прошло  почти  пол  месяца,  наверняка,  знает,  -  заверил  Гаран.

        «Значит,  наш  интерес  друг  к  другу взаимный»,  -  проскользнула 

мысль.

        -  Как  ты  оказался  в  корпусе?  -  спросил  я.

         По  моим  понятиям,  в  гвардии  султана  могли  служить  только

потомки  знатного  рода.  Гаран  таким  не  выглядел.  Не  было  в  нем 

надменной  самоуверенности  и  властолюбия.  Был  честный  и  верный  воин.

        -  Это  интересная  история,  -  улыбнулся  Гаран.  -  Мой  отец всю

жизнь  работал  на  земле.  Изобретательный  труженик  и  деловой  хозяин.

Нас  было  шестеро  детей,  но  жили  мы  сытно  и  беззаботно.   Урожай 

Здесь  можно  снимать  три  раза  в  год,  но  отец  вывел  сорт  дыни, 

плодоносящей  четыре  раза.  Это  приносило  большой  доход.  Десять

лет  назад  отец  поехал  в  Каир  продавать  эти  дыни.  В  двух  верстах

от  городских  стен,  справа  от  дороги,  он  увидел  компанию  богато

одетых  людей  с  охраной,  сидевших  на  ковре   под  стройным  тополем

у  дастрахана,  уставленного  всевозможными  яствами.  Один  из  них  встал, 

подошел  к  отцу  и  спросил,  не везет  ли  он на  продажу  дыни.  Если  да,

то  он  с  друзьями  готов  их  купить  по  любой  назначенной  цене.  Отец

изначально  планировал  цену  и  никогда  ее  не  менял.  Человек  купил  у 

отца  весь  товар,  заплатив золотыми  динарами  и  пригласил  в  компанию.

Отцу  освободили  место  напротив  человека,  негромко  излагавшего  свои 

мысли.  Остальные  не  шевелясь  смотрели на  него,  внимая  каждое  слово.

«На  меня  повеяло  властью», - говорил  потом  отец. 

        -  Ты  прав,  повелитель,  -  произнес  пригласивший.  -  Дыни  есть.

        -  Ну  вот,  -  мягко  усмехнулся  султан,  отец  понял  кто  перед  ним. –

А  ты  толковал,  что  не  сезон.  Мы  живем  в  стране  сказочных 

Возможностей,  где  любая  цель  достижима.

       Узнав  о  цене,  распорядился  выдать  еще  триста  динаров, 

за  честность.  Дыни  так  понравились, что  султан  приказал  выдать  отцу 

патент  дворцового  поставщика. 

       -  Мне  знакомо  твое  лицо,  -  сказал  султан  отцу.  -  Не  был  ли  ты  на 

маневрах  год  назад?

       Раз  в  пять  лет  султан  устраивает  смотр  армии.  Конное  ополчение 

сражается  против  корпуса  мамелюков.  Ополчением  султан  командует

 лично.  Цель  сражения – окружить  противника. 

       Отцу  не  довелось  тогда  видеть  султана,  но  тот  видел  и  запомнил 

его.  Ополчение  разделилось  на  два  отряда.  Тот,  в  котором  был  отец,

выманил  корпус  на  себя.  Корпус  окружил  отряд,  но  сам  оказался 

окружен  основными  силами  ополчения.  Говорят,  что  всю  следующую 

ночь  султан  учил  начальника  корпуса  играть в  чанчурангу. 

         -  Что  это?  -  спросил  я.

         -  Игра  фигурами  на  костяной  доске.  Увлекательная  и  азартная.

Напоминает  сражение  двух  армий.  Цель – уничтожить  предводителя 

противника.  Думаю,  играть  начальник  научился.  Следующие  маневры

 корпус  не  проиграл.

         -  Есть  ли  у  тебя  просьба  ко  мне? -  спросил  султан  отца  и  так

взглянул  в  глаза,  что  тот  поведал  свою  главную  печаль.  А  печалью 

был  я.  Третий  сын – драчун  и  забияка.  Вольный  конь,  дурной  козел,

упрямый  осел  и  все  вместе  взятое.

         -  Славный  малый, -  заключил  султан,  выслушав  отца.  -  Запиши

его  в  корпус.  -  сказал  одному  из  сидящих.

         Так  началась  моя  нынешняя  жизнь.  

         -  Когда  в  Каир?  -  спросил  я.

         -  Врач  сказал,  через  три  дня  можно  будет  ехать.

         Мне  стало  немного  жутковато.  С  сильными  мира  сего  встречаться 

доводилось,  но  тот,  с  кем  предстояла  встреча,  превосходил  их  во  много 

раз.  Волей  он  мог  подавить  любого,  а  мне  хотелось  остаться  самим

собой.

          -  Одна  просьба,  перед  выездом  хочу  пройти  по  Дамаску.  -

Гаран  понимающе  кивнул.

         Дамаск.  Город  моих  несбывшихся  надежд.  Напоминает

огромный  базар.  Торгуют  чем  угодно  на  каждом  углу.  А  сколько

золота  и  серебра,  камней  драгоценных.  В  оружейной  лавке грозно

сверкают  доспехи из  знаменитой  стали.  Хороши  клинки  и  кинжалы.

           Торговцы  опасаются  меня.  Нигде  не  любят  ордынцев.  Лишь

присутствие  Гарана  их  успокаивает.

            К  жаре  я  постепенно  привык  и  сегодня  сиял,  отражая  жестокое

солнце.  Мне  вернули  оружие и  амуницию.  Поэтому  сияли  клинок, 

доспехи,  натертые  до  блеска  и  даже  моя  бритая  голова.  Но  внутри

было  мрачновато.  Пройтись  бы  вихрем  по  этому  великолепию,  да  

домой  с  победой.  Но  я  пленник,  в  статусе  почетного  гостя  султана.

Обращаются  ко  мне  не  иначе  как  «Славный  Воин  Нурибек». 

Правда,  пустота  в  карманах  слегка  угнетает.  Гаран  предложил  сто 

динаров,  пришлось  отказаться.  Человек  хороший,  но  тот  бич  был,

походе,  в  его  руках.  Нужно  сохранять  лицо.  О  дружбе  речь  идти 

не  может.  Содержать  гостя,  обеспечивать  пищей и  кровом, -  это 

пожалуйста.       

        Укрывшись  от  жары,  мы  обедали  в  богатом  доме, где  знали

моего  пленителя.   Оказывалось  почтение с  легкой  примесью  страха.

На  саблю  косились.

        -  Говорят,  в  Орде  прекрасно  владеют  клинком,  -  обратился ко  мне

хозяин.

       В  ответ я  взял  грушу,  подбросил  вверх, два  раза  махнул  саблей,

быстро  убрал  в  ножны,  поймал  грушу  и  разделил  на  четыре  равные 

части.  Изумлению  хозяина  не  было  предела.  Была  вызвана  танцовщица.

         Меня  не удивил  танец живота,  но  эта  стройная  газель  знала  дело.

Есть  женщины,  излучающие  нежность  тепло  и  любовь.  Из  нее  исходили

огонь,  страсть  и  легкая  порочность.  Танец  завораживал.  Я  заглянул

внутрь  красоты  движений  и  почувствовал,  как  силы  вернулись  ко  мне.

         Танец  закончился,  и  я  понял,  что  начинается  новая  жизнь,  где

ждут  новые  победы.

         -  Скажи  ей, - обратился  я  к  хозяину.  -  Что  гость  очень  доволен.

Тот  расплылся  в  улыбке,  а  Гаран  глянул  с  уважением.

        -  Ты  владеешь  искусством  располагать  к  себе  людей,  -  говорил  он

потом.  -  Жаль,  что  скоро  расстанемся.

         На  следующий  день  мы  двинулись  в  Каир.

                                                Глава 4

                                                Султан

         Столица  Египта  казалась  оазисом  в  пустыне.  При  подъезде

стройными  рядами  вдоль  ровной  дороги  шелестели  листвой

стройные,  устремленный  ввысь,  тополя.  Через  ворота  входило  и 

выходило  множество  людей,  напоминавших  ровные  речные  потоки.

Стоило  позавидовать  такому  порядку,  создававшему  ощущение

вечности  и  незыблемости.  Сквозь  волну  горячего  воздуха  вдалеке

был  виден  еле заметный  треугольник.

         -  Пирамида,  -  пояснил  Гаран.  -  Усыпальница  великих  фараонов.

         -  Я  слышал  там  много  сокровищ,  на  пять  Египтов,  -  мне

вспомнились  древние  предания.

         -  Не  здесь,    та  возле  Фив,  -  возразил  Гаран.  -  Цена  сокровищ

сегодняшней  мерой  не  определяется.  Ту  пирамиду  мы  охраняем,  а

эти  нет.  Там  легко  погибнуть.  Много  ловушек.  Если  сокровища  оттуда

всплывают  на  рынке,  их  легко  отличить  от  современных.  Тому  у  кого

их найдут,  отрубают  руки.  За  кражу  имущества  султана. А  кого  ловят

в  зоне  охраны  пирамиды,  лишают  головы.

         -  Какой  же  смысл  в  сокровищах,  не  имеющих  цены?  -  наивно 

спросил  я.

         -  В  том,  что  надо  быть  достойным  предков,  создавших  такие

богатства,  -  в  ответе  звучали  гордость  и  уважение.

        Дворец  султана  стоял  в  самом  центре  Каира.  Он  состоял  из 

крупных,  искусно  сложенных  зданий,  простиравшегося  за  ними  сада  с 

фонтаном  и  озером.  У  дворцовых  ворот  нас  встретил сановник  в

сопровождении  охраны,  высокая  значимость  которого  не  вызывала 

сомнений.  Он  держался  уверенно  и  непринужденно. Движения  были

легки и  естественны.  Одежда  без  украшений,  но  из очень  дорогой  ткани.

И  взгляд.  Участливый  и  понимающий,  как  у  Гарана.  Потом  я  понял,

чей  это  взгляд.    Работники  рано  или  поздно  перенимают  манеры

хозяина.  Служащие  власти  перенимают  манеры  властителя.

       -  Приветствую  тебя,  Славный  Воин  Нурибек.  Я  Кемаль – визирь 

султана. -  представился  он.

       -  Здравствуй,  Гаран.  Султан  желает  видеть  тебя,  -  мой  спутник

немедля  удалился.  Мы  даже  не  попрощались.

         Меня  привели  в  один  из  покоев  дворца.

        -  Гостевой  покой,  -  пояснил  Кемаль.  -  Отдохни  с  дороги.  В  нужный 

час  султан  пришлет  за  тобой.

       Он  удалился,  оставив  у  входа  охрану.  Я  огляделся.  Узкое  окно, 

Через  которое  падает  толстый  луч  света,  напополам  разрезая 

пространство.  Ложе,  на  которое  хочется  лечь  и  не  вставать.  Место  для 

омовения,  кувшин  с  водой.  В  дальнем  углу  место  для  нужд.  Посреди

покоя  дастархан,  уставленный  фруктами,  сыром,  творогом,  хлебом, 

молоком.  Мяса  и  вина  нет.  А  глоток  айрана  не  помешает.  Будем 

осваиваться.

       Снял  шлем,  саблю,  доспехи,  оставил  у  входа.  Немного  подумав,

стянул  сапоги.  Хорошо  босиком  по  ковру.  Сходил  по  нужде.  Умылся.

Глянул  на  вход.  Ни  сабли, ни  шлема,  ни  доспехов,  ни  сапог.  Хотел

Возмутиться,  но  усталость  одолела,  да  и  голод  не  дремал.  С  тех  пор

как  выздоровел,  впервые  жутко  хотелось  есть.  Смел  все яства

подчистую.  Еле  добрался  до  ложа  и  провалился  в  темноту  сна.

        Спал  долго.  Первое,  что  увидел,  проснувшись, бледный  луч  из  окна.

Теплый,  но  не  жаркий.  Раннее  утро.  Значит,  проспал  день  и  ночь. 

Потянулся,  с  радостью  ощутив,  как  восстановились  силы.    Подставил

Лучу  лицо и  благодарно.  По-детски  улыбнулся.  Хорошо  все-таки

быть  живым. 

     Одежда,  сапоги,  сабля и доспехи  вернулись  на  свои  места 

почищенными  и  натертыми  до  блеска.  На  дастархане  ждал  завтрак. 

Пропаренная  баранина,  зелень,  фрукты,  кумыс.  Очистив  дастархан,  я 

был  готов  к  любым  испытаниям.  Хотелось  двигаться  и  преодолевать.

Раздевшись  до  набедренной  повязки,  я  тщательно  размял  руки,  ноги,

спину,  шею.  Потом  умылся,  взял  саблю  и  проверил  ее  послушание.

Когда  понял,  что  она  стала  продолжением  руки,  утолил  возникший

голод  оставшимися  от  завтрака  апельсинами,  аккуратно  рассекая 

каждый  на  четыре  равные  доли.  Доедая  последний,  увидел  у  входа 

Кемаля.

           -  Султан  Египта  ждет  в  обеденном  зале,  Славный  воин  Нурибек, -

в  сравнении  со  вчерашним  уважения  в голосе  значительно  прибавилось.

           Я  оделся.  Саблю  брать  не  стал.  По  коридору  мы  прошли

в  небольшой  уютный  покой  с  парой окон  и  расписанными  узором 

стенами.           Пол  был  выложен  коврами.  Тишина  стояла 

предвкушающая.   Дастархан  на  четверых  с  фруктами.  Кемаль  указал 

место    и  попросил  подождать. Сидя  и  разглядывая  причудливую  вязь 

на  стене,  я  почувствовал  как  обострился  слух  и  стал  свободен  язык.

Исчезло  волнение, осталось  любопытство. 

         Сперва  голос.  Голос  мудрости.  Спокойный,  мягкий,  поглощающий

мысли  собеседника.  Потом  появился  Он  в  сопровождении  Кемаля  и 

суетливого  человека,  стремившегося  выглядеть  важно  и  значительно.

Смесь  римского  и  греческого  стилей  одежды  выдавала  сановника

Византии,  возможно,  посла. 

             Султан  Египта.  Высокий  рост,  короткая  борода  с  проседью.

Лицо  морщинистое,  но  не  старое.  Ни  одной  лишней.  Каждая 

подчеркивает  состояние  раздумья,  радости,  сомнение  и  других  сторон 

духа.  Глаза.  От  такого  взгляда  мои  ноги  едва  не  подбросили  тело 

вверх,  но  этот же  взгляд  прижал  к  ковру.

           -  Представляю  Славного  Воина  Нурибека,  первого  в  Орде,  -

с  гордостью  произнес  Султан,  мне  осталось  лишь  прижать  к  сердцу

правую  руку  и  склонить  голову. -  Моего  почетного  гостя,  уважаемый

Вифраний.

           Знакомство  посла  не  обрадовало.  Они  сели.  Султан  напротив 

меня,  посол  справа,  Кемаль  слева.

           -  От  имени  Великого  Хана  Орды  Славный  Воин  Нурибек

предлагает  совместный  поход  на  Византию,  -  продолжил  султан.

          От  такой  новости  Вифраний  поперхнулся  и  зашелся  в  кашле.

         -  Но  почему,  -  выдавил  сквозь  слезы.  -  У  нас  с  Египтом  нет

проблем.

         -  А  пошлины,  что  вы  взимаете  с  наших  купцов.  Еще  немного,

и  торговлю  придется  прекратить.  Ваша  власть  потеряла  чувство  меры.

Кем  вы  себя  возомнили?  Центром  вселенной?

         -  Мы  все-таки  наследники  Великого  Рима,  -  постарался  сохранить 

достоинство  посол.  -   Самой  передовой  цивилизации.  Наши

экономические  законы  наиболее  совершенны,  а  система  взимания

платежей  безупречна.

         -  То  есть  волк  знает,  кого  кушать  и  других  не  спрашивает?  -

насмешливо  спросил  султан.  -  Чем  же  плоха  охота  на  такого  волка?

         -  Вы  не  сможете,  -  держался  Вифраний.  -  Стены  Константинополя

неприступны,  А  Европа  нам  поможет.

         -  Сомневаюсь,  -  возразил  султан.  -  Католики  не  станут  помогать 

православным,   Русь  не  будет  из-за  вас  ссориться  с  Ордой.  А  что

думает  Славный  Воин  Нурибек  о  крепости  византийских  стен?  -

внезапно  обернулся  он  ко  мне.

         -  Опыт  показывает,  -  вопрос  был  столь  ясен,  что  речь  текла

легко  и  свободно.  -  Дело  в  людях  на  стенах  и  за  ними.  Великий 

Чингисхан   без  боя  взял  Самарканд  и  Бухару,  потому  что  за  высокими

стенами  сидели  трусливые  торгаши.  И  Константинополь  стал  городом

богатых  торгашей,  которые  лучше  откупятся,  чем  станут  сражаться.  А

за  гарантию  сохранности  жизни  и  имущества  предадут  честных

византийских  воинов.  Только  нам  вы  заплатите  гораздо  больше,

чем  князю  Олегу,  -  обратился  я  к  послу.

         Вифраний  сник  и  опал,  как  увядший  тополиный  лист.

          -  Но  полно  о деле,  -  прервал  молчание  султан. -  насладимся

замечательными  фруктами.

         Посол  ничего  не  ел,  руки  дрожали,  но  уйти  не  мог.

         -  Не  стоит  волноваться  раньше  времени,  -  протянул  ему  султан

зеленое  яблоко.  -  Оно  кислое,  но  приводит  в  себя.

         И  под  неумолимым  взглядом  посол  сгрыз  яблоко  целиком, 

морщась  от  оскомины  и  судорожно  глотая.  Вид  стал  жалок, но дрожь

в  руках  унялась.

        Султан  удалился  с послом,  оставив  меня  в  обществе  Кемаля.

        -  Сейчас  решится  вопрос  об  отмене  пошлин  на  наши  товары  в 

Византии,  -  важно  произнес  визирь.  -  Цена  его  велика.  Тебе  за  помощь 

причитается  большая  награда.

         -  Я  рад  оказать  услугу  Великому  Султану  Египта.  Даже  сам 

поверил  в  поход,  -  пришлось  сознаться.

         -  Я  тоже  поверил,  -  подтвердил  Кемаль.

         - Достойный  Кемаль,  -  мы  не  заметили,  как  вошел  султан.  - 

Нужно  согласовать  с  послом  Византии  детали  договора  об  отмене 

пошлин  на  наши  товары. -  Визирь  немедленно  удалился.

        Мы  остались  вдвоем.  Величайший  правитель  и  одинокий  воин.

         -  Доволен  ли  Славный  Воин  Нурибек  пребыванием  во  дворце?  -

прервал  молчание  султан.

        -  Доволен,  -  ответил  я.  -  Никогда  не  приходилось жить  во  дворце.

Лишь  бывал  с  докладом  о  делах  тумена.  Мы  жили  в  городских 

казармах.  Хан  держал  меня  близко.  Доверял  племяннику.

        -  Твоего  дяди   нет  больше,  -  внезапно  произнес  султан.  -  Удавили 

прямо  на  обеде.  Темник  Ильхан  убит  стрелой,  хоть  сражение  не 

докатилось  до  его  ставки.  Твой  тумен  брошен  в  бою.  Теперь  ты  все

 знаешь. 

         -  Да,  -  пришлось  признаться.  -  Некому  ждать  меня  дома.  Осталась 

лишь  степь,  дико  цветущая  весной,  дурманящая  горько-сладким 

ароматом. 

          -  Особенно  мак,  -  неожиданно  добавил  султан.  -  Целое  поле 

алых  цветов.

          Снова  повисло  молчание,  когда  думают  об  одном. 

           -  Я  кипчак,  -  прервал  тишину  голос  султана.  -  В  десять  лет

попал  в  полон  к  монголам,  пятнадцать  был  рабом,  пока  не

оказался  на  невольничьем  рынке  в  Бухаре.

           Судьба  правителя  великой  страны  настолько  поразила,

что  невзгоды  последних  дней  растворились  в  тумане.

           -  Тебе  тяжело,  -  голос  проникал  прямо  в  сердце. -  Давят

чувства  одиночества,  угнетенности,  безразличия.  Но  так  не  может

быть  долго.  Дух  воина  возьмет  верх,  и ты  снова  обуздаешь  судьбу.

            Он  прервался  вовремя.  Я  был  готов  преклонить  колени  и  слепо 

довериться  чужой  воле.

            За  услугу,  оказанную  в  переговорах  с  Византией,  мне  было

предоставлено  несколько  покоев  во  дворце,  подле  султана,  обслуга,

охрана  и  неограниченный  кредит.

                                                        Глава 5

                                                     Благодетель

          Я  лишь  осваивался  в  новых  покоях,  как  на  пороге  увидел

 женщину.  Ее  появление  было  тихим  и  естественным,  словно

прилагалось  к  благам,  доступным  мне.  Стройный  и  гибкий стан.

Нежный  овал  лица.  Пухлые  алые  губы.  Жемчужные  глаза,  в

которых  застыли   ожидание,  терпение  и  глубокая  печаль.

          -  Кто  ты?  -  спросил  я.

          -  Мариам,  -  в  ответе  звучала  покорность,  но  с  оттенком 

достоинства.

         Я  уже  понял,  что  султан  не  делает  ничего  просто  так  и

решил  принимать  все  дары,  пока  не  пойму  смысла  и  расчета.

От  нее  исходил  огонь  скрытого  желания  и  странная  робость, 

свойственная  первому  познанию.

         -  Боишься  меня?  -  хотелось  снять  ее  тайный  страх.  -  Ждешь

насилия  от  изголодавшегося  зверя.

         -  Робею,  -  согласилась  она.  -  Здесь  много  говорят  о  Славном 

Воине  Нурибеке.

          Дрожь  голоса  умиляла.  Хотелось  быть  нежным,  как  с  мотыльком,

севшим  на  плечо.    Женщины  в  моей  жизни  долго  не  задерживались.

Доступные  и  похотливые,  они  хотели  больше,  чем  я  мог  дать. 

Жадность  и  ложь,  смешанные  с  жалостью  вызывают  отвращение.

Но  когда  женщина  тает  в  руках,  как  воск,  тебя  охватывают    

желание,  страсть  и  гордость.  Это  мои  победы.  Но  они  быстро

растворялись  в  разочаровании  настолько,  что  лучшей  подругой  стала

стала  острая  сабля,  ни  разу  не  подводившая  в  бою.

           -  Славный  воин  голоден  лишь  любовью,  -  я  осторожно  взял

в  ладони  кисть  ее  руки,  нежную  и  горячую.  В  жаре  чувствовались

желание  и  трепет.

           Я  поцеловал  ее  ладонь  и  прижал  к  щеке.  Рука  подалась  к  губам,

и  я  стал  подниматься  по  ней,  дойдя  до  нежной  шеи.  Ее  губы 

ринулись  навстречу,  и  мы  поглотили  друг  друга.  Бешено  забилось 

сердце,  и  жар  захлестнул  мозг.  Обнажаясь  и  обнажая,  лаская  нежную

кожу,  хотелось  подарить  ей  мир  и  вознести  к  небесам.      Потом  был

пик,  сменившийся усталостью  и  пустотой.  Мы  заново  привыкали  друг 

к  другу.  Ощущение  влаги  и  знакомый  сладковатый запах  привели  к 

внезапной догадке.

          -  Я  твой первый  мужчина?  -  она  молча  кивнула,  прижавшись

щекой  к  плечу.

         -  У  султана  четыре  жены  и  двадцать  две  женщины  на 

содержании,  -  говорила  потом  Мариам -  С  одними  он  делит  ложе,  о

других  просто  заботится,  третьим  открывает  часть  души.  Лучшую

часть,  -  уверенно  добавила  она.

         -  Помоги  мне  понять  эту  часть,  -  попросил  я. -  Что  им 

движет?  Я  еще  не  встречал  таких  людей.

         -  Он  добр  и щедр,  -  медленно  и  точно  подбирала  она  слова.  –

Много  видел  и  перенес.  Каждое  его  слово  и  действие  пронизано