Накануне перестройки

      После пяти лет муштры и дрессировки в пропагандистском центре на Пятницкой, 25 в Москве меня включили в список «секретных писателей». Так нас называли в шутку, не шуткой было то, что наши материалы выходили под грифом «секретно».

       Конкретно моя задача заключалась в том, чтобы коротко и ясно пересказывать основные тезисы западных источников информации о дряхлеющей Советской власти и разлагающейся верхушке КПСС. То, что было понятно тогда каждому мыслящему индивиду, мы под собственными фамилиями, свободно и без цензуры, выкладывали на столы наивысших начальников, а они с нескрываемым интересом читали.

       Отцом-создателем группы «закрытых обозревателей» являлся Энвер Назимович Мамедов – строгий руководитель, моментально схватывавший суть проблемы, обладатель уникальных способностей. О его недостатках умолчу.

       Параллельно с нами в том же здании трудился на американском направлении Владимир Владимирович Познер – человек улыбчивый, деятельный и общительный. Вокруг него постоянно крутились люди, желавшие набраться знаний, хороших манер и профессионального мастерства. Я тому беспристрастный свидетель.

       Он сегодня вспоминает эти годы, как потерянные, подневольные, постылые, поскольку он делал не то, что хотел. По-моему, ему изменяет память. Никакого контроля за его деятельностью в принципе не могло быть. Дальнейшие события в СССР это убедительно подтверждают.

       Работу редакций и отделов проверяла Программная дирекция, куда сдавали так называемые «эфирные папки» с кратким почасовым содержанием вещания и соответствующие магнитные записи. Однако языковых специалистов не хватало, да и не было никакого желания стучать на своих же товарищей.

       Как мне рассказывал знаменитый диктор Карл Вац, в передачах на США и Англию было много импровизации и фронды.

       Советские пропагандисты, в том числе и я, наименьший из них, в абсолютном большинстве своем не одобряли наше вмешательство в Афганистане. Мы в первой половине восьмидесятых годов глядели на Запад как на кумира и верили его пропагандистской машине безоговорочно. Так же прежде часть либеральной западной интеллигенции воспринимала как истину в последней инстанции сталинскую пропаганду.

       В передачах Московского радио на английском языке проглядывалась критика этой, как называли тогда, неприкрытой агрессии. Высшие чиновники КПСС узнали о таком безобразии из доноса Би-Би-Си. Опытный и ловкий Мамедов имел на эту тему неприятный разговор с самим Андроповым. Он смог убедить генсека не учинять расправы (вой был бы на Западе жуткий), а представить дело таким образом, что на советском вещании на зарубежные страны допускается некоторый плюрализм мнений.

       Уже при внутренней разборке афганского инцидента одного второстепенного товарища отправили в ташкентский филиал нашей организации. Какие беседы велись с Познером, мне не известно, но он никак не пострадал.

       На радио и в пропагандистском центре Владимир Владимирович был известен узкому кругу лиц. Уйдя на телевидение в пятьдесят с чем-то лет, он приобрел всесоюзную популярность. Поэтому, возможно, годы, проведенные на Пятницкой, кажутся ему подневольными, серыми и потраченными зря. Субъективное это чувство.

25.04.2017          

 Михаил Кедровский