Бегство Амалия

   Амалий, на негнущихся ногах, откинул полог дверного проёма и зашагал в сторону пляжа  Средиземного моря, через заросли лаванды, показав Рилею слабым взмахом руки следовать за ним. Они, то споро, то степенно двигались в сторону Хайфы, а мальчик понаслышке знал, что путь до маяка будет долгим. Амалий, не обув при бегстве воловьи шлёпанцы, тщательно выбирал дорогу между прибрежными камнями, и обходя сплетения сухостоя, пока не принял довольно-таки неожиданное решение: зашёл по плечи в рябь моря, хотя плавать он не умел, и стал с головой погружаться в пучину неразличимого дна, немедля выбрасывая струи солёной воды из носа и рта при выныривании, не обращая внимания на кружившего вокруг него волкодава.

   Восход друзья встретили на ногах, сделав ни одного привала.. После лечения морской водой Амалий шёл к цели без остановки, органично преодолевая боль в боку. Только в дельте реки Киссон Амалий сел на валун, покрытый мхом, и опустил гудящие ступни в студеную воду. Восстановилось дыхание, отошла резь в правом боку, вернулась способность здраво размышлять. Рилей отсутствовал долго – видимо искал в дельте реки пропитание. Когда пёс улёгся у ног Амалия, мальчик по-настоящему ощутил голод. Трудно поднявшись на ноги, Амалий двинул вверх к маяку.

   Смотритель маяка радушно принял беглецов, накормив мальчика тёплыми маисовыми лепёшками. Запив обильную пищу горячим травяным настоем, икая, Амалий пошёл справлять обе нужды в глинобитную уборную, в двадцати локтях от маяка.

   Второй летний месяц, в год начала царствования Ирода Агриппы 1-го, выдался душным и не дышащим ветрами, но последующий день для беглецов на маяке Питиима был вкрадчиво весенним, несмотря на мелкие смерчи. Вчерашний день ушёл у Амалия на перемену одежды: из льняного полотна, любезно предоставленного Питиимом, он соорудил хламиду, обметав края кроя и укоротив под свой рост – тяжка была работа даже для ловких пальцев Амалия. Позвать-то позвал с утра смотритель музея их на рыбалку, но когда мальчик осмотрел  килевую плоскодонку,  сообразил, что и троим  на ней будет тесно, отчего ему пришлось остаться, вдобавок одному есть холодный ужин, а Рилей прежде  наловил перепелов, принося к маяку лишь перья.

   Третий день прошёл в трудах до самого вечера. Амалий, увидев, что рыбак знает лишь прямой узел, научил Питиима вязать узлы петлями на сетях, что ремонтировались с утра. Следующие три дня Амалий посвятил вырезанию инструментов из кипарисовых заготовок для вязки новой сети

   Со следующего утра беглецы провели в совместных трудах  после отъезда Питиима  в коммуну ессеев, приловчившись  к синхронным движениям: Рилей  то держал большую петлю, когда хозяин орудовал планкой и челноком, то поочередно принимал инструменты, именно когда Амалий, сбросив ряд новых ячеек сети, расправлял её в сторону грузил из прибрежной гальки, не давая  растущей сети  запутаться.  По завершению работы, друзья расположились  рядом с ручьём дельты Киссона, наблюдая за мутной Луной и россыпью мерцающих  звёзд. В этой положении  их и застал смотритель маяка. Спешившись, Питиим кинул мальчику кожаные калигвы и две пары фибул для хламиды Амалия. Долго не одевал новую обувь мальчик, лишь позже объяснив Питииму причину своей неблагодарности:

   -Чулки - галифе, рифленая подошва, достойно широкие шнурки – такого и у моего отчима никогда не было, а он один из самых богатых граждан Акко! Кланяюсь, Пити, кланяюсь! – тут же неуклюже  вскочил Амалий, отвешивая руками поклоны.

   - Это что в ручье? Не новая ли сеть? – остановил руку мальчика рыбак.

   -Ах, да! Я замочил её, чтобы узлы в ячейках не развязывались и не кашлатились.

   -Умница! Ты с лихвой заработал эти калигвы,-  осклабился во всю ширь рта, до этого  не улыбчивый, смотритель маяка.

   -Хорошо, но без Рилея я бы не справился.

   Следующий летний месяц уже не был столь душным, поэтому выходы в море участились, конечно, без Рилей, хотя в восстановлении повреждённых сетей он всегда принимал участие. Один раз они, тоже без Рилея, съездили на арбе, под ослиной тягой, на меновый базар в коммуну ессеев, купив за недавний  богатый улов два богатых пояса с серебряными тренчиками.

   В Северной Иудее два разговорных языка были в ходу: эламский и финикийский. Ассириец Питиим владел обоими, поэтому к середине осени Амалий обучил его и греческому. Резко наступавшую осеннюю тьму троица встречала у костра на пригорке за маяком, где Амалий рассказывал греческие мифы о богах и героях Олимпа, изредка соскакивая на латынь. Питииму особенно нравились шалости Зевса, а двенадцать подвигов Геракла он воспринял  критически, хотя расчистку Авгиевых конюшен смотритель назвал лучшей историей из мифов и белых стихов, рассказанных Амалием за два последних осенних месяца.

  В эти же месяцы одиннадцатилетний трудяга вносил новшества в плетении сетей, упрочняя и комбинируя размеры ячеек. Заработав новыми сетями и деньги, они за два статира купили четыре овцы, для которых пастухом стал раздобревший волкодав.

   Наступила ровная субтропическая зима,  ночи стали приносить стылость, поэтому мужчины уже ужинали не у костра, а в верхней полукруглой комнате с винтовой лестницей, ведущей к масляному костру маяка. Как-то мальчик, переводя легенду о Нарциссе  на финикийский, испуганно вздрогнул из-за оглушительного лая Рилея.

Питиим, ровным шагом подойдя  к оконному проёму, подняв кожаную занавеску, успокоил Амалия:

   -Это шлюп Харифа причалил.  Он каждые полгода привозит жалование и оливковое масло для маяка. Разгрузим палубу?

   Беззубый вестовой из Иоппии, кроме денег и масла, предложил для выгрузки три мешка маисовой муки, смолу для лодки и киаф белого вина, размером в две головы Питиима. Всё было сложено в подсобке под лестницей, кроме тяжёлого киафа с вином, который доверили Амалию перенести в комнату наверху.

   Вино Амалию не понравилось -  ещё кислее кваса, хотя он всё же цедил его, пока приятели не напились до отключки. Весёлый по натуре  Хариф рассказывал и серьёзные истории смешно, так как постоянно мешал финикийский с арамейским, то вставляя гласные, то наоборот. На рассвете шлюп отплыл в порт отгрузки.

 Гетера Волшебная