Возвращение

                                                                        Посвящается моим друзьям, прошедшим с честью Афган

                 Было уже несколько часов после полудня, когда я приземлился за столик в небольшом летнем кафе. Голода я не чувствовал, но пора было уже отдохнуть немного, а заодно и слегка заправиться. Однако, была ещё одна причина, по которой я выбрал именно это кафе, но о ней я скажу, наверное, попозже. Ожидая выполнения заказа, я невольно вернулся к событиям сегодняшнего дня.

                 Он был для меня особенный, и вот почему. Сегодня утром я сошёл с поезда на перрон своего родного города, в котором волею судьбы не был целых 12 лет. Это были не простые годы, они вместили в себя не только важный отрезок моей жизни, но и смену эпох в жизни моей страны. Сегодня я увидел совсем другой, совершенно незнакомый мне город, который так сильно изменился за это время. Правда, я сам тоже изменился, и наверное, ещё больше, чем мой родной город.

                  Здесь воспоминания понесли меня в то бесконечно далёкое время, как мне сейчас кажется. Сейчас я уже засомневался, действительно ли я был тем 18 – летним пареньком, которого тогда, на этом же перроне провожали в армию. Основания для таких сомнений у меня, к сожалению, были. И если это был я, то именно меня провожали тогда моя мама и моя одноклассница, самая лучшая в мире девчонка, к которой я относился с неимоверным трепетом. Это была любовь, взаимная и всепоглощающая нас обоих. Я помню крупные слёзы на их щеках, а в глазах отражались все их чувства перед долгой разлукой. Сейчас я отчётливо вспомнил глаза обеих и понял, что в них было ещё и предчувствие того, что мы больше не увидимся. Любящие женщины имеют свои внутренние органы чувств, и тогда я не разглядел всего того, что было в их глазах.

                   Потом была учебка, частые письма из дома и от моей любимой. Из каждой строчки их писем веяло любовью, от которой я просто чувствовал крылья за спиной. Так прошёл первый год моей службы.

                    Воспоминания неслись галопом дальше, не собираясь тормозить. Если считать детские и школьные годы первым этапом моей жизни, службу в армии - вторым, то третий этап был военный.

                    Я попал в Афганистан в последний год той войны. На третий день после переброски наш взвод понюхал порох в бою и понёс первые потери. Трое наших товарищей после того боя в строй рядом с нами больше не стали.

                      На подробностях боевых будней нашей роты мои воспоминания не остановились. Может, оттого, что это отдельная тема, по которой должно быть уже много написано участниками тех событий. А может, просто щадили меня, собираясь напомнить мне много чего другого из моей жизни.

                    Моя судьба сделала резкий поворот после десяти месяцев моего пребывания на войне. Уже начался вывод наших войск из Афганистана. В тот день наша рота прикрывала проход колонны наших машин через небольшую горную речку. Вероятность нападения на колонну именно в этом месте была велика, так как место было очень удобным. Поэтому мы ждали атаки и подготовились к ней, как только смогли.

                     Несмотря на нашу готовность, открытие огня духами всё равно получилось внезапным. Из окружающих долину гор заработали пулемёты, колонна тормознула из – за загоревшейся спереди машины. Мы пытались подавить огневые точки противника, но это было очень непросто. Их пулемёты были нами почти недоставаемы, тем более под ожесточённым шквальным огнём. Моя позиция была между двумя большими камнями, расположенными в речке прямо у берега. Трудно сказать, сколько прошло времени с начала боя, когда я почувствовал резкую жгучую боль в левой части груди. В моих глазах качнулось небо, а тело приняла река. А потом закрылся занавес после очередного акта из пьесы о моей жизни.

                     Что происходило дальше, - моей памяти не известно. Куда моё тело вынесла река и как я остался жив, - может, кто и знает, но не я. Сколько дней прошло, пока сознание вернулось ко мне, мои воспоминания молчат. Пришёл я в себя в каком – то помещении, больше напоминающем сарай, чем больницу. Я лежал на ка-ком – то тюфяке, на груди повязка, пропитанная кровью, в груди боли, приводящие к частым потерям сознания. Как тогда я вернулся к жизни, мне не понятно до сих пор. Зачем выжил, - начинаю понимать только сейчас.

                     По мере некоторого улучшения состояния пробовал сначала ползать по сараю в то время, когда меня никто не мог видеть. Потом пробовал ходить, держась за стенки. Сперва получалось плохо, часто падал, но потом тренировки сказались, и я стал передвигаться гораздо уверенней. Всё это время я пытался скрывать от всех следивших за мной свои успехи в выздоровлении, надеясь совершить побег. Но сил было мало, и устраивать побег сейчас было бы верхом авантюризма. Но похоже, что мой прогресс в выздоровлении был замечен, и через день меня подняли и перевели в другой сарай под охрану к таким же двум рабам, как и я. Один из них был из – под Ташкента, другой из Якутии. Оба попали в плен на два месяца раньше меня и уже привыкли к теперешней жизни. На третий день меня заставили выполнять лёгкие работы по дому.

                   Так покатились похожие друг на друга дни, незаметно складывающиеся в недели, а те ещё быстрее превращались в месяцы. Мои товарищи по несчастью смирились с участью рабов и о побеге даже не задумывались. В отличие от них я только о нём и думал, днём и ночью. Часто не мог заснуть, представляя в мелочах своё освобождение и встречу с моей любимой девушкой и мамой. Сколько времени я провёл в плену до своего первого побега, сказать затруднительно. Почти совсем отрезанные от цивилизации, счёта дней мы не вели.

                   Но выйдя на постоянный уровень своей физической формы и дождавшись подходящего момента, я побежал. В тот день хозяин с сыновьями уехали в соседнее селение к родственникам. Такие поездки одним днём не обходились, и у меня был некоторый запас времени. Под вечер, воспользовавшись потерей бдительности охраны, я пустился в бега. По Солнцу я ориентировался, в какую сторону мне надо держать направление движения. За две ночи я ушёл, насколько мог, отдыхая и прячась днём в горах. На третьи сутки меня настигла погоня, собаки по следам нашли неудачливого беглеца. Меня вернули обратно и наказали так, что встать я смог лишь на третий день. Ещё пять дней я приходил в себя в тёмной холодной яме на одном хлебе и воде, которые давали один раз в день.

                  Прошло около полутора – двух лет до того дня, когда я решил совершить побег во второй раз. На этот раз я решил попробовать сбить собак со следа, используя горный ручей. В этот раз мне удалось более трёх дней уходить от погони. Но меня и в этот раз, несмотря на все мои ухищрения, поймали. Наказание было ещё более жестоким, во время избиений я несколько раз терял сознание, а после больше недели не мог подняться. Живого места на моём теле почти не было. Меня предупредили, что следующий раз меня просто пристрелят, как дикого зверя.

                  Время для меня опять остановилось, я не чувствовал его ход. В неволе для меня было безвременье, в котором я с трудом ощущал, что жизнь должна быть где – то там, на свободе, а здесь только какое – то полуживотное существование, граничащее с полным распадом личности. Поэтому я решил, что будет хуже не на много, если меня застрелят при побеге, чем я буду медленно и верно превращаться в безвольного дикаря.

                   Следующие два года я прилагал, какие только мог, усилия, чтобы сохранить человеческий облик. Я вспоминал всё, чему меня учили в школе, читал про себя все стихи, которые мог вспомнить. А ещё представлял себе картины своего освобождения и возвращения домой.

                   И вот настал день моего третьего побега. Насколько он был удачлив, сказать трудно, всё в жизни относительно. В этот раз я решил бежать по ручью в противоположную сторону от границы, туда, где искать меня будут в последнюю очередь. Той ночью мне помог дождь, который смыл остатки моих следов. Первые две ночи я бежал на юг, последующие две повернул на запад. Из провизии в эти дни у меня были лишь сухие корки хлеба, которые удалось тайком заготовить.

                    На седьмую ночь к рассвету я вышел к горной речке. Начинало светать, и я выбрал место для дневного отдыха метрах в пятнадцати от реки между камней. Через несколько часов меня разбудило солнышко, пригревшее мне лицо. Надо было от него прятаться, я попытался передвинуться глубже в расщелину между камнями. Это мне далось с трудом, сил у меня оставалось совсем немного. А сколько впереди было пути, - неизвестно. Заснуть мне сразу не удалось, и я стал рассматривать близлежащие окрестности, видные из моего укрытия.

                   Не прошло и получаса, когда я совсем неожиданно для себя метрах в 150 за речкой увидел троих людей в форме и с оружием. Я пристально стал всматриваться в них. Меня словно подбросило из расщелины, - это же были наши погранцы. Я, не раздумывая, принял решение рисковать. Ведь до своих родных погранцов рукой подать, а сил блукать ещё одну ночь может и не хватить. Не задумываясь об опасности, в порыве прихлынувших сил я бросился к реке.

                   Она была не более 20 метров шириной, ощетинившаяся камнями различной величины. Вода быстро бежала между камней и обжигало моё тело. Стараясь ступать на камни и проваливаясь по шею несколько раз, я через какое – то время добрался до выступающего из воды на полметра камня, примерно на середине реки. Я спрятался за ним, опасаясь пули сзади из засады в горах. Передохнув совсем немного, я бросился дальше. Силы быстро покидали меня, течение сносило со скользких камней, и я несколько раз уходил в воду с головой. Пограничники, не замечая меня, начали удаляться.

                  До берега оставалось три метра, когда я, уцепившись за камень, собрав все свои силы закричал:

                 - Мужики, помогите! Я свой!

                 Всевышний мне помог, наверное. Я был услышан, они повернулись в мою сторону. Я висел на камне, река старалась унести меня, но я всё же попытался помахать им рукой. Они уже начали движение в мою сторону, когда я не услышал, я почувствовал сзади пулю. Чего я боялся, произошло. Пуля из горной засады попала мне в голову. Афганистан не хотел меня отпускать просто так.

                 Я сидел за столиком кафе, а жизнь моя продолжала представать передо мной, как в кино. Только в этой серии плёнка была плохого качества, во многих местах порвана, склеена.

                 И после второго ранения я выжил, каким – то чудом, невероятным образом. Это уже потом, когда я немного поправился, врачи госпиталя, где я оказался, рассказали мне о моём пребывании у них. Этим людям я готов поставить памятник, при жизни, в полный рост, каждому!

                 Это они доставали пулю из моей головы, молясь, чтобы я выжил, потом латали и чинили мой череп, заботясь о его содержимом. А содержимое было живым, но работать не хотело, или не могло. Более двух лет они кропотливо и терпеливо делали всё, чтобы я мог подняться с постели. А ведь они ничего обо мне не знали, у меня при себе не было никаких документов. И того раненого в голову непонятно откуда взявшегося парня с видом бомжа они приняли за своего и лечили, даже когда казалось, что лечение не даёт никаких результатов.

                  Я не пережил со страной её распад, я не разделил с её народом все тяготы жизни в начале 90 – х. Я уже потом по рассказам медперсонала изучал новейшую историю моей страны. Я только сейчас начинаю адаптироваться к условиям новой жизни. Я чувствую себя прилетевшим на машине времени в другое столетие.

                  И в те тяжёлые годы работники госпиталя смогли меня поставить на ноги после двух лет полной неподвижности. Они рассказали мне, как я устроил им незабываемый праздник, когда первый раз смог пошевелить рукой. Это было накануне дня медицинского работника, когда и праздновать его не было никакого настроения. Но моё еле заметное шевеление рукой их настолько обрадовало, вдохновило, вселило гордость за свой труд, что такого радостного профессионального праздника, по их словам, у них никогда не было. Тогда я совершенно непроизвольно хоть так поблагодарил своих спасителей и доставил им радость.

                 Только через год после этого я стал подниматься с постели. Я учился всему заново, как младенец. Как к младенцу относились ко мне санитарки и нянечки, ухаживавшие за мной. Атрофированные мышцы долго не позволяли мне нормально двигаться, но главная моя беда была в другом, - у меня полностью пропала память. На языке медиков - полная амнезия.

                  Трудно передать состояние человека, не помнящего, кто он. Тогда я был без биографии, родных, близких, без друзей, родины, страны. Никто не знал, кто я, даже я сам.

                  После того, как я немного окреп физически и стал обслуживать себя сам, главврач выделил мне маленькую каморку, где поместились кровать, тумбочка и небольшой шкаф. Там я и жил под присмотром персонала, питаясь, как и прежде, в столовой. Всё своё свободное время я помогал всем, чем только мог. Я выносил мусор, переносил и передвигал всё, что ни попросят, разгружал продукты и медикаменты, убирал территорию. Я пытался занять себя, отвлечься от грустных мыслей и частых головных болей.

                   Я уже четыре года пребывал в госпитале, когда произошло одно событие, сильно повлиявшее на мою дальнейшую судьбу. В один тёплый осенний день я сгребал опавшую листву на территории госпиталя. Я и не заметил, что ко мне пристально присматривается один мужчина. Я его увидел только, когда он подошёл вплотную ко мне. На вид лет 50, высокого роста, крепкого телосложения, даже через больничную пижаму просматривалась армейская выправка.

                   Он меня, буквально, сверлил глазами, я тоже смотрел на него и ничего не понимал.

                   - Сашко, это ты? - обратился он ко мне.

                   Я молча смотрел на него честными глазами, память у меня была на консервации.

                   - Ты меня не узнаёшь? - он приблизил ко мне своё лицо.

                   Я онемел и лишь молча качал головой.

                   - Ну, смотри внимательней! Вспомни Афган!

                   Я смотрел на него, а на глаза наворачивались слёзы. Не выйдя окончательно из оцепенения, я смог не слушающимися губами по слогам еле внятно пробормотать:

                   - Я ни-че-го не по-мню. Да-же се-бя.

                   После моих слов он побагровел, изменился в лице, весь напрягся.

                   - А Вы ме-ня зна-е-те? - с замиранием сердца прошептал я.

                   Ответить мне он не смог. Слёзы душили его, он закашлялся и смог только обнять меня и прижать к своей широкой груди.

                   Так мы стояли, обнявшись, на траве под деревьями; убелённый сединами ветеран и я - почти пацан, с простреленной грудью и головой, совершенно ничего не помнящий.

                   Это сейчас память несётся по всем событиям моей жизни, по каким только может. А тогда она спала, а я жил без имени и племени. И толчок к моему возвращению в строй сделал мой ротный, с которым я прошёл весь Афган.

                   Там каждый в роте звал его -- мой капитан. За честность, открытость, отзывчивость и заботу о подчинённых. Вот и теперь, встретив меня в госпитале, куда он попал с отголосками афганских ранений, он вспомнил меня, несмотря на то, что я сильно изменился за прошедшие годы. Он помнил всех своих в лицо, оставшихся в строю и не вернувшихся оттуда живыми. Поэтому в свои 44 был весь белый и выглядел на все 50.

                   Сейчас он был полковником и занимал высокую должность. Уже потом он рассказывал, что не мог поверить своим глазам, когда увидел меня. Нынешний я лишь отдалённо напоминал себя десятилетней давности.

                   Тогда в Афгане, во время моего последнего боя, он с остальной ротой выполнял другое задание. Но когда мы попали в засаду, их перебросили к нам на помощь. Когда духов удалось отбросить, от нашего взвода из 25 бойцов командир нашёл живыми лишь троих. Я и ещё один мой товарищ числились пропавшими. Тогда наш капитан и стал совсем белым.

                   И как же он был рад, когда увидел своего пропавшего бойца воскресшим, пусть и ничего не помнящим. Мой капитан теперь стал моим полковником. В Афгане он был для всех нас отцом и теперь посвящал мне больше времени, чем лечению. По своим каналам он послал обо мне запросы в архивы, писал ещё куда – то. Вечерами допоздна мы разговаривали на скамейке в сквере госпиталя. Говорил гораздо больше он, рассказывал о стране, армии, своей семье.

                   Тот вечер был крайний, на следующий день его выписывали. Мы, как обычно, заговорились, вокруг уже стемнело, больше от набежавших туч. В сквере кроме нас уже никого не было, и мы под деревом не заметили начавший накрапывать дождик.

                    Здесь произошло событие, имевшее какой – то символический характер. Рядом с нами раздался, буквально, взрыв, как на войне. В дерево метрах в десяти от нас ударила молния. Последовавший потом раскат грома и треск разламывающегося пополам дерева закончили картину произошедшего катаклизма. Выйдя из некоторого оцепенения, мы бросились в помещение.

                   Ту ночь я почти не спал, и не только из - за разыгравшейся бури, которая ломала ветви деревьев, била стёкла окон и несла всё это по тротуару в бурном потоке воды. Что – то похожее творилось и в моей голове. Лишь под утро я смог заснуть и проснулся почти к обеду, чего со мной никогда не случалось.

                   Перед обедом за мной зашёл полковник, мы пообедали в столовой, и он повёл меня к главврачу. Усадил за стол, сам сел напротив, хозяин кабинета сидел рядом на своём месте.

                   - Сынок, у меня сегодня заканчивается срок моего пребывания здесь. Я никогда так удачно не лечился, а всё потому, что я тебя здесь нашёл. Мой друг ( он назвал главврача по имени и отчеству ) будет продолжать следить за твоим выздоровлением. Ты скоро полностью поправишься.

                   - И самое главное. Сегодня пришли из архива документы на тебя. Сейчас ты меня проводишь, а потом с моим другом посмотришь их.

                   Так мой полковник возвратил мне моё имя и биографию. А ту молнию я, почему – то считаю той отправной точкой, с которой начался медленный процесс возвращения моей памяти.

                   После отъезда полковника остаток дня я знакомился с документами, присланными из архива. Их было немного, но я вчитывался в каждую букву, пытаясь разбудить свою память. Я читал их, как будто они были документами незнакомого мне человека. Там была его фотография, я долго сравнивал её со своим отражением в небольшом зеркальце. Сходство, конечно, было. Но и различий было предостаточно.   Неужели, это меня так изменила жизнь? Неужели, это я был тем молоденьким пареньком на фото?

                    С того дня поменялось и моё времяпровождение в госпитале. Главврач составил план лечения, взял его под личный контроль. Со мной начал постоянно работать психолог, появились препараты, которые я начал принимать, каждый день я ходил на процедуры. У меня появилась цель - вспомнить себя!  

                     Через некоторое время у меня начали появляться короткие обрывки воспоминаний. Похоже, в них был я. По совету психолога я стал записывать их. Немногие медики сталкивались с такой болезнью, как у меня. Может, поэтому мало кто из них верил в моё выздоровление. Я видел в их глазах жалость к себе, но сам уже загорелся мечтой вспомнить себя.

                     Полковник мой не забыл обо мне, часто слал письма, в которых называл меня сыном и вселял в меня веру в моё полное и скорейшее выздоровление. В них иногда были вложены открытки и фотки города, в котором я жил раньше. Я не могу представить, где он достал фотографии моей школы, двух моих учительниц и нескольких одноклассников. Я ещё никого из них не мог вспомнить, но передо мной теперь было всё, что могло помочь мне восстановить мою память.

                     Где то через полгода на день приехал мой полковник. Он поговорил с главврачом, потом отыскал меня. Это был единственный человек, который знал меня прежнего, единственная нить, связывающая меня с моим прошлым. Мы с ним гуляли по городу и о многом разговаривали. Меня и до этого в плане социальной адаптации часто посылали в город с кем – нибудь из персонала за покупками или по каким другим делам.

                     Уже под вечер мы с полковником сели на лавочку недалеко от госпиталя. Через два часа у него был поезд, он уезжал домой. Самую важную информацию он приберёг на конец нашей встречи.

                     - Сынок, я должен рассказать тебе немного о твоих родителях. Отец твой погиб уже давно, а последние годы ты жил вдвоём с матерью. Братьев и сестёр у тебя не было. Ты должен крепиться, но мама твоя умерла три года назад. Похоронена она рядом с отцом. Через три месяца после её смерти в вашем доме случился взрыв бытового газа, пожар. Ваша квартира вся выгорела, а дом позже снесли, так как восстановлению он не подлежал. Так что возвращаться тебе некуда. Но ты крепись, главное сейчас для тебя - восстановиться. Главврач сказал мне, что шансы у нас неплохие, дело за тобой и за временем, которое работает на тебя. А остальное всё образуется потихоньку.

                 Я выслушал его как – то отрешённо, я ещё не соотносил всё услышанное с собой. Процесс обретения мною памяти был очень тяжёлым для меня. На фоне частых головных болей у меня начинали проскальзывать отдельные обрывки воспоминаний о прошлом. Но в них многих частей не хватало, они хаотично накладывались друг на друга, и от такого калейдоскопа я пребывал к каком – то не комфортном нервозном состоянии.

                  Ещё через полгода произошли значительные изменения в моей жизни. В свой второй приезд мой полковник с главврачом вручили мне паспорт, который им удалось оформить на меня, и некоторые другие документы. Мне оформили пенсию по инвалидности, а позже я был принят официально на работу дворником в госпитале. У меня появилась возможность накопить хоть немного денег, без которых человек, даже с документами, не может считать себя до конца полноценным.

                 За следующий год я достиг значительных успехов в восстановлении памяти. Я многое вспомнил, правда, далось мне это с большим трудом. У меня складывалось впечатление, что я функционировал отдельно от своей головы. По крайней мере - временами. Я жил повседневной жизнью, а в ней происходили одной ей известные процессы. Они привели меня к тому, что какие – то периоды из жизни я вспомнил почти полностью, а каких - то не было вовсе.

                  Своим самым важным успехом я, конечно же, считал то, что мне удалось вспомнить мою любимую девушку. Она была среди одноклассников на одной из тех фотографий, которые прислал мне мой полковник. Я чувствовал, что в моей прошлой жизни было что – то очень важное, то, что я должен был обязательно вспомнить. В этом мне помог сон, в котором я увидел её читающей мои письма. Я был уверен почему – то, что эти письма писал я. Это был первый сон, который я отчётливо запомнил.

                  В свой третий приезд мой полковник, радуясь моим успехам, посоветовал мне съездить на родину.

                   - Слушай, сынок! У тебя скоро будет отпуск. Ты уже нормально адаптировался к нынешней жизни. Надо тебе на родину свою съездить. Там хоть, кроме могилок твоих родителей, у тебя ничего не осталось, но только ради них тебе там надо побывать.

                   И вот уже через две недели мне оформили первый мой отпуск. Я взял билет на поезд, купил самые необходимые в дороге вещи и поехал в своё прошлое, которое с таким трудом ко мне возвращалось.

                   Вместе с обедом закончились и мои воспоминания о всей моей жизни. Память пролистала её страницы так, как бывает после смерти, когда в сознании, как на экране, перед тобой предстаёт вся твоя жизнь. Может, сейчас я тоже умер? Умер тот прежний и начал рождаться новый, совсем новый человек, для совсем другой жизни?

                    Начавшись с моего возвращения на родину, воспоминания вернули меня в моё нынешнее состояние. Я снова в городе моего детства и юности. Что я ждал от свидания с ним? На что надеялся? Я задал эти вопросы себе только сейчас. Перед поездкой они у меня не возникали. Я не мог не приехать на свою родину, и не потому, что ехать было мне больше некуда. Здесь я должен окончательно поставить точку, большую и жирную, на выпавший мне 12 – летний период испытаний. Мне надо завершить его здесь и отпустить навсегда, чтобы у меня не было никаких сожалений о его наличии в моей биографии. Все испытания в жизни даются нам по силам, как сказал мне в госпитале мой ротный. И я должен их пройти с честью и до конца.

                     Утром после приезда я первым делом побывал на кладбище. С мамой раньше мы часто бывали на могиле моего отца - морского офицера, погибшего при выполнении боевого задания, как было сказано его командиром на похоронах. Тогда мне было 9 лет, и та мёртвая тишина после прощального залпа с тех пор всегда приходила, когда я навещал могилу отца.

                      Найти её мне не составило труда, даже после стольких лет. Запущенной она не выглядела, только рядом с отцовским памятником стоял сейчас крест с фотографией моей мамы. Её не стало 5 лет назад, наверное, не хватило сил столько лет ждать моего возвращения.

                     - Здравствуй, отец! Здравствуй, мама! Я вернулся! Простите, что так поздно. Раньше не смог.

                     Слёз в моих глазах не было. Наверное, то, из чего они образуются, мною уже было растрачено раньше. Мне почему - то показалось, что в этот момент моим родителям стало радостно оттого, что сейчас мы все вместе, хоть и при таких обстоятельствах. Цветы, купленные у входа на кладбище, я разложил на могилке.

                      Я долго сидел на соседней скамеечке, явно ощущая дыхание вечности, присущее почти всем кладбищам. Я был благодарен людям, похоронившим мою маму рядом с отцом. Здесь они вместе, как в жизни. А я могу с ними сейчас разговаривать сразу с обоими.

                      Попрощавшись с родителями я двинулся к выходу. Идти мне сейчас по сути было некуда. Родной город стал для меня почти чужим, я его узнавал с большим трудом. Я по наитию куда - то шёл, подчиняясь командам какого - то внутреннего навигатора. В глубине души таилось жгучее желание увидеть моего самого любимого человека, оставшегося в прошлой жизни. Сейчас это желание стало превращаться в смысл моей жизни. Я должен найти её, увидеть хотя бы издали, хотя бы на мгновение. Без этого я не смогу жить дальше.

                       Это было основной причиной, по которой я выбрал именно это кафе. Дом, в котором она жила раньше, был неподалёку. Я уже допил кофе и ждал, когда официант принесёт счёт, когда моё желание стало осуществляться. Наверное, оно было достаточно сильным для реализации.

                        За всё время моего пребывания в кафе перед моим взором была улица, по которой проходили в разные стороны люди, спешащие по делам и медленно прогуливающиеся. Всё происходящее там было каким – то умиротворённым и не привлекающим моего внимания.

                        Но вот я скорее почувствовал, чем увидел какое – то изменение, произошедшее только что на улице. Меня как будто кто – то приподнял со стула, и, стоя, я стал пристально вглядываться в прохожих. Через пару секунд я увидел того человека, которого хотел увидеть столько долгих лет, которого я любил, несмотря ни на что, больше всего на свете. Я узнал бы её из тысяч похожих женщин. Даже теперь, когда она из худенькой 17 – летней девчонки превратилась в 30 – летнюю женщину, не менее приятную моим глазам. Я всем телом подался вперёд, неведомая сила толкала меня ей навстречу. За эти мгновения моего неосознанного порыва она сделала пару шагов, и я увидел, что левой рукой мой самый дорогой человек держит за руку своего самого дорогого человечка - маленькую девочку лет пяти, как две капли похожую на свою маму. Я застыл возле столика, буквально, остолбенел.

                   Конечно, я не рассчитывал, что все эти 12 лет меня, пропавшего без вести, будут ждать. Я бы не пожелал никому мучиться долгие годы, не зная, погиб твой любимый человек, или, может быть, всё же жив?

                    Я пристально вглядывался в её лицо, пытаясь увидеть глаза, и боясь одновременно привлечь к себе её внимание. Мне показалось, что какой – то отпечаток тех переживаний остался почти неразличимо в её лице и глазах. Но сейчас всё это отболело и новая жизнь отодвинула всё пережитое в прошлое, где оно и должно быть по всем законам жизни.

                    Ещё через несколько секунд навстречу этим двум женщинам подошёл высокий мужчина, очень приятной внешности. Маленькую женщину он подхватил на руки, поцеловал её в щёчку, потом обнял бережно взрослую женщину и также нежно поцеловал и её.

                      Картина была изумительной. Я искренне радовался за этих людей, что называется, - от всей души. Несмотря на то, что сам должен быть на месте этого мужчины, радостным, счастливым и любимым. Но видимо, в этой жизни такой сценарий для меня был не предусмотрен

                      В этот момент я чётко осознал, что никоим образом не должен мешать счастью этих людей своим появлением из прошлого. Оно наложило отпечаток на меня всего, не только на внешний облик, но и на моё мировоззрение, отношение к событиям и людям. Прошлое не должно мешать будущему, светлому и счастливому. Это и было той точкой, которую я хотел поставить на всём этом отрезке моей жизни. Всё сразу разрешилось, разрешилось к моему полному удовлетворению. Моя любимая женщина была счастлива, я - живой и практически здоровый. Всё на своих местах.

                      Я расплатился с официанткой за обед, забросил сумку на плечо и вышел на улицу. Время было около трёх часов, и солнце уже начало опускаться, спеша на встречу с морем. Я остановился, раздумывая, куда мне направиться и что делать в ближайшие часы и годы? Что мне делать в ближайшие часы, я решил сразу. Вперёд, к морю! Я его так давно не видел, и оно меня так давно не обнимало. Я был уверен, что вместе с солнышком море мне подскажет, как жить дальше, не оглядываясь на перенесённые испытания и не пугаясь новых.

 Сергей Петрович Мор