Что означает название

  Понятие «монгол». Родной язык средневековых монголов

      На протяжении последних ста пятидесяти лет историческая наука находится в сложном положении. С одной стороны, существует труд Рашид-ад-Дина, в котором  дано объяснение многому: от общественного строя, комплектации армии, военных походов, происхождения племен, до разъяснения, пусть и несколько своеобразного,  личных имен, топонимов и пр. Это – целая историография прошлого и настоящего Монгольской империи от зарождения и расцвета до периода возникновения внутренних конфликтов, спровоцировавших феодальную войну. С другой стороны, эпос монголов, отраженный в «Сокровенном Сказании», повествующий о предках рода Чингис-хана,  восхваляющий воинскую доблесть, мудрость, харизматичность вождя средневековых монголов, преданность и волю его сподвижников, злобу и жестокость противников. С третьей,  целый ряд документов, дающих представление об этническом составе, социальной дифференциации общества, законах, традициях, вере и многом другом.

      Средневековые монголы не имели собственной письменности. Данное обстоятельство не только исключило возможность получения «из первых рук» описания жизни и деятельности народа, своей военной агрессией перекроившего границы многих государств Евразии, но, что гораздо важнее, оставило лишь отдельные свидетельства, позволяющие установить язык, на котором данный этнос говорил. Это, как мы выясним позже, дало повод другому народу, не имеющему отношения  к великой истории этнических монголов, присвоить ее себе.

      Письменные артефакты, находящиеся в распоряжении ученых, не дают исчерпывающего ответа на существующую проблему. Так, о летописи Рашид-ад-Дина достоверно известно следующее: до нас дошел ее оригинал, который был написан в 1301-1311 гг. на персидском языке человеком, специально приглашенным для этой цели. Другой важный источник – эпос монголов «Сокровенное Сказание» –  имеет довольно запутанную историю: оригинал рукописи на сегодняшний день утерян; об авторе известно лишь то, что он был монголом, но текст оригинала записывался в 1240 г. уйгурским письмом; единственный экземпляр текста сохранился лишь в китайской иероглифической транскрипции, а это значительно осложнило и без того непростой  процесс выяснения смысла каждого слова, т.к. к обычным трудностям перевода на русский язык и другие языки добавился еще один этап – восстановление монгольского текста на основе китайской транскрипции.

      В этих условиях, конечно, труд Рашид-ад-Дина представляет главный научный интерес. Но остается целый ряд вопросов к тем, кто  в разное время осуществлял переводы  этого документа. Первый том, состоящий из двух книг, в сносках еще содержит в себе сомнения авторов переводов (Л.А.Хетагуров, О.И.Смирнова) относительно тех или иных букв, значит, того или иного произношения и смысла слова. А вот переводы второго (Ю.П.Верховский) и третьего (А.К.Арендс) томов уже ориентируются на первый том, но чаще предлагают собственное прочтение. Если учесть, что и к первому тому есть много вопросов, связанных с древностью  источника, сокращением ряда слов и подачей их в  основную летопись в измененном  виде (Тармал?э – Тармалэ)[1], то последующие переводы  не имеют даже таких  сомнений. Те же слова, которые так и не удалось объяснить и перевести с персидского, заменяются похожими по звучанию, но чаще совершенно иными  современными монгольскими (инджэ – эчигэ, монг.)[2] или тюркскими (идаджи – удайчи, тюрк.)[3] словами. И их снова вводят в основную летопись, при этом искажается полностью смысл не только самого понятия, но и целого предложения.  Очевидно, что только бережное отношение к каждой букве, каждому термину, и их последующий правильный перевод способны создать целостную картину жизни народа и его вождей.  А слово  – это функциональная единица, позволяющая понять  род занятий, религиозный культ, характеристику личности и многое другое. К примеру, правильный перевод географического  названия может рассказать о многом: идет ли речь о низине или возвышенности, бурной или спокойной реке,   ущелье или  возделанном поле, горе или укрепленной  крепости. Личное имя, а  особенно прозвище, может объяснить статус человека, отношение к нему друзей, врагов, соплеменников. Оно может определять его как волевого, достойного, любящего, честного, веселого или говорить о буйной, драчливой, жестокой, завистливой натуре, не признающей социальных правил и норм. Прозвище может отражать физические недостатки: слепой, хромой, толстый, ограниченный или означать  деятельность, которая является для данного индивида предпочтительной. Название племени чаще всего объясняет тотем, культ, практикуемый им, раскрывает основное занятие всех членов общественного объединения, название местности, где это племя проживает, и прочее. В общем, правильно переведенное слово является той путеводной звездой, которая при исследовании старинных рукописей позволяет выплыть в океане сомнений. И только при таком бережном отношении к слову могут появиться серьезные предпосылки для определения языка, на котором говорили средневековые монголы Чингис-хана.

      Ученые считают, что средневековые монголы говорили на архаическом монгольском языке. Архаическом? Возможно. Монгольском? Но на каком монгольском? На том архаическом монгольском, который был языком общения для предков современных монголов, ныне живущих в Монгольской республике? Если это действительно так, тогда все просто: возьми любое географическое название, имя, общественный термин и переведи с монгольского языка или языка соседнего этноса, получи информацию, примени. Не получается.

      Современнные ученые тщетно пытаются найти объяснения многим словам в языке народов, некогда связанных со средневековыми монголами общей исторической судьбой, и сталкиваются с ситуацией, когда слово, сегодня употребляющееся в одном значении, в древних источниках могло иметь совершенно иной смысл. Например, слово «бахадур», т.е. богатырь. И вдруг в летописи мы  встречаем его применительно к даме[4]. Как быть? Признать даму богатырем как-то неудобно, лучше опустить этот момент текста или сослаться на ошибки, совершенные средневековым автором. Слово «хатун», прочно утвердившееся в исторической литературе в обозначении «ханша», в лучшем случае, «женщина», таковым не является, а ко многим женским персонажам летописи не прилагается именно потому, что несет в себе совершенно иную окраску. Более того, понятие «хатун» неожиданно применяется к мужчине: «…из рода есть муж Чебкан-хатун»[5]. Поэтому объяснение слова «хатун» как «ханша» или «женщина», тем более замена его на такое ласково-легкомысленное как «хатуня», кажется совершенно неубедительным. Слова, добавленные к личным именам, либо к заменяющим их, такие как: ван-хан, онг-хан, кахан, ай-хан и др. всеми авторами переводятся по аналогии к слову «хан» – царь, великий правитель. Но такое грозное название применяли к монгольским воинам покоренные ими народы, для которых слово «хан» звучало величественно. А если это не так, то получается, что монголы совсем не имели воображения, раз каждое слово, прилагаемое к той или иной особе, в принципе, обозначало одно и то же понятие. Еще более странным можно считать перевод неясного термина, когда часть его якобы находят в современном монгольском языке, а вторую половину пытаются искать в различных тюркских производных.

      Давайте зададимся вопросом: как могло случиться, что сегодня монголы – существуют, язык народа – сохранился, а письменные артефакты этого этноса (если только они действительно принадлежат ему) расшифровываются с неимоверными трудностями или вообще не поддаются переводу. Такое может произойти, если в качестве гипотезы представить себе следующую картину: в начале XIII в. в степях Забайкалья обитало пассионарное племя-лидер, говорившее на языке, незнакомом для племен, покоренных или добровольно присоединившихся в ходе завоевательных походов. Воины этих племен слышали и запоминали некоторые слова, употреблявшиеся в обиходе членами племени-лидера, часто лишь смутно догадываясь об их истинном смысле. В таком значении эти слова дошли до их далеких потомков, которые здравствуют и поныне. Вот только за прошедшие столетия ясности в понимании заимствованных слов не добавилось. Скорее – наоборот. Думается, случись средневековым монголам столкнуться с современной трактовкой знакомых им слов, они бы не поняли собеседника. Это как если бы древние греки с удивлением обнаружили, какой смысл наши современники вкладывают в слово «идиот» (идиот – человек, оторванный от общественной жизни, не принимающий участие в собрании граждан полиса, греч.).

      А что же потомки племени-лидера? Со временем они постепенно растворились в разноязычной среде покоренных народов, теряя свой облик, утрачивая обычаи, веру, а, главное, забывая тот язык, на котором говорили. Но до нас дошли литературные памятники, в которых летописцы рассказали историю этого племени-лидера, употребляя слова и выражения, бытовавшие в его среде. И вот те сомнительные смыслы слов, дошедшие до наших дней, теперь используются  для переводов этих древних источников. С таким переводом неожиданно выясняется, что вся жизнь членов этого могучего племени вращалась между кумысом и войной, а закономерный вопрос – как им удалось покорить 1/5 часть суши и создать огромный, эффективно функционирующий механизм империи – остается без ответа.

      И тогда возникает второй вопрос: почему считается, вернее, кто доказал, что монголы, жившие в начале XIII в., и народ, который сегодня носит название «монголы» – это один и тот же этнос? Может быть, это два различных этноса, а язык тех средневековых монголов следует связывать совсем с другим народом? Наконец, еще вопрос: почему написание фундаментального труда – собственной исторической летописи – было поручено не грамотному китайцу, уйгуру, а ираноязычному персу Рашид-ад-Дину? Может быть,  средневековые монголы говорили на персидском  языке? Нет, иначе  все слова летописи были бы переведены с персидского языка Российской Академией  наук. Может быть, сам перс Рашид-ад-Дин знал архаический монгольский язык, говорил на нем, и именно его персидский язык мог лучше всего передать нюансы языка средневековых монголов? Это может быть вполне вероятным. Возможно, язык общения средневековых монголов следует искать именно в этом направлении?

      На территории современной России, в республике Северная Осетия-Алания живет древний народ – осетины, являющийся изолированным реликтом скифо-сарматского ираноязычного мира. Осетинский язык (дигорский и иронский диалекты) сохранил преемственность языка, на котором говорили скифы, сарматы и аланы, но, что для нас особенно важно, он относится к северо-восточной подгруппе иранской группы индоиранской ветви индоевропейских языков. Иными словами, если бы перс Рашид-ад-Дин пожил  некоторое время в Северной Осетии-Алании, то он без труда понимал бы язык ее жителей, а они его. Вот почему, исследуя летопись Рашид-ад-Дина и «Сокровенное Сказание», для получения ответов на все волнующие нас  вопросы мы будем использовать именно осетинский язык.

      Как свидетельствуют исторические документы Рашид-ад-Дин, действительно, долгое время жил в среде монголов и прекрасно отличал монголов от тех, кто только называл себя монголом, но монголом не являлся. Надо сказать, что слово «монгол» для автора летописи – понятие этническое, когда он говорит, что они не выглядят как монголы, не говорят на монгольском языке и  не делают монгольские лекарства[6]. И на это различие он несколько раз указывает в тексте: «ныне дошло до того, что монголами называют народы Хитая и Джурджэ, нангясов, уйгуров, кипчаков, туркмен, всех пленных и таджикские народности, которые выросли в среде монгол, – а это не так»[7]. В начале XIII в. многие племена имели собственные названия, но потом, почувствовав сопричастность к грандиозным победам этнических монголов Чингис-хана, тоже стали называть себя монголами. Рашид-ад-Дин несколько раз в тексте обращает на это внимание: «точно так же, как теперь всякое племя, которое смешалось с монголами, переняло их природу и объединилось с ним, несмотря на то, что оно не является монголами, все же всех таких называют монголами»[8].

      Рассмотрим термин «монгол» более детально. До сих пор у ученых нет единого мнения о том, какой конкретный смысл заложен в этом самоназвании народа. Перевести это слово целиком, пользуясь современным монгольским языком или языками соседних этносов, не меняя его характерного звучания, не удается. С тюркской основы слово «монгол» объясняют как «мэнгу кол» – вечное войско; с современного монгольского языка – «мэнх гол», т.е. вечная вода или «монг» – храбрый; с казахского – «мын кол», т.е. тысяча рук. Конечно, по понятной причине предпочтение отдается «монг» – храбрый. Но тогда возникает закономерный вопрос: почему в переводе участвует только корень слова? Ведь так могло именовать себя любое племя, а мы помним, что в те далекие времена в названии племени, чаще всего, находили отражение тотем, культ, особенности местности, занятие, и т.д. Многие специалисты, пытаясь перевести самоназвание этого народа, вынуждены использовать обозначения: мэнхол, мэнцы, мен-гу, и пр. Но эти имена были даны монголам представителями других этносов. Они не являются самоназваниями,  как и прозвище,  полученное нашим соседом, не является его личным именем. Есть даже теория академика В.П.Васильева, который относит племя мэн-гу к татарам, а в переводе объясняет его, как «получать древнее»[9]. В этимологическом словаре русского языка М.Фасмера фигурируют два названия этого средневекового этноса  – mongul  и mongol.

      В летописи Рашид-ад-Дина говорится, что в древности средневековые монголы, действительно, носили название «монгул». В переводе с осетинского языка монг – трагическая гибель, а уыл – ваша, на вас, т.е. «на вас легла трагическая гибель». Это название, по определению, не могло быть самоназванием племени. Такое прозвище почти две тысячи лет до Чингис-хана могли дать другие племена, знавшие историю изгнания, преследования и жестокого уничтожения большинства членов этого рода. В тот трагический для остатков племени период их называли «бессильные»[10], и это, скорее всего, соответствовало и действительному положению малого по численности (мæнгæй – малый, осет.) племени, и точному переводу слова «монгул». Конечно, раннее прозвище не могло соответствовать статусу, полученному племенем со временем. Рубрук называет монголов «моалы»[11] (мæ – моя, мое, осет.;  ал – обязанность, железо, осет.; моя обязанность или мое железо, обязательный или подобный железу),  Плано Карпини – «монгалы»[12] (мон – дух, осет. гал – бык, осет.; дух быка).  Наименование «су-монгал»[13], употребленное в тексте Плано Карпини, некоторые  неожиданно объясняют как  «водные монголы» или «монголы вод» (А.И.Малеин).  Понимая всю абсурдность данного объяснения, в качестве доказательства приводится мысль о том, что их было так много, как капель в воде. Обратимся к источнику: «Есть некая земля среди стран Востока, которая именуется Монгал. Эта земля имела некогда четыре народа: один назывался Йека-Монгал, то есть великие Монгалы; второй Су-Моал, сами же они именовали себя тартар. Третий народ назывался меркиты, четвертый – мекриты»[14]. Слово йæхи (осет.) – свой собственный, т.е. Йека-Монгал это собственно монголы. Такие названия как «асу», «асут», относившиеся к племенам алан (так их называли и средневековые монголы), равно как и «су» в переводе с осетинского обозначают направленное движение, которое можно определить как «идти», т.е. су-моал осуществили движение вперед. Они жили, по преданию, возле реки Тартар (тар – мутный, темный, осет.), поэтому получили такое название. Тартары, действительно, ушли с территории своего первоначального расселения, а позже исчезли из источников. Возможно, это имя было заимствовано тюркскими племенами, ассимилировавшими их, поскольку уже при жизни внука Чингис-хана Мангу пролегла та четкая грань различия между татарами и монголами, когда последние отказывали им в признании общего происхождения: «мы не татары, мы моалы»[15].

      В самоназвании народа всегда присутствует то, что его характеризует, делает отличным от другого этнического элемента. У восточных славян племена древлян, полян, северян получили самоназвание от местности, где проживали. Довольно часто определяющим является тотемное животное, которому поклоняются, например, народ, входивший в состав скифских союзов — саки, в своем названии имели тотем оленя – саг (олень, осет.), а также слова-характеристики: роксаланы (рухс алан – светлый алан, осет.), буртасы (бур –  рыжая, осет., тас – опасность, осет.; но ас – самоназвание алан, поэтому возможно понимание этого слова как рыжий ас). Монгольское племя галзутов, упоминание о котором зафиксировано в документах Хоринской степной думы[16], тоже  имело в своей основе слова гал –  бык и ут – быть. Вол или бык, что принципиально не важно, однако следует учитывать, что только быку можно надеть кольцо в нос, и он станет управляемым. Племенной союз галзутов разделился в 1795 году на три племени: харган (хæргæ – имеющий, осет.), хуацай (хуæцаг –  боец, сторонник, осет.) и хубдут, которые  вели свое происхождение от легендарной прародительницы аристократических монгольских племен Алан-хоа, как и племя бурджигинов, к которому относился сам основатель империи.

      У Б.Я.Владимирцова написание этого племени mongyol[17]. И Рашид-ад-Дин называет их монголами, как и «Сокровенное Сказание», и целый ряд других источников. Поэтому нет никакой причины сомневаться в том, что средневековые монголы называли себя монголами и считали себя именно монголами. А теперь поставим вопрос следующим образом: какая особенность казалась характерной, что выделяло это племя из череды других племен? Ответ может быть только один: удивительные, неправдоподобно огромные, но подвижные и легко управляемые дома на колесах – монгольские обозы. Рубрук писал: «Самая слабая из женщин может править 20 или 30 повозками, ибо земля их очень ровна. Они привязывают повозки с быками или верблюдами одну за другой, и бабенка будет сидеть на передней, понукая быка, а все другие повозки следуют за ней ровным шагом. Если им случится дойти до какого-нибудь плохого перехода, то они развязывают повозки и перевозят их по одной. Именно я вымерил однажды ширину между следами колес одной повозки  в 20 футов, а когда дом был на повозке, он выдавался за колеса по крайней мере на пять футов с того и другого бока. Я насчитал у одной повозки 22 быка, тянущих дом, 11 в один ряд вдоль ширины повозки и еще 11 перед ними. Ось повозки была величиной с мачту корабля»[18]. Такой обоз кого угодно может поразить! Академик Б.Я.Владимирцов в своей работе «Чингис-хан» писал: «По-видимому, этот аристократический род Кабул-хана носил имя бурджигин и принял название монгол после того, как подчинил себе и объединил несколько соседних родов и племен, образовав, таким образом, единое политическое целое, один род-улус. Этому-то улусу и было дано имя монгол в память славного имени какого-то древнего и могучего народа или рода, о котором знали из старинных сказаний»[19]. И этим древним народом были асы, просто греки их называли скифами, а римляне знали под названиями сармат и алан. Поэтому когда средневековые монголы на своих обозах появились на территории будущей Золотой Орды, их сразу сравнили со скифами, которых называли Геродот и Страбон «живущими на повозках»[20].  Георгий Акрополит, говоря о вторжении монголов в Малую Азию, тоже называл их скифами. Но скифы, сарматы и аланы принадлежали к ираноязычному миру. Вот почему ираноязычный перс Рашид-ад-Дин прекрасно понимал их. По этой же причине современным монголам не удается перевести слово «монгол» с монгольского языка. Для них название «монгол» – приобретенное в порядке подражания средневековым монголам, результат невольного самовосхваления, а язык, на котором говорят современные монголы, не  имеет никакого отношения к языку средневековых монголов. Поэтому ученые в процессе работы над письменными артефактами сталкиваются с таким количеством трудностей и противоречий. Они ищут «там, где светло, а не там, где потеряли».

      Если предложить современному осетину перевести самоназвание «сармат», он с легкостью это сделает и даже объяснит, что в названии два слова: «голова» (сæр) и «думающая» (мæт). Следовательно, сарматы считали себя думающими, размышляющими людьми, стратегами. И эта характеристика нашла отражение в самоназвании племени. Так же просто с осетинского языка переводится слово «монгол» (мон – дух, гол – обоз). «Дух обоза» – почти мистическое, нереальное зрелище, вызывавшее изумление и трепет у всех, кто видел в движении по степи монгольские дома на колесах. Заметьте, как гармонично взаимодействуют друг с другом два различных образа: разрозненные повозки, соединенные в одно целое – огромный, но хорошо управляемый механизм единого обоза, и монгольские племена, некогда разрозненные, но объединенные в единый союз – улус с древним самоназванием мон гол – дух обоза.

      В процессе исследований удалось перевести с осетинского (т.е. скифо-аланского) на русский язык 1135 слов (бытовых, военных терминов, имен географических названий и др.), содержащихся в летописи Рашид-ад-Дина, «Сокровенном сказании» и других средневековых источниках (приложения №1– 4). Важно подчеркнуть, что при этом не пришлось прибегать ни к каким  уловкам, сложностям, изменению звучания слов и др. Зачем, если слово целиком переводится с осетинского языка? В отдельном приложении № 2 представлено 327  слов, которые имеют конкретное объяснение в летописных источниках и полностью по смыслу и звучанию совпадают с осетинскими словами. При этом многие слова в архаическом монгольском и осетинском языках один в один соответствуют и написанию, и смыслу. Например, говорится, что исток реки монголы называли «сар»[21] (сæр – голова, начало, исток, осет.), становище – «калак»[22] (калак – город, осет.), веру  – «дин»[23] (дин – вера, осет.), отца  – «ата»[24] (æта – отец, тятя, осет.), платье – «каба»[25] (къаба  – платье, осет.), сотню – «садэ»[26] (сæдæ  – сотня, осет.) и т.д. И это не просто совпадения, а доказательство того, что:

      – средневековые монголы принадлежали к ираноязычному миру; скифо-аланский язык был родным для Чингис-хана и племен, входивших в состав монгольского улуса;

      – язык, который в настоящее время является дигорским диалектом осетинского языка, и есть тот самый «архаический монгольский язык», на котором говорили этнические монголы Чингис-хана.

[1] Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Пер. Л.А.Хетагурова. ред. и прим. проф.  А.А.Семенова.   М.; Л., Изд. АН.  1952. Т. 1.  Кн. 1. С.93.

[2] Рашид-ад-Дин. Т.1. Кн.1. С. 107.

[3] Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Пер. О.И.Смирновой, ред. проф. А.А.Семенова. М.- Л., Изд. АН СССР.   1952. Т.1. Кн. 2. С. 54.

[4] Рашид-ад-Дин. Т. 1. Кн. 1. С. 132.

[5] там же.  С.168.

[6] там же. С.122.

[7] там же. С.102 – 103.

[8] там же. С. 103.

[9] Васильев В.П. Вопросы и сомнения. // Зап. вост. отд. И. Русск. Археол. общ. 1890. IV. 3 – 4.  С.379.

[10] Рашид-ад-Дин. Т. 1. Кн. 1. С. 154.

[11] Иоанн де Плано Карпини. История монгалов., Гильом де Рубрук. Путешествия в восточные страны. Пер. и прим. А.И.Малеина. С.- П., Изд. А.С.Суворина. 1911. С. 65.

[12] Иоанн де Плано Карпини. Гл 5. § I. С. 16.

[13] там же. С. 16.

[14] там же. С. 16.

[15] Гильом де Рубрук. Гл XVIII. С. 92.

[16] Средневековая культура Центральной Азии. Письменные источники. РАН. Улан-Удэ.1995. С. 47.

[17] Владимирцов Б.Я. Работы по истории и этнографии монгольских народов. М., Восточная литература. 2002.  C. 145.

[18] Гильом де Рубрук. Гл. II. С. 69 –7 1.

[19] Владимирцов Б.Я. С. 147

[20] Геродот. Мельпомена. Книга четвертая. Пер. и прим. Г.А.Стратановского. Владикавказ, 1991. С. 17.

[21] Рашид-ад-Дин. Т. 1.Кн. 1. С.175.

[22] Гильом де Рубрук. Гл XXV. С. 105.

[23] Рашид-ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 29.

[24] Рашид-ад-Дин. Т. 1.Кн. 1. С.121.

[25] Рашид-ад-Дин. Т. 1.Кн. 2. С.163.

[26] там же. С. 86.

 Залина Джиоева

x

Иллюстрация к: Что означает название