Нерон. От прекрасного принца до чудовища

Мальчик жил недалеко от Великого города в доме, окруженном висячими садами. Вечерами слуги выносили ложе мальчика в портик, ставили там стол с фруктами и прохладительными напитками. Мальчик любил смотреть на закат, а потом, когда темнело, на яркие звезды на небе. Внизу, в садах, музыканты играли тихие приятные мелодии; слуги, беззвучно ступая, зажигали светильники, мальчик читал стихи непревзойденных греческих поэтов. Иногда он даже плакал от умиления перед божественной силой муз. Ничего большего не хотел бы он, чем стать стихотворцем, и втайне уже сейчас сочинял поэмы.

В одиннадцать лет к нему приставили воспитателя, известного умом, образованностью и красноречием. Как ни странно, этот наставник был к тому же богат и знатен. Он поразился дарованиям ребенка и чистоте его души. «Это – от богов, - думал он. - Талант и добро – две нити, связывающие человека с богами. И он обязан беречь их, иначе судьба будет к нему жестока. Я должен помочь мальчику сохранить священный огонь в его душе».

Мальчик скоро оценил заботу и внимание своего воспитателя: тот понимал его мысли и желания, и ему было хорошо с ним.

Но детство прошло. Когда мальчику исполнилось семнадцать лет, он стал правителем Великого города и великой страны. От Британии до Черного моря, от Дуная до Африки его слово приводило в движение сотни тысяч людей; по его приказу строились и разрушались города; он мог у любого отобрать жизнь, и никто не осмеливался возражать ему. Напротив, все славили имя Нерона – нового императора Рима.

Римский народ, видевший всяких императоров – мудрых и глупых, милосердных и жестоких, дальновидных и недалеких, - присматривался к новому владыке. Нерон, казалось, оправдывал лучшие надежды римлян. Аресты и казни, распространенные при его предшественниках, почти прекратились. Рассказывали, что когда на подпись императору принесли смертный приговор, он долго отказывался подписывать его и лишь под давлением сенаторов сделал это. Ставя свою подпись, Нерон тяжело вздохнул: «Как бы я хотел не уметь писать…».

Сократились налоги, поощрялось развитие ремесла и торговли; хозяйство империи, разоренное предыдущими императорами, постепенно налаживалось. В знак признательности Сенат вынес благодарность Нерону от лица народа и постановил наградить владыку Рима. Император отклонил почетную награду: «Получу ее, когда заслужу».

Увлечения Нерона были безобидными и неопасными: он живо интересовался искусством, участвовал в состязаниях певцов, играл в театре. Римляне бешено аплодировали императору, втихомолку посмеиваясь над его чудачествами. Всерьез никто не признавал его таланты. Он действительно пел лучше других состязателей, но лавровый венок победителя заранее ждал императора, независимо от качества его пения. Он потрясающе играл трагедийные роли, но публика рукоплескала ему в самые неподходящие моменты действия, не задумываясь над тем, что он играет и как он играет. Народ не хотел видеть в Нероне артиста, он всегда оставался для него императором.

При этом артистические занятия Нерона роняли его авторитет в глазах народа: о молодом императоре стали говорить с пренебрежением. Он правил разумно и милосердно, соблюдал законы, но на лицах сенаторов замечал презрительные усмешки, а народ сочинял о нем издевательские песенки.

Лишь один человек понимал Нерона – его бывший воспитатель Сенека. Он одобрял государственную деятельность своего воспитанника и радовался его успехам в искусстве. Особенно Сенеку восхищала доброта Нерона, которую многие расценивали как слабость. Сенека посвятил ему свое сочинение «О милосердии», в котором утверждал, что данное качество является самым важным для правителя.

Нерон чувствовал себя естественно и спокойно только с Сенекой, – только с ним он мог откровенно обсуждать свои проблемы. Советы Сенеки были полезны и для империи, поэтому Нерон назначил Сенеку на высшую должность в государстве – на должность консула. Помимо власти и почета консульство давало большие доходы; Сенека, и без того имевший огромное состояние, стал богатейшим человеком империи.

– Кто, как не ты, достоин власти и богатства? – говорил Нерон своему наставнику –  Если не ты, то кто сможет распорядиться всем этим справедливо и разумно? Вокруг воры, которые нажили миллионные состояния, обкрадывая государство и народ; злодеи, добившиеся власти гнусными преступлениями! Эти негодяи не могут даже толком распорядиться своим богатством, никому не приносящем счастья, включая их самих. Неужели ты не достоин более высокого положения, чем эти мерзавцы?

Читая указ о назначении Сенеки в Сенате, Нерон ожидал услышать ропот. Ничего подобного. В глазах сенаторов император увидел нечто вроде одобрения. Правитель назначил близкого ему человека на доходное место – всё понятно, все так поступают. Но самому Сенеке, конечно же, не простили возвышения; число его врагов и завистников увеличилось.

Деятельность Сенеки на посту консула еще более усилила ненависть к нему. Он требовал от должностных лиц служения обществу, а достижение личных благ считал второстепенным делом. Он объявил основными принципами власти заботу о простых гражданах и помощь им. Даже к рабам он относился по-человечески.

- Разве они – другие существа, чем мы? – вопрошал Сенека. – Нет, они – наши товарищи. Они любуются тем же небом, дышат тем же воздухом, живут и умирают, как мы.

Всех людей Сенека называл гражданами Земли, независимо от их происхождения, должностей и званий:

– Вселенная, обнимающая весь мир, образует единство: мы – части единого тела. Природа создала нас родными друг другу, поскольку она сотворила нас из одной и той же материи и для одних и тех же целей.

Враги Сенеки ехидно шептались, что нетрудно сочувствовать бедным, имея такие богатства, как у него, и можно рассуждать о любви к ближнему, владея тысячами рабов. Сенека отвечал, что нищета – тяжела для человека, и редко кто может остаться человеком в нищете. И вообще, учить правилам легче, чем жить по правилам.

- Когда я смогу, буду жить, как должно. Пока я все еще веду борьбу со своими пороками. Если бы я жил согласно моему учению, кто был бы счастливее меня? Но и теперь нет оснований презирать меня за хорошие слова и за сердце, полное чистых помыслов, - объяснял он.

Впрочем, его объяснения не хотели слушать. Озлобление против консула нарастало, грабителей и убийц ненавидели меньше, чем Сенеку. Попытки императора вступиться за своего наставника лишь подлили масло в огонь.

Безысходная тоска охватывала Нерона. Он, в свою очередь, начал ненавидеть римлян. Все попытки пробудить в них добрые чувства терпели крах. Наивысшую радость они получали, обманывая и обворовывая ближнего своего. Они приходили в восторг, когда звери в цирке рвали в клочья несчастных рабов – и засыпали в театре на трагедии Эсхилла.

Сумрачным стал император; теперь у него случались вспышки ярости, причуды его сделались не такими уж безобидными. По ночам он гулял по Риму и, не в силах сдержать озлобление, избивал богатых бездельников, возвращающихся с ночных оргий, самодовольных горожан, спешащих домой из публичных домов, а также нищих попрошаек и пьянчуг, готовых на любую подлость за мелкую монету. И никто из них не пытался сопротивляться Нерону, не вспомнил про свое человеческое достоинство. Они кричали: «Да здравствует император!», когда он бил их.

Тогда Нерон выдумал еще более оскорбительную шутку: он собрал отряд из придворных и принялся по ночам грабить дома этих же придворных; причем, наутро император продавал хозяину ограбленного дома отнятые у него ночью вещи. И по-прежнему никто не возмущался: все делали вид, что они в восторге от ночных забав императора.

– Не существует на свете людей целомудренных и чистых. Большинство только скрывают свои пороки и хитро их маскируют, – горько говорил Нерон, обращаясь к Сенеке.

– И я, и ты? – спрашивал Сенека.

– Ты единственное исключение, а я, должно быть, отношусь к общему правилу, – вздыхал Нерон…

Однажды император читал придворным поэму о пожаре Трои. Скучающие кислые лица слушателей раздражали императора. Прервав чтение, он спросил:

– Неинтересно?

– Очень интересно! Какие великолепные стихи! – фальшиво воскликнули придворные.

Бешенство овладело Нероном.

– Я вижу, что вам неинтересно. Это потому, что вы не представляете, как горит большой город, – сдерживая внутреннюю дрожь, очень спокойно произнес император – Я помогу вам прочувствовать трагическую прелесть поэмы… Начальника городской стражи ко мне! Вот что, любезный, Рим должен загореться. Сегодня, сейчас! Что ты на меня уставился? Или ты не понял приказ императора? Выполнять!

Нерон оглянулся на придворных, чтобы посмотреть, не возразит ли кто? Они, пораженные, молчали. Затем самый ловкий из них опомнился и закричал:

– Слава императору!

– Слава императору! – подхватили остальные.

– Ну, и пусть горит это проклятый город  вместе с его ненавистными жителями! – с ожесточением заключил Нерон. 

Рим горел семь дней. В огне гибли люди, а на балконе императорского дворца Нерон каждую ночь читал придворным поэму о пожаре. Глядя на свои горящие дома, они почувствовали, наконец, трагическую силу стиха.

Римляне, потрясенные страшным бедствием, в первый раз осмелились возмутиться против Нерона. Сенаторы, ничего не сделавшие для предотвращения пожара, посоветовали императору, опасаясь народного гнева, объявить виновниками трагедии религиозных фанатиков –  христиан. Массовые казни этих нелюбимых в народе сектантов успокоили Рим.

После пожара ненависть к Сенеке достигла своего апогея. Ходили слухи, что по наущению христиан он подговорил императора поджечь город, а некоторые утверждали, что видели, как Сенека бегал с факелом по Риму и поджигал дома. Горожане просто–таки жаждали смерти Сенеки или, в крайнем случае, его изгнания из вечного города. А он и сам не хотел больше находиться в Риме и служить императору. Сенека подал прошение об отставке, которое было принято Нероном.

Подавленный и смущенный прощался Нерон со своим бывшим воспитателем. Мрачен был и Сенека. Оба молчали, да и о чем им было теперь говорить?

– Я не позволю, чтобы тебе был причинен какой-либо вред! – выпалил Нерон.

– Это твои прощальные слова? – горько усмехнулся Сенека и ушел из дворца.

Тот вечер император провел в полном одиночестве, никто не знал, что он делал…

Уехав из Рима, Сенека жил в своем имении недалеко от города. Он рассудил, что если его захотят убить, то найдут, где бы он ни скрывался.

В первое время Сенека часто вспоминал, как он впервые увидел Нерона пятнадцать лет назад, как интересно с ним было тогда, как они гуляли по террасам висячих садов и разговаривали обо всем на свете.

Теперь все переменилось. В собственных владениях Сенека чувствовал себя как в крепости с разрушенными стенами. Несмотря на то, что он за всю свою жизнь не совершил ни одного злого поступка, врагов у него было больше, чем у отъявленного злодея. Беседуя с одним из немногих друзей, приехавшим навестить его, Сенека в досаде говорил:

– Глупо тревожиться, опасаясь того, что может случиться, а может и не случиться, вроде пожара, обвала и других бедствий, которые хотя иногда и случаются, но не угрожают нам постоянно. Надо остерегаться того, что постоянно готово поразить нас – жди каждый день какого-нибудь зла от людей! Гром гремит прежде, чем поднимется буря; здание предвещает свое разрушение треском; дым возвещает о пожаре, – но опасность со стороны людей подкрадывается неожиданно, и чем она больше, тем тщательнее скрывается. Нельзя верить добрым лицам людей. У них только лица человеческие, в душе же они – звери!

Всю жизнь Сенека верил в судьбу; он не стремился ее обмануть, ибо знал, что это бесполезно. Он не боялся смерти, но ему было жаль, что его мысли умрут вместе с ним. Не зная, сколько времени у него осталось, Сенека торопился: он хотел записать свои размышления в надежде, что кто-нибудь прочитает их после его смерти и задумается над ними.

«Закон судьбы совершает свое право, ничья мольба не трогает его, ни страдания, ни благодеяния не переменят его, – торопливо записывал Сенека. – Всё в природе подчинено строгой необходимости, всё управляется непостижимой силой, которая заставляет расти деревья, течь реки, дает жизнь людям. Эта сила внутри каждого человека и разве может он бороться с ней? Можно называть эту силу по-разному: богом, природой, судьбой. Но она управляет миром. Она ведет за собой того, кто хочет идти за ней, и тащит того, кто сопротивляется. Поэтому всякому следует идти своим путем, принимая всё, что выпадет на этом пути. Выпало счастье – хорошо! Но обманчив вид счастья и краток его миг. А случилась беда – значит, так должно было случиться и нечего роптать! Надо переносить невзгоды спокойно и мужественно, ибо не могут они затронуть главного – души человека. Она – истинное благо. Счастлив человек с возвысившейся душой, очистившейся от зла, которое было в ней. В себе самом он носит добро и счастье, а не ждет этого от жизни. Когда люди осознают, что все они – часть великого целого, и в каждом частица Вселенной, тогда они станут жить как братья, как это и должно быть!»

Он верил, что так и будет когда-нибудь, хотя он этого не увидит. А вообще, Сенека был благодарен судьбе за то, что она дала ему возможность прожить такую жизнь, которую он прожил. И судьба опять сделала ему подарок – несколько месяцев покоя. За это время он многое успел обдумать и записать, и теперь был спокоен…

А император предавался удовольствиям. После отъезда Сенеки он как будто забыл всё, чему учил его наставник. Оргии Нерона вызывали оторопь даже у видавших виды римлян. Безудержный разврат процветал во дворце императора. Для того чтобы угодить Нерону, сенаторы и знать старались не отставать от него, отцы приводили ему своих дочерей, а мужья – жен. Красивые мальчики из знатных семей охотно шли служить императору, зная, что самый короткий путь к благополучию пролегал через его спальную.

Роскошь императорского двора затмила собою роскошь дворов легендарных восточных владык. Однажды Нерон распорядился построить для себя новый дворец, несмотря на то, что старый был просторен и красив. Когда в кратчайшие сроки дворец был построен, Нерон пригласил на новоселье всю верхушку римского общества. Потрясенные и подавленные осматривали они новое жилище императора. Длина дворца составляла около километра, стены были отделаны золотом и слоновой костью; с потолка сыпались цветы и разбрызгивались благовония: в бассейнах бурлила морская и ключевая вода, в одних холодная, в других – подогретая.

Нерон взглянул на бледные от зависти лица римских патрициев и со вздохом произнес:

– Наконец-то я заживу по-человечески!                            

Римлян передернуло. Довольный император улыбнулся.

Нерон не считался теперь ни с какими расходами для удовлетворения своих прихотей. Увеличились государственные налоги, безжалостно обирались далекие провинции империи.

 Росло число недовольных, но император не терпел ни малейшего сопротивления своим желаниям, – таким образом, казни стали обычном делом. И многие граждане решили воспользоваться благоприятной обстановкой для сведения счетов с собственными врагами: императорская канцелярия была завалена доносами. Удивительно, но одновременно с ростом репрессий увеличилось уважение к Нерону. В возгласах «Слава императору!» начали звучать искренние нотки.

…Уже год Сенека не бывал при дворе, но бывшего консула не забыли, – доносы на него поступали регулярно. Нерон рвал их, но приходили все новые и новые донесения. Скоро в Сенате был раскрыт заговор, и оказалось, что заговорщики поддерживали связь с опальным консулом. Затем были раскрыты другие заговоры, и снова имя Сенеки упоминалось в материалах следствия.

Нерон задумался. Он хорошо знал своего бывшего наставника и понимал, что тот никогда не станет бороться за власть и составлять заговоры. Но идеи Сенеки, безусловно, были опасными для государства. Слишком велик был контраст между понятиями философа о справедливости и реалиями государственной жизни.

 Чем больше Нерон думал об этом, тем больше он раздражался. Разве не жил он в соответствии с требованиями Сенеки? И что же? Он стал всеобщим посмешищем из-за этого безумного мечтателя! Идеи Сенеки приносят лишь вред, вносят смуту в государство! Сколько заговорщиков выступили против императора, начитавшись писаний этого старого чудака! Хорошо бы отослать Сенеку куда-нибудь на окраины империи… Впрочем, это бесполезно, у него такая громкая слава, что слова его будут слышны отовсюду.

 Нерон никак не мог решить, что делать с Сенекой, а между тем обвинительный материал накапливался. Было замечено, что император перестал рвать доносы на своего бывшего воспитателя. И враги Сенеки сделали вывод: время пришло! Сенат обвинил опального консула в государственной измене, что было равносильно смертному приговору. Все ждали решения императора, и Нерон после долгой внутренней борьбы утвердил приговор.

А Сенека ничего не знал -  его враги позаботились, чтобы до него не доходили вести из Рима. Философ спокойно жил в своем загородном имении среди великолепной природы, и душа его наполнялась тихой радостью. Никогда он не чувствовал так остро и пронзительно, как удивителен и прекрасен  мир! Раньше Сенека понимал это умом, теперь понял сердцем, – и он был счастлив, что ему довелось жить в этом мире!

Смерти Сенека не боялся, вернее, он готовился к ней как к неизбежному событию. Смерть – это отдых, покой, освобождение от страданий. Жизнь и смерть – неразлучные спутники, ибо для продолжения жизни на Земле живое должно умирать, освобождая место идущему ему на смену.

И все же, получив известие о вынесенном ему смертном приговоре, Сенека был потрясен. Однако он не поддался отчаянию: не он ли говорил, что судьба неумолима и любит наносить неожиданные удары? Можно было, конечно, умолять Нерона о снисхождении, о замене казни изгнанием или тюремным заключением. Однако Сенека не хотел провести остаток своей жизни в ссылке или тюрьме. Там живут надеждой на лучшее, а если ее нет, то стоит ли продолжать жизнь, лишенную свободы? Оставался единственный выход: самому уйти из жизни, не дожидаясь позора публичной казни.

Приняв это решение, Сенека спокойно и основательно стал готовиться к смерти. Позвав юристов, он сделал необходимые распоряжения об имуществе и составил завещание, затем привел в порядок свой архив и написал прощальные письма друзьям. В назначенный им самим день Сенека попрощался с родными, домочадцами и даже с рабами, лег в ванну с теплой водой и вскрыл себе вены. Боли он почти не чувствовал; душа его –  умиротворенная, легкая, –  медленно и незаметно покинула тело...

Узнав о смерти Сенеки, император засмеялся и смех его был страшен. Умер единственный человек, которого Нерон любил и уважал. Люди больше ничего не значили для него.

Первыми пострадали родственники императора. Нерон их терпеть не мог: они вечно затевали какие-то интриги, склочничали, враждовали друг с другом и со всем миром. Нерон принялся уничтожать их по алфавитному списку, а напротив фамилий уничтоженных ставил пометку: «Перестал пребывать среди живых».

Затем репрессии обрушились на римскую знать. Император опубликовал списки неугодных ему людей, и за голову каждого из них назначил большую награду. По утрам к императорскому дворцу приходили теперь люди с корзинами, в которых лежали отрезанные головы. Палачи, лишившиеся заработка, недовольно ворчали, впрочем, император не оставлял их без работы. Однажды на обычном утреннем выходе он заметил человека, который стоял в сторонке с недовольным и угрюмым видом.

– Кто это? И почему у него такое мрачное лицо? – поинтересовался Нерон.

– Это Пет Тразей. Он известен своим сумрачным нравом. Ничто в жизни его не радует, ничем он не доволен.

– Если ему настолько не нравиться жизнь, зачем ему жить? – сказал император, и Пет Тразей был казнен за отсутствие жизнелюбия.

А христиан Нерон продолжал казнить за амбициозные претензии на обладание истиной и за неистовый фанатизм. Воспитанного на великой греческой культуре Нерона не трогали полуграмотные проповеди этих сектантов; он не верил в их призывы к всеобщему братству, сочетающиеся с яростной борьбой против всех иных учений.

– Христиане опасны, – они хотят безраздельной власти над умами людей, и тогда… Я содрогаюсь, думая об этом. Единственное, что мне нравится в их учении, это утверждение о достижении вечного блаженства через страдание. Получается, что, уничтожая христиан, я открываю им дорогу к блаженству. Представляю, сколько благодарностей в мой адрес раздается на небесах! – говорил Нерон, назначая очередные казни последователей христианского учения.

Презирая всех и вся, император не скрывал этого. В былые времена он одевался в роскошные одежды, меняя их каждый день. Сейчас он постоянно ходил в одном и том же старом халате. В нем Нерон посещал Сенат, принимал послов, выходил к народу, участвовал в праздниках.

Издеваясь над римлянами, он приказал переименовать Рим в Неронополь, а месяц апрель, в котором родился, в нероний, сказав при этом, что если в календаре есть Юлий и Август, то почему бы не быть Нерону?

Уязвленные поведением императора римляне исподтишка ругали его, подбрасывали в императорскую канцелярию карикатуры на Нерона и пакостные стишки о нем. Но его абсолютно не задевали эти выходки, – Нерона не могли задеть насмешки тех, кого он глубоко презирал.

Императора предупреждали о возможности бунта, говорили, что он может потерять власть.

– Меня прокормит искусство, – усмехался в ответ Нерон.

И бунт, действительно, вспыхнул. Подняли его богатые и знатные римляне, которых император не успел истребить. Они бежали в дальние провинции империи, но и там не чувствовали себя в безопасности. От страха они начали действовать: ими был избран новый император, подкуплены войска. Восставшие легионы двинулись на Рим.

Нерон еще мог подавить мятеж, но для этого ему надо было стать таким императором, за которым пошли бы солдаты, которому подчинился бы народ. Но Нерон  не хотел следовать никаким правилам презираемого им людского общества. Несмотря на приближение мятежных легионов, он вел прежний образ жизни, и тогда враги решили, что он не способен к сопротивлению. Когда войска подошли к Риму, в нем вспыхнуло восстание против императора. Осмелевшие сенаторы объявили Нерона врагом Отечества и народа, и даже личная охрана императора перешла на сторону восставших.

Только сейчас и только на мгновение он испугался. Он велел своим рабам оседлать лошадей и бежал из города. Но дороги были уже перекрыты, и погоня по пятам преследовала свергнутого императора. Понимая, что смерть неизбежна, Нерон решил, что не доставит римлянам удовольствия судить и казнить его.

Остановившись посреди дороги, он взял нож у раба и примерился, чтобы нанести себе смертельный удар. Немногочисленная свита Нерона молчала. На лицах окружающих он видел страх, тревогу, ожидание, но не сочувствие. Тогда он с силой ударил себя ножом и упал на пыльную дорогу. Боль можно было терпеть, но Нерон надрывно застонал и изобразил невыносимое страдание. Вид умирающего императора был столь жалостен, что рабы заплакали.

В серо-голубых глазах Нерона промелькнула ирония:

– Какой великий актер умирает! – прохрипел он.  

 Толпа раздвинулась, и Нерон успел заметить чиновника, приехавшего арестовать его.

– Опоздали, – еле слышно произнес Нерон, губы его дрогнули в усмешке.

Тело его забилось в агонии и через несколько минут он умер.

Вместо эпилога

По сведениям древнеримских историков, имя Нерона с уважением вспоминалось в народе, и пышная гробница этого императора всегда была украшена свежими цветами. Легенды о возвращении Нерона рассказывали почти три столетия после его смерти.

За могилой Сенеки ухаживали лишь его родственники, да немногие почитатели иногда приходили туда; вскоре эта могила была заброшена и забыта. Позже на ее предполагаемом месте установили простой кирпичный столб, на который мало кто обращал внимание.

 Брячеслав Галимов