Амантай как всегда проснулся рано. Через открытый тундык в юрту пробивалась светлеющая муть серого неба. Аксакал перешагнул через порог: в долину дул свежий ветерок, еще не взошедшее солнце золотило плоские увалы Улытау. Возле очага уже хлопотала келин, сноха. Айнаш раздувала огонь. Горько – сладкий дымок кизяка растворялся в утренних сумерках.
Аксакал отошел в сторону, расстелил на теплой земле молитвенный коврик. Он уже почти заканчивал молитву, когда услышал рядом с собой шорох. Но Амантай не обернулся: окончив намаз, провел руками по лицу и редкой, седой бороде. Неторопливо поднялся с колен, глянул в сторону. Рядом молился его внук Канат, крепкий, но еще совсем мальчишка.
Амантай даже в предрассветном сумраке заметил: лицо внука осунулось, побледнело и отдавало нездоровой зеленью. Но аксакал промолчал, прошел к сложенной из плоских камней загородке: там, копошились просыпающиеся овцы. Слышались вздохи, кашель, журчание мочи и сладкое чмокание: разномастные ягнята, припав на передние ножки, торопливо насыщались жизненной силой из теплого вымени матерей. Их задранные к верху курдючки и хвостики подрагивали, нетерпеливо и мелко…
Аксакал раскрыл калитку и отара медленно потянулась в степь. Под тонкими ногами овец шуршали мелкие камешки, глухо и дробно отзывалась мягкая земля.
…Амантай вернулся в юрту, сел на привычное место. Байбише протянула ему деревянное кесе, наполненное горячим коже из курта и толченного проса. Сверху плавали золотистые кусочки обжаренного курдючного сала. Амантай благодарно кивнул жене, отхлебнул. Справа от него сидел старший сын Жумагали, крупный, плечистый, заросший густой и черной бородой. Он неторопливо обстругивал острым ножом баранью косточку: холодное мясо под отточенным лезвием сворачивалось в тонкую стружку, бледную, с белым налетом жира. Жумагали медленно ел, запивая тем же коже.
Канат присел рядом с отцом. Жумагали подвинул сыну нарезанное мясо. Но юноша, стиснув зубы, отрицательно мотнул головой. Айнаш с состраданием смотрела на сына, вздохнула. Канат с трудом проглотил маленький глоточек коже, посмотрел на висевшую у порога сабу с кислым, пенистым кумысом, но воздержался от возникшего желания: ему казалось, что он сейчас способен на одном дыхании опрокинуть в себя все содержимое, прокопченного в дыму, бурдюка. Но в соседних юртах лежали раненые жигиты, и им весенний напиток был нужнее…
…Пришла весна и жунгары снова вернулись в степи и горы Улытау. Рассыпавшись на мелкие отряды, они словно оголодавшие волчьи стаи вбирали в свои широкие пасти — крылья, только вышедшие на жайляу аулы. В степь пришла беда, хуже самого страшного джута.
Вчера, жигиты аула Амантая выследили один из таких отрядов и беспощадно вырубили всех врагов. Затянувшаяся война превратила мирных пастухов в опытных воинов: внезапность и быстрота нападения решили исход сражения. Два десятка ойротов и жунгар остались лежать в глубоком сае, куда стащили их тела победители, и укрыв нарубленными ветками челиги, присыпали камнями и глиной. Даже поверженный враг достоин погребения, такова воля Всевышнего…
В коротком бою погибших сородичей не было, лишь четверо тяжело раненных лежали в юртах, укрывшегося среди зеленеющих гор аула.
— Пройдет! – сказал Жумагали, заметив, как сын с трудом сдерживает подступающую тошноту: — Так всегда бывает, когда в первый раз убьешь врага…
Канат промолчал, стиснул зубы еще крепче. На бледном лице выступил мелкий бисер пота. Бабушка, ажека, горько вздохнула, сидела с закрытыми глазами. Мерно, из стороны в сторону, покачивался ее кимешек: «О Аллах! Когда перестанут гибнуть твои дети!», прошептала она. По морщинистой щеке стекла одинокая слезинка.
— Жунгары не сыновья Аллаха! Это злобные волки и их надо уничтожать! – недовольно проворчал Жумагали, услышав материнскую мольбу.
— Это так, сынок! – ответил ему Амантай: — Но при этом, не надо самому, уподобляться злобному зверю.
— Когда волк врывается в отару, он рвет скот без разбору! Трудно оставаться спокойным когда гибнут овцы…
— Но ослепленный яростью зверь не видит, что в его бок нацелено копье… Для того что бы победить нужен здравый рассудок и любящее сердце.
— О чем вы говорите, атеке? Я вас не понимаю! – грузный Жумагали беспокойно заворочался, силясь понять слова отца.
— Враг тоже рожден матерью: убивая его, помни, что он человек! Вы правильно поступили, предав их тела земле! Не нужно уподобляться беспощадному зверю. Война может продлиться много лет. Что ты передашь своим сыновьям, моим внукам, кроме ненависти, злобы и жажды мщения?
Канат пригнулся к кошме пола. Перед его взором встали узкие, раскосые глаза ойрота, на широком, желтом лице. Которое распалось на две части после удара его секиры – айбалта. Ойрот был еще жив, но, последними, в светлых глазах потухали страх и растерянность, и он вскрикнул, тонко и жалобно. Словно попавший в пасть лисы заяц.
Канат беспомощно оглянулся на мать, на ажеку. Но мать промолчала, а бабушка, по прежнему, покачивалась из стороны в сторону, не смотрела на своих родных. По ее лицу текли слезы.
-Правда, должна быть единой для всех! – продолжал аксакал: — Но у каждого человека может быть своя правда, так устроен мир! Защищая свою правду, ты должен быть уверенным в своей правоте. Иначе превратишься в равнодушного убийцу. Не нужно привыкать к этому! Проливать кровь человека – величайший грех, и ты должен быть уверен, что Всевышний поймет и простит тебя! Только так, вернувшись из битвы ты можешь с чистым сердцем обнять свою жену и сыновей. И они поймут тебя, и в их сердцах не будет страха к своему мужу и отцу
Аксакал повернулся к внуку, и ласково заглянул в его воспаленные глаза.
— Бейся за правду, жаным! И тогда, кровь не ляжет на твою душу тяжелым грузом! Но прошу тебя, не ожесточайся! Не привыкай к чужой смерти, будь снисходительным к поверженному врагу! Накорми его детей, они могут стать твоими друзьями! Помни это, жаным! Да благословит вас Аллах, мои сыновья! Впереди еще много сражений, после которых вы должны вернуться не только к своим очагам, но и к самой жизни! Да будет так!
— Да будет так! – машинально повторили за аксакалом сын и внук.
Амантай вышел из юрты. Ласково грело солнце. На свежей траве играли в альчики — асыки дети: спорили, ссорились. Тут же мирились, и снова ловко кидали косточки, стараясь попасть в намеченную цель.
Где то там, за горою, рыщут вражеские отряды. Но мудрый аксакал знал: народ победить нельзя, и рано или поздно заканчиваются любая война и невзгоды. Жизнь всегда побеждает смерть, потому что жизнь – это любовь и преданность: любовь — к своим горам, к степи. К родным и близким… И преданность – к своему народу…
- #без метки
- 59847 - прочтения за период публикации.
- .https://vasiliyshein.ru/
11 октября 2021
Иллюстрация к: Сердце Улытау