Страшные тайны шотландских замков

     От автора:

      Трилогия «Страшные тайны шотландских замков» является продолжением повести «Отважный шотландец Робин Говард». Ее можно прочитать в интернете: достаточно набрать в поисковике браузера имя автора и название повести. Но можно ограничиться и прочтением краткого ее содержания, помещенного ниже.

Краткое содержание предыдущей повести.

     Вторая половина четырнадцатого века. Уже прошло не одно десятилетие со времени блестящих побед Роберта Брюса, позволивших отстоять независимость Шотландии. Ее военная мощь по-прежнему не по зубам англичанам. Война во Франции не дает им возможности решиться на новую крупномасштабную интервенцию вглубь Шотландии. Но на границе продолжают происходить частые стычки между английскими и шотландскими воинами. Нередко происходят с обеих сторон большие опустошительные набеги на приграничные территории.  Раненый в одной из таких стычек молодой рыцарь Робин Говард попадает в плен к англичанам. Ни пленившему его рыцарю, ни другим, которые в дальнейшем становятся хозяевами Робина, не удается получить с его родственников выкупа. Чтобы не кормить зря пленника они используют его на тяжелых работах, которые исключительно развивают его физически. Высокое воинское искусство, которым от обладал, в сочетании с этой огромной силой сделали из него необычайно хорошего бойца. На пятом году своего тяжелого плена он попадает к одному из самых прославленных английских рыцарей Смиту Уоррену, ярому ненавистнику шотландцев. Тот изощренно издевается над ним, заключив шею в железный ошейник и посадив, как собаку, на цепь. Но происходит невероятное – Смит Уоррен сам оказывается на его месте, а наш герой в добротном очень дорогом вооружении этого рыцаря покидает дом, ставший ему тюрьмой, прихватив с собой немало драгоценностей. Робин Говард имеет возможность расправиться с Уорреном, но благородно оставляет ему жизнь в надежде когда-нибудь встретиться с ним в честном рыцарском поединке. С нашим героем путешествуют две попутчицы – шотландская красавица Маргарет, захваченная англичанами в очередном набеге, и англичанка Кэтрин, которая надеется найти в Шотландии спасение от гнева Смита Уоррена. Путь до шотландской границы оказывается отнюдь нелегким. Беглецам много раз приходится побывать в чрезвычайно опасных ситуациях и приключениях. Трилогия «Страшные тайны шотландских замков» начинается с того момента, когда наш герой и его спутницы въехали наконец на территорию Шотландии.    

      Повесть первая

                 Глава первая

     Скачущего на коне рыцаря Робина Говарда и его попутчиц, едущих в крытой повозке, окружали живописные виды: долины, холмы. Зловещим контрастом среди этих прекрасных картин природы выглядели безлюдные брошенные деревни и хутора, с каменными и деревянными домами, со следами пожаров и разрушений. То поблизости, то в отдалении взгляд часто встречал развалины крепостей. Это были замки шотландских рыцарей, которые велел в свое время разрушить легендарный Роберт Брюс, чтобы, завладевши ими, англичане не могли закрепиться на приграничной шотландской территории. (Роберт Брюс – шотландский граф, ставший королем Шотландии и возглавивший успешную борьбу ее народа против английских захватчиков. – П. Г.).

     Кэтрин обратилась к Робину с игривой веселостью:

     - Рыцарь, а рыцарь, наверное, мне надо называть вас ваша светлость, а то я все Робин, да Робин… 

     - Именно так, женщина, - ответил тот.

     - Вообще-то один из лучших английских рыцарей, даже любимчик короля,

был не против, когда я его звала просто по имени. Ему это даже нравилось.

     - Потому, что у вас были такие отношения, которых у нас никогда не будет с тобой.

     Кэтрин разочарованно, с досадой прикусила губу и с неудовольствием покосилась на Маргарет. Затем вновь обратилась к рыцарю:

     - Ваша светлость, а когда вы нам соизволите выдать оговоренную долю от нашей общей добычи?

     - Как только появится возможность открыть сундук, не используя меч, который жалко повредить, и поместить его затем в надежное для хранения место. По всей видимости, в моем замке.

     - А долго ли еще нам ехать до него?.. – спросила Кэтрин.

     - Не так уж. Вот минуем еще одну такую развалюху, - Робин указал на груды камней, в которых угадывались основания стен и башен, находящиеся неподалеку от дороги. - Еще две деревни, брошенные. Потом будет замок, уже не разрушенный. Это замок нашего соседа Тэда Милтона. Далее – две деревушки, не брошенные, - если, правда, их за время моего плена не покинули тоже, - и вот тогда вы увидите замок Говард, наш фамильный замок. Сейчас он принадлежит по наследству моему брату. Ну, а затем совсем немного проехать – и будет мой замок, Новый Говард … Но неизвестно мой ли он теперь. Ведь неспроста же пять лет я никакой весточки из дому не получил и меня не выкупали, хотя деньги были для этого, я точно знаю.

     - Ну, а если он теперь не ваш, замок, то где же тогда откроем ларь? – обеспокоилась Кэтрин.

     - Что-нибудь придумаем, не беспокойся. Впрочем, ты можешь забрать свою долю и раньше, чем вскроем ларь. Кроме него мы прихватили других немало ценных вещей. Дам тебе из них что-нибудь.

     - О нет. Это надо будет как-то нести, как-то кому-то сбывать. Нет, я хочу деньгами получить, а они, чую, в ларе лежат, – ответила Кэтрин.

     - Не беспокойтесь, получите каждая свою долю: я слово держу.

     - Мне ничего не надо, Робин, если ты меня к себе в замок возьмешь. Служанкой или работницей какой-нибудь. Могу все делать, что баба должна уметь делать. Возьми, сгожусь я тебе, не сомневайся, - сказала Маргарет несколько неуверенно, с робостью и надеждой в голосе.

     - Найду я тебе там дело, не беспокойся, Маргарет, - пообещал Робин и улыбнулся. Затем спросил: - А в свою деревню не хочешь возвратиться?

     - Не к кому. Отец, братья погибли в борьбе с англичанами. Остались только мачеха со своими детьми. Они мне, конечно, рады не будут. И я им рада не буду. Когда бы, скажем, мы на своей земле жили, то я бы вернулась, чтобы продать свою долю. Но мы же арендаторы – земля не наша.

     Проделав еще путь в несколько миль, наши путешественники приблизились к замку Говард, отстоящему от дороги, по которой они ехали, на ярдов двести. Из-за угла мощной мрачной крепости выглядывала деревня. Окружающая их территория радовала взгляд участками обработанной земли, где трудились крестьяне. По дороге, ответвляющейся от основной, наш герой подскакал к воротам замка. Они находились в квадратной башне за рвом. Стражник, видный между зубцами башни крикнул ему:

     - Ты кто?

     - Не узнаешь? – спросил рыцарь. Лицо его улыбалось под поднятым забралом.

     - Нет.

     -  А я тебя узнал. Ты, кажется, Хьюгенет.

     - Точно. Откуда ты мое имя знаешь?

     - Как не знать? Мы же с тобой не раз деревянными мечами сражались, когда я еще мальчишкой был, помнишь?

     Рыцарь снял шлем, встряхнул волосами и расправил их рукой, с которой была снята латная рукавица.

     - Ба! Кого я вижу! Ваша светлость, да не как это вы! Первый раз с бородой вас вижу – не узнал. Вернулись! А говорят, вас в живых уж нет давно!

     - Кто говорит?

     - Все говорят.

     В этот момент запоздало открылось окошко привратника около поднятого подвесного моста, закрывающего ворота. В окошке показалось круглое, заросшее седой щетиной лицо, с кисло-сонливым выражением. Оно прояснилось, заулыбавшись.

     - Барич… Вот это да! Вот это новость! Никто не ожидал, - в крайнем изумлении проговорил привратник.

     - А в каком оружии! Прям, как граф! – восхитился стражник и крикнул привратнику: - Ну что ты там телишься, хрыч старый. Что не открываешь?! Не видишь что ли, – свой?!

     - Вижу, но пойду – доложу хозяину. Порядок есть порядок.

     Привратник торопливо ушел в донжон, а разговор между нашим героем и стражником продолжался. С замершим от страха сердцем, ожидая услышать тяжелую весть, Робин спросил, жива ли его мать.

     - Жива, жива, - сообщил Хьюгенет. – В том замке, в вашем, хозяйничает.

     Робин Говард облегченно вздохнул и перекрестился, возблагодарив Бога.

     - Так значит, вы живы... И даже без всякого выкупа смогли вырваться из плена англичан проклятых, - говорил стражник. – Да к тому же в оружии таком вернулись. Как вам удалось? Уж не служили ли вы им, англичанам? Бывает такое, правда, очень редко, когда кто-нибудь из наших, кого не выкупают долго, переходит на их сторону и выслуживается у них до наград больших и званий.

     - Ты что, Хьюгенет! Столько лет Говардам служишь и говоришь такое! Неужели не понял еще, что Говарды не способны на предательство. Нет, вырвался я из плена силой. А что касается доспехов моих распрекрасных, то, как ты знаешь, по рыцарским законам не возбраняется взять оружие побежденного врага.

     - Вот это да! Вот это да! Такой подвиг в духе Говардов. Извините, сэр, что подумал о вас плохо. Ляпнул такое по глупости своей. Извините. Конечно, Говарды - безупречные рыцари. А уж от вас-то все ждали славных дел в будущем – очень вы всех поражали еще в юности своей способностью владеть оружием. Да и в плен-то попали, можно сказать, из-за отваги своей слишком большой – только вы и решились в такую опасность кинуться.

     Вернулся привратник и сообщил, что хозяина замка нет, что, дескать, он на охоте.

     - Это ты врешь, - усмехнулся Робин. – Конечно, он здесь. Если б на охоте был, ты бы сразу мне сказал. Как привратник может не знать, что рыцарь на охоту отправился? Просто мое возвращение для Томаса слишком неожиданно и нежеланно. И чувствует свою вину передо мной – вот и не хочет со мной встречаться. Боится.

     Сказав это, Робин повернул коня и вернулся на большую дорогу. Поехал со своими спутницами далее.

     Через полмили приблизились к дубовой и буковой роще. Дорога огибала ее. По другую сторону пути лежало поле, на котором тоже трудились крестьяне. Некоторые приостанавливали работу, чтобы взглянуть с любопытством на проезжающего всадника в красивом дорогом вооружении.

     Кэтрин сказала:

     - Что вы молчите, сэр рыцарь? Как я поняла, вас не пустили в замок брата. Но может, вам удалось узнать самое главное – есть ли у вас теперь замок или нет?

     - Самый главный для меня не этот вопрос, а что с матерью? К великой моей радости я узнал, что она жива. В сравнении с этим вопрос о замке – ничто. Мой ли он теперь? Пока не известно. Но полагаю, что все же мой, - ответил, обернувшись Робин. Придержал коня и, поравнявшись с женщинами, которые сидели на облучке, продолжил: - Кажется, я понял, почему пять лет проторчал в плену, так и не дождавшись выкупа. Для меня явилось большой неожиданностью то, что мать живет в моем замке. Я не сомневался, что она живет у Томаса, брата моего. А как же иначе? Если не стало одного сына, то с кем будет жить мать? Конечно, с другим. Тем более, что очень любит его. Все гонцы с письмом о моем выкупе, конечно, прибывали в замок Говард. Мне и в голову не приходило, что их стоит направить далее – в мой замок. Должно быть, Томас говорил всем, что выкупа не будет. А поскольку матери не было в его замке, то она не могла знать об этом и что-нибудь сама предпринять. К тому же, по всей видимости, он налгал ей, что ему известно о моей смерти в плену. Только так можно объяснить ее неучастие в моей дальнейшей судьбе после моего пленения. Правда, боюсь, ей препятствовала тяжелая болезнь. Но уверен, что в этом случае она все равно смогла бы заставить Томаса предпринять все для моего выкупа.

     - Но почему же она живет отдельно? Ведь, конечно же, вдовая мать всегда будет жить со своим сыном, если он есть у нее.  Я не один пример такой знаю, - удивилась Маргарет.

     - Вообще-то, помнится, они сильно друг с другом не ладили... Все же, думаю, не это главная причина. Живет она в моем замке скорей всего потому, что старается помешать Томасу вступить во владение им. А именно известие о моей смерти дает ему право так поступить, ибо он единственный мой наследник. Завладеть же всем моим имуществом – его большая мечта. Если мать, и правда, поэтому живет там, то тогда есть основания предполагать, что замок еще мой. И если она защищает его от Томаса, то, значит, еще надеется, что я жив и вернусь.

     - Вот это брат… Какой жадный... да и подлый, - проговорила Маргарет.

     - А что ты удивляешься? – сказала ей Кэтрин. – Разве не знаешь пословицу: «Брат брату враг – у рыцарей так»?

     - Пословица эта справедлива далеко не для всех братьев-рыцарей. Я знаю немало братьев, которые вполне ладят друг с другом. И таких знаю, которые пусть и не ладят, но из плена все равно выкупят брата. Особенно из английского. Это для многих, как святое, - произнес Робин. – Что же до моего брата, то жадности его, действительно, нельзя не дивиться. И откуда это у него? У нас, у Говардов, о которых мне известно, нет больше никого, кому бы это было свойственно.

     - Я бы не сказала, - заметила Кэтрин.

     Рыцарь покосился на нее с неудовольствием, но промолчал. Он продолжал:

     - Чего стоит хотя бы такой пример его поразительной жадности. Когда он достиг возмужалости, отец подарил ему свои старые доспехи. Не прошло, наверное, и года, как он сумел добыть себе в бою другие, получше. И вот эти, подаренные, он ухитрился продать отцу.

     - Продал отцу? Подаренное им? Вот это да. Неужели отец и в самом деле купил? Как он согласился на это? – удивились женщины.

     - Купил, хотя они ему не нужны были, ведь он имел другие, лучше. Тут я должен признаться, что, если и есть у нас, у Говардов, слабина, так она в  этом – не хватает у нас твердости в отказе. Нас легко склонить уговорами, требованиями. Это да. В такой борьбе мы слабые противники.

     - Я бы не сказала, - опять заметила Кэтрин.

     Робин вновь с неудовольствием взглянул на нее и ответил:

     - Но когда мы сталкиваемся со слишком большой наглостью, то возмущение придает нам сил и нам легче тогда не уступить.

     Когда наши путешественники обогнули рощу, им открылась обширная долина. Посреди нее тоже находились деревня и замок, в окружении полос обработанной земли, с виднеющимися на них фигурками крестьян. С трех сторон к долине подступали невысокие горы, покрытые густым, преимущественно хвойным лесом, в прогалинах которого серели крутые каменистые склоны. У подножия гор кудрявились сплошные зеленые массы широколиственного леса.

     Дорога проходила по краю долины. От этой дороги шла другая, поуже, но тоже хорошо уезжанная и утоптанная. Она вела к селению и замку. Наши путешественники свернули на нее.

     Стены замка, к которому они подъехали, были настолько невысоки, что их вполне можно было сравнить просто с каменной оградой какой-нибудь фермы. Этому впечатлению способствовало и отсутствие даже обычных для крепостных стен зубцов. Не было и башен, кроме одной. Она возвышалась поблизости от ворот в правом углу периметра стен. Это был донжон. По всей видимости, ему отводилась наиглавнейшая роль в оборонительной системе, довольно слабой, не имеющей даже обводного рва. Зато донжон был такой высокий, широкий, мощный, какой не всякий баронский и даже графский замок имел.

     Привратник стоял на стене прямо над воротами. Он выглядывал из-за парапета, видный по грудь. Плечи его покрывал суконный плащ с откинутым назад капюшоном. На голове была алая шотландская шапочка, из-под которой свисали седые, блестящие на солнце пряди длинных редких волос. Робину не пришлось снимать шлем, чтобы он узнал его.

     - Ба-а! Сэр Робин! Сэр Робин!.. Да неужели! Нет, не может быть! Так вы живы! Вы вернулись! – воскликнул он и исчез за парапетом. Через несколько секунд загромыхал вынимаемый из скоб большой мощный шкворень, и обитые железом створы ворот быстро широко раскрылись, движимые  энергичным усилием радостного привратника. Держа в руке дубовое бревно, служившее шкворнем, он отступил вбок, давая дорогу въезжающим в ворота, а когда они проезжали мимо него, громко закричал:

     - Сэр Робин, сэр Робин вернулся!

     Привратник схватил висевший у него на лямке через плечо рог и протяжно протрубил.

     Наши путешественники въехали во двор замка, представлявший собой прямоугольное пространство длиной ярдов сто и шириной ярдов шестьдесят, огороженное стеной, к которой теснилось несколько хозяйственных построек, сложенных из дикого камня. Из них вышли люди, в простых серых одеждах. Постояв у дверей две-три секунды и всматриваясь в приезжих, они все бросились к ним. Из двери донжона появились и сбежали по каменным ступеням несколько челядинцев. Вход в донжон здесь, как и в описанном нами выше донжоне Джека Мэйсона (см. первую повесть о Робине Говарде), находился на уровне второго этажа, и к нему вела лестница, одной стороной примыкающая к стене этой огромной башни. С обводной стены быстро спустился прохаживающийся по ней стражник, а с вершины донжона - дозорный. Приезжих окружило плотное кольцо людей. Были среди них и три других воина Робина, свободных сейчас от караульной службы и потому без оружия.

     Лица всех сияли неподдельной радостью. Вокруг раздавались ликующие голоса:

     - Сэр Робин, сэр Робин! Так вы живы! Вот это да! Какая радость!

     Сыпались вопросы:

     - Да как же вам удалось освободиться?! Без выкупа?! Да еще в таком вооружении вернулись?!

     - Погодите, погодите – узнаете скоро все. Немножко терпения, - говорил он. – Все расскажу, попозже.

     С деланной строгостью сказал стражникам:

     - Это еще что?! Как вы могли покинуть пост?! А ну, живо обратно!

     - Сэр, такая радость! Такая неожиданная радость! Как мы могли не прийти поприветствовать вас?! – ответили они ему, но сразу поспешили возвратиться к выполнению своих караульных обязанностей.

     - Распустились тут без меня, - улыбнулся Робин и сошел с коня. Конюх подхватил скакуна под уздцы, но не отводил пока его в стойло, а продолжал стоять здесь, широко улыбаясь.

     Все с любопытством посматривали на попутчиц рыцаря.

     Тот обратился к стоявшим поблизости свободным от караульной службы воинам, заговорив с ними шуточным тоном:

     - Вы, похоже, и правда, распустились тут без меня. У всех, как погляжу, брюшко даже появилось. Знать, не очень-то утруждаете себя упражнениями. Кто у вас сейчас воевода? Матушка моя, конечно. А ей главное – накормить хорошо подопечных. Разнежила вас. Ну, погодите, возьмусь я за вас.

     - Да мы только рады будем. Да мы только рады будем, если вы опять нас гонять будете, как тогда, до плена вашего, сэр, - отвечали они и тут же с виноватым видом стали говорить: - Вы уж простите нас, сэр. Виноваты мы перед вами. Виноваты, что не смогли тогда отбить вас в том бою с англичанами. Мы старались. Все ранения получили, но не смогли. Куда там – их так много было.

     - Да я не в обиде на вас. Сам виноват был. Не надо было в самую гущу их лезть. Да еще и вас за собой потащил на убой. По неопытности своей, конечно. В бою в первую очередь думать надо, а не лезть глупо на рожон, учил меня отец. Уж на что он герой был и то говорил мне, что нужно так сражаться, чтоб и отвагу выказать, и живым остаться.

     - А госпоже сказали, что сын вернулся? – спросил кто-то.

     - Лили и Долли побежали к ней, - сказала другая женщина. – Да вон они идут.

     Робин обернулся и увидел мать, в сопровождении двух служанок. Они только что вышли из двери донжона и начали спускаться по лестнице. Он устремился к ней. Через несколько секунд уже поднимался по каменным ступеням. Навстречу ему спускалась женщина лет пятидесяти. У нее было удивительно моложавое, еще привлекательное лицо, в обрамлении седых кудряшек, выбивающихся из-под белоснежного чепца, плотно облегающего голову и нижними свисающими краями закрывающего уши. Красивая золотистая вышивка украшала грудь и плечи коричневой рубахи. Белый неширокий передник, идущий от пояса, несколько не доставал до нижнего края длинной синей юбки.

     Элла Говард – так звали эту женщину – протянула к рыцарю руки со словами: «Робин, сынок мой…» Вдруг лицо ее сморщилось, сделавшись сразу старым и некрасивым. Робин внутренне вздрогнул. Он знал, что лицо ее всегда становится таким, когда она собирается заплакать. Все в нем сжалось от острого, болезненного чувства. Она стала заваливаться назад, лишаясь чувств. И вновь нашего героя не подвели реакция и способность к взрывной стремительности. Бросившись к матери, он успел не дать ей упасть, подхватил ее на руки и внес в донжон, в Рыцарский зал, где опустил на стоявшее под стеной деревянное кресло. Он хотел выпрямиться, но она удержала его, обхватив руками. Он с сыновней почтительной покорностью остался в неудобном для себя положении. Слышал, как быстро бьется ее сердце.

     Некоторое время она сидела так, ничего не говоря, лишь время от времени шмыгая носом, ибо из глаз ее лились счастливые слезы. Потом стала тихо говорить:

     - Робин, Робин, сыночек мой родной… Неужели ты вернулся? О, это чудо. Я так ждала тебя. Я верила, что ты придешь, что ты жив. И ты пришел. Не сон ли это? Я никогда не была так счастлива.

     Наконец она отпустила его, и он выпрямился. Спросил:

     - Матушка, а скажите, этот замок могу я по-прежнему называть своим?

     Она заулыбалась и ответила:

     - Да, да, мой дорогой. И замок, и весь феод, доставшиеся тебе по наследству, по-прежнему твои. Все, что было твоим до плена, все твоим осталось. Хотя, должна признаться, нелегко мне было отстоять это. Ведь Томас единственный твой наследник, как ты знаешь. Он так стремился скорей вступить в наследство. Не раз приезжал сюда даже с шерифом, юристом. Его законное право. Но мне каждый раз удавалось его уговорить все-таки еще годик обождать. Я не верила, я не хотела верить, что тебя нет в живых. Ты мне так часто снился. То среди каких-то огромных камней, которые колешь киркой, а расколотые камни накладываешь на что-то, то на стройке какой-то большой. Я просыпаюсь, а в душе какое-то ощущение, что ты жив, жив. А в последние два месяца вообще пару раз сон был жуткий. Вроде я в дом какой-то вхожу, а там собака на цепи сидит, в железном ошейнике. Страшная такая. И – ко мне. Я в ужасе отпрянула. А она мне человечьим голосом говорит: не бойся, мама, это ведь я – твой Робин. Я смотрю, - и правда ведь, у нее черты человеческие, твои черты. Ой, я в холодном поту просыпалась. И вспоминала что он сказал мне еще, а он мне оба раза сказал вот что: «Я приду к тебе, мама, обязательно приду. Скоро приду».

     Одолев немоту жуткого удивления, вызванного последними словами матери, Робин произнес:

     - Да, бывают вещие сны… У меня у самого не раз были. Но никогда не удавалось отличить их от обычных снов. Только потом, когда событие произошло, понимал, что видел его во сне… Но скажи, с чего же вы решили, что меня нет в живых? Я был просто в плену. Долго был – это да, но был жив. Если б вы меня выкупили, то вернулся бы раньше.

     Она глядела на него удивленно, широко раскрытыми глазами. Потом проговорила:

     - Но,.. но Томас ездил тебя выкупать. Ему сказали, что ты умер от ран.

     - Что еще тебе набрехал твой Томас?

     - Как набрехал? Ты что говоришь?! Да ты думаешь, что говоришь?! Он что ж, обманул меня?! Как такое в голову тебе пришло? Эх, ты братоненавистник. А он так любит тебя. Он ездил тебя выручать, жизнью рисковал ради тебя, хотел выкупить, а ты так говоришь о нем.

     - Тот, кто ездит выкупать пленных, ничем не рискует – таких там с большой радостью встречают, принимают и отпускают беспрепятственно. Разве что на разбойников нарвется. Но он же, Томас, не один поехал бы - с ратниками своими, а ратники у него прекрасные – вся дружина отца ему досталась. Но он, конечно, никуда не ездил.

     - Ох, Робин, Робин, как ты плохо думаешь о своем брате.

     - А скажи, он хоть по возвращении из Англии, якобы, по возвращении, деньги тебе отдал, которые брал, якобы, для выкупа?

     - О, ты знаешь, с ним такая плохая история там вышла. Рыцарь, который заманил его для твоего, якобы, выкупа, под угрозой расправы над ним заставил его отдать все деньги, которые он привез для выкупа. Томасу пришлось подчиниться, потому что он уже въехал в замок, который западней оказался. А там врагов гораздо больше находилось, чем с ним было людей. Их бы просто из арбалетов и длинных луков перестреляли, сказал он.

     - О, не думал я, что Томас такой сочинитель хороший. Ему бы не рыцарем, а бардом быть. Такого просто не могло быть, но если бы даже было, то я бы узнал об этом – или сам бы видел, или от челяди узнал бы.

     - А почему ты думаешь, что это было в том замке, в котором ты находился? Это, конечно, было в другом. Должно быть, рыцарь, живший по соседству просто ловко схитрил. Он узнал, что в плену у соседа шотландский рыцарь. И послал письмо к нам с предложением выкупа – многие англичане знают о нас и найти наш замок нетрудно. И вот доверчивый Томас приехал к нему с деньгами. А тот не упустил шанс этим воспользоваться.

     - Тогда как же Томас узнал, что меня нет в живых?

     - Ну как? Трудно разве догадаться? Значит, тот подлый рыцарь это сказал ему – надо же как-то объяснить, почему он не может выдать пленника.

     - Я бы очень хотел в это поверить, но не могу, ибо это полнейшая чушь. Еще раз говорю – такого просто не может быть. Существует давний устоявшийся обычай, позволяющий выкупать, обменивать пленных, отдавать и получать выкуп, повторяю, беспрепятственно и безопасно для всех. В этом обычае все заинтересованы. Никому не дадут его нарушить. Никому и в голову не придет такую коварную хитрость осуществить, потому что каждый понимает, что его за это свои же покарают.

     - Это ты говоришь чушь, ты говоришь чушь, а не Томас. Просто ты очень его за что-то не любишь – непонятно за что. Всегда он у тебя виноват во всем. Тогда как он честный, благородный рыцарь. Он не может солгать, а уж тем более совершить такую подлость, в какой ты его обвиняешь… Это ты говоришь чушь, ты! Сколько же можно видеть в родном брате врага?! Он тебе ничего плохого не сделал!

     При последних словах краска бросилась в лицо Эллы Говард. Робин знал что это предвещает, но не удержался от того, чтобы продолжить:

     - Я бы очень рад был любить брата. Но этот «честный, благородный» рыцарь заставил нас с вами страдать больше пяти лет. Нет сомнений, что он действовал умышленно, все рассчитал. И этот подлый поступок, к сожалению, не единственный, который вынуждает меня не питать к нему симпатий. Вы это хорошо знаете: вспомните как…

     - Замолчи! Замолчи сейчас же! И чтоб я больше не слышала от тебя этого! – воскликнула Элла Говард и нервозно замахала руками и даже топнула ногой. – Замолчи!

     И Робин замолчал, ибо понимал, что теперь ничего невозможно ей доказать. Он хорошо знал эту черту характера матери, особенно сильно проявившуюся с возрастом, и немало досаждавшую ему, как и другим, кто находился в близком общении с ней. Когда Элла Говард считала, что она права в чем-либо, или хотя бы просто хотела считать, что права, то она преисполнялась поразительной уверенности в этом. Если ее пытались переубедить, то она становилась все более нетерпимой к противоположному мнению и очень скоро поддавалась невростенической вспышке гнева.

     Лицо ее опять сморщилось, став некрасивым, старческим. Но теперь это вызвало у Робина не столько болезненное чувство жалости, сколько досаду. «Опять», - подумал он с неудовольствием и приготовился терпеливо пережидать приступ истерики. Миссис Элла плакала несколько секунд. Затем смахнула пару слезинок и опустила голову на руку, поставленную локтем на подлокотник кресла. Теперь уже несколько наигранно она проговорила укоризненно-сокрушенно:

     - И за что, за что мне такое наказание – два сына-братоненавистника?!

     Причем не заметила, что это высказывание противоречило ее утверждениям о любви Томаса к брату.

     Она быстро вернулась в прежнее расположение духа.

     - Робин, сын мой. Роб, дорогой мой, - произнесла она, протягивая к нему руки и вставая с кресла. Она вновь крепко обняла его. Он ласково, трепетно тоже принял ее в свои объятия. Нежно поцеловал в лоб, который пришелся ему под подбородок.

     - Ну, расскажи, расскажи, милый, как ты освободился, как тебе удалось вернуться? И откуда у тебя такие доспехи – прямо королевские?!

     - Сразу все не расскажешь. Да и вспоминать сейчас не хочется это почему-то. Попозже, ладно, мам?

     - О да, да. Как же я не подумала – тебе же надо поесть хорошо с дороги. Отдохнуть хорошо. А уж потом, когда сядем вечером у камина…

     Леди Говард обратилась к стоявшей поблизости служанке:

     - Позови Эдит.

     Служанка вышла в одну из трех дверей и скоро вернулась с кухаркой.

     - Что там у нас есть вкусного? – спросила миссис Элла.

     Эдит ответила:

     - Жаркое из говядины, еще не остыло, кажется. Лососина.

     - Ну, это обычная пища. А вкуснятина есть какая-нибудь? Все-таки, видишь, молодой хозяин прибыл – надо попотчевать на славу. Такая радость у нас.

     - Есть и вкуснятина, конечно: хлеб, сало, холодные запеканки, пирожки, посыпанные тмином, лебедь в кислой подливке – его только сейчас приготовила.

     - Что?! Опять лебедей стрелял?! Вот поганец. Я же запрещал ему?! Их и так мало у нас здесь в округе осталось. Воспользовался тем, что меня нет, - возмутился Робин. - Ну, я задам ему. Бобби Хал, да?

     - Да, он. Лучник твой и твой любимчик. Продолжает нас дичью снабжать исправно, - ответила леди Говард.

     - Ну, теперь он не будет стрелять всех подряд, - пообещал возмущенный Робин. Затем обратился к Эдит: - Ладно, давай, неси все это. И эля, конечно.

     - Эля нет, сэр, - сказала кухарка. – Никто не варил. Ведь никакого праздника нет сейчас. А ваш приезд так неожидан.

     - Ну, тогда вина. Рейнского, - велел рыцарь и добавил, улыбнувшись: - Надеюсь, вы его не все выпили тут без меня?

     - Нет, конечно, - тоже улыбаясь, ответила Эдит. – Его еще много.

     - Ну, верно говорят – нет худа без добра: за время моего отсутствия оно прибавило пять лет выдержки. Неси флягу побольше. И вот еще что – стол на троих накрой. Со мной две женщины отобедают.

     Леди Говард удивленно взглянула на сына.

     - Я с ними вместе бежал от англичан, матушка. Они неплохо помогли мне, - пояснил Робин и добавил: - одна из них скоро покинет замок, отправится далее на север, но другая останется здесь. Будет у нас ключницей.

     - Ключницей? Да ты что, Роб? У нас уже есть ключница. И она отлично справляется со своими обязанностями.

     - Эта тоже будет отлично справляться со своими обязанностями – я знаю. К тому же пусть и старая остается – будет учить новую.

     - Как? У нас будут две ключницы? С какой стати? Ты что, Робин?

    С досадой наш герой подумал, что придется долго настаивать на этом решении, ибо знал привычку матери утверждать свое мнение буквально во всем. Но она, к его радости, неожиданно согласилась, махнув пренебрежительно рукой:

     - Ладно, как хочешь. Теперь ты здесь хозяин. Тебе и решать, – и добавила: - И в самом деле, что это я? Еще из-за таких пустяков ругаться что ли с тобой? Это ничто в сравнении с той радостью, которая у меня сейчас.

     Она вновь ласково заулыбалась и нежно прижалась к нему, проговорив:

     - О, мне просто не верится, Робин… Неужели ты, и правда, жив, опять со мной?.. Вернулся, мой дорогой.

     Выпустив его из объятий, сказала:

     - Ну ладно, оставляю тебя с твоими блудницами.

     Направившись к выходу, приостановилась и, обернувшись, произнесла назидательно-строгим тоном:

     - Но мы еще поговорим с тобой об этом. Я не допущу, чтобы мой сын позволял себе блудливые повадки, как какой-то простолюдин. Не забывай, что ты лэрд, а лэрды должны быть безупречны во всем, а особенно в этом… Надо бы тебя женить поскорей. А то как бы не избаловался.

     - Да вы что, матушка – мне всего-то двадцать шесть.

     - Самый раз. Не понимаю тех рыцарей, которые до сорока тянут, а то и до пятидесяти.

     Она вышла в дверь, ведущую в другие комнаты.

     Робин подошел к выходу из донжона. Выглянув из двери, увидел, что лошади из повозки, на которой приехал, уже выпряжены. На козлах продолжают сидеть Маргарет и Кэтрин. Рядом с ними стоят трое его воинов, свободных сейчас от службы. Кэтрин весело говорит что-то, и все смеются.

Робин кликнул одного из солдат, выполнявшего обычно обязанности его оруженосца. Тот поспешил к нему.

     С его помощью снял доспехи. Затем вышел в соседнюю комнату, сбросил с себя одежду Смита, носимую под латами, и надел принесенное ему свое платье, пролежавшее более пяти лет в сундуке. Оно было прохладное, с полосами, оставшимися от длительного лежания, хотя было правильно и аккуратно сложено.

     Вернулся в зал. Стол уже был накрыт. Велел оруженосцу позвать Маргарет и Кэтрин.

     Те радостно, но несколько робко вошли в зал. Это был скорее не зал, а просто очень большая комната. Скупой, но вполне достаточный свет, проникавший через два узких окна-бойницы, освещал длинный дубовый стол, со скамьями такой же длины по бокам его, огромный камин, сейчас не топившийся, стены, увешанные большими шкурами быков, медведей, оленей и оружием, то есть охотничьими и военными трофеями, пару табуреток и два деревянных кресла, считавшимися в те времена предметом роскоши. Заметно украшали интерьер блестящие, великолепные доспехи, только что снятые нашим героем и уже надетые оруженосцем на специальную стойку, позволявшую придать им вид стоящего рыцаря. Вошедшие женщины глядели на все это восхищенно-любопытными и несколько удивленными взглядами людей, никогда не бывавших в Рыцарском зале и давно желавших увидеть его.

     Но еще большее впечатление произвел на них сам хозяин замка. Он предстал перед ними в дорогом красивом платье тонкого фламандского сукна, плотно облегавшем его атлетическую статную фигуру. На нем были коричневый полукафтан, длинные чулки – один синего, другой зеленого цвета.

     Женщины перевели взгляд на стол, накрытый для трапезы. Обильная вкусная пища, которую увидели на нем, не могла не обрадовать их, проголодавшихся в пути, где не могли питаться вдосталь. Тем не менее Кэтрин сказала:

     - Сэр Робин, а может, вначале мы посмотрим, что в том сундуке, который мы привезли. Неужели вам неинтересно?

     - Интересно, но не настолько, чтобы оттягивать обед.

     - Может, там огромное богатство. И хоть из того, что в этом ларе, моя совсем небольшая часть, я и то сгораю от нетерпения. Боюсь, мне и кусок в горло не полезет. Удивляюсь, как вы так спокойно оставили такое богатство во дворе. Сундук, еще ладно, - на крепком замке, но в повозке, кроме него вещей столько дорогих…

     - Не беспокойся, Кэтрин, челядь у нас не вороватая. Правда, за пять лет моего отсутствия здесь многое, конечно, могло измениться. Поэтому я велел своему оруженосцу присмотреть за повозкой. Так что можешь есть

спокойно, - ответил рыцарь и пригласил своих недавних спутниц к столу.

     Садясь за него, Маргарет сказала Кэтрин:

     - Вот видишь, Кэтрин, ты зря намекала на то, что сэр Робин, якобы, жаден. Сейчас, кажется, ясно кто из нас такой.

     - Да? А ты вспомни какой он был прижимистый, когда мы просили, чтобы он выделил нам некоторую долю от его добычи.

     - Потом он мне сказал почему. Он боялся, что кто-то воспользовался его отсутствием в Шотландии и прибрал к рукам его замок, его феод. Чтобы вернуть это, могли понадобиться деньги и немалые. Опасался, что не сможет вернуть и придется покупать земли и строить новый замок. А для этого денег очень много нужно.

     - Вы что там шушукаетесь? – услышал их тихий разговор рыцарь и, садясь во главе стола на кресло, заверил:

     - Верно говорит Маргарет. Теперь, конечно, я буду куда щедрее.

     Это обещание добавило аппетит Кэтрин, и здесь, за столом, когда она принялась жадно поглощать кусок за куском, и потом, когда предъявила большие, чем до этого, претензии на содержимое сундука.

     После обеда наш герой вскрыл его, и все присутствующие при этом так и ахнули, увидев, что ларь до краев наполнен золотыми и серебряными монетами.

     - Откуда у Смита Уоррена столько? – сказал пораженный Робин. – Да, неплохо он погулял по Шотландии нашей многострадальной.

     - Да нет, конечно, это далеко не только из Шотландии вашей нищей. Он и во Франции, и в Уэльсе, и в Ирландии повоевал. К тому же, знаю, получил огромную награду от короля, которого как-то в бою от верной гибели спас, во Франции, кажется, - проговорила Кэтрин, когда немного оправилась от сильнейшего изумления и сумела подавить досаду от того, что большая часть этого богатства достанется не ей. Она потребовала в три раза больше обещанной ей доли. И получила. Робин предложил столько же и Маргарет. Та, однако, напомнила ему, что уже отказалась от своей доли с условием, что он оставит ее в своем замке.

     - Да я и так тебя оставлю здесь. Ну хорошо, пусть твои деньги у меня на сохранении будут. Если ты пожелаешь покинуть мой замок, то получишь их, я обещаю.

     На следующий день он велел слуге отвезти на повозке Кэтрин в ближайший город.

Глава вторая

     Через четыре дня после возвращения нашего героя между ним и его матерью состоялся очень важный разговор:

     Она сказала:

     - Вот что дорогой, я имела сегодня беседу с новой ключницей. Ты думаешь, я не понимаю зачем ты оставил ее здесь. Да и мне, конечно, уже передали, что все эти четыре ночи, которые находится у нас, она провела в твоей спальне. И вот что я тебе скажу. Мне стыдно, что мой сын приобщился к блуду. Это позор на всю нашу семью. Ты пятнаешь честь нашего рода, честь лэрда. Мы долго с нею беседовали. И вот, что я тебе скажу…

     Робин внутренне напрягся, ожидая трудного, неприятного разговора с матерью и был удивлен и обрадован, когда Элла Говард сказала:

     - Не скрою, она мне очень понравилась. Конечно, не красотой своею – это меня меньше всего интересует, а своей душевностью, искренностью, умом, чистотою взглядов, интересов. Чувствуется, что воспитана она в строгих патриархальных правилах. Она мне все честно рассказала - что произошло с нею и с тобою там, в Англии. Она не заслуживает никакого осуждения. Никто из хорошеньких девушек не может сохранить в плену девственность. Это все знают. И просто диво, что девственность свою она отдала не врагу, а тебе. Это хороший человек. Я умею разбираться в людях и никогда не ошибалась. И вот еще что я поняла. Она очень любит тебя, по-настоящему любит. В этом нет никаких сомнений… Теперь вот что скажи мне. А ты любишь ее?

     - Я?.. Ну, да…

     - Что значит: «Ну, да?» Говори откровенно.

     - Да, я люблю ее, матушка… Теперь я это окончательно понял.

     - Любишь или это просто мимолетное блудливое увлечение? Такой не увлечься нельзя – она любому может голову вскружить. Но насколько это серьезно у тебя?

     - Да, матушка, я люблю ее, очень люблю. Без нее не представляю своей дальнейшей жизни.

     - Тогда у меня для тебя есть две хорошие новости. Первая, это то, что она, оказывается, из семьи богатых арендаторов. Она мне сама об этом сказала. Конечно, я могла бы не поверить. Но я об этом уже знала еще до разговора с нею. Оказалось, что у нас есть служанка, Кларисса, которая из одной с нею деревни. После разорения их деревни она, сумев избежать плена, перебралась сюда. Попросилась к нам. Я взяла ее. Она сразу узнала Маргарет. Они с большой радостью встретились. Конечно, мне об этом передали – ты же знаешь, что здесь, в замке, везде есть мои глаза и уши. Я велела позвать ко мне Клариссу и расспросила ее очень подробно о Маргарет, прежде, чем встретиться для беседы с нею. Кларисса сказала, что и отец ее, и братья, погибшие в борьбе с англичанами, и мать, умершая еще раньше, а главное, сама Маргарет известны всем как хорошие люди – честные, добрые, благочестивые. Сказала, что в деревне они были самые богатые – их хозяйство оценивалось в более, чем двести фунтов. Ты, наверное, догадываешься в связи с чем я об этом говорю? Это значит, что по нашим шотландским понятиям их можно считать почти ровней нам. Вот это и есть первая хорошая новость для тебя, которая имеет непосредственное отношение ко второй. (В Шотландии после отмены крепостного права никогда не было такого неравенства между богатым крестьянством и мелкими и средними феодалами, как в других странах Европы – П. Г.).

     - А вторая новость – это то, что я согласна благословить ваш брак. Конечно, хотелось мне, чтобы ты женился на какой-нибудь девице тоже из лэрдов, как и мы. Но я уверена, что никакую из них ты не полюбишь так, как ее. Даю согласие, главным образом, потому, чтобы уберечь тебя от блуда, ибо знаю, что ты из-за нее или вообще долго не будешь жениться, как иные, или, женившись, будешь держать ее под боком для блуда. Ну и, конечно, потому согласна, что считаю, что любовь в браке имеет очень большое значение – именно она может сделать по-настоящему счастливым. А я хочу, чтобы мой сын был счастлив.

     Робин заключил мать в радостные, благодарные объятия.

     - Ой-ой, да ты задушишь меня… Ну, медведь.

     Наш герой сразу же выпустил мать из объятий.

     Она сказала:

     - Ну все, можешь идти теперь обрадовать невесту. И готовьтесь к свадьбе.

     На пятый день после этого разговора Робин и Маргарет обвенчались. В положенное время у них родился первенец – прелестный, крепкий малыш, радующий родителей, а особенно бабушку. 

     Наверное, читателю небезынтересно узнать, как наш герой распорядился нежданно обретенным богатством. В первую очередь сделал то, о чем мечтал еще до плена, – достроил и укрепил свой замок. Вокруг донжона поднялись мощные настоящие крепостные стены, с башнями. Таких высоких, толстых, крепких стен не было ни у одного замка во всем шерифстве – даже у замков баронов, лордов, графа. Окружил крепость глубоким широким рвом, соединив его с ближайшей рекою, которая наполнила его водою. Донжон не надстраивал и никаким иным образом не видоизменял его, ибо он и так отвечал самым высоким требованиям, предъявлявшимся к таким сооружениям. Причем удалось осуществить все это довольно большое строительство лишь за три года. Благодаря тому, что на нем были одновременно заняты восемь бригад каменщиков. Они пришли из разных шерифств. Дал хорошо заработать и многим бедным поденщикам со всей округи, которые выполняли тяжелые неквалифицированные работы, чем облегчили труд каменщикам и значительно ускорили строительство.

     Так благодаря богатству, которым нежданно овладел в плену, Робин Говард сделался хозяином лучшего, поистине неприступного замка в округе, ставшего предметом зависти соседей-феодалов.

Глава третья

     Однажды произошло событие, которое произвело очень страшное впечатление на Маргарет и особенно, как ни странно это может показаться, на нашего героя. Начало ночи они тогда, как обычно, проводили в страстных любовных утехах. Вдруг сидящая на кровати Маргарет замерла, склонив голову. Увидев это, Робин поначалу только удивился. Но видя, что она продолжает оставаться в таком положении, решил, что это выглядит довольно странно.

     - Что такое, Маргарет? – спросил озабоченно он.

     Однако она не ответила и все также сидела, не поднимая головы и не двигаясь.

     - Что случилось, дорогая? – сказал уже обеспокоенный муж, но женщина, словно окаменела.

     - Да что такое с тобой, Маргарет? – уже не на шутку встревоженный, проговорил он и, взяв нежно ее за плечи, чуть встряхнул.

     Она сидела все также. Он встряхнул ее немного сильнее, однако с тем же результатом.

     Но через некоторое время уже без его каких-либо попыток привести ее в чувства, она сама вдруг подняла голову. Он увидел, что ее огромные красивые глаза полны ужаса. Сумел увидеть это выражение в темноте потому, что в узкое высокое окно-бойницу смотрел сияющий на звездном небе месяц, и его белый голубовато-мертвенный свет ярко освещал внутренность спальни: камин у стены, с черным погасшим очагом, стержень- подставку для свечей, уже давно потушенных, голые каменные стены. Заглядывал луч и под балдахин двуспальной супружеской кровати.

     Робин обрадовался, что жена пришла в себя, но сильная взволнованность не оставляла его. Маргарет между тем взглянула через плечо мужа, сидящего на краю постели, и, облегченно вздохнув, произнесла тихим и испуганным голосом:

     - Все, ушел.

     - Кто? – удивился Робин и обернулся. Он поглядел туда, куда смотрела Маргарет – в сторону двери. Но никого не увидел там. В первый момент удивился и возмутился, подумав, что кто-то из челяди дерзнул заглянуть к ним в спальню. Но тут же сообразил, что это едва ли произвело бы на Маргарет такое впечатление. Нет, явно произошло что-то другое. Что-то из ряда вон выходящее, таинственное, страшное. Но что? На него вдруг повеяло жутью. Хотел пойти посмотреть за дверь, увидеть, что так испугало жену: ведь он не боится, он же рыцарь, отважный рыцарь. Но вместо этого продолжал сидеть на краю кровати, чувствуя, как все холодеет внутри, что не может сразу встать и пойти к двери. И опять спросил:

     - Кто?

     Она ответила:

     - Призрак.

     Он разглядел, как ее большие пушистые ресницы дрогнули при этом ответе. Глаза все также были полны ужаса.

      - Я так сидела и молчала потому, что боялась, что, если скажу кого увидела, то ты пойдешь драться с ним. Ты же ничего не боишься. Но никакой смертный не может одолеть призрака. Я боюсь тебя потерять, Роб.

     - Любая женщина закричала бы, наверное, увидев это, а ты не закричала, просто сидела и молчала, - поразился смелости супруги Робин.

     - По той же причине и не закричала – ты бы тогда уж точно пошел бы драться с ним. А голову склонила потому, что очень боялась его снова увидеть.

     В детстве Робин ничего не боялся так, как привидений и ничего не любил так, как рассказы о привидениях. Слышал их преимущественно от детей челяди, с которыми проводил немало времени в играх, а порой и от их родителей, тоже любивших поговорить об этом.  Эти рассказы повлияли на него таким образом, что он долго боялся один ходить по неосвещенным комнатам, переходам донжона. Впечатлительному мальчику даже днем нередко мерещились призраки. Но чем становился старше, тем боязнь потусторонних теней становилась меньше, и все реже они невольно представлялись ему. А к годам шестнадцати – семнадцати подобные видения и вовсе перестали его беспокоить, и он стал разделять мнение многих взрослых, правда, заметим, отнюдь не большинства, что никаких привидений в реальности нет и что многочисленные свидетельства их явлений людям есть ничто иное, как полнейшая выдумка. Маргарет ошибалась, полагая, что наш герой ничего не боится. Несмотря на всю свою отвагу, он испытывал страх, и не малый, при встрече со смертельной опасностью. Нередко ему приходилось преодолевать его перед боем. Но даже этот страх был ничто в сравнении с тем ужасом, который он испытывал в детские годы, когда ему мерещился призрак. И вот такой ужас его охватил и сейчас. Но он уже был зрелый муж, испытанный отважный воин. Поэтому сумел все же, хотя не сразу, овладеть собой. Заставил себя встать и направился к двери. Нет, он не собирался сражаться с призраком, но хотел хотя бы показать жене, что не боится.

     Она вцепилась в него своими сильными руками, стараясь удержать и говоря тихим, испуганным, прерывистым голосом:

     - Нет, нет, Роб. Не ходи, не ходи туда. Я умоляю.

     - Не беспокойся – я только посмотрю.

     - Нет, нет, это тоже опасно.

     Дверь сегодня, как почти всегда, держали открытой, поскольку даже, если не топился камин, шесть жарко горевших больших свечей, которыми освещали спальню, когда готовились лечь спать, быстро делали атмосферу в ней душноватой.

     Несмотря на ужас, владевший Робином, он все же не мог отказать себе в том, чтобы удовлетворить свое любопытство. Без труда освободил руку, которую схватила жена, и осторожно чуть выглянул из спальни. И окаменел: он увидел удаляющуюся вглубь коридора белесую фигуру. Она растворялась в темноте и вот, еще различимая, свернула за угол.

     Робин в еще большем ужасе шагнул назад и закрыл дверь.

     - Это бесполезно – если захочет вернуться, то дверь для него не помеха: бестелесные тени спокойно проходят даже через стены, - сказала Маргарет.

     - Да, я знаю, - ответил Робин и снова открыл дверь, чтобы не было душно.

     - Вот что, Роб, дорогой, я тебя умоляю, никогда так больше не делай. Никогда не следи, не подсматривай за призраками, не ищи их. Они этого очень не любят. Говорят, лучше вообще делать вид, что их не замечаешь. Нельзя их раздражать. Того, кто им не понравится чем-нибудь, они могут убить своим хитрым изуверским способом. Не знаешь разве?

     - Каким?

     - Когда человек спит, они приходят к нему. Стоят или сидят рядом. И так делают часто. А человек от этого теряет силы, здоровье. Может и совсем умереть.

     - Ты видела его лицо? Он смотрел на нас?

     - Да. Он смотрел прямо на нас. Страшный такой. А на шее – петля. Веревка оборвана.

     - Пока замок был не ахти какой, никаких призраков не было. А как только построили настоящий, так сразу и объявился. Как положено – какой замок без приведений, - усмехнулся Робин.

     - Слушай, я думаю, что он просто приходил посмотреть на нас, познакомиться. Все, любопытство удовлетворил свое и теперь, должно быть, оставит нас в покое.

     - Да, ты права, пожалуй. Я тоже так думаю. Зачем мы ему нужны, в самом деле?

     Но и тот, и другой ошибались: один из них очень нужен был этому страшному существу, и оставлять его в покое он не собирался.

Глава четвертая

     После завершения строительства замка содержимого ларя, привезенного из Англии, осталось почти половина. Это позволило Робину сделать большие закупки зерна на случай возможной осады. Поместил его в хранилища подземелья. Время от времени продавал частями это зерно и покупал новое, чтобы обновлять запасы. Немало получал зерна и другой сельскохозяйственной продукции от крестьян в виде платы за аренду земли. Кроме того, в подвалах замка хранилась основная часть урожая, собранного крестьянами деревни, которая находилась поблизости. Арендаторы охотно пользовались предоставляемой им возможностью хранить у рыцаря плоды своего труда, ибо понимали, что здесь, в замке, куда больше шансов уберечь их от англичан, совершающих, как упоминалось выше, набеги на юг Шотландии, и потому, что вполне доверяли сэру Робину Говарду. Он не покушался на не принадлежащую ему часть запасов не только потому, что был честным человеком, но и потому, что знал, что крестьяне от нападений врагов будут искать защиту в стенах его замка и что легче удастся выдержать осаду, когда многие осажденные будут хотя бы какое-то время питаться собственными запасами. Поэтому за хранение он не брал с арендаторов ни пенса.

      Значительные средства дали Робину возможность содержать дружину в двадцать ратников. Даже в богатой Англии далеко не всякий рыцарь мог позволить себе это, а в Шотландии – даже не всякий барон. Из обычных рыцарей здесь лишь немногие имели отряд в четыре - пять человек. Большинство довольствовались лишь одним – двумя воинами. Читатель справедливо задаст вопрос: разве это достаточно для охраны замка? Конечно, нет. Ведь большая часть шотландских замков ничуть не меньше, чем замки Англии, Франции и других стран Европы. Как же шотландские рыцари выходили из положения? Очень просто: для охраны своих замков они нанимали достаточно людей из числа местных крестьян. Содержание таких отрядов было обязательной повинностью шотландских рыцарей. Возможно, необходимость держать на службе в замке вооруженный отряд из зависимых крестьян, от которых в любой момент можно было ожидать проявления бунтарских настроений, значительно ускорило отмену крепостного права в Шотландии, где оно просуществовало удивительно недолго, лишь полтора века, и охватывало далеко не все крестьянство.

     Имел такой отряд и Робин Говард. Причем довел его численность с четырнадцати до двадцати человек. Он состоял из крепких мужчин, живущих в его деревне. Они охотно и усердно несли караульную службу, преимущественно ночную, что давало им неплохой приработок. Разумно организованная система смен позволяла им избегать хронического недосыпа, хотя по-настоящему отсыпались в зимнее время, когда сельскохозяйственные работы прерывались. Робин отлично вооружил и обучил оба отряда. Конечно, первый лучше. Его ратникам повезло в том смысле, что воинское искусство они осваивали, обучаясь у человека, который владел им в совершенстве: в том, что наш герой был поразительно сильный и умелый боец, нас убедили события, изображенные в первой повести о нем.

     Надо сказать, что сильным воином он стал вопреки ожиданиям тех, кто знал его в раннем детстве. Тогда он был хилый, болезненный ребенок. Пару раз едва не умер, тяжело заболев при обыкновенной простуде. Нянькам, матери, бабке всегда стоило великого труда накормить это чадо, которое даже вкуснейшие блюда встречало с ожесточенным протестом и называло гадостью.

     Появление в семье такого ребенка вызвало большое огорчение у сэра Джеймса, хотевшего видеть в своих сыновьях достойных продолжателей славных боевых традиций рода Говардов. Все надежды теперь он возлагал на своего первого сына Томаса. Это был румяный, ширококостный крепыш, обладающий отменным аппетитом. Он быстро подрастал и набирал вес.

     Но чем старше становился юный Робин, тем делался крепче, здоровее. Вскоре перестал болеть вовсе. К великому удивлению и огромной радости его воспитателей с большим удовольствием поглощал любую поставленную перед ним на столе пищу. Такая перемена в нем происходила в первую очередь благодаря любимейшей детской игре в воинов, которой отдавал ежедневно немало времени. Он и Томас возглавляли каждый свою дружину из мальчишек, сыновей челядинцев и четырех женатых ратников отца (а всего у него их было восемь). Во дворе замка на потеху скучающих на стенах часовых развертывались грандиозные битвы доблестных воинов, вооруженных деревянными мечами, копьями, щитами, достойные того, чтобы надолго остаться в памяти их участников. Поединки предводителей, которые были, конечно, графами, лордами, герцогами, никак не меньше, почти всегда заканчивались победой Робина. Это казалось удивительным, ибо он был не только младше на два года противника, но уступал ему также значительно ростом, особенно мышечной массой: несмотря на отличный аппетит по-прежнему оставался худ (по причине своей обычной исключительно большой подвижности). Эта худоба была уже иного рода. Она сочеталась с достаточной силой. Таких людей называют жилистыми. Уже в детских играх выявились главные преимущества нашего героя, которые в дальнейшем сделали его сильнейшим бойцом: поразительные скоростные качества, ловкость, реакция, резкость, выносливость и, конечно, большая любовь к воинскому искусству, вдохновлявшая много упражняться.

     Надо заметить, что в этом возрасте Робин и Томас еще хорошо ладили друг с другом. Драки между ними почти не случались, что, пожалуй, большая редкость во взаимоотношениях братьев, близких по возрасту. Но частые победы младшего брата над старшим вызывали в душе того, можно сказать, хроническое горькое чувство, в котором соединились обида, досада, зависть. Оно усиливало и обозляло дух соперничества, закладывало основу для будущей постоянной вражды.

     До одиннадцати лет воинское воспитание сыновей Джеймс Говард поручал дядькам, двум престарелым ратникам, освобожденным от службы по возрасту. Когда мальчикам исполнялось одиннадцать лет, брался за их обучение уже сам. Они упражнялись теперь с его воинами. Конечно, поначалу давал им щадящие нагрузки. Брал их на охоту, даже на воинские игры, которые проходили поблизости от замка барона Рикка Дэлла, вассалами которого были Говарды. Здесь собирались и другие рыцари, державшие от него феоды. Эти игры были военными учениями того времени.       

     Джеймс Говард был необычайно удивлен и рад тому, что из сына-хлюпика, на которого он когда-то махнул рукой, получается отличный боец. Что же касается отношений между Робином и Томасом, то они все более осложнялись. Последний чувствовал себя обиженным, опозоренным. И не удивительно: превосходство младшего брата над ним с каждым месяцем значительно возрастало, тогда как должно было быть наоборот, ибо двухлетняя разница в возрасте среди подростков – весьма значительная разница. Обида воспринималась Томасом тем более остро, что он был любимчиком отца, который всячески выделял его, давал ему почувствовать, что именно в нем видит своего достойного приемника.

     В четырнадцать лет Робин в учебных поединках уже побеждал всех ратников отца, а порой и самого его, знаменитого рыцаря.

     Несмотря на превосходные бойцовские качества младшего сына, Джеймс Говард, однако, не взял его, как тот ни просил, в набег на англичан. Единственно потому, что ему было тогда лишь пятнадцать лет. Шотландцы порой, если воинов слишком не хватало, привлекали к участию в боевых действиях юношей, а точнее, подростков такого возраста, но, как правило, в оборонительных войнах. Томас знал это, но использовал нынешнюю ситуацию для того, чтобы несколько потешить свое самолюбие. Он отечески похлопал огорченного брата по плечу и сказал высокомерно-снисходительным тоном:

     - Не расстраивайся, Роб. Пойми, война, это серьезная, опасная штука. Это не просто позвенеть мечами во дворе замка, как мы это делаем каждый день. На войне убивают, между прочим. Она удел взрослых, настоящих мужчин, а не пацанов. Но не печалься, парень, у тебя еще все впереди.

     Справедливости ради надо сказать, что Томас в свои семнадцать лет был уже отличным бойцом, лучше многих взрослых. И это блестяще доказал в набеге на англичан. Он ничуть не разочаровал отца, а, напротив, дал ему возможность гордиться своим сыном, убедив его, что является воином, достойным славного рода Говардов. В стычках с англичанами Томас ранил четверых и убил двоих. Причем один из сраженных им был рыцарь, замечательные богатые доспехи которого достались юному победителю.

     Возвращение Томаса в замок Говард можно было вполне назвать триумфальным. Он с таким гордым видом восседал на коне и глядел на встречающих, что казалось, главная заслуга в достигнутых победах принадлежит исключительно ему. Робин помог брату, обремененному латами, слезть с коня, воскликнув:

     - Приветствую тебя, Том! Вижу, вы с хорошей добычей! Поздравляю с победой!

     Обретя почву под ногами, тот не ответил на приветствие. Высокомерно-пренебрежительно отстранил восхищенно-радостного парня от себя, сказав:

     - Не Том, а сэр Томас. Заруби это себе на носу, мальчик.

     В Рыцарском зале был устроен, как и полагалось, победный пир. При этом Джеймс Говард усадил на свое место во главе стола Томаса со словами:

     - Привыкай к своему месту. Скоро тебе быть хозяином замка. Чую я, что недолго мне осталось ходить по этому свету. Но теперь умру я со спокойной душой.

     Наш герой искренно радовался за брата, ибо чувство зависти было неведомо ему, и потому, что не сомневался, что и его ждут боевые успехи.

     Знаменитый рыцарь неслучайно обмолвился о предчувствии своей близкой кончины. Уже не первый год он боролся со все более одолевающим его недугом. Старался не обращать внимание на тяжелую одышку, неровное - то стремительное, то слишком медленное сердцебиение. Проявлялось это особенно сильно во время упражнений с оружием и после них, по нескольку часов к ряду. Джеймс Говард слышал о людях, страдающих подобным недугом. Знал, что они долго не живут, особенно воины: им труднее, чем другим, избежать гибели в бою, но в основном умирают в мирное время, как правило, упражняясь с оружием. Впрочем, кончить жизнь не в постели, а как подобает ратному человеку, с оружием в руках, он и хотел. В последние два-три месяца состояние стало гораздо хуже: сердце так и ходило ходуном, плясало и прыгало в могучей груди целыми сутками, с небольшими перерывами. К лекарям не хотел обращаться, разделяя мнение многих, считавших, что те лишь скорее отправят на тот свет. Все же уступил уговорам жены и пригласил одного врачевателя. Никакого другого лечения, кроме как кровопускания, он не применял. Поселился в замке, где его бесплатно обильно кормили и щедро вознаграждали за каждый новый сеанс такого врачевания. Оно привело к тому, что сердечный приступ уже не прекращался, могучий муж исхудал, побледнел. Знаменитый рыцарь Джеймс Говард скончался в сорок шесть лет, через полгода после последнего своего победного пира.

     Первый боевой поход нашего героя был куда менее удачен, чем началась военная жизнь его брата, хотя убил пятерых врагов и шестерых ранил. Но сам, раненый, как мы знаем, попал в плен.  Было ему тогда двадцать лет, и участвовал он не в набеге, а, напротив, в отражении вторжения англичан. Вместе с другими рыцарями из здешних мест Робин Говард пополнил рать графа Дугласа, которая отбросила за порубежье отряды лордов Гамильтона и Перси. Как далее складывалась судьба нашего героя читатель знает из первой повести о нем.

Глава пятая

          Маргарет и Робин полюбили приятно отдыхать после сытного обеда.     Как-то раз Маргарет встала с постели раньше мужа и, потягиваясь, подошла к окну, в которое светил солнечный летний день. Из-под балдахина кровати, на которой лежал Робин, высокая прорезь бойницы не была видна, так как находилась в глубоком оконном проеме, но из этого проема шел яркий свет. Наш герой, продолжавший нежиться в постели, невольно залюбовался женой, еще не облачившейся в одежды: Маргарет восхищала теперь не девичьей красотой, а цветущими формами зрелой полнеющей женщины.

     С минуту поглядев в окно, она произнесла:

Страница: 1 2 3 4