Прутский поход Петра Первого

 (Из повести "Первый император"). Через год, упиваясь победой под Полтавой, царь Петр I выставил Турции условие изгнания шведского короля Карла XII из турецких владений, поскольку Карл укрылся в Бендерах и оттуда с остатками своего войска и помощью запорожских казаков продолжал военные действия против России в Белоруссии.

Турецкий султан отверг требования Петра и в ответ в ноябре 1710 года султан сам объявил войну России, требуя возвращения Азова и уничтожения русского флота в Азовском море. Война со стороны Турции ограничилась зимним набегом крымских татар на Малороссию.

Правители Валахии (Румынии) - Бринковяну и Молдавии – Кантемир, которые были вассалами Османской империи, просили царя Петра оказать помощь в освобождении православных народов от турецкого ига, а взамен Валахия и Молдавия становились независимыми государствами под протекторатом России. Эти правители обещали Петру восстание народов, если русская армия войдет в их пределы.

Петр решил использовать момент и нанести поражение Турции, для чего заключил договор с Польским королем Августом II о ведении боевых действий против шведов в Померании. Обезопасив себя со стороны шведов, Петр решил совершить поход к Дунаю, освободить от турок Валахию и Молдавию, и поднять восстание православных народов за Дунаем.

В марте русские войска начали выдвигаться к границам Молдавии и царь Петр с Екатериной, которую повелел считать своей женой, выехал в войска, рассчитывая на быстрый успех в затеянном им походе против турок. При выходе на границы Молдавии русские войска насчитывали до 80 тысяч человек при 60 тяжелых орудиях и до 100 полковых пушек и поддержки 10 тысяч казаков и 6 тысяч молдаван.

Весь июнь русские войска сосредотачивались у Днестра и затем шестидневным походом выдвинулись к Пруту.

Петр, который по своему обычаю не заботился о содержании солдат, не имел достаточных запасов продовольствия, фуража и воды и потому переход от Днестра к Пруту стоил жизни и здоровья многим рекрутам из русского войска, а должной поддержки от населения, обещанной правителями Валахии и Молдавии так и не пришло.

В середине июля русская армия, насчитывающая до 50 тысяч солдат переправилась на западный берег Прута, где впервые столкнулась с турками, нападение которых было отбито, поскольку у турок не было артиллерии.

20 июля турки окружили прижатую к Пруту русскую армию, подошла турецкая артиллерия и янычары пошли в атаку, которая была отбита с большими для них потерями.

«Янычары продолжали наступать, не ожидая приказов. Испуская дикие вопли, взывая по своему обычаю к богу многократными криками «Алла», «Алла», они бросились на русских с саблями в руках и, конечно прорвали бы фронт в этой первой мощной атаке, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними. В то же время сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению».

Нужно было принимать решение на атаку и выход их окружения, но Петр, по своему обычаю избегать генерального сражения, помышлял лишь об отступлении. «Петр временами приходил в отчаяние, бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова».

Прорыв из окружения с боем грозил опасностью самому Петру и вместо наступления к туркам послали трубача с предложением о мире. Визирь Мехмет-паша не ответив на русское предложение приказал янычарам возобновить атаки, но янычары понеся большие потери отказались, говоря, что султан желает мира, а визирь против его, вот и шлет янычар на убой.

«Петр помышлял уйти из стана вместе с Екатериною. Предложение было предводителю молдавского войска Никульче взять на себя обязанность проводника царских особ. Никульче не взялся за это, находя невозможным избегнуть турецких сил, окружавших стан».

Федор, слуга Петра, находясь, как всегда, в царском шатре за перегородкой, слышал как царь Петр стонал и выл в шатре, обезумев от страха быть плененным или даже убитым турками, если они решаться на штурм лагеря русских войск.

Никто в русской армии не знал, что янычары отказались от штурма, а остальные турецкие части плохо вооруженные и мало обученные не могли представлять опасности для русских войск. Небольшой натиск  русских мог и вовсе расстроить турецкие войска и обеспечить выход из окружения и соединение с войском генерала Ренье, который взял город Браилов.

- Петруша, пошли к туркам вице-канцлера Шафирова: он иудей и сможет договориться с басурманами насчет мира, зная продажность турецких пашей, которые за взятку и мать родную продадут, - уговаривала Екатерина царя Петра, успокаивая его на своей груди, - слышал Федор речи Екатерины, которую царь перед походом приказал всем считать своей женой.

«Петр до такой степени перепугался, что послал Петра Шафирова в лагерь турок с приказом: получить мир любой ценой. Любой…», подтвердив свои слова запиской: «Стафь с ними на фсе, кроме шкафетства (т.е. рабства)»

Ушедший на переговоры Шафиров имел полномочия в обмен на жизнь самодерца предложить:

«возвращение всех областей, завоеванных у Турции во время прежних войн, возвращение Швеции Ливонии и других прибалтийских областей, кроме Ингрии и Петербурга (Петр готов был уступить Швеции вместо Петербурга Псков и другие города в сердце России), восстановление Лещинского королем Польши, военную контрибуцию, подарки султану».

Туркам, если они запросят еще уступок, обещалось:

1. Туркам, все городы завоеванные отдать, а построенные на их землях разорить.

2. .. о шведах станут говорить, чтоб отдать все завоеванное…, уступить, кроме Ингрии, за которую, буде так не захочет уступить, отдать Псков, буде же того мало, отдать и иные провинции…

В тяжелой ситуации, за сохранность своей жизни, Петр готов был отдать вообще все, что в тот момент от него не потребовали бы.

Но Петру повезло: Шафиров вернулся, получив мир совсем даром.

«Главные условия были следующие:

1. Отдать туркам Азов в таком состоянии, как он был взят. Ново построенные города Таганрог, Каменный Затон и Новобогородицкой на устье Самары, разорить; 2. В польские дела царю не мешаться, казаков не беспокоить и не вступаться за них; 3. Купцам с обеих сторон вольно приезжать торговать, а послу царскому впредь в Царьграде не быть; 4. Королю шведскому царь должен позволить свободный проход в его владения и если оба согласятся, то и мир заключить; 5. Чтобы подданным  обоих государств никаких убытков не было; 6. Войскам царя свободный проход в свои земли позволяется.
2.  Для подтверждения и исполнения договора Шафиров и сын фельдмаршала Шереметьева должны оставаться в Турции.

Петр, после Полтавы, возомнил себя великим полководцем. Потому и завел все свое войско в окружение, где драться с неприятелем, на этот раз с турками, опять испугался и откупился без боя, как всегда, спасая самое драгоценное, что он тогда имел – свою жизнь. Это его новая  бесславная прогулка, закончившаяся полным конфузом, стоила (русской) державе отдачи обратно своему лютому извечному врагу с таким трудом завоеванного у него Азова, уничтожением построенного в результате варварской вырубки воронежских дубовых лесов флота, иными территориальными уступками и очень немалой денежной контрибуцией.

«Стоимость бакшиша, полученного великим визирем и разделенного с Келаем, не превышала 200 тысяч рублей».

«И вправду, шкура зверя из-под ножа, нависшей над ней гильотиной выскользнула действительно задаром!»

«Турецкие сановники дорого поплатились за Прутский договор. Султан узнал, через недоброжелателей визиря, что при заключении мира дело не обошлось без русских обозов с золотом, отправленных в турецкий лагерь. Визирь был сослан на остров Лемнос; некоторые из сановников, участвующих в заключение мира, были казнены».

Получив мир ценой уступки всех завоеваний России в Причерноморье, что отбросило Россию на полвека назад, войско Петра с развернутыми знаменами прошло мимо турок в свои земли.

Турки сопровождали Петрово войско до самых границ, чтобы кто-то ненароком не напал на царское войско сзади и не нарушил тем самым мирный договор. К границе вышло войско в половинном составе: из более чем 80 тысяч воинов ушедших в Прутский поход возвратились к границам России лишь 37 тысяч, и это без больших сражений.

Однако и этот унизительный мир, Петр представил как свою победу. Сообщая Сенату об условиях мира он пишет: «И тако тот смертный мир сим кончился; сие дело есть хотя и не без печали, что лишиться тех мест, где столько труда и убытков положено, однако ж чаю сим лишением другой стороне великое укрепление, которая несравненною прибыльно нам есть».

Подразумевая, что завоевания в Прибалтике удалось сохранить благодаря подкупу турок, которых Прибалтика не интересовала вовсе.

Возвратившись из бесславного Прутского похода, Петр как ни в чем не бывало в августе отправился в Польшу, затем в Пруссию, где договорился о браке царевича Алексея, сочетание которого с прусской принцессой Шарлоттой состоялось в октябре 1711 года в Торгау.

Петр метался по Европе, ища союзников в борьбе со Швецией, которая стараниями короля Карла оправилась после Полтавской битвы и наносила поражения то Польше, то Пруссии и Дании.

Всегда за Петром следовал его ближний холоп Федор, ибо царь однажды, в детстве, поставив мальчика Федю на унизительную должность золотаря, продолжал держать его при себе, иногда глумясь над беззащитным слугой и нисколько не скрывая перед ним своей низкой натуры, подверженной многим порокам: пьянству, женонеистовству, обжорству, жестокости и следовавшей за ней трусостью, что в очередной раз проявилась в Прутском походе.

Екатерина, проявив в Прутском походе спокойствие и выдержку, привязала царя Петра к себе, который уверовав, что именно Екатерина способствовала их изволению из Прутской компании, наконец, в феврале 1712 года заключил официальное церковное бракосочетание с Екатериной, родившей к тому времени уже двух дочерей: Анну и Елизавету, при живой жене Петра – Евдокии Лопухиной, томившейся в монастыре, где ее насильно постригли в монахини.

Таким образом, Петр, заключив брак с Екатериной, стал двоеженцем, что противоречило  всем канонам православной церкви и вызывало негодование истинных православных против царя, считая его наказанием Божьим для всей Руси.

В мае, следующего за Прутским поражением года, Петру исполнилось сорок лет, но он оставался  по характеру злобным, трусливым и жестоким мальчиком, каковым и встретил его Федор в давние годы своего детства.

Внешне Петр был: «долговязый царь с крохотной головой, меньше собственного кулака и безумными глазами маньяка». Глаза навыкате и отвисшая толстая губа с которой постоянно стекала слюна, бородавка на лице придавали ему вид жабы, охотившейся на мух.

«Ступни ног у него были очень маленькие. Поэтому, чтобы скрыть эту  несоразмерность с его чрезмерно длинными ногами, ему, в сапоги большого размера вставляли  специальные вкладыши. Руки у него были очень короткими – так же слишком несоразмерно с необычно длинным туловищем. Поэтому Петру шили очень длинные рукава, чтобы казалось, что руки находятся под ними. Плеч у него не было вовсе».

«… голова царя постоянно тряслась, и все его тело было подвержено конвульсивным движениям».

«… все свидетельства единогласно указывают на его гримасы, нервные подергивания, постоянное дрожание головы, сгорбленную спину и на жестокое выражение глаз».

«Известно, что этот монарх с юных лет был подвержен частым и коротким припадкам мозговых судорог; эти конвульсии повергали его на некоторое время в состояние такой ярости, что он не в силах был выносить присутствие самых лучших своих друзей. Предвестниками припадков являлась сильная судорога шейных мышц и сокращение мускулов лица».

При этом: «… затрагивалась и левая рука – она переставала слушаться и непроизвольно дергалась.

«(Петр) не умел сам красиво сесть или принять от слуги тарелку, не умел пользоваться салфеткой, ножом и вилкой».

«… не было ничего проще напугать до полусмерти не вполне вменяемого, невротизированного до предела Петра».

«Трудно представить себе, что этот человек способен управлять великим государством; из него может выйти хороший плотник – это так!»

Лицом он был темен, ростом почти сажень без вершка (2,09 м) и мог свернуть в трубку серебряную тарелку или перерезать острым ножом кусок сукна на лету.

«… поражала прожорливость Петра. Если Алексей Михайлович в еде был крайне умерен, а за едой аккуратен, то Петр был чудовищно прожорлив и не сдержан в еде».

«Точно также для Петра не было правил поведения и в еще более деликатной сфере жизни; если старший брат и отец всегда держали себя в рамках приличия, то Петр не последовал их примеру.

Неумение сдерживаться, стремление овладеть буквально каждой женщиной привело к закономерному итогу: известно более 100  бастардов Петра».

Не удивительно, что при таком обличии и поведении Петра, в народе ходили слухи о подмене сына царя Алексея Михайловича еще новорожденным, тем более что роды случились не в Кремле, а по дороге, в селе Измайлово, и подмену ту совершил, якобы, латинянин-лекарь, на сына племени ханаанского от блудной девки.

По другим слухам, Петра подменили в его поездке в Европу, где он провел больше года и возвратился непохожим на себя.

Федор, который был неотлучно при царе с первой их встречи десятилетним мальчиком, ничего не мог сказать о подмене в младенчестве, но то, что Петр вырос вместе с ним и на его глазах и был таким всегда, знал наверное, и не сомневался в истинном облике царя с ребячьего возраста.

Сороковой день рождения царя Петра праздновался всем царским двором с здравицами в честь царя, возлияниями и фейерверками, которые Петр  чрезвычайно любил и частенько сам снаряжал заряды, радуясь удачной вспышке разноцветных огней в ночном небе.

Федор наблюдал за царским чествованием издалека со ступеней дворца, тогда как веселие проходило в парке, благо вечер выдался теплым и тихим, словно по заказу.

Очень скоро, под началом князь-папы всепьяннейшего собора Никиты Зотова, ассамблея, как называл Петр такие дворцовые веселия, превратилась в попойку, где сам царь много пил, не пьянея и заставлял много пить и свою свиту и приближенных к нему соратников.

- Куда же смотрит Господь? – думал Федор, глядя на толпу разряженных в иноземные платья царедворцев. – Вот царь Петр, жестокий и злобный, по натуре трус, насильник и палач правит страной уже больше двадцати лет, уничтожил многие тысячи людей в войнах, загнал крестьян в крепость от дворян, и бояр и служивых людей, но нет на него божьей кары!

В писании сказано, что Господь уничтожил огнем города Содом и Гоморру за разврат и богохульство, а царь Петр, будучи содомитом живет себе припеваючи, не опасаясь божьего возмездия. Если такой царь послан народу в наказание, то когда это наказание кончится и в чем народ виноват, что его наказывают так долго и так жестоко?

Я при царе в услужении уже тридцать лет и мне непонятна божья воля , которая привела Петра  на престол по праву рождения. Если все люди рождаются равными, как гласит Писание, то почему мерзавец глумиться над многими людьми, а достойные люди терпят царскую злобу, причитая, «что на все воля божья».

Сколько раз мне хотелось не подтирать царскую задницу, а пнуть по ней изо всех сил так, чтобы царь повалился и лишился своей мужской силы, но страх всякий раз останавливает меня от такого намерения. Конечно, меня за такой пинок четвертовали бы или посадили на кол, но, может быть царю Петру такой пинок умерил бы злобы на людей, хотя, вряд ли. Как говорится, горбатого могила исправит, а царь Петр и выглядит как горбатый, потому что сильно сутулится.

- Что-то мне думы нехорошие в голову лезут, - вдруг встрепенулся Федор от своих раздумий. - Хорошо, что царю не дано мысли человеческие читать, иначе не осталось бы возле него никого – всех он хоть однажды обидел и унизил, даже Алексашку Меншикова, ближайшего своего помощника и напарника по содомитскому греху.

- Ладно, пойду отдохну перед беспокойной ночью: обязательно Петр сегодня приведет Катерину в свою опочивальню и будут они заниматься прелюбодеянием при свечах, ибо сказано в Евангелии, что всякий, кто берет в жены блудную девку, тот прелюбодействует в браке, а Петр будет требовать от жены ширинок, чтобы вытирать пот после непотребства.

 Ведь не моется в бане, потеет плохим запахом, а Катерина его не гнушается и ублажает, за что и стала женою венчанной, при живой-то жене Петра – Евдокии, что томиться  в монастыре много лет, - закончил Федор свои размышления и, взглянув еще раз на веселящуюся царскую свиту, пошел в царскую опочивальню, где за стенкой  был топчан, на котором Федор отдыхал и дремал в ожидании царского приказания подать судно ему и Катерине или утереть ему пот прямо при прелюбодеянии с Катериной, ничуть не смущаясь своего бесстыдства и непотребства.

После Прута, война со шведами продолжалась еще 10 лет, совершенно измучив народ поборами и податями, собираемыми царскими чиновниками на продолжение войны.

В 1718 году был убит в мелком сражении король шведский Карл XII, и война продолжалась еще три года мелкими стычками и пограничными столкновениями, пока дипломаты договаривались об условиях мира.

Армия Петра, сформированная на европейский манер, показала свою неспособность биться на равных ни с европейским войском, ни с турецкими янычарами.

«Приходится признать, что в отношении армии Петр сыграл роль парового катка. Его действия скорее следует называть не столько «реформой, сколько «ломкой», «разрушением» или «взламыванием» - так будет значительно точнее».

А сам Петр «… тиран, кого иностранные писатели, по невежеству или недобросовестности, провозгласили создателем великой империи, которая, однако, до него играла роль гораздо более великую, чем при нем самом!»

«Это не бесстрашный воин, не боящийся никаких опасностей, но робкий, даже трусливый государь, которого мужество оставляет во время опасности. Жестокий во время мира, слабый во время войны» - как-то сказал о Петре прусский король Фридрих Великий Барбаросса.

После Прутского договора отношения с Турцией продолжали быть натянутыми, ибо султан был недоволен этим договором, справедливо полагая, что легко можно было добиться лучших результатов и даже потребовать уступки Малороссии.

Все же, через два года был заключен окончательный мир с Турцией и вековые усилия московских князей и царей возвратить стране Крым, Черноморское побережье и Азовское побережье – Тмутаракань были разом порушены Петром, который ради своего спасения не пощадил ни людей, ни земли русской.

«Союзники царя, турецкие христиане, очутились в отчаянном положении. Недаром Кантемир в городе на берегу Прута умолял царя не заключать мира с Турцией. Он сам, а вместе с ним и многие молдаване, переселились в Россию; Молдавия же жестоко пострадала от опустошения огнем и мечом турками. В надежде на успех русского оружия, и черногорцы, и сербы ополчились против Порты.

 После получения известия о Прутском договоре они должны были подумать о мире с Турцией… Хотя греки и не принимали непосредственного участия в этих событиях, однако неудача Петра на Пруте все-таки была страшным ударом, нанесенным и их интересам. Афинянин Либерио Коллетти, хотевший набрать несколько тысяч греков для действий против турок, узнал в Вене о Прутском мире; «теперь, - говорил он в отчаянии, - все греки, полагавшие всю надежду свою на царя – пропали».

Жить под османским игом означало для православных постоянную угрозу своей жизни, поскольку у турок, как и у царя Петра, был лишь один способ борьбы с непокорными – это смертная казнь.

Но сам царь Петр, после Прутского похода, как бы для отдыха, отправился в очередной вояж в Европу, чтобы  «после страшного переживания военной деятельности мог посвящать себя лечению, отдыху, мирным занятиям, развлечениям».

В это время, в Польше и Пруссии войска под началом Меншикова, неграмотного друга Петра, получившего звание фельдмаршала за Полтаву и проявившего себя храбрым  и умелым воином, несмотря на отсутствие всяческого обучения, громили шведов. Он взял Штетин, а города Гамбург и Любек обложил данью за то, что они не прерывали торговых отношений со шведами.

Петр был доволен и писал Меншикову:  «Благодарствуем за деньги… Зело нужно для покупки кораблей».

 станислав далецкий