Доля казачья 13. Казацкому роду нет переводу    (послесловие)

Доля казачья 13. Казацкому роду нет переводу    (послесловие)

 На этом повествование Григория Лукича заканчивается, но не заканчивается история жизни его, и всего Амурского казачества.

  Принял почётную дедушкину эстафету, его внук, Александр. Не может он оставаться безучастным, ко всей этой истории его семьи и всего Амурского казачества.  Как, и все Бодровы русоволосый и голубоглазый. С седеющей головой, седина только придаёт ему ещё большего уважения. И он действительно заслужил его всей своей жизнью. Потому, что она является продолжателем всей жизни Бодровых, славных казаков Амурского казачества. Не закончились и сюрпризы для ныне живущих Бодровых

    - Уже, будучи в командировке в Америке, рассказывает он, я случайно попал на одну художественную выставку, посвящённой Маньчжурской войне 1900 года.  Заинтересовала она меня, так как отзывы об этой выставке буквально всколыхнули всю Америку. Мало кто из рядовых американцев вообще знал, что была когда-то такая война. А то, что там принимали участие и американцы, для них был нонсенс. Имя самого художника, Генри Страха, мне совершенно ничего не говорило. Но когда я увидел его великолепные картины, я сразу понял, что знаю его по рассказам моего дедушки Григория Лукича.  На первой картине, на фоне бронепоезда, режутся в карты два веселых товарища. Один из них в американской форме, другой был, несомненно,  русский казак, при своей шашке, и папахе.

 Вальяжно полуразвалясь  в креслах за чудным маленьким столиком, в окружении и русских казаков и американских военных, да ещё при бутылках спиртного,  американского образца, знакомых с того самого времени, чуть ли не революционного.

  Один только задорный вид этих парней, вызывал у зрителей не только симпатии, но и бурю восторга.

   - Вот это отдых у них, между боями,  классные парни! 

     Но что меня больше всего поразило, так это то, что на бронепоезде краской было написано: Чингиз Хан!

   Тут, уже и я сам, был полностью заинтригован всеми изображенным  на этой необычной картине,  и чудесным поворотом внезапно осенившей меня мысли.

    - Кто же здесь изображён на этом полотне?  Неужели Алексей Федоркин и сам Генри Страх?  Вот это дела, тут любой человек от такой удачи: на седьмом небе от счастья окажется.

  Женщина - экскурсовод представилась мне внучкой малоизвестного художника.

    - А сейчас проходит выставка ранее неизвестных его полотен.

   И звучала уже буря восторга от всего увиденного на тех картинах, не только у американских зрителей, но и других посетителей.

    - Пожалуйста, посмотрите на следующее полотно, где мой дедушка стоит рядом, с русским великим казаком-атаманом, Лукой Васильевичем Бодровым. Этого атамана и звали все там,  на той неизвестной войне, не иначе, как Чингиз Хан Бодров. Очень душевный был человек, Лука Васильевич. Но очень добрый был, этот Чингиз Хан, хоть и воинственный.  И дедушку моего очень даже уважал. Он так и сказал нашему американскому консулу.

    - Ты давай не жмись, господин консул, а моему другу Генри, орден вынь из своей заначки. Да на грудь ему приколи, заслужил он этого.  Иначе я на тебя, господин консул, очень обижусь.  И свои лохматые брови на глаза насупонил.

    - Да ещё, звания ему генеральского надо дать: он не то, что армией, но и страной руководить сможет. Ваш Генри из наших казацких кровей, крутой вояка, и товарищ мой! Никак нельзя его обижать. И что ты думаешь, наградили моего дедушку орденом. И звание полковника ему дали, а уже потом он до генерала дослужился.

 Умолкла пожилая старушка, и её распирала гордость за своего любимого дедушку.

    -  Чудак он был, каких мало на свете. И всю свою жизнь искал того казака на картине, с кем в карты играл, Алексея Федоркина.

    - Таких людей как мой друг по всей Америке не найти, голова он, только русские казаки такими рождаются, - любил говорить он.

    - Но так и не нашёл он его, затерялся тот где-то на просторах России: революция там была. И гражданская война была, и голод и разруха. И сама я почти, что русская, моя бабушка из Киева, душа моя русская.

    - Я и есть Бодров Александр! – представился я старушке.  А Лука Васильевич - это мой прадедушка, тот казацкий атаман.

   Охнула тихонько старушка, и совсем по-русски всплеснула руками.

    Подвела она меня к следующей картине, а там казацкий атаман Чингиз Хан Лука Васильевич Бодров. Без оружия бьётся с маньчжурским бойцом Фу То До и одним ударом кулака убивает его.

    - Вот этот последний фрагмент боя и постарался отобразить исключительно талантливый художник Генри Страх. И это ему, полностью удалось: аналогов такой картине не было во всём мире не то, что в Америке, или России.  А вот другая картина, где русский поп, да ещё казак, сражается за свою веру, с обидчиками своего отца, чёрным монахом и побеждает его. Тот уже стоит на коленях, и готов к смерти. Неописуемое зрелище. И на заднем плане, сама императрица Цы Си. Всего было выставлено на этой выставке около двадцати полотен Генри Страха. И они произвели на всю Америку и весь мир: полнейший фурор.

 Элизабет Страх представила меня всей аудитории, и что здесь началось, как сказали бы в Одессе, мамочка моя! -  Отец и дед самого Генри Страха, были родом из нашей великой Одессы. И им светлая память. Как всё в этом мире перепуталось.

 Все эти картины сразу же подорожали в десять раз, потом в сто, и в тысячу раз.  Вот такая судьба, у Генри Страха, и его уникальных картин: повторяю, что аналогов им нет, и наверно уже никогда не будет.

    - А вас господин Бодров, попрошу никогда не забывать, старую уже, Элизабет Страх. Этот чудный день нашей встречи продлил мне жизнь на два десятка лет: спасибо вам! И старушка утирала слёзы умиления на своих глазах.

    - Я ещё, обязательно к вам приеду в гости: обязательно! Теперь я богатая, и могу позволить себе это чудо!

    - Довелось мне побывать в служебной командировке и Социалистическом Китае, продолжал Александр Романович, и там мне пришлось побывать в их историческом музее.  Я хоть и не планировал себе никаких культпоходов, но отказываться организаторам было уже как-то  неудобно, и я согласился.

     И ни на секунду потом не пожалел об этом: я был зачарован всем там увиденным.  Но совсем меня выбило из толку то, что девушка-экскурсовод на чистейшем русском языке всем объясняла.

    - В сокровищнице культуры императрицы Цы Си лежит письмо, написанное ей русским казаком, атаманом Бодровым Лукой. Сначала это письмо привело её в ярость, очень дерзко оно было написано, и без должного уважения к ее Светлейшей Особе. Но когда она сама познакомилась с автором, именно он и спас её от заговора приближённых людей. И целые сутки со своими казаками охранял  от врагов, пытавшихся уничтожить её. Вот тогда она прониклась уважением к этому благородному человеку и простила ему все обиды. И сама лично наградила его орденом. Это была наша глубочайшая ошибка, что мы втянули Россию в войну. С ней нам надо жить всегда дружно, и тогда нам никакие враги не будут страшны.

   Меня тут же, спросили китайские коллеги, об этом письме, и о моих родственных связях. Конечно, всё это было завуалировано в шутку, не более того.

  Но я решил их, как говорится по-русски, хорошо озадачить, и мне это удалось с большим эффектом.

    - Несомненно, это мой прадедушка Лука Васильевич, только я сам ни разу не видел его. И дедушка мой, Григорий Лукич, будучи совсем ещё подростком, тоже участвовал в той войне. Именно он мне много рассказывал обо всем ходе тех давних событий, и об этом письме тоже.

   Так что и дедушка мой  - герой.

    - А можно посмотреть это письмо поближе, как говорится у нас русских, воочию убедиться.

   Замерли все присутствующие в зале люди, в ожидании интересной, интригующей всех, развязки  это неожиданной истории.  Подошёл сам директор музея, и очень тактично, с глубоким поклоном мне сообщил.

    - Только в виде исключения, потому что никому это не дозволено делать, это исторический документ. Но вы составляете исключение из этих правил

    Вот так, довелось мне подержать в своих руках исторический документ. И меня не покидала мысль, что так же держали его в своих руках и дед мой и прадед.

   И посыпались совсем провокационные вопросы.

    - А вы сами, казак будете, или нет.

    Что им ответить?  И вряд ли они поймут меня правильно.  А тем более, всю нашу трагическую историю всего Российского казачества. И не перескажешь её, не найдётся слов.

    - Сейчас я государственный чиновник, а казак я только в душе!

 Мне зааплодировали.  - Вы большой дипломат,  Александр.

     Как я мог им всем рассказать, что я родился в тайге, прямо на лесной деляне. И роды у моей мамы принимал совсем не врач, а бабушка Екатерина Даниловна.  И что, не задумываясь,  я возвестил весь этот лесной мир своим  звонким криком.  - Вот, мол, родился новый человек, радуйтесь этому лесные люди. И хоть вся природа благоухала на самом высоком уровне, и  солнце и небо, низы радоваться не торопились: пошумели между собой деревья и угомонились. Лично они от людей никогда и ничего хорошего не видели.

  Но чёрный ворон, возмущенный таким их  поведением, громко возмутился.

    - Этот маленький, рождённый человечек далеко пойдёт в жизни. И у него большое предназначение там: раз небо и солнце за него, то и нам надо воздать ему славу. И первый, захлопал своими, чернее ночи крыльями, гортанно изливая свои чувства. Никто не посмел ему перечить, так как дедушка ворон был очень мудр, и возраст его перевалил за триста лет.

  И возликовала вся Природа, уже без остатка, не было равнодушных участников столь великого события.

   Рассказал еще  Александр Бодров:  - Была в моей жизни ещё одна замечательная встреча, но уже в Японии, где я так же оказался по долгу службы в государственном историческом музее.  Среди множества боевого, японского оружия, я увидел, видавшую виды,  казацкую шашку. Она сразу же привлекла моё внимание: от неё исходила странная энергия.

 При взгляде на нее я сразу же почувствовал, что-то родное, далёкое и почти забытое.

 Я попросил экскурсовода мне прочесть,  что же там написано, на этой казачьей шашке?

  Оказалось, что она принадлежит знаменитому в Японии, славному роду Тарада. А именно, Сэцуо Тарада, который,  ещё в девятнадцатом веке поменялся своим оружием, с русским славным казаком Василием Бодровым.

    - Они подружились, и сохранили свою дружбу до конца своих дней. И это боевое оружие стало достоянием всего рода Тарада.  Но и оно не стояло без дела, как говорится у русских: не ржавело в ножнах. В Русско-Японскую Войну, внук славного Василия Бодрова, Григорий,  будучи совсем ещё молодым, раненым попал в плен и лечился в наших госпиталях.

 Не смотря на свой молодой возраст, он уже имел два Георгиевских Креста, и полученные ранее медали за войну с Маньчжурией. Так что это был очень опытный боец. Вот этим оружием, своей дедовской шашкой, он отстаивал честь всей России на нашем параде Победы. Перед самим императором и японским народом. И победил своего титулованного соперника, за что и получил обещанную ему свободу.

  Трагическая смерть господина Тарада и его дочери Идиллии, последних представителей славного рода, сыграла знаменательную роль и с этим казацким оружием, оно было передано в национальный исторический музей.  И  стало достоянием всего японского народа.

  А о романтической любви, казака Григория и красавицы Идиллии, у нас в Японии слагались песни. Она трагически погибла, прикрыв своим телом жениха, исключительно редкое самопожертвование.

   Кстати,  убийцей красавицы Идиллии, был русский пленный генерал Тряпицин.

   Вот такая интересная судьба у этого русского оружия.

    - А почему, вас так заинтересовала вся эта романтическая история?

    - Мне ничего не оставалось делать, как признаться, что я и есть представитель династии Бодровых. И я тронут заботой Японского правительства о русских национальных ценностях. Я очень благодарен всему японскому народу за то, что они сохранили хорошую и добрую память, о моём дедушке, Григории Лукиче.

 Я гордился за моих предков, но,  в то же время, на душе было очень горько: такое двоякое чувство.

 И всё потому, что никто из здесь присутствующих людей, не знает о трагической кончине Григория Лукича. И о трагической судьбе всего Амурского казачества.  Как можно объяснить этим зажиточным и счастливым людям, что из восьми детей, что были у моего отца  Романа Григорьевича, в  живых осталось только четыре ребёнка. Три моих сестры  и брат умерли от голода и болезней во время жизни на выселках.  Как объяснить им, что грамоте меня учил ссыльный солдат Михаил Киятов, то ли осетин, то ли черкес по национальности. Тогда в стране властвовал интернационал, и это было действительно достижением молодой страны. Он же, Михаил Киятов, и привил мне любовь к книгам. И носил мне их,  маленькому ребёнку, и сам мне много читал, и рассказывал.  

  Как всё им рассказать, японским людям, о благородной женщине - комиссаре Гордеевой. Которая именем Советской Республики  и своей человечностью спасла тысячи ни в чём не повинных людей. Это её подвиг.  Ведь это она, по-своему, по-революционному, боролась с чиновниками, и бюрократами: Словом и маузером! И могла она  за просто так расстрелять любого, кто не вписывался в линию партии, без всякого суда и следствия. Но тогда было время такое, как на фронте, и иначе было нельзя поступать.  Всё моё детство прошло в военное, и после военное время.  И, тем не менее, несмотря на все трудности и голод, я успешно окончил среднюю школу. По-настоящему сыт я был тогда  всего несколько раз, их можно было по пальцам посчитать. Но это был удел того  поколения людей, а не только мой.

 И это не мешало мне быть хорошим пионером и комсомольцем, а со временем и комсомольским организатором и парторгом. Пройти всю мудреную школу общественного организатора, и руководителя.

  Так же успешно я закончил высшее учебное заведение, отслужил в Советской Армии. И успешно продвигался по служебной лестнице. И скоро занял место главного инженера предприятия, а затем директора. И уже позднее, перешёл на государственную службу.  Но где был у меня настоящий пробел, так это в восстановлении Амурского казачества.  Здесь всё происходило очень болезненно, Потому, что всё надо было начинать с нуля. И порой просто опускались руки.

    И хоть дано было нашим правительством нужное направление на восстановлении казачества. Но весь вопрос упирался в отсутствии грамотных и патриотично настроенных молодых кадров.       

   Где их взять?

  Это надо вырастить не одно поколение молодых людей. И именно, воспитанных на образе казаков-героев, славного Амурского казачества.  Конечно, есть такие герои в роду самих Бодровых, которые и Берлин штурмовали, и с Японскими милитаристами воевали,  и имена их известны.

  И именно, они из тех внуков, что так взволнованно слушали своего дедушку, Григория Лукича, его интересное повествование не только о родственниках, но и обо всем Амурском казачестве. И их неслыханной по своим размахам трагедии – репрессиям.

 И, тем не менее,  словом и мыслью, преподавалось патриотическое чувство внукам, во славу нашего Отечества.

  Алексей Иванович, служил танкистом, горел в танке, участвовал в штурме Берлина, жив и сейчас этот герой. – Слава ему, и долгих лет жизни!

  Григорий Александрович, с тысяча девятьсот сорок второго года служил в армии. Участвовал в Японской войне. Моряк-десантник, погиб в Корее! – Вечная слава ему!

  Не уронили они чести Амурских казаков, и всего славного рада Бодровых.

  Огромнейшею работу, по сбору архивных документов об Амурском казачестве провели Евгения Кабанцова и сам Александр  Бодров. Озвучивание  их через средства массовой информации - Виктор Горелов. Его потрясающие газетные статьи о казаках, до сих пор будоражат умы многих читателей: неужели всё это было? 

  И возрождается слава Амурского казачества. Настолько понятно всё там написано, и настолько бережно само отношение автора к героям. Есть о чем задуматься любому читателю!

  Работы по восстановлению казачества  непочатый край, на весь долгий век хватит.

 Вот такая трудная задача стоит сейчас перед Амурским казачеством.  Решить её на нашей Дальневосточной земле - почётная миссия.  Так пожелаем же, ему доброго здоровья и счастья! И успехов во всех казачьих делах!

    - Любо, атаман!             

17 апреля 2009г

 Хохлов Григорий