Если!

Приблизившись к стенам Лаконии (чьей столицей была Спарта), отец Александра Македонского (Филипп Македонский) направил ее жителям послание, в котором говорилось: «Я покорил всю Грецию, у меня самое лучшее в мире войско. Сдавайтесь, потому что если я захвачу Спарту силой, если я сломаю её ворота, если я пробью таранами её стены, то беспощадно уничтожу всё население и сравняю город с землёй!». Спартанцы ответили одним словом: «Если».

Говорят, именно так произошло слово “лаконичный”.

Пролог

Он очень ему мешал… хотя кто бы подумал, что эдакий недотепа станет однажды у него на пути, превратится в досадную помеху?! Причём столь значительную, что придётся изобрести способ ее устранить!

Впрочем, зачем что-то изобретать, когда все давно придумано? Убить - и дело с концом!

Он считал, что убивать вообще легко. Особенно врагов и особенно -  в бою, с законными на то основаниями. Конечно, и враги - люди (как говорят), но у тебя нет времени на сантименты. Тебе плевать на этих ”якобы людей”, плевать, что у каждого - семья, друзья… Приказ есть приказ.

У него, правда, приказа не было… а вот необходимость убрать кое-кого появилась. Задача несколько усложнялась (по большому счету, этот кое-кто был не врагом, а условно “своим”), но все равно оставалась элементарной. Трупом больше, трупом меньше… кто заметит-то? При подобном количестве смертей скрыть следы преступления - пара пустяков!

А еще грела мысль, что он не просто убьет его… он представит дело в выгодном для себя свете. И окружающие придут к выводу, что Мелетий, его жертва, - трусливый дезертир.

“А нечего было лезть, куда не просят, - философски подумал Леандр. - Это взрослые игры”.

Раскаяния он не испытывал, муки совести были ему в принципе неведомы. Люди, подобные ему, никогда не сожалеют о содеянном и не терзаются сомнениями. В конце концов, он - спартанец… чем все и сказано.

1. Брак по-спартански

Его лицо было совсем близко, губы - в миллиметре от ее собственных. Глафира видела его помутневший от страсти взгляд, слышала тяжелое прерывистое дыхание… запах разгоряченного мужского тела смешивался с ароматом трав, с сочным духом знойного лета. Их последнего счастливого лета - о чем ни он, ни она, конечно, не подозревали.

Девушка закрыла глаза, отдаваясь желанию, позволяя мыслям раствориться, а сознанию - ускользнуть в небытие и безвременье, туда, где нет никого, кроме нее, Глафиры, и ее Мелетия.

Но остаться там навсегда она не могла, и постепенно реальность вернула привычные очертания, предметы сфокусировались, и Глафира не без сожаления пришла в себя. Она  обнаружила, что лежит в объятиях Мелетия, ее голова - на его плече, нога перекинута через его бедро. Оба - неодеты…

Постанывая, Глафира приподнялась на локте и покосилась на мужа, все еще пребывающего во власти блаженной расслабленности. Наклонившись, она коснулась губами его щеки. Веки молодого человека дрогнули, он приоткрыл глаза и с улыбкой взглянул на обворожительную супругу. Именно обворожительную - красивой девушка не была: слишком высокий покатый лоб, вытянутое скуластое лицо, тело - стройное и подтянутое, но, пожалуй, чересчур худощавое… и все-таки Глафира производила впечатление привлекательной - возможно, причиной были ее лучистые, полные жизни и огня глаза цвета грецкого ореха, или хрипловатый голос, казалось бы, дрожащий от сдерживаемых чувств… а может, дело было в чем-то ином, не столь очевидном. В чем бы ни заключалась тайна ее обаяния, оно всегда оставалось при ней. На Глафиру нередко обращали внимание - в той мере, в какой спартанцы вообще могли заинтересоваться чем-либо (и кем-либо) помимо войны.

-Мы не должны  встречаться днем, помнишь? - тихо шепнула она, проводя пальцем по его щеке.

Мелетий поймал ее руку и нежно поцеловал ноготки.

-Я очень хотел тебя увидеть. И главное - не быть пойманным. Верно?

Это правило он усвоил давно. Основной принцип - не быть пойманным. А так можешь (и должен!) воровать, делать что угодно… задачи две: первая - выжить, вторая - не попасться с поличным. Остальное неважно.

-Верно! - шепнула Глафира в ответ, снова потянулась к нему, с упоением поцеловала. Спросила с затаенной надеждой, глядя на Мелетия сверху вниз и ласково перебирая его длинные темные волосы: - Ночью ждать тебя?

-Еще бы! - ухмыльнулся он, рывком садясь и снова привлекая ее к себе - уже напоследок. - Жди…

Он чмокнул ее в макушку, подумав мимолетно, что ей идут короткие волосы. Конечно, длинные ему нравились больше, Глафире очень шла ее неукротимая светло-каштановая грива, которую лишь искусные пальцы верной рабыни умудрялись привести в должный вид… жаль было срезать это буйство локонов, но такова традиция! Что ж, ничего страшного, волосы отрастут…

-Значит, я буду ждать, - пообещала Глафира и потянулась за хитоном.

-Проводить тебя? - спросил Мелетий, наблюдая, как она облачается в свой наряд.

В отличие от утонченных афинянок, спартанки не жаловали грим и не слишком любили украшения, зато упрямо носили самый древний вид хитона - пеплос*. Прочим эллинкам он казался слишком уж откровенным: оставаясь справа непрошитым, пеплос образовывал глубокий боковой вырез, при каждом шаге красотки обнажая изящное девичье бедро. Недаром спартанок в других полисах прозвали "phainomerides" (“обнажающие бедра”). И Мелетий не мог не признать, что ему очень нравится подобный фасон… и даже сейчас, пресыщенный недавними ласками, парень не без удовольствия любовался мелькающим в прорези хитона нагим телом его Глафиры.

-Нет, не провожай, - отказалась девушка и, сверкнув прощальной улыбкой, ушла уверенной пружинистой походкой истинной спартанки… зная, что Мелетий жадно смотрит ей вслед.

_______

* - закаленные спартанки носили только пеплос и чаще не изо льна, а из шерсти.

* * *

Дома ее встретила мать - вполне ещё моложавая женщина, рослая и по-своему привлекательная. В целом благоприятное впечатление слегка портило нечто лошадиное, проступающее в чертах ее лица - к счастью для Глафиры, она этих черт не унаследовала, хотя тоже была излишне скуластой.

Пелагея (именно так звали сию даму) сурово взглянула на Глафиру и недовольно спросила:

-Ты постоянно исчезаешь в последнее время, - в ее голосе сквозила неприкрытое неодобрение.

-Мне скучно! - с вызовом парировала дочь.

И она нисколько не лукавила. Ибо теперь, когда Глафира стала вполне взрослой и по-женски сформировавшейся (подумать только, ей 20 лет!), когда домашнее обучение подошло к концу, она вдруг с досадой обнаружила, что в ее распоряжении слишком много свободного времени, а в юном теле - слишком много энергии… потратить которую не всегда удавалось. Женщины в других полисах, по слухам, развлекались тем, что пряли и занимались прочим незатейливым рукоделием, однако спартанка из хорошей семьи не могла насколько унизиться. Рукоделие - удел рабынь. А госпожа должна вести хозяйство, пока ее мужчина воюет во благо Лаконии. Вот только вести хозяйство полагалось Пелагее, ведь Глафира по-прежнему жила в родительском доме.

-Надеюсь, ты не пыталась снова увидеться с этим молодым человеком, Мелетием, - продолжала мать, сверля девушку настойчивым взглядом.

-Этот молодой человек - мой муж! - сухо напомнила та.

-Разве? - тонкие губы матери дрогнули в отдаленном подобии улыбки. - Не думаю… Вам положено видеться ночью… такова традиция.

Глафира наморщила точеный нос:

-К чему эта скрытность? Мы сейчас только вдвоем, ты и я. Зачем эти нелепые секреты? Он - мой муж… как ты отлично знаешь. И все знают!

Пелагею явно не удовлетворил такой ответ.

-Когда ему исполнится тридцать, тогда и заживете своим домом. А пока потерпи!

-Тридцать! Это когда еще будет!

Девушка подавила вздох, раздосадованная. Она не могла найти общий язык ни с матерью, ни со вторым мужем оной, Тимосом - братом Харитона, почившего отца Глафиры. К счастью, с Тимосом она виделась нечасто: подобно всем мужчинам, он в основном жил военными походами. И Глафиру порою ужасала мысль, что и Мелетия ждет похожая судьба.

“Но почему меня это пугает? - хмуро подумала Глафира, удаляясь в свою часть дома. - Так и должно быть!”

Девушка усилием воли отогнала мрачные мысли и растянулась на ложе. Настроение было минорным, сознание беспорядочно перескакивало с темы на тему. Лицо Мелетия поблекло, ему на смену пришел образ отца. Впрочем, спартанка толком не помнила, как  выглядел ее родитель, он погиб много лет назад, когда Глафира была совсем крошкой. Как объяснила ей однажды Пелагея, Харитон ушел из жизни, как и положено спартанцу - в бою, достойно и бесстрашно… “Таким мужем и отцом можно только гордиться!” - не говорила вслух, но явно подразумевала она. И Глафира гордилась, хотя и казалось порою, что гордится она совершенно незнакомым ей человеком, кем-то, кого она и знать никогда не знала.

С тех пор минуло много лет. Зе́мли отца* достались его младшему брату - вместе с Пелагеей в придачу… эдакое милое наследство! Жена, поместье, да еще племянница.

“И это не худший из возможных вариантов”, - подумала девушка не без горечи.

Да, то был не худший вариант. Глафира не раз слыхала истории, когда братья по дружескому уговору владели одним и тем же земельным участком и сожительствовали с одной женой (да, да одной на всех!). И дети тоже были общими… И никого это как будто не смущало! Да и с чего бы? В конце концов, цель брака - появление на свет новых воинов, защитников Лаконии - ну, или их потенциальных матерей. Крепкие здоровые дети, вот что важно… детали процесса несущественны.

Глафира вздохнула, смеживая веки. Мысли снова вернулись к Мелетию. Рано или поздно наступит момент, когда он приступит к реальной военной службе - и скорее рано, чем поздно. А значит, его шансы дожить до зрелого возраста крайне невелики. Он наверняка умрет молодым, как и ее отец…

Девушка содрогнулась и зябко поежилась. Пожалуй, она впервые так остро осознала быстротечность жизни и мимолетность собственного счастья. Им с Мелетием не суждено состариться вместе… и годы спустя она будет вспоминать свой первый брак как прекрасный, но пугающе короткий отрезок молодости. Эх, будь ее супруг немного менее спартанцем… будь он предан ей, своей жене, а не Лаконии…

“О чем я только думаю!” - ужаснулась Глафира.

Да, крайне неосторожно с ее стороны даже мысленно желать, чтобы муж оказался трусом!.. Лучшего способа стать изгоем и не придумаешь. Женщинам полагалось презирать тех, кто не смог храбро встретить свою судьбу, какой бы ужасной она ни была… неважно, кто отступил: друг, брат, сын… презрение - вот чего достоин такой человек.

“И все-таки… что со мной не так? - в который раз с безнадежностью подумала Глафира. - Почему меня это гнетет? Почему я не в силах просто и беззаботно относиться к естественному порядку вещей?”.

Девушке хватало ума не слишком распространяться о своих взглядах, однако отказаться от них и стать подобной матери или подруге Анфисе она не могла. Что-то в ней противилось и отчаянной свободе нравов, и бесстрашному принятию ранней смерти, и редко удавалось справиться с этим внутренним протестом.

Глафира исторгла очередной печальный вздох и открыла глаза, взгляд ее уперся в потолок… минуты текли удручающе медленно, до ночи оставалось еще целых полдня. Уйма времени до того момента, когда Мелетий проникнет в отчий дом своей тайной (пока) жены под покровом темноты… и окажется в ее покоях. И в их распоряжении будет несколько упоительных часов!

От этих мыслей ее бросило в жар, все тело буквально запылало, охваченной истомой. Глафира мысленно прокляла еще один непонятный ей обычай, запрещавший молодому супругу видеть жену при свете дня, вынуждавший его пробираться к ней тайком, по-воровски, как будто совершая преступление. Согласно поверью, подобная игра позволяла паре сохранять накал юношеских страстей, а значит, - укрепляла брачные узы. Говорили, таково было указание легендарного законодателя Ликурга – того, кто в свое время (невероятно давно!) и объяснил, как им, спартанцам, следует жить, и продумал систему новых законов. В Лакедемоне не должно было быть ни бедных, ни богатых, считал он, и никому нельзя обладать золотом или серебром (поэтому деньги изготовлялись из железа). Увы, столь аскетичный образ жизни не только сделал существование пресным, но и лишил людей способности наслаждаться удовольствиями, кастрировал эмоционально. И потому брак становился просто унылым обязательством… как и исполнение супружеского долга. Чтобы как-то исправить ситуацию, Ликург и завещал превратить первые годы молодоженов в некое подобие приключения. Только по исполнении 30 лет спартанец покидал казармы, а его жена - родительский дом, и пара получала право на частную жизнь.

Что ж, запрет на встречи действительно придавал отношениям пикантность, с этим невозможно было поспорить.

“Будь он неладен, этот Ликург!” - мысленно буркнула Глафира. Уж ей-то не нужно было подогревать свои чувства…

И она ускользнула в мир воспоминаний.

_______

* - согласно давней традиции каждому спартанцу государство выделяло надел общинной земли, к которой были прикреплены рабы-илоты. Причем ни выделенные угодья, ни рабы не могли быть куплены или проданы, их передавали от отца к сыну - впрочем, их можно было подарить или завещать. Каждый землевладелец получал от илота, обрабатывающего его участок, 7 медимнов (около 105 бушелей) зерна для себя, 12 медимнов — для своей жены и определенную долю вина и плодов ежегодно. Все, что оставалось сверх этого количества, являлось собственностью илота.

…Они впервые встретились на одном из празднеств - спартанки, в отличии от афинянок, не были затворницами* и вели жизнь куда более свободную, участвуя в торжественных процессиях, ритуальных шествиях и даже симпсионах. И порою юные и очаровательные жительницы Лаконии пели и танцевали перед молодыми людьми, будучи практически неодетыми и завлекая парней своей наготой. И причина была не в распутстве, как уверяли афиняне (и покорно соглашались их безропотные женщины), а в попытке отвлечь внимание мужчин от охоты и войны и привлечь к себе. Что ж, смущаться собственной неодетости было бы нелепо - в конце концов, дети обоих полов с ранних лет занимались гимнастикой в обнаженном виде, причем делали это вместе. Считалось, что лишь выносливая и сильная женщина родит достойного воина Лаконии, а потому девочкам приходилось усердно упражняться - наравне с парнями. Были тут и положительные моменты: юные Спартаки  приучались не стесняться своего тела, да и само тело, благодаря физическим нагрузкам, становилось подтянутым и крепким.

Бывало, и Глафира надевала самый короткий хитон и прельщала молодых спартанцев танцами и песнопениями, однако в тот вечер она нарядилась скромнее подруг. И этим, как выяснилось позднее, заинтересовала Мелетия.

“Мне захотелось тебя немедленно раздеть, - со смехом пояснял он ей впоследствии. - Такая красивая… и недоступная!”

Глафире лестно было слышать его похвалы, пускай она и понимала, что Мелетий не совсем искренен - или просто необъективен? Она знала, что не обладает ни горделивой статью матери, ни эффектностью лучшей подруги Анфисы - вот уж кто поражал воображение! Высокая, идеальных пропорций, светловолосая, белозубая, Анфиса была лишена изъянов. Но даже ей не всегда удавалось заинтересовать мужчин, которых строгая военная муштра сделала несколько бесполыми. Спартанцы с нежного семилетнего возраста приучались к строгой дисциплине тела и духа - и это давало свои плоды, и не только хорошие.

Но Мелетий был другим. Его-то женщины интересовали, он, не стесняясь, любовался ими, когда получал такую возможность. И Глафира радовалась и удивлялась, что из всех красоток в округе он выбрал именно ее на роль матери своих детей.

“Ты лучше, - сказал он ей, пожимая плечами. - Ты настоящая”

Что он подразумевал, Глафира не знала, а допытываться не хотела. Не ровен час, посеет в его душе сомнения и заставит сомневаться в собственном решении… лучше принимать дары судьбы и благодарить богов за милость. Они, боги, ревнивы и не всегда щедры!

Препятствий к браку не возникло, никто и не думал протестовать. Право выбора невесты оставалось за женихом, и выбор Мелетия все одобрили: Глафира была родом из хорошей семьи, ее отец - славный воин, да и мать ничем себя не запятнала.

Возраст молодых тоже соответствовал нормам - оба достигли двадцатилетия и были готовы и физически, и морально к новой взрослой жизни. По меркам афинянок Глафира была, пожалуй, несколько старовата для роли “юной невесты”, ибо тамошние прелестницы выходили замуж в 14-15 лет. Однако спартанки редко вступали в брак до восемнадцатилетия, а многие становились женами лишь в 25.

_______

* - Карл Отфрид Мюллер так описывал разницу между спартанками и другими гречанками: "У ионийских греков женщина, как сообщает Геродот, делила с мужем ложе, но не стол; он не могла назвать его по имени, а звала "господином"; жила она замкнуто в своей части дома; примерно такие же порядки сложились и у афинян". Жены афинян слушали и молчали, когда говорили мужчины (известна фраза Софокла: "Молчание украшает женщину"); жены спартанцев, не стесняясь, спрашивали о чем-либо мужчин и метко комментировали происходящее. Спартанские женщины и девушки могли вступать в разговор с посторонними мужчинами, не боясь ничьих нареканий. Их остроумные "лаконические" изречения вошли в историю. Современные исследователи отмечают, что "свобода женщины представяет собой едва ли не самое парадоксальное порождение спартанского тоталитаризма".

...Глафира открыла глаза. Убаюканная собственными мыслями, она и не заметила, как череда воспоминаний перешла в полудрему.

Долго ли она проспала? Может, пора готовиться к приходу Мелетия? И заодно скрасить ожидание чем-то приятным…

Девушка позвала рабыню, и та сразу появилась, внешне безропотная, как и всегда. Глафира скинула одежды и снова растянулась на своем деревянном ложе, заменяющем кровать. Довольно жесткое, оно было застелено ворохом шерстяных покрывал - ничего лучшего не придумали и в богатых изнеженных Афинах. Эра пуховых перин и шелковых простыней наступит еще нескоро.

-Мне нужен массаж, - лениво сказала Глафире Аллегре, своей любимой прислужнице, которую ценила за спокойный нрав и умелые руки. - Я должна благоухать и пленять!

-Да, моя госпожа, - сдержанно ответила Аллерга. Невысокая, стройная, темноволосая, со смуглой кожей и глазами-вишнями, она была миловидной и молчаливой. А главное - хорошо контролировала собственную мимику, а потому никто не мог догадаться, о чем она на самом деле думает и что чувствует. Глафире казалось, ее любимица должна быть относительно счастливой: живет в господском доме, не голодает, наказаниям практически не подвергается… и, вероятно, уже забыла, что значит быть свободной - рабыней ее сделали еще в 5-м возрасте, во время очередного военного похода, убив всю мужскую часть семьи. Будь девочка постарше, ее ждала бы куда более удручающая судьба, а так - почти повезло. Столь юная особа не пробудила в захватчиках вожделения, и ее сразу определили в рабыни. Могло быть хуже.

-Спасибо, - поблагодарила Глафира, опять закрывая глаза. Ее клонило в сон, и она ничего не имела против. Ведь ночью, как она страстно надеялась, поспать не удастся!

И вот ловкие пальцы Аллегры втирают в холеное безволосое тело Глафиры ароматическое масло, а сама госпожа погружена то ли в сон, то ли в очередную порцию сладких воспоминаний…

...Брак был делом договорным, и самой церемонии бракосочетания не предусматривалось, все ограничивалось ритуальным похищением невесты. Так было и в ее случае.

Глафира запомнила тот вечер до последней мелочи и теперь с удовольствием воскрешала в памяти событие за событием.

Прежде всего, Аллегра состригла ее волосы - так требовала традиция. Глафира смирилась с потерей своей гривы не без сожаления, но когда локоны сияющим холмиком упали на плиты пола, ощутила странную, доселе неиспытанную легкость. Девушка и не подозревала, насколько тяжелой была ее ноша - в буквально смысле слова! Правда, одобрит ли Мелетий то, что увидит? Понравится ли ему невеста без роскошной копны?

-Волосы отрастут, госпожа, - мягко успокоила Аллегра. - И вам очень хорошо со стрижкой.

Глафира вздохнула, принимая на веру (хотя и не без сомнения) эти слова.

-Ладно, - сказала она вслух. - Теперь - только ждать.

И они ждали, ждали нетерпеливо, но покорно, понимая, что события никак не поторопишь. Девушки оставались в покоях Глафиры, и хозяйка не позволила рабыне зажечь масляный светильник даже  когда совсем стемнело.

-Пусть все будет по правилам, - пояснила она.

Глафира понимала, что и ее мать, и родители жениха прекрасно знают о “похищении”, возможно, догадываются, что все произойдет именно сегодня, однако ритуал должен был оставаться тайным. Ей очень не хотелось, чтобы нелепая оплошность или непредусмотрительность помешали им с Мелетией пожениться.

Время текло еще медленнее, чем обычно, ожидание сводило с ума. Наконец, спартанка не выдержала и тронула задремавшую Аллегру за плечо:

-Сходи, глянь… разузнай, как и что. Может, увидишь его?

Аллегра послушно покинула покои юной хозяйки, но отсутствовала совсем недолго. Буквально несколько минут спустя раздались ее торопливые шаги, а затем появилась и она сама, непривычно взволнованная:

-Госпожа, он уже близко!

-О! - воскликнула Глафира, останавливаясь в центре комнаты (до этого она меряла помещение нервными шагами). - Он близко?

Ответ не понадобился, ибо Мелетий именно в этот миг переступил порог. Прищурился, привыкая к полумраку (снаружи было светлее, чем в покоях его невесты), различил две фигуры и в той, что повыше, безошибочно узнал свою почти уже супругу.

-Глафира! - с придыханием проговорил парень, уверенно пересекая покои. Он с силой обнял Глафиру, и та ощутила в будущем муже нечто новое, властное… отчасти собственническое. И девушке, пожалуй, это понравилось… еще одно странное ее качество! Свободолюбивые спартанки не терпят властности в своих мужчинах… или то лишь очередной ложный стереотип?

-Ты пришел… - шепнула почти уже жена, обвивая руки вокруг его шеи. - Я ждала…

-Еще бы я не пришел! - удивленно усмехнулся он в ответ.

Мелетий принялся целовать ее - жадно, настойчиво, но Глафира сопротивлялась, не позволяя страсти завладеть ею без остатка.

-Не здесь, - с трудом вырвавшись из его объятий, хрипло и с сожалением прошептала она - искушение поддаться этому напору было сильно. - Потом, потом…

Мелетий тяжело вздохнул, смиряясь с ее решением. Он понимал, что она права - им следовало поторопиться!

-Вот, держи! - произнес он, протягивая ей гималий* мужского кроя. - В нем ты будешь совсем как мальчик.

Глафира почувствовала прилившую к щекам кровь и мысленно вознесла хвалу богам за поглотивший покои полумрак - темнота скрыла ее смущение.

-Тебе не нравится? - она надеялась, что ее голос звучит беззаботно. - Моя стрижка?

-Мне трудно судить - почти ничего не видно! - со смешком отозвался Мелетий и тотчас добавил, видимо, сообразив, что едва ли успокоил свою избранницу: - Я уверен, ты все равно хороша. И потом, волосы - это просто волосы. Ладно, поспешим, скоро рассвет!

И они поспешили. Их путь лежал к подруге Глафиры Анфисе - именно там им предстояло провести первую брачную ночь. Потом девушка должна была вернуться к матери, чтобы целыми днями ждать своего тайного пока мужа… чем она сейчас и занималась.

_______

* - большой прямоуголь­ный кусок ткани,  игравший роль плаща. Он драпировался разными способами вокруг тела.

2. Испытание школой

Мелетий постарался вздохнуть как можно тише и незаметнее. Руководствовался не вежливостью или манерами (он и слов-то подобных не знал), а просто следовал чувству самосохранения, ведь даже эдакая мелочь (подумаешь, тайный вздох!) считалась проявлением слабости. А слабость была главным табу их сурового мира.

Спартанец не имеет права на эмоции и переживания, он не должен бояться ничего и никого (и никогда!), его задача - верно служить благу Лаконии и погибнуть во славу ее. Малейший намек на недостаток характера становился, по сути, приговором - приговором на  одиночество, потерю уважения товарищей, насмешки, в некоторых случаях - телесные наказания. Ты не можешь быть слабым, ты ведь не раб! Эту мысль вколачивали (именно вколачивали!) в сознание спартанцев с юных лет, и они с младых ногтей понимали, как опасно отступать от принятой системы ценностей.

На самом деле Мелетий не считал себя слабым, хотя кое в чем отличался от приятелей. Например, он терпеть не мог ежегодную травлю илотов, которую устраивали для потехи молодых парней, чтобы те ощутили вкус крови и заодно на деле показали рабам их законное место. К тому же, это был отличный способ припугнуть бедняг, запугать до такой степени, чтобы сама мысль о сопротивлении режиму приводила их в трепет.

Правда, порою система давала сбой, и илоты восставали, не в силах и далее терпеть причиняемые унижения… однако традиция сохранялась. И если прочие спартанцы с азартом охотились на своих рабов и наслаждались возможностью убивать на законных основаниях, Мелетию это действо удовольствия не доставляло. Увы, парень не мог отказаться от участия в кровавой затее, но старался проявлять поменьше рвения… за что ему иногда приходилось расплачиваться. Старшие товарищи не понимали его, как они выражались, мягкотелости. Но нет, он не был мягкотелым - просто милосердным. По крайней мере, с его собственной точки зрения.

Ну а, второй его странностью (именно странностью, не слабостью!) была нежная привязанность к матери. Конечно, теперь парень редко видел женщину, подарившую ему жизнь… однако не мог забыть далекие годы неумолимо ускользающего детства… счастливая пора!

* * *

Отнюдь не всем новорожденным младенцам Лаконии удавалось выжить, однако Мелетий свое первое испытание прошел успешно. Его, как и прочих спартанских детей, тщательно осмотрели Старейшины и признали годным. Жалости в столь важном вопросе не могло быть априори: любого ребенка, производившего впечатление хилого, сбрасывали со скалы; с той же скалы скидывали и осужденных преступников. Довольно символично - словно невинное дитя считалось преступно виновным в собственном недостатке физических данных… и наказывалось наравне с теми, кто реально  нарушил закон.

Да, его сочли потенциально сильным, здоровым ребенком, и следующие 7 лет мальчик счастливо прожил в родительском доме. Возможно, власти Лаконии предпочли бы сразу приступить к  суровому воспитанию дитя, но выхода не было. Малышу, пускай и будущему воину, требовалось какое-то время провести с матерью - хотя бы для того, чтобы кормиться ее молоком.

Его мать была не совсем типичной спартанкой… она не умела (или не хотела?) скрывать свою любовь к сыну, не была к нему достаточно строгой и окружила мальчика излишней заботой. Да и во “взрослую жизнь” отпустила крайне неохотно, с тяжелым сердцем.

Мелетий иногда гадал, не помешала ли ему чрезмерная материнская мягкость приспособиться к безжалостному миру школы? Ему было явно труднее, чем сверстникам! Быть может, мать (страшно сказать!) избаловала его? Вероятно, ей следовало быть построже к нему, своему любимцу… чтобы он бы с первых лет понял: не стоит ждать от жизни ничего хорошего! А так контраст безмятежного детства и сурового обучения получился чересчур впечатляющим… новая школьная реальность лишь чудом не сломила его волю.

Хотя какой смысл причитать и гадать, что было бы, если бы? Сложилось, как сложилось, и стоило признать: то были чудесные годы. Лучшие в его жизни… во всяком случае, пока - лучшие. Мелетий искренне надеялся, что появление Глафиры станет началом новой счастливой эпохи. Должно стать! Пожалуй, именно поэтому он так увлекся этой лучистоглазой девушкой… поэтому полюбил ее. Она очень напоминала его мать… и внешне и, насколько он мог судить, характером. С первого мгновения знакомства парень понял, что Глафира тоже способна чувствовать, в ней, как и в его матери, жили нежность и сострадание…. И он не хотел ее потерять… ведь матери он лишился в семилетнем возрасте. Она не умерла, но ему от этого не было легче.

Мелетий хорошо помнил тот день.

-Ты теперь взрослый, мой мальчик, - сказала ему мать. Помнится, было солнечное утро, и они вдвоем прогуливались по двору. Она остановила сына за домом и, присев на корточки, взяла его руки в свои и заглянула в лицо. Когда женщина сидела вот так, они были почти одного роста. - Ты должен быть сильным. Никогда ничего не бойся.

Она говорила твердо и уверенно, однако в ее голосе угадывалась грусть… и глаза, чудесные сияющие глаза (такие же, как у Глафиры!) были полны тайной печали. Но выказать свои чувства вслух женщина не смела. И, конечно, она не плакала.

-Мы больше не увидимся? - спросил Мелетий, хмуря брови. Он тоже не плакал - пускай ему и было всего лишь семь, он уже понимал, что слезы  - недопустимая роскошь в мире Спарты.

Мать подавила вздох, на миг опуская взгляд:

-Я не знаю, мальчик мой. Но если увидимся, то не скоро. Прошу об одном - будь сильным. Ради меня.

Он обещал и в самые трудные мгновения последующих лет держался только ради нее. Ради данного ей обещания.

И все-таки… может, было бы лучше, не люби она его столь истово? Расставаться с теми, к кому равнодушен, намного проще.

* * *

Отныне его домом стала особая военная академия -  агогэ. Условия здешнего проживая были, мягко говоря, не слишком приятными, комфорт как таковой исключался из обихода ребят. Например, спать им приходилось на жестких и неудобных постелях из тростника, к которому зимой добавляли ликофон, в простонародье именуемый “ежовой ногой”. Как следует отдохнуть на таком ложе было весьма затруднительно, и Мелетий просыпался уже уставшим, как будто всю ночь занимался тяжелым физическим трудом. А ведь силы для выживания в этом аду требовались немалые!

Не радовала и еда. Конечно, и мать не потчевала его изысканными блюдами, Спарта, в отличии от Афин, была скромна в вопросах питания. Однако если раньше меню было вполне съедобным, то теперь рацион поменялся кардинально, и в худшую сторону. Чаще всего им подавали меланас* - так называемый “кровавый суп” или “черную похлебку”, которая представляла собой плавающие в бычьей крови куски свинины, сдобренные солью и уксусом; изредка добавлялось немного чечевицы. Впервые попробовав сие кушанье, Мелетий поперхнулся - за что тотчас был наказан. Впоследствии он, конечно, привык к отвратительному вкусу “супчика”, и тот уже не вызывал в нем тошнотворных рефлексов… вот только полюбить кровавое варево было выше его сил. И все-таки даже этого ужасающего яства никогда не хватало на всех.

-Если голодны - добудьте себе пропитание, - равнодушно сказал им куратор - спартанец чуть старше 20 лет, и сам не так давно завершивший обучение. Он занимался с ними в свободное от “ратных подвигов” время и был лишь одним из назначенных государством инструкторов.

Его совет был равносилен одобрению воровства… хотя красть в открытую, как вскоре убедился Мелетий, запрещалось. За неловкость беспощадно наказывали, и мальчишки-новички, попавшись пару раз с поличным и вытерпев побои, в будущем старались проявлять бóльшую сноровку.

Обучение само по себе сложности не представляло: основной упор делался на развитие физической выносливости, а остальное - по возможности. Грамота, счет, пение хором бравых военных гимнов - вот, пожалуй, и все. Остальное время было посвящено гимнастике и спортивным играм. Причем играли мальчики в обнаженном виде и нередко - в компании с девчонками, которым, как считали спартанцы, тоже следует тренировать свои тела. И ребята не думали, будто происходит нечто постыдное или неловкое… нагота казалась совершенно естественным состоянием.

Вспоминая те дни, Мелетий гадал, была ли среди тех девчонок и Глафира. Если и была, он не обращал на нее внимание… а зря!

_______

* - однажды персидский царь приказал пленному спартанцу приготовить их знаменитую похлёбку, чтобы узнать секрет храбрости их воинов. Отведав "яство", царь сказал, что теперь понимает, почему спартанцы так легко расстаются с жизнью.

* * *

Когда Мелетию исполнилось 12, ему вручили плащ, заявив, что сего предмета гардероба ему хватит (по крайней мере, должно хватить) на весь год. Тем самым ознаменовался переход на второй уровень агогэ, еще более суровый, чем первый. Занятия (скорее, спортивные истязания) усложнились, а еды, напротив, стало меньше, и приходилось прибегать к всевозможным уловкам, чтобы хоть как-то продержаться очередной день и не упасть в голодный обморок. Голод стал привычным спутником Мелетия, и паренек забыл времена, когда мог есть досыта.

Босой (обувь носить запрещали), озлобленный, постоянно мерзнущий, Мелетий порою силился воскресить в памяти воспоминания о той другой жизни. Но они, эти блекнущие призраки прошлого, приходили разве что в ночных грезах, если ему вообще удавалось забыться сном хоть ненадолго.

И все-таки самым трудным оказался не голод и даже не телесные наказания, а необходимость соперничать с прочими мальчишками. Особенно нелегко было справиться с одним из них, - тем, кого назначили их лидером.

-Это Леандр, - представил им государственный инструктор коренастого крепыша с насмешливыми карими глазами навыкате. Это произошло в первый же день их новой жизни вдали от родительского очага. - Он уже перешел ко второй стадии обучения и знает наши порядки. Он будет отвечать за дисциплину.

Леандр ощерился в ироничной самодовольной улыбке, которая не обещала им, его подопечным, ничего хорошего.

-Вам следует слушаться его, - продолжал инструктор. - Вы должны понять, что обязанность воина - беспрекословное подчинение приказу.

Несмотря на невысокий рост, Леандр производил впечатление матерого, хотя его возраст едва ли перевалил за 12 рубеж. Однако пять лет обучения в агогэ сделали парнишку зрелым раньше срока.

“Такова и наша судьба?” - хмуро думал каждый из них, исподлобья и с опаской присматриваясь к “ответственному за дисциплину”. Никто из ребят не решался издать ни звука, первые же часы в агогэ убедили их, что умение держать эмоции под контролем - единственный способ выжить здесь.

“Мы не поладим с ним”, - глядя на насмешливый оскал Леандра, отчетливо осознал Мелетий.

И он угадал. Они не поладили…

* * *

-О чем думаешь? - раздался хорошо знакомый голос.

Мелетий вздрогнул, приходя в себя. Он настолько погрузился в собственные мысли, что почти утратил восприятие действительности и забыл, что находится в общественной столовой, в окружении прочих мужчин. Совместные трапезы (так называемые сисситии) стали с недавних пор обязательным условием его новой взрослой жизни.

Поглощенный самим собой, парень на пару блаженных минут забыл обо всем. Картины прошлого вставали перед ним одна за другой и на короткое время заслонили настоящее.

-Вспомнилось, - пробормотал он, покосившись на соседа - единственного, в общем-то, друга. Илиодор (именно так его звали) был внешне некрасив, но обаятелен, а главное - достаточно миролюбив и рассудителен. В нем не было агрессии и злости, присущей многим спартанским мальчишкам, измотанным тяжелыми условиями жизни, он лучше прочих переносил голод - и был достаточно ловок, чтобы раздобыть что-нибудь съедобное в особенно неудачливые дни, когда даже кровавый супчик мнился желанным. И, в отличие от Мелетия, Илиодор принимал “правила игры” вполне спокойно, без ожесточения и обиды. Возможно, потому они и сошлись, Илиодор и Мелетий? Потому и нашли общий язык?

-Вспоминаешь, - то ли переспросил, то ли подтвердил Илиодор, делая глоток напитка - разумеется, не вина. В Спарте строго следили за здоровым образом жизни, а потому алкоголь позволялся (и то - в разбавленном водой виде) лишь пожилым мужчинам, уже обзаведенным внуками. Зато рабов иногда шутки ради заставляли напиваться до животного состояния, заодно наглядно демонстрируя молодым парням, почему вино и воинская доблесть несовместимы.

А Илиодор тем временем продолжал:

-А нам есть, что вспомнить… веселенькие были денечки!

Мелетий подозрительно покосился на приятеля, пытаясь по выражению лица последнего угадать его мысли и понять, шутит ли он. Но нет, Илиодор казался серьезным. Неужели он и в самом деле вспоминает те дни с приязнью?

-Ну, не сказал бы, - буркнул Мелетий и зачерпнул очередную порцию черной похлебки. Кормили воинов Спарты все так же невкусно, зато гораздо более сытно - видимо, дни испытаний и закалки остались в прошлом. - Хорошего было мало.

-Разве? - не согласился Илиодор. - А помнишь, как мы с тобой  воровали фрукты в чужих садах?

Лицо Мелетия прояснилось, Илиодор воскресил в его памяти несколько приятных моментов непростого детства.

-Да, было дело, - мечтательно протянул парень, слабо улыбаясь. - Помнится, как-то мы почти попались…

-И чтобы смыться от расправы, нам пришлось побросать добычу, - весело подхватил его друг и выудил из своего супа кусок свинины побольше. - И мы так и остались голодны…

-Ничего, мы потом забрались в чей-то курятник и набрали яиц! И слопали их в сыром виде… и ведь хорошо еще, что самих кур не ощипали, мы могли - с голодухи!

-Ну вот, - усмехнулся Илиодор. - А ты - говоришь - ничего хорошего не было! Было, и еще как.

Пожалуй, потому Мелетий и любил своего приятеля - тот умел его подбодрить в нужный момент. Впрочем, “любил” - определение слишком сильное… отношения ограничивались дружбой, пускай кое-кто и подозревал нечто большее. Подозревал без малейшего осуждения, конечно, - подобного рода однополые связи были не такой уж редкостью в Греции той давней эпохи (и в этом конкретном отношении Спарта не стала исключением).

Однако Мелетий предпочитал женщин, а Илиодор, насколько он мог судить, вообще не отличался выраженным темпераментом. Ему никто не был нужен.

-Но кое-что мне вспоминать совсем не хочется, - решил вернуться в суровую реальность парень. - Например, порку в храме Артемиды*!

-Так и не вспоминай, - пожал плечами Илиодор. - Мы ж с тобой выдержали это испытание, верно? Боль не показали.

Мелетий поморщился, качая головой. Порою Илиодор воспринимал жизнь чересчур оптимистично… ну или со снисходительным равнодушием, покорно смиряясь с ее неизбежными трудностями и неприятными виражами. И эта умиротворенная снисходительность временами раздражала его друга.

“К счастью, детство осталось позади” - уже куда миролюбивее подумал Мелетий.

Да, когда ему исполнилось 20 лет, он занял свое законное место среди взрослых спартанцев. Теперь Мелетий участвовал в ритуальных воинских трапезах, охотился вместе со всеми - ну, и конечно, воевал. Вернее, участие в битвах пока оставалось лишь потенциальной возможностью, перспективой недалекого будущего.

Помимо привилегий были, увы, и обязанности. Например, каждый спартанец платил государству определенную денежную сумму и делился своими продуктами.

-Кстати, ты слышал новость? - нагнувшись к нему, шепнул Илиодор. - Про твоего дружка Леандра?

Мелетий нахмурился и покосился на “дружка”, сидевшего напротив них и активно налегавшего на похлебку.

-А что такое? - без особого интереса осведомился он. - Что с ним произошло?

Ему хотелось услышать, что Леандр как-то себя опозорил, подставился… но шансов было мало. А жаль! Воспоминания о многочисленных унижениях, которым подвергал его “ответственный за дисциплину”, были по-прежнему живы в памяти.

-Что с ним произошло! - передразнил Илиодор, вздыхая. - Что с ним произойдет-то? Только хорошее.

-Ну, и что именно? - кисло спросил Мелетий, окончательно теряя интерес к теме.

-Говорят, его назначат эфором**.

-Что?! - возмутился Мелетий, причем так громко, что на него оглянулись соседи по столу. - Он же совсем еще молод!

-Ну, повторяю, что говорят, - пожал плечами Илиодор. - Может, и врут.

-Хотелось бы верить, - пробормотал Мелетий, отставляя миску, у него вдруг пропал аппетит. - Но, боюсь, не врут…

Он снова покосился на своего недруга. Сделать этого самовлюбленного типа эфором, блюстителем порядка? Тем, кто следит за поведением самих царей? Что ж, Леандру подобная должность придется по вкусу, сомневаться не приходится! Еще в школьные времена он наслаждался властью над мальчишками младшего возраста и вовсю пользовался ее плодами… и сейчас своего не упустит.

Эта новость окончательно испортила ему настроение, и даже мысль о Глафире не смогла подбодрить.

_______

* - Новый год для юных спартанцев был довольно своеобразным праздником — их пороли в храме Артемиды. И делом чести поздравляемого было не показать ни единым мускулом лица, что это больно.

** - при совете старейшин каждый год выбирались пять «блюстителей» — эфоров. Они следили, чтобы народ исполнял законы, а цари не превышали власти. Раз в восемь лет, в безлунную ночь, эфоры садились рядом и молча смотрели в небо. Если в это время вспыхнет и скатится звезда, то эфоры объявляли, что цари правят незаконно. После этого отправляли послов в Дельфы и успокаивались лишь тогда, когда оракул заступался за царей.

3. Две новости

Анфиса сладко зевнула, прикрыв губы тоненькими пальчиками. И Глафира, искоса глянув на подругу, в очередной раз поразилась, почему Мелетий не выбрал в жены эту белокурую богиню вместо нее. Пожалуй, именно так должна выглядеть Афродита…

«Наверное, он не решился подойти к той, что красивее, - печально резюмировала девушка, подавляя вздох. - Что ж… тем лучше»

И с этой мыслью она коснулась своего пока ещё плоского живота… пройдёт совсем немного времени, и он пикантно округлится… интересно, как отреагирует муж на столь интригующую новость? Цель брака - дети, и скоро они исполнят свой долг!

Опять вздохнув, теперь - в иной, более благодушной тональности, Глафира рассеянно огляделась. Они находились в просторном зале, в окружении женщин и мужчин, все - по меркам спартанцев нарядные. Девушке пришло в голову, что любая афинянка посмеялась бы, увидев их «праздничные облачения». Хотя афинянку не пустили бы на подобное празднество…

Последнюю мысль Глафира озвучила:

-Только представь, живи мы с тобой в Афинах, ничего не видели бы, сидели бы затворницами на женской половине… да ты не слушаешь меня! - добавила она с упреком, заметив, что Анфиса наблюдает за группой людей в центре зала и явно всецело поглощена этим зрелищем.

-Ммм? - протянула красотка, переводя взгляд на подругу. - О чем ты, дорогая?

-Ни о чем, - раздраженно буркнула Глафира.

Они обе полулежали на клинэ*, окруживших низкий прямоугольный стол, чьи ножки завершались когтистыми лапами грифона. Подобных столиков по всему залу было расставлено немало, и на каждом - нехитрые угощения, которые в сравнении с обычным меню Лаконии все-таки напоминали деликатесы. Развлечения тоже предусматривались: приглашенные кифаристы и авлетки создавали приятный музыкальный фон, играя на лирах и авлосах, а взор услаждали танцы молоденьких танцовщиц (в том числе - раскрепощенных спартанок) в хитонах зазывного кроя. Когда-то и она, Глафира, участвовала в праздничных шествиях и пыталась очаровать своим видом чересчур сдержанных спартанцев. Давно, давно это было… и успеха она добилась только когда оставила тщетные попытки быть соблазнительной и стала сама собой. Забавно!

Улыбнувшись воспоминаниям о счастливом знакомстве, девушка сладко потянулась. Вечер удался на славу, побольше бы таких приятных минут… И опять мелькнула непрошеная мысль о загадочных Афинах, увидеть которые ей вряд ли доведется. Говаривали, тамошние симпосии обслуживали виночерпии, коими обычно оказывались очаровательные юноши - они разносили гостям разбавленное водой вино. Звучала музыка, а приглашенные танцоры, певцы и акробаты не давали присутствующим заскучать. А еще устраивались сценические представления, проводились конкурсы риторики и игры в загадки. И, конечно, одиночество мужчин скрашивали роскошные гетеры…

“А что еще делать, если порядочным женщинам туда пути нет?” - хмуро подумала Глафира, силясь вообразить столь шикарное торжество. Богатая фантазия легко рисовала эту картину, вот только рассудок отказывался поверить, что подобное возможно в том же мире, где существует Спарта.

Девушка покосилась на главного гостя симпосия - знатного афинянина, приехавшего с неким важным политическим визитом. Вот любопытно, если расспросить его… о нравах Афин… что он порассказал бы?

Эх, пустые мечты. Остается положиться на воображение.

-Ты тоже на него смотришь, - донесся до девушки удовлетворенный голос Анфисы. - Хорош, правда?

Оказалось, подруга наконец-то обратила на нее внимание, причем выбрала не самый удачный момент.

-На кого смотрю? - недовольно проворчала Глафира, торопливо отводя взгляд от афинянина и переводя его на приятельницу. Впрочем, лицезреть ироничную понимающую улыбку последней было не слишком приятно.

-Ну, на этого красавца… - кивнула в сторону афинянина Анфиса, улыбаясь все той же чарующей и насмешливой улыбкой. - Он хорош, признай!

-Мне все равно, - холодно отозвалась Глафира. - Я смотрела просто из любопытства.

Пересказывать подруге свои мысли и мечты о таинственных Афинах она не стала - Анфиса явно не поняла бы ее… вернее, поняла бы превратно.

-Я не прочь заполучить его в свою постель, - промурлыкала Анфиса, щурясь, как кошка на солнцепеке. - Как думаешь, есть шансы?

“Разумеется!” - с тоской подумала Глафира, но тешить самолюбие и без того тщеславной подруги не торопилась.

-Не знаю, он наверняка привык к гетерам, - сказала она вслух деланно небрежным тоном. - А они, если верить сплетням, не только красивы, но и умны… умеют развлечь…

Анфиса нахмурилась:

-А я чем хуже? Я могу с ними посоперничать!

-Можешь, да, - кисло признала девушка. - Но зачем? У тебя есть муж!

Красотка наморщила безупречный носик:

-Ах, Павлиций совершенно лишен пылкости… с ним так скучно… он мной не интересуется… охота, война, приятели… вот это да, а я… я так, просто жена. Он даже не каждую ночь меня посещает! Не думаю, что мне удастся зачать от него дитя.

Глафира недоверчиво покачала головой. Ей трудно было поверить, что мужчина в здравом рассудке способен пренебречь подобной очаровательницей. Спартанцы, конечно, холодны, но кем надо быть, чтобы не увлечься воплощенной Афродитой?! Тем более если сия богиня - твоя законная жена, и твой святой долг - делить с нею ложе!

-У меня все иначе, - с облегчением заметила Глафира. - Мелетий мной интересуется.

Анфиса равнодушно пожала плечами:

-И все равно, одно другому не мешает. Вдруг у него не выйдет тебя… хм… оплодотворить? Такое бывает! Тогда другому мужчине придется исполнить эту роль.

Глафира содрогнулась при этой мысли и снова положила руки на свой живот.

-Хвала богам, задача выполнена.

-Оу! - Анфиса заинтересованно покосилась на ее талию. - Пока незаметно… ты уверена?

-Ну… конечно, есть доля вероятности, что я ошибаюсь… но надеюсь все же, что я в положении.

-А Мелетий знает?

-Нет… но я скажу ему.

Анфиса вздохнула, - без зависти и сожаления, просто печально.

-Ты плодородная почва, дорогая моя… это хорошо. Ты быстро даешь всходы.

Глафиру покоробило подобное определение, она поморщилась и поджала губы. А Анфиса, не замечая гримаски на лице приятельницы, продолжала:

-И когда Мелетий умрет, тебя могут соединить с другим мужчиной… такая, как ты, должна родить много сыновей.

Взбешенная началом фразы, Глафира не вслушалась в ее конец и едва удержалась, чтобы не перебить подругу на полуслове.

-Это в каком смысле - когда он умрет? - прошипела она с яростью, ей, в общем-то несвойственной. - Он молод и крепок здоровьем!

Анфиса выглядела откровенно удивленной:

-Милая моя, ты ведь понимаешь, что большинство наших мужчин погибают молодыми?

-Он не погибнет! Он умелый воин! - конечно, она этого не знала, просто не могла знать. Но и промолчать была не в силах.

-Откуда тебе знать? - мягко возразила Анфиса, вторя ее мыслям, словно подслушанным. - И потом, что тут страшного? Смерть - лишь начало новой жизни. Так, во всяком случае, говорят жрецы.

-Говорят, да…

Глафира верила жрецам (а как же иначе?), вот только все их рассказы слабо утешали. Ей хотелось быть с Мелетием здесь, в этом мире… в том еще успеется.

Наблюдавшая за нею Анфиса снова проявила проницательность:

-Я знаю, о чем ты думаешь! Загробная жизнь - это прекрасно… но неплохо бы и этой насладиться, верно?

-Верно, - вымученно рассмеялась девушка. - Так оно и есть.

-Вот потому, милочка, я и смотрю на заезжего афинянина. Чтобы наслаждаться, понимаешь?

Глафира лишь вздохнула в ответ. Они по-разному понимали наслаждение жизнью, однако что толку спорить? Пустая трата времени и сил!

_______

* - ложе высотою около метра

* * *

Царила глубокая ночь - тот таинственный час, когда вечерние сумерки давно канули в Лету, а до первых робких признаков рассвета еще далеко. И все-таки ночь была не совсем кромешной: свет почти полной луны настойчиво сочился во все щели, озаряя покои холодноватыми рассеянными бликами. И мир в подобном освещении представал пугающе загадочным, полным теней и шорохов… необычный мир.

Но этих двоих тени и шорохи не пугали, наоборот, добавляли остроты их долгожданной встрече.

-Я думал о тебе весь день! - шептал он, истово целуя ее обнаженное тело, исследуя его губами и языком. - Ты богиня!

Глафира не верила ему, но наслаждалась его словами и отвечала на ласки со всей страстью молодости. Она почти не сознавала, что делает и даже что чувствует, вся обратившись в желание, в жажду любви.

-У меня предложение, - лениво и удовлетворенно обронил Мелетий какое-то время спустя, когда они оба, совершенно обессиленные, лежали обнявшись. Ночь все еще властвовала, однако линия горизонта уже подернулась слабым сиянием - скорее, предчувствием восхода, чем им самим.

-Предложение? - столь же расслабленным тоном отозвалась девушка, ее голова покоилась на плече мужчины. - Какое?

-Давай искупаемся вместе на рассвете в Эвроте… нагими.

Спартанцы привыкли купаться в студеных водах реки Эврот, теплые ванны - для изнеженных, считали они. Если ты болен и слаб здоровьем - тогда, конечно… однако жители Лаконии не любили признавать себя изнеженными, слабыми или больными.

-Это отличная идея! - с восторгом откликнулась Глафира, перевернувшись на живот и приподнявшись над ворохом шерстяных покрывал. Глаза ее мерцали в полумраке бриллиантовым блеском.

Она нагнулась и поцеловала его, он ответил охотно, хотя и сдержанно - минувшие часы утомили их обоих.

-А знаешь, - задумчиво произнесла Глафира, рассеянно выписывая пальцем невидимые узоры на обнаженной груди своего мужа, - говорят, в Афинах люди каждый день посещают особые купальни с горячей водой… и они там не просто моются, они общаются, едят, проводят досуг! А у самых богатых афинян такие купальни есть прямо дома…

-Какие нежности! - фыркнул парень с презрением истинного спартанца. - Что с них взять, в конце концов?

Глафира пожала плечами. Она бы ни за что не призналась, но ее прельщали неведомые Афины… она и посмеивалась над ее жителями, и завидовала им… и, пожалуй, немного восхищалась. Однако все эти эмоции, отчасти запретные, неправильные, были ее тайной, - тайной, которую никто не мог с ней разделить… даже муж едва ли поймёт ее.

-Откуда ты знаешь обо всем этом? - прервал размышления молодой супруги Мелетий, всматриваясь в нее сквозь темноту. - Про Афины?

-Анфиса рассказывала, - неохотно пояснила девушка.

-Тот еще источник! - пренебрежительно отмахнулся парень, успокаиваясь.

-Она умеет собирать слухи и сплетни… - не согласилась с его недоверием Глафира. - И вызывать на откровенность, особенно мужчин.

-Ну, тут ты права. Она умеет…

Глафира нахмурилась и снова растянулась на постели, на сей раз - поодаль от мужа, последние слова которого ее немного задели.

-Значит, ты согласен? - натянуто спросила она. - И что именно Анфиса умеет… как считаешь?

-Ну, она такая… сама понимаешь… - он сделал неопределенный жест рукой.

-Она такая, да, - с трудом выдавив неестественный смешок, с горечью согласилась Глафира. - Красивая.

-Это тут при чем? - Мелетий рассердился и порывисто сел. - Ну, она недурна собой, да, но это вообще неважно. Я имел в виду, она легкомысленная, болтливая… и, прости, не слишком умная.

У Глафиры сразу отлегло от сердца, она заулыбалась и тоже села, прижалась к ладному мужскому телу - телу человека, которого могла смело считать своим.

-Можно задать тебе один вопрос? - после короткой паузы нерешительно спросила она, вовсе не уверенная, что ей хочется знать правду. - Почему ты выбрал меня… а не ее? На том симпосии мы были с ней вместе. С Анфисой.

-А с чего бы мне ее выбирать? - Мелетий искренне удивился. - Мне б такое и в голову не пришло.

-Но она красивее! - понимая, что искушает судьбу, настаивала спартанка.

-Не задумывался об этом. И вообще, какая разница?! Я жену выбирал, а не украшение для дома! Афинянин, может, выбрал бы ее, но я - спартанец. Конечно, я выбрал тебя, что за вопросы?!

“Я - спартанец” прозвучало невероятно гордо, и Глафира, совершенно успокоившись, расслабилась в объятиях мужа… который тоже испытал облегчение. Нежно поглаживая супругу по нагому плечу, он улыбался своим мыслям. Хвала богам, она удовлетворилась столь простым ответом и прекратила расспросы… ведь на самом деле он выбрал Глафиру, потому что она -  молодая копия его матери, ее юная версия! А Анфиса… ну да, светлоглазая и светловолосая, стройная, но и только.

Какое-то время они молчали, погруженные каждый в свои мысли. Потом Глафира снова заговорила, и теперь в ее голосе зазвучали загадочные нотки:

-Кстати, Мелетий…. у меня есть новость…

-И какая же? - поинтересовался тот почти равнодушно, размышляя о СВОЕЙ новости, - новости, которая, как он опасался, его молодую жену вовсе не порадует. Разумеется, истинная спартанка порадовалась бы, но Глафира… нет, вряд ли. Во всяком случае, его мать приготовленная им весть огорчила бы, а значит, и Глафира будет расстроена. Они ведь так похожи!

Однако все мысли о своей новости вылетели у него из головы, когда Глафира сообщила, что за сюрприз подготовила:

-Я в положении, Мелетий. Я жду дитя… нашего сына.

Глафира была уверена, что ждет именно сына. Пусть это будет мальчик! Сильный, красивый… второй Мелетий. И у нее будет целых семь лет, чтобы заниматься им, любить его… потом, конечно, придется уступить воспитание тем, кто понимает в таких вещах больше, но 7 лет - много, очень много.

А потом она родит второго малыша. Жизнь казалась невозможно чудесной.

-Ты… что?! - он был поражен и растерян. И даже не мог понять, чувствует ли хоть что-нибудь помимо бесконечного ошеломления.

Глафира отстранилась от мужа и заглянула ему в лицо.

-Ты… не рад? - спросила девушка настороженно. Как-то иначе воображала она эту сцену.

Мелетий наконец-то пришел в себя и окончательно осознал: меньше, чем через год, он станет отцом. У него будет сын… или дочь. Он продолжит свой род…

“Я силен! - восхитился парень собою. - Мы с малышкой не теряли времени даром!”

-Я счастлив! - с жаром сообщил он, нисколько не кривя душой. - Я безумно счастлив…

Парень нагнулся, касаясь губами ее живота, ему чудилось, он уже ощущает там, в ее чреве, биение новой жизни. Иллюзия, конечно…

Внезапная мысль охладила его пыл; парень выпрямился и сурово посмотрел на молодую супругу:

-Если ты знала о своем положении… зачем… согласилась? Мы… не повредили ребенку?

Глафира чуть порозовела.

-Жрецы говорят, только если дитя начинает шевелиться - тогда нужно забыть о ласках… пока же… пока можно. И потом… - она помолчала и добавила смущенно: - Я просто не смогла сдержаться… не могла устоять.

-О, родная!..

Он вновь припал к животу любимой жены, потом его губы заскользили выше по ее упругому телу, стараниями Аллегры - совершенно безволосому, и сомкнулись на устах. И следующие минуты были отданы сладострастию… и упоенным ласкам, пока еще, как уверяли жрецы, вполне дозволенным.

...Молодые супруги уже отдыхали, сонные и удовлетворенные (во всех смыслах слова), когда Мелетий решился выдать и свою порцию новостей.

-Глафира, - заговорил он нарочито спокойным тоном, надеясь интонациями голоса усыпить ее бдительность, убить беспокойство еще в зародыше. - Завтра утром я покидаю Спарту.

-Что-о?

Сна и ленной безмятежности как ни бывало. Глафира села в постели, щеки ее запылали.

-Ты… покидаешь? Меня?

-Не тебя, - досадливо отозвался Мелетий. - Лаконию! И это временно. Военный поход. Давно пора.

-О боги… - пробормотала она с трепетом и болью, понимая с отчаянием безысходности, что ничего, абсолютно ничего не может сделать, чтобы предотвратить неизбежное.

Мелетий с трудом сдержал улыбку, поневоле довольный, что предугадал реакцию супруги… было бы обидно так жестоко ошибиться в собственной жене!

-Ты ведь понимаешь, рано или поздно это произошло бы, - успокаивающе проговорил он.

-Лучше поздно!

-Нам и так дали немного времени…

-Именно немного!

-Но его хватило, ага? - Мелетий лукаво подмигнул. - Хватило на главное.

Она с обидой покосилась на него:

-На главное? А что главное? Разве не мы с тобой?

Мелетий начал раздражаться. Он тоже сел и, пригладив растрепанные волосы, недовольно осведомился:

-А что ты предлагаешь? У меня нет выбора!

-А будь он? Как ты поступил бы?

Мелетий пожал плечами и отвернулся. Вопрос был глупым, и парень не видел смысла отвечать на него.

-Ладно, прости, - глухо сказала Глафира, подавляя вздох. Донельзя расстроенная, она, тем не менее, не плакала, только глаза заблестели ярче… быть может, от слез, но они не пролились. - Я понимаю, таков твой долг.

-Да, милая, это мой долг, - мягко согласился Мелетий, снова привлекая ее к себе и пытаясь приласкать.

А девушка, съежившись в его объятиях, со страхом вспоминала предсказания Анфисы… вдруг ее подруга обладает даром оракула и способна предугадывать будущее?

“Нет, не может быть! - сурово одернула себя Глафира, сильнее прижимаясь к Мелетию, словно надеясь стать частью его самого и, таким образом, не расставаться. - Она неумна и бесцеремонна, только и всего!”

-Ну, что? - донесся до нее голос Мелетия. - Успокоилась немного?

Нет, она не успокоилась… однако что толку твердить об одном и том же? Мелетий - парень снисходительный по меркам спартанцев, но и его терпение небезгранично. Капризы - удел слабых. А Спарта не признавала слабости ни в ком, даже в женщинах.

И Глафира сказала с фальшивой бодростью:

-Я верю, что ты вернешься, Мелетий. Я верю в тебя.

4. Война

Небо было полно звезд. Далекие, они, казалось, стремились поговорить с ним… пытались поведать о чем-то… вот только Мелетий не знал их языка и не мог понять, к чему они призывают… предупреждают?

-Не спишь? - спросил он вполголоса.

Лежавший рядом Илиодор приоткрыл один глаз и недовольно воззрился на друга:

-Не сплю и не засну, пока ты болтаешь.

-Прости, - вздохнул Мелетий. - Бессонница.

Илиодор ничего не ответил, только засопел и накрылся с головой плащом. Его так и подмывало поязвить, сказать, что, дескать, все дело в страхе, и у проблем со сном ноги растут именно оттуда… завтра-то - первая настоящая битва!… однако он счёл за лучшее промолчать и свои мысли оставить при себе. Ссориться с другом ему не хотелось. В бою полезно иметь верное плечо рядом.

Мелетий, впрочем, догадывался об этих мыслях и был рад, что приятель не высказал их вслух. Молодой спартанец и сам не знал, чего именно боится (да и боится ли, если на то пошло!). Он был неопытным бойцом, но, с другой стороны, хорошо подготовленным… годы усиленных тренировок сделали свое дело, выточили из каждого из них потенциальное оружие смерти… оружие непроверенное боем, не испытанное, но оттого не менее опасное.

«Мы опасны для самих себя» - шепнул внутренний голос.

А может, бояться не слишком зазорно? Страх обостряет все чувства, и, значит, нужно лишь держать его в узде - и использовать с выгодой для всех заинтересованных сторон. Если ты боишься обжечься, не полезешь в костёр, но это вовсе не значит, что ты будешь избегать огня как такового… страх порождает осмотрительность, только и всего.

-Спокойной ночи, - пробормотал Мелетий, обращаясь, скорее, к себе самому. Илиодор что-то сонно пробормотал в ответ, но парень и не пытался разобрать его слова.

Спокойной ночи, что ж… эта ночь и правда будет последней спокойной. Завтра - первый в его жизни реальный бой. Не тренировка, а именно бой - с противником, готовым и жаждущим убить его, Мелетия… в числе прочих.

Он осторожно шевельнулся, опасаясь разбудить своих соседей - все они расположились ко сну прямо на земле, под открытым небом, благо погода позволяла - ночь была теплой и ясной. Спали они  в доспехах*, сняв только шлемы для удобства - хотя о каком удобстве может идти речь, когда приходится таскать на себе около 30 кг металла? Примерно столько весило полное защитное вооружение спартанца.

Дыхание Илиодора стало более размеренным, сопящим… парень явно уснул. Мелетий же по-прежнему бодрствовал. Растянувшись на спине и забросив одну руку за голову (вместо подушки), он продолжал молча созерцать небо, хотя раньше не замечал за собой мечтательности.

Говаривали, звезды - это щели, сквозь которые сочится божественный свет… расположены они неизмеримо далеко, и ни одной птице не суждено взмыть столь высоко, чтобы достичь их.

Глупо думать о такой ерунде, конечно, стоило бы выспаться как следует… вот только боязно спать, мучит назойливая мысль, что эта ночь может оказаться последней.

А ночь, к тому же, была чудесной, ясной, по-летнему теплой, напоенной сочными фруктовыми ароматами. В эдакие часы не за звездами наблюдать в компании прочих смертников, а обнимать прекрасноокую возлюбленную, тем более что таковая имелась.

“Я должен выжить, чтобы увидеть ее хотя бы еще один раз, - подумал Мелетий, его наконец-то начало клонить сон… убаюкивали мирное звучание ночи, и даже задиристый храп некоторых товарищей вписался в этот ночной ансамбль. - Я должен вернуться и сказать самое главное…”

Он ни разу не сказал ей о своей любви. Считал само собой разумеющимся? Пожалуй… но теперь ему отчаянно захотелось сказать ей об этом вслух. Словами. Но будет ли подобный шанс?

_______

* - вооружение спартанца составляли копье, короткий меч и защитное вооружение: круглый щит, шлем, панцирь на груди и поножи. Тяжеловооруженный боец назывался гоплитом. В состав спартанского войска включались и легковооруженные бойцы, вооружение которых составляло легкое копье, дротик или лук со стрелами.

* * *

Ее настроение было прескверным, и всё вокруг раздражало, буквально всё. И она упрямо отказывалась признавать, что эта меланхолия, порою с оттенком агрессивности, объясняется всего-навсего ее состоянием…

Зато Анфиса, напротив, была в приподнятом расположении духа.

-И как я раньше не понимала всех прелестей беременности? - ворковала она. Рядом с ней стоял поднос с фруктами, и девушка с аппетитом выбирала плоды посочнее. Тут было все: виноград, сливы, инжир и финики… - Тебя кормят так вкусно…

Глафира исподлобья взглянула на неё и мрачно заметила:

-Беременна вот только я… а ешь ты.

Анфиса пожала плечами:

-Ну, и что? Ты не проявляешь энтузиазма! Присоединяйся, давай…

-Нет аппетита, - буркнула Глафира. Ей и правда совершенно не хотелось есть, одна мысль о еде вызывала тошноту. Более того, ее мутило даже при виде того удовольствия, с которым подруга лакомилась инжиром.

-А зря! - заметила красотка и, покончив с инжиром, принялась обрывать виноградную гроздь. - Скоро ты родишь своего малыша, и все будет по-старому.

-Тем лучше, - последовал лаконичный ответ.

-И тебе и правда нужно хорошенько питаться, - наставительно заметила Анфиса. - Ты должна набраться сил и родить сильного здорового мальчишку. Будущего воина Спарты.

“Чтобы он, как и его отец, потратил жизнь на войну? - с горечью подумала Глафира. - Зачем, зачем?..”

Конечно, она промолчала. Ее мысли принадлежали ей одной… в любом случае, никто не жаждал разделить их с нею. Даже Мелетий… даже он.

Она вздохнула, сама не зная, что расстраивает ее в первую очередь. Тоска по мужу? Страх, что он не вернется? Понимание, что и он никогда до конца ее не поймет, не примет всю без остатка? Что было причиной?

“Гормоны!” - сказали бы сегодня. Но в те дни во всем винили злых духов и капризных богов… впрочем, эти ипостаси нередко совпадали.

Мысли Глафиры прервал голос Анфисы:

-Дорогая моя, ты выглядишь ужасно… тебе плохо?

Ей и правда было дурно, но сказать об этом вслух значило признаться в собственной слабости.

-Нет, просто закружилась голова, - Глафира с трудом выдавила улыбку и прикоснулась к потному лбу. Ее слегка лихорадило. - Мой мальчик… у него буйный нрав.

-А может, это шальная девчонка, как ты? - предположила Анфиса, подмигнув. - Кто знает?

-Нет, у Мелетия будет сын, - сурово возразила она. - Мальчик.

-Пускай так, - не стала спорить подруга.

Они расположились на открытой террасе дома Глафиры, откуда открывался довольно-таки унылый вид на двор и хозяйственные сооружения. Девушки заняли лежаки возле столика с фруктами: Анфиса растянулась на своем с томностью породистой кошки, ее подруга, скорее, сидела, чем лежала, обхватив ладонями вполне уже очерченный округлый животик.

-Беременность тебе не идет, - скептически заявила Анфиса, изучая покрытое испариной лицо приятельницы. - Или это состояние никого не красит?

Глафира бросила на нее злой взгляд исподлобья. Сейчас Анфиса казалась ей как никогда прекрасной… неуместно красивой:  волосы завиты и струятся по плечам тугими волнами, светлый хитон подчеркивает безупречность форм… никаких украшений, конечно (спартанки их не признавали, в отличие от прочих гречанок), но они и не требовались. Анфиса была украшением сама по себе. Эдакой скульптурой работы великого... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2