… «Говорит Москва, - прозвучал голос диктора, - В эфире, первая программа Всесоюзного радио… Прослушайте пожалуйста программу передач на сегодня, 3 апреля 1954 года…
- Аграфена, ты дома? – раздался голос из-за двери.
- Дома, дома, - ответила женщина средних лет, - А, это вы, Зинаида Петровна, проходите.
Женщина, которую хозяйка назвала Зинаидой Петровной была лет 50-и, средней полноты и в костюме партийного работника. И в самом деле это была секретарь Калининского парткома.
Посмотрев по сторонам, она спросила:
- А где поселенка? – так Зинаида Петровна чаще всего называла Василису Ефимовну Колотову, но не в меру своего партийного статуса, а потому что очень верила в правоту атеистических идей советского коммунизма, что и выражалось в ее надменном отношении к людям, верующим в Бога. Василиса Ефимовне еще повезло, что парторг называла ее «поселенкой». Другим верующих она называла «святошами» и «богомольными». При этом называя их так, она вкладывала едкий сарказм в эти слова.
- Да она на улице, дрова колит, - ответила Аграфена. - Позвать что ли?..
- Ладно не стоит! – сказала Зинаида Петровна, доставая из портфеля газету «Труд», - На вот, прочитай…
- Где именно, - спросила, вытирая руки полотенцем, Аграфена.
- Вот здесь, на первой странице, - ответила парторг, присаживаясь на скамью, которая стояла возле окна.
- «… Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, - начала читать Аграфена, - приветствует Второй съезд Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний и в его лице один из передовых отрядов советской интеллигенции, несущей знания народу. Советская интеллигенция верно служит своему народу великому делу строительства коммунизма. Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний, организуя ежегодно свыше миллиона лекций по различным отраслям знаний, вносит большой вклад в дело коммунистического воспитания трудящихся, помогает Коммунистической партии и Советскому правительству быстрее решать историческую задачу – сделать всех рабочих и крестьян культурными и образованными… Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза выражает уверенность в том, что Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний, объединяющее в своих рядах 300 – тысячный коллектив, будет с честью выполнять почетную задачу - нести в народные массы бессмертное учение Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина, новейшие достижения современной науки и техники, широко распространять передовой опыт новаторов промышленности и сельского хозяйства на благо дальнейшего укрепления могущества нашего социалистического государства. Да здравствует наша славная интеллигенция! Да здравствует наш великий Советский народ – творец коммунизма!..»
В этот момент, Аграфена закончила читать и посмотрела на парторга…
– Слушай, меня внимательно, Аграфена, – сказала Зинаида Петровна, - я дала тебе прочитать это обращение нашей партии, чтобы ты сама увидела в какую знаменательную пору мы живем. И религии здесь нет места… Вот поэтому Центральный Комитет КПСС все делает для того, чтобы победа коммунизма над отсталыми проявлениями суеверий и мифов достигла самого отдаленного уголка нашей страны, деревни и хутора… Мне тут звонили из обкома. В общем, завтра к нам из столицы приезжает один лектор. А он, очень любит, проводить свои лекции по домам.
-По домам? – с недоумением спросила Аграфена, - А, почему бы, ему - не пойти в клуб. Там больше народу вместиться.
- В обкоме говорят, что он большой любитель задавать вопросы. А, вот вдруг, ответит кто-то ему. В клубе со сцены лица толком не увидишь. А если еще и спрячется у кого-то за спиной, то и вовсе не узнаешь, кто тот, человек. В таком деле не устраивать же дознание. Все-таки, он, поди, не преступник. Хотя, как посмотреть. Иной раз враги за спинами так и прячутся, так и прячутся.
- А много ли народу нужно для лекции? - вновь спросила Аграфена.
- Да сколько соберешь. Как мне известно, он не особый любитель столпотворений, потому и ходит по домам. Еще в обкоме говорят, что второй секретарь Московского горкома партии Фурцева, очень одобрила эти лекции, потому как сама, с молодых лет, состояла в Союзе безбожников страны. В общем, читает он лекции в разных домах. Я тут подумала, и решила, что в твоем доме, лектор появится обязательно. Значит так, сколько бы людей не пришло, главное соблюдать дисциплину... Смотри, не опозорь меня.
И Зинаида Петровна встала со скамьи, собираясь уходить.
- Да, кстати, - сказала она, - что касается твоей поселенки, то я так скажу: на лекции он должен быть, в первую очередь. Говорят, уж очень она верит в Бога... Ты, к слову, не знаешь, есть ли у нее... Библия?
- Не замечала, - ответила Аграфена.
- Я это говорю, к тому, что пускай сейчас и не 30-е годы, а 54-й, тем не менее, бдительности терять нельзя... Ну, все, мне пора…
Парторг ушла, а Аграфена присела на кровать, стоявшую в углу комнаты. Тяжело вздохнув она бросила беглый взгляд на газету, которая так и осталась в ее руке.
- А газету-то Петровна не забрала, - сказала Аграфена и задумалась.
Не нравилась ей эта затея с лекцией. Помнила она, что после революции и до самой войны происходило с верующими. В те годы она была молодой комсомолкой и помнила, как ездили к ним в село агитаторы Воинствующих Безбожников и активно агитировали против религии, церквей и верующих в Бога, призывая следовать антирелигиозной пропаганде. Однако, Аграфена, внутри себя, не одобряла ни снятие колоколов с церквей, ни сожжение икон, ни показательные «комсомольские пасхи» и старалась наблюдать за всей этой пропагандой безбожия со стороны. Она всеми правдами и неправдами находила поводы не вступать в Союз Воинствующих Безбожников, хотя ее ровесники без оглядки выкрикивали антирелигиозные лозунги и были участниками расхищения церквей.
Многое сейчас вспомнила Аграфена.
Помнила она, как отбирали у верующих церкви, сжигали Библии и иконы. Как в Кунгуре, где она студенткой училась в рабфаке, сперва закрыли, а затем превратили в тир Малую Алексеевскую Церковь, в которой когда-то ее крестили. Как по улицам ходила молодежь и высмеивала «боженьку».
А затем и ее стали привлекать к подобным мероприятиям. И приходилось идти. Но не потому что она разделяла подобные шествия, а потому что боялась стать изгоем. Боялась и молчала она и в 37-м году, когда приходили вчерашние комсомольцы в форме НКВД и арестовывали ее односельчан. Боялась за Коленьку, своего жениха, который втайне верил в Бога.
Они поженились перед самой войной, но насладиться семейным счастьем так и не успели.
Коленька погиб в сорок четвертом под Вильнюсом. Позже под Варшавой погиб отец Аграфены. Не вернулись с войны и два ее брата – Иван и Андрей.
Остался в живых только третий брат – Василий. Но он спился, и в начале 50-х умер, замерзнув под забором. Так беспощадно, как считала Аграфена, расправилась злая доля, почти со всеми мужчинами ее семьи.
Много слез выплакала она и не находила ответов.
Со временем опустел ее дом. Поочередно ушли из этого мира мама, бабушка Ульяна и дед Степан. Уехала на Украину единственная сестра Дарья, выйдя замуж за моряка – подводника. И стала жить Аграфена одна, пока не появилась у нее поселенка Василиса Ефимовна.
Сейчас сидя на скамье она думала о том, как же все-таки хорошо, что живет у нее эта поселенка. Что она не одна хозяйничает в своем доме. Что есть живая душа, с которой можно разделить кров и чаепитие. И Аграфене очень бы не хотелось, чтобы с Василисой что-то произошло…
В этот момент, посреди ее размышлений, скрипнула дверь и в дом вошла женщина лет пятидесяти. Шелковый платок, который был на ней, не мог скрыть ее приятные черты лица.
Она вошла в дом с улыбкой на лице и держала в руках небольшой самовар.
- Аграфена Гавриловна! – сказала женщина, - Смотрите: я в сарае нашла самовар. Что же эта красота там делает?..
- Ох, Василиса, как же сейчас не до него, - тяжело вздохнув произнесла Аграфена.
- Что–то случилось? – настороженно спросила Василиса и поставила находку на стол.
- Василиса, - сказала Аграфена, - ты бы дверь плотно прикрыла!
- Да, она вроде закрытая! – и Василиса Ефимовна на всякий случай подошла к двери.
- Хорошо… Присядь, рядом!.. – негромко произнесла Аграфена, - скажи, Василиса - у тебя есть Библия?..
Василиса Ефимовна смолчала ничего не ответив. В этот миг было слышно лишь негромко говорящее радио да ход часов на стене.
- Что же ты молчишь? – вновь спросила Аграфена.
- Да, что же вам сказать? Врать не хочу, и промолчать вы не дадите.
- Не дам, потому что желаю тебе добра. Я ведь уже давно одна живу. У меня ведь на фронте погибли и муж, и отец и два брата. А когда моей поселенкой стала ты, Василиса, я сперва, возмутилась: что же я такого сделала, чтобы в моем доме враг народа жил? Потом, присмотрелась к тебе и увидела, что-человек-то ты неплохой, жаль только, что враг народа. И работать умеешь, и по душам поговорить. Вот только в Бога уж сильно, веришь…
- А, куда же без Него? – произнесла Василиса Ефимовна.
- Ты говоришь, как мой Коленька! Он тоже верил. Правда не так открыто, как ты, Василиса…
В этот момент Аграфена взяла со стола газету «Труд», которую принесла парторг.
- Какое сегодня число, Василиса?
- Третье вроде бы.
- Правильно! Вот смотри… свежий номер газеты «Труд» и здесь написано, что сегодня отрылся Второй съезд Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний…
- А Библия здесь при чем? – глядя в сторону спросила Василиса Ефимовна.
- А при том, что это Всесоюзное общество ежегодно организовывает свыше миллиона лекций по различным отраслям знаний… И Библия к этим знаниям не относится.
- Ну этим меня не удивишь, – спокойно ответила Василиса Ефимовна.
Аграфена вздохнула и снова села рядом с поселенкой.
- Василиса! Приходила Фролова и сообщила, что завтра приедет какой-то лектор и будет ходить по домам, с антирелигиозными лекциями. Как - будто продразверстка какая-то. Прошу, скажи мне честно: есть ли у тебя Библия?
Тотчас Василиса Ефимовна посмотрела на Аграфену и тихо произнесла:
- Есть!
- Здесь, в моем доме?
После этих слов, Василиса встала и подошла к окну.
…Она помнила, как оказалась в Сибири в известное время репрессий 30-х годов. Ее отец был работал инженером в области авиации и, под руководством конструкторов Григоровича и Поликарпова, участвовал в создании истребителя И-6. Будучи бывшим летчиком, став инженером Ефим Колотов не сменил на штатскую военную форму. Так и ходил в ней, а иногда даже сам взлетал на самолете экспериментального образца данного истребителя.
О, как же она юная девушка, гордилась ее отцом – летчиком и инженером в одном лице. Его очень ценил сам Серго Орджоникидзе, и они бывало в их доме подолгу спорили.
Конечно, у Василисы, были другие интересы и поэтому эти споры ее не привлекали. Правда в последствии, когда отца арестовали, ей пришлось подолгу держать ответ перед следователями тройки НКВД.
Все изменилось в одночасье. После неудачного испытания нового истребителя кто-то донес на конструкторов Григоровича и Поликарпова, и вскоре многие, кто был с ними связан были арестованы…
Это произошло в 29-м, в разгар антирелигиозной пропаганды. Когда же арестовали отца, то не минула эту участь и его семью. Так «врагами народа» стали не только Ефим Колотов, но и его жена и дети. А так как Николай Николаевич Поликарпов не скрывал своих религиозных взглядов, то и следователи раскручивали для отца статьи предъявления обвинений по этой линии, хотя в то время Ефим был слишком далек от религии…
Отца расстреляли, а его жену и Василису отправили в Сибирь.
Однажды, судьба свела ее в кочегарке с еврейкой, по имени Бася. Та оказалась верующей христианкой и как-то, после уже продолжительного знакомства, она, показала девушке небольшую потрепанную книжицу. Это был Новый Завет.
В кочегарке, Василиса в первый раз открыла и стала его читать. Так она тоже стала верующей.
Бася, особенно сдружилась с Василисой Ефимовной и нередко приходила ей на помощь в самые трудные и тягостные мгновения жизни в лагере. Пять лет они провели вместе, пока еврейка не умерла от истощения. Вскоре, после долгих скитаний родственников по кабинетам НКВД да писем Сталину, лагерь, Василисе, заменили на поселение. Отправили ее на Урал, сюда, в село Юго-Осокино, которое находилось в 40 километрах от Кунгура…
- Люди такие разные, - произнесла Василиса Ефимовна, смотря в окно, - а клеветников еще больше. Из-за них я стала врагом народа! Впрочем, не жалуюсь. Там, за колючей проволокой, я поверила в Бога и промысел Божий.
- Какой-то жестокий Бог получается.
- Нет – Он не жестокий. Это люди – жестокие, а Бог помогает нам, чтобы несмотря, на такую жестокость обрести веру.
- Ах, Василиса, боюсь я, за тебя! – с печалью в голосе произнесла Аграфена, -мне кажется, Фролова, хочет устроить показательную лекцию, противоречащую твоей вере. Я, прошу, затаись и молчи! Разве мало ты пострадала за эти годы?
- Эти страдания очистили мою душу от лжи. Но, вы не бойтесь: как ни как, сейчас не 37-й год.
- Вот-вот! Фролова, тоже говорила эти слова. Только с совершенно другим смыслом.
-Аграфена Гавриловна! – ответила Василиса Ефимовна, - я уже давно перестал бояться человека. Пойдемте лучше, почистим самовар, нагреем в нем воду и будем пить чай.
-Все у тебя, как-то просто, - недоуменно произнесла Аграфена, - пойдемте пить чай… Я говорю лектор завтра будет, а у тебя все мысли о самоваре… Странная ты какая-то…
- А чего печалиться? – улыбнулась Василиса Ефимовна, - будет день и будет пища.
И пошли Аграфена да Василиса Ефимовна в летнюю. Еще долго они разговаривали за чаепитием с пирожками и казалось завтрашний день нисколько не тревожил поселенку. Но кто знает, о чем думает человек, особенно отбывающий ссылку и по своему внешнему качеству жизнедеятельности – несвободный человек. Но душа-то у человека свободная, потому как ни одному властителю невозможно отобрать ее без воли человеческой. Хочет человек отдать свою душу в рабство – и вот уже она не принадлежит сама себе, а исполняет прихоти своего хозяина. Ну а если душа человека не принадлежит хозяину, то уже ее никому не поработить.
Так было с душой Василисы Ефимовны. Хранила она ее свободной благодаря вере в Спасителя. Многое ей пришлось пережить: аресты, суд, ГУЛАГ и ныне поселение, но ее душа так и не покорилась гонителям и была свободной, хотя тело ныло от побоев, недоеданий и лагерных недосыпаний.
Уже ложась спать Василиса Ефимовна смотрела в потолок и шептала слова: «и будете ненавидимы всеми за имя Мое, но и волос с головы вашей не пропадет, - терпением вашим спасайте души ваши». Недолго ей не спалось и заснула она крепким младенческим сном. Как будто вовсе не было причины беспокоиться…
Зато Аграфена переживала и еще долго не могла заснуть…
… Наутро день начался солнечным.
С самого утра Аграфена была вся в напряжении. Ей бы очень хотелось отдохнуть в этот воскресный день, но что она могла сделать в этом случае. Можно было бы сказаться больной, но ведь ее не будут слушать ни председатель сельсовета, ни тем более Фролова. Откажись она от этой идеи лекции в ее доме и хуже всего станет ей самой. К тому же, Аграфену, за все годы советской власти так приучили к согласию по отношению к линии партии, что даже не возникала мысль ей противоречить.
Уже с раннего утра она посетила всех своих соседей и сообщила о лекции. По-разному они реагировали, но в конце концов, понимая всю сложность положения самой Аграфены, заверили ее, что придут.
И вот ближе к двенадцати часам все приглашенные собрались в доме Аграфены.
Возле окна она поставила стол и накрыла его, как положено в подобных мероприятиях, красной материей. Поставила на подносе два граненных стакана и графин с водой.
Собралось человек десять. В основном те, кто не станет задавать «антисоветских» вопросов. Конечно, Аграфена, не могла ручаться, что все будет тихо и спокойно, но по крайней мере среди пришедших не было едких острословов.
Поселенки Василисы Ефимовны среди них пока не было. С Аграфеной они договорились, что сама она подойдет в последний момент.
- Скажи, Аграфена, - спросила соседка баба Авдотья, которой было лет семьдесят, - это правда, что нас будут опять записывать в безбожники, как после революции.
- К тоже тебе это сказал? – вопросом на вопрос отреагировала Аграфена.
- Люди, говорят. Вот, помню, приходит, один безбожник и говорит: «Давайте, помашем кулаком в небо и скажем, что Бога нет!». А я его и спрашиваю: «Милок! Оно-то, может быть и так, мы ведь люди серые, окодемиев не заканчивали. Но если Бога нет, то кому тогда мы кулаком махать будем? А если Бог есть, то я боюсь это делать!».
- И что он тебе ответил? – с иронией в голосе спросил дед Онисим и тут же кашлянул.
- А, ничего не ответил, - махнула рукой баба Авдотья, - потому, как не знал, что говорить.
- Аграфена! – произнес Афанасий, еще один ее сосед, которому было лет пятидесяти. - Ты как думаешь, долго ли лекция будет. Выходной ведь, да и в район хотелось бы съездить.
В этот момент зашла Василиса Ефимовна. Присутствующие слегка посмотрели на нее, ответили на приветствие и вновь сосредоточили свое внимание на Аграфене.
- Так, как же, соседка? – вновь спросил Афанасий.
- Если бы я знала. Да ты, Гаврилыч, не беспокойся, успеешь съездить в район.
- Тебе, Аграфена, легче. Некуда торопиться. А у меня планов видимо-невидимо.
- Ты, Афанасий, не буянь! – проговорила баба Авдотья. - Не слышал, что ли, человек из самой столицы к нам едет. Да еще нам лекции по домам читает.
- Что-то он не захотел в твой дом прийти, - с сарказмом ответил Афанасий.
- Так ведь никто не предлагал, - ответила баба Авдотья.
- Ага! – бросила словцо Аксинья, эффектная женщина средней полноты лет сорока, - весь дом козами прованялся. Как раз место для лекции.
- Так ведь не умещаются они в хлеву, - оправдывалась баба Авдотья, - а что же ты, Афанасий, предложил бы прийти в свой дом.
- Больно надо, - отрезал он.
- Да-да! – снова сыронизировала Аксинья, - весь дом железяками завалил. Там же неделю прибирать надо.
- Да ладно вам, соседи, - вмешалась в разговор Аграфена, - ни к кому из вас лектор не пришел бы. Это решение Фроловой.
В этот момент во дворе послышался лай собаки.
- Кажется пришли, - возбужденно произнесла Аграфена, - пойду встречу…
… Лектор был лет сорока пяти, невысокий и подобно Аксинье средней полноты. Правда, в отличии от нее, он не отличался приятными чертами лица. Зато тембр голоса у него был запоминающимся. Чем-то напоминал голос диктора Левитана. Или может быть лектор подражал ему.
Вместе с лектором пришла и Фролова. Зинаида Петровна первая и начала лекцию.
- Здравствуйте, товарищи! – сказала она, - Вы уже предупреждены о том, что к нам приехал по поручению Московского горкома партии – сотрудник отдела социалистического реализма – Иннокентий Петрович Смолянинов. Он то вас и познакомит с последними задачами коммунистической партии Советского Союза. Прошу вас, Иннокентий Петрович!
- Спасибо!.. – произнес лектор, встал со стула и как будто стоя за кафедрой продолжил, - Итак, товарищи, перейдем к делу!.. Прошло уже 35 лет, с того момента как наша страна твердыми и уверенными шагами направляется к коммунистическому будущему. Человечество, товарищи, убедилось, что кроме физической силы, человек имеет еще и духовную силу – это верность своим убеждениям, веру в свою правоту, твердость и бесстрашие идей. Увлеченные этой силой, люди придерживались социальных и моральных прогрессивных взглядов. И вершиной этого прогресса стали коммунистические идеи. Но, товарищи, наряду с прогрессом, существует и регресс, мешающий победе коммунизма в нашей стране. Имя ему – религия. Да, товарищи, вера в высшую силу, которую суеверные люди нарекли Богом, вот ключевая причина, из-за которой строительство коммунизма затягивается… Итак! Чему учит суеверие? Оно учит, что Бог есть! А есть ли он на самом деле?.. Давайте, посмотрим, на небо?..
- Так его же из дому не видно, - кряхтя произнес дед Онисим. - Надо бы выйти во двор...
- Кузьмич! – строго сказала Фролова, - не перебивай!..
- Что вы, Зинаида Петровна! – произнес лектор, - здесь нет ничего крамольного. Пусть народ высказывается… А вы, стало быть, кто будете.
- Его крестьянское подобие – Онисим Кузьмич, - поклонился Онисим вставая.
- Не паясничайте, - обращаясь к деду Онисиму снова недовольно произнесла Фролова.
- Что же вы, уважаемый, свою фамилию не называете? – спросил Смолянинов.
- Так ведь, Кузьмич – это и есть моя фамилия. И я - сторож в клубе…
- Стало быть, вы не из красной интеллигенции?.. – снова спросил лектор.
- Это еще кто такие?.. – сдвинул плечами дед Онисим, - вы уж как-то по проще с нами… Крестьяне мы…
- Хорошо!.. А вот, скажите, товарищ Кузьмич, вы в небо часто смотрите?
- Да что вы! В моей каптерке разве его увидишь?
- Все понятно! Итак, товарищи! – громко сказал Смолянинов. - Афанасий Кузьмич говоря о небе, может на него и не смотреть. Таким образом, хотя мы и не смотрим на небо, тем не менее, мы не только верим, но и знаем, что оно есть. Точно также. Мы можем сказать, и о солнце. И это – наука, товарищи! Ну, а Бога, таким образом, вы видите? Нет! Стало быть, бог – это пережиток средневековья.
До этого момента душа Василисы Ефимовны тайно негодовала от слышанных слов лектора, все пытаясь сдерживать себя, по совету Аграфены. Но сейчас терпение ей отказало…
- Можно вопрос, товарищ лектор? - произнесла Василиса Ефимовна голосом твердым и решительным.
В тот же миг, Смолянинов посмотрел на нее пронизывающим взглядом до самой глубины души, который правда не привел саму Василису Ефимовну в какое-то замешательство. Она была уверенна в себе и без страха смотрела на лектора.
- Спрашивайте, – коротко вымолвил Смолянинов.
- Скажите, - спокойно произнесла Василиса Ефимовна, - если звезды, мы видим, то они есть. И если солнце мы видим, оно тоже есть? Так?
- Да, так.
- Это выходит, если я ваш ум не вижу, значит - его у вас нет?
Тут же в доме среди присутствующих раздался таинственный шепот, и парторг Фролова вынуждена была постучать ручкой по графину:
- Тихо, тихо!!! Гражданка Колотова! Вы что себе позволяете?.. Товарищ, Смолянинов, не обращайте на нее, внимание. Это – поселенка!
Лектор улыбнулся и продолжил свою речь:
- Ну что же, товарищи, продолжим!.. В наш век, когда коммунистическая партия, ведет наш народ к светлому будущему, в условиях социалистического реализма, когда советские ученые близко подошли к освоению космоса, тем не менее, все еще живы предрассудки о неком великом Боге. Бытует даже мнение, что Великую Отечественную войну наш народ выиграл благодаря этому всемогущему Богу. Но, товарищи одно дело мнение, а другое – наука. А ее доказательства несовместимы с религией. Товарищи, сегодня наука доказывает то, что можно многие чудеса, которые приписывают Христу повторить научно. Возьмем, к примеру, т.н. чудо превращения воды в вино. Знаете ли вы, что если взять сосуд с подщелоченной водой и влить туда несколько капель пургена или научным языком фенолфталеина и жидкость окрасится в малиново-красный цвет. Вот, какие чудеса делает наука!
- Скажите, - улыбнувшись произнес Онисим Кузьмич, - а вы сами пробовали выпить такое чудо?
Что вы! – ответил Смолянинов, - отравиться можно.
- Вот вам и наука, - произнес кто-то в зале после чего присутствующие оживились посмеиваясь.
Когда же шум утих после очередного стука Фроловой по графину вдруг не дожидаясь продолжения лекции Смолянинова среди присутствующих прозвучали слова:
- Вот-вот! А чудо, которое сотворил Христос - все пили, и никто не отравился.
Эти слова были как гром среди ясного неба, тут же воцарилась тишина, и все стали смотреть на того, кто это сказал, а вернее сказала. Это снова была Василиса Ефимовна.
- Хорошо! – спокойно ответил лектор. – Сейчас товарищ высказалась о якобы сотворенном чуде Христа. Но бывают случаи болезней по вине самих религиозных людей… И здесь уже о чуде не приходится говорить. Взять хотя бы так называемое причастие… Все вы слышали, о такой болезни под названием сифилис. И как-то был такой случай, когда в одном селе некто пошел в церковь и приложился ко кресту губами после причастия, а через несколько дней у него появились язвочки на губах. Почему это произошло?.. Да потому что в церкви никакой гигиены не соблюдается… Одна общая чаша и десятки ложек к ней тянутся. Больной или здоровый не имеет значения. Только болезнь того человека не единичный случай из-за средневекового предрассудка о якобы чудесной Тайной вечере. Тот человек вскоре стал жаловаться на язвы и на груди, и на животе. И выяснилось, что у него – сифилис… Начали доискиваться отчего это с ним произошло и оказалось это связано с целованием креста после женщины стоявшей перед ним. Она уже была больна данной болезнью, но наш прихожанин этого не знал. Вот и получил себе вместо чуда – прыщики во рту и как их следствие – сифилис. Вот как бывает из-за странной веры в боженьку.
-Почему же она странная? – вновь спросила Василиса Ефимовна.
- Я так понимаю вы единственная здесь, кто задает мне вопросы? – спросил Смолянинов.
- Это, наверное, потому что я кое-что знаю о вере в Бога.
- Значит, кое-что знаете, говорите! – не сдавался лектор. – Ну если вы так защищаете веру в бога, ответьте мне: если Бог присутствует везде, то где же тогда место дьяволу?
В этот момент Василиса Ефимовна пристально посмотрела на Смолянинова и закусила губу.
- Что же вы молчите? – спросил лектор, будучи уверенный в своем превосходстве в дискуссии с поселенкой.
- Молчите, пожалуйста! – шепнула Аграфена, сидевшая рядом с Василисой Ефимовной.
… - Что же я отвечу, - спокойно сказала поселенка и встала со своего места, - дело в том, что Бог должен быть в сердце. Он у вас там есть?
- Как же он может там, где в него не верят? – ответил Смолянинов слегка улыбаясь.
- Тогда дьявол там! – спокойно сказала Василиса Ефимовна и села на свое место.
Оживлению не была предела. Вдруг ничего не боясь присутствующие стали громко шептаться и громко вздыхать.
- Тихо, товарищи! – произнесла Фролова и наклонилась к лектору. – Мне кажется нужно заканчивать лекцию…
Получив одобрительный кивок головы парторг продолжила:
- На этом лекция товарища Смолянинова считается закрытой. – Прошу расходится…
Затем Фролова подошла к Василисе Ефимовне и шепнула ей:
- Вы не спешите уходить?
- А мне и некуда! Я ведь живу у Аграфены.
- Тем лучше… - ответила Фролова и вернулась к столу, где ее ожидал Смолянинов…
…Расходились недолго. Практически все участники лекции, пока уходили, незаметно от Василисы Ефимовны бросали на нее сочувственные взгляды, понимая, что ей так просто срыв лекции не пройдет.
Аграфена тоже вышла, по кивку головы Фроловой. А хозяйке дома не нужно было объяснять, что это значило. Благо, у нее было куда пойти, чтобы не замерзать на улице. Невдалеке жила, баба Дуня, которой было лет под восемьдесят. Она уж давно потеряла слух, оттого и не позвала ее на лекцию Аграфена.
В общем, пошла Аграфена к ней в гости, особо не беспокоясь, что скажет бабе Дуне, потому что частенько помогала ей по-хозяйству…
… - Подойдите, Колотова, -сказала парторг Фролова, стоявшая возле стола, за которым сидел лектор Смолянинов, - Присаживайтесь.
И Василиса Ефимовна присела на короткую скамейку.
- Вы, надеюсь, понимаете, что сорвали лекцию уважаемого товарища Смолянинова. Он прилетел из самой Москвы, пожертвовал семьей и уютом. И вы, срываете лекцию, своим несносным поведением. Надеюсь, вы, не забыли, ваш гражданский статус, товарищ Колотова? Хотя, наверное, слово «товарищ», к вам не относится.
- Ну, зачем, так строго? – встав из-за стола сказал Смолянинов. В этот момент он обошел стол и присел рядом на скамейку к Василисе Ефимовне, - мне, кажется, товарищ, что-то не понимает в своей жизни. Вы, были в лагере, в Сибири? Не так ли?.. Я читал ваше дело. Кроме того, мы, кажется раньше с вами встречались?
- Разве только встречались?.. - переспросила Василиса Ефимовна.
- Как, - удивилась Фролова, - оказывается вы знаете друг друга?
- Дело в том, Зинаида Петровна, что мы вместе работали в Промстройпроэкте. Я тогда курировал архитектурную модернизацию старых зданий.
- Настолько курировали, - произнесла Василиса Ефимовна, - что взрывали культурное наследие русского зодчества.
- Вы имеете ввиду храм Христа Спасителя? Ах, товарищ Колотова, вам ли не знать, что была великая задумка построить Дворец Советов на том участке земли с необходимым расширением площади, где находился храм.
- Да уж, - покачала головой Василиса Ефимовна, - взрывать пришлось не единожды. После первого взрыва храм устоял, а мощные взрывы содрогнули не только рядом находящиеся здания, но чувствовались на расстоянии нескольких кварталов. Да и для разборки обломков храма, оставшихся после взрыва, понадобилось почти полтора года.
- А у вас хорошая память, - сказал Смолянинов, - впрочем, кажется вы тогда не поддерживали идею взрыва храма?
- А как вы думаете, почему?.. - ответила Василиса Ефимовна, - люди больше сорока лет строили его, в нем происходили многие культурные события… И вдруг трах-бах…и храм лежит в руинах… Не варварство ли это?.. Да и в итоге не построили вавилонскую башню…
- Какую еще башню?.. - переспросила Фролова?
- Да так, гражданка Колотова, называет Дворец Советов, - поспешил ответить Смолянинов недоброжелательно посмотрев на Василису Ефимовну, - вот только вы, зря радуетесь?
- А чему-радоваться-то?.. – ответила Василиса Ефимовна, - храм разрушили, а с ним и богатую его историю уничтожили…
- Ничего страшного, - сказала Фролова, - может быть Дворец Советов еще построят…
- Или еще что-то, – добавил Смолянинов. – Во всяком случае руководству нашей страны виднее, что лучше для советского человека.
На это Василиса Ефимовна ничего не ответила, а лишь глубоко вздохнула.
В этот момент Смолянинов посчитал что победил собеседницу своими доводами о светлом будущем и потому пошел дальше в наступление.
- Товарищ Колотова, - произнес он, - вы же были коммунисткой!
- Была, не отрицаю! – ответила Василиса Ефимовна, - и очень жалею об этом. Слава Богу, что теперь я христианка!..
- Вы – антисоветчица, - строго произнесла Фролова.
В ее устах это обвинение поселенке.
- По-вашему, наверное, да! – спокойно произнесла Василиса Ефимовна без страха глядя в лицо парторгу, - а по-нашему, прощенная грешница!
- И кто же вас простил? – спросила Фролова.
- Христос.
- Понятно! – махнула рукой парторг.
- Ваши убеждения мне понятны, - сказал Смолянинов. – Когда вы вот также ревностно защищали советский образ жизни…
…- Но при этом я не позволяла себе безбожные выходки… - перебила его Василиса Ефимовна.
- Да-да! Я помню… И все-таки, где гарантия, что вы не найдете для себя новый идеал стремлений.
- Конечно, я слишком часто ошибалась в жизни. Но теперь христианство – мое настоящее и будущее.
В этот момент Смолянинов не выдержал и сказал:
- Христианство, как и другие религии. строится на заблуждении. И главный его источник - это страх. Страх перед таинственным. Страх перед неудачей. Страх перед неизвестным.
- Вы правы только в одном, - ответила Василиса Ефимовна, - христианство действительно строится на страхе. но только не таком, каким он является в душах людей. Этот страх необыкновенен. Он сродни радости ребенка, который имеет отца. Этот страх - понимание того, что наставление отца нельзя нарушать. Вам, сейчас, этого не понять... Вы привыкли идти против отца, против семьи и против друг друга.
- Вот я слушаю вас, Колотова. и удивляюсь. Вы же были недавно совсем другой... Спокойной и здравомыслящей. Что же с вами случилось? - спросил Смолянинов.
- Учителя хорошие были. Вежливые такие, - улыбнувшись ответила Василиса Ефимовна.
- Вы зря улыбаетесь, - не выдержала парторг и посмотрев на Смолянинова произнесла. - кажется нужно что-то делать с этой поселенкой.
- А что тут сделаешь? - глубоко вздохнув произнес лектор, - В ее случае наука бессильна. Пора заканчивать.
Смолянинов встал и одевая пальто вскользь сказал: - Прощайте, уважаемая! Надеюсь вы образуметесь.
- Нет, - вставая с лавки ответила Василиса Ефимовна, - не мне, а вам еще предстоит образумиться.
- Колотова, - строго произнесла парторг, - ваше время вышло...
-До свидания, Иннокентий Петрович, - улыбнулась Василиса Ефимовна, - может так случится мы еще с вами встретимся в других обстоятельствах.
Смолянинов на это ничего не ответил, а лишь открыл дверь и вышел из дома Аграфены.
- Встретитесь, встретитесь, - язвительно ответила парторг вместо ушедшего лектора, - только для вас, Колотова, - это будет встреча не из самих приятных...
...Ушли все, а Василиса Ефимовна, словно лишившись сил, тяжело села на лавку. Она понимала, что теперь легкой жизни не будет. Она могла лишь только представить, что с ней может произойти. Но она не боялась. И ей было не важно, когда придут за ней и снова арестуют. Главное, что впервые за все эти годы она смогла сказать то, что думала и во что верила. Без страха за свою жизнь и без сожаления за свое будущее...
21 января 2019
Иллюстрация к: Лекция.