ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Андрей Штин
Стоит почитать Реформа чистоты

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Возвращение из Петербурга в Москву

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Лошадь по имени Наташка

Автор иконка Александр Фирсов
Стоит почитать Прокурор

Автор иконка Анастасия Денисова
Стоит почитать "ДЛЯ МЕЧТЫ НЕТ ГРАНИЦ..."

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Я лишь благодарю

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Я говорю с тобой стихами

Автор иконка Владимир Котиков
Стоит почитать Ода-хвалилка своему кумиру

Автор иконка Ося Флай
Стоит почитать Я благодарна

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Рыжик, верный и хороший, он меня не подв...

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

СЛУЧАЙНЫЙ ТРУД

Антон Диденко. Воспоминания
просмотры287       лайки0
автор Владимир Ноллетов

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Воздухоплавание при Иоанне Грозном


Михаил Кедровский Михаил Кедровский Жанр прозы:

Жанр прозы Историческая проза
414 просмотров
0 рекомендуют
0 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
В небольшой повести рассказывается о событиях середины ноября 1571 года и их последствиях.

       13 ноября 1571 года ранним утром дохтур Елисей (Элиша) Бомелий, некогда обучавшийся медицине в Кембридже, доложил государю Иоанну IV Грозному, что царица Марфа скончалась. Иван даже не стал вставать с постели, не пошел поглядеть, а отвернулся к окну. С вечера уже и так все было ясно.

 

        Царские повитухи (принимать не только роды, но и смерть входило в их обязанности) омыли тело усопшей, нарумянили лицо и облачили в дорогие одежды. Они хотели перенести труп в ледник под криптой Алексеевской церкви, однако английский лейб-медик не велел, заявив, что в пределе перед алтарем достаточно прохладно. Потомственные государевы гробовщики отец и сын Паленовы сделали замер, и резной дубовый гроб был готов ко второй половине дня.

     

       Иван до следующего утра не покидал опочивальни, много пил с постельником Михалкой, но не пьянел. Вечером вызвал к себе государева печатника Арефу Неопалимова.

     

       – Врази не дают мне покою, грешному, – мрачным тоном произнес он. – Я сильно подозревал, что бояре изведут царицу, но не так скоро. Куда укрыться от вражьего заговора? Не в Литву же, чтобы Курбский глаза выклевал?

     

       – К Строгановым бежи, – вставил пьяный Михалка.

     

       – В холопи?! – гневно сверкнул очами царь и продолжал почти спокойно: – На поклон к купчишкам?.. Пока нынешних делов не переделаем, о прочем и помыслить негоже. Завтрева, Арефа, поедешь к митрополиту Кириллу на Москву. Отпевать будем в Успенском соборе Кремля. Как соберемся, перевезем, так и приступим. Передай повеление мое. Также скажи его преосвященству, что царица Марфа умерла девственницей. Присовокупь чудеса, явленные при гробе. Дай понять, что процедура будет небыстрой, но надоть бы покумекать о прославлении. Так и двору сам скажу… Да не болен ли ты – еле ноги держат?

     

       – Здоров, твое величие.

     

       – Если выпил, то больше не пей, к утру – проспишься. Так вот, начну балакать о прославлении царицы-девственницы. Это отвлечет многих вразей моих. Может, перегоню их крамолу извести. Ступай, брат, ступай. И захворать никак не мысли…

     

      Еще ночью Арефа покинул дворец черным ходом и выехал из Александровской крепости. Возок с верными людьми оставил в леске. Повозку со слугами поставил ближе к опушке. Слез с коня, испытывая головокружение, и побрел вниз, держа его за повод, к речке Серой, где стал поджидать других заговорщиков. Он чувствовал, что по мере приближения намеченной развязки его одолевает странный недуг, который выражается в приливах тяжелой слабости, когда ноги не повинуются и в голове разгорается неведомый пожар. Иной мог бы подумать, что страх делает свою разрушительную работу. Но здесь было иное: решимость росла, а тело слабело. То жар, то озноб пронизывали все его существо. Раскаленную голову сдавливало невидимыми тисками.

     

       Накануне в недолгом забытьи ему приснился ужасный сон. Печатник должен был залезть в возвышавшуюся над скалой горницу. Дул ветер, и веревка, скорее напоминавшая нитку, казалось, вот-вот оборвется. Его носило туда-сюда как пушинку, но он упорно подтягивался и поднимался наверх. Тяжесть и опасность подъема он ощущал почти, как наяву. В горнице – весьма мрачноватой – его ждал Тимофей. Был блаженный в опрятном дорогом платье, причесан и умыт, с ухоженной бородой. Словом, выглядел необычно. Где-то за его спиной было светлее, чем днем, но там, где они находились, сгущались будто бы сумерки.

    

       – Спускайся вниз, Арефа, – сказал тот, новый (уже не юродивый) Тимофей. – Тебе не престало время.

     

       – Да как же? – спрашивал испуганно печатник. – Я поднялся едва. Пропаду.

     

       – Сказано: время не пришло. – Тимофей смотрел своими умными глазами, которые говорили больше, чем было произнесено вслух. – Спускайся, разумею, не убьешься.

     

       – А тебе пришло? – спросил Арефа.

     

       – А мне пришло. Скоро узнаешь о том…

 

       (Блаженного Тимошу зарубил перед царскими вратами Алексеевской церкви Малюта по приказу царя).

 

       Дозорная церковь-колокольня во имя митрополита Алексия-чудотворца, впоследствии переименованная в Распятскую, только при поверхностном взгляде казалась единой устремившейся вверх башней. Башен было две – одна значительно выше другой, но они лепились друг к другу, хотя и имели отдельные входы. Колокольня нижнего звона соединялась с галереей второго яруса, где были широкие пролеты – достаточные для того, чтобы вытащить на карниз летательное устройство, но высота для полета была неприемлемо мала. Пролеты башни верхнего звона были слишком узки, в эти каменные оконца едва мог протиснуться человек, мешали и три чугунные перекладины на каждом из них, встроенные в каменную кладку для того, чтобы захмелевший звонарь не сверзился вниз. Правда, мешали ему, если он еще чего-то соображал, с внешней стороны два кокошника верхнего, третьего ряда. С полукруглой поверхностью, прижатые друг к другу, они составляли зыбкую, но достаточно просторную основу для взлета. До старта летательное устройство, состоявшее из складных крыльев, подкрыльной рамы управления и нижнего плотика, нужно было привязать веревками к чугунным перекладинам.

     

       Нижняя звонница редко кем посещалась, кроме звонарей. Там-то и было принято решение разместить все необходимое для осуществления намерений заговорщиков. Звонари даже не смогли бы впоследствии объяснить, что за снаряжение здесь лежало, кроме находившегося сверху и сложенного вчетверо персидского ковра. Если бы они спросили, то ключарь Димитрий, покачивая головой, сказал бы им: «Царь велел». Но они ничего не заметили и ничем не заинтересовались.

     

       Когда отец Евстафий (царский духовник) убедился, что псаломщики, находившиеся при гробе царицы, уснули, он покинул церковь (ночной привратник тоже был усыплен, но через час кончалась его стража, и к тому времени он должен был прийти в себя (так обещал Бомелька). Как только Евстафий ушел, в церковь вошли облаченные в черные рясы и куколи два человека – телохранитель Арефы монах Памва и Никита Холоп (летатель). До сего времени они укрывались в лачужке блаженного Тимоши, примыкавшей к заднему двору церкви-колокольни.

     

       Никита поднялся на верхнюю звонницу, пролез через пролет, встал на два кокошника верхнего ряда и привязал себя за руку веревкой к чугунной перекладине, а к другой – трос, который сбросил вниз. Высоты он не боялся, но дул сильный ветер и в таких условиях собирать устройство на узкой площадке было крайне неудобно. Никиту терзал холод, и он пожалел, что оделся легко. «Но в тулупе ведь тоже не полетишь», – подумалось ему.

 

       Памва забрал в нижней звоннице воздухоплавательную раму, ремни управления и крепления, а также нижний плотик, на котором должен был стоять воздухоплаватель и где нужно было закрепить тело царицы. Он вышел с поклажей на галерею второго яруса, ухватился за трос и, используя подоконник малого оконца нижней колокольни, взобрался на карниз, поднялся по двум рядам кокошников и передал груз Холопу. Затем вернулся обратно и таким же образом переправил сложенные крылья. Потом ему пришлось забрать из нижней звонницы ковер, положить его у гроба, а самому – идти на верхнюю, чтобы помочь Никите «облачиться» и приладить все как следует.

     

       Вернувшись в алтарный предел, он развернул ковер, бережно положил на него еле теплое и почти бездыханное тело спящей царицы (ему вообще показалось, что Марфа мертва), упаковал ценный груз, обвязав веревками, и вновь поднялся на большую верхнюю звонницу, где вместе с Никитой Холопом, который уже привязал канат к раме летательного устройства, разместил и укрепил «скатку» на плотике-платформе.

     

       Затем Памва спустился и вышел на двор. Дверник Никифор Уздальцев только что проснулся, но вряд ли мог понять, кто проскользнул мимо него, по одеянию – явно отец Евстафий. Тени искажают размеры людей и предметов…

 

       В отдалении замелькали огни, и стало видно, как нежданная неведомая толпа устремилась к Алексеевской церкви-колокольне. Памва свернул за угол, недолго поискав, ухватил канат. Через довольно значительный промежуток времени (чернец уже слышал приближающиеся голоса) Никита дернул за канат – это был сигнал тянуть его изо всех сил в сторону крепостной стены. Монах Памва вложил всю свою нечеловеческую силу и рухнул, когда толстая веревка обмякла. Никита Холоп перерезал «пуповину», связывавшую его с землей.

     

       Лежа на спине, инок и телохранитель печатника увидел пролетавший над ним и казавшийся в полумраке огромным силуэт воздухоплавательной машины. Затем послышались выстрелы. Чернец вскочил и, не мешкая, стал скручивать канат. Побежал с ним к убогому жилищу блаженного, неподалеку от которого находился большой могильный камень. Отвалил его и проник в подземный лаз. С верхней площадки хода, при помощи рычага, вернул камень в прежнее положение и стал спускаться по винтовой лестнице в огромное подземелье, расположенное под Александровским замком.

     

       Блаженный Тимоша, отправляясь ко дворцу, чтобы поучаствовать в шествии, предупредил монаха, что, спустившись, ему слева нужно нащупать медный трубопровод и идти вдоль него до большого каменного распятия, где будет другая лестница, ведущая к терему, в котором его будет ждать княгиня Анна. У чернеца под рясой на всякий случай было огниво, но он не решился воспользоваться им, чтобы не привлечь внимания подземной охраны, которая, правда, дежурила только по периметру дворца и была отгорожена от узкой тайной тропы несколькими перегородками и рукотворными залами, напоминавшими пещеры…

     

       На мерзлой пожухшей траве прошедшего лета, на пологом берегу речки Серой, в предрассветном темно-багряном сумраке, кутаясь в шубы, ожидали дальнейшего развития событий Арефа Неопалимов, капитан-посол Энтони Дженкинсон, начальник холмогорской фактории Даниэль Сильвер, а также толмач Посольского приказа Константин Вельяминов. 

     

       Вельяминов возлагал большие надежды на Дженкинсона, обещавшего переводчику организовать бегство в Англию, но дававшего понять, что надо дожидаться подходящей оказии. И вот теперь вроде бы она подвернулась.

     

       Дворянина и двух джентльменов временами охватывал страх неизвестности, а Арефу порой одолевали крошечные красные человечки с таковыми же молоточками, они изнуряли его изнутри. Задуманное под натиском будничного сознания представлялось в иные минуты невыполнимым вздором. Цель всех усилий сейчас была, как никогда, не ясна.

     

       В трехстах шагах за ними у голой березовой рощи стояли наготове две пролетки. Шестеро слуг, не ведавших, что будет происходить, были готовы исполнить любые приказания. В рощице боярин-печатник спрятал свой возок и трех преданных людей. Заговорщики не знали, куда везти царицу, если побег удастся. У Арефы были собственные намерения, но четко сформулировать их он сейчас бы вряд ли смог. К тому же подозрительный царь отобрал у него – недавнего любимца – «вездеходную» золотую малую печать, в наличии имелась лишь «памятка», разрешающая проезд исключительно в Москву. Там можно было передать Марфу в Вознесенский либо Девичий монастыри. Но на это не было и не могло быть благословения митрополита или, по крайней мере, епископа. Да и кто бы дал согласие на такое, за что голова могла слететь с плеч. Отдать послушницей в обитель за соответствующее вознаграждение и под чужим именем было можно. Но рано или поздно нити заговора будут распутаны и беглянку найдут, чтобы умертвить окончательно. Иного варианта в рациональном человеческом мире не существовало.

     

       Англичане склонялись к тому, чтобы наудачу бежать в Вологду. Царь вряд ли там появится сам, а его подручные вряд ли сообразят там искать беглецов. Из Вологды побег за границу представлялся вполне вероятным.

     

       Рассматривался и вариант Суздаля, где вероятность поиска беглянки была невелика. В тамошнем женском монастыре прежний государь Василий III – отец нынешнего – упрятал навеки первую жену Соломонию Сабурову, в иночестве Софию. С тех пор прошло 46 лет. Но, не имея разрешения на проезд никуда, кроме Москвы, отправляться в другое место, было связано со значительным риском. Дозорные рыскали по дорогам – кого задерживали, а кого грабили и убивали по подвернувшемуся случаю.

     

       Отправиться в Москву по царскому приказу для Арефы Неопалимова означало сохранить хоть какой-то шанс на продолжение карьеры, на заключение с княгиней Анной Кашинской выгодного брака, мысль о котором укреплялась в голове Иоанна Грозного. Все иное относилось к неизвестному, пугающему и запредельному.

     

       Впрочем, в тот момент боярин почти не думал о себе, будто выполнял как заколдованный ЧЕЙ-ТО приказ, а если быть точным: вяло сопротивлялся его выполнению, вознамерившись противуречить, яко букашка, Слону…

     

       Свинцовое утро вступило в свои права, и со стороны крепости взметнулась черная птица величиной с кобылу. Послышались выстрелы и виделись вспышки от них. Но птица приближалась и росла, меняя цвет крыльев – от фиолетового к салатовому.

     

       Можно было теперь убедиться воочию, что под полупрозрачными огромными крылами борется с управлением этой невиданной махины окровавленный человек. В ногах у него на деревянном лодочном днище находится завернутый в покрывало груз. Гигантская птица осторожно и бесшумно присела в шагах пятидесяти от заговорщиков.

    

       – Мистер Дженкинсон, – восторженно воскликнул Вельяминов, – чудовищное по замыслу изобретение. Только великая Англия способна на такое! Мы на этой штуковине полетим?

     

       Дженкинсон никак не отреагировал на неуместную реплику болезненного молодого человека.

     

       На бледно-зеленом лице Никиты застыла удивленная и радостная детская улыбка. Он смотрел туда, куда они смотреть не могли, и вглядывался в то, что им было недоступно. Он выпростался из своего самолета, как дитя из пеленок, и голубовато-салатовые крылья, как два гигантских изъеденных гусеницей листа клена, опали на промерзшую луговую почву.

     

       Никита вдруг ненадолго вернулся ОТТУДА, узнал встречавших и на мгновенье обрадовался, что о нем не забыли. Он как-то неожиданно принялся взахлеб рассказывать:

     

        – Обожгло меня два раза – вот тута и тута. Метко пальнули. А летел хорошо. Только помирать неохота, особенно, как обнимет ледяными ручищами она…

     

       – Может, и не помрешь, – успокаивал его добрый Сильвер.

     

       – А как отпустит – сразу о девках думаю или о том, как бы в летки облачиться и покружить на небесах.

     

       – Ты дело хорошее сделал, в рай попадешь, – продолжал искать какие-то слова утешения Даниэль Сильвер, которому самому оставалось страдать на бренной земле немного.

     

       Никита Холоп задумался и сказал с предсмертным похрапыванием и бульканьем:

     

       – Не жить – главное, жизнь – тьфу. Быть – важнее, и все вокруг видеть. Быть – важнее…

     

       Никита повалился на бок, перевернулся лицом вниз. Он обхватил холодную землю руками, и она была такой ускользающей, что не удержать. Он пытался ее поймать. Это была его последняя забава.

 

       Арефа скинул шубу и стал разматывать «сверток», обрезать кинжалом веревки, перепачкавшись в крови. Вельяминов, с лишенной мимики розово-серой физиономией, оставался на месте, будто окаменел. Дженкинсон и Сильвер склонились к погибшему летателю, не ведая, что их дальше ждет и чем закончится передряга.

     

       Боярин прижал к себе царицу и почувствовал, что жива. Тут же мысль опьянила его: спрятаться с Марфой – там, где никто не найдет и не достанет. Он даже забыл, что ноги плохо подчинялись ему и одолевала недужная немощь. Арефа оглянулся по сторонам и вдруг побежал наверх, к лесу, мимо двух подготовленных к отъезду бричек. Он даже не осознавал, что проворный английский капитан на коне в два счета его нагонит.

     

       На Неопалимова накатила новая огненная волна, и кровавые человечки кровавыми молоточками опять стучали изнутри, словно дождь барабанил по крыше. Вскоре он поскользнулся на пожухшей покрытой инеем траве, упал, провалившись в огненное марево. Заговорщики, как вкопанные, наблюдали за ним, ничего не предпринимая.

     

       Тем временем с пригорка, за которым начинался тракт от Александровой слободы к Переславлю, степенно спускалась к ним одетая во все черное старуха. Она опиралась на драгоценный посох, символ немалой дворцовой власти. Дородная, но статная, с прямой спиной, с видом человека, привыкшего не только повелевать, но и к тому, чтобы ее решения не обсуждались, была сия старуха спокойна, нетороплива и величава. Заговорщики (те, кто мог) повернулись в ее сторону и застыли в мистическом оцепенении. Дженкинсон вскоре признал в неожиданно явившейся старице царскую ключницу Агафью Яковлеву…

     

      

       Арефа поднял на руки казавшуюся спящей царицу. Она еле дышала. Дженкинсон помог закутать Марфу в боярскую шубу. Агафья велела Неопалимову нести царицу к ее подводам, поджидавшим за рощицей на дороге. Из последних сил он стал подниматься наверх, остальные не сдвинулись с места.

     

        – У печатника горячка, он не сможет больше путешествовать с вами, – сказала ключница.

     

       Дженкинсон и Сильвер не понимали сути происходящего, но какая-то надежда забрезжила перед ними. Молодой Константин Вельяминов был просто перепуган.

     

       Между тем ключница сообщила им нечто важное:

     

       – Блаженный Тимофей меня спрашивал: не ты ли та старица, о которой пророчествовал святой Максим Грек? Или нам ждать другую? Бог с тобою, отвечала я ему. Старица – город, который Иоанн отобрал у брата своего Владимира Андреевича.

     

       Мужчины были изумлены простотой разгадки, которая никому из них не приходила раньше в голову.

     

       – А теперь думаю, – продолжала Агафья Яковлева, – Бог весть, может, и меня преподобный Максимушка заодно имел в виду? Зачем я здесь оказалась? Вон обоз мой на тракте. Везем на телегах из государева хозяйства к Рождественскому посту медок, орешки, грибки и огурчики, капусту квашенную, рыбку всякую да икорочку, маслице льняное, другую снедь разную, а клюквы-то в этом годе не счесть. И что вдруг со мной стало? Останавливаю, будто КТО подсказал, свою повозку и иду сюда. И чтобы по-старчески не заболтать вас, государи мои, вот что вам посоветую: добираться надобно до Старицы.

     

       – Да тут, матушка, сто миль будет. Схватят нас, – возразил английский посол и капитан.

    

       – А ты дослушай, Антон: сейчас вертайтесь в Слободу – в терем Марфы, где оставил государь пока доживать княгиню Анну. Там искать вас сейчас никто не станет. Езжайте со мною. Кто меня досматривать осмелится? Берите мертвого самолета, схороним как-нибудь без соглядатаев с Божьей помощью.

     

       – А как же мы доберемся до Старицы? – недоумевал Энтони Дженкинсон.

     

       – Под теремом – подземная дорога имеется.

     

       – Не заплутаем? – спросил британский посол и путешественник. – Я слышал, там столько галерей, пещер и гротов, озер и подземных рек. Сгинем без путеводителя.

     

       – Путеводитель – в сундуке у царя, – ответствовала Агафья. – Его должен был отец Евстафий раздобыть.

     

       – Видел он какую-то табличку со старухой, опиравшейся на клюку, но не взял с собой. И даже не глянул, что на обороте, – вспомнил с досадой Даниэль Сильвер.

     

       – Да так ведь и обозначается Старица, – подтвердила царева ключница. – Когда ордынцы разорили город, то в живых оставили одну только старуху, чтобы никакого семени там не проросло. А на обороте таблички – действительно путеводитель.

     

       – Что же нам делать? Пропадем мы в подземельях и царицу погубим. Да и сам государь нас быстро достанет с картой-то на табличке, – посетовал Дженкинсон. Ему совсем не нравилось, как складывается сюжет.

     

       – Но у тебя должна быть иголка в стекляшке, – напомнила Агафья.

     

       – Компас? Есть, – отвечал капитан.

     

       – Стороной с магнитиком иголочка сия всегда глядит в одну сторону…

     

       – Да, стрелка постоянно указывает на север, – уточнил капитан.

     

       – Так вот, надо от северов немного левее брать, мне точно ведомо, – объяснила Агафья Яковлева.

     

       – Сто верст под землей – кто выдержит, – качал с сомнением головой Дженкинсон. – Я бывал в подобных переделках. Очень, полагаю, опасная затея.

       

       – Господь Иисус Христос, искупив грехи наши, даровал каждому из нас благодать. Только мы позабыли о ней и перестали ею пользоваться. Теперь случай представился, – молвила Агафья. – Может, там лошадей найдете аль еще кого. 

     

       Старый моряк, дипломат и безбожник пожал плечами.

     

       – С вами будет чернец Памва, который заменит десятерых… Иной дороги ко спасению, мнится мне, не будет, – убеждала их ключница. – Возле Старицы должен быть подземный храм и знак особый. Это и есть место сокровенное и спасительное. И, вот что, пока не забыла. Пусть Данила на удачу скачет в крепость Новые Холмогоры. И там сидит с письмом к англицкой королевне. С такими словами послание, что-де Иван пытался отравить Марфу, чтобы жениться на Елизавете, и что англичане-де спасли невинную и ждут защиты от своей королевны.

     

       – А почему, матушка, ты нашу государыню королевной именуешь? – поинтересовался, несколько успокоившись, Дженкинсон.

 

       Они двинулись к обозу и дали знать своим людям, ждавшим неподалеку, куда направляться.

     

       – А как же именовать дочь короля, если она мужа не познала? Да и до сих пор разговаривает со своим отцом-государем, который лежит в могиле.

     

       – Откуда тебе известно, матушка?

     

       – Да он ведь и велел вам спасать Марфу.

     

       Англичанин промолчал, капитан давно догадывался о склонности русских людей к некоему юродству, но не считал нужным покидать пределы рационального, хотя за свою бурную жизнь навидался и наслушался всякого.

     

       – Хорошо. Допустим, мой благородный Сильвер доберется до Холмогор, – продолжал Энтони Дженкинсон после паузы, – даже до бухты Святого Николая и укроется в фактории, но плыть-то уже нельзя. Зима на носу.

     

       – Плыть и не надо, – рассмеялась Агафья, – Ивашка и без того испужается. Уж мне-то его не знать! Это тебе, Антон, на тот поворот, коли уйти от царевой погони не выйдет. Ты прямо сразу же государю-батюшке про письмо сообщи. Пусть покумекает. А насчет Арефы Васильевича я подумаю, как с государем поговорить.

     

       Вереница конных экипажей направилась в Александровскую слободу, а одинокий всадник – бедняга Сильвер – поскакал в противоположную сторону, не особо надеясь добраться до пункта назначения…

 

       Историю эту, о которой подробно написано в «Воздухоплавании времен царя Московии Иоанна Грозного» Колборна Уильямса, мы завершим свободным калейдоскопическим стилем. Он поможет нам кое-что досказать, исправить некоторые упущения в ходе повествования, проследить дальнейшую судьбу некоторых героев, чтобы лучше понять их прежнее поведение. Можно будет подключить кое-какие рассуждения, которые не укладывались в канву общего сюжета…

      

       Итак, царь ровно через сутки, используя потайную дверцу в опочивальне, вернулся из подземных странствий и ровно сутки проспал. Проснулся он в хорошем расположении духа и сказал Богдану Бельскому, который, как всегда, находился тут же, что всех прощает, включая английскую королеву. Подумал и добавил:

     

       – Бомелька, змий подколодный, пусть пока поживет, порадуется. А Константина Вельяминова – толмача недоваренного – я решил отправить в Англию на лечение. Там, на чужбине, будет не так заметно, что он с ума поехал. Антона Дженкина тоже прикажу выслать. С англичанами будем строже: они без нас как без рук, податься им некуда. После того, как католики разгромили султана, испанцы Елизавету сильно прижмут, и ей без наших Холмогор никак нельзя. Построим в тамошних краях поближе к морю большой порт у монастыря Архангела Михаила… Неопалимова – со службы долой, но женю его на княгине Анне. Для меня она старовата, а ему – в самый раз. Себе я другую Анну приглядел – малолетнюю из роду Колтовских. Обе свадьбы сыграем в Новгороде весною. Все земли и за Арефой, и за княгиней сохраняю. А тебя, Богдан, ничем награждать не стану.

     

       – Я, батюшка, не достоин.

     

       – Да не в этом дело… Останешься при мне…

 

       Капитан Энтони Дженкинсон доложил королеве, что царица Марфа была спасена при весьма странных обстоятельствах.

     

       – При каких же? – поинтересовалась Елизавета I.

     

       – Она спрятана в тайном подземном монастыре.

     

       – В подземном?.. Значит, она не достанется пожилому варвару?

     

       – За это я могу ручаться…

 

       Еще раз надо отметить, что только из сенсационных воспоминаний Константина Вельяминова, опубликованных в Англии спустя 20 лет, мы узнали обо всей этой неправдоподобной истории. Но после того, что он пережил, ему можно верить в некоем духовном смысле, который подчас важнее реальных событий.

     

       Вельяминов, перебравшись на британские острова, превратился в Колборна (по-английски «рожденного в холоде») Уильямса, обзавелся знакомыми, особенно из тех, кто брал уроки русского языка для деловых поездок в Московию. К его фантастическим россказням и необычной внешности постепенно привыкли. Однако, честно говоря, всякий сомневался в том, что он побывал в котле с кипятком. А Джером Горсей, который пришел на смену послу Энтони Дженкинсону и стал богатым и влиятельным человеком через дружбу с правителем Борисом Годуновым, как-то сказал при свидетелях по-русски:

     

       – Не бреши, Костя. Мне сам лорд-протектор Борис Федорович говорил, что, кто извел царицу Марфу, неизвестно. Может, и сама-де померла. Но из гроба она не вставала, по воздуху не летала и похоронена в Кремле в Вознесенском монастыре. Иван Васильевич выделил на помин ее души семьдесят золотых рублев.

     

       Константин не прекословил, ибо через Горсея пересылалась ему помощь от родственников из Московии. Вельяминовы вели род от тысяцких. Тысяцкий был помощником и заместителем князя (великого князя) в Древней Руси. Москва упразднила эту должность еще в XIV веке, но деньжата у потомков водились.  

 

       Не исключено, что вошедший тогда в моду драматург Шекспир кое-что использовал из записок новоявленного Уильямса, в частности, в трагедии «Ромео и Джульетта».

 

      Богдан Бельский так и оставался при Иоанне IV до кончины царя. Даже играл в шахматы с ним в роковой день. Богдан выполнял интимные поручения Грозного, наводил справки о Марии Гастингс, собирал для государевой особы гадателей по случаю появления кометы, был опекуном царевича Димитрия в Угличе по поручению самодержца.

     

       После смерти царя Феодора Иоанновича Богдан явился в Москву в качестве претендента на престол, но проиграл Годунову. Царь Борис сделал Бельского окольничим (это была его первая придворная должность, если не считать, что в юности он служил рындой) и поручил строить город Борисов в свою честь на Донце. Там Бельский вел пропаганду против Годунова и был отправлен в ссылку. Богдан признал Лжедмитрия I. Некоторые уверяют, что он принимал участие в его подготовке, сговорившись с поляками. От Лжедмитрия получил сан боярина. Новый царь отправил его вторым воеводой в Казань. Весной 1611 года Богдан Бельский отговаривал казанцев присягать Тушинскому вору (Лжедмитрию II), за что был растерзан толпой. Верным или неверным являлся он человеком, принципиальным или беспринципным, – судить сложно. Мученическая смерть в Православии трактуется двояко.

 

       Доподлинно известно, что Иоанн Грозный родился 25 августа 1530 года, а умер 18 марта 1584 года, то есть не дожил четырех месяцев до 54 лет. В конце своего правления он сильно недужил. Иностранцы полагали: от величайшей распущенности. Кому-то из них Иван однажды похвастался, что растлил не менее тысячи дев. Как бы то ни было, в последние месяцы его носили в специальном кресле из-за неимоверно распухших половых органов, уверяли, что от него исходило нестерпимое зловоние.

     

       Когда известие о смерти Ивана Грозного распространилось, а кудесников и кудесниц, предсказавших его неминуемую кончину, отпустили по домам, большой думный дьяк, начальник Посольского приказа Василий Щелкалов созвал некоторых британцев, находившихся в Москве, и со свойственной ему язвительностью, грубостью и наглостью сообщил: «Ваш английский царь отдал Богу душу». Не любили Ивана даже его сподвижники.

 

       Путаница, которую мы в своем повествовании взращивали с методичностью упорного садовника, связана, прежде всего, с сумятицей в умах людей того страшного времени, которое, возможно, и не казалось очевидцам той эпохи таким уж и жутким, как и нам – наши дни. Основной сюжет книги приходится на 1571 год, который, напомним, делился по православному летосчислению до 1 сентября на 7079-е, а после – на 7080-е лето от Сотворения мира. Разницы в днях недели (седмицы), в числах месяцев, в церковных праздниках и постах между Восточным и Западным христианством тогда не существовало. Новый стиль, то есть Григорианский календарь, был введен спустя 11 лет. Реально (без учета отступлений и воспоминаний героев) мы рассказали о трех или максимум четырех днях, начиная с 13 ноября – объявления о кончине царицы Марфы.

     

       16 ноября 1571 года по подземной дороге царь вернулся в Александровский замок. И весьма скоро покинул Слободу. Он направился в Новгород Великий, более года назад разоренный им же самим. Впереди себя монарх послал гонцов с грамотой о том, что намерения у него миролюбивые. По приказу Ивана для новгородцев был отлит новый большой колокол и им были переданы две чтимые иконы. Уже на месте царь осмотрел обветшавшую государеву резиденцию, велев в кратчайшие сроки провести ремонтные работы. Резиденция находилась на Никитской улице, которую также привели в надлежащий порядок.

     

       Затем Грозный отъехал в Тверь и Старицу, расположенные друг напротив друга, и провел там несколько недель, прежде чем вернуться в Слободу. Тем временем в Новгород было направлено не менее 450 возов, как полагали в народе, с казной и иными ценностями. Государь туда же поехал в конце весны с «большим поездом» и новой четвертой женой, боярской дочерью Анной Колтовской. По договоренности с духовенством (а диктовал условия Иван) она не была провозглашена царицей, совершили лишь краткий обряд, дававший супругам определенную независимость друг от друга. Чета прибыла в «новую столицу» (потом вновь это звание вернули Москве) 1 июня 1572 года. С Колтовской он прожил, по разным данным, от двух до трех лет, не прерывая переговоров о женитьбе на высокопоставленной британской подданной. А потом отправил Анну в дальнюю обитель, где она монашествовала более полувека, что само по себе достойно увлекательного романа.

 

       Царь привирал, когда говорил, что знаком с Энтони Дженкинсоном два десятилетия. Впервые они встретились не ранее 1557 года. В Новгороде летом 1572-го государь и английский посол виделись в последний раз, хотя и не предполагали, что получится именно так. Дело происходило в праздничные дни, а тогда все дни были праздничными, поскольку крымский хан Девлет-Гирей, как и предполагал Дженкинсон, обещанного порабощения Московии не учинил. Он немного пошалил у Оки и отправился восвояси, преследуемый земским войском. По такому случаю Грозный издал указ об отмене опричнины.

     

       Капитану Энтони Дженкинсону удалось развеять опасения царя по поводу проволочек с британским брачным контрактом, и монарх на радостях восстановил отнятые у английских купцов привилегии.

     

       Иван и Антон обсуждали весьма непростую поездку в Иерусалим, запланированную на следующий год. Там наш государь собирался покаяться перед Царем Небесным за содеянное наяву и в помыслах и, представив полный отчет, как говорится, «сдать дела». Православные храмы и монастыри в Святом граде тогда находились в руках агарян и, несмотря на некоторые услуги, оказанные турецкому султану, визит был весьма рискованным предприятием и требовал детальной проработки и подготовки. Дженкинсон охотно брался за организацию поездки – у него в Палестине имелись необходимые связи.

     

       Грозный тогда же в Новгороде написал вежливое письмо британской королеве. На том и расстались.

 

       Иван Васильевич, конечно же, в Святую землю не поехал, ибо конца света и на сей раз не случилось, хотя предпосылки почти, как всегда, наблюдались повсеместно. А Энтони Дженкинсон отбыл на родину, и в Россию больше никогда не возвращался. В Лондон он привез с собой небывалой красоты молодую женщину, уверяя в своем кругу, что это некая герцогиня Старицкая. Для английского высшего света такое объяснение ни о чем не говорило. Все, что было связано с Московским государством, представлялось здесь экзотикой. След той очаровательницы вскоре затерялся. И дальнейших сведений о ней мы не имеем.

     

       За заслуги в области продвижения заморской торговли и в сфере географических открытий (речь, прежде всего, шла о Бухаре, Персии, Индии и Китае) Дженкинсон был удостоен звания лорда. Подготовленные им карты с соответствующими описаниями публиковались в известных изданиях, в том числе в знаменитом атласе «Зрелища мира земного», выпущенном Абрахамом Ортелием в 1590 году в Антверпене. О своих странствиях сэр Энтони написал много – в основном в форме деловых отчетов и записок наблюдателя. В начале XVII века в Лондоне вышла его книга воспоминаний «Путешествия». В ней нет дурного слова про грозного царя. Дженкинсон умер в глубокой старости (в милости и почете) спустя 40 лет после рассказанных нами событий.

 

       Грозный, склонный к мистике и набожности, смирился с потерей царицы Марфы, и если и собирался мстить неким обидчикам, то формально, не затрагивая сути случившегося. Произошло несколько казней и опал, но никакого прямого отношения к делу не имеющих. Даже двоюродного брата царицы кравчего Калиста Собакина повесили в 1573 году «за другие шалости».

     

       Когда государь пришел в себя и стал отдавать дань будничным размышлениям, ему не единожды приходила в голову мысль о том, что враги припрятали Марфу в Старице, в последнем уничтоженном им великокняжеском уделе. Но слова английского посла Энтони Дженкинсона, сказанные в подземном лабиринте, о том, что она ушла в «небесный призрачный монастырь», то есть скончалась во время бегства, казались ему убедительными, и он стал подумывать о новой «зарубежной женитьбе», правда, не на рябой Мэри Гастингс (Хастинской княжне), а на какой-нибудь молодой и родовитой английской барышне, поскольку международная обстановка пока что благоприятствовала.

 

      Царица Марфа умерла официально и юридически от неизлечимой болезни, при этом не исключалась и версия отравления. Труп подходящей девушки искали в городских моргах на Божедомке (в районе Останкино) и на Таганке. Здесь не нужно было сходства, а важен был, как это ни прозвучит кощунственно, приличествующий царскому сану вид. В те времена заменить одного человека другим или объявить, что данный господин не является таковым, – не составляло проблем. Научно идентифицировать личность не было никакой возможности. Какие давние захоронения в Кремле подлинные, какие мнимые – вопрос веры и неверия, не более того. Не снимали еще отпечатков пальцев, не существовало фотографий, не было анализов крови и ДНК. Царицу Марфу в Москве попросту никто не знал в лицо, так как ее восхождение к трону происходило исключительно в Александровой слободе, да и там очень узкий круг лиц мог достаточно хорошо ее разглядеть, чтобы запомнить.

     

       Для подмен, подтасовок, сокрытия правды эпоха была подходящая. Например, Василий Шуйский, будущий неудачливый государь Руси, искренне признавался только в одном, что видел убитого ребенка в Угличе, но был ли то Дмитрий – младший сын Иоанна IV, – Бог весть! И Мария Нагая – последняя в череде жен грозного царя (в иночестве, кстати, тоже Марфа) – признала в незнакомце, приехавшем из Польши, своего сына Дмитрия. И она тоже могла быть вполне искренней – ведь у нее пропал ребенок (с которым общались больше кормилицы и сенные девушки), а теперь она видела взрослого человека.

     

       Как думается нам, истина в сем гибельном мире, идущем к неизбежному концу своему (закономерному, а не печальному), может познаваться не столько ограниченностью науки, сколько в большей степени с помощью понимания того, что все происходящее и происходившее не есть цепь случайных обстоятельств, а необходимая закономерность и продуманный План Бытия. И тогда многое проясняется, а для некоторых становится очевидным. О чем выше, мы неоднократно пытались порассуждать.

 

      Уже проживая летом 1572 года в Новгороде, царь охладел к Малюте и отослал его прочь с глаз долой. И через семь месяцев главный опричник был усечен мечом в сражении под Белым камнем (у замка Вайсенштейн) в Ливонии. Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, неумолимый и жестокий при жизни, принял смерть героическую.

 

      Еще перед поездкой в Новгород государь вызвал нового печатника, заменившего Романа Васильевича Алферьева по прозвищу Арефа Неопалимов, – боярина Бориса Сукина и неожиданно приказал казнить летателя, сиганувшего с церкви-колокольни Александровского замка.

     

       – Никиту Холопа? – переспросил удивленный боярин.

     

       – Его самого.

     

       – Каким образом, твое величие? Он ведь лежит в земле сырой.

     

       Царь слегка прогневался:

     

       – Какой же ты бестолковый, новый печатник! Напиши распоряжение для государева летописца. Не будем же мы нарочно человека убивать?

     

       – За что казнить-то, государь? – на всякий случай уточнил Сукин, сообразив, наконец, что нужна бумага.

     

       – За то, что летал на воздусех, – назидательно отвечал Иван Васильевич. – Напиши: за дерзость против Божией воли. Мы же не птицы все-таки…

 

       Бывший печатник и монах осматрели вдовий удел Анны – Оболенск – известный тогда городок неподалеку от Калуги. Оболенск – родовое гнездо князей Одоевских, к коим принадлежал и убитый муж Анны. По распоряжению царя, как мы помним, оно было передано княгине. Добавим, что по существующим в те времена законам не навечно, а до конца ее жизни.

     

       Имение, которое они теперь объезжали на добрых конях, до некоторой степени обветшало из-за долгого отсутствия хозяйской руки, хотя было просторным и еще оценивалось весьма высоко. Следовало бы перестроить княжеский терем, переложить наклонившуюся колокольню. Надо было заменить почерневшие от времени и ветхости мельницы вдоль быстрой извилистой речки Протвы, решить земельные споры с тремя соседними монастырями. Работы хватало не на одно лето, но она того стоила. Кашин, также переданный княгине Анне, да и подаренные во время службы Неопалимову (Алферьеву) владения, находились не в лучшем состоянии. А надо было строить новую жизнь вдали от дворцовых интриг.

     

       Когда они поднялись на холм, откуда просматривалась необычайной красоты окрестность, боярин спросил:

     

       – А ты не хочешь после столь страшных и печальных дел вернуться в Чудов?

    

       – Как будет Богу угодно, – неторопливо отвечал Памва, – не моя, а Его воля… В затвор отправился бы, но его надобно либо заслужить, либо иметь расположенного к тебе иерарха, а лучше – высокого покровителя.

     

       Инок поверх черной, но уже выгоревшей мантии, был перепоясан широчайшим ремнем, на котором болталось устройство из прочных дубинок, скрепленных кожаной шнуровкой. Он использовал его вместо четок, а порой и как орудие от всякого нападения, каковые случались в те далекие времена нередко.

     

       – В обители, Роман Васильевич, много такого, что и в миру, – продолжал чернец. – Гордыня и зависть процветают. Важно, кто где сидит за столом, кто где стоит во время обедни, кого посещают прихожане для богоугодной беседы, а кого нет. Важно, кто дольше на столпе простоит, кто постится сильнее, кто шире из Священного Писания наизусть читает. Есть разница в том, у кого какое послушание: один – у выгребной ямы, а другой – в поварне. И много-много всяких тонкостей в простом, казалось бы, житье. Смирения не хватает. Хотя и делить в общем-то нечего, да и имущества, собственно, ни у кого толком нет.

     

       – Но ведь есть же подвижники?

     

       – Может, и есть, – согласился Памва, – но мне неведомо. А вот были – знаю наверняка.

     

      Они помолчали. Легкий ветерок с реки ласкал им лица.

     

       – Хочу тебя в свою очередь спросить, – сказал монах, глядя товарищу в глаза: – Люба тебе Анна? Или все время будешь вспоминать о той?

     

       – Как же не вспоминать? – вздохнул боярин. – Посмотри, как красива княгиня Анна, как добра, как набожна. А та? А та ошеломила меня как существо какой-то неведомой здесь чистоты, как тоска по утраченному раю, по счастливейшему дню из детства. Я бы никогда не смог, как Анну, представить ее своей женой. Я потерял голову от такой любви, которая не знает большего желания, чем находиться рядом, которая должна быть только к Богу. Может, она и была весточкой от Него?

     

       Они услышали стук копыт. Обернулись и увидели приближающуюся со стороны усадьбы княгиню в белом одеянии, сидевшую поперек седла, и двух верховых с нею.

     

       – Заждалась, – воскликнула она. – Час – как день. Надо возвращаться.

     

       Взглянув на раскрасневшуюся княгиню, Памва опустил глаза и больше не глядел в ее сторону. Ему припомнились слова, написанные Златоустом: «Можно иметь дар, гораздо больший, чем воскрешать мертвых, давать зрение слепым и совершать то, что было при апостолах. Это дар любви».

 

      Через пять лет после описанных нами событий в 1576 году Даниэль Сильвер, занимавшийся тогда делами Английской купеческой компании, погиб в Холмогорах. А произошло это таким образом. Он примерял новый золотистый атласный камзол, когда во второй этаж основного здания британского подворья влетела шаровая молния. Весь дом сгорел дотла вместе с его маленьким сыном и собакой. Когда Ивану Грозному доложили, тот, по достоверным сведениям, был опечален. «Жаль Данилу, умер, бедняга, без покаяния», – промолвил он.

 

      Примерно в то же время был схвачен во Пскове дохтур Бомелий, переодетый в посадское платье и отрастивший бороду. Он предал женщину, которая играла роль его жены, и намеревался бежать из России. Лейб-медик имел подорожную (получил за взятку) на имя своего слуги для поездки в Ригу и умудрился в подкладку кафтана зашить полпуда золота. Его доставили в Москву, пытали и казнили как шпиона. 

 

       «Вдову дохтура» – «свою бывшую фрейлину» – Елизавета I просила Грозного вернуть в Англию. Просьбу исполнил уже царь Феодор Иоаннович в 1584 году…

 

       Монах Памва, исполнив послушание на службе у Неопалимова, по благословению митрополита, отправился на Соловки – поближе к Небу. Там он и закончил долгие дни свои в служении Господу, пережив Смутное время…

 

       Организованная промышленниками и миллионщиками Строгановыми экспедиция за Каменный пояс под предводительством Ермака (его товарищем по ушкуйным делам на Волге был летатель Никита Холоп) началась 1 сентября 1581 года. Отряд состоял из полутора тысяч хорошо вооруженных людей, из них – строгановских «работников», в том числе иностранцев, было около тысячи. Они несколько раз разбили хана Кучума и его полководца Маметкула. Покоряя улусы по берегам Иртыша, Оби и Тобола, ратники Василия Тимофеева (настоящее имя Ермака) взяли столицу ханства город Сибирь 28 октября 1582 года.

     

       С богатой данью – золотом, невиданными украшениями и двумя тысячами штук особо ценимых соболей – Тимофеев, по предложению братьев Строгановых, отправил еще находящегося в розыске (за волжские проделки) Ивана Кольцо послом к Иоанну Грозному. Щедрые подарки покорили царя, и он издал указ о «назначении Ермака Тимофеевича главным сибирским воеводою» и послал ему в подкрепление князя Семена Болховского с тремястами стрельцов. Ермак уже собирался возвращаться на Русь, но такой поворот событий вынудил его продолжить борьбу, которая шла с переменным успехом.

     

       Покоритель Сибири (именно городка, в честь которого впоследствии и была названа обширная территория от Урала до почти Тихого океана) погиб в ночь на 6 июля 1585 года в результате внезапной атаки Кучума. Василий Тимофеев утонул в Иртыше, не успев доплыть до струга. Ранее были убиты другие его соратники – Никита Пан, тот же Иван Кольцо и Яков Михайлов. Живым и невредимым остался только Матвей Мещеряк. Получив подкрепление от Бориса Годунова, тогдашнего правителя при царе Феодоре Ивановиче, он в 1586 году продолжил наступательные операции против кучумовской орды.

 

       Сам Кучум был наголову разбит воеводой Андреем Воейковым лишь в 1598 году, войско, кто остался в живых, его разбежалось, семья попала в плен и была отправлена в Москву. Бывший хан некоторое время скитался как нищий бродяга и сложил голову в какой-то потасовке с такими же бедолагами…

 

      Младший из знаменитого рода Вельяминовых – Константин, – как упоминалось, перебрался (не без хлопот Дженкинсона и с разрешения царя Ивана) в Англию. Выучился морскому делу, но служить не стал, а жил в королевстве как частное лицо. Восхищение чужестранством с годами в нем померкло. Он стал понимать, что в жизни каждого народа есть свои особенности и недостатки, а родина твоя там, где Бог сподобил тебя появиться на свет. Скучал на чужбине, не бедствовал, богатые родственники при оказии не забывали о своем «беглеце». Константин Вельяминов, он же Колборн Уильямс, написал известные нам мемуары и опубликовал их в Лондоне по-английски. Книжечка имела некоторый успех отчасти и потому, что написана была русским, а не иностранцем, которые многого не понимали из увиденного и услышанного в Московии, а воспринимали это как нечто удивительное и выдуманное. Был там и эпизод у речки Серой. Правда, историки считают его фантастическим, они исключают, что после 13 ноября царица Марфа могла быть жива. Посол Федор Писемский при королевском дворе (он сменил Совина) назвал приведенную историю с перелетом – ложью безумца.

     

       Пращуром Вельяминовых был варяжский конунг Африкан, а прапрадедом Константина, как мы упоминали, – последний московский тысяцкий. Сей род еще более двух столетий поднимался в России в гору. Они владели большой вотчиной поблизости от Москвы, именуемой впоследствии Владыкино. В середине XVII века она перешла к главе Русской православной церкви патриарху Никону, реформы которого привели к расколу, но это совсем иная тема. К патриарху было принято обращаться «Владыко», отсюда и название имения. Теперь этот район, понятно, находится в черте российской столицы.

     

       Константин Вельяминов доживал свои дни в Портсмуте. Это был главный английский венный порт на Ла-Манше. После разгрома испанской Великой армады произошли некоторые послабления на «режимном объекте». Например, горожанам разрешалось прогуливаться по крепостному валу. Влюбленные назначали здесь свидания, особенно ранним утром, пока не было тумана. И можно было рассматривать на стапелях верфи огромные трансатлантические корабли. Можно было бесконечно долго наблюдать за судами, входящими в бухту.

     

       Такое побережье, такое безбрежное море, такие могучие галеоны с мачтами выше любых теремов и колоколен, стройные корветы, тяжелые баркасы, заполнявшие гавань, такую набережную в граните (пушки к тому времени убрали), он раньше видел только в своих сновидениях, будучи ребенком. Но они оказались былью. Явью оказались и вымощенные булыжником дороги, и тянувшиеся к небу стреловидные соборы, и ковры лугов, и белокаменные виллы, и анфилады просторных комнат, и удобная мебель, и уютные, разгоняющие сырость камины и бесконечные лавки с бесконечным выбором товаров, расположенные чуть ли не в дворцовых помещениях, именуемых магазинами. И люди – добрые, злые, наивные, но верящие в деньги больше, чем в Бога. И тем самым сказано все. Эти люди не лезли в твою жизнь, если ты им не задолжал. Главное, чем они были заняты, помимо обыденной работы, так это вопросом о получении наследства. О наследстве вели они самые важные разговоры. Возможно, это не касалось влюбленных, прогуливавшихся вдоль берега.

     

       Старик Уильямс мог часами простаивать у доков – и здесь, и в Дентфорде. Как жаль, что старость подступает незаметно, как жаль, что мы не знаем, последует ли что-нибудь за нею. Пока не знаем, но ждать осталось недолго. Всем.

     

       Диковинная «бабочка» с окровавленным летателем вспоминалась Константину Вельяминову не раз. И в те мгновения он думал, прогоняя уныние, о том, что не каждому человеку удается на своем веку узреть чудо…

 

      Лет тридцать спустя после основных наших событий, а может, более того, в Москве объявилась и прославилась чудотворениями некая схимонахиня Марфа (в иночестве Дария). Схима – высшая степень духовного служения. Зачастую в ней чернецам-аскетам возвращают мирское имя. Жила схимница в Иоанно-Предтеченском женском монастыре. Он находился у Китай-города, наверху от Солянки, где в те времена начинался Рязанский тракт. Летом через всю столицу матушка Марфа ходила молиться на Воробьевы горы. Там некогда Иван IV имел загородную резиденцию и прятался от народного гнева, а протопоп Сильвестр внушал юному царю, что Бога надо бояться больше, чем людей.

     

       Блаженная, как ее называли, предсказывала грядущее, избавляла от неизлечимых недугов и особенно была незаменима при сложных родах. Когда интересовались, откуда сей дар, отвечала, что сама заново родилась.

     

       Ее уважал Михаил Федорович Романов, с его супругой Евдокией Лукьяновной она сердечно дружила. В марте 1638 года схимонахиня Марфа скончалась в возрасте 85 лет и была похоронена в главном храме обители, на что могли рассчитывать весьма высокопоставленные особы. Скажем больше, гроб (по царскому или архиерейскому чину) не опустили в землю, а поставили на каменный пол и обложили кирпичной кладкой – получилось нечто вроде саркофага, сверху он был украшен надгробием из белого мрамора. На отпевании и похоронах присутствовало много знати, в том числе упомянутые государь и государыня с детьми.

     

       При нашествии Наполеона Иоанно-Предтеченский монастырь был разорен французами и частично разрушен, а затем по благословению святителя Филарета Московского останки подвижницы были перенесены во вновь отстроенный собор и помещены в специальной богатой раке.

     

       Обитель Иоанна Предтечи закрылась в 1927 году, но мощи схимонахини по просьбе прихожан коммунистические власти разрешили захоронить на Ваганьковском кладбище. Могила святой впоследствии загадочным образом затерялась и до сих пор не найдена. А монастырь тот над Солянкой полностью восстановили в конце XX века.

 

6–10.01.2019


10 января 2019

0 лайки
0 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Воздухоплавание при Иоанне Грозном»

Нет отзывов и рецензий
Хотите стать первым?


Просмотр всех рецензий и отзывов (0) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер