АТАМАН 6 (Хохлов Григорий) / Читать онлайн

АТАМАН 6

Нет! Моего богатства, никто не забирает. Но зачем богатство, когда душа ушла из моего тела. Здесь телу хорошо лежать, а душе свобода нужна. И ничего уже не исправить.

Это была необычайная ночь, для экстрасенса международной категории, Александра Пахоменко. Такой практики: её грандиозный размах, любого может свести с ума. Столько здесь душ побывало: перед ним, и они тоже жили. И что-то их связывало с нашим миром. И вот, эта ночь стала мостом, двух разных миров. Невероятно!

На любой вопрос можно было получить ответ. В этом ему никто не отказывал. Предлагали и ему богатство. И просто, предлагали остаться. Ведь жизнь человечья очень хлопотная, а если променять все эти каждодневные заботы на одну: о своей душе. То всё не место станет – вечный покой.

Но это же смерть? – воскликнул Пахоменко.

Для вас смерть, а для нас покой. Главное чтобы душа была чистой! И не мучалась, как многие здесь терзаются. Нет им покоя!

Значит, и смерти им нет?

Выходит, что так.

Задвинулись скалы за спиной путешественника. И словно проснулся Александр Васильевич. Больше он сюда ни ногой. Вряд ли, всё это можно пережить, во второй раз.

Зато тема для размышления, очень большая: на долгую жизнь. Но многое, потом само стёрлось из памяти. Как бы, не захотело нас тяготить раздумьями.

Выходит, что и у экстрасенсов, масса проблем. И самая, наверно тяжёлая из проблем – знать, что другим не дано. Затем, сохранить в памяти информацию. И уже потом молчать. Хотя, и поневоле, всего не расскажешь: не поймут люди. Тут уже позавидуешь дуракам – никаких проблем.

Высоко в небе парили два белых орла. Словно завораживая, они плавно опускались над Пахоменко. Их гармония с природой, невольно очаровала путешественника. Вывело его из восхищения, золотое колечко в когтях у прекрасной орлицы. Та плавно коснулась земли, и в доли секунды показалась ему уже виденной невестой злого хана. Но она, уже взмыла в небо, к своему, богатырю. И две прекрасные птицы, воспарили, в небесной синеве, удаляясь в сторону ущелья.

Понял Саша для кого предназначался, этот дар. Для его любимой Татьяны, которая вместе с ним, выдержала ещё одно испытание. И он поклонился вслед птицам.

Живите и любите друг друга, вечно. Будьте примером для нас! А я передам Татьяне колечко: от вас поклонюсь.

Конечно, вся жизнь Александра Васильевича не была отдана служения казачеству, но про это не могло быть и речи. Бесспорно лишь то, что своей Родине, он ничего не пожалел: ни здоровья, ни сил. Никаких денег, он за это не получал. И всё что делалось им, то всё это в своё личное время и как бы в ущерб семье. А времена были крутые, приходилось и скотником работать, чтобы домой хоть изредка, но принести кусочек мяса. Для себя, оно и стоило там дешевле, и в покупке не было проблем. И никакой работы он не гнушался, с энергией брался за любое дело.

Не раз над ним смеялись, новые русские. Дельцы, поднятые временем, из глубин общественной клоаки, наверх. С огромным багажом криминала, и прочей грязи на себе.

Не можешь ты жить Васильевич. Тебе с твоей силой, в золоте надо купаться, а ты крошками с помойки у государства довольствуешься.

Чем ты хуже других. Плюнь ты, на это государство. Что оно дало тебе, и твоей семье?

Ничего сейчас! И потом ничего! Так и будите все вы, дохнуть по помойкам, пока мы будем жариться на пляжах за рубежом. И брать от жизни всё, что нам положено. То, что нам государство не отдало. Кончились идейные времена: кто взял, тот и жить будет!

Приходи к нам, сначала начальником охраны будешь, а там и своё дело поднимешь.

Очень обидно казаку такую речь слушать. Но приходится выслушивать, и там своя правда есть. Ведь, и вор хочет чистым быть. И под себя старается законы подвести так, что прав он, а не весь сермяжный народ России.

Только одно ясно, что сила казачья не нужна государству. Но не один Саша такой, патриот своей Родины. Их целое Кубанское Казачье войско: из таких казаков. И всех их не купить, ни за какие деньги.

Казак всегда служил своей Родине, и в самые тяжёлые для неё временна, не продавал её. Это грех большой, самый тяжкий, свою маму продать, Россию свою!

Придёт время, и при вашем имени, русские люди плеваться будут. Уедите вы за рубеж, или не уедите, а от вас следа не останется. И от могил ваших тоже. Везде одинаково люди предателей ненавидят. Он умирает ещё при жизни.

После таких речей, Пахоменко и боялись, и уважали ещё больше.

Этот Родиной и совестью не торгует. Может он и прав, но назад и река не бежит.

До свидания!

Много у Пахоменко наград, и различных грамот, за патриотическое воспитание казаков. И как везде, ставка делалась на молодёжь. Немало сил и времени Александр Васильевич, потратил на формирование Кадетского Казачьего Корпуса. А затем на физическую подготовку молодых курсантов. Туда поступил, и учился его сын Стасик, а затем успешно завершил учение.

По стопам отца пошёл – скажет казачий атаман.

Этот отца не опозорит, на сто процентов уверен!

Конечно, трудно давать такую гарантию, молодому человеку. Но в сознании атамана, есть огромный запас доверия одному человеку: его отцу. Который, всю свою молодую жизнь отдал возрождению, и укреплению казачества. И это награда обоим: отцу и сыну. И другим наука – любуйтесь казаки. Долг, честь и Родина – превыше всего!

Мог поднять свою сотню, в течение получаса Александр Васильевич. Свою сотню обученных казаков. И вместе с ними решать любую поставленную перед ними задачу. И не раз эта сила, была решающей в борьбе со злом, и всегда побеждала. Не это ли, настоящее счастье.

Я атаман, и Господь Бог меня хранит, потому что я России служу, и тебе Отец наш.

Так меня, дед мой, и отец мой учили: и я своего сына учу, - запомни это Стасик, и станешь добрым казаком!

Были в жизни Васильевича, и не ординарные поступки. Можно человека сломать и уничтожить. Это очень просто, обладая хорошей физической подготовкой. А можно человека спасти, и вернуть его к нормальной жизни. Хотя это дело намного труднее, и рискованнее. Но спасти человека, не это ли дело Мира.

Видит Пахоменко, что странно выглядит его станичник. И в такое позднее время в управление пришёл. И ещё пьян он изрядно, этот бывший афганец.

Ты, наверное, убивать, кого-то пришёл. И под полой куртки, обрез у тебя?

Я правильно говорю?

Молчит казак, только насупился посильнее. Тяжело ему, но решения своего он не меняет.

А сколько патронов у тебя?

И, наверное, последний патрон, себе оставил.

Ведь так, у вас в Афганистане было.

Вздрогнул пришелец.

А ты откуда знаешь?

Но всё равно, я эту гниду, и без обреза – задушу!

Три месяца семья без денег сидит. Мало, что уволили с работы, не разобравшись. Так ещё и без денег семью оставили.

Как жить при таком раскладе?

В криминал, друзья звали. Так там и гарантии дают и счета открывают. И семью, в случае отсидки в тюрьме, поддерживают. Прямо отеческая забота.

А тут, ты сдохнешь, как скотина, и не заметит никто.

Государство, называется: воры, да предатели!

И обидно получается, что у воров настоящее государство, с заботой о человеке. А мы быдло! В любую мясорубку нас отправляют.

Кто меня звал в Афганистан?

Нет таких ответчиков!

А у меня вся нога осколками посечённая.

А сейчас, и того хуже: без войны, вся семья сдохнет, как скотина.

И скупая мужская слеза, показалась из глаз Василия Непряды. Он весь ссутулился, и было ясно видно. Что замер человек на грани: жизни и смерти. Но, пока ещё, его судьбоносный Рубикон не перейдён. Есть ещё один миг перед пропастью.

Пройдём, ко мне в кабинет Василий, и там поговорим обо всём – согласен?

Ничего, не ответив Пахоменко, мужчина, ссутулившись, зашагал за ним, по коридору. Знал из своего опыта, Александр Васильевич, что нужно серьёзно поработать психологу, с Непрядой. Так просто тот своё оружие не отдаст, а опыта у афганца, не занимать. В один миг, дырок в тебе, понаделает, ведь стволы не солью заряжены. Так, кажется, в детстве деды пацанов пугали, когда те по садам лазили. А здесь, дело серьёзное, и палец на спусковом крючке лежит.

Много Александр Васильевич по госпиталям поработал. И лечебный массаж делал раненым, и души их лечил. Даже организовал там реабилитационный центр. И всё это бесплатно, от чистого сердца делалось. Лишь бы не чувствовали себя изгоями, в этой жизни.

Садись Василий, поговорим с тобой, как друзья. И обрез рядом с собой положи, если, что то меня выстрелом достанешь. Ты ведь, умеешь это делать.

Я ведь, тоже в Афгане был, правда, немного. И в других горячих точках планеты. Но за оружие зря не хватаюсь.

Ты в Афганистане был? Братишка! – вскинулся Василий.

Через секунду обрез лежал на столе с взведёнными курками, между двумя героями той страшной войны. Любой может выстрелить друг в друга, если сочтёт это нужным.

Два матёрых зверя, обожжённых войной, и каждый со своей правдой. Хотя так не бывает: правда у всех одна. Но надо убедить в этом хищника, ставшего на тропу убийства. Если ты ему скажешь просто: стань человеком, то это вряд ли поможет. И, скорее всего ответом будет: ты сам такой.

Святые в пустыне и львов усмиряли, и других зверей, своей силой духа. Словом и терпением, душу лечили. Надо, и Василия побороть, убедить его. Это Сашин долг!

Человек страшнее зверя, и коварней его. Потому что он считает, что он в праве лишить жизни другого человека, или животное. Но кто ему давал такое право? Ведь война уже закончилась, и она унесла жизни тысяч людей.

Зачем ей ещё одна, чья-то загубленная жизнь?

Я тебя Василий спрашиваю – зачем?

И словно не выдержав накала человеческих страстей. Под потолком, начали лопаться лампочки: одна за другой.

Не верит Василий в происходящее. Такого не может быть!

Неужели в тебе сила такая, что уму непостижимо, как такое может быть?

С равными промежутками разрывались лампочки: осыпая спорящих людей осколками стекла. Но те не замечали разрывов, будто снова были на войне. И не брали их осколки, словно жалели их, раз не пожалела война.

Забирай обрез, братишка. Ты победил меня!

Не хочу я никого убивать.

Я жить хочу, как все люди. Я имею на это право.

Пусть Бог их осудит, врагов моих. Он им судья!

Пожали они, друг другу руки, и расстались до завтрашнего утра, чтобы к утру найти выход из этой страшной жизненной ситуации. Но главное было достигнуто, и на этот раз Рубикон не был перейдён: за грань жизни.

Жизнь не давала скучать Пахоменко. Люди тянулись к нему со своими бедами и днём и ночью. И всех выслушивал Александр Васильевич: зря человек не придёт к нему, да ещё ночью. Что-то случилось!

Ты ведь, служишь Иван, и как ты здесь оказался?

Удивляется казачий сотник, дезертирство непростительный грех, не только у казаков. В военное время, таких побегушников, с поля боя, на месте расстреливали, без всякого суда и следствия. Хотя сейчас и не война, но всё же, позор для семьи казака: такого героя вырастить.

Не прошло и трёх месяцев, как Сидоренко Ивана, в армию проводили. С охотой, собирался служить Иван, и ничего плохого не предвиделось.

Сам рослый, и красивый: и без всяких комплексов, как сейчас говорят. И вдруг сбежал! Странная штука! Что-то здесь не так.

Не один я дядя Саша, а трое нас – добил своей новостью Пахоменко, странный служивый.

Тихо, что бы не разбудить Татьяну, солдаты прокрались в комнатку сотника. А на часах, всего-навсего, два часа ночи. Но сейчас Васильевич, для них, и отец, и старший товарищ, и судья: всё, в одном лице.

Хорошо понимал Пахоменко, что мальчишки к нему за помощью пришли, а не за краюхой хлеба. Доверились ему, как в бою. Полагаясь на его опыт, и мудрость.

Этот парень, с Москвы будет. Он ногу повредил, когда мы, из части убегали. Его Сашей зовут. Высокий, и худой, тот слегка склонил свою голову в поклоне.

А другой, Женька. Он из Новосибирска будет.

Не хотим мы служить в такой армии, где нам ни за что рожу бьют офицеры. Как такое можно терпеть?

Хотел я старлею, по жбану настучать, за все его дела. Но вы меня учили, всегда биться честно. Одним ударом я мог его свалить, пьяницу этого. Но как бить офицера?

И почему ему можно нас бить, а нам нельзя? Что за армия такая?

Чуть не плачет парень от обиды, голос от волнения дрожит.

Привезли нас в район боевых действий. Половина взвода, точно: только после присяги будут. Начали оружие раздавать. Так ужаснее не придумаешь, оно еще в ящиках лежит. А смазки на автоматах, чуть не с палец толщиной. И ни одной тряпочки, для протирки автоматов. Я и спрашиваю Юдина, комвзвода нашего, как их протирать – не руками же?

Хоть рубашкой, хоть трусами, не то рожей своей будешь протирать. И в ухо мне ладошкой. Как врежет. До сих пор в ухе звенит. Думал, что барабанная перепонка лопнула.

И Сашке, с Женькой, за нерасторопность досталось. Но ведь никто не показывает, что и как надо делать. Пропьянствовали всю ночь, сами офицеры, а потом злость на солдатах срывают. Жалко, что патронов у нас не было.

Женька так и сказал Юдину, что пули ему мало, за такую доблесть. Своих солдат бить.

Так тот за пистолет хватался, грозился Женьку застрелить. И ещё сказал, что дисбата ему не миновать – это дело времени.

Не стали мы ждать, пока нас начнут учить уму разуму, и сорвались сюда. Я друзьям сказал, что дядя Саша обязательно поможет, он всем помогает. Люди к нему издалека за советами ходят, и никому он не отказывал в помощи.

Хоть и лестно это слышать Пахоменко, а дело здесь нешуточное. И надо, как-то разрубить этот Гордиев узел. Иначе, плохо придётся ребятам – дезертиры они.

Хорошо, что ты Иван домой не пошёл. А то батя твой, твоим рассказам не поверил бы. Ведь раньше такого не бывало, что бы группами из армии бегали. И казак он старой закалки, не в одном поколении. И для него дезертирство, позор несмываемый. Для всего рода Сидоренко. Где орденов и медалей, трудно сосчитать даже: столько их много, и за войну и за трудовую доблесть.

Понурились хлопцы, что воробьишки притихли. Как же нам быть, дядя Саша? Только на вас вся надежда.

А Женька из всех ребят, своими конопушками выделяется, и они заметно пожухли, на его исхудалом лице.

А ведь герой мальчишка, не испугался, пьяного офицера, и правду свою, ему высказал – молодец!

Перевяжем Сашке ногу, покормим вас. И сидите в моей баньке, до моего приезда. И без меня ни шагу оттуда. Читайте себе газеты и журналы, отсыпайтесь и жирок копите. А потом, ещё Родине послужите. Она в защите нуждается, больше чем вы. От врагов всяких, и от таких рьяных офицеришек. Которые хуже врагов, изнутри рушат, нашу армию.

Утром, со своим лучшим другом, я поеду на машине в Дагестан. Где дислоцируется ваша часть. И с вашим командиром, на счёт вас, буду беседу вести.

Пока что: правда, на вашей стороне солдаты. Но никакой самодеятельности, не должно быть. А то, в лучшем случае, дисбат получите. И то, смотря как, всё это дело, суду преподнести.

Вас некому защищать, солдатики. Как напишут ваши враги на бумаге, так всё и будет. И разбираться никто не будет: это точно! Поэтому во всём слушаться меня!

Осмотрела рану Татьяна у солдата, и покачала головой.

Этому в госпиталь надо. Ему без врачебной помощи никак не обойтись. Пару дней он ещё продержится, а там шутки плохи. Что там, в ране творится, никто не знает. И гвоздь может, ржавый был, вот нога и опухает. Так что долго ему прятаться нельзя, не в его интересах. Может и без ноги остаться. Тут хирург нужен.

Рано утром летела Нива, на всех возможных скоростях в Дагестан, а это не одна сотня километров. И на этот раз не подвёл лучший друг.

В чём дело Саша? Раз надо ехать, то какой разговор – едем! По дороге Пахоменко рассказал всё Василию. Скрывать, тут нечего было.

Лицо Василия удивлённо вытянулось: вот это дела! Ну и армия теперь, что все бегут оттуда, как от чумы. Раньше, если ты в армии не служил. То не одна уважающая себя девчонка, с тобой встречаться не будет. Не то, что там, семью заводить Позор, с такого парня! А сейчас, если увильнул от армии, то ты герой. А не увильнул, то ты – лох! По теперешним понятиям, это совсем никчемный человек.

А наркоманов, сколько развелось, и не счесть их. Кто-то наживается на этом деле. Всё поставлено на поток, и размах наркомании ужасающий. И самое страшное, что сами офицеры, занимаются этим. И хоть армия переживает трудные времена, но это недопустимо, чтобы офицеры занимались уголовной деятельностью. Иначе эту коммерцию и не назовёшь. Как можно им вверить жизни молодых солдат, если у них как говорится ни Родины, ни флага, ни совести. Всё продадут, и маму родную, тоже.

Да Василий, жуткую картину ты нарисовал, не позавидуешь солдатам, - не сдержался Пахоменко.

Но есть патриоты в России - офицеры, лицо всей нации. Если бы не они, то давно бы России не было. Герои, и сейчас не пожалеют своих жизней, и отстоят Отчизну, как это было, уже не раз. Я верю в это!

Дальше ехали молча, что-то говорить не находилось слов. Мучил их, один вопрос: - как их встретят в части?

Хорошо, что атаман, мне полностью доверяет, во всех своих делах. Но и предупредить его было нельзя. И он один, такие вопросы не решает. Они должны быть вынесены на Казачий Круг. И уже там, сами казаки решают, как быть с дезертирами.

Всё это, очень долго, и вряд ли казаки будут покрывать дезертиров. Никто не захочет в такую грязь лезть, своя честь дороже.

На дорогах много патрулей, и машину часто останавливали, но, осмотрев машину, и проверив водительские права, разрешали ехать дальше. Чувствовалась напряженность, и в лицах людей, и в одежде. Когда-то знаменитые курортные места точно вымерли. И уже витала мысль в умах людей, что может вспыхнуть весь Кавказ, в кровавой бойне. Так оно и случится, но пока, это ужасающее напряжение, ожидания войны. И чуть тлеющаяся надежда её избежания. Вроде того укусит ли бешеная собака - людей, или что-то ей помешает это сделать. Похоже, таких сил не находилось. Зато науськивающих её, эту войну, было предостаточно.

Командир части Муромцев Илья Николаевич, действительно, всем своим видом, был под стать былинному богатырю. Не обидел Бог его, здоровьем и силой. И полковничьи погоны, похоже, что он, не зря носил.

Действительно за его плечами был Афганистан, и другие горячие точки. Совсем седые его волосы были тому подтвержденьем.

Я рад, что нашлись наши солдаты. Что не сбежали они с автоматами, к духам, или к уголовникам. И такое сейчас практикуется. Но хуже всего – рабство. Здесь это широко практикуется. Сколько наших ребят там, в горах находится, точно никто не знает. И дороги оттуда, практически никакой. Только выкуп платить за них, иначе смерть, или рабство. Вот и проводим мы, так называемые зачистки, и бандитов ловим, и попутно наших ребят освобождаем. Хотя это очень трудно сделать, прячут их на совесть. Этого у них не отнимешь.

Вот докладная взводного Збруева, что пропали солдаты: Сидоренко, Терёхин, и Титов. Возможно, что в горы ушли, так как солдаты они никудышние. По Терёхину, уже давно тюрьма плачет. Он напрямую, при солдатах, обещал застрелить взводного. И так далее: ни одного хорошего слова в их адрес нет.

Да попали ребята крепко, а Женька так вообще преступник. Вот, как разрисовал всё это дело их взводный. Надо ребят выручать, не то долго матери будут их ждать из Армии, а кого-то и, из тюрьмы.

Сел Пахоменко за стол, взял ручку, и бумагу. И начал всё излагать, и про автоматы, в смазке. И про то, что ребята только недавно после присяги в часть пришли. И про пьянство офицеров, с мордобоем. И про то, какую им жизнь обещал устроить Збруев.

Долго он писал, стараясь ничего не пропустить. Тут каждое слово: играло, свою роль: могло и погубить солдата, а могло и спасти. И надо было оправдать действия солдат. Ведь, и сержанты угрожали, как говорится теперь, зачмурить солдат. Чистая уголовщина: и в армии, криминал, бал правит. И сюда его корни проникли и точат основы армии. И всё это с подачи офицеров.

Закончил свою работу Пахоменко, и понял, как он устал. Это тебе, ни стишки розовые писать, бумагу пачкать. А, похоже, что это, тяжелый изнурительный труд, который не всякому под силу. Нет, лучше мешки ворочать, хоть голова болеть не будет.

Читает заявление Муромцев, и всё больше хмурится командир. Там, каждое слово, ёмкое и неподъёмное, по своей внутренней силе. И порой готово раздавить человека своей правдой, и формой изложения мысли.

Тяжело написано! Тебе бы Александр Васильевич прокурором работать. Наших врагов, да к ответу взывать.

До глубины души достало.

Не верил я раньше, что, словом можно человека убить. И, ещё больше не верил, что воскресить можно.

Сейчас верю!

Смотрю я на тебя, Александр Васильевич, и есть у меня такое подозрение, что и ты, горячей каши с чужого стола пробовал. Наверно в Афганистане был, и свинцом там давился. Уж больно ты праведный. Гнилого человека за версту чувствую, и тошнит от него. А от тебя, русским духом, добротой необыкновенной, так и веет. Таких людей очень мало – ценю я их.

Засмущался Пахоменко, и это было трудно скрыть. И не нашёл он ничего лучшего, как пожать Муромцеву руку. Как будто бы они снова, вместе шли в бой. И слова здесь не понадобились. Они прекрасно поняли друг друга, без всяких слов.

Я даю вам офицера с машиной. Он поедет вместе с вами домой, и заберёт ребят. Я оформлю все документы на них, что бы по дороге не было эксцессов с милицией. И пусть дослуживают пацаны, не за что их карать.

А со Збруевым, у меня свой разговор будет. Там должны были контрактники находиться. И за пьянство, призову его к ответу. Может он, в армии совсем лишний человек, надо разобраться. Приедут ребята, на месте и разберёмся.

А ты пиши Саша, уже по-простому скажет Муромцев – толк будет. Наверно, и стихи пишешь. И с какой-то грустью в голосе добавил: совсем мирное дело – пиши! Грустят его синие глаза, будто бы льдинки в них тают. - Прощайте!

Назад приехали без приключений. Никто из сельчан, так ничего и не узнал. Ночью пришли гости, ночью и уехали. Как обещал Муромцев, так всё и получилось.

Потом Иван, с Женькой будут воевать в Грозном, и будут награждены медалями, за отвагу. А Сашка, домой ещё раньше уедет. С ногой у него что-то не заладится: сначала госпиталь, а затем и комиссуют его.

Збруев, попадёт под суд. Будет оружие чеченцам продавать, и ещё другие грязные дела творить.

А Муромцев погибнет. Поедет выручать наших солдат из плена, где-то в горах. И его наповал срежет снайпер. Такие чины, дорого ценились, и стоила того вся игра. Ребят освободили, а такого героя потеряли. Не хотел он никого подставлять, сам поехал, хотя имел право и не ехать. Но он сам считал, что нет у него права, людей на смерть посылать. Это его право быть впереди всех!

Столько войн прошёл, этот богатырь, но до светлого дня так и не дожил. Совесть не позволяла ему, жить за других.

Отслужил Сидоренко в армии, и целый, и невредимый вернулся домой, что очень редко бывает. Пришёл он и к Васильевичу в гости. Благодарил его за помощь. И в дальнейшей жизни, как родного отца его почитал. А возможно даже и больше. Трудно об этом судить, но факты, вещь очень серьёзная.

Стоит Иван на пороге дома Пахоменко, а войти не решается, что-то тяготит его. Не осталось ничего в нём от подростка, что из армии бегал. Теперь это взрослый мужчина, который не раз, смерти в глаза смотрел. И сам убивал не раз. Правительственные награды, сами на грудь не вешаются. Это не девушки: их лаской не возьмёшь. Тут везде кровь, и кровь. И своя и чужая!

Видит Александр Васильевич, что с парнем что-то неладное творится, и решил время не тянуть.

С чем пришёл Иван, облегчи свою душу?

Иван облегчённо вздохнул. Не имел он права, осложнять жизнь другим людям, и не хотел этого делать. Но с таким вопросом к кому попало не пойдёшь. Даже отцу своему, не захотел довериться. И попу, тоже не смог бы что-то сказать. Не питал он к ним своего доверия.

В Чечне всякого насмотрелся. Бывало, что, и волосы на голове дыбом становились, от ужаса содеянного бандитами. А попы здесь жируют, никто туда, ближе к народу не стремился. Правда, был один, тот с солдатами в бой ходил, с детьми своими. Но это человек легенда. А в эту же пору наша церковь извиняется, за человечески потери причинённые Германии в годы второй Мировой Войны. А кто наши потери считал: то ли двадцать миллионов погибло, то ли тридцать миллионов наших сограждан. И кто извинился перед нами – нет таких правителей. И тут же, историю переписывают, по ней так Америка победила, в той страшной войне.

А церковь где? Почему она анафеме не предаёт предателей, и зарубежных ястребов, которые гробят Россию! Вот поэтому, я церкви, и жирным попам не доверяю, не имею на то: духовного права! И не один я такой. Лучше, с Богом, без посредников общаться, чем с ворами дело иметь.

Про попов, про их продажность, ходит в народе, не один анекдот. Но один, крепко врезался в память.

Приходит новый русский в церковь, и говорит священнику.

Горе у меня, любимый котик скончался.

Нельзя ли, его в церкви отпеть. Воздать ему должное, что при жизни не досталось.

Ты в своём уме? – возмущается поп.

Да, как можно такое, чтобы кота в церкви отпевать! Храм Божий поганить!

Иди в частную церковь, пусть тот поп, и берёт на душу такой грех, а я о душе своей пекусь.

Я с радостью бы, батюшка! Да у меня в кармане, всего четыре тысячи баксов. Боюсь, что не хватит их.

У попа, аж глаза округлились, от жадности.

Ну, так бы и сказал, сын мой, что кот у тебя крещёный.

Тогда, другое дело – нет проблем!

Устал Иван от своих речей. Но Пахоменко его не перебивает. Тяжело парню принять какое-то важное решение. И тот мучается, и водка не помогает, не берёт его.

Васильевич! Мне предложили за деньги убить человека, одного предпринимателя. Деньги большие платят, не скупятся.

Как узнали, что я в Чечне на совесть воевал. И не одного человека там положил: и арабов, и негров, и кого там только не было. И литовцы, и наши с Западной Украины. Всё отребье, бандитское – колошматил! А сейчас: ни работы, ни денег, хоть в прорубь головой.

Правильно мне говорят, что одним больше, одним меньше человеком, для меня особой роли не сыграют. Для меня, уже давно в аду лучшее место забронировано. И зачем, из-за этого хорошим людям пачкаться. Да ещё при таких больших деньгах, что они ворочают – смех один.

И Иван Сидоренко страшно рассмеялся. Скомканные волосы на голове, придавали его лицу демонское выражение.

Убить, что муху! Это воля, сильных воротил, мира сего. Им самим пачкаться никак нельзя.

И снова этот страшный смех. Но и тут Пахоменко выдерживает паузу.

Убивать! Воевать! – однозвучные и страшные слова. Ты только вдумайся Иван, в их смысл. Везде корень – выть! Не просто плакать, а именно – выть.

Убитым – выть! Душу убить, и выть потом.

Не только чужую душу человек убивает: но, прежде всего – свою!

И воем – выть! Тут настолько сильный смысл слова, что и переводить не нужно.

В каждом слове предупреждение Божье. Не убей, выть будешь!

Не губи чужую душу, и свою сбережёшь.

Это уже не война. Там другие ответят!

Наступила звенящая тишина. Её нарушил шальной полёт мухи.

И её нельзя убивать? – ожил Иван, и светлые глаза его расширились.

Если муха летит – она живая? – вопросом на вопрос, спрашивает Александр Васильевич, своего ученика.

И тот изумлённо отвечает. – Живая!

Значит, мыслишь ты правильно, в нужном русле. С мышлением у тебя всё в порядке.

И если она тебя не трогает, то не надо её беспокоить, пусть наслаждается жизнью.

А если ей крови захотелось. И она, как говорится, стала на тропу войны, то тогда убей её. И ты сделаешь доброе дело. Сама природа возрадуется, если ты прав. Ты почувствуешь это.

А если не убью, злую муху?

Тогда, твоя душа возликует, сильнее, чем природа. Ты победил себя! Я понял всё, Александр Васильевич! Не нужны мне эти грязные деньги, и не буду я никого убивать. Пусть моя грешная душа возликует – не убил я!

С тем и расстались два разных человека, каждый, уже при своём убеждении – не убивать! Только оба они, разными дорогами к этому пришли. Но, в общем-то, они на верном пути.

Много раз Пахоменко ловил себя на мысли, что идёт по стопам своего отца. Любил Василий Александрович писать стихи. Не одна тетрадь была исписана его рукой. Но в итоге, ничего не осталось. Сжег он их, так и не опубликовав, ничего из того написанного, во что вложил свою душу. В этом и был его буйный характер: не хотел он идти проторенной дорожкой. Всё норовил, что-то своё придумать, за что и платился не один раз. Но, как говорится, урок не шёл ему впрок. Хотя страху на него нагнали предостаточно. Всю жизнь, жил с оглядкой.

Но тут, любой испугается. Ведь в сталинские времена, с такими упорными людьми, как Василий Александрович, особо не церемонились. Все лагеря и тюрьмы были забиты, разного рода шутниками, и праведниками. Вот там они и показывали своё упорство, пока не умирали. Другие умирали на народных стройках, в полном забвении, родных и близких: за антинародную деятельность. Враги Советской Власти, не иначе!

Ловкий и сильный, и бесспорно умный, Василий Александрович, работы не боялся. Начал работу в типографии, и постепенно перешёл в редакцию районной газеты «Ленинец». Несомненно, у него был талант, и журналиста и редактора. И очень быстро он стал главным редактором. Но его счастливая звезда, как взошла рано, так быстро и угасла. Не дали ей посиять, среди ярких звезд. Тихонечко, и притушили её, не ко времени она засияла.

А всему виной, одна статья, о притеснении крестьянства – председателем колхоза. И хоть, то был и не большой чин. Но усмотрели в том угрозу государству, его основам.

Сейчас председателя смещать с поста вздумал, а потом и до правительства доберётся. Надо ему, этому орлу, крылышки подрубить, иначе высоко взлетит – такого трудно брать будет.

А лучше всего, их в зародыше давить, тогда и проблем не будет: так велел Лаврентий Павлович Берия. Так тому и быть.

Вовремя предупредили Василия, его друзья, пожалели его детей. И тот с ходу, рассчитался с работы. И с какой-то артелью, быстренько съехал с глаз долой. И волею судьбы оказался во Владивостоке. Из партии его уволили заочно, единогласным решением партийцев. Никто не посмел, за него заступиться: каждому, своя шкура была дороже. И семьи у всех были. Так что в глаза, друг другу не смотрели, Голосовали, не поднимая головы. – За! Единогласно!

Так и оставался он, под контролем соответствующих органов, всю свою жизнь. Вроде червяка на удочке, которого в любой момент, могли выдернуть из омута жизни. Если рыбы, ещё раньше, его не съедят. Ведь, и такое могло произойти: омут, он и есть омут.

Во Владивостоке, он первым делом, съездил на Военно-Морское кладбище. Человек романтический, и, безусловно, патриот своей Родины, он не мог не побывать у памятника погибшим героям Варяга. Конечно, и дед Савватей, звал его, не раз на эту вершину сопки, с чудесным видом на бухту.

Вся сопка объята золотом осени, и на этом фоне величественный памятник, выглядит ещё грандиозней. В обрамлении тяжёлых цепей и сказочных по величине якорей, замер памятник.

Читайте потомки: фамилии героев Великой России. Я сохранил, для истории, и для каждого из вас их имена.

Склоните свои головы, и минутой молчанья почтите их.

Помните, что, и враги их почитали: за доблесть и бесстрашие.

Навечно запомните героев.

И детям своим передайте, чтобы, также любили, и защищали свою Родину, как они.

Не понял, Василий Александрович, как оказался на коленях, и склонился в поклоне.

Прости дед Савватей, своего внука.

Прости, что бесславно живу.

Ваша слава, для нас, всегда пример – эталон чести. Только не каждый достоин её вершин.

А внизу, по глади бухты, спешат куда-то корабли. Жизнь не кончилась: и здесь, суета-сует. Всё, как у людей.

Я всё напишу, дедушка! И о славе вашей, и о раздумьях своих. Мне много есть чего рассказать.

Мне надо высказаться – душа болит.

Взял он горсточку земли, и завязал её в чистый платочек. Это мой талисман, на всю жизнь, мой – оберег. И вскорости, уехал на Сахалин, затем на Камчатку.

Конечно, жалко, что все тетради были уничтожены. И возможно, что никто о них и не знал бы, если бы не его сестра Вера. Она потихонечку брала эти тетрадки, и с упоением их читала. Но Василий Александрович, или делал вид, что не замечает её деятельности. Или, так всё и было, на самом деле: трудно об этом судить. Но, безусловно, ему нужен был судья, его литературному творчеству: поклонник его таланта.

Сестра, не сомневалась, что он талантлив и сказала, ему об этом. Но ответ был не адекватный: брат, стал ещё дальше прятать тетрадки. И, похоже, что он обиделся на неё.

Тяжёлый характер, ничего не скажешь – только и молвила сестра. Многими рабочими специальностями владел Василий Александрович. Но больше всего его влекло столярное дело. И всё же безденежье и постоянное чувство страха, не позволяло ему долго задерживаться дома.

Мария Петровна его не осуждала, потому что очень его любила. Мужчина он был видный, светловолосый и голубоглазый, с высоким и чистым лбом. Умел и показать себя, если, это было нужно. Мог и не выделяться, но при всём это не находился в тени: та просто не касалась его.

Но постоянная нищета, угнетала их обоих, на протяжении всей их жизни. И это как-то сплачивало их. Зато потом, уже при лучшей жизни, они расстались. Скорее всего, устали, от неизбежности закрытого пространства. Вырвались, как джин из бутылки, на свободу. Дети их уже не держали, они выросли, и жили своей жизнью.

Василий Александрович, создал ещё одну семью. Нередко прикладывался к стопочке, и тихо доживал свой век. В семьдесят один год, он так же тихо умер, и тут без всяких, на то, видимых причин – устал человек, уснул: и всё!

И то, что он служил в Истребительном батальоне, и где-то в Китае помогал повстанцам бороться с японцами. Тоже осталось тайной, которая ушла вместе с хозяином в могилу.

Много размышлял, об этом Саша, но отца, никогда не осуждал. Он ему не судья. А страсть к стихам передалась ему по наследству. И тут он волен, быть, самим собой: Александром Васильевичем Пахоменко.

Дано мне время мамой, и отцом,

И Богом, этим миром наслаждаться.

Гляжусь в Природу, в краски бытия,

Пью воздух, и летаю в поднебесье.

Игра, пылинка в мирозданье -

Жизнь моя,

Но сколько радости и счастья,

В этой песне.

Звенит сверчок, сорока славит славу,

Трава шуршит, попискивают мыши,

Мгновения летят, и жизнь бежит –

Шаги её, и вижу я, и слышу.

Вовремя зашёл проверенный дружок Василий Гриднев, очень даже вовремя.

Обещал ему Пахоменко почитать свои стихи, когда-то, а сейчас и время пришло.

Понравилась мне твои стихи: «Отчизна моя». И у меня кое-что есть для тебя – слушай!

О Русь! Страна моя, Россия,

Во что ты превратилась вдруг,

Твои просторы сердцу дорогие –

Сразил, всем ведомый, недуг.

Предали! Сдали всю Державу,

Моим врагам. О, мнимые друзья!

Забыли совесть, честь и славу.

Среди себе, солгавших – Я!

Я был напуган, стаей гадов,

Когда в борьбу со злом вступил,

Ползущих, из щелей и адов,

Не одного меня – страшил.

Воруют, грабят и ломают,

О будущем, заботы нет.

Деревни, сёла умирают,

В ночи Россия –

Где ж рассвет?

Уходят люди – вымирают!

Горят! В дебоше пьяном мрут,

Лишь единицы, выживают!

Надеются! Рассвета ждут!

Боятся власти, и чинушей,

Народ родной -

Тебя мне жаль!

Всё дальше счастье –

Хуже, глуше!

Всё горше – горе, да печаль!

Остановитесь кони мрака!

Моей России, свет необходим!

Опять убийство, кровь и драка,

Зачем? Во что? Куда летим?

Замер Василий, от услышанной поэзии, не по себе ему стало. Холодок, так и гулял, под рубашкой – здорово!

Силён ты Санька! Такие стихи прятать от людей грех, даже очень большой! Я по сравнению с тобой, ягненок. А тут зубы, да ещё какие!

Ещё читай!

И Пушкина враги ругали,

Такие вот они, - враги,

Они всегда тех убивали,

Кто им не чистил сапоги.

И способов убить немало,

Но только, оживить один:

Любить! – Так много! И так мало!

Люби! Ты мира, гражданин!

Тут появилась Татьяна, с чаем и печеньем. Грациозная и красивая, она невольно отвлекла друзей от стихов. И понимая, всё это, сразу же присела на диван, чтобы тоже послушать стихи мужа. Чай был забыт, и тихонько парил на столе, возмущаясь таким невниманием к своей персоне. И царские вельможи не позволяли себе, так обходиться с ним. Но стоило только начать хозяину читать стихи, как он забылся, в сладкой дреме.

Бороться уже не желаю,

Не хочется этого мне,

Мира хочу, и считаю,

Что счастье, -

Совсем не в войне.

А вы меня: ешьте, кусайте!

Грызите! - и бейте меня,

Глупым и слабым считайте!

Но я, - не отдам вам коня!

Которого, небо мне дало,

С которым, я сросся давно,

Кентавр я! -

Мой дух из металла!

Из воздуха! Звуков! Огня!

Ум, трезв! Не пью я вина!

Лечу, по пространствам

Вселенной!

По звёздным, -

Лугам и полям!

Я вечен! -

И с жизнью нетленной!

Знаком! Не чета королям!

Ещё какое-то время, никто из слушающих не находил нужных слов. А сам Александр Васильевич, тихо отложил свою тетрадку, и созерцал произведённое им впечатление. Улыбка, чуть блуждала, на его губах. Знал он силу своего слова!

Татьяна, подошла к мужу, и поцеловала его:

Ты умничка! Таких, как ты, людей очень мало!

Звучит очень сильно, и жизненно всё.

А сейчас прочитай стихотворение про свою маму, оно очень нравится мне. Совсем домашнее, и никакого набата: зовущего в бой.

Как отказать любимой жёнушке, и она ведь, совсем у него домашняя. Милая-премилая, лебёдушка.

Обшивает бабушка спицами платочки,

Родственникам, внукам, детям раздает,

Навещают маму взрослые сыночки,

Рада всем старушка, встречи с ними ждёт.

Чистый пол сверкает,

От стен - домашний дух,

К столу, мать, приглашает,

И рассуждает вслух.

Всё задаёт вопросы:

Как жизнь, семья, дела.

Мурлыкая, кот, косо,

Глядит из под стола.

Парок струится белый,

Над супом, и чайком,

А с улицы, несмело,

Зима, стучится в дом.

Тепло, уютно, просто,

Как в детстве побывал.

Был юн и мал был ростом,

Восторженно, мечтал.

Уходят дни и годы,

Но я спешу туда,

Где мне: простой не модный,

Платочек есть всегда!

Тишина! Каждый вспомнил свою старушку маму. Трудно им, оторваться от видения своего родного дома: где ты вырос, и мечтал быть взрослым. И не предполагал, что это, только разъединит их, с мамой.

Наверное, она очень постарела, и вся седая. И ждёт детей, живых и здоровых. И молит Бога, чтобы мир был на земле. И внучат просит.

Первым нашёлся, Александр Васильевич,

Литературная страничка закрыта - жду аплодисментов!

И конечно, они не заставили себя ждать. Дети тоже всё слушали, а их никто и не заметил. Так что овации, превзошли все ожидания: чуть ли, не буря грянула.

Тут уже чайком не отделаешься, и всё, что было в доме сварено, и сжарено перекочевало на стол. А Василию, и стопочку налили.

Когда отдали дань уважения еде, то Александр Васильевич, понял, что ему чего-то не хватает. И невольно его рука снова потянулась к тетрадке. Его любимая Танечка, лукаво улыбнулась мужу.

Что Сашенька, душа просит? Про казаков забыл.

А ты откуда знаешь? - улыбается Пахоменко.

Ведь, я тебе ничего не говорил: женушка ты моя, любимая.

И Василию, очень даже уютно в такой дружной семье.

Не томи душу Саша, тоскует она, без твоих произведений. Я и про свои стихи напрочь позабыл, как твои услышал. Не томи!

Умел сотник стихи читать, этого у него не отнимешь. Одно время, даже в театре играл, так зрители больше всех ему аплодировали. И тут без смеха не обошлось.

Остались непроданные билеты на спектакль, и всего один день до его начала. Не знают артисты, как выйти из такой ситуации. Очень деньги нужны были, на костюмы, а где их взять? Только на спектакль вся надежда и оставалась.

Наряжайте меня в костюм, я сам торговать билетами буду.

Веселятся артисты, поняли задумку Саши Пахоменко.

И уже в костюмах артисты двинулись на базар. Там и начали они, играть отрывки из своего спектакля. – Вот, где потеха была.

Мальчишки кричат Александру Васильевичу – графу, со шпагой.

Да коли ты этого толстого: ишь, как крутиться вьюном. Никак помирать не хочет – злыдень!

Коли борова! Уложи, его!

И наконец-то, долгожданный укол шпаги. Герой побеждает злодея, и тот очень долго умирает. Ищет место, где ему, помягче упасть.

Смотри, какой живучий гад? Наверно, сала на три пальца в нём – не пробьёшь и пушкой его.

Помирай, злыдень! Помирай, раз убили!

А тот не хочет падать, где попало. Благородных кровей оказался!

И тут уже: сорвались пацаны добивать злодея. Артист понял, что для него, это не сулит ничего хорошего. – Можно и, правда, умереть. Убьют ведь ненароком.

И с неправдоподобной лёгкостью, при своих обширных габаритах, кинулся он наутёк. Собаки за ним. Потом дети, с палками. – Равнодушных зрителей, не оставалось.

Фурор, был полнейший. И билеты на спектакли разобрали в считанные минуты.

Плача, и в тихой печали,

Казачки, у стремени шли,

На фронт казаков, провожали,

Станица, осталась вдали.

Храбрясь, запел казак песню,

И припев подхватил эскадрон,

Вздрогнула степь, в поднебесье

Бьют соколы стаю ворон.

Придётся ль вернуться обратно:

До маты, до дивчин, до хат,

Едут вершить подвиг ратный,

Казаки: отец, сын и брат.

Будет в боях много крови,

Кто-то, от раны умрёт,

За Родину-Мать, и за волю,

Казак свою жизнь отдаёт.

Душа широка и привольна,

Бездонна, как небушка синь,

Казак несёт званье достойно.

России защитник, и сын.

И сразу же не останавливаясь, хозяин берёт другой листок, словно боится, что его перебьют. Оборвут, полет его мысли.