"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".
"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".
Здесь нет красы,
Краса не всем дается.
Но есть душа,
В которой — сердце бьется..
КОМАНДИРОВКА В КОТЕЛЬНИЧ (повесть)
Здесь нет красы,
Краса не всем дается.
Но есть душа,
В которой — сердце бьется...
(надпись на обратной стороне фотографии)
Читает Олег эту надпись на фотографии и не согласен с ее смыслом: есть там и краса, и душа, и сердце теплое, хотя написано это тридцать лет назад. Но все вспоминается так, будто вчера было.
Совсем еще юное красивое лицо в обрамлении локонов каштановых волос. Эти добрые карие глаза и красиво очерченные губы стали ему ближе, дороже и роднее. Эх, молодость! Огнем пронеслась она по нашим жилам, и нет ее. Только на миг сблизились их планиды и разошлись уже навсегда. А память редкими вспышками, нет-нет да выхватит из прошлого те счастливые минуты их встречи.
Город Котельнич встретил посланцев Тихоокеанского флота неприветливо: мало, что глубокой ночью, так еще и снегом по колено. А во Владивостоке была в этот день пре-краснейшая пора — чудная осень. Все сопки в золотистом волшебном убранстве, и легкие паутинки скользят над ними. И вот одна зацепилась за человека, к ней спешат и другие. Человек щурится от яркого солнца и проводит рукой по лицу, сметая ладонью эти паутинки, словно противится чуду. Но поздно уже, они облепили его и потешаются над ним, а сами искрятся на солнце от радости. И он, как ребенок, им улыбается и наивно пытается защититься взмахами растопыренных пальцев. Но уже веселится сам человек вместе с природой, и душа его тоже парит над землей, как эти паутинки бабьего лета. Райская картинка!
...Два офицера и шесть матросов приехали за призыв-никами города Котельнича, представляя в своем лице весь Тихоокеанский флот. Неуютно им в легких бушлатах на фоне всей этой белоснежной круговерти. «Вот угораздило нас в самую зиму попасть! Или, как говорится, «из огня да в по-лымя» — сокрушается старший группы лейтенант Сидоров. Но тут же вздрагивает от попадания снежком, брошенного старшиной второй статьи Олегом Серегиным, и забыл обо всем. И в миг закрутилась группа. Все побросали свои чемоданы, спешно лепили снежки и тут же давай пулять друг в друга. Как дети малые!
А тут и машина милицейская из темноты нарисовалась.
— Вот и такси подано! — смеется Володя Нестеров, глядя на милиционеров. А тем тоже весело.
— Садитесь, если не боитесь, куда надо, туда и доставим!
— Ладно! Ночь на дворе, никто не откажется до места доехать! — лукавят моряки, а сами друг на друга посматри-вают. Вроде никто из них, не против прокатиться. И двинулась машина в темноте ночи до места ночевки.
Остановились моряки в расположении одной из частей и скоротали там время до утра. Утром, начищенные и наутю-женные (утюг с собой привезли) двинулись они в город для знакомства с его достопримечательностями. А главным дос-тоянием этого городка оказались люди. Простые, добрые, улыбчивые люди, которые с большой радостью встречали моряков, здоровались с ними, останавливались, чтобы пере-кинуться словом.
«Вот это прием! — удивлялись моряки. — Такое и во сне не приснится. Во Владивостоке нас никто не замечает, а тут столько внимания. Пусть там волшебные паутинки летают, но сердцу теплее здесь, в глубине России, среди ее людей. Правда и в Приморье хорошо, но надо кривить душой, хотя между городами этими девять тысяч километров». Все правильно получается, как в песне:
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю.
Где так вольно дышит человек!
Святые слова, и как они отражают настроение людей, их души в любом уголке нашей многонациональной России. Почет и уважение морякам — со всех сторон. Везде их в гости зовут, везде угощают. Ну, как тут не выпить с хорошими людьми, да еще служивому человеку. И уже и снег им в радость, и красивый древний городок, которому чуть ли не тысяча лет. «Вот так, ребята!» И съехали бескозырки на самые затылки от удивления: это же надо, старина-то, какая! — и поклонились они золотым куполам.
А на следующий день отправились они в баньку: порядок есть порядок, а чистота — прежде всего. А в бане весь персонал и клиенты, удивились им и обрадовались. Встретили моряков, как подобает, на высшем уровне: гудела парная от натуги, и хлопали веники — жарко и хлестко. Радовались жару молодые и сильные тела, очищались от всяких бацилл и микробов и прочих вирусов после длительной дороги.
— Только в бане, чистый душой и телом, может быть счастлив человек! — смеется один дедушка, а сам пару под-дает — держись, морская душа!
По распоряжению директора бани выкатили морякам бочку свежего пива — угощайтесь, мол, ребята, ведь вы дома сейчас! И столько у людей радости, будто своих детей, встретили, и не знают, где их посадить да чем угостить. Вот она, широта души российской, ее доброта и гостеприимство.
И скоро оказалось, что многие мужики служили на флоте, и тянутся к морякам со своим угощением, потчуют ребят. Пробовали офицеры пресечь это «безобразие», но их молча оттеснили в сторону:
— Отдыхают ребята и, пожалуйста, им не мешайте!
Вспоминает Олег, и как будто вчера все это было, а сча-стлив он и сегодня, а ему уже под полтинничек лет: «Эх,
56
молодость!» А на завтра их пригласили на праздничный ве-чер, в честь Седьмого ноября, в один техникум. Просто пригласили: шли девушки по улице, подошли к морякам и пригласили их на вечер безо всякой вычурности. Ну, как им откажешь, этим красавицам, надо идти! Офицеры не проти-вились: пока нет еще призывников, то нет и проблем. И сами засобирались в гости.
Только вошли они в зал, как кто-то крикнул на сцене: «Морячки пришли!» Весь зал встал и приветствовал моряков стоя. Сколько радости было у людей! И не радоваться с ними просто было нельзя. Такое не забывается никогда. И гордились моряки своей Родиной, своим могучим флотом и нашими добрейшими людьми, которым и цены-то нет. Даже самые стойкие из моряков засмущались, никто не ожидал такого приема, и стояли они растерянные в окружении веселых девичьих лиц. Весь порядок праздника был нарушен.
Сразу начались танцы, и никто не жалел об этом. Девушки расхватали моряков, пока те не пришли в себя, и закру-жились они в вальсе. Все было, как в сказке, и не было сил закрыть глаза: боялись, что вдруг все исчезнет. И когда Олег открыл глаза, то увидел море веселья вокруг, и шагнул в эту сказку. А как во всякой сказке должна появиться Добрая фея или Василиса Прекрасная.
А феи и Василисы не могли попасть на этот бал: просто не пускали их туда: зал был переполнен. Она, одна из тех, кто пригласил моряков. Сверху, с балкона, со своей подругой, наблюдала за чарующим весельем. И с этой минуты Олег из тысячи лиц видел только ее лицо и уже не замечал никого. А тут столько красавиц рядом: только протяни руку, и любая из них твоя.
Конечно, это была судьба, иначе все не объяснишь. Взгляды Олега и Ее, наконец-то, пересеклись, и Олег показал знаками, что сейчас он поднимется к ней и, прихватив Володю Нестерова, друга своего, ринулся наверх. Володя сопротивлялся. Он ничего не мог понять, но Олег, ничего и не объяснял, упорно тащил его к заветному балкону. Лида, то есть Она, стояла, не дыша и не оборачиваясь. Она ждала его, она чувствовал приближение моряка. И летел он к ней из просторов Вселенной, чтобы встретиться, засверкать и исчезнуть, как метеор, навеки. Это были родственные души, они без слов понимали друг друга и ждали этой встречи, она должна была произойти, хоть раз в их жизни.
Лида замерла. Сейчас он коснется ее плеча, и ее дивный сон станет явью. Олег с нежностью поправил волнистую прядь ее волос, и она обернулась. Большие и темные деви-чьи глаза в один миг приобрели золотистый оттенок и лу-чились от счастья. Столько теплоты было в них и душевной чистоты, что моряк только диву дался — бывает же чудо такое!
О чем разговаривал Нестеров со своей новой знакомой Олега не волновало — пусть сами разбираются, он же не оставит Лиду никогда. Это было выше его сил. Быстро летело время, и пришла пора расставаться. Договорился Олег завтра встретиться с Лидой и побежал к группе моряков, которые ждали его в зале. Лейтенант Сидоров встретил Олега с улыбкой:
— Не по-флотски поступаешь, старшина. Девушку бросил, не проводив. Ведь ее и своровать могут.
— У меня не уведут, до самого дома доведу! — заискрился радостью старшина. — Я мигом обернусь и сразу — в часть.
— Ну, тогда добро, — улыбнулся лейтенант и повел мо-ряков к выходу. А Олег побежал к девушке: «Хоть бы она не ушла!»
Лида оставалась на месте. Она не могла прийти в себя от недавнего знакомства. Все было так неожиданно, хотя и мечталось ей об этом и снилось ей это не раз. Но чтобы все так ярко получилось — на звенящем балу — даже не верилось!
— Вот и Василиса моя Прекрасная! И никто не похитил ее, — смеется Олег. И Лида ему улыбается:
— Неужели, ты отдал бы меня, да еще какому-нибудь страшному злодею?
Олег стал серьезным:
— Это выше моих сил. Никому я тебя не отдам! И они оба стали серьезными. Они шли по ночному городу, и им было хорошо вдвоем. Лидина подруга ушла раньше с другими девушками, не стала им мешать. Она поняла, что тут третий лишний.
Лида жила в общежитии и тоже торопилась, но они успели вовремя;
— Завтра я приду к тебе, — сказал ей Олег... — если ты не против будешь?
— Я буду ждать, — раскраснелась девушка и убежала по лестнице вверх. Пора и в часть возвращаться. Моряки встретили товарища весело:
— Вот и Ромео наш объявился — не запылился! — Но, увидев, что тот серьезен, сразу отстали: «Наверное, втрескался, раз шуток не понимает. Такое бывает...»
А на следующий день они встретились. Красивые и веселые они гуляли по городу, и все им было в радость: и снег, и легкий морозец, и яркое солнце. Редкие прохожие на них засматривались, некоторые даже глядели вслед. А одна ба-бушка остановила их и перекрестила:
— Какая из вас красивая пара. Рада за вас, деточки! Живите долго и счастливо!
Засмущались Олег и Лида. Но моряк тут же нашелся:
— И тебе, бабушка, долгих лет жизни желаем и крепкого здоровья!
Они пошли дальше, а бабушка еще и в спину их пере-крестила, а затем долго смотрела им в след.
О чем думала бабуля? Может, молодость свою вспоминала да позавидовала им или беспокоило ее что-то — никто этого не узнает. Еще вспомнил Олег, что было в городе море рябины. Столько ее он не видал нигде. И вот подошли они к одному дому. А рябина там яркими гроздьями увешена, прямо красавица. Аж через изгородь свесилась она играясь. И кисти её к рукам людей тянутся. А сама она вся — рясная от налитой соком ягоды. Так и светится на солнце и угощает молодых: отведайте моего соку спелого. Силы земной наберитесь и любите сильнее друг друга.
Сорвал Олег мерзлую гроздь рябины и Лиду угощает.
— Знаешь, Лида, ты такая же красивая, как эта рябина, и так же ярко выделяешься на фоне этих сугробов. Снег и такие яркие ягоды, и ты так же красива! Тут и хозяйка показалась: «Все! Наверно, будет ругаться», — решил Олег и приготовился к худшему варианту. А хозяйка улыбается им и зовет в гости:
— Что же вы там по сугробам лазаете: заходите и рвите рябину сколько вам надо.
Растерялся моряк. Что за люди в этом городе? Все и здороваются, и разговаривают, и в гости зовут. Вот она, Россия наша. Русь изначальная, только в глубинке страны и сохранилась. Смотрит Олег в голубые глаза хозяйки, и насмотреться не может — столько в них доброты.
— Спасибо, хозяюшка, нам и этого хватит. А зайти? Не-пременно зайдем, только со временем у нас нелады. Помаха-ла хозяйка им рукой на прощание и тоже смотрит им вслед. «И свои дети, видно, такие, как мы. И наверное, далеко от родительского дома», — подумалось моряку. Были они и в музее, и понял Олег, что не знает он истории России, а этот городок, из самых корней ее вырос.
И потрясенный этим открытием, он почти не разговаривал, так и шли они, молча с Лидой, пока Олег не пришел в себя. Голубые глаза его радостно блестели:
— Наверное, моя судьба такая, что я здесь оказался и узнал столько нового и тебя встретил, — и обнял он крепко девушку, та не отстранилась. Ей было хорошо с этим моря-ком: о таком она и мечтала. Всю свою небольшую жизнь.
Какой он сильный и широкоплечий, а вместе с тем быстрый и ловкий. Вон как ловко схватил снежок и запустил в рыжего кота, который крался к птичкам. Птички улетели, так ничего и не поняв, а рыжий разбойник, выпучил свои желтые глаза на людей.
Но, поняв, что опасности для него они не представляют, покрутил хвостом у своего виска, словно хотел сказать: «Придурки вы оба», и чинно удалился по своим делам...
— Вот какой кот ученый, его шибко не испугаешь, — смеялись молодые люди.
— Мудрый кот, и наглый к тому же, — добавила девушка. — А ты знаешь, Олежка, мне завтра домой надо ехать, — будто вспомнила она. — А этот котяра и напомнил мне о доме. Карие глаза ее стали темные и очень грустные, лицо омра-чилось, а руки легли на грудь моряку. Тот придержал ее за плечи и посмотрел в эти темные печальные озера.
— Что случилось, Лидочка, тебе плохо со мной?!
— Глупенький ты, Олежка. Если бы ты знал, как я счас-тлива, — и доверчиво прижалась к широкой груди моряка.
— Я бы осталась в общежитии и не поехала домой, только из-за тебя, но мама дома одна, и маленький братишка с ней. А отца у нас нет давно. Вот и надо ехать, плохо им без меня, — закончила Лида. Грустные, они стояли у общежития, а нужных слов не находили.
— Ты пойдешь меня провожать? — нашлась девушка.
— Обязательно, я тебя не оставлю одну, а сейчас тем более, — оживился Олег.
— Тогда завтра в три, на вокзале, — поцеловала Олега девушка и унеслась от него, уже навсегда. Глупо обижаться здесь на судьбу: ведь он был на службе тогда...
Наглаженный и начищенный стоял моряк у выхода из части, когда прибыл помощник коменданта и запретил всем морякам свободное передвижение по городу:
— Вы не в отпуске находитесь, а на службе, и прошу об этом не забывать!
И как ни упрашивал его Олег, тот остался непреклонен. Время шло, моряк нервничал, а своих офицеров не было. Наконец появился Сидоров.
— Товарищ лейтенант! — ринулся к нему моряк. — Помогите мне: девушку надо проводить, а комендант никого не выпускает из части!
Офицер сразу все понял:
— За мной, Серегин! — и ринулись они на вокзал. Но было уже поздно, перрон опустел, только рельсы натужно гудели.
— Да, не повезло нам, браток! — сказал офицер. — Пехота и есть пехота, потому и серая.
В часть возвращались в молчании, как будто что-то сде-лали не так, но уже ничего не поправишь.
— Спасибо вам, товарищ лейтенант, в долгу я перед вами, — только и нашелся, что сказать Серегин.
— Ничего, еще сочтемся, — улыбнулся офицер, — служба большая. Друзья успокаивали Серегина: не грусти, мол, дружище, если любит тебя, то напишет!
Что тут скажешь, он и сам ничего толком не знает. Ко-нечно, хотелось бы в это верить, но могла Лида и обидеться. Обещал, мол, моряк — да не пришел, одно расстройство. А тут еще одна беда приключилась: отказались их кормить в этой части. Кто там чего не учел, а субботу и воскресенье им сидеть без еды — вот такая и вышла резолюция. Пошумели моряки на этот счёт, пошумели, а сделать ничего не могут: ни начальства рядом, ни коменданта — никого нет. А вечером злые и голодные они ринулись в город. Хотел их не пускать часовой, но вовремя воздержался, и офицера слушать они не стали.
— Уйдите, от греха подальше, а за себя мы сами ответим! — и пошли за ворота моряки. Видит офицер, что, ребята настроены агрессивно, и не стал перечить им, а взялся звонить куда-то, но это уже никого не интересовало.
61
Уже под самое закрытие они вошли в столовую. Узнала все заведующая и замахала сокрушенно руками:
— Что ироды делают, разве можно так с людьми обра-щаться?
Глаза ее гневно сверкали, руки месили воздух:
— Вот и доверяй им детей своих, а сами генералы, небось, коньячок где-нибудь попивают. Но ничего, ребята, не дадим мы таким дорогим гостям умереть голодной смертью.
— Красавицы мои, — обратилась она к девушкам своим, — несите сюда все, что осталось, не пропадать ведь морякам.
Девушки только и ждали этой команды. Весело сдвинули два стола и усадили за них моряков. А на стол понаставили столько еды, что два десятка людей не съедят.
— Что так мало поставили? — шутят моряки. — Ведь мы на еду очень злые.
— Как съедите все, то мы еще принесем, — смеются де-вушки.
Сели красавицы возле матросов и то одно блюдо подо-двигают, то другое. А сами смеются, почему не посмеяться? Работа-то закончилась. И сейчас никто им мешать не будет. Слово за слово и перезнакомились все. И смеются уже весело да все спрашивают девушки: как, мол, будет по-флотски поварешка!
А как услышали, что поварешка — это чумичка, то вообще не могли остановиться, до слез смеялись. Видит заведую-щая, что тут так весело, и сама насмеялась вволю и говорит:
— Пора мне домой собираться, а то засиделась я с вами, старуха. А душа-то и впрямь помолодела, будто заново родилась! — и поплыла лебедушкой к выходу. Смеются моряки и не знают, как благодарить женщину, а та и денег не берет: «Ешьте на здоровье».
Так и не смогли шесть моряков съесть все, что было на столе, и пришлось им сдаться, на милость победителей. И радуются амазонки: «Раз мы победили вас, то завтра ждем в гости, и попробуйте не прийти! Это наше условие». Подняли руки моряки: «Воля ваша, нам теперь без вас скучно будет». Так и пошли девушки провожать моряков до части, до временного дома.
— Вот это девчонки! — восхищался Володя Нестеров. — Мне эта беленькая в душу запала. И хозяйка у них хорошая, а эта веселая такая, просто мечта.
— Кстати, ее тоже Лидой зовут, — глядя на своего друга, сообщил он Олегу. Тот только махнул рукой.
— Хорошие девчонки, всем нашим ребятам понравились, — продолжает Нестеров и смотрит в глаза Олегу:
— А ты видел, как Лена на тебя смотрела? — не унимался Володя.
— Никого мне не надо. Я за Лиду переживаю, как там у нее дома? Поняла ли она, что я не смог прийти, или нет? Ведь служба есть служба.
— Я тебе одно говорю, ты мне другое, — обиделся Несте-ров, — и как с тобой разговаривать?
На этом весь разговор и закончился.
А на следующий день моряки-подводники готовились в столовую, как на свидание. Хотя, в сущности, так оно и было. Девушки тоже явились разнаряженными и еще красивее были, чем вчера. Все они с нетерпением ожидали матросов. Все было, как вчера, только еще проще были их отношения: как-никак, а уже пригляделись друг к другу. Лидочка, бе-ленькая, как одуванчик, все порхала вокруг Володи Несте-рова, оба были счастливы. «Наверное, тоже родственные души и тоже нашли друг друга, — мелькнуло в мозгу у Олега. — Все же друг — молодец, помог мне тогда при знакомстве с Лидой».
Тут к нему и подсела Лена, серьезная и хорошая девушка. Красавицей она не была, но чувствовалось ее духовная чистота, может из-за больших серых глаз, открыто глядев-ших на Олега.
— Отчего ты грустный такой? — спросила она у Олега. — И даже улыбаешься грустно?
Внимательно посмотрел Серегин на девушку и ответил честно:
— Расстался я нелепо с хорошей девушкой, а сейчас думаю об этом...
Молчание после этой фразы затянулось. Его нарушила Лена, ответив:
— Ты, наверное, хороший парень и очень мне нравишься.
Больше они ничего не говорили, а только смотрели друг
на друга. Чистые были их души, но, наверное, — не судьба одному.
Не может человек все обо всем знать, только по крупицам истину собирает. Пока сбор информации идет, а пол жизни
уже пролетело. Шли моряки с девушками, теперь они их провожали, но быстро разбились по парам, а затем и совсем растворились в городке. Проводил Олег Лену до дома, но разговора у них не получилось.
— Не обижайся на меня, Леночка, — сказал Серегин, — я, наверное, никогда другим не буду, и тебе будет скучно со мной.
Поняла Лена, что между ними пропасть большая, а как ее одолеть — она не знает, а он не хочет помочь.
— Спасибо, что проводил меня, — заторопилась Елена, — и ты на меня не обижайся! — и исчезла за дверью своего дома.
А завтрашний день вернул матросов к реалиям службы. Только по чуть-чуть вкусили моряки прелестей «гражданки», только вздохнули во всю грудь, как их «обрадовали»:
— Все, ребята, начинается служба.
И задвигались-забегали офицеры, лица их были озабочены: на подходе эшелон, и надо приготовить документацию.
— Сутки вам на все дела, а завтра отправка, и ни минуты промедления, — напутствовал их комендант. Лицо его было строгим:
— И никаких возражений и уважительных причин быть не должно! — закончил он.
Никто возражать не собирался, все знали, что так и будет, но в то, что разом все кончилось, еще не верилось. И некогда было понежиться в сладостных мечтах о «гражданке» — все закружилось в суматохе. Толпы призывников, плачущие и смеющиеся родственники, друзья и прочие зеваки — все смешалось. Но это только на время, скоро принесли списки, и моряки сортировали людей. Нужных ребят строили и отводили: кого на комиссию, кого в баню, кого в столовую. И к вечеру чистые и подстриженные призывники, выглядели жалкими цыплятами, все их ухарство исчезло, вместе с прическами.
А иначе нельзя: до места службы чуть не месяц доби-раться, а блохи да вошь плохие попутчики солдата. Многие это понимали и не спорили с начальством, а других под-стригали с помощью силы, и до слез доходило — всякое было.
Смеются моряки:
— Ну что вы так расстроились, точно девушки? На службе, все равно подстригут. И никуда вы не денетесь, олухи вы, царя небесного. Подумает призывник и махнет рукой; стригите!
А вечером всех новобранцев собрали в спортзале. Сооб-щили, что ночевать они здесь будут, а утром — в дорогу. Так распорядился комендант и домой укатил отдыхать. А моряки с призывниками остались. Настелил жёстких матов на пол — вот и постель готова. А что ещё сделаешь? Заняли моряки себе уголок и как могли, обустроили его, но, в общем-то, им было не до сна. Хоть и стояли дневальные у входных дверей спортзала, а хлопот матросам хватило. Вот один парень рвется в дверь, что ему надо? Нестеров и Серегин улаживают конфликты у выхода, а остальные другими делами занимаются.
Какой-то посторонний парень отзывает Олега с Володей в сторону. В руках у него появляется бутылка водки. Парень простецки улыбается;
— Ну что, ребята? Выпьем за знакомство?
— А бутылка-то у него не заводская, от руки закрытая, самогон, наверное, — обратил внимание Олег. И еще руки. Руки у парня вызывали подозрение, он так и оставался в кожаных перчатках, а под ними, может, свинчатка.
— Чего ты хочешь? — напрямую спросил его Олег. Тот с ответом немного замешкался, льстивая улыбка сползла с лица;
— Мужики, может, лишнее барахлишко у пацанов возьмем, зачем добру пропадать? Может, часы, деньги там лишние или что другое. Ну, в общем, вы в накладе не останетесь. Тяжелым ударом Олег сразу отключил грабителя, тот как стоял, так и завалился, рука его отлетела в сторону и глухо ударилась об пол.
Нестеров нагнулся и сдернул с парня правую перчатку; под ней была свинчатка. Володя нахмурился, злость появи-лась в глазах;
— Вот урод! Такой штукой можно человека искалечить, а за что? За тряпку какую-то!
Бандюга медленно приходил в себя, видно тяжела была «кувалда» у Олега. И лишь только глаза его приобрели жиз-ненный блеск, он резко вскочил на ноги и бросился к вы-ходу.
— Суки, вы мне попадетесь еще! Бросился за ним напе-рехват Володя и залепил ему прощального пинка под зад;
— Лети, голубь мира, только шибче лети! — посмеялись
моряки и дневальный с ними. А Олег поднял свинчатку и закинул ее в урну;
— Вот так-то лучше будет, отдыхай, дорогая, — и брезг-ливо вытер руки.
— Здорово вы его, товарищ старшина, — восхитился дне-вальный.
— И ты научишься, если лениться не будешь. Служба, она всему научит, тебе дорогу в жизни укажет. И отцам командирам ещё спасибо скажешь. За науку, как в людях разбираться, а главное — как быть человеком!
Поздно вечером к нему подбежал дневальный:
— Товарищ, старшина, вас и друга вашего две девушки спрашивают.
Удивился Олег, но, позвав Володю, двинулся к выходу из спортзала. Володя успел вздремнуть немного и растерянно хлопал глазами: что, мол, за паника на корабле?
Но когда он увидел свою Лидочку и Лену с ней, то быстро пришел в себя и тут же распустил «перья», как павлин на току. Таяли снежинки на белых волосах девушек, а глаза их искрились от радости.
— Я так соскучилась по тебе! — сказала Лида и прижалась к Володе.
Тот обнял ее и уже больше никого не замечал он, весь мир вместился в одной этой стройной девушке, самой близкой ему изо всех людей. А Олег с Леной отошли в сторонку, чтобы не мешать чужому счастью, и тихо разговаривали между собой.
— Когда вы не пришли к нам в столовую, — сказала Лена, — мы поняли, что вас уже не будет, и думали об одном, чтобы вы еще не уехали. — Последнее слово она произнесла едва не плача. — Но мы нашли вас! — и глаза ее расплеска-лись теплотой. Она была так счастлива, что Олег невольно улыбнулся:
— Ты хорошая, Лена, ты очень хорошая.
— Я тебе нравлюсь, Олег, ну, хоть чуть-чуть?
— Ты мне очень нравишься! — признался Серегин, — таких девушек, как ты, мало...
— Но ты ведь любишь ту Лиду? — тихо спросила Лена и сразу вся померкла. Олег ничего не ответил, он не находил нужных слов и молчал.
— Я все равно буду писать тебе письма, можно? — В ее глазах, горела искорка надежды. — Ведь у вас ничего не было с ней и вас ничего не связывает? Это правда?
— Да! — ответил моряк, но разве в этом все дело?
— Ладно, давай будем просто друзьями, а там видно бу-дет, хорошо?
Теперь все стало на свои места, и все приняло свои очертания — выход был найден. По-товарищески подхватил он Лену, и бросились они вслед за влюбленной парой. Догнали:
— Что вы притихли, два голубочка? Все воркуете, а вре-мени сколько? Ведь заполночь уже.
— Неужели, правда? — спохватились Володя с Лидой и отстранились друг от друга.
— Дома нас потеряют, это точно, — грустно заметила Лида.
— Мы вас проводим немного, — хватились моряки и побежали за своими бушлатами и бескозырками.
— Ну, вот и мы! — явились друзья при полном параде и подхватили девушек под руки.
На улице сыпал легкий снежок и таял у них на ладонях
— красота! Так и дошли они до дома, где жили девушки. Никто ни о чем не говорил, — все уже было сказано, а завтра, в одиннадцать, моряки уезжают, но никому не хоте-лось в это верить, и у всех были свои причины.
Лида тихонько плакала. Лена крепилась, но надо было прощаться.
— Мы ведь друзья с тобой, правда, Олег? — Лена поце-ловала его в щеку и убежала, а что у нее было на душе — никто не узнает. Тихо шел Серегин, когда его догнал Воло-дя — радостный и возбужденный. Схватил горсть снегу и зашвырнул его в темноту.
— Если дождется меня Лидочка, я к ней приеду! Я так и сказал ей об этом! — Володя выжидающе посмотрел на Се-регина.
— Ты молодец, и ты правильно поступил. По крайней мере — честно!
— А что у вас? — выдохнул Володя, Олег только отмах-нулся рукой, мол, сам не знаю.
Утро принесло им еще больше хлопот, чем вчерашний день. Офицеры носились с документами, что заводные: надо все проверить, а кому под силу такая работа?
К одиннадцати часам документы все были собраны в
67
два чемодана, и колонна рекрутов во главе с офицерами двинулась к поезду. Гудела пестрая толпа провожающих, которая шла следом за призывниками.
На перроне все остановились и разбились на мелкие группы: кто рыдал, кто смеялся, надрывалась музыка, все, заглушая, и в этом хаосе Володя увидел свою Лидочку. И она уже летела к нему, как резвая бабочка, — такая же яркая, красивая и желанная, родная.
Леночка тоже с ней, но была грустной, и только челочка ее, выпавшая из-под шапочки, придавала лицу детскую простоту и непринужденность. Олег поправил эту прядку:
— Не обижайся на меня, Лена, ведь я не могу поступить иначе!
Та вложила ему письмо в карман бушлата.
— Тут все написано, если захочешь, ответишь. Ведь тебе еще год служить, может, все прояснится.
Так и стояли они молча, пока не поступила команда строить призывников. И тут все кинулись к призывникам, будто сошли с ума. Может, так оно и было. Ведь три года им предстояло служить — немалый срок. А служба много чего приготовила для них — и плохого и хорошего, кому что достанется. И матерям в эту «лотерею» играть, а кому и что
— там одному Богу известно. Отстранились защитники от плачущих матерей и девушек своих: ведь не на войну едем. Кто-то из призывников, стакашку водочки, на дорожку хватил: теперь уже все равно не отчислят.
Подошел эшелон, и началась посадка в вагоны, три вагона по восемьдесят человек — вот и вся арифметика, и по два моряка с ними. Стоят на площадке тамбура Олег и Володя и машут бескозырками девушкам. А им в ответ все провожающие машут, все люди вокруг. Моряки теперь для всех родные, и они в ответе за их детей, братьев, друзей и любимых.
— Лидочка, жди меня! Я обязательно приеду к тебе! — кричит ей Володя. Та заулыбалась и еще больше замахала ему рукой. А у Лены улыбка сошла с лица, она словно ока-менела. «Прости меня, Лена, — мысленно говорил ей Олег, — хоть и ничего плохого я не сделал тебе, а все равно грустно на душе: ведь по сути любовь девичью отверг, а это уже непростительно. Но я не мог поступить иначе!»
Ищет себе оправдания Олег, уже тридцать лет прошло с тех пор, а все нет ему покоя.
А военная жизнь брала свое право: надо устраиваться в вагоне, ехать-то через всю Россию до самого океана. Офицеры обосновались в одном из вагонов и сразу же по уши зарылись в документацию. Лица лейтенантов Алексея Сидорова и Николая Хворостина были озабочены, а тут еще начальник эшелона на инструктаж вызывает. Все сразу свалилось на их головы, которые и без того пухли от всяких мыслей. А морякам что? Они давно уже в работе. Назначили моряки командиров отделений в каждом купе. И несли те службу свою: сами назначают дневальных и следят за их сменой. А центральное купе, следит за чистотой в вагоне — таков порядок.
— Вот теперь можно и отдышаться! — улыбаются Олег с Володей. — Все должны работать, а иначе толку не будет. Пошли они по вагону и везде порядок проверяют. А при-зывникам весело, и останавливают они в каждом купе мо-ряков и ведут с ними дружескую беседу:
— Товарищ старшина, зачем дневальные нужны, порядок — это ясно, а тут мы никак не допрем, при чем тут бдительность?
— А притом, что на Русском острове, когда-то диверсанты целую роту вырезали. Об этом на Тихоокеанском флоте целые легенды ходят, — рассказывают моряки мальчишкам своим об этом случае, и лица слушателей становятся все строже.
— Да и в дороге всякое случается, можно и до службы не доехать. А дома матери не поймут, что бандитов много. Для них моряки во всем виноваты. Объясни-ка ей потом, что спал дневальный, потому и вся беда с ними случилась. А ей сына своего всех жальче, и не объяснишь ей.
Вроде поняли призывники, что к чему. Володя с Олегом ночью идут проверять посты — спят оба дневальных, в разных концах вагона!
Разбудили их моряки, а те хлопают ресницами — мальчишки еще, только от маминой юбки оторвались:
— Да ничего не будет товарищ старшина, чего зря боять-ся?
И опять с ними беседуют старослужащие:
— Вам корабли будут доверять, всякое грозное оружие, а вы даже часу на вахте отстоять не может! Что же за моряки из вас получатся? В общем, подружились они с призывниками, вроде старших братьев стали. Те тоже в долгу не остаются, везде угощают моряков. Много чего мамы им в дорожку дали сладенького, да вкусненького, и делятся они по-братски. А моряки всегда рады домашнему угощению; кто же откажется от угощения — просто грех, да и только! А самые отчаянные из призывников и чего покрепче предлагают. Выпьют моряки понемногу, зачем зря ребят обижать?
— Если все по уму, то ничего страшного и не будет. На всех разлили понемножку, и греха не будет, и пьяных. Я правильно понял вас? — смеется Олег. И призывники весело: — Правильно поняли, товарищ старшина!
А вскоре и ЧП приключилось, иначе этот случай не на-зовешь. Разошлись в разные стороны вагона Володя и Олег, чтобы службу проверить. И только Олег в тамбур вышел, а там три мужика зажали дневального в углу и что-то ему втолковывают. Один с крысиной рожей, хищно блестит рондолевыми зубами в сторону Олега:
— Тебе что надо, вали отсюда, пока цел, а то там будешь,
— и ножом вверх показывает, — в Божьей командировке, значит! Двое других стоят, усмехаются, весело им. Хорошо выпившие мародеры вели себя нагло. У одного, самого по-жилого, железнодорожная фуражка съехала на затылок. «Как у себя дома орудуют», — подумал моряк. Закипает злость
внутри у Олега, желваки по скулам заходили. «Не надо, товарищ старшина, а то хуже будет», — чуть не шепчет ему призывник Галкин, весь бледный и взъерошенный, как во-робей.
— Надо, Галкин, надо! — жестко отвечает ему моряк и тут же бандиту с ножом:
— Ты хоть раз был в торпедном аппарате? Глухо там, что в бочке, только вода журчит за бортом.
— Что? — не понял бандит, и глаза его удивленно захло-пали белесыми ресницами. — Нет, не приходилось...
Короткий нокаутирующий удар моряка усадил бандита на пол тамбура.
— Я же говорил, что все поправимо! — усмехнулся Серегин и тут же ударил ногой второго бандита, который хотел перешагнуть через своего кореша, и напасть на моряка.
— Наверное, вы и чай с мусингами не пили, придется вас угостить, — и принялся он угощать, серией ударов, то одного мужика, то другого — бил со скоростью автомата.
Пришел в себя Галкин и за подмогой побежал, хотя она уже была не нужна. Вбежали Нестеров с призывниками и вытащили мародеров в купе. По ходу им ещё от себя добави-ли гостинчиков. И бандитам совсем плохо стало, тот с кры-синой рожей, глаза закатил под лоб, так ему нездоровится. Тут и Галкин осмелел, схватил его за ворот:
— Ну, как в торпедном аппарате?
— Плохо, очень плохо, — еле выдавил из себя подонок, размазывая кровь по лицу.
— Вот и ножичек его! — сообщили призывники и протянули его Олегу. Тот взял «перо» и спросил ребят:
— Что с ними делать будем? — и указал на бандитов.
— Тебя бы они не пожалели, и Галкина тоже, — отозвались призывники, — так что же с ними церемониться? Выкинем с поезда, и все дела. Их никто и искать не будет, а милиция ещё и благодарность объявит.
Вскочили бандиты на ноги, но тут же ребята сбили их с ног, закрутили им руки и потащили к дверям. Их тоже можно понять: деньги у них забрали, да и нож, понятно, не для заточки карандашей был, до сердца легко достанет. Поезд шел на полном ходу, ветер врывался в открытую дверь, темнота мельтешила огнями.
— Не-на-до! — орали мародеры, ползая на коленях, и цеплялись за ноги ребят.
— Отставить, — распорядился Олег, — погорячились и будет, а то и мы на них будем похожи, а это уже непрости-тельно нам. — Он повернулся к грабителям:
— Если мы обнаружим вас на первой же станции, то пощады уже не ждите. Как поняли меня? — обратился Олег к бандитам — бывает же такое — и смех, и грех.
— Да мы хоть сейчас сойдем! — засуетились мужики.
— Может, вам дверь открыть? — засмеялись призывники. Поняли те, что сморозили глупость, а деваться-то некуда, и все остались дожидаться станции. Сидят в купе Олег да Володя, а призывники к ним пристают:
— Про торпедный аппарат мы уже уяснили кое-что, а что такое чай с мусингами понять не можем.
Засмеялся Олег, но глаза его лукаво заискрились, широ-кая грудь заходила под тельняшкой:
— Буйреп — это трос такой, а узлы на нем — это мусинги.
Вот когда через торпедный аппарат выходишь из лодки, то за буйреп и цепляешься карабинчиком, он на поясе у водолаза имеется. И до первого узла поднимаешься, а там «перекур» делаешь, чтобы азот из крови вышел, и кровь не закипела, а иначе кессонную болезнь заработаешь. Лопаются сосуды, и погибает человек. А так, передохнул и дальше идешь наверх, до следующего мусинга. Это и называется — режим всплытия. А я только призвался на службу и был еще одет по гражданке, как и вы сейчас. Нам и «трёт» по ушам один старшина из учебки.
Вот о чем этот старшина нам рассказал:
— Затонула наша лодка, и стали мы из нее через торпед-ный аппарат по буйрепу выходить. А я замешкался там, пью себе чай с мусингами — так и получил кессонную болезнь. В общем, списали меня в учебку, не дали на лодке дослужить службу.
И задумался тот старшина печально, и нам тоже жалко его, хотя никто ничего не понял. В наших глазах он герой, настоящий подводник. Такого моряка поневоле зауважаешь. А когда в учебке во всем разобрались, то самим смешно стало. А таких баек да шуток на службе тысячи ходят!
— Еще не то услышите, — смеется Олег. — А тогда вот и вспомнилось.
— На славу вы их угостили, чайком-то с мусингами, — веселятся ребята — дети еще!
А на завтра новая напасть — заболел один призывник, Ваня Колотушкин. Сильнейшая ангина у призывника, бедный, голос потерял. Посоветовались моряки и решили его к врачу вести, был и такой в эшелоне.
«Того и гляди, придется Ваню снимать с поезда, если хуже будет», — сетует врач. Надавал он кучу лекарств и микстур разных, и принялись моряки лечить пацана.
— Ванька, рот раскрой, горло посмотреть надо. Только тот рот раскроет, ему таблетки туда и чай, чтобы запил. Не хочет тот пить таблетки, мычит что-то свое и головой трясет.
— Ванька, ты дуру-то не гони по Амуру. Пей, раз надо! — говорит ему Олег и чуть не силой заставляет таблетки глотать. Еще водкой натерли его да компресс на шею положили.
— Вот видишь, Колотушкин, даже водки на тебя не жалеем.
Вот ты, какой ценный экземпляр, — смеются моряки и укутывают Ваню одеялами. А тот и есть отказывается, голо-вой всё крутит, и еду не принимает.
— Ты что, Колотушкин, умирать собрался? — спрашивает его Серегин и смотрит строго на призывника. — Не получится, брат, у тебя, и сам его с ложечки кормит. Как с ребенком малым с ним возится, про все позабыл Олег, а призывники только усмехаются. Не понимали тогда моряки, что к чему, да случай помог.
Через пару дней ему лучше стало, и голос вроде проре-зался, но веселее от этого Ванька не стал, а еще больше задумался.
— Что-то неладное с ним творится, надо поглядывать за парнем, — решили Володя с Олегом, а то угадай, что у него на уме, а отвечать нам придется.
А открылось все случайно. Пошел Олег в гальюн. А в тамбуре Ванька у раскрытого окна стоит и из бутылки холодную водичку попивает. Попьет водички немного, ротик раскроет и на сквознячок его, чтобы горлышко сильней заболело, так и «лечит» ангину. Как увидел это Олег, так и понял все. «Не хочет Колотушкин служить, вот и болячку себе делает. Ох, и хитер же Ванька! Вот почему улыбались призывники, знали все, но прикрывали своего друга».
Схватил Серегин Ваньку за шиворот, и первой мыслью было — «размазать» его по стенкам тамбура. Колотушкин весь съежился и повис на руках моряка. Жалко стало Олегу мальчишку, и он сразу остыл.
— Эх, Ванька! Я за тобой, как за ребенком ухаживал, а ты, симулянт проклятый, что удумал-то? Бегом в вагон! И чтобы глаза мои тебя не видели, от греха подальше.
Шмыгнул тот к призывникам и растворился среди них, а те посмеиваются:
— Ну и Ванька, на мякине хотел старшину обмануть.
Как рассказал Олег все Нестерову, тот чуть не закатился
от смеха. «Ванечка, ложечку бульончика съешь, ну хоть через силу!»
— Ох, Олег, и простофиля ты, — издевается он над другом.
— А ты что, лучше что ли, и тебя дурачил Ванечка, — злится Олег. — И призывники молчали. Вот где круговая порука-то...
— Значит, нам не доверяют — а это уже плохо, — сказал Олег.
— Да нормально все, — не унимался Нестеров. И ты бы так поступил!
Серегин удивленно посмотрел на друга:
— Не знаю...
— Стал бы ты сдавать своего товарища? Вот и они не захотели — и все тут дела. — Ладно! Твоя, правда, дружи-ще! Но офицерам лучше этого и не знать, ни к чему все это...
На том и остановились друзья.
Стучат колеса на стыках, и летит эшелон вперед, к океа-ну, а жизнь в поезде своим чередом идет. И вот однажды зовут призывники моряков в одно из купе, вроде в гости приглашают, а сами что-то задумали.
Так оно и вышло. Помялись те немного, а потом и говорят:
— Завтра день рождения у нашего товарища, у Сергея Жу-равлева, и мы решили отметить это. Но только в меру. Как вы на это смотрите?
— День рождения грех не отметить, но чтобы без шума. Собирайте деньги и гонцам в руки, пусть те суетятся. А так ничего плохого мы в этом не видим...
А с гонцами дело обстояло так. Только поезд к станции подходит, а уже летят призывники во все стороны перрона, попробуй их удержи тогда: то одно им надо, то другое, да и курево тоже. А что тащат в сумках, то всё не проверишь, и отстать могут. И решили тогда моряки отобрать самых шустрых троих, что никогда не отстанут от поезда, зато все остальные на местах будут. Таких, надёжных товарищей, и выбрали сами призывники, и стали те «законными гонцами». И всем стало хорошо: поезд к станции подходит — гонцы в дверях стоят с сумками, да мешками. Миг, и они разлетелись. А если загрузились сильно, то им тут же подмогу посылают, чтобы в поезд сесть помогли, и, не дай Бог, не отстали ребята.
Редко офицеры вмешивались в дела моряков, а тут, как назло, и лейтенант Хворостин появился. Услышал он, что бутылки брякают, и досмотр вещей учинил. И как ни роптали призывники, а водку конфисковали у них, и к офицерам всю унесли. Тут и начался маленький бунт на корабле. Все ругают Хворостина, на чем свет стоит, костерят лейтенанта разными словами. Даже Ванька Колотушкин нарисовался, и хоть говорить еще не может, а все по горлу рукой водит: мол, зарезать надо Хворостина. Смешно стало Олегу.
— А, ты, абрек несчастный, все бы тебе головы резать. Рот закрой! — приказал ему Серегин. — А то горло просту-дишь!
Тот выпучил глаза и тут же спрятался за спины других, — понял, на что намекает старшина. Все утонуло в смехе, и никто не мог остановить ребят, так уже устроена русская душа, все в крайности впадает, а иначе конец ей. А когда закончили смеяться, то предложил Олег сходить на перего-воры к офицерам и объяснить все, как есть, всю ситуацию. На том все и успокоились. Взяли моряки с собой именин-ника, и пошли к офицерам. Те выслушали их внимательно и в принципе ничего против они не имели, но всю водку не отдали. Жаден был Хворостин, а тут на халяву столько выпивки. И вот жадность, чуть не сгубила его, но об этом чуть позже.
Открыли призывники шампанское и чисто символически разлили его по кружкам. Поздравили все Сергея с днем рождения и счастья ему пожелали. Тут и Сидоров подошел, и тоже поздравил Журавлева. У того, слеза на глаза накатилась:
— Спасибо, товарищ лейтенант, спасибо!
Пожал призывнику руку Сидоров, выпил шампанское и удалился по своим делам. Вот так поступают настоящие офи-церы. А иначе нельзя. За таким и в огонь пойдут ребята, и в воду.
Выпили еще понемногу, и ушли моряки к себе, а ребята песни поют под гитару. А через пару часов появляется в вагоне Хворостин, пьяный — в ноль;
— Я вам всем чих-пых устрою! — орал он на весь вагон, пена изо рта клочьями, а потом рухнул там же, где стоял.
— Угомонился сердешный, — смеются призывники, а морякам стыдно за офицера, а что сделаешь?
— Отнесите лейтенанта в купе и уложите спать, — рас-порядился Серегин.
Подхватили горемыку призывники и понесли в его вагон. Тут уже все смеются.
— А уронить его можно?
— Не надо ронять, он уже упал в наших глазах, и этого достаточно, — заключил Серегин, и все согласились с ним.
А через пару часов зовут Олега ребята: поговорить надо. А сами смеются. Сел моряк за стол, а они ему пистолет Макарова в кобуре подают. У Серегина глаза чуть на лоб не вылезли: откуда он у вас?
— Только донесли мы лейтенанта до его вагона, а он в себя пришел, — объяснили ребята, — и опять концерт устро-ил, даже пистолет достать хотел. Вот мы и забрали у него «пушку». Хотели в окно ее выкинуть, чтобы проучить его, да вас жалко стало.
Изумился Серегин и не знает, что сказать:
— Вот это да! Вы правильно поступили, а то всем было бы плохо, и нам тоже. А Хворостина мы проучим, я вам обещаю.
На следующий день бледный и очень напуганный Хворостин что-то искал по всем вагонам.
— Что ищите, товарищ лейтенант, — спрашивают его призывники, а сами ехидненько усмехаются. А тому не до смеха, трибунал ему светит, и всей карьере — конец. Вот и дослужился он, все рухнуло в один миг. Но призывники что-то знают, но разве после вчерашнего еговыступления скажут. И тоскливо Хворостину — хоть плачь или под поезд падай, а может и то, и другое вместе.
Скоро ему на доклад идти, к начальнику эшелона, а это конец!
И бьются его мысли, как рыба в сетях, а выхода нет, и все страшнее становится офицеру: что делать? Сел он за столик, положил голову в тиски своих пальцев и крепко сжал ее — может легче станет? Но спокойствие так и не приходит.
Поняли моряки, что тянуть дальше опасно, и решили положить конец всей этой истории. Нестеров остался при-сматривать за Хворостиным, а Серегин пошел к Сидорову. Офицер сидел за столиком и смотрел в окно. О чем он думал? Никто не узнает. Но вид его говорил о том, что он силится принять какое-то важное решение. Ведь он старший всей группы и несет ответственность за всех, за каждого человека.
Олег молча положил сверток с оружием, тот глухо стукнул о крышку стола. Сидоров повернулся в сторону Серегина, но глаза его и мысли были далеко-далеко. Но постепенно возвращались на место.
— Что там? — спросил он уже осмысленно.
— Можете посмотреть, — улыбнулся Серегин.
Еще не веря самому себе, офицер начал разворачивать сверток.
— Как капусту завернули, — сказал офицер. Наконец он увидел то, о чем уже и не мечталось — кобура с оружием оказалась в его руках. Сидоров облегченно вздохнул:
— Где вы его нашли? — спросил он.
— Призывники хотели выкинуть его в окно, затем пожалели нас: меня и Нестерова, и мне отдали пистолет. Вел себя плохо Хворостин, даже оружием размахивал: вот и забрали у него пистолет.
— Спасибо, ребята, и тебе, Олег, спасибо! Такое не забывается.
Засмущался старшина:
— Счет один-один. Ведь вы тоже мне тогда помогли, так что — квиты мы.
Доброе лицо Сидорова стало строгим, а синие глаза — стальными:
— Зови сюда Хворостина, а то натворит еще дел, а мы тут с ним сами поговорим. Сидоров был кандидатом в мастера по боксу, человек волевой, очень добрый и спокойный, но видно и его служба достала... О чем они говорили — никто не слышал и не узнает никто.
Говорили одни призывники, что слышали глухой звук оплеух, а другие поняли это так: старший учил младшего уму-разуму. Но это, наверное, домыслы. А призывник Брагин по случаю вспомнил анекдот про одного цыгана, который все время, каждое утро бил своего сына. Тот орет, бедный, разрывается, а папаша его потчует:
— Не будешь коней воровать!
— Какие кони? — изумлялись прохожие. — Город кругом! А цыган отвечает:
— Надо заранее сына учить уму-разуму, а потом поздно будет.
Смеются призывники, и на их улице праздник, даже Ванька Колотушкин подпрыгивает от радости. Но его тут же остудил Олег:
— И тебя бы, сынок, поучить не мешало, как того цыга-ненка. Все захохотали, а Володя Нестеров дразнит уже обоих, и Олега, и Ванюшу:
— Ванечка, съешь ложечку бульончика, а тот руками и ногами упирается: не буду!
Насмеялись все вволю и разбрелись по своим местам и снова выстукивают колеса: «Вперед, к океану!» А на станциях опять грабеж. Как узнают спекулянты о подходе эшелона с призывниками — никому неизвестно. Но только вышли они из вагонов, чтобы размяться, как их тут же облепляют тетки разные да мужики шустрые: то подари, да другое, а сами чуть не тянут с них одежду.
— Зачем отдаешь шапку, — подходит к одному призывнику Олег, — ведь скоро замерзать будешь и зубами стучать, как голодный волк, — и тянет из рук тетки шапку обратно. А та орет уже, как потерпевшая, и успокоиться никак не может, и еще норовит вцепиться в Олега, за «свое добро». Свое — оно всегда ближе!
— Бабка, — говорит Олег, — сейчас в милицию сдам всю вашу компанию, и ты там угомонишься, если не хочешь по-хорошему отдать!
Но многие призывники, уже отдали и шапки, и шарфы, и еще кое-что из одежды — поздно!
— Ребята! Будете скоро замерзать, тогда уж лучше не жалуйтесь, — говорит им старшина, но до призывников мало что доходит.
— Все равно все выкидывать будут или сожгут, так что зря вы на нас кричите, товарищ старшина.
— Ребята, доедете до Сковородино — есть здесь станция такая — тогда не жалуйтесь, там уже давно за тридцать, а бывает, что и до полтинника доходит.
Смеются парни — весело:
— Мы, вятские, — парни хватские, морозов не боимся, сами на севере выросли.
— Ну-ну, — говорит им Олег, а сам хитренько улыбается, — время покажет.
А как приехали в Сковородино, то «северяне» все съежились от холода. Мороз так разрисовал все окна, что инея наросло на целый палец толщины. Минус сорок, не меньше за бортом. Володя Нестеров и говорит самым раздетым:
— Ну что, умные голопузики, может, до магазина слетае-те, а то курево кончилось, да и гонцам нашим отдых нужен.
А таких «самых умных» с десяток набралось. И все они, как волки от мороза зубами лязгают.
— Товарищ старшина, мы из вагона — ни ногой! Иначе в ледышек превратимся. Мы и в вагоне-то замерзаем.
Смеются Олег с Володей:
— А что ж вы так приуныли, северяне? Вроде и по снегу босиком на свиданье бегали? Как в песне поется, или не так было? — пристали они к призывникам. Что делать разде-тым несчастным? Молчат повинно. А потом один и говорит:
— Да неправда все это, что тут и птица на лету замерза-ет! Эх, валенки, валенки, да не подшиты, стареньки! — и пошел приплясывать в старых тапочках по вагону, — хоть душу согрею! Тут уже все смеются, и другие бедолаги при-плясывают. А Ванька на ложках чечётку выстукивает. Он теперь, самый из всех закаленный — холодная вода помогла ему уразуметь то, что раньше не понимал. И сейчас ему радость, не один он в дурацком положении, другие тоже есть.
Проехали злополучное Сковородино, и говорят моряки своим подопечным:
— Все! Дальше теплее и теплее будет. Это самая холодная точка на всем протяжении пути. Конечно, это не полюс холода, но место малоприятное.
Все призывники облегченно вздохнули. За семь суток пути моряки сдружились с призывниками и, чем ближе к месту службы подъезжают, тем ближе жмутся призывники к ним. Совсем как цыплята: облепят их и задают один вопрос за другим — на службу настраиваются. А Колотушкин прямо говорит:
— Я очень хочу к вам попасть, на вашу лодку. Я и к вам привык, и лодка для меня вроде как родная стала.
Никто из призывников уже не смеется: дом далеко, а служба — вот она, завтра начнется.
Наконец прибыли на станцию Вторая Речка. Здесь флотский экипаж, здесь же кончается командировка у Володи и Олега. Построили они призывников, проверили их по списку и передали те списки старшинам из учебки...
Идут моряки вдоль строя и сердечно прощаются с ребя-тами. А тем жалко расставаться, вроде дважды сиротами стали: один раз от дома оторвали, второй — от хороших людей, Смотрят на эту сцену инструкторы, что за ними прибыли из учебки, и хитро улыбаются, для них неуставные отношения в диковинку. Завтра они будут закручивать гайки призывникам до упора: держитесь рекруты!
Что могут им сказать Олег да Володя? Кроме как по-просить: «Не обижайте зря пацанов».
Инструктора ничего не ответили...
А служба шла своим чередом, и скоро появились другие дела и заботы у Олега с Володей. Обещали им Хворостин да Сидоров ходатайствовать об отпуске перед командиром части за эту командировку и слово свое, потом сдержали.
Затем пришло письмо Серегину от Лиды, очень хорошее и доброе. Читает его Олег, и летать ему хочется: не обиделась она на него, все правильно поняла. Вот такая она — молодец! Пишет ей ответ, а перед глазами сугробы и красавица-рябина. «Рябинушка, ты моя! — писал Олег. — Такая же яркая и красивая на снегу моей жизни... И это дивное сочетание удивило меня и наполнило мою душу радостью жизни. И я счастлив, потому что смог из тысячи девушек увидеть тебя, а это случайностью не назовешь. Я все помню до мелочей, как мы бродили по берегу Вятки, каждое твое движение и жест, каждое твое слово...»
И полетели письма вдогонку, друг за другом, еще не высказались их молодые души — радости им хотелось и счастья. Володе тоже приходили письма от Лиды. И не было человека счастливее его. Смеются друзья над ними: не зря ездили, по зазнобе себе отхватили. Вот и пускай моряков подводников в древнюю Русь.
Лена тоже написала Олегу, но письмо не обрадовало его. Хорошее доброе письмо, но не мог он ей ответить, не нахо-дилось у него нужных слов, а обидеть девушку молчанием еще хуже.
- Когда будешь писать своей Лиде, — сказал Олег Володе, — то передай им с Леной от меня привет.
— А ты, что — слова позабыл? — смеется Нестеров. — Лиде вон... строчишь, как из пулемета.
Машет Олег рукой:
— Как тебе объяснить... Да не поймешь ты! — вот и весь разговор.
А через полгода не стала Лида отвечать на его письма, что там у нее случилось, — Олег так и не узнал. Тяжело он переживал этот удар. Но что тут поделаешь? Понервничал, попереживал моряк и успокоился. Ведь через это проходили почти все моряки: не дождалась девушка, известная история...
Из тех, кто ездил за пополнением в городок Котельнич,
только один Карим всегда был весел, и подтянут. Письма ему из дома, всегда приходили добрые и веселые. Читает он их — и улыбается. Живет он, где-то в другом измерении, и служба для него — счастье. Пробуют ребята подшутить над ним: «Карим! Там твоя красавица замуж вышла». Смеется тот в ответ шутникам:
— Это у вас такое можно, а я узбек, тут дело другое. За ней вся моя родня смотрит, и ее родичи следят. Как приеду домой, так сразу свадьба. А утром — всем гостям простынь покажут: если невеста не девушка, то ее с позором выгоня-ют — вот такие дела. Качают моряки головами: что тут скажешь? Восток — дело тонкое. А Карим уже на свадьбу всех приглашает! Приезжайте, мол, самыми дорогими гостями будете!
Закончился ремонт нашей субмарины, и после заводских испытаний вошла лодка в строй действующих кораблей, вер-нувшись на свою базу. Ходили ребята за почтой на старое место, но писем Олегу так и не было, а потом и ходить было некогда. Так и закончилась вся переписка.
Год пролетел быстро, и разъезжались друзья по своим домам. Однако Володя Нестеров ехал к своей Лидочке, и с нетерпением ждал этой встречи. А вот Олег ехал домой, хотя мог остаться и во Владивостоке служить.
Прощались друзья, и слезы наворачивались на глазах, столько пережито было ими, столько сделано хороших дел, но вот и разлука настала.
— Я искренне рад за тебя, Володя. Ты действительно — молодец! Вернее, вы с Лидой, — говорил Олег, — желаю вам семейного счастья, и радости в жизни, и еще много всего хорошего! Хлопнул он Володю по плечу: «Прощай, браток! Адрес мой на гюйсе записан. Черкани пару строк, если вре-мя найдешь...»
Разъехались друзья, и закрутила их гражданская жизнь — такая желанная и такая коварная. Написал ему как-то Во-лодя письмо, звал в гости. Все у него с Лидой хорошо, и они счастливы — вот это и было там главным.
Однажды летом Олег познакомился со Светланой. Худенькая и беззащитная, она сразу потянулась к Олегу — сильному и решительному парню. Никаких видов на нее Олег не имел, но как-то так получалось, что они были рядом в любой компании. Так и сдружились они с девушкой. Часто уходили к реке и сидели там до темноты.
Желала Светлана близости и не скрывала этого.
— Смотри, — сказала Света, — верба плачет.
Засмотрелись они, грустно им стало, тут и сблизились их
души. А потом появилась палатка в лесу среди зарослей папоротника. Дикие заросли этого растения надежно укрыли их палатку. А кроны деревьев стерегли и то, и другое. Проказница ночь все сравняла темнотой. Вскрикнет пти... Читать следующую страницу »