Уроки русского в Центральной Африке

Мое поколение помнит крылатую и броскую фразу Маяковского о «негре преклонных годов». Не знаю, как во времена Маяковского, а нынче в Африке трудно встретить негра преклонных годов. Например, в Уганде средняя продолжительность жизни - сорок восемь лет. Да и неграми теперь африканцев никто не называет – не политкорректно. Однако я познакомился в угандийской деревне с восьмидесяти шестилетним крестьянином.

Сухой, поджарый, празднично одетый, он расспрашивал меня о климате России, о том, какие там растут овощи. Разговаривали мы на английском. В Уганде, бывшей британской колонии, этот язык является государственным. О России крестьянин имел очень смутные представления, а кто такой Ленин, вообще не знал. Деревенские дети бегали за нами (мной и моей женой Ольгой) с изумленными лицами. Возможно, они вообще впервые видели белых людей. Мы разворачивали перед ними карту мира и показывали, где находится их маленькая, вечно зеленая Уганда, и где лежит огромная, засыпанная полугодовыми снегами Россия. Мальчуган лет десяти, обутый в отличие от многих в крепкие сандалеты, объявил уверенным голосом: «Когда я вырасту, я побываю в России!» «Дай Бог тебе вырасти!» – подумал я. Потому что уже знал: наибольшая смертность в Уганде именно среди детей, и именно среди мальчиков.

Мы пробыли в Уганде всего один месяц – по приглашению тамошней православной церкви. Церковь эта находится в Кампале, столице Уганды. Настоятель прихода Иоаким Кимба одновременно является доктором медицины, при его церкви действует медицинская школа, которая готовит медсестер. Теологию Кимба изучал в России, поэтому он немного знает русский язык. В прошлом году он присоединил свой приход к русской церкви и поэтому попросил нас позаниматься языком с его студентками. Но не потому, что «им разговаривал Ленин». Для отца Иоакима русский – язык православия, ему хочется, чтобы его прихожане читали «Отче наш» по-русски. Я по образованию и по профессии – физик, Ольга – математик, преподавать русский язык, да еще иностранцам – это для нас полная неожиданность. Однако мы набрались отваги и приступили к урокам.

Надо сказать, что сам я люблю изучать языки. Английскому мы все учились понемногу, немецкий я изучал, когда работал во Франкфурте-на-Одере, за польский взялся в молодости, когда вспомнил о своих шляхетских корнях, а потом попрактиковался во Вроцлаве, во время полугодовой командировки, чешским занимался во Владивостоке, познакомившись там с настоящей чешской преподавательницей, испанским – недавно в Хабаровске… Ни в одном из этих языков я не достиг и близости к совершенству (в отличие от своих дочерей), но как интересно было сравнивать их друг с другом, улавливать их общность и различия! И видеть все достоинства языка родного. Невольно вспомнишь слова Ломоносова о том, что «испанским языком с Богом, французским – с друзьями, немецким – с неприятелем, итальянским – с женщинами говорить прилично, русским же языком со всеми оными говорить пристойно».

Мы приехали в Уганду, чтобы рассказать о России, но разве можно сделать это, не сказав ни слова о русском языке? Разве можно рассказать о русской истории, не пояснив, что русский царь – это не то же самое, что английский «king»? А как перевести на английский понятие «большевик»?

И вот я стою в классной комнате церковно-медицинской школы, за моей спиной – старенькая черная доска, над которой прикреплен к стене медный православный крест, передо мной – шесть студенток, отец Иоаким, его супруга матушка Маргарита и молодой диакон по имени Годи. Все сидят и молча смотрят на меня блестящими черными глазами. С чего начать? Какие подобрать слова, чтобы между нами возник контакт доверия? Чтобы с первого же урока им захотелось слушать меня и дальше, захотелось изучать этот загадочный и доселе неведомый им русский язык. Не на Маяковского же с Лениным ссылаться. И неожиданно для самого себя я нахожу первое слово – Бог! Я выписываю его на доске латинскими литерами - Bog, я не хочу ставить перед учениками барьер кириллицы (его они одолеют позже), мне важно, чтобы они услышали и ощутили это Слово, которое было и есть прежде всего. Дальше все просто и очевидно. Следующие слова – Отец, Сын и Дух Святой – Троица. Затем идут Церковь, Россия, Уганда, мать, семья, земля, солнце, небо...

Я рассказываю своим ученикам о самых близких всем людям вещах и понятиях, они старательно записывают в тетради незнакомые слова, пытаются их произнести. Неожиданно для меня оказывается, что произнести русские слова африканцам трудно, несмотря на то, что записаны они знакомой им латиницей. Хорошо получается только у доктора Кимбы, но он-то уже и не новичок. И возникает предательская мыль: «Боже мой! А как же мы? Как же я сам коверкал и коверкаю те языки, которым пытался учиться? Неужели и мы так же выглядим в глазах англичан и американцев?» Мысль эту я безжалостно изгоняю как малодушную и продолжаю урок.

В Уганде обитает несколько африканских народностей. В Кампале и ее окрестностях живут, в основном, люди племени «банту», очень темнокожие, почти черные. Среди моих учеников практически все именно такие, за исключением одной девушки по имени Бренда, которую черной никак не назовешь: кожа у нее цвета орехового дерева. У остальных девушек имена тоже европейские: Анжела, Роза, Ребекка, Жозефина, Софи. Возраст — от восемнадцати до двадцати двух. Все они из деревень, у всех нет отцов. Мужчины рано умирают в Уганде. Женщины тянут семьи в одиночку, а детей в семьях обычно — пять-шесть. Девушки закончили среднюю школу и мечтают стать медсестрами. Заработок медсестры — сорок долларов в месяц. Средний заработок в Уганде — один доллар в день. Так что девушки эти не просто учатся — они тянутся к светлому будущему. Но насколько им интересен и нужен русский — для меня загадка. В конце урока, после того как я познакомил учеников с простейшим набором русских слов, я спрашиваю, какие еще слова хотели бы они узнать. Хозяйственная, бойкая Бренда (она готовит и приносит нам с Ольгой еду) интересуется посудой - «чашка», «тарелка». Это понятно. Но я был немало удивлен, когда после долгого стеснительного молчания самая темнокожая и, на мой взгляд, самая красивая Жозефина высказала свое пожелание. Ей захотелось узнать, как по-русски будет слово «шуршание». Откуда у крестьянской девушки такое? Зачем ей оно?

На втором занятии я недосчитываюсь Софи. Не приходит она и на следующие уроки. Софи не студентка, она в доме в качестве прислуги. Наверное, у нее и средней школы нет за плечами, только начальная. Школьное образование в Уганде бесплатное, но не каждая семья может себе позволить выучить всех детей.

Я приступаю к изучению русского алфавита. И, конечно же, рассказываю об истории его возникновения, о монахах Кирилле и Мефодии, указываю на сходство с греческим алфавитом и подчеркиваю отличия от латиницы. Мне кажется, что эти моменты должны облегчить моим ученикам усвоение новых для них символов и помочь не путать с уже им известными. Девочки, а также молодой диакон Годи старательно заполняют свои тетрадки буквами и словами, затем по очереди встают и не менее старательно читают вслух. Ольга вызывается мне помогать, она пишет слова на доске, а я произношу их и даю пояснения. Разумеется, все пояснения мне приходится давать на английском языке, и от этого иногда возникают неловкие ситуации: я не могу вспомнить нужное английское слово. Тогда я обращаюсь за помощью к своим ученицам, и они охотно приходят мне на помощь, подсказывают.

Я понимаю, что время у нас сильно ограничено, что научить людей языку за месяц невозможно. Во всяком случае, мне, дилетанту, это не под силу. Однако очень важно, чтобы у людей осталось хотя бы ощущение, что они чему-то научились, чтобы они смогли продемонстрировать родным и друзьям свои «знания». Поэтому я нацеливаю свои усилия (и усилия моих учеников) на то, чтобы к концу курса они смогли составить коротенькие рассказы о себе, о своей стране и о семье. Именно на эти темы я подбираю наборы слов — существительных, прилагательных и глаголов. Не обходится, конечно, и без союзов. Глаголы я для простоты даю только в настоящем времени, но от склонений никуда не денешься! Однако склонения есть и в английском языке, это для угандийцев привычно, а вот с изменением окончаний и суффиксов что прикажете делать? Я с ужасом все больше и больше осознаю, насколько сложен и труден для изучения наш «великий и могучий».

Усвоение русских слов идет неплохо. Через три-четыре занятия мои ученики уже умеют составлять и переводить простенькие предложения, однако произношение по-прежнему оставляет желать лучшего. Хуже всего оно у зычного диакона Годи. Статный и мужественный, он самый старший в моей группе, ему двадцать восемь, он тоже из деревни. В этом возрасте угандийские мужчины обычно давно женаты и имеют двух-трех детей. Годи холост, завести семью не хватает средств. Он уже закончил медицинскую школу и работает в ней кем-то вроде ассистента, а по совместительству еще и диакон в церкви – все это лишь за жилье, одежду и питание, без зарплаты как таковой — церковь очень бедна. Легче всех звуки русских слов даются самой юной из девушек — Ребекке. Ей восемнадцать, она только что закончила среднюю школу, на ее прекрасной головке еще и волосы не успели отрасти: в угандийских школах все ученики мало что ходят в форме, так еще и бритые наголо. Голосок у нее слабый, взгляд робкий, но произношение почти идеальное, да и память отменная. Пожалуй, у нее настоящая одаренность к языкам. А может, ей юность помогает? Вспоминаю, как бегали за мной и Ольгой ребятишки в угандийской деревне, с каким восторгом повторяли совершенно непонятные для них слова: «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам!..» И ведь безошибочно повторяли!

Особенно плохо у моих учеников получается произношение слов с буквами «ч» и «с». И я придумываю ход, который по моему дилетантскому разумению представляется «гениальным». Я даю им два детских стихотворения (сначала одно, затем, через два занятия — второе), которые они должны читать и учить. Стишки эти знают все русские дети (полагаю, без исключения), и сочинила их незабвенная Агния Барто. Первое — про Таню и мяч, второе — про самолет. И видели бы вы, с каким пафосом и восторгом декламировал их красавец Годи!

Конечно, нам с Олей хотелось познакомить угандийцев не только с творчеством Барто, хотелось дать им возможность хоть чуть-чуть прикоснуться к русской словесности. Но что можно сделать за один месяц? Даже на «Курочку-рябу» не замахнешься. Решили познакомить их с рассказами Толстого и Куприна, которые недавно «проходил» в школе наш внук-второклассник: «Лев и собачка» и «Девочка и слон». Я по памяти перевел их на английский (конечно, получился всего лишь пересказ), а Оля прочла перед нашей молодой аудиторией. Все лучше, чем ничего.

В день расставания, когда мы покидали Уганду и матушка Маргарита организовала в нашу честь прощальный обед, наши девочки хором и наизусть исполнили стих про плачущую Танечку, а мы с Олей спели для всех собравшихся легендарную «Катюшу». Потом мы посадили во дворе церкви «дерево дружбы», а еще потом один из прихожан по имени Пол, статный, широкоплечий, экономист по профессии, сказал, что очень жалеет, что у него не было возможности ходить на наши уроки русского. И еще он произнес фразу, которая меня пронзила до глубины души: «Европейцы до сих пор воспринимают Африку как большой зоопарк, а ее жителей как говорящих обезьян или как служителей этого зоопарка. Теперь мы увидели, что вы, русские, не такие». И я подумал, что главную свою задачу мы с Олей выполнили.

«А как же «Отче наш?» - спросит дотошный читатель. - Или автор забыл о пожелании африканского батюшки?» Не забыл. Я объяснил своим ученикам, что служба в русских православных церквях ведется на древнем церковно-славянском языке, и молитва «Отче наш» читается тоже на этом языке. Поэтому слова молитвы будут им заведомо непонятны, и я не стану переводить их на английский: за переводом лучше обратиться к английским текстам Евангелия. Я написал им текст молитвы на доске, они переписали в свои тетради, и каждый урок мы заканчивали, читая ее, стоя перед восьмиконечным крестом, висящим над классной доской.

Хабаровск – Кампала - Хабаровск июнь-сентябрь 2014 г.

 Виктор Заводинский

x

Иллюстрация к: Уроки русского в Центральной Африке