Беспредел.

"Мы этот мир разрушим до основанья, а затем…»?

   Стоял конец сентября 1997 года. С утра всё село гудело, как растревоженный улей.
-Коров отбирают! - шептались колхозники - Как же без них? Мы ж без работы останемся.
   Люди собирались сначала малыми группами, которые сливались в более крупные и, наконец, всё село собралось на стан. Шум, галдёж, отборный мат. Наконец, на капот трактора, как на трибуну, влез тракторист по прозвищу Молчун. Он, действительно, был человеком немногословным. Отличный механизатор, трезвый, хозяйственный мужик, которого недолюбливали пьяницы, но прислушивались к нему все. Его совет всегда был правильный. Говорил он медленно и основательно.
-Постой, мужики! Тихо, говорю!
   Затем он пронзительно свистнул. Все повернулись в его сторону и постепенно начали затихать. Дождавшись, пока народ успокоится, он заговорил.
-Слушай сюда, мужики. Сегодня нас никто, как баранов, сюда не сгонял. Сами пришли. Припёрло…. Раз уж мы собрались сами, то значит по делу. Кто первый сказал, что кто-то у нас забирает коров?
    Толпа опять зашумела. Молчун поднял руку. Постепенно все затихли.
-Где председатель и специалисты?
К трактору стали проталкиваться несколько человек.
-А председатель где?
-Нет председателя. Со вчерашнего дня в запое. Как узнал про скотину так и…
   К трактору протиснулся главный бухгалтер колхоза.
-Это правда, что скот у нас всё же заберут. Я с предом был в арбитражном суде. Но когда приедут судоисполнители, я не знаю.
-Так что же, мать вашу, вы на суде и сказать ничего не смогли. Что солярку нам по рублю продают, а зерно принимают по копейке. Не так что ли? – донеслось из толпы.
-Так! Всё так! И говорили, и просили отсрочить кредит, но нас и слушать не стали. Говорят, не брали бы солярку, не сеяли бы, и долгов бы не было. А на вопрос, как же без хлеба прожить, сказали, что об этом пусть Дума думает и Президент. А у нас Закон! И, между прочим, ими же, и подписанный.
   Толпа безмолвствовала, ошарашенная тем, что никто из них никому не нужен.
-Тогда будем свой Закон писать – заговорил Молчун – Раз нас за глотку берут, то и мы в руки вилы возьмём. Предложение! С сегодняшнего дня весь скот на стойловое содержание. Сегодня же отремонтировать все сенокосилки и сеноподборщики и косить все неудобья. Пусть старая трава, но это трава, а не солома. Кто сворует хоть килограмм фуража, пришибу, как собаку! Пьяного увижу, то же самое! Я вам не председатель! С сегодняшнего дня по пять человек, по очереди охранять ферму. Сирену я поставлю сам, у меня есть. Включать, когда появятся чужие. Всё! Сейчас все на ферму! Вычистить, побелить, запустить всё оборудование и подготовить для перегона стада из летнего лагеря. Всё равно, скоро перегонять. Осень.
   Раньше, такую речь какого-то механизатора и слушать не стали бы. Подняли бы на смех и послали куда бы подальше. Но сегодня толпа безмолвно подчинилась и после короткого совещания Молчуна со специалистами, беспрекословно рассосалась по назначенным работам.
   Всю неделю весь колхоз трудился, чуть не сутками. Ферма преобразилась. Всё и все на ней работали. Прогулов и пьянок не было. Охрана была круглосуточной во главе со специалистами.
   Приставы с колонной машин с нашитыми для перевозки скота бортами появились утром на десятый день после стихийного собрания колхозников. На ферме было много народа, а когда взвыла сирена, прибежали все сельчане от детей до стариков. В руках у всех было, что попало – вилы, лопаты, мотыги и просто палки.  Толпа плотно обступила колонну и судоисполнителей. Возмущавшиеся было, представители власти замолчали и испуганно смотрели на молчащих людей, лица которых были бледны и решительны. Всем стало страшно.
   Первым молчание нарушил водитель головного автомобиля колонны. Он забрался на кабину своего Камаза и обратился к водителям колонны.
-Мужики! Мы же все колхозники! Нас собрали со всего района. Для чего? Для того, чтобы нашего же брата крестьянина помочь гробануть. Ведь завтра и к нам приедут. Айда отсюда по домам!
Толпа восторженно и одобрительно взревела. Водители разошлись по машинам.
-Пропустите, мужики!
  Люди стали расступаться. Машины потихоньку развернулись и несмотря на крики судоисполнителей, уехали. Представители власти остались в растерянности.
-Вы понимаете, что вы делаете? Вы препятствуете судоисполнению! За это виновные понесут уголовную ответственность.
-А ты нас всех посади! У тебя тюрем - то хватит на всех нас?
   Судоисполнители уехали. Колхозники ликовали. Народ, это сила! Если всем миром, то любое дело можно сделать. Отстоять колхоз. Страну, в конце концов!
   Но всё произошло банально просто. Эти же судоисполнители, но уже с ОМОНом, недели через две, ночью ворвались на ферму, скрутили бедных сторожей. Весь скот вывезли. Когда утром доярки и скотники пришли на дойку, то нашли пятерых связанных и стонущих односельчан и одного новорождённого, стоящего на дрожащих ногах телёнка…. Взвыла сирена. Через полчаса всё село было на ферме. Все молча смотрели на одиноко стоящего, беспомощного телёнка и чувствовали себя такими же одинокими и беспомощными, как вот это дитя природы. Государство, состоящее из таких вот беспомощных и обездоленных людей, отказалось от них и бросило в пучину беспредела, порождённого властью, избранной ими же. И ничего уже нельзя сделать потому, что власть, есть власть и только она знает, кому жить, а кому не жить….
   Наступало новое тысячелетие. Что оно принесёт этим и всем крестьянам страны, всему народу? ….
      
1997 год.

 Валентин