Франция, 7 лет размышлений. Гл. А дальше - тишина

Отрывок из эссе в II Частях "Франция, семь лет размышлений"
Часть II Глава 31
«А ДАЛЬШЕ – ТИШИНА»
Франция: русское кладбище, поминки по-французски и по-русски

   Если француз, несмотря ни на что, все-таки твердо стоит на своей горизонтали, то у русских почему-то наблюдается странная тяга к вертикали. Это замечал, например, Иван Бунин, которого, так же как и многих других русских писателей и поэтов, вдохновляли… кладбища. «Страсть к кладбищам – специфически русская черта», говорил он Ирине Одоевцовой. И характерно, например, что практически все русские туристы в Париже желают посетить знаменитые парижские кладбища (Монмантр, Монпарнас и Пер-Лашез) и русское кладбище, которое находится за пределами Парижа – Сент-Женевьев-де-Буа. Помнится даже и мне, как моя собственная мама, пожилая уже женщина, с трудом и одышкой ходила она по душному и жаркому Парижу (дело было в августе), музеям, а подняться на Эйфелевую вообще было для нее целым подвигом… Но как все изменилось, когда мы приехали с ней на кладбище Монмартра! Она могла ходить-бродить здесь часами и не жаловаться ни на боли в спине, ни на усталость… В общем, такой мистической страсти к кладбищам действительно не наблюдается ни у каких иных гостей столицы.

   Всех русских тянет, конечно, съездить на русское кладбище – Сент-Женевьев-де-Буа. Здесь более 10.000 русских захоронений (а в каждом захоронении случается и по несколько мест). Напомним, впрочем, что среди многих других интересных Имен, здесь похоронены:
писатель, лауреат Нобелевской премии Иван Бунин (1870-1953), художники Сергей Шаршун (1888-1975) и Константин Коровин (1861-1939), писатели Иван Шмелев (1873-1950), Борис Зайцев (1881-1972), Дмитрий Мережковский (1866-1941) и Алексей Ремизов (1877-1957), бард Александр Галич (1919-1977), поэты Георгий Иванов (1894-1958) и Борис Поплавский (1903-1935), балетмейстер Сергей Лифар (1905-1986), философ Николай Лосский (1870-1965), критик искусства Сергей Маковский (1877-1962), актер немого кино Иван Мозжухин (1887-1939), усыновленный сын М. Горького и брат Якова Свердлова Зиновий Пешков (1884-1966), балерина Ольга Преображенская (1871-1962), великий князь Андрей Владимирович и его жена, бывшая балерина Императорского Театра (и любовница Николая I до его вступления на престол и венчания) Матильда Кшесинская (1872-1971), художница Зинаида Серебрякова (1884-1967), экономист Петр Струве (1870-1944), писательница Надежда Теффи (1875-1952), кинорежиссер Андрей Тарковский (1932-1986), один из главных участников заговора и убийства Распутина 30 декабря 1916 года князь Феликс Юсупов (1887-1967), отец Василий Зеньковский (1881-1962), балетмейстер Нуреев… А рядом князья, принцессы, офицеры, наконец, казаки… В общем, есть о чем по ночам им вести беседы, спорить… и под утро мириться.

   Но много русских, в том числе и известных, разбросано по другим кладбищам – в Париже и в других городах Франции. Так, на Монпарнасе нашли свое последнее пристанище публицист и социолог Петр Лавров (1823-1900), князь Иван Гагарин (который первый напечатал Философские письма Чаадаева в 1862 заграницей, в России они были запрещены до 1905 года, 1814-1882), убитый в Париже Семен Петлюра (1879-1926), художник, друживший с Модильяни Шаим Сутин (1894-1943), скульптор Осип Задкин (1890-1967).

   На парижском кладбище Пер-Лашез покоятся знаменитая оперная певица Фелия Литвина (1860-1936), декабрист Николай Тургенев (1789-1871), государственный советник, друг Пушкина Иван Яковлев (1804-1882), графиня Софья Трубецкая (1838-1896), украинский анархист Нестор Махно (1899-1934)…
На кладбище Монмартра находится могила гениального балетмейстера (проведшего последние годы своей жизни в психиатрической клинике) Вацлава Нижинского (1890-1950).

   А далее – «разбросаны» наши соотечественники по всей Франции :
На кладбище Булонь-Билланкур (92-ой департамент, недалеко от Парижа) мы найдем захоронение писателя и философа Льва Шестова (1866-1938), на кладбище Батиньоля (Париж, 17 округ) покоятся художники Лев Бакст (1866-1924) и Александр Бенуа (1870-1960). Здесь же было захоронение Федора Шаляпина (1873-1938), останки которого позже были перенесены в Москву на Новодевичье.

   Художники Михаил Ларионов (1881-1964) и Наталья Гончарова (1881-1962) упокоены в Иври-сюр-Сен (район Валь-де-Марн). На кладбище в Нёи находятся могилы композитора Александра Глазунова (1865-1936) и художника Василия Кандинского (1866-1941). В Гамбэ (район Ивлин) – художницы Сони Делонэ (1885-1979). На кладбище Тиэ (Валь-де-Марн) – писателя Евгения Замятина (1884-1937) и сына Льва Троцкого Льва Седова (1906-1938), погибшего за два года до убийства своего отца (20 августа 1940г.).

   В Каннах, на кладбище Гран-Жа – покоится Ольга Риц Пикассо (урожденная Хохлова), балерина Дягилевской группы и первая жена художника Пикассо.
На кладбище в Сульце одиноко, вдали от своих соотечественников, спит вечным сном сестра Натальи Николаевны Гончаровой, жены Пушкина, Екатерина Гончарова (1811-1847) и муж ее Жорж-Шарль де Гекерен д’Антес, смертельно ранивший Пушкина на дуэли, переживший свою жену на 48 лет…
   И многих известных мы, конечно, выпустили из виду, да простят они нас. А сколько простых русских покоится под французским небом!

    Вероятно, более приятно представить свои останки среди все-таки своих же. Но если вы русский во Франции, это еще совершенно не значит, что по (неизбежной рано или поздно) вашей смерти вас тут же упокоят на Сент-Женевьев-де-Буа. Потому что… добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен! И хоронят нынче на том кладбище всё больше французов, чем русских. У русских же есть шанс попасть в знаменитую компанию лишь по трем каналам: 1) если у него уже есть там захоронения близких родственников, 2) если он сам знаменитый (а у близких покойного есть достаточно средств, чтобы купить там место), 3) если этот русский в течении длительного времени живет… в Сент-Женевьев-де-Буа. Поэтому многие русские, подходящие к вопросу смерти одновременно философски и прагматически, переселяются к концу дней своих (то есть к старости) в Сент-Женевьев-де-Буа. Правда, и этого недостаточно. Нужны еще и достаточные материальные средства. Потому что всё в этой французской жизни подвергается страхованию – начиная от здоровья и кончая имуществом, кроме… вашего окончательного ухода. Поэтому проводы к последнему пристанищу проводятся в таком обществе за свой счет. И стоит это «удовольствие» достаточно дорого. Конечно, как пел Высоцкий, самого покойника квартирный вопрос больше не трогает, но это… как сказать. Ведь кто его знает, как он себя чувствует, лежа во французской земле, но окруженный своими или на каком-нибудь никому из его живущих соотечественников неизвестном кладбище в каком-нибудь Сульце, куда народная тропа давно заросла… (...)

   Вообще, у современных французов наблюдается странное отношение к смерти. Вернее, не просто у француза, а у целого французского общества. Такое ощущение, что это общество пытается Ее… не замечать. Словно это что-то ненормальное, опасное, стыдное, в общем, неприемлемое для общества, где пропагандируется процветание, и так и верится, что всё вокруг цветет и пахнет… Но ведь даже цветы на балконе приходится менять каждую весну потому, что они живут-цветут лишь один сезон. И этот баланс рождения-смерти наблюдается во всех сферах жизни : одни предприятия банкротятся, другие нарождаются, новые технологии приходят на смену старым поколениям, выходящим из строя, снимаемых с производства; города сотни раз перестраиваются, одни дома разрушают, на их месте возводят новые или устраивают парки; одни модные тенденции сменяют другие ; одни газеты и журналы умирают, съеденные конкуренцией медиа, другие тут же нарастают, как грибы ; наконец, в самом человеческом организме одни клетки умирают, другие освежают собой кровь, организм, мозг… Смерть постоянно присутствует в жизни, и если бы этого не было, сама жизнь была бы похожа не перманентный застой. И тем не менее, что касается человеческой смерти, то французское общество продолжает делать вид, будто ее нет. Поэтому, например, показывать свою боль по поводу потери близкого любимого человека в таком обществе оказывается… неприлично ! И каждый такой француз вынужден переживать потерю в одиночку. Не все такое испытание могут выдержать потому, что, как оказывается, простое человеческое сочувствие и настоящее, а не показное соучастие облегчает такому человеку страдания. Именно поэтому в былые времена провожали человека в последний путь «хором», всей «деревней», и все, вольно или невольно, участвовали в этом, гласно или негласно, зримо или незримо, помогая родным и близким этой мистической поддержкой. Сегодня же такие проводы (с шествием через селение или город, музыкой и плачем) во Франции везде запрещены. Дабы не возмущать общественный порядок и вообще… не портить людям, которые не имеют к вашему горю никакого отношения, настроение. А может, все-таки имеют?..
Случается, что такие французы, преждевременно потерявшие очень близких людей (молодых родителей, супруга(у), ребенка), просто… психологически ломаются. Потому что вдруг открывают совершенно иной мир вокруг себя : они вдруг видят, что никого – ни знакомых, ни коллег – их горе не интересует и не волнует. Не находится порой ни одного из ближнего окружения, кто оказался бы способен взять на себя часть этой потери в виде простой человеческой поддержки. У всех сразу появляется куча неотложных дел, куча, которая, конечно, до завтра подождать никак не может. Некоторые из таких «бедных родственников» идут за помощью… к психологу! Да, да, именно. Платят деньги за «сеансы психического восстановления», на которых они, собственно говоря, просто напросто изливают душу (тем и «вылечиваются»). Но есть и такие, которые… решают отправиться вслед за безвременно ушедшим. Другие месяцами не вылезают с кладбища, сидят у плит и разговаривают с покойным, как с живым… В общем, все эти люди в той или иной степени приближаются к пропасти Безумия.

    Надо заметить, сами кладбища во Франции все менее и менее «мистичны» и сакральны. И в этом тоже своеобразное веяние эпохи : развенчаем смерть и вообще весь потусторонний мир! Так, развенчание это выражается, например, в том, что не отводится больше для него особое место, тихое и вдали от населенного пункта. А нередко теперь находятся они и в черте города, и, что очень характерно для Франции, например, у железно-дорожных полотен! День и ночь несутся-грохочут мимо поезда, спите с миром, дорогие предки! Нет на самих кладбищах (особенно современных) деревьев, всё как-то голо, пусто, гулко, открыто (на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа целые рощи, и тишина неописуемая…). И что так же характерно для современного захоронения, так это его… бетонность. То есть останки опускаются не в могилу собственно, а в выложенный бетонными плитами могильный домик! И до чего только атеисты ни додумаются ! В общем, не в землю, из которой человек вышел, француз возвращается, а в бетонный тюремный ящик. И лишь 51% французов желает быть похоронены по церковному обряду, так, стало быть, в половине случаев он не совершается!

   Ну, а проводы и поминки? А это еще одна история. Приведу пример из жизни: проводы по-французски и проводы по-русски (во Франции). И, надо сказать, разница здесь большая, да и вообще сами проводы, как лакмусовая бумажка, высвечивают Человека со всеми его достоинствами и недостатками, а так же являются ярким выражением человеческого менталитета и эмоциальности.
   Вот вам первый пример. Проводы пожилой женщины, у которой остался, так же пожилой, муж, но детей у них не было, однако, родственников предостаточно. Так как же, вкрадце, происходят проводы по-французски?

    В двенадцать (или в другой, указанный, момент) все родственники собираются у церкви, где должно пройти отпевание. Все к данному часу собираются (каждый приезжает на своей машине). Потом приезжает катафалк, все следуют в церковь, рассаживаются (т.к. это католическая церковь, там принято сидеть), слушают Слово пастыря…. в конце каждый должен подойти к гробу (закрытому, конечно) и плеснуть на него святой водой в виде креста… затем процессия, так же тихо и со скорбным видом, медленно движется на кладбище : все едут на своих машинах вслед за катафалком ! Здесь происходит прощание. Затем гроб опускается в бетонную клетку. Все проходят рядком, кто хочет, может остановиться над могилой, прочитать молитву (подходящую для данного случая). Последним отходит муж покойной.
   Затем все разъезжаются по домам родственников, которые живут поблизости, т.к. до ужина в ресторане еще часа два. Вот где, наконец, можно увидеть друг друга (ведь большинство приехало из разных городов), узнать «клановые» новости, дети – смериться (у кого больше, кто быстрее растет) и даже поиграть на компьютере ! В назначенный час все собираются в ресторане, где… время, даже и для поминок, конечно, ограничено. На втором часу ужина все уже, понятное дело, забыли о покойной, зато сколько за этот вечер узнали друг о друге ! В конце все, пожав руку «бедному родственнику» и пожелав «бон кураж», мирно разбредаются по домам (или отелям).
   В общем, что сказать. Всё в таких проводах продуманно, чинно, гладко и… без эксцессов. Горевать французу о потере бездетной тети некогда: завтра утром ему на работу.

   Но у русских, как известно, всё не как у нормальных людей, всё на ушах. И вот вам другой, характерный, пример – теперь уже русских проводов в том же Париже. Тоже пожилой женщины. Только в отличие от первой, у нее остался не муж, а сын (уже сам далеко не мальчик). Родственников, по понятным причинам, у нее во Франции не было, зато было много друзей и знакомых, т.к. вела она долгие годы свой литературный кружок и, главное, была необыкновенно радушным человеком, любившим людей.
   В назначенный час все стали собираться на квартире (гроб же находился в это время в морге, а все, кто хотел попрощаться, мог сделать это накануне). В квартире уже были накрыты столы с явствами, которые готовили накануне и утром те, кто помоложе из бывшего «кружка» покойной. Стояли здесь и приготовленные для проводов венки.
   Но в отличие от аккуратных французов, сборы стали затягиваться, т.к. у русских есть странная привычка опаздывать (даже на такие «мероприятия»!). Правда, многие, опять же в отличие от французов, прибывали на проводы без машины (вряд ли это может служить оправданием). Тогда по ходу было решено отвезти первую партию (тех, кто помоложе) на кладбище (Пер-Лашез) со «скарбом» (т.е. с венками, цветами). А затем – отвезти тех, кто постарше (и тоже без машины). Так, те, кто моложе, стали ждать под дождем тех, кто постарше, а так же и собственно катафалк. Ну, пока ждали (и мерзли, т.к. было холодно-промозгло, многие тут вспоминали оставленную на квартире водку), перезнакомились. Поговорили и о покойной. Наконец, прибыли остальные. Кто-то вышел из машин, чтобы поздороваться с присутствующими, а кто-то так и остался сидеть в машине, ожидая следующих «указаний» (надо заметить по ходу, что среди французов подобное поведение было бы «присутствующими» воспринято за оскорбление). Далее опять стали решать : идти за катафалком пешком до места или все-таки ехать на машинах. Наконец, решили, что молодежь пойдет пешком, а старички поедут. В общем, катафалк уехал вперед, молодежь пошла своей дорогой, пожилые – поехали другим путем. Пока шли, было у молодежи время поговорить, поразмышлять на философские темы. Наконец, добрались до места назначения. Здесь был установлен гроб. После чего началось прощание. Совсем иначе, чем у французов – закомплексованных. Для такого случая приготовили даже аппаратуру с микрофоном, – чтобы всем было слышно. А Слово брали многие (заранее подготовленное). Одна молодая певица даже спела романс… И так это было душевно, искренне, глубоко, сердечно, что даже и люди, мало знавшие покойную, почувствовали себя настоящими соучастниками какого-то великого священно-действия, Мистерии, если хотите.
   Когда все, кто хотел, таким образом попрощались, работники кладбища взяли гроб и понесли к могиле… затем каждый мог пройти, бросив ветку цветка, мимо ее, отдав свой последний долг.
   Затем те, кто постарше, уехали на машинах, а те, кто помоложе, пошли домой пешком. Здесь было самое время… помянуть.
   Ну, так и выпили, и закусили, кто сидя, кто стоя, потому, что сидячих мест на всех не хватало. Но горевать русским не хотелось. А вернее, хотелось сделать что-то хорошее для покойной, которая, вероятно, как многие, бравшие и здесь Слово, говорили, «сейчас с нами». И нужно было развеселить покойную. Так, начались народные пения. И, надо сказать, необыкновенно душевные. Пели сначала лишь профессионалы (певец-бард с гитарой, затем всё та же певица, аккомпанировавшая себе на пианино, затем полупрофессиональная бардша опять же с гитарой), а затем и другие стали подключаться (заодно и потому, что пьяному, как известно, море по колено). И опять же все это было душевно. Между тем кто-то брал Слово. Говорили, конечно, о той, кто здесь тайно присутствует. Но не только об этом. Кто-то уже предложил… тут же, не отходя от кассы, выбрать нового Президента «кружка» и решить, где же они теперь будут собираться. Кто-то тут же подсказал новую кандидатуру, и чуть было ни начали голосовать, да кандидатура замяла вопрос. Потом одна талантливая поэтесса выступила со своими стихами, душевно выступила, искренне. Сын покойной (на вид еще вполне трезвый) «обозвал» ее «большим поэтом нашей эпохи» и расцеловал, не глядя на лица. Певица же, которая так замечательно еще недавно пела, вышла в центр и заявила, что покойная любила только двоих : сына и ее, а к остальным она просто хорошо относилась… И никто не хотел вступать с ней в споры потому, что, как сказал мой знакомый, который стоял тут же рядом, «это уже вызов». И никому не хотелось отвечать на «провокацию»… В общем, уже темнело, а люди расходиться не собирались (неизвестно почему, то ли хотелось побольше пообщаться, то ли подольше погрустить, то ли всё, что было на столах, доесть и допить, а в отличие от прагматичных французов, где даже на поминках вам не дадут объедаться и обпиваться, здесь было явств и питья немерено)… И вообще, в воздухе уже висел дух скандала: по той самой известной и мудрой русской пословице – что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, а собравшихся русских хлебом не корми, дай им отношения повыяснять. В общем, я ушла (прихватив с собой своего знакомого) – по-английски, не попрощавшись. Но позже я узнала, что вечер, который становился томным, все-таки разразился к концу скандалом, с оскорблениями, петушиными разборками, остановить которые могла лишь вызванная кем-то полиция.
 
   Вот так всегда у русских: начнем заздравие, кончим заупокой. Невероятная глубина эмоций и эксцентричность русского человека, которые даже на проводах имеют место для самовыражения: через искреннее участие, со-участие и глубокую любовь и столь же искреннее «озверение» и растаптывание ближнего… А у француза что? У француза на тех же проводах видны искреннее и истинное уважение к личности другого (подобных скандалов с оскорблениями и побоищами на французских «мероприятиях» просто представить невозможно), но и тут же отсутствие глубокого интереса и со-участия в происходящем. Вроде как пришел – долг исполнил, «честь обязывает», но исполнил (словно галочку поставил), а большего от меня не просите. И что лучше? Какой идеал выбрать? А никакой. Потому что Человек – это двуликий Янус, примирить две гримасы которого может, как известно, лишь Она.

Париж

Данная глава из культуро-социологического эссе "Франция, семь лет размышлений" опубликована в книге автора "Эпоха Техно" (М., Вест-Консалтинг, 2018) и в журнале "День и Ночь" (Красноярск).

 Софья Оранская

x

Иллюстрация к: Франция, 7 лет размышлений. Гл. А дальше - тишина