ДЕТИ ЯНУСА книга вторая часть двенадцатая

«ДЕТИ ЯНУСА»
(книга вторая, часть двенадцатая)



Проходит три дня. Мауро нет. Позванивает Гоша:
• Ну что, не появлялся этот автогонщик?
• Как появится - позвоню.
• Как бы чего не отмочил. Он ведь, кроме классного вождения машины, ничем иным не блещет…
Через неделю, вечером, -звонок в дверь. Открываю. Передо мной - Мауро. Такое впечатление, что он хочет сесть “на шпагат”: одна нога на придверном коврике, другая - тянется к лестнице, ведущей вниз.
• Быстрей спускайся. Эту херову машину ни на миг нельзя оставить без присмотра. Я внизу.- И, оттянув ногу с коврика, он заскакал по ступенькам.
Зачин доброго не предвещает. Выхожу на улицу. Мауро скукожился в позе роденовского “Мыслителя” на подножке “Мерседеса”.
• Ты по-немецки понимаешь?- спрашивает он.
• А что случилось?
• Мне вот немцы на границе штамп какой-то тиснули. Что это?- Он протягивает мне таможенные документы, на которых стоит печать аннулирующая выезд с территории ЕЭС.
• Теперь с получением налога на добавленную стоимость у продавца машины, определенно, будут сложности. Ты знаешь, какая это сумма?
• Тысяч пятнадцать …
• …долларов. А Гоша оставил залог, насколько я понимаю. Как тебя 
угораздило? Почему тебя завернули?
Его рассказ сложен и витиеват. Ясным остается лишь тот факт, что на 
германско-польской границе по какой-то причине ему влепили этот 
злополучный штамп.
В общем, выражаясь словами Гоши, случился знаменитый просос.
• Пришлось въезжать через другой пункт. Ну и платить полякам, конечно. Здесь плати, там плати. Вон что осталось. - Он выворачивает карманы и выбрасывает на сиденье скомканные немецкие марки и доллары, которых, как видно, действительно не так уж и много.
• А сколько раз на эту чертову машину прицеливались,- с запалом продолжает Мауро.- Поссать не отойдешь! Потом около Бреста  какой-то мудак, - я медленно ехал,- мне на ходу на подножку из кустов прыгнул. Хорошо граница рядом была! Но это еще не все! Подъезжаю к таможне, а мне говорят: “ Вы - грузовик. Вам в Козлевичи нужно”.  А там, знаешь, какая очередь! Дней на десять! Слава Богу, нашелся один паренек и все решил. Словом, за такие деньги в следующий раз Гоша пусть сам ездит!
• Ну а что будем делать с документами?
• Потом разберемся. Сейчас главное - переезд на новую квартиру.
Квартира в Филях. Однокомнатная. Но комната разделена на две части гипсовой стенкой. Так что за что платишь - непонятно.
• До него здесь тоже итальянец жил,- объясняет Василий Иванович.- Он, как ему хотелось, так и сделал.
• Нет,- говорит Мауро,- кровать не поместится. Придется стену ломать.
• Смотри сам. Тебе здесь жить.
Мы перетаскиваем вещи из “мерседеса” в квартиру и по телефону рапортуем Гоше о прибытии Мауро.
• Меня пару дней не будет в Москве. Отгоните, пожалуйста, машину ко мне на дачу.  Там вас встретят

Хотя Гоша подробно объяснил, как добраться до места, мы все-таки заблудились.
• Ну и где искать эту дачу?- возмущается Мауро после десятиминутного плутания по окрестностям Рязанского шоссе. Видно, что ему уже не терпится  вернуться в Москву и заняться обустройством нового гнезда.
• Вон впереди дед идет,- говорю я.- Притормози. Спросим у него.
• А, милки, да и мне туда же! - радостно отвечает старик.- Подвезете - покажу! 
• Залезайте!
• Давайте на шоссе! Вы не доехали до поворота.
Дед оказывается разговорчивым и сразу же гордо сообщает, что работает 
“на тех дачах сторожем”.  
- А вот этот крест видите?- Он показывает на деревянное распятие, установленное на обочине.- Года два тому будем, два новых русских здесь на здоровых машинах таких - прям лоб в лоб. Всмятку! А знаете, сколько долларов летало! У-у! Много! Повсюду разлетелись. Народ так и подбирал! Ну вот, милок, здесь поворачивай.
Мы сдаем машину. И нас  везут на железнодорожную станцию, откуда на электричке мы должны отправиться  в Москву, чтобы забрать со  стоянки  так и оставшийся невостребованным второй “мерседес” Мауро.

Дорога к станции проходит через небольшой мост, с которого двое парней удят  рыбу в хилой речушке .
- Пусть остановит, - просит Мауро, - хочу посмотреть.
- Ты чего - рыболов?
- Да нет просто интересно, что здесь  может водиться.
Машина останавливается на середине моста, и мы с Мауро подходим к парапету. Итальянец с любопытством всматривается  в воду.
- Оу! - восклицает он.- Смотри: лягушки! Да сколько !
- Ну и что?
- А ты их ел когда- нибудь?  У нас, в Эмилии, их очень любят...
- Я всегда подозревал, что вам и французам от  общих предков- галлов -передались  одни и те же  вкусовые  пристрастия.
- Ты вот что, попроси-ка этих ребят.- Мауро кивает на рыболовов.- Пусть наловят мне пару килограммов. Я им заплачу. 
Бормоча, что сачком было бы ловить сподручнее, парни принимаются глушить лягушек удилищами. Мауро поначалу наблюдает за их действиями и складывает добычу в целлофановый пакет, но затем находит палку и, прыгая по берегу,  начинает охотиться сам. 
- Мы их,- говорит он,- ночью фонарями выманивает - и колпашим. А эти, ваши, смотри, сами под палку лезут. Ну давай, иди сюда, красавица.- Он заносит палку над наполовину вылезшей из воды тварью и резко лупит ее по голове. Пучеглазая бестия погружается в воду и тут же всплывает брюхом вверх.
- От такого удара и Ленин бы сразу рухнул,- говорит итальянец, подгоняя лягушку палкой к берегу. 
Минут через двадцать пакет заполнен на две трети; некоторые лягушки начинают “очухиваться” - и пакет  неприятно  шуршит от их подергивания. Мауро расплачивается с парнями и, курлыча себе под нос:   “Лягушачьи лапки в сметане и тесте - пальчики оближешь”, - направляется  к машине.
- А это случайно не жабы?- cпрашивает за моей спиной своего приятеля  один из рыболовов. 
Чрез сдавленный смешок в ответ раздается:
- Дуримар разберется.

Переходя из вагона в вагон в поисках свободных мест, в одном из тамбуров мы натыкаемся на  мерно покачивающуюся под стук колес  огромную кучу дерьма.
- Что это?- спрашивает итальянец.
- Дерьмо.
- А у вас что, в поездах нет туалетов?
Я собираюсь ответить, как появляется  контролер с традиционным “ваши билеты”.
- Как вы - билет, когда у вас туалет не есть?! Дермо!  - заглядывая ему в лицо и потрясая пакетом, в котором дергаются лягушки, с возмущением выпаливает по-русски Мауро.
Явно ничего  не поняв из сказанного, за исключением резко произнесенного слова “дермо”, контролер нервно пощелкивает компостером и, уставившись на  Мауро, скрипит зубами.
- Иностранец ,- поясняю я.- Хотел узнать, как можно требовать билет, если в поезде нет туалета.
- А-а,-  контролер улыбается.- Я-то думал , что  он на меня рыпается... Туалет у нас есть: в первом и последнем вагоне.- Он пробивает наши билеты и следует дальше.
- Я понял,- кивая на дерьмо, язвительно заключает Мауро,- тому, кто это сделал, просто не повезло: бедняга  ехал в середине поезда. 
Усевшись  на свободные места в конце  вагона, мы обмениваемся впечатлениями от мелькающих за окном пейзажей.
- Небо у вас - монотонное,- говорит итальянец , - и холодом от него веет. Устаешь, если все время видишь одно и то же... Россия одним напоминает Италию - асфальтом: он такой же...  
- Эй, потише! - озлобленно прерывает его сидящая напротив нас блондинка с глазами голодной крысы.
- У вас что, в поездах  разговаривать  нельзя?- удивляется  Мауро, и мне вспоминается, как однажды,  во время  своего первого посещения России, наблюдая за общением двух русских,  мой знакомый  из Рима заметил:  у вас говорят тихо, словно рта не открывая, на одном интонационном уровне, а когда расходятся – напоминают мирно беседующих  итальянцев…
В этот момент прямо над нашими головами раздается громкий сопрановый призыв: “ Уважаемые пассажиры, минуточку внимания!” Обернувшись, мы видим пожилую женщину, которая один за другим извлекает из своей сумки небольшие бумажные пакетики.
- Наша фирма,- продолжает она,- предлагает вам смесь для приготовления  корейской моркови, а также перец , кари, лавровый лист - необходимые для того, чтобы сделать пищу  вкусной и здоровой .  В городе аналогичные продукты - сомнительного происхождения - вы можете купить по цене... У нас же - при высоком качестве - стоимость одного пакетика  значительно ниже...
Тетка еще не успевает назвать цену, как за ее спиной  возникает мужик с куском стекла под мышкой. Стоя под плакатом “ Несанкционированная торговля запрещена”, он тяжело дышит “перечнице” в затылок и, наконец,  дождавшись окончания ее рекламной песни, в свою очередь оглашает вагон  густым баритоном: 
- Имею честь предложить вам необходимый в каждом доме предмет - самосмазывающийся японский стеклорез, которым вы сможете резать не только стекло, но и керамическую плитку. В городе аналогичное изделие стоит... У нас вы приобретете его по несоизмеримо меньшей цене... Пользоваться им может даже ребенок.-  Мужик поднимает ногу, кладет на колено кусок стекла и, придерживая его одной рукой, другой - вытаскивает из кармана предмет, внешне напоминающий шприц. В это время в противоположном конце вагона, под другим плакатом  “Несанкционированная торговля запрещена”, появляется парень лет двадцати. С перекинутой через плечо дорожной сумкой, он  переминается с ноги на ногу,  ожидая пока его  коллега перестанет баритонить. Со словами “ это очень просто, достаточно предварительно залить внутрь любого смазочного вещества” ,   “стекольщик” чертит  по стеклу стеклорезом, затем   разламывает стекло  по проведенной линии, но при  этом  делает неловкое движение - и  ранит себе палец . Зализывая рану, “стекольщик”  приглушенно чертыхается. Воспользовавшись возникшим затишьем, тенором вступает парень с сумкой :
- Хочу предложить вам, по цене меньшей, чем в городе, необходимые в каждом доме вещи: бактерицидный пластырь, а также...
- Давай сюда,- орет ему через весь вагон “стекольщик”.- Мне надо! 
В то время как между коммивояжерами в центре вагона происходит сделка,  заняв место “стекольщика”, очередной торговец, предлагает фонарик-брелок, который «чудесно освещает темные подъезды и грязные улицы». Сменивший  «просветителя»  бородатый мужик басовито призывает пассажиров подумать о душе:
-  Из “ Книги православного” вы узнаете все необходимое: календарь праздников, молитвы, каким святым в каких случаях ставить свечку...
Едва он заканчивает свою  речь, как  из противоположного конца вагона доносится задорный дискант :
- Ценнейший справочник, составленный лучшими юристами, даст ответы на все ваши вопросы, касающиеся недвижимости. Из него вы узнаете много полезного. Как, например, можно лишить супруга- супругу жилой площади... 
За “юристом” следует невнятно речитативящий  тадждик с воронежскими носками,  жалостливо поющая девочка с гармошкой, трио гитаристов с ностальгической балладой о Ленинграде,  и, наконец , электричка прибывает в Москву. 
- Что бы вы делали, если бы в Россию не пришли другие народы?- говорит итальянец , когда мы идем по перрону Казанского вокзала.-   Вы  не должны обижаться, когда вас называют страной третьего мира: это комплимент. Вы страна - пятого мира.                
                
После бурной дискуссии со сторожем стоянки, учиненной на тему дороговизны московских паркингов, Мауро забирает  “ мерседес”, отвозит меня домой и на прощание просит не беспокоить его пару дней.
• Буду отделывать квартиру! 

Натрескавшись лягушатины, увенчанный сконструированной из газеты шапочкой, запыленный  сухим гипсом, Мауро сносит  кувалдой  возведенную предшественником стену и мурлычет себе под нос какой-то нехитрый мотивчик. Бах - дыра! Бах- другая! С каждым ударом перегородка становится все более похожей на мишень танкового полигона. Еще немного - и все будет кончено. Мауро заносит молот для решительного удара, но в это время в прихожей раздается звонок. Потом в дверь начинают барабанить и с лестничной клетки доносится:
• Стой! Нельзя!
Не выпуская свое орудие из рук, Мауро идет открывать. На пороге - Василий Иванович в костюме с орденскими планками и какой-то остроносый  взбудораженный тип лет тридцати пяти.
• Стоп! Стоп!- кричит остроносый, размахивая руками, подобно кинорежиссеру, когда ему не нравится дубль. 
• Это хозяин квартиры,- объясняет Василий Иванович.- Он работает в американской фирме и, как выяснилось, по американским правилам не имеет право получать какие-либо побочные доходы. Так что квартиру он сдавать не может. Придется тебе съехать. Но я  быстренько подыщу что-нибудь другое.
• Не-е-ет!- не желая верить в услышанное, тянет Мауро. Он медленно скользит вниз по стене коридора и, уткнувшись подбородком в рукоять молота, безмолвно  застывает  на корточках. 
Василий Иванович, выйдя в отставку, живет тем, что дает у себя на дому уроки итальянского языка, и среди его учеников “ многие, как ни странно,   сдают квартиры”. Поэтому уже через  пару дней он сообщает, что “есть вариант в Коньково.”
• Это где?- спрашивает меня Мауро, сидя на целлофане, прикрывающем обломки стены.
• У черта на куличиках.
• Да?- Он встает с руин непостроенного жилища, поднимая за собой облако белой пыли.- Все равно едем!

Василий Иванович вызвался помочь с переездом. Как всегда при орденских планках, он останавливает на дороге грузовики. В конце-концов, после бойких торгов с водителем, мы загружаем пожитки Мауро в “газель”  и сопровождаем ее на “ мерседесе”  в Коньково. 
При подъзде к дому, на тихой  и широкой улице, мешая нам совершить поворот, стоит,   влепившись «мордой» в фонарный столб, старый форд. Рядом с ним, одной рукой почесывая затылок, а другой - зажимая кровоточащий нос, поохивает незадачливый водитель. Мауро окидывает взглядом картину и раздраженно восклицает:
• Ну как так можно влететь?! Дорога же пустая! – И, ухмыльнувшись добавляет: - Да, если русским рельсы на дорогах проложить, они будут самыми быстрыми в мире !  
Выдаем потерпевшему бумажный носовой платок, сдвигаем его машину в сторону и подъезжаем к подъезду.
Одиннадцатый этаж. Однокомнатная квартира. Молодая хозяйка с обликом развивающейся ведьмочки. Цена - 300 долларов. 
На  просторной кухне, следуя своему неизменному правилу, Василий Иванович, предваряет заселение территории ритуалом оглашения  контракта, традиционно составленного им , подобно древней билингве, в два столбца - на итальянском и русском. Затем  договор, включающий в себя даже “акт сдачи-приемки” имеющихся в квартире вещей, скрепляется подписями сторон. И, наконец, после двух часов погрузочно-разгрузочных работ Мауро - вселен.
Через несколько дней жилище обустроено и по-итальянски функционально. Одна лишь беда: не работает прикупленная по случаю громоздкая стиральная машина.
• Не хватает одной очень важной детали,- констатирует Мауро.- Но ничего, в следующий раз прихвачу.
Освободившись от бытовых хлопот, он начинает разбираться в своей личной жизни. Марина словно избегает встречи с ним, и тогда он заводит знакомство с ее матерью: заехал однажды к дочери, той дома не оказалось, мама предложила чаю - и он стал наведываться регулярно. 
• Она мне вещички гладит,- довольно  сообщает  Мауро по телефону.-Беседуем с ней о Марине, чаек попиваем. Я ей на продажу дал оставшийся от Лисенка секонхэнд. И вообще мамаша - ничего! Трахнуть бы ее, вот эта коза, Марина, разозлилась бы!
Но это бравура. Разбирая многочисленные итальянские песни, в которых говорится о том, как богатый уводит невесту у бедного  и тому остается лишь возможность общаться с ее матерью, Чезаре Марки пишет: “Что делать несчастному? Утешится с несостоявшейся тещей? Нет,об этом не может быть и речи: для итальянца это все равно что совершить инцест”. 
С Ариной- кабардинкой с рейса Милан-Москва, чьи ланьи глаза обещают экстатический трепеп хозяйки,  дело дальше похода по кабакам не двигается.
• Не подпускает к себе,- жалуется Мауро.- У нее какой-то миланец есть.То она к нему летает, то -он к ней. Она специально в Москву переехала. Дочь свою на родине с матерью оставила. И вот  уже три года ждет, когда он разведется с женой. А тот говорит, что его сын все чувствует - и у него на этой почве какое-то нервное заболевание. Словом, вот выздоровеет - тогда…  У него семья. Ну ты понимаешь…- Мауро смеется.

Хотя  еще русские князья, выдавая дочерей замуж за иностранцев, говорили, что русской душе тесно в родных просторах , и хотя сегодня уже ставшее почти классическим « не уезжай, Жакопушку, я тебе ребеночка рожу»  нередко  срабатывает, при том, правда, что международные браки как таковые вряд ли могут быть счастливыми, ибо супруги, для каждого из которых язык их общения не является родным, не способны передать друг другу словесно все столь необходимые для нормальных отношений оттенки собственных чувств и состояний, - при всем том, строя планы относительно брака с женатыми итальянцами,  необходимо помнить, что  Италия это не нация, а конфедерация семей. Такая компоновка общества, сопровождающаяся, как правило, сильной привязанностью человека к роду, традиционна для итальянской земли издревле. “Тот факт,- писал Теодор Моммзен,- что в Греции отдельная личность достигла в противовес роду внутренней свободы и своеобразного развития ранее и полнее, чем в Риме, ясно отразился в совершенно различном у обоих народов развитии собственных имен, которые были, однако, первоначально однородными. В более древних греческих собственных именах родовое имя очень часто присоединяется к индивидуальному имени в виде прилагательного, и, наоборот, еще римским ученым было известно, что их предки первоначально носили только одно имя - то, которое впоследствии сделалось собственным. Но между тем как в Греции прилагательное родовое имя рано исчезает, у италиков, и притом, не у одних только римлян, оно делается главным, так что настоящее индивидуальное имя  занимает подле него второстепенное место. Даже можно сказать, что небольшое и постоянно уменьшающееся число, равно как и незначительность италийских и в особенности римских индивидуальных имен в сравнении с роскошным и поэтическим изобилием греческих наглядно объясняет нам, в какой мере в духе римлян было нивелирование человеческой личности, а в духе греков - ее свободное развитие”.
Сегодня, как и в древности, среди всех социальных образований в Италии семья обладает, несомненно, самым значимым и почитаемым гением. Она, пожалуй, настоящая Фортуна итальянца. 
“Итальянская семья - это крепость на враждебной территории, - считает Луиджи Бардзини. - В ее стенах человек находит утешение, помощь и поддержку. Здесь же он зализывает раны после социальных поражений и находит подкрепление для победоносных атак. Ученые всегда расценивали  семью как единственный прочный социальный институт Италии, видели в ней самобытное творение национального гения, приспосабливающегося на протяжении веков к переменчивым условиям, настоящую опору любого установившегося в стране общественного порядка. Ведь закон, государство и общество жизнеспособны лишь тогда, когда  не противоречат высшим интересам семьи.
Существует, однако, фундаментальное различие между итальянцами и другими народами, для которых семья тоже - своего рода спасательная шлюпка в бушующем море анархии. В Италии анархия представляет собой не только систему жизни, спонтанное социальное состояние и форму естественного развития, но и является продуктом воли человека, его выбором. Она культивировалась и укреплялась на протяжении веков. Поэтому в Италии семья не только противостоящая беспорядку крепость, но и одновременно одна из основных причин его возникновения. Она всегда активно поддерживала хаос самыми различными способами и особенно  затрудняла становление в стране прочных политических институтов. В связи с этим встает сложный вопрос: значит, политические институты набирают силу только тогда, когда слаба семья, а семья становится самодостаточной только там, где политические институты недостаточно сильны? Как бы то ни было, в Италии политические образования никогда не были удачными. Их было создано немного и жизнь их не была долгой (за исключением двух удивительных случаев: Венецианской республики и Папского государства). Все остальные политические схемы и модели в готовом виде были заимствованы за границей - это и феодализм, и абсолютизм и Наполеоновский кодекс, и конституция, и двухкамерная парламентская система, и либерализм, и демократия, и социализм…
Семья в Италии прочна и непобедима еще и потому, что она представляет собой некое подобие Ноевого ковчега, в котором итальянцы спасают от иностранного влияния свои древние идеалы. Она скрыто предохраняет национальный характер от чужеродного загрязнения”.  Сегодня жизнь в Италии проходит как бы в двух плоскостях: на улице перед вами веселый спектакль, а над вами - всегда закрытые ставни жилищ. “Большинство итальянцев до сих пор подчиняется двойному моральному кодексу. В  семейном кругу, включающем в себя родственников и близких друзей, царят правила, отличные от тех, что господствуют за порогом дома. В семейном кругу итальянцы ярко проявляют те качества, на обладание которыми их считают неспособными поверхностные иностранные наблюдатели: здесь они относительно достойны доверия, правдивы, справедливы, честны, щедры, дисциплинированны, мужественны и способны на жертвы. Словом, в семье они демонстрируют те качества, которые в других странах  обычно направляются людьми на благо государства. Верность семье для итальянцев - наиболее сильное выражение патриотизма. Вне дома, в неопределенном и беспорядочном обществе они часто вынуждены вести себя как партизаны на оккупированных врагом территориях и прибегать к соответствующим хитростям и уловкам.   Любая официальная власть первоначально воспринимается  ими как враждебная, и если она присутствует навязчиво итальянцы обходят ее, нейтрализуют, а в случае необходимости - и обманывают”.    
“ В пятидесятые годы,- пишет итальянский социолог Лучано Галлино,- с целью изучить национальный характер бывших врагов в Италию – так же как их коллеги  в Германию и Японию - нахлынули американские социологи и антропологи. Годы напряженных исследований, несколько облегченных тем фактом, что среди бывших врагов у многих специалистов были родственники, привели к открытию, которому было суждено войти в историю социальных наук. Было установлено, что в национальном характере итальянцев  ярко выражена «психо-культурная» черта, которую  научно определили как “аморальный фамилизм”. Говоря менее мудрено, американцы выявили, что всякий раз, когда итальянцы вынуждены  делать выбор между морально   корректным и некорректным поведением, в большинстве своем они склоняются к тому, которое перед собой и перед другими смогут  оправдать семантически емкой фразой: ”У меня семья”, - поведению, которое почти во всех изученных случаях подпадает под второе определение: морально некорректное”.

Тому, что власть и значимость семьи в Италии не уменьшается, можно найти множество свидетельств. Так, еще недавно в Генуи жили восемь братьев, владевших крупной многопрофильной компанией, которые для того, чтобы сохранить семейную собственность в целостности, пришли к соглашению, что каждому из них принадлежит лишь его одежда и одежда его жены, а все остальное  является общим. Общие у них даже автомобили: их вызывают по телефону всякий раз, когда возникает необходимость. Братья полагают, что такой патриархальный договор избавляет их от различных трений и представляет собой наиболее эффективный подход к управлению крупными частными предприятиями. «Частным сектором в Италии,- делится своими впечатлениями переселившийся на Апеннины английский филолог Мартин Солли, - заправляет горстка влиятельных семейств, таких, как Аньелли (автомобили), Пирелли (покрышки), Де Бенедетти (компьютеры), Берлускони (телевидение), Бенеттон (одежда). Хотя их компании являются обширными конгломератами с привлечением самых разных интересов, тем не менее они, по существу, остались семейным бизнесом. Семья прочно держит в своих руках контрольный пакет акций. Такой концентрации власти нет больше ни в одной стране Запада.
В целом процветание итальянской экономики основано на опыте, трудолюбии и расторопности мелких и средних компаний Севера, которые производят значительную часть валового национального продукта. Каждая из них тоже представляет собой семейный бизнес, организованный таким образом, чтобы уменьшить налоги и размеры государственной страховки. Пожалуй, Италия – единственная страна в мире, где работники получают больше своих нанимателей, - во всяком случае, так явствует из налоговых деклараций. И по примеру финансовых воротил представители самых разных профессий: механики, бухгалтеры, ювелиры, зубные врачи и адвокаты, - ничтоже сумняшеся заявляют о своих доходах в размере прожиточного минимума, имея при этом два дома, скаковую лошадь и три яхты».   
Другим примером защиты семейной собственности, а следовательно подчинения власти семьи, может послужить обычай мадджораско, касающийся  положения младших сыновей в некоторых сицилийских семьях. На острове власть “старых домов” еще в значительной степени зависит от престижа, наследственного титула и доходов с земель.  Закон же не признает обычаев знати и обязывает большую часть наследственного имущества делить в равных долях между всеми детьми. Поэтому, чтобы общее наследство не было рассеяно и не исчезло в одном-двух поколениях, а  дом предков не развалился из-за того, что за ним не кому присматривать, младшие сыновья, подобно монахам, не женятся, а если такое и случается воздерживаются от того, чтобы заводить детей. Это  позволяет передать собственность, титулы, престиж и власть  в целости и сохранности  следующему поколению.
И наконец,  о важности для итальянцев  понятия “семья”  говорит и тот факт, что семьей называется и фактически является первая ячейка мафии, которая, входит, в свою очередь, в более сложную криминальную структуру – так же, как входит в более сложную социальную структуру обычная итальянская семья.   
В свое время писатель и художник Лео Лонганези предложил дополнить  национальный флаг Италии фразой: у меня семья. По его мнению, таким образом можно было бы объяснить и оправдать все происходящее в стране. 

Женя по-хозяйски восседает за столом в своем офисе, обрамленном стеллажами с образцами обуви “Помпили”. Перед ним - знаменитые фарфоровые ноги. За соседним столом, вперив взгляд в белый лист бумаги, его юный друг Денис, обладающий экстрасенсорными способностями, благодаря которым пару лет тому назад Женя избавился от тяжелейшего заболевания. С тех пор друзья повсюду вместе.
На стоящих напротив столов стульях  - я и Мауро. Ситуация чем-то напоминает  допрос.
• Ну и какой вы видите свою роль в нашем деле?- неожиданно cпрашивает Женя.
• Как мы и обговаривали,- отвечаю я, используя пространные выражения.-Контролируем  поставки, помогаем с реализацией.
• Ну ты-то еще ладно. А вот этот ,что?- Женя кивает на Мауро, который, напрягая слух, силится проникнуть в истинный смысл фраз. -Его шофером один раз взяли, а он так и прилип.
• Послушай,25 процентов ты предложил мне. И мое право делить их с кем угодно. И потом, не я к тебе пришел с просьбой  найти обувь в Италии,а ты - ко мне.
Отрывая взгляд от бумаги, Денис изредка посматривает то на нас, то на Женю, который после непродолжительного препирательства со мной категорично заявляет:
• Словом, так: хотите иметь долю, вкладывайте деньги. Я и так уже на эти поездки уйму грохнул.
Переводить Мауро не приходится: он понял все по интонациям.
• Ну что я тебе говорил?- cпрашивает он у мeня .- Понял,что фьорин - святое дело?
Действительно, итальянская предосторожность, словесной эмблемой которой является  часто звучащая на Апеннинах в преддверии дел фраза  “non si sa mai..”, переводимая на русский оборотом “кто его знает?”,- полна мудрости и вряд ли предосудительна.
Мы прощаемся с нашими несостоявшимися партнерами и желаем им успехов в их бизнесе.

Лишившись обувного горизонта, в поисках дельца Мауро начинает обзванивать своих итальянских знакомых. Среди них - Гвидо, тот самый Гвидо, который однажды «рассчитался» со знакомой Большого Чечена за долг  в сорок тысяч доллвров обломками мебели, валявшимися на складе в Зеленограде.
• Знаешь,-говорит Мауро,- у него есть фирмы, которые хотят выйти на российский рынок и готовы сразу же за услуги платить.
• У меня от общения с  Гвидо осталась лишь пачка телефонных счетов толщиной эдак сантиметра в три,- говорю я.-Так что…
• А мы с Мариной к нему в Италии заезжали. Нет, Гвидо Маркони - человек непростой.
• Маркони? Потомок изобретателя радио?
• Н-е-е-т. Но он действительно интересный человек. Такой горбатый -что-то типа колдуна…
• Что ты несешь?!
• Правда! У него способности необычные: oн людей насквозь видит. На Марину посмотрел тогда и сказал: “Сложная жизнь ей предстоит”. И сочувственно похлопал меня по плечу. 
• А как вы у него оказались?
• Да было одно дельце… Но ничего в итоге не связалось. 
• Жалко.
• Но сейчас надо попробовать с этими фирмами прокрутить.A?
• Ничего тебе пока не могу сказать.
• Знаешь,- голос Мауро неожиданно становится грустным,-у меня к тебе просьба: если я умру, ты отправь меня на родину. Братья за все заплатят.
• Не городи чушь!

Насущным оставалось для Мауро и получение денег за проданный 
Асламбеку, как получилось, в кредит  “мерседес”. Но джигит все не 
спускался с гор. Однажды он все же появился в офисе Большого 
Чечена и, увидев скучающего в приемной Мауро,  сухо поздоровался и 
сразу же удалился.  Большой Чечен сказал, что когда-то брат Асламбека 
оказал ему услугу и теперь мерседес”  воспринимает как благодарность за прошлое. “ Словом,- пояснил он,- оставшиеся 3400 долларов как бы 
должен платить я. Потом разберемся. Все будет хорошо”. Сам же 
“покупатель” пускаться в объяснения явно не желал и лишь 
бросил, кивнув на кабинет шефа: “Теперь все вопросы к нему…” Мауро 
ничего не оставалось, как ждать завершения истории. Порой 
чертыхаясь, он все же верил в ее счастливый конец, ибо надо 
сказать: Большой Чечен на общем фоне своих земляков был человеком 
действительно порядочным. Но правда - и то, что, как говаривали римляне, нужда попирает законы.

• Эй, поэт, хватит спать.- Звонок Мауро будит меня в шесть утра.- Я чего подумал: а не заняться ли нам с тобой шоп-турами? Мы же - Близнецы по гороскопу- это наше: ездить туда-сюда, с людьми общаться… А? Мы же, можно сказать, первыми в Италии этим стали заниматься. А сейчас - все кому не лень. Вспомни. Дело-то - проще не бывает.
На следующий день я совершенно случайно узнаю, что один мой знакомый уже два года занимается карго-перевозками по всему миру и собирается в ближайшее время освоить аэропорт Римини. Звоню ему, смутно понимая, что его деятельность можно как-то увязать с идеей Мауро о шоп-турах. Ответ моего приятеля принципиально профессионален:
• Мы выстроим целую цепь. Я дам вам одно московское турагенство, оно будет набирать клиентов. Вы будете их обслуживать в Италии. А я - возить их груз. Откроем в Римини экспедиторское представительство, сделаем хорошие цены и постепенно  будем подгребать под себя вес от других фирм. В Италии сейчас хорошая загрузка, потому что через местные аэропорты в Россию идет груз и от испанского шопа. В общем, если вы это дело потянете, я вас на днях  сведу с хозяином турагенства.
Спешу поделится новостью с Мауро. Он оценивает ее лаконично:
• O! Так, значит, у нас есть самолеты!

“Голодная утка”- заведение в Москве известное. Полу-паб, полу-дискотека с лихими плясками на столах и стойке бара, она своим “кряканьем” каждую ночь будоражит кварталы, прилегающие к метро “Кузнецкий мост”. Именно здесь, окрыленный “самолетной новостью”, в тот же вечер “совершает посадку”  Мауро, наведенный  “радаром” Арины. Ему сегодня хорошо где угодно. Ни мотыляющиеся юнцы - основной корм ненасытной “Утки”,ни изрыгаемая  динамиками музыка - ничто не смущает его благостного состояния и не мешает ему рассказывать подружке о том, как здорово будет ему  скоро жить на земле. Но вдруг…
Мауро зеленеет. Вскакивает с места и энергично продираеется сквозь плотные композиции из пьяных сосунков к выходу.
• Эй, дядька, так и в рыло можно схлопотать!- недовольно мычит ему в затылок один из потревоженных “танцоров” и хватает его за рукав.
Но Мауро не остановить: перед ним, на пороге,- “его” Марина с  каким-то “плюгавым чучелоидом”. 
• Патрик…мой знакомый из Канады,- совершенно спокойно пытается она познакомить Мауро со своим другом.
• Курти . Реджо Эмилия,- цедит сквозь зубы Мауро и жестами дает Патрику понять, что хочет с ним поговорить.
Они отходят к туалету. Канадец, прижавшись спиной к стене, вслушивается в сопровождаемый обильной жестикуляцией бурный монолог итальянца. Но, видно,  он не улавливает даже суть, потому что сразу же после словесного финала его ботинки начинают постукивать по стене на уровне пояса Мауро. Прибегают охранники. Брек.  И - выход.  
Утром , явно обеспокоенный, Мауро спрашивает меня по телефону:
• У нас ведь есть всесильные люди?
• А что случилось?
• Да с Мариной сейчас разговаривал : этот сморчок канадский хочет мне кознь подделать - устроить так, что мне  не дадут больше визу в Россию. Он оказывается, правда, хмыреныш не простой. И эта сраная “Утка” принадлежит их фирме. Ну, что - какую фигуру выкатим?

Турагенство, порекомендованное моим «карго-приятелем», находится в центре Москвы. И это обнадеживает. Его хозяин - Владимир - рассматривает Мауро с очевидным восторгом, не тем восторгом, который  в любой миг может перейти в иронию, а искренним без полутонов - с восторгом “гамшиков” 70-годов, которые в каждом приближавшемся к ним около гостиницы “Россия” иностранце неизменно видели свое “резиновое счастье”. И это настораживает.
Как бы то ни было, Владимир гостеприимен. И уже два часа мы пьем чай за пустыми разговорами, прерывающимися телефонными звонками, из которых становится ясно, что Владимир стремится к доходам не только в туристическом бизнесе, но и пытается пополнять свой бюджет охватывающим все сферы материальных интересов человека   ремеслом “купи-продай”. 
• Значит,- Владимир в очередной раз кладет трубку,- в Италии вы можете все… А не могли бы визу для трех китайцев организовать? Они бы выехали и там остались. Как, что - это их дело. 
• Это не по нашей части.
• Ладно. Тогда о деле. Мне наш знакомый все объяснил, и я тут уже планчик набросал. Мне, значит, что от вас нужно…-Владимир постукивает карандашом по столу.- Ну первое: по каким фирмам вы можете провезти клиентов? Второе: на чем осуществляется трансфер по стране? Третье: кто будет сопровождать клиентов? Четвертое: какая гостиница? И пятое: цена тура за минусом авиабилетов? Их я организую сам.
Перевожу вопросы Мауро, и он отвечает:
• Ну фирм у нас просто - море, у вас бумаги не хватит. Транспорт- микроавтобус “фиат”…- Я толкаю его ногой, и он продолжает:- Если людей будет много организуем другие. Сопровождать вначале буду я и мой партнер. - Он кивает на меня и заканчивает: - Ну а гостиница - четыре  звезды, первая линия у моря, с бассейном, при полупансионе - двадцать пять долларов в день с человека. Перевозка - бесплатно.
Он произнес это все так бойко, что я посмотрел на него, наверное, как   Остап  на Кису после того, как тот выдал ставшее крылатым: “Я думаю, что торг здесь не уместен!”  
• Хорошо, -резюмирует Владимир.- Но мне нужны будут все названия, чтобы подготовить листовочку для клиентов.
• Завтра все будет у вас,- так же уверенно говорит Мауро.
• Ладно. Ну а теперь о долях. Как поступим: вы меня третьим возьмете или установим фиксированную сумму за каждую “голову, которую я поставлю”? И потом, надо же нашего знакомого уважить…Он ведь состыковал нас! По весу с ним отдельный разговор будет. Когда он еще там с карго раскочегарится! А пока необходимо его учесть.
После незамысловатых арифметических прикидок, учитывавших то, что каждый шопник в среднем тратит за поездку пять тысяч долларов и состричь с них можно 20%, Мауро рассудил так:
• Будем платить фиксировано: 100 долларов за клиента – Владимиру, 50 долларов с клиента - за сводничество вашему знакомому.
• Я согласен,- говорит Владимир. -Ну и организационные расходы пополам.- И поясняет:- Я имею в виду рекламу.
• Да-да ,конечно!- соглашается Мауро. -Пополам.
• Для начала дадим объявленьеце размером с коробочек в “Экстра-М”. Ее шопник читает. Потом посмотрим. Ну, в общем, завтра жду от вас информацию.
Мы выходим на улицу.
• Ну ты, главный турпогонщик Европы,- говорю я,- и где ты возьмешь это “море фирм”? Мне, кроме “Ферре,”  сейчас ничего в голову не приходит. Понятно, что все это возможно. Но к завтрашнему дню?
• Ты что, забыл про  Джино, который паспорта у русских отнимает? Оу! Поехали быстрей ему звонить!

Выслушав рассказ Мауро о том, что скоро “мы будем посылать в Римини не только туристов, но и грузовые самолеты”, Джино обещает через десять минут прислать по факсу список фирм.
• Понял маневр?- спрашивает Мауро.
• Хорошо. Но неужели ты хочешь возить клиентов на своей развалюхе?
• Увидишь фургон покрашенным - другое запоешь. Кстати, я его должен был забрать неделю тому назад. Надо позвонить  мастеру…
Мауро долго роется в своих бумажках, чертыхаясь и в очередной раз давая себе обещание завести записную книжку, и, наконец, найдя нужный телефон, звонит в затерявшуюся среди камышей под Реджо Эмилией мастерскую, где была оставлена для покраски машина. После слов “добрый день, это Курти…”он в удивлении выкатывает глаза и переходит почти на шепот:
• Не-е-ет!
Потом нервно раскуривает сигарету и продолжает:
• Да проще новую купить! Да, давайте так и поступим…
• Ну и что случилось?- спрашиваю я, когда он заканчивает разговор.
• Что… Одурел этот красильщик - вот что! Два миллиона лир за покраску заломил.Я фургоном за работу и рассчитался.
• Браво! Я же тебе говорил: выкрасить да выбросить.
• Ничего-ничего! Для начала поработаем с Джино, у него там целый автопарк, наверно… А там - видно будет… Держись Мауро - и лира всегда в кармане шевелиться будет!
• Чтобы уползти?
• Ладно, ты давай лучше посиди  - факс подожди… кофейку попей …А мне надо кое-что тут сделать…
Вскоре аппарат начал выдавливать из себя бумагу с длинным перечнем фирм.
• Идет?- Привлеченный треском факса, Мауро стоит на пороге комнаты, вспотевший, опираясь на перевернутую щеткой вверх швабру.- Ну вот!
• Что это ты?
• Да вот постирушку затеял.- И, шагнув в ванную, он начинает, на манер центрифуги, всем своим видом напоминая приготавливающего  хитрое варево кикимора, раскручивать шваброй  кучу замоченных штанов.   

На следующий день Владимир, внимательно просмотрев список, одобрительно выпаливает:
• О`кей!
• Иначе не умеем!- обращаясь словно к самому себе, говорит Мауро.
• Только вот одна загвоздка: чтобы всем этим заниматься, нужно аккредитоваться в итальянском посольстве. Я сегодня туда звонил - и мне дали перечень документов, которые необходимо представить. Все подготовлю и подам. А так уже и желающие, через знакомых, набрались. Д-а-а! И немало. Так что будем работать.   
Личная жизнь, как считал Мауро, оставалась единственным слабым местом в его биографии того периода. Личная жизнь. А точнее - Марина. Девчонка не выходит у него из головы: oскорбленное  самолюбие не может смирится с нанесенной обидой. И он прилагает все усилия, чтобы “починить” отношения.
• Позвони ей,- просит он меня,- позвони! Ну как же это так?!
• А на что ты надеялся, после того,как в Италии выставил ее ночью с собакой и с вещами из дома?! 
• Ну это в запале! Она же это понимает! Позвони!
• Ну и что я ей скажу?
• Скажи, что … Ну сам не дурак - придумаешь что-нибудь!
Я просто говорю Марине, что он извел меня разговорами о ней и что неплохо бы им раз и навсегда выяснить отношения.
• Я же ему уже сказала,- отвечает она,- друзьями мы можем остаться, но прежнего уже не будет. И пусть не волнуется: Патрика я уговорила не делать ему гадостей. Вообще,ему о своей жизни подумать бы надо.
Но Мауро этого мало. Он открывает на Марину охоту: засады утром и вечером около ее дома, незаметное следование за ней по городу. Словом,он становится асом наружнего слежения.
• Зачем тебе это все?- спрашиваю я.
• Чтобы понять, действительно ли она меня разлюбила.
• В тебе эгоизма - как в любом Близнеце… Не только тело дай, но и душу.
Его старания некоторым образом вознаграждаются: Марина дает согласие встретиться с ним.
• Теперь,- радостно сообщает мне Мауро по телефону после встречи ,- буду ее учить водить машину! И мы вместе отпразднуем у меня  мой день рождения!
• Ура!
К дню рождения он готовится основательно.
• Где у вас можно взять хорошего мяса, чтобы сделать “шишьлик”?
• На рынке.
• Съездим?
Купив мяса, овощей и фруктов, мы медленно двигаемся вдоль рыночных рядов, под взглядами торгашей, омерзительно лучащимися готовностью обобрать вас. Мауро хочется “чего-нибудь из ряда вон”. Останавливаемся около торговки вареньем.
• Это чьтё?- тыча пальцем в одну из банок, упражняется в русском итальянец.
• Фейхуа.
• Зачемь? Как есть?
• А ты кто?- cпрашивает торговка.
Мауро бьет себя кулаком в грудь:
• Итальяно!
• Ну тогда,- говорит торговка,- ***кнешь в макароны.

Число клиентов, желающих отправится с нами в шопинг, по словам     Владимира, растет.
• Но, к сожалению,- говорит он,- посольство две недели не будет принимать документы на аккредитацию.Придется подождать. Как только все будет сделано, отправлю первую группу.Вы пока готовьтесь.
Мауро дает уроки вождения Марине и периодически беспокоит Большого Чечена неуклюжими расспросами “насчет денег за “ мерседес””. Денег у Большого Чечена “пока нет”, а у Мауро их в кармане с каждым - все меньше.
Вскоре Большой Чечен куда-то пропал. Его мобильный номер приносил 
извинения на английском и сообщал, что “временно с этим абонентом нет 
связи”. А по домашнему телефону горца на ломанном русском отнекивался   его пакистанский друг . Мауро некоторое время побуксовал на фразах “ чтоб всю вашу страну…” или  “как только Гитлер мог здесь проиграть войну…” - и  “сорвался” в Италию стажироваться в “шоп-туристическом бизнесе” - так гордо он  теперь называл технику получения комиссионных на покупках  мелких предпринимателей из России.

Общение с матерым маэстро шоп-дела - южанином  Джино было для Мауро полезным времяпрепровождением: мэтр, подобно пастухам своих краев, гонял стада российских шопников по складам и фабрикам, не давая им разбредаться и особо присматривая за хорошенькими телками, а вольный стажер был на подхвате и все примечал, запоминал, записывал, ожидая приезда своего первого клиента - некого Юрия, который в Москве изъявил желание приобрести тысяч на 20000  фирменной джинсовой одежды для магазинов своих знакомых и о котором ходит легенда как о создателе знаменитой  обувной марки “Чезаре Пи”, раскрученной настолько виртуозно, что почти все в России считают ее второй линией всемирно известной фирмы “Чезаре Пачотти”.
Однажды Мауро ошарашил меня по телефону вопросом:
• Ты в курицах чего-нибудь понимаешь?
• В курицах?…- растерянно произнес я.
• Да-да, в курицах!
• Ну знаю, например, почему у них сисек нет.
• Почему?
• Потому что у петухов нет рук.
Да прекрати ты! У Гвидо испанцы есть - хотят под Москвой птицефабрику открыть… Им нужен кто-нибудь, чтоб присматривать за всей этой бадягой. Я-то в курях понимаю… Я ж - крестьянин! Ну чего, займемся этим делом ?
• Черт его знает!
Ну короче,- бушевал Мауро,- в Испанию на днях надо ехать: на фирме все     обсудить. А я здесь, как мудак, жду этого Юрия. Куда он там     провалился?!
Но Юрий все  откладывал свой приезд. А деньги у Мауро были на 
исходе: вольно нанявшемуся помощнику Джино не платил ни гроша. 
Наконец клиент  сообщил, что точно приедет через неделю, сгладив
очередную отстрочку обещанием затариться на более приличную сумму. 
Мауро повеселел и в предвкушении грядущего наполнения карманов стал 
жить в кредит.
Более смахивающий на вольного художника, нежели на изобретательного 
предпринимателя, Юрий действительно через неделю появился в Римини. После круиза по точкам, которые Мауро узнал во время практики с Джино, клиент похлопал своего гида по плечу и, слегка смущаясь, произнес: «Спасибо, но к сожалению ,того что мне нужно нет…» Резюме прозвучало для Мауро приговором: 200 долларов комиссионных, которые ему удалось снять на шмотках, приобретенных Юрием для личного пользования, составляли десятую часть его долга в гостинице. Попытка перехватить у своего необщипанного подопечного «до лучших времен» наткнулась на пространные рассуждения о временных финансовых трудностях. Рухнула и надежда нажиться на клиентах Владимира: “Оказывается,- сказал он,- шоп-туризм летом замирает, как и вся коммерция. Летом люди хотят отдыхать.Так что отложим все до осени. Подготовимся и будем работать”.

“Тебе несколько раз звонил Цыган,- так моя мать называет Мауро за его 
бродяжнический образ жизни.- Просил срочно позвонить ему в 
гостиницу”.

На другом конце провода раздался истерический вопль: “ Немедленно 
найди этого чечена и вышли мне деньги! Мне нечем платить!” 
Бывает же - повезет! Большой Чечен ждал меня в назначенное время в назначенном месте, а невдалеке стоял его “новий-новий” черный 600-мерседес. Выслушав, рассказ о кардинальных переменах в жизни кавказца - он занялся политикой и оставил бизнес - и его жалобы на отсутствие денег, я  все же получил от него обещание помочь в вызволении  Мауро из гостиничного плена. Но выданной через пару дней тысячи долларов (“ Как две?! Мы же говорили об одной…”) на спасение итальянского друга определенно не хватало, и конфуз лишь подтвердил житейскую максиму: на человека можно полагаться лишь тогда, когда дела у него идут хорошо. 
Мне пришлось позвонить своему  знакомому в Реджо Эмилию и  попросить у него взаймы 2000 долларов под предлогом того, что мне срочно нужно  оплатить в Италии заказанные запчасти для моей машины, которые  мне  привезет- какая удача!- на днях выезжающий в Москву мой приятель и   его земляк Курти Мауро . 
• Нет-нет, не стоит, к чему такие хлопоты,- пробормотал я в ответ на любезное  предложение заплатить за детали банковским переводом. - Лучше он подъедет за наличными…

Мауро освобожден. Звонит от парикмахера Мимо:
• Ну попадется мне этот волосатый Юра - приволоку сюда и наголо
обстрежем. Урод- целый месяц прождал его здесь - и приезжает - “ ничего не нужно”. Но ничего - сочтемся! Как говаривал мой знакомый, сядь 
на берегу реки и жди, когда проплывет труп твоего врага…-  И добавляет: 
соскучился по Москве. Здесь нечего делать.
• Но ты же на Адриатике…
• Москва-река - лучше…
Мимо просит привезти ему икры.
• Какой?
• Как какой?! Черной!
• Но еще есть и красная…
Да?- удивляется он.- Не знал… И сразу же садиться на своего   конька: -Ну что, может быть, откроем салон в Москве?…
• Может быть…

Мауро зависает на родине. “ Вернулся в детство,- говорит он по телефону,- живу с мамой..” Он снова на нулях и вынужден пойти работать к братьям. Через день они выдают ему по 20-30 тысяч лир, которых хватает только на бензин, сигареты и, иногда он может позволить себе кружечку пива в баре, куда ходит каждый вечер, чтобы развеяться с друзьями после изнурительного труда в карьере: он возит на грузовике щебень.Случается, Мауро находит в машине мелочь забытую братьями - и тогда он украдкой кладет ее в карман. Вечерами в баре треп с друзьями - о мотоциклах и других приятностях жизни. 

“Друзья из бара” - это целый социальный институт в жизни современной Италии. На каждой улице каждого крупного  итальянского города (и на единственной улице в любом небольшом селении) обязательно есть бар, посещаемый вечерами одними и теми же людьми. Они -то и являются по отношению друг к другу «друзьями из бара».  Эти малые социальные группы – микрообщности, как определяют их социологи, - унаследовали свои конституционные принципы от обычаев древнего Рима, где микромножественность общественного бытия была прямым и необходимым следствием  напряженной антагонистичности  общества в целом. “ Никто из римлян никогда не принадлежал прямо и только обществу в целом, - пишет профессор Кнабе, - а всегда сначала какому-либо ограниченному множеству, микрогруппе, обязательно имевшей  свой культ и, соответственно, свои застолья, свои sacra mensae. Совместная трапеза была непременной чертой тех общинных, коллегиальных, культовых, дружеских организаций и кружков, в которых протекал досуг римского гражданина. Как факт культуры, римский обед - cena -  всегда форма общения и консолидации малой социальной группы ”.  
Главным в римском обеде была беседа, что впоследствии  станет устойчивой традицией во всех романских странах,  но не  превратится в обычай на территориях, заселенных потомками федератов Рима – германскими народами,  которые за столом обыкновенно так же необщительны, как и  русские, имеющие пословицу  « когда я ем  - я глух и нем»,  и  их федераты якуты, поясняющие пословицу эту  утверждением: «во время еды надо молчать, потому что можно подавиться». 
«..чрезмерная молчаливость,- писал в XIV веке в трактате  «Галатео, или об обычаях» Джованни Делла Каза,- возбуждает неприязнь, ибо молчать там, где другие поочередно говорят, значит отказываться платить свою долю по счету; а так как говорить – это все равно, что раскрывать душу, то молчащий показывает обратное, а именно нежелание открыться перед слушающим. По каковой причине, как у некоторых народов, имеющих обычай на праздник много пить и хмелеть, принято изгонять непьющих, так и у нас в веселом и дружеском кругу неохотно терпят этих своего рода немых» .
Римляне любили говорить, что количество людей в застолье должно начинаться с числа граций (то есть с трех) и доходить до числа муз ( то есть девяти).  Простолюдины,  составлявшие “коллегии простых людей”, вряд ли соблюдали это правило,  устраивая совместные   трапезы в харчевнях. На 10000 населения в Помпеях,  например, таких харчевен было 120.На одной из главных улиц города, Стабиевой,  длина  которой 770 метров, археологи обнаружили 20 кабаков.  
Прежде всего люди шли за общий стол для отдыха от изматывающей ментальности Рима, ради забвения от общественных распрей, в поисках солидарности и взаимной приязни, которые они ассоциировали с легендарным “золотым” веком общины, днями седой древности, индоевропейской эпохой  - временем , когда символ дающего миру энергию солнца – свастика – еще не стал  знаком отличия посчитавшей себя избранной группы , а был общим для всего человеческого племени,      или,  если  прибегнуть к    трактовке специалистов натуралистического толка, - с  теми временами, когда в уже  треснутом мире люди еще ясно осознавали  особенность своего вида, и , представляя собой   единую стаю среди стай иных животных, старались в противостоянии окружающему не допускать рызни   между собой. Коллегиальность, сообщество и содружество,  которые «натуралисты» определяют как  аналог стайности животных, были в Риме не столько правовым принципом, сколько социально-психологической потребностью: в лоне микрообщности  человек  мог сделать передышку в борьбе за первенство, которую он ежедневно вел «на арене большого Рима» и   вернуться на некоторое время к  естественному для него состоянию  социальной невраждебности. В искусственных условиях малой социальной группы - словно на театральной сцене  - согласно италийскому принципу «придавать жизни удобную форму»  как бы моделировалась и «отыгрывалась» норма бытия – те естественные человеческие отношения, которых не было в Большом Риме, и совместное застолье  - эта причастность к общей пище, - пожалуй, как ни что  другое отражало суть этих отношений, суть коллегиальности :  в нем  проявлялась  затертая в повседневности  подозрительностью к ближнему, которую породил раскол человеческого рода, составляющая основу понятия «братства»    готовность человека делить с другими главное , что необходимо для существования, - энергию мира,  и разделять тяготы по ее добыче. В древности  иноземец,  допущенный  к участию в трапезе, попадал на этом основании под покровительство племени и становился неприкосновенным -  он делался «своим», обретал родину в первую очередь потому, что группа включала его в свой энергетический баланс, признавая за ним перед лицом трудности мира  право на равную долю в получаемой ей энергии. Цивилизация замаскировала в нагромождении  порожденных ей формальных структур   «энергетическую сущность братства»,  которая для древних – после того как мир, выйдя из Божьего ритма, утратил свою цельность, и действительность стала для человека отчужденной, а порой и  откровенно враждебной -  была еще памятна, что отражала и традиция пищевых подарков на празднике равенства Сатурналиях,   и  сегодня  она хорошо  просматривается лишь  там, где окружающий мир  так же тяжел для человека, как и в далеком прошлом –например, в трудной тюремной  жизни, по неписанным правилам которой  человек , допущенный к столу одной из групп камеры или барака, то есть получивший право на потребление энергии,   автоматически входит в эту группу – принимается, как говорят, в семью ( или стаю) – и попадает под ее защиту… 
Коллегии простых  людей, заменявшие римлянам родину, поскольку именно с братства родина и начинается, - эти микроорганизации, подобно островкам отдохновения,  возникавшие в древнем Риме - не имевшем выраженного каким-либо общим культом или идеей  консолидирующего начала и проникнутом антагонизмом , - эти микромножественности с их непременными трапезами, проходившими преимущественно в одном и том же месте и дававшими  человеку возможность  в   причастности к общему столу  ощутить свою полноценность и в мирном общении,  к которому располагал  фон   энергетического равенства всех собравшихся,  проникнуться миролюбием ,   - и  есть прародители  современных “друзей из бара”.  Трудно, правда, сказать какое из слов  определения “друзья из бара”, о которых упоминается практически в каждой современной итальянской песне, где речь идет о дружбе,  несет  основную смысловую нагрузку, поскольку   культом   у  приемников  традиций древних  стало  само место встреч, то есть бар, а  совместные в прошлом трапезы  превратились ныне в индивидуальное заказывание “друзьями” пивка. “Все люди братья,- говорят сегодня в Италии,- но их кошельки - нет”.
Как то раз Мауро встречает  в баре Лисенка. Но тот с клетчатым 
молодежным рюкзачком за плечами уже больше походит на черепашку.
• Как дела?
• Устроился курьером…- И открыв дверь,черепашонок расстворяется в 
туманных сумерках.
Один из компании пьет кружку за кружкой.
- Эй, сколько же ты пропиваешь за вечер?- пытаются поддеть его друзья.
Но тот невозмутим:
• Денег жалко - давайте, как Мауро: он вон вообще - как верблюд в пустыне… 
По бару гульнула оскалистая усмешка. Характеристику, которую в XIX веке  итальянский писатель Ипполито Ньево дал болонцам,  порой относят  ко   всем обитателям Эмилии:  “ Они самые вежливые и добрые  злословы в Италии. Поэтому если вы имеете среди них друзей, даже испытанных, вам нужно позволять им насмехаться над вами хотя бы пару раз в месяц. Без этой разрядки они умерли бы; вы потеряли бы преданных людей, а мир лишился бы веселых острословов”.  Осы без жала – так еще раньше назвал жителей этих мест поэт Джакомо Леопарди. Хотя  его предшественник Джованни Делла Каза, эрудит, обстоятельно изучивший «вопрос дружеских шуток», - в своем известном  трактате, который фактически представлял собой  свод допустимого в общении, так что его сокращенное название   - «Галатео»-  стало обозначать в итальянском языке  понятие «норм цивилизованного поведения», - писал : «… в насмешке содержится больше презрения к человеку, чем в оскорблении. Оскорбляют, как известно, либо в запальчивости, либо преследуя заведомую цель. Но вряд ли кто-нибудь придет в запальчивость из-за того, чему не придает значения, как вряд ли кто-нибудь станет домогаться того, что вовсе презирает, почему оскорбление все же предполагает известное уважение, а насмешка – никакого или мизерное. Кроме того, насмехаясь, мы извлекаем  из чужого стыда только развлечение – отнюдь не пользу. Стало быть, в обращении с людьми следует воздержаться от насмешек; весьма дурно поступают те, кто высмеивает недостатки людей прямо в лицо… С насмешниками весьма сходны шутники, то есть охотники подшутить над другими, поддразнить их, но не из презрения, и не глумясь, а ради забавы.  …. Насмешка и шутка различаются между собой лишь по цели и умыслу: шутят, чтобы позабавиться, а насмехаются - чтобы уязвить; устно и на письме слова  « насмешка» и « шутка» заменяют друг друга, но в жизни, когда насмехаются, то радуются смущению ближнего, а когда шутят, то чужой оплошности не радуются, а только смеются, и если оплошавшему стало стыдно, то и пошутивший загрустит и посочувствует. Так что, в зависимости  от умысла, что в одном  случае шутка, в другом – насмешка, и даже по отношению к одному и тому же лицу; но поскольку умысла снаружи не видно, постольку не стоит упражняться в столь сомнительном и подозрительном ремесле; не стоит напрашиваться на репутацию шутника, иначе может случиться то, что порой случается в шалостях и играх: кто-то ударит в шутку, другой примет это за дерзость, игра перейдет в потасовку, и тот, над кем хотели по-приятельски весело подшутить , окажется задет, уязвлен, исполнен негодования; кроме того, подшутить значит провести, а тому, кого провели, это, как ни  говори, обидно. Итак, выходит, что если дорожить приязнью и расположением людей, то по многим причинам не стоит слишком изощряться в шутках. Правда, однако, и то, что невозможно влачить тягостную земную жизнь вовсе без утех и развлечений, и коль скоро шутки вызывают смех и веселье и, значит, служат отдохновению, то нам всегда милы те, кто умеет пошутить и рассмешить.
Еще надо знать, что острые слова бывают больно и не больно кусающие: … на этот счет довольно будет мудрого наставления : то есть что от острого слова должно быть больно, как от овечьего укуса, а не как от собачьего, иначе то будет уже не острое слово, а грубость.
Кроме того,  важно помнить, что острое слово, уязвляет оно или нет, должно быть тонким и изящным, иначе оно отнюдь не позабавит, но лишь раздосадует слушателей,  и если  они посмеются, то не над сказанным, а над сказавшим. Сверх того острота – это своего рода обман, а обман – дело тонкое, требующее мастерства, поэтому остроты удаются лишь людям острого, живого и особенно разящего  ума , но никак не людям ума простого и незатейливого или же обширного и доброго…»

Проходит пара месяцев. Мауро изредка звонит, просит помочь ему вернуться в Россию: 
- Не могу больше! Я здесь один, как собака…
Звонит и хозяйка его московской квартиры:
• Когда же он рассчитается со мной?! Сколько можно!
• У него сейчас много работы в Италии,- не далеко ухожу я от истины.-
Приедет - сразу же разберется… 
Иногда звоню ему я. Обычно трубку поднимает его мать, перенесшая 
инсульт.
• Мауро  работает,- тянет она,- будет вечером…
Но однажды она меня огорошила:” Мауро - в тюрьме”. Я теряюсь и 
вешаю трубку. Перезваниваю. Она повторяет те же слова. Нет, конечно 
же, это сказывается ее болезнь.
• А за что его забрали?- подыгрываю я.
Она невнятно говорит о каких-то трех миллионах - и это меня 
настораживает. Переспрашиваю:
• Извините, не совсем понял…
• Он не хотел утром вставать на работу. Пришли карабинеры, надели
наручники и увели его в тюрьму Казальгранде…
• Будем надеяться,что это не надолго. Всего доброго. Выздоравливайте.
Через пару дней звонок. Мауро чуть ли не плачет:
• Я здесь больше не могу! Брат попросил помочь ему размельчить
щебень в камнедробилке… Я засыпал, а он в это время сунул руку под 
ленту транспортера… Переломало все кости! Слава Богу, сухожилия 
целы…-  И вдруг:” Подожди! Мама куда-то сорвалась, убегает…”
Я слышу, как он кричит:” Мама-мама, постой! Куда ты?!” Потом - какой-то 
шум, грохот и отдаленно- голос Мауро: 
- Перезвоню!
Иду проторенным путем: звоню своему знакомому и, поливая по чем зря 
немецких автомобилестроителей, прошу еще 1500 долларов на детали 
для “мерседеса”.
• Заедет тот же человек,- уверенно произношу я единственные слова 
    правды.- Он снова собирается в Москву.
• Да не повезло тебе с машиной,- сочувствует мой знакомый,- менять        надо…
• Конечно! Вот починю - и сразу же продам… Большое спасибо!
• Никто бы этого не сделал,- говорит мой знакомый, имея в виду, что давать в долг  в Италии считается признаком безумия. Но , как верно заметил писатель Генри Джеймс, уж  если кто заслужил расположение порядочных итальянцев, то приобрел в них друзей на всю жизнь.    

Звонит Гоша:
Жди своего друга. В Москву собирается. Я его в Италии видел: пластиковые бутылки в машину загружал.
- На фиг?
•    - Говорит, по дороге минеральной воды наберет в каком-то 
источнике. Словом, опять будет болтаться здесь, пока “не закипит     обратно”.

В 4 часа утра звонок в дверь. Небритый, с ввалившимися от усталости 
глазами Мауро с порога объясняет ситуацию:
- Хозяйка, сука, поменяла замок! Ну разве так делают?! Вот у нас, в Реджо Эмилии…
Мы перетаскиваем ко мне домой вещи из его машины -маленького 
“рено”, который за 500 долларов был куплен в Сан-Марино специально 
для того, чтобы возить по точкам лохматого Юру.
- Машина - сказка! - нахваливает малолитражку Мауро,- за три тысячи 
километров не съела ни грамма масла! - Эти слова я слышу всякий 
раз, когда он показывает мне свой очередной автомобиль. В его устах 
они звучат как цыганская присказка:”Смотри,  какой конь! Бери - не 
прогадаешь!”
Сидим на кухне, пьем чай.
- Спасибо за деньги,- говорит он.- Младший брат, он не такой жмот как 
средний, подкинул еще пару миллионов… Так что пока жить можно… 
Главное я здесь! Знал бы ты, как дома было невыносимо! Жил как раб! 
Пахал у братьев практически за хлеб! А ведь это я создал их фирму…
Слышно, как где-то звенит будильник. Через некоторое время -
другой. Затем -третий. Теперь будильники звенят 
вразнобой, индивидуально. Раньше же это был хор, звуковая эмблема 
единства.
Дождавшись “приличного” часа, звоню хозяйке квартиры и договариваюсь о встрече, которую она, почему-то, назначает на лестничной клетке, около лифта. 
Заскакиваем по моим делам в редакцию и едем в Коньково. На кольцевой с лопатами в руках суетятся  лужковские старатели - и машины еле ползут. Около съезда на Алтуфьевское шоссе минут двадцать “сидим в пробке” и созерцаем национальную российскую триаду - выстроенные в ряд вдоль дороги  винный завод, психдиспансер и церковь. Чуть впереди рекламный щит « Агрикола – удобрения». Что бы сказал римский историк Корнелий Тацит, узнай он, что его родственника, о котором он  написал известнейшую книгу, - консула и наместника в Британии – Гнея Юлия Агриколу сравняли с... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2