О отце

                                                        О отце.

      Биография моего отца, Самокрутова Владимира Афанасьевича, достойна книги.

      …Отец очень гордился своим нагрудным знаком «10 000 часов налета». Может, у пилотов, летавших на самолетах, такой и больший налет не был редкостью. А вот у вертолетчиков – у единиц. Вдобавок ему довелось летать без одного легкого (коллеги сравнивали его с Маресьевым). Только без ног летчики иногда летали, а вот без легкого… Об этом в газете «Советская Россия» в 1982 году была большая статья, посвященная тематике строительства БАМа с его портретом на развороте (статья называлась «Вернулся в небо»).

    …Его путь в авиации был непростым. Родился он в 1940 году на Урале. Отец его погиб на фронте Отечественной войны. С детства мечтая о небе, он готовил себя к профессии пилота, еще в школе активно занимаясь спортом и авиамоделированием. И в 18 лет поступил в военное авиационное училище в Борзе, выдержав сложнейший отбор по здоровью. В 1960 блестяще закончил училище, получив звание лейтенанта и профессию пилота реактивного бомбардировщика Ил-28. Открывалась блестящая карьера офицера-летчика ВВС, и даже теоретическая возможность попасть в космонавты. Но тут вмешалась история. Как известно, Н.С.Хрущев в эти годы проводил жесткие реформы, и он с присущей ему категоричностью заявил, что военная авиация и военно-морской флот – это прошлый век, что главное оружие теперь – межконтинентальные ракеты. И в 1960 году было объявлено о сокращении 1 млн. 200 тыс. военнослужащих. Выпускникам училища вручили погоны и здесь же зачитали приказ об увольнении из армии. Для молодых, отборных ребят, мечтавших защищать небо СССР, это было почти катастрофой. Не всем нашлось места в авиации, кто-то из них даже вынужден был уйти работать на завод. Но отцу относительно повезло. Только что было организовано Кременчугское училище ГВФ, где впервые в стране начали организованно готовить пилотов вертолетов (видимо, до этого вертолетчиков переучивали из летчиков, летавших на самолетах). И молодому экс-лейтенату Володе Самокрутову, как одному из лучших выпускников, предложили летать на вертолете. Он отправился в Кременчуг, где буквально за несколько месяцев переучился на вертолетчика -- вначале на Ми-1, а затем на Ми-4.

     Конечно, для летчика реактивной авиации это было понижение --  перейти с реактивного самолета в «поршневую» авиацию. Но альтернативы не было. Он получил назначение вторым пилотом в Улан-Удэ. Потребность в вертолетчиках была в Сибири огромной. И ему суждено было измерить всю Сибирь и весь Север страны вдоль и поперек. Будучи в Улан-Удэнском отряде, он выполнял правительственное задание в Монголии по борьбе с эпидемией падежа скота. Застал столицу Монголии Улан-Батор еще почти целиком состоящей из юрт, как во времена кочевников. Затем перевелся в Иркутский 190 летный отряд. Работал и на Крайнем Севере, в Тюменской области и Нижневартовске. В конце 60-х, обслуживая геологическую экспедицию в Ингашах, встретил свою вторую половину, которая стала моей мамой (она работала тогда радисткой в экспедиции). Из-за своего прямолинейного характера не сделал особой карьеры, не получив даже собственной новой квартиры, ему дали лишь вторичное жилье. Он говорил, что совершил стратегическую ошибку, не захотев пойти учиться в академию. Но для этого нужно было на несколько лет отложить летную работу и засесть за учебники, а он хотел летать. Став опытным пилотом, он получил допуск к инструкторской работе, дав путевку в жизнь многим молодым летчикам (многих вторых пилотов вводил командирами).

   …Профессия летчика  вообще опасная, а труд вертолетчика опасен даже по авиационным меркам. Ведь вертолет – машина экстремальная. Его задача – сесть там, где не сядет самолет. Они летят туда, где надо приземлиться на крохотную площадку. Лесные пожары, поисково-спасательные работы, полеты в отдаленные и труднодоступные районы страны… Ми-4 – машина в управлении сложная, отличавшаяся капризным характером, нередки были неисправности; говорят, бортмеханикам очень сложно было ее обслуживать. В первые годы эксплуатации этих машин отмечалась высокая аварийность, очень многие его друзья-вертолетчики в те годы погибли. Свой вертолет он называл ласково (а может, и не очень ласково) – «бетономешалка». Ему неоднократно приходилось попадать в экстремальные ситуации, садиться «на вынужденную». И в 1974 году случилось то, что изменило всю его жизнь.

     Он вез вахту нефтяников, и на его вертолете отказал гидроусилитель руля. Машина почти потеряла управление. И его, и всех, кто был в вертолете, спасло его мастерство и сильные руки. Он сумел, применив запредельное усилие (причем левой рукой) удержать машину и посадить ее. Говорили, что левой рукой сумел преодолеть усилие в несколько сот кг. Все отделались легким испугом. Думали, что все обошлось. Но для него ужасы только начинались. Здесь призову свое медицинское образование.

     …Это патологическое состояние называется ГПОД – грыжа пищеводного отверстия диафрагмы. Грубо говоря, от запредельного физического усилия желудок вылез через пищеводное отверстие диафрагмы в грудную полость. Врачи диагностировали это не сразу. На рутинном рентгеновском снимке эта патология не видна. Сжатый в отверстии желудок начинает терять кровь. Клинически у него развилась анемия. Его положили в областную больницу (тогда она была на бульваре Гагарина), и предположили патологию крови. Гематологи исключили свои заболевания, и, наконец, медики выяснили проблему. Ему порекомендовали операцию в отделении грудной хирургии.  И доблестный хируг-наркоман Викулин, зайдя в грудную полость, скальпелем зацепил пищевод. А пищевод имеет свои особенности строения, у него гладкая мускулатура очень тонкая, и малейшее повреждение приводит к тому, что он расползается. Вдобавок ко всему этот идиот-хирург решил, что легкое поджато, и резецировал его, удалив две доли. И после операции дефект в пищеводе привел к тому, что пища попала в средостение, и развился гнойный медиастинит (воспаление плевры, обращенной в сторону сердца). Грозное осложнение, чаще всего приводившее к смерти.

    …Врачи сообщили его жене, что он обречен. Но его верная и любящая жена, моя будущая мама Самокрутова Валентина Павловна, не сдавалась. Целых полгода ухаживала за ним, своей стойкостью поражая видавших виды медработников. Ее забота, тщательный уход и антибиотики все же спасли его жизнь, помог крепкий организм. Друзья-летчики тоже помогали. Комэск Янушковский обратился в ИВВАИУ, и курсанты сдали для него кровь для переливания. Заведующий отделением Шинкарев и хирург Антипин диву давались. После стабилизации состояния его отправили в Ленинград, где в клинике Военно-медицинской академии ему сделал повторную операцию знаменитый в те годы военный хирург-фронтовик, профессор Федор Иванович Горелов. Он пошел на поправку. Но все же удаленное легкое не позволяло ему летать. Он стал работать инженером ПАНХ, но по-прежнему мечтал о летной работе. Уже после операции, в 1976 году, у него родился сын Павел. После длительного хождения по инстанциям (даже ездил в Москву), через кучу бумаг и дополнительных медкомиссий он все же добивается восстановления для полетов. Его направили из Иркутска в Нижнеудинск, где долетывали свои последние годы уже морально и технически устаревшие Ми-4. Большинство его коллег уже тогда переучились на новые Ми-8, но ему полетать на них уже не было суждено. Последние годы своей авиационной карьеры он работал в Нижнеудинске, дома не бывал по много месяцев. В те годы он принял участие в строительстве БАМа. На знаменитой «Золотой смычке» в Куянде его вертолет поднимал съемочную группу программы «Время», ведущую репортаж с воздуха. Но «четверки» снимались с полетов, и в 1986 году, в возрасте 46 лет, он ушел на пенсию.

    …Дальше была работа инженером по применению авиации в «Иркутскгеофизике» и непростые перестроечные годы. Жизнь была сложной, денег вечно не хватало, но помогала его неплохая (по пенсионным меркам) пенсия работника Аэрофлота. В 1990 году его постигла страшная трагедия – погиб в аварии его старший сын от первого брака. Эта потеря здорово подкосила его изношенное здоровье. Вдобавок он много курил, эта пагубная привычка, бывшая у него еще с училища, окончательно добила его единственное легкое. Он твердо хотел дать мне высшее образование. И я в 90е учился в медицинском университете и имел возможность не работать. Большой гордостью для него был мой «красный диплом». У него, не имевшего высшего образования, был стереотип, что, как он говорил, «верхнее образование» дает в жизни много возможностей. К сожалению, в реальной жизни это вовсе не так. Он поддерживал меня все непростые послеинститутские годы. Но с годами все хронические заболевания рано или поздно дают декомпенсацию, и когда ему перевалило за 60 лет, у него развился обструктивный бронхит и эмфизема легкого. И в 2007 году он упал на даче с лестницы и повредил диафрагму, от шока скончался в больнице. Ему было всего 67 лет.

    …До сих пор у меня в столе лежат его синие погоны Аэрофлота и нагрудный знак. А на памятнике на могиле мы поместили ту самую фотографию, где он в полной летной форме улыбается на камеру корреспонденту «Советской России». К сожалению, о нем мало упоминали в летописях Иркутского аэропорта. Лишь в книге «Воздушная гавань Восточной Сибири» в тексте мельком упомянута его фамилия в главе про 190 летный отряд. Хотя один из авторов этой книги, известный штурман А.Ф.Фатин (ныне покойный), знал его лично много лет. Фатин-то и принес мне после смерти отца эту книгу с дарственной надписью. Очень хорошо его знал известный сибирский писатель-летчик Валерий Хайрюзов, обещавший мне написать о нем.

 павел самокрутов