Были самые мрачные времена конца девяностых. У нас в редакции на общественные нужды оставалось пятьсот рублей. Для одного человека это, может быть, были деньги… Не помню, кто позвонил мне и сообщил о смерти Михаила Федоровича Платова. Он был первым главным редактором гражданской службы мониторинга (радиоперехватов) Комитета по телевидению и радиовещанию при Совмине СССР. Такая структура была восстановлена в январе 1964 года после почти десяти лет хрущевской оттепели, которая, слава Богу, уже завершалась, хотя Никиту Сергеевича еще не сняли. Платов пережил и Яроцкого, и Бирюкова. Он был первым, а я еще не знал, что стану последним и так же, как и он, уйду раньше срока.
Платов (кстати, он был родственником атамана Матвея Платова – героя Отечественной войны 1812 года) на новом посту не продержался и года, его досрочно отправили на пенсию. Как ему представлялось, виноват был Александр Николаевич Яковлев. Он тогда возглавлял сектор идеологического отдела ЦК КПСС и будто бы говорил, что информационные сборники для высокого начальства не должны подвергаться цензуре. Оказалось – не так. Ругать руководство, как и во все времена, не приветствовалось. С тех пор Михаил Федорович не ходил на службу вплоть до кончины своей более тридцати лет. Ему было далеко за девяносто.
Я позвонил Александру Сергеевичу Плевако, который под начальством Платова трудился еще в югославской редакции в период конфронтации с Белградом. Тот сказал, что проходит реабилитацию после инфаркта... Кстати, прошло двадцать лет, он жив до сих пор.
Взяв пятьсот общественных рублей, я поехал со своим коллегой по агентству «Эфир-дайджест» Володей Сукновым в пустынный район на юго-западе, где в семь вечера на холодном ветру мы стояли одни у крематория. Стало темнеть. Нам показалось, что мы перепутали и приехали не туда. Уже собирались покинуть это пустынное и леденящее душу место, когда появился похоронный автобус.
Шестидесятилетний сын Платова, выглядевший лет на сорок, бодро выскочил из автобуса, пожал нам руки, поблагодарил за деньги. По его словам, он только что вернулся из Японии и все заработанные средства якобы пошли на траурные мероприятия. С ним был всего один сослуживец. Мы вытащили и перенесли закрытый гроб к единственному подъезду крематория, где горел еще свет.
В зале прощания нас со служительницей было всего пять человек. Речей над телом усопшего не произносили. Узнать в исхудавшем с длинной бородой старике Михаила Федоровича было трудно. Он до восьмидесяти лет был кровь с молоком, а в девяносто – энергичен, подвижен и достаточно упитан.
Некогда Платов относился к людям известным, богатым и благополучным. Он и Вадим Синявский вели прямой радиорепортаж с ноябрьского парада 1941 года на Красной площади, Михаил Федорович возглавлял бригаду военных корреспондентов, бывавших не раз на передовой.
Мы с ним особенно сблизились в начале девяностых. Ему захотелось выправить пенсию и не хватало трех-четырех месяцев стажа, которые почему-то не значились в трудовой книжке. Я – молодой и мнивший о себе много директор «Эфир-дайджеста» – написал запрос в ФСБ и его неожиданно удовлетворили.
Нам с Михаилом Федоровичем разрешили посетить секретное хранилище, и пока мы искали, что нужно, обнаружили много интересного. Да и то, что нужно, оказалось еще более удивительным. О тех, кто ходил в разведку (сформулируем так), в закрытом личном деле писали карандашом. Если человек не возвращался, стирали ластиком, в противном же случае – обводили чернилами, иногда меняя суть задания и место его проведения. В общем, забыли обвести – в том и заключалась проблема.
А написано было карандашом, что Платов «с декабря 1941 по март 1942 года работал у Николая Васильевича». Точка. Где? Кем? У кого?.. Старик вспомнить не мог. Скорее всего, была командировка на фронт. Но именно этих месяцев для притязаний на более высокую пенсию не хватало…
По окончании краткой и скромной церемонии решили помянуть отошедшего в обители небесные. Вчетвером отправились к бывшей любовнице сына, она в последние годы и присматривала за стариком.
В однокомнатной квартире, где она жила, был накрыт стол. Выпили хорошо, вспоминали злодея Яковлева, который был тогда жив.
Михаил Федорович после преждевременного и неожиданного ухода на пенсию от нечего делать установил себе один день в неделю без еды. По понедельникам он пил только чай и не нарушал этого странного поста. Бывшая любовница сына полагала, что Платов уморил себя голодом. Устал жить, утверждала она.
Позднее она позвонила мне и попросила что-нибудь написать о нем.
09.05.2015 – 04.10.2018
4 октября 2018
Иллюстрация к: Платов