Безумство страсти и любви (эротика)

Она вошла в отдел на пятнадцать минут раньше девяти, и сразу же пошла к своему столу. Проходя мимо уже обложенной какими-то документами Юлии Сергеевны, Ксения услышала, как «вредина» проворчала ей вслед, словно бросила ей в спину камень: «Конечно, с такой поддержкой руководства можно и попозже приходить».

Ксения быстро обернулась с желанием ответить что-то резкое и колкое, но на глаза ей попалась сотрудница, сидевшая за рабочим столом у окна. Она с какой-то лаской и теплотой, но, одновременно и с мягким предупреждением,  смотрела на неё и отрицательно качала головой.

Она послушалась молчаливой просьбы, сдержала готовый прорваться, словно бурный, всё разрушающий поток, колкие, злые слова и, не отвечая, лишь бросила на неё презрительный взгляд. И «вредина», исподтишка наблюдавшая за «много о себе мнившей» девчонкой, как она считала, опустила взгляд.

Ксения поняла, первый раунд её вхождения в коллектив она, кажется, выиграла.

В обеденный перерыв, когда в отделе остались только задержавшаяся сотрудница и Ксения, она подошла к ней и поблагодарила за поддержку.

Не надо благодарности, ответила она, Юлия Сергеевна очень добрая, отзывчивая женщина, и её надо понять и простить. У неё дома горе - дочь попала в аварию, лежит в больнице, внук и внучка остались на её попечении, вот она иногда и теряет голову от безысходности. А, так, повторила сотрудница, она добрейшей души человек…, уж вы поверьте мне, и простите её.

Даа, чтобы понять хитросплетения судеб человеческих, хотя бы в небольшом коллективе, надо не один день или месяц проработать с этими людьми, подумала Ксения, и спросила:

- А, скажите, кто такой Александр Николаевич? Почему все к нему обращаются с разными вопросами и непонятками по работе? 

- Александр Николаевич? Разве вам заведующий не рассказал о структуре нашего отдела, и «кто, есть, кто»?

- Неет. Он, ничего не объясняя, привёл меня к вам и… всё.

- Придётся мне, вместо «зава», объяснить вам некоторые вещи, произнесла сотрудница: 

«Знаете, Ксения, кроме того, что Александр Николаевич опытнейший в нашем отделе работник, он ещё и начальник отдела. Он наш непосредственный начальник, а Юлия Сергеевна - его заместитель. А мы, в том числе и вы, рядовые сотрудники. Вот так вот, девочка. Да, по поводу разговоров о девушке, ушедшей в декретный отпуск - не хочу распространять сплетни о ней, потому что ничего не знаю, да и вам советую поменьше слушать досужие вымыслы», и вышла из отдела

Интересное «кино» получается, пожала плечами Ксения и тихонько вздохнула. Значит, наш зав., приняв меня на работу и пообещав всяческую поддержку, просто бросил меня, как слепого щенка в воду, и теперь будет наблюдать со стороны - выплыву я или нет. Если выплыву, вернее, если справлюсь со своими обязанностями и не сдамся, то я останусь в отделе, а если нет…. И она, сопротивляясь новому испытанию судьбы, твёрдым голосом произнесла: «Не дождётесь! Я справлюсь! Я сильная!»

                                                       *     *     *

Ксения медленно, как говорится «Заплетаясь, нога за ногу» возвращалась с работы. Мысли в голове совершенно отсутствовали, в ней было совершенно пусто, и она была тяжёлой, как чугунный звенящий котёл. А раз в голове звенит, а в ушах какой-то шум, то я, скорее всего, заболела, решила она, и слегка возмутилась от обиды на судьбу - только начала работать, и нате вам, получите!  

Она не знала или забыла, что иногда такое состояние бывает у человека после напряжённого умственного труда. Что за эти два дня, первых два дня её самостоятельной работы, на неё навалилось столько всего, что одной ложки не хватит чтобы разгрести.

Подойдя к дверям подъезда, она подумала, а почему бы мне не посидеть на лавочке во дворе, и не подышать свежим воздухом? Почему бы не посмотреть на играющих ребятишек и занятых пустым разговором их мам? И она, спустившись со ступенек, направилась к ближайшей скамье. А на ней…, на ней сидел Андрей, и держал в руках что-то обёрнутое в газету, и наблюдал, как два карапузика выясняют между собой отношения.

- Здравствуйте Андрей, - садясь на скамью, поздоровалась она. Вы, как здесь… оказались?

- Я? Я вспомнил, что вам очень, ну, очень нужна эта книга, - и он галантно, полунаклонив голову, вручил газетный свёрток девушке.

- Спасибо! Вы даже не представляете, как выручили меня, Андрей. Спасибо! - ещё раз поблагодарила она хлопца, и признательно посмотрела на него, и вздрогнула - на неё ласково улыбаясь, смотрел Юрий!

Не иначе как это наваждение, галлюцинация от болезни, испуганно решила Ксения. Как мог Юрий найти мой дом? Знает, где я живу только Андрей, он подвозил меня к дому на такси, а Юрий…, он не мог здесь оказаться, если только…

Ксения, смотря в глаза Андрею-Юрию строго, но с каким-то даже вызовом в голосе, испуганно спросила:

- Юрий, тебе Андрей сказал мой адрес? А, почему он сам не пришёл?

Андрей-Юрий взял её руки в свои, и как-то странно, непонятно для неё, ответил:  

- Какой Юрий? При чём здесь мой брат, я же Андрей. Ты случайно не заболела? 

Наверное я, действительно, заболела, подумала Ксения, раз начала путать Юрия с Андреем.

 Ноо… они так похожи друг на друга, такие… одинаковые. И, поднявшись со скамьи, вежливо сказала: «Вы простите меня Андрей, я что-то очень плохо себя чувствую. Мне нужно домой».

А когда он тоже поднялся и, подхватив её под руку, повёл к двери подъезда, она быстро произнесла:

- Не надо меня провожать. Я сама дойду.

И почти бегом направилась к двери.

А в голове, перекрывая звон, вертелась не дающая ей покоя, мысль - так Андрей это, или Юрий? Юрий это, или Андрей? Что со мной? На миг мне показалось, что это вовсе не Андрей принёс мне книгу, а его брат. Мистика какая-то.  

Неужели я совершенно не разбираюсь в людях, где мои знания физиогномики, где?

Не получая ответа, со звоном и шумом в ушах, она открыла дверь своей квартиры и, не снимая одежд, упала на кровать.

Она надеялась, что уснёт, и во сне избавится от тревоживших её душу мыслей, но сон не приходил. Она встала, выпила воды, и даже сполоснула лицо тёплой водой, но и это не помогло, не успокоило её. Перед её глазами то появлялось лицо Андрея, то почему-то смеющееся лицо Юрия, и они оба говорили: «Узнай меня. Кто я, Андрей или Юрий? Что, не можешь распознать, так не трудись, всё равно у тебя ничего не получится». 

Но молодой организм всё же победил - под утро она забылась тревожным сном.  А во сне её снова не покидали почему-то нагло улыбающиеся лица братьев. Что вам от меня надо, закричала она, оставьте меня в покое, я прошу вас! И с этим криком она проснулась.

Ночь не принесла ей отдыха: разбитая физически, с не прошедшей болью в голове, она, отхлебнув прямо из носика чайника холодного чая, отправилась на работу. Но и в троллейбусе, наблюдая за входившими пассажирами, она искала взглядом, и надеялась увидеть… Андрея.

Она не знала, да и откуда её было знать, что к ней, согревая душу слабеньким огоньком горящей свечи, и в то же время, раня, подкрадывается первая в её жизни любовь.

Она не знала, она была совершенно неопытна в любви. Она была младенцем, ещё не сделавшим ни одного шага по земле. И она не знала, что это страшное чувство, особенно если оно обрушивается на человека внезапно, без предупреждения, разрывает привычный мир к чёрту.

Любовь, словно капризная девушка, приходит, не спрашивая, и она же поражает из-за угла, как заправский бандит. Она всегда такая разная, но однажды испытав это чувство, забыть его уже невозможно.

Конечно, Ксения этого не знала, но чувствовала, после встречи с Андреем у стадиона и их совместной прогулки вдоль берега Днепра, что-то в душе её изменилось, что-то сдвинулось с мёртвой точки.

Она не знала, она только предчувствовала - приближается какое-то грозное событие в её не такой уж долгой жизни, и с приходом этого события она станет или очень-очень счастливой, или погибнет!

Кое-как дождавшись окончания рабочего дня, она, схватив сумочку, помчалась на остановку. Ей повезло, она всё же сумела втиснуться в переполненный троллейбус. И так, в тесноте, чувствуя на лице жаркое дыхание стоящей напротив полнеющей женщины, поехала.

В одном ей не повезло, сзади, сквозь тонкое платье и трусики, пытаясь вдавиться между её ягодиц, что-то тыкалось твёрдое. Она попыталась как-то отвернуть свой зад, чтобы избавиться от мешающего ей предмета, но как только она избавлялась от него, он тут же вновь находил её, и опять начинал  раздвигать ягодицы.

Не выдержав такого оскорбительного, и явно сексуально направленного действия, она, насколько позволяла ей теснота, повернула голову назад, и рассержено сказала: «Я чувствую ваш «конец», уберите его, пожалуйста!» В ответ она услышала, как молодой, чуть хрипловатый голос, явно издеваясь, произнёс: «Девушка, чтобы ездить с удобствами пользуйтесь такси». И почти без паузы обозвал её сукой.

От незаслуженного оскорбления, от невозможности ответить и продолжить поездку, лицо её покрылось красными пятнами, и она, приложив неимоверные усилия, на следующей остановке покинула троллейбус.

До её дома было ещё далеко, но она не рискнула воспользоваться общественным транспортом, а пошла пешком, и, наверное, в десятый раз вспоминала и переживала произошедший  неприятный инцидент. Идя по тротуару, она продолжала возмущаться поведением, судя по голосу, молодого человека, его невоспитанностью и грубостью.

Она называла его бессовестным, уродом, дегенератом, и закончила, назвав его недоразвитым ублюдком.

Выпустив пар негодования, Ксения дошла до следующей остановки уже немного успокоившаяся и, подождав несколько минут, села в троллейбус. В этот раз никаких недоразумений в дороге с ней не произошло. Основной поток пассажиров уменьшился, и она даже сумела найти свободное сидение.

Ещё, наверное, за сотню шагов до своего дома, она начала искать взглядом Андрея. Она даже немного постояла у скамьи, на которой он вчера сидел, ожидая её прихода, но его не было. Ещё раз оглянув двор, она, расстроившись от его отсутствия, поднялась к себе.

Почему-то сегодня у неё ни к чему не лежали ни душа, ни руки. Она бродила по квартире и, вперив глаза в образовавшееся вокруг неё, словно бы пустое пространство, думала о хлопце, об лишь слегка знакомом ей Андрее.  

Перемещаясь из одной комнаты в другую, бесцельно переставляя какие-то баночки и статуэтки, наверное, в десятый раз смотря на вазу с завядшими розами, она на какое-то мгновение решила о нём не думать. Она решила даже мысль о нём выбросить из головы, но это ей не удалось - его образ, его завораживающе ласковая улыбка, постоянно маячили перед глазами….

И вдруг, когда это произошло, Ксения даже не успела осознать, перед ней мгновенно, словно кто-то нарочно поменял местами фотографии, возник образ Юрия: такое же лицо, такая же одежда, такие же движения как у Андрея, и даже тембр голоса тот же.

И она испугалась! Испугалась вдруг возникшего осознания, что ей дороги оба брата! Ообаа…! Они, оба, заполонили её мысли, её душу и сердце, они оба были нужны ей.

Но так не бывает, неуверенно воскликнула она, и голос её, тревожный, с ноткой какой-то беспомощности и покорности судьбе, жалобно прозвучал в квартире.

                                                           *     *     *

Андрей отсутствовал почти неделю. Ксения, надеясь увидеть его сидящим на скамье, или прогуливающимся в ожидании её во дворе, возвращалась домой, нигде не задерживаясь. Она даже питалась всухомятку - боялась хоть на минутку задержаться после работы. Какие уж тут могут быть магазины и рынки - купит кусок колбасы и пакет молока или кефира, и быстро домой.

Она ждала его появления с какой-то болезненной мукой. Она даже спрашивала себя, когда же она успела так, до беспамятства, влюбиться? Неужели в ту первую встречу на пляже, когда он, ласково прикоснувшись к её телу, разбудил её? Неужели тогда? Да, она запомнила, и помнила всегда прикосновение его прохладной руки, вернее, помнило её тело. Это прикосновение она ощущала постоянно, оно тревожило её и… возбуждало. И она ещё раз спросила: «Неужели тогда?», и не смогла ответить.

Как-то вытирая пыль с подоконника, она взглянула во двор на горланящих, словно драчливые воробьи, ребятишек, и увидела его! Андрей сидел всё на той же скамье, и смотрел на её окно.

Она, ахнув, выронила из рук мокрую тряпку и, как была в домашнем халатике и в тапочках на босу ногу, так и выскочила с громко бьющим сердцем за дверь.

Как спустилась по лестнице, как выбежала из подъезда во двор, она совершенно не помнила, а подбежав к Андрею, бросилась к нему, обняла и, повиснув на его крепкой шее, стала неистово целовать.

Слёзы радости и счастья наполнили её глаза, она не вытирала их, и они, светлыми ручейками всё текли и текли. Глаза её, словно омытые весенним дождиком, сияли небесной голубизной, вторя глазам Андрея. И она, целуя Андрея, с нежностью в голосе шептала: «Любый мий. Сэрдэнько мое, як же я ждала тэбэ, сокил мий».

Находящиеся поблизости соседки смотрели на их встречу, и с завистью шептали: «Какая любовь, Якэ кохання! Какой он счастливец, така гарна дивчина так любыть його!» И покачивая головами, продолжали шептать «Эх, где наши годы, где наша любовь?» 

А Ксения была так неизмеримо счастлива, такая любовь переполняла её, и заставляла трепыхаться её сердечко до боли в груди, что она была готова умереть от нахлынувшей на неё любви,  нежности и счастья.

Ах, как она была счастлива, как счастлива, и какая любовь наполняла всё её существо, её душу!

А Андрей, обхватив её прильнувшее к нему молодое, горячее тело, заглядывая в глаза, шептал: «Коханна моя, ластивка моя, горлинка сизокрыла, я лэтив до тэбэ через поля и долыны. Сэрдцэ мое горило як у пламэни, облывалось кровью бэз тэбэ»

Какая-то старушка, скорее всего из соседнего подъезда, смотрела на их встречу и ворчливо говорила: «О то ж жинки потим и страждають от такого кохання. Хлопци нэ выдержують, тикають вид них як от скаженных»

Ксении было всё равно, что говорят и думают о её поведении, и вообще о них, соседки -  она радовалась встрече с любимым! Сейчас она была просто бесконечно любящей женщиной! И она, как любящая женщина, сразу почувствовала - в нём что-то изменилось.

На минутку прекратив целовать Андрея, она выпустила его из объятий и немного отстранилась, чтобы охватить всего его взглядом, и увидела, как за то время что она не видела его, осунулось, и потемнело его лицо.  Ей даже показалось, что он как то усох, похудел.

Боже ж ты мой, Андрей, воскликнула она, пойдём ко мне, у тебя такой измученный вид, что аж страшно смотреть!

Что ж, пойдём, я действительно вымотался за эти дни, и чертовски устал, согласился он.

 И Ксения, взяв его за руку, повела за собой.

Войдя в квартиру, она, немного смущаясь, показала ему, где находятся ванная комната и туалет и, сказав, я счас, почти побежала в кухню, чтобы приготовить  для Андрея какой-нибудь еды. И… замерла перед холодильником. Медленно открыв его, она заглянула внутрь: на средней полке сиротливо скучали половина бутылки молока и краюха хлеба!

Быстро переодевшись, она метнулась к одной соседке, другой, перехватила у них денег до получки, и побежала в ближайший супермаркет.

Вернувшись, она застала Андрея стоящим перед книжными полками - медленно вынимая из ряда книги, он внимательно рассматривал обложки. Обернувшись, он с каким-то восхищением произнёс: «У тебя богатая библиотека, Ксения», и посмотрел на неё. А она лишь ответила: «Родители собрали», и опять прошептав, я счас, я что-нибудь приготовлю на скорую руку», помчалась в кухню.

Он остался у неё на ночь! Ксения не возражала, хотя и побаивалась того, что может произойти. Впервые в своей девичьей жизни, она, застилая постель на двоих, с тревогой и некоторым страхом подумала, а как у них всё это произойдёт? Она не была столь наивной девушкой, чтобы не понимать, что Андрей не просто так остался у неё. В бытность свою студенткой, от иногда делящихся секретами сокурсниц, она знала, что хлопцы делают с девушками, когда остаются одни в квартире, и как «ласкают».

Эротическая картина вдруг возникла перед её глазами: она на миг увидела себя лежащей голой под ритмично поднимавшимся и опускавшимся телом Андрея, и непроизвольно, словно это происходит прямо сейчас, её тело вспыхнуло жарким огнём.

Она испугалась, она страшно испугалась, того, что сегодня с ней произойдёт, и заметалась по комнате, и зашептала: «Что я творю, что я творю, дура! Разве должна девушка первой приглашать парня, тем более в постель? Идиотка!»

А второе её «Я» возражало: «Какая разница, кто кому объясняется в любви, и кто первым пойдёт на уступки. Ты же любишь его, правда?» А она отвечала: «Люблю! Я очень его  люблю!» «Так какая разница, когда вы переспите вместе, говорило её второе «Я»? Какая? Ты же знаешь, это должно произойти не сегодня, так завтра. Так пусть это произойдёт сегодня».

Ксения вздохнула, словно она освободилась от раздиравшей её душу неуверенности, погасила свет в спальне, надела ночную сорочку, и чуть слышно позвала Андрея.

                                                      Глава шестая  

Ксения Павловна, вы сколько времени у нас работаете, как-то в начале рабочего дня спросил Александр Николаевич? И когда она, немного подумав, ответила - почти шесть месяцев, он, одновременно спрашивая и утверждая, сказал: «Ты уже многому научилась, и пора тебе, девочка, начать перенимать опыт других».

Как это, «перенимать опыт других», спросила она, не совсем понимая, что хочет сказать ей начальник отдела?

А он, по-отцовски заглянул ей в глаза, и сказал: «Вы, завтра, вместе с заведующим, поедете в Киев на конференцию». Затем, погладил её по голове, словно она была девочкой-несмышлёнышем, и, понизив голос, как бы предупреждая, добавил: «Смотри не наделай глупостей, Ксюша».

Она очень обрадовалась поездке в столицу, тем более что ей давно уже надоели все эти графики, циркуляры, сводки и схемы, ей разонравилось то, чем она занимается.

Это не «моё», как-то пожаловалась она Андрею. Я историк, а не канцелярская крыса, мне не хватает живой работы, и когда-нибудь я не выдержу, сбегу…

- Куда ты сбежишь, за границу, что ли? - целуя, с чуть заметной иронией  прервал её Андрей?

- В школу сбегу, к первоклашкам, учительницей, вот посмотришь! - ответила она.  

- Ну-ну, зарекалась коза в чужой огород не лазить, насмешливо произнёс Андрей, а её опять в нём застукали.

Говоря Андрею слова о побеге от канцелярской рутины, она вспомнила слова покойницы-бабушки, она, уча «уму-разуму» внучку, говорила: «Нельзя сделать хорошо то, что тебе не нравится. Можно сделать хорошо лишь то, что ты можешь, и к чему лежит у тебя душа».

Ксения, вспомнив её наставление, прошептала: «Как ты была права, бабушка».

- Что вы сказали, Ксения? - не расслышав её шёпота, спросил Александр Николаевич.

- Ничего, Александр Николаевич. Просто я вспомнила слова очень хорошего человека.

- Ааа.

Зав. отделом внимательно посмотрел на свою молодую сотрудницу.

- Не подведите меня, Ксения Павловна. Договорились?

Не подведу, ответила она, и на этой просьбе разговор их закончился. До самого конца рабочего времени, он к ней так и не подошёл.

                                                     *     *     *

Ксения, бездумно вычерчивая график успеваемости в школах, совершенно неожиданно  вспомнила, произошедший несколько месяцев назад, разговор с Андреем. Она и сейчас в мельчайших подробностях помнит, как отдыхая после любовного экстаза и поцелуев, она спросила его:

- Андрейка, тебе нравится то, чем ты занимаешься на работе?

- Не знаю, я не думал об этом, - ответил он, и внимательно посмотрел на неё. А что?

- Но, всё же?

- Я просто помогаю хорошим людям, избавляя их от плохих.

- Это хорошо…. А вот мне нечем похвастаться.

- Как так?

- Я простая канцелярская крыса.

- Ну, не совсем уж и плохо для девушки.

- Не знаю, не знаю…

Ксения какое-то время помолчала, покачала в раздумье головой туда-сюда, и хотела продолжить разговор, но Андрей, нежным, долгим поцелуем прикрыл ей рот. А затем, чуть навалившись, начал ласково поглаживать её груди, живот, и чуть ниже.

Её тело, поддаваясь его горячей руке и поцелуям, начало изгибаться от наслаждения, и она часто задышала от вновь охватившего возбуждения.

 А он, не прекращая поглаживать её, всё больше и больше подминая её под себя, и шепча: «Ксюха, тебе хорошо со мной?», довёл её до состояния, близкого к оргазму.

Она лишь успела ответить: «Да, милый. Не останавливайся», и мгновенно вознеслась ввысь, к вершине божественного наслаждения…

Немного позже, чуть отдохнув, и переведя сбившееся дыхание, она прижалась к Андрею, и решила продолжить незаконченный разговор, уточнить кое-что.

- Андрейка, а почему ты о себе никогда, и ничего, не рассказываешь…? Обо мне ты знаешь всё. Я, как та дурочка, о своей жизни и мечтах всё и сразу тебе выложила, а вот ты… нет. 

- А что рассказывать?.. Побывал во многих местах…. Повстречал на своём пути хороших и плохих людей…

- У тебя… яркая жизнь.

- Ты не права. У меня, он пожал плечами, обыкновенная жизнь, такая же, как у всех наших людей.

- Скромничаешь?

- Даже не думал.

На этом их «постельный» разговор закончился, потому что последние сказанные им слова она услышала уже сквозь лёгкую дремоту. И уже засыпая, она подумала, что забыла у него спросить, только вот о чём…, чуть забеспокоилась она? А сон всё сильнее и сильнее захватывал её в свои волшебные объятия, не отпускал её, не давал вспомнить. Ладно, утром спрошу, решила она, и сон накрыл её своим крылом.

Утром, ставя на стол сковородку с поджаренными яйцами и салом, она, как бы только сейчас подумав об этом, спросила у ожидавшего завтрак Андрея:

- Андрейка, ты киллер?

Она хотела задать этот вопрос с шуточной интонацией в голосе, но получилось как-то не так, а увидев, как его взгляд стал меняться, мгновенно замолчала.  

Он услышал мои слова и понял смысл сказанного, догадалась Ксения, потому что он как-то исподлобья, снизу вверх, посмотрел на меня и взгляд его через мгновение изменился - из ласкового и тёплого, он стал холодным, режущим, и… чужим.

Ксения испугалась, она никогда не видела Андрея таким и, не промолвив больше ни слова, тоже села завтракать. В голове её заскакали, замельтешили тревожные мысли: она думала, что он воспримет её вопрос как-то по-другому - или отшутится, или скажет просто «Какой из меня киллер?», но вот чтобы так изменился его взгляд, она даже не думала.

- Я не киллер! - резко ответил он.

 И, взяв в руки вилку и нож, положил себе на тарелку половину яичницы.

Ксения, продолжая смотреть на Андрея, на то как он ест, не совсем уверенно, но всё же решив разобраться до конца в волновавшем её вопросе, сказала:

- Тогда, Андрюша, объясни мне, что за работа у тебя такая? Ты уходишь из дома то утром, то в обед, а то и в полночь. Приходишь тоже в разное время, иногда не появляешься дома неделями. Я же волнуюсь, переживаю за тебя - не случилось ли что с тобой?..  

Она, сделав паузу, словно для того чтобы передохнуть и набрать воздуха в грудь, продолжила:

…а может ты нашёл себе другую девушку? Так ты скажи, я не буду мешать твоему счастью. И всё же слёзы обиды и непонимания её тревоги и заботы, ручьём, смачивая халатик, полились из её глаз.

- Ксюха, ты вроде умная дивчина, а такое говоришь. Андрей вышел из-за стола, подошёл к плачущей девушке, и стал гладить её по голове и приговаривать: 

- Дурочка, ну какой я киллер, просто я работаю в…  

Он замолчал, не закончив предложение. А через мгновение, словно одумавшись, вновь заговорил с нежностью в голосе, но тоном, не дающим права усомниться в его словах:

…ты же знаешь, да я как-то говорил тебе, я работаю простым агентом…

Услышав слово «агент» она насторожилась. В её понимании  профессия агента опасна не только для Андрюшеньки, но и вообще для всех агентов.

А он, не заметив её настороженности, продолжил: …по продаже запасных частей для сельскохозяйственных машин.

Услышав, какой он агент, она успокоилась, потому что на такой работе не стреляют, а главное, ничего её Андрейке не угрожает. 

Слёзы постепенно перестали капать на халатик, и  она, слизнула с губ последнюю влагу. Глаза её вновь засияли небесным светом любви и восхищения Андреем. Она прижалась к любимому, вздохнула, словно освобождаясь от тяжести, и уже спокойно продолжила слушать его «оправдания и объяснения».

А Андрей, заглядывая ей в глаза и изредка нежно целуя, говорил: …поэтому мне приходиться колесить по районам области иногда неделями. Чем больше я продам, тем выше у меня комиссионные…, разве плохо?

Нет, что ты, Андрейка, деньги нам нужны, и жалобно досказала, но ты так надолго иногда уезжаешь, а мне без тебя очень плохо.

Потерпи моя родная, вот поднакопим деньжат, и махнём мы с тобой в отпуск на какие-нибудь Канары. А хочешь… на Бали, или…, да куда захочешь.

Ксения слушала Андрея, наслаждалась его предложением отпуска и куда они поедут. Вся под впечатлением его слов и представлявшихся ей красочных картин, ей всё больше и больше хотелось отблагодарить своего мужчину, такого заботливого, ласкового, и такого желанного.

Она смотрела на него, слушала его, и страсть, эта воровка чистой любви, начала заполнять каждую клеточку её мозга, наполнять её тело.

Не выдержав искушения, она взяла его за руку, и повела в спальню.

                                                         *     *     *  

Вернулась она из Киева через три дня совершенно неудовлетворенная поездкой. Отправляясь на конференцию, она надеялась почерпнуть что-то новое для себя, обогатить свои знания, но ничего этого и в помине не было. В докладах выступавших на первом месте были цифры, цифры, и цифры: они с увлечением перечисляли проценты успеваемости в школах и посещаемость, чертили на доске графики и таблицы. Но в их докладах отсутствовала забота об учениках и преподавателях, об усвоении учениками школьной программы, в них отсутствовала сама  жизнь, к которой они должны подготовить детей.  

Говоря об успеваемости, они перечисляли, сколько отличников и хорошистов они подготовили, но ни слова не было сказано о процветающем в школах завышении выставляемых ученикам оценок, о подгонке успеваемости под среднюю цифру по области, по району, по городу или селу. 

Большинство делегатов конференции, увидев на трибуне очередного докладчика, вначале, вроде бы заинтересованно слушали. Но их внимание было недолгим - услышав очередное перечисление цифр, они начинали явно скучать: и, прикрывая рты ладошкой, зевать.  

Лишь один докладчик понравился Ксении: низкорослый, сухопарый, таких людей насмешливо обзывают - «кожа да кости». Это был директор школы из Сум. К тому же, его украшала блестевшая в свете рамп, покрывающая половину головы, лысина. Он говорил о серьёзных проблемах в системе образования: о падении тяги учеников к учёбе, к знаниям; о недостаточной подготовленности самих преподавателей к работе с детьми. И даже о слабом знании предмета учителями, которые они, учителя, должны донести до учеников; о влиянии улицы и родителей на воспитание детей…

Также он говорил о плохой подготовке школ к учебному году и о недостаточном финансировании. Он поднял много вопросов, мешающих системе образования правильно, на должном уровне, воспитать будущее нашего государства, нашу молодёжь.

Только его доклад, почти без цифр, понравился ей, и она даже кое-какие его высказывания и пожелания записала в свой блокнот. Его доклад звучал в притихшем зале, и она слышала, как делегаты шёпотом говорили соседу или соседке: «Правильно. Верно он говорит, давно пора». И она тоже внимательно слушая докладчика, говорила себе - какие правильные, светлые мысли у этого директора в голове, все бы так переживали за свою работу.

Открыв дверь, она перешагнула порог и сразу же ощутила запах застоявшегося воздуха, словно квартиру давно не проветривали. В квартире было как-то пусто, чувствовалось, в этой квартире давно не было людей, в ней не чувствовалось живого духа, и лишь звенящая тишина окружала её. Она давила на уши, заставляла Ксению бродить из комнаты в комнату, и с горечью думать - Андрей снова пропадает в командировке со своими железяками, и нет никого, кто помог бы мне нарушить этот застой, эту пустоту и тишину.

 Как плохо, когда тебя никто не встречает, не бросается помогать скинуть дорожную одежду, подумала Ксения. У нас с Андреем, даже кошки или собачки нет. Ни-ко-го! Мы, расставаясь друг с другом, становимся одинокими путниками в жизни. Расставаясь, мы становимся одиночками в окружающем мире людей. И, наверное, поэтому ищут люди себе пару, и женятся, чтобы заполнить пустоту одиночества. Конечно же, человек не может жить в одиночестве, он стадное существо. Ему нужно чувствовать себя окружённым такими же существами, как он сам.  

Как плохо, повторила она, и одинокая слезинка скатилась из её глаз, за ней другая, третья. И она, бросившись ничком на холодную постель, зарыдала.

Наплакавшись вволю, она умылась, причесалась, и внезапно, словно чёрт шепнул ей на ушко, она вспомнила - в моём блокноте Андрей как-то, не знаю зачем, записал адрес брата, и даже станцию метрополитена написал. А вспомнив, она подумала, а не съездить ли к Юрию, проведать его, посмотреть, как он живёт? Найдя блокнот, она быстро раскрыла его и, полистав страницы, нашла нужный ей адрес.

Она сразу нашла его, словно он специально лез в глаза и, решившись, захлопнула за собой дверь квартиры. Только она совершенно не подумала о том, что сейчас середина рабочего дня, и Юрий может отсутствовать - быть на работе, в магазине, или  вообще, просто отсутствовать.

Уже в электричке она об этом вспомнила, но двери вагона, мягко зашипев, закрылись, и поезд тронулся с места. За окнами замелькали настенные картины, колонны, стоящие и куда-то спешащие люди, и вскоре пропали, слившись в одну непонятного цвета и размера полосу.

Затем, умчавшись от одной станции, электропоезд прибыл к следующей, и вновь нырнув в темноту, остановился на нужной Ксении остановке.

Выйдя из вагона, она пошла к выходу, поднялась на эскалаторе, и оказалась в совершенно незнакомом ей районе. Она никогда, даже сопливой девчонкой, не была здесь.

 Она шла, внимательно высматривая на стенах домов номера, а где их не было, спрашивала.

 Пройдя почти  квартал от станции метро, она нашла нужный ей, указанный в блокноте адрес.

                                                                           *     *     *

Трёхэтажный, защищённый деревьями от уличного шума, и огороженный чугунным литым забором дом, скорее походил на купеческий особняк, чем на современную многоэтажку.

Надо же, залюбовавшись представшей перед глазами картиной «старой» жизни, восхитилась Ксения. Я бы не прочь жить в таком районе и в таком доме, подумала она, и направилась к подъезду.

В обширном вестибюле, в углу, расположился, с совсем не покрытыми пылью листьями, огромный фикус, а рядом с ним стояло пара старых кресел. За деревянной стойкой сидела старушка-консьержка и, кажется, что-то  вязала - тонкие спицы так и мелькали в её, ещё проворных, старческих руках.

Увидев вошедшую, с удивлением разглядывающую помещение, девушку, она, не переставая ловко орудовать спицами, спросила: «Девушка, вы к кому?», и вопросительно, с неназойливым любопытством, подняла на Ксению чуть поблёкшие от старости глаза.

Ксения, почему-то заробев, быстро ответила: «Я к Данилюку Юрию. Он здесь живёт?»

Старуха, немного замедлила вязание, и коротко взглянув на девушку, то ли не расслышав, то ли не поняв о ком речь, прошепелявила:

- Ааа, так вы, значит, к хлопцу, спокойно ответила старушка, и, вероятно потеряв интерес к ней, равнодушно добавила: «Третий этаж, направо, шестая квартира».

Ксения, поднимаясь по широкой лестнице к квартире Юрия, всё больше и больше удивлялась, и поражалась увиденному. Она с нескрываемым любопытством, и в то же время с восхищением, разглядывала покрытые чистой кафельной плиткой, с отсутствующими на них скабрезными надписями, панели. А увидев стоящие на лестничных площадках кадки с растущими в них цветами, вообще умилилась.

Почему у нас не все подъезды в домах так выглядят, подумала она? Почему мы не бережём то, что нам принадлежит? А может в этом доме живёт другая порода людей? Так нет же, все мы люди, все мы человеки! Даа…, вероятно всё же мы чем-то отличаемся друг от друга, с лёгкой горечью решила она.

 Возможно, мы отличаемся воспитанием, а возможно мы сами, взрослые, подаём плохой пример своим детям, не приучаем их бережливости к своим вещам, к дому и квартире, в которых проводим большую часть своей жизни? Жаль…

Остановившись напротив двери в квартиру номер шесть, Ксения почему-то вдруг заволновалась и, робея, нажала кнопку звонка.

За дверью было тихо: не слышно было шагов, или какого-нибудь движения. Решив, что в квартире никого нет, она направилась обратно к лестнице. Уже взявшись за перила, она  услышала позади себя: «Ксения, подождите», и быстро обернулась - в проёме двери стоял Андрей и, улыбаясь, делал приглашающий жест рукой.

Андрюша, почему ты здесь? Почему не дома? - спросила она, испугавшись, что он бросил её, ушёл от неё, и бледность мгновенно покрыла её лицо.

А он, продолжая всё так же широко улыбаться, сказал:

- Опять вы, Ксения, ошиблись, я Юра.

И вновь сделав приглашающий жест, добавил:

- Проходите, не стесняйтесь…  

И с каким-то, чуть проявившимся тайным намёком в голосе, договорил:

…будьте, как дома.

Ксения, входя в прихожую, всё же не совсем уверенно прошептала: «Да не могу я так ошибиться! Что я, не знаю своего Андрейку, что ли?

Юрий, наверное, не расслышал мой шёпот и, Слава богу, решила она. Вдруг я всё-таки ошибаюсь, и он… Юрий. Хотя…, я чувствую, что это Андрей. Господи, я совсем запуталась в своих умозаключениях: сомневаюсь в словах Юрия, сомневаюсь в себе, в Андрейке…

Но он же никак не отреагировал, даже не вздрогнул, когда я назвала его Андрейкой! И сейчас он спокойно пригласил меня войти…. Нет, не понимаю. Неужели я уж совсем такая тупая дура?  

А он, продолжая улыбаться, подхватил её под руку и, сказав: «Можно не разуваться», повёл её, словно хвастаясь и выставляя напоказ своё жильё, по квартире. Она, действительно, была шикарной - в ней  мог бы жить Арамис, почему-то подумала Ксения.

                                                                      Глава седьмая

 «…Любовь является наиболее приятным, светлым и тёплым чувством

которое может испытывать человек.

Любовь нельзя путать со страстью - животной, обжигающей, туманящей мозг, и заставляющей совершать безрассудные поступки…».  

Показав почти всю квартиру, Юрий подвёл её к последней комнате, и Ксения восхитилась её убранству: обставленная старинной мебелью, с висящими на витых шёлковых шнурах картинами в багетных рамах с позолоченными бордюрами, она походила на музей. Высокие стены комнаты, при переходе в потолок, заканчивались молдингами с каким-то ветвистым орнаментом, а над люстрой, тоже шикарной, украшая потолок, красовалась  розетка. И комната была огромной, не меньше чем сорок квадратных метров.

Увидев всю эту роскошь, она тихонько ахнула от изумления, и даже позавидовала:  «Живут же люди. Это не то что моя квартира с пятьюдесятью квадратами общей площади. И вздохнула тихонько - «Даа…, живут же люди». Она медленно обернулась, чтобы выразить хозяину квартиры своё восхищение увиденным - Юрий стоял рядом с ней, и губы его кривились в чуть уловимой улыбке превосходства.

Я, наверное, пойду, Юра, тихо сказала она, и направилась в прихожую. Она и сама не заметила, как великолепие комнаты испортило её настроение, а может это сделала его улыбка? Что-то в ней изменилось - то ли зависть, то ли обида на владельца всей этой роскоши повлияли, но настроение её упало «ниже плинтуса», как иногда говорили её сослуживцы.

Владелец всей этой «роскоши», вероятно, заметил, как погрустнело её лицо, и сделал попытку исправить впечатление от посещения его бунгало. Это он так назвал квартиру, когда сказал, что это квартира уехавших в Таиланд родителей, и ему не принадлежит, он в ней только живёт.

 И, словно извиняясь, или чтобы она правильно поняла причину их поездки, пояснил: чтобы поправить своё здоровье и немного развеяться. И он же, взяв её руку и заглядывая в глаза, каким-то детским, просящим голосом, произнёс: «Ксения, пожалуйста, не уходите. Я прошу вас».

И она сдалась - может потому, что повлияла его просьба, а может потому, что он своим видом, своим голосом, напоминал Андрея.

- Вы, насколько я понял, только что из Киева приехали? - подводя девушку к дивану, и подкладывая подушку ей за спину, полуспросил, полуподтвердил Юрий. Затем, не дав ей времени для ответа, быстро, словно время было ему дорого, или он куда-то торопится, договорил, - я сейчас соображу что-нибудь перекусить. Кстати, чтобы вы не заскучали в моё отсутствие, посмотрите, он взглядом показал на лежащие  рядом с ней журналы, полистайте, и вышел из комнаты.

Юрий вернулся немного погодя, катя перед собой столик со стоявшими на нём - початой бутылкой какого-то вина, двумя бокалами и парой плиток шоколада, вазой с фруктами и виноградом, и парой тарелок с сыром и колбасой.

При виде столь богато сервированного столика, у Ксении, с утра ничего не имевшей во рту, кроме «маковой росинки», слюна наполнила рот, и она непроизвольно сделала глотательное движение.  

Вероятно, Юрий заметил, стесняясь своего желания немедленно наброситься на «вкуснятину», подумала Ксения, но потом решила - ну и, подумаешь! Он же теперь мой родственник! Почему я должна его стесняться?

 Заинтересовавшись формой винной бутылки, она решительно протянула руку и, взяв, вначале стала рассматривать этикетку - «Рымникское» было написано на ней. Ага,  не  «нашенское», прошептала она, и форма бутылки какая-то интересная - пузатенькая, не то что наши поллитровки.  Рассмотрев и повосхищавшись её формой и красочной этикеткой, поставила обратно на столик.  

А Юрий, неправильно поняв её действие, быстро откупорил бутылку, разлил по бокалам янтарную, словно впитавшую энергию летнего солнца жидкость и, подав развёрнутую до половины шоколадку, бодрым голосом произнёс: 

- Ну, что, «невестка», давай выпьем за более близкое знакомство!

Что-то в его интонации, при слове «близкое», не совсем понравилось ей. В его предложении прозвучала какая-то двойственность, и это немного насторожило её.  Но, подумав, что это ей показалось (он же теперь её родственник), она решила, тоже с шуточной интонацией, ответить.

- Что ж, деверь, давай выпьем за «знакомство», - и она пригубила вино из бокала.

Дотянувшись до вазы с фруктами, оторвала виноградную ягоду и, положив в рот, разжевала.

Вино её понравилось - немного, самую малость сладковатое, оно источало еле уловимый запах летних трав, и не было противным.

- Не, не, так не пойдёт!- запротестовал Юрий, - за первое знакомство пьют до дна.

Она взглянула на родственника - вроде бы в его взгляде ничего «такого» нет. И она, произнеся: «За первое знакомство можно и выпить», опорожнила бокал.

Напрасно я выпила до дна на голодный желудок, подумала она, почувствовав, как хмель растекается по её телу и дурманит голову. А Юрий, пока она разбиралась в своём состоянии, уже целовал её, сильно и настойчиво.

Она попыталась откинуть голову назад от ненужного ей поцелуя, но спинка дивана помешала. Тогда она начала уворачиваться от него, но прижатая к дивану, осыпаемая поцелуями, она вдруг поняла - это губы Андрея захватили её в плен. Боже, как же так, она не может ошибаться - её целует Андрей! Но, как такое может быть? Что со мною происходит, ничего не понимая, совсем растерялась Ксения. Что за мистика? Откуда здесь Андрей? Я же пришла к Юрию!

Но тело её уже начало терять напряжённость, начало поддаваться горячим настойчивым ласкам, и… желание любви захватило её.

Юрий! Андрей! - прошептала она и, окончательно побеждённая желанием, закрыла глаза и перестала сопротивляться. А он, как только ослабло её сопротивление, подхватил на руки, и понёс в спальню. 

Под его настойчивыми, требовательными ласками в ней просыпалось что-то низменное, животное. В ней просыпалась другая женщина - зверь! Она кусалась, вонзала ногти в его тело, царапала, вскрикивала от нахлынувшей животной, не контролируемой страсти. Она раз за разом тонула в тёмном омуте экстаза, и вновь выплывала…  

Устав от постельной баталии, она прикорнула на груди деверя. В голове медленно, словно воды широкой реки, текли мысли. Но одна из них, более беспокойная, более настойчивая, всё не давала Ксении забыться во сне, всё твердила: никогда ты думала, что способна быть такой чувственной и развратной. Никогда даже не догадывалась, что «такая» чувственность может скрываться где-то внутри тебя, и Юрий, а не Андрей, разбудит «это» в тебе.

Но мне так хорошо, как никогда ещё не было, тихонько прошептала она и, смежив веки, уснула!

                                                     *     *     * 

Утром, когда ещё сослуживцы не пришли, Ксения уже сидела за своим столом и разбирала записи и пометки, сделанные на конференции.

Как всегда рано вошёл в отдел Александр Николаевич и сразу же направился к ней. Придвинув стул поближе к её столу, чуть кряхтя сел, и начал «допрос».

Они между собой называли такие беседы «допросом». Почему «допросом», Ксения не знала, но ей они нравились. Она на себе испытала, и неоднократно, пользу от таких «допросов». В результате такой беседы-допроса она внезапно находила в своём отчёте ошибку, или вдруг её  осеняла какая-нибудь полезная мысль. Ей даже хотелось, когда такая мысль её посещала, крикнуть «Эврика!» Я поняла! И тут же, при всех, поблагодарить начальника отдела за подсказку, но благодарность застывала на губах - она стеснялась. 

- Как съездили Ксения? - поинтересовался он. Привезли в голове что-нибудь для нас стоящее?

Она, не произнеся ни слова, вручила «деду», как они между собой называли его, заявление с просьбой о переводе преподавателем в любую школу города.

«Дед» развернул, быстро пробежал глазами по тексту, и положил его на стол, намерено или нет, поближе к ней.

- Об этом, Ксения Павловна потом, - строго поджав губы, сказал он. А сейчас, как говорится, в устной форме, кратенько, расскажите о вашей поездке.

Ксения наморщила лоб, вспоминая, сосредоточилась, и чуть глуховатым голосом,  заговорила.

А начав рассказывать о бесполезности поездки, о непонимании, или сознательном искажении фактов выступавшими на конференции представителями городов и районов, она постепенно начала горячиться, и непроизвольно перешла от констатации фактов к обличительной речи.

- Ксения Павловна, вы, пожалуйста, не горячитесь.

Начальник отдела, положил свою руку на её сжатую в кулак ладонь, и спокойным голосом повторил - не горячитесь. Давайте спокойненько, по пунктам, разберёмся, а потом поговорим о вашем заявлении.

- Давайте! - с пылавшими от возбуждения щеками, согласилась она. Только чего тут разбираться - гниёт наша система образования на корню. Вот!  

- Хорошо сказано, Ксения. Вот вы побывали на конференции, многое поняли, так сказать, воочию, убедились, сколько нужно вложить труда, чтобы вернуть, хотя бы на прошлый уровень, совсем развалившееся образование.

Так кто же, как не вы, понявшие всю пагубность для наших детей современного образования, когда мыслительный процесс детей заменяется лишь умением владеть компьютером, будет бороться с такими программами? Кто?

Вы, перейдя в школу, вынуждены будете следовать инструкциям, рассылаемым нами, а мы министерствам. А если на ваше место придёт человек, не способный логически мыслить, а лишь «хороший, добросовестный» исполнитель приказов свыше? Как вы тогда поступите? Не будете исполнять приказ? Так вас быстренько уволят, и заменят более покладистым, не имеющим своего мнения работником. Так?

- Даа, - соглашаясь, протянула Ксения. Но тогда получается, что и мы виноваты?

- Конечно. Мы виновны в том, что, слепо подчиняясь склонившим голову перед Западом горе-новаторам, превращаем наших детей в приложение к компьютеру - зачем думать, зачем мыслить, нажал кнопку и вот тебе готовый ответ…

- Но ведь, Александр Николаевич, - возмутилась Ксения, - мы же превращаем наших детей в…

- Вы хотите сказать в «Бездумный скот»?

- Наверное так…, - и она покачала головой. Страшно-то как! Неужели нас, то есть, наших детей и внуков ожидает такая судьба?

- Да, девочка. Западные аналитики хорошо умеют считать и думать. Они понимают - чтобы поработить любой народ, надо его вернуть в первобытное состояние: навсегда отучить его… мыслить, думать…. Тогда этот народ словно безмозглая скотина будет подчиняться пастуху, а пастухами они мнят себя. Скотина тем и полезна, что не умеет рассуждать. Вы понимаете меня?

- Я вначале, когда вернулась с конференции, ещё не совсем понимала, куда нас ведут нововведения в нашей системе. Действительно, похвальбушки об увеличении количества классов, оборудованных компьютерами, всё это специально разработанная программа для отучивании наших детей мыслить, превращении их в роботов при компьютерах…  

- Ну, наверное, хватит об этом. Надеюсь, вы поняли, что к чему. Теперь вернёмся к вашему заявлению о переводе…

Александр Николаевич немного помолчал, словно собираясь с мыслями, и продолжил:

…сейчас середина третьей четверти…. Если вы будете настаивать на своём, то я помогу вам сменить место работы, но вы не успеете, как следует, познакомиться с детьми, привыкнуть к ним. Не лучше ли будет дождаться летних каникул, а потом, если не передумаете, с начала учебного года влиться в новый коллектив? Возможно, вам сразу дадут класс, и вы сможете привыкнуть к своим ученикам, а они к вам. Но, я повторюсь, вы уже не сможете, практически, повлиять на систему. Вы будете простым исполнителем чужой воли, чужой, неприемлемой для вас, программы…. Так как?

Ксения задумалась, а Александр Николаевич не торопил её с ответом.

Начали подходить сотрудники и, не обращая внимания на сидевших, мало ли какая причина в их молчании, начинали заниматься своими делами.

- Александр Николаевич, - подняла Ксения взгляд на начальника отдела, - вы правы, я остаюсь.

- Вот и правильно, Ксюша, - по-отцовски назвал он её, - не торопись с переводом, поработай с нами, поразмышляй, а коль твёрдо будешь уверена, тогда и принимай решение.

- Спасибо вам Александр Николаевич, - и Ксения ещё раз поблагодарила за «допрос» мудрого «деда», - спасибо.

После работы, она забежала в магазин, купить кое-что из продуктов.

 Уже подходя к дому, она посмотрела на их с Андреем скамью - она была пуста, а подняв взгляд на окна своей квартиры, увидела - оконные шторы, как были задёрнуты ею перед поездкой в Киев, так и оставались. Значит, Андрей всё ещё не вернулся, решила она. Поднялась на свой этаж, открыла дверь, и мгновенно запах давно не проветриваемого помещения, встретил её.

Квартира была пуста.

Пройдя в кухню, открыла холодильник и, разложив продукты, направилась в залу. Непроизвольно бросив взгляд в сторону кухонного стола, увидела одиноко белевший листок. Кажется вчера его не было, подумала она, я бы увидела. Откуда он взялся?

А поднеся к глазам, узнала почерк Андрея, он, как всегда телеграфно, при помощи коротких, отрывистых фраз, писал: «Привет солнышко. Извини, не смог тебя дождаться. Тороплюсь. Опять еду в командировку на неделю. Не скучай. Целую, твой любящий Андрей».

Опять командировка, обиделась Ксения на Андрея. Какой ты муж, приходящий что ли? Непонятно, то ли я мужняя жена, то ли соломенная вдова, кто я? Что люди скажут? Она уже готова была заплакать, но вспомнила Юру, вчерашний день, и ночь, проведённую с ним, и раздражённо, словно произнеся «Накося, выкуси» сказала в пустоту комнаты: «Раз ты ценишь свою работу выше меня, то извини…» и, покидая квартиру, захлопнула за собой дверь.

                                                                     Глава восьмая

После весенних ливней и гроз с громовыми раскатами, ветвистыми, во всё небо, молниями, снова пришло жаркое украинское лето. Ребятня опять «пропадала» на пляже и, загорев до черноты, потихоньку отдирала шелушащуюся, обгоревшую кожу с тела.

На городском рынке продавщицы, во всю, торговали черешней и шелковицей (тутовником белым и чёрным), предлагая чуть ли не вёдрами, В этом году черешни, и белой и чёрной, уродилось - сам пять - крупной, сладкой, и много.

Ксения, в отсутствие Андрея, а иногда и вырываясь на часок-другой при нём, продолжала встречаться с Юрием. Но почему-то, когда Андрей был дома, Юрий приходил к ней на свидание с задержкой, опаздывал. Правда, в таких случаях он всегда находил оправдание - то такси поломалось, то пробки на дорогах, то на работе задержали. Она ему верила: знала, Юра её никогда не обманет, он любит её.

Андрей меня тоже очень любит, убеждала она себя, стараясь быть справедливой к обоим мальчикам, и я его люблю. Я даже представить себе не могу, как я буду жить без него, а в это время ноги несли её на свидание к его брату. Господи, какая же я развратная! Какая я дрянь! - корила себя Ксения, и, оправдывая себя, шептала, но я их люблю.

Она шла по улице после окончания рабочего дня у себя в отделе, слегка пританцовывая, к Юрке, так она его всегда называла в минуты близости. Настроение было отличное - на работе  всё было прекрасно. И, беря из кулька по одной, лакомилась черешней, выплёвывая косточки в сторону, на проезжую часть улицы. Андрейка опять был в командировке, и ей незачем было заходить домой - её там никто не ждал.

Подходя к его дому, она обратила внимание - за чугунной оградой, во дворе, столпились чуть ли не все жители дома, и о чём-то, жестикулируя руками, то ли спорили, то ли просто вели какой-то горячий разговор.  

Войдя в ограду, она хотела незаметно прошмыгнуть в дом, но женское любопытство одолело, и, подойдя к группе, стоящих чуть в сторонке женщин, прислушалась к их разговору, а услышав, обомлела.

В глазах её потемнело, всё тело как-то обмякло, и она, схватившись за прут ограды, еле удержала себя от падения. А женщины, не обращая внимания на подошедшую девушку, перебивая друг друга, говорили о Юрии, но называли его почему-то Андреем:

Андрей-то, квартирант Данилюковский, ишь каким убийцей оказался, как их проэывают-то в фильмах? Киллерами что ли? А мы и не догадывались, кто рядом с нами живёт: вроде тихий такой молодой человек, проходя мимо, всегда поздоровается, и в подъезде не сорил.

И Ксения, девчонка его, такая раскрасавица, каких поискать, такая модница, и тоже вежливая. Давно он с ней дружит, говорила одна из женщин. Но выловили всё же его, полиция аж на двух машинах приехала, скрутили руки голубчику, цепочкой связали…. Не цепочкой связали, поправил кто-то говорившую, а браслетами руки сковали…

Ксения не стала дослушивать разговор до конца и, словно на «ватных» ногах, медленно вышла за ограду. Немного отойдя от дома, она остановила такси и попросила отвезти её на городской пляж.

Таксист, молодой парень с белозубой улыбкой, повернув к красивой клиентке голову, сказал:

- За ваши деньги, девушка, отвезу куда угодно, даже… к себе домой.

- Не нужно к вам домой, - рассердилась Ксения, - отвезите, куда я вам сказала!

- Хорошо, хорошо, - сник таксист, - желание клиента для нас Закон. На пляж, так на пляж.

                                              *     *     * 

Ксения шла по вечернему, уже опустевшему пляжу - он выглядел каким-то заброшенным.

 Она шла к месту под  деревом, где она впервые увидела Андрея. Слёзы горечи и обиды на него, на свою судьбу, туманили глаза. Она готова была уже зарыдать во весь голос, но какая-то внутренняя сила сдерживала, она словно говорила: «Не надо было так скоропалительно влюбляться. Надо было разобраться в человеке, подождать своего «принца».

Да, хорошо тебе говорить, отвечала Ксения, я росла без матери, без отца и бабушки, и мне так хотелось почувствовать рядом сильное плечо. Я же не виновата, что он оказался таким двуличным подлецом. Я, если быть честной с самой собой, что-то чувствовала неладное в наших отношениях, а он, воспользовавшись моей молодостью и неопытностью, фальсифицировал меня, играл моей доверчивостью и любовью, словно кот с мышкой.

Я, конечно, дура несусветная, но меня можно понять и простить: я же не знала, что Чёрный Ангел экстаза сидит во мне, и сопровождает меня всю жизнь!

Я очень хорошо помню, как однажды, после сумасшедшей ночи любви, Юрий спросил: ты любишь меня? Что я должна была ответить? Я же, действительно, очень любила его. И я ответила - конечно люблю. А как же Андрей, спросил он, ты же говоришь, что любишь его?

Да, ответила я тогда, я люблю его также как тебя, я люблю вас одинаково. Я решила ему объяснить свой ответ: во мне словно две женщины, и я не могу их оторвать друг от друга. Когда я с тобой, я думаю об Андрее, а когда я с Андреем, то думаю о тебе.

Но так не бывает, сказал он. А я, помню, ответила - бывает, Юрочка, бывает.

Я, наверное, падшая женщина, но я безумно люблю вас: Андрея - за его нежность и ласку, терпение, и прощение моего, отвратительного характера. А тебя - за безудержную страсть, за то, что ты смог достать из глубины моей души и разбудить всё самое низкое и грязное, но это низкое и грязное доставляет мне такое наслаждение, что я иногда теряю сознание.  

Так уйди от Андрея, попросил Юрка. Не-мо-гу, ответила я, он мне нужен, как чистое, голубое небо над головой, как родник, из которого хочется постоянно утолять жажду. Я с ним очищаю душу после встреч с тобой.

Но ты же видишь, говорила «сила», этот человек был с тобой - то Юрием, то Андреем, он играл твоими чувствами и затягивал тебя всё глубже и глубже в омут разврата,

Но я-то не знала этого, не понимала, я просто, как ты не поймёшь, безумно любила их обоих, отвечала она!

                                                     *     *     *

Вокруг было уже достаточно темно, лишь круглая жёлтая луна висела в небе, да мириады звёзд перемигивались в бездонной вышине.

Ксения шла по ещё тёплому, прогретому дневным светилом, песку босиком. Когда, и где она потеряла, или оставила туфли, она не помнила. Впереди чернели воды Днепра, и в нём, как в огромном зеркале, отражалось небо. Поперёк реки пролегла лунная дорожка, и она, чуть-чуть, покачиваясь на небольших речных волнах, казалась ожившей. Было так красиво, словно великий художник, взяв в руки палитру и кисть, перенёс  всю эту красоту на холст: Днепр, звёзды в небе, лунную дорожку, и о чём-то задумавшуюся, с грустным лицом девушку.

Она подошла к реке, и тёплая вода коснулась её ног. А лунная дорожка, моментально переместившись к Ксении, прилепилась к её ногам, и уже не отпускала.  Она словно показывала девушке путь, по которому ей нужно идти, чтобы снять с души тяжесть, и облегчить боль сердца.

 И Ксения пошла.

Она шла по лунной дорожке, а пологое песчаное дно Днепра всё опускалось и опускалось к самой середине реки, к самому глубокому месту в нём.

Она, закрыв глаза и простёрши словно в мольбе, руки, всё шла и шла, медленно удаляясь от берега, от пляжа, от людей.  

Воды Днепра поднимались всё выше и выше, и Ксения чувствовала, как они, мягко лаская её разгорячённое тело, забирали боль её сердца и горечь неудовлетворённой, грешной души.

Воскликнув: «Батюшка Днепр возьми меня к себе», она сделала последний шаг к вечному блаженству и всепрощению…

                                                                 *     *     *

То ли сом, поднявшийся из мрачных глубин омута, вздохнул, то ли сам Батюшка Днепр прошептал: «Упокой душу безвинно грешной девушки», но мы слышали этот «вздох»,  рассказывали своим соседям, сидевшие в тот вечер с удочками на берегу, рыбаки.

А ещё, потом, много позже, старики, ходившие на ночную рыбалку, с испугом рассказывали: «В ясную погожую полночь, как только лунная дорожка коснётся берега, из глубины Днепра, выходит прекрасная девушка и, простёрши руки в сторону города, громко зовёт: «Андрейка! Юра! Где вы! Почему не приходите меня проведать?».

Но тишина царит вокруг, ни один листик на акации не шелохнётся, не издаст звука. Даже Днепр в этот момент не бьёт волной о берег. Наверное он тоже прислушивается - не откликнется ли какая живая душа на её призыв.

Но нет, вокруг всё та же тишина.

Не дождавшись ответа, со слезами, она, понурив голову, возвращается обратно в реку».

А закончив рассказывать, они, поглядев на слушавших их, говорили: «Если не верите, и думаете, что мы брешем, сходите сами ночью к Днепру, там всё и увидите».

                                                                                                        Декабрь 2017 года.

 Лев Голубев

x

Иллюстрация к: Безумство страсти и любви (эротика)