Я ТЕБЕ ВЕРЮ!

        Все было съедено, лишь на дне кружек оставалось понемногу пива.

        -Допивай, - сказал Гена, - Пойду, еще чего-нибудь принесу…

        Он ушел к раздаче, а Толик остался, погруженный в раздумья о том, что услышал от Гены. И сострадание снова напомнило о себе, начав, вопреки его воле, всецело овладевать им.

        Вернулся Гена, поставив на стол поднос с тарелками, доверху наполненными салатом, и еще двумя кружками пива.

        -Не насытился? – слегка улыбнувшись, спросил Толик.

        -Я ж говорю, обкуренный был вчера в хлам, и не хавал ничего весь день.

        Гена тоже улыбнулся. Он обладал способностью моментально переходить от одного душевного состояния к другому, даже прямо противоположному. Только что его глаза были полны неподдельной скорби, и вот уже опять смеялись. Как и тогда, ночью… Толик не мог до сих пор забыть выражение этих глаз, когда Гена стоял перед ним, раздевшись догола в комнате, и потом на кухне, когда была произнесена страшная фраза.

        -Я же вчера подорвал от своего хозяина, - пояснил он, - Навсегда. Я теперь совершеннолетний, ни ему, ни мне ничего не грозит. Да и кто ему вообще чего сделает? У таких все везде схвачено.

        -А как ты у него жил? У него семья есть?

        -Есть, а как же? И жена, и сын на два года меня моложе.

        -И как он тебя им представил?

        -А никак. По-моему, жена все о нем знает, она даже не смотрела меня. Отворачивалась всегда с такой рожей, как будто лимон целиком проглотила. Да только куда ей деваться-то? Бабло-то его…

        «Кто платит, тот и заказывает музыку», - опять вспомнились Толику слова Игоря Андреевича.

        -Да я на коттедже у него жил. Они туда только на выходные приезжали, и то не всегда, а так – у него квартира в Москве есть в самом центре. Целый этаж. Я бывал несколько раз, но не знаю даже, сколько там комнат. Такие огромные, с наборным паркетом, потолки высокие с лепниной. Ну, ковры там, картины в золоченых рамах, само собой. Камин фарфоровый, мраморная кухня, джакузи. Но на коттедже у него тоже все в шоколаде – сауна, бассейн, тренажерный зал, тенистый корт, бильярд - не хило, короче. Даже у меня там свои апартаменты были. Инет, плазма во всю стену, кровать с водным матрасом. Я сперва, как туда попал, королем себя почувствовал после своей деревни. Думал ли я, что так жить можно? Да он меня еще там смотрителем назначил. Представляешь, когда мне четырнадцать лет было всего? Ну, на охрану я не залупался, а садовника, горничную, повара строил только так… Работать! За что вам башляют, суки?!

        Гена закурил, ловко выпустил несколько аккуратных колечек дыма, и встретившись взглядом с Толиком, примирительно завершил:  

        -Ладно, фигня все это…

        -Ну, а сам-то ты, что делал? Учился хоть?

        -Не, - отмахнулся Гена, - восьмилетку в деревне кончить успел, а тут, он сказал – дыши ровно, у меня самого семь классов и коридор, а твои ученые так живут? Своего-то, правда, учит. В Англию отослал. На каникулы приезжал. Год всего проучился, а как будто из другого теста его сделали – классный пацан стал, а был – ни рыба, ни мясо. Я с ним в теннис резался до усрачки, так только два гейма у него выиграл.

        -А он про тебя знал? Сын-то?

        -Не думаю. А я молчал, как рыба об лед. Что ж я, тупой, в натуре? Да меня б зарыли в землю живьем, и никто б не узнал, где. Там свои понятия.

        -А это самое, ну… Где он тебя трахал?

        -У них там целая компания таких собиралась. Мужиков, я имею в виду. Все свои, проверенные. Раз в месяц примерно. Мальчишники, как он это называл, устраивали. То у него в сауне, то еще у двух. Прикольно поначалу было смотреть, что они там друг над другом проделывали. Я им прислуживал в предбаннике голышом. Иногда вместе с девчонкой, тоже лет четырнадцати, ее другой привозил. На все вкусы, короче, молодое мясцо. Но дотронуться до меня никому не давал, это факт. Пялил меня только сам. Правда, случалось, под настроение, особенно, когда нажрется, у них на глазах. Некоторые смотрели, подрачивали, но меня не трогали.

        -То-то ты и разделся так ненапряжно на публике, - вставил Толик.

        Гена усмехнулся:

        -Напряжно было. Одно дело, где все свои, а тут – в метро. Говорю ж тебе – обкуренный был. Надо было чем-то себя оглушить, когда свалил в свободный полет. Мне ж и, правда, идти некуда. Ты б на такое решился?

        -А ты, как решился?

        -Да мне делать ничего больше не оставалось. Он пацана рыжего привез мне на замену. Еще моложе, чем я был, когда к нему попал. Поселил его в мои апартаменты, а меня в каморку возле гаража – теперь, говорит, твое дело машины мыть. У него их там аж четыре стояло. Ну, а пацан нашел в компе мою переписку с мужиками…

        -С какими мужиками? – не понял Толик.

        -По гей сайтам лазал. Я ж чувствовал, что он ко мне охладел последний год. Вкус его знаю – мальчиков молоденьких любит, а я уже вырос. Тоже хотел подобрать замену, к кому бы приклеиться. Не в деревню же возвращаться? Только без толку все - на этих сайтах одни виртуалы, да пидоры старые. Я, дурак, кэш не почистил, ну, а этот вундеркинд ему все и выложил. Он избил меня до полусмерти и запер на ключ. Неделю отлеживался в своей каморке. На мальчишники меня уже не брал, три месяца я сидел, запертый в гараже. Потом терпение лопнуло, говорю – сделай мне прописку московскую и отпусти по-человечески. А он – типа, ты еще условия мне ставить будешь? И вообще, говорит, ты слишком многим мне обязан, чтобы уйти. Что же я, говорю, всю жизнь машины у тебя тут мыть буду? А он – будешь делать, что прикажу. Ну, я и подорвал сразу, как он уехал.

        -И охрана отпустила?

        В глазах Гены зажегся лукавый огонек:

        -Ты думаешь, меня в натуре можно в каморке спрятать? Я ж за пять лет этот дом изучил до последнего камешка. Нашел, как выбраться. Еще и прихватил кое-что…

        Он запустил руку во внутренний карман куртки и вытащил банковскую карточку:

        -Знаешь, сколько у него здесь?

        Гена достал из заднего кармана джинсов чек банкомата и показал Толику.

        -Где ты ее взял? – спросил тот, посмотрев сумму, - Ты думаешь, он ее уже не хватился?

        -Нет, - потряс головой Гена, - Она у него на коттедже хранилась, только я знал – где. При себе у него другие есть, эта, вроде, как заначка. А он до субботы там не появится, стопудово.

        -А SMS сервис?

        В глазах Гены отразилась растерянность:

        -Не знаю. Но вчера стоху штук снял, сегодня - прошло нормально. Больше просто банкомат разом не выдает. Может, он не подключен? Или на другую симку завязан – у него их несколько.

        -А пин-код откуда узнал?

        -Подсмотрел случайно, когда он ей расплачивался при мне.

        -И он не заметил?

        -Он датый был в сиську, сам только со второго раза набрать сумел. Долго рассказывать…

        -Ты ж не только сбежал, ты его ограбил. Думаешь, он тебе это простит?

        -Я ограбил? А он?

        -Ты поставь себя на его место! Ты бы простил?!

        -Да ты думаешь, это для него такие крутые бабки? Ты бы видел, сколько он проигрывал за одну ночь!

        -Это его дело! То он сам проиграл, а это ты у него сп…дил!

        Толик разволновался и не заметил, как вылетело матерное слово. Они уже почти кричали, и немногочисленные посетители кафе повернули на них головы. Заметив это, ребята замолчали и закурили, уставившись каждый перед собой.

        -Давай уедем, - тихо проговорил Гена, поднимая на Толика глубокий, полный надежды взгляд.

        -Куда? – так же тихо отозвался Толик.

        -Не знаю. Куда-нибудь, где нас никто не найдет. В деревнях много брошенных домов - купим дом. На первое время нам хватит, а потом заведем пасеку, кур, коз, кроликов начнем разводить, огород посадим. Будем жить друг для друга и е…ись они все конем со своей крутизной!

        Толик молчал.

        -Ты мне веришь?! – воскликнул Гена, глядя ему в глаза пронзительным взглядом, - Я тебе поверил, а ты веришь?!

        Толик поднялся из-за стола.

        -Кончай материться и истерить, - спокойно ответил он, направляясь к выходу, - Пошли.

        Они молча вышли на улицу и опять закурили, присев на низкий забор вокруг газона.

        -Я домой хочу съездить, - тихо сказал Гена, - Меня ж, как тогда увезли пять лет назад, я с тех пор там не был.

        -А тебе не кажется, что именно там он будет тебя искать в первую очередь?

        -Мне кажется почему-то, что не будет.

        -Может, уже ищет. Ты думаешь, ему уже не доложили? Почему ты в этом так уверен?

        -Я не уверен… Но кажется, насколько я его знаю. Попадусь – замочит, факт, но что б искать? Делать ему больше нечего… Может, даже рад будет, что избавился. Я ж ему больше не нужен – отработанный материал. А потом, можно зарыться так, что тебя никто по гроб жизни не найдет. Главное - свалить куда-нибудь подальше. Москва – это не Россия, а как живут в деревне, ты не знаешь, зато я знаю. По телеку тебе этого не покажут.

        Толик молча курил.

        -Давай только съездим ко мне домой, - вдруг с затаенной мольбой в голосе проговорил Гена, - Я прошу тебя.

        -Куда ехать? – серьезно спросил Толик, бросая окурок.

        -Не так далеко - Тверская область.

        -На поезде?

        -На поезде неудобно – пересадка в Лихославле, да и ходит он там не каждый день, а сейчас, может, и вообще отменили.   Автобус есть до райцентра, - Гена взглянул на часы, - В три часа отходит. Кстати, к Нинке заедем.

        -Кто это? – спросил Толик.

        -Сестренка моя старшая, - с грустной нежностью ответил Гена, - Она мне вместо матери была.

        На последних словах голос его дрогнул, а лицо на какой-то миг исказила судорога.

        -Поедем, - решительно сказал Толик, крепко сжав его локоть.

        -Спасибо тебе, - серьезно, с чувством сказал Гена.

        Они поднялись и направились к Никулинской улице.

        -Сейчас зайдем ко мне домой, соберем вещи, - сказал Толик.

        -Какие вещи? У меня нет ничего, - развел руками Гена.

        -У меня найдутся. На всякий случай надо – белье, одежду теплую, - рассудительно ответил Толик, - И сестры может дома не оказаться, и… ты лучше меня знаешь, что всякое может быть. Да и рано еще, если, ты говоришь, автобус в три часа. Посидим лучше дома.

        -Далеко еще?

        -Вон тот дом, видишь? – Толик указал взглядом.

        -Спасибо, - опять сказал Гена.

        Скоро они вошли в квартиру, чисто убранную заботливыми руками мамы. При воспоминании о ней, у Толика сжалось сердце. Ему вдруг показалось, что он ее может больше никогда не увидеть. Однако, глядя в ставшие вдруг какими-то почти по-детски наивными глаза Гены, с надеждой смотревшие на него, не мог отказаться от принятого решения.

        -Раздевайся, разувайся, - сказал он ему, кивая на вешалку, - Я дома босиком хожу, но, если хочешь, надень мои тапки.

        -Не, я тоже… - Гена стащил с ног носки, оставшись в джинсах и футболке.

        -Проходи в комнату, включай телек, а я поставлю чайник и маме позвоню.

        Толик прошел на кухню, налил и включил чайник, а потом уединился в другой комнате, плотно прикрыв за собой дверь.

        -Мама, это я… Нет, недавно… Да, спасибо, ты, как всегда, молодец, все очень вкусно… Нет, в институте не был… Мама, у меня к тебе дело есть… Нет, ничего случилось… Отец в командировку едет на неделю в Питер… Ничего, у меня есть возможность поехать с ним… Просто погулять, посмотреть город… Да, но возможность подходящая и мне это ничего не будет стоить… Дорогу он оплачивает… В гостинице на диване – у него полулюкс… Один, он едет по работе… Он работать, а я гулять по городу… Он сам предложил… Мама, ты расстроилась?... Ну, я же чувствую по голосу… Не переживай, мама… Пропущу неделю, до сессии еще далеко… Нет… Нет… Обещаю тебе… Позвоню обязательно… Нет, не успею, мы едем вечерним Сапсаном… Мамуль, очень тебя прошу, не переживай, или я никуда не поеду… Хочется… Хорошо… Возьму обязательно… Спасибо, мама… Целую… Пока.

        Толик нажал отбой и еще долго сидел на диване, задумчиво глядя перед собой. Потом он вытащил из Айфона сим-карту и достал из комода свою самую первую старенькую Nokia, с которой когда-то пожалел расставаться. На всякий случай, он поддерживал ее в рабочем состоянии, постоянно подзаряжая, чтобы не вышел из строя аккумулятор, не исключая, что когда-нибудь она еще сможет сослужить ему службу, и вот такой момент настал.  

        Толик вставил в нее «симку» и посмотрел на исцарапанный и треснувший черно-белый дисплей. Верная Nokia отозвалась характерным сигналом и высветила полную готовность к работе. Толик сам не знал, зачем он это сделал, но показалось, что так будет надежнее, чтобы не остаться без связи там, где он сам не ведал, что его ждет. Он засунул ее в карман, положил Айфон в комод и вышел в соседнюю комнату.

        Гена сидел в кресле, подобрав босые ноги, и смотрел в тихо звучащий телевизор, на экране которого мелькали кадры какого-то клипа. Его вид в этой позе и в этом кресле был настолько естественным и домашним, что Толику вдруг не захотелось никуда ехать. Его захлестнуло желание, чтобы Гена остался здесь навсегда. Ходил, лежал, сидел вот так в этом кресле и никогда бы не покидал его.

        Гена оторвал глаза от телевизора и посмотрел на него. Их взгляды встретились, и Толик подошел вплотную. Гена с блаженной улыбкой как-то совсем по-детски потянулся, расстегнул джинсы, и спустив их до колен вместе с трусами, почти сложился в кресле пополам, подняв кверху ноги и обхватив их под коленками руками. Его глаза горели нежностью и страстью.

        -Е…и, - прошептал он.

        -Я тебя просил так не говорить, - тоже еле слышно отозвался Толик, опускаясь на колени и расстегивая джинсы.

        -Тогда трахай, - улыбнулся Гена.

        -Я бы хотел войти, - улыбнулся в ответ Толик.

        -Войди, - нежно проговорил Гена, прикрывая глаза.

        И Толик вошел. Вошел плавно и глубоко. Чувствовалось, что отверстие у Гены разработано сильно. Толик терся щеками о холодные пальцы ног Гены, лежащие на его плечах, смотрел на бывшее сейчас самым желанным для него лицо и испытывал   наслаждение оттого, что он стал, наконец, с ним одним целым.

        Толик чувствовал Гену. Чувствовал всего без остатка, и хотелось чувствовать еще сильнее. Он жил сейчас только этим чувством, которое не оставляло места ни для чего другого. Он делал плавные движения и упоенно ловил страстное дыхание Гены. Вот к нему добавились блаженные стоны, и Толик непроизвольно тоже начал постанывать, ощущая приближение момента, когда забываешь обо всем на свете. Наверное, Гена почувствовал это тоже, потому что вдруг до боли сжал ладонями его ягодицы, с силой притянув их к себе. Они оба издали громкий сладостный стон и Толик заметил, что момент пришел к ним одновременно.

        Толик сполз на пол и прижался щекой к коленкам опустившего ноги Гены. Они еще долго сидели так, пока не раздался хриплый синтезированный голос говорящих часов из другой комнаты:

        -Тринадцать часов ровно.

        -У нас не больше часа, - сказал Толик, поднимаясь, - Иди, сделай кофе, а я соберу вещи. Надо еще поесть немного - я сказал маме, что кушал дома. Подарки уже купить не успеем.

        -Какие подарки? – спросил Гена, тоже вставая.

        -Ну, сестре твоей, матери…

        -Пять тысяч подарю - будет самый лучший подарок, - придерживая не застегнутые джинсы и направляясь в ванную, ответил Гена, - Для них это крутые бабки, в отличие от того, кого я, как ты говоришь, ограбил.

        Толик сполоснулся над мойкой в кухне, застегнул джинсы, включил еще раз успевший остыть чайник и вытащил из шкафа рюкзак.

        -Ты что, на Северный полюс собрался? – спросил, подходя, Гена и видя, как он набивает его теплыми вещами.

        -На всякий случай, - ответил Толик, запихивая поверх всего, сложенное в несколько раз, большое и теплое старое покрывало.

       -Ну, а это-то зачем? Мы что, в поле ночевать будем?

       -А ты можешь сейчас с уверенностью сказать – где? – вопросом на вопрос ответил Толик, опять почувствовав себя взрослым.

        Гена промолчал.

        -Пошли. Пьем кофе и выходим, - твердо сказал Толик, застегивая рюкзак.

        Гена поднял на него взгляд, напомнивший тот, что у него был ночью в кухне у Натальи. И слова прозвучали примерно тем же голосом. Правда, сами слова на сей раз были другими:

        -Неужели я все-таки не ошибся в тебе?

        4.

        В областной центр автобус пришел, когда уже стемнело.

        Утомленные предыдущей почти бессонной ночью, они почти всю дорогу проспали, ворочаясь на хоть и обладавших высокими откидными спинками, но весьма жестких сидениях. Открывая глаза, Толик смотрел в окно и видел одно и то же – пустые, поросшие бурьяном поля, да очаровывавшие красотой ранней осени леса, заросшие сушняком и вымахавшими возле дороги в человеческий рост сорняками.

        Иногда попадались населенные пункты. Ближе к Москве их было много - преимущественно коттеджные поселки, демонстрирующие фасадами своих домов в два, а то и в три этажа, финансовое благополучие их владельцев, но чем дальше автобус удалялся от столицы, тем более убогим становился пейзаж за окном. Теперь больше мелькали заброшенные или полузаброшенные деревни со старыми деревянными домами, окруженными дощатыми заборами. Некоторые покосились от времени, некоторые были вообще брошены на произвол судьбы, а окна заколочены досками.

        «Выжженная земля, - подумалось Толику, - Стругацкие. Пикник на обочине. Живая декорация…»

        Иногда автобус останавливался. На одной из таких стоянок они проснулись и вышли покурить. Автобус стоял на грязной, покрытой лужами площади какого-то городка возле небольшого бетонного здания автостанции, стеклянные витражи которого наполовину были заменены листами фанеры. Площадь окружали двухэтажные дома с облезлыми стенами и проржавевшими крышами. Единственно, что выглядело ухоженным, были недавно оштукатуренный храм напротив, да окрашенный серебристой краской памятник Ленину, с неизменно простертой рукой, перед зданием справа, на фасаде которого уныло висел государственный флаг.

        Но вот и конечная. На площади, окаймленной темными торговыми рядами, стояли два местных автобуса, еле подсвеченные изнутри слабым, цвета конской мочи, светом, к которым и устремилась основная масса приехавших вместе с ними, а остальные растворились во мраке расходящихся от площади улиц.

        -Куда идти? – спросил Толик.

        -А я знаю? Подожди здесь, пойду, сигареты куплю и расспрошу заодно.

        Толик остался, а Гена скрылся в темноте в направлении освещенного магазина на противоположной стороне, хлопки и скип двери которого, были, пожалуй, единственными звуками, нарушающими тишину этой площади.

        Автобус, высадив всех, скоро укатил, тронулись и два других, расписание которых, было, по-видимому, привязано к этому рейсу. Площадь опустела почти совершенно, лишь сновали вдоль домов редкие тени одиночных прохожих.

        Толик взглянул на часы. В это время в Москве еще не прекращался на улицах вечерний трафик, шли люди, начиналась вечерняя и ночная жизнь, а над этим городком висело кладбищенское безмолвие.

        Скоро появился Гена, и протягивая ему нераспечатанную пачку сигарет, сказал:

        -Пошли.

        Они пересекли площадь по диагонали, и пошли вдоль двухэтажных старых домов, напоминавших скорее бараки, которые скоро сменились сельской застройкой. По противоположной стороне улицы тянулись темные руины из красного кирпича какого-то, судя по всему, промышленного здания.

        Их ноги поминутно скользили по грязи от прошедшего накануне дождя, и приходилось присматриваться, насколько позволял свет от редких и не всегда горящих фонарей, чтобы не наступить в лужу. По улице изредка проносились машины, преимущественно, как и в Москве, иномарки, но попалось несколько Жигулей, промелькнула тройка мотоциклистов.

        Они шли уже довольно долго, дважды сворачивая в примыкающие улицы, и не встретили ни одного человека. Возле одной из калиток попалась старуха, которая входила туда, только что у них на глазах перейдя улицу.

        -Бабуль, - кинулся к ней Гена, убыстрив шаги.

        Та поспешила войти на участок и закрыть за собой калитку, уже оттуда обернувшись на них.

        -Бабуль, на улицу Правды правильно идем?

        -Э, сынки, - откликнулась та, - Это вы круголя дали. От рынка идете?

        -Да, - кивнул Гена.

        -Ну, так вам надо было от фабрики поворотить, так бы напрямки и вышли…

        Толик догадался, что это были те кирпичные руины, мимо которых они проходили.

        -Ну, ничего, - обнадежила бабка, - идите сейчас вправо от палатки, вон там, на углу, а потом через мостик. Левее мимо церкви пройдете, а там на горке каменные дома и увидите.

        -Спасибо, бабуль, - поблагодарил Гена.

        -Дай вам Бог, - отозвалась бабка и не спеша направилась по дорожке темного палисадника.

        Ребята пошли по указанному пути, и скоро на пригорке замаячили светящимися окнами пятиэтажные дома. Они пошли вдоль них по узкому тротуару. Гена приглядывался к номерам на углах, написанных, где на ржавых железных прямоугольниках, а где и просто мелом по серому кирпичу, из которого эти дома были сложены. Наконец, он свернул к одному из них. Подсвечивая вытащенным из кармана Айфоном, Гена стал читать расположенные над разбитыми деревянными дверями таблички с номерами квартир.

        -Сюда, - сказал он.

        Они зашли в темный, пахнущий кошками, подъезд, и освещая себе путь тем же способом, поднялись на третий этаж. Здесь Гена остановился и решительно позвонил в одну из квартир. Из-за двери раздался слабый дребезжащий звук звонка, потом послышались приближающиеся шаги, и резкий женский голос спросил:

        -Кто?

        -Нам Ермакова Нина нужна, - громко ответил Гена.

        -А кому это, вам? – с вызовом отозвался голос.

        -Я ее брат.

        -Слушайте-ка, вы, братья, валите откуда пришли, по-хорошему, и нечего тут дурью маяться!

        -Вы откройте хотя бы, - вмешался Толик, - Сами увидите.

        -Сейчас вы у меня увидите! - голос перешел на крик, - Коля! Коля, пойди сюда!

        Вмешательство неведомого Коли сулило им мало чего хорошего, но Гена вдруг прижался к двери, и заколотив в нее кулаками, закричал:

       -Нина! Нинка-свинка, открой! Это я, Чижик!

        За дверь воцарилась тишина, потом послышался щелчок открываемого замка, и в ярко освещенной на фоне темного подъезда щели возникло испуганное и растерянное одновременно лицо простоволосой женщины неопределенного возраста. Скорее всего, она была молодой, но печать скорби и преждевременные морщины придавали ее лицу утомленный жизнью облик.

       -Ой, - произнесла она, как будто ей сделали больно, - Ой… Ой, кто это?

        Она распахнула дверь, попятившись в глубь квартиры, и сделавший два шага вперед Гена повис у нее на шее.

        -Ой, - продолжала причитать женщина, - Геночка… Братик мой родненький… Чижик мой любимый приехал… Ой…

        По ее щекам текли слезы, она не переставала обнимать Гену, гладя его по волосам и целуя в щеки.

        -Откуда ты? – спросила она, наконец.

        -Откуда же? Из Москвы, - ответил Гена, тоже проведя тыльной стороной ладони по глазам.

        -И не позвонил даже…

        Из-за косяка двери показались две детские мордашки.

        -Ой, - почти так же, как сестра, «ойкнул» Гена, - А это кто там у нас?

        -Мариш, Ириш, идите сюда, поздоровайтесь с дядей! – воскликнула Нина, поворачиваясь и вытаскивая за ручки в коридор двух девчушек в домашних ситцевых платьицах.

        Старшей было лет семь, ее серые глаза смотрели на Гену с испугом, зато младшенькая, совсем кроха, широко улыбнувшись, смело протянула ему ладошку.

        -Ты где был? Ханьку пил? А я где была? Я пиво пила! – громко воскликнула она при этом тоненьким голоском.

        -Что это? – оторопел Гена.

        -Это у нас папка такой, - махнула рукой Нина, - Проходи, раздевайся… А это с тобой кто?

        Похоже, она только сейчас заметила стоящего у двери Толика с рюкзаком за плечами.

        -Толя, мой лучший друг. Познакомься.

        В глазах Нины промелькнула какая-то тень, но она подошла и протянула Толику ладонь:

        -Нина.

        Вслед за ней подбежала Маришка:

        -А ты тоже мой дядя?

        -Нет, Мариш, дядя твой - Гена, - сказала Нина, беря ее на руки и унося в комнату, -Дядя Толя просто наш гость.

        -Гость? Значит, он будет водку пить и кличать гломко гадкие слова?

        -Нет, что ты? Это хороший гость, добрый, как наш дядя Гена.

        Ребята разделись и прошли в комнату, где стоял диван, стол с закругленными углами, платяной шкаф и сервант, полки которого были заставлены чашками и всевозможными статуэтками. В углу приютилась тумба с книгами, на которой стоял работающий без звука телевизор. Кроме двери, через которую они вошли, была еще одна, в смежную комнату, куда Нина унесла Маришку, а Иришка ушла вслед за ними.

        -Ребят, посидите немного, - послышался голос Нины, - Я сейчас соберу на стол.

        -Давай, мы пока в магазин сходим? – предложил Гена.

        -Что ты, куда такую поздноту? – округлила глаза выходящая из комнаты Нина, - У нас тут, знаешь, сколько шпаны? А по вас видно, что вы не здешние…

        -Я здешний, - перебил Гена.

        -Ты совсем другой стал, Чижик, - нежно проведя рукой по его волосам, улыбнулась Нина.

        -Ты знаешь, почему она меня так называет? – обернулся Гена к Толику, - Я, когда совсем мелкий был, чижа в лесу подобрал. Ну, птенчика. Домой принес, стал кормить и играть с ним. А Нинка говорит, назовем его чижик Гена, он на него похож. А я говорю, тогда я еще принесу свинку и буду звать ее Нинкой.

        Они все вместе засмеялись.

        -Он добрый был в детстве, - сказала Нина,- Любил животных, птиц. Его все собаки на деревне знали. Ладно, ребят, пойду хозяйничать.

        Она пошла на кухню и загремела посудой.

        Из маленькой комнаты появилась Маришка с игрушечным медвежонком в руках:

        -Дядя Гена, смотли, кого мне мама севони подалила…

        -Хороший мишка, - похвалил Гена, потеребив игрушку.

        -Он уже со всеми подлужился и сказал, что не будет никого обижать, - начала с серьезным видом рассказывать та, - Идем, я тебе покажу.

        Маришка схватила Гену за руку своей крошечной ручонкой, таща за собой в другую комнату. Гена встал и Толик поднялся вслед за ним.

        В тесной комнатке, напоминавшей по форме пенал, у стены стояла детская кроватка, за ней другая, побольше, а у окна письменный стол, за которым сидела Иришка, уткнувшись в ноутбук. Другую стену закрывал от пола до потолка стеллаж, полки которого были заставлены детскими игрушками и книжками.

        -Смотли, - сказала Маришка, показывая на низкий столик между ее кроваткой и дверью, где на маленьком одеяльце лежали игрушечные заяц и черепаха, - Вот это его длуззя, Тотося и Тутося.

        -А сам-то он кто? Пупося?

        Маришка залилась восторженным смехом:

        -Мама, мама, - закричала она, бросаясь в кухню, - Мама, это Пупося!

        -Ой, Мариш, дочур, у меня руки грязные, - заговорила Нина, не прекращая разделывать рыбу, - Иди, укладывай спать своего Пупосю. Смотри, какими он глазками на тебя смотрит - он спать хочет. Когда, говорит, меня Мариша уложит?

        -Пошли, Мариш, не мешай маме, - сказал Гена, уводя ее.

        На кухне остались Нина и Толик, едва поместившись там вдвоем, поскольку добрую половину крошечной кухни занимали газовая плита, холодильник и стиральная машина.

        -Толь, помоги мне, - обратилась к нему Нина, - открой вон те банки и относи все потихоньку в комнату.

        Скоро они сели за стол. Угощение состояло сплошь из рыбы и домашних заготовок.

        -Ребят, вы уж не обессудьте, - сказала Нина, выставляя на стол бутылку водки, - Завтра пойдете, купите себе, если что захочется.

        -О чем ты, Нин? – отозвался Гена, открывая бутылку и разливая водку по стопкам.

        -Ой, сейчас запить принесу…

        Нина вышла и вернулась с графином красного морса.

        -Вот. Брусничный, сама собирала.

        -И грибочки тоже сама? – улыбнулся Гена.

        -А как же? Ну, давайте, за встречу.

        Они чокнулись, и Толик через силу заставил себя проглотить горькую, противно пахнущую и дерущую горло жидкость, тут же запив вкусным ароматным морсом.

        -Местного производства? – спросил Гена, морщась и спеша последовать его примеру.

        -Ну, а где ж другую-то возьмешь? У нас тут валютных магазинов нету, - ответила Нина, пригубив стопку и закусив соленым огурчиком, - Моему и такая сгодится.

        -А где он сейчас? – поинтересовался Гена.

        -На работе. На вахтовый метод устроился. Повезло. Пошел за бутылкой, а тут автобус прямо к рынку подогнали - кому работа нужна? Ну, и прям на месте и навербовали, сколько им надо. Дорогу они строят. Две недели работает, потом две недели дома. Сейчас у нас хорошо – холодильник в кредит взяла, стиралку, компьютер дочкам. Половину пропивает, но хоть что-то остается. Я, как приезжает, деньги отберу - и сразу по карточкам, на кредиты. Потом пусть буянит - денег все равно нет. Вот что будет, когда дорогу построят?

        -А что, буянит?

        -Не приведи Господь, - отмахнулась Нина, - Там-то у них сухой закон, сразу выгонят, да и взять негде - трасса по лесам проходит, он говорил, ну, а уж здесь отрывается по полной. Я только и вижу его теперь пьяного. Да по мне уж лучше так, чем как раньше. Ведь его нигде больше недели на работе не держали. В автоколонну тогда упросила Мишку, чтобы похлопотал – выгнали, из котельной выгнали, из грузчиков на рынке и то выгнали. Зато дружки остались. Слышал, небось, влияние?

        Нина кивнула в сторону детской комнаты.

        -А дочурки такие милые, что одна, что другая. Жалко мне их, Гена! Как мне хочется спасти их, увезти куда-нибудь, где бы они всего этого не видели...

        Она уткнулась лицом в плечо брата и беззвучно заплакала.

        Гена поглаживал ее по волосам и молчал.

        -Ты хоть тогда не бросай их, если со мной вдруг что, - оторвав заплаканное лицо, заговорила Нина, - Ведь все может быть. Я на рыбозавод устроилась. Ворочаю, как лошадь. Спину уже не согнуть – по двенадцать часов тоннами вручную рыбу сортировала. Грязь, холод, мухи. А придатки застудила, в больницу попала, мне ничего не заплатили. Да я и так рада, что хоть не уволили. Где у нас тут работу-то найдешь? Сейчас бригадиром на линию поставили, а там ни ограждений, ни аварийных кнопок. Затянет – поминай, как звали. На заводе ни медпункта, ни аптечки даже. Был уже такой случай в прошлом году с мужиком. Так и лежал мертвый на полу, пока скорая из соседнего поселка не приехала…

        -И что, никто не понес ответственности? – не выдержал Толик, - Вас не закрыли? Ничего не переоборудовали хотя бы?

        Нина снисходительно посмотрела на него.

        -О чем ты, Толь? Родственникам заплатили – те молчат. А нам в бумаге расписаться велели – туда не подходи, то не трогай, там не лазь. Не работай, короче, а план давай.

        -Рабовладение какое-то, - гневно проговорил Толик.

        При этих словах щеки Гены слегка покраснели.

        -Да везде так, Толь. Может, у вас в Москве по-другому, я не знаю, а тут – везде. А где более-менее - туда не попадешь. Вон, я хотела устроиться няней в садик, куда Маришку вожу, было место. Так мне сказали, что договариваться к заведующей нужно с подарком идти, а возьмут, если только ей в конверте десять тысяч принесешь на нужды сада. А где мне их взять-то? Все на кредиты уходит.

        Гена разлил водку и поднял стопку:

        -Давайте. За тебя, Нин, и за твоих дочек. Не сомневайся, если что. Но главное – за то, чтобы ты была жива и здорова.

        На этот раз все трое выпили до дна.

        -А как в деревне? – спросил Гена, когда они запили и закусили, - Давно была? Как мамка?

        Нина хотела что-то сказать, но покосилась на Толика.

        -Говори при нем все. Он мне, как брат, - твердо сказал Гена.

        Нина опять скользнула по Толику взглядом, в котором промелькнуло что-то похожее на то, что было при первом знакомстве, и заговорила:

        -Что-то там неладное, Ген. Церковь возле станции открыли…

        -Какую церковь? – не понял Гена, - Ту, в которой колхозный склад был?

        -Ну, да. Где, ты рассказывал, вы в бочку с квашеной капустой ссали, когда вас в школе туда картошку перебирать водили.

        Толик нахмурился, а Гена на сей раз явно, покраснел.

        -Какая ж это теперь церковь? – буркнул он, - Туда на тракторах въезжали.

        -Так отремонтировали ее. Даже купол с крестом поставили. Спонсор какой-то дюже богатый выискался. У вас в Москве чем-то ворочает, а умирать, говорит, сюда, на родину, приеду…

        -Ну, а мамка при чем?

        -Так она сошлась с каким-то из этой церкви.

        -С попом что ли? А разве можно у них так?

        -Как?

        -Ну, сожительствовать?

        -Так он не поп, а кто-то там еще, я в этом не понимаю. Но в ризу одевается, когда служит. А поп у них дядя Витя Лошкарев теперь.

        -Этот юродивый? – удивился Гена.

        -Не говори так, если приедешь, - строго сказала Нина, - Они там все от него без ума. Старцем его называют. И этот, что с мамкой живет, какой-то там у него первый помощник. В дому чисто стало, на столе рыбка красная, колбаска домашняя, живут не бедно. Пьют, правда, оба запоем.

        -Спонсор снабжает? – иронически усмехнулся Гена.

        -Не знаю я, Ген, кто там кого снабжает, а не понравилось мне все это. Мамка совсем какая-то чумная стала. Что не скажи, у нее один ответ – по грехам тебе. А по каким уж таким грехам-то особенным? Что работаю, как ломовая, да детей ращу? Сама знаю, что грешная, но не грешнее ее. Я бы, по крайней мере, своего сына вот так…

        Нина запнулась и потупилась. На сей раз покраснели все трое, и Толику стало ясно, что история Гены здесь известна всем, а самому стал понятен взгляд на себя Нины, когда тот представил его лучшим другом.

        А Нина, уже не стесняясь Толика, обняв Гену, заговорила:

        -Ген, не езди ты туда. Ведь вся деревня знает, в какой интернат она тебя определила. Да и эти сектанты теперь вокруг нее. Кто знает, что у них на уме? Поживите у меня с Толей, мой только позавчера уехал, а потом возвращайтесь в Москву. Может, дочурок потом когда-нибудь поможешь туда вытащить. Видишь, как они тебе обрадовались? На кого мне еще надеяться?

        -Раз ты все знаешь, - мрачно сказал Гена, - скажу прямо – возвращаться мне некуда…

        Он коротко изложил уже известную Толику историю, но без подробностей, о которых рассказал ему, и без упоминания об украденной карточке.

        Нина слушала, и по щекам ее продолжали катиться слезы.

        -Ну, а вернуться и устроиться куда-нибудь на работу ты же можешь? – спросила она, когда он кончил, - Паспорт же у тебя есть, с российским гражданством принимают. Комнату какую-нибудь снять…

        -У меня в паспорте - Тверская область, а на работу без регистрации – это только так, как ты работаешь, да и то - до поры, до времени.

        -Ну, поступай куда-нибудь учиться, а потом…

        -С восемью классами?

        -Ну, я не знаю, устраиваются же другие.

        -Ладно, - отрубил уже слегка захмелевший Гена, - Видно будет. Одно знаю – так, как раньше жил, жить не буду. Давайте спать.

        Нина постелила им на диване, а сама ушла в детскую, умудрившись впихнуть между стеллажом и кроватями дочек раскладушку.

        -Я завтра рано уйду, - предупредила она, - а вы спите. Иришку в школу заведу и поеду на работу. Нас возят на автобусе, а то потом самой не добраться. А Маришку в сад не поведу, пусть с вами побудет. Покормите ее, ладно, как проснется?

        -Не переживай, - заверил Гена, раздеваясь.

        -Только одну не оставляйте, пока Иришка из школы не придет.

        -Никуда не уйдем, будем тебя дожидаться.

        Нина закрыла дверь, а Гена щелкнул выключателем и в темноте юркнул под одеяло к успевшему уже лечь Толику, прижавшись и приобняв его. Толик тоже положил руку на его бок, слегка проникнув ему ногой между коленок. Они легонько беззвучно поцеловались, пожелав таким образом друг другу спокойной ночи, и тут же уснули.

        Сквозь сон Толик слышал, как прозвенел и сразу же умолк будильник в детской, как прокрались оттуда, стараясь не шуметь, Нина с Иришкой, и опять заснул, накрывшись одеялом с головой. Окончательно проснулся он от луча скупого осеннего солнца, прокравшегося из-за туч и ударившего через окошко прямо в лицо.

        Толик встал, подошел к окну и оглядел унылый пейзаж скорее сельской, чем городской улицы. С третьего этажа открывался вид на беспорядочное сосредоточение разномастных крыш одноэтажных домов и грязную разъезженную дорогу. Ему вспомнился вид из собственного окна в Москве, который тоже трудно было назвать изысканным, но по сравнению с этим, выглядевший вершиной эстетики.

        «Кто из нас может вырасти, если с раннего детства, просыпаясь каждый день и открывая глаза, первое, что мы видим - вот это?» – пришли ему в голову невеселые мысли.

        Он услышал, как за спиной зашевелился Гена и почти одновременно донесся из другой комнаты тоненький голосок проснувшейся Маришки, начавшей разговаривать со своим Пупосей.

        -Доброе… - сказал он, подходя.

        -Доброе, - отозвался Гена, и они хлопнули друг друга в воздухе по ладоням.

        -Дядя Гена, - послышалось из другой комнаты.

        Гена поднялся и заглянул туда.

        -Дядя Гена, Тотося хочет кушать, ты кашку нам свалишь?

        Гена обернулся и растерянно посмотрел на Толика.

        -Умой ее и на горшок посади, - ответил тот, - Я сварю.

        Он вышел на кухню и включил плиту. На стене шумела газовая колонка, а из ванной доносились радостный смех Маришки и строгий голос Гены. Толик засыпал манку и опять уставился в окно, помешивая ложкой в кастрюльке.

        Здесь картина была еще менее утешительной. Окно выходило во двор, застроенный разномастными подгнившими дощатыми сараями, между которыми стояло несколько металлических гаражей, да приютилась сбоку детская песочница вместе с деревянной скамейкой. Дальше опять простирались крыши с торчащими кое-где среди них одинокими деревцами, да виднелись в отдалении еще несколько таких же пятиэтажек.

        Скоро на кухне появились Гена с Маришкой, тащившей с собой любимую игрушку.

        -Мы с Тотосей плишли, - звонко возвестила она.

        -Вот и хорошо, кушайте. Сама умеешь? – Толик поставил перед ней миску с кашей.

        -Конечно, - сказала та и спросила, - Дядя Гена, а мы гулять пойдем?

        -Я погуляю с ней, а ты пройдись, поищи магазин, - сказал Гена Толику, - Вечером Нинка придет, посидим опять. Только водку эту фуфлыжную не бери. Пива лучше возьми побольше.

        Позавтракав остатками вчерашнего стола и накормив Маришку, они все вместе вышли из дома. Магазин Толику попался довольно скоро, и хоть выбор был невелик, все необходимое нашлось – и семга, и колбаса сырокопченая, и сыр, и бекон, и конфеты для девчушек, и даже слоеный торт. Пиво тоже имелось нескольких сортов.

        Он вышел, нагруженный двумя сумками, и ощущая спиной любопытные взгляды продавщицы и покупателей.

        «Здесь этого, наверное, и не берет никто, - подумалось Толику, - да еще в таком количестве…»

        Сбоку от магазина стояла машина «пикап», с которой мужик торговал мясом, и Толик не удержался, купив еще большой кусок парной свинины.

        Гена с Маришкой поджидали его у дома. Когда они вошли в квартиру, Толик сказал:

        -Забавляйся с ребенком, а я мясо пожарю.

        Скоро пришла из школы Иришка, заглянула на кухню, поздоровавшись с Толиком, и ушла в комнату, откуда раздавались голоса Гены и Маришки.

        Толик закрыл за ней дверь и достал из кармана телефон.

        -Мама… Да. Как у тебя дела? Как ты себя чувствуешь? … Отлично… Звоню тебе из Павловска… Красота неописуемая… Весь день гуляю… Погода? Ну, не такая, как летом, конечно… Ты же видела, наверное, сколько я теплых вещей забрал… Нормально, шведский стол… Да не особо, но наелся так, что обедать не буду. Вместе поужинаем, когда отец вернется… Нет, номер удобный… Не холодно… Собираемся в субботу, но он еще не знает, как у него по работе сложится… Да, конечно… Я позвоню тебе еще… Не болей… Спасибо, мама.

        Толик нажал кнопку отбоя.

        «Надо уточнять, какая в Питере погода, а то и проколоться можно», - подумал он, входя в комнату.

        На коврике посреди нее его взору предстала куча-мала. Иришка и Маришка вдвоем с визгом и хохотом пытались побороть Гену. Глаза всех троих светились радостью и ребяческим восторгом. Толик смотрел на Гену и видел сейчас перед собой сейчас того доброго мальчишку, про которого рассказывала Нина, и которого любили все деревенские собаки.

        -Пошли обедать, - возвестил Толик.

        После обеда они уложили Маришку спать, Иришка села делать уроки, а они уселись на диван напротив телевизора, обнявшись за плечи. Обоих тянуло на близость, но они не решались, поскольку в соседней комнате были дети. Они лишь ласкали друг друга, сжимая и поглаживая через одежду напрягшуюся плоть, и иногда соприкасались губами в коротких поцелуях.

        К приходу Нины накрыли стол.

        Она явилась только в девятом часу вечера, усталая, но, увидев угощение, разом просияла лицом:

        -Спасибо вам, ребята! А кто готовил? Неужели ты?

        Она посмотрела на брата испытующим взглядом.

        -Нет…- слегка смутился тот, - Это Толя постарался.

        -То-то и оно. С детства лентяй. Ни готовить, ни стирать научить его не смогла, - сказала Нина, поворачиваясь лицом к Толику, - А тебя кто научил?

        -Мама, - ответил Толик, - Она меня всему научила.

        За ужином опять зашел разговор о деревне. Раскрасневшийся немного от выпитого пива Гена, выразил твердое намерение все-таки съездить туда хотя бы на несколько дней.

        -Я не знаю, как вы поедете, - покачала головой Нина, - Поезд отменили, а на автобусе – там от шоссе четыре километра идти надо по грунтовке. Да я даже и не знаю, ходит ли он теперь?

        -Так узнаем, - сказал Гена, поднимаясь, - Толясь, пошли, сходим на автовокзал, узнаем.

        -Ребят, поздно уже, - предостерегла Нина, - У нас тут неспокойно.

        -Да ладно - поздно, - отмахнулся Гена, - Мы же вчера примерно в это время и приехали.

         До площади, где находились рынок и автостанция, они дошли быстро, благодаря указанной Ниной короткой дороге. Нужный им автобус ходил, но через день и только раз в сутки.

        -Значит, послезавтра поедем, а в субботу вернемся, - решил Гена.

        Они уже возвращались обратно, когда из-за руин фабрики на дорогу вышли четверо парней. Они направлялись в другую сторону, но заметив их на пустой в этот час улице, сгрудились в кучу и двинулись навстречу. В их фигурах и телодвижениях явно просматривалось что-то зловещее, а бежать было поздно…

        Это случилось с Толиком не так давно, когда он учился в одиннадцатом классе. Возвращаясь с дачи, он шел по направлению к железнодорожной станции вдоль путей, когда у самой платформы из-за кустов наперерез ему выскочила куча малолеток с замотанными, снятыми с себя футболками, лицами. Он не сосчитал, сколько их было, заметил только, что самому старшему было от силы пятнадцать лет.

        -Дай позвонить, - услышал Толик его наглый голос и почти одновременно ощутил сильный удар в переносицу.

        Дальнейшее произошло так стремительно, что он, не ожидавшей такой жестокой агрессивности от почти что детей, не успел ничего предпринять, как оказался сбитым с ног и осыпаемым градом беспощадных ударов ногами и бейсбольной битой в руках одного из них.

        -Телефон давай, деньги! – опять прозвучал голос предводителя, - Не отдает? Бей!

        «А ведь убьют, - пронеслось в голове у Толика с неожиданным хладнокровием, - Забьют насмерть и сами не заметят, как…»

        Послышался скрип тормозов подъезжающей электрички, и град ударов прекратился. Толик поднялся, и ни слова не говоря, пошел прочь. Он умылся в туалете пристанционного кафе, застегнул по самое горло молнию на куртке, чтобы не было видно залитой кровью рубашки, и поехал в Москву.

        Ему удалось, по приезде, сразу юркнуть в ванную и выстирать там рубашку, пока мылся под душем, чтобы не расстраивать маму. Удалось не поворачиваться потом к ней лицом к лицу в течение недели, чтобы она не заметила ссадины на носу и выступивших темных кругов вокруг глаз. Удалось дышать при ней несколько дней через слегка приоткрытый рот, чтобы она не слышала свиста воздуха в разбитом носе. Мама тогда так ничего и не узнала, но сам Толик уже через неделю ходил на занятия в секцию самбо.

        Тренером был коренастый сильный мужичок лет сорока. Прошел непонятно откуда взявшийся слух, что он раньше тренировал спецназ, но был уволен за превышение пределов необходимой самообороны в уличной драке. Причем говорили, что он чуть ли не покалечил кого-то. Некоторые даже утверждали, что его судили, но оправдали. Что здесь было правдой, а что вымыслом, Толик не знал, но то, что тренер отменно владел своим делом, был факт. Это стало заметно с самой первой тренировки.

        А вот у Толика дела там пошли из рук вон плохо. И то, чем ему приходилось заниматься, и окружающие люди - все было ему чуждым. Он даже так ни с кем и не подружился за целый месяц, а в единоборствах всегда оказывался побежденным. Толик чувствовал какое-то внутреннее сопротивление тому, что он заставляет себя делать. В самый неподходящий момент приходило опасение причинить противнику сильную боль или, чего доброго, повредить что-то жизненно важное. А самое главное - не было стремления одержать победу, возвысив себя над другим.

        Тренер долго присматривался к нему, а потом, после очередной тренировки, сказал:

        -Задержись.

        Толик равнодушно сел на низкую скамейку возле стенки.

        -Ты случайно не ошибся дверью? – спросил тренер, присаживаясь рядом, когда они остались одни, - Что тебя привело сюда?

        -Желание спокойно ходить по улицам, - глядя перед собой, твердо ответил Толик.

        -Я так и подумал, - сказал тренер, и помолчав немного, продолжил, - Если хочешь, я могу научить тебя нескольким приемам, которые гарантируют тебе в экстремальной ситуации дальнейшее невмешательство противника. А сюда тебе ходить не надо.

        Толик захотел. И тут все, мешавшее ему, куда-то исчезло. Обозначилась ясно реальная цель. Он вспоминал тех еще, по сути, не начинавших жить мальчишек, способных уже, тем не менее, отнять жизнь у другого, первого встречного, за мобильник и горсть мелочи в кармане, и душа его закипала гневом. Их надо было учить. Учить беспощадно. Учить единственным доступным их пониманию способом - что на их агрессию может найтись другая, еще более сильная и безжалостная.

        Толик тренировался до фанатизма, до самозабвения, приходя в уже опустевший зал и занимаясь с тренером один на один. Тот, чувствуя такое стремление Толика, тоже забывался, впадая в азарт и выкладываясь в своем мастерстве до конца. Иногда их тренировки затягивались до позднего вечера, и они не замечали, как пролетает время. Ходом дела и результатами были удивлены оба.

        -Только не забывайся, - сказал ему на прощанье тренер, - Применяй в случае крайней необходимости.

        -Будьте уверены, - ответил Толик.

        -Не был бы - не научил бы. Оружие не дают в ненадежные руки. А это оружие.

        Толик выполнил обещание, хотя дважды за истекший год ему пришлось прибегнуть к этому оружию. Именно, как к оружию – спокойно, расчетливо и хладнокровно. И результат оба раза был стабильный. И теперь Толик опять почувствовал приближение такого момента. Но в те разы он сталкивался один на один, а сейчас было четверо против двоих. А может, и против него одного – бойцовских способностей Гены он не знал…

        Толик окинул приближающихся оценивающим взглядом. Хоть парни были и рослые, но троим из них, вряд ли было больше восемнадцати. Беспокоил его четвертый – он был постарше на пару лет, походка отличалась твердостью, из-под куртки выглядывала армейская тельняшка, на обшлаге рукава виднелась привязанная Георгиевская ленточка, а по тяжелому взгляду можно было судить, что повидал он много.

        «Небось, армию прошел, - подумалось Толику, - А может, и руки успел кровью обагрить в какой-нибудь горячей точке».

        Приблизившись, они загородили им дорогу, окружив полукольцом. Старший стоял позади.

        -Закурить есть?

        -Кто такие?

        Вопросы двоих парней прозвучали почти одновременно.

        Закурить было у обоих, но Толик прекрасно понимал, что дальнейшие события развернутся вне зависимости от того, дадут они им или нет.

        -Здешние, - ответил Гена.

        -Какие это здешние?

        Парень сгреб в кулак его куртку на груди.

        -С цыганского края, - сказал Гена, рывком сбрасывая руку.

        -Х...ли ты п…дишь? – вступил второй, - Я на цыганском всех знаю, тебя что-то не встречал.

        -Какие они здешние? – глухо проговорил старший, - Москвичи сраные. Мочи.

        И тут же последовал первый удар. Он был сильным. Удар обрушился на Гену, который не удержался на ногах и повалился навзничь, ударившись затылком об асфальт. Увидев это, Толик сделал несколько молниеносных движений, и парень, ударивший Гену, оказался лежащим рядом с ним. Его невмешательство, выражаясь словами тренера, было гарантировано.

        Но трое продолжали оставаться на ногах и двое из них разом бросились на Толика. Он упал, но тут же, сдвоенным ударом ног, изо всей силы ударил в живот другого парня. Тот буквально согнулся пополам, и судорожно хватая ртом воздух, стал падать. Толик вскочил на ноги и увидел, что до сих пор наблюдавший все со стороны старший, сделал несколько шагов вперед. Толик понял, что ему сейчас придется лихо, и не ошибся. Этот не шел ни в какое сравнение с другими, и Толик едва успевал парировать сильные поставленные удары. При этом ему еще приходилось вертеться, чтобы контролировать молодого, норовившего обойти его сзади. Толик понял, что долго так не протянет - силы покидали его.

        Но короткий взгляд на лежащего на земле Гену возбудил в нем приступ жестокой беспощадной ярости. Собрав в кулаки все силы, нервы и, кажется, все, что в нем было, выдержав удар молодого, от которого буквально посыпались из глаз искры, Толик сумел применить ко врагу тот самый коронный прием, которому научил его тренер, и к которому он никогда раньше не прибегал.

        Парень крякнул и стал медленно оседать на землю. Но и у Толика сил больше не было – он земля уходила у него из-под ног. Он ждал удара от молодого, который окажется сокрушительным, поскольку парировать его уже не мог.

        Однако, удара не последовало. Тот замер, и полными страха и ужаса глазами смотрел на поверженного парня. Этого не должно было быть. Похоже, вместе с телом сейчас на его глазах оседало на землю нечто другое - значительно большее, что составляло основу его мировоззрения.

        -Ну, гады, вам не уйти! – крикнул парень срывающимся голосом и побежал по улице.

        Толик наклонился над пытающимся подняться Геной, протягивая ему руку.

        -Геннастый, ты цел? Проверь, зубы на месте? Нос не сломан? Потряси головой, не тошнит?

        -Нормально, - проговорил Гена, ощупав лицо пальцами, - Сотрясение есть, но небольшое, фигня. У тебя - кровь…

        -Я знаю. Пошли, Геннастый, нам надо сматываться. Он может сейчас вернуться и не один. Я, кажется, ихнего главаря выключил.

        Они устремились в прилегающую улицу и быстро пошли, держась ближе к заборам и избегая выходить на освещенную часть. Скоро впереди показались знакомые окна пятиэтажек. Никем не замеченные, ребята юркнули в подъезд.

        -Ой… ой, – как вчера, запричитала Нина, увидев их, - Гена, кто это вас так?

        -Не нас, а мы, - тяжело проговорил Толик, снимая куртку и морщась от боли.

        Пока шли, нервное напряжение не давало ее почувствовать, но сейчас он ощутил всего себя каким-то сгустком боли.

        -Толь, да у тебя кровь хлещет.

        -Сейчас остановится. Лоб рассекли, ничего страшного. Просто крови много, потому что голова обильно снабжается.

        -Снимайте с себя все, я постираю.

        Нина засуетилась, не зная, за что взяться в первую очередь.

        -Идите в ванную… Гена, я тебе сейчас свинцовую примочку сделаю… Толь, давай я тебе перекисью лицо промою…

        Из-за двери выглянуло встревоженное лицо Иришки, а из комнаты донесся тоненький Мари... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6