По нелепой случайности Часть 2

Антон изо всех сил пытался унять внутренний огонь.
Тщетно: его раскалённое дыхание исторгало жар, на котором можно было приготовить бифштекс.
Тело сотрясала и сотрясала активность невероятной силы.
Боже, как стыдно. Юноша даже не подозревал, что такое бывает. Он считал себя человеком выдержанным, стойким, тем более в общественном месте.
В этот момент раздался спасительный храп, её храп.
Попутчица вздрогнула, наверно испугавшись этого звука, и проснулась. Потянувшись, выгнула спину, несколько смущённо скосилась на Антона, улыбнулась.
— Неужели заснула? Согрелась, вот и разморило.
Антон благодарил судьбу за то, что случилось именно так, что она не почувствовала и не поняла пикантности тесного соприкосновения, когда на глазах у всего автобуса юноша фактически вступил с девушкой в интимную связь.
Слава Богу, тайно и она об этом никогда не узнает.
Антон сидел в мокрых липких брюках, чувствуя острый мускусный запах любовного секрета. Девушке подобный аромат мог быть неизвестен вовсе, но людей с опытом любовных связей обмануть было невозможно.
Вот до чего доводят нелепые фантазии. Хоть бы в деревню кто из новеньких девчонок приехал. Местных-то разбирают ещё в школьные годы. Даже познакомиться не с кем, не то что влюбиться и… и жениться.
Антону двадцать лет, а он до сих пор, как в деревне говорят – юнец недёржаный,  мальчишка слопливый. Только что целованный.
Это не значит, что разрядка, оргазм ему неведомы. Как всякий любопытный юноша, он тоже тщательно и скрупулезно исследовал своё тело, его возможности. Но в непосредственном контакте с девушкой, точнее, при её невольном участии, это же... это совсем другое. 
“Извините меня, милая барышня. Не хотел причинить вам зла. Так вышло. Нелепо и гадко. Только я не виноват. Ваш вид, ваш запах… плюс немного фантазии. Всё было так реально. Это молодость… молодость во всём виновата“ 
— Ну что, пригрелись голубки, – произнёс водитель, –  приехали. Это и ваша остановка, девушка. 
Озадаченно посмотрев друг на друга, ребята дружно рассмеялись.
Правда Антон больше от смущения: а ну как увидит девчонка на брюках следы его недавней неостывшей страсти. Это недопустимо. Такого… такого не должно случиться.
Антон тайком оглядел область ширинки на брюках, где, о счастье, ничего не проявилось, но на всякий случай портфелем закрыл корпус.
Забрав нехитрые пожитки, ребята соскочили в придорожной деревеньке, где по сторонам дороги стояли четыре покосившихся дома из почерневших брёвен, поросших грибами и мхом.
Самое солидное строение – местный сельмаг. В нём даже телефон имелся. Интересно, к кому приехала девчонка, надолго ли, зачем?
Стояли, молчали, неловко переминаясь с ноги на ногу. То девушка, то Антон предпринимали попытки завязать разговор, обозначая это желание красноречивыми жестами, глуповатыми улыбками и странного характера мимикой, но с уст так и не сорвалось ни единого слова.
Молодёжь размахивала руками, пожимала плечами, вытанцовывались лишь фигуры крайней застенчивости и прямой нерешительности.
— Лиза... Елизавета,  – первой прервала молчание девушка,  – так меня зовут. А тебя?
— А я Антон. Просто Антон. Вот.
Неловко переминаясь с ноги на ногу,  они поглядывали украдкой друг на друга.  Во всяком случае, юноша точно. Он всё набирался смелости рассмотреть, наконец, объект повышенного интереса, совсем недавно заставивший испытать последовательно боль и сладость.
Антон мысленно извинялся и извинялся за "красномордую клетчатую девчонку". Обозвал-то  в сердцах.
Всё, что делал, лишь неловкая маскировка недавних чувственных переживаний, которые ещё не стихли. Практически не дотрагиваясь до своих и её интимных зон, юноша испытывал не просто иллюзию, а поистине полноценный процесс физического слияния.
Это инерция воображения. Мозг  и происходящее в нём, нельзя как обычный механизм взять и выключить щелчком воображаемого тумблера.
Тогда он хотел одновременно, чтобы эти ощущения продолжались безмерно долго и чтобы закончились как можно быстрее. Такого с ним ещё никогда не происходило. 
Что-то непоправимо сдвинулось в недрах сознания, решительно изменив ход самих размышлений и внутренних ощущений, явившихся следствием воображаемого свидания,  подвинув обычные понятия и правила с линии запрета в сторону зелёной зоны, где можно всё.
Нелепые неоформленные фантазии о случайно оказавшейся на его коленях девушке нечаянно заняли место всего, что наполняло течение и правила жизни до неё, причём настолько радикально, что Антон не знал, что с этим приобретением делать, как к нему относиться.
Лиза так уверенно и прочно заслонила собой происходящее и волновавшее прежде, обнулив своим появлением все предыдущие события жизни, сделав их незначительными и лишними.
Похоже именно этой встречи Антон и искал столько лет, а тепрь внезапно понял, что не способен больше жить в одиночестве, довольствуясь производственными обязанностями, скудным общением с друзьями, невнятными ожиданиями долгожданных жизненных изменений.
До сих пор ему нравились девушки стройные, высокие, с изумительной высокой грудью, тонюсенькой талией, ярко одетые, стильно причёсанные, весёлые, общительные…
И вот она, Лиза, можно сказать полная противоположность настроенному годами романтического воображения идеалу. Встретил её и забыл, какие девушки нравятся, а какие нет, кроме одной единственной, той, что вонзала в его мозг тысячи колючих заноз, от которых сладко ныло в каждой клеточке тела.
Перед Антоном стояло юное создание с белым, слегка ассиметричным лицом в форме блюдца, никогда не видавшим, как у большинства коренных северянок, яркого солнца. Под глазами девчушки полянки бледных веснушек, созерцание которых никогда прежде не вызывало в его сердце особенного восторга. 
Большущие изумрудные глаза с прищуренным ироничным взглядом, смоляные изогнутые брови, бледноватые губы. Правда форма… форма губ изумительная, так и впился бы в них поцелуем.
Слишком простая, даже по деревенским меркам, одежонка. Облик невзрачной серой мышки.
И всё же, и всё же…
Почему так бешено колотится сердце?
По плечам девушки струятся не очень послушные, густые и длинные блестящие волосы, растрёпанные приключениями в автобусе и ветром, намоченные моросящим сию минуту дождём, непослушные, пушистые, вполне замечательные.
Лиза не выпячивает свою женственность, но скромная одежда не в состоянии её полностью скрыть. Ещё этот озорной взгляд цвета сочной травы и странные коричневые искорки в глубине глаз.
В голове Антона крутится впечатление от её одурманивающего запаха: аромат немного вспотевшего юного женского тела, сдобренный едва уловимой ноткой запаха лесной фиалки, гречишного мёда и ещё чего-то терпкого, не облечённое пока в словесную оболочку, только щекочущее обоняние.
Одежда Лизы сильно поношена, но опрятна и впору. Смотрит девчонка настороженно и  одновременно доверчиво – как ребёнок, который не ведает, как правильно поступить.
Антон тоже не очень понимал, что требуют от него сиюминутные обстоятельства, есть лишь желание немедленно познакомиться, чтобы не упустить навсегда шанс, но у него не было опыта реализации этого желания. Придётся импровизировать.
Девочка определенно его зацепила. Только чем? С виду Лиза не просто обыкновенная –  невзрачная. Разве что это именно тот случай, когда судьба посылает сигнал, напоминая, что с лица воду не пить, что любят не за что-то, а потому что. Или срок наступил, когда природа диктует иные, ей одной известные правила...
Время – оно за нас наперед всё знает: появился в кровеносном русле маркер, запускающий цепь реакций, созидающих новую жизнь – предоставит этому важному процессу зелёную улицу на всех направлениях.
Природе без разницы, какие у нас планы на будущее, особенно, если они запаздывают или торопятся. Она не признаёт перспективные задумки, стратегии, фантазии, она своего не упустит.
Как говорится “не мытьем, так катаньем”. Коли настало время любить, не отвертеться. Но что это я про любовь? А про что же ещё? Потому и бурлит всё изнутри, в горле сохнет да под ложечкой сосёт, что есть, кроме внешности и другие ориентиры.
Лиза соблазнительна, молода, чувственна, даже немного привлекательна и совсем не важно, чем. Всем...

Да-да, именно так. Каждая клеточка её тела живая. каждая требует любви и готова ей же делиться.
А Антон… о-о-о, он тоже готов делиться, раздавать, дарить, поминая лишь о том, как прекрасен в молодости беззаветный альтруизм, когда ничего не требуется взамен, даже если отнимают нечто помимо воли: значит кому-то нужней, вот и пусть пользуются.
Придёт время, когда и ему чего-то перестанет хватать, а пока у его ног целый огромный мир, который невозможно ни объять, ни обнять, можно только прикоснуться к нему оголёнными нервами, чувствуя вибрации жизни.
Ведь тем она и прекрасна, жизнь, что кажется бесконечной, пока ты молодой, чувствительный и чуткий.
Кажется, Антон реально влюбился. Иначе, почему ощущает себя пылинкой у её ног, мечтающей взлететь, опуститься в свободном парении на пушистую девичью ресничку, стечь по щеке слезинкой, раствориться в её бескрайнем объёме , чтобы непременно слизнула,  удивившись незнакомому вкусу, потому, что поглотила в своё чрево его любящую плоть, ставшую теперь и её частицей.
Какие бредовые мысли. И откуда они берутся? Ни фига себе, сочинил.

Смотрит Антон на девочку, посылающую сигнал приземления, чувствует обетованную землю, которую искал вот уже которую жизнь подряд. Понял парень – это точно она,  узнал. Не мог не узнать.
Ведь столько раз видел и чувствовал в своих грёзах: и эти бездонные глаза, излучающие доброту, и нежные руки, посылающие прикосновением приметы единения, и восторг, дарящий беспричинную радость, ускоряющий ритмы биения сердца, а попутно превращающий всякую мысль в яркий предрассветный туман.
Антон бродил в мареве перевёрнутых мыслей, забыв дорогу, по которой двигался прежде.  Теперь ему предстояло научиться ориентироваться по звукам трепещущих сердец, посылающих едва слышные сигналы блаженства или бедствия, но явно зовущие,  возбуждающие, на которые не откликнуться влюблённому невозможно, оттого, что они исходят из недр опьяневшей от счастья души, раскрытой на время и совсем беззащитной... 
Весь мир сейчас скукожился, сжался до размера пятачка, на котором они так красноречиво умудрялись молчать о главном.  Он вместился в малюсенькое пространство, ограниченное скромным одеянием её молодого тела.
Только душистые волосы, аромат неведомой силы, запавший в мозг, лишающий воли и нежная кожа миниатюрной руки с почти детскими пальцами, прожигающими воображение до самой сердцевины души. 
Окружающее провалилось в  бесплотный туман, напоминая о себе лишь фоновыми звуками, предупреждающими, что в этом мире они не одиноки.
Картинка событий замерла, замедлилась, мысли приходили и уходили толчками, лениво обрываясь в самом начале, не успев сосредоточить на чём-то ином, кроме порхающих рук и границы, отделяющей, обнажённое для души пространство Вселенной от прикрытого.
Ещё вчера Антон мог этого не замечать, только не теперь, когда разглядел грань, разделяющее внутреннее и внешнее, заставляющее любопытство и что-то ещё проникнуть в суть, исследовать недостающее, о чём только смутно догадывался, но пока не обременён знаниями на эти слишком интимные темы.
Неведомое и загадочное возбуждают сильнее, чем то, что на виду, а замечают и вовсе лишь дозволенное. Даже желание вдохнуть таинственный будоражащий воображение воздух, насыщенный сгустками неземной энергии запахов девичьей юности, будоражащий крепче алкоголя, вызывает головокружение, прилив крови к лицу и шее, разогревая выдыхаемый воздух до состояния расплавленной магмы.
Как же странно устроен мир вокруг. Мозг разрывает взаимоисключающими позывами растерявшегося сознания, одновременно приказывающего немедленно действовать и быть крайне осторожным, превращая желания в горячий  воск, стекающий обжигающими каплями на оголенные нервы и ввергающий в болезненный ступор.
Близость – испытание, когда можно всё и ничего нельзя.
Откуда эти странные мысли? Разве можно влюбиться просто в глаза или рыжие веснушки на шее? Да и что вообще Антону известно про любовь, если не знаком предметно с её ухватистой природой даже теоретически?
Прищур девушки тем временем трансформировался в глубокий ласковый взгляд, подталкивающий к задушевному разговору, но язык юноши присох изнутри и не желает вылезать из своего уютного убежища.
Только жесты красноречиво ведут выразительную немую беседу.
Классика чёрно-белой фотографии – форма и содержание, где ничто не отвлекает от основного смысла. Антону, во всяком случае, всё предельно ясно: он хочет быть с ней, с Лизой.
Мечтает ли о чём-то подобном сейчас она...  кто б знал.
Антон пытаюсь отдышаться от нечаянной мысли и вдруг понял, что не посмеет её высказать. Во всяком случае, не теперь...
Её худое детское тельце с едва наметившейся под пальто грудью невыразимо диссонирует с осмысленным взрослым взглядом. Антон невольно сосредоточился на тёмно-зелёном цвете зовущих глаз: что-то именно в них притягивает, парализует, завораживает.
Они, эти колдовские глаза, одновременно ласковые и холодные, что абсолютно парадоксально – как, скажите, цветущий луг может согревать и замораживать одновременно?
Кажется, в глубине этих изумительно зелёных очей притаились замороженные льдинки, которые непременно хочется растопить. Ещё сильнее желание поцеловать, что непомерно смущает:  они едва знакомы, а между тем уже существует некая связь, неведомое притяжение, которое не думает отпускать, скорее всё больше притягивает.
Страшно утерять навсегда это таинственное ощущение, эту загадочную девчонку, похожую на брошенного котёнка.
Утро незаметно уступило земные владения дню, развесило на небе недоваренную геркулесовую кашу облаков, которая колышется по направлению ветра, словно кто-то неведомый помешивает её огромной ложкой. Неуверенные, мелкие и противные, почти невесомые капли дождя, скорее даже морось.
Голые деревья, неприглядные дома, серый тягучий воздух, а внутри звучит зажигательная «ламбада», кровь с уханьем стучит в висках, проскакивает толчками в воспалённое сердце, которое с силой выталкивает разгоряченный поток в набухшие вены... Всё это нервно пульсирует, накапливаясь внизу живота.
Сыро, промозгло. Антон словно перегрет...
Сейчас или немного позже, но обязательно очень скоро, настанет минута, когда придётся прощаться и что тогда? Наверно, он полный придурок, если не может вымолвить ни слова. Лиза ведь просто девчонка. Обычная, деревенская девчонка.
Отчего такие страдания на пустом месте?
Если бы мы всегда понимали, что происходит изнутри. Очень часто не мы управляем сознанием, а оно нами. Удивляемся, а со стороны всё выглядит нормальным. Кстати, есть авторитетное мнение, что сознание реально находится не изнутри нас, а где-то снаружи.
Похоже, Антон разглядел в девочке нечто, не поддающееся пока осмыслению, что непостижимо для его скудного опыта. Или это стыд от случившегося в автобусе? Но ведь ничего плохого он не совершил.
Разве смущаются только от дурного? Что если человек почувствовал, наконец,  себя мужчиной, а в ней углядел женщину? Первую, возможно единственную женщину в своей жизни.
Хотя, нет, не первая она вовсе. Была ведь у него сумасшедшая любовь с Ленкой. Была. Правда, дальше поцелуев и обнимашек дело не продвинулось, зато какие страсти раздирали их в клочья. Казалось, жизнь была невозможна без той девочки.
Они упивались близостью, часами проводили время приклеившись друг к другу. Это она научила Антона целоваться.
Ленкина выдумка не знала границ:  любимаяё изобретала и выдумывала разные способы чувствительных поцелуев, он лишь послушно исполнял девичьи капризы, терпел выдумки и проказы.
Девочка была для него всем. Точнее, кроме Ленки долгое время никого вокруг не существовало. Словно очутились на неведомой планете, где места хватило только для  двоих. Они жили и дышали собой и для себя. Никто на всем белом свете не был им  интересен...
Всё закончилось внезапно и очень глупо. Проклятый юношеский максимализм. Причина была и довольно серьёзная, но не фатальная: поцелуй с демобилизующимся солдатом на фотографии для друзей – так, юношеская бравада для него и наивная глупость для неё.
Вряд ли что-то серьёзное, но погубил этот поцелуй первую любовь легко и непринужденно. Раз, два... И они уже друг для друга никто: пустое место.
Словно один из них опоздал на скорый поезд, увозящий второго по неведомому маршруту, когда состав не может вернуться назад и сойти с него по какой-то причине невозможно.
Остаётся только помахать  вслед, всплакнуть от ощущения невосполнимой утраты и... и продолжить жить.
Воспоминаниями.
Ведь когда кто-то уходит, даже навсегда, это не означает, что его больше нет. Он навсегда остаётся с нами.
Этот кто-то ещё долго будет приходить к нам в минуты тревог и разочарований. Так уж устроен человек. Всё, что мы не успели сказать, пережить, почувствовать будет продолжено, порой многократно усиленное впечатлениями дня сегодняшнего и обновлёнными переживаниями.
Это не просто потеря – это развилка, момент невозвратного выбора одного из нас.
Каждую минуту жизнь заставляет нас делать шаг, уводящий  на иной путь, неведомый, как и прежний, предоставляющий новые возможности и напрочь лишающий тех, которые не были использованы вовремя.
Ирония этих событий в том, что никогда не узнаешь, что бы могло произойти дальше. Хотя и после выбора ничего нам неведомо – ведь впереди другие выборы, предугадать которые мы тоже не в силах.
Только в мечтах, или во сне, возможно, продолжить то прерванное общение, додумать, что же было после...
Это болезненно, горько, печально.
Всё равно приходится постоянно выбирать, передвигаясь по полотну жизни петлями и зигзагами, изредка перебегая или перепрыгивая на другую прямую, за которой опять резкий поворот, а то и разворот.
Так и рисуем узор своей незрячей судьбы: танцуем джигу, пока молоды и сильны, затем переходим на вальс, замедляя его движения год от года, после начинаем топтаться на месте и наконец, вовсе останавливаемся, удивляясь, зачем вообще нужны эти бесполезные движения.
Сейчас Антон намерен именно танцевать. Душа его поёт и вытворяет разные непонятные штучки, значение которых до него пока не доходит, но ох как хочется испытать всё это неведомое, исследовать каждый потайной уголок непознанного.
 — Я сюда на практику. Продавцом. Наверно надолго. Хотя точно не знаю. Как получится. И никого знакомых. А ты здесь живешь?
— Работаю. Зоотехником. Вон в том совхозе, –  отвечает юноша и показывает на противоположный берег реки, скрытый опустившимся в пойму густым туманом, –  тоже не знаю, надолго ли. Положено отработать три года. Пока чуть больше полгода освоил. Там и живу, в совхозной конторе. У меня комната. С печкой. Малюсенькая, правда, но тёплая и удобная. Книги есть, стереопроигрыватель. Совсем неплохо для глухой деревни. Скучновато, конечно. Зато здесь охота, рыбалка, грибы, ягоды, природа нетронутая. На спорт времени хоть отбавляй. Приспособился. Только подружки нет. А вы не хотите... ну, это... дружить?
Краска залила лицо: дотронься и обожжёт. Все-таки хватило смелости.
— А ты заходи ко мне чаще. Вдвоём веселее, –  сказала Лиза и подала малюсенькую ладошку, свернув её лодочкой, – будем знакомы. Я здесь не очень далеко живу. Точнее не я –  моя семья. От районной автостанции около часа на автобусе и минут двадцать пешком. Можно сказать совсем рядом, часов за пять можно добраться, хоть каждый выходной езди. А что! Там, у мамки, молоко, картоха, мясо, грибы.  Здесь, небось, только макароны да консервы. Я поесть люблю. А кто не любит! А ещё музыку обожаю. И танцевать... как начну кружиться, забываюсь и улетаю куда-то. Ты любишь летать во сне? Я каждую ночь летаю, разбегаюсь и машу руками, пока от земли не оторвусь. Где только не летала. Кажется, всю планету сверху видела, а сама нигде, кроме Архангельска не бывала. Ни разу. И мечтаю. Глаза закрою, представляю, как замечательно всё будет... потом. Только не знаю, когда. Но обязательно будет. Я уверена. Теперь здесь поживу.
— А я не умею танцевать. Только попрыгать могу, словно танцую, а на самом деле совсем не умею. Меня пытались научить. Напрасно. А у вас это... ну... есть кто-нибудь? 
 — Конечно, есть. Родители есть. Бабушка. Братья. Трое. И две сестры. А ещё у нас три коровы. И телята. Поросята, две козы, овцы. куры... Ты что, думаешь, я сирота, что ли? Не смотри, что так плохо одета. Заработаю – всё себе куплю. Буду в шёлковом платье ходить и в туфлях на высоченном каблуке. Лодочкой. У меня всё будет, ага. Я так решила.
— А сколько тебе лет, красавица? 
— Восемнадцать.
— Ой, ли?  На вид пятнадцать. Ладно-ладно! Молчу...
Елизавета опустила глаза, пошарила в накладном кармане пальто и уверенно вытащила пачку сигарет «Космос». На её лице сияли усмешка и вызов. На, мол, выкуси – уже взрослая. Вот и доказательство.
Антон рассмеялся, достал «Беломор-канал».
Прикурили, встали в позы крайней сосредоточенности: ни дать, ни взять – деловые люди.
Дымят, глаза в глаза смотрят. Долго.
Лизха победила. Может и правда взрослая. Кто их знает, этих преждевременно созревающих девчонок. Леночке шестнадцать было, а она Антона как многоопытная гейша целоваться учила, словно сама колыбели ту науку постигала.
Да и какая на самом деле Антону разница: любовь, говорят, возраста не имеет. Она или есть, или нет её совсем.
Ого, опять ведь про любовь...
Время за пустячным разговором пролетело быстро. Пришлось вспомнить, что командировка закончена – пора на работу на другой берег реки. Ещё неизвестно на какой стороне лодка и в каком сегодня состоянии лодочник.
Можно было попробовать потом через паромную переправу, но туда и обратно пятнадцать километров по грязи шагать или вдвое длинней крюк лесом, а в лесу ещё снег лежит, сегодня ведь только тринадцатое марта.
Весна и так поторопилась. Редко в марте случаются оттепели. Нет, паром не выход.
Антон показал Лизе её новое место работы, познакомил с продавщицей, попрощался за руку, договорившись встретиться на следующий день вечером, после работы...
Лиза ждала.

 Валерий Столыпин

x

Иллюстрация к: По нелепой случайности Часть 2