Переводчица.Часть 2

- Я вижу, не сильно-то ты веришь мне, - отдышался старик. - А ну-ка, пойдем, я тебе кое-что покажу.

Они снова вошли в избу. Марк сел за стол, а хозяин, пошарив за печкой в сундуке, вынул из нее потрепанную женскую сумочку, вышитую перламутровым бисером, перетянутую плетеной тесьмой. Марк вспомнил, что на одной фотографии у мамы на руке висела точно такая же сумочка.

- Она, она, - закивал головой Степан, ловя растерянный взгляд Марка. - Это ее. Она мне перед самым отъездом положила в карман с твоей фотографией. Вот... Это ты маленький.

Марк впервые увидел на единственном снимке себя малышом в вышитой шапочке и детской распашонке... у мамы на руках. Ком подкатил к горлу. Едва сдерживая слезы, он проговорил:

- Ну, почему, почему она никогда о тебе не рассказывала?

Степан вздохнул.

- Потому что она моего брата очень сильно любила, а со мной была из чувства благодарности, что я поддерживал ее в трудное для нее время. Если честно, то я устал от этого и просто молча, ушел из их жизни.

- Все повторяется… - прошептал, едва веря во все это, Марк.

- Не переживай, сынок. Я хочу помочь тебе все исправить.

- Как? Я безумно люблю женщину, которую не меньше меня любит мой брат... Что это? Что это за наваждение... или проклятие нашего рода, где двое мужчин любят одну женщину, и нет выхода из этого порочного круга. И это повторяется из поколения в поколение…

Степан подошел к Марку и положил руку ему на плечо.

- Марк, я прошу, не делай поспешных выводов. Поживи пока у меня. Время расставит все на свои места…

Следующий день у Марка начался со знакомства… с колуном.

- Дрова когда-нибудь колол?

- Приходилось... Давно, правда. А ты со мной всегда будешь говорить по-русски? — спросил он старика.

- Привыкай сынок, тебе придется задержаться здесь, а без русского с народом худо. Не любят русские немчуру, - хохотнул тот в седые усы.

- И долго ты меня здесь будешь держать? - замахнулся Марк топором над лиственничным поленом.

- А я тебя не держу. Ты можешь хоть сейчас уйти... только от себя ты не уйдешь и проблему, про которую ты мне вчера свои песни пел, без меня не решишь. Так что дело за тобой. Если ты настоящий мужик, то дай время разобраться в себе, если считаешь, что должен бежать за юбкой, то, пожалуйста... Жизнь твоя и за тебя ее никто не проживет.

Марк разделся до пояса и колол дрова до кровавых мозолей, пока топор не вылетел у него из рук.

- Что ты делаешь? - проворчал отец. - Во всем нужна мера... Учить вас молодых некому. Эх, - удрученно вздохнул он. - Анна! Иди, принеси мазь на травах, да перевяжи руки мужику.

За углом избы скрылась фигурка вчерашней девушки. Она подбежала к Марку, и забавно дуя на его руки, намазывала своим тонким пальцем на содранные места на его ладонях. Она так низко опустила голову, что Марк видел только ровный пробор ее волос на голове. Тонкая, почти бесцветная косичка елозила по худенькой спине, а выскользнувшая из нее прядь упала ему на руку, едва не испачкавшись в мази.

- Ты почему без платка? - рассердился Степан. - Ну-ка марш, сейчас же…

Аннушка, еще раз посмотрев на Марка серыми глазами, смутилась и быстро развернувшись, исчезла в доме чуть поодаль от отцовского.

Марк спешно перетянул раны принесенными Анной чистыми перевязочными бинтами и пошел оглядывать домовладение отца. На задворках пребывала многочисленная пернатая живность куры, утки, гуси, индюки. За неимоверно огромным огородом с посаженным и уже цветущим картофелем паслись козы и две коровы.

- Скоро телята народятся, - довольно произнес Степан, но вдруг вздохнув, проговорил:

- Оставить только все это некому.

- У тебя жена молодая, - кивнул он на Марфу, стирающую белье в корыте в белой, едва скрывающей ее наготу, сорочке. - Неужели не получилось?

- Почему? Получилось, - нахмурился отец. - На лесозаготовке прошлым летом погиб... Двадцать пять лет было парню.

- Прости, я не знал.

- Тебе нечего извиняться. Так случилось. Бог дал, бог взял.

Степан три раза перекрестился, что-то тихо бормоча себе под нос.

- Ну, что идем обедать? Марфа, чего оголилась перед молодым мужиком? Тьфу, ты, господи... Давай накрывай на стол. Бросай свои постирухи.

Несколько дней прошло, как Марк оказался в неожиданной для себя обстановке. Он перезнакомился почти со всеми жителями небольшого острожного поселения, который поднял его отец, потомок германских баронов, но глубоко русского в душе. Марк с интересом наблюдал изо дня в день за процессом его работы. В ней не было ничего лишнего. Каждый занимался своим трудом, с лихвой получая заслуженную награду за свою работу. В каждом его поступке, слове, знаке была вполне логичная определенность, с поистине немецкой педантичностью. ” Если бы все русские так трудились, то у них давно наступил бы коммунизм, который они ждут вот какой уже десяток лет ”, - ухмыльнулся Марк своей догадке.

- Как тебе это удалось организовать? Ведь здесь узаконены колхозы или как их... совхозы.

- Вот, что я тебе скажу, парень, то, как мы здесь живем, это не по советским законам, но... отсюда, из этого поселения вышли в люди два партийных деятеля в крае, один, пусть хоть и маленький, но заместитель министра, знаменитый художник и скульптор и две матери-героини, которыми гордится вся страна. Только благодаря этому мы еще продолжаем существовать…

- Однако, - задумался Марк. - Не могу понять, как тебе все это удается?

- Поживешь-увидишь... А может, все-таки останешься?

Марк тряхнул головой.

- У меня там очень серьезный бизнес, даже не знаю, что и как там без меня...

- Наслышан, наслышан, неужто некому присмотреть?

- Не знаю. Даша…

Марк осекся, виновато глядя отцу в глаза.

- У Даши совсем другое, да и права она не имеет распоряжаться моими делами, только мои доверенные.

- Вот в этом ваша ошибка, не доверяете вы своим близким. В случае чего, ваше имущество оказывается в чужих руках. Обидно, - заключил Степан. - Ну, ничего, с божьей помощью все образуется, - тут же подбодрил он сына. - Пошли, поможешь мне.

Они зашли в сарай, угол которого был доверху завален сеном. Терпкий густой запах леса, трав смешивался в воздухе с запахом хозяйственного мыла, тянущегося с другого угла, где были аккуратно расставлены орудия сельскохозяйственного труда. Посередине стояла телега без одного колеса. Степан поднял новое деревянное колесо и приставил к нему железный обод, затем вбил его под него и внимательно осмотрев, кивнул Марку:

- Подсоби. Не стой, как истукан.

Марк немного тушевался, при незнакомых и непонятных ему словах, но быстро соображая, запоминал, откладывая в своей памяти. Степан взял оглоблю, просунул ее под треножную телегу и чуть приподняв, крикнул:

- Забивай!

Марк стукнул по приставленному к телеге колесу увесистым деревянным молотком. Оно с легкостью вошло в него.

- Ну, вот и славно, - довольно созерцая обоюдную работу, произнес Степан. - Лиха беда начала. Хочу тебя на рыбалку свозить на озеро...

На улице вдалеке послышались крики и причитания. Степан прислушался и поспешил на выход. Ему навстречу по огороду с задворок бежала Матрена, махая платком, падала, снова поднималась, закидывая растрепавшиеся волосы назад.

- Ой, ой, - только слышалось ее пыхтение. - Степан, беда…

- Что случилось? - затряс тот ее плечи.

- Корову... стельную нашу... медведь задрал…

- Господи… - нахмурился Степан и отвернулся. - Все, теперь покоя нам не видать. Скот на пастбища не выпускать, пусть сено дома жуют... Целее будут, - дал команду он собравшимся вокруг него поселенцам. - Кирьян, Василий, - позвал он двоих из толпы. - За ружьями и в поход. Поглядим, что за зверь. Сдается мне, что это медведица безобразничает, - тихо проговорил он, стоя рядом с сыном.

- Как ты узнал?

- Ей кормить нужно сейчас своих детенышей. Видать, дичи мало, голодают бедные. Обкомовские хуже браконьеров, вывозят грузовиками трофеи, но мог, и подранок... Обычно медведи сторонятся людей.

- Возьми меня.

Степан искоса взглянул на сына, покрутив головой.

- Это тебе не рыбалка…

- Отец.

Марк впервые назвал его так.

- Я хочу почувствовать себя настоящим мужчиной. Позволь мне.

Степан, немного подумав, вздохнул.

- Хорошо, только ни на шаг не отходи от меня.

Пару дней охотники не трогали изорванную и частично объеденную тушу коровы. Мясо под палящими лучами солнца подвялилось, подтухло и наполнилось посадками мух с червями. Степан с Марком сидели в засаде на одной  по близости растущей сосне. Другие охотники прятались на определенном расстоянии в густых зарослях. До заката оставалось часа два, не больше. Степан начинал нервничать. ” Неужели не придет? До завтра тушу уже раздербанят другие местные лесожители ”, - думал он, поглядывая по сторонам.

Неожиданно сбоку из кустов выпорхнула стайка мелких птиц, и вперед вырвался забавный полугодовалый медвежонок, совсем еще малыш. За ним показалась невероятных размеров морда медведицы. Животное вальяжно вышло из зарослей, высоко поднялось, опираясь на задние лапы, и поводило мокрым носом, втягивая ноздрями воздух. Не почуяв опасности, оно двинулось за своим малышом, который уже вовсю дербанил мясную заготовку.

В это время Степан бесшумно вскинул двустволку и прицелился. Внезапно у него за спиной раздался шум и треск ломающихся веток. В последний момент он понял, что под Марком каким-то непонятным образом обломился импровизированный помост и тот, цепляясь всевозможными способами за ветки и сучья, грузно упал боком на землю. Зверь испуганно оглянулся и, увидев позади себя потенциальную опасность для своего детеныша, бросился на застывшего в ужасе Марка. Раздался громкий выстрел. Медведица дернулась, встала на дыбы и, раскрыв огромную пасть, ринулось на Марка. Звук выстрела выдернул Марка из оцепенения.

- Беги! - заорал во все горло Степан.

Его сын, несмотря на боль в спине, вскочил на карачки, а затем, выпрямившись, ринулся в глубину леса. Зверь, дико рыча, кинулось вслед за ним. Охотники выбежали из засады и побежали вслед, перегоняя по пути растерявшегося медвежонка.

- Что же ты наделал, мой мальчик? - задыхался от потрясения Степан. - Господи, не забирай его у меня! - взмолился он, перелезая через валежник.

Он догнал мужиков только у озера.

- Ну, что?

- Нет нигде, - пожимали в растерянности плечами оба. - Как сквозь землю провалился... и зверя нет нигде.

Степан, опустив глаза, молчал, виня в случившееся только себя. Если бы он не привез его сюда, ничего бы этого не случилось. Потерять единственного сына для него было равносильно удару. Он этого не переживет.

- Надо людей организовать на поиски…

- Темнеет уже, - послышалось в ответ.

- Я сказал! - отрезал Степан. - Хорошо, вы идите в поселение. Завтра с утра присоединяйтесь ко мне. Я здесь всю ночь буду.

Глава 20

Он бежал со всех ног, не разбирая дороги, уже не надеясь на спасение. Все его нутро, запустив механизм инстинкта самосохранения, кричало ему - " не останавливайся!” Но силы были уже на исходе, казалось, легкие уже настолько переполнены воздухом, что он уже до потери сознания отравляет его мозг и тело. Марк в последнее мгновение услышал злобный рык у себя за спиной и, сделав финальный, как ему тогда показалось, предсмертный рывок в сторону, почувствовал под сапогом зловещий, или спасительный! хруст. Не ощутив под ногой твердую поверхность, он полетел вниз, судорожно хватаясь руками за воздух, за летящие вместе с ним сучья и ветки, с ужасом осознавая, как на него летит то самое разъяренное животное…

Боль вернула ему сознание. Было темно и тесно. Пошевелив рукой, он вскрикнул, поморщившись. Нужно было оглядеться, чтобы понять, где он и в каком положении. Что он живой и все у него на месте — это радовало. Не радовало, что он был зажат между какими-то вбитыми в землю узкими деревянными шестами и запах... Эта вонь стояла совсем близко перед его лицом. Марк поднял вверх руку и в испуге отдернул. Это была раскрытая пасть животного с огромными клыками и вывалившимся из нее языком. ” Неужели это случилось, и я выжил ”, - все спрашивал он себя. Марк попытался продвинуться вперед, но дикая боль в руке не давала ему даже пошевелиться. ” Господи, что там у меня с плечом? Сломал? Похоже ”. Он еле дотянулся здоровой рукой до травмированного плеча, обнаруживая под ним еще разорванные с сочащейся кровью мышцы.

- Все-таки зацепила, - поморщился Марк. - Эй! - крикнул он, что было сил уже в пустоту. - Помогите!

В ответ шорохи и звуки ночного леса. Марк откинул голову на сырую землю. Кто-то заполз ему под воротник рубашки, неприятно щекоча шею.

- Эй! Кто-нибудь, помогите! - из последних сил крикнул он.

Мужчина снова попытался протиснуться через тиски кольев. Превозмогая боль, Марк помогал себе здоровой рукой и ногами, отталкиваясь сапогами от деревянных стволов. Наконец он выбрался, укладываясь на свободную поверхность ямы, над которой уже нависла луна, освещая место трагедии. Теперь Марк вспомнил, что случилось с ним в момент падения, и он восстановил всю картину произошедшего.

Когда Марк оступился, он машинально протянул свою руку к медведице, которая в этот момент уже саданула его, выбив плечо и разорвав до локтя мышцы. Наполненное яростной злобой, что жертва ускользает из его лап, животное бросилось вместе с ним в яму на заостренные колья…

Забрезжил рассвет. Лучи света едва проникали в глубокую западню. Марк поежился, потирая себя здоровой рукой. Кровь давно перестала сочиться, подсохла, но воспаленную, уже покрытую струпом рану нужно было перевязать. Он зубами оторвал две полоски от подола своей рубашки. Одной насколько было возможно, перевязал рану, у другой соединил концы и, перекинув через шею, подвесил больную руку. О том, чтобы самостоятельно выбраться не могло быть и речи. Звать на помощь... Есть ли в этом смысл? Но…” Эта западня кому-то же принадлежала ”, - рассуждал Марк, - " Значит здесь, возможно, очень скоро проявится ее хозяин. ” Так думал Марк, но жизнь внесла коррективы в свои планы. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра никто не появлялся. Марк был уже на исходе своих сил. В яме тошнотворно смердило. Мертвая медведица на кольях быстро разлагалась в рое мух и червей, источая по замкнутому пространству ужасающее зловоние. Марк уже почти не чувствовал свою травмированную руку, предполагая, что он уже потерял не только ее, но и свою жизнь, когда послышался сверху шорох. Словно в тумане, он увидел перед собой спасительную лестницу, затем человека, который завел его здоровую руку себе на плечо, помогая подняться, а затем и выбраться на поверхность. От чистого воздуха легкие у него расправились... и вытолкнули сознание.

Несколько суток Марк метался в бреду между жизнью и смертью, но там, наверху решили, что он еще не выполнил свое предназначение на этой бренной земле и в один прекрасный день, мужчина приоткрыл глаза и позвал по-русски:

- Пить.

Возле него возникла фигура молодой женщины и, приподняв его голову, напоила из кружки теплой горьковатой жидкостью.

- Что это?

Ему показалось, что кроме него никто не услышал его слов.

- Лекарство, - ответил приятный мягкий голос.

- Где я?

- Лежи, тебе нельзя говорить.

Женщина вышла, скрипнув дверью, оставив его одного со своими мыслями. Заметив на своем теле чужую одежду, он ощупал себя здоровой рукой, с радостью обнаруживая, что другая на месте и все еще шевелится. Было еще немного больно, но это ни шло, ни в какое сравнение с ощущением, что он все-таки живой. Хотелось встать, глотнуть свежего воздуха. Казалось, что зловоние той западни до сих пор преследует его, стоит у него в носу, легких. Он поднялся и, пошатываясь, толкнул дверь маленькой избушки наружу. Солнце стояло в зените, но его острые лучи с трудом проникали через густые заросли величественных сосен и кедров на расчищенное пространство небольшой поляны. Весело щебетали птицы, дробью стучал дятел, занятый своими делами. По коре деревьев, облитой подсохшей ароматной смолой бегали белки, и бурундуки, с любопытством взирая на нового пришельца. Немного кружилась голова. Марк оперся рукой о ствол сосны и огляделся. Той женщины рядом не было. ” Что это? Мне она померещилась или была все-таки на самом деле?” Щурясь, он откинул голову назад и взглянул вверх. Лаская взгляд, по голубому небу плыли белесые кудрявые облака-овечки... Где-то сбоку послышался всплеск, и едва уловимый шум воды. Марк последовал на звуки. Через несколько метров, лес закончился, открывая перед ним величественную гладь небольшого озера, по берегам которого, простирались живописные курчавые заросли. Немного пройдя по гальке, он увидел водопад, с шумом срывающийся со скалы. Разбиваясь о валуны, вода разбрызгивалась и пенилась как вскипевшее молоко на плите. Неожиданно из скалистого грота показалась обнаженная фигура той женщины. Она встала под серебристые нити водопада, вскинув красивые руки над головой, провела ими по волосам. Спрятавшись за широкое дерево, Марк издали воззрился на ее стройное, не тронутое загаром тело, глазами пробегая по ее грушевидным грудным полушариям, изгибам изящной талии, достаточно широким бедрам. Он проморгался, сглотнув накопившуюся слюну, прикованный взглядом к густому волосяному треугольнику у нее между ног. Женщина осторожно спустилась по камням к водоему и нырнула в него с головой, мелькнув белыми округлыми ягодицами. Вскоре она вынырнула и поплыла по- лягушачьи, разводя в стороны руки и ноги. Марк не мог разглядеть ее лица, было довольно далеко, но то, что она сделала потом, повергло его в настоящий шок. Женщина повисла на водной глади недалеко от берега и, откинув голову назад, раскинула по ее поверхности свои длинные светлые волосы. Они как водоросли плыли по слабому течению, утопая, путаясь и сплетаясь между собой. Прождав немного, она резко развернулась и ударила ладонью по воде со стороны своих волос. Марк не понял, зачем она это сделала, пока не увидел, что на берег вылетела рыба, затем следующая, еще и еще. На гальке уже лежало с десяток дергающихся и извивающихся в предсмертной агонии больших и маленьких рыбешек. От вида такой рыбалки, мужчина невольно расплылся в улыбке. Посчитав, что рыбалка удалась на славу, женщина поплыла к берегу, прямо на Марка. Нужно было возвращаться назад…

Дверь тихонько отворилась, и Марк снова увидел ее. Сейчас она уже была в холщовом платье до пола с длинными рукавами. На голове у нее был светлый ситцевый платок. Он скрывал едва ли не всю правую половину лица женщины, словно у нее разболелись зубы, и был повязан через шею. ” Странно, она не такая уж и некрасивая ”, - подумал Марк. - "Интересно, что у нее там, под этим платком?”

- Ну, что очухался? - произнесла она.

Марк почувствовал в ее голосе твердость и силу.

- Сколько я уже здесь?

- Почитай скоро месяц будет, - ответила она, разжигая в печи огонь. - Тебя как звать-то хоть? Ганс? - ухмыльнулась она.

- Почему Ганс? - буркнул он в ответ.

- Бредил ты в бессознании... по-немецки. Все Дашу какую-то звал... Думала не жилец ты, - строго сказала она.

- Марк меня зовут.

- А я Глафира, Глаша, - вдруг улыбнулась она, глядя на Марка. - Ну, вот и будем знакомы.

Он вдруг подумал, что не страшная она совсем, только лица не разглядеть. Почему она все-таки его прячет? Марк сел на топчане, глядя на ее работу.

- Может помочь чем?

- Ты лучше отлеживайся. Приходи в себя, а я уху сварю, покормлю тебя. Рыба здесь жирная, отменная.

Марк улыбнулся уголками губ, вспомнив, каким образом она ее поймала.

- Ты откуда здесь?

- Я с поселения.

Глафира как-то странно посмотрела на него.

- Что... - кратко произнес он.

- Ничего, - покрутила она головой, продолжая потрошить рыбу в тазу. - Я тебя там раньше не видела. Кто у тебя там? Жена?

- Отец... Степан.

Она нахмурилась и удрученно согнулась над рыбой.

- Что с тобой? - снова спросил Марк.

Он уже ничего не понимал.

- Как поправишься, я тебя на тот берег переправлю.

- А если я не захочу...

- Никаких "если", - резко повернула она к нему свою голову. - Уедешь и точка. Нечего тебе здесь делать. Разного мы поля ягода.

Марк опустил голову. Как женщина она была ему не интересна. Ее решимость и сталь в голосе отталкивали, но вместе с тем, поднимали из глубины души инстинкт самца, первобытное мужское начало, дух борьбы для достижения своей цели...

Такой ухи Марк никогда не пробовал. Он с аппетитом откусывал куски белой рыбы, прихлебывая наваристым бульоном. За все время ужина Глаша почти не обмолвилась ни словом, сколько бы Марк не пытался с ней заговорить. Как только стемнело, пожелав спокойной ночи своему “постояльцу”, она скрылась за печкой, задернув предварительно за собой шторку. Марк долго не мог уснуть, ворочался на скрипучем топчане, думая о своей жизни, Даше, отце. Сон сморил его только глубокой ночью.

Он открыл глаза от стука топора во дворе. ” Ну, вот и хозяин наконец-то пожаловал ”, - подумал Марк, протирая сонные глаза, и зевнул. ” Пора и честь знать. Надо перебираться на другой берег, а то меня давно уже там потеряли ”. Он вышел и увидел посреди двора. Глашу, ловко орудующую топором по дровяным поленьям.

- Ты чего? А где у тебя мужик? - произнес Марк, удивленно оглядываясь по сторонам.

- Я за него... Одна я, - выдохнула Глафира, прицелила топор над широким деревянным обрубком, и высоко закинув колун над своей головой, с силой опустила на полено.

- Ты чего делаешь?

- А кто будет делать? - взглянула она на него с укором. - Дух святой?

Глафира снова прицелилась и отколола чурку от полена. Из-под платка выбился локон светло русых волос. Глафира постоянно сдувала его раскрасневшимися губами. Он снова падал ей на глаза, все больше раздражая свою хозяйку. Марку все время казалось, что ей мешает тот платок. Он никак толком не мог разглядеть лица этой женщины, своей спасительницы.

- Дай я, - приблизился он к ней вплотную, забирая из рук орудие.

От нее повеяло острым потом подмышек, горькими травами и костром. Это смешанное сочетание почему-то очень понравилось ему.

- Сможешь? - кивнула она на его руку. - Я только недавно тебе ее вправила.

- Посмотрим, - усмехнулся Марк, взмахивая над поленом.

Переколов значительную порцию дров, он помог ей все сложить это в поленницу.

- Иди, полью тебе, обмойся.

Глаша перекинула чистую тряпку через плечо, украдкой наблюдая за тем, как Марк подцепил пальцами за ворот и стащил через голову рубаху. Ей нравилась черная растительность на его красивом, с утонченными чертами, лице, груди, переходящая на живот и пах. Она видела его обнаженным, когда еле выволокла его из смердящей западни. Пришлось раздеть его догола и скинуть туда его окровавленные тряпки, но то был больной, истощенный человек, разглядывать его не было времени, нужно было срочно спасать. Сейчас перед ней стоял мужик, с самой настоящей своей анатомией... как у ее Федора. Она помогла ему обмыться и вытереться.

- Мне еще понадобится твоя помощь.

Марк сдержанно улыбнулся ей в ответ.

- Что? - пристально посмотрела на него она.

- Чем я еще могу тебе помочь?

- В ледник нужно опуститься, мяса достать. Тебя хорошо кормить нужно.

- Зачем? Все равно мне уходить скоро, - ухмыльнулся Марк.

Она пожала плечом.

- Ну, хорошо. Тогда я пойду.

- Куда?

- Тебе это не нужно знать.

Он покосился на Глафиру.

- Только не вздумай за мной следить...

Краска бросилась ему в лицо, словно она знала, что он наблюдал за таинством ее колдовской рыбалки. Ненадолго скрывшись в доме, Глафира вышла... с охотничьей двустволкой наперевес. Молча пройдя мимо мужчины, ее стройная невысокая фигура в длинном платье скрылась в чаще леса.

Было довольно скучно. Не находя себе места, Марк снова принялся колоть дрова. Начинало вечереть, солнце клонилось к закату, когда появилась Глаша. Она была чем-то удручена. Марк заметил, что она плакала.

- Что-нибудь случилось?

- Не. Так…Ты, наверное, голодный.

- Нет, я перекусил. Лепешки у тебя с утра остались…

Она, молча, прошла мимо него. Немного погодя, Марк тоже зашел в избу и бросил взгляд на закрытую шторку. Он лег на свой топчан и, положив под шею руку, вздохнул. За печкой послышались всхлипывания. Мужчина медленно поднялся, прислушиваясь, отодвинул шторку и приблизился к лежащей на кровати Глаше. Она была в белой ночной сорочке и без своего дурацкого платка. Ее пшеничные волосы разметались по подушке и постели. Он не знал, как повести себя сейчас, но мужской инстинкт толкнул его к своей жертве. Марк лег рядом и коснулся ее плеча рукой.

- Глаша…

Она резко развернулась к нему полностью, приставив к его горлу охотничий нож.

- Только попробуй, тронь меня, - зашипела на него фурия. - Тебя никто и никогда не найдет…

Тут он увидел весь ужас части ее лица, так долго скрываемый ею под головным убором. Рваные, безобразно зарубцованные раны от когтей огромного животного перерезали часть щеки, висок и ухо... Уха вообще не было на привычном месте, впрочем, как и части волос. Вместо него были какие-то сросшиеся невпопад хрящевые ошметки.

- Боже, мой, Глаша! - вскочил перепуганный Марк. - Прости, я не хотел…

Он выскочил как ошпаренный из ее каморки за печкой и плюхнулся ничком на свой топчан, больше не пошелохнувшись. Глаша снова повернулась и, спрятав под подушку нож, долго думала о случившемся. Чувствуя, что ее уже накрывает сон, она неожиданно для себя улыбнулась…

Утром Марк потянулся и повернул голову в сторону занавески. ” Мне это приснилось или что?" - подумал он, моргая ресницами. Он вышел на улицу. Приближалась осень, становилось все прохладней по утрам, со стороны озера пришел густой туман. Марк поежился.

-Туман чуть разойдется, будем перебираться на лодке на ту сторону, - послышался в стороне голос Глаши.

Еле разглядев ее в белой мгле, он сказал:

- Я хочу остаться.

- Я вижу, что ты уже полностью здоров, - словно не слыша его, продолжила она. - Вот Степан не нарадуется... Только не говори, что у меня задержался…

- А у кого?

- У медведя, - усмехнулась она. - Ладно, привет отцу передавай. Пойдем завтракать. Кофе нет, а чай имеется. Оладьи сейчас на стол соображу.

Позавтракав, они спустились к воде. Марк запрыгнул в лодку после Глафиры, с силой оттолкнув ее от берега. Он сел за весла, неуклюже гребя ими по воде.

- Смотри, вот так, - показала она ему.

Обхватив его руки своими ладонями, она принялась грести вместе с ним синхронно. Марк быстро понял технику правильной гребли и дальше работал веслами без нареканий.

- Что-то я толк не возьму, как тебя Степан на медведя взял?

- Сам дурак, напросился, а потом все испортил.

- Я ведь тебя случайно нашла. Медвежонок крутился там. Подумала, мать где-то рядом, а там такое... Если бы ты не пошевелился, то я бы и не стала спускаться, сама еле живая оттуда вылезла, вся переблевалась... Рука у тебя сильно гноилась, черви уже там копошились. Хотела топором ее оттяпать, но вовремя одумалась. Думаю, если суждено выжить, выживешь с рукой, нет... Будь, что будет.

- Бог дал, бог взял? - усмехнулся Марк, усердно работая веслами.

- Ну, в общем, да.

- А медвежонок тот? Где он?

-А ты на чем спал?  Он не выжил бы все равно без матери... слишком маленький...

Причалив к берегу, Глафира пересела на место Марка.

- Ты не пойдешь? -спросил он.

- Нечего мне там делать, - вскользь буркнула она. - Подтолкни.

Марк оттолкнул лодку от берега в обратном направлении и долго глядел на удаляющуюся в ней женскую фигуру.

Марк не ожидал, что его возвращение в поселение вызовет такую бурю эмоций. Степан долго не мог успокоиться, не скрывая своих старческих слез. Острожные обитатели не могли поверить, что он вернулся живым и невредимым... почти невредимым.

- Ну-ка, Марфа! На стол собирай, будем праздновать воскрешение моего единственного сына.

До самой ночи лился рекой самогон, и слышались залихватские песни и пляски. Только один виновник этого торжества сидел, молча, прищурив глаза. Он думал о чем-то своем.

- Что, сынок? - хлопнул его по плечу отец. - Никак проняла тебя Глафира?

- Ты о чем? - поднял Марк на него глаза.

- Я даже не удивлюсь, если ты скажешь, что ничего у тебя с ней не было, - ухмыльнулся отец.

Марк опустил голову.

- Глашка она такая, если что не по ней - нож под ребро... Один такой охочий отправился до нее... обратно не вернулся, - хохотнул Степан. - Мы тебя всем гуртом искали. Про яму ту, совсем не знали. Как в нее раньше еще никто не угодил, ума не приложу.

- Что с ней случилось? - повернулся к отцу Марк.

- С кем? А, Глафирой? Что показала? Не все удостаиваются такого подарка…

Степан вздохнул, вдаваясь в воспоминания.

- Пришлые они с Федором были. Жили на той заимке втроем с маленькой дочкой. Мужа ейного только с ее слов знаю. Никогда не пересекались мы с ним. Что уж там у них случилось, не ведаю, да только как-то наши переправились через озеро поохотиться, да Глафиру одну в овраге в лесу, заваленную валежником, нашли. Пол лица у нее было в клочья разодрано. Видно, Михалыч подумал, что мертвая она и оставил про запас, на голодный день... Холодно уже было, как еще не замерзла девка.

- Кто такой Михалыч? - удивился Марк.

- Косолапый, под три метра...

- А что с теми, другими... Федор где? Дочка?

- Пропали, говорят, неизвестно, что с ними стало. Одна она теперь живет. Травы собирает. Наши к ней обращаются за помощью. Вот тебя вылечила. Благодарен я ей безмерно за тебя...

Степан кашлянул в кулак. Марк с укором взглянул на отца.

- Почему в больницу ее тогда не увезли?

- Все что надо, ей с лихвой хватило, а ее бабью красоту не вернет уже никакая больница. Едва глаз не потеряла, сам видел, без уха осталась... сами выхаживали, как могли.

Марк задумчиво опустил голову.

- Жаль, что она не в Германии.…А почему она не здесь, не в поселении живет?

-Так пусть она сама тебе об этом и расскажет, - зло бросил Степан и, хлопнув мозолистыми ладонями по своим коленям, поднялся. - Все, укладываться пора. Завтра спозаранку будешь мне в столярке помогать...

Последующие дни, недели были схожи своим однообразием и монотонностью, но скучать вовсе не приходилось. Марк научился кормить и убирать за скотиной, чинить колеса телег, даже рубить небольшие срубы и многому другому, чем богата деревенская жизнь. Все это постигалось им с особой тщательностью и старанием. Кажется, он забыл все, что было до этого момента, но мысли возвращали его за озеро, к скальному гроту, где обнаженная Глаша купалась и ловила зеркальную рыбу в прозрачной воде…

Марк проснулся, опустил босые ноги на деревянный пол. Проведя ладонями по лицу, он прислушался. Тихо, равномерно тикали настенные часы. Отец ворочался на теплой печке, грея, как всегда, выражался он, свои старческие кости. Марфа похрапывала рядом, раскинув полные руки и ноги. ” Я должен вернуться назад, я должен вернуться к ней”. Эта мысль не давала покоя, сверлила мозг, заставляя мучиться от непонятного чувства, но жизнь сама дает свои коррективы. На следующий день отец объявил... о помолвке с Аннушкой.

- Ты зачем это затеял? - укоризненно спросил он отца.

- Я же вижу, что эта колдовка не дает тебе покоя. Совсем покой потерял. Женишься, остепенишься…

- Я не собираюсь здесь жениться... И оставаться здесь тоже не собираюсь…

- Послушай, - глубоко вздохнул Степан. - Анна в девках засиделась давно. Распечатать надобно.

- Что значит распечатать?

- Тьфу, ты... девственности лишить... Я думал, Пашка мой, царство ему небесное, - перекрестился отец, - Давно с ней уже, а она призналась, что без свадьбы не хотела.

- Что за средневековье... Мы же не любим друг друга, - вытаращил на него глаза Марк.

- Стерпится, слюбится…

- Опять ты со своими... как их... сказками.

- Присказками, - хохотнул Степан. - Ими русский язык неимоверно богат.

- Вот, вот. Еще богат варварскими обычаями…Может она не хочет?

Степан, молча, вышел во двор и позвал в дом Анну. Девушка вытерла ноги и прошла к столу.

- Замуж за моего сына пойдешь?

Она украдкой перевела взгляд своих водянистых глаз под белесыми ресницами со Степана на Марка и чуть заметно кивнула.

- Ступай. Скажи Марфе, чтоб готовила приданое.

Аннушка довольная выскользнула из избы и со всей прытью побежала по двору, по дороге рассказывая всем радостную весть.

- Я не понял, - в растерянности спросил Марк. - Ты это серьезно?

- Вполне.

- А меня ты спросил? Мало, того, что притащил сюда... У меня в Германии серьезный бизнес... у меня контракты аннулировались, идет неустойка…

- Ты меня не стращай. Я тебе добра желаю. Мое время уже вышло, а тебе еще сорок два. Если ты сам не можешь посеять добротное семя, то я тебе предоставляю возможность сделать это здесь и сейчас. Твоя работа никуда от тебя не денется. Уедешь ты, не беспокойся. Придет время, соберу тебя в дорогу, а сейчас... Внука мне надо... или внучку, продолжение рода. Анька девка хорошая, не порченная, только и ждет, чтобы ее обрюхатили.… Двадцать два года девке, где это видано, на стены уже воет. Не опозорь меня, сынок. Вот женишься, переживете зиму, а по весне и в путь.

- Я что-то в толк не возьму. Ты больше о чем беспокоишься? О том, чтобы ее лишить девственности? Странно, почему в твоей деревне охочих на нее до сих пор не нашлось, словно ты специально для меня этот экземпляр берег. Получше женщины для единственного сына у тебя в поселении не нашлось? Какое ты ожидаешь потомство? Или тебе все равно?

- А чем она тебе плоха? - недоумевал Степан.

- Нет, все это не со мной происходит, - схватился за голову Марк. - Господи...

Степан по-отечески похлопал ладонью по его спине и двинулся к выходу.

- Да, - произнес он уже в дверях. - Бизнес твой на плаву... Поверь своему отцу, я строго слежу за этим.

Глава 21

Обряд венчания назначили на Покров Пресвятой Богородицы в местной часовне. Марк не перечил отцу, считая все это несерьезным приключением. Придет время, Марк вернется на родину и заживет прежней жизнью со свой любимой женщиной-Дашей. Так думал Марк, а пока вовсю шли приготовления. В доме, где жила Анна, застелили пуховыми перинами постель, обложили многочисленными подушками, оставили на столе “Кагор”, специально купленный для новобрачных, внесли два сундука с приданым для невесты и их будущего ребенка. Так как Марк был иной веры, ему не требовалось выполнять все требования и каноны православной церкви, но будущая невеста все выполнила с беспрекословным усердием.

В день самой свадьбы пошел мокрый снег. После таинства обряда в часовне молодожены и многочисленные гости направились всем гуртом праздновать в дом к Степану. Марк скучающим видом разглядывал веселящийся народ, изредка поглядывая на свою молодую счастливую супругу, искренне ожидая окончания этого торжества. Глядя на нее с нескрываемым сочувствием, он удивлялся тому, что отец не удосужился подобрать ему более достойную партию, кроме как остановить свой отцовский выбор на невзрачной, чахлой девице. Внезапно на пороге появилась Глафира. Он едва не подскочил ей навстречу. Сердце бешено заколотилось у него в груди от такой неожиданности. Она протиснулась вдоль лавки и села поближе к новобрачным.

- Счастья молодоженам, достатка в доме, деток красивых побольше, - пригубила она рябиновой наливки. - Что-то вино у вас горчит. Горько!

-Горько! Горько! Горько! - зашумели со всех сторон.

Молодожены поднялись и под громкое веселье несколько раз сухо поцеловались.

- Что-то не весел ты, жених, - ехидно улыбнулась она Марку.

- Что веселиться-то? Поскорей бы все это закончилось, - нахмурился тот.

- Аль жена не люба? - продолжала она цеплять его.

- Почему? Люба. Я с нелюбимыми не живу, - ответил он ей так же.

- Глафира! Ты зачем здесь?

Рядом выросла фигура Степана.

- Вот, пришла поздравить молодых. Совет вам да любовь.

Она поднялась, поклонилась новобрачным и сопровождаемая угрюмым взглядом Степана, вышла из дома. Следом выбежал Марк.

- Глаша!

Она резко обернулась. Только сейчас Марк разглядел ее лицо, открытое лицо с широкими вразлет бровями, большими голубыми, как небо глазами, чуть выдающимися скулами, прямым аккуратным носом и красиво очерченными губами. Снежинки падали ей на длинные пшеничные ресницы, таяли, увлажняя глаза. Марку показалось, что это слезы скопились у нее на нижних веках, вот-вот готовые покатиться по впалым щекам.

- Глаша... зачем ты приходила?

- Убедиться, что у тебя все в порядке, - вдруг улыбнулась она, вытирая слезы покрасневшими от холода пальцами, - А ты даже…

Глаша кивнула на дом.

- Даже уже женился. Шустрый, малый, как я погляжу, - усмехнулась она, шмыгнув носом. - Все вы мужики одинаковые…

Она развернулась и побрела к воротам.

- Подожди, - схватил он ее за рукав сюртука.

- Больше не смей ко мне прикасаться, - злобно зашипела она на него. - Возвращайся к своей жене.

Небесный оттенок ее глаз приобрел более темный окрас. Они сузились, делая взгляд непримиримым. Марку даже на мгновение показалось, что у нее в руке блеснуло лезвие ножа. Мужчина отпустил ее и долго провожал взглядом, пока широкие стволы деревьев не скрыли ее одинокую фигуру. Затем он вернулся в дом и, вытащив Аннушку из-за стола, потянул за собой на выход.

- Ты куда?

- Хочу уже исполнить свой долг, - ответил он ей.

Марк прошел мимо стола к расстеленной для молодых кровати, но заметив бутылку “Кагора”, подхватил ее и, приложив к губам, принялся пить не останавливаясь. Анна, глядя на своего мужа ничего, не понимала. Она боялась, что пьяный муж навалится на нее и сделает больно. Изрядно захмелев, Марк снял с себя всю одежду и приблизился к жене. Испугавшись обнаженного, заросшего волосами мужчину, девушка закрыла лицо руками.

- Ну, что же ты? Раздевайся, - начал он, обхватывая ее за талию.

- Нет, - затрясла она головой. - Я не хочу. Я боюсь.

- Ты же этого сама хотела, - холодно произнес Марк.

Он принялся помогать ей раздеваться. Через некоторое время, Аннушка стояла перед ним абсолютно голая, дрожащая, сжавшись в комок. В стеснении, она скрестила свои руки, безуспешно прикрывая себя. Ее маленькие грудки уныло выглядывали из-под сдавивших их тоненьких пальцев. Марк опустил взгляд ниже. Между ног у нее почти отсутствовала волосяная растительность, словно она была девочкой подростком, и эта ее худоба... она нисколько не возбуждала его, не давала ему возможности почувствовать сейчас себя мужчиной. И какой-то странный шрам на животе, да бог уже с ним. Он снова приложился к бутылке, и полностью осушив ее, взял Аннушку за руку и потянул к кровати.

- Я боюсь, - пыталась сопротивляться она.

Марк повалил ее спиной на кровать и своими бедрами широко раздвинул ей ноги. Она напряглась в ожидании боли. Муж лег сверху... но ничего не произошло. Его детородный орган впервые в жизни даже не пошевелился. Что бы Марк ни делал, с его вялой плотью ничего не происходило. Окончательно измучив себя и Анну, он, наконец, забылся тревожным сном.

Утром без стука в избу ворвалась Марфа. Марк только что успел натянуть штаны. Аннушка в ночной сорочке вяло сползла с постели. Марфа откинула одеяло и, уставившись на чистую простынь, в удивлении подняла брови. Она недобро взглянула на девушку и толкнула дверь на улицу. Аннушка испуганно побежала следом за ней. Марк из окна с интересом наблюдал за женщинами. Его новоиспеченная жена, спотыкаясь, бежала следом за Марфой. Та ругала ее, на чем свет стоит, пока обе не скрылись в избе его отца.

Марк знал, что тот явится, поэтому даже не удивился его приходу.

- Ты не можешь или не хочешь? - грубо начал тот.

- А это так важно? Ты же не спрашивал меня, когда устраивал эту свадьбу... с этой.

- Я для тебя стараюсь.

- Я тебя об этом точно не просил. Я тебя вообще ни о чем не просил.

Они не заметили, как перешли на родное наречие.

- Надеешься, что она с тобой будет?

Марк понял, о ком говорил сейчас его отец.

- Почему бы и нет? Чем я хуже тебя, например? Ведь ты ее домогался, правда? Она из-за тебя отсюда ушла?

- Ты ничего не знаешь!

- Так скажи, почему она там…

Марк ткнул пальцем в сторону.

- Одна живет…

- Она сама приняла такое решение.

- Почему, отец?

Марк вскинул брови.

- Потому что из-за нее погиб Пашка, мой сын.

- Что значит…

- Я не желаю об этом говорить…

- Тогда я у нее самой об этом спрошу.

- Марк! Не вздумай. Марк! Не делай ошибку. Ты тоже... Она и тебя... приворожила, - уже почти шепотом закончил Степан.

Марк его уже не слушал. Он выскочил из избы, и на ходу набросив на плечи овечий тулуп, бросился к озеру. Найдя в кустах лодку, спустил ее на воду и заработал веслами. Марк не понимал, что он делает, не знал, что будет дальше, возможно, он уже живым никогда не вернется обратно, но он знал одно, ему нужно было ее увидеть…

Он ворвался в дом, когда она на четвереньках, высоко подоткнув подол юбки за пояс, возила мокрую тряпку по полу. Увидев на пороге не прошеного гостя, она вдруг встрепенулась и, пытаясь подняться, поскользнулась и упала плашмя. Марк не понял, что подтолкнуло его вперед. Он ринулся к ней и, придавив ее к мокрым доскам всем своим весом, раздвинул своими бедрами ей ноги. Марк толкнул в нее высвободившийся из прорехи штанов торчащий колом орган и, стиснув в своих крепких объятиях, задвигался на женщине. Глаша сначала сопротивлялась, скребя ногтями по деревянной поверхности, выла от унижения и стыда, но ощутив внутри себя, впервые за долгое время, скользящую мужскую плоть, затихла. Марк, схватив ее за плечи, словно боясь, что она из-под него выпрыгнет, с силой вколачивал в нее свой каменный орган. Она уже не сопротивлялась, пытаясь сделать себе и ему приятно, приподнималась и двигала кругами тазом. Это было божественно. Она столько этого ждала, плакала и выла ночами в одиночестве без мужчины и вот это сейчас с ней происходит. Она уже близка к разрядке. Ее заполняет и окутывает мучительная волна. Еще немного... Груди... соски... да соски, трогай, сжимай... и там... да... пальцем между ног... еще, сильней! О, Боже, как безумно сладко! Мамочка!

Глаша вскрикнула, содрогаясь под Марком в конвульсиях, и обмякла, едва не потеряв сознание. Мужчина потянул ее на себя, поставив на четвереньки, и оголил ее ягодицы.  Наблюдая и прислушиваясь к ласкающим взгляд и слух шлепкам и их потряхиванием, он ощутил необычайно резкий прилив... затем сладкая боль... Громко стоная, он дернулся позади женщины, пульсируя у нее  внутри...

Глаша вся растрепанная поползла от него на коленях, помогая себе руками. Марк не отводил глаз от ее крутых бедер и ягодиц и светлой волосяной полоски между ними, пока она не поднялась с помощью табуретки и сев на нее, потянулась к ковшу в ведре с питьевой водой. Все, еще тяжело дыша, она проговорила:

- Уходи.

- Это все, что ты мне хочешь сказать?

- Зачем ты пришел? После жены ко мне пришел?

- Ничего не было.…У нас с ней ничего не было. Я тебя хочу... Глаша.

- Все равно уходи…

- Глаша.

Она поднялась и толкнула его к дверям. Марк сделал шаг назад, подхватывая ее под локти. Снова этот магнетический всплеск от прикосновения, словно электрический разряд. Господи! Эта женщина возбуждает, притягивает, она желанна, любима... и он чувствовал, что это взаимно. Это с ним случилось впервые, после стольких лет…Он обхватил ее лицо ладонями и пристально посмотрел ей в глаза.

- Ты моя... Я с тобой хочу быть рядом.

- Что ты такое говоришь? - испуганно затрясла она головой. - Мы не построим с тобой счастья на чужом несчастье.

- Глаша, ты не о том... Я не знаю, что со мной случилось. Я не могу без тебя.

Она прижалась к нему всем телом и зажмурила глаза от счастья. Она тоже больше не могла без этого мужчины, без его красивой улыбки, морщинок в уголках глаз... без его тела и сильных рук. Впервые она почувствовала себя женщиной, которая имела права на свое собственное счастье. Она подняла голову и потянулась к его лицу.

- Возьми меня еще раз... только нежно, - прошептала она ему в губы…

Трое суток они не вылезали из постели, отвлекаясь только, на то, чтобы справить естественные надобности и поесть. Им даже не нужна была одежда, и они без стеснения, ходили по дому обнаженными. Зачем? Ведь все равно любовники, едва отдышавшись после спонтанной близости, снова со всей страстью и вожделением набросятся друг на друга, лишь изредка сменяя позиции. Такое с ними было впервые. У каждого в прошлой жизни был партнер и не один, но то, что происходило сейчас между ними ни Марк, ни Глаша не могли объяснить. Это было выше, глубже, ярче, сильнее... Они уже не представляли жизнь вне друг друга, вне, созданного ими самими личного пространства.

- Маркуша, - позвала его Глаша.

- Скажи еще, мне так нравится, как ты меня называешь, - протиснул он свою руку ей под живот.

- Сколько продлится наше счастье?

- Ты о чем?

Марк положил ей руку на грудь, сжимая в ладони.

- Я хочу знать, сколько у меня еще времени. Ведь ты все равно отсюда уедешь.

Он поцеловал ее в плечо, шею.

- Я заберу тебя с собой, - прошептал он ей в самое ухо.

Она испуганно развернулась к нему изуродованной стороной.

- А теперь посмотри на меня. Ты стараешься при близости со мной брать меня сзади, чтобы не смотреть на мое уродство, а что другие будут говорить…

Марк отодвинул прядь волос, прикрывающий ее шрамы. Он внимательно оглядел ее травмированную часть.

- У меня в Германии клиника, где тебе хоть немного смогут подправить внешность. Ухо не вернут, а часть лица…возможно.

- Зачем тебе все это?

Она снова отвернулась от него, прижимаясь спиной к его торсу.

- Ты не понимаешь…

- Скажи.

- Я не могу без тебя.

- Еще скажи.

Она снова развернулась к нему и легла на спину.

- Я люблю тебя и не могу без тебя. Без твоего лица…

Он провел костяшками пальцев по ее обезображенной щеке.

- Без твоих грудей...

Он наклонился к ним и, поцеловав каждую, провел пальцами по окружностям ее светло-коричневых ореолов и поиграл во рту затвердевшими сосками.

- Без твоих бедер и то, что между ними…

Марк опустился к ее шелковому волосяному треугольнику и, приблизившись, втянул ноздрями запах любимой женщины.

- Боже, как ты хорошо пахнешь... Раздвинь ноги...

- Что ты делаешь?

- Я хочу попробовать тебя там.

- Не надо… - предприняла она слабые попытки отбиться. - Мне стыдно...

С ней никто и никогда этого не делал. Марк раздвинул ей ноги, согнув в коленях, и завис, рассматривая природное естество этой женщины. Он провел ладонями по внутренней стороне ее бедер, ощущая кончиками пальцев бархатистость и нежность ее кожи, затем прислонился к ее лону своими губами. Глаша вдруг конвульсивно выгнулась и затряслась, словно в агонии.

- Ах, Маркуша, еще… - горячо шептала она, изгибаясь от нежных прикосновений его языка и пальцев.

Она стонала и содрогалась, под его лицом, прерывисто дыша, пока острый оргазм не накрыл ее со сладкой болью внутри.

- Господи, неужели это со мной происходит, - едва приходя в себя, проговорила она. - Я хочу сделать то же и для тебя.

Она села на колени перед Марком и глядя на его каменную плоть, погладила ее рукой, затем наклонилась и втянула в рот головку губами, прижимая языком к своему нёбу. Мужчина машинально подался вперед. Она обхватила его большое достоинство пальцами у основания и принялась скользить подвижной кожей, работая языком вокруг уздечки.

- О, Боже, Даша, как хорошо... любимая…

Марк внезапно понял, что совершил непоправимую ошибку. Глаша резко подняла голову. Ее глаза моментально наполнились слезами и непрекращающимся потоком полились по щекам.

- Ты использовал меня! Мерзавец! - выкрикнула она ему в лицо. - Убирайся!

Женщина вскочила с постели, сгребла в охапку все его вещи и выбросила за порог, на крепчающий мороз.

- Глаша! Тебе показалось, - оправдывался Марк.

- Неужели ты думаешь, что я дура. Это твоя настоящая жена? Да?

Все еще рыдая, она принялась одеваться.

- Глаша, стой, - пытался он помешать ей это сделать. - Пожалуйста, успокойся... подожди, дай я тебе все объясню…

Она стояла напротив, с всклокоченными волосами, разъяренная... красивая.

- Ну, - глубоко дышала женщина, готовая вот-вот наброситься на него с кулаками.

Марк попытался ее обнять. Глафира дернулась, не давая шанса к себе приблизится.

- Стой, где стоишь, - грубо выдавила она.

В ее голосе снова чувствовалась сталь.

- Я не могу так. Это долгий разговор.

- Я никуда не тороплюсь…

- Пойдем, сядем, хоть. Глаша. Я тебе все расскажу... Ты вправе знать обо мне.

Она немного расслабилась и, заскочив на топчан, села. Прислонившись голой спиной к стене из строганного бруса, Глаша накрылась медвежьей шкурой, словно отгораживаясь от мужчины. Марк сел напротив и просунул пальцы своей руки в ее волосы за ухом. Большим пальцем он погладил ровную, нежную кожу щеки и пристально посмотрел ей в глаза.

- Глаша, ты же понимаешь, что у меня была прошлая жизнь... своя жизнь со своей работой, привычками, любимыми и близкими мне людьми. Так случилось, что я полюбил необыкновенно красивую девушку. Я тогда еще не знал, что она жена моего брата…

Он опустил на мгновение глаза. У него дернулся кадык. Марк глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Глаша проморгалась,  растирая пальцами по лицу остатки высохших слез. Она поняла, что этот разговор будет на самом деле долгим и не самым приятным в его жизни. Практически не меняя тона, Марк поведал ей историю их с Дашей любви, с самого начала знакомства и до момента, когда он оказался в поселении у своего отца. Глаша молча, слушала, иногда поджимая губы от ревности и обиды, когда ее любимый мужчина говорил о своей Даше с трогательной нежностью и печальной улыбкой. Потом он замолчал, грустно опустив глаза. Глаша отбросила от себя шкуру и потянулась к Марку.

- Прости, меня, Маркуша…

Он обхватил ее руками, прижимаясь заросшей щетиной щекой к голове Глаши.

- Я хочу начать все с чистого листа, - тихо сказал он.

Глаша посмотрела на него снизу.

- Что я могу для тебя сделать?

Он приблизился к ее лицу и прошептал в губы:

- Просто люби меня…

За все время, что они были вместе, уже выпал снег. Глубокий снежный покров завалил вход и поляну перед зимовьем. Пришлось, наконец, выбраться наружу и приступить к работам по расчистке территории, чтобы хоть как-то дойти до поленницы и до воды. Глаша готовила еду, когда Марк добрался с лопатой до обратной стороны постройки. Там была небольшая дверь. Он дернул створку на себя. Она поддалась и со скрипом открылась. Это было узкое помещение с развешанными под потолком веревками. На них висели, продолжая “сушиться” сухие пучки веток и трав.

- Ты что здесь делаешь? - раздался позади голос Глаши.

Она прошла внутрь, закутанная в пуховую шаль и в валенках на босу ногу. Пошарив на полках среди многочисленных баночек, скляночек, взяла одну. Открыв крышку, понюхала, щепоткой взяла из нее несколько сухих веточек.

- Это для вкуса, - улыбнулась она.

- Глаша, так значит, правда, говорят, что ты привораживаешь мужиков? - недобро взглянул на нее Марк.

- Маркуша, ты чего? Кто тебе про меня глупости наплел? Степан? - растерянно посмотрела на него она. - Прямо средневековье какое-то. Я провизор по образованию. Медицинский институт заканчивала. Городская я.

- А как здесь-то оказалась? - в недоумении посмотрел на нее Марк.

- С Федором случайно встретилась и... пошла за ним сюда... Только не любил он меня никогда, - грустно отвела она глаза в сторону.

- Он обижал тебя?

- Не то, чтобы обижал, - повела она бровью, - Держал в строгости... Все уехать хотела,…но потом Настенька родилась. Потом это все случилось и обратной дороги уже нет.

- Я все хотел спросить тебя про…

- Про Пашку?

Марк кивнул.

-...Не знаю, что на него нашло. Я его старше на целых восемь лет, - начала Глаша, опустив глаза. - В прошлом году он приехал сюда и проходу мне не давал... Маркуша, я не давала ему никакого повода, - в терзаниях оправдывалась она перед ним. - Однажды Пашка подвыпил и вломился ночью ко мне в избу...

Она отвернулась.

- Если не хочешь, не рассказывай.

- Я тоже не хочу, чтобы между нами не было недомолвок. Все равно узнаешь, так хоть от меня.

Глаша снова развернулась к нему и, глядя прямо в глаза, сказала:

- Он всю ночь меня истязал…

Марк нахмурился.

- Погоди... и никто не услышал?

- Он здоровый парень был, как ты, - оглядела она исподлобья Марка. - Завалил меня, да самогонки в рот столько залил, что я уже ничего не соображала... Ты не представляешь, что он со мной тогда делал... Я после него почти двое суток не могла нормально ходить и сидеть…

- Степан об этом знает?

- Да. Это он его с меня стащил уже почти перед самым рассветом, а мне посоветовал за озеро на заимку переехать, от греха подальше. Я так и сделала, но Пашка не унимался. Начал на лодке сюда приплывать. Я в лесу от него пряталась, в оврагах ночевала, а потом мне это все надоело, и однажды, я его чуть не прирезала от ярости. Так только поранила слегка, - ухмыльнулась она от нахлынувших на нее воспоминаний. - Вроде бы угомонился, а потом случайно узнала, что он погиб на лесозаготовках. Земля ему пухом. Степан до сих пор меня обвиняет, если бы я не вертела хвостом перед мужиками, то ничего бы этого не случилось. Только я в толк не возьму, причем здесь я? Я и так, после Федора ни с кем не была. Только с Пашкой... и теперь вот с тобой.

Глаша опустила на мгновение глаза и глубоко вздохнула. Марк прижал ее к себе, поглаживая по голове как маленького ребенка.

- Ты, знаешь, мне здесь нравится. Я привыкла. С поселения иногда ко мне женщины наведываются. Я им лекарственные сборы, а они мне картошку, молоко, овощи... Я и тебя так же вылечила одними травами.

- Значит, я попал в правильные руки, - улыбнулся он и, убрав с ее лба упавшую пшеничную прядь, поцеловал ее в покрасневший кончик носа.

Она отделилась от Марка и протянула руку к одной из стеклянных баночек на полке.

- Вот одолень - трава, от многочисленных хворей.

Затем взяла другую и улыбнулась.

- А это для мужской силы.

- Ты мне ее случайно не подсыпала?

- Нет, Маркуша, у тебя и без этого все в порядке. Я тебе это никогда не буду делать. Не бойся.

Он снова усмехнулся.

- Пойдем уже, ужин готов... А ты? - пококетничала она.

- Я всегда готов, пошли, а-то замерзла уже вся, - потянул он ее за собой.

Глава 22

- Вставай, засоня!

Глаша наклонилась к любимому и поцеловала его в губы. Он улыбнулся, потягиваясь в теплой постели. В избе было прохладно. Марк прислушался к импульсивному потрескиванию дров в печной топке.

- Печку топить надо. Маркуша, поди, за дровами, да воды принеси. Я тесто для блинов завела. Последние запасы использовала.

Марк повернулся боком, облокотившись на руку, наблюдая, как Глафира хлопочет у плиты.

- По какому случаю?

- Пропустила... пока с тобой была, годовщину... Настеньки и Федора, но все равно, помянуть надо. У нас так принято, печь блины на поминальные дни.

Марк оделся потеплее, наносил с большим запасом в избу дров и, прихватив жестяные ведра, отправился к водопаду, где летом купалась Глаша. Там, под причудливыми сталактитами теперь журчала незамерзающая полынья. Продвигаясь по узкой протоптанной колее, он еще издали увидел какое-то движение в месте, откуда они набирают воду. Марк вдруг остановился как вкопанный, разглядев медведя. Тот купался в ледяной воде и, отряхиваясь, снова бросался в полынью. Марк быстро взял себя в руки и медленно стал отходить назад, мысленно благодаря бога, что он подошел не так близко к зверю.

- Глаша, медведь в нашей проруби!

Марк, едва переводя дыхание, заскочил в избу, закрыв дверь за собой на засов.

- Странно, сейчас медведи уже в берлогах, - вдруг напряглась она. - Шатун, - констатировала она, - Или потревожили, или жир не смог набрать.

- Что делать будем?

- Пока не знаю... Поглядим, может, обойдется…

Марк и Глаша еще спали, крепко обнявшись, когда послышался звон и треск стекла в единственном окошке. Глаша подскочила первая и, сообразив, что к чему, ринулась за ружьем. Марк, в оцепенении наблюдая за тем, как огромное лохматое животное протискивается в небольшой оконный проем, живо натянул на себя портки и рубаху. Медведь просунул в помещение свою мохнатую голову, облепленную катышками наледи, затем пролезла окровавленная лапа с длинными ужасающими когтями. Он поводил мокрым носом, с шумом вбирая в себя запах жилища и заревел, широко раскрыв пасть. Шевеля подвижной верхней губой, дикий зверь демонстрировал огромные желтые клыки, уже предвкушая пиршество человечиной.

- Патроны в кладовой, - срывающимся голосом крикнула Глаша. - Господи, какая я дура! Надо было сразу взять… - чуть ли не плакала она.

Марк словно очнулся от яростного рева животного, который возмущался всем своим видом, что так нелепо попал в ловушку. Дальше протиснуться он не мог. Зверь пытался лезть напролом вперед, помогая с улицы себе задними лапами.

- Одна на подоконнике, - проговорил Марк, не сводя взгляда от дергающегося в оконном проеме медведя.

- Вижу, - почему-то шепотом ответила ему Глаша, но взять пулю не представлялось никакой возможности. - Марк, что делать? Мы даже ей не сможем его убить. Он весь в наледи…

- Нож! - тихо сказал Марк, продолжая глядеть в озлобленные маленькие глазки дикого животного.

- Марк, это опасно, - расширила глаза Глаша.

- Так мы его или он нас? - сурово взглянул на нее Марк.

Он подхватил из ее рук охотничий нож и, открыв засов двери, высунулся наружу. Другая, полностью покрытая ледяной коркой половина извивающегося животного неистово царапала когтями задних лап по срубу, пытаясь хоть как-то облегчить свою участь. Марк подошел ближе, сжимая рукоятку ножа в руке. Пальцы онемели от холода. Он все еще не решался ударить, как вдруг зверь с силой дернулся назад, пытаясь вырваться из плена. Ждать, уже не было времени и Марк, наотмашь вонзил острое лезвие животному в брюхо... Медведь дико заревел от внезапно возникшей боли, с силой дернулся и вырвался из западни вместе с оконным проемом. В этот момент раздался выстрел, который невероятным образом спас Марка от неминуемой гибели. Зверь, постояв секунду-две с нелепым ошейником наперевес, повалился на бок, образуя на притоптанном снегу возле своей морды большую лужу крови. Марк, тяжело дыша, наблюдал, как из глаза шатуна, пульсируя, вытекает кровь.

Глаша выбежала в одной ночной сорочке с растрепанными волосами на мороз. В руках она сжимала с ружье. Женщина плакала и дрожала от холода и страха.

- Маркуша, ты жив! Родной, мой, любимый, - целовала она его лицо. - Я так за тебя испугалась.

- Пойдем, - нахмурился Марк, прижимая ее к себе окровавленными руками.

Сразу же после новогодних праздников к ним пожаловала Марфа. Она привезла в упряжке на санях продукты-крупы, куриные яйца, намороженные кружки молока. Глаша за это должна была по длинному списку выдать мази, травяные сборы, порошки.

- Это тебе отец передал, - тихо сказала она Марку, подавая небольшую иконку Божьей Матери.

- Как он? - украдкой спросил он ее.

- Заболел. Как ты ушел, так и свалился. По хозяйству некому теперь помочь. Все на мне одной теперь.

Она вздохнула.

- Может, вернешься? - грустно посмотрела она на него. - Аннушка скучает... Все со мной время проводит... Только о тебе и говорит.

- Марфа, ты же знаешь, я не вернусь... Только, если отца...

Вернулась Глаша из кладовой с бумажными кульками снадобий.

- Я здесь все подписала, кому от какой хвори. Только ничего не перепутай, а это…

Глафира протянула ей баночку.

- Заваривай Степану на ночь. Через неделю на ногах уже будет.

Марфа вопросительно посмотрела на Марка. Глаша перехватила их взгляд и все поняла.

- Маркуша, съезди. Проведай отца, чай не навсегда расстаемся, - грустно улыбнулась она...

Глафира помогла собраться Марку в дорогу. Начиналась метель. Она вышла провожать его на мороз, одетая налегке. Ледяной ветер, подвывая и подхватывая ее выбившиеся из-под платка волосы, беспощадно теребил и спутывал их, ударял по лицу, снова подхватывал и трепал. Марфа и Марк уселись в сани. Лошадь в нетерпении переступала с ноги на ногу, в ожидании привычного окрика.

- Глаша, я скоро. Мороз крепчает. Иди, а то простудишься.

Марк поцеловал ее в губы. Марфа зычно крикнула:

- Но-о-о! - чмокнула и дернула поводья.

Лошадь, кивая головой, довольно затрусила по заметаемой вьюгой колее в обратном направлении. Глаша с болью в сердце провожала любимого, пока снежная завеса не скрыла его из вида…

Марк поднялся на высокое крыльцо и вошел через сени в жаркую избу.

- Вернулся, - услышал он слабый голос отца. - А то я думал, больше не увижу тебя.

- Ты чего это разболелся?

Марк незаметно для себя перешел с ним на немецкий.

- Время, верно, пришло... Помоги подняться.

Марк подал ему руку. Оперевшись на нее, Степан сел и опустил ноги в портках на пол. Затем согнувшись, добрел до стола и сел на лавку.

- Марфа, собирай на стол ужин, - крикнул он в сторону, поглядывая, как та уже хлопочет возле плиты. - Ну, как новая зазноба? - прищурился он, разглядывая блудного сына.

- Отец, давай не будем об этом, - нахмурился Марк.

- Ты не забыл, что тебя жена здесь заждалась.…Вроде уже мужняя, но и не баба еще... Ты зачем ее мучаешь?

- Послушай, кроме Глаши мне никто не нужен и мне без разницы, жена она мне или нет. Я только с ней поеду…

Степан с силой хлопнул по столу ладонью. Марк чуть не подпрыгнул от неожиданности.

- Ты это мне брось! - рассердился старик.

- Я вижу, ты уже здоров, - холодно произнес Марк. - Тогда я обратно пойду.

Он уже было поднялся, но голос отца охолонил его.

- С петли ее недавно Марфа вынула... Пойди, проведай девку.

- Зачем?

- Успокой хоть…

- Снова дать ей надежду? Не хочу…

Прошло два дня. Марк все не мог уехать от отца, хотя сердцем и мыслями он был уже с Глашей. В столярке отца, под его руководством, он соорудил по размеру рамы для окна зимовья, вставил стекла. Все было готово для обратного пути. Осталось только, чтобы распогодилось, и метель утихла.

Дверь скрипнула и в избу влетела, весело отряхаясь от снега, Аннушка. Увидев Марка, она встала как вкопанная у порога.

- Чего замерла? Проходи, чай не чужая.

Она, молча, сняла с себя верхнюю одежду и прошагала в маленький закуток за печкой.

- Анна! - грозно окликнул ее Степан. - Чего спряталась? Мужа своего не узнала? Помогай Марфе на стол собирать.

Послышалось тихое всхлипывание. Степан грозно взглянул на сына. Тот, молча, глядел в пол, поджав губы.

- Марфа, ставь самогон!

- Тебе же нельзя, - удивленно пробормотала жена.

- Кто сказал? Ставь, говорю. Может, последний день живу…

- Господи, помилуй, - перекрестилась она. - Да что же это такое?

Марфа скрылась за печкой и вышла с большой бутылью мутной жидкости. За ней следовала Аннушка. Марк украдкой взглянул на нее, и сердце у него в груди сжалось от ее заплаканного вида. Он что-то спросил ее. Она ответила. Они разговорились и не заметили, как за ужином остались вдвоем за столом.

- Пойдем, провожу, - поднялся первый Марк, но тут же снова приземлился на лавку.

Он захмелел от выпитого и ноги не слушались его, словно налились свинцом.

- Куда вы, на ночь-то глядя? Что места мало? Анна! Стели мужу постель, - послышался с полатей голос Степана.

Как только Марк увидел чистую белую постель, захотелось вдруг плюхнуться в мягкую пуховую перину, подоткнув под подушку руки и забыться до утра. Будто во сне его подвели к кровати чьи-то ласковые руки, сняли с него всю одежду и накрыли мягким одеялом…

Он открыл глаза в кромешной тьме. За окном продолжала завывать снежная метель, сменяясь вьюгой. Марк двинул рукой в сторону, нащупывая под своими пальцами обнаженное женское тело. Оно шевельнулось и, потянувшись, прильнуло к нему. Тонкие пальцы принялись ласкать его грудь, живот, орган. Тот стал крепчать и увеличиваться в размерах, требуя от своего владельца продолжения. Марк перевернулся и лег сверху худенького женского тела. Широко раздвинув Анне ноги, толкнул свой орган между ними. Она вскрикнула от боли, но испугавшись, что ее услышат на печке, зажала свой рот ладонью. Мужчина, все больше потея и тяжело дыша, с трудом двигался все глубже, проникая в ее нетронутое еще никем лоно. Анне было невыносимо больно. Кроме дикой боли и страха, девушка не чувствовала уже ничего. Ее колотило, в голове гудело. Неужели, так будет всегда? Она плюнет тому в лицо, кто скажет ей, что лучше, чем заниматься этим, нет ничего на свете. Наконец Марк преодолел тугую преграду и под ее беспрерывные страдальческие стенания и вопли, задвигался на ней. Потом он, прерывая дыхание, вдруг несколько раз дернулся на ее измученном теле и излил в нее свое семя. В этот момент, лежа на печке, Степан погладил усы и бороду и довольно улыбнулся, а Марфа с завистью глубоко прерывисто вздохнула...

Как только забрезжил рассвет, за порогом раздался топот по ступеням крыльца. Дверь настежь распахнулась и в избу ворвалась в не застегнутом овечьем тулупе Глаша. Ее растрепанные волосы выбились из-под платка и прилипли к мокрому лицу. Она встала напротив кровати, где только что спали супруги и, вскинув ружье, прицелилась в Марка.

- Сволочь, ты обманул меня! - в ярости зашипела она, брызгая слюной.

- Глаша…

Марк сел на край кровати, опустив босые ноги на пол, и вытянул руку вперед, прикрываясь ладонью словно щитом. Он смотрел прямо ей в глаза.

- Глаша, пожалуйста, не делай этого. Опусти ружье.

- Будешь мне рассказывать сказки о своей неземной любви? Да тебе все равно с кем спать! - вся в слезах кричала она, содрогая ружьем.

Аннушка ни жива, ни мертва, спряталась за его широкую спину.

- А я дура, тебе поверила. Как же так? - продолжала сокрушаться она. - Я думала, что это неправда, когда мне вчера сказали... Выгнала, даже лекарства не дала...

- Глаша, это не то, что ты думаешь,…Я тебе все объясню.

- Что ты мне объяснишь? Что у тебя с ней ничего не было? Да ты на постель посмотри, там ее кровь... Как она оказалась в твоей кровати? Сама пришла? Ты конченный мерзавец&he... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10