СВЕТКА И ПОЭТ

                СВЕТКА И ПОЭТ   

                 Повесть

             Чужая среди своих…

                    Часть первая          

Луч солнца пробивался сквозь крону каштана и, трогая  переплёт оконной рамы, светом рассыпался в комнатах двухэтажного особняка. Солнце выкатило из-за гор и заливало благодатью простор воды. Шорох волны, набежавшей на береговую гальку, чудной утренней музыкой моря заполнял побережье.

– Юр, дай варенье, – тихо сказала Светка, показывая глазами на стол, стоявший у окна, искусно инкрустированный по дереву. Чуть приподнявшись, Светлана открыла глаза, жмурясь от солнца. Она приникла к груди мужчины. В её глазах были упоение мимолётным счастьем, и покой, и печаль. Казалось, лёжа в постели, она будто забыла всё о своей жизни. А жизни было всего шестнадцать лет.  

Юрий резко встал с постели. Светлана вздрогнула. Его тень неожиданно закрыла лучи солнца, которые зайчиками искрились по стенам. Ей нравился этот мужчина. Она жила с ним третий месяц.

Он подошёл к столу, взял банку с вареньем, бросил  взгляд на пустую бутылку из-под марочного вина, задумался. Оторвав крупную виноградину от кисти пальчикового винограда, лежащей в массивной хрустальной вазе, он вытянул руку с ягодой к окну, к солнцу. На свету она лучилась янтарём. Он бросил виноградину в рот.

Белокурые волосы девочки покоились на подушке и локонами уходили под шёлковое покрывало. В комнате было тепло. Она откинула покрывало. Любуясь подружкой, Юрий сделал неловкое движение рукой и, подавая банку Светлане, нечаянно наклонил сосуд. Из банки потекло густое вишнёвое варенье: на плечико Светланы, в небольшую ложбинку на шее, оно трогало своей вишнёвой прохладой её горячие груди.

– Ну-у, даёшь! – голос её был тихий, мелодичный. Но в эту минуту, когда варенье коснулось тела, голос ревностно усилился.

– Светик, Светик, подожди! – мужчина слизал варенье с края банки и поставил её на пол. Он вдруг представил, что его подружка обидится и уйдет в себя, замкнётся в своих раздумьях, – такое уже бывало в их короткой совместной жизни.

Юрий знал об этой женщине всё.

Он ласково прилёг и начал слизывать варенье. Тихонько, осторожно… Светка закрыла глаза и забылась… Ей, конечно, порой безразличны были мужские ласки, но она постепенно отходила под вниманием Юрия от кошмаров, что пережила в недалёком прошлом.

– Светка! Что ты со мной делаешь?!

Она лениво показала детским пальчиком с длинным ноготком, красиво обработанным, на левую грудь, где оставалось ещё варенье.

Солнце палило над южным городом, разбивалось лучами в кронах плодовых деревьев, скользило по шахматным плиткам тротуаров. Море было спокойно. Штиль. Вдали, на глади моря, одиноко маячил парусник. Только шорох прибрежной волны да перестукивание гальки в отливе.

Стоя возле окна, Светлана слушала музыку моря. Когда она проснулась, Юрия дома не было. Она встала с постели, закурила, подошла к окну, думая о нём. Наверное, уехал по делам. Машины под окном нет. Друг считал себя специалистом по золоту, объясняя, чем он занимается, но это ей было не интересно. Она только немного сожалела, что не прокатится в автомобиле. Она любила кататься в легковых машинах. Как в вихре, мелькают дома, деревья, люди, поля, луга, а ты сидишь в уютном кресле салона: независимая, красивая… Королева! Рядом король! Все, наверно, в своей короткой жизни на земле хотят иногда быть королевами и королями. Да, пожалуй, слаб человечек, тем более в шестнадцать лет.        

Светка подошла к зеркалу. Целый час она вертелась возле него, прихорашиваясь, иногда подходила к окну, поглядывая на море. Конечно, Светка была хороша собой. Бог одарил её прелестными глазками; красивым, чуть курносым носиком; стройной фигуркой. Она с детства всем нравилась: маме, отцу, отчиму, второму отчиму, окружающим её людям, встречным. В школе все девчонки завидовали ей, да и родители одевали лучше всех, как бы напоказ. Это возвышало девочку в собственных глазах над ровесниками. 

Светка ещё раз оглядела себя в зеркало. Длинные ресницы густо накрашены чёрной тушью, жирные чёрные ободки век. Глаза от этого становились ещё выразительнее. Светка открыла изящную пудреницу на столике возле зеркала. Пошёл приятный аромат. Она взяла тонкую губку и осторожно попудрила носик, щёчки, придавая лицу белизну. Всё было чудесно. Светке всё в себе нравилось: розовая ажурная накидка, заканчивающаяся высоко на бёдрах так, что были видны белые кружевные трусики; в прозрачности накидки проглядывали груди; золотокудрые волосы стекали на плечи; в ушах блестели розовые клипсы. Юрка говорил, чтобы обязательно надела клипсы – по ним её узнают.

Она поглядела на свои часы, висевшие на груди на золотой цепочке. Надо было спешить. Светка обвела губы красной помадой. Свёрток в бумаге положила в полиэтиленовую сумку. На голубом фоне сумки, на той и другой стороне, было изображение волка: умная морда и зелёные глаза зверя смотрели в упор. Кругом лес, сопки, и – по заснеженному распадку  встаёт солнце. В центре таёжного распадка на камне-валуне маленький силуэт воющего волка. Светка пожалела одинокого зверя, глядевшего с картинки на сумке.

Солнце делало свою работу: благодатно обогревало землю. Радуясь, что всё у неё сейчас хорошо, Светка шла по тротуару. Вот она потрогала, проходя мимо, длинные ветки чинары. Девушка никак не могла привыкнуть к виду этого дерева с таким странным и музыкальным названием «чинара»… Чинара своими листочками так была похожа на иву. Когда Светка приехала на юг, она думала: «Вы-ый, сколько здесь ивы-то!» Только чинара действительно росла деревом, а не кустарником, как ива. Стройные деревья стояли здесь вдоль тротуаров. Их ветки прядями спадали вниз, стараясь дотянуться до земли. Листочки под редкий набег тёплого ветерка с моря что-то нашёптывали. «Да какая тебе ива?! Чинара это!» – говорил друг Юрий.

Впереди показалось кафе, где назначена встреча. Ровно в два часа Светка должна сидеть за столиком кафе в розовой накидке и с розовыми клипсами в ушах. Всё было сделано точно, как приказал Юрий. Она его не могла ослушаться. Да и зачем? Светка прекрасно устроилась. Лучшего она не могла и желать, мечтая ещё в четырнадцатилетнем возрасте стать проституткой.

На открытой веранде кафе, между колоннами и стойками разноцветных пластиковых ширм, обвитых виноградником, вызревали увесистые гроздья. В середине кафе лёгкими струйками бил фонтан, и брызги от него падали в небольшое озерко в мраморном обрамлении в виде перламутровой раковины.

Светка только вступила на порог кафе и сразу почувствовала, что человек в очках, лет пятидесяти, который сидит за столиком с газетой в руках, попивая коктейль, именно он. Девочка быстро усвоила эти правила игры преступников. Конечно, она не подойдет к мужчине, сядет за отдельный столик на открытой веранде и будет ждать, поглядывая на море, закажет чего-нибудь. Человек должен сам подсесть к ней. Она уже не первый раз передаёт наркотики торговцам.

…Море! Как любит она смотреть в морскую даль. И слышится в плеске моря удивительный голос итальянского мальчика: «Санта-Лючия!» Девочка с детства привыкла смотреть в голубую даль. У себя на родине, с Балчуга, словно с высоты птичьего полёта, открывалось многокилометровое озеро.

Так оно и есть. Мужчина подходил к её столику. Светка порадовалась, что точно определила торговца. «А ничего мужик, – отметила она про себя, – ладный, только староват». Светка кокетливо улыбнулась одними губами.

Торговец достал зажигалку, поднёс к сигаретке девочки, чиркнул. Перед лицом вспыхнул огонёк. Она спокойно прикурила.

«Хороша девка! Откуда такая?! Не местная», – торговец понял, что товар лежит в полиэтиленовой сумке с изображением волка.

Светка, когда познакомилась с Юрием и стала с ним жить, поняла, чем он занимается, и теперь знала, если всё исполняешь, что сказано, то будешь жить хорошо. Юрий баловал её, она отвечала ему верностью.

– Винца заказать?!

– Как хочешь, – ответила девица. Она подумала, что до трёх часов есть время, а там встретятся с Юркой и куда-нибудь закатятся. Конечно, он потащит её в ресторан. Да, надо у него выпросить платье. Видела в торговых палатках. Светка зажмурилась от удовольствия, вспоминая платье. Красивое! Глаз не оторвать!

Принесли бутылку вина, два бокала, яблоки, шоколадку, виноград. Торговец старался, но он знал, что особенно распаляться насчёт девочки не стоит.

– Ну, короче, время. Мне надо идти, – она показала глазами на сумку, выпила бокал вина, закусила яблоком.

– Понял, – сказал торговец, – понял. – И сразу прекратил свои скабрёзные мысли об этой девочке.

Светка вышла из кафе, бросила окурок на тротуар. Сняла сандалии, пошла по гальке к морю. Торговец, сидя за столиком, смотрел ей вслед.

Она скинула розовую накидку, оставаясь в белых трусиках. Тело девочки было белое. Она никогда не загорала, выкупается и сразу одевается. Это отличало её от всех загорелых людей на пляже. И, конечно, белизна Светкиного тела привлекала: вся белая, голубоглазая, золотокудрая. Она вошла в воду, присела по шейку, посмотрела вдаль. Там – густая синева, близко – вода голубая, а рядом – зелёная; камешки на дне видны, как на ладони. Светка обернулась к пляжу. Она знала, что многие мужчины на берегу наблюдают за ней.

Светлана выходила на берег. Морская волна прибрежным шлейфом прикасалась к ногам девочки. Она подняла розовую накидку с гальки, вынула из карманчика бюстгальтер, надела на мокрые груди и всё не могла завязать сзади лямочки. Одной рукой придерживая лямочки на спине, а в другой накидку, она подошла к компании мальчишек своего возраста, которые играли в карты.

– Пацан, короче, помоги! – сказала Светка первому же попавшемуся мальчишке.

– Ух, кошечка! – парень постарше, лет двадцати, выскочил из кружка игроков. Он быстро подошёл к девочке, помог завязать лямочки на спине. Осторожно подул на золотистые волосы, на красивую шейку.

– Ах, ягодка! – сказал парень, обнимая её за плечи.

– Ты чего?! – она резко обернулась.

– Дай закурить!

Она пошла по пляжу, ничего не говоря, затем остановилась, вынула из карманчика накидки сигареты «Кемел», протянула пачку в сторону ребят.

Церковь с шатровым серым куполом крепко вросла в землю и величаво возвышалась среди стройных чинар и пирамидальных тополей. Ограды вокруг церкви не было. На каменной паперти голуби клевали зерно, хлебные крошки, брошенные прихожанами да зеваками отдыхающими. Голуби иногда вспархивали, перелетая с места на место. Кое-где на паперти, на тротуаре и на проезжей части дороги валялись листья. На паперти, у массивной двери в храм, молодой человек лет двадцати пяти отрешённо глядел в небо и молился, прося милостыню. Он был в аккуратном белом костюме, тонкая рука дрожала, другая опиралась на костыль. 

Светлана взбежала на паперть и бросила монетки в белую кепку нищего. Из церкви, через приоткрытую дверь, доносились молитвенные голоса церковного хора. Девочка прислушалась, вспоминая родную школу и как она пела «Аве Мария». У Светки был чистый голос, дискант. Ещё в пятом классе учительница музыки и пения перед занятиями хора ждала Светлану под дверью класса, чтобы та не убежала, пришла на репетицию. Она была солисткой. Как давно это было!   

Однажды она уже приходила в эту церковь. Там красиво, потрескивают горящие свечи перед образами, аромат ладана, святые лики икон. Покой… Люди крестятся, а кто просто стоит, склонив голову. Здесь она приобрела книжку «Слава Богоматери». Помнит, как подошла ближе к аналою, встала – и вдруг засмеялась. Она не хотела этого. Чтобы в церкви смеяться?! Да и грех-то какой! Какая-то сатанинская сила заставляла смеяться. Молящиеся люди зашикали на неё, отвлекаясь от молитвы. Светка быстро вышла из храма, закурила прямо на паперти. Мимо прошла старушка в чёрном платье, осуждающе поглядела на девицу. «У, старая карга!» – прошептала Светка, поглядывая на старушку…

Светка в церковь не вошла, спешила к Юрию. Он должен подъехать к храму по той стороне улицы. Она перебежала дорогу, с другой стороны посмотрела на нищего у церковных  дверей. Взгляд невольно вскидывался на широкий серый купол церкви, на кресты, в небо.

– Светик! – услыхала она голос Юрия. Она и не заметила, как он подкатил на машине. Друг остановил «Жигули» в нескольких метрах от неё  и наблюдал за своей подругой. Эта маленькая девочка столько уже пережила на своём коротком веку! Бывает, Юрий проснётся ночью, а Светка  рядом лежит с открытыми глазами и смотрит в одну точку, думает.

Она очнулась от своих мыслей, увидела Юрия, машину, улыбнулась и побежала к другу. «Жизнь прекрасна! Машина, интересный мужчина. Чего ещё надо?! Только не упускай удачу! Умей жить! Налетай на удачу, девки, налетай!» – словно хотела сказать своим видом Светка. Но глаза?! Куда их денешь? В них и печаль, и грусть, и тоска.

Хлопнув дверкой машины, Светка уселась в мягкое кресло «Жигулёнка».

– Сделала?!

– Да-а!

– Ты у меня умница, – Юрий притянул Светку к себе, поцеловал. Она на мгновение, как бы внутренне, посопротивлялась. Думы её держали – душу не обманешь: рядом сидел красивый мужчина, преступник, очередной мужчина…

А тогда по центральной улице родного города, где жила Светлана, медленно двигалась американская машина марки «Форд». Машина подъехала к старинным торговым рядам. Фонари на столбах тускло освещали их обшарпанные колонны. Ярко горели рекламные щиты, вывески.

Светка с подружкой Наташей во все глаза смотрели на машину. Такая машина впервые показалась на улицах родного города. Девочки никогда не видели вблизи иномарку – только по телевидению. Подругам было по четырнадцать лет.

«Форд» мягко затормозил, остановился возле девочек.

– Что?! Прокатимся?! – донеслось из машины.

– Ничего себе?! «Мерседес?!» – изумилась Наташа.

– Какой тебе, дура, «Мерседес»? – «Форд»! Американская! – Светка с восхищением подняла глаза вверх. Девочки были немного пьяненькие, шли из местного кафе.

Чёрные лакированные дверки «Форда» распахнулись, заиграли бликами уличных фонарей и реклам.

– Ныряйте, девочки!

Наташа быстро нырнула в салон машины, утонула в мягком кресле, пьяненькими глазками уставилась на Светку. В салоне было темно, только впереди, на панели возле водителя, светились приборы. По радио Маша Распутина во всю свою глотку пела зазывные песни. Наташа звала подругу, махая рукой. «Иди, давай залезай! Чево-о?! Дава-ай!» Светка оцепенела от такого хода событий. Сквозь хмель что-то у неё соображалось. «Уроки не сделала, прогуляла. Опять от отчима будет лупка. А, ну их всех!» – но интуиция держала. Светлана стояла на дороге у раскрытой дверки «Форда». Ноябрьский ветер налетал с озера, гуляя по улицам. Хмель улетучился, будто его и не было. Она потянулась за подругой, чтобы вытащить Наташу из машины. Светку схватили за руки. Она закричала, вырываясь, пошатнулась и упала на спину. Из машины выскочил парень, подхватил её и закинул на мягкое сиденье. Дверь «Форда» захлопнулась, и машина помчалась по улице.

Когда Светлана приехала с матерью на похороны бабушки в станицу, первого понравившегося ей мужчину она увидела возле дома бабушки. Он стоял у белых «Жигулей» и внимательно посматривал по сторонам. В нём было что-то неуловимо привлекательное. В его крепкой фигуре чувствовалась уверенность. Здесь, в станице, у него были плантации мака. Это был Юрий.

Машина подходила к заброшенному карьеру. «Так и есть, везёт в карьер», – безразлично подумала Светка. Она хорошо помнила карьер, где тёплое озеро. Мало кто знает это укромное место. Жигули качнуло на ухабине дороги. Вот здесь, в карьере, в тайном местечке,  Светка и начала свою южную «гастроль».

«Ну, Юрочка, я тебя-а наколю-у!.. Платьице-то мне купишь», – подумала она. Друг её баловал, не скупился, сердцем привязываясь к девчонке.

Заскрипели тормоза «Жигулей», машина остановилась.

– Вот и распечатали, – услыхала она прямо в себе, будто наяву, гортанный голос москвича. Зашумела вода в ванной.

В Москве, куда их привезли с подругой на «Форде», куражились пьяные молодые люди…

От нахлынувших вдруг воспоминаний у Светки навернулись слёзы.   

– Светик, Светик! Иди сюда, – Юрий тянулся к ней, не замечая состояние подруги.

Стоял безмятежный август. Два с половиной месяца Светлана жила с Юрием, иногда они ездили к матери, чтобы узнать, как идут дела с куплей-продажей бабушкиного дома. Светлана была безразлична к деньгам, но хотела жить красиво, ну, положим, как проститутки. Чтобы жить «красиво», да, нужны деньги.Но разве может разобраться четырнадцати-шестнадцатилетняя девочка в круговороте современной жизни? Да, надо зарабатывать на жизнь. Но как?! Вот тебе и подсказка по ТВ… Фильмы о красивой жизни.

Светило солнце, плескалось море. Светка передавала наркотики торговцам. На маленькую красивую девчонку никто и думать даже не смел, что она является передатчиком наркотиков. Друг Юрий наслаждался жизнью с юной женщиной, подумывая оставить Светку у себя.

Продажа дома подходила к завершению. Остановились на цене шестьдесят миллионов. Дом был небольшой, но двадцать пять соток земли. «И надо уезжать, – размышляла мать Светланы. Дома с отчимом оставались сын и маленькая дочка, да целое хозяйство. – Муж любит, кажется, только вот к Светке с Колькой странно относится… Ведь думала, рожу ему своего ребёночка, – вспоминала мать, – и всё будет нормально. – Она не могла забыть, как муж бил плёткой пятилетнюю дочь, свою дочь. – Вот и родила… Ох, баба дура! Думала, как лучше. Юрка уговаривает, чтобы Светка здесь осталась. Может, и приживётся здесь?! Ну и что же, что молоденькая?! Во-он, посмотри-ика! Что на свете белом-то делается?! Мужики в возрасте запросто живут с девчушками. – Мать вспомнила, как сама мыкалась с семнадцати лет, когда родила Светлану. Отца девочки посадили. – Может, и хорошо будет, если останется с Юрием?! Кажется, он внушает доверие. Такой спокойный, обходительный. Да и при деньгах! Домина-то у него двухэтажная! А как доченьку балует! Ах, Светка! Ещё и не хочет больно-то?! Ну, там видно будет! Как жизнь повернёт?! Конечно, он аферист. А кто сейчас не аферист? Каждый зарабатывает, как умеет, как хочет. В наше-то время! Хоть за Светку буду спокойна. Да и прославилась она у нас в городе. Здесь пальцем никто не будет тыкать. К тому же – море, юг! Будет куда ездить, отдыхать!»

Светка жила с Юрием, но тянуло домой. Правда, там она тоже жила с мужчиной, который её содержал.

Светлана часто вспоминала школу, особенно пятый класс, концерты, когда она солисткой пела знаменитую «Аве Мария». Зал рукоплещет – и цветы, много цветов! И Сашка дарит на сцене цветы. Она стесняется. Светлане нравился этот мальчик. Хоть бы одним глазком на него сейчас взглянуть?! Наверно, в институт поступил?! Приехал домой на лето?!

Через посадки деревьев Светка подходила к пляжу. Жалко было расставаться с Юрием, но скоро отчаливать домой. Хорошо с ним: весело, вино, а как он сексу обучает! Что там книжки! Правда, по «видаку» тоже ничего. Тут Светка запнулась, больно ударилась о камешек: «О-о-о!» – и выругалась.

Светка разделась до трусиков и осторожно пошла по гальке к морю. Она любила проходить по пляжу обнажённой, шагая в пенную  волну. Зашла в морскую воду по грудь, присела так, чтобы с лица не смывался макияж. Море на горизонте сливалось с небом. Девочка долго смотрела вдаль, отдыхая душой и телом, словно хотела очиститься от своей бестолковой жизни.

Поплескавшись в воде, она вышла на берег, подняла свою белую шёлковую блузку; надевая её, вытянула руки вверх, будто тянулась к небу. Детская фигурка Светки, словно выточенная мастером из белой слоновой кости, чётко выделялась на фоне моря. Можно было воскликнуть, глядя на неё: «Велик Бог, если создаёт такое совершенство!» На девочку хотелось смотреть. Она зачаровывала. В ней словно была божественная тайна. Эта тайна манила и обезоруживала. Светка выпустила из рук своё легкое одеяние. Блузка медленно упала на плечики. Шёлк блузки скользил по телу, нигде не задевая; остановился на бёдрах, только-только прикрывая трусики. Материя блузки чуть колыхалась по низу, будто рябь на воде.

Пьяный человек шагал по пляжу, направляясь к Светке. Он был высокого роста, с чёрной волосатой грудью, в ярких трусах до колен. От него чем-то неприятно пахло. Когда он шёл по пляжу, его огромное сучковатое тело раскачивалось из стороны в сторону, напоминая походку человекообразной обезьяны.

Он обнял Светку за плечи, словно давнишний друг. Она хотела вырваться из крепких объятий, но не тут-то было.

– Что надо?! Кобель! А ну!..

– Девочка, попалась, – сквозь улетающее сознание услыхала она хриплый голос. Чёрный человек взял её под мышку, чуть приподнял и потащил через пляж. Отдыхающие на пляже люди равнодушно смотрели на всё происходящее. Каждый, наверно, думал: «Моя хата с краю, я ничего не знаю». Плескалось море, шуршала пляжная галька под морской волной, светило солнце.

Светка очнулась в густой посадке плодовых деревьев недалеко от пляжа. Она лежала на траве голая. От мужчины несло перегаром, он одевался. В каком-то полусне, кошмарном полусне, вся природа её женского тела чувствовала этого безобразного человека. Светке было больно, неприятно, гадко. В её глазах блестели слёзы. Она поднялась с земли, стала одеваться. Слёзы текли и текли… Болело юное тело, ноги…

К месту, где совершилось насилие, подходили двое парней. Им было лет по двадцать пять. Пьяный мужчина кивнул на Светку.   

– Красотка, погоди одеваться! – сказал один из парней.

Светка взглянула на парней – слёзы потекли ручьём. Она почувствовала полное бессилие от безысходности положения. «Только бы не убили!» – подумала она.

– Ну-ка, покажись?! О, да ты красавица! А ну, прекрати реветь!

По-широкому прогалу в рощице плодовых деревьев приближалась легковая машина. Взгляд девочки перекинулся на машину, вспомнился почему-то бабушкин сад, созревающие абрикосы: «Как их много!»

Машина остановилась рядом. Запахло бензином, тёплым железом.

– Покупай?! Продаю! – насмешливо сказал пьяный мужик хриплым голосом.

– Покупаем! – весело донеслось из машины.

– Ну, что развалилась?! Вставай?! – парень одевался.

Светка лежала на тёплой траве. От слёз у неё размазалась тушь на глазах. Она непонимающе смотрела на парней. «Только бы не убили. Всё выдержу… Только бы не убили».  

Она поднялась с земли, пошатнулась. Сильно болели ноги.

– Шагай, шагай, – сказал один из парней. Светка побрела к машине. Шёлковая блузка в руке волочилась по траве.

Светлана Селезнёва пропала. Целую неделю её искали Юрий и мать девочки. Искала милиция.

Светка сидела в строительном вагончике на краю южного города Н. Железный вагончик стоял в роще деревьев, невесть кем сюда завезённый. Два окна вагончика были крест-накрест заколочены досками.

На третий день вся компания парней уехала. Светку оставили в вагончике, заперев на ключ. Стояла августовская ночь. За окном, за прибитыми досками, за деревьями светились огни города. Там Юрка, мама! Светка всматривалась в зарево огней. Сейчас она была похожа на одинокую волчицу, изображённую на сумке, которую девица передавала торговцу наркотиками.

Светка ударила ногой по окну. Зазвенели стёкла, посыпавшись на грязный пол вагончика. За окном была воля, которая манила. Светка пьяным взглядом осмотрела вагончик. Всюду темнота. Она помнила, что все стены вагончика обвешаны рекламами артистов, поп-групп, порнографией. На боковой стенке, над кроватью с полосатым матрацем, голая белокурая девица с микрофоном. Красивый рот широко открыт, изображая пение. «А я всё равно лучше пою!» – мелькнула у Светки мысль. Она пошарила руками в темноте. Где-то рядом здесь был стол. Зазвенела посуда – рука наткнулась на стакан. В нём оставалось немного вина. Светка выпила.

Вдалеке, за разбитым окном, за крест-накрест крепко прибитыми досками светился рассеянным светом город. Осторожно выбирая в темноте осколки стёкол по раме окна, попыталась вылезти между перехваченными накрест досками. Одна нога легко прошла, затем голова, хрупкие плечи. Было больно, кололо острыми стекляшками, сочилась кровь. Светка упала на траву возле вагончика и сразу вскочила на ноги, пошатнулась. Где она?

Южная ночь, словно густым бархатом, обволакивала тело Светки. Высоко мерцали звёзды. За деревьями город.

Светка нащупала босой ногой твёрдый грунт, сухую землю. «Точно, здесь дорога», – соображала она. «Козлы! Твари!» – кричала она в темноту, к звёздам, в тёмный лес, в посадку, в рощу плодовых  деревьев, устремляясь к городу.

Вдруг на дороге вспыхнул яркий свет и больно ударил по глазам. Светка инстинктивно закрылась руками, хотела рвануться в чащу: легковая машина преградила путь.

– Ты куда, б.., направилась?! Захотела от нас убежать?! От нас не убежишь, – звонко раздался звук пощёчины. – Ну, в машину! Убью!

Прошла вторая неделя, как Светка находилась в заточении. Приходили и уходили мужчины, пили вино, ели, курили, курили «анашу», насильничали. Кто-то обращался с нею нормально, терпимо, кто-то грубо…

Светка сидела на полосатом матраце. В вагончике было жарко, воздух не поступал сквозь щели в досках. Окна заколотили наглухо.

Светка ждала своей участи. Было ясно, что её убьют. Умирать не хотелось. Она плакала, часто вспоминала рассказ о Марии Египетской из книги «Слава Богоматери», которую приобрела в местной церкви.

Мария родилась в Египте в конце V века. В двенадцатилетнем возрасте ушла из дома, оставив своих родителей, ушла в Александрию. В многолюдном городе она, увлечённая соблазнами, скоро вступила на путь порока, блуда и семнадцать лет провела в плотских грехах, живя как непотребная женщина. Отличаясь красотой и ненасытной жаждой чувственных наслаждений, многих людей склонила она к разврату.

На тридцатом году жизни для большего разнообразия в удовольствиях и удовлетворениях страстей она продолжала падать всё глубже и глубже в бездну разврата и увлекать за собою других. Когда наступил праздник Воздвижения, с толпою народа она пошла в храм. Несколько раз повторяла она свою попытку переступить через порог храма и войти в церковь, но какая-то сила возбраняла ей вход.

Потрясённая стыдом и скорбью, остановилась она в преддверии храма и долго недоумевала, почему не может войти. Наконец, коснулась её искра спасительной благодати Божьей и уразумела она, что  причиною тому – блудная жизнь её и что Десница Вышняго за грехи не допускает её, нечистую, приблизиться к Святейшему и Чистейшему Древу Креста Господня. Горькое раскаяние овладело ею, с рыданием начала она бить в своё лицо, и в глубоком сокрушении сердца она рассказывала грехи свои. Посмотрев вверх и увидев икону Пресвятой Богородицы, она обратилась к Владычице с пламенной молитвой.

Светка, сидя на матраце, вспоминала молитву, которой Мария просила простить за свой блуд. Юная женщина никак не могла точно вспомнить эту молитву, но смысл молитвы, конечно, уловила, и, как могла, шептала её, представляя образ Божьей Матери, который она видела в церкви. Сидела в вагончике и шептала: «О, Дева Владычице! Знаю, что я противная, скверная девка, недостойная смотреть на икону Твою. Помоги мне! Я совсем одна. Помоги мне! Нет мне помощи!» – Светка забывалась и начинала просить помощи вслух, рассказывая в пустом вагончике свою судьбу.

Светка хорошо помнила, что было с Марией Египетской потом…

После молитвы Мария смогла войти в храм. Там она увидела Животворящее Древо Креста Господня и с любовью поклонилась Ему. Выйдя из храма, она пала на землю пред иконой Богоматери и принесла Ей усердное благодарение за полученную милость.

  В ответ на покаяние и благодарение она вдруг услышала как бы издалека голос, говоривший ей: «Если ты перейдёшь Иордан, то обрящешь добрый покой».

– Владычице, Владычице, не оставь меня, – обливаясь слезами, воскликнула Мария и вышла из притвора церковного с твёрдой решимостью никогда больше не возвращаться на путь разврата.

Исполняя повеление Богоматери, она переправилась через Иордан и скрылась в пустыне Аравийской, где пробыла 48 лет, перенося голод и холод, зной, жажду, болезни, оплакивая свои грехи. Наконец, на склоне своей жизни, после многолетней борьбы с греховными вожделениями, по молитвам Богоматери, преподобная Мария обрела благодатный мир и покой душевный. Остаток дней своих она провела в великих подвигах благочестия, удостоилась от Бога дара Знамений и чудесной кончины. Православная Церковь причислила преподобную Марию к лику святых и воспевает её как образец истинного покаяния. 

Светка задумалась, вспоминая  книгу «Слава Богоматери». Запал в её душу рассказ о Марии Египетской. Она поёжилась, будто от холода, но в вагончике было жарко, душно. Девочка надела блузку. 

Насильники не появлялись уже третий день, будто забыли о ней. Светка проголодалась. Она обвела взглядом вагончик. Воля к жизни была не убита. «Жить! Жить! Жить!» – кричало всё в ней. И воспоминание о Марии Египетской давало светлый импульс сознанию, взбадривало сердце и душу. Тут Светка заметила в потолке вагончика щель. До неё никак было не дотянуться. Она встала на кровать. Заскрипела панцирная сетка. Девочка упала на матрац. На ногах заболели ссадины, ранки.

Светка слезла с кровати и еле-еле пододвинула её к середине вагончика, снова встала на кровать, дотянулась до полоски света в потолке. В потолке строительного вагончика был люк. Она скорее даже не увидела, а почувствовала этот люк. Сердце запрыгало от счастья. Светка нажала на люк головой, упёрлась в него руками. Он распахнулся.

– Вот дура! Столько просидела?! Вот дура! – выкрикнула она. Девочка легко подпрыгнула на панцирной сетке и чуть было не вылетела из вагончика. Светлана задохнулась от августовской жары, жгло от накалившейся крыши вагончика.

Преступников переловили, особого труда это не составило, тем более Светка была настолько талантлива, что смогла нарисовать лица насильников для опознания.

Молодым людям, да и не совсем молодым, выходило по нынешним  государственным законам за групповое изнасилование от восьми до пятнадцати лет сроку. Тюрьма… Во все времена беззакония жизни на Земле существовали такие заведения: то ли в глубоких ямах со змеями, в стылой тайге за колючей проволокой с вышками, в пустыне, в диких джунглях, на островах в крепостях.    

Ах, Светка, Светка! Не ты первая, не ты последняя… 

По южному городу Н. начали растекаться слухи, что одиннадцать мужчин изнасиловали девочку и убили её. Слухи всегда есть слухи. Конечно, нет дыма без огня. Люди всегда болтают о том, что сами порой хотят услышать или увидеть. Один добавит одно, другой добавит от себя другое. И пошло, и поехало… Люди вообще, за редким исключением, в массе своей одинаковы – что на юге, что на западе, что на востоке, что на севере.  Не одинаковы государства, где эти простые люди живут. Где государство чётко исполняет свои юридические обязанности по отношению к своим гражданам – охранять народы государства от беззакония, как телесного, так и морального, – такие народы в массе своей живут спокойно, хорошо, преуспевающе…

Светка, Светка! Где ты живёшь?!

А Светлану замучили расспросами, допросами. Она была на пределе, только и хотела, чтобы скорей закончился этот кошмар. Хотелось уехать в родной город, тем более, что наследственный бабушкин дом продали. Преступники предлагали матери Светланы деньги. Мать соглашалась их взять, но дочь стояла на своём: «Пусть поторчат в тюряге! Узнают, козлы, как там!»

– Ну, Светочка, пойми, – говорила мать, – ну и что с того? Всё прошло ведь. Но деньги есть деньги! Светик, милая?!

Светлана не сдавалась. «А может, всё-таки взять деньги?!» – размышляла она наедине.

Преступники откупились восьмью миллионами.

Родной город встречал началом тёплой осени. Было первое сентября. Из улочек, петляющих между деревянными и каменными домами, к центральной улице выходили дети. Они, словно светлыми ручейками, текли по древнему городу. Первоклассники шли в белых фартучках, аккуратных костюмчиках, курточках, с букетами цветов, с ранцами, школьными сумками в разноцветных наклейках. Рядом вышагивали мамы, иногда папы, придерживая за руки своих детей. И от одного только вида детей, празднично одетых, какая-то тихая радость, счастливое чувство парило над древнерусским городком России. Где-то там, по центральной улице города, за старинными рядами, где жили Селезнёвы, звучала музыка – школьный вальс.

Всё семейство Селезнёвых стояло на широком деревянном крыльце городского вокзала железной дороги. Вокзал был старый. Медленно подошёл маршрутный автобус. Селезнёвы заспешили к нему, а Светлана с сестрёнкой Катей и братом Николаем направились к центральной улице.

– А вы куда?! – спросил отчим. Это был высокий крепкий мужчина с суровым лицом. В нём чувствовалась какая-то настороженность.

– Пусть, пусть идут, – сказала мать Светланы, – соскучились ведь! – она хотела оттянуть разговор с мужем о случившемся на юге. Она видела, что муж почувствовал что-то неладное.

– Что, опять что-нибудь?!

– Иди, иди… Дома расскажу, потом, – ласково сказала она.

Пятилетняя Катя так и льнула к старшей сестре, брат шагал рядом, поглядывая на Светлану. Когда Светлана уживалась в родной семье с отчимом, матерью, дети дружно проводили время. Но они чувствовали, что у них в семье что-то нескладно. У родителей был один расчёт: деньги, деньги, деньги. И талантливая натура Светланы бунтовала против этого неестественного хода жизни. Отсюда и частые конфликты с отчимом и матерью, и уход из дома. «Ну, хочешь, я уйду от него? Ведь ты мне дороже», – ласково притягивая к себе дочь, шептала в минуты откровения мать. Нет, дочка видела, что у матери с отчимом была любовь.

Центральная улица города прямой стрелой шла к старинным торговым рядам. По улице прошёл автобус, битком набитый пассажирами. Селезнёвы, родители, сидели в автобусе.

– Смотри, смотри-и! Вон наши идут! Хоть бы Колька в школу не опоздал?! – на возглас жены муж посмотрел в  окно. Дети шли по тротуару среди нарядных школьников: Катюша, Николай, Светлана. Они о чём-то разговаривали.

«Как всё же Светка похожа на мать!» – отчим залюбовался падчерицей. Вдруг его лицо нахмурилось, набежали невесёлые мысли. Вспомнился случай: в минуты пьяного помрачения он хотел изнасиловать Светку. Потом был, конечно, большой скандал в доме. Он до сих пор помнит истеричный крик падчерицы.

Младшие Селезнёвы подошли к центу города, свернули в переулок между торговыми рядами. Дом Селезнёвых стоял  у подошвы возвышенностей, увалов, которые опоясывали весь город, растянувшийся вдоль озера. По переулку вышагивали школьники.

– Здрасте!

– Здрасте!

– Здравствуйте! – дети улыбались, увидев Светку, кто-то хихикал. Светлана была известная личность в городе.

По тропинке с Балчуга в переулок спускалась бывшая подруга София. Увидев Светку, она удивленно округлила глаза.

– Приве-ет?!

– Привет!

– Иди домой, – сказала Светлана брату. – Не потеряй Катюшу! Я скоро приду.

– Вы уже приехали?! Долго тебя не было!

– Так мы на юге жили, хотела там остаться…

– Ну и оставалась бы! Что у нас-то хорошего?!

– Так мы продали бабушкин дом…  

– А бабушка умерла, что ли?! – спросила София.

– Да, мы ездили хоронить её…

– А…

Разговор между бывшими подругами не получался. Разные они были теперь, не то, что два года назад. София спешила в школу, в одиннадцатый класс.

– Хорошо тебе, Светка! Живёшь… А я, вот, существую, – она показала на портфель.

– Да, лучше некуда, – с грустью сказала Светка.

– Ну, что? Я пошла…

– Иди-и… Хочешь закурить?

– Давай.

Светка протянула пачку сигарет.

София направилась в сторону школы. Светка смотрела ей вслед. Многое вспоминалось сейчас. Дружны они были, теперь вот чужие.

Светка не мечтала о школе. Ушла она оттуда после московского случая. Все показывали на неё пальцем. Не чувствовала она к себе сожаления, доброго внимания, сопереживания. Одни насмешки… Чужая она стала среди своего родного по духу народа. Только мальчишки из класса заступались за неё перед учительницей, которая прямо-таки вбивала в грязь своими примерами, укорами, назиданиями о жизни. Светка вспомнила один случай в классе, усмехнулась. На уроке, после всевозможных укоров учительницы в адрес Светки, под насмешки девчонок она подбежала к учительскому столу. На столе стояла стеклянная ваза.

– Что вы меня всё укоряете, Алевтина Федоровна?! Разве я виновата?! Мне и так тяжело! – выкрикнула она со слезами на глазах. Светка рубила с плеча. Она схватила вазу с учительского стола, поглядела на притихших одноклассников, размахнулась и ударила вазой  об пол, а потом выбежала из класса.

Всматриваясь в удаляющуюся сейчас подругу и завидуя ей, Светка очнулась от своих раздумий. Взгляд её пошёл поверху старинных торговых рядов, по серебристым куполам церквей и дальше: глаза искали озеро, оно угадывалось за городом.

Вот так и бывает в жизни: спешим, бежим, наделаем массу невероятных ошибок, но душа-то, душа?! Хочешь или не хочешь, но душа ищет, зовёт к высокому, чистому, сердечному.

Жизнь Светланы Селезнёвой закружилась в прежнем русле. Но тяжело ей было. На душе тяжело. И помочь некому. Какая-то дьявольская сила тянула к богопротивной жизни. Не так надо жить! А как?! Кто поможет?! Некому. Одна путаница в голове. Она вроде и не хотела так жить, но неслась по этой накатанной дорожке.

Светлане шёл семнадцатый год. И снова она жила с мужчиной, владельцем фирмы в родном городе. Он торговал лесом, снимая для девицы квартиру, частенько заезжал к ней. Юрия Светлана вспоминала всё реже и реже: вот стоит он на перроне вокзала южного города Н. и провожает её…

И всё было бы хорошо, ну и пусть, что так живёт. Пусть! Ведь молодая! Только жить да жить! Но сердце тоскует по Сашке. Наверно, он сейчас на лекции в институте. Вспоминает ли её? А что вспоминать-то? Ничего ведь не было. Только, что дарил в детстве цветы...

Бар гудел от музыкальных ритмов, если можно так назвать долбёжку в сознание всевозможными музыкальными инструментами однообразных тактов мелодии всемирно известного танца «Семь сорок». Как ни крути, как ни прислушивайся, так оно и выходит: «Семь сорок», – только в разной музыкальной подаче. Недаром порой выйдут с дискотеки молодые девушки, вдохнут после танцевального вечера, где те же ритмы, что и в баре, свежего вечернего воздуха провинциального русского городка, оклемаются, наконец, от сумасшествия чужеродных ритмов, пойдут по широкой главной улице и запоют: «Вот кто-то с горочки спустился... Наверно, милый мой идёт...» Вот это песня! Заслушаешься! Сразу чувствуешь, что девичья душа любви просит – чистой, светлой, благородной. А где на дискотеке, в баре благородство?

Светка сегодня гуляла. Друг её уехал в командировку в Америку. Она – вольная птица. Мужиков в баре завались. Да и надоели они. У них одно на уме. «Светочка! Светик! Красотулечка!» – и каждый хочет прижать посильней. Или половчей. «Все одинаковы... Хоть сейчас раздевайся... Кого-нибудь сниму, если захочу. Спонсора пожирней, в смысле – побогаче. Вон всё Рудольф хлопочет. Давно предлагает. Ишь ты – какой стол накрыл! Посмотрим... Всё же он – хозяин этого бара. И ещё трёх ларьков... Пока мой-то американец вернётся!» – вспомнила она друга, хозяина фирмы, который её содержал.

– Светка, ты чего не пьёшь-то? Заскучала что ли?!

– Ты чего? Дура?! По ком скучать-то?

– Да по своему американцу-то? Ну...

– Да полно хоть!.. Давай-ка! – Светка подняла рюмку. Выпила. Её пригласили танцевать.

Как любая талантливая натура, конечно, Светлана очень хорошо чувствовала музыку, ритм. Она оживала в танце. И телодвижениями зазывала, манила к себе. Короткое платьице много выше колен. Даже чуть видны кружева трусиков. А сверху взглянуть – золотые кудри, выразительные глаза, красные губы. Ах, какой темперамент!

Кто-то неожиданно и сильно её толкнул. Она оглянулась: «Ах, опять Галька-лахудра!.. Что, места мало?! Или мужиков?»

Галька была сильно пьяная. Но держалась. Она развернулась к Светке и звонко ударила её по щеке. Щека больно зашлась. Горела.

– Перестаньте, девки. Перестаньте, – встал между ними парень.

– Ну, подожди. Сейчас вот только напьюсь! – сказала Светка. – Ты-то чего пристал?! Отцепись! – буркнула она парню.

Бар гудел от музыкальных ритмов. Звенели рюмки, бокалы. Вино лилось рекой. Пей – не хочу! Были бы деньги! Девицам – проще. Они могли взять, кто умелый, своими прелестями.

Светка пила и пила. Закусывала мало.

– Светка, перестань, – говорила подруга. – Смотри, она какая кобыла! Даст тебе хорошо... И всё! Окочуришься ведь!..

– А мы посмотрим! – Светка нехорошо сверкнула глазами. Будто надумала чего-то... Взгляд был злобный, звериный. Будто опять что-то нечеловеческое вошло в Светку.

Вот Галька встала из-за столика. Пошатнулась. Пошла к выходу…

«Сука! Наверно, курить», – Светка тоже встала. Решительно направилась к выходу. На ходу вынула сборную финку. Достала тонкое лезвие из пенала-ручки. Перевернула. Вставила резьбой в гнездо   рукоятки. Быстро завинтила лезвие. Галька стояла в коридоре бара, курила, прислонившись к стене. Светка подошла к ней вплотную. Та почувствовала: кто-то идёт. Обернулась. Светка ударила её финкой в живот.

ВСТРЕЧА                                              

                      Часть вторая

В дверь квартиры постучали.

– Кто там?! – Вячеслав вышел из комнаты в прихожую, отодвинул защёлку и широко открыл дверь. – Вот это да! Ну, Валентин, ты даёшь?!

На лестничной площадке первого этажа двухэтажного деревянного дома стоял Валентин Александрович, знакомый, который иногда заходил в холостяцкую квартиру поэта. За крупной фигурой приятеля притихли две девочки. Они с любопытством поглядывали на поэта, показавшегося в открытых дверях.

– А мы в гости! Пустишь? – спросил Валентин Александрович.

– Проходите, проходите! Куда же от вас денешься?! – Вячеслав смотрел на Валентина и на девушек.

В прихожей стоял полумрак. Из комнаты, откуда только что вышел Вячеслав, от настольной лампы через приоткрытую дверь пробивался свет. Узкий коридор прихожей упирался в дверь туалета. Слева по коридору была русская печка, а дальше – дверной проём в кухню.

– Девочки, раздевайтесь и проходите в комнату, – сказал Вячеслав. Глядя на девушек, он раздумывал: «Сколько им лет? По четырнадцать, пятнадцать?» Девушки были в коротеньких осенних куртках, в тонких колготках.

– А ты чего топчешься?! Будто впервые у меня, – обратился он к приятелю. – Давайте, проходите!

– Да вот, видишь?! Я не один… Девочки…     

– Ну и хорошо!

Сняв верхнюю одежду, девочки вместе с хозяином и его приятелем прошли в большую комнату.

– Девочки, пожалуйста, кто – в кресло, кто – на диван?! Располагайтесь, – хлопотал хозяин. – Сейчас уберу бумаги. – Он подошёл к выключателю и зажёг верхний свет, взял со стола настольную лампу, поставил её на пол у окна. У Вячеслава таких компаний никогда не было. После странствий по стране он жил затворником у себя дома. На полированном столике в беспорядке лежали исписанные мелким почерком листы бумаги. По стенам комнаты – стеллажи книг и старинный книжный шкаф, выше – репродукция картины художника Ильи Глазунова «Мистерия XX века». На шкафу лежали старые журналы: «Новый мир», «Наш Современник», «Москва», всевозможные керамические безделушки, две морские раковины, стояла большая ваза из чехословацкого стекла. На противоположной стенке, над диван-кроватью и креслом, где усаживались девушки и Валентин Александрович, висели ветвистые рога северного оленя, репродукции с иконы «Троица» и с картины Глазунова. Широкой полосой по всей стене висел ковёр с вытканной на нём картиной Васнецова «Витязь на распутье».

Белокурая девица, в которой мы узнаём Светлану, оглядывала комнату. После проведённых двух дней и ночей в пьянстве она попала совершенно в другой мир. Девица это почувствовала, как только увидела хозяина квартиры. Отлетел тот сладкий кошмар гульбища, которому она лихо предавалась после освобождения из камеры предварительного заключения. Её выпустили с подпиской о невыезде. Дело Светланы Селезнёвой велось по нескольким статьям: распространение наркотиков, воровство и драка в кафе с нанесением телесного повреждения.

На репродукции с картины Глазунова был изображён Иисус Христос, в багряном одеянии, с тяжёлым Крестом на плече, а на голове – терновый венец. Шипы от венца впиваются в голову, в широкий лоб; из ран сочатся капли крови, в глазах страдание, великая печаль, слёзы.

Девица вглядывалась в картину.

– А ведь, кажись, где-то я его видела?! – сказала Светка и замолчала, заметив, как посмотрел на неё хозяин квартиры.

«Да-а, девочки, – подумал Вячеслав, – ничего себе…»

– Девушки, кто интересуется книгами, посмотрите?! – сказал он, понимая, что за девушки к нему пожаловали. Они были интересны ему как писателю.

– Да ну-у, – ответила Светлана. Девица села на диван, думая, что наконец-то попала в уютную квартиру и хозяин ничего…

– Валентин Александрович, ну ты даёшь! Ну, молодец! – сказал Вячеслав, поглядывая на девиц. – А это, девочки, – он показал глазами на репродукцию картины, – Иисус Христос, Господь Бог наш. – Вячеслав пристально смотрел на пришедшую к нему компанию людей. Было видно, что эти люди совершенно равнодушны к тому, о ком он сейчас говорит. – Кстати, Валентин, – он обратился к приятелю, – ты бы познакомил с красавицами?!

– Да-да, конечно, – приятелю стало неловко. Он вспомнил, как зашёл в ресторан железнодорожного вокзала, выпил вина, затем направился по городу. На автобусной остановке заскочил в маршрутный транспорт, а тут и молоденькие девочки…

Валентин Александрович сел на диван. Старый диван, поскрипывая под тяжестью крупного сорокапятилетнего человека, промялся. Этот человек, казалось, устал. Посоловевшими глазами он умилённо смотрел на девушек и как-то украдкой почёсывал у себя подмышкой.

– Это вот, – приятель поэта обратился к черноволосой девушке, которая сидела рядом на диване, оглядывая квартиру, – Наденька, так?! – раздумывая, сказал он. В памяти восстанавливалась картина знакомства с девицами. Он ехал в переполненном автобусе. На остановке в заднюю дверь вскочили две выпившие девицы и подсели к нему. Тогда и мелькнула мысль, что неплохо бы с девушками познакомиться.

– А это – Светка! – сказала Надежда, показывая на подружку. – Она у нас девка геройская! – Светка с укоризной посмотрела на подругу, словно говоря: «Что ты мелешь, подруженька?!» Надежда замолчала, виновато посмотрела на Светку.

«Счас бы выпить», – подумала Светка. В квартире поэта ей нравилось. В таких квартирах она ещё не бывала. Здесь для неё всё было необычно. На стенах картины, столько книг, исписанные и чистые листы бумаги… Поэт! «Только поэта мне не хватало!» – лукаво улыбнулась она и закашлялась.    

Вячеслав, выставляя на прибранный журнальный столик сахар в тонкой вазе, малиновое варенье, белый хлеб, посмотрел на Светлану. «Молоденькая, а курит, наверно, не один год», – отметил он. Характерный для курящих людей хриплый кашель девицы говорил сам за себя.

– Дайте закурить! – Светка хотела сказать «пацаны», но, взглянув на мужчин, замолчала, видя, что это далеко не её сверстники.

– Э-э, да я не курю, – откликнулся на просьбу Валентин Александрович, выходя из прострации. Он оторвался от спинки дивана и придвинулся к столу. Его крупная голова с волнистыми чёрными волосами была над столом; внимательные глаза, твёрдый подбородок вытянулся, полное лицо чуть покраснело. Всем своим обликом  он показывал, что хочет угодить девушкам. Отодвинувшись назад, пошарил в кармане своей джинсовой куртки. От его движения столик  поехал по полу, задирая домотканые половички.

– А вот и спички! – победно сказал Валентин Александрович, вытаскивая из кармана коробок. Он не курил, но всегда носил с собой спички.

– А у меня сигаретка есть! – оживилась Надежда. Её тёмные глаза заблестели. Она всё так же бестолково оглядывала квартиру. Светка протянула руку, чтобы взять сигаретку. Посматривая на подругу, Светка ухмыльнулась, вспомнила гулянку с торговцами. Шамиль вдруг сказал тогда Надьке: «Минет сделаешь?!» Надежда ничего не ответила, будто не понимая, о чём идёт речь. Но Светка и подруга знали всё. «Да ты чево-о?! Давай… Что, слабо?! Бе-ри-и! – откровенно подбивала пьяная Светка. – Люди просят! Ну?!» «А что?! Запросто!» – ответила Надька. «Только идите в другую комнату!» – сказал кто-то из пьяной компании. Выпив рюмку водки, подруга встала из-за стола и, пошатываясь, пошла в другую комнату. За ней проследовал Шамиль. Вся компания смеялась: «Харощая дэвушка! Маладэц!»

Понимая, что Светка хочет курить, Валентин Александрович посмотрел на Вячеслава, словно спрашивал: можно ли в комнате курить?

Светка взяла из рук Валентина Александровича спички и тоже посмотрела на поэта. Она чувствовала, как он её разглядывает. Девица встала с дивана и вышла в полутёмный коридор прихожей, подруга потянулась следом. Когда они скрылись в коридоре, Вячеслав спросил у приятеля:

– Ну, ты и сообразил! Где это ты таких детей нашёл?

– В автобусе! Я им только сказал: «Поехали, девки, со мной! С поэтом познакомлю!»

– Ну, молодец! Праздник мне устроил… Ну, молодец! – с иронией в голосе сказал Вячеслав.     

– Да ладно, Слав?!

Приятеля, конечно, в неустроенности своей жизни иногда тянуло побывать у поэта, поговорить с ним. После его песен, стихов как-то легче становилось на душе. И девицы здесь были так, по случаю. Валентина Александровича связывал с поэтом ещё мир воспоминаний о Колымских краях, где они когда-то работали. Да, собственно, просто внутренний родовой стержень бесхитростной души соединял двух русских людей. Валентину Александровичу в местной газете попадались стихи и рассказы поэта, он внимательно их читал. Ему нравилось творчество Вячеслава. Под влиянием знакомства с поэтом он снова стал интересоваться литературой. Ведь сам когда-то вёл дневники, мечтал писать. Закончил он Московский геологоразведочный институт, работал в Магаданской области. Правда, с того времени прошло больше двадцати лет. Жизнь, работа – затягивали. Теперь вот работает снабженцем. И в такой куролесице нынешней действительности страны, а, главное, что Русской стороной почти век правят нерусские идеи, порой приходится жить не в ладу со своей совестью, пристраиваться под власть предержащих, хаметь в угоду власти. От этого коробилась душа. Вот недавно попалась в магазине книга «Бесы» Федора Михайловича Достоевского. Купил и прочитал. Ещё в девятнадцатом веке писатель предупреждал о зримых бесах, которые рвутся править Россией. А ныне мы живём под их игом. Душа русская противится этому злу, ищет выход. А выход один: Русским людям надо покаянно молиться за грехи свои, надо объединяться, сжиматься в ядро, чтобы оно зрело своей пламенеющей молитвенной силой. Валентин Александрович и познакомился с поэтом на одном из его вечеров – точнее, привёл его на вечер и познакомил с поэтом лидер Русского движения в их городе.

Вячеслав оглядел собранный стол: сахар, малиновое варенье, белый хлеб, чашки для чая. Всё было скромно, чисто, уютно. «Надо чайник посмотреть, – подумал он, – чуть было не забыл. Не заплеснуло бы газ».

– Валентин, – сказал он приятелю, – ты тут давай, смотри, я схожу на кухню. Перед вашим приходом поставил чайник. Чуть не забыл! Не заплеснуло бы?! – Вячеслав вышел из комнаты.

Подруги курили в коридорчике прихожей, переговаривались между собой.

– Светка, долго мы здесь? А?! Давай посидим чуть да отвалим. Ладно? Да и больно уж старые они, ночевать не останемся. Надо домой, а то мамка опять лаяться будет. Всех чертей соберёт! Если не выгонит нас.

Светлана слушала подругу, курила. «Конечно, будет лаяться! – вспомнила она мать Надежды. – Тоже мне, сродственнички?!»

– Слушай, – тихо сказала Надежда, – а знаешь, как у меня всё тело болит после гулянки! Этот Шамиль – настоящий бык!

– Зато, смотри, какую куртку заработала! – Светка потрогала осеннюю куртку, висевшую на вешалке. В коридор вошёл поэт. Он поперхнулся от курева. Подруги замолчали. Вячеслав открыл входную дверь квартиры на лестничную площадку, выгоняя сигаретный дым.

– Шли бы в комнату. Обкурились ведь, – сказал Вячеслав.   

Вся компания устраивалась вокруг столика в комнате. Вячеслав, проветрив коридор, закрыл входную дверь. Принёс чайник. Светка скучала, ей хотелось выпить, клонило в сон. Оглядывая квартиру поэта, она думала: «Как бедно живёт поэт!» Она представляла, что тот, кто пишет книги, живёт богато. Девица отмечала, что в квартире нет ни множества ковров, ни хрусталя, ни дорогой посуды, ни богатой мебели, как у них дома, у матери.

– Послушай, Слава, – сказал приятель, – давай бутылочку возьмём?! А то наши девочки что-то заскучали, – он стал шарить в кармане своей куртки, помня, что у него оставались деньги.   

– А что, можно помаленьку, – Вячеслав посматривал на девушек, – интересно…

Девицы, услышав разговор о вине, оживились.

– Ладно, ты убери свои деньги. У меня есть. Только бы хорошего винца! Надо, правда, бежать к вокзалу. Там я видел в ларьках…

Вечер для работы был потерян. Вместо рукописей на столе стояли бутылка водки, закуска из солёных грибов, огурцов, отварная картошка, хлеб, варенье, чай.

Светка, захмелев, рассказывала...

– Когда Галька вмазала мне по роже, а она, во, какая кобыла!.. – Светка показала рукой вверх. – Ну, думаю, вот счас только напьюся, я тебе устрою шашлык! Так, поди, я не смогла бы её подрезать?! Нож-то у меня всегда при себе. Очухалась я уж в ментовке. Голова болит! Это мне менты поганые по башке дубинкой трахнули, – девица замолчала. 

Вячеслав и Валентин Александрович слушали, думая о своём. Никто не удивлялся: в стране была анархия, переходный период от одной формации власти к другой. Не первый год катится волна преступности: убийства, воровство, бандитизм, проституция, наркомания. Невесёлые думы тревожили приятелей.

Светка в своём рассказе будто осатанела, в её словах слышались бравада, гордость: «Вот только напьюся!»

Человек, конечно, по природе своей не убийца. Он создан по подобию Божьему, но сатана, лжец, всегда нашёптывает грязные мыслишки, тем более пьяному человеку, который находится в дьявольском наваждении. 

Да неужели так и будет продолжаться в России?! Дети наши гибнут, нравственные начала топчутся теперешней поганой идеологией. А ведь мы все, все виноваты в этом! Виноваты своим молчанием, трусостью. Народ, правда, говорит, ропщет, патриотические газеты кричат, что нами правят чужеродцы. Но русские патриотические газеты выходят в таком малом количестве, что их глас в многомиллионной демократической прессе тонет каплей в море. Но дети…

Поэт вспомнил обращение детей к взрослым по поводу трагедии, которая произошла весной в их городе. В апреле сотрудником ГАИ, мчавшимся на машине в пьяном состоянии, были сбиты подростки. Пять девочек пятнадцати-шестнадцати лет скончались. Обращение было написано на большом листе ватмана, приколотого на городской рекламной тумбе: «Люди! Мы не виноваты в том, что взрослые не отвечают за свои поступки. Где гарантия того, что это не случится снова, как 5 апреля?»

В день похорон, 8 апреля, на месте трагедии на стволе весеннего тополя, который вот-вот проснётся от зимней спячки, появилось чистое, как детская слеза, и горькое по сути стихотворение:

         «Здесь погибли девочки…

         Не страшно Вам?!

         Если юность

         Веточкой – пополам!

         Если миг, и…

         Стёклышками – мечты, любовь,

         В дребезги – солнышко,

         Брызгами – кровь».

Стихотворение было написано на розовой бумаге крупными буквами синего цвета. Листок обрамлён траурной ленточкой. Дерево в обхват рук перевязано чёрным пояском, два искусственных тюльпана и две гвоздики приткнуты к дереву.         

Поэт вспомнил этот случай в родном городе, на ум пришли строчки стихотворения, которым он отозвался на трагедию:

     «Над городом апрельская печаль.

     Весна!.. Но в сердце радость ли? Нет-нет.

     Невинных душ таинственный причал,

     И солнца благодатный тёплый свет.

     Горчит апрель, стучится к нам в окно –

     Звук траурный плывёт в душевный непокой.

     Забылись молодые вечным сном.

     Поэта сердце плачет скорбною строкой.

     Им Царствие Небесное! Покой…

     Свет невечерний выше… Пухом им земля.

     Мир человечий, верно, не людской?

     И неба голубого стылый взгляд.

     Над городом апрельская печаль…»

– Короче, прикинь, – продолжала Светка свой рассказ, – когда меня привезли в ментовку, посадили в «аквариум», – здесь девица взлохматила свои золотистые волосы, прихватывая их растопыренными пальчиками и проводя, как бы приглаживая гребешком, ото лба до конца волос к плечам, – а менты ходят мимо по коридору, посмеиваются. Вот козлы! Ведь не по одному разу пройдут. Ведь я многих знаю! А «бестолковка» болит. Видать трахнули по «балде» прилично.

Вся компания молча слушала: Вячеслав, Валентин Александрович, Надежда. Вячеслав не мог понять, что такое «аквариум», куда посадили Светку. Он хотел спросить, но не решился прервать рассказ девицы.

– А потом в камеру. Вот тут-то я взвыла! Одна! Холодища! Чекануться можно. А, давайте выпьем?! Наливай! Всё равно тюрьма… Гуляю в последний раз! – она потянулась к рюмке. Светке не хотелось в тюрьму, она её боялась. Девице запомнился рассказ одного друга, который сидел на «малолетке». Волчий закон там: кто сильней, тот живёт. Но не этого она боялась, боялась заразной болезни. В колонии, которую прошел её друг, многие заключённые подростки болели кожными заболеваниями – на теле гнила кожа. Это и наводило на Светку ужас, зная, что кожа у неё боится ушибов, грязи, сразу же от этого начинается гниение.

Чтобы как-то прекратить бравадный рассказ подвыпившей девицы, Вячеслав взял в руки гитару, запел: «В низенькой светёлке…» Он всё больше распевался. У него был чистый лирический тенор, который шёл из души и сердца, тембр голоса увлекал любого слушателя. Комната наполнялась светлыми звуками поэзии, музыки.

Вячеслав затих. Валентин Александрович сидел в раздумье, склонив голову. Девицы молчали. Гитара блестела своей полировкой в свете люстры, свисавшей тюльпанами-абажурами с высокого потолка.

– Ты за гитару-то сколько отдал? – прервал тишину приятель.

– Целый миллион! Гонялся в Москву за ней. Да… Звук-то, звук какой?! Сама поёт… Испанская… Барселона!

– Тебе, что, деньги за квартиру отдали? – Валентин Александрович знал, что Вячеслав продаёт квартиру.

– Так откуда бы у меня миллион завёлся?! Отдают частями. Документы уже с приватизацией оформил. Покупают ведь из нашего же дома.

И вдруг, задумавшись о чём-то, Вячеслав спросил:

– Что же ты теперь будешь делать, красавица? Вот она как, шальная жизнь-то, обернулась!.. Неужели в тюрьме лучше, чем на воле? А откупиться нельзя от тюрьмы-то?

– Можно Гальке денег подкинуть, чтобы она заявление не подавала, – только и всего, да адвоката хорошего нанять, чтобы за остальное хоть условно дали... Да где уж?! Галька шестьсот тысяч просит, да адвокату надо как следует ручку золотить... Где мне взять такие деньги? Нету...

– Знаешь, – Вячеслав нахмурился, словно что-то прикидывал, просчитывал в уме, – дам я тебе шестьсот тысяч Гальке на откуп. Ну, а уж остальные вопросы сама решай  – у меня совсем немного на переезд остаётся...

Светка пребывала как будто в шоке. Глаза её расширились, губки приоткрылись, и она смотрела на хозяина квартиры с таким удивлением, как будто вмиг протрезвела и наконец поняла, что он ведёт речь о её буквальном спасении от тюрьмы. Да ведь встретились в первый раз! Она не поверила...

– Красуешься, небось, – даже с каким-то злорадством ввернула Светка и посмотрела не в глаза поэту, а на свои длинные крашеные ноготки, повернула их к свету. – Ведь пообещаешь только, а не дашь! – она плеснула себе в рюмку водки и выпила залпом.

– Зря ты так думаешь, девочка, – как-то даже ласково, ничуть не обидевшись, сказал Вячеслав. – Я своих слов на ветер не кидаю. Жизнь-то тебя, видно, достаточно побила, вот ты и не веришь никому. А что мне от тебя надо? Я помочь тебе хочу: может, ты очнёшься, опомнишься, если всё обойдётся, новую жизнь начнёшь?! Ведь ничего случайного не бывает, и, раз уж ты появилась в моём доме, я должен вытащить тебя из этой грязи на свет Божий!

Светка даже в ладоши захлопала.

– Ай, барин! Ай, красиво говоришь! Недаром поэт, – она посмотрела сначала на Вячеслава – он улыбался – потом на Иисуса в терновом венце в «... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3