Неунывающий разум инженера Гвоздикова - sinfonia

1.Allegro
     У него был насморк - он лечился. Плотно закрыл форточки, на кухне зажёг газ, в ванне открыл горячую воду. Этого показалось недостаточно. Включил телевизор, с батарейных секций напрочь свинтил, вряд ли работающие, ограничительные барашки. На себя надел толстый свитер, шаровары от лыжного костюма, на шею намотал колючий шарф.
     Его ноги, укутанные в шерстяные, купленные на базаре, носки,  оставляли на полу мокрые следы, а насморк не проходил. Ментоловые капли и, нанесённая по всем правилам, йодовоя сетка (размер ячейки 1 см, толщина линии 3 мм), ничего не изменили. Выпитый аспирин достиг желудка, отдал организму полезные ацетилсалициловые свойства, но всё было напрасно.
     «Что-то не так», - решил Гвоздиков, достал набор часовых отвёрток и стремительно разобрал не слишком сложный механизм. Там были замысловато изогнутые уголки, симметрично вытянутые палочки и тонкие пружинные спиральки. Соединялось всё, невидимыми снаружи, скобочками, которые упруго защёлкивались, создавая необходимые для жизни зазоры и промежутки.
     Осторожно прочистил дистиллированной водой всё, что возможно, смазал силиконовым маслом остальное, стал собирать кубика-рубика в обратную сторону. Одна из спиралек никак не хотела вставать на прежние места. Применил неподходящую силу, обиженная запчасть взвизгнула, прыгнула в потолок, где звонко лопнула и непоправимо разлетелась в дальние углы просторной комнаты. По полу ещё перекатывались невидимые близоруким глазом, но слышимые чутким ухом осколки, а неунывающий разум инженера Гвоздикова знал, что делать дальше.  

2.Adagio
     Сегодня пятница, значит, Степан Егорович из 26-ой непременно лежит в пьяном бесчувствии между вторым и третьим этажом. В последнее время у заслуженного пенсионера редко получалось дойти до квартиры, возраст давал о себе знать, а жена давно перестала забирать, изрядно надоевшее, «сокровище».
     Всё складывалось удачно, Степан Егорович лежал на привычном месте,  на своём коврике, под батареей отопления и, осипшим голосом, распевал попурри из любимых песен. Слова отличались от написанного авторами, зато мотив мелодии не менялся, являясь связующим звеном сложных ассоциаций отъявленного меломана. Гвоздиков дождался антракта, и произвёл быстрое изъятие «биологического материала».
     В короткое время, пока лежащий существовал без носа, ему, лежащему, приспичило общаться. Он грозно произнёс громкие слова, но из-за неправильной акустики частично разобранной головы, совершенно нельзя было понять, о чём речь. 
     Вот она, драгоценная спираль, такая же тонкая и упругая, только в некоторых местах с налётом металлической ржавчины. До глубокой ночи Гвоздиков рассматривал в зеркале восстановленный нос, пытаясь найти малейшие отличия, и не находил. Всё было, как прежде, в том числе и насморк. 
     Нюхал нашатырный спирт, пил кипячёную воду, сдобренную каплями йода, грел ступни синей лампой, дышал дымом горящего хлеба. После всего смазал пятки керосином, и бродил по комнате, не умея успокоиться. Наконец, лёг на диван и, глядя в загадочную щель на потолке, уснул.

3.Largo
     Утром, забирая почту выходного дня, после некоторых колебаний, позвонил в 26-ую. Хотелось убедиться, что с человеческим донором всё в порядке. Степан Егорович открыл хмурый, небритый. Тоскующий взгляд говорил о том, что поправиться после вчерашнего не удалось.
     - Ты чего? - прохрипел Степан Егорович, стараясь дышать в противоположную сторону.
     - У тебя горчицы не найдётся? Простыл я, понимаешь, - пропищал Гвоздиков чистую правду, не имея сил придумывать.
     - ДушаГоритДайДенегЯотдам, - взмолился Степан Егорович в едином выдохе, словно предупреждая собеседника, что другие темы невозможны.
     Гвоздиков обрадовался, пытался сказать, но вместо человеческих слов чихнул. 
     - Ижвини, - закрылся носовым платком, чихнул ещё, и закончил, севшим на октаву, голосом, - нашморк, понимаешь?
     Гипертрофированная интуиция алкоголика подсказала, что очень скоро жизнь наладится. Степан Егорович  заразительно засмеялся, но пришелец не заразился.
     - Понимаю, у меня со школы хронический. А сегодня с утра - как отрезало. Дышу тихо, как шпион, - он раздул ноздри, и Гвоздиков действительно ничего не услышал.
     - Ещё зубы вылечить, и хоть под венец, - закончил Степан Егорович, выдавая банку засохшей горчицы.
     - Егорыч, мне в порошке нужна, которая сухая. В носки сыпать, как отвлекающее средство, понимаешь?
     - Сухая, мокрая, какая разница? Горчица она и есть горчица, хочешь ешь, хочешь на подошвы намазывай. Не дури, Гвоздик, бери, что дают, и неси, что обещал.
     Вернувшись домой, нюхал тёртый хрен, делал луковую ингаляцию, закапывал  свекольный сок. В конце концов вложил в нос кусочки ваты, смазанные мёдом, хотел поджечь, но, слава богу, не нашёл спичек.
     Судорожно листал медицинскую энциклопедию, делая расчёты прямо на обложке дорогого издания, измерял штангенциркулем внешние и внутренние размеры, замирал, пытаясь поймать, или наоборот, отгоняя, может быть верное, но рискованное решение. Случайно взглянул  на себя в зеркало, и увидел вместо лица огромный, малиновый нос, вовсе непохожий на что-нибудь человеческое. Стремительно, не давая себе опомниться, разобрал собранное, извлёк проклятую пружину и, чтобы не передумать, выбросил в форточку. 
     Через считанные минуты Гвоздиков бесшумно дышал, различал запахи, снова радовался жизни. И продолжалось это радость те же считанные минуты. То, что беспокоило раньше, показалось детской забавой, когда, как по команде, заболели-заныли немногочисленные, но ещё вполне крепкие, хоть и леченные-перелеченные, зубы.

4.Andante
     Симфония боли начиналась до мажорным аллегро... Выпил анальгин, натёр виски бальзамом.
     Различил флейту пикколо, литавры, группу струнных… Чистил зубы щёткой, зубной нитью, зубочисткой.
     За первой экспозицией следовала неторопливая разработка... Полоскал рот тёплым раствором соды (на стакан воды 1 чайная ложка).
     Стремительное дробление мотивов сочеталось с конфликтом реприз... Прикладывал к зубам смесь чеснока, лука и соли.
     Дальше, вместо коды начинался  менуэт... Пробовал отвар ромашки, зверобоя, душицы.
     Недоставало завершённости. Скорее не танец, а лишь приглашение к танцу... Ел баралгин с нурофеном.
     Вторую часть Гвоздиков почувствовал по смене тональности. Теперь это был субдоминантовый фа мажор… Массировал углубление между скулой и нижней челюстью.
     Мелодия имела такой певучий характер, что Гвоздиков слегка подвывал, не успевая выразить нахлынувшее другим, человеческим способом... Пробовал пчелиный клей и корешок подорожника.
     В третьей части поразил менуэт: тембровая экспрессия дерзко сочеталась с богатством гармонического колорита... За отсутствием гвоздичного масла жевал цветки гвоздики.
     Стремительный финал излучал такую энергию, что в коридоре ожила давно перегоревшая лампочка... Прикладывал кусочек льда между указательным и большим пальцем.
     Темы были насыщены ритмическими сдвигами, от которых кружилась голова, и хотелось прилечь... Делал из обычной воды, с помощью соды и йода воду морскую, держал за щекой.
     Дальше в музыке что-то произошло, и Гвоздиков понял, что это не новая часть, а затянувшаяся, не умеющая окончиться, предыдущая. Она длилась и длилась, длилась и длилась... Зная, что лежание способно лишь усугубить зубную боль, выстоял, уцепившись за выступающую спину подоконника.
     Снова проклятая пикколо, просвистела четыре запредельные ноты, и пропала, заставляя сомневаться, была ли она... Иглоукалывал точку на ребре указательного пальца.
     Когда  главная и побочные темы сложились в одну, Гвоздиков налил себе 150 грамм водки и не глотал сколько мог.
     Бесконечная мелодия заполнила мир, и продолжала прибывать, наливаясь и опрокидывая всё, что встречалось на пути. Иногда она замирала, позволяя почувствовать настоящее, хоть и очень кратковременное, счастье, и снова набирала обороты от едва различимого пианиссимо, до безумия беспредельного форте... Оставалось попробовать тыквенные хвостики, но их не было.

     «Одной отвёрткой здесь не обойдёшься», - думал Гвоздиков, слушая как, успевший поправиться, Степан Егорович, распевает под окнами родного дома, ни на что не похожий, романс. 

 Васько Фёдор Фёдорович