Пошёл однажды Семён питаться в столовую. Набрал кушаний поднос целый, сел в углу уютном окна возле, а есть не получается - тошнит. Сходил руки вымыл, дважды меню прочёл, ловя на себе взгляды ненавидящие женщины за кассой, к еде вернулся. Но вышло хуже, чем, если бы не ел вовсе. Расстроился очень, ушёл, кушанья на столе оставил.
Погулял по двору, здоровье наладилось и аппетит такой разыгрался, что в животе зазвучали мелодии музыки камерной. Вернулся, а там обед его унесли и до дверей очередь. Крайнего спросил, а сам чувствует, что сейчас снова музыка начнётся, и будет она не камерная, как раньше, а самая настоящая симфоническая, из опер классических. Так ясно представил это, что от стыда потерял страх совести, побрёл без очереди, силами последними, и сошёл за инвалида. Пропустили, хоть и наговорили вслед много хорошего.
Чуть до столика доплёлся, а оно опять подступило. Пренебречь попробовал, но хуже вышло, чем если бы не возвращался вовсе. И вдруг Семён опомнился словно, догадался, что дело скорее всего не в нём самом. Может быть, еда, приготовленная нормам не соответствует, утверждённым промышленностью пищевой. Оглянулся, и увидел, что остальные обедающие тоже невеселы, тошнит некоторых, а другие уходят, оставляя за свои деньги купленное нетронутым почти. А тут ещё кассирша с него глаз не сводит, рассказывает что-то, руками размахивает, - а очередь вся слушает.
- Да что же это такое, «туда вас»! - закричал Семён и возле кассы встал, чтобы клевету пресечь и пар нервный выпустить.
Люди чеки пробивают, а он ругается словами последними, а в глазах обиды и злости столько, что все молчат. То есть отпора никакого. Заведующая пришла, сердитая, с зубом золотым, зыркнула быстрым глазом и молвит:
- Вы, добрый молодец, зачем в помещении ругаетесь? На улицу идите! Здесь учреждение культурное. Нам хулиганов не надо, мы сами хулиганы. «Туда тебя»!
А Семён на зуб золотой загляделся и как зачарованный молчит. Когда рот закрылся, - очнулся:
- Вы чем кормите, «Тебя туда», гегемона трудящего!?
- Какого ещё, «сюда-бы-не туда», гегемота? Где? - удивилась женщина.
- Не гегемота, а гегемона, учению Маркса согласно, «туда-бы-туда».
При упоминании Маркса заведующая взбесилась словно, поднос схватила пустой и разломила надвое о голову дерзкую посетителя неспокойного. Повезло, что изделие было пластмассовой формы, а не железного качества, иначе человека жизнь оборваться могла не героически совсем. Думая, спастись как, Семён умирающим притворился, на полу лёг, полагая, что раненого добивать ни у кого рука не поднимется. Кассирша очки сняла на левой щеке две слезы нарисовала, заплакала:
- Какое будет ваше желание последнее, товарищ мужчина?
- Ужели со мною так плохо, товарищ женщина? - испугался Семён.
- Ужели, неужели, вы мне надоели, товарищи! - рявкнула заведующая, огорчённая лёгким, по мнению её, исходом.
А Семён уже видел, что это никакая не заведующая, а самый настоящий-разнастоящий доктор: халат белый, блестящая медалька на голове для заглядывания в горла болящим, на шее галстук резиновый для подслушивания лёгких, в руках чемоданчик с крестом большим красно-белого коляра.
- Не уходите доктор! - застонал Семён.
- Бредит,- предположила кассирша и очки одела, чтобы смотреть с вниманием бОльшим.
Семён вгляделся тоже, и понял, что права кассирша, нет никакого доктора, а есть она – Анжелика - ангелов маркиза.
- Вы мне смешны, - сказала женщина не доктор, а потом, склонившись ближе, ароматом духов окатила и зашептала в лицо прямо: «Ну, дышите, милый. Давайте дышать вместе».
- Так будет желание последнее, или я кассу сдаю? - не выдержала кассирша и очки сняла.
- Без священника умирать отказываюсь,- не сдавался не умирающий умирающий.
- А я здесь, я давно уже здесь, здесь и здесь.
Сказал такое и расстроИлся. Семён, в порядке текущего бреда, увидел, а вскоре и почувствовал, что ко лбу крестом серебряным прикоснулись. На самом деле, это маркиза была, осмелилась поцеловать уходящего в миры иные. А Семён разглядывал служителей церкви с висящими на шеях крестами, их большие добрые руки, припасть к которым хотелось.
- Маркиз, не надо! Не целуйте рук моих, не чисты они, - попросил один из священников и вынул из сумки с крестом котлету рыжую.
- Съешь, это птичья.
- Из индюка,- подтвердила кассирша, очки роняя.
Почувствовав запах волшебный, вспомнил Семён, что не ел давно очень. Откусывал осторожно и глотал не жуя, не цапнуть стараясь благодетельницу за палец розовый, а заведующая маркиза голову гладила да приговаривала:
- Умница, Шарик, да не торопись ты, дурачок.
Кассирша тем временем очки подняла, что они уцелели удивилась, и снова выронила. Рванулся Семён, а так как руки заняты были стоянием на четвереньках, ртом ловко схватил, как это делают морские котики дрессированные. Очень нежно схватил, даже не испачкал стёкла оптические.
- Молодец Маркиз, - похвалила заведующая маркиза, и приманила зверя ещё одной котлетой. Семён тявкнул радостно. Кассирша нацепила очки спасённые:
- Нет. Фокус нарушился, диоптрии мимо проходят. Не то!
Обидно стало Семёну, что его порывы благородные одобрения не находят, потянулся и куснул за каблук деревянный. Испугалась женщина, упали очки, и на этот раз не уцелели.
- Откуда в тебе жестокость эта? - спросила в рясу одетая женщина, богохульно замахиваясь на друга человеков крестом, совсем для этого не предназначенным.
- Меня тошнит иногда, я в такие времена не хочу жить на Земле,- скулил Семён.
- Всё в порядке, - успокаивала оказавшаяся рядом докторская маркиза, - у вас головы внутри сотрясение, от этого и снаружи тошнит.
- Ходят тут всякие, скандалят, а сами здоровы не вполне,- ворчала кассирша, осколки собирая.
- Я пришёл сюда совершенно здоровым, бодрость и желание имел, - вспылил кассир Серафим, занимая место освободившееся, - а теперь у меня ни первого, ни второго, - после этого выбил чек на 28 рублей, и в карман положил, на виду у всех.
- Вздор! Никаких оправданий, маркиз! Вы изменник! - обманутая маркиза вскричала,- изменник и к тому же кассир! Это невыносимо!
- Я оклеветан, сударыня. Мною играют невидимые силы, - оправдывался кассирский Семён, выбивая чек на 11 рублей, и за первым вслед отправляя.
В разговор вступила женщина, в руках разбитые очки держащая:
- Гражданин, вы не видели здесь собаки моей?
- В общепита учреждениях собак не бывает, - заметил семёнский кассир и, начиная терять терпенье, выбил чек на сумму немыслимую.
- Уважаемая, а вы не заметили пса здесь какого-нибудь? - не унималась женщина.
- Гражданка! Здесь не может собак быть, а тем более псов, - после слов этих Анжелика заведующая вытерла салфеткой помаду губную. Не вытерлась помада, а только размазалась, и симпатичный, вроде бы, человек превратился в чучело настоящее.
Женщина спрашивающая очки одела, отчего глаза её размножились в осколках оптики сломанной, и сказала другим голосом, строгим:
- В конце концов, вы не видели здесь где-нибудь, кого-нибудь!
- Маркиз, уберите её! - не выдержала ангелами заведующая маркиза,- вы позволяете этой гадине приходить сюда, после всего, что случилось!
Докторский маркиз взял у женщины проволочки и стёклышки оставшиеся, на лице пристроил, рассмеялся:
- Ну вот, через эти очки и вы смешны и некрасивы почти!
- А вы смешны просто так, без приспособлений всяких,- вспылила маркиза семёновская и вытянула из чемоданчика молоточек резиновый, для лечения нервных больных который.
- Ваша котлета рыжая отвратительна! - подлил масла в огонь мужчина, кассир маркизы и, сдерживая неодолимое голода чувство, пролаял арию герцога из оперы Джузеппе Верди «Риголетто».
- Шарик! Ты нашёлся! - закричала уже отчаявшаяся женщина, бросаясь обнимать зверя неизвестной, но благородной породы.
- Вы даже здесь, при мне! - зарыдала женщинская маркизовка,- вы при мне с этой тварью! – и молотнула ударилом головела, где-то по кассире.
Мужчинский маркизовик чекнул выб на ноль копеев и полкнулся на свал.
- Ачарв! Ачарв! - женщинала сказа и чувствилась лишилов.
- Хувд ачарв! - маркизнула закрича и умерливо скропостижилась.
Ёсв.
19 июня 2015
Иллюстрация к: Семён и маркиза