Итак... Вернемся к событийности более чем тридцатилетней давности, прерванной моим глубокомысленным отступлением...
Откинув крышку своего непромокаемого желтого чемоданчика, пребежчик впал в паралитическое изумление: из сопутствующего побегу барахла в оном остались лишь баночка килек в томатном соусе, консервная открывалка, алюминиевая ложка, завернутая в полиэтилен пачка папирос «Беломорканал» и сборник воспоминаний очевидцев под сентиментальным названием «Как Ленин ласкал детей»... Основная же часть внутричемоданной вещественности (благодаря тайным от пленника манипуляциям Чебурекия) исчезла в песчаных недрах...
Ровный шум прибоя вскоре был дополнен с треском извергающейся из какого-то звуковоспроизводящего устройства популярнейшей эстрадиной тех лет «Малиновкой». Прочувствованное собачье подвывание придавало мелодии некую душещипательность...
Спустя какое-то время из-за ближайшего утеса показался пограничный наряд, составленный из дородного сержанта, доходяги-ефрейтора и косматой сторожевой болонки песочно-зеленого камуфлированного окраса. Основание собачьей шеи украшали златошвейные младшелейтенантские парадные погоны.
Нетвердо держащееся на лапах животное упоительно выло и выло, практически не попадая в мотив сменившего «Малиновку» шлягера шестидесятых годов прошлого века «Черного кота»... Казалось, что псина под нешуточным кайфом...
Как выяснилось впоследствии, сей пограничный наряд, сбившись с маршрута, уже третьи сутки плутал по дальневосточной пересеченной местности.
– Чё? – убрав звук висящего на шее кассетного магнитофона «Весна 222», лаконичней лаконичного спросил подошедший в составе наряда давненько небрившийся сержант-губошлеп.
– Ни-чё, – на пару звуков менее лаконично отозвался Чебурекий.
– Рыбалкою увлекаешься? – расширил диапазон словесности погранец.
– Е-ею, – с горестным вздохом ответствовал Чебурекий, – А чем еще в этой глуши душу тешить? Одни развлечения – рыбалка да онанизм. Уже и то, и другое та-ак(!) осточертели, что хоть за книжки со скуки берись.
– Я-я-ясненько, – резким подбрасыванием плеча переместив сползший автоматный ремень на середку погона, протянул сержант, – У нас так же.
– Кор-рое-едов! – пьяно покачиваясь на конечностях, протявкала болонка, – Как-кого хры-рена му-уз-зыку отключ-чил(?!), сво-олочь.
– Не встревай, когда люди разговаривают, – осадил четверолапого сослуживца сержант.
– Эт-то вы-ы, значит, лю-юди! А йя кто?! К-как об-бычно?! Шелуди-ивый пе-ес?!! – гневно выдала оскалившаяся болонка, – Да йя, ес-сли хотите знать, кад-дровый оф-фиц-цер-р! А вы-ы – шелупо-онь! Мла-ад-ший ком-мандный со-ста-ав!.. А ну-у-у(!)., вруб-ба-ай му-узык-ку-у на по-олную кат-ту-ушку! Буд-ду п-пе-есню выть! – на сих словах собакообразный младший лейтенант, бесцеремонно задрав заднюю лапу к затылку сидящего на песке неудачника-перебежчика, по-кобелиному обильно помочился на его обтянутую клетчатой рубахой согбенную спину. Тот же (по-видимому, под благостным воздействием струящейся влаги) мгновенно стряхнул оцепенение и, воздев к небесам ручонки с зажатым в них пустопорожним чемоданишком, истошно заблажел:
– Где-е-е-е-е?!!! Го-осподи-и-и!! Где-е-е-е-е мои ве-е-ещи-и?!!..
– Не на-а-адо-о магнитофо-о-она-а! Я с ни-им(!!) пово-о-ою-ю, – кивнув на неистовствующего, поменял желание кобелек-офицерик, – Побереги, Короедов, батаре-е-ейки!
– Будет исполнено, Феликс Эдмундович! – подтвердил готовность к послушанию сержант, – Войте на здоровьичко...
Моя благоверная супруга, Альбинка-то, частенько меня укоряла.., да и по сей день корит: у тебя, мол, Вениамин, до безобразия блудливый рассудок: начинаешь рассказывать про пельмени, потом надолго переключаешься на козьи какашки с горчицею, потом – на клопов и тараканов, после чего – на секреты диетического питания тропических людоедов, а завершаешь свои речи размышлениями о вреде курения листвы от бэушных банных веников либо разглагольствованиями по поводу пользительности для предстательной железы прикладывания к ней все тех же пельменей, с коих и начинал свой демагогический марафон...
Откровенно выражаясь, в конфликтных ситуациях лексикон моей законной супруги далеко-о-о(!) не из ласкающей слух категории, а куда-а-а(!) жестче... Значи-и-ительно(!) жестче, с лихвой косноязычней и... Дерзновенный, ядреный и изощренный мат взахлеб и на полную громкость! В плане нецензурщины-то моя благоверная из большу-ущих мастериц... Это уж я облек ее сквернословную критику по поводу своего словоблудия в классическое литературное одеяние. А то бы... Не убоюсь утверждать: даже в словарных закромах сибирских коровьих пастухов подобных альбинкиным виртуозных непристойностей – мизер, а то и вовсе – ноль целых, шиш десятых!..
И вот... Подталкиваемый самокритичностью, я намерен скомкать недосказанную махину истории восхождения Чебурекия Астероидовича к правоохранительному олимпу и вернуться к хронологии Дня щекотуна, обзор коего и был изначально положен в сие правдивейшее повествование... Итак...
А, собственно говоря, на момент нашего стояния в министерском дворе по причине тревоги рассказывать далее доподлинную биографию Чебурекия Астероидовича (даже ско-омканно!) было невозможно... Потому как на эпизоде дуэтного вытья секретного конструктора и сторожевой болонки кулуарные откровения нашего министра, в первый и последний раз изливавшиеся в двухтысячапятом году от Рождества Христова в бане номер восемнадцать города Светлопутанска на праздновании юбилея министерского дворника Макакия Альфонсовича Рукоблудова, иссякли (образно выражаясь) досуха... По причине выпадения рассказчика из действительности в беспробудный сон, вызванный общим переутомлением организма в совокупности с несовместимой с рассудком и речевой функциональностью концентрацией алкогольной промильности в маршальской крови...
Кстати, вышеизложенная история с задержанием беглого конструктора подробнейшим образом застенографирована мною с копии аудио-видеозаписи, тайно произведенной в ту знаменательную ночь в бане Светлопутанска агентом ЦРУ, работавшим кочегаром сего помывочно-развлекательного заведения под псевдонимом прикрытия Цэрэулий Джеймсбондович Американюк.
Впоследствии сей ценнейший материал был выменян у лазутчика нашими операми Фацелией Светложопинской и Кактусом Кулебякиным на матрешку, балалайку и ведро эксклюзивной браги от Авдотьи Смирноффой...
Спустя пару лет после сделки, многомиллионно растиражировав уникальную запись, предприимчивые опера наварили на ней в подземке Метрополитена баснословные барыши, на кои сыграли пышнейшую свадьбу и... по сю пору совместно живут-поживают бездельно и припеваючи...
Кста-ати! Кто не знает бомондовую чету Светложопинских, некогда за вышеописанный информационный слив с треском вышибленных из штата Министерства пресечения антигосударственного хулиганства, тот явно не продвинутый москвич...
Чебурекий же Астероидович сразу после стартовой реализации пиратских электронных носителей, загруженных его банным откровением, был вынужден экстренно (не дожидаясь вселенского скандала) подать в отставку (якобы по состоянию здоровья). Его рапорт был завизирован президентом и премьер-министром в течении минуты с момента написания, а через час после сей неминуемой формальности наш легендарный министр уже покидал свой кабинет с узлом на плече, унося на заслуженный отдых кипу Почетных грамот, пластмассовый ананас, пару упаковок казенных памперсов, три комплекта казенных простыней и наволочек, настенные часы (казенные), клетку с попугаем Гошей, именной пистолет, именной гранатомет, именной телевизор и еще кое-что, до сей поры погруженное во мрак государственной тайны...
Так вот... В тот день (в ежегодный день Щекотуна, о коем сие повествование) доподлинная история карьерного роста всеми обожаемого Чебурекия Астероидовича была для меня еще на чуть дораскрыта неожи-иданнейшим(!) макаром... Но об этом чуть позже... А сейчас...
Когда не на шутку озябшие на пронизывающем ветру изгнанные на свежий воздух по пожарной тревоге сослуживцы вашего покорного слуги в конце концов перешли с беззаботного трепа на ропот (чего, мол, нас в этакую холодрыгу под открытым небом мурыжат?!); на крыльцо в сопровождении золотопогонной свиты заспанной гусыней выковыляла сизоутконосая, седовласая, неряшливо обмундированная, сквозь прозрачные колготки в крупнющую сетку демократично демонстрирующая брюнетистую кучерявость и варикозный рельеф своих столбоподобных нижних конечностей, усердно сосущая из топорной работы трубки табачный дым двухзвездная генеральша Вермишель Татьяновна Постельнопринадлежнинская – заместитель министра по дознанию и (по совместительству) верховный комендант нашего административного здания.
Сунув дымящийся курительный прибор в нижний карман своего фиолетового кителя, сипло прокашлявшись, метко сплюнув в створ мусорной урны в виде матрешки со спиленной маковкой и поднеся к обвисшей щеками и губищами физиономии огромный позолоченый мегафон, Вермишель Татьяновна разразилась залихватским чихом, кой и (многократно усиленный электроникой) положил начало обращению к подчиненным...
С явным удовольствием выслушав в ответ массу пожеланий доброго здоровья, генеральша умиленно зажмурила глазки и, залихватски притопнув по прожилковатому бело-голубому мрамору затасканным «до насквозь» резиноподошвенным войлочным ботом, старательно и не спеша с хлюпаньем протерла лоснящимся рукавом мундира (от обшлага до локтя и обратно) свое крупногабаритное подносье. Произведя акт личной гигиены, наша всеобщая начальница и любимица с одухотворенным выражением мордуленции обшоркала вышеназванный рукав о совокупность кительной полы и мятой юбки, вновь сипло прокашлялась и басовито выдала через так называемый матюгальник следующее:
– Ну чё(?!), орлы-ы-ы!!! Проздравляю с дюже шустрячею учебною эвак-куациею-ю!!! Как клопы из банки с дустом выпулили!!!.. Ежели бы!!.. Кхе!.. Ежели бы наши воины завсегда этак прытко в атаку носилися, ни один бы сапог вражьего солдата никода ни испоганил бы ни пяди нашей земли!!! Объявляю всем благодарнось!!!.. Ну чё?!!.. Не слышу ра-а-адости-и!!
– Ура-а-а!.. – Ур-ра-а-а!!.. – Служим Родине и Оте-ечеству!!!.. – Сла-ава бо-о-огу-у!!.. – Слава президе-е-енту-у и премьер-мини-и-истру-у!!.. – Спаси-и-ибо-о, Вермишель Татья-я-яновна-а!!!.. – Всегда-а-а гото-о-овые-е!! – вразнобой возликовала наша правоохранительная братия.
– У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у..!!! – перекрыл овации гул низколетящего тихоходного о восемнадцати вручную вращаемых пропеллерах гастарбайтеровоза класса «галера» модели «Ёк-18жок122му».
– Чё-ё за хре-е-ень?!! – тыча рукой в небо и сурово косясь на зама по внутриведомственному благополучию – атлетически сложенного подполковника Толкалия Тянуйлова, возмутилась Постельнопринадлежнинская.
– Самоле-ет! – пробормотал через генеральский мегафон стушевавшийся ответчик.
– Дак уж ви-и-ижу(!), чё самолет, а ни твой сморш-щенный стрючо-ок!!! – взревела генеральша, – Я спрашиваю: какого хре-е-ена-а он в на-а-ашем небе шля-яетса?!!! Я ж давала тебе заданье, чёб решил вопрос с аеропо-ортами по поводу на-а-ашенской(!) зоны покоя от вся-я-яких поле-етов?!!
– Дава-а-али! – подтвердил Толкалий.
– И чё-ё-ё?!!! – впившись лютым взглядом в побледневшую личину зама, Вермишель Татьяновна замаячила перед его носом увесистым кулачищем, с дисциплинарно-воспитательным воздействием коего был знаком едва ли не каждый из наших сотрудников... В том числе и я, и не единожды...
– С домодедовскими решил, с внуковскими – тоже...!! – приступил к обрисовыванию ситуации Толкалий, – Вермишель Татьяновна!! Выключили бы свой мегафон, а то все слышат нашу с вами конфиденциальную беседу!
– Я те щас вы-ыключу-у!!! Я те вы-ы-ыключу-у!! – захватив ладонищей затылок Тянуйлова, генеральша ловко состыковала его физиономию с мегафоном, последствием чего стала тонюсенькая кровяная струйка из левой ноздри распекаемого, – У нас нихто-о-о еш-ще гла-аснось ни отменя-ял!!! А ну-у-у, ш-щено-ок, оправдывайса гласно перед людя-я-ями-и!!!
– Домод-дедовские и внук-ковские б-борты нас огибают!! ВэВээСовцы тоже не суются!! – повторно приступил к отчету трепещущий Толкалий, – Патрули ПэВэО патрул-лируют мимо!! Воздухоплавательные шары и всякие дельтапланы с парапланами за километр до нас как мухи в паутине запутываются в нейлоновых заградсетях частного охранного предприятия «Дохлолет»!! Космические войска по наводке засевших в обсерваториях астрономов отпугивают от нашего здания бродячих метеоритов и неадекватно пилотируемых эНэЛО!! Малая авиация шарахается от установленных по периметру надувных пугал, феноменально похоже имитирующих зенитно-ракетные комплексы «Баобаб-М»!! Даже курс президентского борта отогнули на полусотню километров южнее!! Даже настырных грачей и ворон тот же «Дохлолет» до потери полетности ослепляет и оглоушивает фейерверками еще на дальних рубежах!!!.. Я сделал все-е-е(!!!) от меня зависящее!!..
– А откеля тагда нада мною энта хренотень крыластая?!! – задрав лицом в зенит все еще ухваченную пятерней за затылок голову Толкалия, прорычала ему в ухо генеральша, – Отвеча-ай, шельмец, кода тебя старша-ая по званью спрашиват!!!
– Так то ж гастарбайтеровозы!! – сопровождая вымученным взором удаляющийся летательный аппарат, в несколько затвердевшем (в сравнении с «доселе») тоне ответил допытываемый.
– И-и чё-ё?!! – сподвигла его на более пространную информацию наша всеобщая любимица.
– Через частные зачуханные аэропорты «Домобабово» и «Правнуково» челночат!
– И чё-ё?!.. Никаковски ни отва-адить?!!
– Ну я ж уже говорил: «гастарбайтеровозы»!
– А по мяне хоть говновозы! – рыкнула под всеобщее смехосопровождение Татьяновна, – Пряс-сечь!! Давнёхонько маево валшебнова пенделя ни палучал?!
– Да они ж, среднеазиаты-то лукавые, с каждого рейса презентуют! – глубокомысленно закатив глаза под брови, трепетно приступил к раскрытию подоплеки Толкалий, – Они ж всякому шпунтику-винтику угодничают! Взять, к примеру, тот же «Домобабово»: авиадиспетчерше – дыню, взлетно-посадочному корректировщику – тыкву, руководителю полетов и аэродромному администратору – (прости-и-и(!) меня, Господи) по китайской фарфоровой проститутке, исполнительному директору аэропорта безвозмездно и чуть ли не ежемесячно двор брусчаткою наново во все разный и разный оригинальный узор переукладывают!.. Уборщице, и той – от всякого борта по кадушке с финиковой пальмой!..
До умопомрачения она на эту древоразновидность запавшая!.. Еще когда молодкой на международных рейсах стюардессила, ее какой-то шизанутый абориген посередь Африки на пальму затащил!.. С той поры и блажью мается!.. Когда пальмы рядом не оказывается, она даже на отечественные деревья (типа березы, осины или даже новогодней елки) голышом и с вульгарными песняками без стыда карабкается!!..
– Ты эт... Коленвалыч! Разберись-ка с энтими гастар-рбайтер-рскими беспредельш-щиками! – высвобождая толкалиевский затылок из плена своей ручищи, потеплевшим голосом проворковала Вермишель Татьяновна.
– Да как же с этим разберешься?! – поправляя растрепанную прическу, состроил озадаченный взгляд Толкалий, – Это ведь не какая-нибудь Швейцария с Германией!!.. Росси-ия(!!!) ж... Испокон веков разбираются!!.. Хоть поголовно всем головы оттяпай!!.. Как бы-ыли до мзды охочи, так и...! Менталите-е-ет(!!!), однако...
– Дозвольте реплику!! – выкрикнул некто из толпы.
– А чё?!.. Валяй – реплику-уй!! – задумавшись не более чем на пару секунд, разрешила генеральша.
– Но я ведь еще не закончил!! – мегафонноусиленно напомнил о себе воспылавший, по-видимому, ораторской одержимостью подполковник Тянуйлов.
– Чё-т ты стал до-о-олго не кончать!! Не узнаю-ю-ю тя, Толкалий!! – плоско-похабненько скаламбурила Вермишель Татьяновна, чем и вызвала дружный хохот присутствовавших, – Кто тама скы-а-азану-уть захотел?!!.. Дава-а-ай – ни робе-е-ей!!
– Ско-оро нас с моро-оза уберу-у-ут?!! – с мольбой в голосе поинтересовался получивший право на слово.
– А заче-ем трево-огу устро-оили?!! – тут же встрял какой-то крайне взволнованный визгоголосец.
– Тык-тык-тык...! – растопыренной пятерней пошлепывая себя по солиднейшей бочине, Татьяновна призадумалась и постепенно деформировала выражение физиономии из заумного в лукавое.
– Ну чё?! – с нетерпением выкрикнул визгоголосый.
– Чарез энто...! – упустив мысленную нить, генеральша растерянно заблудила глазенками, – Чё?!.. Дак чарез лево плячо-о-о!!!.. А ешче и чарез право! Да комлями встык – коромыслом! Для равновесья, штобы шею ни кривило да на ходу набок ни шатало! Ни гони лошадёв у... вы Пицунду!!.. По-онял?!
– Да по-онял! – с нескрываемым разочарованием отозвался докучливый визгоголосец... Выдержав же махонькую паузу, он злобно прошипел: – С-су-ука. Лютуешь(?), солдафо-онка... Чтоб в твою амбразуру ни фугаса, ни гранаты!
– Вермише-ель Татья-яновна-а!!! – заверещал уже ранее упоминаемый в сем тексте заядлый ябедник младший сержант Павлик Морозов, – А он...!!! Этот визгун, который про «зачем тревога» любопытничал, вас потом су-укою обозвал и про какую-то вашу амбразуру га-адость ляпнул!!!
– Да й банан на няво!! – выдала генеральша, – Поди-ка и живой-та анбразуры ни видал, ни ш-щупал..., а все-е туды-ы ж – раз-сужда-ать!!.. Вы тока, парни, тама ево не тро-огайте! Не забижайте! – последние слова явно запоздали, потому как были произнесены на фоне характерного перестука твердой человеческой плоти по мягкой в звуковом сопровождении из ахов, охов, всхлипываний и страдательных повизгиваний... Бессомнительно, «шибко умному» выскочке была самосудно задана профилактическая трепка...
Помараковав еще с пятиминутку, Вермишель Татьяновна оглушительно рявкнула сквозь мегафон: «Айда-ка, братцы, в теплоте-ень!!! Заходим дружнехонько в вестибъ-блюль и выстраиваемса повдоль стенок и окошков!!! Тама и говорить на второй вопрос стану!!!»...
Что тут начало-о-ось!!!.. Сотни тел, истосковавшихся по плюсовой температуре, вопящей лавой устремились к парадному входу! Авангард, в коем оказался и я, вдавливаемый в здание многотонной плотью сзади напиравших, натуго застопорился в дверном проеме. Обоюдотелесно стиснутые, сплюснутые и фигуристо зажатые сослуживцы стенали, вопили и надрывно матюкались...
Волею случая я своим узким телесным фронтом от колен до подмышек был буквально вдавлен в широченный рыхлый тыл Вермишели Татьяновны, аки цветастая пуговка в болотную трясину обмундировочной зелени стихийной людской массы. Бок о бок с Татьяновной страдал подполковник Толкалий Тянуйлов. На упадке сил превозмогая телесный дискомфорт, он надсадно выл в ее адрес:
– Йя-я-я ра-азбер-ру-у-усь с эт-тими возд-душными пир-ра-а-атам-ми! С-сего-о-одня же!
– Н-над-де-е-еюсь! – жалобно скулила теснейшим образом сплоченная со мной генеральша, – Т-ты-ы тама с им-мя-я – с гыст-та-ры-ба-айтер-рами-та – наш-щет жи-ира из верблюжа-а-ачь-чьих горбо-ов по-догова-а-арив-вайса-а!.. От-т ан-нги-ины д-да д-для нараш-щиван-ния и стояния груде-ей сры-ред-ство одури-и-ит-тельное!.. Т-ти-и-итьки-та чет-та у миня уж-же д-до низа п-пу-узы по-обви-и-исли!..
Коли жиру надаю-ють, пуш-ща-а-ай(!) себе над-д на-а-ами(!!) лет-та-а-ають... В виде иск-ключе-енья!
– Сде-е-елае-ем! Ес-сли сейчас эти охламоны нас нас-см-мерть не разда-а-авят!.. А сколько ж жира-то вымогать?! – поинтересовался Толкалий, изможденно уложивший щеку на свой подполковничий погон.
– Да хоть-тя б... На перво время... хоть... с ведро-о-о!
– А не многов-вато ль?!
– А ты по маим т-ти-итькам-та прикинь! Кажна без малова с горб верблюж-жачь-чьий!!
– Ну да-а-а!., – подтвердил Толкалий.
– То-то ж... А зн-на-а-ашь размер маих ангиновых гла-андов?!
– Я ж не спорю!.. Ведро, так ведро! – необратимо пошел на попятную исполнительный зам.
– Эт-то кто-о-о тама к мине без мы-ыла в жо-опу вле-ез?!!! – вдруг мышечно встрепенувшись, взревела Вермишель Татьяновна.
– Это майор Снегоп-па-адов!! – совсем рядышком проверещал завзятый ябеда – младший сержант Морозов.
– Ты-ы(?!), Па-а-авли-ик, – осведомилась Татьяновна.
– Не-е! Не я-я-я! – испуганным голоском заотнекивался Морозов, – Не я-я-я! То Снегопа-адов(!!!) к вам без мыла вле-ез вы... в вашу э-э-эт-ту-у..!
– Козел, – имея ввиду подлого Павлушу, проворчал я.
– Снегоп-па-а-адов! – энергично засокращав объемистые ягодицы, томно простонала Вермишель.
– Я, госпожа генерал-лейтенантша! – без особого успеха попытавшись по-военному вытянуться во фрунт, откликнулся автор сих праведных слов.
– Т-ты эт-т че-ем этак-ким твердю-юш-щим тама в маю пояст-ницу тычешь?! – напрягшись (к моему изумлению) вплоть до мышечной окаменелости, поинтересовалась высокопоставленная начальница...
Тщательно проанализировав свою телесную конфигурацию и в итоге отыскав ответ, я облегченно выдохнул:
– Проте-е-езом.
– А чё-ё пратэ-э-эз?! – с разочарованием в голосе громкошепотно поинтересовалась Татьяновна, – Э-э-э(!)такой еш-ще молодо-о-ой, а уж-же с прат-тэ-э-эзом... Жена-та как?.. Под-привы-ыкла?.. Удовлетворятса?.. Налево ни гулят?..
– Да не-ет, – с облегчением ощущая изрядный спад напора подуставшей толпы, сказал я, – Не гуля-яет... Вроде.., – сказал, и-и-и!.. Ошалев от внезапной догадки, термоядерно вспыхнувшей в переутомленном утренними передрягами мозгу, страстно зачастил:
– Вермишель Татьяновна, Вермишель Татьяновна! Это у меня не половой протез! Это не о-о-он(!!!) запротезирован. Это у меня ручно-ой(!) протез. Рука у меня по локоть искусственная! Вы же должны знать, что я полруки потерял во время заготовки дров для министерской бани!
– Ну-ну.., – вымолвила Постельнопринадлежнинская, – Ка-ак(!) жа... Лех-генда-а-арный(!) случай. Тако-та ни забыватса... И какова хера(?!) ты тада в энт-то... Ну куды-ы ты свою руч-чонку-та су-у-уну-ул?..
– В берлогу большеротого сучкоеда! – подсказал я, – В ходе заготовки дров сунул!
– Ага, – произнесла Вермишель Татьяновна, – И на х-хера-а-а к няму са-амому по самый локоть запих-ха-ал?!
– Да думал, что в той берлоге мохнорылый соплелиз обитает. Хотел с ним пошалить-позабавиться... А оно во-он как вышло...
– А гла-аза где-ка лиш-ши-илса? – продлила интерес генеральша.
– Там же, – ответил ваш, читатель, покорный слуга, – В берлоге с тем коварным сучкоедом, как ни странно, оказался синегубый камнесос! Он-то мой глаз и того... Вы-ысоса-ал(!).. скотина...
Да вы не беспокойтесь! Я сейчас свой протез от вашей по-пы-по-ясни-ицы выдеру! – прикидывая, как ловчее произвести сию манипуляцию без угрозы повреждения либо отламывания искусственной полуконечности, заверил я.
– Ни на-а-ада! – осадила генеральша, – Ни выта-аскивай! Пуща-ай... С им как-та лучше... Прия-ятней... А ты могё-ёшь сваим пра-т-тэзом маю леву ляжку подразмять?!.. Чё-та затекла в энтой грёбан-ной стоячке... Ажно судорагою свело...
– Ноль проблем! – по-джентельменски обрадовался я случаю сделать женщине хорошее, – Он же многофункциональный – на уйму манипуляций способный! У него даже механика швейцарская(!)... и каркас германский(!), и электроника японская!
– Эт здо-орово! – восхитилась Вермишель Татьяновна, – У миня вота япо-онцкий(!) микстер. Хвирмы «Мужикаси». Дак ва-аш-ще!.. Дё-ёрзкая(!) механизма... Э-э-э(!)так зац-цепит, аж душ-ша-а поеть и в пятки с песнею да искрами проваливатса!..
После сей хвастливой хвалебности мне тут же припомнилась биография вышеозначенного (кстати, именного!) миксера... Преподнес нашей Вермишели (тогда еще полковничихе) этого самого «Мужикаси» не кто иной как са-ам(!) Чебурекий Астероидович. Перед строем всего личного состава на пятидесятилетие вручил.., добросовестно отлобызав юбиляршу и старательно внушив меж затяжными целовательными процедурами: мол, всякая уважающая себя незамужняя женщина без миксера как солдат без автомата, как бинокль без стеклышек, как сапожник без сапог, как Ньютон без яблони, как басня без морали, как микробиолог без микробов или Чип без Дейла, как бассейн без пловцов, как пловцы без трусов, как трусы без резинки и-и-и... как проститутка без губной помады да засранец без задницы!..
Кто бы видел в те торжественные минуты нашего кустистобрового, мясистоносого, сочногубого, безгранично любезного брюнетистого пузатика!.. Секс-символ для любого возраста и пола!!.. Душка!!!..
Ну что еще?.. Ах да-а-а!.. Одаривающий метко отметил: дескать, через него (этот чудо-миксер!), Татьяновна, теперь хоть сколько раз на дню мы совместно с тобой будем со своими любимыми яйцами в стиле рококо, доселе мучительно часами напролет вручную взбивавшимися тобою в совокупности с икрой щекастой мухоедки, слюной беременной гориллы, спермой вислогубого болотного дерьмоеда и иными полезностями животного и растительного происхождения!..
Обмолвился наш министр и о том, что механизация пищеприготовительного процесса на рабочем месте (несомненно!) поспособствует снижению утомляемости и подъему на охрени-и-ительный(!!!) уровень дела борьбы с антигосударственным хулиганством...
К слову – ради полноты картины: Постельнопринадлежнинская-то систематически готовила лично изобретенные и почерпнутые из древних фолиантов целебные кулинарные изыски; собственноручно и исключительно без стороннего участия, присутствия и ведома. Творила тайком и в солидных объемах...
Налупендившись же вволю, перла позолоченную двухведерную кастрюлю с объедками в кабинет Чебурекия Астероидовича, кой, внимательнейшим образом вчитываясь в рецептурный лист, с томными охами, ахами и причмокиваниями смачно производил дегустацию...
Традиционно запив эксклюзивную пищу парой-тройкой стаканов густого настоя лекарственной дурман-травы, генерал соловел очами, нес стратегическую околесицу; до тошноты курил кальян, заправленный тканью шерстяных носков министерского конюха Кобылякия Непарнокопытинского, систематически доводимых недюжинной потливостью и нечистоплотностью владельца до фанерной твердости; азартно хлестал по стенам подметальным веником, охотясь тем самым на лишь его взору доступных каких-то алмазнозубых стеклогрызов, мухоподобных свистолетов и восьмикрылых шестихвосток... В обши-и-ирнейшем(!) репертуаре Астероидовича (помимо вышеперечисленного) имелись и такие номера: настырные и (к великому огорчению) безответные попытки поговорить с персонажами телевизионных передач, сидение при открытой форточке в подстольной засаде на некоего нелегально проживающего на министерской крыше вертолетоподобного шведского шпиона и злостного вареньееда Карлсона, расщепление на атомы березового полена, зачастую увенчивающиеся неким успехом эксперименты по получению натуральной водки из мочи неисправимого забулдыги Комода Тихоходова – курьера министерской канцелярии, высиживание из баскетбольного мяча птенца беспилотного мини-самолета-разведчика; полупрозрачные намеки на предмет вступления в групповой интимный контакт, неутомимо адресуемые укрытой за декоративным кленом полноразмерной копии мраморной композиции работы скульптора Камнеломова «Обнаженные сенаторша, прокурорша и бизнес-леди с элитной проституткой Марьей-распутницей в провинциальной деревушке за карточной игрой в подкидного дурака»... Кстати, твердокаменные так и ни разочка не подали Чебурекию (по его же словам) даже и малейшего знака согласия на интим, к тому же и напротив – оскорбляли до глубины легкоранимой души: глупо хихикали, демонстрируя средними пальцами рук заокеанские пенисики и комбинируя с детства до боли знакомые кукишки; корчили дразнительные рожи с высовываниями языков; цинично хлопали мраморными ладонями по своим и соседским женским достоинствам, издевательски выкрикивая, что их благородного камня телеса не для какого-то зачуханного наркомана-маршалишки, а для истинных мачо... На такое варварское обращение Астероидович обижался вплоть до слез горючих, безуспешно доказывая каменным бабам, что никакой он вовсе и не наркоман, а был, является и планирует быть заслуженным борцом с врагами горячо любимых правящих на текущий момент партий, денно и ночно пекущихся о всенародном благоухании!..
И еще прочая, прочая, прочая и прочая оригинальная виртуальность приключалась с зело охочим до дурман-травы Астероидовичем, выступавшим в душещипательных сценах в главной и единственной роли. Самодеятельный театр одинокого актера, да и только... Правда.., без никакушеньких зрителей...
И Татьяновна о кабинетных послетрапезных злоключениях своего горячо обожаемого шефа ни сном, ни духом не ведала. И не мудрено, потому как завсегда еще накануне чебурекиевского злоупотребления десертным настоем дурман-травы заполошно подхватывала свою позолоченную кастрюлю и, водрузив ее на пузень, спортивной курицей неслась в подсобку своего кабинета, где и... Где и из конспиративных соображений перегружала пищевую массу из двухведерной золотушки в полутораведерную обшарпанной наружности эмалировку...
Исходя из разности объемов, получается... Получается, получается, получается... Получается, что Постельнопринадлежнинская вкупе с Черезанусвыпивайло разово влегкую уминали до полуведра-а-а(!) экзотической снеди...
Произведя перезатаривание, Вермишель Татьяновна переоблачалась в неприметный синий халат и непринужденной походкой уже не спортивной, а меланхоличной курицы ковыляла с замызганной посудиной к запасному выходу (а может, и входу) ведомственной столовой. Встречные-поперечные, узрев на ее животе небрежно придерживаемую за ручки антигигиеничного облика антисимпатичную кастрюлю, приходили к шаблонному выводу: опять, мол, за объедками поперлась...
В кулуарах шушукались, что Постельнопринадлежнинская, пользуясь своим высокопоставленным служебным положением, таскает в особо крупных объемах халявные отходы министерского пищеблока откармливаемым на своей ведомственной даче гигантским генноизуродованным свиньям запрещенных в России пород «Гроза свинопаса», «Вислобрюхий ловелас», «Вечерний намаз» и «Мечта моджахеда»... По первости-то глубоко-о-о(!) заблуждались мои (несмотря на неординарные сыскные навыки) недотепистые сослуживцы, не ведая, что Татьяновна таскала не только «оттуда», но и «туда-а-а»! Это уже значи-ительно(!) позже ее теневой продуктооборот стал общедоступной явью...
В конце концов допыхтев до запасной двери кухонного цеха, изобретательная гурманка опускала на пол кастрюлю и давала о себе знать длиннющим условным перестуком пистолетной рукоятью о полихлорвиниловый косяк...
Отворяли либо шеф-повариха первой смены – в бюсте и ниже пояса зело дородная Трусико Шашлыкошвили, либо шеф-повар смены второй – заслуженный пищедел силовых структур Абрикосий Голодоморов (и выше пояса, и ниже его... вобла воблой сухостойная).
– Ну во-ота... и я-я сызнова... с витаминною доба-авкою! – пафосно объявляла сановница.
– Как кста-а-ати! – восхищались либо Трусико, либо Абрикосий.
– Исхуда-ала! – традиционно комплиментировала поварихе Татьяновна. Если встречал Абрикосий, ему доставалось «растолсте-ел»... Случалось, визитерша впопыхах путалась, адресуя ей – «растолстел», а ему – «исхудала», но сколь-нибудь заметной негативной реакции на сию словесную рокировку никогда не наблюдалось...
Впустив гостью в святая святых блюдоделанья, шеф-повар (она либо он) изгонял бригаду в подсобку, после чего разрешительно кивал: «Мо-ожно»...
Пока Постельнопринадлежнинская добавляла полутораведерную собственноручно сотворенную пищевую полезность в супы, борщи, каши, салаты и даже... в компот, Трусико либо Абрикосий словесно и мимически выказывали почтительное одобрение сей коктейлизации внутриведомственного питания...
– Ну вота и топерича... все-е-е, – завершив дело, облегченно вздыхала Татьяновна, – Ума-аялася... Севодня опя-ять нашенски-та правдоделы будуть здоро-овше да шустре-ей!.. Знатье-е(!) бы имя, как я об их здоро-овьице пекуся... О-о-ох-х... Но об энтом никому-у-у ни гугу-ушеньки! Благотварительство-та на показуху – настоящье скотство!.. О! Чуть ни позабыла... Чё тама?.. Есь абъедки для маей балонки-та?..
– Отложено, – отвечали либо Трусико, либо Абрикосий, – Все упаковано... Болонка – свято-ое!
– Ага-а-а, – глубокомысленно произносила сановная особа, – А ей многа-та и ни на-ада! Она ж у миня ма-ахонька... Крохотулька... Ни зазря Микробою-та называтса... Жрет ма-а-ала...
Татьяновна систематически завершала визит в пищеблок под гнетом утрамбованного в кастрюлю продуктового пайка для своей якобы скудоядной собачонки. Ассортимент сего набора систематически поражал своей уникальной обширностью: от ананасов и плодов карликового кривоствола до примитивных помидориков и огуречиков, от крылышек дикого каркоголоса и окороков тропического ногтегрыза до банальной баранины, от красной горбуши до черной углежорки, от бледной в синий горошек озерной вертихвости до... голубого мелководного илососа... И како-о-ой(?!!) же всеядной и галактически вместительной должна была быть эта таинственная псина Микроба!.. Ан дальнейшая речь не о ней, а...
Что-то совсем сбился с генерального сюжетного курса... Так-так-так...
Изо дня в день мы дружно употребляли и через силу демонстративно смаковали нетрадиционно удобренные блюда.., систематически черпая подробнейшие сведения о технологии приготовления из внутриведомственных агентурных источников... И (вдохновляемые карьеристскими соображениями)... ничуть не роптали...
Все это длилось до курьеза, окончательно и бесповоротно похерившего вермишелиевское пищеприготовительное трюкачество! А дело обстояло так...
Увлеченно отсправляв свой полувековой юбилей отнюдь не бренной жизнедеятельности с сослуживцами, друзьями, родственниками, соседями, вновь с сослуживцами и коллективами подшефных сауны и таксопарка; после чего продолжив торжество на лоне природы со знакомыми танкистами и тайским массажистом, деятелями науки и культуры, музыкальными цыганами и просто оказийными встречными-поперечными; двухсуточно отвалявшись с бадейкой юной браги, банкой огуречной рассольности и ночной вазой у подножия ложа, и (естественно) с влажной поломойной тряпицей на воспаленном челе, будто стахановски выламываемом изнутри какими-то лилипутистыми шахтерами, Татьяновна ревматоидной походкой в образе отечной каракатицы в конце концов объявилась на службе...
Целиком отлежав первый послепраздничный день в подсобке своего зеркального кабинета в обнимку с плюшевым медвежонком, Татьяновна уковыляла к автобусной остановке уже походкой хотя и гемороидально недужной, но уже более-менее оптимистично обозревающей окружающий мир разбитной портовой грузчицы...
Отвалявшись второй рабочий день на интерьерно главенствующем все в той же подсобке кожаном диване в обнимку уже не с медвежонком, а с парой плюшевых лейтенантов Федеральной службы исполнения судейских пожеланий, Постельнопринадлежнинская томно потянулась, выдула с литру горького осинового сока и, обильно высморкавшись в подмышку мягкоигрушечного офицера ФСИСПа, лихо опорожнила кишечник от скопившихся газов, при сем задорно выматерившись и мало-мальски скучковав широко раскинувшийся по дивану бюст...
Спустя некое время накатило желание подхарчиться... Спустя еще какой-то временной промежуток сие желание раздулось до необоримой жажды пожрать! Хоть чего, лишь бы по самую горловину затарить обуреваемый антивакуумной страстью желудок!.. А так как в помещении ничего съестного не наблюдалось, Вермишель Татьяновна принялась жевать плюшевого лейтенанта...
Усомнитесь, уважаемый читатель: дескать, каким-разэтаким невообразимым макаром ты стал обладателем сей сугубо конфиденциальной информации?!..
Да проще пареной репы: наш спец-то по электронному подглядыванию Алешка Матахарин некогда по пьяной лавочке вместо заказанного Вермишелью испарителя антикомариного газа ошибочно впендюрил в одну из множества розеток ее подсобки внешне ничем не отличимый от серийных аналогов насекомоистребительный приборчик. Такой же, какой и требовался. Но-о-о... дооборудованный в нашей секретной лаборатории широкофокусной видеокамерой и особо чутким микрофоном!..
Улавливаете?.. Нет?!.. Странно...
Ну Чебурекий Астероидович дал ему (Лешке-то) секретное задание по оборудованию женского душевого блока комплексом скрытного видеонаблюдения, а он (Лешка-то) в хмельном расстройстве мироощущения засадил один из элементов в розетку Вермишели Татьяновны!.. Оно как требовалось-то(?): в душ – комариную душегубку с видео-аудио, в прикабинетную же подсобку министровой замки (иль замши) – обыкновенную антигнусярку безо всяческого спецдогруза... А получилось наоборот! Ошибочка вышла... Ну тепе-е-ерь-то поня-я-ятно?!.. Сла-ава(!!!) богу...
А он (Лешка-то Матахарин) мне с родни – троюродный кузен по материнской линии. Вот и по-родственому-то мы с ним частенько коротали досужее время в его каморке за чашечкой терпкого тунгусского кофе...
А однажды (аккурат на следующий день после установки вышеупомянутого оборудования) он (Лешка-то) предложил от нехрен делать видеопонаблюдать в режиме онлайн за женским душевым блоком.
Изначально для порядка поломавшись с мастерски сыгранным напускным целомудрием, я в итоге все-таки позволил себя уговорить... И... Вывел он (Лешка-то) на семидесятидюймовый экран голографическую видеокартинку, а на ней (к нашему с Лешкой грандиозному изумлению!) вовсе никакой не душ-блок с жаждущими телесной гигиены сотрудницами министерства, а Вермише-ель Татья-яновна(!) собственною персоною, садистски насилующая на своем диване с истошными воплями отбрыкивающегося хронического стукача младшего сержанта Морозова!..
Нет, откровенно выражаясь, до того Павлик доносителем не только не слыл, но и даже в сей деятельности ничуть не подозревался. А вот вскоре после вышеупомянутого надругательства будто с цепи сорвался: ябедничал, ябедничал и ябедничал всем и обо всех... Ну баба бабой!.. Как мне думается, по-видимому, безудержное наушничество стало одним из побочных эффектов, вызванных повреждением Вермишелью юношеского либидо... А может и не так...
Я, чисто из этических соображений, никоим образом не намерен ни в сокращенном, ни (тем более) в подробнейшем виде описывать сцену того развратного действа. Хотя-я, надо признаться, голографическое зрелище оказалось до того-о-о(!!!) увлекательным, что мы с ним (с Лешкой-то) даже и не заметили, как за нашими спинами сформировалась довольно объемистая зрительская аудитория...
Да-а-а... Не маленько молоденьких офицериков, сержантиков и даже солдатиков было бестактно лишено непорочности на том злополучном диване! У нас с ним (с Лешкою-то) от вереницы сцен полового насилия аж... Одурева-али(!!!) мы...
И отчего обесчещивание половозрелого мужского населения маньячными представительницами женской популяции в нашем вроде бы правовом государстве не влечет за собой уголовную ответственность?!!!.. Надо отметить, законодательный нонсенс, позволяющий на бытовом уровне безнаказанно и изощренно деформировать мужское достоинство!..
Буквально сегодня (12.12.2016 г.) я прослушал фрагмент из новостного блока какой-то всероссийской радиостанции, в коем освещался произошедший во Франции вопию-ющий(!!!) случай полового беспредела: некая полувековая мадама, с жестокостью изолировав совместно с собой в неком замкнутом помещении двоих явившихся по вызову сантехников, принялась до них домогаться!..
Вышло ли что у нее из этой затеи, нет ли?.. О том радиодикторша тактично умолчала. Но... В конце концов эта самая мадамка все-таки заполучи-ила(!) заслуженное возмездие в виде года лишения свободы с отсрочкой приговора!
Ежели негодница все же доби-илась от бедняг желаемого, конечно, малова-а-ато... А коли нет... То-оже маловато, но уже куда в бо-ольшей(!) мере утешительней.
А парни-то, по-моему, досто-ойно(!) через суд ответив на порочное посягательство, показали себя настоя-ящими(!) мужчинами... А окажись на их месте пара наших соотечественных сантехников... Да хоть трое или даже четверо!.. Тьфу!..
Взять к примеру нашу похотливую Татьяновну, нагло использовавшую свое служебное положение и (к гадалке не ходи) постоя-янно(!) имевшую ввиду антигуманную по отношению к сильной половине человечества прореху в уголовном кодексе... Ведь безо всякой опаски насиловала, насиловала и насиловала, пополняя и пополняя вульгарную серию все новыми и новыми эпизодами!
Нас с ним (с Лешкою-то) сия незавидная участь так и не постигла... Почему?.. Ну он-то прыщеватый, лупоглазый, лопоухий, курящий дешевые сигареты и частенько коротающий досуг «на стакане»... Но я-я-я!!!.. Хотя, лучше без подобных приключений! Пусть и служебный роман зачастую – пикантно, но и куда-а(!) с лихвой чаще того – чревато!.. Уж поверьте мне – опытнейшему службисту не последней в нашем государстве силовой структуры!..
Однажды зело взволнованный Алексей, взяв с меня честное слово офицера о неразглашении, поведал о том, что в ходе просмотра очередной насильственной вакханалии у него случилась слуховая галлюцинация (гипнотически мощнейшая и в виде обращения к нему покойной матушки):
«Алешенька! Сынок! – вещала (земля ей пухом!) при жизни кроткая и крепко морально дисциплинированная Аглая Борисовна, – Остерега-айся этой сте-ервы – поганой Вермишели! Не попада-айся на ее бесстыжие глаза!..
Ее-то супруг по молодости, маемый бытовой тиранией, систематически убегал да убегал из их полуторакомнатной квартирешки!.. То у соседей переночует, то на вокзале, а бывало – и у меня... Жалела я его сильно!..
А потом родился ты... Вот и кумекай, кто твой папка!.. А от Вермишельки – змеюки подколодной – улепетывай сломя свою славную головушку! Поганая она!.. Я и не открывала никогда секрет твоего зачатия из-за опасения ее мстительных каверз в твой адрес! Берегла-а-а тебя, кровинушка!»...
О какая биографическая драматургия через связь с загробьем выявилась у моего кузена! Будто в мексиканской «мыльной опере»!..
Чуть позже Леха отыскал претендента на от рождения вакантный отцовский пост – до мозга костей интеллигентного Аркадия Аллилуевича Постельнопринадлежнинского – в прошлом доктора гигиенических наук и супруга нашей Вермишели, а на момент встречи... А на тот момент – рядового привокзального бомжа...
Не поскупившись на сравнительную генетическую экспертизу аж в столи-ичном(!) филиале Коровьинского центра ветеринарного зубопротезирования имени знатного сибирского кроликовода и кладоискателя Лукойла Серафимовича Незачатого, мой дальний родственник и близкий сослуживец точнехонько в назначенный срок по сигналу зеленой лампочки переступил порог пробоотборного кабинета рука об руку со зловонным кандидатом на отцовский статус.
Залпом (по произведенному санитаркой хлопку в ладоши) высморкавшись в силиконовые двуствольные пробирки (каждый в свою), они через четверть часа после этакой сдачи биологических материалов имели на руках двухэкземплярную распечатку результата.
Убедившись, что Аллилуевич – не кто иной как его биологический родитель с не хухры-мухрыстой долей вероятности в сто сорок семь и три десятых процента, мой троюродный кузен тут же горячо расцеловал его в уста и, попутно отмыв в Москва-реке, привел в свою квартиру, где и приютил на ПМЖ. Правда, без логически вытекающей из сего события последующей регистрации в паспортном столе (по причине отсутствия у новосела паспорта)...
И стали они жить-поживать на тридцати с чуточкой квадратных метрах в семейном ладу да в счастии совместно с лехиными супругой, тещей, троими детишками да кошкой Маруськой, да попугаем Оппозиционером, да кобельком-таксой Лимузином, да черепашкой Диареей, да...
– В тесноте, да не в оби-иде! – частенько говаривала лехина теща – прирожденная княгиня Календула Ивановна Голицына-Рукавицына.
– Ага-а-а! – интеллигентно шлепая по ее благородной ягодице, соглашался безнадежно маразматичный Аркадий Аллилуевич... Но это уже совсе-ем иная история...
Предыдущая же история, прерванная воистину мелодраматическим отступлением, вполне достойна пространного продолжения, так как (с моей – авторской – точки зрения) в некой степени любопытна и зело поучительна для подрастающего и уже подросшего поколений! Итак...
Мы с Лехой ухохатывались до слез, наблюдая на мониторе за оправившейся от затяжной послезапойной хворобы тогда еще полковничихой Татьяновной, азартно перебиравшей в своей подсобке преподнесенные на полувековой юбилей подарки. Чего только она ни вытворяла, выхватывая из напольного пирамидального нагромождения кульков, свертков, коробок, коробищ и коробчонок то одно, то другое, то третье...
Аккурат перед сим уморительным онлайн-подглядыванием лениво пытаемый мною сибирский охотник-промысловик, под гнетом мешка с песком вальяжно развалясь на ощетинившемся острющими гвоздями дощатом лежаке, поведывал о феноменально запасливом таежном зверьке бурундуке...
Как сейчас помню, подозревался веселый бородач в передаче поствольных данных о количестве голубой березы в прилегавшем к его деревне лесу какому-то мозамбикскому лесоповалу, дюже конкурентновраждебному нашему «Гослеспилу»...
В конце концов изможденный пытками дядя Гоша во всем признался, заполучив в итоге пятнадцать лет напечного домашнего ареста...
Безвылазно сидя на печи и отъедаясь на регулярно за казенный счет приготавливаемой супругою баланде, прежде жизнерадостный охотник располнел, обрюзг и на алкоголической почве скурвился до абсолютной аморальности!..
Где-то на девятом году напечного сидения дядя Гоша все-таки реши-ился(!) на побег из никем не охраняемой неволи «до ветру» и... Слезая из заточения, бедолага оступился и, войдя в крутое пике, воткнулся головой по самы плечи в полнющую кадку с квашеной капустою, где и нелепо насмерть захлебнулся рассолом!..
Не будь супруга в отлучке, наверняка бы и спасла. А так...
Мне эту трагическую историю значительно позднее поведала кума дяди Гоши – сельская почтальонша Надя, проходившая у нас по впоследствии прогремевшему на всю страну делу о коррупции, в коем письмоносица фигурировала в качестве связной между безногим провинциальным учителем физкультуры и безрукой массажисткой кожно-венерологического диспансера рыболовецкого холдинга «Чешуя»... О чем это я?.. О! О бурундучках!..
Итак... Привожу бесцитатно – в вольном пересказе – дядигошино повествование... Итак...
Бурундук-то – это забавная таежная зверушка. Этакая пуши-истенькая(!), спинкой полосатенькая и феноменально трудолюбивая тварь. Подвид белки. Но не бе-елкин му-уж(!), а вполне самостоятельный зверек... Весь плодородный сезон он (как и белка) рыскает в поисках провианта, усердно складируя урожай то ли в дупло, то ли в нору, то ли еще в какое помещение (дядя Гоша (Царствие ему Небесное!) говорил, но я позабыл).
Одних только кедровых орешек до двух и более того ведер скапливается! И все эти заботы ради благополучной перезимовки! Даб с голодухи не околеть...
И вот, представим себе, что под самый Новый год заявляется к этому самому бурундуку лиходей человечьей наружности и... И выгребает все запасы добродушного звереныша в свой хищнический рюкзак!
И что дальше?.. Сме-ертушка немину-у-учая! Бурундук-то – не граждани-и-ин(!): ни заработка ему, ни соцпакета, ни перспективы группы инвалидности по состоянию здоровья, ни пособий, ни больничного листа, ни пенсиона, ни шанса вступить в политпартию, ни милостыни, ни соображения попытаться многокра-а-атно(!) повступать в политпартии или... ограбить себе подобного...
Осознавая свое тупиковое положение, голодающий зверек переживает и переживает вплоть до крайней крайности, в результате чего мутнеет рассудком и ищет узе-ехонькую вертикальную рогатульку древесной поросли, в кою и защемляет свою трудолюбивую шейку.
Отцепив коготки от последней на этом Свете зацепки, обездоленный под тяжестью своего тельца сползает все ниже и ниже, а роготулька-то, сдавливающая кровеносные сосуды и перекрывающая дыхание, все у-уже и у-у-уже... И-и-и!.. Амба... Летальный исход!.. Выражаясь натурально по-русски и дерзновенно-матершинно, абсолю-ютное(!) многоточие.......
А куда-а без него – без мата-то?.. Да без него-о-о(!!!) даже б Саяно-Шушенская ГЭС или та же Останкинская телебашня не слепи-и-ились(!!!) бы... Да без него-о-о(!!!) (на мой взгляд) даже и Москве-е-е никако-о-ой столи-ичной перспекти-и-ивы!..
Говорят, после ликвидации матерщинной (читай – колыбельной) энергетики... После этого нации приходит (ей – этой самой нации!) этот... Этот самый приходит... Шестибуквец с «п» и «ц» на концах!
Иной раз хочется проорать: «Лю-юди-и-и!!! А из чего вы рождены-ы-ы, по-о-омните-е?!!!.. Да вы И-ИМ(!!!) зачаты, да Е-ЕЮ(!!!) сформиро-о-ованы, да й в жизнь в муках изве-е-ергнуты!!!.. И коего беса тогда стыди-итесь своей колыбе-е-ели???!!!..»..
Иной раз хочется проорать, а не ору... А на .....я-я-я(???!!!) орать-то, коли все об этом и без того знают... Нет, когда трезв, о подобном никаких помыслов. Это когда всерьез курьезно пья-я-ян(!), ПРА-А-АВДЫ-Ы(!!!) глоба-альной завсегда-а-а хо-о-очется!.. Если ж совсем как на духу, выпиваю реже редкого, поэтому и правды как таковой хочется... почти никогда...
Однажды я готовил выступление для творческой встречи с учениками одной из подшефных нашему МПАХу столичных школ, и... Под впечатлением внезапно всплывшей в памяти истории о суицидальном бурундучке набросал следующее:
«Дети! Пройдут годы, вы повзрослеете и встанете всяк на свою жизненную стезю: кто-то будет кирпичным каменщиком или камнелюбивым ювелиром, кому-то по душе мыть посуду либо стирать белье, иные вольются в ряды сентиментальной олигархии, отдельные индивидуумы осуществят мечту пасти скот или делать из него мясо, наиболее заполошные ребята проявят себя в роли правоохранительных либо преступных элементов нашей многострадальной державы, а кто-то и будет вынужден заниматься математикой, физикой и даже ботаникой... Все профессии нужны, все профессии важны!
Но кем бы вы ни стали в этом прекрасном мире, помните!.. Помните, что отнимать (как у бурундучка или червя навозного, так и у человека) после-е-еднее(!!!) – то, без чего он не сможет выжить!.. Лучше не надо! Даже если си-и-ильно(!!!) хочется!..»
И начал я проникновенно считывать си словеса с бумажки, и подшефные пятиклашки внимали с горящими взорами, а их классная наставница чувственно заовалила губки, и у присутствовавшей членши родительского комитета вздыбился парик, а у члена этого же самого комитета крупнокапельно вспотели ботинки; и Лев Николаевич Толстой, состроив гейскую физиономию, подмигнул мне с портрета; а из портрета вдруг вытаращившегося Антона Павловича Чехова вывалилось пенсне, разбившееся при падении на пол; от звона же треснувших линз у меня от копчика до затылка пробежал волнительный озноб!.. Пробежал и вернулся восвояси – в копчик!.. И сбился я со словесного ритма, и потерял логическую нить и способность к чтению!.. И выкрикнул я в невероятном смятении чувств:
– Де-е-ети-и!!! Ке-ем же вы хоти-и-ите ста-ать?!! – и класс возопил стадионно:
– Правдоде-е-елами-и!!!., – Как и вы-ы!!!., – Мы все-е бу-удем правдоде-е-елами-и!!!., – Я хочу-у-у добива-аться от люде-ей и-и-истины-ы!!!., – И я-я хочу э-э-этого-о!!!., – И я-я-я!!!..
– И я-я-я, – пропищала самая махонькая и самая стеснительная изо всех – круглая отличница Катенька Милосердова. Но ее, похоже, никто и не услышал. Никто, кроме меня. Я одобрительно кивнул девчушке, и она от этакого знака внимания солнечно разулыбалась.
– Молодцы-ы, де-ети!! – напрочь забыв о бурундучке, навозных червях, прочей заслуживающей сострадания живности и альтернативных моей профессиях, выкрикнул я. И обуяла меня гордость за то, что предыдущие встречи с моими юными друзьями, в ходе которых я подробно и красочно рассказывал о творческой деятельности своих коллег, не прошли даром!.. Но... Это совсе-ем иная история...
Итак... Мы с Лехой при виде разбирающей подарки тогда еще полковничихи Вермишели Татьяновны угорали, чумели и ржали до слез! Словно на мониторе внутриведомственного подсмотра крутилась отпаднейшая комедия... Она (главная и единственная актриса сего действа), выхватывая из пирамиды презентов то одно, то иное, поражала многовариантным поиском практического применения безделушек, вещичек и вещей...
Например, сцапав миниатюрный калькулятор, наша начальница усердно тыкала мясистым пальцем в клавиатуру и после каждого набора, поднося аппаратик к мясистому уху, неутомимо домогалась: «Алё! Ал-лё!! Ал-лё-ё-ё!!!.. Ну чё, етить вашу мать, ни отвечаите?!!..»
Щипцами для раскалывания фундуковых орехов Татьяновна попыталась повыщипывать брови, из чего ровным счетом ничегошеньки не вышло. Использование для маникюра роликовой ножеточки тоже не имело успеха. Пена для бритья (и подарил же какой-то идиот!) явно не выдержала испытания на пищевую пригодность. Электрошашлычница, не завив и локона, с дымом и паническими воплями Татьяновны изрядно подпортила ее шевелюру. Антимольный карандаш вместо матовой губной помады, несомненно, пришелся не по вкусу...
Когда руки Татьяновны дошли до продолговатой импортной коробки, Леха взволнованно прошептал: «Этим она себя убьет!»... Я допустил сию вариантность, но тактично промолчал...
В кулаке Постельнопринадлежнинской оказалась рукоять напоминающего кинжал электроприбора, но вместо клинка розовело некое подобие тупоголовой межконтинентальной ракеты.
– Миксер, – пробормотал я.
– Ага, – подтвердил сзади лейтенант-молокосос Тарантул Обезьяненко (кстати, еще вроде бы не обесчещенный маниакальной начальницей), – Это мы с Килькием Кашалотовым и Котлетой Говядинской по заданию Чебурекия Астероидовича покупали.
– Ну-ну, – высказал неопределенность Леха, – Покупа-али... А что-то он на миксер, вроде бы,.. как будто и не похож.
– Похож-похож, – не совсем уверенно возразил Тарантул, – Даже совсе-ем(!) похож. Будто он и он.
– Ну-ну, – прозвучало из уст моего троюродного кузена по материнской линии, – А ты какого беса в мою секретную комнату без стука впендюрился?!
– А что, нельзя-я? – растерянно произнес Тарантул.
– А что, мо-ожно?! – последовал вопрос на вопрос.
– Нельзя-я, – из уст Тарантула прозвучало подтверждение секретного статуса лехиной каморки.
– Ну и брысь отсю-юда му-у-ухою-ю, скоти-ина вертихво-остая!!! – выказал крайнюю степень недовольства мой родственник и приятель, – Сейчас щупальцы поотрываю и жрать без кетчупа заставлю!! Не мешай рабо-отать!.. И сам работай!! Вот из-за таких тунеядцев, как ты, Советский Союз и распался!.. Две-ерь за собою прикро-ой, насеко-омое!! И ни-и-икому-у об сейчас и здесь увиденном ни гугу!! Ина-аче!.. Ну ты меня зна-аешь!..
К моменту, когда перепуганный Обезьяненко хлопанием двери просигнализировал о своей экстренной эвакуации из помещения, Татьяновна извлекла из коробки еще комплект ракетоподобий: разнокалиберных (помельче первого), несколько разнящихся формой в головных частях и разноцветных (желтый и шоколадный).
– Сменные насадки, – констатировал Леха, – Не иначе... как они... Странные какие-то... Поди вовсе и не миксер... Ка-ак ими яйца взбивать?..
– Вилку в розетку воткнуть и взбивать, – лаконично озвучил я простецкое решение.
И покажись мне, что сии слова каким-то чудом (вопреки законам акустики) были услышаны Татьяновной, вдруг пристально вглядевшейся с экрана в нас с Лехой и тут же электрически запитавшей прибор, кой откликнулся на сию манипуляцию еле слышимым равномерным гудением, но... Какими-либо даже малейшими вращениями или колебаниями работоспособность не обозначилась.
– Что за хрень? – в очередной раз озадачился Леха.
– Так он же японский.., – заразмышлял я вслух, – Может обалденное ноу-хау с охрененным прибабахом!.. А вдруг да й... радиоволнами воздейстует... или... еще какими физическими явлениями.
– Бред сивой кобылы! – опроверг домыслы более меня технически подкованный Леха, – Если бы радиоволны имели такое пагубное яйцевзбивающее воздействие на биологическую клетку, то еще сотню лет тому назад (сразу после изобретения радио)... Да все радисты бы как мамонты уж тогда-а повымирали!
– Резонно, – оценил я логику мышления, – Но... Но ведь не рекомендуют же мужчинам носить пейджеры и мобильные телефоны спереди на поясном ремне. Аргументируют же, что, мол, радиоизлучение негативно влияет на детородную функцию.
– Да пошел-ка ты со своими рекомендаторами в жопу! – не найдя чем ответить, схамил мой оппонент. И мы тут же погрузились в молчание, всецело отдавшись созерцанию.
А посозерцать чего хватало... Вермишель Татьяновна, нараскалывав в трехлитровую банку из-под сока дикой ягодицы огромных яиц высокогорного хохотуна, усердно взбивала их ракетоподобным миксером.
– С таким же успехом я мог бы это сделать своим безмозглым спелеологом, – иносказательно завуалировав детородный орган, скептически заметил Леха.
– И я! – восторженно прозвучало сзади.
Мы синхронно обернулись и в упор узрели слащаво-подхалимажную физиономию са-амого(!) великого бездельника нашего министерства Плинтуса Сосновского – дознавателя по гуманоидам, барабашкам, снежным человекам и прочему мистическому сброду. Ввиду неуловимости вышеозначенных персон этот вечно жующий добросовестно упитанный прапорщик за все время своей службы всего-то по пальцам счетное количество раз привлекался к пыткам. И то, не каких-то там матерых преступников маял, а самую-рассамую шелупонь: скрывавших коды швейцарских банковских счетов двоих подпольных алиментщиков; монашку, якобы забеременевшую от мошенническим путем лишившего ее девственности залетного марсианина; дворника Министерства финансов, похитившего дочь и нейлоновую метлу заведующего сектором утилизации пятикопеечных монет (первую – по любви и с ее согласия, вторую – тоже по любви и для хозяйственной надобности); коменданта дома престарелых, приторговывавшего самодельным эликсиром младенчества; главаря секты «Рога и копыта», выдававшего себя за и-истинного(!) пра-правнука легендарного лейтенанта Шмидта по линии Михаила Самуэлевича Паниковского... И еще, вроде бы... Ах да-а-а(!): давным-давно Сосновский маял вонючего старикашку – главного прокурора какого-то Секретного военного округа, сдезертировавшего из-за систематических насмешек со стороны солдат и пятилетку пробомжевавшего на мусорной свалке какого-то дюже-предюже засекреченного городишки...
Больше плинтусовских подпыточных, хоть убей, не припомню...
– Чего надо?! – жаля незванного гостя брезгливым взглядом, прогневословил Леха.
– Д-да й-я.., собст-твенно г-говоря, з-за-а-а.., – залепетал стушевавшийся Сосновский, – Да за хреновым соусом я! Говорят, у тебя есть.
– Пусть даже и есть, да не про твою честь, побирушка! – попытался отшить обжору Леха.
– Ну тогда чего? Я пошел? – промямлил Плинтус.
– Скатертью дорожка, – цыкнув слюной сквозь межзубную щель, напутствовал мой раздраженный кузен, – Дверь, шаромыжник, захлопни.
– Ага, – проявил покладистость бездельник, – А чего вы тут смо-о-отрите-е?!
– Две-е-ерь захло-о-опну-ул!!! – проревел Леха.
– Сейчас-сейчас, – выскакивая за порог, зачастил Сосновский...
Кто-о-о бы слышал тот дверной хлопок!.. Умора. Мышь бы громче хлопнула... О-ох(!) уж эта плебейская деликатность...
Но нам с Лехой было не до того – нам было до экрана, на коем неистовая Татьяновна в поте мордуленции безуспешно взбивала яйца высокогорного хохотуна. Аж, переутомившись до потери рассудка, взмолилась на истерике гласа визгливого: «Всемогу-у-ушчий Инду-усий! Творе-ец а-ангельцкий! Ля-яжки испятнаны йо-одом!.. Избе-е-ей сваим амператорским челом, едрен напор, ко-окушки! Облагаде-е-етельствуй рабу-у тваю ве-е-ерную-ю!..»
Мы хохотали похлеще того хохотуна, чьи яйца в конце концов так и не были доведены до надлежащей конститенции...
Миксерная эпопея деньков через десяток поимела тако-о-ое(!) продолжение, что наши зрительские симпатии были всеце-ело(!) переадресованы от Татьяновны к термоядерно смазливой уборщице Петарде Заполошной...
Надо отметить, э-э-этакой(!) дивой смотрелась эта самая (как ее почти все называли) Петардочка! Пальчики оближешь да фаланги отжуешь!.. Ни на мировой эстраде, ни в глобальном кинематографе, ни в стриптиз-клубах подобных ей секс-бомб не видывал, не наблюдаю и узреть не надеюсь. Су-у-у(!)перэксклюзивной взрывчаточкой являла себя восхитительнейшая Петардочка! Что-то в ней было этакое: художественно ценное, колдовски завораживающее и плотски дюже магнитное!..
Припоминается ее отец – на то время завхоз нашего административного здания Уродий Заполошный. Хоть и старый прожженный коммунист, а ничего антиэстетического (кроме имени) в нем не наблюдалось. Да и что, собственно говоря, в том имени гадкозвучного? Имя как имя... Еще, помнится, папуля-завхоз свою младшенькую дочуру, по собственной протекции пристроенную к нам не хухры-мухры каковской, а вестибю-юльной(!) блюстительницей чистоты, неизменно по отчеству навеличивал: «Петарда Уро-одьевна» да «Петарда Уро-одьевна»!
– Отчего, Уродий Косолапыч, дочку всегда официально кличешь? – однажды в курилке в моем присутствии поинтересовался кровопускательный правдодел Гнусий Комаров, – Как-то не по-родственному звучит.
– Пущай привыкат, – деформировав лицо в мудрую личину, на выхлопе беломорканального дыма ответил Заполошный, – Чу-у-ую, карьера ей верняком корячитса! И не ма-а-ахонькая! Осталося тока заочный институт закончить... А называй девку девкою – так девкою пожизненно останетса, девкою й помрет... Нада, штобы с и-и-измальцтва(!) ко своему будущему положенью в обчестве привыкала...
Мы же были уверены, что Петарде «верхнее» образование явно не светит: пятый год на карательном факультете Университета прикладной методики физического дознания, а все на первом курсе. Понимали мы бесперспективность петардовского студенчества, но из этических и самосохранительных соображений сию тему языками не обчесывали...
К слову, развитый природный инстинкт самосохранения, по-простонародному презрительно обзываемый трусостью, далеко-о-о(!) не из ряда отрицательных человеческих качеств, а наоборот – зачастую благо блажное! Кому-кому как не мне (незаурядному правдоделу) о том ведать?..
Однако, пора от лирико-философского отступления к основной теме... Так вот...
Как сейчас помню, в тот достопамятный день я направлялся строевым шагом на кухню нашего пищеблока, где уже упомянутая выше Трусико Шашлыкошвили должна была нащипать для меня зело эффективных в щекотливых делах перьев экзотических птиц: сиамского близнецового бройлера, немало-немецкого долбоклюва, вьетнамской раскосой кукушки, чукотского рысистого страуса, пустынного дятла-бездревесника, пятнистой помоечной чайки, англоязычного куцехвостого попугая, красноперого громколета, московского стервозного отшельника, грозы электромонтеров – столбового проводогрыза, ночного выклюйглаза, домашнего топтокура, морского кошкоеда и прочая, прочая, прочая...
Кстати, кто посчитал вышеупомянутого высокогорного хохотуна, чьи яйца безуспешно взбивала Вермишель Татьяновна, за птицу, тот... Грамотно и мягко выражаясь, тот банально заплутал. Хохотун – вовсе и не птица, и даже существо нисколечко не пернатое, а редкошерстное сутулоходящее млекопитающее. Причем, человекообразное.
Давным-давно оно даже было домашним. Но на пике расцвета махрового матриархата сначала стало недопускаемым к очагу, а затем и вовсе – было изгнано из человеческих жилищ. С той далекой поры и ведет бродячий образ жизни.
Не лишне отметить, что именно высокого-орный(!) хохотун занесен в Красную книгу охраны животных (не путать с таежным, степным, забулдыжным, козлоподобным, поганым, паршивым, тунеядским и придурковатым хохотунами, популяции коих угрожающе сократились, но пока еще не до столь катастрофической степени).
О чем это я?.. И дался мне этот хохотун! Будто без меня никто о нем ни слухом, ни духом...
На каком же это участке я вновь от генеральной-то тематической линии отклонился?.. Ах да-а!.. Ну вот...
Шагаю я по коридору в пищеблок к Трусико Шашлыкошвили за перьями. Дверь лехиной каморки миновал, виражирую за угол, и тут сзади вопль-надрыв:
– Ве-е-енька-а!!! – этак не суетно оборачиваюсь и вижу опрометью несущегося на меня перевозбужденного кузена, изначально синий комбинезон коего – пятно на пятне – гр... Читать следующую страницу »