ДУЛ СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ ВЕТЕР...

ДУЛ  СЕВЕРО- ВОСТОЧНЫЙ  ВЕТЕР…

«Дул северо-восточный ветер, клева не было».  Все рыболовы знают:  когда ветер — в этом направлении, рыба не ловится. Это уже не требует доказательств, проверено временем и многими поколениями рыболовов-любителей.

Семен Натанзон тоже любит ловить рыбу. Но он окончил школу с математическим уклоном, затем — медицинский институт, защитил кандидатскую и не мог верить научно не доказанным наблюдениям дилетантов.

Протерев очки выглаженным носовым платком — спасибо старенькой маме! —  и привычно усадив их на крупный нос, он объяснял  упрямым :

 — Друзья, вы делаете мне смешно. Откуда рыбе знать, в каком направлении дует ветер? Она же — в глубине! А зимой — подо льдом! Даже наша уважаемая областная метеостанция  не в состоянии это точно и на долговременной основе установить. А там сотрудникам платят приличную зарплату, чтобы они делали людям хорошую погоду: это, когда светит солнце и нет опасных для здоровья сквозняков.

Легкая усмешка не могла смягчить строгое почти учительское выражение его лица.

—Что вы сравниваете? — возражали рыболовы-любители. — То — люди в какой-то метеостанции, а  тут — рыбы! У них — жабры! Вы видели людей с жабрами?

— Нет, не видел,— соглашался Натанзон. — Но и вам не надо сравнивать нашу речную рыбу с неведомыми  существами из мирового океана. У которых возможно присутствие интеллекта. А что есть у наших обитателей водоемов?..  Ну, взять хотя бы всем известную речную щуку. Про ее интеллект  кто-нибудь слышал? У нее одна забота: догнать и проглотить!  Даже простую железяку на спининге. А что из нее можно приготовить к семейному столу? Только рыбные котлеты и только — если добавить мясного фарша. Ах, не надо мне приводить в пример фаршированную щуку! Вы ее сами пробовали приготовить? Это просто хитрая еврейская легенда. Чтобы приподнять авторитет наших женщин! Так уверяют старые люди, которые знают, что надо кушать  на завтрак, обед и ужин. Чтобы приготовить фаршированную щуку… Уверяю вас — легче поставить балет «Щелкунчик» в провинциальном клубе. И не надо мне приводить в пример другие виды речной рыбы! Я вас легко поставлю на место. Потому что знаю, сколько в каждой из них мелких костей и как они прикреплены к позвоночнику.

Натанзон прижимал свои оттопыренные уши ладонями к затылку и стягивал в тонкую полоску губы. Спорить с ним обычно никто не отваживался. 

Натанзон ловил рыбу с юных лет. Так советовала его мама. Она была убеждена, что пить водку на свежем воздухе —  менее вредно, чем в темном подъезде, где пахнет кошачьей мочой. Юный Натанзон проверил на себе оба варианта и убедился, что мама — хотя это шло вразрез с устоявшимися привычками  обитателей его дома  — была права. Из собственных наблюдений он так же  знал, что клев у нашей рыбы… не то, что капризный… Он просто — не предсказуемый. В любой ветер! Даже — в затишье! И даже — в полный штиль. И не надо сваливать свои неудачи на совершенно невиновный северо-восточный  ветер

Сейчас Семену Натанзону — под восемьдесят, но он продолжает наблюдения. Он по-прежнему любит рыбалку. Но когда дует северо-восточный ветер, он сидит дома.

Его мама, которой уже больше ста лет, — но которая все еще продолжает читать любовные романы — делает удивленный взор, когда видит его, сидящим перед телевизором.

— Но, мама, — говорит ей Натанзон, — какой  смысл выбрасывать на «птичьем» рынке «бешенные» деньги? За несчастный спичечный коробок с мелким мотылем? Пора понимать, что это было юношеское увлечение…

Мама смягчает удивленный взор глаз понимающей улыбкой.

— Ах, Сема… Не лукавь. Я слышала прогноз погоды. Но ты сам всех уверял, что северо-восточный ветер никак  не влияет на клев рыбы. Надо быть последовательным.

— Да, мама,— мягко объясняет Натанзон,— я сейчас на пенсии, но по-прежнему знаю, как устроен человек. И как устроена рыба. Она не может определять направление ветра.

Мама подходит к сидящему в мягком кресле Натанзону и гладит его по голове легкой рукой. Он почти не ощущает ее прикосновения. Оно похоже на ласковый солнечный лучик.

— Семен,— говорит мама,— не пытайся экономить на собственном счастье. Твоему отцу это не удалось. Он рано умер и не смог усовершенствовать свои навыки в рыбалке.  Ему тоже всегда  что-то мешало. Он так и не смог договориться с ветром, который всегда неожиданно менял направление. Твоя мама — наблюдательная женщина! — однажды посоветовала ему выбрать другое увлечение. Например, — охоту.  Тогда, в случае удачи, я смогла бы приготовить — на его день рождения —  утку. Или  — на твой день рождения, который случается зимой, — зайца. Но твой отец был упрямее этого вашего ветра.

— Не будем говорить о моем отце  неуважительно,— ласково возражает маме Натанзон. — Его уже нет с нами. И вообще… каждый сам определяет свою судьбу. И выбирает себе увлечение.

— Ты, конечно, прав, Семен. И главное… твой отец подарил мне тебя. Это — не мало, поверь своей маме.

Мама целует Натанзона в лысую макушку и осторожно стирает следы поцелуя ладошкой. Она все еще по утрам подкрашивает губы розовой помадой.

— Семен,— говорит мама, а он сразу,  по ее изменившемуся голосу, понимает, что мама начнет вспоминать его детство.

Он, конечно, оказывается прав.

— Семен,— повторяет мама и, повернув его лицом к себе, пытается заглянуть ему в глаза. — Ты был умным мальчиком и отличался от других детей.

— В чем, мама?

— Ты сразу и решительно отказался играть на скрипке. Это было: вопреки нашим обычаям. В моей большой семье и в семье твоего отца все дети играли на скрипке.

— Но, мама… Я не хотел играть на скрипке. Она просто выпадала из моих рук. У меня были очень не ловкие руки.

— « Хорошо, Сема,— сказала тогда тебе мама,  хотя твой отказ  нарушал традиции наших семей, — выбери: что тебе по-душе».

— Я выбрал  ударные инструменты,— подсказал маме Натанзон.

— Признаюсь тебе, Семен, что твоя мама  тогда имела неправильное представление о твоей душе. Совершенно искаженное представление.

— Так получилось, мама. Извини меня. Я был еще несовершеннолетний.

— Нет, сын. Ты знал, что у твоей мама вскоре начнут болеть уши от невыносимого шума, который производят твои барабаны. И она сама попросит тебя прекратить издевательства над слухом стольких невинных людей. Я имею ввиду так же и наших соседей по лестничной площадке.

— Я сразу оставил это увлечение,— напомнил маме Натанзон. -  По твоей просьбе.

— Да, конечно… Но ты начал отрывать у бабочек крылья. И у стрекоз — тоже. Даже - у кузнечиков.

— Я хотел узнать: вырастут ли новые,— пояснил маме Натанзон. —  Ничего личного.

— Мама поняла, что у тебя — задатки хирурга. Ты сможешь отрезать людям больные органы и пришивать новые, здоровые. Мама ошиблась не очень сильно: ты научился вырезать людям воспаленные аппендиксы. Это тоже неплохо, и приносит людям пользу.

— Напомню, мама, я даже защитил по этому вопросу диссертацию.

— Я всегда  гордилась тобой, сын. Но ты так и не смог подарить мне внука. Потому что твои жены успевали уходить от тебя до появления первых признаков беременности.

— Им не нравилось мое увлечение рыбалкой.

— Ты станешь уверять меня, что и в этих случаях виноват северо-восточный ветер?

— Ах, оставь, мама. Не сыпь мне соль на раны.

— Семен, твои раны это одновременно и мои раны. Так что, не истязай телевизор, а поезжай-ка завтра на рыбалку. Ветер уже меняет направление. Я это знаю. Я не рыба, у меня нет жабр. Просто у меня  при смене ветра начинают  болеть суставы.

 Маме Натанзон верит. Он едет на «птичий» рынок и покупает спичечный коробок с крупным мотылем. За очень «бешенные» деньги, если иметь ввиду размер его пенсии.. А утром с первой электричкой он едет на подледный лов. И в вагоне продолжает уверять таких же, как он сам, рыболовов-любителей, что они «делают ему смешно», когда говорят, будто в северо-восточный ветер рыба не клюет.

Он твердо знает, что рыба не клюет…  всегда. У него! Но это - пока!

 Владимир Гриднев