Первая ночь весны

     Я люблю этот миг. Люблю проснуться однажды и понять, что сегодня был первый весенний день, который сменила первая весенняя ночь. Сегодня мой праздник. Не будет полетов, не будет гипноза и других трюков – я просто ухожу гулять.
     Путь к месту моих прогулок лежит через парк, освещенный редкими фонарями. Две припозднившиеся парочки, милицейский патруль – вот и все, кого я встречаю на аллеях парка, под высокими деревьями, ветви которых еще безжизненны, но глубоко под корой уже началось движение жизни. Вскоре я оказываюсь в центре города.
     Я редко бываю здесь. Перекрестье двух центральных улиц, освещенное яркими фонарями и заполненное людьми в любое время суток – плохое место для вампира. Но сегодня я не буду охотиться, хотя, возможно, мне понадобится закуска. Запах весны так силен в ночном воздухе, он будоражит душу и остатки человеческих эмоций во мне. Я начинаю ощущать голод, но пока что его можно терпеть.
     Яркие фонари; неоновые вывески баров отбрасывают дрожащие, переливчатые блики на лица прохожих. Мне нравится сегодня здесь, среди этих людей, которым нет дела до окружающих. Вон там, в скудно освещенной арке, кого-то бьют; слышен мат, прорывающийся сквозь зубы, хриплые стоны жертвы и гулкие тупые удары. И люди идут мимо, ибо их удел сегодня – прогулка в ночи и нет никакого желания ввязываться в разрешение чужих проблем.
     На круглых скамьях, построенных вокруг фонарей, теснится молодежь. Молодые сердца, но уже замутневающие от постоянных удовольствий глаза, честолюбивые мысли в развращенных душах, адский коктейль из комплексов и желаний править миром; в голове – список «новомодных» жизненных постулатов. Они здесь, чтобы покрасоваться друг перед другом, об этом говорят их позы, жеманные жесты девушек, подносящих к губам тонкие сигареты, залихватские плевки парней; как бы невзначай срывающаяся с губ ругань и нарочито громкий смех.
     В монолитном гуле толпы теряется голос одинокого гитариста в грязном кожаном плаще. Он стоит у перекрестка, у ног лежит раскрытый гитарный футляр с поблескивающими в нем монетами. Гитарист поет чужую песню довольно противным, словно треснувшим, голосом. Проходя мимо, я, не глядя, швыряю несколько наугад вынутых из кармана монет в его футляр. Ну вот, я заслужил благодарственный кивок и могу собой гордиться.
     Раньше я бы улыбнулся этим мыслям…
     Толпа напоминает броуновские частицы. Люди движутся, не задумываясь, ибо просто гуляют. Обнимающиеся на ходу парочки, одинокие мужчины, алчности глаз которых позавидовал бы любой вампир; небольшие группки крепеньких молодых людей в поясных кожаных куртках заняты поиском легкой добычи – лоха, которого можно было бы освободить от излишков наличности в карманах.
     По краям этой человеческой реки медленно движутся женщины в вызывающих одеждах и яркими красками на лицах. Это живой товар и, задержавшись, можно видеть, как некоторые из них исчезают с мужчинами в темных, удобных для них, подворотнях, чтобы, через несколько минут, снова оказаться на том же самом месте, приводя себя в порядок и поправляя макияж.
     Я вхожу в ночной клуб. Сцена, забитый людьми танцпол, дальше расставлены столики с публикой постарше; в конце зала – несколько бильярдных столов и бар. Я на несколько секунд забываюсь в море разгоряченных, танцующих тел, меня охватывают потоки бессвязных мыслей и горячих эмоций. Голод мечется ревущим зверем, но терплю… терплю.
     Ага, вот луч стробоскопа нашел отблеск в чьих-то глазах. Молодой вампир, еще моложе меня, в упоении извивающийся в толпе. Я даже сюда чувствую его жажду. А вон там, у стены – такой же молодой юноша в сером плаще с настороженно-испуганными, прикипевшими к вампиру глазами. Это охотник Ордена Повиновения, извечных противников вампиров и он следит за своей жертвой. А молодой вампир совсем забыл об опасности: он беззаботен в танце и скалит клыки высокой белокурой девушке, танцующей с ним в такт. Он не знает, либо не хочет знать об охотнике, и я не собираюсь проливать свет на тьму его неведения. У истории вампира и охотника может быть много финалов… но это решать судьбе.
     А вот и она. За столиком во втором ряду. Женщина лет тридцати рассеянно размешивает соломинкой футуристического цвета коктейль в высоком стакане. Искусно мелированные волосы, хороший макияж, изысканный запах духов и дерзкое вечернее платье с открытыми плечами и глубоким декольте. Глаза ее ищут кого-то.
     Еще через минуту я уже сижу за ее столиком и веду с ней светскую беседу. Ее зовут Жанна, она сегодня одинока, именно сегодня, но так одинока… мне не трудно проникнуть в ее мысли и понять, что она одинока всегда. Что о ней никто не заплачет, кроме, может быть, кошки Базилики… кто дает кошкам такие имена?
     Официант уже летит к нам с коктейлями. Она потягивает свой, и я склоняюсь к своему бокалу. В перерывах между глотками, она говорит, говорит, говорит… Сколько у нас таких вот, одиноких? О боги, боги… яду мне… яду…
     Она уже почти допила. Я корректно вклиниваюсь, обрываю ее болтовню, накрываю наманикюренные пальцы своими, затянутыми в черную лайку, ловлю взгляд и говорю:
     – Поедем ко мне.
     Она согласна. Мы выходим из клуба. Для того чтобы поймать такси, нужно пересечь длинный неосвещенный переулок. Там я увлекаю ее в подъезд и прижимаюсь поцелуем к губам. Она страстно отвечает мне, руки впиваются в ткань плаща на плечах. В ее движениях и мыслях я чувствую желание, страх, боль одиночества и надежду. Я целую ее губы, щеки, подбородок и опускаюсь к шее. Одно движение языка – и кожа на шее становится нечувствительной.
     Она шепчет мое имя. Мое настоящее имя. Но я ведь ничем не рискую.
     – Жанна, я люблю тебя, – говорю я ей и прижимаюсь губами к шее.
     Ее кровь течет в мое горло. Я чувствую тепло, ощущаю, как жизнь разливается по моему мертвому телу; ее мысли перетекают в меня. Сердце бьется все медленнее, но она не сопротивляется.
     Чтобы быть собой, нельзя убивать часто. Частые убийства лишают вампира контроля над собой, превращают в бесчеловечную тварь, выродка, побежденного собственным голодом и ставшего его рабом. Но и не убивать совсем нельзя, без убийств мы лишаемся всех наших способностей и болтаемся на веревке судьбы, словно безмолвные серые тряпки.
     Я держу Жанну на руках. Ее сердце отмеряет последние секунды жизни, но она улыбается мне.
     – Я тебя люблю… – это ее последние слова.
     Спектакль окончен. Я выхожу из подъезда с телом на руках, и взлетаю высоко в небо, над брильянтовой россыпью ночного города, чтобы, через несколько минут, опуститься на землю около своего дома.
     Тело Жанны тает в ванне с кислотой, в одной из подвальных комнат, а я стою на балконе. Уже близок рассвет, но есть еще одно дело, которое должно совершиться в эту ночь…
     …Дорогая квартира с хорошей обстановкой – мой свадебный подарок ей. Балконная дверь гостеприимно приоткрыта…
     Она спит. Ее утренний сон сладок и спокоен, огненные волосы разметались по подушке, по-детски округлые щеки покрывает румянец. Рядом с этим существом, так безмятежно спящим в белоснежной постели, черная фигура вампира кажется чем-то неуместным, отвратительным.
     Она приоткрывает глаза… и улыбается мне:
     – Папа… – протягивает руку.
     Лишь несколько мгновений я позволяю ей видеть меня. Она узнает меня, ведь я такой, каким был двадцать два года назад, когда исчез из ее жизни. Но волшебство не вечно, под действием моей силы она снова погружается в сон. Я навеваю ей добрые сновидения и исчезаю. Вампиры плачут кровью, и я не хочу, чтобы она видела эти слезы.
     С балкона я вертикально взмываю в небо, туда, откуда я смогу увидеть солнце, туда, откуда солнце сможет увидеть меня. Но это не попытка самоубийства, это крик боли, отчаяния. Моя вампирская мать, Одриния, одна из Древнейших, дала мне столько своей крови, что солнце не может повредить мне, как и ей. Несколько минут я взираю на раскаленное светило, осознавая, что проклят настолько, что даже солнце не подарит мне смерть. И потом я возвращаюсь домой.
     В подвале, поворотом вентиля спускаю из ванны помутневшую кислоту. Прощай, Жанна, все, что осталось от твоего тела стечет по трубе в воды чистого ручья неподалеку от моего дома. И, когда ты будешь смешиваться с водой, я буду стоять на террасе своего дома, восходящее солнце навеет дремоту на одинокую фигуру в черном плаще.
     Волшебство первой весенней ночи заканчивается. Все позади, даже боль отступает. И уже перед тем, как провалиться в сон, я улыбаюсь и шепчу:
     – Весна пришла…
     
     
      г. Симферополь, 2005.

 Дмитрий Шевчук