Чумной обелиск

Чумной обелиск

     -- Итак, у вас есть опыт работы в баклабораториях?

     -- Два года.

      -- А с особо опасными возбудителями не работали?

       -- Пока нет.

     Директор НИИ особо опасных инфекций внимательно смотрел на молодого врача, сидевшего напротив. Иван подумал, что у всех профессоров есть неистребимая привычка испытывать молодых специалистов, как будто перед ним не специалист, устраивающийся на работу, а зеленый студент-первокурсник на экзамене.

     -- Красный диплом, ага. Неплохая заявка… Характеристика с предыдущего места работы… Ну, в целом, вы подходите… Но поучиться на рабочем месте придется, это вам не простая работа. Знаете, с чем мы работаем? Чума, холера, туляремия…

     -- Знаю.

     Иван знал по опыту, что в общении с профессорами лучше не говорить лишних слов. Не дай бог похвастаешься… Шесть лет учебы в медицинском университете, учеба в интернатуре и положение молодого специалиста отучили его умничать и спорить. Только слушать и кивать, говорить только тогда, когда спросят.

     Разговор с директором института длился недолго. Им требовался бактериолог, зарплата была вовсе не великая, и очереди из желающих работать с особо опасными микробами не было. Он был уверен, что его возьмут.

      Профессор торжественно написал на заявлении «Не возражаю» и расписался.

    -- Поздравляю, вы приняты. Пойдемте, покажу вам вашу лабораторию. Заодно еще кое-что увидите.

     Они прошли по территории института, огороженной высоченным забором с колючей проволокой. Режимный объект, институт особо опасных инфекций. Старые, довоенные корпуса. Зная историю города, Иван догадывался, что до войны этот институт был на окраине города, но город со временем разросся и поглотил его. «Не хотелось бы мне жить рядом с таким учреждением» -- подумал он, шагая за профессором к отдельно расположенному корпусу его лаборатории.

     -- Придется многому учиться, молодой человек, -- произнес директор. — Коллектив у нас опытный, всему научат. Но главное в нашей работе – это не только и не столько знания, сколько… Прилежание и аккуратность. У нас плохие и неаккуратные сотрудники…

    -- Заражаются и умирают, -- не без ехидства заметил Иван. Они уже подошли к дверям лаборатории.

     Вместо ответа профессор взял его за рукав и повел в сторону. Завел его в небольшой скверик, разбитый между корпусами.

     Взору Ивана предстал небольшой мраморный обелиск, явно давно установленный. На нем был овал с портретом женщины средних лет, и, как обычно на памятниках, полное имя и годы жизни. Дата смерти – 1939 год.

     Обелиск  напомнил ему те небольшие памятники, что ставят на обочинах дорог в память о погибших в дорожных авариях. Впрочем, не требовалось большого ума, чтобы понять, что это – памятник сотруднице института.

      -- Эта сотрудница всего лишь уронила и разбила пробирку с чумными иерсиниями, -- сказал профессор. — Нарушила инструкцию и не сообщила об этом.

      -- Понятно, заразилась чумой и умерла… Это памятный знак в честь нее?

      -- Да нет, это ее могила.

      Иван не отличался особой впечатлительностью, в 26 лет о смерти вообще не думают. Бывая на кладбище, он особо не пугался. Но отчего-то могила вне кладбища…

      -- Разбила пробирку, испугалась увольнения и умолчала, -- пояснил директор. – Ушла домой. Дома почувствовала себя плохо, сообщила в институт. По тревоге подняли даже гарнизон, дом дезинфицировали; ее дети ушли в школу, школу тоже дезинфицировали. Ужас поднялся, сам понимаешь, 30-е годы. Город тогда не такой большой был. Чуму бы выпустили, много народу погибнуть могло, да и головы бы полетели, сам слышал, что еще до этого директора института ни за что расстреляли, по липовому обвинению. Ну, все же обошлось, сумели предотвратить эпидемию. А сотрудницу привезли в институт, а легочную форму чумы тогда не лечили, антибиотиков не было, ее и сейчас не лечат. Через несколько дней она скончалась, ее тело сожгли и даже вывозить побоялись, прямо здесь и похоронили.

       Молодой врач цинично усмехнулся.

     -- Скорее всего, не было особой противоэпидемической необходимости хоронить ее здесь, -- язвительно произнес он, -- ее здесь похоронили в назидание коллегам. Мол, будете плохо работать, так же кончите.

       Профессор хмыкнул, но ничего не ответил. Он-то тоже повидал молодых людей. Молодежный максимализм. Думают, что вечно жить будут.

     …Усидчивый и старательный Иван быстро вошел в коллектив лаборатории. Ему ничего не нужно было долго объяснять. Учеба в мединституте дисциплинирует людей, олухи и охламоны отсеиваются быстро. Он помнил, как на втором курсе профессор микробиологии показал студентам чашку Петри с культурой чумы. Преподаватель прошел по рядам, продемонстрировав каждому студенту стеклянную чашку, заклеенную с краю изолентой, никому не дав ее в руки. На агаре отчетливо был виден «кружевной платок», колония страшных микробов. Студенты были молоды, но понимали: эта чашка пострашнее иной бомбы. Потому, что бомба убьет только тех людей, что окажутся в зоне ее осколков, а эта штука может заразить людей, которые передадут инфекцию другим людям, а те третьим и далее, вплоть до гибели тысяч, если ничего не предпринять. Здесь приходилось работать с такой опасностью, и меры предосторожности были вовсе не взяты с потолка, а оплачены жертвами. Но ощущение опасности постепенно притуплялось, становилось рутинным. Даже к постоянному риску человек привыкает. Хотя рутинная работа в лаборатории не имела особой физической нагрузки, к концу рабочего дня он сильно уставал. Будучи холостым, он долго засиживался в лаборатории и часто уходил из нее последним. Сдав ключ охране, он садился на стоянке за руль старой отцовской «шестерки» и ехал домой, к родителям, где его особо не ждало ничего интересного. Дом и работа были однообразны, и годы в его жизни тянулись очень медленно.

     …В тот пасмурный октябрьский вечер он засиделся на работе допоздна. Все работники уже ушли, за окнами уже темнело. Иван закончил работу и присел за рабочим столом своей лаборатории. Внезапно накатила усталость. Он положил руки на стол, уложил на них голову, и сам не заметил, как задремал.

      В полудреме он поднял глаза, и глянул в окно. То самое окно, в которое он постоянно смотрел на работе. И знакомый ему пейзаж вдруг стал другим. В окно ему была видна вся территория института, но сейчас он не узнал хорошо знакомый ему двор. У дальнего конца двора находилась одноэтажная котельная, в наше время заброшенная за ненадобностью. А сейчас он увидел, что около нее располагалась высоченная, наподобие заводской, труба. Он перевел взгляд на дальний забор, из-за которого обычно видны были новые городские дома, но сейчас за забором их не было, а виднелись деревья, словно сразу за институтом начинался лес.

      Его сознание начало включаться, и он решил, что ему приснился институт до войны. Он вышел на улицу. Да, корпуса были ему знакомы, но пейзаж, видный из-за забора, был совсем другим. В наше время забор был глухим, а здесь он был высоким, но дощатым, и в щели была видна улица, но на ней стояли вовсе не современные дома, а деревянные. До его слуха донесся глухой цокот. Не сразу он понял, что это звук копыт лошади. Он медленно подошел к забору, и увидел, что по улице медленно едет извозчичий экипаж. Около ворот стоял человек, и его одежда подтвердила догадку Ивана: на нем была форма довоенной Красной армии. На ногах обмотки, на голове небольшая буденовка со звездой. Уже смеркалось, но охранник в буденовке напряженно ждал.

     Иван приблизился к забору. Темнело, но деревенскую улицу не освещали фонари. Деревянные дома горели слабыми окнами. Охранник его явно не видел.

      Тут издалека послышался шум, уже более привычный уху современного человека – шум автомобиля. Полутемная улица осветилась фарами. Охранник в буденовке кинулся к воротам и распахнул их. С улицы, подсвечивая слабыми фарами, въехал архаичный санитарный фургон на шасси полуторки. Шумя и стреляя клапанами двигателя, фургон с красными крестами на закрашенной белой краской окнах вкатился на территорию института. Еле затормозив и чуть не врезавшись в стену института, машина остановилась. Проскрежетала примитивная коробка передач,  фургон дал задний ход и подъехал к дверям, из которых выбежало несколько человек в белых фартуках, медицинских шапочках и  марлевых масках на лицах. Из машины тоже выскочили два человека в спецодежде, открыли задние дверцы и вытащили носилки. Было видно, что люди торопятся. Они понесли носилки к дверям и занесли в институт. Иван неосознанно пошел за ними.

       Он свободно вошел в холл института и увидел, что люди тащат носилки на второй этаж, где находился изолятор. Почему-то его потянуло следом за ними. Он зашел в изолятор следом за носилками. Люди в спецодежде занесли носилки в палату, и он проскочил в закрывавшуюся дверь. Его не видели или были слишком занятыми, чтобы смотреть назад. Иван посмотрел на человека, которого с носилок положили на кровать. Это была женщина.

      …Иван получил медицинское образование и за годы учебы насмотрелся на разных больных, но впервые увидел человека, явно больного особо опасным инфекционным заболеванием.

      …Казалось, что жар лихорадки больной чувствуется даже у дверей. Она отчаянно кашляла, и на губах были видны струйки крови. «Уже легкие поражены,» -- мелькнула мысль. Лицо было красным, глаза с розовыми прожилками тупо смотрели в потолок. На шее были видны огромные, увеличенные конгломераты лимфатических узлов. Кое-где на коже лица виднелись язвочки.

     Картина отчетливо всплыла в мозгу Ивана. Да, он в своем сне перенесся туда, в довоенные годы. Да, он видел ту самую сотрудницу, заразившуюся во время работы чумой. Еще в студенчестве, изучая чуму, он думал о том, что это заболевание, как и многие другие заразные болезни, вовсе не перестало быть опасным для человечества. Конечно, средневековые эпидемии типа «Черной смерти», выкосившей почти все население Европы, в прошлом. Да, есть антибиотики. Да, некоторых больных с кожными и бубонными формами спасают, это не приговор. Но легочная и кишечная формы чумы до  сих пор неизлечимы. Как и такие же формы сибирской язвы. Как и бешенство. Все эти болезни загнали в угол. Их отгородили от человечества карантином и обсервацией, придумали вакцины. Специалисты о них знают и вовремя при необходимости поставят заслон. Но хищник-людоед, запертый в клетке, вовсе не перестает быть опасным. Он изолирован, но не обезврежен. Откроешь клетку тигра – останешься без головы. Так и с микробами. Работая с особо опасными штаммами, можно такое подцепить, что никакие антибиотики не спасут, и даже тело родственникам не покажут, сожгут или захоронят в просмоленном гробу, пересыпав известью…

     Иван почему-то не боялся заразиться, вероятно, он подсознательно понимал, что это сон. Мелькнуло чисто человеческое сострадание. Да, этот человек обречен. Ее лицо отчетливо всплыло у него в памяти с фотографии на обелиске. К ней подходили медработники, делали ей какие-то уколы, поправляли постель. Но он знал ее судьбу. Знал, что ее даже не похоронят на обычном кладбище, побоятся вывозить тело из института.

      Внезапно больная резко повернула голову, и взгляд ее воспаленных глаз упал на него. Иван понял, что она его увидела. По коже пробежали мурашки. Она видела его… Рука над одеялом чуть приподнялась, и дрожащие пальцы потянулись к нему. Он словно остолбенел. Глаза умирающей смотрели в самые зрачки его глаз. Она застонала, хотела что-то сказать, но приступ кашля заставил ее откинуться на подушку. Кровь хлынула изо рта, и Иван понял, что сейчас она умрет. Почему-то захотелось уйти. Он отошел назад и пошел к дверям. Прежде, чем он открыл дверь, он проснулся.

      …Снова на дворе 21 век, и о той страшной истории, которую он увидел в своем кошмаре, большинство людей уже забыло. Давно умерли от старости те люди, которые выносили безжизненное, но все еще опасное тело умершей, закрытое несколькими слоями ткани, пропитанной антисептиком, во двор; вталкивали тело в топку котельной; собирали пепел и под торжественные речи хоронили его во дворе института. Уже несколько поколений минуло с тех пор, и не все знают, что обелиск во дворе института вовсе не просто памятный знак, а надгробный камень. Современные люди мало интересуются историей, и даже не все старые сотрудники помнят о той трагедии далекого 1939 года. А уж ровесники Ивана… Он даже удивился, что эта история так остро коснулась его. Из памяти не мог уйти тот взгляд больной. Она на него взглянула…

     «Ладно, хватит. Домой пора. Переработал сильно, вот и мерещатся кошмары,» -- думал Иван, встав из-за стола. Если бы в этот момент он взглянул бы в скверик, то увидел бы, что из-под обелиска показалось бледное сияние.

     …Он снял халат, повесил его в шкафчик и взял свою куртку. Привычно пошел к двери и нажал на ручку. Дверь не поддавалась. Он дернул дверь несколько раз, но она не открывалась.

     -- Эй, кто закрыл дверь! Ну что за шутки!

       В следующий момент в кабинете погас свет.

     «Это девчонки меня разыгрывают», -- мрачно подумал Иван, -- «решили поприкалываться. Знают, что я допоздна работаю, сами-то все по дискотекам и клубам разбегаются. Все время подкалывают, дескать, ботаник, не женишься никогда… Надоели.»

     -- Девчонки! – крикнул Иван, -- ну хватит дурить! – Мне домой пора! Откройте дверь, и свет включите!

       Ему не ответили. Ивану показалось, что кругом никого нет. Он постучал в закрытую дверь. Почему-то ему почудилось, что здание пустое. Он достал мобильник, чтобы позвонить на вахту, но обнаружил, что телефон не работает.

      «Я же его сегодня заряжал», -- изумился врач. Но экран был мертвым. Вероятно, телефон вышел из строя. Стационарного телефона в его кабинете не было.

     Он снова несколько раз постучал в дверь. Без ответа.

    Как и любому человеку, запертому в темном, безлюдном помещении, ему стало не по себе. Страха не было, но мысли стали лезть ему в голову.

     Его сон снова всплыл в памяти. Вспомнились рассказы о полтергейсте и неупокоенных. А ведь здесь, через стену от его кабинета, и находится то самое захоронение. Но Иван в мистику не верил.

      «А может, это директор прикалывается, -- мелькнула язвительная мысль, -- как он тогда свысока смотрел на меня. Вот мол, циник молодой, не падает на колени при виде памятника. Точно, подговорил лаборантов и охрану, и решили надо мной подшутить. Но не на того напали. Это точно розыгрыш, и если подтвердится, я отсюда уволюсь.»

      -- Господин профессор, -- едко сказал Иван – вам не кажется, что это перегиб? Я, конечно, молодой сотрудник, но я вам не мальчик. Совсем не смешно. Вы всех начинающих работников так пугаете?

     Тишина.

     -- Сейчас замок сломаю, -- сказал Иван.—Платить за сломанную дверь не буду. Не такая у меня большая зарплата.

     Но тут его сознание словно раздвоилось. Его рациональная часть спокойно осознавала, что ничего не произошло. А вот подсознание тихо подсказало ему, что не все так хорошо. Легко связались между собой необычно яркий сон и неработающий мобильный. Допустим, закрыть его могли, и рубильник выключить тоже. А вот как ему ввести в голову такое сновидение и как отключить новый телефон? Стало страшновато.

     Тут тишину нарушил очень резкий звук. От самого этого звука побежали мурашки по коже. Это был скрежет чего-то острого по стеклу. Он непроизвольно повернулся к окну, и в темной комнате на фоне светлого окна увидел расплывчатый силуэт. Ужасом веяло от него. Но его рацио все еще боролось.

     -- Ну, хватит! Достали, не смешно уже!

Внезапно пробирки, стоящие в шкафу, задребезжали. Ящик стола выдвинулся и упал на пол. Со стены упал висевший там портрет какой-то знаменитости. Даже в воздухе, казалось, появилось  какое-то электричество. Иван понял, что это не прикол. Похоже, в институте появилась какая-то сверхъестественная сущность. Но он был не робкого десятка. Много читал и видел по телевизору передач про мистические явления. И все равно оставался материалистом.

      Он отошел к стене.

      -- Знаешь, дорогое привидение, а я в вас не верю. Тебя нету, понял! Ты только в моем воображении появилось. Я, знаешь ли, материалист. Не все пока известно о свойствах материи. Я не то чтобы все механистически опровергаю. Может, где-то и существуют такие проявления. Но скорее всего, я просто устал и меня мучают галлюцинации. В отпуск пора, на море. Поработаешь годик без отпуска, и не такое привидится.

     Ему стало легче. Кажется, в комнате стало тише. Электричество в воздухе исчезло. Наступила тишина.

     -- Фу, а я вправду почти что испугался, -- облегченно вздохнул молодой врач, -- это точно сущность, связанная с могилой сотрудницы, буянит. Только вот как из помещения выйти?

      Он машинально дернул дверную ручку, и она внезапно поддалась. Дверь открылась свободно.

Иван обрадовался. Остро захотелось уйти из этой комнаты. Он быстро вышел в дверной проем и увидел на лестнице темный силуэт. Впрочем, страх не охватил его. Теперь он точно понял, что его разыграли.

       Перед ним стояла человеческая фигура в длинном, до пят, плаще. Голова ее была в широкополой шляпе, лица не было видно, а на лице был виден загнутый книзу птичий клюв. Возможно, кто-то менее образованный бы испугался, но Иван моментально определил, что это. Средневековый аналог противочумного костюма. Так одевались врачи, работавшие с чумными больными. Нелепый клюв был сделан из металла, в него помещалась тряпка, смоченная антисептиком. Увидев перед собой нечто осязаемое, парень облегченно засмеялся. Это, наверное, Нинка из соседней лаборатории.

     -- Ха-ха! Остроумно! Признаюсь, ты меня почти напугала! – весело сказал Иван.—Давай, Нинка, снимай свой балахон. Хороший розыгрыш! Наверняка все засняли на видео, выложишь в инет, честно лайк поставлю!

      Фигура не двигалась.

    -- Снимай, снимай! – Иван протянул руку и резким движением сорвал широкую шляпу. Под ней не было ничего, только розоватое сияние в форме головы. Раздался какой-то нечеловеский визг, почти не слышный ухом, но буквально заполнивший все вокруг. Должно быть что-то, напоминающее инфразвук. В следующий момент его толкнуло в грудь, и хотя он не был слабого телосложения, он отлетел к дальней стене.

     Он подскочил и вне себя от ужаса бросился по коридору. Он заскочил в первую попавшуюся комнату и закрыл за собой дверь, закрыв ее на засов. Сознание не вмещало всей иррациональной картины. Одно дело – читать о призраках и совсем другое – столкнуться с ними в реальности. Будь на месте Ивана кто-нибудь более впечатлительный, лишился бы чувств. Но молодой врач обладал достаточным самообладанием. Он начал лихорадочно думать.

      «Привидения, призраки – ведь по сути, явления неопасные. Они только пугают. Разве что некоторые, говорят, задушить могут…»

       Снова в воздухе появилось какое-то ненормальное электричество. Комната, в которой он находился, была чем-то вроде архива для бумаг, и внезапно с полок посыпались папки с бумагами. Он прижался к стене, и на него посыпались горы бумажных листов. Стекла в единственном окошке снова завибрировали.

       «Это не призрак, -- решил Иван.—Призраки не такие буйные. Это кое-что похуже…»

       Нужное слово пришло быстро.

      «ПОЛТЕРГЕЙСТ! Сущность агрессивная и опасная. Сколько лет прах несчастной сотрудницы томился в стенах родного учреждения? Наверное, накопил немало ярости…»

      На этот раз воздух завибрировал так, что отозвался головной болью.

     «Как его остановить? Он явно не собирается успокаиваться. Если эта тварь доберется до музея живых культур, разобьет посуду с микробами или выпустит подопытных животных, будет эпидемия… страшно подумать чего. Вовсе не только одной чумы… Надо выбираться отсюда. Обычно такие явления бывают локальными…»

      Он подбежал к окну и раскрыл его. К счастью, на этом окне не было решетки. С высоты третьего этажа он видел всю территорию института. Зрение его было хорошим, и он увидел внизу даже злополучный памятник. Уже были сумерки, и он четко увидел, как от памятника тянулись ярко-розовые полосы, они попадали в ближнее окно на первом этаже. Комнаты там освещались розовым призрачным светом.

       Решение пришло само собой. Нужно было уничтожить обелиск. Он был источником силы для полтергейста.

      Ему повезло – рядом с окном была пожарная лестница. Правда, ей мало кто пользовался. Она была старой. Лезть по ней было небезопасно, но выбора не было. Иван  взялся за железные ступени лестницы и вылез из окна на нее. Лестница опасно заскрежетала, из-под железных креплений посыпалась кирпичная пыль. Он стал быстро спускаться вниз.

       Из окна над ним вылетела розовая тень. Снова в его голове завибрировал жуткий инфразвук. Иван стал еще быстрее перебирать руками и ногами, но призрак его опередил. Мощная сила вырвала из стены металлические прутья, забитые в стену. Лестница стала падать вниз вместе с ним, но, к счастью, внизу уткнулась в крышу пристройки первого этажа, а другим концом упала на соседнее здание. Он повис на лестнице, перекинувшейся между двумя зданиями. Оценив, что до земли не так далеко, он осторожно вытянулся и спрыгнул вниз. Упал на землю, но вроде ничего не повредил.

       Снова в его голове завибрировало. Он вскочил и бросился бежать. Он еще не придумал способ, но его ноги инстинктивно понесли его к стоянке, где стоял его автомобиль. Он скорее чувствовал, чем видел, как розовая тень летела над ним, наполняя его голову жутким звуком. Пару раз он запинался и падал, но вскакивал и бежал дальше, норовя быстрее убежать от здания. И шум в его голове стал стихать, и он понял, что сущность его не преследует. Он оглянулся на корпуса института, и увидел в окнах мерцающее розовое сияние. Он, правда, не понимал, почему не врубилась сигнализация здания и куда смотрит охрана, но все же сообразил, что действовать нужно быстро. Он перескочил через деревянный заборчик, отделявший стоянку от основной территории, и бросился к своей машине.

       … Его древняя вазовская «шестерка» зеленого цвета, купленная его отцом, когда ему было два года, одиноко стояла на служебной парковке. Иван резво подбежал к машине, и на секунду его охватил страх, что он потерял ключи. Но они были в кармане брюк. Он привычно открыл замок двери и вскочил за руль. С лихорадочной быстротой вставил ключ в зажигание и повернул его, выжав педаль газа до предела. Стартер зашелестел, но двигатель не завелся. Он резко повернул ключ снова, но снова пуск получился вхолостую.

        «А что если полтергейст испортил мне машину? – мелькнула мысль. – Телефон ведь не работает, почему бы и зажигание ему не закоротить?»

     Но потом он вспомнил о том, что вечер холодный, а видавший виды мотор его старой машины на холоде заводится трудно. Последние лет десять он никогда с первого раза не заводился. Иван вспомнил про подсос. Он вытянул рычажок, чуть не вырвав его из гнезда, и снова повернул ключ, уперев педаль газа в пол. Мотор снова не завелся, но двигатель чихнул. Значит, скоро заведется. Следующая попытка пуска была успешной – двигатель заработал. Иван рефлекторно включил фары и габариты и дал задний ход. Он развернул машину, но поехал не по привычной дороге к воротам, а направил ее в сторону здания, где находился памятник. Он снес деревянную ограду и поехал по газону к зданию института.

      Место, где стоял обелиск, не нужно было выискивать. Огромное розовое марево стояло там. Осенние сумерки отступили, от памятника шло сияние. Не особо задумываясь, парень направил машину на памятник и нажал на педаль газа до предела. Задние колеса резко взвизгнули, сдирая резину, машину бросило вперед. Он почувствовал, что что-то замедляет ход автомобиля. «Жигули» словно уперлись в невидимую стену. Он услышал, как ведущие задние колеса буксуют. Иван выжал газ до предела. Резвый вазовский движок все же потянул машину вперед. Автомобиль словно преодолел невидимый заслон и помчался вперед. Яркий свет слепил его, он зажмурился, но успел заметить прямо впереди капота машины знакомые очертания надгробного памятника. Все-таки в последний момент щадя свою старую машину, он немного отвернул в сторону, чтобы не врезаться в стену, и машина правой стороной ударила по обелиску, снося его. Сильный удар швырнул Ивана на руль (ремень-то он не пристегнул), скрежет металла и звон стекла возвестил, что разбита облицовка и правые фары, но он увидел, как памятник в свете сияния рухнул набок. От удара мотор заглох, машина по инерции прокатилась вперед несколько метров и остановилась. Полуоглушенный ударом, он с трудом открыл дверь и вылез наружу. Даже не хотелось смотреть, что стало с его несчастным автомобилем, его наверняка ждал кузовной ремонт. Но сияние стало меркнуть. Шатаясь, он подошел к месту памятника. Обелиск валялся на боку, вывороченный из фундамента. Розовый свет еще шел из ямы, открывшейся под памятником. Видимо, в этой нише располагался прах несчастной сотрудницы, погибшей при исполнении служебного долга.

      От удара багажник машины открылся, и Ивану пришла в голову мысль. Он подошел к багажнику и вытащил канистру с антифризом. Открутив крышку, он подошел к углублению и вылил в него остро пахнущий спиртом тосол. Он решил, что метанол разрушит остатки праха. Мысль была правильной – розовое сияние исчезло совсем. Но… Снова появился свет.Только ярко-белый.

      Но страха он не почувствовал. Его подсознание подсказало, что опасность миновала. Белая тень поднялась над опрокинутым памятником. Она приблизилась к нему, и в голове прозвучало два слова. Белый силуэт женщины, почему-то уже не страшный, мягко приблизился к нему и слегка приобнял. Это был уже не полтергейст, а явно неупокоенная душа, уходящая навсегда.

     …Тень исчезла. На Ивана навалилась усталость. Эмоций не было. Он медленно подошел к своему автомобилю и устало сел на водительское сидение. Впереди ждало многое. Он слышал, как в институте включилась сигнализация, услышал топот чьих-то шагов. В окнах загорелся свет, уже нормальный, а не призрачный. Не скоро он забудет этот октябрьский вечер. Но он знал, что сделал правильное дело. Потому что в его голове звучали те два слова, услышанные от привидения:

       «Спасибо! Я  СВОБОДНА…»

 павел самокрутов