Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".

Сокрушение кумиров

372

0

Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.

Это повесть не только о том, как люди обретают верный путь, но и о том, как двое влюбленных, несмотря на, казалось бы, непреодолимые преграды, вновь находят друг друга, чтобы никогда больше не разлучаться.

Действующие лица

 

Дион, богатый коринфянин.  

Оброя, жена Диона.

Гликера, сестра Диона.

Клеон, сын Диона.

Аглая, дочь Диона.

Никий, эконом Диона.

Два брата Диона.

Эгий, раб (виночерпий) Диона.

Алкей, раб (садовник) Диона.

Служанка Оброи.

Два стражника-надзирателя в доме Диона (без слов).

Два раба Диона, обвиненные в христианстве (слова лишь у одного из них, оба появляются только в первой сцене).

Два посланника христианской общины.

Люциний, куратор Ахайи.

Квирина, жена Люциния.

Лукий, сын Люциния и Квирины

Кособокий мужчина.

Слепой.

Женщина-поводырь слепого.

Первый центурион.

Второй центурион.

Опцион (римский воин, помощник второго центуриона).

Эсхин, первый путник.

Никифор, второй путник.

Два легионера (без слов).

Повстанец.

Действие происходит в Коринфе, столице древнеримской провинции Ахайя (Греция), и в Македонии в эпоху раннего христианства.

 

   Акт первый

 

                         Сцена первая

 

    Помещение в богатом коринфском доме. У стены, обращенной к зрителям, посередине ее, стоит роскошное ложе, покрытое пурпурной тканью. На нем, опершись локтем на подушки, возлежит Д и о н в нарядной, шитой золотом тунике. Перед ложем, у изголовья, стоит маленький стол с фигурными ножками. На нем лежит свиток папируса. Немного поодаль от ложа стоит  алтарь – кубообразная плита высотой в два локтя. У входа в помещение стоит Э г и й  в простой льняной тунике. Д и о н  берет со стола свиток папируса, разворачивает, пробегает глазами и кладет обратно.

    Входит Н и к и й  и почтительно склоняется  перед  Д и о н о м.

 

 

Никий

 

Как ты велел, явился я.

Зачем, хозяин, звал меня?

 

Дион

(берет опять со стола свиток папируса)

 

Мой милый Никий, я желаю

Тебе приятное сказать –

Свое решенье выполняю

Тебе в награду волю дать.

Работал ты усердно, честно

В моем хозяйстве тридцать лет.

Претензий к службе твоей нет.

И мне доподлинно известно,

Что ты отличный эконом.

К тому же помню и о том,

Что даже им еще не ставши,

Простым лишь будучи рабом,

Тяжелый труд в полях познавши,

Работал ты усердней всех,

Смиренным был, не огрызался.

И вот заслуженный успех –

Хозяйской милости дождался!

 

(Дион  протягивает свиток папируса Никию)

 

Тебе я вольную даю!

Прими же свиток свой заветный

Как дар хозяина ответный

За службу верную твою.

 

Никий

(берет свиток и прижимает его к груди)

 

Неужто правда я свободен?!

О, как тебя благодарю!

Как ты прекрасен, благороден,

Дела хорошие верша!

И, может быть, твоя душа

Делами добрыми спасется –

В Блаженный мир перенесется!

 

Дион

 

Смеешься, Никий? Острова

Блаженных грешникам закрыты,

Но любы мне твои слова –

В них чувства добрые сокрыты.

Теперь дела мои вести

За плату щедрую ты можешь.

Когда устанешь груз нести,

С себя заботы эти сложишь.

Желаешь знать, тогда кому

Доверю я следить за домом?

Гилиппу, сыну твоему.

Пускай он будет экономом.

 

Никий

 

О, как тебя благодарю!

Твоей он милости достоин!

Теперь за сына я спокоен.

В его грядущее смотрю

Уже без прежних опасений –

Без порок частых, унижений

В достатке жизнь его пройдет.

Он парень умный, просто гений!

Дела прекрасно все поймет,

Меня не хуже поведет.

 

Дион

             

Признаюсь, Никий, колебаний,

Однако, я не избежал,

Когда о вольной размышлял.

Свершенью ты своих желаний

Чуть было сам не помешал –

Вчера впервые повод дал

Тобой быть очень недовольным.

Когда бы строже был я, вольным

Уже бы точно ты не стал.

 

Никий

 

Владыка, чем я провинился?!

Какой мог промах допустить?!

С не меньшим рвением стремился

Вчера хозяину служить!

 

 Дион

 

В веденье дел твоя дотошность

Любого может поразить.

И я не знаю, как оплошность

Такую мог ты допустить?

Мои рабы и не стремятся

Тебя обманывать – боятся,

Всегда уверенные в том,

Что ты уж знаешь обо всем.

И как же мог ты не заметить

Средь них проклятых христиан?!

На это можешь что ответить?!

Ну что стоишь как истукан?!

 

      (после некоторой  паузы)

 

Совсем другой о них проведал

И мне вчера о том поведал.

Твою работу сделал он

И будет мною награжден.

 

Никий

 

Не может быть, владыка, веры

Доносам ложным не давай!

Лукавству рабскому нет меры!

К себе лгунов не подпускай!

 

Дион

 

Напрасно думаешь, что ложно

О них слуга мне сообщил.

Душою он не покривил.

Тебе сейчас узнать не сложно

Об этом будет самому.

Решил я прежде, чем в тюрьму,

На муки крестные отправить,

Последний шанс рабам оставить –

Отвергнет кто из них Христа,

Того спасу я от креста.

И чтоб подвергнуть испытанью,

Велел сюда их привести.

Посмотрим кто взамен страданью

Готов от веры отойти.

Шаги мне слышатся. Похоже,

Сюда уже их привели.

Они за дверью. Эгий, что же,

Ввести преступников вели.

 

     Слуга  Эгий  поспешно выходит за дверь. Через несколько секунд возвращается, распахивая  дверь.  За  ним  в комнату входят   д в а  р а б а  в грязных рваных хламидах. Руки и ноги их связаны. С ними входят д в а  с т р а ж н и к а . Они одеты в туники. В руке у каждого обнаженный короткий меч.

 

Дион

 

И так, известно вам, конечно,

Что ваш хозяин добр душой.

И хоть вы жили очень грешно,

Моею милостью любой

Из вас останется живой,

Когда свершит он возлиянье,

Почтивши этим божество,

Какое хочет: обещанье

Даю помиловать того.

Отречься кто от веры вашей

Согласен будет, к алтарю

Пускай подходит – я пошлю

Тогда слугу за полной чашей.

 

первый раб

 

Пустое дело дожидаться,

Что мы от истины уйдем.

Желаем в правильной остаться

Прекрасной вере! Не начнем

Кумирам вашим поклоненье.

С большою радостью пойдем

Вдвоем на крестное мученье.

Блаженство мы, грехов прощенье

И вечность после обретем!

 

Дион

(вскакивает с ложа)

 

О, нет фанатиков мне гаже

В безумье верящих людей!

Отдать их в крепость римской

                                           страже –

 Пускай казнят их поскорей!

 

Никий

 

Но кто, скажи, владыка, кто же

Тебе так рьяно услужил –

Несчастных выдал? Он, похоже,

В соседстве близком с ними жил.

 

Дион

 

Тебя проворнее он был.

Да ты его прекрасно знаешь.

Его ты только что хвалил,

Души, я знаю, в нем не чаешь.

Сынок, любимый твой, Гилипп,

Такое выказал уменье

В дознанье, папе в поученье.

Хитро к безбожникам прилип:

Сперва подслушивал за дверью,

А после втерся к ним в доверье,

Узнал кто входит в этот круг

И выдал мне безбожных слуг.

 

Никий

 

Какой позор! Ах ты, Иуда,

Мои седины запятнал!

Неужто я так обожал

Того, душою кто паскуда?!

Но он не все тебе сказал.

Кого-то все-таки не выдал:

Того, которому ничто

Ваш даже самый главный идол!

Сейчас узнаешь это кто!

 

(становится рядом с рабами-христианами)

 

Желаю с братьями своими

Голгофы пытку разделить,

Позор Гилиппа перед ними

Своею жизнью искупить.

Узнай, Дион, я христианин!

Пускай нас римляне казнят,

И все пускай на казнь глядят.

Пусть видит каждый коринфянин

С какою честью гибнут те,

Кто ищет счастье во Христе!

 

Дион

 

Могу ли я ушам поверить?!

Могу ли верить я глазам?!

Коварства злого не измерить!

Какой ужасный, дикий срам!

 

(подбегает к Никию, вырывает из рук его свиток с вольной, рвет с яростью на клочки, простирает руки вверх)

 

Простите, боги, я не ведал,

Что долго гаду доверял!

Но я нисколько вас не предал –

Я просто этого не знал!

 

               (стражникам)

 

Ведите этого туда же!

Отдайте тоже римской страже!

 

 

             Сцена  вторая

 

 

      Тот же интерьер. На ложе возлежит         Д и о н   в венке, пьет вино из канфара (сосуд для питья с двумя ручками). На столике перед ним стоит кратер (сосуд для смешивания вина с водой) и ойнахоя (сосуд, из которого разливали смесь вина  и воды по чашам). В ногах у Д и о н а  на ложе сидит его жена О б р о я. У изголовья ложа стоит виночерпий Э г и й в венке. Он берет со столика ойнахойю и в ответ на требовательный жест хозяина подливает ему вина в канфар.

 

Оброя

 

Скажи, Дион, супруг мой милый,

Какой недуг с такою силой

Твоей душою завладел?

За эти дни ты похудел

И внешне даже постарел.

Печален вид твой постоянно,

И пьешь вино ты неустанно.

Какую муку заглушить

Желаешь хмелем, что забыть?

 

Дион

 

Тебе мерещится, Оброя.

Совсем не чувствую в себе

Того печального настроя,

Который чудится тебе.

Конечно, пью сейчас не мало,

Однако ранее со мной

Такое разве не бывало?

Люблю попьянствовать порой.

 

Оброя

 

Когда хитрить ты перестанешь?

Притворство, милый, это брось!

Свою супругу не обманешь –

Тебя же вижу я насквозь.

Тоски за кубком ты не знаешь –

Всегда с весельем только пьешь.

Сейчас же явно ты страдаешь,

Покоя, вижу, не найдешь.

 

Дион

 

И верно, милая Оброя.

Чутье какое у тебя!

Все чуешь сердцем ты, любя!

Гнетет тоска меня, не скрою.

Распятье этих христиан

Никак из мыслей не выходит.

И мука в сердце не проходит,

Когда бываю даже пьян.

 

Оброя

 

Неужто ты себя ругаешь

За то, что выдал их на казнь,

Людей, к которым лишь питаешь

Всегда большую неприязнь?

Богам угодное ты дело

Своим поступком совершил.

Почтенье к вышним так велело!

Отлично очень поступил!

 

Дион

 

О, как распятые страдали!

И все же Бога своего

При этом страстно умоляли

Они помиловать того,

Кто их жестоко убивает.

И это более всего

Меня, Оброя, поражает

И мукой сердце мне терзает.

 

(из глубины дома раздаются крики)

 

Скорее, Эгий, ты ступай –

Причина шума в чем узнай.

 

(Эгий ставит кувшин на столик и выходит из комнаты)

 

Боюсь, что боги нам послали

Беду какую-то: едва ли

Причиной может быть другой

Ужасный вызван шум такой.

 

Оброя

 

Пока причина неизвестна,

Зачем беду предполагать?

Рабыни наши, если честно,

Уж очень любят покричать,

Когда их порют хорошенько,

А, впрочем, если и маленько

Острастки ради их секут

И то до одури орут.

 

         Возвращается Эгий.

 

Эгий

 

Гилипп, бедняга, удавился!

Об этом мне слуга сказал –

К тебе с известьем торопился.

Поскольку я о всем узнал,

Его обратно отослал.

 

Дион

 

Гилипп повесился?! Плохую,

Однако, новость ты принес.

Его мне очень жалко.Чую –

Отца он гибели не снес.

(снимает с головы венок, кладет на столик, проходит небольшая пауза)

 

Хотя дела мои прекрасно

С большим усердьем он повел,

Но рок возмездия обрел,

И было видно, что всечасно

Его тоска, позор гнетут

И тоже к гибели ведут.

 

                   (пауза)

 

Его, Оброя, мы оплачем,

Как будто сына своего.

А между тем, скажи, кого

Ему приемником назначим?

Хозяйству нужен эконом

Не хуже Никия умом.

 

Эгий

 

Меня, меня назначь, хозяин!

Не очень, может, я умен,

Зато другим умом силен.

И этот ум необычаен –

Он вышней силой осиян,

И где никто не замечает,

Совсем легко мне позволяет

Всегда заметить христиан.

Враги богов теперь повсюду,

И я вылавливать их буду

Среди подвластных мне рабов.

Хозяин, так тебе добуду

Большую милость всех богов!

И будешь жить ты просто чудно.

Владыка, мне совсем нетрудно

Свою способность доказать:

Могу сейчас тебе сказать

Кто есть безбожник в нашем доме.

Гилипп не знал того, что кроме

Рабов, которых обличил,

Отца его (однако скрыл

Причастность чью к преступной вере,

Который сам себе открыл

К возмездью праведному двери),

Еще один безбожник есть,

И он твою порочит честь.

 

Дион

 

Неужто правда?! Кто же это?!

Чего же раньше ты молчал?!

Мерзавец этот близко где-то,

И ты об этом, Эгий, знал,

Однако мне не сообщал!

 

Эгий

 

Хотел точнее убедиться,

Что чужды верой мы ему,

И я, владыка, потому

Не стал с доносом торопиться.

Алкей, садовник это твой,

Смиренный, добренький такой:

Себя тем выдал с головой.

 

Дион

 

Неужто он?! Какая жалость!

Тебе, возможно, показалось?

Всегда покорностью своей

Приятен этот мне Алкей.

Возможно, рабское лукавство

Сейчас тобой руководит?

Облегчить чтобы как-то рабство,

Нередко раб раба чернит.

 

Эгий

 

Поверь, владыка, я не низок

Настолько, чтобы очернять

Друзей. Насколько к правде близок

Тебе нетрудно же узнать –

Вели Алкея лишь позвать.

Конечно, будет отпираться,

Однако, если постараться

Его с пристрастьем допросить,

Не сможет правду утаить.

 

Дион

 

Вели позвать ко мне Алкея,

И, если он христианин,

Его казню я, не жалея, –

Пускай умрет, как сукин сын!

 

    (Эгий  выходит из комнаты)

 

Похоже, этот парень прыток.

Однако, если не солгал,

То я несу опять убыток.

И так уж много потерял,

Рабов своих на казнь пославши,

Поскольку денег же отдал

Не мало, их я покупавши.

Надеюсь, впрочем, воздадут

Сторицей боги мне за это.

Уверен даже – в чем-то, где-то

С лихвой потерю мне вернут.

Однако стоит возлиянье

Богам еще раз совершить,

Чтоб их высокое вниманье

На мой убыток обратить.

 

    (надевает   венок,   встает,   подливает вина в свой кубок из кувшина, который поставил на столик Эгий, отправившись выполнять поручение, подходит к алтарю, проливает немного вина на него, устремляет взор кверху, говорит торжественно)

 

Вино я это возливаю

Преславным нашим божествам.

И вновь взываю, боги, к вам.

Причем особенно взываю

К Гермесу, богу, что дает

В делах хозяйственных прибыток!

Молю заметить тот убыток,

Который ваш Дион несет

За то, что веру он блюдет.

Прошу, потерю возместите,

Большую прибыль мне пошлите!

Пускай огромный урожай

Увижу я в своем поместье!

И мой любимый сын пускай

Послужит с прибылью и честью

На «теплых» римских должностях,

Но в наших греческих краях!

Пошлите золота мне бочки

И ценных тканей вороха,

Моей пошлите милой дочке

Богатством славным жениха,

И чтобы знатного был роду,

Большим в общественных делах,

Своим могуществом народу

Внушал почтение и страх!

 

     Дион ставит кубок на алтарь, поднимает разведенные в стороны руки и лицо кверху и некоторое время шепчет, молча вознося молитву. Затем возвращается с кубком на прежнее место.

     Открывается  дверь.  Входит    Э г и й,  за ним -  А л к е й,   со  связанными   руками,  и  с т р а ж н и к. Стражник толкает Алкея в спину в сторону Диона.

 

Дион

Алкей, мерзавец, признавайся,

Что правда ты христианин!

И лгать не надо, не старайся:

Еще безбожник ни один

Не смог возмездия избегнуть!

Когда велю тебя подвергнуть

Жестокой пытке, без труда

Узнаю правду я тогда!

 

Алкей

 

Нисколько я не собираюсь

Скрывать, что верую в Христа!

И крестной казни не пугаюсь,

Поскольку более чиста

Душа от мук ужасных станет,

Смелей на Суд Отца предстанет!

 

Дион

 

Ах ты, мерзавец, гад безбожный!

Еще как голову задрал!

Невольник жалкий, червь ничтожный!

Так значит, значит ты сказал,

Что крестной казни не боишься?!

Пожалуй, просто ты бодришься.

 

    (на несколько мгновений задумывается, хмурится, углубленный в воспоминание)

 

Возможно, правду ты сказал.

Уже однажды я видал

Как ваши славно умирают, –

Как будто праздник, смерть встречают.

Быть может, ты мне объяснишь

Откуда мужество такое?

Смотрю, и ты сейчас стоишь

В полнейшем, кажется, покое.

 

Алкей

 

Крепки мы  духом оттого,

Что силы взяли в нашей вере

Великой, правой и в примере

Таком внушительном Того,

Кто смерть попрал, приняв мученье

Жестокой казни во спасенье

Людей, нас грешных, умерев.

И кто познал Его ученье,

Земную жизнь свою презрев,

Совсем легко с ней расстается,

Когда за веру принял крест,

Поскольку в Рай он вознесется

Душой из грешных здешних мест!

 

Дион

 

А что же Рай, скажи, такое?

Наверно, место неплохое,

Раз вы стремитесь так туда?

Должно быть, там прелестно, да?

 

Алкей

 

То Царство дивное, Обитель

Оно Всевышнего, Творец

Который мира и Отец

Людей, нас грешных, и Спаситель.

Оно над нами, в небесах.

Оттуда правит Вседержитель,

Держа весь мир в своих руках.

В Раю есть жизни совершенство,

Ее прекрасный идеал.

Любой, кто в этот мир попал,

Обрел тот вечное блаженство.

Заказан грешным путь туда.

Тому открыты в Рай врата,

Кто жизнь прожил свою безгрешно

И в Бога веровал, конечно,

Иль кто за Бога жизнь отдал,

Иль как-то сильно пострадал.

А люди грешные, плохие,

Причем особенно такие,

Кто злобой к Богу обуян

И гонит, губит христиан,

Караются Всевышним строго.

Таких ведет одна дорога –

Туда, где правит сатана,

Противник самый главный Бога.

Зовется адом та страна,

А также бездной, преисподней.

А тот проклятый враг Господний

Зовется часто князем тьмы,

Нередко – дьяволом иль чертом.

В своем краю, во тьме простертом,

Он словно главный страж тюрьмы:

Людские души принимает

С огромной радостью, назад,

Однако, их не выпускает

И страшной казнью истязает.

Любой, попавший в этот ад,

От мук спасения не знает,

Их вечно вынужден терпеть,

В огне, карающем, гореть.

 

Дион

 

Намек понятен твой, – конечно,

Меня имеешь ты в виду:

Живу я, правда, очень грешно.

 

Алкей

 

Тогда гореть тебе в аду!

Чем больше грешнику мученья,

Тем больше черту наслажденья.

К тому же нету ничего

Ему приятнее того,

Чем Богу боль и огорченья

Своими кознями чинить,

Везде, где можно лишь, вредить.

Прекрасно зная, как желает

Всевышний всех людей спасти,

В свою Обитель вознести,

Всечасно дьявол искушает

Людей грехами – принуждает

К паденью души, чтобы ввысь

Не дать им к Богу вознестись.

 

Дион

 

Довольно, раб, не проповедуй –

Меня не сможешь ты вовлечь

В свое безбожье, но поведай,

Как мог ты верой пренебречь,

Которой преданы всем миром

Издревле люди? Как же мог

Ты вызов бросить всем кумирам,

Решив, что есть их лучше Бог?

 

Алкей

 

Да боги ваши, вера ваша –

Пустое это, ложь одна,

А вера истинная – наша!

Спасает душу лишь она!

 

Дион

 

Да как же ты, да как ты смеешь

Такое, дурень, утверждать?!

Хочу услышать, как сумеешь

Свою ты правду доказать!

 

Алкей

 

Что Бог единый существует

И нет языческих богов,

Одно преданье повествует.

Его поведать я готов.

 

Страной израильскою правил

Когда-то гнусный царь Ахав.

Свое правленье он ославил,

И трон, и царство запятнав

Такими грязными грехами,

Что Бог Израиль наказал

Тремя голодными годами.

Илью пророка Он послал

Сказать Ахаву, что страданье

От засух сильных – наказанье

За то, что много тот грешил.

Илья почти три года жил

В израильской пустыне знойной,

Ютясь в дому вдовы достойной,

Усердно Господу молясь

И Божьим промыслом кормясь.

Когда трехлетний срок кончался,

Тогда к Ахаву он пошел.

Ему сказать не побоялся

Зачем Господь его привел.

Илья при этом заявляет,

Что царь с народом почитает

Ваала, бога своего,

Поскольку все еще не знает,

Что тот совсем не Божество,

Что нет в реальности его.

 

Дион

 

Да как язык твой не отсохнет,

Сказав такое, как не сдохнет

Безбожник, это говоря?!

О, боги, терпите вы зря!

 

Алкей

 

«И чтобы вы могли постигнуть, –

Вещает далее пророк, –

Какой же истинный есть Бог,

Должны на холме вы воздвигнуть

Алтарь Ваалу своему,

И я там Богу моему

Алтарь, который подобает,

Который благость всем внушает,

Воздвигну тоже и потом

Молитвы к Богу вознесем,

Возжечь алтарь свой призывая

И чудо это нам являя,

Сомненья сразу разрешить

Какого Бога надо чтить.

 

Дион

 

Сказать по правде, та затея

Была, пожалуй, неплоха:

Довольно умная идея,

И в ней не вижу я греха.

Алкей

 

Ахав, немедля, согласился

Вступить с пророком в спор такой,

И сразу он распорядился

Жрецам алтарь поставить свой

Над всеми видимой горой.

Они его соорудили,

На хворост жертву возложили.

Когда божественный алтарь

Илья поблизости поставил

И дар святой на нем оставил,

Велел начать обряды царь.

Жрецы молились и плясали,

Себя жестоко истязали,

Стремясь Ваала упросить

Его алтарь воспламенить.

Но их усердье было тщетно –

Оно осталось безответно.

И лишь когда настала ночь

И стало им совсем невмочь,

Тогда молиться прекратили

И горько очень приуныли.

«Никто ваш хворост не возжег, –

Сказал пророк. – Воды  давайте,

Двенадцать ведер возливайте

На мой алтарь, и все же Бог

Его зажжет в одно мгновенье».

И был алтарь облит водой.

Едва Илья начал моленье,

Как пламень яркий и большой

Объял алтарь с тельцом закланным,

И этим пламенем посланным

Народ был крайне изумлен

И дивно Свыше вразумлен.

 

Дион

 

Не верю в ваши я сказанья:

Их любят очень сочинять

Твои собратья из желанья

Кумиров наших оболгать.

 

Алкей

 

Большое это заблужденье –

В кумиров вера! Да она

Лукавства беса порожденье,

Которому затем нужна,

Что в большей мере позволяет

Страданья Богу причинять,

Поскольку кто себя вверяет

Богам, возможность тот теряет

Блаженство райское познать,

Благой морали он не знает,

Ее совсем не хочет знать.

Ему ничто не помешает

Грехи любые совершать.

 

Оброя

 

Дион, зачем ты нечестивцу

Позволил, этому паршивцу,

Вести с тобою разговор,

Нести такой ужасный вздор?!

 

   (Дион повелительным, успокаивающим жестом заставляет ее замолчать.О б р о я   встает и уходит)

 

Алкей

 

Уже посредством веры вашей

Антихрист много сделал зла.

Оно разлилось грязной кашей

Грехов, которым нет числа!

Царят жестокость и насилье,

Разврат и алчности всесилье.

Несчастных тысячи людей

В неволи дикой изнывают

И власть карающих плетей

В безвинной муке принимают.

А сколько девиц и детей

В плену развратников страдают!

В угоду похоти своей

Иной подростков оскопляет

И жить в позоре оставляет.

 

Дион

(в сторону)

 

Да наш сосед как раз такой –

Известно всем, что он большой

Пригожих мальчиков любитель

И их жестокий оскопитель.

 

Алкей

 

А кто, скажи, мне всех грешней,

И учит кто грешить людей?!

Да боги ваши! В мифах тоже

Развратом славятся своим!

И люди многие, похоже,

Всего лишь подражают им.

Бойцы дерутся на арене

Для праздной публики, для тех,

Кто видит в этой страшной сцене

Одну всего лишь из потех,

Причем совсем не понимая,

Что взор убийством услаждая,

Берет на душу тяжкий грех.

 

Дион

 

Какой тут грех?! Да никакого

Греха не может в этом быть –

Смотреть на то, как раб убить

Один старается другого,

Чтоб нас развлечь. И что такого

Плохого в этом, не пойму,

Никак, никак в толк не возьму?!

 

Алкей

 

Нисколько нету пониманья

У вас, язычников, того,

Что жизнь дана для испытанья,

И кто не выдержал его,

Себя грехами запятнавши,

Свою погубит душу тот

И, гнев Всевышнего познавши,

Не в Рай, а в бездну попадет.

А грешных душ преобладанье

Несет всемирное страданье

И гибель рода всех людей,

А что же может быть милей

Тому, кто Богу больше боли

Всегда стремится причинить,

Как то совсем не сокрушить,

Что было создано по воле

Царя Небесного и что

Он любит сильно, как никто?

В кумиров вера вам мешает

В себе пороки побеждать,

Людей совсем не направляет

На то, чтоб лучше, чище стать.

 

Дион

 

Неправда: очень направляет!

Блаженных есть же острова,

Полей нет разве Елисейских,

Куда душа от бурь житейских,

На плоть утративши права,

Достойна если, улетает

И где счастливо обитает –

Беспечно, вечно? Этот край

Похож на ваш, наверно, Рай.

И разве нас не заставляет

В грехи желание не впасть,

Чтоб в мир прекрасный тот попасть?

А разве нас не устрашает

Возможность в тартар страшный пасть,

Который ад напоминает?

Туда опасность угодить

Немало тоже убеждает

Поменьше каждого грешить.

 

Алкей

 

Все это просто изощренность

Обмана злого сатаны,

Которым все возмущены,

В ком веры нашей убежденность.

Легко подумать, что служить

Его религия стремится

Добру, как наша, но годится

Лишь зло одно она творить

И души бедные губить,

Поскольку вы же состоите

В различных таинствах и мните,

Что это уж одно дает,

Когда живая плоть умрет,

Душе туда перенесенье,

Где счастье вечное найдет.

Однако это заблужденье!

Тельцов поболее заклав,

Дары богаче в храмы дав,

Уже за душу вы спокойны,

Уже уверены, что вы

Попасть в Элизиум достойны,

Творить недоброе, увы,

Уже нисколько не боитесь.

Поступок самый гнусный, злой

И то содеять не страшитесь.

И даже кто не плох душой,

Злодеем может стать – сознанье,

Что можно будет избежать

В загробной жизни наказанье,

Не может всех не развращать.

 

Дион

(Задумчиво, ни к кому не обращаясь)

 

И правда, я еще такое

Не видел – чтобы кто-нибудь,

Вступивши в таинство, плохое

Стал меньше делать хоть чуть-чуть.

 

Алкей

 

А те, кто в таинства не входят,

Грешат не меньше и к тому

В своем язычестве находят

Хороший повод потому,

Что Мир блаженных принимает,

Как вера ваша утверждает,

Того, кто в таинства принят,

Иль тех, что вовсе не грешат,

Которых просто не бывает.

Сумеешь мне назвать того,

Кто был бы чистым столь душою,

Что, жизнь прожив, ни одного

Греха не знал бы за собою?

 

Дион

 

Таких совсем не может быть.

 

Алкей

 

А боги ваши так жестоки,

Что можно слез пролить потоки,

Однако их не умолить

Грехи хоть малые простить.

И люди даже и такие,

Кто мог почти бы не грешить,

Но, зная, что и небольшие

Грехи не смогут искупить,

Уже хорошими не будут,

Держать в узде себя забудут –

Порокам легче волю дать,

Чем их всечасно подавлять.

Так вера ваша побуждает

Коварно каждого грешить,

И зло повсюду побеждает.

Но что его остановить,

Спасти людей, весь мир способно?

Конечно, вера христиан.

Она по силе бесподобна,

Добра великий океан,

Который зло, грехи затопит

И злых людей сердца растопит.

 

Дион

 

Ага, выходит ты темнил,

Когда, лукавый, говорил

О том, что грешных не впускает,

Безгрешных только принимает

В свои владения ваш Рай!

Давай-ка честно признавай,

Что сам себе противоречишь

И вздор полнейший ты лепечешь!

 

Алкей

 

Забыл лукавство уж давно –

Сказал я истинное, но

Не знаешь просто, что несходство

Еще большое есть одно

Религий наших и оно

Опять большое превосходство

Моей над вашею. Узнай –

Попасть и грешник может в Рай,

Когда покается и станет

Добру служить и перестанет

Грехами душу убивать

И этим Бога огорчать.

Настолько нас Он сильно любит,

Что если сам же человек

Себя грехами не погубит,

Хотя бы свой закончит век,

Живя безгрешно пусть немного,

Получит, может, и такой

Тогда прощение от Бога

И будет принят в Мир Благой.

 

Дион

 

Смотрю, используешь возможность

Такую даже совращать

Своею верой и в безбожность,

В смертельный грех нас вовлекать.

Понятно мне, что христиане

Легко умеют умирать,

Поскольку знают уж заране,

Что ждет потом их благодать.

Обману просто вы поддались

И это гибельный обман –

Нелепо с жизнью так расстались

Десятки тысяч христиан.

Однако я тебя сумею,

Ничтожный раб, разубедить –

Твой предрассудок победить!

Обман ужаснейший развею.

И лишь поэтому спешить

С твоею казнью я не буду.

Жрецов мудрейших отовсюду,

Известных самых, приглашу

И их устами возглашу

Победу веры в многобожье.

Они сумеют доказать,

Что вера ваша есть безбожье!

Тебе придется умирать,

Уже не веря в воздаянье,

И будет много тяжелей

Твое последнее страданье.

Ступай же в карцер, дуралей!

 

     Дион  жестом  руки приказывает увести Алкея. Стражник и Алкей  уходят.

      

 

      Сцена  третья

 

 

     Одна из комнат гинекея (женской половины) в доме Диона. У стены, обращенной к зрителям, стоит ложе. На нем, облокотившись на подушки, возлежит О б р о я. Поодаль стоят высокий фигурный светильник и стул.

     Входит Г л и к е р а.

                      

 

Гликера

 

Привет тебе, моя Оброя!

Пришла я брата навестить.

Однако утренней порою

Уже успел Дион отбыть,

Как мне сказали ваши слуги,

И я к тебе, моей подруге,

Зашла немного погостить,

О том, о сем поговорить.

 

Оброя

 

Привет, Гликера! Это верно

Дион на пир ушел с утра.

Себя он чувствовал так скверно,

Когда идти пришла пора,

На казнь как будто бы собрался –

Таким печальным внешне был.

Со мною словно он прощался.

Хотя идти туда спешил.

Не знала я, что приглашенье

На пир к куратору волненье

Такое может вызывать.

Да можно было б отказать.

Теперь гнетет меня сомненье

Пошел к наместнику ли он?

Возможно, мне солгал Дион –

Супруг испорчен мой ужасно.

Садись, Гликера, как прекрасно

Что ты зашла ко мне сейчас:

Поговорим о нем как раз.

 

     (Гликера  садится на стул)

 

Подход к Диону ты имеешь,

И, я надеюсь, мне помочь

Его исправить ты сумеешь.

А мне одной уже невмочь.

 

Гликера

 

Скажи, Оброя, что волнует

Тебя так сильно? Что, Дион

Опять развратом поглощен,

Опять он дома не ночует,

И домом стал ему притон?

 

Оброя

 

Да я была бы рада только,

Когда б вернулся он к тому,

Сейчас стал холоден к чему.

Пускай развратничал бы сколько

Всегда развратничать любил!

Богов бы только не гневил!

 

Гликера

 

Оброя, я не представляю

Как может тот богов гневить,

Кто их способен только чтить,

Причем усердно, как я знаю!

Пожалуй, нет среди других

Такого щедрого в закланьях,

В дарах богам. Дион в деяньях

Угоден им! Не он ли их

Всегда упорно защищает –

Врагов кумиров истребляет?!

 

Оброя

 

Так было раньше, это да.

Теперь совсем он изменился:

Не помню я уже когда

Творил закланья и молился.

Совсем другую жизнь ведет

И нашу веру не блюдет.

 

Гликера

 

Поверить в это очень трудно!

Возможно, пьет он беспробудно?

И это спьяну у него.

Такое что ль у одного?

Когда пьянчужки выпивают,

Они о многом забывают.

 

Оброя

 

Да он не пьет, совсем не пьет!

В притонах даже не гуляет!

Добру всех только наставляет

И в полной скромности живет.

 

Гликера

 

Да разве, разве ж это дурно?!

Всегда беспечный наш Дион

Гулял в притонах очень бурно.

Теперь богами вразумлен

Забыть грехов своих отраву.

Тебе же это не по нраву!

 

Оброя

 

Не то, Гликера, говоришь.

Его ты просто защищаешь.

Сейчас такое ты узнаешь,

Что быстро, быстро замолчишь.

Хозяйством нашим управляет,

Представь себе, христианин,

И в нем Дион души не чает.

Ему дороже только сын.

 

Гликера

 

Такого быть не может! Верно

Со мною шутишь ты, но скверно:

Подумать только, как умно!

 

Оброя

 

Какие шутки?! Не до шуток

Уже, Гликера, мне давно!

Не хочет верить в то рассудок,

Но верить надо все равно,

Реальность если заставляет,

Когда имением моим

Безбожник истый управляет,

Который здесь высокочтим!

 

Гликера

 

Поверить трудно! Мне известно,

Что брат настолько твердо, честно

Законы веры соблюдал,

Что если только узнавал,

Что в вашем доме появился

Безбожный раб, он так ярился,

Что казни крестной обрекал

Его, солдатам отдавая.

 

Оброя

 

Так было раньше, дорогая.

Признаюсь, я ругалась с ним:

Добром, считала, дорогим

Едва ли умно так бросаться.

Разумней, думала, стараться

Битьем безбожных вразумлять,

Чтоб к вере нашей возвращать,

Как, впрочем, делают другие, –

Рабы же очень дорогие.

Не все спешат на казнь отдать

Своих невольников заблудших.

Я знаю, люди не из худших

Не губят сразу же таких,

Но крепко розгой учат их.

Теперь уже я сомневаюсь,

Что с казнью нужно не спешить,

Когда безбожных встретишь, каюсь –

Скорее надо их казнить!

 

Гликера

 

Несчастный брат, свихнулся что ли?!

Как мог он разум потерять?!

Хозяйством вашим управлять

Дион поставил не того ли

Раба, которому позволил

С жрецами спор о том держать

Какая истинная вера?

 

Оброя

 

Он самый, он Гликера!

Ужасный тот христианин!

 

Гликера

 

Неужто правда он один

Их двадцать восемь переспорил,

Ученых самых опозорил?!

Дион мне это говорил.

Тогда я думала – шутил:

Сама ты знаешь, что имеет

Большую склонность тот острить,

Хотя  шутить он не умеет –

Лишь пошлость может говорить.

И я значенья не придала

Его поэтому словам.

К тому ж наивно полагала,

Что глупость их он понял сам.

 

Оброя

 

Так вот когда уже входило

В него то злое колдовство!

Так вот когда нам надо было

Уже бороться за него!

Неправда, нет, не мог, конечно,

С неправой верою своей

Невольник быть жрецов умней.

Об этом даже думать грешно!

Хотя меня на споре том,

Признаюсь, не было, но дом,

Когда наш гости покидали,

Тогда я слышала о чем

Жрецы друг с другом толковали.

Они с досадой утверждали,

В азарте громко говоря,

Что раб обрадовался зря:

Его победа очень спорна.

Пускай и спорил он задорно,

Пускай и складно говорил,

Но раз не всех их убедил,

То, значит, вряд ли победил!

 

Гликера

 

Выходит, выиграл сраженье

С жрецами он, раз большинство

Осилил. Все-таки его

Сильно логичное внушенье.

 

Оброя

 

Внушенье это – колдовство!

Оно их разум победило,

Точнее, просто повредило,

Как ум Диона моего!

 

Гликера

 

Бояться повод непустяшный!

Неужто он – христианин?!

По мне бы лучше был тельхин –

С Родоса оборотень страшный!

 

Оброя

 

О, нет, не думаю: пока,

Надеюсь, нашим он остался,

Еще не полностью поддался

Влиянью гнусного врага!

Пускай безумный уберечься

Не смог от яда вражьих сил,

Но кто кумиров так любил,

Не мог легко от них отречься.

Однако я боюсь, что год,

А, может, менее пройдет

Как станет он христианином.

О, лучше б, правда, стал тельхином

Иль кем угодно, лишь бы сам

Не стал противником богам!

 

Гликера

 

Давай, давай, пока не поздно

Его возьмемся вразумлять,

Вдвоем возьмемся и серьезно

От чар безбожника спасать.

А чтобы их пресечь источник,

Спеши мерзавца отравить –

Пусть сгинет этот непорочник,

Который хочет всех крестить!

 

             Входит с л у ж а н к а.

 

Служанка

 

Прости, владычица, но рвется

К тебе один центурион,

Нахально прет сюда, дерется –

Не хочет ждать нисколько он!

 

   В дверях появляется   П е р в ы й   ц е н-   т у р и о н. В руке держит небольшой мешок, в котором угадывается нечто шарообразное, продолговатое. На ткани мешка краснеет большое пятно.

 

Оброя

 

Да это римское нахальство

Известно каждому давно.

Конечно, римляне – начальство.

Повсюду властвует оно.

Уж если башни, не робея,

Они умеют захватить,

То разве святость гинекея

Способна их остановить.

 

    Первый центурион входит вглубь комнаты, грубо оттолкнув стоявшую на пути служанку.

 

       

   

 

первый центурион

 

Встречай меня, жена Диона!

Придется здесь центуриона

Тебе посыльного принять –

Не может дело подождать.

 

Оброя

 

Дела хозяин разбирает:

Хозяйка в них не понимает.

Его поэтому ты жди

Иль лучше позже приходи,

Поскольку он в гостях гуляет.

Наверно, день там проведет,

А, может, утром лишь придет.

 

первый центурион

 

Куратор дар прислал со мною.

Его я должен передать.

Нелегкий этот дар, не скрою, –

Его готовься ты принять.

 

Оброя

 

Куратор дар имел возможность

Диону дать легко совсем

Сейчас на пире: что за сложность

Вручить тому, пируешь с кем.

Его бы наш слуга доставил,

Тебя от этого избавил.

 

(с досадой бьет себя ладонью по лбу,

обращается к Гликере)

 

Однако, как же я глупа!

Как сразу я не догадалась?!

Да ведь дионова стопа

Туда совсем не направлялась:

Его, конечно, нету там!

Мои сбылися подозренья –

В другом он месте, нет сомненья!

Какой обманщик, просто срам!

 

первый центурион

 

Самой придется дар тяжелый

Тебе, несчастная, принять.

Теперь не знаю я, веселой,

Когда сумеешь снова стать.

 

    Первый центурион  кидает мешок с его содержимым на ложе Оброи. Оброя берет мешок, заглядывает в него, затем вдруг отбрасывает от себя, словно обжегшись, кричит вне себя от ужаса, падает на ложе, бьется в истерике. Потом затихает, впав в обморок.

     На крик вбегают  с л у ж а н к а   и   д в а  с т р а ж н и к а.. Служанка  заглядывает внутрь мешка, вскрикивает.

 

служанка

 

Случилось страшное, глядите!

Владыки это голова!

  

      (смотрит  на  О б р о ю)

 

Скорей хозяйке помогите!

Она, бедняжка, чуть жива!

 

    Служанка бросается к Оброе, хлопочет около нее. Гликера пятится от мешка, некоторое время стоит, онемев от ужаса.

 

Гликера

 

О, боги! Боги! Что случилось?!

Какая страшная беда!

Да где ж такое приключилось?!

В каком вертепе и когда?!

 

первый  центурион

 

В дому наместника Камила.

Его, куратора, рука

Ему мечом башку срубила –

Настолько ярость велика

Была, владевшая Камилом.

 

           (в сторону Оброи)

 

Теперь целуйся с своим милым,

Не сильно пахнет он пока.

                

                   (хохочет)

 

Гликера

 

Куратор, правда?! Как позволил

Себе такое он, злодей?!

Чью кровь в пирушке пьяной пролил?!

Того, кто лучший из людей

И всех в Коринфии знатней!

Нет, мы такое не оставим –

К суду злодея привлечем,

Его раскаяться заставим!

Да мы до цезаря дойдем!

Диона знает император:

Когда в Коринф он приезжал,

Его послушать пожелал –

Дион в то время был оратор,

Речами многих восхищал.

Ахайи пусть Камил куратор,

Ему не сможет это дать

Возможность кары избежать!

 

первый центурион

 

Да если Цезарь лишь узнает

О том, что сделал ваш Дион,

Его распять он пожелает,

Пускай уже тот умерщвлен.

 

Гликера

 

Да что же сделал он такое,

Что крестной казни заслужил,

Что даже мертвого покоя

Его бы цезарь наш лишил?!

 

   Оброя приходит в себя, садится на ложе.

 

первый центурион

 

Вначале пира это было.

Входную дверь я охранял

И в зале что происходило

Во всех подробностях видал.

Когда куратор возлиянье

Творил в кругу гостей своих,

Дион стоял на расстоянье

Совсем не маленьком от них.

Камил воскликнул в изумленье:

«Зачем стоишь ты в отдаленье

От места этого один,

Как будто ты христианин?!

Давай-ка, чтобы подозренье

Рассеять наше поскорей,

Возьми-ка кубок и возлей.

Дион помедлил лишь мгновенье.

Затем подходит к алтарю.

Однако он не возливает,

А вдруг, немыслимо, смотрю,

Кумира с силою толкает –

Гермеса статую свергает.

Пока не стали избивать,

Успел, проклятый, прокричать:

«Крушите лживых истуканов,

Гоните прочь своих жрецов!

Не будьте жертвою обманов

Пустых предметов и лжецов!

Один лишь истинный есть Боже!

Поверьте только в Одного!»

Начал он проповедь, похоже,

Но все пустились бить его

И рот заткнули нечестивый.

Меня куратор подозвал,

Мой меч в порыве гневном взял

И череп снес его паршивый.

 

    Гликера  в бессилии опускается на стул.

 

Гликера

 

Его спасти я не смогла.

Несчастный брат, твоя судьбина

Тебя вела и довела.

Однако благо, что кончина

Твоя не крестная была.

 

    (к первому центуриону)

 

А где, скажи, Диона тело?

Его же надо схоронить.

В любой семье святое дело

В Аид усопших проводить.

 

первый центурион

 

Велел куратор наш в стремленье

Урок неверным преподать

Тебе, Оброя, в погребенье

Злодея-мужа отказать.

Однако знаю, я где тело

Диона вашего теперь.

Талантов десять мне отмерь.

Его тогда доставлю смело. 

 

Оброя

 

Талантов десять?! Ах, злодей!

Мошенник, совесть поимей!

Богатство делаешь на горе!

А ладно, их получишь вскоре:

Совсем не время торг вести.

Велю тебе их принести.

 

первый центурион

 

Несите золото в повозку –

Она у входа, там, стоит.

И труп возьмете – в ней лежит,

Ужасно белый, как из воску.

 

      Сцена  четвертая

 

  

    Комната  в  доме  Диона.  На одре – тело Д и о н а. Около в черных изодранных одеждах, с волосами, посыпанными   пеплом,   сидят   на   стульях О б р о я  и  Г л и - е р а.

Оброя

 

Диона множество друзей

Всегда при жизни окружало,

В постыдной алчности своей

Его за щедрость обожало.

Но кто из них пришел сюда,

Когда случилася беда,

С своим товарищем проститься?

Никто не хочет приобщиться

К его позору. Ах, Дион,

Ты будешь скромно погребен.

Народ за ложем погребальным

Твоим толпою не пойдет,

К могиле с пением печальным

Свои дары не понесет.

Одни домашние, мы, будем

Тебя с позором хоронить,

Украдкой словно, на смех людям

Обряды нужные творить.

Но ты богатый, именитый,

Оратор, лаврами увитый,

Второй, наверно, Цицерон,

Достоин лучших похорон.

 

Гликера

 

Обидно, что друзья большие

Его забыли дружбы долг.

Но люди все они чужие.

А где же братья-то родные?

Не в силах взять я это в толк!

Неужто тоже поспешили

Они отречься от него?!

Предали?! Нет, скорей всего

Супруги это им внушили,

Стремясь мужьям своим не дать

Семью позором запятнать.

 

Оброя

 

Гликера, знаешь, сон приснился

Сегодня странный очень мне:

С крылами кто-то вдруг явился

В сиянье ярком, как в огне.

Промолвил он: «Отдай, Оброя,

Ночною темною порою

Диона к братьям отнести,

Чтоб с ними вместе погрести».

 

Гликера

 

Так вот же, вот же объясненье

Тому, что братья не пришли!

Какое злое совпаденье!

Боюсь, что смерть они нашли

В одно, наверно, время трое!

Какое горе, ах, Оброя!

Уйти скорее я должна –

Не только здесь теперь нужна!

 

 Оброя

 

Постой, Гликера, совпаденье

Такое вряд ли может быть.

Чума, холера иль сраженье

Могли б так быстро их убить.

Но страшной нет сейчас заразы,

Война же очень далеко,

И здесь Аиду нелегко

Забрать к себе трех братьев сразу.

 

Гликера

 

Боюсь, что братья те мои

Стерпеть позора не сумели

И даже жить не захотели –

Прервали сами дни свои!

 

Оброя

 

Тогда ступай. Пошлю с тобою

Рабов тебя я охранять –

Такою позднею порою

Нельзя об этом забывать.

 

    Оброя и Гликера  направляются к выходу. Им навстречу входят д в а   б р а т а  Диона. Немая сцена.

 

первый брат Диона

 

Какое горе, ах сестрицы!

Какой на нас на всех позор!

 

  (простирая руки к покойному)

 

О. жертва злобного убийцы,

Который так в расправах скор!

 

Оброя

(Гликере)

 

Так вот, гляди, они явились!

 

Гликера

(братьям) 

 

Чего же ночью, а не днем?

Иль вы в Коринфе заблудились,

В котором жизнь мы всю живем?

 

второй брат Диона

 

Сейчас едва ли было видно,

Как мы вошли в презренный дом.

Прийти же днем нам было стыдно –

Признаться вынуждены в том.

 

    Первый брат Диона, а за ним и второй,  прошли между женщинами к покойному и встали со скорбным видом около него.

 

первый брат Диона

  (картинно подняв руки)

 

Несчастный брат, тебя сгубило,

Наверно, злое колдовство.

Оно, Дион, скорей всего

Тебя к безбожникам прибило,

Убило брата моего!

 

 (уткнув лицо в ладони, начинает рыдать)

 

второй брат Диона

 

Твою ужасную кончину

Сумеем вряд ли пережить!

О если б вовремя причину

Ее мы взялись устранить!

Осталось нам себя винить.

 

   Оба брата рыдают. Затем направляются к выходу.

 

Оброя

 

Надеюсь, завтра вы придете

Иль здесь до утра подождете,

Чтоб брата с нами проводить,

Его в могилу опустить.

 

первый брат Диона

 

С Дионом мы уже простились

И нас не надо утром ждать:

Пока ума мы не лишились –

Зачем же в людях вызывать

Сомненье в нашем благочестье,

Зачем нажитой доброй чести

Себя неумно так лишать?!

 

второй брат Диона

 

Теперь придем сюда не скоро –

Когда уляжется молва,

Ваш дом воспрянет от позора,

На честь вернет свои права.

 

               Братья уходят.

 

Оброя

 

Гликера, видишь, ожиданья

Мои сбываются – одним

Излить придется нам страданья

Над милым умершим своим,

Когда насыплют холм над ним.

Рабов рыданья не считаю:

Конечно, будут те вопить,

Хотя в душе они, я знаю,

Диона будут лишь хулить.

Когда бы сын и дочь здесь были,

То больше было бы таких,

Его которые любили.

Однако нету дома их:

Они в отъезде, как известно

Тебе, наверно. Если честно,

Тому, пожалуй, рада я –

Спасли их дальние края

От этих сцен невыносимых.

Смогу ли все им рассказать,

Когда увижу вновь родимых?!

Придется горе им познать!

 

Гликера

 

А где же тот Алкей проклятый,

Диона что заворожил?

В беде он нашей виноватый –

Хорошей казни заслужил.

 

Оброя

 

Его сама я буду мучить!

Ужасной смертью гад умрет –

Глаза от боли будет пучить

И долго-долго поорет.

 

Гликера

 

Пойдем сейчас его разбудим!

С тобою душу отведем –

Его карать мы вместе будем.

Скорей в узилище пойдем!

 

   Обе женщины направляются к выходу из комнаты, но навстречу им входят  д в а   п о-

с л а н н и к а  х р и с т и а н с к о й  о б щ и-

н ы.

 

первый посланник

 

Скорби, Оброя. Мы с тобою

О муже праведном скорбим.

Гордись супругом ты своим,

Его кончиною такою!

 

Оброя

 

Возможно ль было ожидать,

Что в дом ко мне простолюдины

Придут Диону честь воздать?!

Сердца богатых, словно льдины –

Их горем нашим не пронять:

С Дионом стыдно им проститься,

И рада я хоть вас принять –

Теперь и это нам годится.

Не в силах, правда, я понять

Как можно мужем мне гордиться,

Когда закон он преступил,

В ряды преступников вступил?

 

второй посланник

 

Он не преступник! Преступили

Закон как раз злодеи те,

Его которые убили!

Расплата ждет их на Суде!

 

Оброя

 

Какой там суд! Хотя, конечно,

В разборе дела шанс бы был,

Когда бы так ужасно грешно

Супруг бы мой не поступил.

 

первый посланник

 

Дозволь, Оброя, нам с собою

Диона взять, чтоб схоронить,

С почетом к вечному покою

Его останки приобщить,

Не где усопших коринфяне

Давно привыкли погребать,

А где хоронят христиане –

Он должен с братьями лежать.

 

Оброя

 

Так вот вы кто! Теперь понятно

Кого я вижу. Вас кляла

Уже в душе я многократно,

Но в гости, право, не ждала.

Не вы ль Диона погубили –

В свое безбожье вовлекли,

Кумиров бить ему внушили?!

И вы, и вы сюда пришли?!

Ага, попались! Не удастся

В вертеп обратно вам уйти!

Теперь-то вам за зло воздастся –

Возмездье ждет вас впереди!

 

(четыре раза громко хлопает в ладоши)

 

Сейчас вы в карцер мой пойдете,

В страданьях ночь в нем проведете –

Помучу вас я крепко там,

А утром римлянам отдам.

Они распнут вас и умрете

В ужасных муках на кресте –

Казнить таких умеют те.

Познавши тяжкие мученья,

Христа забудете ученье!

 

   Вбегают д в а  с т р а ж н и к а. Оброя  указывает   им   на  посланников христианской общины.

 

Оброя

 

Возьмите гнусных христиан,

Сейчас же в карцер отведите,

Орудья пытки принесите

И соль для сдабриванья ран.

 

первый посланник

 

Не думай, что сумеешь этим

Святую Веру в нас сломить –

Тебе терпеньем мы ответим

И будем лишь благодарить.

 

   Стражники обступают христиан, каждый берет одного за руку. Гликера, пораженная догадкой, в страстном порыве преграждает им дорогу к выходу.

 

Гликера

(обращаясь к Оброе)

 

Постой, постой! Невероятно –

Вещал тебе такое сон!

Да разве, разве непонятно,

Что был и вправду вещим он!

 

   (подходит в сильном возбуждении к

Оброе)

 

Сомнений нет – о появленье

Гостей вот этих и вещал

С крылами Дух, что в сновиденье

Тебе чудесном просиял!

Смотри, все сходится: – сказал –

Должны прийти в ночную пору

Диона тело унести,

С братьями чтобы погрести.

Велел отдать тебе без спору.

Так вот под братьями кого

В виду имело Божество!

Конечно, это очень странно,

Довольно дивно и туманно!

 

первый посланник

 

Тебе был сон? Понятно мне

Кого ты видела во сне!

Конечно, Ангела. Служитель

Он Царства Божьего. Его

К тебе отправил Вседержитель

Своим посланцем для того,

Чтоб Волю Божью ты узнала

И нам препятствовать не стала.

Гневить ты Бога не дерзай –

Диона тело нам отдай

И зла ты нам не причиняй!

 

Оброя

 

Не может тот прислать веленье

С своим посланцем, нет кого.

Конечно, было мне явленье,

Однако бога моего –

Аида или Посейдона,

Гермеса или Аполлона,

А, может быть, еще кого.

 

второй посланник

 

Сама подумай, неужели

Хотя бы кто-то из богов,

Когда бы был на самом деле,

Полезным стал бы для врагов

И счел возможным потрудиться

Для них во сне к тебе явиться.

 

    Наступает долгое всеобщее молчанье. Удивленная, озадаченная Оброя отходит, под тяжестью глубокого раздумья садится на стул. Сидит, погруженная в мысли. Через некоторое время первый стражник опускает  руку,  которой  держал  за   локоть посланника христианской общины.Проходит секунд двадцать и второй стражник перестает держать другого посланника христианской общины. После этого молчание продолжается еще какое-то время.

 

первый посланник

 

Ну что, Оброя, разрешаешь

Диона тело нам забрать?

В сомненье, вижу, ты страдаешь,

Похоже, стала прозревать.

 

Оброя

 

О, что мне делать, я не знаю!

Как будто... Читать следующую страницу »

     Страница: 1 2 3    Следующая страница »

0

Понравилось стихотворение? Поделись с друзьями!

---

Последние отзывы и рецензии на
«Сокрушение кумиров»

Нет отзывов и рецензий
Хотите стать первым?

Просмотр всех рецензий и отзывов (0) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад