Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".

Таврида, Боспор, Меотида. Книга 1. В стране тавров

102

0

Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.

Херсонесский воин Арсений попадает в плен к свирепым варварам таврам, населявшим в древности южный Крым, Тавриду, как называли его тогда греки. Основной промысел этого народа был разбой, как на суше, так и на море. Захваченных в плен людей тавры не обращали в рабство, как другие народы, а приносили в жертву богине. Эта же участь ждала и Арсения. Но в то время тавры строили крепость (ее руины открыты археологами недалеко от местонахождения Херсонеса). Это спасло Арсения и его товарищей от скорой казни. Но всем ли им суждено остаться в живых и вернуться в родной Херсонес?

    В стране тавров   

 

       Глава первая

 

Все ближе тавры к Херсонесу

И вот увидеть уж смогли

Сквозь дымки легкую завесу,

Как будто тающий вдали

Красивый город, как виденье.

Вскричали тавры, но восторг

Нашло у них не восхищенье:

Крик дикой радости исторг

Порыв воинственный и жадный,

С которым варвары всегда

В набегах греков города

Губили в злобе беспощадной.

Помчалась с гиканьем орда.

Но вышел смело им навстречу

Гоплитов-стражников отряд –

Фаланги строй, за рядом ряд.

Началась яростная сеча.

Но силы слишком не равны –

Ряды фаланги сметены.

Пройдя по трупам, тавры скоро

Ворвались в греческую хору.

(Гоплиты – тяжеловооруженные греческие воины – П. Г.

Фаланга – особое построение греческой пехоты ровным сомкнутым строем. – П. Г.

Хора – территория, прилегающая к греческому городу-колонии, отводимая под сельхоз-угодья. – П. Г).

Усадьбы грабит тавр, людей

И скот уводит, лиходей.

Но подвиг стражи порубежной

Был не напрасен – посильней

Отряд собрал народ прибрежный:

Могучей поступью своей

Уже идет врагам навстречу.

Не могут выдержать те сечу,

И вот они уже бегут,

Бросая то, что захватили.

Эллины славно победили.

И так не раз уж было тут.

Домой уходит ополченье.

Однако всадников отряд

Преследовать бегущих рад.

Разит врагов в ожесточенье.

Но это стоило ему

Проблем немалых самому.

Въезжает в таврские владенья.

Теперь закончился простор –

Вокруг толпа огромных гор.

На склонах мрачные селенья.

И много воинов лихих

Бегут с оружием из них.

Попали греки в окруженье.

Опять жестокое сраженье.

Отряд отважный обречен.

И вот лежат в крови эллины

Среди красивейшей долины.

Не каждый насмерть поражен:

Иные стоны испускают.

С десяток раненых таких,

Что могут встать, идти. Других

Жестоко тавры добивают.

С трудом плененные идут.

В деревню тавры их ведут.

Отборной бранью осыпают.

Вошли в селение. Кругом

Из камня дикого строенья.

Видны над ними украшенья,

Весьма ужасные причем, –

Нельзя глядеть без содраганья:

На кольях головы людей,

С лицом предсмертного страданья,

Отсек которые злодей.

И каждый грек подумал в дроже:

Недолго будет он живой,

И тавр проклятый головой

Его украсит дом свой тоже.

На пленных греков поглядеть

Сбежалось целое селенье.

Столпились тавры. В озлобленье

Браня их, начали галдеть.

Пришел какой-то с виду важный

Других одетый лучше муж,

Известный этим грекам уж –

Один из таврских вождь

                                отважный.

Его увидев, сразу все

С большим почтеньем замолчали.

Притихли даже люди те,

Что были злее всех вначале.

Вождь тоже явно разъярен.

С плененных гневный взгляд

                                        не сводит.

Сказал по-таврски что-то он,

И их в узилище отводят.

Когда закрылась его дверь,

Пришло к ним сразу облегченье,

Поскольку, значит, не теперь

Голов их будет отсеченье.

(Всех пленных тавры обычно

приносили в жертву своей богине

Деве, отсекая им головы. – П. Г.).

Но тяжко грекам все равно –

В них чувство ужаса сильно:

Несчастным ясно, что не очень

Надолго их конец отсрочен.

 

Остаток дня и ночь прошли.

Уж утра свет в дверной щели.

В тягчайшем эллины страданье –

Ужасной скорой казни ждут.

Легко понять их состоянье.

И вот шаги! Уже идут!

Оружья слышится бряцанье.

Вошли пять воинов. В руках

У каждого по паре мисок.

Почти оставил греков страх –

Не так конец их, значит, близок,

Ведь разве будут тех кормить,

Кого хотят сейчас казнить?

Потом пришел и местный лекарь,

Который пахнул, как аптекарь.

Осматривать плененных стал.

Причем принес кору он дуба.

Ее старательно жевал,

На раны эллинские клал.

Хотя болезненно и грубо,

Но все же их уврачевал.

Когда ушел, все греки стали

Загадку эту обсуждать.

Они уже предполагали,

Что их не станут убивать.

«Возможно, выкуп ожидают?» –

Один сказал. «Да нет, его

За пленных тавры не желают –

Подряд всем головы срубают,

Чтоб радо было божество».

Ему ответили: «Так что же

Их заставляет нас щадить?

На то не очень-то похоже,

Что греков стали вдруг любить».

Такое было обсужденье.

Промолвил кто-то в заключенье:

«Нам просто, парни, повезло».

Пятнадцать дней в плену прошло,

А их по-прежнему лечили,

Неплохо, в общем-то, кормили.

Вот день шестнадцатый настал,

Который им разгадку дал.

В узилище к ним тавр заходит,

Хозяйским взглядом их обводит.

«Гляжу, здоровы все, сильны.

Ну что ж, давайте, выходите –

Для дела будете нужны.

Но только, эллины, смотрите,

Не вздумайте бежать. Идите», –

Сказал по-гречески и вон

Из камеры выходит он.

За ним – и греки. Там, снаружи,

Десятков пять мужчин, с оружьем,

Их окружают и потом,

Построив эллинов гуськом,

Ведут куда-то из селенья.

Тропою горной и лесной

Приводят к стройке их большой.

Стоят здесь мощные строенья,

Но не достроены: видны

Где башни часть, где часть стены,

Из крупных камней сложены.

«Достроить крепость вы

                                должны», –

Сказал эллинам надзиратель,

Суровый стражник и каратель,

Который греков знал язык

(А речь его была, как рык).

«Покуда будете вы строить,

Найдете здесь еду и кров.

Удастся скоро нам утроить,

Уверен я, число рабов.

Бежать отсюда не пытайтесь,

Иначе будет с вами то,

Что стало с теми, догадайтесь,

Кого ввиду имею, – кто

Работал здесь до вас: бежали,

Но наши быстро их поймали

И всех в лесу на тех дубах,

Как и положено, распяли.

Еще висят они там – страх.

И скоро снимут их едва ли.

Туда вас сводят показать,

Чтоб вы не думали бежать.

 

     Глава вторая

 

Трудились так херсонеситы,

Как не трудились никогда,

Поскольку были из элиты,

Всегда далекой от труда,

К тому же рабского, который

Настолько был порой тяжел,

Что не один из них нашел

На каторге конец свой скорый.

Закончив день рабочий, в дом-

Тюрьму на отдых приходили,

Где забывались крепким сном,

А рано утром их будили,

Опять на стройку уводили

И снова мучили трудом.

 

Однажды ночью между ними

Шел тихий важный разговор.

Сказал со вздохом Квентипор:

«Трудами тяжкими такими

Нас скоро всех сведут в Аид, –

Затем тихонько говорит:

Бежать бы надо». «Не удастся, –

Шепнул с тревогой Аристарх, –

Ах, как бы нам не оказаться

В лесу здесь тоже на дубах».

«А я считаю, попытаться

Должны мы все же». «Но одна

Попытка будет, и она

Всего скорее завершится,

Как у рабов, что здесь до нас

Осмелились бежать решиться –

Схватили их в недобрый час».

«Уж лучше смерть, чем жизнь

                                               такая».

«А смерть-то, видел ты, какая

Была у них – водили нас

Взглянуть на то, что от бежавших

И гибель страшную принявших,

Висеть осталось. Нет, такой

Я не хочу конец. Другой

У беглых он и не бывает –

Из вас любой об этом знает».

«А может быть, не словят нас.

Надежды что ль совсем нет в вас?

Неужто все так безнадежно?

А может быть, бежать возможно?»

«Какой там. Что ты, нет, навряд –

Большой охранников отряд.

У них всех луки, стрелы, кони –

Уйти не сможем от погони».

«И кроме этого любой

У них хороший часовой».

«А может, все-таки поможет

Бежать нам кто-то из богов».

«Не любят боги всех рабов

И им страданья только множат».

«Выходит, жребий наш таков».

«Ах, что нам делать? Вот досада.

Остаток жизни нашей весь

Неужто мы угробим здесь?»

«Впадать в отчаянье не надо, –

Сказал Арсений. – Вас друзья

Спасти смогу, наверно, я».

Воззрились все херсонеситы

Туда, где голос прозвучал,

Но тот, кому принадлежал,

Во тьме не виден был. «Иди ты, –

С усмешкой кто-то прошептал, –

Еще нашелся нам спаситель,

От рабских уз освободитель.

И как собрался нас спасать?»

«Конечно, мог бы рассказать,

Однако буду ждать до срока –

А вдруг появится сорока,

Что может тайну разболтать.

Ее охотно сам раскрою

Ночной ненастною порою.

Придется, парни, подождать».

Пока они так говорили,

То незаметно для себя

В глубокий сон опять уплыли.

Причем иные, сладко спя,

В родные дали улетели:

Рабы здесь радости другой

Среди страданий не имели.

Однако часто сон плохой

Им нес мученье: то, что было

В реальной жизни, что губило.

Но кто б какой ни видел сон,

Встречал с трудом день новый он,

Когда ужасный лязг засова

Звучал за дверью утром снова,

Когда охранник к ним входил,

Ногою грубо их будил.

И так они тогда страдали,

Что все на свете проклинали.

Но легче было в этот раз,

Поскольку вспомнилось сейчас,

Что им сказал вчера Арсений:

Пришла надежда на спасенье.

И стали очень ждать теперь

Ненастье бурное ночное,

Чтоб враг, открывши утром дверь,

Вошел в узилище пустое.

 

С погодой долго не везло –

Была тишайшей, как назло.

Но вдруг вдали зарокотало.

Темней стал южный небосклон.

Темнел все больше, больше он.

И вот вблизи уж грохотало,

И много молний заблистало.

Рабы тогда с работы шли.

В тюрьму их скоро привели

И вход закрыли дверью крепкой.

Ее засов сжал хваткой цепкой.

Арсений теми окружен,

Кого спасти желает он.

«Еще пока что не приспело:

Пусть в дом уйдет охрана свой,

Вблизи лишь будет часовой,

Тогда начнем мы наше дело.

Когда начать, скажу я сам», –

Сказал Арсений землякам.

Снаружи страшно громыхнуло.

Бьет ливень в крышу, словно град:

Попав в такой, не будешь рад.

Немного времени минуло.

«Ну вот теперь все расскажу, –

Сказал герой наш. – Я приметил

В стене местечко – покажу.

Проснулся как-то, но лежу.

Тот ранний час уже был светел.

Лучи бьют в щели. Вдруг гляжу,

Просветы плиту описали

И сразу видно, что она

Халтурно так уложена,

Что сжата ближними едва ли.

Ее попробуем извлечь,

И, если будет нам везенье –

Утратил в бурю стражник бденье,

Побег не сможет он пресечь».

Арсений всунул пальцы в щели,

Напрягшись очень, потащил,

А было в нем немало сил,

И камень, хоть и еле-еле,

Огромный, все-таки извлек

(Стоявший рядом друг помог).

Просвет большой образовался.

Пахнуло холодом, дождем.

Еще сильнее гром раздался.

Сказал Арсений: «Ну, пойдем».

Просунул голову в отверстье,

Затем наружу вылез весь.

«Куда вы прете сразу вместе?!

Вначале ты что ль, Агис, лезь», –

Услышал сзади. Оказался

Промокшим с ног до головы:

Ужасный ливень низвергался

Из бездны темной синевы.

Пошел под каменной стеною,

Блестящей влагой дождевою.  

Едва за угол завернул,

Увидел вдруг перед собою

Он стража-тавра, с головою

Себя который завернул

В два-три плаща больших.

                                        Поскольку

Свисала ткань плащей со лба,

То не увидел он нисколько

Вблизи возникшего раба.

Ударом мощным оглушенный

Упал на землю часовой,

Меча Арсением лишенный

И сразу им затем пронзенный,

Отправился он в мир иной.

Покончив с ним, раб распрямился,

Взглянул направо. Дождь все

                                               лился.

В завесе серой тысяч струй

Мелькнули тени. Убегавший

Один сказал: «За нами дуй».

Куда бегут друзья видавший

Арсений тоже поспешил.

И вот уже он с ними был.

Вбежали в лес. Дождя шуршанье

О листья слышится вокруг.

Кругом – стволов, кустов качанье,

Ветвей корявых, будто рук,

На малом только расстоянье

Лишь силуэтами видны,

А дальше – серая завеса.

Минуту каждую слышны

Удары грома. А по лесу

Порывы ветра в вышине

Порой гуляют. Как в огне

Все вдруг становится в мгновенье

И ярко, аж до ослепленья:

Разрядов молний это свет,

Громам сверкающих во след.

Руками ветви раздвигая,

По чаще движутся рабы,

Не видя тропки иль тропы.

Бегут, куда совсем не зная,

Стараясь дальше убежать

От тех, кто будет их искать.

Стихать ненастье начинает.

Уже дождь вовсе не идет.

Теперь вдали лишь громыхает.

Кругом, как будто все вздыхает

И будто радостно поет.

Но хоть улучшилась погода,

И хоть довольная природа

Глядится явно веселей,

Вокруг не сделалось светлей:

Уже в час этот вечерело.

В просветах зарево горело.

Закат лучи свои разлил.

Красиво, ярко он багрил

Деревьев, скал и гор вершины

Вокруг темнеющей долины,

Которой греки наши шли.

Теперь понять они могли,

Каким идти маршрутом верно.

Но уж измучились безмерно.

Дают себе все ж отдохнуть,

Хотя, конечно, только чуть.

Затем продолжили свой путь.

Как в южном крае то бывает,

Ночь очень быстро наступает.

Идут эллины и во тьме:

Одна же мысль у них в уме –

Боязнь, что тавры их догонят

И в руки, ноги гвозди вгонят,

Распяв на гибельных дубах

Другим невольникам на страх.

Находят путь по силуэтам

Огромных гор: как те стоят

Они запомнили, закат

Когда багрил их слабым светом.

И вот те горы позади.

Темнеет чаща впереди.

К утру достигли края леса.

Добраться чтоб до Херсонеса,

Осталось поле перейти.

«Когда пойдем, как на ладони

У тавров будем и легко

Догонят нас – у них же кони:

Уйдем мы вряд ли далеко, –

Один из беглых молвил. – Надо

В лесу до ночи подождать

И путь потом уж продолжать».

«Ты хочешь ждать здесь

                                  тавра-гада,

Чтоб нас, как кур переловил, –

Ему товарищ возразил. –

Нельзя терять нам и мгновенья:

Сейчас идемте, даже шанс

Пускай один из ста у нас.

И это лучшее решенье.

Встречали смерть уже не раз,

Но избежали смертный час».

Его такое предложенье

Нашло у греков одобренье.

Еще один проговорил:

«Из вас любой эфебом был,

Нес службу в страже пограничной

И там, где пост ее обычный.

И вы все знаете, какой

Проход опасный здесь ночной:

Блуждают конные разъезды,

Чтоб не позволить сделать к ним,

В край тавров, мощные наезды,

Которыми обычно мстим

За то, что нам несут страданье».

Его о том напоминанье                    

Согласней сделало всех в том,

Что надо путь продолжить днем.

(Эфебами в древней Греции назывались воины от 18 до 20 лет, проходившие срочную службу. Как правило, использовались в пограничной страже. – П. Г.).

Они пошли. Идут по полю.

Шагают час уж по нему

И мнится уж не одному,

Что вырвался из пут неволи,

От смерти спасся. Только вдруг

Настигли тавры их. Вокруг

Толпятся всадники. Кидают

На них арканы. Попадают,

Обратно тянут за собой.

И лишь Арсений, наш герой,

Поскольку меч в руках имеет,

Веревки рубит. К одному

На круп взлетает, потому,

Что это делать он умеет.

На землю сбросил седока –

Сильна Арсения рука.

Затем коня туда направил,

Где тавров меньше. Перед ним

Их пять иль шесть. Двух

                                    обезглавил, 

Клинок вонзил в тела троим.

И вот уже по полю мчится.

Но в город путь ему закрыт.

Обратно в таврский лес стремится.

Маршрут движения лежит

Немного прежнего правее.

Под ним отличный конь, быстрее

Намного вражеских коней.

Отстали те на целый стадий.

Разрыв становится длинней.

Не слышны крики тавров сзади.

(Стадий – мера длины у древних греков, в каждом полисе своя: от 180 до 195 метров. – П. Г.).

Они поняли, видно, что

Его почти что упустили.

Но луки есть у них зато.

И стрелы вслед ему пустили.

Но был немалый недолет.

И правда, видимо, уйдет!

Уже вомчался в лес Арсений.

Когда становится густой,

С коня слезает наш герой

И ищет в зарослях спасенье.

Они неплохо помогли.

Сумел в лещине притаиться

Не хуже, чем лесная птица.

Эллина тавры не нашли,

Как ни старались, и ушли.

 

   

        Глава третья

 

Герой наш в чащу углубился.

У дуба мощного присел,

К стволу спиною привалился.

Минут пятнадцать посидел

И в сон глубокий провалился.

Проснулся в полной темноте.

Подумал сразу же: «Я где?

Ах да, все вспомнил! Нынче вволю,

Похоже, выспался. По полю  

Сейчас попробую пройду –

Себе на радость иль беду.

Кто ходит тайно, верит ночкам».

Ученый грек по блесткам-точкам

Небесным верно понял путь.

Идет внимательно по чаще

Сквозь мрака и тумана муть.

Теперь дубы все чаще, чаще.

Промеж чернеющих стволов

Сереют узкие просветы.

Вдруг видит в них он силуэты

Пяти-шести больших волков.

Но смелый грек не растерялся:

К стволу широкому прижался

Своей могучею спиной –

Теперь за тыл спокоен свой.

Его волчары окружили.

Была в них ярой злобы страсть –

Рычали страшно. Но напасть

Еще пока что не спешили:

С людьми имели, видно, те

Когда-то опыт столкновенья.

Клинок, мерцавший в темноте,

Никак не мог придать им рвенья.

И, как бывает, каждый ждал,

Когда другой решится первый:

Лишь землю в ярости копал.

Но скоро сдали волчьи нервы –

В атаку бросился вожак.

На меч попался, как простак.

Затем эллин второго ухнул,

И тот ему под ноги рухнул.

Забыли волки про того,

Хотели съесть сейчас кого,

И с жадным яростным рычаньем,

А также с радостным урчаньем

Вождя жрать стали своего.

Остались скоро только кости.

На грека нашего рыкнув

И так, как будто бы икнув,

Для вида лишь, без всякой злости,

В чащобе скрылись все лесной,

Объятой теменью густой,

Ему оставив мяса долю.

Куски мечом он отрезал,

От волка, что в ногах лежал,

И, ев, насытился им вволю.

 

Затем пришел герой наш к полю. Он видит четко под луной

В разъездах всадников отряды.

Арсений думает: «За мной

Они охотятся все, гады.

Видать, надумали поймать

Меня во что бы то ни стало,

Чтоб тем, кто в рабстве, показать –

На стройке их сейчас немало, –

Что коли вздумают бежать,

То смогут каждого поймать

И кары им не избежать.

Меня поэтому там будут

И днем, и ночью поджидать,

А также здесь не позабудут

Меня по зарослям искать,

А значит, надобно другую

Найти дорогу в Херсонес».

Придумал сразу же какую

И в темных зарослях исчез.

 

Идет в обратном направленье,

Затем на юг он правит путь.

В хорошем очень настроенье

Себе позволил отдохнуть.

В кустах под деревом ветвистым

На мягкой травушке прилег.

Поспал, наверное, с часок.

Проснулся, встал с рассветом

                                        мглистым.

И снова к югу он идет.

Намного путь свой удлиняя,

Селений движется в обход.

Завидит тавра, так свернет,

Опасной встречи избегая.

Пока иль крался, иль шагал,

На отдых тратил лишь минутки.

Но ночью все-таки поспал.

В пути провел уже он сутки.

С печалью думал о друзьях.

Была причина для печали:

Несчастных, их уже распяли

На тех стволах и тех ветвях,

О коих мы упоминали.

Меж ними был свободный дуб.

Палач с кривым изгибом губ,

Кивнув на ствол, сказал распятым:

«Недолго будет не занятым –

Поймаем скоро мы того.

Готово место для него».

  

Проснувшись утром, продолжает

Арсений двигаться на юг.

Доносится до слуха стук

Колес телеги. Взор кидает:

Промеж деревьев, замечает

Быка могучего, а тот

Арбу груженую влечет,

С добром каким-то. Сверху дева

На нем сидит, а рядом слева

С оружьем тавр идет большой,

Поодаль чуть идет другой.

Арсений понял кто такая

Девица эта, что везут

В повозке, рядом с ней шагая,

Два этих воина. И тут

В герое нашем удаль злая

Взыграла вдруг, и вышел он

Из чащи быстро на дорогу.

Настолько как боец силен,

Что два врага ему немного,

Сильнейший с ним в сравненье

                                                    плох.

Покончил с ними в два мгновенья.

Сразить бы мог и сразу трех:

Искусным сделали ученья,

А также многие сраженья.

Сказал девице: «Понял я,

Что ты, конечно, с корабля,

С которого добро все это».

С восторгом глядя на атлета,

Она его благодарит

И вот ему что говорит:

«На Лемнос плавала с братьями

Почтить святилище дарами.

(Комплекс храмов на острове Лемнос в Эгейском море был местом паломничества многих греков. – П. Г.).

Когда уж ехали домой,

В Мермекий, город наш родной,

На нас напали злые тавры.

Они страшны, как минотавры.

Старались наши дать отпор.

Не в пользу их решился спор.

Погибли многие мужчины,

Наверно, больше половины.

Когда достигли мы земли,

То всех, кто выжил, повели

Куда-то тавры, а другие,

Два эти варвара лихие,

Добро забрали с корабля,

Сложили в арбу. С ним меня

Везут уже почти два дня. –

Она заплакала: – Три брата

Мои погибли». «Да, утрата,

Конечно, очень велика,

И будет жить в тебе тоска

По ним всю жизнь, но положенье

Твое все ж лучше, чем у тех,

Кого с тобой пленили, – всех

Отдали в жертвоприношенье.

Не будь красивой ты такой,

Рассталась тоже б с головой.

Имеют тавры намеренье

Вождю подарок сделать, но

Такому быть не суждено.

И если ты пойдешь со мною,

То сможем, может быть, с тобою

Из этой Таврики бежать,

Поживой варварам не стать.

До моря надо лишь добраться,

Точнее, в зарослях пробраться.

Найдем там лодку и, когда

Ночная будет темнота,

На воду спустим. Путь направлю

В родную гавань, город мой,

Что Херсонес зовут Святой.

Когда прибудем, то отправлю

Тебя в Мирмекий твой родной».

 «Я буду только очень рада

Пойти сейчас же за тобой.

Причем известно мне, где надо

Искать их лодки – покажу.

И как добраться расскажу».

(Херсонес Таврический был обожествлен своими жителями, поэтому назывался  Херсонес Святой – П. Г.).

«Теперь нам надо торопиться,

А то в любой момент сейчас

Здесь могут тавры появиться –

Не будет радостно для нас.

Однако надо взять чего-то,

Поскольку трудная забота

Себя в дороге прокормить

И от напастей защитить».

Он снял с убитого одежду,

Надел скорее на себя,

Что увеличило надежду,

Страною тавров злых идя,

У них не вызвать подозренье.

И взял его вооруженье –

И лук со стрелами, и щит,

И меч, который был на вид

Получше, чем клинок с ним

                                        бывший

(Зато неплохо послуживший).

В то время дева в узелок

Взяла в дорогу пищу впрок.

Взяла, конечно, и огниво –

Костер же надо разжигать:

Огонь из искры добывать

В то время не было уж диво.

С убитого второго снял

Арсений плащ хороший, дал

Его девице и сказал:

«Возьми вот это – пригодится

От холода, дождя прикрыться,

На землю ночью подстелить.

Теперь нам надобно спешить».

Забрав что нужно, в чаще

                                  скрылись.

Уйти подальше торопились

От места, где убить пришлось

Герою нашему двух тавров,

Что было бы достойно лавров,

По мненью эллинов, но злость

Должно у тавров вызвать было,

Нашедших трупы их: грозило

Погоней это. Но прошло

Часа уж три: им повезло,

Спешившим грекам, убежавшим,

Себя схватить врагам не давшим.

 

Теперь смогли они вздохнуть

И хоть немного отдохнуть,

А также пищей подкрепиться.

Покуда ели, разговор

Они вели: «Все ж не годится,

Что мы не знаем до сих пор

Имен друг друга, – он заметил. –

Столь скорый бег тому вина».

«И как зовут тебя?» – она

Его спросила. Он ответил:

«Мои простые имена –

Арсений я, а сын Эсхила».

«А я – Лакрина, дочь Ахилла, –

Вот так меня, Арсений, звать».

Пора бы нам нарисовать

Хотя б немного их портреты.

Арсений был широк в плечах,

Как все хорошие атлеты.

Большие мышцы на руках.

Имел красивое сложенье.

Он роста среднего. В глазах

Синеет неба отраженье.

Оттенок русый в волосах.

Лицо красиво красотою

Немного грубою, мужскою.

Хламидой рваною покрыт,

Но не имеет жалкий вид.

Лакрина – крепкая брюнетка,

Довольно броской красоты,

Какую встретить можно редко:

В лице невинные черты.

Под тканью тонкого хитона,

Телесно-розового тона

Бугры круглятся женских форм,

Внушительней обычных норм.

Она б любого впечатлила.  

 

Поев лепешек, Хлеб Ахилла,

Они продолжили свой путь.

Теперь неспешно шли – устали.

При этом часто позволяли

Себе присесть и отдохнуть.

(Хлебом Ахилла греки называли хлеб высшего качества. – П. Г.).

Прониклись вскорости друг к другу

Они симпатией большой:

Он видел в ней свою подругу,

А для нее был друг-герой.

Но вот и вечер. На лужайке

Они устроили ночлег.

С нее взлетели птичек стайки,

Когда явился человек.

Трава мягка здесь, как перина,

К тому ж есть плащ: как на постель

Арсений лег, легла Лакрина.

У них поспать одна лишь цель.

Хотя, как греки все, Морфею

Молитву на ночь вознесли,

Чтоб сны получше их нашли,

Такое страстное волненье

Владеет ими между тем,

Что не унять его ничем.

Он вдруг руки ее коснулся.

Она ее не убрала.

Почти вся робость в нем прошла.

На правый бок он повернулся,

Глядит в огромные глаза.

Они, как будто чудеса

И сладость счастья обещают,

Уста улыбкой поощряют.       

И он целует жадно их. 

И лес, и мир весь для двоих

На время, словно исчезают –

Так ласки сильно поглощают.

 

Проснулись утром он, она,

И снова страсть была сильна.

Потом пошли, держась за руки,

И я замечу, что в пути

Они ничуть не знали скуки,

Но много ли могли пройти?

Сказал Арсений: «Если даже

Твоя невинность таврской стражей

Была в пути сохранена,

То, как и думал я, она

Была вождю припасена».

Лакрина молвила: «Однако

Ко мне все лез один, собака, –

Полапать очень уж желал.

Ему напарник не давал

И пару раз по морде дал».

Лакрина помнила какою

Ее дорогою везли.

Лесной чащобой стороною

Ей параллельно они шли:

И расстояньем было больше,

И временем намного дольше.

Еды закончился запас,

Но лук от голода их спас.

Эллин охотился успешно.

Замедлила им путь, конечно,

Охота сильно, но настал

Момент, когда вдруг между скал

Глазам открылось сине-море.

В сердцах влюбленных, словно

                                                   горе:

Они не знают, что их ждет –

Удача иль наоборот –

Поймает тавров злых орава,

И будет страшная расправа.

Прервется жизнь и счастье с ней.

Решили хоть немного дней

Пожить счастливо на природе:

Безлюдно здесь – надежно, вроде.

Гористый, девственный пейзаж,

Куда ни глянь – везде красиво.

Хороший сделали шалаш

И в нем зажили так счастливо.

Охота днем и вечера

В объятьях страстных у костра.

И тоже сладостные ночи.

Но, как известно, если очень

И очень даже хорошо,

То будет вскорости ужо,

Как в давню пору говорилось.

И вот плохое приключилось.

Нежданно тавры вышли к ним

И так, как будто бы к своим.

Их было четверо. Охотой,

Наверно, были заняты, –

Должно быть, главной их заботой.

При них оружье, что труды

Охотников сопровождает –

Лишь луки, стрелы да ножи.

Один в руке копье сжимает.

«Уйти отсюда поспеши, –

Сказал Арсений тихо милой, –

Когда начнем мы спорить силой».

Приветствие он тавров знал

И им ответил, но при этом

Схватил оружье и напал,

И это было тем ответом,

Которое им дать желал.

Они никак не ожидали,

И двое сразу наземь пали,

Его сраженные мечом.

(При этом тот, что был с копьем).

Назад другие отбежали.

Натягивать тетивы стали.

На миг их грек опередил –

Уже стоял тот, целясь луком.

Разжался лук с обычным стуком,

Стрелою третьего пронзил.

Четвертый выстрелил. Промчалась

Мгновенно острая стрела

Вблизи эллинского чела,

Вонзилась в ствол и закачалась.

Арсений вновь стрелу пустил

И ею тавра поразил.

В волненье радости великом

Из чащи выбежала с криком

Лакрина, бросилась на грудь

Она любимому. Призналась:

«Я так за жизнь твою боялась,

Что дух во мне был лишь

                                         чуть-чуть».

«Нельзя здесь больше оставаться –

Когда их хватятся, тогда

Настигнуть может нас беда:

Нам надо к морю пробираться,

И очень надо поспешить,

Чтоб план мой все ж осуществить.

Опасен очень, но другого

У нас нет больше никакого».

…Со вздохом бросив грустный

                                                 взгляд

На место, где большое счастье

Дало им множество услад,

Довольные Киприды властью,

Они молитвы ей творят.

(Киприда – одно из имен богини любви Афродиты, по названию острова Кипр, где она появилась на свет. – П. Г.).            

Затем уходят прочь отсюда.

Опять на юг идут, откуда

Морской уж слышится прибой.

Лакрина нашего героя

Приводит к бухте небольшой.

Они, в густом подлеске стоя,

Глядят туда из-за ветвей.

На отмели прибрежной всей –

Большие лодки. Их – десятки:

Лежат где в ряд, где в беспорядке.

Большой корабль – на берегу,

Точней, его один лишь остов.

А тавров там, наверно, со сто.

«Достался наш керкур врагу.

(Керкур – торговое греческое судно, с парусом и веслами. – П. Г.).

Они не строят, а ломают –

На доски что ли разбирают? –

Лакрина молвила. – Одни

От судна ребра лишь остались.

А тавры, будто муравьи

В убитом теле дружно взялись

Нутро и мышцы пожирать».

«Как мы, эллины, совладать

Не могут тавры с кораблями –

Водить их в море, но ладьями

Зато умеют управлять.

На всех пиратски нападать.

Когда корабль чужой захватят,

У них на то уменья хватит,

Чтоб лишь на доски разобрать.

Ладей наделали вон сколько.

И нам любая подойдет.

Дождаться ночи надо только.

Надеюсь, что нам повезет:

Не скоро хватятся убитых,

Сейчас в лесу от глаз сокрытых,

Не скоро трупы их найдут,

Не сразу смогут догадаться,

Что их убийца где-то тут.

Пожалуй, лучше перебраться

На ту нам сторону с тобой.

Там лес особенно густой,

И он не так от солнца светел.

Пойдем окружною тропой».

Едва сказал, как вдруг заметил,

Что в бухту керкур входит. Он

Ладьями тавров окружен.

Разрезав волны под утесом,

На пляжа охристый песок

Изогнутым высоким носом

Корабль с шуршанием возлег.

На отмель рядом лодки сели.

На берег прыгнули из них

Семнадцать тавров молодых.

Они, довольные, галдели.

Что были ранены, легли.

Другие к судну подошли,

Откуда сходни опустили.

По ним, качавшимся, сходили

В туниках несколько гречан,

А также те, что их пленили.

Иные в пятнах красных ран,

Как греки, так и тавры были:

Корабль, должно быть, захватить

Сумели тавры не без боя –

Не так бывает просто жить

И тем, кто выбрал путь разбоя.

Плененным руки за спиной

Вязать поспешно тавры стали,

Чтоб эллины не пожелали

Вступить опять в неравный бой.

Сказал Лакрине наш герой:

«Покуда здесь ты оставайся.

Когда махну тебе рукой,

Под горку к берегу спускайся».

Она шепнула: «Милый мой,

Гляди, их сколько. Что ты, стой».

Но он сходил уже по склону

И прямо к судну и полону.

Казался таврам он своим.

Тот меч мгновенно обнажает,

С наскоком яростным, лихим

Колоть, рубить их начинает.

По крайней мере, пятерых,

А может, даже шестерых

Врагов убить он успевает,

Пока они, в себя придя,

Не стали как-то защищаться –

Неловко, слабо отбиваться.

Причем сражались, отходя,

Поскольку были в потрясенье,

И всех теснил один Арсений.

А тавры пленников своих

Связать успели лишь двоих.

Восстали сразу же другие,

В отчаянье, как звери злые.

Мгновенно что к чему поняв,

Оружье павших подобрав,

На тавров смело наступают,

А те все больше отступают,

И вот уже они бегут.

Все эллины корабль толкают,

На воду полностью спускают.

Спешит Лакрина – уже тут.

Садятся быстро все на судно.

Мужчины яростно гребут,

Хотя изранены: им трудно.

Из бухты эллины плывут.

Но рано радоваться было.

Надежды быстро поубыло,

Когда увидели, что те,

Сейчас которых победили,

На зло нежданной их мечте

Ладьи за ними устремили.

При этом тавры с ними были,

Корабль ломавшие. Хотя

Матросы-эллины спешили

Поставить мачту, все ж нельзя

Быстрее сделать это было.

А тавров легкие ладьи

Уже от эллинов вблизи.

Но вот расправилось ветрило,

Надулось мощно, и пошел

Корабль стремительно, так, словно

Теченье быстрое нашел,

Быстрей намного безусловно,

Чем тавров лодки, паруса

Которых маленькими были.

И шла за судном полоса,

Где волны пенные бурлили.

(«Поставить мачту…» – когда древнегреческий корабль приставал к берегу, мачту опускали на палубу, а когда отчаливал, как правило, при помощи весел, ее устанавливали

Вновь. – П. Г.).

Поняв, что греков не догнать,

Ветрила тавры вновь свернули,

Пустили весла в ход опять,

Обратно, к бухте повернули,

А греки начали кричать,

Безумно радуясь спасенью.

Попал в объятия Арсений.

Его целуют, тормошат.

Да он и сам не меньше рад.

Своим попутчикам случайным

Велел взять курс на Херсонес.

«Конечно, повод чрезвычайный.

Хотя какой нам интерес?

Вели успешно мы торговлю

Пятнадцать дней на рынках там.

К другим поплыли берегам.

Но вышел тавр-пират на ловлю:

Пришлось ужасно очень нам, –

Ему ответили. – Приятно

Тебе, спасителю, помочь.

Плывем поэтому обратно

И будем раньше там, чем ночь».
Свернули парус они тоже,

А кормчий задним тем веслом,

Что был на керкуре рулем

И главной всем на нем надежей,

Направил вправо его нос.

Гребцы гребли весьма усердно,

Но ветер дул немилосердно

И прежним курсом судно нес.

Темней на севере вдруг стало.

Сверкало там и рокотало.

А ветер делался сильней,

Причем заметно холодней.

Поднялись волны и большие.

Раздался скоро близко гром.

Закрыли струи ливневые

Завесой серой все кругом.

Волна огромная швырнула

Корабль легко к другой волне.

Поднялась третья в стороне

И вдруг его перевернула.

Арсений чуть не утонул –

Его под воду меч тянул.

Спускался грек все ниже-ниже –

Ко дну темнеющему ближе.

Ремень все ж как-то отстегнул.

Затем, работая руками,

Еще старательней ногами,

Поднялся к воздуху, вдохнул

И стал вдыхать его, как в жажду

Пьет воду очень жадно каждый.

«Лакрина! Где ты?!» – закричал.

Но только страшный шум стихии

Ему на крики отвечал.

Нигде людей он не видал:

Лишь волны дыбились большие –

За валом вал, за валом вал.

Бороться с ними продолжает.

Плывет куда не знает сам.

То вверх, то вниз его кидает

Навстречу яростным волнам.

Но вот герой наш замечает

К огромной радости своей,

Что волны сделались слабей,

Что буря явно затихает.

И стало все вокруг светлей.

И вот уж солнышко сияет.

Водой спокойной окружен.

Но берега не видит он:

Настолько сильно отнесен

Корабль был ветром мощной бури,

Движеньем вод стихийной дури.

Поскольку солнце за полдня

Тогда уже перевалило,

По пятнышку его огня

Понять совсем нетрудно было

Где запад, север и восток:

Направить верно путь свой мог

Пловец несчастный. Он немало

Проплыть сумел. Уж изнемог,

Но видно берега не стало.

Неужто гибель?! Как же быть?!

Бороться надо. Надо плыть!

Его немало выручало,

Что мог лежать он на воде,

Хоть так немного отдыхая,

В пловцовском тягостном труде,

Конечно, помощь неплохая.

И так плывет за часом час.

Уже под воду шел не раз,

Но воздух в легких оставляя,

Обратно все же выплывал

И путь тяжелый продолжал,

Остатки сил совсем теряя.

Уже настолько он устал,

Что уж не мог и перестал

Искать глазами цель стремленья.

Держать же верно направленье

Огонь заката помогал,

Который с час уже сиял.

Когда надежду на спасенье

Совсем утратил наш Арсений,

Услышал шум прибоя он.

В душе воскликнул: «Я спасен!

Почти что из Аида вышел!»

Сумел поднять взгляд чуть повыше

И видит берег сквозь туман.

Как будто зрения обман,

Но шум прибоя подтверждает

Его реальность. Обретает

Герой наш сразу много сил,

Полдня как будто и не плыл.

Арсений к суше – ближе, ближе.

Опять взглянув, вскричал в душе:

«Так это ж кто?! Кого я вижу?!

Так это ж тавры!» И уже

Себя распятым он представил.

Назад путь сразу же направил,

Хоть нет спасения и там,

Но лучше жизнь отдать волнам,

Чем этой казни столь ужасной –

Любому было б это ясно.

Себе сказал: «Куда плывешь?

Деваться некуда. Ну что ж…

Давай, под воду опускайся

И смело с жизнью расставайся».

Движенья вовсе прекратил.

Пловца мрак хляби поглотил.

Не так легко себя заставить

Своею волей мир оставить.

Не может он. Плывет опять,

Чтоб воздух в легкие вобрать.

И так проделал он раз пять.

Причем совсем не видел сзади

Спешивших тавров на челне.

А был до берега лишь стадий:

Они могли успеть вполне

К нему доплыть за это время.

Один из них его схватил

И в лодку сразу же втащил –

Не столь большое тавру бремя,

Поскольку он могучим был.

Такое было изнуренье,

Что наш герой не оказал

Врагам совсем сопротивленье

И как убитый лишь лежал.

Судьбе покорность, безразличье

Владели им, что для его

Натуры не было в обычье.

Таким стал воин оттого,

Что сильно сломлен был борьбою

С ему враждебною водою.

 

0

Понравилось стихотворение? Поделись с друзьями!

---

Последние отзывы и рецензии на
«Таврида, Боспор, Меотида. Книга 1. В стране тавров»

Нет отзывов и рецензий
Хотите стать первым?

Просмотр всех рецензий и отзывов (0) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад