Удивительные приключения Билла Грэлли. Гл. 3

Уголь средь пепла мерцающий тлеет,

Пышет из горна открытого жар,

Пахнет металлом и дымкой синеет

В комнате легкий, но едкий угар.

Свет из окна небольшого струится

И на верстак, что стоит под окном,

Пыльной косой полосою ложится,

Все освещая предметы на нем

И старика с головою седою,

Что, над работой согнувшись, сидит

И с осторожностью очень большою

Что-то, в тисочках зажавши, скоблит.

Дверь распахнулась, и вот в мастер-

                                                          скую

Девушка резвой походкой вошла.

Сразу хотелось сказать про такую:

Ну и красавица, всем ты взяла!

К мастеру сразу она подбежала,

То, что он делает, стала смотреть

И в восхищенье, вздохнув, про-

                                                  шептала:

«Ах, никогда мне такой не иметь».

Мастер ответил отечески: «Ишь ты,

Хочется тоже? Придет скоро срок.

Если на свадьбу меня пригласишь ты,

Будет в подарок тебе перстенек».

Девушка вскрикнула: «Как, неужели?!

Ах, какой добрый ты, дедушка Клой!

Это не шутка?» «Да нет, в самом деле

Сделаю перстень тебе я такой».

Девушка вскрикнула радостно снова,

Хлопать в ладоши, скакать и плясать

Стала она, потому что такого

Просто никак не могла ожидать.

После сказала, уставши резвиться:

«Да, я, конечно, тебя приглашу.

Ну а теперь я должна торопиться –

Я ведь ужасно сегодня спешу».

Мастер вздохнул, улыбнулся умильно

И с головою в работу ушел

И, поглощенный опять ею сильно,

Он не заметил, как девушка пол

Весь в мастерской его чисто помыла,

Полный порядок везде навела

И, улыбаясь восторженно, мило,

Пот утирая, к нему подошла

И за верстак рядом тихо присела,

Щечку устало рукой подперла,

Хитро затем на него поглядела,

После вопрос ему вдруг задала:

«В старости ты одиноким остался,

Но ведь когда-то ты был молодым,

Так что, наверное, тоже влюблялся,

Тоже, наверное, был ты любим?»

Ей старичок не ответил сначала:

То ли работой был так поглощен,

То ли врасплох его дева застала

Этим вопросом и Клой был смущен.

Девушка скоро вопрос повторила,

Взгляд же, когда на нее он поднял,

То, пораженная, так и застыла –

Столько страдания взгляд выражал.

«Да, это было, конечно же, было!

Девушку сильно одну я любил.

Верю, она меня тоже любила!» –

Мастер все чувства в ответ свой

                                                      вложил.

Сжал инструмент он в руке затем с

                                                        силой.

Блеск в его взоре уже исчезал.

Девушка очень его попросила,

Чтоб о любви он своей рассказал.

Снова лицо старика изменилось.

Клой удивленно теперь произнес:

«Уж не сама ли ты, Кэтрин, влюби-

                                                      лась?

Очень понятен тогда твой вопрос.

Кто же избранник, скажи, твой

                                       счастлливый?                 

Ах да, наверное, тот паренек,

Что под окном твоим в шляпе

                                                  красивой

Крутится каждый почти вечерок».

«Кто? Этот самый, что ль? Нет, мне

                                                          такие

Парни не нравятся: он не высок.

Хоть у него и глаза голубые,

Но маловат, к сожаленью, росток».

Мастер в ответ с ироничной ухмыл-

                                                            кой

Ей на окно указал тогда: «Вон,

С нетерпеливостью ждет тебя пылкой

Двадцать минут уж, наверное, он».

«Как, неужели?! Ах, я задержалась!»

Волосы быстро она прибрала,

Платье оправила, не попрощалась,

К двери красивой походкой пошла.

Дедушка Клой проводил ее взором,

Сердца, объятого ревностью, крик

Девушке выдал бы сразу которым,

Если б она обернулась в тот миг.

Долго сидел он в тяжелом раздумье

После того, как захлопнулась дверь.

Был он, казалось, на грани безумья,

Словно в сомнении жить как теперь.

Но постепенно в себя Клой приходит,

Ибо за дело схватившись скорей,

В нем от страданий спасенье находит

Вот уж который раз в жизни своей.

Скоро на перстень уже он готовый

С радостью смотрит. Его отложив,

Хочет заняться работою новой.

Сильно, однако, опять загрустив,

Резко встает, резко стул отставляет,

Нервно толкает опять к верстаку

И мастерскую затем покидает,

Чтобы развеять прогулкой тоску.

Выйдя, весенний он воздух вдыхает

Жадно, порывисто и глубоко.

Чувствует он, как глаза отдыхают,

Как им на улице стало легко.

Кровли домов в освещении красном,

Трубы и стены, и окна красны,

Будто зажжены закатом прекрасным,

Видным в просветах с другой

                                                   стороны.

Ах, какой вечер! Как тихо, как чудно!

Вот потому-то, наверно, сейчас

В городе очень еще многолюдно,

Что необычно в такой поздний час.

Хочется вечером всем насладиться –

Радует всех он своей красотой.

Людям не хочется в дом торопиться,

Хоть и усталость зовет на покой.

Сумерки скоро, однако, густеют.

Гаснет закат все быстрей и быстрей.

Улицы города быстро пустеют.

Только и слышен теперь стук дверей.

Время настало для страстных

                                             влюбленных,

Бдительных стражников, ловких

                                                         воров,

Делом всецело своим поглощенных –

Только одним им сейчас не до снов.

Мастер шагает по улицам темным.

Пылкие вздохи слышны в темноте.

Ищущим взглядом, ревнивым, не

                                                   скромным

Смотрит туда он, слышны они где.

Перед рассветом к себе в мастерскую

Клой, изнуренный ходьбою, пришел,

Но, не заснувши и также тоскуя,

Ночи остаток в постели провел.

Он, не привыкший себе на неделе

Даже и дня выходного давать,

Нынче, поднявшись уныло с постели,

Вовсе работать не стал начинать.

Вновь почему-то на улицу выйдя,

Всюду бесцельно и грустно бродил.

Каждый, такое случайно увидя,

В очень большом изумлении был.

Как, неужели тот самый трудяга,

Свет что не видит, все время трудясь,

Словно лентяй иль какой-то бродяга,

Бродит без дела, людей не стыдясь?!

Вдруг вдалеке меж домами

                                                  скакавших

Всадников в латах стальных увидал,

Быстро гуськом поперек

                                          проезжавших

Улицу ту, по которой шагал.

Нет, это не были воины мэра,

Что в подчинении город держал,

Дань собирал с горожан свыше меры,

Правда, зато от врагов защищал.

Нет, это воины были чужие.

Мастер невольно раздумывать стал

Где же он видел доспехи такие,

Гербы на ком он такие видал?

Замер и стал говорить сам с собою:

«Ветром каким их сюда занесло?

Как разузнали? Неужто за мною?

Ведь уже времени столько прошло!

Нет, я, пожалуй, не прав совершенно:

Ну почему эти воины для

Розыска здесь моего непременно?

Разве наш мэр не вассал короля?

Разве с какой-нибудь целью другою

Воины эти не могут прибыть?

Может, король хочет мерой такою

Узы вассальства сильней закрепить».

Мастер вздохнул облегченно и вскоре

Даже и вовсе об этом забыл,

Вспомнив рожденное ревностью

                                                        горе,

Чуть отвлечен от которого был.

Но предаваться любовным мученьям

Долго теперь уж ему не пришлось:

Новое в жизни его приключенье,

Все изменившее вдруг началось.

Слева внезапно к нему устремился

Грязный, одетый в тряпье человек,

Цепко за локоть его ухватился.

Мастер узнал его – это был Джек,

Любящий очень его один нищий.

Он озирался и был возбужден.

«Мой благодетель, тебя всюду

                                                     ишут, – 

В голосе с дрожью сказал ему он, –

Псы королевские. Ты же гуляешь

Так преспокойно, как будто бы ты

Даже об этом еще и не знаешь.

Будь осторожен – везде их посты!

Слышал, они твое имя кричали,

Чтоб горожане искали тебя?»

«Кто меня ищет?» – не понял вначале

Мастер, еще не пришедший в себя.

«Да королевские слуги, похоже.

Впрочем, не знаю». «Нет, ты угадал, –

Мастер очнулся и вымолвил: – Кто

                                                              же,

Как не они? Их я тоже видал».

«Мог бы я спрятать тебя, но рисково

Будет до этого места дойти –

Схватят тебя по пути, а такого

Места укромного здесь не найти.

Ну-ка, припомни, на улице этой,

Может, какой-нибудь друг твой

                                                   живет?

Вот ты ему на судьбу и посетуй,

Тайну поведай, – возможно, поймет».

«Это прекрасная мысль, Джек,

                                                  спасибо!

Спрятать меня я могу попросить

Бондаря Гуллиса Хагерта, либо

Может Бэй Лорен меня приютить.

Можно к любому из них обратиться.

Кажется, мне отказать не должны.

Все-таки к Хагерту лучше проситься:

Нет у него ни детей, ни жены».

Мастер поспешно с знакомым

                                                расстался.

После немного пройти лишь успел,

Как за спиною вдруг топот раздался.

Клой, цепенея, назад посмотрел.

Он увидал трех парней здоровенных.

С ними бороться, конечно, не стал.

Руки ему те связали мгновенно.

Мастер подумал: «Конец мой

                                               настал!»

Под улюлюканье детской ватаги

Шел под конвоем он с хмурым

                                                        лицом,

Ставшим белей самой белой бумаги,

С ужасом думая только о том,

Пытка какая его ожидает,

Казнью какою его умертвят.

И с содроганием он вспоминает,

Как в колдовстве обвиненных казнят.

Люди на Клоя глядят с состраданьем,

Но и злорадно иные глядят.

Многие смотрят с тревожным

                                                  молчаньем,

Многие что-то ему говорят.

Тот их не слышит, понуро шагает.

К ратуше вскоре его привели.

Сзади один конвоир восклицает:

«Вот он, возьмите, – его мы нашли!»

Воины около двери стояли.

С грубым восторгом они закричав,

Бедного пленника тут же забрали,

Крепкою хваткою под руки взяв.

В дом завели. Здесь прислужник их

                                                   встретил.  

Бросился в комнаты сразу же он.

В дверь, приоткрытую, мастер

                                                заметил

Роскошь убранства их в свете окон,

Столь же красивых, как все в

                                                 интерьере.

Долго ему не пришлось ожидать –

Выскочил рыцарь какой-то из двери,

Начал на мастера в гневе орать:

«Где тебя носит, бездельник

                                   проклятый?!

С самого утра мы ищем тебя!» 

Сильной рукою за шиворот взятый,

Стал ювелир задыхаться, хрипя.

Рыцарь его отпустил, приказавши:

«Быстро за мною иди – мы спешим!»

Мастер, нисколько идти не

                                               желавший,

Вынужден все же пойти был за ним.

Шел он, однако, неспешно шагая,

Но получил сразу в спину толчок –

Воины шли, его сзади толкая.

Даже слегка задержаться не мог.

Три они комнаты так миновали,

И, забегая все время вперед,

Слуги им двери везде открывали.

К серым ступеням возник поворот.

Быстро по лестнице гулкой

                                             поднялись,

Чувствуя твердость неровных камней.

Дверь распахнулась, и все оказались

В зале просторной и полной людей.

Дамы в красивых роскошных нарядах

Возле камина стояли кружком

С важными гордыми позами рядом

Дамы, что в кресле сидела большом,

Всех красивее, богаче одета.

Тут же мужчины стояли в плащах.

Были, наверное, рыцари это,

Но без доспехов и лишь при мечах.

Полны почтения робко держались

На небольшом расстоянье от них

Бюргеры города, те, что считались

Много достойнее всех остальных

За богатейшее их состоянье.

Видит с большим удивлением Клой,

Что в пренаряднейшем все одеянье,

Будто бы праздник сегодня какой.

Тут принудила на пол ювелира

Перед сидящею дамою пасть

В рабском поклоне рука конвоира,

Мастер которой познал уже власть.

В этот момент на колено припали

Те, кто его в этот зал привели.

Дама велела им всем, чтобы встали.

«Где вы такого беднягу нашли?

Боже, как жалок! – она в изумленье

Им говорит. – Но ко мне для чего

Вы привели-то его?» «Повеленье

Ваше ведь было найти нам его!»

Женщина гневно сверкнул глазами:

«Но привести я велела кого?»

«Ваше высочество, он перед вами:

Мы привели ювелира того!» 

«Но ювелиров таких не бывает!

Он же, как нищий какой-то одет,

А ведь они-то добра наживают,

Сколько у многих и рыцарей нет!»

В недоуменье она поглядела

В сторону бюргеров и разрешить

Это сомнение им повелела:

Если старик ювелир – подтвердить.

Те подтвердили скорей и при этом

Предупредили ее и о том,

Что он немного, пожалуй, с приветом,

Что, мол, причина-то вот она в чем.

Дама с большим пониманьем

                                                   кивнула,

Смех подавила и в этот же миг

Гневно на рыцаря взглядом

                                            сверкнула:

«Что же, поэтому связан старик?»

«Местные люди его вам поймали,

Ваше высочество, – рыцарь сказал, –

И не случайно, должно быть, связали.

Сопротивленье, видать, оказал».

«Перестарались, должно быть,

                                                    балбесы.

Разве опасен быть может такой?»

Сразу затем по приказу принцессы

С рук его срезали узел тугой.

Снова сказала она изумленно:

«Вот какой, значит, ты Клой Эллиот,

Даже из вашей глуши отдаленной

Слава о ком далеко так идет.

Только она ведь меня принудила

Больше, чем надо, у вас отдохнуть,

Хоть у меня намерение было

С самого утра продолжить свой путь.

Сделаешь ты мне сервиз для

                                                столовой.

Срок для работы какой тебе дать?»

«Вовсе не надо – уже есть готовый!

Если изволите чуть подождать,

То очень быстро его вам доставлю!» –

Мастер воскликнул. «Ну что ж, я тогда

Несколько слуг тебе в помощь

                                                 направлю, –

Хлопнула громко в ладоши, – сюда!

Впрочем, постойте! Мы все

                                          выезжаем!

Время терять нам уже ни к чему!

Быстро готовьтесь – мы путь

                                           продолжаем,

А заодно и заедем к нему!»

После того, как она осмотрела

Чудо создания творческих мук,

Громко воскликнула: «Да, это дело

Необычайно искуснейших рук!

Как изумительны эти творенья!

С тем, что великий Билл Грэлли

                                                    создал

Даже, пожалуй, достойны сравненья.

Чуть до его ты вершин не достал!»

Тут же глаза ее вдруг потускнели,

И прошептал искривившийся рот:

«Кабы ты жив был, мой бедный Билл

                                                      Грэлли,

Ты бы достиг еще больших высот».

«Эта работа нисколько не хуже

Лучших вещей, что он сделать успел.

Да, несомненно, и лучше к тому же»,–

Дерзко ответить ей мастер посмел.

«Наглый старик, ты, смотрю я,

                                                 забылся!

Как ты осмелился мне возражать?!»

Но было видно, что мастер решился

Важное что-то принцессе сказать.

«И непонятно, с чего вы решили,

Что Билла Грэлли уж нету в живых?

Так сообщить, видно, вам поспешили.

Это же ложь его недругов злых»,

«Что ты сказал?! Он живой?!

                                            неужели?!

Или ослышалась я?! Повтори!

Все расскажи, что ты знаешь о

                                                Грэлли!

Все расскажи! Говори! Говори!»

«Я расскажу, но желательно, чтобы

Больше об этом никто не слыхал».

«Ах да, конечно, конечно. Еще бы!

Это ты правильно очень сказал!»

«Ну-ка, на улицу все уходите! –

Тут же велела принцесса своей

От любопытства сгорающей свите, –

Ну-ка, идите-идите скорей!»

Лишь за ушедшими дверь

                                          затворилась,

Радостный взгляд отведя от двери,

К мастеру пылко она обратилась:

«Где он сейчас, говори?! Говори!»

«Здесь». «В самом деле? О, Боже!

                                               О, Боже! –

Стала она озираться вокруг –

Ну так зови же скорей! Отчего же

Ты не зовешь его, милый мой друг?!»

«Ваше высочество, он перед вами!

Перед собой его видите вы», –

Сдернул Билл бороду вместе с усами,

После сорвал и парик с головы.

Дочь королевская чуть отшатнулась

И, обомлевшая, вдруг замерла,

Словно, не веря глазам, улыбнулась,

Близко, но робко к нему подошла,

Робко прильнула к груди, позволяя

Обнять себя, не решаясь обнять.

Пылкость, однако, смелей проявляя,

Скоро сама его стала ласкать.

Взор подняла она, влагой блестящий,

И потянулась губами к нему,

И поцелуя, наверное, слаще

Не доводилось испить ни кому.

После, когда наконец-то сумели

Чуть утолить они страсти порыв,

Губы ее прошептали: «Билл Грэлли,

Мой ненаглядный, ты все-таки жив...

О, как я счастлива, Билл, как я рада.

Вот наконец-то и мне повезло.

Даже не верится. Это же надо, –

Восемь же лет, восемь лет же

                                                      прошло.

Билл, дорогой, как же ты изменился!

Сколько морщин на лице и руках!

В том, что так рано ты ими покрылся,

Я виновата, конечно же». «Ах!

Это же грим, это краска! Я ею,

Коже чтоб дряблый оттенок придать,

Вынужден краситься. Очень жалею,

Что нету времени грим этот снять.

Если бы было, и я бы отмылся,

То, дорогая, увидела б ты,

Что я немного совсем изменился –

Стали мужскими мои лишь черты!»

«Как, это грим?! Но насколько он с

                                                          кожей

Все-таки схож! Поразительно, Билл!

Но для меня, если честно, пригожий

Ты и такой бы, наверное, был».

Начали снова они целоваться.

После принцесса, когда удалось

Им друг от друга опять оторваться,

Билла спросила: «Ну как же жилось

Все эти годы тебе, мой любимый?

Как, расскажи, ты костра избежал?

Был ты, конечно же, Богом хранимый:

Знать, Он молитвы мои услыхал».

«Как за добычей гонялись за мною

Всюду солдаты отца твоего.

Трудно пришлось мне лихою порою.

Я бы не спасся, скорее всего, –

Ну, совершенно не знал куда деться.

Так и пришлось бы мне углями стать,

Но догадался я нищим одеться

И к оборванцам голодным пристать.

С ними по графствам приморским

                                                     скитался,

С ними пришлось мне и лиха хватить.

Все же с компанией этой расстался –

Мне удалось по пути упросить

Взять меня в труппу бродячих

                                                       артистов.

И, представляешь, я тоже им стал.

Был на подмостках я просто неистов,

Правда, талантом большим не

                                                       блистал.

Как-то однажды и с труппой

                                                   простился.

Космы и грим не забыл прихватить.

С помощью их в старика превратился.

В этом обличье привык уже жить.

Золотом полный кошель, что

                                                  родимый

Дом покидая, с собой тогда взял,

Выкопал там, где врагами гонимый,

Спешно в земле глубоко закопал.

После до этой глуши я добрался.

Вот и живу здесь почти что семь лет».

«И с Биллом Грэлли ты славой

                                                  сравнялся».

«Я? Неужели? Конечно же, нет:

Стал после смерти он столь

                                               знаменитым,

Что не угнаться мне было за ним.

Но не жалею, ведь быть не убитым,

Лучше, чем быть знаменитым таким.

Нет, не извольте, прошу вас,

                                                 смеяться:

Сами судите, ведь Клой Эллиот,

Это не Грэлли великий – подняться

Он до его разве может высот?»

«Я узнаю тебя, милый мой Билли:

Ты не утратил способность шутить.

Да, это верно, тебя не забыли,

Даже и более стали ценить.

Это врагам твоим вряд ли приятно.

Помнят, конечно, тебя и они.

Я намекаю, надеюсь, понятно?

Бдительность ты, как и прежде,

                                                     храни.

Больше терять я тебя не желаю.

Надо придумать, как быть нам с

                                                        тобой.

Как же нам быть? О, я, кажется, знаю!

Будешь ты жить теперь, милый, со

                                                         мной».

«Вот хорошо бы! Но как предлагаешь

Ты это сделать?» «Да ты же актер!

Роль не на сцене, а в жизни

                                             сыграешь – 

Вот уж где полный артисту простор.

Слушай, я в замок мой еду на лето.

Свиту свою от себя удалю,

Как лишь приеду, и, сделавши это,

Сразу гонца к тебе, милый, пришлю.

Ты же покуда себе раздобудешь

Нужный для роли наряд и ко мне

Рыцарем-странником вскоре

                                                прибудешь –

В латах, с копьем и щитом на коне.

Я ж позабочусь о том, чтобы даже

Выслать из замка подалее тех,

Кто бы припомнить тебя мог из

                                                     стражи –

Бывших со мной тогда помню я всех.

В замке моем мы с тобою пробудем,

Сколько Всевышним нам послано

                                                       дней.

Вместе живя, наконец позабудем,

Что мы неравных с тобою кровей.

Свадьба веселая в самом разгуле,

Звон частый чарок и речи гостей

В честь молодых не смолкают:

                                              смогу ли

Вам передать красоту тех речей.

Гость говорит тот, который старее

Выглядит всех, что сидят за столом.

Он призывает наполнить скорее

Кружки забористым, терпким вином.

Он молодым много счастья желает,

Много достатка и много детей,

Чарку за это с вином поднимает

И, осушивши, как можно быстрей

Под перестук опорожненных чарок,

Что опускались гостями на стол,

Он преподнес им на блюдце подарок,

В сильный восторг их которым

                                                   привел.

«Дедушка Клой, ты сдержал

                                                 обещанье,

Даже сдержал обещанье вдвойне:

Что для меня было верхом желанья,

Ты подарил и Эдгару и мне!» –

Молвит ему новобрачная мило,

Глядя на мастера из-под фаты.

«Раз ты на свадьбу меня пригласила,

То обещанье сдержала и ты». –

Ей ювелир, улыбнувшись, ответил.

Взгляд его радость хотя выражал,

Был в то же время загадочно светел,

Словно забытую грусть отражал.

Перстень невеста надела на пальчик,

Прежде примерив его на других.

Это же сделал и юный как мальчик,

Полный восторга и счастья жених.

Стал хохотать кто-то очень

                                             смешливый:

«Вы как, не знаю, но я удивлен!

Гляньте на деда – какой он

                                              счастливый,

Будто сегодня жених – это он!»

«Ха, в самом деле, на это похоже,

Ведь никогда Клой таким не бывал!

Даже, как будто бы стал он моложе»–

Кто-то еще удивленно сказал.

Мастер, опомнившись, вновь,

                                                как обычно,

Старческой рожей лицо искривил,

Что уж давно ему было привычно,

Но на минуту о чем он забыл.

После еще жениха и невесту

Громко поздравил и, очень сутул,

С явным трудом возвратился на

                                                       место,

С тяжким кряхтеньем уселся на стул

И произнес, повернувшись направо:

«Я, к сожалению, должен сказать,

Что Фердиаду и Робину, право,

Больше не стоит вина наливать».

Свадьба веселая в самом разгаре.

Снова торжественно речи звучат,

Снова искрится вино в каждой чаре,

Снова все радостно: «Горько!»

                                                     кричат.