Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".

Евгений Рекушев - Баллады

944

0

Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.

Евгений Рекушев - Баллады

Е.Т. РЕКУШЕВ

 

 

 

 

 

осколок

истории

 

 

     книга пятая

        баллады

 

2010 г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ

 

БАЛЛАДЫ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

      Немало книг написано о стихосложении и я не буду занимать ваши умы своим лекционным материалом. Но напомню вам лишь одну цитату из повести  «Поврежденный» А.И.Герцена, в которой он  написал:

    «Досадно, что я не пишу стихов. Речи об этом крае необходим ритм, так как он необходим морю, которое мерными стопами во веки нескончаемых гекзаметров плещет в пышный карниз Италии.

 Стихами легко рассказывается именно то, чего не уловишь прозой… едва очерченная и замеченная форма, чуть слышный звук, не совсем пробужденное чувство, еще не мысль…

 в прозе просто совестно повторить этот лепет сердца и шепот фантазии.»

    Я привел этот отрывок Герцена для того, что бы убедить вас в том, что баллады стихами все таки называть не стоит. Это отнюдь не лирика, это короткие рассказы, изложенные рифмованными строчками. Это жизненные наблюдения и истории, высказанные эпическим языком. Именно поэтому все свои баллады я вложил в отдельную книгу, отделив их от стихотворений. И мне кажется, этим я не совершил никакой ошибки.  За вами остается право или миловать или осудить то, что я представил вам на ваш суд.

 

 

 

 

 

старик          

                          *****

Кричать соседи  перестали,

заснули  все  уже давно.

Сидит в углу старик усталый,

ему не спится все равно.

 

Давно сыны не навещали,

а дочки заняты опять.

Прийти когда-то обещали,

и он устал их ожидать.

 

Портрет пожухлый на комоде,

за черной лентою жена,

и шляпка, по парижской моде,

на  лбу ее, закреплена.

 

Обвисли  старые обои,

их заменять давно нет сил,

под ними  фотка, где обоих,

фотограф  их запечатлил.

 

Они вдвоем, под кипарисом,

им было меньше тридцати.

Она из рук его,  ириску

губами пробует найти.

 

Смеются оба, он с усами,

она девчушечка совсем,

а там, у моря, за домами,

цветы в предутренней росе.

 

Детишек рой, обняв их ноги,

показывают свой язык.

Фотограф, со своей треноги,

заснял шутливый этот миг.

 

А сердцу снова стало больно,

как буд-то вбит был острый клин.

Вздохнул, заплакалось невольно,

он снова в комнате один.

 

Ушла жена,  оставив память,

ей там, на небе,  благодать,

а фото  снова сердце ранит

и заставляет  вспоминать,

 

о том,  как быстро пролетела,

промчалась жизнь, как день один,

его душа осиротела,

дожив до  старческих седин.

 

А у него сегодня время,

как дата круглых именин,

но  он давно года  не мерил

и не считал своих годин.

 

Сегодня сотня отстучала

прожитых в скромности годов.

Мадам с косой,  не посещала,

и   сам, к  уходу не  готов.

 

 

 

И, вдруг,  в распахнутые двери,

поставив двери на попа,

глазам своим едва поверил,

влетела шумная толпа.

 

Сыны и дочки,  внучки,  внуки,

застывшим кадром разных поз,

в его, стареющие руки,

воткнули сотню  красных роз.

 

Торты, салаты, водка,   пиво,

и каждый тост прекрасным был,

а он смотрел на всех счастливо,

и улыбался, и шутил.

 

Все хорошо повеселились.

Умчалась детвора домой

и,  снова,  в доме поселился

душевной радости покой.

 

Помыл  посуду с неохотой,

поставил розы на виду,

поцеловал жену на фото,

сказав, что скоро, мол,  приду.

 

Повесил, строго  по уставу,

одежду снятую,  на стул.

В кровать свою прилег усталый,

всплакнул с улыбкой  и,  уснул...

 

 

Смеясь  над   жизненной игрою,

я не хотел  опять грустить.

И  вот,  вечернею порою,

себе позволил пошутить.

ДЕБЮТ

 

                 *****

По мраморным, зеркальным лестницам,

вхожу в широкий светлый зал.

Навстречу мне идет кудесница,

мой милый, добрый  идеал.

 

Расшаркиваясь ножкой гибкою,

как Пава яркая плывет.

Встречая милою улыбкою,

мне важно руку подает.

 

Трясу своими  аксельбантами,

мундир смешон на мне и мал,

она, украшенная бантами,

ведет на светский  карнавал.

 

Затем подводит познакомиться

с большим количеством подруг.

Иду, с боязнью  опозориться,

в девичий втискиваясь круг.

 

Потом, оставив на сьедение

меня, рассматривющих   дам

в ответ  не слыша мое  мнение,

летит к стоящим мужикам.

 

Она никак не остановится,

издалека кивая мне.

Нехорошо мне вдруг становится,

пот градом льется по спине.

 

Но  страх мне кажется  ошибкою,

для всех сегодня я корнет.

Я ободрен ее улыбкою,

машу рукою ей в ответ.

 

Летает вспугнутою птицею

между  надушенных  мужчин,

которым явно не сидится,

по ряду немощных  причин.

 

Порхает над клавиатурою

ее руки красивый пасс

и, мощный звук аппаратуры,

небесный к нам доносит глас.

 

Играет менуэты, шлягеры,

отрывки из сонат и фуг,

вокруг нее мужчины лагерем

располагаются вокруг.

 

Она  так  искренне  прелестная,

и это ей всегда идет,

всех осыпает комплиментами,

стихи читает и поет.

 

 

 

Ее встречают все овацией

и яркостью софитных струй,

она с улыбкою и грацией

ответный шлет всем поцелуй.

 

А я, в сторонке, гримом крашенный,

рукой поглаживал плечо,

меня сосед о чем-то спрашивал

а я не понимал о чем.

 

И, вдруг, к нам голос из под  купола

донесся, как внезапный   взрыв,

усиленный свистящим рупором:

- Спасибо! Снято! Перерыв!

 

Погасший свет через мгновение,

залил стоящих темнотой,

затихли споры, чьи-то мнения,

наполнив залу тишиной.

 

Она, веселая кудесница,

Вдруг, стала старой по годам

и тяжело присела  в креслице,

недавно юная мадам.

 

Я благодарен, без сомнеиия,

ведь ею приглашен на бал,

очаровавшись ее пением,

я руку ей поцеловал.

 

 

 

Она, глаза прикрыв задумчиво,

рукой прошлась по волосам,

а я, присев за ее стульчиком,

вдруг вспомнил, что устал и сам.

 

Снимая китель с аксельбантами,

я ей на ушко прошептал,

что прячась за ее талантами,

в поту я сцену отыграл.

 

Она, махнув кому-то веером,

тихонько прошептала вдруг:

- А я в тебя давно поверила,

ты стал коллегой, юный друг.

 

Жужжать не стали кинокамеры

и режиссер кричать устал,

а сердце радостно вдруг замерло -

впервые я «артистом» стал.

 

Из всех, кто были   претендентами,

на роль безусого юнца,

лишь я осыпан комплиментами,

из уст киношного творца.

 

А за углом, за павильонами,

уже «шампань» в бокалы льют,

там ждут родные и знакомые,

ведь роль корнета - мой дебют.

 

 

 

Я чувствами своими полон

и   мир театра не забыл.

Ромэо роль внезапно  вспомнил,

как прошлый миг своей судьбы.

 

      ТЕАТР

                       ***** 

Звенит звонок последний в зале.

В театре  плавно    гаснет свет.

На входе тем,  кто   опоздали,

кассиры нервно рвут  билет.

 

А за кулисами актеры

в последний миг наносят грим,

и из-за мягкой, тонкой шторы

несутся шутки юных прим.

 

Хлопки недружные в ладошки,

шуршанье платьев, шепоток,

под кресла дамы прячут  ножки,

бинокль  держа под локоток.

 

Из оркестровой ямы звуки -

настройки скрипок и альтов,

во фраке, дирижера  руки,

взметнулись вверх, поверх голов.

 

Раздался шум аплодисментов.

Все ждут начало. Тишина,

дождавшись нужного момента,

вдруг, натянулась как струна.

 

 

Со скрипом занавес поднялся.

Зажегся рампы яркий свет,

и в увертюрный звук вписался,

запев, таинственно,  кларнет.

 

Из-за кулис на сцену, с лирой,

взошел актерский аксакал,

и монологом, из Шекспира,

стихи  напевно  прочитал:

 

- печальней повести на свете,

пожалуй, больше не найти.

Враги -  Монтекки, Капулетти,

сегодня в наш театр пришли.

 

И о любви большой,  бесспорно,

под фабулы трагичной вязь,

для вас сегодня, мы, актеры,

расскажем все, не торопясь.

 

Затих партер. Погасли  люстры,

обняв сидящих темнотой,

со сцены выплеснулись чувства,

залив  любовью и тоской.

 

За актом – акт. Без перерывов.

Народ молчит. В тревоге люд,

когда два клана, шелудиво,

друг друга шпагами  клюют.

 

 

 

 

       Кровавы запахи  вендетты.

       В трагизме, вдруг,  застывших  поз,

       тела  Ромео  и  Джульетты,

       поверх увядших алых роз.

 

Влюбленных  пару, с горьким смыслом,

навек  похоронила    ночь,

когда стареющий епископ

пытался молодым помочь.

 

А в зале девушки рыдали,

никто из них не ожидал,

что за любовь,  клинком из стали,

трагичным кончится  финал.

 

Не зря для слез и состраданий

в театре люди собрались.

Взорвался зал рукоплесканьем

и все кричали: – Браво!  Бис!

 

А мне, увы, опять  взгрустнулось,

влюбленных вспомнились тела.

И снова, вдруг, ко мне вернулась,

любви отравленной  стрела.

 

Когда был молод - жил театром.

Кого я только не играл.

Влюбленных юношей Монмартра

и стариков, и обирал.

 

 

      Бандитом был с большой дороги,

      героем юным, иногда.

      А вот теперь - не ходят ноги.

      Забылись   прошлые  года,

 

      и  край Джульеттиного платья

      среди кустов увядших роз,

      когда лежали мы в объятьях,

      в нелепости застывших поз.

 

      Уже не встретится Джульетта,

      не скажет мне – тебя люблю!

      И, вспоминая, лишь  за это,

      ее я образ    сохраню.

 

      Была  любовь, тоска и  горе,

      разлука с милой, непокой,

      и, как подарок к этой роли,

      ей стих написан был такой.

     

      Чужие  роли мы играли,

      и  забывали о своих.

      Я,  пальцем слезы вытирая,

      припомнил все, что  было в них.

 

      В моей душе, вдруг, стало пусто -

      я драмы  свечечку задул.

      Затих театр. Погасли люстры.

      Народ ушел. Вахтер уснул.

                                     

 

 

Я классиков,  увы,  едва терплю.

Тем более,  у милых  дам стихи.

Признаюсь вам, я шуточки  люблю

и даже те, которые  плохи.

 

Да, только вот, приколы - не стихи.

Они тогда лишь только хороши,

когда подмечены товарищей грехи,

и преподносятся им,  тоже  от  души.

 

 

СКРИПАЧКА

 

              *****

 

В метро немало переходов

и  поворотов много есть.

Снуют устало    пешеходы,

им  некогда,  и  негде сесть.

 

Тем более, им слушать звуки,

гитар, баянов и бандур,

но извлекают ноты руки

и воет песни трубадур.

 

Они танцуют неумело,

выпрыгивая из  штанов.

Я пробегаю, нет мне дела

до всхлипов стонущих певцов.

 

 

 

Хрипят задумчивые девы,

певцы в экстазе кривят  рот.

Хиты и пошлые напевы

едва ли слушает народ.

 

И вдруг, меня остановила

красивой музыки волна.

Мелодией  своей  пленила,

схватила за душу она.

 

Слепая девочка играла,

на скрипке старый менуэт.

Толпа купюры ей бросала

и горсть  штампованных  монет.

 

Остановившись у киоска,

из-за стоящей груды тел,

увидел хрупкого  подростка,

ее фигурку разглядел.

 

Очками черными закрыты

ее ослепшие глаза,

беретом волосы покрыты

и разглядеть их цвет нельзя.

 

А голова ее  склонилась,

играя чудный менуэт.

Игру окончив, поклонилась,

сорвав овации букет.

 

 

 

Явился мент на это диво,

гоняя мужиков и дам,

толпа растаяла учтиво,

с  ним  разбежались по делам.

 

А я застыл, вдруг, узнавая

старинный этот   менуэт,

профессоры  его  играли

преподавая  свой предмет.

 

Я перестал быть музыкантом.

Давала музыка  гроши.

И хоть я хвастаюсь  талантом,

давно не слышу в  нем   души.

 

Рука моя ей рубль  вложила,

слезу стирая с мокрых век,

она ответила хрипливо: -

спасибо,  добрый человек.

 

Из музыкальной школы, фуги

и менуэты не  забыл,

я отошел скорей за угол,

но любопытства  полон был.

 

Слепая девочка вздохнула

и,  посмотрев по сторонам,

с лица свои очки стянула,

не постеснявшись ни на грамм.

 

 

 

И комплексами не страдая,

под снятым  быстро  париком,

скрипачка - девочка слепая,

вдруг, оказалась стариком.

 

Пересчитал он все монеты

и положил их в свой карман.

Я рассмеялся шутке этой -

невинный старческий обман.

 

Вдруг,  в старике увидел друга.

Его как буд-то не узнав,

я завернул скорей за угол,

ему ни слова не сказав.

 

Мне жизнь наглядно показала

смешной киношный  ералаш.

Уже  нисколько   не смущало,

что это был  профессор  наш.

 

Судьба колотит нас беспечно,

не разделяя по годам.

Но наша жизнь,  увы, не вечна,

и кушать хочется  всем нам.

 

 

 

 

 

 

 

У каждого из  нас - свой путь,

он   жизнью  за уши  притянутый.

Других  пытаясь обмануть,

себя ты  делаешь  обманутым.

ИСТОРИЯ

              

             *****

Был яркий день, и я гулял

у леса за рекой.

Природе радостно внимал,

в ней  находя покой.

 

Она, приветливо маня,

встречала, словно  друг.

Вдруг,  раскололась тишина,

меня объял испуг.

 

В лесу раздался чей-то крик

и прямо на меня,

из леса выехал  старик,

кольчугою звеня.

 

Конь удила свои кусал,

и  быстро мчался в даль,

и ржаньем в небо  испускал

смертельную печаль.

 

Стремглав, как загнанный олень,

скакал он на меня.

За ним из леса чья-то  тень

летела на поля.

 

Лес вспыхнул заревом огня,

как сотни ярких ламп.

Я испугался, страх кляня,

его мохнатых лап.

 

Я побежал вслед за конем,

помочь  ему в беде,

а в спину брызгало огнем,

не спрятатся нигде.

 

Конь вороной на луг упал,

всем телом на траву,

в спине его я увидал

торчащую стрелу.

 

Копыта вверх он поднимал

в агонии дыша,

и было видно, как страдал,

и корчилась душа.

 

Старик, с убитого коня,

на луг мешком упал,

глазами в страхе поводя,

тихонько застонал.

 

Он молча небо озирал,

качая головой,

как буд-то ужас его гнал

и отобрал  покой.

 

 

 

Упал на луг седой старик

в наставшей тишине,

увидел, за короткий  миг,

торчащий нож в спине.

 

Пробив  кольчуг, он  торчал

и кровь лилась рекой,

вдруг, что-то тихо прошептал

поникшей головой.

 

Убрав испуг подальше свой, 

присел я рядом с ним.

- Старик, ответь, да что с тобой,-

в упор его спросил.

 

Да отчего,  почтенный дед,

ты смог так закричать,

и кто тебя на склоне лет 

мог жутко убивать.

 

Его слова не смог понять,

которые в бреду,

старик успел мне прошептать:

- мужик, я упаду,

 

я много видел дураков, -

сказал он, и присел,

но, чтобы встретился таков?…

Я вдруг оцепенел.

 

 

 

Из леса, дружною гурьбой,

неслась  толпа людей.

Тащили тачку за собой

и камеру на ней.

 

Внезапно голос прозвучал,

как буд-то бы с небес:

- какой мудак нам помешал

снимать картину здесь!

 

Убрать из кадра дурака!

Мешает он снимать!

Готовьте сцену, а пока -

дубль новый - двадцать пять.

 

          И, хохоча, старик привстал

и приподнял коня.

Рукой кому-то помахал,

не глядя на меня.

 

И закрутилось колесо,

исчез за лесом он.

А дальше было просто все-

меня прогнали вон.

 

И хоть актером  из кино

по жизни я не стал,

но, так уж было суждено -

я в кадре побывал!

 

 

 

О Музах ночью шутку написал

и превратил нечаянно в стихи,

а если что я пошлое сказал,

ты эту мерзость, Господи,  прости.

 

И что бывает, если перепой,

когда впадаешь в пьяный  транс,

но к сожаленью я всегда такой,

когда ищу невидимый Парнас.

 

 

ПАРНАС

 

                   *****

 

Бушует в баре яркий карнавал.

За столиком все в масках домино,

(чтобы никто друг друга не узнал),

и молча хлещут водку и вино.

 

Мне наливает  Дед Мороз вина -

сосед мой слева - сущий обормот,

а тот, что справа - чертов сатана,

мне из бутылки водку заливает в рот.

 

Я не  могу  не выпить,  хоть убей,

суют соседи снова чарки мне -

и  сатана на ухо шепчет – пей,

я утопаю в алкогольном сне.

 

 

 

По городу гуляет Новый Год

и веселится, празднует народ,

а я, уткнувшись рожею в салат,

рождественскому  празднику  не рад.

 

Все думаю,  какой же я подлец,

а что же скажет обо мне семья?!

Мне тычут в рот соленый огурец,

и вновь, мгновенно,  просыпаюсь  я.

 

А рядом снова этот  «дед мороз»

и друг его - веселый «сатана»,

и тащат, невесомого меня,

мочиться у заснеженных берез.

 

Потом  мы расставались пол-часа

и не было претензий больше к ним,

надеявшись продолжить чудеса,

поплелся  я  к подругам дорогим.

 

Мой шаг   уверен был и скор,

иду туда, куда уже пора,

и вижу я  заснеженный   простор,

а вдалеке высокая гора.

 

А под горой заснежило дома,

снежинки закружили хоровод,

и встретила снегурочка меня,

и залепила поцелуем рот.

 

 

 

Пыталась изнасиловать меня.

Толкала грубо ручками под ель,

но, не давался  ей,  в душе кляня,

была другая на сегодня цель.

 

Эх, наша   жизнь - сплошная суета,

ее порывы замерзают в лед,

а цель моя была совсем проста -

лечу я к музам,  мне не до нее.

 

И оттолкнул ее я, как дурман,

сегодня занят я совсем другим,

уперся  в свои мысли,  как  баран,

спеша на встречу к  феям дорогим.

 

Снимать свои штаны я ей  не дам.

А в пиджаке лишь сборничек стихов.

Я показал дырявый свой карман

и рассмеялся, да и был таков.

 

Мне вслед неслось: - скотина, негодяй,

ишь ты,  любовничек дурной.

С пустым карманом по миру гуляй,

алкаш синюшный, дедушка  пустой.

 

Мне пО-фигу какой-то компромат.

Я не бандит, не урка и не вор.

И я ушел, не слыша в спину мат,

тащусь  туда, где каменный забор.

 

 

 

Кружится снег, дороги заметя,

а на заборе, крупным пятаком,

зовет табличка пьяного меня,

«Парнас» налево, прямо за углом.

 

Стихами с детства был я увлечен,

они меня заставили страдать,

а остальное было не причем,

мне очень муз хотелось увидать.

 

Напомнить им, что я совсем один,

а по ночам в груди такая страсть,

и хоть прожил до старческих седин,

хотел с любовью дев пообнимать.

 

Передо – мной ступеньки на  Парнас,

ползу упрямо лестницей  наверх,

где, вызывая ироничный смех,

меня встречает старенький Пегас.

 

В глазах погасших - старческая муть.

Расправив крылья, горестно вздохнул.

Приподняв обвисающую грудь,

крылом своим прикрылся  и уснул.

 

Облезлый и уставший старый конь,

покрыты крылья сизой сединой,

и, хоть в глазах есть жизненный огонь,

ему  пора убраться на покой.

 

 

 

Но на Парнасе пенсий не дают,

да и еды там тоже вовсе нет.

Парнас всего лишь скромненький приют

для десяти невидимых невест.

 

Они обмотаны блестящей кисеей,

на спинках крылышки прозрачные висят,

и, обнаженных вижу я девчат,

нам создающих странный  непокой.

 

Но я пришел совсем не для того,

чтоб любоваться ими в тишине,

переступив таинственный порог,

я понимал, что  это все во сне.

 

Я с Мельпоменой в детстве не дружил,

на Терпсихору нехватало сил,

а об Урании не стоит говорить,

я  не пытался с нею подружить.

 

Полигимния неинтересна мне

и Клио, дева тоже так себе,

признаться, с ними я едва знаком

и мысли,  вовсе  о другом.

 

Каиссе я рукою помахал,

она хорошая любовница и друг,

хороший комплимент я ей  сказал

и улыбнулись девушки вокруг.

 

 

 

А вот Евтерпа и Эрато – это да!

Они всегда умели сострадать,

они приятны были мне всегда

и я пришел спасибо им сказать.

 

Я прочитал им самый лучший стих.

Они молчали, глядя в вышину,

и я, конечно, сразу же притих,

хотя не понял сразу, почему.

 

Наверно, просто интереса нет

к моей особе, пьяному притом,

раскрыл  рукой  я  пачку сигарет

и закурил, пуская дым кольцом.

 

Сидят на ложе музы без прикрас.

Звучат обрывки музыкальных тем.

Я вдруг подумал – это не Парнас,

а настоящий, сказочный гарем.

 

Не зря тащился в этот дивный рай.

Ну, да, зачем им слушать глупый стих.

Сегодня им   деньжата  подавай.

Пегас наверно евнухом при них.

 

Они совсем не слушали меня.

Раздели молча, бросив на кровать,

и вытолкали старого коня,

и принялись безумно обнимать.

 

 

 

И улетел я с ними в райский сад,

нелепого  мечтанья моего,

где сексуальных не было преград.

А больше я не помню ничего.

 

Проснулся в баре. Снова я один.

Исчезли сатана и дед мороз.

Пегас в ливрее, только без седин

и у него мужской, нормальный нос.

 

Он подошел без крылышек ко мне,

сказав, что бар давно пора  закрыть,.

а если вся проблема лишь в вине -

на посошок он может разрешить.

 

Прошу я бармена сто грамм  налить

и выпиваю огненный ноктюрн.

Полез в карман, за водку заплатить,

визиточка лежит среди купюр.

 

Визитку положили мне в карман,

что бы напомнить, где я побывал.

Хоть понимал, что это все обман,

но райский сад, конечно, вспоминал.

 

Протер от холода замерзший глаз.

От водки стало мне опять легко.

Там на визитке ООО «Парнас».

Так вот во сне куда меня влекло.

 

 

 

И вспоминая призрачности дев,

осознавая странный  моветон,

и, отвлекаясь  от   реальных тем,

я вспомнил -  это был притон.

 

Хватаю телефонный аппарат.

Звоню я тем, с кем встречи так редки,

но на  Парнасе мне никто  уже не рад, 

в ответ звучат лишь долгие гудки.

 

Я бросил трубку. Стало грустно мне.

Из бара вышел, потирая глаз

и закричал в морозной тишине:

я все равно, когда-нибудь,

в безумно-пьяной и далекой вышине,

найду тебя,

невидимый  и сказочный Парнас!

 

     музы

Каллиопа - эпической поэзии

Евтерпа - муз. лирики

Эрато - любовных песен

Мельпомена - муз. трагедии

Талия - комедии

Терпсихора - танцев

Клио - истории

Урания - астрономии

Полигимния - священных гимнов

Каисса - шахмат

и т.д.

 

 

 

Я фантазировал на тему,

перебирал  и да, и нет,

каким бы выглядел со сцены

недосложившийся поэт.

 

Каким бы зрителям казался,

наполнен мыслью, иль пустой,

со стороны взглянуть пытался

на этот мнимый образ свой.

 

 

  ПОЭТ

 

                    *****

 

Тягучий свет мерцал на сцене

и, в этот тусклый рампы свет,

тореадором на арену

вбежал прославленный поэт.

 

Вдруг, разом, вспыхнули софиты

и осветили силуэт,

и  зальной тишиной  обвитый,

всем стал стихи читать поэт.

 

О том, как море волны гонит,

как гром гремит, шумит гроза,

как завлекают, в милом доме,

ее прелестные глаза.

 

 

 

Как осень, скрученные листья

снимает желтою рукой,

как улетают к югу птицы,

курлыча в небе над тобой.

 

Он о любви своей, тоскливо,

под звук гитары напевал,

о том, что в жизни его было,

как он любил и как страдал.

 

И горько девушки вздыхали,

прикрыв ладошкой свою грудь,

матроны слезы промокали-

назад им время  не вернуть.

 

И я забылся на минутку,

читать  поэту не мешал.

Воспринимал все это в  шутку -

мои стихи он всем читал.

 

А зал взрывался то и дело,

и плакал он, и хохотал,

поэт раскланялся несмело

букет овации собрав.

 

Мои стихи гипнозом стали

и в наступившей тишине,

мою фамилию назвали,

и стало вдруг неловко мне.

 

 

 

Со стороны смотрел на сцену,

ведь это я стихи читал.

Сегодня мне назвали цену,

какую я не ожидал.

 

Забыв сегодня на минутку -

свое читать я не любил,

когда писал вам эту шутку.

я глупость новую творил.

 

В едином все писал порыве,

не исправлял любой огрех.

А, что стихи мои сырые,

так это же совсем не грех.

 

Зато теперь,  совсем не стыдно,

мне самому заметен брак.

Со стороны всегда все видно,

что хорошо, а что не так.

 

Поэтому прошу, простите

за то, что глупость написал.

А не понравилось – порвите.

Забудьте все, что рассказал.

 

 

 

 

 

 

 

Сначала азбука, затем литература,

всех книг прочитаных приличная стопа,

и лепится на классиках отличная натура,

пока не заболит  уставшая рука.

 

Но держат пальцы кончик авторучки,

ложится на бумагу мнимый список книг,

в который, якобы, занесен был  не  лучший,

но выстраданный грустью  этот  стих.

 

 

РАЗДУМЬЯ

 

                 *****

 

Меня  не будит ночью бой  курантов,

так как на старости уже не  спится

и, завтракая скромным провиантом,

листаю  Библии  пожухлые страницы,

с обложкою  раскрашенной  у  фолианта,

который  у меня в столе  хранится.

 

 

Читаю в Библии  о том, что на исходе,

когда кончается всей этой  жизни путь,

ты думаешь лишь только о  природе,

да и про  рай, где можно отдохнуть.

А  что не стал по жизни ты героем,

уже никто  не смеет  упрекнуть.

 

 

 

Надену молча старые сандалии,

святой водой в дорогу оботрусь,

и станет все равно, что  в спину закричали,

а на плевки я просто улыбнусь.

Возьму с собой бутылку Цинандали,

на остальное  и   не обернусь.

 

 

Иду  я, неспеша,  тропой осенней,

с деревьев листья павшие ловлю,

которые слетают постепенно

и тихо падают на сонную траву.

Да, осень жизни, ты благословенна,

и я от всей души тебя люблю.

 

 

Мне повстречаться искренне хотелось

с тем,  кто поэтом был, как великан.

Тайком свои стихи писал я, неумело,

не разделяя их на правду и обман.

ПризнАюсь я, во мне желанье зрело,

ему на суд представить свой роман.

 

 

Исчезли в тишине осенней звуки,

а я не тороплюсь, я тоже в них затих,

и снова ловят листья мои руки,

летящие с деревьев, превращаясь  в стих,

и фоном грусти ожидаемой  разлуки,

печальной строчкой выстроились в них.

 

 

Я к морю страсть болезненную мерил,

к лесам, степям, к вершинам стройных гор,

и в шумы  волн и ветра, искренне поверил,

спеша душою в светлый коридор,

который поведет к волшебной  двери,

где ангельский звучит небесный хор.

 

 

Я постучусь рукой в Святые двери,

Петра Святого крепко обниму,

который долгой жизни мне отмерил,

а вот зачем, никак я не пойму.

Ведь прожив жизнь,  я никому не верил,

лишь только верил сердцу своему.

 

 

И усмехнется Петр мне  величаво, 

бессмертный страж  мифических дверей,

а я присяду рядом с ним усталый,

как добрый  гость, в объятья райских фей,

и Ганнибала внук, поэт курчавый,

коснется поэтической  рукой своей.

 

 

Я шел к нему, что бы поэт великий

простив  весь мой несносный нрав,

мне  подсказал, как настоящий критик,

в каких стихах я был, увы,  не прав

и почему всю жизнь  я, как политик,

несуществующий искал свой  идеал.

 

 

 

Да, знаю я, что он ответит: - без  желания,

и очень  поздно, начал ты писать стихи,

написано тобой - одно название,

они не содержательны, безвкусны и  плохи.

Наверно, это было божьим наказанием

за все содеянные на земле  грехи.

 

 

На  самом деле,  зазвучал в раю негромкий,

им отработанный в своем столетье зык:

- Твои стихи оценят лишь потомки,

уставший жизнью, сгорбленный старик.

Простись с Петром, возьми свою котомку

и возвратись домой  на материк.

 

 

Закрылись за спиной ворота под горою,

отняв  возможность рано умирать.

Я возвращусь домой осеннею порою,

чтоб вновь в своих печалях  отстрадать.

Но я уверен, и теперь уже не скрою,

не буду больше глупые  стихи писать.

 

(Утром, на трезвую голову, прочитав свои «раздумья»,  действительно «раздумался» - вместо всего выше написанного, можно было, как пародия на самого  себя, со злостью написать хореем пожелание,  всего  в трех  четверостишьях. Однако «крик души» жечь не стал).

 

 

 

     Рекушев - Рекушеву

======================

 

Не вырастает, ни по пьянке,

ни  в своей  глупости, поэт.

Ведь он, как  камень без огранки,

всегда имеет серый цвет.

 

Но, иногда, как наказание,

за совершенные  грехи,

рождаются, вдруг, без желания,

довольно вялые  стихи.

 

Но,  если «по большому» делу

ты пыл не можешь удержать -

на стенках унитазов белых,

начни внутри стихи писать.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ШУТКА

  

              *****

Я вдоль по улице брожу

и пялю зенки.

А я на девочек гляжу.

На их коленки.

 

Почти как в церкви, образа

блестят  металлом,

все их прекрасные глаза

горят  лукаво.

 

А мини юбочек разрез,

мне открывают ноги,

и возбуждают интерес

к особам строгим.

 

Итак, я вспомнил, вдруг -

был  ловеласом.

И был для девочек, «мой друг»,

вполне опасен.

 

Мне шестьдесят сегодня  лет.

Пожил на свете.

Старик я.  Даже спору нет.

Жена и дети.

 

Но, этот чудный запах тел,

прекрасных,  юных!

Я  пошутить вдруг захотел,

на этикеты плюнув.

 

Вы, уж, простите этот грех,

не молод, вроде,

но за спиной игривый смех

меня заводит.

 

Какой циничный я старик,

подумал важно.

И,   к светофору я приник

слепым, отважно.

 

И беса в ребрышках кляня,

ведь я в сединах:

- простите, девушка, меня:

слепой мужчина!

 

Пытаюсь в воздухе найти

ее отростки:

- Ах, помогите перейти

на перекрестке.

 

Повыше талии схватил

мою подругу,

и под рукою ощутил

весь бюст упругий.

 

И босоножками звеня

под сенью кленов,

она, обняв, вела меня

на знак зеленый.

 

 

 

Ребята, что там говорить,

мне нет покоя.

Пытаюсь больше захватить

своей рукою.

 

Ведь у нее такой товар,

повыше рёбер,

а у меня в груди пожар

пониже бёдер.

 

Какая, к черту, там, семья.

Какие дети!

Когда ручонками скользя,

я грудь отметил.

 

Ее приятная спина

так изгибалась…

Но не противилась она,

а усмехалась.

 

Идем дорожкой, не спеша,

мы ходом крестным,

и вот, дорожная межа

за перекрестком.

 

Конец пути, слепых потуг,

моих желаний,

и стала шутка грустью, вдруг,

моих страданий.

 

 

 

Я за платком в карман полез,

убрать все слезы,

а телефона нет, увы,  исчез,

и портмоне мой,  тоже.

 

А за углом растаял  смех,

ну, и с подростком,

исчез мой похотливый грех

за  перекрестком.

 

Я рассмеялся вслед за ней,

над этой шуткой,

хватило пошутить и ей

одной  минутки.

 

Хотел потом в кафе. И ром

в ее постели…

Но рассосался смеха  гром,

        на самом деле.

 

Мы, шутники - порочный круг,

все ищем цели.

Но не всегда  все сходит с рук,

как мы хотели.

 

Мораль моя - душевный крик,

который  зреет:

- не делай глупости, старик.

И будь мудрее!

 

 

 Смешон и горек случай этот

    и я давно   его забыл,

    но вдруг, однажды, прошлым  летом

    его в балладу превратил. 

СВАДЬБА

 

                 -1-

Сибирь бескрайна, бесконечна,

она рождает русский сказ,

пожив немного там,  конечно,

я написал и свой рассказ.

 

Быть может он не самый лучший,

и много сокращать  пришлось,

но расскажу про дикий случай,

который видеть довелось.

 

На берегу реки широкой,

среди высоких мрачных скал,

стоит  поселок одинокий,

в котором, летом  проживал.

 

Там за горой, над быстриною,

висят крутые берега,

и охраняет их покоем,

седая  Матушка - Тайга.

 

Здесь берег волны омывает

красавец  Батюшка – Амур.

Здесь шкурки белок промышляют

и шубы шьют из этих шкур.

 

 

Здесь ловят рыбу дорогую,

грибы в орешниках растут.

Здесь сосны  осень золотую

в кедровых шишках берегут.

 

Рабочих много приисковых,

охотников и рыбаков,

людей я видел там толковых,

хотя и сам  я, не таков.

 

Сибиряки - народ не хилый,

ребята просто на подбор,

в них от  природы столько силы,

могли б крушить   вершины гор.

 

Ермак в их  памяти остался

как русский витязь и герой

да и никто не сомневался-

сибирский край всегда крутой.

 

«Сурово молнии блистали

и беспрерывно гром гремел»,

такие песни распевали

все те, кто честен был и смел.

 

Но среди прелести природной

есть кое-что, чему не рад,

остался в  памяти народной

дурацкий Разинский обряд.

 

 

 

Здесь помнили, как Разин Степа

бросал княжну в пучину вод,

ему народ в ладоши хлопал

под свадьбы дикий хоровод.

 

Обряд  прижился здесь, как шутка,

и женихи,  своих невест,

бросали в воду с прибауткой

с насиженых из Стругов мест.

 

Под  хохот  пьяного народа

и водкой замалив грехи,

не раздеваясь, прыгнув в воду,

невест ловили женихи.

 

Затем гуляли всю неделю,

снимая свадебный наряд,

и водкой душу свою грели -

таков был глупенький  обряд.

 

И вот о нем, в тиши кедровой,

под дятла стук и вой волков,

я написал, как бестолково

обряд окончился такой.

 

                -2-

Из мрачных туч стальною спицей

расколот черный небосвод,

и вслед за яркою зарницей

на реку льется масса вод.

 

 

Раскаты грома, друг за другом,

несутся ровной чередой,

и к берегу несутся Струги,

ища защиту и покой.

 

На первой лодке, в черной бурке,

сидит парнишка молодой,

и с губ, слетая, прибаутки

несутся нА  берег крутой.

 

Ему ужасный гром не страшен,

и этот ливень нипочем,

невесте он рукою машет,

накрывши голову плащем.

 

Там ждет невеста на причале,

а с ней нарядный ряд гостей,

наверно, шутку услыхали

и рассмеялись вслед за ней.

 

Здесь свадеб долго не играли,

давно девчат в поселке нет.

Однажды здесь и  повстречались,

Василий  с милою Аннет.

 

И вот, о том, как все случилось

хочу подробно рассказать.

А вам судить, что получилось,

смеяться или сострадать.

 

 

                 -3-

За дальней сопкой, у причала,

где начинался  перевал,

яранга теплая  стояла,

и в ней Василий проживал.

 

Ему под двадцать лет, от силы.

Высок, красив, да и силен.

Жизнь по тайге  его носила -

геологом работал он.

 

Он из отеческого дома

сбежал в тайгу, чем удивил.

Но парень был совсем не промах,

в лесу  здоровье  находил.

 

Считал работу за потеху.

Какие, мол, его года.

Искать он золото  приехал,

да и остался навсегда.

 

Не егерь, не охотник даже,

но белок тихо промышлял,

а если кто ему закажет,

и соболей не отвергал.

 

Степенного был парень вида.

Ни хам, ни свищь,  ни самодур.

Смешной   была его Планида -

веселый был и балагур.

 

 

 

Он по тайге ходил свободно,

как ходят дома у себя,

и жизнь летела беззаботно,

его тоскою  не губя.

 

Он ел подряд, все, что найдется,

чем одарИт его тайга,

а если кушать не прийдется,

не унывал. Мол,  не  беда.

 

Грибы, орехи, дичь в капканах,

валежник там всегда   сухой,

а спички, даже соль, в карманах

всегда бывали  под рукой.

 

Давно такое не случалось.

Совсем нелепая беда.

Его нога в капкан попалась.

Сломалась в двух местах она.

 

В тайгу забрался он далеко,

домой прямого нет пути,

тоскливо стало, одиноко,

к жилью ему не доползти.

 

Ночная звездочка на небе

зажглась под сонною луной.

В каких он передрягах не был,

но вот впервые он в такой.

 

 

Казалось бы уже нет мочи,

но  из последних своих сил,

порвав рубаху на кусочки,

на ногу шину наложил.

 

Вокруг себя нагреб он ветки,

постель себе соорудив,

и костерок разжег приметный

из лямочных,  рюкзачных жил.

 

Чтоб дымом дать сигнал тревоги,

авось, увидят и найдут.

Да вот беда,  чужие ноги

и близко здесь не пробегут.

 

Такой он не предвидел доли,

в тайге остался одинок,

и не приходит сон от боли,

тихонько тлеет костерок.

 

А к ночи стало холоднее,

терпенью не осталось сил,

но утро будет мудренее,

он для себя уже решил.

 

Земля  теплом  еще дышала

и ветер холодом  не дул.

Василий дернулся устало,

накрылся курткой и уснул.

 

 

 

                 -4-

Теперь мне об Аннет хотелось

немного вам порассказать,

и похвалить ее за смелость,

а за гордыню   поругать.

 

Она - красавица в поселке,

любой к ее лицу наряд.

Как фея в сказочной светелке,

друг - другу люди говорят.

 

Сама Аннет была несчастна.

Семнадцать лет.  Живет одна,

и, хоть сваты ходили  часто,

давала им отказ она.

 

Девчушка замуж не спешила,

судьбы в поселке нет ее,

она давно уже решила

дождаться счастья своего.

 

Конечно, это все наивно,

за эти мысли грош не дам,

но как ни странно и не дивно,

жених ей снился по ночам.

 

И как Ассоль жила надеждой -

однажды вечером, из зги

к ней, в позолоченной одежде,

любимый выйдет из тайги.

 

 

 

Бывало, сон ее встревожит

и мысли заняты одним -

спасти любимого не может

и тонет в речке  вместе с ним.

 

А  по утрам куда девалась

тревога, вызванная сном,

она задиристо смеялась

и снова мысли лишь о нем.

 

Тайги нисколько не боялась,

ей эти страхи нипочем,

и невредимой возвращалась

всегда,  к себе в родимый дом.

 

Однажды, утренней порою,

в тайге решила погулять,

да с кедров, росших за горою,

орехов на зиму собрать.

 

Взяла ружье, патронов низку,

рюкзак наполнила едой,

ведь путь лежал не очень близкий

и был, конечно, не простой.

 

Природа свежестью дышала

осенней милостью  чудес,

Аннет беззвучно зашагала

по узкой тропке прямо в лес.

 

 

                 -5-

А в это время, под сосною,

Василий раненый лежал,

он  в дреме был и непокое,

людей к себе на помощь  звал.

 

Да только вряд ли кто найдется,

что бы его в тайге искать,

лишь только эхо отзовется,

когда начнет кого-то звать.

 

Надежда горечью уснула,

не стоит  помощь ожидать,

но злая боль опять вернулась,

не дав спокойно полежать.

 

И, пусть, сегодня он неловок,

не может ножками идти,

недалеко здесь есть поселок,

к нему он должен доползти.

 

Костыль  надежный был им  сделан

из деревца в глухой тайге,

теперь он прыгать может смело

на сохранившейся  ноге.

 

                 -6-

Ну, а теперь скажи, читая,

представить можешь, наяву?

Аннет, о суженном мечтая,

в тайги глядела  синеву.

 

 

И, вдруг, из  синего тумана,

продолжив юности игру,

скакнул парнишка на поляну,

как австралийский кенгуру.

 

Не в позолоченной одежде,

ни князь, ни принц, ни Аладдин,

полз оборванец к ней  с надеждой,

и с радостью, что  не один.

 

Ну, а потом, все просто было,

о чем не стоит говорить,

из веток волокушу свила,

чтоб паренька домой тащить.

 

А через день домой добрались,

и, хоть был путь совсем не прост,

в ее домишке оказались,

закончив этот  длинный кросс.

 

Его три месяца кормила,

за ним ходила день и ночь,

ну и, конечно, полюбила,

и он жениться был не прочь.

 

Она уже не удивлялась,

что он нисколько не богат.

С судьбой своею повстречалась.

Он тоже был, конечно,  рад.

 

 

 

Молва в поселке пробежала,

мол, нынче мода к ним дошла -

Аннета шишечки искала,

а жениха  в лесу нашла.

 

О них в поселке говорили,

что лучшей пары не найти.

И люди   повод не забыли,

чтобы на свадьбу к ним прийти.

 

                 -7-

Пора  опять нам возвратиться,

к тому, что начал я писать.

О том, что к берегу,  как птицы,

баркасы гордые летят.

 

Народ их песнями встречает,

кулич и соль, все пополам,

затем на лодку их сажают,

а сами ринулись к веслАм.

 

Холодный дождь не утихает

и блещут молнии вокруг,

и волны медленно   качают

на середине речки   Струг.

 

Стоят в высокой лодке оба

и даже ветер вдруг притих,

всем улыбается зазноба,

ей вторит радостный жених.

 

 

Аннет  на руки поднимает -

смеется в радости народ,

и как  Степан ее  бросает

вниз головой, в пучину вод.

 

Бушует ветер вал вздымая,

толчками   грозовой  руки,

летит невеста молодая

в пучину черную реки.

 

Проходит  в ожиданье время,

вокруг сплошная суета,

качается на водном  гребне,

лишь только белая фата.

 

Бегут минуты, отмечая

отсутсвие Аннет живой,

а в небе  туча грозовая

нависла грозно над рекой.

 

Невесты нет. Она пропала.

В воде и след ее простыл.

Истошно свадьба заорала

насколько было пьяных сил.

 

И в реку бросился Василий,

хоть плавать вовсе не умел,

его попытку оценили -

спасти невесту захотел.

 

 

 

А волны тело подхватили

с фатою белой, заодно,

в воде безумной закрутили

и потащили вниз, на дно.

 

А в это время  влезла в лодку,

с обратной стороны Аннет,

и все увидели молодку,

да  жениха с ней рядом нет!

 

Она  недолго размышляла,

за женихом нырнула  вслед.

Волною речка всколыхалась

и их обоих больше нет.

 

Печально жизнь для них сложилась.

Последний час для них настал.

и лишь фата в волне кружилась,

но омут и ее забрал.

 

Застыл народ смотря на это

в душе наверное  не рад.

А  для меня, Сибирским летом,

стал жутким их смешной обряд.

 

                 *****

Ну, вот и все.  Рассказ окончен.

Пора отсюда уезжать.

И хоть Сибирь красива очень

не буду, вновь, о ней писать.

 

    Я дикий сон пытаюсь записать.

            Ну  надо же, такое вдруг приснится…

            Когда  я выпью, и когда не спится,

            стихом своим пытаюсь рассказать.

 

СОН

 

Стою я в очереди к Богу.

Таких, как я,  здесь очень много,

все ждут прием в небесный рай,

и прихожан не виден край.

 

Там Австрияки ходят маршем

и всем грозят своим демаршем.

Законы мира – нипочем,

толкают всех своим плечом.

 

А Итальянцы  трут  яички,

щебечут за кустом, как птички,

вино стаканами глотают

и ни на миг не умолкают.

 

Британцы ходят взад-вперед.... Читать следующую страницу »

     Страница: 1 2 3 4 5    Следующая страница »

0

Понравилось стихотворение? Поделись с друзьями!

---

Последние отзывы и рецензии на
«Евгений Рекушев - Баллады»

Нет отзывов и рецензий
Хотите стать первым?

Просмотр всех рецензий и отзывов (0) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад