Непокаянный или мое тело

В холмах я  далече   от дома,
Нашел стариннейший журнал.
В котором был написан  говор,
Того кто с жизнью больше не играл.

Он исповедался в конце,
Не испытавши огорченья.
И я прочту его слова,
С обрывков ветхого листа.

«При свете свечки одинокой,
В тиши прохладной,  в глуши убогой,
Под тенью мрачных  идеалов, 
Мелькает черный силуэт.

Он изваяньями окутал
Мой мир зубами растерзал.
На этом он мне храм построил,
В котором меня же закопал.

В хромых моих ногах  нет  силы,
И разум мой давно не свеж.
Уже протухла вся одежда, 
А ты мой мир,  на завтрак ешь. 

Тебе не стоит здесь скрываться,
Ты осушил сосуд до дна,
И на часах моих исходят 
Те дни, когда жила  душа.

В стенах моих погасла свечка,
Лишь крик,  пронзительный звучит 
И ногти разрывают в щепки 
Все то, что мир от нас таит.

Я вижу мрак, я вижу пламя,
Я чувствую,  в себе огонь. 
Но снова силы покидают 
Мой старый, затхлый дом.

Раскаты грома не стихают, 
Дождь каплет на мое чело.
И снова,  мысли засыпают 
Вскрывая тайны существо. 

Я ненавидел  с детства радость,
Я презирал, людей и свет! 
За то, что все  такая гадость, 
Что вызывает рвотный смех.

Мне трудно вспомнить,  все что было,
Мне трудно ненависть скрывать! 
К тому, кого боготворили, 
И к тем, кого готов распять.

Я рос, с годами стало хуже
Понять, что правда, а что лож.
Где  истина повсюду лужи, 
И в них стекает чья-то кровь.

В лет семь,  хотел быть камнем, 
Чтоб боль свою не ощущать. 
А в девятнадцать быть солдатом, 
Чтобы за боль свою воздать. 

В меня вонзали  иглы  колко,
Отверткой разрывали плоть.
И это все лежит в основе 
Общение,  где есть лишь сброд.

Но после множества стенаний 
Решил я человеком стать, 
А чтоб понять,  как это сделать 

Стал мир я познавать,
И как-то раз уже под вечер, 
Нашел я утверждение одно,
Чтоб стать кем хочешь, вкуси частицу ты его.

Я долго думал и мечтал.
Планировал, людей искал.
Вот первая моя обновка,
Была завернута в обертку.

В ярко розовых туфлях, 
Она пошла одна, не ах..
Был план и было ярое стремленье,
Пронзился крик и я для успокоенья 
Вел ей волшебный препарат, 
Который я нашел в составе трав. 

В роскошно бледном преломленье,
Ночного света от луны. 
Она лежала в усмиренье, 
Духи ее полны весны. 

Но вот уже погасли зори,
Теперь, я в домике своем.
В нем тихо, мрачно и просторно, 
В нем двое,  я и ужин мой.

На пиджаке моем частицы. 
Кровавый след на полотне.
Они разлились словно птицы,
В небесно-яркой синеве.

Я подношу к столу поднос, 
С глаз вытирая слезы.
Сажусь на белую тафту,
Расчесывая волос  капну и поправляю розы,
Я разрезаю нежно мясо, 
Кладу его тихонько в рот, 
И ощущаю снова пламя,
И трепет обуял до ног.

Но вот теперь настало время
Приправу главную подать, 
Теперь я разрезаю тело
Чтобы его с сосудов медленно достать, 
Парез блистает  красно краской,
Сверкает лезвие ножа, 
Из раны капает на мясо 
Теперь частица, ты моя!

Я вспоминаю, это день доселе,
Когда я человеком стал, 
А не будучи, под наблюденьем 
Простой невольный маргинал. 

Вот исповедь пришла к исходу!
Исходу духа моего, 
И я готов постичь природу,
Огня в котле моем в аду!

Но раз котел стоит там славный,
Меня в нем будут запекать, 
И есть меня там будет главный,
Чтоб тоже человеком стать.»


Здесь обрываются страницы,
Лишь на обложке есть строка!
18.. А. Д. …отх.
И тем закончен мой рассказ
О веке мук и жгучих фраз.