Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".

Евгений Рекушев - С юмором

1185

0

Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.

Евгений Рекушев - С юмором

Е.Т. РЕКУШЕВ

 

 

 

 

 

осколок

истории

 

 

  книга четвертая

поэзия-ералаш

 

2011 г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

                                                         

      Четвертая книга после 70, мне далась с большим трудом, так как изменилась политическая ситуация в Украине и мне стало тоскливо и нудно,  к тому же  и старческий менталитет уже дает знать о себе. Скучно. Одно и то же. Да и желание писать,  приходит все реже и реже. Если первая и вторая книги были написаны за месяц, а третья за два, то четвертую я мусолю уже год. Обычная баба-лень сладко обнимает меня, тянет в мягонькую постельку, в которой дрыхнуть мне приятнее, чем  сидеть за столом, глядя в глаз этому циклопу, дядьке–компьютеру, который постоянно молчит. И в чем, блин, счастье, молча разглядывать друг-друга. Хотя, если по правде, он иногда подмаргивает мне глазом экрана, хотя не сообщает мне,  в чем прикол. 

   Мне  приходила в голову мысль о том, что мы находим себя в какой-то ипостаси  или очень рано,  или очень поздно. Если рано, то потенциал так же рано отмирает и человек губит себя или славой, или алкоголем, или творческой импотенцией. Если поздно, то он явно не успевает что либо создать, а если это и создает, то все уходит в прошлое, не давая ему возможности самому насладиться своим творением. Моя цель гораздо проще. Домашнее чтиво приносит мне и радость при создании, и разочарование при анализе созданного. Парадоксальная ситуация, когда и хорошо, и плохо, одновременно. Но благодаря выше сказанному, я останавливаю себя на мысли, что мое позднее творческое рождение, и есть тот уголок счастья, когда лежа на диване, перечитываешь самого себя и ловишь себя на мысли – а, ведь, неплохо. Поэтому, прочитав этот манускрипт, вздохните поглубже и   скажите самому себе (и мне тоже) – и, правда, неплохо? А?

 

Еще одно ушло столетье.

Глаза погасли, мутен взор.

Повырастали мои дети

и я не вижу их в упор.

Уже ничто не удивляет,

и все я знаю наперед.

С коленок молча, умирая,

уже не встанет наш народ.

Четвероногий друг меня ласкает

и обнимает мне бока,

его диваном называют,

но я доволен им пока.

Жена не тянет одеяло

с моей спины,  к себе на грудь,

в квартире тишина настала

и я пытаюсь  отдохнуть.

Дремлю, и  выпавшую книжку

приподнимаю, и опять,

я возвращаю эту фишку

к себе,  на мягкую  кровать.

Я показать в ней постарался

уже прошедшей жизни суть,

когда безумно увлекался,

куда пытался заглянуть.

И, вновь, заброшены на полку,

родным оставив в жизни след,

моей "истории осколки",

о пролетевших мимо  лет.

                                                              Е.Рекушев

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ

 

СТИХОТВОРЕНИЯ

2010 г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  Семь улетевших дней на море

 

                 *****

 

На берегу, в отельном здании,

где стали  отпуск прожигать,

от друга получил задание -

стихи о море написать.

 

Ему сказал: - хоть  жизнь увечная,

я  с доброй радостью творю,

и напишу про всё, конечно, я,

и даже шутки подарю.

 

Семья смеется над «писателем».

Мои стихи  не признают.

И хоть  пишу все обстоятельно,

для них я только добрый  шут,

 

который, в эти ночи  летние,

гуляет мартовским котом,

а утром, снова, в рань  рассветную,

корпит над новеньким стихом.

 

Семь дней и семь стихотворений

я в этом цикле вам донес.

Простите, нету больше времени -

я тело нА море унес.

 

 

 

День первый              

                 *****

Сюда приехали на скором,

где жжет июльская жара,

и на Азовском, мелком море,

не достает нас  детвора.

А вот и море нас встречает.

Густые краски. И волна…

Мы быстро плавки одеваем,

чтоб помочилась в них она.

Несчетно  миль бредем по броду.

Устали ноги и бока,

но глубины не видно, вроде,

не можем понырять пока.

Шары надутые болтает,

по пляжу носят пирожки,

а мы идти, все продолжаем,

сбиваясь в мелкие шажки.

Да где же море? Где пучины?

Где бури, штормы под дождем?

Мы пятками лишь давим тину,

по дну креветками ползем.

И приползя домой под вечер,

где ждал коньяк и тишина,

кровать, дождавшись с нами встречи

в обьятья бросилась сама.

Смурное утро. К сожаленью,

никто не пукал, ни храпел.

Из холодильника варенье,

тайком от остальных не ел.

Но мы надежды не теряем-

в походах в море нет вины.

Надеюсь, нам вручат медали,

когда дойдем до глубины.

                 День второй

                 *****

Я вам поведаю о море

свой незатейливый рассказ,

о  том, какое это горе,

для тех кто был там первый раз.

 

Всю ночь вы маетесь в вагоне,

не спите, смотрите в окно,

с тоскою помните о доме,

там, где и пиво, и вино.

 

Затем под  лязг и  перезвоны,

вокзалу радуясь слегка,

вещей сгружаете три тонны,

пока не заболит рука.

 

Потом езда в автомобиле.

Вот, наконец,  последний путь!

Вдруг,  вспоминаем, что забыли,

а, что чужое не вернуть.

 

И  вот оно, сплошное море.

Прибой колышет массу вод.

Пляж заполняется и, вскоре,

в него вонзается народ.

 

Вначале жажда и спекота,

флажки на буях, бурый трос.

Мы  в воду лезем с неохотой

Она, скотина, лезет в нос.

 

 

А до ныряний так далеко,

пока идешь за глубиной.

Блестишь, как парус одинокий,

оставив берег за спиной.

 

Но, наконец, дошел до точки,

где дно не трогает рука.

Нырнул и заболели почки,

набравши в легкие песка.

 

А вслед мне попочку, игриво,

волна толкает, не спеша,

и я вонзаюсь в  это диво,

морская, добрая душа.

 

А солнце бьет меня  по темю

и шкура тонкая трещит.

И, вспомнив про коньяк и время,

на берег тело вдруг спешит.

 

Вот вам  и отдых на природе.

Вот вам и кайф, и божий дар.

Спешат на берег мои ноги,

как буд-то в море скипидар.

 

Затем еда до отупенья

и сон ночной с дрожаньем  рук.

Исчезла радость вдохновенья,

и мрачным стало все вокруг.

 

 

 

 

Кручусь в кровати, то и дело,

чешу зудящийся загар,

а в, солнцем, выжженое тело,

вонзился челюстью комар.

 

Всю ночь летал он, кровопийца,

меня искал, чтоб укусить,

а мне, совсем уже не спится,

его прихлопнуть нету сил.

 

И   шкура тонкая слезает,

ее под койку прячу я,

что бы родные все же знали,

что я мужчина – не змея.

 

И в состоянии бредовом,

устав от моря и песка,

вдруг, захотел вернуться к дому,

где телек,  пиво и треска.

 

Но через год, я в эту скверну,

под ностальгии глупый бред,

вернусь опять сюда, наверно,

забыв про ужасы и вред.

 

 

 

 

 

 

День третий

 

                   *****

 

Бегут дождинки по дорожке,

раскаты грома, молний свет.

Опять мои промокли ножки-

на них носков и туфель нет.

Одной ногой, почти как цапли,

вопит и скачет детвора.

Я, языком, глотаю капли,

вода невкусна и мокра.

Но, наконец, уносит ветер

весь караван из черных туч.

Запах озон, затихли дети,

и солнечный пробился луч.

За нашим домом, и до края,

уносит тучки ветерком,

возникла радуга цветная,

за ней бегу я босиком.

Нам уезжать придется, вскоре,

и не хотим грозы опять.

Ведь, мы приехали на море,

что бы под солнцем загорать.

За занавешенным оконцем

соседи прячут телеса.

Да будет свет! Да будет солнце

и чисты будут небеса!

 

 

 

 

День четвертый

                *****

Я  с грустью вспомнил это лето.

Светила яркая луна.

Стихи читал ей до рассвета

и улыбалась мне она.

Волна целует нам ладони

и, убегая, шелестит.

Надрывно чайка в море стонет,

на воду сядет и молчит.

Я обнимал ее устало

и локон  нежный теребил.

Сжиматься сердце перестало

и я о старости забыл.

Я  целовал ее, беспечно,

под волн, уставших, шепоток.

Любить ее я клялся вечно,

сжимая юный локоток.

С Азова облако надуло,

проснуться солнце не спешит.

Она сказала вдруг: - дедуля,

твои стихи не хороши.

Словами критика, но строже,

она сказала мне в тиши:

- твои стихи на бред похожи.

Они наивны, и  смешны.

Все про любовь, да женщин слезы,

как будто есть о чем страдать.

Да и   про секс, в кустах мимозы,

кончай  стихи свои писать.

Не стал искать я оправданий,

и извиняться не спешу,

но  про любовь и про страданья,

увы, я больше не пишу.

День пятый

 

          *****

И мать и бабушка, опять,

таблетки жрут от ожирений.

Суставы по утрам болят

и поднимается давленье.

Батоны с маслом, по утрам,

и колбасу хрумтят до колик.

Сплошной прожорливый дурман,

как будто он снимает  боли.

А дети их страшнее всех!

Ангина там, или простуда,

их обнимает тайный грех,

нажраться так, чтоб было худо.

И, ковыряясь ложкой в щах,

в живот мороженое пряча,

они в угрях, они в прыщах,

кричат и бесконечно плачут.

А дед не горбится спиной.

Веселый, бодрый, не болеет.

Он потребляет хлеб ржаной

и от ржаного молодеет.

Все жрут тайком его кулич,

смеясь над дедом бестолково.

Мол, обойдется старый хрыч,

сегодня, снова без ржаного.

А дед хохочет и кричит: -

Я препарат глотаю новый!

Вы принимайте эНэСПи

и тоже будете здоровы!

 

День шестой

         *****

Каникулы я проводил у дедушки

в деревне под названьем  «Клен»,

и   жил напротив дома девушки,

в которую, я был влюблен.

Мне было около пятнадцати

и был я очень молодой,

но презирались все опасности,

когда гулял с ней  под луной.

От бюста, стянутого ситчиком,

меня всегда бросало в дрожь.

Когда касался пальцем лифчика,

я слышал грозное: – не трожь!

За занавешенными шторками

мелькала в доме ее тень,

и платье, с мелкими оборками,

на гвоздик вешалось у стен.

А я, присев за подоконником,

тайком пытался рассмотреть

изгибы тела, что-то томное,

за что готов был умереть.

Взметнулась, вздрогнув, тень гардинная,

открывши груди и плечо,

и я пригнулся с глупой миною,

как будто вовсе не причем.

Не я смотрел на тело голое,

не я сопел, не я стонал.

И не высовывал я голову,

мол, в это время крепко спал.

А утро было, как обычное,

она смеялась мне в лицо,

а я краснел до  неприличия,

пригнувшись молча за крыльцом.

День седьмой

 

          *****

 

Неделю здесь с женою жили.

Поселок этот очень стар.

В нем, по поверью старожилов,

погибли люди от татар.

А на окраине поселка

церквушки белые бока.

Крестов  блестящие иголки

за кромки держат облака.

Она видна всем отовсюду-

все в позолоте купола.

Крестясь, проходят мимо люди,

желая мира и добра.

Зашел под купол в центре зала,

на запах ладана и свеч,

и сердце биться резко  стало,

склонилась голова до плеч.

Там, за погибших русских в битве,

Поп проводил свой ритуал.

Я богу, искренне, молитвы

впервые в жизни прошептал.

Моей  душе легко, вдруг, стало,

и сердце перестало жечь.

Стоит там церковь величаво,

чтоб в наших душах мир беречь.

 

 

     

 

И на прощание       

 

 

          *****

 

Прекрасна жизнь! Но, вдруг,  в короткий миг,

гроза нежданно  болью разразится,

смертельная беда со мной случится -

закончить не смогу прощальный  стих.

 

Но  я стерплю, теряя свои силы.

А если  боль моя  у вас оставит след,

проведайте, родные и друзья,  мою могилу,

в душе исполнив памяти обет.

 

И   у могилы, с шуткой улыбнитесь,

разлейте водки, и плесните мне.

А, уходя,  прощально поклонитесь,

моей, увы,  оконченной судьбе.

 

                    *****

 

Отеля покидая  здание,

и, в море, плюнувши с тоской,

я,  друга,  выполнив задание,

рюкзак сложил. Пора  домой.

Отдал свои стихотворения,

простившись с ними всей душой.

 

Впервые я не  сжег творения

своею старческой рукой.

 

Все подряд  

                 *****

Давят людей сапоги «регионные»!

Страшно подумать, что их  - легионы.

Любой рассмотри   депутатский Совет -

одни богачи, только правды в них нет.

 

Их глупые мысли и мерзкие  действия

приводят народ наш  к  крайнему бедствию.

Словно налеты  в степи   басмачей,

льются с трибуны слова трепачей.

 

Душевные травмы  от  мордобоев,

уставшее сердце стучит с перебоями,

но регионы совсем не боюсь,

с кретиновой партией вечно дерусь.

 

Сколько б веревочке вашей не виться,

сколько б, не стали в мой адрес браниться,

но жизнь, как и вы, я прожить не хочу.

в ответ -  улыбаюсь. Нет, хохочу!

 

Да  что мне наветы и кляузы ваши,

что жизнь для народа, лишь  у параши,

а я, мол, скотина, невежливый хам,

к тому же алкаш и большой  интриган.

 

Вы на себя посмотреть постарайтесь.

В партийной  песочнице в паски играетесь,

а о  политике я, уж,  молчу,

пальцем висок свой, в ваш адрес  верчу.

С женой прощался добрый муж,

больным лежа  в своей кровати

и сознавая, что не дюж,

в словах последних,   силы тратил.

                   *****

Мой милый друг,  меня прости.

Моя болезнь неизлечима, знаю.

Не оставляй, не пробуя уйти.

Прости меня, и подойди. Я умираю…

 

Мне страшно  мир навеки  покидать.

Ах, как не хочется так рано умирать

В последний миг побудь со мной.

Поговорить хочу с тобой.

 

Последний раз хочу тебя я увидать,

мои глаза разлука  закрывает…

Мне страшно очень сознавать,

что не увижусь, вновь, с тобой, родная.

 

Не уходи. Прошу, присядь.

В последний миг побудь со мною.

Мне очень больно  сознавать,

что расстаюсь навек с тобою.

 

Мой милый друг!  Меня пойми,

моя болезнь неизлечима. Знаю.

Не покидай  и крепко обними.

Любимая, прощай. Я умираю…

 

        Сказал ей все, что захотел.

Закрыл глаза, вздохнул и улетел…

Среднему сыну

 

                *****

 

Минутки нет свободной. Даже двух.

Я не могу за это время, с сыном

поговорить о прошлом, вслух,

о чем-то прожитом,  и о красивом,

и что уже не сбудется в его  судьбе.

И рассказать ему немного о себе.

 

Прости меня.  Неправ, наверно, был

до старости своей, как изверг, поучая,

и даже свою юность позабыв,

тебя корил, себя не вспоминая.

И лишь на старости, я в зеркало смотря,

подумал, кипятился зря.

 

Ему  хотел сказать, (и искренне пытаюсь),

что может был не прав. И даже может быть

его судьбу, как папа  понимая,

свою,  со злостью тоже  не могу  забыть.

От этого всю жизнь я маюсь.

И  каюсь. Злюсь. И  молча каюсь.

 

 

 

 

 

 

 

 

*****

 

Вечерний город  в звуках громких

струился гроздями огня,

а снег кружил. Он белой пленкой

друзей присыпал, и  меня.

Вначале снежными комками

девчат мы взяли в оборот,

затем,  из снега  катышами

лепили  бабу у ворот.

А рядом дети наваяли

еще одну из снега дуру,

и на лице  нарисовали,

спинную нижнюю фактуру.

Углем отметили  пятно,

как будто попочкой  оно.

И  осыпала дружным смехом

детишек милая потеха.

Смеялись дамы и мужчины,

и отворачивали взор -

сжимала лоб ее морщина,

как попы сморщенной узор

Не пошутить, мы не могли,

и все на пошлости свели,

и ради шуточки, гуртом,

морковь воткнули в нижний ком.

Ну да, портрет не очень яркий

от этой шуточной поправки,

и каждый в бабе  видеть мог

мужскую  пипку между ног.

Застыла баба общим планом

архитектурным истуканом.

Стоит  из снега,  как  мужик.

        А снег над городом кружит...

 

                    *****

Письмо прислала мне сестра.

Из эмиграции. Канады.

- Тебе сюда давно пора!

- Эх, милая, уже не надо.

Сижу на берегу пруда.

Чешу задумчиво затылок.

И, думаю:  лететь туда?

Давно здесь все уже не мило.

Одно и то же каждый день.

Всегда, везде, одно и то же:

блатная депутатов тень

и их раскормленные  рожи.

От них я отличаюсь тем,

что не ношу глазные шоры,

не признаю я их систем

и их загашников в оффшорах.

Взмахнул крылом последний гусь,

взлетая в дальнюю дорогу,

а я, никак не соберусь,

забот и здесь осталось много.

Пусть я сегодня  не богат,

в  бандитском бизнесе  нет  дела,

но мне дороже  во сто крат,

в моей  отчизне, мое  тело.

За океаном, может быть,

жизнь будет вкусной шоколадкой,

да только Родину забыть

на старости, увы, не сладко.

Своих родных, своих друзей,

ты в своей памяти не скроешь.

Не зря, ведь, стаи журавлей,

вновь  возвращаются  весною.

 

                  *****

 

В память Неизвестному солдату

захотелось  стих  свой написать,

чтобы внуки  не забыли этой  даты

и родных не стали забывать.

 

Стариков на площади встречая,

с  орденами в бесконечный ряд,

праздник их, военный,  отмечая,

многое хотелось  им  сказать.

 

День Победы  души  их тревожит.

Мало их, оставшихся в живых.

Но   вернуть им молодость не сможет,

в мавзолее выстраданный  стих.

 

И  писать живущим  я   не буду,

создано им  множество стихов.

Знаю, что  потомки не забудут,

героизм  уставших стариков.

 

А живым?  Здоровья  всем желаю!

Поздравляю  их  от всей своей души.

Написав,  слезинки вытирая,

замер в мавзолеевской тиши.

 

 

 

 

 

Неизвестному солдату

               

             *****

По приказу нашего комбата,

с  рюкзачком холщевым  на плечах,

провожал в разведку я солдата,

со слезой прощанья на глазах.

Там, за лесом,  от подбитой пушки,

друг мой на задание ушел.

Долго ждал, куря,   я на опушке.

Не вернулся друг мой. Не пришел.

Я читал  газетные заметки,

был уверен - жив мой друг родной.

Где же ты, мой воин  из  разведки?

Суждено ли встретиться с тобой?

Где ты, не узнал. Но эта тайна,

подло обездолила меня.

Имя  друга  я  нашел случайно,

на стене у вечного огня.

Я нашел тебя, но время улетело,

им уже не мерить жизни  суть.

Ты прости, что плачу то и дело,

жизнь твою на землю не вернуть.

Маки у подножья обелиска,

а за  ним, вокруг,  глухая тишь.

Здравствуй друг,  далекий мой и  близкий.

Молча, ты под этим камнем  спишь.

Имена врубили в камень крепкий,

память в наших душах их,   храня.

Спи спокойно,  друг мой из разведки,

в алых бликах Вечного Огня.

 

 

                  *****

 

Дымится тусклая лучина,

лампадка  тлеет  над окном.

Угасла  память?  Не причина

забыть умом семейный дом.

Ночами снятся  сны о детстве,

о той мечтательной поре,

когда с подружкой, по соседству,

мы целовались на заре.

Как  утром, в сказочной станице,

на лунный свет, в туманный дым,

под скрип подгнившей половицы,

я просыпался  молодым.

Акаций пахнущих колечки,

и лай собак за парником…

Я выбегаю на  крылечко,

бегу по травке босиком,

вдыхаю  полной грудью воздух,

а сад  задумчиво притих,

и, сладких,  винограда  грозди,

сжимаю я в руках своих.

А там, вдали, из-за паркана,

мычат коровы, храп коня,

и лай соседского «Полкана»

доносит ветер до меня.

Но  я грущу, не без причины,

все оказалось только сном.

И  деревянная  лучина,

сгорела  скорбно  под окном.

  

  Стрекоза и муравей                

                    *****

Прошло влюбленности столетие

и юность унесли с собой.

Ее в саду уже не встречу я,

когда-то девы молодой.

 

Не выпить мне, с моей подружкой,

в кафе прекрасного вина.

Она затворницей-старушкой,

рукою  машет  из окна.

 

А  я, всей  жизнью утомленный,

к ней приползу, как муравей,

да только юным и  влюбленным,

не нагуляться больше с ней.

 

Но,  забывая об артрозах,

сглотнув обиды горький ком,

я ей в окошко брошу розу,

кряхтя, пригнувшись  под окном.

 

Она беззубо  улыбнется,

прищурив тусклые глаза,

очки наденет, усмехнется,

моя, когда-то, стрекоза.  

 

Я улыбнусь в ответ невольно.

Скажу: - на прошлое наплюй.

И ей, счастливой и довольной,

пошлю воздушный поцелуй.

 

     

                  *****

 

Над парком радуга  цветная,

фонтаны в сполохах огня.

Я знаю, ты меня, родная,

там, на скамейке, ждешь меня.

От городской сбегая скуки,

спешу к тебе, моей родной,

и я целую твои  руки,

свою надежду и покой.

Оркестр мелодией вздыхает,

маэстро кружится рука,

на каруселях мы взлетаем,

под эти звуки,  в облака.

И холодит виски нам ветер,

и эскимо морозит рот,

а я тебя губами встретил,

за карусельный оборот.

И обнимаю я рукою

тебя, любимую мою,

нам хорошо вдвоем с тобою

и я, от радости,  пою.

Моя прекрасная принцесса,

пусть даже голос мой и тих,

летит, подхваченный оркестром,

к тебе,  написанный мой стих.

А  там, за облачности краем,

где тают горе и печаль,

мы, поцелуем обжигаясь,

взлетим в неведомую даль...

 

                     *****

 

Меня от рекламы уже тошнит.

Она обнимает горячкой  белою,

фригидной женщиной рядом спит,

и ничего я с этим уже не поделаю.

 

Начальник спрашивает у меня:

-а почему не поглажены брюки?

Объясняю: - до глажки вчера,

не доходили дрожащие руки.

 

Включил телевизор - рекламы сталь.

Включил я  радио - реклама   та же.

Утюг,  поэтому,  включать не стал.

Вот почему я сегодня не глажен!

 

Ролик за роликом по голове!

И до чего же обидно становится-

фильмы хотелось бы видеть мне,

такие, чтоб  было чем успокоиться.

 

Реклама как яд, как кошмар в ночи,

как гидра мерзкая и многоголовая,

она по мозгам  моим стучит

стальным многопудовым молотом.

 

Наверное, все-таки место есть,

где от рекламы можно устроиться.

Мне надо в собственный гроб  залезть,

и в нем от рекламы навек успокоиться.

 

        *****

Седые облака, 

   гребенкою дождя, 

      причесывают день,

и дождевой слезой, 

   с оконного стекла, 

      смывают чью - то тень,

в которой, нет  тебя, 

   и кажется опять,  

      нас разлучает  ночь,

а мне до боли жуть,

   остаться одному,   

      и некому  помочь.

Река, разгладив пыль, 

   приподнятой  дождем,

      и мутна и грязна,

и этот пыльный мрак, 

   как селевой поток, 

      остановить нельзя.

Закончилась гроза.

   Ушла косматость туч 

      и молний яркий свет.

И снова нет дождя,  

   но вместе с ним, тебя 

      со мною рядом нет.

Помадою зари

   окрашен небосвод,

      пурпурной красотой.

Став  радугою,  ты, 

   дождинками любви,

      мне принесла  покой.

 

                 *****

 

Я вспомнил двор с сиренью алою,

там рос высокий старый клен,

под ним встречались с милой  Аллою,

в которую, я был влюблен.

 

Свидания  мне очень нравились,

и  повторял ей каждый день:

- весною пахнешь ты, красавица,

как ароматная сирень.

 

Когда с осанкой горделивою

любовный ей читал сонет,

она веселая,   игривая,

всегда смеялась мне в ответ.

 

Хоть был тогда несмелый я,

боявшись  шуточек  ее,

но  целовались губы спелые,

и сердце екало мое.

 

Но, к сожалению,  не встречу я,

свой тихий сад и свой покой.

Умчались юные  столетия,

мне не увидеться с тобой.

 

Седой занесены порошею

высокий  клен и та сирень.

В саду растаяла, как прошлое,

влюбленных призрачная тень.

 

                   

               *****

 

Семейный быт в моей отчизне

не позволяет мне болеть.

Передо - мной забор из жизни,

который надо одолеть.

 

Всю жизнь ползу я за ограду,

ломая пальцы на руках,

но слишком высока преграда

и вызывает дикий страх.

 

А за забором, может статься,

что прожил жизнь совсем не так,

и, что пора мне признаваться

за то, что был, увы, дурак.

 

Но, оглянуться не желая

на срок, отмерянный судьбой,

я понимаю, жизнь людская

уже определена  такой.

 

За срок, отпущенный нам Богом,

всем дань придется отдавать.

А, что таится   за забором,

так никогда  и не  узнать...

 

 

 

 

 

                Внучке,  Анжеле Рекушевой

Мне вспоминать о школе не прикольно,

да и учебы  скуку позабыл,

ну, а сегодня вспомнил, как невольно,

я  эту школу снова посетил.

 

                      *****

Засеян палисад травой у дома,

пахучей свежестью  осенней красоты

и превращаются зеленые бутоны,

в прекрасные и яркие  цветы.

 

Завязаны цветы букетом в кучку,

пожухла почками, осыпалась сирень.

Впервые в школу собирают внучку,

сентябрьской осенью, в учебный первый день.

 

Во всей вселенной девочки нет краше,

я  эту истину давно признать готов.

Ей  мама, улыбаясь, в спину машет,

у бабушки слеза за линзами очков.

 

Ее рученочка сжимает  мою руку.

Висит тяжелый ранец за спиной.

Бежит Анжелка  в школьную науку,

ну и меня, конечно, тянет за собой.

 

Несется в школу  внученька родная,

трясутся бантики с весельем на ходу,

подумал, с юмором все это принимая:

да это ведь меня,  в свой первый класс ведут!

 

Случайность встреч, нас, мужиков,

увы, совсем не украшает.

 Не зная, с кем ты пить готов,

судьба  нас больно «обувает».

 

    *****

 

Ах ты, ночной мой мотылек,

меня ведь водкой не обманешь,

и, что  мой  тощий кошелек,

к себе, тайком, рукою тянешь.

 

Твои  хитрющие  глаза

лукаво смотрят, не мигая,

что обворуешь ты меня -

пока об этом я не  знаю.

 

И полной грудью ты, прижав,

меня к столу, в кафе "За встречу",

услышав, что тебе сказал,

ушла, не попрощавшись, в вечность.

 

Ну, а когда пришел бармен,

и предъявил счет бесконечный,

я сразу понял, что не "Мэн"

а, просто, дурачок беспечный.

 

И на салфетку слезы лья,

я написал стих безутешный.

Что с незнакомкой пить нельзя -

ты станешь клоуном потешным.

 

шутка

             *****

 

День рождения твой, мама,

наконец пришел.

Ничего, что лет мне мало.

Пятый год пошел.

 

Скоро выросту  здоровым,

стану взрослым я

и куплю тебе корову,

трактор,  и коня.

 

Будешь мамой - трактористкой

и коня поить,

и корову, за все сиськи

по утрам доить.

 

Буду рано просыпаться,

перестану ныть,

а ты будешь  улыбаться

и парное пить.

 

Пусть не ходит дядя Петя,

по ночам, в наш дом.

Станет  радостью на свете

занятость трудом.

 

 

 

 

 

Моя родная, извини мне,

то, что задумать  не успела,

но  день  рожденья,  именинный,

пришел к тебе, как ты хотела.

 

          *****

Разбрелись в весеннем доле

очень яркие цветы,

среди них, в широком поле,

спряталась ромашкой ты.

      Целый день на суходоле,

      затерявшись,   как беглец,

      я искал ромашки в  поле,

      и нашел их, наконец.

Чтоб отметить именины,

как любовник молодой,

я,  с ромашками  корзину,

принесу  тебе домой.

Эге-гей, моя родная!

Добрый день, моя страна!

Счастья я тебе  желаю,

моя милая жена.

Расцвело цветами  лето,

день рождения трубя,

и вином  любви  согретый,

зацелую я тебя.

Нежным пальчиком срывая

лепесток за лепестком,

ты, что хочешь - пожелаешь,

все свершится, а потом…

Разгорится жизнь как пламя,

и надеждой   озарит,

а ромашка, в пожеланьях,

счастьем  добрым  одарит.

 

 

            *****

Стою я в стороне

и о себе - судачу,

и слезы свои лью

на свой могильный холм,

а как я жизнь прожил,

и есть ли в ней удача,

и стоило ли быть

владельцем глупых хохм?

 

        

Когда в последний раз

смеешься над собою,

когда последний вздох

угаснет без причин,

звезда, как божий крест,

взметнется над тобою,

и, забирая жизнь,

рассыплется в ночи.

 

 

А если все не так,

а если все иначе?

В решениях задач,

где нет простых путей?

А если жизнь твоя,

усталой, бедной клячей,

распалась на куски

болотностью теней?

 

 

 

 

А если жизнь твоя,

прошедшая в цейтноте,

воспоминаний миг

пронесшийся  в судьбе,

вдруг,  возникает вновь,

из возрожденной плоти,

средь миллиардов звезд

в космической борьбе?

 

 

И снова, ты, смеясь,

вдруг выскажешься скромно,

что не твоя рука,

и что совсем не ты,

сквозь миллионы лет

не сделала основой,

прошедшую судьбу

фантомами  мечты.

 

 

А все ли сделал ты,

что следует вначале-

фантазию, любовь,

и мысль,  рождая в стих?

Так, чтоб о тебе

товарищи  сказали,

что скромно ты прожИл

и был не только псих.

 

 

 

Аплодисментов нет

и нет больших оваций,

когда смеешься ты,

а плачут все друзья,

тогда лишь только сам

признаешь, как Гораций,

что не был клоун ты,

и радость не твоя.

 

 

Когда уставший жить

и, вызывая тленье,

ты улыбнешься всем

своим смешливым ртом,

и, попытавшись, вновь

остановить мгновенье,

безудержье тревог

оставишь  на потом.

 

 

И пусть тогда твое,

оков тяжелых бремя,

как прошлый бзик

безудержной  борьбы,

тебя не возвратят

на путь своих сомнений,

чтобы последний вздох

был радостью судьбы.

 

 

 

Я повторю: - не клоун ты,

и смех, не в твоем теле,

приклеится к тебе

на твой кусачий рот.

Ведь  ты тихонько спишь

в своей святой постели,

увы, не повернув

судьбу наоборот…

 

 

Стою я в стороне

и о себе судачу,

и слезы свои лью

на свой могильный холм.

Друзья,  я жизнь свою

хотел прожить  иначе,

и вас прошу простить

за кучу глупых хохм.

 

 

А парадокс  не в том,

что о тебе расскажут,

что,  может,  был поэт

от мира не сего.

Лопатой и землей,

под холмиком размажут,

и больше ничего,

ребята.  Ни-че-го!…

 

 

 

 

                        *****

 

Присел усталый и угрюмый в сквере,

на лавочку, под  деревом сухим,

на старости, в хорошее не веря,

становишься, как бука,  нелюдим.

 

Застыла девушка, сидящая на лавке рядом.

Наверное, экзамен в институте не сдала.

Пустынный парк окидывает взглядом,

а, может быть, кого-то заждалась.

 

А, может быть, разлука  обнимает

ее застывшую, как в статуэтке гипс.

И вновь, потупив взор, она вздыхает.

В ее глазах  слезинки   собрались.

 

А вот и он,  летит с большим букетом,

очки,  в зеленую траву, роняя на бегу,

и нет уже  разлуки августовским летом,

а их  любовь  душой  понять могу.

 

Обнявшись, молча, побрели  аллеей,

она приветливо  махнула мне рукой,

и в парке сразу стало веселее,

и я поплелся, радостный, домой.

 

 

 

 

 

Я продолжаю скромно жить

и  над судьбою  зло  шутить.

Но, собираясь на покой,

 шучу лишь  только над собой.

 

 

    *****

 

А я по кладбищу хожу

и всех  усопших сторожу,

давно умерших.

И, хоть всех дел невпроворот,

и раскудахтался живот,

машу рукой,

друзьям  ушедшим.

 

И я был тоже, как они,

рабом, живущим для страны,

когда был молод.

Ну, а сегодня сторож я.

Из жизни вся ушла родня.

Меня, как их,

замучил холод.

 

А за оградками  гранит,

и кто-то сладенько там спит

ногами к стенке.

А я,  прикольный, не боюсь,

и, ненавязчиво, смеюсь

покойникам,

на пересменке.

 

Я прохожу рядами тел.

А кто убрать все  не успел,

ровню лопатой.

Я развожу песок для них,

для тех, кто навсегда утих

в земле сырой,

моим ребятам.

 

Читаю, в сонной тишине

стихи, написанных не мне.

Ну, это ж, надо!

Как может старенький гранит

так много глупостей хранить,

о жизни тех,

кого нет рядом?

 

Вот, например, читаю я: -

с тобой прощается семья...

Гранит заляпан -

спасатель, водолаз, артист

и гинеколог, и дантист.

Вот это да!

Так это ж я, ребята!

 

Ну, все. Читать я больше не хочу

и, улыбаясь, бормочу,

пусть так и будет.

А, что отмеряно судьбой,

и, что закопано с тобой

все,  навсегда,

увы, забудут.

 

Проходит  день. Уходит ночь.

Я ухожу с работы  прочь.

Прощайте, сони.

Конец дежурства мой настал

и, от общений я устал.

Друзья, я вами

переполнен.

 

Бегу домой, где тишина,

и где приснится мне она -

любовь с погоста.

Осталось только с нею быть

и, все плохое позабыть,

и пригласить,

как зомби, в гости.

 

Я всю бутылку пью до дна.

И обнимается она

со мной, как с другом.

И упадаю на кровать,

что бы во сне мне повстречать,

как жизнь свою,

мою подругу.

 

И, в полусонной тишине,

она опять пришла ко мне,

моя химера.

И стал последним этот стих,

в ее объятиях  затих,

и стал для всех

покойным сэром.

 

А там, на мраморной плите,

Когда-нибудь, напишут мне,

что был он скромник.

Чудак, оставивший свой след,

и алкоголик,  и поэт.

Всех женских чар,

большой поклонник.

 

Я улыбнусь. Нет, рассмеюсь.

И вам сказать не побоюсь,

ведь я покойник,

что мы, ребята, там,  в земле,

лежим в сырой и мягкой  мгле,

устало спим.

Всех вас достойней!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ужасные кошмары снятся мне.

Кого только не видел я во сне…

Но забываю  утром все, что было,

а  этот сон мой,  память не забыла.               

 

                                    *****

Я с ужасом смотрю на дно веков,

из жизни выпадая, будто с карусели.

Хочу понять, так кто же я таков,

среди безумного житейского веселья?

Нет больше и  страшнее в жизни суть,

чем горько посмотреть в глаза своей  немОщи.

Какой в аду мне  уготовлен путь?

Какими будут мои старческие мОщи?

Пришел во сне   громадный Вельзевул,

махнув передо мной обугленной сутаной.

Я, рухнув на колени, заглянул, 

сквозь лаву раскаленную, на дно вулкана.

Хотелось распознать, так кто же я?

И, на краю, до боли раскаленной магмы,

пытался  рассмотреть, где боль моя,

увы, оконченной моей житейской драмы.

Но  Сатану уже не слышу я.

В душе моей сгорели прошлого записки.

И не увидеть в полыми огня -

кто друг мой, кто мне враг, а кто мне  близкий.

Нет ближе и роднее всех  врагов!

Я критику от них, как верность, принимаю.                      

И, искренне, всегда простить всех их готов.

И пусть они  всегда меня прощают…

 

      

Я бедному коту Султану

все недомыслия  прощаю,

и «умника» не  сняв  сутану,

 стишок я этот посвящаю

                          

                            ***** 

 

Усатый кот,  Султан ибн Кочубей,

уже давно живет в моей квартире.

Вальяжный кот из голубых кровей,

естественно, в его кошачьем мире.

 

      Сиамским ветром к нам был занесЕн

      еще котенком, лазящим по шторам,

      и не ровня другим котам стал он,

      всем  спящим и гулящим за забором.

 

Но до чего противен, когда ждет

еду из  «кэти-кэт», насыпанную  в миску.

Как резаный  безудержно  орет,

пока в кошачью глотку не забьешь сосиску.

 

      Залезет на колени и  глаза

      на вас глядят, наполненные горем,

      пока тебя не прошибет слеза

      от жалости, что голодом его мы морим.

 

Приходится на кухню заходить

и доставать его продукты, что бы

могли сосисками напичкать, накормить,

и затолкать, в  голодную его  утробу.  

 

      Стук дверцы холодильника – сигнал,

      что достают  его родные глюки,

      и эти звуки  понимать он стал,

      как признаки прожорливой науки.

 

Но, следует, однако и признать -

когда болезнь тебе ломает кости,

приходит он с тобою, полежать,

как врач к тебе приходит в гости.

 

      Уходят боль, болезни   и недуг,

      и сон здоровый ночью обнимает,

      и он спокойно, как надежный друг,

       с тобою вместе крепко засыпает.

 

А утром повторяется  опять,

еще шести в часах не отстучало,

хвостом в лицо и смело заорать:

-давайте жрать, не то начну сначала!

 

      Но,  несмотря на  дерзости кота,

      Султану посвятил стихи я эти.

      И пусть не пишет он стихов  пока-

      дороже друга нет  кота на свете!

                                                 

 

 

 

 

 

 

 

                          *****

 

 Зигзагом небо прочертила молния

 и уши придавил мне гром  порывистый.

 Мне анекдот, под  дождь,  к чему-то вспомнился,

 я  записал его стихом, слегка  задиристо.

 

 Соседка делится бедой с подругой,  Шурочкой-

 детишек двое, мол, сынок и  дочь Аленушка.

 Как повезло с замужеством   дочурочке

 и, как не повезло сыночку с женушкой!

 

 Лежит дочурочка в постели ладная

 и зять в постель к ней с кофе просится,

 а сыну, вот, не повезло. Она нескладная

 лежит, а  он в постель к ней с кофе носится.

 

К чему мне это вспомнилось, поведаю.

Ведь, у меня  родились  трое - деточки.

И будущим невесткам  повезло,  как  ведомо -

мальчишки у меня  – отнюдь,  не девочки.

 

 Ну, а когда  мальчишки станут взрослыми,

 не станут  засыпать меня вопросами -

 какая, мол, у этих женщин цель,

 что бы таскать им кофе по утрам  в постель?

 

 

 

 

 

 

      Пронзительное, сказочное детство,

      иногда, с тоскою снится мне,

    но детство, юность, старость, как наследство,

      приходят вместе только лишь во сне.

 

                              *****

     

        Из светлых окон  дома,  за дорогой,

доносит ветер песенки слова

- о юной и прекрасной недотроге,

которая  напротив  там   жила.

 

Мне из окна рукою она машет.

Играет  радиола, слышен смех.

И  даже кулаки ее мамаши

не прекращали радостных утех.

 

Мне  вспомнились сердечные уколы,

и детство раннее вдруг вспомнилось мое.

Я помогал нести портфель ее до школы,

и теплым шарфиком укутывал ее.

 

Заснеженной гуляли мы дорожкой,

И, в инея пушистый карнавал,

я гладил ей  замерзшие ладошки,

дыханием своим обогревал.

 

Да, был влюблен я, искренне, в соседку.

В душе горячий пыл не остывал.

Мы прятались в соседскую беседку,

и там, тайком, ее я целовал.

 

 

Но время покосило это здание,

и девушки той юной след простыл.

Но образ юного  и милого создания

душой и сердцем я не позабыл.

 

А шторка распахнулась, трепыхая,

и хлопнул ветер  створки  у окна,

открытый настежь ставень закрывая,

вдруг,  протянулась медленно рука.

 

И появилось  юное  видение,

которое так долго ожидал.

Я вспомнил свое  грустное  томление,

и,  мысленно, ее я   обнимал.

 

И светлой тишиной меня ласкала

из облаков, вдруг  выплывших,  луна.

За этой шторкой прячется лукаво,

внезапно, вдруг, подумал я.  Она!

 

Ах, как на юность  девушка  похожа -

такой же смех, улыбка, тонкий стан.

Но я ушел, соседей не тревожа.

Я понимал, что это все  -  обман.

 

Из  прошлого накинулась усталость,

в душе  оставив горестный надлом,

о том, что   детство мое  в старости осталось,

красивым и неисполнимым сном.

 

 

Мне все,    что связано с  отцом,

так   не  хотелось   вспоминать,

но дом, со стареньким крыльцом,

заставил  стих   свой   написать.

 

                         *****  

 

Поблеклый и скрюченный снимок висит

на белой стене, там, где балка косит,

и мимо нее, как в затерянный свет,

я молча смотрю на отцовский портрет.

 

Смешливый, уверенный, стильный пострел.

Мне кажется, в зеркало я посмотрел -

такие же точно усы и пробор,

и сердце сжимает тревожащий взор.

 

Морщины у глаз и  внимательный взгляд,

но кажется мне, что совсем я не рад,

что фото отца, с запыленным  стеклом,

к себе незаметно, но сильно влекло.

 

Отец, где же носит тебя по земле?

Ни строчки, ни писем, отправленных мне.

Всю жизнь не хватало тебя как отца,

и с болью кляну я отца - подлеца.

 

Имею ли право его проклинать?

Когда по ночам горько плакала мать,

когда для семьи, из последних я сил,

ребенком зарплату домой  приносил.

 

Когда просыпался в холодном поту

и жизнь становилась  невмоготу.

Все ждал, просыпаясь, с надеждою я,

что, вдруг, полноценною стала семья.

 

Пусть даже мерзавец, пусть пьяница, вор,

но жду я напрасно, как ждал  до сих пор.

Когда и страдая, и плача тайком,

мечтал об отце, ну хотя б о таком.

 

Потертый от времени снимок висит

на белой стене, там, где балка косит,

а мимо нее, через множество лет,

я вижу лишь   желтый, трухлявый портрет...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

( ода  крану).

 

 

В кафе у Огнева сидел

и на строительство глядел,

как быстро  кран свой строит дом!

А что случится с ним потом?

 

 

                                 *****

 

Дом развернулся фасадом в экран.

Нежно обнял его башенный кран.

Плиты на верхний этаж подает -

тУжится, крепится,  еле несет.

 

      Держит стрелу за стальные бока,

      пыжится, тянется с крюком рука.

      Вира и майна, назад и вперед -

      он  производит за домом  уход.

 

Аистом гордым над стройкой завис

и, выполняя сыновний каприз,

дома – высотки, пустого пока,

он одевает нагие бока.

 

      Молча стоит одноногий атлет,

      ночи и дни, и усталости нет.

      Ветер и дождик ему нипочем -

      кормит детину сухим кирпичом.

 

 

Птенчик – громила, невызревший клон,

пасть разевает и просит бетон,

пичкает краник железной стрелой

выросший за день этаж удалой.   

 

      Быстро этаж строят за этажом,

      окна покрылись цветным витражом,

      радуясь, катится башенный кран,

      чадо растет не по дням – по часам.

 

Домик свой вырастил кран – молодец.

Скоро войдет сюда первый жилец,

будет он помнить о доме всегда,

только о кране, увы, никогда.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Да  что мы   только о погоде,

как буд – то  не о чем тужить.

Важней намного - цикл в природе,

который позволяет жить.

   

            *****

 

Весна красива  и чудесна.

Она прекрасна и чудна.

И,  если быть предельно честным,

поры нет лучшей, чем весна.

 

Для молодых, как возрожденье,

она  мила, она стройна,

и созидает в душах рвенье,

продолжить род, моя весна.

 

А Летом пыль. Жара  загаром

все тело красит в бурый цвет.

И женских прелестей, навалом,

проносит мимо сотни лет.

 

Когда на пляжах, раздеваясь,

и, развлекаясь от души,

мужчин девицы увлекают

все несравненно хороши.

 

Пожаром листьев землю косит

нам Осень спелая, сполна,

когда твою тоску уносит

и  улыбается она.

 

Она голубит бабьим летом,

и обнимает  тишиной,

и ты, душой ее согретый,

вдруг, обретаешь свой покой.

 

Морозит нам колени стужей

Зима, уставшим стариком,

всю нашу жизнь пургою вьюжит,

там, за заснеженным окном.

 

Теплом домашним зарядившись,

ты не  запрячешься  в дому,

а что любви уже  не ищешь,

увы,   не скажешь никому.

 

Но, вот, природный круг, устало,

напоминает скромно нам,

что надо начинать  сначала,

всей  жизни циклы по годам.

 

Назло приливам и отливам,

и негативам  всех сортов,

вдруг,   понимаешь, что счастливым

ты новый цикл прожить готов!

 

 

 

 

 

 

 

 

                     *****

ПузЫрится река от дождевой завесы каплями.

Полощет дождь открытые в пансионате ставни

и, одноногими, у озера  застыли  ивы  цаплями,

намокли в мареве дождя болотные, сухие плавни.

 

А под навесом крытым, на веранде санатория,

расположилась, несмотря на дождь, компания,

из стариков, пропахших  нафталином и историей,

приехавших  восстановить здоровье и дыхание.

 

Расположились на скамеечках гурьбой девчоночки.

Немного их, с морщинистой и крученою кожицей.

Перелицованные поправляют длинные юбченочки

и  корчат старикам смешные,  хитренькие рожицы.

 

Их приглашают к танцу согбенные дедушки,

хоть танцевать дедам и нагибаться очень больно,

и тащатся за ними очень старенькие девушки,

и улыбаются  от счастья,  им в ответ, довольные.

 

Летают  быстро старостью покрученные  пальчики

по клавишам разбитого и черного от времени рояля,

танцуют, умиляясь, старенькие девочки и  мальчики,

вновь возвращаясь  в свое,  детства  зазеркалье.

 

Танцуют бабушки и дедушки, с немыслимой отвагою,

они нашли сегодня в жизни, каждый, свое место.

И пусть полощет дождь, сырою&nb... Читать следующую страницу »

     Страница: 1 2 3 4 5    Следующая страница »

0

Понравилось стихотворение? Поделись с друзьями!

---

Последние отзывы и рецензии на
«Евгений Рекушев - С юмором»

Нет отзывов и рецензий
Хотите стать первым?

Просмотр всех рецензий и отзывов (0) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад