ИСКУШЕНИЕ
ИСКУШЕНИЕ
ГЛАВА 1
Ночь по-зимнему рано опустилась на подмосковный городок Запеченск. Несуетливая провинция замерла. Лишь у двух круглосуточных ларьков – единственных очагов культуры, бесцельно топчется молодежь, накачивая себя пивом и смакуя скудные местные новости. Новости скоро заканчиваются, морозно, и молодежь разбредается к телевизорам. Тягучим песком истаивает день. Дома, занесенные снегом, зажигают окна-светлячки. Начинается владычество TV, но и оно не бесконечно. Понемногу гаснут последние огоньки в окнах. Тишина обволакивает Запеченск, и только из двух общежитий все еще доносится шум бесконечных кухонных войн. Городок привычно погружается в сон.
В такую обычную предновогоднюю ночь на окраине Запеченска, в одном из цехов завода Путеремонтных машин в теплой сторожевой каморке не дремлет сторож. Это немолодая женщина интеллигентной наружности. Несмотря на несколько излишнюю полноту, которая ее совершенно не портит, в ней еще чувствуется заряд энергии и бодрости. И только слегка отросшая седина в крашенных каштановых волосах, выдает ее настоящий возраст. Сползшие на кончик носа очки, с которыми она никогда не расстается, придают ее облику строгий учительский вид, но, несмотря на это, от Веры Ивановны веет домашним уютом, теплом и практичной обстоятельностью.
В маленькой сторожке помещается лишь небольшой столик, на котором прилежно пыхтит электрический чайник. На единственной стене – большой календарь с милыми кошачьими мордашками Смотровые окна будки-аквариума закрыты веселенькими, в цветочек, занавесками. На небольшой тумбочке около стола - баночки с сахаром, кофе и небольшая электроплитка с испускающей запах здоровой домашней пищи, кастрюлькой. Вера Ивановна уже поужинала, помыла посуду и теперь перед ней на столе чашка с дымящимся чаем, кроссворд и телефон. Вера Ивановна не спеша заполняет сетку кроссворда, запивая это блаженство горячим чаем с плюшкой. По всему ее облику разлита благодать: она упивается тишиной, покоем и ничегонеделанием, вернее деланием того, что ей приятно. Ее благодушие прерывает телефонный звонок.
- Алло! Второй пост слушает! – бодро рапортует Вера Ивановна.
- А, Надежда! Да нет, не поздно. В самый раз. Я как раз кроссворд приканчиваю.
- Ну почему «скучаю»? Отдыхаю. Душой и телом. Дома, сама знаешь - то телевизор бубнит, то Витек музицирует, а то еще и рок свой врубит, хоть из дому беги. А здесь у меня – тишина и покой, как на кладбище, не к ночи будь сказано. Ну, рассказывай, что у вас нового? Как Сашок? Уходил с работы – что-то на сердце жаловался.
- Да-а? Ты смотри-ка! А с работы вроде трезвый шел. И когда только успел? Это, называется, сердце полечил. Вот ведь паразит!
- Ну, не расстраивайся. Что делать? Это наша российская беда.
- Да что у меня? Все по-старому: Любаша работает, вундеркинд наш учится. Вот на работе новость: Петрович уволился – не выдержал, а мы все три Ивановны пока еще держимся.
- Да все из-за этих проклятущих клемм. Надоело, говорит, ходить в ворах, нервы не выдерживают.
- Так и пропадают, будь они неладны! И кому они только понадобились? Я сегодня только в цех, а начальник уже бежит: «Опять клеммы пропали!». Мы ему с Ивановной: «Да не берем мы их!» А он и слушать ничего не хочет. Ужасно неприятно!
- В том-то и дело, Надюш, что не знаешь на кого и подумать. Электронщики думают, что это мы их таскаем, а мы – на них грешим. Они днем паяют эти клеммы к проводкам, а каждую ночь кто-то отрывает их и утаскивает. Потому на нас и думают. Электронщики говорят, зачем нам отрывать их? Если бы они были нужны нам, мы бы и неприпаянных клемм набрали. Тоже верно. Ну, а мы - козочки, что ли, чтобы через двухметровый забор лазать за этими дурацкими клеммами? Участок их рабицей огорожен, а на ночь на замок закрывается Да и на кой они нам сдались? Подожди-ка, Надежда, кажется, Машка пришла…
В дверь сторожки кто-то настойчиво скребся. Вера Ивановна открыла дверь. На пороге сидела грязно-серая кошка, вся пропахшая машинным маслом и солидолом. Одно ухо у нее было разорвано, половины второго не было вовсе.
- Заходи, заходи, Машенька, погрейся. – Вера Ивановна погладила кошку, и опять взялась за телефон.
Кошка чинно зашла, села около стола и принялась намывать мордочку.
- Конечно, все это совершенно непостижимо. – Продолжила Вера Ивановна. - И пропадает-то самая малость: штук 10-15 клемм каждую ночь – это даже и воровством не назовешь, просто вредительство какое-то…
- Ох, не говори, уже месяца три это безобразие...
- Алюминиевые и медные: малюхонькие такие, знаешь, как в школе у нас на физике были. Да всего-то, наверное, грамм 100-200 в месяц выходит. Дураку понятно, что сдачей металла тут и не пахнет. Кто будет по такой малости сдавать? В общем, я тебе так скажу, Надежда: дело ясное, что дело темное. Да ну их к лешему эти клеммы! Ты лучше скажи, Алеша не звонил, как они там в Питере? На Новый год не собираются к вам?
- Конечно, трудно. Что сейчас научный сотрудник получает? Слезы, а не деньги. А с другой стороны, кому сейчас легко? Про квартиру ничего не слышно, не обещают?
- Да, - сочувственно вздохнула Вера Ивановна, - сейчас только на себя надо надеяться. Почему-то у нас с государством безответная любовь…
Кошка, умывшись, сидела и преданно смотрела на Веру Ивановну, но, поняв, что еще не скоро дождется от нее внимания, запрыгнула на стол. Вера Ивановна поговорила еще минут пять. Когда все новости были высказаны и выслушаны, она попрощалась:
- Ну, ладно Надюш, пока, а то уже телефон дымится. И тебе спокойной ночи.
Вера Ивановна согнала кошку со стола и принялась рыться в сумке, приговаривая:
- А я тебе сосисочку принесла. Будешь сосисочку?
Машка усердно терлась об ноги сторожихи и истошно мурлыкала в знак благодарности, но сосиску есть не торопилась.
С полгода назад в цеху обитало целое стадо котов и кошек. Они с активным постоянством плодились и пополняли цеховое полудикое стадо. Исключением была Машка. Она безоглядно доверяла людям, за что однажды чуть не поплатилась жизнью. Весной в цех пришли молодые ребята-практиканты из техникума, и двое из них устроили настоящую охоту на кошек. Первой им в руки, конечно же, попалась доверчивая и ласковая Машка. Они решили ее повесить. На ее счастье женщины, работавшие в цеху, увидели это безобразие, и предотвратили расправу. В цеху разразился грандиозный скандал! Рабочие разделились на два противоборствующих лагеря. Одни яростно встали на защиту животных, другие кричали, что цех – это не кошатник, что им надоело нюхать кошачью вонь! Стычки и ругань не затихали с полгода и изрядно измотали нервы обеим сторонам. Каждая цеховая планерка начиналась с обсуждения кошачьего вопроса. Спорам не было конца. И тогда начальник цеха принял мудрое решение. Он пожертвовал своим выходным днем, изловил всех кошек и вывез на своей машине за пределы города. На трассе, вблизи от придорожной шашлычной, все коты, кошки и котята были выпущены на вольные хлеба. В цеху воцарился мир. Об этой тайной операции знали только сторожа, но, по просьбе начальника, распространяться в цеху не стали, изображая полнейшее недоумение на вопросы « Куда делись кошки?»
Месяца через два после этого события сторожа стали замечать мелькающую, как тень, серенькую спинку. Сначала подумали, что опять какая-то кошка приблудилась к цеху, но, оказалось, что это вернулась Машка. Как ей удалось найти дорогу назад, осталось загадкой. Но, узнав цену предательству, теперь она уже остерегалась людей. Из своего укрытия появлялась только по ночам, боясь поначалу подходить даже к сторожам – неизменным ее кормильцам. Но постепенно отогрелась душой, но доверяла только сторожам. Они же, боясь, что начальник цеха опять отвезет Машку, сговорились молчать о ее возвращении. С тех пор она и жила в цеху на нелегальном положении.
- И чего это ты морду воротишь? – удивилась Вера Ивановна, увидев, что Машка отвернулась от сосиски. – Сытая, что ли? С чего бы? Ладно, проголодаешься – съешь. У нас с тобой еще вся ночь впереди.
Вера Ивановна села на стул, и Машка тут же запрыгнула к ней на колени.
- Нет, Машунь, уходи, мне носок довязать надо, а ты мне мешаешь, – согнала Вера Ивановна кошку, достала из сумки вязание, включила радио и принялась посверкивать спицами. Машка бесцельно послонялась по каморке, обнюхала щелки в поисках мышей, потом запрыгнула на столик и улеглась на кроссвордах, преданно глядя на сторожиху.
- Что скучно одной? - посочувствовала ей Вера Ивановна. – Ох, мне тоже так лихо было, когда мужа похоронила. Зато сейчас кручусь, как белка в колесе! И стареть некогда. Вот, внучок, сегодня задал задачку. «Что бы ты сделала, ба, - говорит, - если бы тебе дали миллион долларов?» Хожу теперь целый день и, как дурочка, прикидываю, на что бы мне его потратить? Дом купить – так он у меня уже есть. Машину – водить некому, да и забот от нее больше, чем от поросенка. Разве что за границу съездить? Вот я всю жизнь мечтала на Париж хоть одним глазком взглянуть. А еще очень бы хотелось побывать в Австралии. Даже, наверное, больше, чем в Париже. Так все равно, наверное, весь миллион не потратишь. Я уже и в наших-то деньгах толком не разбираюсь, не то что в долларах… А, может, насовсем за границу уехать? – рассуждала вслух Вера Ивановна. - Нет, конечно, не в Париж - для жизни, я думаю, там очень шумно. А вот, в Австралию можно было бы… Купить маленький домик на берегу океана, а остальные деньги положить в банк под проценты и спокойно доживать свой век. А может, лучше на сирот отдать? Вон их сколько по стране развелось. Больше, чем после войны... Тоже опасно – разворуют весь миллион, и сиротам ничего не достанется…
Машка дремала под сладкие грезы Веры Ивановны, изредка подергивая остатками ушек. Скоро сторожихе надоело вязать. Она встала, погладила кошку и, потянувшись, сказала:
- Размечталась! Кто бы мне еще этот миллион дал? Ну, Маш, пройдемся, что ли? Обход сделаем, поглядим все ли у нас в порядке. Может, – усмехнулась, - воров поймаем, которые клеммы по ночам таскают.
На ночь в цеху наглухо закрывались все ворота, на всех окнах стояли металлические решетки, так что проникнуть в цех извне было невозможно. И что, собственно сторожа охраняли, сидя в закрытом цеху и от кого, было не понятно. Их держали, скорее всего, для того, чтобы вечером закрыть, а утром открыть ворота, да выключить и включить освещение в цеху. И еще для экстренных случаев: пожара, или прорыва труб.
Вера Ивановна надела вязаную шапочку, накинула дежурный ватник, висевший тут же, в сторожке, на гвоздике, переобулась в валенки и отправилась обозревать свои ночные владения.
В цеху горели только дежурные лампы. Было сумрачно, тихо и по-ночному жутковато. Станки, как гигантские монстры, замерли в полумраке, поблескивая клыками резцов, готовые в любой момент зарычать и завертеть своими мощными острыми зубами. Коленвалы разобранных путевых машин притворились огромными спящими червяками. Кабели сварочных аппаратов удавами расползлись по всему цеху. Краны и тали свесили железные стропы и крюки, как удавки для висельников, предлагая услуги, и жутко поскрипывая от ветра, который прорывался сквозь щели потолочных окон. По всему цеху - на полу, станинах и верстаках мерзкими уродливыми бесхвостыми крысами, валялась промасленная ветошь. Вдоль разобранных по частям, узлам и деталям путевых машин лежали поверженные конвейеры, ковши, грохоты, барабаны. От них тянулись уродливые тени неземных членистоногих… В ночи цех походил на поверженную планету железных монстров, разоренную космическими войнами. В самом конце цеха огромные, как мамонты, моечные машины пыхтели и вздыхали, булькая в своей утробе горячей водой и изрыгая из мрачного нутра пар. В их бормотании слышались стоны и человеческие голоса. Казалось, души людей шептались, переговаривались, и, жалуясь на свой удел, тихо вздыхали и всхлипывали…
Хотя Вера Ивановна работала сторожем уже третий год, сразу, после того, как вышла на пенсию, и прекрасно понимала, что никого кроме нее и Машки в цеху нет, каждый раз ей было жутковато по ночам, поэтому она и брала ее с собой в обход. Как-никак живая душа рядом. Вера Ивановна уже направлялась обратно к своей будке, когда заметила, что Машка, следовавшая за ней хвостом, незаметно растворилась в темноте цеха.
- Маш, Маш, кис, кис, кис! Ты где? – позвала ее Вера Ивановна.
Голос в пустом цехе прозвучал непривычно громко и гулко, отлетая эхом от высокого грязно-стеклянного потолка.
- Ша-а-а-а, ша-а-а-а, с-с-с!
- Ну, и Бог с тобой, сама придешь, - пробормотала сторожиха, смущаясь, что потревожила тишину металлической пустыни. И тут до ее слуха долетело что-то странное, похожее не то на звук лопнувшей струны, не то на одинокий скрежет напильника по металлу. Словно кто-то скребнет и посмотрит, потом опять скребнет, и опять посмотрит. Звук был негромкий и доносился как раз от того самого злополучного энергоучастка, где в последнее время постоянно пропадали клеммы. Вера Ивановна и стояла сейчас поблизости от него, отгороженного от цеха двухметровой сеткой-рабицей. «Что это может быть? На крысу не похоже, - подумала сторожиха, - та бы без передышки молотила зубами». Вера Ивановна пригляделась через сетку и на верстаке, куда электрики обычно складывали готовые провода с клеммами для монтажа электрических схем, увидела Машку. Верстаков было два. На одном небольшой горкой лежали провода с алюминиевыми клеммами, на другом – с медными. Машка сидела на столе с медными проводами. Она подцепляла коготками один проводок из кучки, аккуратно его вытаскивала, наступала на него лапкой, и, вцепившись зубами, - «дзинь!» - отрывала клемму. Это и был тот самый странный звук, который насторожил Веру Ивановну. Кошка была так увлечена своим занятием, что даже не замечала сторожиху. Или просто не обращала на нее внимания?
- Ах ты, паразитка! Ты что же это делаешь? – закричала на нее Вера Ивановна.
Машка повернулась на крик, в зубах у нее красновато блеснула клемма, которую она спокойно, даже нагло, глядя на Веру Ивановну, проглотила.
- Брысь! Брысь! Брысь! – металась сторожиха за сеткой. – Вот кто вредитель-то, оказывается, а все на нас, сторожей думают…
Машка словно понимала, что за сеткой в пустом цеху она в полной безопасности и, несмотря на крики сторожихи, спокойно продолжила свое воровское дело.
Вера Ивановна была так обрадована, что наконец-то попался истинный вредитель и похититель клемм, и теперь со сторожей снимутся все подозрения, что до нее не сразу дошла вся нереальность происходящего. И только когда Машка, поглотив три или четыре медные клеммы, перепрыгнула на второй верстак и принялась таким же образом, отдирать и заглатывать алюминиевые, только тогда до Веры Ивановны начал доходить весь ужас, чему она стала сиюминутным свидетелем. С алюминиевыми клеммами Машка расправлялась быстрее и заглатывала их явно с большим удовольствием, потому что даже начала мурлыкать. На смену первоначальной радости от поимки вора, на Веру Ивановну напала оторопь:
- Матерь Пресвятая Богородица! Что же это делается?! Кошка железные клеммы ест! Свят-свят-свят! – перекрестилась сторожиха. «Может, я с ума сошла, или мне все снится?» Она даже ущипнула себя. Нет, не сон. Огляделась вокруг – все стоит, как и стояло. Значит, не мерещится. Вера Ивановна опять взглянула на кошку, пожирающую клеммы.
- О, Господи! До чего дожили, кошки железки жрать начали! – Не зная, что и подумать по этому поводу, грустно вздохнула и потерянно побрела в сторожку. Там она внимательно изучила себя в зеркальце, висевшем на двери, даже зачем-то высунула язык, но ничего аномального не обнаружила.
- Так, надо все обстоятельно обдумать, - немного успокоившись, рассуждала Вера Ивановна. – Вора я нашла. Это хорошо. А что с ним делать? Сказать начальнику цеха? С одной стороны, надо: вор должен быть наказан. Глядишь, еще и премию дадут за бдительность. А с другой стороны: кто в цеху знает, что Машка вернулась? Одни сторожа. А уж в то, что она еще и клеммы эти проклятущие жрет и вовсе никто не поверит. Бред какой-то! Мало, на смех поднимут, еще в дурдом упекут, упаси Господи! Скажут: точно бабка сбрендила. А с третьей стороны, если оставить все, как есть, эта профурсетка так и будет каждую ночь трескать клеммы. Чего доброго, еще работы лишишься из-за нее. Начальник и так уже намекал, что пора, мол, сторожей менять, вроде как из доверия вышли… И с чего она их лопает? - Вера Ивановна горько, чуть не со всхлипом вздохнула. – О-хо-хо! Наголодалась, наверное, пока назад дорогу искала… Так, вроде кормим ее исправно. Лучше бы мышей ловила, как все нормальные кошки. Мне-то теперь что делать?!
До самого утра Вера Ивановна решала эту задачку, но так ничего и не смогла придумать.
Машка в эту ночь в сторожку больше не приходила…
Утром смену пришла принимать Людмила Ивановна. Все три сторожа: Вера, Людмила и Светлана были Ивановнами, что было очень удобно для всех в цеху: назови Ивановной любую - не перепутаешь.
- Как ночь провела? – пошутила она.
- Нормально.
- А с клеммами что?
- Сейчас начальник подойдет – расскажет, - вздохнула Вера Ивановна, заранее зная, что он им скажет.
- А я так думаю, Ивановна, что электрики сами же их и таскают, а все на нас валят. Они же не сдают нам под охрану свой участок, и что у них там закрыто только они одни и знают. Я, между прочим, начальнику так и сказала, – привычно возмущалась Людмила Ивановна. - Что я им, карманы буду выворачивать? Пусть сам за ними смотрит, а то нашли стрелочников…
- Что за шум, а драки нету? – спросил подошедший начальник цеха.
Геннадий Васильевич был невысокого роста, очень упитанный, но при этом такой юркий, что целыми днями колобком катался по цеху, появляясь совершенно неожиданно, словно из-под земли там, где его совсем не ждали. Разговаривать с ним было очень неудобно: он изрядно косил одним глазом, и по этой причине два его глаза смотрели в разные стороны. Собеседникам нелегко было выбрать глаз, который смотрит на тебя, из-за чего приходилось по очереди беседовать то с одним, то с другим глазом.
- Текущие дела обсуждаем, - сразу поутихла Людмила Ивановна.
- Критические дни, что ли? – пошутил начальник и сам захохотал над своей шуткой.
- Ну и шуточки у вас, Геннадий Васильевич! – возмутилась интеллигентная Вера Ивановна.
- Это я, чтобы не сильно вас огорчить. Ну что, девоньки, скажете? Электронщики опять жалуются: провода попорчены, клеммы оборваны и, как всегда, пропали. Признавайся, Ивановна, что ночью делала?
- Да не нужны они мне! – в унисон взорвались обе Ивановны.
- Вот и электрики точно так же кричат, а клеммы-то пропадают. Обидно не то, что они пропадают, а то, что работу двойную приходится делать каждый день.
Ивановны наперебой начали объяснять начальнику, что они давно уже не козочки, чтобы скакать через заборы, а если надо что своровать, то и без клемм можно найти чего получше: вон кабеля, например, аккумуляторы, фары по всему цеху валяются без всякого учета… Только они почему-то не пропадают.
- Тоже верно, - пробормотал начальник, махнул рукой и колобком покатился дальше по цеху – эти ежедневные сцены уже всем надоели.
У Веры Ивановны язык чесался рассказать начальнику и Людмиле, куда в действительности деваются эти клеммы, но опасение, что ее неправильно поймут, остановило. «Посоветуюсь сначала с дочерью» - подумала она и отправилась домой.
ГЛАВА 2
После того, как четыре года назад после развода с мужем дочь вернулась из Москвы, Вере Ивановне, овдовевшей семь лет назад, скучать не приходилось. Внук Витя рос музыкально одаренным мальчиком, что, собственно, и послужило причиной развода дочери. Любочка, загипнотизированная преподавателями музыкальной школы, считала, что из Витюши обязательно должен выйти если и не Ван Клиберн, то где-то совсем рядом. А муж – Слава, считал, что не музыкой единой жив человек и ребенка необходимо ориентировать на полезную, приносящую твердый доход специальность, а, если захочет, на досуге можно заняться и музыкой. Для общего, так сказать, развития. И вообще сын должен, как считал Слава, расти настоящим мужиком, чтобы в будущем мог прокормить семью, а не Чайковского играть своим домочадцам вместо обеда. Предназначение настоящего мужика – быть добытчиком и кормильцем, а все остальное – интеллигентское слюнтяйство. Последним испытанием для его терпения было решение Любы перевести сына на домашнее обучение, чтобы у него освободилось время для более углубленного занятия музыкой и посещения всевозможных кружков и репетиторов, повышающих духовное развитие ребенка. Слава на это категорически заявил, что их семейный бюджет не резиновый и денег на репетиторов он не даст.
- Пусть учится, как все пацаны.
- Тебе денег на единственного сына жалко? – удивилась Люба.
- Нет, денег мне не жалко. Мне жаль загубленного детства сына.
- Это чем же мы ему детство губим? Тем, что он в 10 лет уже был Лауреатом Всероссийского детского конкурса? – задохнулась от возмущения Люба. – Жаль будет, когда он с таким талантом ничего не добьется в жизни. И виноваты в этом будем только мы.
- Мы будем виноваты в том, что ребенок вырастет без друзей, оторванным от реальной жизни и ни к чему не приспособленным. Оглянись, Люба, ты в каком мире живешь?
- В любые времена человек должен быть воспитан в духовной гармонии.
- Какая гармония?! О чем ты говоришь? Деньги – вот что сейчас самое главное в жизни. Кто хорошо зарабатывает, тот достойно живет. Я, как любой нормальный родитель, хочу, чтобы он жил лучше нас, а ты со своей музыкой сознательно обрекаешь его на нищету. Вот тебе и вся гармония.
Результатом этого идеологического противостояния, стало то, что Любочка, прихватив с собой Витька и пару чемоданов, вернулась в Запеченск. Следом за ними на грузовичке прикатило пианино.
До пенсии Вера Ивановна работала в городской библиотеке. Начитавшись классики и разных романических бредней, она искренне считала самым главным постулатом в жизни – духовное богатство человека, а все материальные блага – всего лишь подпиткой этих ценностей. Своей единственной дочери она сумела передать эту убежденность. Правда, после смерти мужа, Вера Ивановна несколько поменяла свое мировоззрение, пожив некоторое время на одну скудную пенсию. Потому и устроилась сторожем на завод, где когда-то работал муж. Скрепя сердце, она пришла к выводу, что материальное благополучие вовсе не вредит духовному богатству, а даже, наоборот – обогащает его. Правда о перемене своего мировоззрения она не стала распространяться перед дочерью. В глубине души, она была согласна со Славой. Но и с дочерью спорить не стала. Любе тогда было совсем не до дискуссий о высоких материях. Она очень трудно переживала развод с мужем.
Музыкальное образование Вити было решено продолжить в Запеченске. Для этого были нужны деньги, и немалые. Пенсии и двух мизерных зарплат катастрофически не хватало на духовное обогащение вундеркинда. И тогда Вера Ивановна, основательно занялась огородом, извлекая из своих трудов немалую прибыль. В теплых парниках, начиная с марта, она выращивала лук, петрушку, укроп и другую зелень, которая особенно пользуется спросом по весне. Начиная с апреля и до середины лета, она раз в неделю ездила в Москву с набитой зеленью кошёлкой, а возвращалась с полным кошельком денег. Одна такая поездка приносила ей дохода больше, чем пенсия. Любаша тоже не сидела без дела. Преподавая в единственном городском училище математику и черчение, она прихватывала еще несколько часов в двух школах, а вечера у нее были плотно заняты репетиторством. В общем, на поддержание таланта растущего вундеркинда были брошены все силы и возможности. Слава регулярно, безо всякого исполнительного листа, помогал деньгами. И помогал, надо признать, неплохо. Но Любаша половину его денег отправляла назад: гордость и принципиальность не позволяла ей брать деньги в таком количестве от «предателя». На самого же долговязого и бесшабашного вундеркинда легла тяжелая обязанность оправдать все надежды и посильная физическая помощь по огороду. Правда, через полгода индивидуального обучения на дому, вундеркинд взбунтовался, и добился обычного школьного обучения, клятвенно заверив Любу, что все будет успевать. К своему таланту, как считала Люба, Витюша относился подозрительно равнодушно: особого рвения в достижении мастерства и виртуозности не проявлял, но и особой лености, как все 14-летние мальчишки, не был особо подвержен. Он действительно умудрялся успевать везде, но делал все: и играл на фортепьяно, и учился, и занимался спортом - все одинаково безропотно и ровно, иногда даже сдавалось, что равнодушно. Потому-то Любе и казалось, что его мало волнует будущее: то ли оно для него уже четко определено, то ли он еще над ним и не задумывался. Бабушка с мамой успокаивали себя, что это возрастное, и только позже, когда повзрослеет, он поймет, какое счастье ему даровано свыше. А пока Витюша уже четыре года безропотно бегал по репетициям, зачетам, концертам и экзаменам, успевал заниматься и легкой атлетикой, тоже, надо сказать, не менее успешно…
Дома Вера Ивановна позавтракала в одиночестве и, как обычно, легла отоспаться после ночного дежурства. Ей приснился сон. Будто пришла она на центральную проходную завода снять денег с банкомата. А на банкомате сидит огромная, с пятимесячного поросенка, Машка и намывает лапой морду.
- Ой, Машка, что это тебя так разнесло? – удивилась, глядя на нее, Вера Ивановна и протянула руку, чтобы погладить...
Неожиданно Машка агрессивно выгнула спину дугой, распушила хвост и зашипела, угрожающе замахнувшись лапой на Веру Ивановну:
- Ф-ф-фи-ф-ф-фа какая!
- Ты что, своих не узнаешь? – дернулась Вера Ивановна.
Шерсть на кошке улеглась. В знак примирения, она приветливо боднула Веру Ивановну в плечо, от чего та чуть не упала, и мурлыкнула:
- Вер-р-рочка!
Вера Ивановна, ничему не удивляясь, как это бывает во сне, засунула свою карточку в банкомат, и он привычно начал засасывать карточку. Вера Ивановна неожиданно для самой себя зачем-то вцепилась в уплывающую карточку и изо всех сил стала тянуть ее на себя. А банкомат словно взбесился – с неимоверной силой тянул и тянул карточку у нее из рук в свою металлическую утробу. А сверху мурлыкала свиноподобная кошка, насмешливо советуя:
- Дер-р-р-жи, дер-р-ржи, кр-р-репче!
- Хоть ты-то отвяжись, - раздраженно отмахнулась от нее Вера Ивановна. В тот же миг карточка выскользнула у нее из рук и сгинула в чреве банкомата. В нем что-то оглушительно щелкнуло, как будто взорвалось! Вера Ивановна даже присела от неожиданности. И сразу после этого из банкомата, как из рога изобилия, посыпались золотые монеты, деньги тысячными купюрами, какие-то акции, сертификаты… Вера Ивановна в испуге оглянулась: только что стоявшие за ней в очереди люди куда-то исчезли. Не было видно и охранника. Вера Ивановна озиралась по сторонам, ища кого бы позвать на помощь, чтобы как-то остановить этот золотой поток, но вокруг – ни души. А обезумевший банкомат все изрыгал и изрыгал из себя несметные сокровища. Необъяснимый страх темной тенью заползал в сердце Веры Ивановны…
Вдруг Машка вспрыгнула ей на плечо, превратившись в обычную кошку и, закрыв ей рот своей мягкой пушистой лапкой, зашипела в самое ухо:
- Молч-ч-ч-чи, молч-ч-ч-чи…
Вера Ивановна проснулась.
- Приснится же всякая ерунда, хоть не ложись днем спать. Бред какой-то!
День прошел в обычной домашней суете и хлопотах, так что к вечеру все происшедшее с ней ночью, уже казалось Вере Ивановне какой-то утопией. Она сомневалась в реальности увиденного ею накануне ночью, уверяя себя, что все это ей не более, как почудилось. И, боясь быть поднятой на смех, решила пока никому ничего не рассказывать, что бы еще раз убедиться в том, что кошка на самом деле ест клеммы. Но самой главной причиной, почему Вера Ивановна решила молчать до поры до времени, был сон. Она не хотела себе признаваться в этом, но он не только встревожил, но даже отчасти напугал ее.
Вечером, за ужином Люба дежурно поинтересовалась:
- Что нового на работе? Как ваша Маша?
- А что ей сделается, этой Машке? Ест да спит, и даже мышей не ловит, - с непонятным ей самой раздражением ответила Вера Ивановна.
Люба удивленно посмотрела на мать и пожала плечами.
- Что это ты так о своей любимице?
- Да черт бы прибрал эту любимицу! – неожиданно для самой себя вспылила Вера Ивановна. И чтобы как-то загладить свою резкость, соврала:
- Нагадила в сторожке, паразитка. Пришлось убирать за ней.
- Это действительно, наглость. Не пускай ее больше в будку, - посоветовала Люба.
А Витек, оторвавшись от книги, радостно захохотал:
-Что естественно, бабуль, то не безобразно!
- Шалопай! Как есть - шалопай!
ГЛАВА 3
Следующее дежурство у Веры Ивановны выпадало на 30 декабря. Значит, на Новый год будет отдыхать. Вечером, часов в десять, как обычно, на работу позвонила Надежда.
- Как Новый год встречать собираетесь? – поинтересовалась Вера Ивановна. – Ребята не приедут из Питера?
- Опять, значит, не получилось. - Огорчилась за подругу Вера Ивановна. - Ну, тогда давайте к нам. В компании веселее телевизор смотреть.
- Что ты такое говоришь? Что значит - по-стариковски? Да мы с тобой еще о-го-го! Попьем, попоем, потанцуем…
- Шампанское? Есть, конечно. Любаша уже всем запаслась.
- Холодец сваришь? Это замечательно. А то мне уже не успеть. А с нас, как обычно - русский национальный салат.
- Ну, какой - какой? Оливье, конечно. В общем, договорились. Общий сбор в 21.00, как обычно. Кстати, у меня к тебе есть серьезный разговор.
- Нет, не по телефону. Придешь – обо всем пошепчемся. Ну, все, до завтра. Цалую!
«Вот кто подскажет мне, что делать! И на смех не поднимет», - решила Вера Ивановна. И как-то сразу успокоилась. Их без малого полувековая дружба была для обеих надежной опорой в океане житейских забот, волнений и проблем. Ни на йоту не сомневаясь в надежности, они с первого класса привыкли доверять друг другу свои самые сокровенные мечты и чаяния, мысли и самые страшные тайны. «Надежда мне поверит – это уж как пить дать. Вдвоем с ней мы что-нибудь придумаем».
Машку в эту ночь Вера Ивановна опять нашла на столе с проводами, за тем же занятием. «Значит, не померещилось мне все это», – убедилась Вера Ивановна, но кошку от клемм отгонять не стала. А только молча стояла и грустно смотрела, как та поглощает их все в той же последовательности: сначала немного медных, потом побольше алюминиевых. После того, как Машка насытилась клеммами, она деловито вспрыгнула на трубы отопления, протянутые вдоль стены, с уверенностью канатоходца прошла по ним и спрыгнула уже в цеху, неподалеку от сторожихи.
- Ну, и что прикажешь с тобой делать, оглоедка? – в сердцах спросила Вера Ивановна.
Машка только нахально терлась ей об ноги и заходилась в мурлыкании, так ей было хорошо.
- Господи! И что же я все думаю и думаю, - вдруг осенило Веру Ивановну. – Заберу-ка я тебя домой, и все проблемы решатся. И с клеммами вопрос закроется, и работа тебе будет – мышей ловить. Да и Витюшку порадую. И как это я сразу не додумалась?
До утра Вера Ивановна не выпускала кошку из сторожки, чтобы та утром не запряталась куда-нибудь от людских глаз. Перед самым приходом сменщицы она засунула Машку в сумку и закрыла, оставив ей маленькую щелочку для воздуха. Получив привычный утренний втык по поводу пропавших клемм, Вера Ивановна взялась за шевелящуюся сумку.
- Что это у тебя? – полюбопытствовала Людмила Ивановна.
- Решила Машку домой забрать.
- Нужна она тебе? Она же не домашняя, гадить дома будет, а хуже того, не привыкнет - убежит. Котеночка тебе надо брать.
- Мыши у меня в погребе завелись. Может быть, переловит.
И Вера Ивановна, быстрым решительным шагом направилась к воротам. Но кошка, почуяв, что ее опять куда-то уносят из родного цеха, начала дергаться и брыкаться в сумке. И тут, как на грех, принесло Геннадия Васильевича.
- Ивановна! Показывай, чего прячешь? Что тащишь? Не клеммы?- загрохотал он на весь цех своими несуразными шуточками.
- Тише, Васильевич, - простонала Вера Ивановна. – Машка тут у меня.
- Какая Машка? Кошка что ли? Откуда она взялась? – изумился начальник. – Я же увез ее...
- Вернулась. Уже месяца три как, а может быть и больше.
- Почему не доложили?
- Чего докладывать-то? Она в цеху и не показывается, прячется, как партизанка. Настрадалась от людей, боится.
- И куда ты ее тащишь?
- Домой решила забрать. От греха подальше, а то увидят, опять в цеху все переругаются.
- Цех, значит, спасаешь. Это ты молодца! А вот сумку все же покажи.
Убедившись, что в сумке действительно кошка, а не отремонтированный тепловоз, начальник сам помог засунуть ее обратно и задраил все воздуховоды.
- Ничего, не помрет, не успеет. А тебе, Ивановна, от руководства цеха - благодарность за проявленную инициативу.
- Да уж лучше бы премию. По нынешним временам это куда как приятнее.
- Ишь, чего захотела! И кошку ей, и премию. Может быть, тебе еще пособие назначить на ее содержание?
- Да не отказалась бы, - засмеялась Вера Ивановна.
- Ну ладно, иди уже, вымогательница, а то кошка задохнется.
Дома, как обычно, уже никого не было. Люба ушла в училище, Витек – побежал по репетиторам. Вера Ивановна первым делом полезла в холодильник – побаловать кошку молочком. Но Машке было не до него. Напуганная новой обстановкой, она по-пластунски начала обследовать свое новое пристанище. Вера Ивановна ходила за ней следом, поглаживая, успокаивая и объясняя, кто где живет, попутно приобщая ее к культуре общежития: что можно и что нельзя делать в доме, где нужно спать, где есть, а где кошачью нужду справлять…
- Ой, да ты же всю ночь у меня в будке просидела, да еще и страху натерпелась, место, наверное, ищешь. - Вовремя спохватилась Вера Ивановна. – Потерпи, милая, я мигом.
И Вера Ивановна поспешила в сарай: искать оставшийся от прежней кошки кошачий туалет. Но Машка уже не смогла дождаться его и справила свою нужду у порога, на резиновом рифленом коврике, от которого зазывно пахло землей. Ничего не подозревавшая Вера Ивановна с запоздавшим кошачьим горшком в руках, безмятежно и с артиллерийской точностью угодила в самую кучку, и по инерции, пока ее не остановил запах, протопала через всю прихожую, торопясь обрадовать свою жиличку…
- Ах, ты ж злыдня! Одни неприятности от тебя! Что на работе, что дома! – не на шутку рассердилась Вера Ивановна, но, увидев съежившуюся и испуганно прижавшую уши кошку, тут же остыла.
- Сама виновата. Могла бы и подумать. Что же тебе лопнуть, что ли? Тоже ведь живое существо.
Вера Ивановна брезгливо сняла испачканный ботинок, взяла тряпку, налила в тазик воды, надела резиновые перчатки и принялась наводить порядок. Когда она повернула ботинок, чтобы промыть подошву, на ней что-то неярко блеснуло желтовато-бурым цветом.
- Клеммы что ли из нее целиком выходят? Бедная кошка! Это как же надо изголодаться, чтобы железки глотать? – сочувственно вздохнула Вера Ивановна. – Или мутация у нее началась от машинных масел, краски да сварки?
Но это была не медь. На подошве, вдавленное в кошачьи экскременты, благородно поблескивало золото. Самое настоящее!!!
- Господи Иисусе! Что это?.. Откуда?.. – Вера Ивановна взглянула на кошку, словно ждала от нее ответа. Та насторожила ушки и во все глаза уставилась на хозяйку.
- Может быть, я в сарае на него наступила? – искала варианты неожиданно свалившегося на нее богатства Вера Ивановна. – А откуда в сарае может быть золото? У нас его отродясь не водилось даже в доме, не то, чтобы в сарае. И ведь не серьга, не колечко какое, целый самородочек…- разглядывала Вера Ивановна находку. - Ничего не понимаю.
Она осторожно выковыряла овальный самородочек размером полтора на сантиметр, промыла его, насухо вытерла салфеткой.
- Золото! – прошептала она ошарашено. – А может подделка?
Она уж было поднесла золотой камушек ко рту, собираясь попробовать его на зуб, но вовремя спохватилась:
- Тьфу ты!
Вера Ивановна взяла булавку и поскребла ею находку.
- Точно золото, - убедилась она.
Она присела на краешек стула и, разглядывая золото, стала думать:
- Так, сарай отпадает, это однозначно. Где я сегодня еще ходила? В цеху. Откуда там-то может быть золото? Кто-то обронил? Рокфеллеры вроде бы не заходили в цех, а все остальные - такие же богатеи, как и я. В городе? Тут вероятности больше… Наверное, все-таки где-нибудь в городе забилось в подошву.
Вера Ивановна немного успокоилась, и принялась за полы и коврик. На резиновом коврике она обнаружила еще два самородочка размерами поменьше.
- Ну, точно, на ботинках притащила, – убеждала сама себя Вера Ивановна. – Объявление, что ли повесить «Найдено золото, потерявшего прошу обращаться?..» Ну, конечно! Да тут столько потерявших объявится, в очередь выстроятся.
Она оглядела второй ботинок. На нем ничего не было. «Кучно лежали, одной ногой и наступила».
- Это же надо, до чего дожили! Золото на дороге валяется, бери - не хочу! – то ли возмущалась, то ли восхищалась Вера Ивановна. «Пусть полежит пока у меня. Может, что в городе услышу. Не может же такого быть, чтобы столько золота потеряли, и никто об этом не знал. Все равно по городу какие-нибудь разговоры пойдут. Тогда и верну хозяину – вот обрадую кого-то!.. Глядишь, еще вознаграждение получу. Ну, а если хозяин не объявится?», - обдумывала ситуацию Вера Ивановна.
Она закончила приборку, еще раз промыла свою находку, высушила и почистила старой губной помадой, от чего самородочки заблестели неярким благородным блеском, полюбовалась ими немного, потом завернула в салфетку и по-хозяйски припрятала, приговаривая:
- Подальше положишь – поближе возьмешь…
Вскоре с занятий прибежал взъерошенный и возбужденный внучок.
- Бабуль! – закричал он радостно с порога, - меня в Москву посылают, в Филармонию, на Рождественских вечерах выступать!
- Да что ты?! – обрадовалась бабушка, - а когда ехать?
- Пятого выезд, 6 и 7 выступаем.
- Пораньше-то не могли предупредить? Люба, наверное, все деньги на Новый год потратила,- пригорюнилась Вера Ивановна.
- Говорят, сюрприз хотели на Новый год сделать.
- И вправду – сюрприз. У нас все так - хотят, как лучше, а получается, как всегда, - ворчала Вера Ивановна, но особенно не расстраивалась по этому поводу. Во-первых: не привыкать выкручиваться из денежных затруднений, а во-вторых: наличие золотых самородков, и надежда на вознаграждение, придавало ей приятную уверенность и спокойствие. – Ничего, Витек, что-нибудь придумаем, выкрутимся.
- А это кто? – Витек увидел безмятежно спавшую в кухне на стуле кошку. – Откуда такое чудо?
- Машка. С работы принесла, что ей там маяться в подполье, пусть поживет по-человечески. Тоже мой сюрприз на Новый год! Рад?
- Это та самая, про которую ты рассказывала? А не убежит обратно? Говорят, кошки привыкают к месту, а не к хозяевам.
- Ты не рад, что ли? – даже обиделась Вера Ивановна.
- Рад, конечно, - успокоил бабушку Витек, гладя нового члена семьи.
- Да, она - страдалица. Намыкалась, бедолага, - вздохнула Вера Ивановна.
Кошка, разомлевшая от привалившего ей счастья: еды, тепла и ласки, так усердно мурлыкала и терлась об Витюшу, что чуть не опрокинулась по-щенячьи кверху брюхом.
- Давай-ка, дружок, мы ее для начала помоем, - предложила Вера Ивановна, - а то она вся в машинном масле. Я даже заметила, она и не лижется, как все кошки, наверное, боится отравиться.
В четыре руки они быстро намыли кошку, которая при этом, как все ее нормальные соплеменники, выдиралась и орала благим матом. Но Витек четко справился с заданием: «не выпускать ни при каких обстоятельствах», правда, слегка пострадал при этом, но отшутился:
- Мужчину шрамы украшают.
Потом Вера Ивановна замотала ее в полотенце, а поверх - еще в старенькое одеяльце и вручила внуку:
- Не отпускай, пусть немного обсохнет.
Витек по-мужски неуклюже носил спеленатую Машку, покачивая, как ребенка, и пел ей пробивающимся басом вместо колыбельной «Ели мясо мужики, пивом запивали», когда пришла Люба. В училище началась сессия, а в школах – зимние каникулы: работы было мало. А 31 декабря всем и вовсе было не до нее. Увидев в руках сына детский конвертик, она почему-то очень испугалась:
- Ой, кто это у тебя? – дрожащим голосом спросила она, словно увидела живого крокодила.
- Сюрприз! – радостно объявил Витюша.
- Не поняла…
Руки у Любаши задрожали, и она повесила шубу мимо крючка. Шуба медленно сползла на пол. Казалось, что Люба сейчас последует за ней…
- Кто у тебя там? – почему-то шепотом спросила Люба, увидев, что в конвертике кто-то шевелится.
- Бабуля кошку с работы принесла, - засмеялся Витек. – А ты что подумала?
- Уф, - облегченно вздохнула Люба, - а я уж подумала, не ребенка ли нам подкинули – насмотришься криминала – в голову одни страсти лезут. Я вчера, как раз передачу смотрела, как грудных детей выбрасывают… Ну, вы ее и замотали! Дай хоть посмотреть на ваш сюрприз. Ой, а красавица какая! Мам, это та самая Машка?
- Та самая, - подтвердил Витек.
Машку после бани было не узнать: на шее у нее отмылась белоснежная бабочка, маленькое пятнышко на кончике хвоста и белые носочки. Но самое главное: вместо грязного серо-бурого цвета у нее оказался необыкновенный окрас: она осталась серенькой, но эта чистая серость отливала теперь какой-то благородно-медной рыжеватой зеленью, как давно не чищеный самовар, словно ее намыли оттеночным шампунем.
- Ух ты, прямо как золотая, - ахнул Витек.
- Правда, хоть на выставку, - согласилась Люба.
- Мам, а у меня тоже сюрприз, - похвалился Витек.
- Да знаю я уже про твой сюрприз. Ирина Викторовна мне с утра позвонила. Я так рада за тебя, сынок. Вместе поедем в Москву, я уже договорилась. Побегаем с тобой по театрам, выставкам.- Люба чмокнула сына в щечку – Ну, иди к себе, мне с мамой надо посекретничать.
Вера Ивановна на кухне готовила уже не завтрак, но еще не обед.
- Мам, а у меня тоже сюрприз, поставь чайник, а то еще ошпаришься ненароком, - предупредила Люба, закрывая за сыном дверь.
Вера Ивановна отставила чайник и радостно заулыбалась:
- Ну, просто день сюрпризов! Настоящий Новый год!
- Мам, Петр Иванович сделал мне предложение, – смущенно объявила Люба. – И сегодня я пригласила его к нам.
- Ну, наконец-то, - вырвалось у Веры Ивановны.
- То есть как это, «наконец-то»? – оторопела Люба, - Выходит, ты все знаешь?
- Секрет Полишинеля! - рассмеялась Вера Ивановна. – Да ты за эти пол года все уши мне про него прожужжала. А потом, сама понимаешь, Запеченск - городок маленький…
- Это тебе тетя Надя все рассказала – убежденно подытожила Люба.
- Ну, не без этого, конечно, - смущенно призналась Вера Ивановна. - Мы же все-таки не чужие люди. В общем, дочка, я очень рада за тебя,- она обняла Любу, - Ну и правильно, давно уже пора жизнь устраивать. Не век же тебе одной оставаться. Скоро четыре года будет, как со Славой разошлись. Ты женщина молодая, тебе еще жить, любить надо…
- Вообще-то, я бы не хотела торопиться с регистрацией, мало ли что: вдруг у нас жизнь не заладится… Но, ты знаешь. Петр категорически настаивает, и хоть сегодня готов бежать в ЗАГС. Но я все же уговорила его подождать до окончания учебного года…
- Ну и правильно делает, что настаивает. Значит, серьезные намерения у мужчины, а не так, чтобы поматросить и бросить. А потом, что там ни говори, законный брак мужиков все-таки дисциплинирует. Нет, я, может быть и старомодная, но я тоже против этих гражданских браков. Какие-то ни к чему не обязывающие отношения, - одобрила Вера Ивановна.
- А Витюша тоже все знает? – встревожилась Люба.
- Что я тоже знаю? – поинтересовался вошедший на кухню сын, но, посмотрев на испуганно замолчавшую мать, махнул рукой. – Опять дамские секреты? Слушай, ба, кошка - воще отпадная! От « Короля и Шута» тащится по полной, аж колбасит ее. Мы сегодня есть будем, или как?
Он схватил со стола кусок колбасы, за что тут же получил от Веры Ивановна по рукам.
- Не кусочничай! Люба, ты хоть что-нибудь поняла, о чем твой сын говорит? Переведи, пожалуйста, – попросила Вера Ивановна.
- По-русски говоря, кошка от рока балдеет,- перевел Витек.
- Кошке нравится рок, – пояснила Люба.
- Я и говорю, - подтвердил Витек, жуя колбасу, - тащится.
- Господи, хоть бы кто-нибудь словарь современного русского языка выпустил что ли, а то скоро друг друга понимать перестанем, - вздохнула Вера Ивановна.
- Ба, да ты сама иногда такое ввернешь, что хоть стой – хоть падай!
- А это, внучок, - ехидно заметила Вера Ивановна, – уж с кем поведешься… Ладно, давайте завтракать, да я пойду отсыпаться.
После завтрака Вера Ивановна спросила:
- Вы без меня тут управитесь? Пора бы уже салаты резать. Я часика в три поднимусь – помогу вам.
- Да, конечно, мам, иди-иди. У меня уже почти все с вечера приготовлено, – успокоила ее Люба.
Когда Вера Ивановна уже улеглась, к ней заглянула Люба.
- Мам, а вам зарплату не обещают дать до рождества? А то я растратилась, не думала, что придется в Москву ехать.
- Зарплаты скорее всего не будет, но ты не переживай, мы что-нибудь придумаем, – успокоила ее Вера Ивановна.
- Да, ты мне так и не сказала, Витек знает про Петра Ивановича?
- Не знаю. Мы с ним на эту тему не разговаривали. Но, скорее всего, догадывается. А что тут страшного? Он уже большой мальчик, поговорим с ним – он все поймет.
- В том то и беда, что уже большой, – вздохнула Люба. – Ну ладно, ты спи, а то Новый год не встретишь, придет без тебя.
- Любаша, вы форточки не открывайте пока, а то кошка убежит. Пусть привыкнет к дому, тогда уже… - в полудреме попросила Вера и Ивановна и провалилась в сон, как в яму.
Ей опять приснился тот же самый чудной сон с банкоматом, кошкой и деньгами. И опять кошка настойчиво закрывала ей рот лапкой и шипела:
- Молч-ч-чи, молч-ч-ч-чи!!!
Вера Ивановна проснулась с бешено колотящимся от страха сердцем.
- Наваждение, - пробормотала она, отходя от сна. – А может - предупреждение? - Явно, что неспроста второй раз снится один и тот же сон. И Вера Ивановна твердо решила до поры до времени никому ничего не рассказывать. Даже Надежде…
Первыми на своем стареньком Москвиче подъехали Лебедевы. Начали таскать из машины формочки с холодцом, поднос с еще дымящимся пирогом, банки с соленьями, напустив в дом, уже пропахший предпраздничными запахами: мясом, чесноком, салатами клубы свежего морозного воздуха. Оба высокие, стройные, молодцевато-спортивные. От их присутствия в доме сразу стало тесно и шумно. Если Сашок отличался тем, что за целый день мог произнести всего две фразы: «С добрым утром!» и «Спокойной ночи», то Надежда успевала говорить за двоих. За тридцать восемь лет совместной жизни Надежда приспособилась разговаривать с ним: сама задавала вопросы, и сама же на них отвечала, Сашку оставалось только отрицательно или утвердительно кивать головой. Гости разделись, и Вера Ивановна ахнула от невообразимо яркого лилового платья, очень подходившего по цвету к пепельно-седым, коротко, почти по-мальчишечьи остриженным волосам Надежды:
- Надька! Какая ты красавица! А я бы не рискнула такой цвет одеть. Ой, а стрижку какую сделала! Какая же ты неисправимая модница! Тебя хоть сейчас на подиум выпускай! – восхищалась подругой Вера Ивановна.
- Стараюсь, - с притворной скромностью ответила та, - боюсь, как бы моего красавца не увели из-под носа. Вон он какой орел у меня, правда, Сашок?
И тут же сама ответила:
- Конечно.
Сашок только кивнул головой и усмехнулся.
- Ну ладно, ты иди к Витюше, составь ему мужскую компанию, а мы тут похлопочем, а заодно и поболтаем, да девочки?
- Да-да, – тут же привычно ответила сама. – Верунь, дай мне, пожалуйста, фартук. Вот он.
Когда стол был готов к празднованию, преобразились и Вера Ивановна с Любой. Надежда, глядя на эффектную Любу в красном платье, с густыми темно-каштановыми волосами, подстриженными в стиле «а-ля комсомолка 20 годов», даже взгрустнула:
- Да, Верунь, нас уже хоть в какую оправу вставляй, все равно не тот жемчуг. А молодости и оправы никакой не надо…
- Тебе ли причитать? – возмутилась Вера Ивановна, одетая в скромный серый костюм, с высоко взбитыми по случаю праздника и уложенными в причудливую прическу волосами, ну, просто «учительница первая моя», – Глядя на тебя, никто и не подумает, что ты бабушка, да еще и дважды.
-«И я была девушка юной, сама не припомню, когда…» - шутливо запела Надежда.
Зазвонил звонок. Это пришел Петр Иванович с цветами и шампанским. Он с порога очаровал Веру Ивановну. От Надежды она уже была проинформирована обо всех его достоинствах. Одно только настораживало Веру Ивановну: почему при куче таких положительных качеств, он почти до 37 лет еще ни разу не был женат? Жених - хоть куда, всем на зависть, и вдруг – холостяк. Нет, тут что-то не так, подозрительно… Дело еще осложнялось тем, что Петр Иванович был не местный, приехал в их городок из Ростова, так что узнать о нем подробнее практически было невозможно. Оставалось довольствоваться только тем, что знали о его нынешней жизни в городке. А здесь, кроме положительных отзывов о нем, ни Вера Ивановна, ни Надежда ничего не услышали. Но одно дело услышать, а другое – увидеть своими глазами… Чуть выше среднего роста, коренастый и крепко сбитый, рядом с по-девичьи стройной и невысокой Любой, он смотрелся этаким сказочным богатырем. Чувствовалась в нем мужская нерастраченная сила и удаль. Ярко-голубые, широко распахнутые глаза излучали радость. Про такие глаза говорят, что они не могут лгать. Прямые, аккуратно подстриженные волосы цвета соломы, и веснушки на носу придавали ему озорной мальчишеский вид. По всему его виду, ну никак не скажешь, что он был строгим и педантичным преподавателем, каким его представляла Вера Ивановна со слов Любы. По-видимому, Любушка слишком идеализировала его, уж очень ей хотелось представить маме серьезного, строгих правил мужчину. И хотя по его облику, он совершенно не подходил к этой категории, но, тем не менее, был очень обаятелен. Вот только с фамилией ему не повезло. Довольно глупая досталась ему фамилия – Пиндюрин. Правда, Люба заранее успокоила Веру Ивановну, что свою гордую фамилию – Татищева не собирается менять на новую ни при каких обстоятельствах. И более того, Петр даже согласился поменять свою фамилию на Любину девичью, иначе с фамилиями в семье было бы сплошное недоразумение: муж – Пиндюрин, жена – Татищева, сын – Львов.
Благодаря своей непосредственности, Петр Иванович очень легко и быстро влился в их компанию. А больше всего он покорил сердца женщин, когда произнес тост:
- Я не гусар, но мне хочется выпить за самых главных дам на все времена: за Веру, Надежду и Любовь.! Мы живы, пока они с нами. Так пусть же они никогда не покидают наши души и сердца!
Даже молчун Сашок крякнул довольно:
- Эк! Мощно сказано!
Один Витек пыжился: стал неестественно вежливым и культурным. Вера Ивановна по этому поводу провела с ним на кухне скоренькую беседу:
- Тебе что, совсем маму не жалко?
- А что с ней такое? – деланно испугался Витек.
- Как что с ней? Все одна и одна…
- А мы? Кстати, а кто это такой?
- Мамин сослуживец, ты же слышал.
- И чего этому сослуживцу надо на нашем чисто семейном празднике?
- А ты не догадываешься? Ухаживает он за твоей мамой, а ты тут из себя не знаю что корчишь. Ты бы хоть о ней подумал…
- Все, усек, бабуль. Это я просто хотел хорошее впечатление произвести, больше не буду.
- Шалопай! – вздохнула Вера Ивановна.
Но сердцем почувствовала, что с этим замужеством у Любы не обойдется без проблем. Но, как бы то ни было, Вере Ивановне было радостно: рядом самые дорогие люди, у дочки, кажется, личная жизнь налаживается, чего еще желать? Одно только происшествие омрачило ей вечер: Надежда, улучив момент, когда они остались наедине, спросила:
- Ну, что ты хотела мне рассказать?
- Я? Да… вот… - смешалась Вера Ивановна. Говорить про кошку после второго сна ей совершенно расхотелось. – А вот… про Петра и хотела тебе рассказать, - нашлась, наконец, она.
- Ты смеешься, подруга? – вытаращила глаза Надежда.
Она работала поваром в столовой училища, и вот уже полтора года исправно поставляла Вере Ивановне всю информацию о развитии отношений молодых - от самых истоков до текущего момента. О том, какой Петр на редкость интеллигентный и культурный человек, и как он галантно ухаживает за Любочкой... И как Любочке завидуют все женщины на работе, что такого мужика отхватила. И что Любочка просто расцвела от счастья…
- Ты знаешь, он ведь предложение Любаше сделал. Вот хотела с тобой посоветоваться, что ей ответить.
- Ну, ты насмешила! – удивилась Надежда. – А если ты будешь против, они, что, послушаются? Много ты своих родителей спрашивала, когда за Игоря своего выходила? Нет, ты что-то финтишь, подруга. Выкладывай, как на духу, что у тебя стряслось? – допытывалась Надежда.
- Ничего не стряслось. Только о Петре и хотела с тобой поговорить. Ты знаешь, я с одной стороны так рада, что Люба замуж выходит. Витек-то, наверное, со мной останется. А с другой стороны, честно скажу, я надеялась, что у них со Славой все еще наладится. Неплохой ведь мужик, правда? Говорят, в Москве сейчас в какой-то большой строительной фирме работает, зарабатывает хорошо. Да и мальчишке с отцом лучше, как ни крути, – торопилась Вера Ивановна перевести разговор, но никогда не умевшая врать, мучалась угрызениями совести и чувствовала, что все ее попытки напрасны - Надежда не верит. А Надежда, в свою очередь, интуитивно понимала что ее задушевная подруга пытается что-то от нее скрыть… Не о Петре и Любе в самом же деле она хотела поговорить. Об этом уже все давным-давно сказано, и о Славе, и о Вите тоже… Но тут их позвали за стол – приближался Новый год.
В двенадцать все выпили шампанского и по давно заведенной традиции, дружно запели:
«Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь…»
На этих словах, дверь из спальни Веры Ивановны, в самом деле, скрипнула, и на пороге появилась всеми позабытая в праздничной суете Машка. От неожиданности все замолчали.
- А это еще что за явление? – спросила Надежда
- Это – наша Маша.- Пояснил Витек.
- С работы, что ли? – узнал Сашок. – Так они же все пропали?
- Все, да не все. Вернулась она. Только ты смотри, не проболтайся в цеху. – Об этом Сашка можно было и не предупреждать. - А мне жалко ее стало, вот и забрала домой.
- И правильно сделала, - одобрил Сашок. – Маш, Маш, иди сюда…
Новый год встретили замечательно: выпили, попели, поплясали. Потом молодежь пошли на городскую елку, а Лебедевы уехали домой…
Утром Вера Ивановна, как всегда, встала раньше всех. Прихватив с собой книгу, она прошмыгнула на кухню. Кошка еще спала, взгромоздясь на Витюшу поверх одеяла. В доме после вчерашнего застолья все было прибрано, посуда перемыта. «И когда она успела? Совсем не ложилась, что ли?» - подумала Вера Ивановна про дочь. Она умылась, поставила чайник, и направилась в прихожую, где было прохладнее, и где хранились продукты, если не хватало холодильника, за кусочком торта… И тут увидела Машкину кучку на коврике.
- Ты опять за свое? - рассердилась она на кошку, появившуюся следом за ней, – вот куда надо ходить, бестолочь. – Вера Ивановна чуть не ткнула кошку в кошачий туалет носом. – Что же ты безобразничаешь?
Вера Ивановна надела перчатки, взяла тряпку и присела на корточки, чтобы убрать Машкино безобразие…
- Ой!..- от неожиданности Вера Ивановна шлепнулась на пол: в свежей кошачьей кучке опять блеснул золотой самородок, точно такой же, как и вчера!
- Это что?.. Откуда?.. Опять.., – до Веры Ивановны что-то, во что не хотелось верить, стало доходить, - Это, ты что ли?.. Как курочка Ряба?..
Она изучающе посмотрела на Машку. Та сидела рядом, щурила от кошачьего счастья свои желтые глаза и мурлыкала-мурлыкала-мурлыкала…
- Ой, не могу, мне плохо… Наверное, вчера лишнего выпила…- схватилась Вера Ивановна за сердце.
Работая библиотекарем, она поглотила груду литературы всех жанров, но при этом стоически отвергала фантастику. Будучи махровым реалистом и веря только тому, что она видит, Вера Ивановна побаивалась фантастики, считая все происходящее в ней бредом. Кроме того, по ее личным многолетним наблюдениям и сопоставлениям фактов почти все, что когда-то описывалось в фантастике, имело такую способность рано или поздно сбываться. Поэтому Вера Ивановна воспринимала фантастику как своего рода пророчества, и, страшась заглянуть в будущее, вполне довольствовалась реальной прозой. То, что происходило с ней в последние дни уходящего года, пугало ее своей нереальностью, нелогичностью, невозможностью объяснить и разложить все по полочкам. Она не знала, что и подумать, подсознательно отыскивая объяснение всему происходящему. Но объяснений, как она ни старалась, не находилось, и от этого Вера Ивановна чувствовала себя неуютно. После той ночи в цеху она уже не один раз ловила себя на мысли, «а не сходить ли мне на прием к психиатру», но почему-то все откладывала этот неприятный визит на «попозже».
Кряхтя и озадаченно качая головой, Вера Ивановна поднялась, сходила на кухню за зубочисткой и аккуратно выковыряла из кучки три золотых самородочка, по размеру и по весу таких же, как и вчера.
- Значит, сны не просто так мне снились. Это был знак. Надо молчать, – единственное, что она решила, так толком и не поняв, откуда же все-таки берется золото, и напрочь отказываясь верить в чудеса…
К тому времени, когда все проснулись, никаких следов от утреннего недоразумения не осталось. А золото было опять тщательнейшим образом вымыто, вычищено и все так же надежно припрятано…
С тех пор так и повелось в доме: большую нужду Машка справляла только на резиновом коврике у входной двери и строго по расписанию. Утром, когда все либо еще спали, либо уже разошлись по своим делам, предоставляя право на добычу золота одной Вере Ивановне. И получая взамен награду от нее в виде колбасы или сметаны.
Очень скоро Машка привыкла к дому, и по всему было видно, что убегать она никуда не собирается. Так же скоро и Вера Ивановна привыкла к ежедневному сбору золота – к хорошему привыкаешь быстро. И даже ежедневная уборка кучек, несмотря на ее брезгливость, уже не тяготила, тем более что золотая кучка в загашнике с каждым днем росла. Пропорционально ей в Вере Ивановне, согревая душу, росло чувство самодостаточности и уверенности в завтрашнем дне. «Оказывается, быть богатой очень даже приятно, – думала она. – Жаль только, поделиться об этом ни с кем нельзя». Вера Ивановна восприняла дважды повторившийся сон, как некое руководство и, естественно, молчание - как условие продолжения негласного контракта между ней и Машкой.
ГЛАВА 4
Незаметно подошло время собирать Витюшу в Москву. И чем ближе становился день отъезда, тем мрачнее становилась Люба. Зарплату не выдавали, видимо из соображений, что на праздники все равно все прогуляют, и не на что будет похмеляться. Тоже своего рода забота о населении. Занять было не у кого: все знакомые и соседи жили так же, как и они: от зарплаты до зарплаты. Однако, Вера Ивановна, в отличие от дочери, не особенно огорчалась по этому поводу.
- Да не расстраивайся ты, – беспечно уговаривала она дочку, - найдем деньги, не впервой.
Вера Ивановна не могла открыть Любе свою новую тайну, и в то же время ей хотелось за оставшиеся несколько дней собрать побольше золота.
- У Петра занимать как-то неловко. Конечно, можно было бы и Славу подключить к этому мероприятию. Все-таки отец родной, но мне, честно говоря, совершенно не хочется этого делать. На дорогу-то я наберу, но ведь хотелось ребенку настоящий рождественский праздник устроить – он это заслужил, а тут даже на мороженное не наскребешь. Как мне надоела эта нищета, – сокрушалась Люба.
- Побойся Бога, какая нищета! – возмутилась Вера Ивановна. – Живем не хуже других.
- Но и не лучше: едва концы с концами сводим.
И только перед самым отъездом, ранним утром Вера Ивановна, наконец, отдала дочери все собранное за несколько дней золото.
- Вот, возьми и не расстраивайся ты так из-за денег. Не стоят они того.
- Что это?! – оторопела Люба, развернув платочек. – Откуда это у тебя?!
Вера Ивановна, ожидавшая расспросов дочери на эту тему, заранее приготовила «легенду» происхождения золота.
- Это еще отец твой покойный оставил нам, на черный день, - старалась честно врать Вера Ивановна.
- А у него, откуда такое богатство? Он что на Клондайке по совместительству подрабатывал? – недоверчиво спросила Люба, прекрасно помня по своему детству, что лишних денег в их семье никогда не водилось.
- Да какой там Клондайк! Отдыхали мы как-то с ним по молодости в Крыму, по путевке. И там один отдыхающий из Сибири был. Ну, промотался до нитки и пристал к нам с этим золотом: «Купите, да купите подешевке». Ну, вот и пришлось его выручить. А сами, помню, чуть со страху не померли. Как только домой приехали – спрятали его от греха подальше и забыли. А вот теперь, видно, время его подоспело – я и вспомнила про него.
- Ой, мама, тебе бы только сказки писать! – не поверила Люба, - Какой-то мужик продал тебе целую кучу золота, и ты про него на сорок лет позабыла, а сейчас вспомнила? Что-то тут не клеится.
- Да ладно тебе,- рассердилась Вера Ивановна. – Клеится - не клеится. Бери, уже, да и все! Чего разговоры разговаривать? Да смотри, поаккуратнее с ним в Москве. А то сама знаешь, сколько сейчас жуликов развелось. Сдашь в какой-нибудь ювелирной мастерской, в крайнем случае - на рынке. Только с цыганами, смотри, не связывайся, а то ни денег, ни золота не будет.
Вера Ивановна злилась на себя и на дочку. На себя – за то, что так и не научилась врать за всю свою жизнь, и сейчас это вышло по-дилетантски, смешно и нелепо. На дочку – за то, что та не хотела верить и учинила ей настоящий допрос:
- «Откуда, откуда?» – бурчала она. – От верблюда. Нет бы «спасибо» сказать, а то еще насмешки строит: «Клондайк!»
- Мам, ну что ты сердишься? Спасибо тебе, конечно, огромное, но все это как снег на голову…
Москва встретила их метелью и сюрпризом в виде Славы на черном Джипе Чероки. Оказывается, Витек заблаговременно предупредил отца об их приезде. Они стояли с сыном, похожие друг на друга, как матрица: оба долговязые, худые, рыжие, с одинаковыми вихрами на непокрытых головах, с хитрющими зелеными глазами. Слава, одетый по-молодежному: в джинсах и распахнутой короткой спортивной куртке вполне мог сойти за старшего брата. Только сын еще чуток не догнал отца ростом. «Это надо же было так умудриться. Как под копирку сделали сына. А Славка – все такой же разгильдяй – никакой солидности», - подумала Люба.
- Ну что, едем ко мне? – взял инициативу в свои руки Слава.
- Как это к тебе? Нет-нет, мы с группой – в гостиницу. – Решительно возразила Люба.
- Могу я сына к себе забрать? – спросил тут же Слава у руководителя группы.
- Пожалуйста, только одно условие, чтобы не выбиваться из графика репетиций и концертов и, естественно, не опаздывать, - даже обрадовалась такому предложению руководитель группы - забот поубавится. Она явно была не в курсе их отношений.
- А как же я? – растерялась Люба.
- А ты – с нами, - пояснил Слава.
- Нет, я не могу, – так же решительно заявила Люба.
- Мам, а я к папе хочу, - заканючил Витек. – Я, между прочим, с ним с лета не виделся. Могу я с родным отцом побыть хоть два дня?
Оба они стояли перед ней, такой маленькой по сравнению с ними, но очень строгой и нахохлившейся, как воробышек, и заискивающе заглядывали ей в глаза.
- Можешь, - растерялась Люба. – Только как же я? Одна в гостинице? Вдруг мне места без тебя не дадут?
- А ты с нами. Ну, мам, – не сдавался Витек.
Люба совсем растерялась. Она не ожидала такой провокации со стороны сына. Отчитывать его прилюдно было невозможно, чтобы не посвящать окружающих в их семейные отношения, и категорически отказать по тем же самым причинам Люба не могла.
Слава в это время уже деловито записывал график репетиций и концертов и обменивался номерами телефонов с руководителем группы.
- Ох, - сдалась, наконец, Люба, - без меня - меня женили. А с тобой я еще дома разберусь, – грозно пообещала она сыну.
- Мам, ну не сердись, - подлизывался к ней Витек, - Сама же говоришь, что мне мужского воспитания не хватает.
- Ну ладно уж, поехали воспитываться, – сменила, наконец, гнев на милость Люба.
Когда они расселись в Джипе, она попросила Славу:
- Ты не подвезешь меня в какую-нибудь ювелирную мастерскую поблизости?
- А в чем дело? – поинтересовался тот. – Брюлики прикупить хочешь?
- Господи, какие могут быть брюлики на преподавательскую зарплату? – горько вздохнула Люба. - Серьга сломалась, надо сдать в ремонт, а у нас в городе нет ювелирной мастерской.
- Организуем. Ну что, выдвигаемся?
Когда подъехали к ювелирной мастерской, Люба торопливо выскочила из машины.
- Вы меня здесь подождите, я недолго. А вам, я думаю, есть о чем поговорить и без меня. Я постараюсь быстро…
Мастерская оказалась тесноватой комнаткой с прилавком-стойкой, за которой скучал ювелир. Позади него была открыта дверь, ведущая, по-видимому, в подсобное помещение. Мастерская пустовала, – какой нормальный человек будет бегать по ювелирным мастерским в самый канун Рождества? Ювелир оказался маленьким, сухоньким старичком: совершенно лысый, в огромных очках с толстенными линзами, неестественно увеличивающими глаза, отчего напоминал черепаху Тартиллу. Не хватало только золотого ключика в руках.
- Бог мой! – всплеснул он коротенькими, черепашьими ручками, увидев золото, - какое богатство! Хотя чему удивляться? Это при советской власти все были одинаково бедные, а сейчас каждый живет, как может. Так что вы желаете из этого заказать: перстень, серьги, брошь? С камнем, без? Вам бы очень подошел рубин, или, в крайнем случае, что тоже очень оригинально – кораллы в золотой оправе…
- Я желаю это продать.
- Понимаю, понимаю, мадам. Денежные затруднения. С кем не бывает? Ну что ж, давайте посмотрим, чем я смогу Вам помочь. Надеюсь, паспорт с Московской пропиской у Вас имеется?
- Нет, у меня паспорт с подмосковной пропиской. – Люба, покопавшись в сумочке, протянула паспорт ювелиру.
Он долго и внимательно его рассматривал, особенно страничку с регистрацией. Потом протянул его Любе.
- Вообще-то, мы, как и в ломбардах, по инструкции имеем право брать драгметаллы на комиссию только у граждан с Московской регистрацией. Но, я думаю, что просто так человек перед самым Рождеством не пойдет сдавать золото – к этому празднику готовятся заранее. Значит, какие-то особые обстоятельства вынуждают. Я прав, мадам?
- Да, да, конечно, - благодарно закивала головой Люба, понимая, что ювелир совсем не прочь нарушить эту инструкцию. – Именно так - особые обстоятельства…
Ювелир снял свои огромные очки, воткнул в один глаз монокль, взял золото и начал над ним колдовать, проверяя тут же – за стойкой и бубня при этом себе под нос, что-то похожее на «замечательно, замечательно». Люба нервно поглядывала в окно. Она боялась, что Витек или Слава могут прийти поторопить ее. Ювелир заметил это.
- Вы куда-то торопитесь, мадам? Совершенно зря. Такие дела суеты не терпят… Н-да.
Он вышел в другую комнату, и провозился там еще минут 10. Люба уже вся изнервничалась, и в голову настойчиво лезла нехорошая мысль «А нет ли там запасного выхода» - уж очень подозрительно тихо было в той каморке. «Жду еще пять минут, и начинаю действовать». Но она не успела придумать, каким образом будет действовать, как появился ювелир.
- Ну, что я вам могу сказать мадам? 200 грамм чистейшего, без всяких примесей золота, просто с приисков Клондайка. Мне почему-то кажется, мадам, что вы в нашем деле – человек случайный. И даже цены не знаете на подобные вещи, или я ошибаюсь?
- Нет, не ошибаетесь. Я действительно не знаю, только могу догадываться. Просто мне очень нужны деньги.
- Ну что ж, я не буду вас обманывать. Ваше золото стоит шестьдесят тысяч рублей. Я могу Вам дать 50 тысяч. Хочу Вам заметить, мадам, что больше в Москве Вам никто не даст. Тем более - без Московской прописки, Вы же меня понимаете?
- Я согласна, - задохнулась от изумления и радости Люба.
- И даже торговаться не будете? – огорчился ювелир.
- Меня вполне устраивает цена, - настаивала Люба. Честно говоря, она и не рассчитывала на такие деньги. Тем более, что и Вера Ивановна наставляла ее: «Не жадничай – бери, сколько дадут».
- Ну, хорошо, мадам, накидываю на Вашу неопытность и дилетантство еще две тысячи, – не унимался ювелир.
- Мне и пятидесяти тысяч достаточно, но если Вы настаиваете… - не переставала удивляться Люба.
- Что за народ пошел! Даже поторговаться не могут, как положено. Никакого интереса к бизнесу, - недовольно бурчал старичок, открывая небольшой сейф, находящийся тут же, в углу комнаты. Он начал возиться в нем, что-то пересчитывая и перекладывая с места на место, словно нарочно оттягивая время. Люба уже вся изнемогала от нетерпения, когда он, наконец, не торопясь, закрыл сейф и протянул Любе пять пачек упакованных банковских 100-рублевок и отдельно еще маленькую денежную кипу по 50 и 10 рублей.
- Считайте, мадам! – торжественно произнес он.
- Да что Вы, я Вам верю.
- Что такое, «верю»?! – просто взорвался от возмущения ювелир. – Вы не премию от директора в конверте получаете, чтобы я так жил! Считайте! – строго прикрикнул он на Любу.
И она послушно начала считать. Торопливо, неумело, без конца сбиваясь со счету. Ей уже казалось, что она никогда не выйдет из этой мастерской. А старик, как нарочно, бурчал под руку:
- Что за доверчивый народ пошел! Обмануть – рука не поднимается. Вот, помню, раньше…
Но, что там было раньше, Люба решительно не стала слушать, чтобы не отвлекаться, иначе она никогда не сосчитает денег. Наконец все деньги были пересчитаны и спрятаны в сумочку. Люба с облегчением распрощалась с ювелиром и направилась к выходу.
- Мадам, подождите минутку.
«Господи, ну что ему еще надо?» - уже кипела от нетерпения Люба.
- Моя визитка. Если еще что-нибудь понадобится, я всегда к Вашим услугам. Для постоянных клиентов у нас действуют скидки и небольшие льготы. Очень приятно было с Вами познакомиться, надеюсь, что наше знакомство непременно продолжится.
- Мне также. Благодарю. Непременно. Всего хорошего. – Люба торопливо схватила визитку, сунула ее к деньгам и с удовлетворением от так удачно совершенной операции, поспешила из мастерской.
Вопреки ее переживаниям, Слава с сыном мирно беседовали в машине, совершенно не обеспокоенные ее долгим отсутствием. При ее появлении они дружно замолчали. «Наверное, про Петра докладывает, – с досадой подумала Люба, - Ну и пусть!»
- Все, ребята, я свободна, можем ехать дальше.
Проехав минут десять, Слава с интересом посмотрел на Любу и спросил:
- Сережку у мастера оставила или сразу сделал?
- Сделал, - не понимая, почему это так заинтересовало его, ответила Люба.
- А что же не одела ее?
- Так я ее одну взяла с собой.
- Понятно.
Что именно ему было понятно, Люба не стала допытываться.
А Славе было понятно, что от самой ювелирной мастерской его вот уже пятнадцать минут уверенно и совершенно открыто, даже можно сказать, нагло ведет синий Форд-фокус. Сначала он подумал, что это простое совпадение, но, когда, свернув на тихую глухую улочку, где практически не было движения, и, увидев в зеркало заднего обзора, что синий Форд упорно следует за ним, понял что это неспроста. Он знал точно, что это преследование с ним никак не может быть связано. Хотя он и работал в крупной строительной фирме, но никакого интереса для криминала не представлял. Закончив 15 лет назад архитектурный институт и проработав по направлению в строительной конторе с полгода, Слава быстро понял, что на такие деньги семью не прокормить. И ушел работать на стройку. Начав со штукатура-маляра: пригодилась институтская практика, он постепенно дорос до прораба. А когда после победы демократии вокруг Москвы, как грибы после дождя, стали расти дворцы-коттеджи, перешел работать в частную фирму, где и платили больше, и где можно было, наконец, проявить свою творческую инициативу. Вскоре его заметили и предложили место начальника отдела по архитектуре и дизайну, где он и работал в настоящее время. Получал не миллионы, но домик, хоть и небольшой, по сравнению с теми, что он проектировал, сумел себе построить. И, соответственно, приобрести все, что полагается к нему. Столичной знаменитостью Слава не стал, но в определенных кругах был довольно известен, и нередко, помимо работы на фирме, имел заказы и со стороны. В общем, жил безбедно, но еще не настолько богато, чтобы ездить с телохранителями. Конкурентов, которым бы он перебежал дорогу не имел из-за специфики его работы: какой проект выбрать – дело сугубо личное каждого заказчика, чаще всего и заказы составлялись по пожеланиям клиентов. Жил скромно: ни по казино, ни по столичным тусовкам не слонялся - не любил, да и времени не хватало. Основное его хобби составлял компьютер да рыбалка, поэтому к своим тридцати семи годам и личными врагами обзавестись не успел. Значит, охотились точно не за ним. Но за кем тогда? За Любой? Но что интересного могла представлять провинциальная «училка» для московского криминала? Слава даже усмехнулся. Не связана ли эта охота с ее сломанной сережкой? Ну, это вообще нонсенс. Но от этого явного преследования стало как-то неуютно, а так как Форд и не думал отлипать от него, даже напротив, уже чуть ли не прилип своим бампером к его Джипу, Слава на всякий случай решил принять меры безопасности.
- Мне надо заскочить в офис, кое-какие документы взять. Заодно посмотрите, где я работаю.
Люба благодушествовала по поводу удачной и быстрой сделки, чувствуя себя после нее вполне независимой и самостоятельной, способной в любой момент взять ситуацию в свои руки, поэтому особо не протестовала. А потом, интересно было посмотреть, как устроился ее бывший сокурсник и муж. В офисе - деловом пятиэтажном здании с вывеской «Аркада» - Слава провел их в свой кабинет, обставленный безликой, но очень дорогой мебелью.
- Отдохните, а я на минутку заскочу к шефу.
Вскоре к Любе с Виталиком вошла секретарша: средних лет, полноватая, строго одетая и соответственно причесанная женщина, что приятно удивило и порадовало Любу, и деловито поинтересовалась у посетителей:
- Чай, кофе?
- Если можно, чаю.
Вскоре Люба с сыном уже пили чай с удовольствием и дорогими конфетами. А Слава в это время спустился к начальнику безопасности фирмы и попросил проверить синий Форд, вкратце объяснив, в чем дело.
Когда два молодца из отдела охраны вышли из офиса и решительно направились в сторону Форда, припарковавшегося неподалеку, тот при их приближении лихо сорвался с места и чуть ли не моментально растворился в предрождественской метели, словно его и не было никогда. На всякий случай охранники – бывшие менты –по своим каналам пробили номер машины и ее владельца.
- Так, мелочь пузатая. Скупка краденного, аферы, мелкие кражи – ничего существенного, – успокоили они Славу. – Странно, чего им от Вас понадобилось?
- Сам не могу понять, - искренне удивился Слава.
- Ни в какую аферу не вляпались? – поинтересовался Игорек – начальник отдела безопасности.
- Нет, ты же меня знаешь…
- Знаю, - задумчиво произнес Игорек, ковыряясь в зубах зубочисткой, - А жена?
- А что жена? Они только с периферии приехали. Что ее тут уже ждали, хотите сказать?
- Не знаю. Пока ничего не знаю. А откуда, говоришь, вас ведут?
- С ювелирной мастерской около Киевского вокзала.
- Знаю, знаю такую. А что в мастерской делали? Покупали что-нибудь?
- Жена заходила сережку отремонтировать.
- Отремонтировала? – как бы, между прочим, поинтересовался Игорек.
- Говорит, да, - пожал плечами Слава. – Она одна заходила…
- Ну и ладушки, в случае чего – выходите на нас. Мы всегда на связи. Поможем, чем можем.
До самого дома в Лесном городке ехали спокойно: Форд их больше не беспокоил. Слава был в полнейшем недоумении. Из всего произошедшего ему ясно было одно – скорее всего, их интересовала Люба, которая обо всей этой возне вокруг себя, похоже даже не подозревала.
Дом бывшего мужа поразил Любу размерами, комфортом и добротностью, Витек, не раз отдыхавший у отца на каникулах, на правах полноправного хозяина водил Любу по двум этажам особняка, проводя маленькую экскурсию, пока Слава готовил праздничный ужин. Люба была подавлена. Женским наметанным глазом отыскивая старательно убранные следы дамского присутствия, она, к своему удивлению, горько подумала: «А ведь это я должна быть маленькой хозяйкой этого большого дома».
Рано утром, пока гости еще сладко спали, Слава, надев спортивный костюм, шапочку и кроссовки, почистил заметенную за ночь дорогу к воротам, потом, по привычке, выработанной годами, немного пробежался по еще спящему поселку, наслаждаясь чистым утренним воздухом, прозрачным от мороза. Слегка поразмявшись после пробежки, он вернулся в дом. «Пусть поспят, съезжу пока на работу». Он оставил на зеркале в ванной записку «Звоните, как проснетесь» с номером мобильника, и уехал. Он мог бы и не ездить на работу. О том, что к нему приезжает сын и бывшая жена, Слава поставил в известность шефа заранее и договорился о кратковременном отпуске. Но вчера шеф подписывал договор с новым заказчиком, и Славе хотелось узнать, как прошел его проект, и были ли какие-нибудь замечания и предложения. До работы хорошей езды было минут 40, и где-то в половине девятого Слава был уже у офиса. Подъезжая к офису, и отыскивая место для парковки, он увидел уже припаркованный и даже слегка занесенный снегом вчерашний Форд. «Ба! Знакомые все лица. Видно, давненько стоят», - удивился он. Славе это явно не понравилось и, честно говоря, даже обеспокоило, поэтому он сразу подошел к начальнику смены – Игорьку, как все его неофициально звали. Вообще-то этот Игорек был высоченный - под два метра ростом, хорошо накаченный мужчина лет сорока, с грубыми чертами лица – истинный детектив, но из-за веселого, общительного нрава, из-за его бесконечных, надоевших всем анекдотов, ни у кого язык не поворачивался назвать его сухо и официально Игорем Владимировичем.
- Слушай, Игорек, тут такое дело, - смущенно обратился к нему Слава, - Опять вчерашние друзья около офиса пасутся. У меня такое подозрение, что они меня ждут.
- А вчера все спокойно было, не появлялись? – поинтересовался Игорек.
- Нет. Как вы их пугнули вечером, так они и пропали. А сегодня…
- Если у вас нет никаких соображений, почему они вас преследуют, пугать их нет никакого резона. Они опять сорвутся и исчезнут. А нам надо хотя бы маленькую зацепочку найти, чтобы узнать, что же им от Вас все-таки понадобилось? Если у вас никаких предположений нет на этот счет, значит, узнать это мы сможем только от них самих. А они в руки не даются, и на контакт не идут, – рассуждал Игорек. - Значит, мы сделаем так: Вы сейчас садитесь за руль и спокойненько так, не дергаясь, словно ничего не видите и не подозреваете, что у Вас на хвосте сидят, мотаете их по городу где-то с полчасика, а потом также спокойно едете домой. Они, естественно, едут за Вами, а там уже их поджидаем мы, и культурно выясняем, что товарищам, собственно, понадобилось от вас. А дальше будем действовать по обстановке. Идет?
- Все это хорошо. Только, можно не дома эту операцию провести? Сами понимаете, гости в доме, как-то неудобно получится, не хотелось бы их пугать и дергать по пустякам.
- Тоже верно. Значит, делаем по-другому: по дороге домой вы останавливаетесь у какой-нибудь харчевни, якобы закупить продуктов или, скажем, попить чайку, а дальше – все то же самое, по ранее отработанному плану. Обговариваем место и время встречи, только чтобы место было не людное.
- Есть такое. По дороге к Лесному городку. Кафе «Три корочки хлеба». Знаете такое? Недалеко от заправки.
- Найдем. Так, сверим часы. Сейчас 9.10. Значит, с 10.30 до 11.00 мы ждем Вас с кортежем у «Трех корочек хлеба». Только, смотрите, не спугните их по дороге. Все, по коням, - скомандовал Игорек, явно заскучавший по оперативной работе и довольный, что, наконец-то, подвернулось хоть какое-то маломальское дело.
К «Трем корочкам хлеба» Слава подъехал ровно в 10.30. Поставил машину на сигнализацию, и, небрежно покручивая ключами, пошел в кафе, в надежде увидеть там Игоря со товарищи. Но кафе в это утреннее время было пусто. Он был единственным посетителем. Слава только собирался спросить у одиноко скучающего бармена, не заходили ли к ним недавно посетители, как увидел в окно, как к кафе на малой скорости подкатил синий Форд. В ту же минуту около него, как из-под земли появились четыре охранника из офиса во главе с Игорьком. Они, как по команде, одновременно открыли все четыре дверцы Форда и наставили во внутрь дула пистолетов. О чем они разговаривали с пассажирами Форда, Слава, естественно, слышать не мог. Но выглядело это очень деловито и убедительно. Совсем, как сцена из боевика. Вскоре из Форда нехотя вылезли два набычившихся бугая с бритыми затылками, одинаково упакованные в кожаные куртки. Охранники, привычными движениями проверив их на наличие оружия, попрятали свои пистолеты, и вся компания дружно направилась в сторону кафе. Двое охранников остались на улице, остальные вошли в кафе. Увидев Славу, Игорек сказал двум бугаям, как старым знакомым:
- А! Вот и Слава нас дожидается. Сейчас и потолкуем.
Они подсели к Славе. Откуда ни возьмись, прибежала молоденькая длинноногая официанточка в набедренной повязке, имитирующей юбку:
- Чего желаете? – и принялась активно впихивать меню каждому из посетителей.
- Да брось ты эти бумажки, - досадливо отмахнулся от нее Игорек, - принеси-ка нам чего-нибудь горяченького, а то холодно сегодня, не мешает согреться. И сладенького чего-нибудь прихвати.
Официанточка с готовностью умчалась за горяченьким.
- Познакомься, Слава: Это Железяка – он же: Железнов Николай Павлович, а это – Дубина – он же: Дубинин Павел Иванович. Железяка и Дубина так походили друг на друга, что для Славы они показались братьями-близнецами. – Ну, рассказывайте, пацаны, что же вам понадобилось от законопослушного гражданина, что вы его второй день пасете?
- Никого мы не пасем. И вообще не понимаем, чего вы к нам пристали. Мы спокойно себе ехали, никого не трогали, замерзли, решили чайку попить, погреться. А тут вы – наскочили со своими пушками. Я буду в милицию на вас жаловаться, гражданин начальник, –нерешительно, с опаской произнес заранее заготовленную речь Железяка.
- В милицию будешь жаловаться?! На меня?! – радостно удивился Игорек.
- Будем, - неуверенно подтвердил Дубина.
- Ну, ребятки, это вы хорошо придумали: на мента в ментовку жаловаться! – от души веселился Игорек.
Тут у Славы зазвонил мобильник. Вся компания дружно, как по команде, замолчала.
- Проснулись? А я на работу решил смотаться на часок. Скоро подъеду. Где-то через полчаса, - он вопросительно посмотрел на Игорька. Тот утвердительно кивнул головой, – Да, через полчаса буду. Витек, ты дома уже все знаешь, похозяйничай пока без меня, ладно? – Слава убрал телефон в карман.
Разговор вновь продолжился, словно кто-то нажал на кнопку «звук».
- А ты уже не мент, - осклабился в ехидной улыбке Железяка, - а такой же гражданин, как и мы.
- Вот тут ты ошибся, дружочек, - посерьезнел Игорек. – Бывших ментов не бывает. Уйти-то из ментовки я ушел, но не завязал с ней, понял? А завязочки у меня, сам знаешь, какие имеются, так что советую тебе не шутить со мной по этому поводу.
Тут официанточка принесла на подносе запотевший графин водки, к нему пять рюмок и тарелку с пирожными.
- Это еще что такое?! – возмутился Игорек. – Кто заказывал?
- Вы сами сказали: горяченького, чтобы согреться и сладенького, - нахально ответила девчонка.
- Чаю! Чаю горяченького мы у тебя просили, а не водки. Неужели не понятно?
- Так бы и говорили, что чаю, а то «согреться», - недовольно бурчала официантка, собирая со стола рюмки.
- Пирожные оставь. Умом Россию не понять! Национальные особенности: если греться, то обязательно водкой, чай уже не греет! – восхищенно заметил Игорек. – Продолжим. Итак, ребятки, у вас есть два выхода из сложившейся ситуации: либо вы идете на добровольную сознанку, либо я прямо на месте сдаю вас в ментовку.
- А не за что нас в ментовку, гражданин начальничек, - ехидно заулыбался Железяка.
- Не за что, - боднув головой воздух, угрюмо подтвердил Дубина.
- Так уж и не за что? Ребятки, вы что, только вчера родились? – искренне удивился Игорек. – Было бы желание, а повод для этого всегда найдется: да вот, хотя бы: незаконное хранение оружия…
- Нет его у нас! – в унисон закричали Железяка и Дубина.
- Значит, будет, - успокоил их Игорек.
- Это же произвол, гражданин начальник, – уже не так уверенно заявил Железяка.
- Согласен. Но по-другому, видно, не получится. В общем, я предлагаю вам на выбор два варианта. Как вы сами понимаете - не маленькие уже – конец года, в ментовке годовые отчеты подбивают, куча нераскрытых дел, там уж вас дожмут по полной программе. На вас, родимых, много чего можно повесить для улучшения отчетности и повышения процента раскрываемости. Для ментов вы в настоящий момент – находка для решения многих проблем. Согласны? Согласны. Это один вариант. А второй вариант вам такой светит: вы же понимаете, ребятки, что у нас не шарашка какая-нибудь, а очень серьезная фирма, и крышуют ее, соответственно, не шавки какие-нибудь, вроде вас, а акулы криминального мира. Так, что можно и им намекнуть, что, мол, хмыри из банды Резо-бакинца хотят делить вашу территорию. Мне почему-то кажется, что это им не очень понравится. А вы как насчет этого думаете? Так что, ребятки, какой вариант выбираем? Или будем говорить?
- Подумать можно? – спросил Железяка.
- Можно, только не долго, - милостиво согласился Игорек.
Тут официантка, наконец, принесла долгожданный горячий чай. Все в молчании принялись пить чай с пирожными.
- Не сербайте, не на зоне пока еще, – сделал замечание Игорек Железяке и Дубине.
- Так, горячо очень, - извинительно буркнул Железяка.
Чай был выпит, молчание продолжалось.
- Ну, мы ждем, - поторопил Игорек и выразительно постучал пальцем по часам.
Железяка почесал свою полулысую голову и изрек:
- Ну, начальник, твоя взяла, будем колоться. Только у нас одно условие будет – все это чисто конкретно между нами, а то с третьей стороны нас свои же порешат…
Игорек в знак согласия только кивнул головой:
- Вы меня не первый день знаете.
- Это мы не его, - он кивнул головой в сторону Славы, - а его телку водили.
Слава угрожающе приподнялся, чтобы вступиться за честь бывшей жены:
- Я тебе покажу «тёлку»!
Игорек остановил его движением руки:
- Спокойно! А вы, джентльмены, выбирайте выражения – не на малине находитесь. Слушаю дальше. Чем же вам тёл…, тьфу ты, его жена не понравилась или наоборот, понравилась? Совсем вы меня запутали! – смешался он.
- Короче, у Резо недавно новый бизнес наладился: скупаем золото и драгоценности у населения. Деньги, чтобы не было никаких подозрений, отваливаем не фальшняк, настоящие - зеленые.
Железяка замолчал.
- Так в чем тут бизнес, я не понял? – спросил Игорек.
- В том, чтобы деньги из круга не уходили, - мрачно пояснил Железяка.- И золото у нас остается, и деньги назад забираем на улице, и ювелир - чист как стеклышко, никаких претензий.
- Значит, грабите свои же денежки, а ювелир ваш – типа наводчик. Так? – уточнил Игорек.
- Типа так, - вздохнув, недовольно буркнул Железяка. – Только, гражданин начальник, это конкретно между нами, я на вас надеюсь, – еще раз попросил Железяка А то мне,.. нам, - тут он многозначительно поглядел на Дубину, - кранты. Сами понимаете…
Дубина во время разговора с особой заинтересованностью разглядывал потолок кафе и в разговор на правах подчиненного деликатно не влезал.
- Ты мое слово знаешь, - успокоил его Игорек. - Так, ну про ваш бизнес я все понял. А какая связь между вашим бизнесом и женой этого гражданина? – вытягивал из Железяки Игорек.
- Она вчера нам золота сдала почти на 2 штуки баксов. А у нас чисто конкретное задание – вернуть все это лавэ.
Игорек вопросительно посмотрел на Славу.
- А вы ничего не путаете? – ошарашено спросил Слава. – У нее не может быть столько золота. Она учительницей в провинции работает.
- Не путаем мы ничего, мы ее от самого ювелира со вчерашнего дня пасем по наводке. А этот фраер, - Железяка кивнул в сторону Славы, - нам по барабану. Так что, давайте разбежимся по-хорошему, гражданин начальник. У вас своя свадьба, у нас – своя. Твои интересы при тебе, наши – при нас, и разбежались, а? – предложил Железяка.
- Нет, так не пойдет, - не согласился Игорек. – Придется вам, ребятки, как-то забыть про эти баксы. Спишете их на какие-нибудь расходы или какой-нибудь форс-мажор. Безопасность и благополучие моих подопечных – основа моей работы. А какое может быть благополучие у человека, если его жену пытаются ограбить? В общем, я предлагаю такой расклад: пока я отпускаю вас. По какой такой причине вы не смогли взять деньги – это уже сами придумаете. Вы же, в свою очередь, оставляете баксы его жене, как подарок на Рождество, и больше перед нами не маячите. Другого я вам предложить не могу. Идет?
Железяка подумал минут пять, пожевал губами, словно разговаривая сам с собой, и тяжело выдохнул:
- Твоя взяла, начальник. Круто ты нас обложил! – Он безнадежно махнул рукой. - Сплошной облом! Но, я надеюсь, все это остается между нами?
- Чисто конфендициально! - подтвердил Игорек. - Но чтобы вы меня больше не напрягали…
Через пять минут от кафе в сторону Москвы отъехал синий Форд. За ним еще через пять минут, надежно спрятанный в лесочке за кафе, выехал и в том же направлении отправился черный Ауди, и почти одновременно с ним, только в противоположном направлении отъехал Джип Чероки.
Слава ехал домой в смятении. Он не понаслышке знал материальное положение Любиной семьи, и терялся в догадках, откуда у Любы, или бывшей тещи могло появиться такое количество золота? От сына он знал, что теща открыла свой бизнес – торговлю зеленью, и прекрасно понимал, что приработок это неплохой, но вряд ли кто станет приобретать петрушку в обмен на золото. В голову не приходило ни одной мысли, логически объясняющей неожиданное появление золота у бывших родственников, и эта неизвестность тревожила. Хотя официально он уже не нес никакой моральной ответственности за поведение бывшей жены, но с ней оставался его сын. И это беспокоило Славу, так как из современной жизни он хорошо усвоил одну истину: большие деньги любят кровь.
Днем отвезли Витюшу на репетицию в Филармонию. Пока сын был занят, у Славы с Любой образовалось два часа свободного времени. Они сидели в фойе в ожидании своего чада. Тут Слава и решился поговорить на щекотливую тему. Чтобы не оставлять никаких лазеек для уловок и экивоков, решил сразу брать быка за рога.
- Люба, я хочу тебя предупредить. Ну, скажем так – по-дружески. Только ты, пожалуйста, не обижайся. Вчера у ювелира ты сдала золота почти на 2000 долларов.
- Ты… - у Любы от возмущения даже перехватило дыхание, - ты… Ты следил за мной? – все-таки обиделась она.
- Нет, за тобой следил не я. Вчера ты нарвалась на банду, которая, якобы, занимается скупкой золота. Самые настоящие аферисты с бандитским уклоном. Сначала они дают тебе настоящие, хорошие деньги, все без обмана, а потом их же отнимают методом грабежа. Своего рода, лохотрон, – терпеливо объяснял Слава.
- А тебе откуда все это известно? Это они тебе рассказали? Ты, что, с ними заодно? – с подозрением спросила Люба.
- Успокойся. Я не с ними. Я - с тобой. Вчера, после ювелирной мастерской за нами увязалась машина. И я, соответственно, принял кое-какие меры безопасности, для этого мы и заезжали в офис, поняла? - он помолчал в замешательстве, потом все-таки решился спросить. - Хоть это уже и не мое дело, но все-таки интересно, откуда у тебя столько золота? Насколько я понимаю, у бывшего токаря и библиотекарши не могло скопиться в доме золота почти на 2000 долларов. Да и у тебя с твоей зарплатой, я думаю, тоже.
- А какое, прости меня за грубость, твое дело до наших денег? – с нарочитой вежливостью спросила Люба.
- Мне нет никакого дела до ваших денег, - теряя самообладание, повысил голос Слава, - просто ты с этим золотом вляпалась в неприятную историю, а с тобой рядом - мой родной сын и меня это, естественно, беспокоит.
- Сын, допустим, не твой, а мой, - ехидно возразила Люба.
- Хорошо, наш сын. Давай не будем его делить и ворошить прошлого, сейчас речь идет о твоей и его безопасности, - пытаясь взять себя в руки, согласился Слава. – Ты, кажется, не понимаешь всей серьезности случившегося? Если бы не охранники из нашего офиса, все могло бы закончится весьма плачевно для всех нас. Ты хоть это понимаешь? – увидев, что Люба, наконец, ему поверила и не на шутку перепугалась, добавил: - Ну, успокойся, успокойся, уже все позади. Наши ребята с ними договорились и эти бандиты, надеюсь, оставят нас в покое. Но на будущее, если, вдруг, тебе опять придется сдавать золото или какие-нибудь драгоценности, будь крайне осмотрительна, или, попроси меня, в крайнем случае, чтобы не подставлять сына. Договорились?
Люба судорожно проглотила комок то ли обиды, то ли запоздалого страха, прочно застрявший в горле, отчего у нее неестественно округлились глаза, и дрожащим голосом произнесла:
- А на вид такой честнейший дяденька… Даже лишние две тысячи рублей сам навязал мне… Ой, мамочка, что же это делается? – шепотом запричитала она.
Слава обнял ее:
- Тихо, тихо. Все закончилось благополучно, все нормально.
У Любы от жалости к себе, что она такая неумеха и простодыра, что даже золото не могла сдать нормально, как все люди, что вляпалась в какую-то почти криминальную историю, тихо закапали слезы. Слава достал носовой платок, начал вытирать ей слезы и успокаивать, как ребенка:
- Хочешь, я тебе что-нибудь вкусненького куплю? Тут буфет очень хороший, только не плачь, пожалуйста.
- Я домой хочу, - по-детски всхлипывала насмерть перепуганная Люба.
- А как же Виталькины выступления?
- А бандиты нас точно не тронут?
- Не тронут, не тронут. И деньги тебе оставили. Все улажено, только успокойся, а то Виталик увидит, перепугаешь еще и его.
Все еще хлюпая носом, Люба попросила:
- Дай мне, пожалуйста, сигарету.
- Ты что опять куришь? Ты же бросала?
- Я бы сейчас и выпила бы, не то, что закурила.
- Пошли в буфет, - предложил Слава.
- Пошли.
В буфете, выпив рюмочку коньяка, Люба, немного успокоилась, вытащила пудреницу, припудрила носик и в задумчивости произнесла:
- Однако, странно все это. Непонятно, откуда взявшееся золото, бандиты какие-то… Прямо, как в кино.
- Как «непонятно откуда»? Ты что, даже не знаешь, откуда оно у тебя взялось? – удивился Слава.
- У нас с деньгами после Нового года была напряженка, и вдруг мама дала мне это золото, чтобы сдать в Москве.
- А у нее откуда столько золота? На Клондайк что ли ездила подрабатывать?
- Вот и я точно так же спросила, – вздохнула Люба. – Сама ничего не понимаю. Говорит, что когда-то давно они отдыхали с отцом в Крыму, и им по дешевке продал его какой-то промотавшийся сибиряк. И она, якобы, про него забыла совсем, а вот сейчас только вспомнила. Я понимаю, при Советской власти они просто боялись его сдать. Тогда за такие вещи и посадить могли, но сейчас?.. Влезала в бешеные долги, когда телефон и воду проводили. Зачем, спрашивается? Нереально…
- Действительно, сказка какая-то, - согласился Слава.
Вскоре у сына закончилась репетиция, до выступления было еще четыре часа, и они поехали пообедать в какой-нибудь ресторан, а потом просто помотаться по Москве. Всю дорогу Слава внимательно вглядывался в зеркало заднего обзора, но ни синего Форда, и никакой другой подозрительной машины так и не заметил.
ГЛАВА 5
Рождество Вера Ивановна встретила у Лебедевых. В ночь перед Рождеством Вере Ивановне опять приснился странный сон. Будто живет она в Австралии, в пригороде Сиднея. На совершенно пустынном берегу Кораллового моря стоит ее одинокий домик, а вокруг, вплоть до самого моря все утопает в бушующей зелени. По веткам деревьев кое-где расселись непривычные русскому глазу пугающе яркие попугаи всех цветов радуги. Ослепительно синее море плещется совсем близко от дома. Лишь узенькая полоска желтого песка с белыми барашками пены, пролегла пограничной полосой. Небольшой двухэтажный домик из красного кирпича, отвернувшийся от моря, с высокой аркой перед входом, и такими же закругленными окнами, весь увитый невиданными растениями и цветами, покрытый зеленой черепичной крышей довершает сказочную картинку. Вера Ивановна возвращается с платформы электрички. Она одета по-южному легко и ярко: небесно-голубые шорты, оранжевая свободная майка, желтая панама и такие же сандалии. Железная дорога проходит недалеко от дома – метрах в ста. Вот Вера Ивановна уже видит Машку. Среди яркой иноземной палитры красок она неприметным серым мазком маячит на крыльце в ожидании хозяйки. Дом со всех сторон ограждает сплошной колючий кустарник. Никакого забора, никакой калитки, никакой лазейки в кустарнике. И через него надо во что бы то ни стало пробраться к дому. Вера Ивановна пытается пролезть напролом, но не тут-то было: кустарник нещадно царапает руки и ноги. «Это, наверное, и есть тот самый терновник, в который Братца Кролика бросили», - думает Вера Ивановна, не прекращая попыток пробраться к дому. А кошка, видя тщетные старания хозяйки, уже подбежала с другой стороны кустарника и подбадривает Веру Ивановну:
- Ну, давай же, давай, Вер-р-р-рочка! Немного осталось!
Вера Ивановна настойчиво пытается продраться через колючую преграду, но все ее попытки тщетны… На этом она и просыпается. Рядом спит Машка, и, разомлев во сне, сладко потягивается всеми четырьмя лапами, выпустив при этом свои острые коготки, которые впиваются в руку Веры Ивановны. «Вот тебе и терновник», - бурчит на кошку Вера Ивановна, сгоняя ее с постели. Она смотрит в окно на заснеженную пустынную улицу, сладко потягивается после сна и думает: «А в Австралии сейчас лето в самом разгаре, теплынь, благодать!»
Машка уже совершенно обжилась в доме, и чувствует себя не гостьей, а полноправной хозяйкой, словно прожила здесь всю свою кошачью жизнь. Даже начала безобразничать: лазить по столу, чего раньше за ней не водилось. Но делает она это, по умозаключениям Веры Ивановны, только с одной целью: охотится за единственной в доме алюминиевой ложкой, которая ей явно не по зубам, но все же заметно пострадала от них. Вера Ивановна тоже привыкла по утрам собирать золотой урожай.
- Рябушка ты моя, - ласкает она каждое утро кошку, уже ничему не удивляясь и мечтая, как они замечательно будут жить в Австралии. Витек будет играть в Сиднейской филармонии, и выступать на всех существующих Международных конкурсах. Вера Ивановна уже видит переполненный концертный зал, взрослого Витю во фраке, с бабочкой. Вот он встает из-за рояля, и зал взрывается овациями. Внук скромно, но с достоинством раскланивается, раскланивается, раскланивается, а на сцену со всех сторон летят букеты цветов, и выходят толпы растроганных поклонников и поклонниц…А за кулисами - она с Любой поздравляют друг друга, обнимаются и плачут от счастья и гордости за их мальчика… А потом газеты и журналы запестрят его фотографиями, и в Европе непременно заметят его талант и пригласят в Ля Скалу или Гранд Опера…
Только стала примечать Вера Ивановна, что золотые камешки в последнее время заметно измельчали. «Наверное, сырья не хватает Машке, не зря же она эти клеммы в цеху трескала. Видимо, у нее в желудке от них какой-то синтез происходит, и в результате получается золото. Алхимия какая-то,- усмехнулась Вера Ивановна. – И ложку вон всю обгрызла. Что же мне с ней делать?.. А не съездить ли на рынок, может быть, найду для нее что-нибудь подходящее, что ей по зубам? Не клеммы же из цеха воровать в самом деле, а просить неловко. Подумают, что я их и таскала».
На рынке она долго ходила по рядам, где мужики торговали гвоздями, шурупами, болтами, проводами и всякой всячиной, но клемм ни у кого не было. Рынок в этот день был на редкость малолюдным.
- Вы что-то ищете? – вызвался помочь ей один из продавцов.
- Да, ищу клеммы. Знаете, такие маленькие, и что-то ни у кого не вижу.
- Это зачем тебе клеммы вдруг понадобились? – незаметно подошел сзади Сашок.
- Фу ты, напугал до смерти! – вздрогнула от неожиданности Вера Ивановна - Витек заказал – ему на физику сказали принести, – быстро нашлась она.
- А у ребят в цеху чего же не спросишь? – удивился Сашок.
- Да как-то неловко после всей шумихи с ними. Вроде как немного затихло – перестали пропадать, и тут я…
- Ладно, возьму я тебе клемм в цеху, – обнадежил Сашок. - Ты домой-то едешь, а то я что-то замерз.
Мороз был и вправду изрядный, видимо, поэтому и торговцев было непривычно мало.
- Поехали, - согласилась Вера Ивановна, а сама подумала: «Лучше завтра еще съезжу, поищу, а то ведь все равно не отстанет».
На следующий день Вера Ивановна опять поехала на рынок. «Когда это еще Сашок принесет клеммы, сейчас – выходные, а там, глядишь, еще и забудет про них, а мне кошку сейчас кормить надо», - подумала она. Вчера Вера Ивановна приметила небольшие алюминиевые винтики с шайбочками, но с этим Сашком не успела их купить, и решила, что если сегодня опять не найдет клемм, то купит хоть их на пробу и шайбочками накормит Машку. Вот с медью дело обстояло немного хуже, но и с ней вопрос решился сам собой. На глаза Вере Ивановне попался маленький моторчик, где, как известно, обмотка была из тонкой медной проволоки. «Надо попробовать, может пойдет», - обрадовалась Вера Ивановна, и прикупила на всякий случай и моторчик… А за покупкой винтиков ее опять «застукал» Сашок.
- О. Ивановна! Ты чего опять тут делаешь? – оторопел он.
- А ты чего? – не меньше его удивилась Вера Ивановна.
По всем законам логики, он никак не должен был появиться на второй день на рынке. А по закону подлости - явился.
«Разве у нас в Запеченске спрячешься? Все тайное становится явным», - мелькнуло у нее в голове.
- Я вчера прокладки для крана взял, да не те оказались. Вот пришлось опять ехать, морозиться. А тебя какая беда в такую погоду на рынок гоняет второй день?
- Ой, я тоже вчера с тобой заболталась и забыла винтиков купить. Вилка от утюга развинтилась.
- И куда же ты их столько набрала? На всю оставшуюся жизнь?
- А пусть лежат про запас, может, когда и пригодятся…
Вечером, за чаем Сашок рассказал Надежде, что на рынке встретил Веру.
- Что-то ты у меня разговорился сегодня, – улыбнулась Надежда. - Это вчера было, забыл что ли?
- Вчера – это вчера, а сегодня опять встретил.
- Что это она два дня подряд по рынку гоняется? Вроде бы и денег еще не получала, да и если что купить задумала, так всегда со мной ездит, – удивилась Надежда.
- Вчера, говорит, что клеммы искала, а сегодня винтиков полкило купила. На что ей столько? Один винтик могла бы и у меня взять.
- Непонятно. Чудная она какая-то в последнее время стала. Вот чувствую я, что-то с ней творится, скрытничает, а ничего добиться не могу, – огорченно вздохнула Надежда.
- А что ей скрывать?
- Да если бы я знала - что. Клеммы эти опять же… Зачем они ей понадобились?
- Говорит, что Вите на физику надо.
- Только в цеху перестали пропадать, как ей тут же понадобились…
- Если это она их из цеха таскала, зачем тогда на рынке покупать? В цеху опять бы и взяла, – резонно заметил Сашок.
- Ой, не пойму я ничего…
А Вера Ивановна тем временем занималась кропотливой и муторной работой: снимала шайбочки с винтиков, чтобы накормить ими Машку. Кошка нетерпеливо крутилась под ногами, мяукала и вставала на задние лапки.
- Надо же, словно мяса просит! – удивлялась Вера Ивановна.
Она насыпала Машке кучку шайбочек и рядом положила пару винтиков для пробы, может быть, и они сгодятся. Машка проглотила и винтики.
- Ну, вот и ладненько, - обрадовалась Вера Ивановна и принялась разламывать моторчик. Она отмотала кусок тонкой медной проволоки и положила его перед Машкой. Кошка нюхала-нюхала, но есть не стала. Тогда Вера Ивановна ножницами порезала проволоку на небольшие кусочки, которые Машка тотчас же и проглотила.
- Ну вот, и клеммы не понадобились, зря только Сашка озадачила, – вздохнула Вера Ивановна. – Может, забудет про них, а то, как бы чего не вышло.
Но Сашок не забыл про них, и рано утречком, не дождавшись электриков - он приходил на работу раньше всех в цеху, - сам открыл их кладовую гвоздем и стал искать клеммы в одном из верстаков. За этим занятием его и застали электрики.
- Ты чего там роешься?! Так вот кто у нас тут клеммами баловался! – вдруг раздался у него за спиной шутливо-грозный голос.
Сашок, спокойно копавшийся в столе, даже не успел ничего ответить в свое оправдание, только оглянулся и начал медленно и неестественно заваливаться набок. Если бы не ребята, которые успели вовремя подхватить его, неизвестно, чем бы все закончилось. Сашок потерял сознание. Перепуганная заводская медсестричка тут же вызвала скорую помощь, на которой его и увезли в больницу.
К тому времени, когда Вера Ивановна пришла принимать смену, в цеху уже во всю шло обсуждение утреннего происшествия.
- Ну, Сашок, вот учудил, так учудил!
- За сорок лет на заводе гвоздя ржавого не взял, а на такой ерунде попался…
- Непонятно. Зачем они ему понадобились?
- А я, лично, не верю, что Сашок их таскал…
- Веришь, не веришь, но ведь попался же…
- Все равно жаль его. Лебедев мужик нормальный, что там ни говори…
Вера Ивановна, узнав о случившемся, помчалась к начальнику цеха.
- Геннадий Васильевич, это я во всем виновата, - с порога начала она.
- В чем ты виновата? – не понял начальник.
- Да я про клеммы эти, будь они неладны! Это для меня Сашок их брал: внуку на физику надо.
- А сама не могла у ребят попросить? – непривычно угрюмо спросил начальник.
- Да как-то неудобно: только все затихло с ними, а они мне, как назло, понадобились. Боялась, подумают, что это я их таскала.
- Ну, а теперь, все думают, что Лебедев их таскал, – он изучающе посмотрел на Веру Ивановну. - Непонятная какая-то возня с этими клеммами получается, тебе не кажется, а, Ивановна? Я, лично, ничего в толк не могу взять. То они пропадали еженощно, то вдруг перестали пропадать. А то еще лучше - ветеран завода, которого с Доски Почета уже сколько лет не снимаем, вдруг лезет за ними как тать в нощи… Ничего не понимаю… Ладно, не переживай, - видя, что на Вере Ивановне лица нет, успокоил ее начальник, - не будем мы твоего дружка из-за этой ерундовины наказывать.
- А с ним самим-то что, Геннадий Васильевич? Вы в больницу не звонили?
- Звонил. Сказали: «Коронарная недостаточность». Это и без клемм могло в любой момент случиться, но, видно, ребята испугали – ускорили процесс.
- А сейчас он как?
- Сказали, что в сознание пришел, а сколько пролежит - никто не знает. Ты вот что, Ивановна, сделай доброе дело – позвони жене, вы же подруги все-таки, тебе сподручнее будет, а то не знаешь, как и сообщать ей такое. Не переношу, честно сказать, женские слезы. Только вот еще что: про клеммы – ни слова. Просто скажи: плохо стало на работе и все, а то не дай Бог, будет переживать, что мужа на воровстве поймали, еще и с ней что случится.
Вера Ивановна так и сделала. Надежда переполошилась и помчалась отпрашиваться, чтобы тут же бежать в больницу к мужу. Вечером Вера Ивановна позвонила ей, чтобы узнать о его состоянии.
- Плохо, Вера, - горько вздыхая, ответила Надежда. – Все плохо. Врач сказал, что сейчас его немного подлечат, но через полгода, летом, обязательно надо делать операцию на сердце – шунтирование.
- Ну, и что ты паникуешь? Сделают операцию, и все будет нормально. Вон Ельцину тоже шунтирование делали – жил после него сколько лет, да еще и пил, не сравнить с твоим Сашком.
- Так то - Ельцин, а это - Сашок. Операцию-то в Москве надо делать – у нас таких не делают, и к тому же платно: четыре тысячи долларов. Нам такие деньги и во сне не снились. Легче на похороны собрать.
- Ты что такое несешь?! – возмутилась Вера Ивановна. – Совсем с катушек съехала? Не горюй, что-нибудь придумаем, до лета еще далеко, - пыталась ободрить подругу Вера Ивановна.
- А что тут думать? Думай - не думай, а деньги сами по себе с неба не свалятся. Сыну, сама знаешь, помочь нам не с чего – у него своя семья. Сами вон уже сколько лет живут в общежитии, на квартиру не могут накопить. Да и не с чего: что доценты получают? Слезы, а не деньги. Занять – не у кого, да и чем отдавать потом? В общем, надеяться нам не на кого и не на что…
- Что ты так сразу нос-то повесила? - бодро пыталась отчитывать подругу Вера Ивановна, хотя сама прекрасно понимала, что Надежда, в общем-то, права. - Завод поможет, люди соберут, ты, главное, Надежда, не теряй надежды на лучшее.
- Ну, даст завод тысяч двадцать, люди соберут в лучшем случае тысяч десять, а где взять остальные девяносто? Разве нам это осилить? – упорствовала Надежда.
- Найдем. В крайнем случае, у Славы попросим, - успокаивала ее Вера Ивановна. – Ладно, о деньгах мы с тобой потом отдельно поговорим. Ты мне лучше скажи: его самого видела? Как он?
- Нет, не видела. Пока в реанимации лежит, не пустили. Сказали, может быть, завтра, смотря, в каком состоянии будет.
- Ну, я к тебе тогда завтра вечерком и забегу…
На следующий день Вера Ивановна пришла к Надежде.
- Ну, подруга, рассказывай, что у тебя за дела с клеммами творятся? – с порога взяла ее в оборот Надежда.
«Так, значит, уже видела Сашка», - догадалась Вера Ивановна. Она была готова к этому разговору, поэтому смотрела на Надежду широко открытыми глазами, изображая искренность.
- Да какие такие дела? Никаких дел нет. Витюше понадобились на физику: собирать какие-то электрические схемы. Там горсточка-то всего нужна была. На рынке мне они не попались, а Сашок сказал, что в цеху возьмет. Кто же думал, что он самовольно полезет за ними, я думала, спросит у ребят. Разве ему кто отказал бы… - торопливо объясняла она.
- А сама у электриков не могла их взять? Мужика из-за такой ерунды подставила, – не веря подруге, пытала ее Надежда. Послушать, так вроде бы, все так складно получалось, но что-то настораживало Надежду во всей этой истории…
- Да как-то неловко мне было, они и так с нами, сторожами, переругались из-за этих клемм, все на нас, грешили, что, дескать, мы их таскаем.
- Ну, вот, теперь на моего Сашка грешат, - вздохнула Надежда.
- Да никто про него и не думает ничего такого, я уже и начальнику цеха, и электрикам все объяснила, что это он для меня их брал, – поспешила успокоить Надежду Вера Ивановна.
- Все равно как-то нехорошо получилось, столько лет на заводе в почете и уважении – и на тебе, попался, как вор, - обиженно сказала Надежда.
Поздним вечером Вера Ивановна сидела дома, уютно устроившись в кресле, и смотрела какое-то кино. Какое-то – потому, что мысли витали где-то далеко-далеко, совершенно непонятно где. Рядом с ней примостилась кошка. Вера Ивановна погладила ее и горько вздохнула:
- Эх, Маша! И зачем только я тебя домой взяла? Жила себе тихо, спокойно, и самое главное – честно. А из-за твоего золота вся напрочь изовралась. Просто искушение какое-то…
Кошка лениво потянулась и вроде бы случайно впилась когтями в ногу Веры Ивановны, которая от неожиданности и боли вскрикнула и хорошенько поддала кошке под зад:
- Брысь отсюда, нечистая сила!
Дня через два домашнее производство золота увеличилось: после подкормки золотые камешки пошли даже крупнее прежних.
ГЛАВА 6
Витя отлично отыграл свою программу на Рождественских концертах и уговорил Любу остаться в Москве еще на три дня. Люба стоически сопротивлялась, но, когда Слава добыл три билета на «Щелкунчика» в постановке Шемякина, безропотно сдалась: такое зрелище грех было пропустить. Все свободное время Слава возил их по музеям и выставкам, попутно показывая новую, непривычную для Любы, Москву. Каждый день был настолько плотно расписан культурными мероприятиями, что вечерами, добравшись до дома после ужина в ресторане, все тихо расползались по своим комнатам, чтобы с утра повторить все заново. Люба деликатно пробовала взять часть расходов на себя, но Слава в таких случаях либо опережал ее, либо непререкаемым тоном выговаривал ей, что неприлично платить даме в присутствии мужчины. А когда Люба сказала, что он без меры сорит деньгами, сказал:
- Ко мне сын приехал. Имею я право ему праздник устроить?
- Я понимаю – сын, но зачем такие траты и на меня? Я сама в состоянии за себя платить, ты знаешь, – уколола Люба.
- Потому что ты – мать моего сына…
В итоге Люба привезла все деньги домой в целости и сохранности. Когда она отдавала сверток Вере Ивановне, из сумочки выпала визитная карточка ювелира.
- Что это? – заинтересовалась Вера Ивановна.
- Да так, ерунда, забыла выбросить. Ювелир попался такой назойливый, всучил свою визитную карточку, чтобы мы еще к нему при случае обращались, словно у нас золотые залежи.
И Люба выбросила ее в мусорное ведро, твердо решив ничего не рассказывать Вере Ивановне, что с ними могло бы произойти не без помощи этого самого ювелира. Тем более что и обращаться к нему, как она полагала, им больше никогда не придется. Вера Ивановна, улучив момент, когда никого не было на кухне, вытащила визитку из ведра и припрятала. «Залежи, или нет, а глядишь - пригодится», - по-хозяйски распорядилась она.
За разговорами просидели допоздна – рассказов и впечатлений от поездки была масса. Уже укладываясь спать, Люба спросила:
- Ну, а вы как тут без нас? Как Рождество встретили? Как тетя Надя? У них все в порядке?
- Да не совсем, – вздохнула Вера Ивановна. – Сашок в больнице лежит. На работе с сердцем плохо стало, увезли на скорой.
- Да что ты? А на Новый год совсем молодцом был… И что у него с сердцем? Не инфаркт?
- Нет, коронарная недостаточность. Врачи сказали, что летом обязательно надо операцию делать - шунтирование. Надежда совсем упала духом: операция платная, а денег взять негде.
- Мам, так ты отдай им эти деньги с золота, такая беда – надо помочь.
- Да, это само собой разумеется, но и этого не хватит. Четыре тысячи долларов надо собрать.
- Ну, ничего, что-нибудь придумаем: у нас на работе соберем, у вас на работе… Я завтра к нему забегу в больницу.
- Конечно, сходи, навести, ему будет приятно.
С Любой в больницу увязался и Витек. Уж очень ему не терпелось похвастаться подарками, привезенными из Москвы: и не столько часами - за выступление, сколько видеокамерой, подаренной отцом.
- Здравствуйте, дядя Саша, - сказала Люба, входя в палату. - Ну, как вы тут, рассказывайте.
- Пациент скорее жив, чем мертв. Что тут рассказывать? Вот, хотел тебе, - Сашок кивнул в сторону Витюши. – клемм набрать, а ребята сзади подошли – напугали, а дальше, как в кино: ничего не помню, очнулся – гипс.
- А зачем мне клеммы? – вытаращил глаза от удивления Витек.
- Как зачем? На физику, схемы электрические собирать. Вера просила. Забыл что ли?
- Да мы по физике вообще-то оптику сейчас проходим, там никаких схем собирать не надо.
На минуту в палате воцарилось гробовое молчание. Все с удивлением смотрели друг на друга, не зная, что и сказать по этому поводу. Прервал молчание Сашок: он как-то неопределенно хмыкнул-крякнул и предложил:
- Кх-эх! Ну, да ладно, присаживайтесь. Хвалитесь, путешественники, как съездили. Покажи-ка камеру. Сила! – похвалил Сашок.
Вечером дома у Веры Ивановны пыль стояла столбом - шла самая настоящая разборка. Витек сразу после больницы начал выпытывать у бабушки:
- Ба, что это за история с клеммами, я что-то ничего не понял. Дядя Саша говорит, что ты их для меня просила.
- Ну да, ты же у меня их спрашивал, - с вызовом сказала Вера Ивановна. Она решила действовать по принципу «лучшая защита – нападение».
- Я?! Спрашивал?! У тебя?! Когда?! Да ты, что?! Ты ничего не путаешь? – вытаращил глазищи Витек.
- Перед самыми каникулами, в декабре еще, - упорствовала Вера Ивановна.
- Да ты что, бабуль, у нас и тема по физике совсем другая. Оптика. Линзы мы сейчас проходим. Там клеммы никакие не нужны. Ничего я у тебя не просил! – возмущался внук.
- Мам, ну, правда, объясни нам, как это так получилось? Вите они не нужны, ты их непонятно для чего просишь принести, а дядя Саша из-за них попадает в больницу,- вторила обиженному и возмущенному сыну Люба.
- Просил он, - настаивала Вера Ивановна.
- Да не просил я! - перешел на крик Витек.
- Просил!- упиралась Вера Ивановна, понимая, что отступать ей некуда.
- Не просил! - гневно орал Витек.
- Что ты орешь на бабушку? Значит, мне это приснилось, - на ходу придумала Вера Ивановна.
- Вот так простенько?! Хорошее дело – ей приснилось!!! А человек попал в больницу из-за того, что ей какая-то ерунда приснилась! А все свалила на меня, - возмущался внук.
- А ты тут при чем? Я же просила эти клеммы, будь они неладны, а не ты.
- Но ведь просила для меня, - не унимался внук.
Люба изучающе смотрела на мать. Ее не на шутку обеспокоило поведение Веры Ивановны. Люба интуитивно понимала, что с мамой что-то происходит, но что? Начало какого-то страшного заболевания? Не могла же она, в самом деле, принять сон за действительность? Такого с ней еще никогда не было. На здоровье, и в частности на память или голову, Вера Ивановна, слава Богу, еще никогда не жаловалась. В свои пятьдесят семь она не только физическую, но и умственную трудоспособность не растеряла, а по интеллекту вполне могла дать фору любому тридцатилетнему интеллектуалу. Связать каким-то образом золото и клеммы воедино как-то вообще не приходило Любе в голову.
Кошка на протяжении всего этого бурного разговора совершенно нахально сидела на столе, внимательно наблюдая за бушевавшими страстями, настойчиво мяукала, словно тоже участвовала в разборке. Но в гвалте, стоящем на кухне, всем троим было не до нее. Страсти не на шутку накалялись..., и тут раздался звонок в дверь. Вера Ивановна пулей бросилась в прихожую, словно убегая от неприятного разговора. Машка рванула за ней, путаясь под ногами. Вера Ивановна в спешке наступила ей на хвост, кошка истошно завопила, а Вера Ивановна едва не упала, вписавшись в дверной косяк всем телом, и попутно опрокинув кошачью миску с едой.
- Да чтоб тебе порастолстеть! – в сердцах обрушилась она на кошку.
Раскрасневшаяся, припорошенная снежком, пропахшая морозной свежестью, вошла Надежда:
- Что за шум, а драки нету? – весело спросила она. – Орете так, что на соседней улице слышно.
- Да кошка, вот, путается под ногами, чуть с ног не свалила. Проходи, проходи, Надежда,- заметно поостыла Вера Ивановна с приходом подруги. Замолчали и Люба с Витьком. Решив, что семейные дела надо решать автономно.
- Ну, рассказывайте, путешественники, как съездили?
Надежда разделась, и все дружно сели пить чай с Московскими гостинцами. Люба с Витьком еще раз подробнейшим образом рассказали о концертах, о Славе, о его доме, о его работе, куда они ходили и что видели, похвалились подарками, сами подарили Надежде целый пакет сувениров и всяких необходимых для дома мелочей. Витюша, даже заснял на видеокамеру их дружеское застолье.
А Вера Ивановна сидела, как на иголках: она чувствовала, что Надежда пришла неспроста – она была подозрительно спокойна, а это – как затишье перед бурей, не предвещало ничего хорошего. Когда, наконец, все, что было связано с Москвой и Славой рассказано и продемонстрировано, Надежда обратилась к Вере Ивановне:
- Ну, может быть, ты объяснишь нам всем, наконец, что происходит?
- Ты о чем? – оттягивала неприятный разговор Вера Ивановна, прекрасно понимая, о чем спрашивает ее подруга.
- Да не крути, Вера! Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю. О клеммах, конечно. Так зачем они тебе так понадобились, если Витек про них ни сном, ни духом не знал?
Вера Ивановна мысленно схватилась за голову: «Ох, чем дальше в лес, тем больше дров!». Все сидели, молча уставившись на нее, и ждали от нее правды. Вера Ивановна взглянула на Машку, словно ища у нее поддержки. Та сидела в углу около холодильника и смотрела на Веру Ивановну из полумрака колючими, злыми глазищами с расширенными зрачками, горящими бесовским зеленым огнем. «Нет, – поняла по-своему Вера Ивановна, - правды говорить пока нельзя. Буду выкручиваться до последнего».
- Ой, Надежда! – словно радуясь чему-то, и при этом как-то глупо посмеиваясь, начала Вера Ивановна. - Тут такое дело получилось! Представляешь, мне во сне приснилось, что Витек просил эти клеммы, а я перепутала все, сон за явь приняла. Видно, совсем плохая становлюсь, старею…
- Ты что такое несешь?! – возмутилась Надежда. - Я чуть мужика не потеряла, а ты мне какие-то сказки про сны рассказываешь? Говори честно, зачем они тебе? Сдавать в цветмет что ли собралась, если они Витюше не нужны были вовсе? Выходит, что из цеха их тоже ты, того?..
Витек утвердительно мотнул головой и то ли согласился, то ли спросил с вызовом:
- Да?!
- Да ты что, Надежда?! Ты в своем уме? – в свою очередь возмутилась Вера Ивановна. – Ты соображаешь, что говоришь? Как ты вообще могла такое про меня подумать? Да я за свою жизнь ни одной книги с библиотеки не утащила, когда на них настоящий бум был, сама знаешь. Хотя могла бы целое состояние нажить. А из-за такой ерунды буду свое честное имя марать?! Да и какой с них доход – слезы одни, копейки! Помнишь, мы с тобой высчитывали?
- Вот потому-то и непонятно – зачем это вдруг они тебе понадобились? Может быть, все-таки расскажешь нам? – уже вполне миролюбиво, вкрадчивым голосом предложила Надежда.
- Говорю же тебе – приснилось мне, что Витюша попросил эти клеммы. Вроде, как на физику ему надо, а у меня, видно, все в голове перепуталось…
- Что же ты какой-то полоумной старухой представляешься перед нами, а? – искренне удивилась Надежда. – Тебе не стыдно? Ты же еще молодая женщина, а такое несешь…
- Ну, честное слово, не виновата я – так получилось. Уж вы не сердитесь. Наверное, что-то нашло на меня… - решила сменить тактику Вера Ивановна.
- Значит, ничего не скажешь, – горестно подытожила Надежда. И больше допытываться не стала. Поутихли и Люба с внуком, решительно вставшие на сторону тети Нади.
Надежда, разобиженная на подругу ее неожиданной скрытностью, ушла. Вскоре за Любой зашел Петр Иванович, и они тоже ушли куда-то по своим молодым делам. Витюша остался дома. Он не пошел, как обычно к своим дружкам, безнадежно просвистевшим весь вечер под окном, а послонявшись по дому, сел за фортепьяно. Он играл Шопена, а у бабушки разрывалось сердце от жалости. Витек всегда играл Шопена, когда его кто-то несправедливо обижал. Но даже музыка не смогла разжалобить Веру Ивановну и признаться хотя бы внуку для чего ей понадобились эти проклятые клеммы. Она только виновато поцеловала внука в щечку, чтобы хоть как-то загладить свою вину, и прилегла на диван. Под печальные звуки Шопена Вера Ивановна, утешая себя тем, что, как, говаривал Кант «поступок человека определяется его намерениями», вскоре задремала…
После этого разговора между подругами словно кошка пробежала. Но не черная, а серая, с рыжими подпалинами, с половиной уха и разодранным вторым. Они даже общаться перестали. Все новости о самочувствии Сашка Вера Ивановна узнавала через Любу. Вере Ивановне в голову иногда приходили подленькие мыслишки, подогреваемые незаслуженной, как она считала, обидой, вроде того: «Подумаешь, обиделась она на меня! И детей еще против меня настроила! Ну и на здоровье, обижайтесь все! Да с золотом я и без вас проживу, а вы без меня – вряд ли. Вот уеду в Австралию, куплю себе домик… Небось, как узнаете, что я миллионерша, или еще лучше - миллиардерша, так сразу хорошая для всех стану… Устроили, понимаешь, настоящий допрос! Как в КГБ! Ничего, дайте только время. Вот накоплю побольше золота, обменяю его на деньги, на операцию Сашку дам. Тогда и расскажу все, как на духу», -, утешала себя Вера Ивановна.
ГЛАВА 7
А жизнь продолжалась... В марте в Запеченск стремительно ворвалась весна. Резко, за один день стаяли грязно–бурые сугробы. Песок, которым всю зиму боролись с гололедом, грязными ручьями растекался по всему городу. На божий свет из-под сугробов вылезли издержки цивилизации: бутылки, пакеты, размокшая бумага. Между ними уже кое-где пробивалась молодая трава, по утрам в саду весело щебетали ранние птахи, не давая поспать Вере Ивановне. Да ей и некогда было залеживаться: началась огородная страда – работы в парнике. Золотой запас, накопленный с помощью Машки за два месяца, вполне позволял расслабиться. Но Вера Ивановна держала в тайне свои теневые доходы, и чтобы не вызывать никаких подозрений у окружающих, занялась привычным делом: выращиванием лука, укропа, петрушки, салата и чеснока.
Сашок, отлежав в больнице три недели, по-прежнему работал на заводе: до пенсии ему оставался один год – надо было как-то продержаться. На операцию пока собрали меньше половины того, что требовалось. Сначала Вера Ивановна, разобиженная на подругу, даже не захотела отдавать деньги Надежде. «Обойдутся. Я что им, обязана? У меня своих забот хватает…Вот соберу побольше денег и поеду в Австралию, домик себе присматривать», - на полном серьезе думала она. Но как-то, вскоре после каникул, Люба, придя с работы, по давно заведенной привычке начала рассказывать о том, как прошел день, чем обрадовали или огорчили ее ученики:
- Ты представляешь, мама, какие у нас ребята молодцы! Узнали, что преподаватели собирают деньги тете Наде для операции, и тоже решили собрать со стипендии по 20 рублей. А мы все ругаем современную молодежь. Оказывается, не такие уж они и плохие…
- Каких воспитали, таких и получите, - ответила Вера Ивановна.
Ей вдруг стало нестерпимо стыдно. «Боже! Что же я творю? – ужаснулась она. – Ведь, не попроси я Сашка об этих клеммах, ничего бы не случилось, не попал бы он в больницу. Ведь, как ни крути, а только я со своим враньем всему виной. А я вместо того, чтобы помочь друзьям, в Австралию какую-то собралась, дура!» В этот же вечер Вера Ивановна отправилась к Надежде, чтобы отдать ей деньги, привезенные Любой из Москвы. И опять же вышел конфуз.
- Откуда у тебя такие деньги?! – удивилась Надежда, и сама же, по привычке, нашла ответ. – Люба, наверное, у Славы заняла?
- Ну да, - обрадовалась Вера Ивановна, что ей не пришлось ничего придумывать.- Сказал, как сможете – так и отдадите, а не сможете – не беда.
При первом же удобном случае Надежда сказала Любе:
- Передавай Славе от нас огромное спасибо за деньги.
- Какие деньги? – не поняла Люба.
- Как, какие? На операцию. Пятьдесят тысяч. Мне Вера вчера принесла.
- Так это - мамины деньги, а не Славины.
- Мамины?! А у нее откуда такие деньги? – в свою очередь изумилась Надежда.
- Я еще зимой, когда мы с Витей ездили в Москву, золото сдала. Она Вам разве ничего не говорила?
- Какое золото?! У нее золота всего ничего: обручальное кольцо да серьги.
Разговор напоминал игру в глухой телефон: друг друга слышали, но ничего не понимали. А когда Люба рассказала версию Веры Ивановны про сибиряка в Крыму, Надежда в ответ только махнула рукой и вздохнула:
- Да они никогда и не отдыхали в Крыму: все им некогда было - то дом строили, то огород не могли оставить. Да и денег с этим строительством вечно не хватало, какой уж там Крым…
Теперь у Надежды окончательно отпали все сомнения, что подруга скрывает от нее что-то очень важное, раз тут фигурирует золото и большие деньги. Не могла же она, в самом деле, сдать клемм на пятьдесят тысяч рублей, или на своем петрушечном бизнесе столько заработать. Но, обиженная непонятной скрытностью подруги, из принципа спрашивать ее больше ни о чем не стала. К тому же она понимала, что Вера Ивановна все равно ничего не скажет, если до сих пор молчала как партизанка на допросе. А Люба, обеспокоившись неординарным поведением мамы, за вечерним чаем как бы между прочим, очень осторожно поинтересовалась:
- Мам, а в каком Доме отдыха вы с папой отдыхали?
- Я сейчас уже и не вспомню – это так давно было, еще до твоего рождения, – не чувствуя никакого подвоха, простодушно ответила Вера Ивановна. - А что? Вы тоже с Петром в Крым собираетесь? В свадебное путешествие?
- Нет, просто тетя Надя сказала, что вы никогда в Крыму не отдыхали.
- Ой, да она просто забыла! – на ходу начала импровизировать Вера Ивановна. - Другой раз не вспомнишь, что вчера было, а это - столько лет прошло!
И, быстро сменив опасную тему, обеспокоено спросила:
- А что у тебя с Петром Ивановичем? Что ты молчишь о нем? Заявление уже подали? И он что-то не заходит к нам. Случилось что?
- Случилось, мама, случилось, – вздохнула Люба.
- Женатый оказался?! – ахнула Вера Ивановна. – Все они такие! То-то мне показалось подозрительным, что он до таких лет в холостяках засиделся.
- Да нет, мама. Дело не в нем. Это я. В общем, я решила сойтись со Славой.
- Как же так? – растерялась Вера Ивановна. – А любовь? Ты сама говорила…
- Да что любовь? – махнула рукой Люба. – Как говорят мои студенты: «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда». Подумала-подумала я, и решила: у нас со Славой сын растет. Надо думать о его будущем. А что я ему смогу дать на свою преподавательскую зарплату? Наверное, Слава все же был прав: без больших денег не может быть достойной жизни. Какая может быть духовная гармония с пустым карманом? Это у меня, наверное, совковый идеализм взыграл в свое время. А сейчас поехала, посмотрела, как люди живут, и поняла, что все-таки деньги правят бал на празднике жизни, а не романтические бредни вроде веры, надежды и любви.
- Ну, девочка моя, это ты зря так, – огорчилась Вера Ивановна. - Это уже настоящий цинизм. Деньги всегда были, есть и будут лишь средством для существования, и не больше. Не надо из них делать культа, – наставляла Вера Ивановна дочь.
- Да нет, мамуль, это, скорее реализм. Одно я теперь знаю точно: прав был Карл Маркс. Как ни крути, а бытие определяет сознание. Там, где достаток – там и культура, а где достатка нет, там и культура соответственная.
Вере Ивановне бы порадоваться воссоединению семьи, о чем она давно мечтала, но особой радости почему-то не было. Как-то не по-людски все вышло, некрасиво... «Не из-за денег ли она это затеяла?.. Золотой телец и Любовь искушает», - подумала Вера Ивановна и сама не поняла о ком это она: о дочери или вообще…
- А как же с Петром? Жалко, такого хорошего человека обидела.
- А внука тебе не жалко, что он без отца растет?
- И внука жалко, и тебя жалко, - вздохнула Вера Ивановна. – Впрочем, разбирайтесь сами. Это, в конце концов, ваша жизнь. А как Петр воспринял твое решение?
- Как Отелло, чуть не удавил от ревности, - засмеялась Люба.
- Ой, доченька, смотри, как бы чего не вышло, что-то страшно мне за тебя, - не на шутку перепугалась Вера Ивановна, – ревнивые мужики они, знаешь, какие дурные бывают.
- Знаю, как мавры. Не бойся мам, ничего уже не выйдет. Увольняется он, и срочно уезжает в свой Ростов.
- Не закончив учебный год? Нехорошо-то как…
Правда, вскоре после отъезда Петра Ивановича в бухгалтерию училища поступил исполнительный лист, предписывающий взимание со всех видов его заработка 50% в пользу трех обездоленных и брошенных нерадивым папашей сироток-Пиндюриных, о чем недолгое время судачил весь Запеченск. Вера Ивановна же откровенно радовалась, обсуждая эту новость с Любой:
- Что ни говори, доча, сам Бог отвел от нас беду!.. Вот ведь прохиндей! Потому он и фамилию свою хотел поменять, и с регистрацией торопился, чтобы от детишек своих понадежнее спрятаться за чужой фамилией. Да, к счастью, не успел.
- Все так, мама, только стыдно от людей. Вечно я вляпаюсь в какую-нибудь историю, - сокрушалась Люба.
- Что значит «стыдно»? Это ему должно быть стыдно, а не тебе, - утешала ее Вера Ивановна. – А люди поболтают и забудут.
Машка, не считая утреннего ритуала, жила обычной кошачьей жизнью: бегала на улицу и, судя по нескончаемым ночным воплям под окнами, пользовалась немалым успехом у соседских котов. Этот успех вскоре не замедлил сказаться: на восьмое марта Машка преподнесла всем подарок - очаровательнейшего светло-рыжего, почти розового котенка с белым хвостиком, который сразу стал любимцем всей семьи. Назвали его Мурзиком. На семейном совете все единодушно решили: такую красоту никому не отдавать, а оставить его на всякий случай на замену, из соображений, что Машка уже старая. Хотя ее возраст, как у настоящей женщины, оставался для всех загадкой.
В начале апреля Вера Ивановна собрала первый урожай в теплице, аккуратно упаковала в кошелку, туда же – на самое дно, под зелень, уложила половину собранного золота из соображений, что сумку могут выхватить или порезать какие-нибудь бандиты, а на кошелку с зеленью уж точно никто не позарится. Прихватила и припрятанную визитку с адресом ювелирной мастерской, чтобы не рыскать в Москве в поисках, где бы сдать золото. Все золото Вера Ивановна сразу сдавать не решилась, подумала, и вполне резонно, что такое количество килограмма 1,5 - 2 может вызвать нездоровое подозрение, а шестьсот-восемьсот грамм вроде как у каждого могло скопиться… Одевшись попроще, в стиле мешочницы 70-х годов, первой же электричкой она отправилась в Москву. Обычно Вера Ивановна торговала на бойком месте – прямо у входа в метро на Киевском вокзале, заплатив, как полагается, постовому милиционеру, чтобы он делал вид, что в упор не видит ее. Но на этот раз Вера Ивановна прямиком отправилась на рынок, сдала всю свою поклажу оптом скупщикам- азербайджанцам, потеряв при этом треть предполагаемого дохода, небрежно бросила деньги в сумку, и отправилась по указанному в визитке адресу. В мастерской у прилавка стояла небольшая очередь: четыре человека. Веру Ивановну это не устраивало. Свой вопрос она хотела решить тет-а-тет. «Торопиться мне некуда. Прогуляюсь пока, подойду перед обедом». Неподалеку от мастерской располагался маленький уютный скверик с фонтаном и почему-то пустующими в это время скамейками. Она расположилась в нем, перекусила мороженным, пытаясь унять волнение и дрожь в руках. В мастерскую она пришла за десять минут до закрытия на обеденный перерыв. Из клиентов оставалась только одна женщина.
- Попрошу не занимать очередь, - вежливо обратился к Вере Ивановне ювелир, - к сожалению, я не успею Вас обслужить – обед.
- Я Вас не задержу надолго.
Когда последняя посетительница ушла, Вера Ивановна протянула ювелиру визитную карточку.
- Вы у нас уже были? – удивился тот. – Что-то я не припоминаю.
- Дочь моя была у вас. В январе, перед самым Рождеством. Золото сдавала, – волнуясь, объяснила Вера Ивановна.
Ювелир внимательно посмотрел на Веру Ивановну, вышел из-за прилавка, закрыл дверь в мастерскую, повесив на нее табличку «Обед» и вернулся за прилавок.
- Как же, как же, прекрасно помню. Не так часто у нас бывают такие клиенты. Чаще всего к нам идут с мелким ремонтом. А в чем дело? – обеспокоился ювелир. – У вас какие-то претензии ко мне?
- Нет-нет,- поспешила успокоить его Вера Ивановна. - Претензий никаких нет. Просто я к Вам опять по тому же вопросу.
Она порылась в своей кошелке и протянула ему целлофановый пакетик с золотом.
- Вот! Хочу сдать.
- Бог мой! – всплеснул ручками ювелир, разглядывая содержимое пакета, - у Вас что: копи царя Соломона в огороде? Это, конечно, не мое дело, мадам, но могу я Вам задать неприличный вопрос? Откуда такое богатство? Судя по Вашему виду, простите меня великодушно, Вы далеко не Жаклин Кеннеди или на худой конец - супруга какого-нибудь арабского шейха. Нет, если не хотите, не говорите ничего. Это я так, лично для себя интересуюсь, в целях пополнения житейского опыта, так сказать…
- Бабушка наследство оставила, - недовольно прервала его словоизвержение Вера Ивановна.
- А бабушка Ваша случайно родом не с Аляски была? - не унимался любопытный ювелир.
- Нет, с Тамбовской губернии, - уже начиная сердиться, отрезала Вера Ивановна.
- Понимаю-понимаю. Какое совпадение – я ведь тоже родом с Тамбовщины. Ну что же, в таком случае займемся делами.
И он принялся колдовать над золотом. На этот раз он справился с этим довольно быстро: минут за десять.
- Вот что я имею сказать Вам, мадам, – довольно потирая ручки, обратился он к Вере Ивановне. – 750 грамм чистейшего золота! Стоит все это удовольствие 225000 рублей. Я даю Вам 200000 – остальные - мои, в качестве комиссионных за конфиденциальность сделки. Насколько я понимаю, у вас, как и у дочери, нет московской регистрации? Вы сами должны понимать, что у нас инструкция...
- Понимаю-понимаю…
- Вас устраивает такой расклад? Чтобы потом Вы не имели никаких обид и претензий на мой счет, - заливался соловьем ювелир.
- Вполне устраивает. – Вера Ивановна, и не мечтавшая о таких деньгах, растерянно хлопала глазами, готовая вот-вот упасть в обморок. Перед походом к ювелиру, она даже не поинтересовалась, сколько стоит грамм золота на сегодняшний день, как сделал бы любой нормальный человек. Собственно говоря, ей этого и негде было сделать – с перестройкой единственная в Запеченске ювелирная мастерская за неимением работы закрылась, ювелирного магазина в городке также не было в связи с тем, что на него последнее время совершенно не было спроса. Кто хотел иметь золото, тот мог купить его и в Москве, а расспрашивать людей о нынешних ценах на него Вера Ивановна поостереглась, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Для нее самое главное было – сдать золото, а за сколько – это был уже второстепенный вопрос. «Все равно с неба свалилось, - рассуждала она, - пусть хоть сколько-нибудь дадут». Но такую сумму…
- Только, мадам, к сожалению, Вам придется немного подождать, - донесся откуда-то издалека до ее полуобморочного сознания голос ювелира. – У меня, увы! таких денег в наличии нет. Мне необходимо время, чтобы их собрать. Через час мы с Вами встречаемся здесь же и тогда продолжим наш бизнес. Вы можете подождать час? – поинтересовался он.
- Хо-ро-шо, - как загипнотизированная ответила Вера Ивановна и, безо всякого стеснения, по инерции засунув золото, туда, куда все женщины мира прячут самое ценное, словно сомнамбула отправилась из мастерской. Она купила в киоске газету, чтобы скоротать время и устроилась в том же сквере напротив мастерской, чтобы не пропустить приход ювелира. Почему-то совершенно не читалось. Наверное, у нее был какой-то нездоровый или ненормальный вид, если к ней почти сразу же подошел постовой милиционер и поинтересовался:
- Гражданочка, Вам плохо?
- Нет-нет, не беспокойтесь. Мне очень даже хорошо.
Милиционер отошел, но не спускал с нее глаз. «Чудная какая-то тетка. Бледная, как смерть, глаза вытаращенные, а говорит – очень хорошо. Как бы в обморок не брякнулась».
А Вера Ивановна принялась обстоятельно обдумывать, на что потратит деньги.
«Во-первых, Надежде на операцию для Сашка – шестьдесят тысяч, - думала она. Во-вторых, крышу надо перекрыть: течет – двадцать тысяч. Остается еще сто двадцать. А не отправить ли мне Любу с Витюшей на Черное море? Пусть отдохнут, ребенок еще ни разу не бывал там, да и вообще нигде не бывал, все по лагерям, – вздохнула она. - А с остальными-то что делать?» Привыкшая всю жизнь на всем экономить, Вера Ивановна с ходу и не могла придумать, на что можно потратить такую уйму денег. Мечты об Австралии как-то забылись. А вопросом о том, как она объяснит Любе, откуда вдруг взялись такие деньжищи, Вера Ивановна решила пока вообще не заморачиваться. «Потом что-нибудь придумаю».
Увлеченная своими мечтами и подсчетами, она не обратила внимания, что минут через 10-15 после ее ухода из мастерской поспешно вышел ювелир и направился на соседнюю улицу. Там, на перекрестке, откуда отлично просматривался весь сквер, его поджидал только что подкативший Форд Фокус синего цвета. Если бы Вера Ивановна не была так увлечена своими мыслями, она бы обязательно заметила, что ювелир, разговаривая с водителем машины, опершись на открытую дверцу, внимательно поглядывает в ее сторону. Но Вера Ивановна, провинциально-наивная и совершенно неискушенная в криминальной жизни столицы, несмотря на огромное количество прочитанных детективов, ничего этого не замечала. И даже, если бы и увидела, то вряд ли придала этому значение. Ну, чего особенного, знакомый подъехал, деньги, наверное, подвез… Между тем, у ювелира с водителем, а подъехавшие были не кто иные, как Железяка и Дубина, в это самое время происходил довольно интересный разговор.
- Слушай, Соломоныч, чего с ней зря вошкаться? Давай мы ее прямо здесь, в скверике и обработаем? – предложил Железяка.
- Сколько раз тебя инструктировать? Во-первых, дураку понятно будет, что это я ее навел, а во-вторых, ты что, совсем ослеп? – удивился ювелир. – Мент же рядом крутится. А потом, - Соломоныч сально хихикнул, - эта мадам золото, извини, в нижнее белье спрятала.
- В трусы что ли? – ахнул Дубина.
- В бюстгальтер, Дубина. Это, между прочим, тоже нижнее белье. Вытряхивать будете оттуда, или принародно за пазуху к ней полезете? – усмехнулся Соломоныч. - Короче, работаем по отработанной программе, поняли? Но чтобы не так, как зимой, без всяких накладок.
- Кто же знал, что у этой телки мужик крутой?
- Слушай, а если она и деньги за пазуху засунет? Тогда надо будет ее до тихого места вести. А она, скорее всего, сразу на вокзал рванет. Это плохо – народу там много, сложно работать будет, – подытожил Железяка.
- Деньги не засунет, - обнадежил их Соломоныч, - не поместятся они за пазухой. Она их, наверняка, в кошёлку спрячет, чтобы никому в голову не пришло, что в такой халабурде могут быть деньги. Ну, - он помялся, - в крайнем случае, в сумочку положит. В общем, делаем так: если деньги в кошёлке – я снимаю вывеску с двери. Если в сумке – оставляю. Если еще где-нибудь, - он опять хихикнул, - позвоню на сотовый, понял? Да, кстати, ты не знаешь, Резо в городе?
- Вчера прилетел с Багамов.
- Это хорошо. У меня к нему предложение есть. Как с ним связаться?
- Я передам ему, он сам тебя вызовет, – пообещал Железяка.
Соломоныч взял у водителя сверток и поспешно скрылся в своей мастерской, а синий Форд так и остался стоять недалеко от сквера. Вскоре после этого табличка «Обед» исчезла с двери, и появилась другая «Извините, у нас учет». Но Вера Ивановна ничего этого не видела, пребывая в прострации от своих подсчетов, и изредка поглядывая на часы. Она терпеливо отсидела обеденный час, и только после этого направилась к мастерской. И остолбенела от неожиданности, когда увидела новую табличку на дверях. «Обманул, - ахнула она». Но тут дверь открылась, и ювелир приветливо пригласил ее:
- Будьте любезны, проходите, мадам, у меня все готово.
- А как же «Учет»?
- Это для конспирации, чтобы нам никто не помешал. Все-таки деньги немалые…
Они быстро совершили бартер, только Вера Ивановна, в отличие от Любы, сама выразила желание посчитать деньги. Деньги все были тысячными купюрами, поэтому считать пришлось не очень долго. Вся операция заняла не более часа. Вера Ивановна, спрятав деньги опять же в кошёлку, на которую, как она думала, вряд ли кто позарится, распрощалась со словоохотливым ювелиром и отправилась восвояси. Ювелир галантно проводил ее до самой двери, заодно сняв табличку, предупреждающую об учете.
- Всего хорошего, мадам. Приезжайте еще, будем очень рады.
- Непременно приедем, - заверила его Вера Ивановна, - дорожку теперь проторили.
Только подержав деньги в руках, она окончательно смогла поверить в свое счастье. И теперь шла по улице счастливая и окрыленная, полная надежд на будущее. С таким приятным грузом все вокруг преобразилось: зелень деревьев стала еще зеленее, солнце – светило ярче и светлее, Вере Ивановне даже стало жарковато. Все люди вокруг – такие милые и добрые, и все, казалось, улыбаются именно ей. На сердце было легко и радостно, хотелось петь, а еще больше – как можно быстрее попасть домой.
Вера Ивановна стояла у светофора в ожидании зеленого света, чтобы перейти дорогу, когда рядом с ней резко затормозила машина синего цвета, и какой-то парень, чуть не на ходу выскочив из машины, выхватил у испугавшейся от неожиданности Веры Ивановны из рук кошёлку и так же быстро и ловко запрыгнул назад. Машина, зверски рыкнув и обдав опешившую Веру Ивановну облаком выхлопного газа, рванула на только что загоревшийся красный свет и через мгновение скрылась в потоке машин. Все это произошло за считанные секунды. Вера Ивановна даже не поняла, что ее только что, среди бела дня, на глазах у прохожих, в центре Москвы банальнейшим образом ограбили!!! А она даже не знала, как ей на это реагировать: то ли звать людей на помощь, то ли бежать вслед за машиной…
- Ты посмотри, что творят! - раздался рядом чей-то голос.- В центре города прут на красный свет! Безобразие, куда только ГИБДД смотрит!
Вера Ивановна оглянулась на возмущавшегося немолодого мужчину. Что на красный свет пролетела иномарка, он увидел, а то, что у нее только что выхватили и похитили кошёлку, он, кажется, даже не заметил.
- Вы видели? - с надеждой спросила она. - Они у меня сумку из рук вырвали. Вы не запомнили номер?
- Сочувствую. В милицию хотите заявить? Думаете, они будут искать? - безразлично поинтересовался мужчина. - Пустое, никто даже не пошевелится. А номер я не успел даже разглядеть, не то, что запомнить. – И он поспешил на загоревшийся зеленый свет. А за ним и все остальные: безликая и безразличная толпа.
Вера Ивановна осталась стоять на переходе. Она постояла в оцепенении минут пять, потом уныло и бесцельно побрела по улице, мимо метро, вдоль дороги, по которой живой, злобно рычащей лавиной мчались синие, зеленые, красные, черные автомобили разных марок, форм и габаритов и среди них – малой песчинкой та, которая только что похитила ее мечты и надежды. Вера Ивановна не думала ни о чем, автоматически отмечая про себя, что зелень, несмотря на начало весны, уже пыльно-серая, солнце еле светит и даже нисколько не греет, а москвичи все – как сычи, все куда-то несутся с угрюмо-озабоченными лицами, словно у всех у них поголовно – мировая трагедия, не меньше… Первой осмысленной искрой мелькнуло в мозгу: «Милиция!». Минут через пять: «Какая милиция?! Что я им скажу? Двести тысяч украли. А откуда у сторожихи-пенсионерки могут быть двести тысяч? Наследство от бабушки из Тамбова! Не поверят, как пить дать не поверят. Если только ювелир подтвердит, но и он может отказаться, потому что без регистрации золото принял. Зачем ему лишние неприятности? Из-за меня еще и работы лишится. Откажется, это точно. Еще и его подставлю с этим золотом… Да и как они найдут синюю машину? Вон их сколько по Москве разъезжает, а я не то что номера не запомнила, марки и той не знаю. Синяя и синяя…», – усмехнулась она безрадостно. Еще через пять минут Вера Ивановна уже была в состоянии принять единственно разумное, как ей казалось, решение: «Нет, только не милиция. Бог миловал, пока прожила без неё, уж лучше не связываться, как бы хуже не было…» Постепенно к Вере Ивановне стала возвращаться способность рассуждать логически. «Ну почему же все-таки кошёлка?! Почему он схватил именно задрипанную кошелку, а не сумочку, как все нормальные бандиты делают?» Побродив по улицам и все хорошенько обдумав, Вера Ивановна решительно направилась к ювелиру: как-никак он один знал, куда она прятала деньги. Просто ей больше не к кому было обратиться в Москве. Может быть, что посоветует, а может быть удастся как-то выяснить, что он и сам замешан? Но мастерская, несмотря на тщетные усилия Веры Ивановны достучаться, оказалась безнадежно закрытой. Посидев опять в том же скверике, где она совсем недавно в радостном волнении ожидала деньги, и, окончательно придя к выводу, что, наверняка, ювелир замешан в этом деле – не зря же он так учтиво принял ее, и даже на нарушение инструкции пошел, хотя знать ее не знает… С ужасом осознав, что она попала в ловушку и уже ничего нельзя исправить, Вера Ивановна в совершенно растрепанных чувствах отправилась в Запеченск. Прямо с электрички, поздно вечером, не заходя домой, она направилась к Надежде.
ГЛАВА 8
- Вера! Да на тебе лица нет! - встретила ее подруга.- Что случилось?
- Лицо в Москве оставила, - горько пошутила Вера Ивановна.
- Деньги украли! – предположила Надежда. – Ну что же ты так неаккуратно? Ведь не ребенок малый, - сочувственно укоряла ее Надежда, забыв все обиды.
- Украли, - подтвердила Вера Ивановна и неожиданно даже для самой себя тихо заплакала, прислонившись к дверному косяку. Все ее дневные волнения, страхи, разочарования изливались тонкими солеными ручейками…
- Ну, что ты, что ты, Верунь, - успокаивала ее подруга, гладя по голове, как маленького ребенка, - Ну не убивайся ты так, не рви сердце. Не стоят они наших слез. Давай, заходи-заходи, сейчас мы что-нибудь придумаем.
Она провела обессилевшую и обмякшую подругу на кухню, усадила на стул и начала торопливо капать валерьянку в стакан. Вера Ивановна сидела на кухне, бросив на пол сумку, и уже в голос безутешно рыдала. Надежда подала ей стакан:
- На, выпей, успокойся. Много украли-то?
- Ох, как мно-о-го! - заголосила Вера Ивановна, - двести тысяч!!!
- Две что ли? – переспросила Надежда, полагая, что подруга явно запуталась в нулях.
- Две-сти!!!
- Ты не бредишь? – Она потрогала лоб Веры Ивановны, чтобы убедиться, не жар ли у той. – Может Скорую вызвать?
- Не надо никакой Скорой, я еще в своем уме и твердом рассудке, – хлюпая носом, сказала Вера Ивановна.
- Все, Надежда, пришла сдаваться, все расскажу, как на духу. Есть у тебя что-нибудь выпить? Да убери ты эту гадость, она мне сейчас не поможет. – И Вера Ивановна в сердцах выплеснула валерьянку в раковину.
- Водочку? – участливо спросила Надежда.
- Давай. А Сашок где?
- Сашок на даче остался, там заночует. – Надежда торопливо собирала на стол, меча из холодильника колбаску, сыр, соленые огурчики.
- Вот и хорошо, что остался. Разговор у нас с тобой будет долгий. Только я сначала своим позвоню, что у тебя останусь. Сейчас, вот только успокоюсь…
Вера Ивановна отставила в сторону маленькую рюмочку, поставленную Надеждой, взяла стакан из-под валерьянки, наполнила его до краев, выпила большими глотками, не морщась, и аппетитно хрустнула соленым огурцом.
- Ну вот, а теперь давай по рюмочке. Ты пока разливай, а я – звонить…
У Надежды от изумления открылся рот.
- Дава-а-й, - оторопело, согласилась она.
Вскоре подруги сели за стол и подняли рюмки.
- За что пить будем? – поинтересовалась Надежда.
- За нас: за Веру, Надежду, Любовь. И мать их – Софию, мудрость - значит, - Вера Ивановна опрокинула рюмку, закусила, и горько вздохнула:
- Ну, слушай, подруга…
И Вера Ивановна рассказала подруге без утайки все, что с ней произошло после Нового года…
А в это самое время, в не столь далекой Москве, в одном из фешенебельных особняков, на Николиной горе, в зале, размером с баскетбольную площадку, с высокими потолками, украшенными аляповатой восточной лепниной и двумя огромными сверкающими хрустальными люстрами, Резо-бакинец принимал Израиля Соломоновича, в просторечье – ювелира Соломоныча. Резо – невысокий, излишне смуглый толстячок вальяжно развалился на массивном, с высоченной спинкой стуле, напоминающем трон. На таком же стуле, на самом краешке, скромно примостился маленький Соломоныч. В этом просторном, заполненным массивной, антикварной, но совершенно безвкусной мебелью, он вообще казался лилипутом. Стол, в отличие от Надеждиного, был накрыт изысканнее: ветчинка, стыдливо розовеющая от своей свежести, балычок, томно истекающий жирком, черная и красная икорка, зазывно томящиеся в менажницах. Заморские фрукты, теснившиеся на многоярусной вазе, коньячок, благородно оттеняющий богемский хрусталь…
- Ну, Солёмонич, рассказивай, - жахнув рюмку коньяка и смачно переминая лимон золотыми зубами, дружелюбно кивнул Резо – «папа» всех рыночных и вокзальных наперсточников, лохотронщиков и разных мелких аферистов всех мастей, которые ежедневно, не покладая рук, заставляют раскошеливаться население и гостей престольной, - что ти там ищо придумал, неугомонний ты моя? – с жутким акцентом спросил он.
- Я про золото, - жирно намазывая бутерброд черной икрой, скромно сказал Соломоныч.
- Это, что сегодни собирали? Что, мал-мал полючил?- обиделся «папа», - Резо когда-нибудь обиджал своя друзья?
- Нет-нет, я не про то, - заторопился слегка захмелевший Соломоныч. – У меня, Резо, предложение есть. Слушай сюда. Что мы имеем? Две женщины: дочь и мать за три месяца с небольшим приносят нам золота больше, чем на 8 штук зеленых. И я подозреваю, что это не последний их визит к нам.
- «Визит» - это что? – переспросил Резо, - я по рюсски сапсэм плох знаю.
- Значит, что еще придут, - нетерпеливо пояснил Соломоныч.
- Ты почему знай?
- Во-первых. Их же сразу видно: интеллигенция вшивая, в торговле не работали. А ты подумай, откуда в простой советской семье могло скопиться столько золота? Скорее всего, за ними стоит поставщик, а они всего-навсего - курьеры. Но это отдельный вопрос. Во-вторых. Даже, если предположить, что золото из их личных запасов, что получается? Они из провинции, а там люди живут скромно. Того, что мы им подарили в первый раз – зимой…
- Слюший, не напоминай! – рыкнул Резо, разведя руками и блеснув нанизанными чуть не каждый палец огромными золотыми перстнями.
Соломоныч, словно не слыша его, продолжал, а Резо, пригорюнившись, оперся лицом на ладонь и внимательно слушал ювелира.
- Им этого, по всем раскладкам, должно было хватить надолго. И вдруг… весной приходит вторая мадам, и приносит золота еще больше. Если она пришла к нам, значит, они обе ничего не знают о той, зимней разборке, иначе молодая бы ее предупредила, что сюда ходить опасно. Правильно? Значит, они ничего не подозревают, тут все тихо, и они могут прийти к нам еще. Поехали дальше.
- Поэхали, - согласился Резо.
- Итак, что мы на сегодня имеем? Мы знаем, что золота у них, либо до…, прошу прощения, очень много, либо им откуда-то идет постоянная подпитка, если они сдают его не все сразу, а по частям. - Рассуждал Соломоныч.
- Откуда знаэшь? – встрепенулся Резо.
- Нюхом чую, что еще не все золото они притащили. Тем более что сегодняшняя мадам намекнула, что еще непременно зайдет.
- Слюший, а откуда у них можит быт столко золот? – задумался Резо.
- Вот!!! Вот это нам и надо выяснить.
- Эсли свое - можно тряхнуть ых получши, а эсли за ними поставщик крутой стоит, а баби – только курьери? Как узнаэш, кто? Опять разборка будит?
- Я так думаю, если бы за ними поставщик стоял, уже сейчас бы разборка шла. Мы сегодняшнюю мадам по-крупному нагрели. А пока все тихо. Правда, она приходила к мастерской, но одна. Значит, нет за ними никого. Пока по всему выходит, что они сами по себе.
- Это хорошё. Значить, можно их потрасти. А как мы узнаэм, гиде оны живут?
Соломоныч хитро прищурился за своими огромными очками.
- Я еще зимой на всякий случай адресок сфотографировал, - он постучал себя по лысой голове. - У молодой. Когда ее паспорт на прописку проверял.
- Ай, молодэц! – обрадовался Резо.
- Теперь главное, Резо! Они, я так думаю, обе одинокие мадамы, иначе на такое дело обязательно мужика своего бросили, а не сами барышничали. Чтобы их не спугнуть, надо к ним от нас какого-нибудь мужичка подослать. Чтобы он им лапши поразвесистей навешал, обаял и тихо-тихо в семью вполз. Вот он-то и узнает все про золото. Если у них его навалом – возьмет и с ним свалит. А если им его кто поставляет – узнает про поставщика, тогда мы уже на него выходить будем. Ты понял мой план?
- Развэдчика посилат? – разливая коньячок, спросил Резо.
- Именно так, крота, - довольно потирая ручки, и явно восторгаясь своим планом, подтвердил Соломоныч.
- Жилизяку! – обрадовано рявкнул Резо. – Он у нас умни-и-ий!
- Ты что, охре… Нет, - быстро взял себя в руки Соломоныч. – Железяка в этом деле не подойдет.
- Пачи-и-иму? – искренне удивился Резо – Маладой, красивий, чего ищо надо?
- Нет, кто спорит, молодую, конечно, легче облапошить, чем старую, но Железяка тут не подойдет: ума ему не хватает и интеллекта. Тут специальный подход нужен, культурный, интеллигентный. А что твой Железяка? Дуболом. Только испортит все дело.
- Слюшай, может ты сам, тогда, а? – предложил Резо.
- Да ты что, Резо? – оторопел Соломоныч, - Мне же никак нельзя! Они обе меня в лицо знают! Хотя я бы со всем своим удовольствием. Особенно с молоденькой.
- Да-а. – Резо помолчал в раздумье. - Вах, забыл сапсэм, - встрепенулся он, - есть у минэ одын такой! Сапсэм культурний. Бивший вор, сейчас по состоянию здоровя подставой по кошылкам работает.
- Как это? – не понял Соломоныч.
- Ну, находыт кошылок, и гаварыт прохожыму «Вах, это нэ ты потырял?». Тот, конишно, говорыт «Я». Наш спрашиват: «И-и што там?» Прохожый, конишно, врот. Тогда наш говорыт «Нэ-э-эт, дорогой, в кошылок 100 баксов. Эта нэ твоя». Прохожий предлагает: «Давай подэлим?». Наш говорыт: «Давай, только у минэ сичас дэнег нэт. Ты мне полторы тысчи давай, а я тибэ – баксы отдам». Лох отдает полторы тысчи, а нашего тут же дрюжки потыхоньку оттирают. И он с баксами и с тысчами - тю-тю в толпе, сапсэм пропадайт. Понил?
- Никого лучше нет?- уныло спросил Соломоныч. Весь его, с такой любовью выношенный план, кажется, грозил провалиться с треском.
- Слюший, дарагой! – возмутился Резо – На тибэ нэ угодишь! Тот - плохой, этот – плохой!...
- Ну, за неимением лучшего…
Надежда, слушая Веру Ивановну, смотрела на нее с сочувствием и пониманием: вечная нехватка денег, а тут еще и кража! Тут кто хочешь, может сдвинутся по фазе. Нет, конечно, она не считала, что ее подруга безвозвратно свихнулась, но то, что у нее с этой кражей на нервной почве слегка помутился рассудок, Надежда не сомневалась, да к тому же еще и водка в таком количестве… С непривычки чего только не пригрезится, не то что кошка, жующая клеммы. «Это надо же, как убивается, бедняга. Ну, ничего, попьет валерьяночку, пустырник, или еще чего из новых лекарств – оклемается. Нет, но какая же она все-таки умница, – восхищалась Надежда, - это надо же такое придумать! Мне бы такое никогда и в голову бы не пришло. Это все ее работа – начиталась в своей библиотеке всего подряд, без разбору, вот в голову и лезет всякая ерунда. А всего-то и делов – тысячи две, наверное, украли, не больше. Хотя для нас и это – большие деньги».
-Ты мне не веришь, - заметив сочувственный взгляд подруги, горько вздохнула Вера Ивановна.
- Верю, верю, родная моя. Кому же мне еще в этом мире верить, как не тебе, на то ты и Вера, - убежденно сказала Надежда. – Ну, давай еще по рюмочке - и спать. Сейчас мы с тобой все равно ничего не решим. Утро вечера мудренее, завтра обязательно что-нибудь придумаем.
Подруги выпили по последней рюмочке и начали устраиваться на ночь.Вера Ивановна, после пережитого, долго не могла заснуть. Какая-то неясная тревога, поселившаяся в ней с потерей денег не отпускала ее, несмотря на то, что она старательно успокаивала себя, что деньги все равно были халявные: как пришли, так и ушли, жили же они раньше без них. И жили, нужно признать, совсем не плохо: хоть и не богато, но дружно, и, самое главное, честно. А с появлением этого золота начались какие-то недомолвки, вранье, и, в конце концов, отчуждение. Словно, кто искушает ее этим золотом…Даже Надежда, и та не поверила ей. А может быть, оно и лучше, что оно прахом пошло? Пропади пропадом, это золото! Все равно от него кроме неприятностей ничего нет…
Когда Вера Ивановна, измаявшись, заснула под утро, ей приснился сон. Словно собирается она, как обычно, в Москву - продавать зелень. И вот пошла она в свою тепличку, чтобы собрать лук и петрушку, а в тепличке – Машка хозяйничает. Накопала кучек на грядках, все повытоптала, испоганила, завалилась прямо на лук и без всякого зазрения совести дрыхнет на нем. При виде этого безобразия Веру Ивановну такая злость разобрала, и она начала кричать на Машку:
- Ах ты, зараза противная! Ты что же натворила, морда твоя бесстыжая! Брысь, брысь!
А Машка открыла свои желтые глазищи, лениво потянулась, не обращая никакого внимания на хозяйку, и вдруг начала расти-расти, пока не выросла до размеров хорошего поросенка. Потом повернула свою наглую морду к Вере Ивановне и так спокойно и рассудительно сказала:
- Сама дура! Деньги-то профукала, шляпа!
- Ты еще учить меня будешь! – совсем рассвирепела Вера Ивановна и запустила в кошку-поросенка тапочкой.
Кошка метнулась из теплички мимо Веры Ивановны, чуть не сбив ее с ног, и помчалась к калитке. Вера Ивановна, одев тапочек, бросилась за ней следом.
- Ах ты, гадина, ну, погоди у меня!
Кошка, видимо, из-за непривычного веса, с трудом вспрыгнула на забор, повернулась к Вере Ивановне и зашипела на нее:
- Ухож-ж-ж-у от тебя!
- Это куда же ты уходишь? На завод? Опять клеммы трескать? – не могла успокоиться Вера Ивановна.
- В Авс-с-с-тралию! – зло шипела кошка.
- Как же ты в Австралию попадешь? - растерялась Вера Ивановна.
- Пеш-ш-ш-ком, - прошипела кошка и спрыгнула с забора на улицу.
Пока Вера Ивановна открыла калитку и выскочила, Машка была уже далеко. Огромными прыжками с грацией пумы, она неслась по пустынной улице…
- Кыс-кыс-кыс! Маш, Маш! – звала ее Вера Ивановна, пытаясь догнать кошку. – Ну не сердись, пойдем домой! Я тебе рыбки дам!
Вдруг кошка резко остановилась, повернулась к запыхавшейся от бега Вере Ивановне и миролюбиво сказала:
- Прощай, Верочка! Мурзика береги! - и помчалась еще быстрее…
Вера Ивановна проснулась с бешено колотящимся от беготни сердцем. Надежда уже колготилась на кухне.
- Ты чего так рано поднялась?- удивилась она. – Я думала, ты после вчерашнего часов до десяти проспишь.
- Сон нехороший приснился. Боюсь, что Машка моя убежала от меня.
- Да куда ей бежать? До сих пор же не убежала. Плохо ей, что ли живется? Накормлена, в тепле…
- В Австралию убежала, – перебила Вера Ивановна. – Сон мне плохой приснился.
- А почему именно в Австралию-то, а не в Африку? – засмеялась Надежда. – Или во Францию или Швейцарию? Ой, Верунь, ну, выдумаешь тоже…
- Я не знаю, почему она выбрала именно Австралию, это она мне сказала, а не я выдумала.
- Во сне что ли? – озабоченно спросила Надежда.
- Ну да.
- Ой, да мало ли какой ерунды не приснится, всему верить? Вон тебе уже клеммы приснились, и что из этого вышло?
- Да, не снились они мне. Не могла же я вам сказать, что мне кошку надо кормить ими. Я же тебе вчера все объяснила…
- Вер, ты опять за свое? – удивилась Надежда. – Я думала, что это ты вчера с расстройства, да с водки нагородила…
- Не поверила, значит, – пригорюнилась Вера Ивановна. – А ведь я тебе чистую правду рассказала. Если даже ты не веришь, то другие …
- Нет, в общем-то, поверила, – спохватилась, что дала маху, Надежда, - но вот про сны… Зря ты им такое значение придаешь. Не всему можно верить, что снится… - начала она опять уговаривать Веру Ивановну, как больную.
- Не знаю, Надь, только все мои сны про Машку до сих пор сбывались. Знаешь, пойду я домой. Как-то неспокойно мне.
- Сейчас быстренько позавтракаем и вместе пойдем. Я тебя в таком состоянии не отпущу одну, – решительно заявила Надежда.
Когда они пришли к Вере Ивановне, Люба только-только встала, а Витюшка еще спал – был выходной день, торопиться было некуда.
- Люба, где Машка? – с порога спросила Вера Ивановна.
- Не знаю. С Витюшкой, наверное, спит. А зачем она тебе?
- Сон мне приснился нехороший, что убежала она от нас.
- Воскресные сны только до обеда сбываются,- зевая, заметила Люба.
Вера Ивановна и Надежда молча переглянулись.
- Так еще нет обеда. Зайди к Витюше, посмотри. – Попросила Вера Ивановна.
Люба зашла в Витюшкину комнату. Вскоре вышла, прошла в свою, посмотрела в зале…
- Мурзик дома, а Машки, и правда, нигде нет. С вечера дома была, Витек с ней еще сидел – кино смотрел.
- Значит, сон в руку, - грустно сказала Вера Ивановна.
- Мам, да подожди ты паниковать. Может быть, она на улицу по нужде побежала, или гуляет. Что за сон-то?
- Нет. Чует мое сердце – убежала.
- Ну почему же все-таки в Австралию? - задумчиво спросила Надежда.
- Что «в Австралию»? – не поняла Люба.
- Машка убежала в Австралию. – Пояснила Надежда.
- Кто «убежала в Австралию?» – чуть не по слогам спросила Люба и изучающе посмотрела на Надежду.
- Да сон мне приснился, - поторопилась объяснить Вера Ивановна, - Машка сказала, что уходит от меня в Австралию.
- Как уходит?
- Сказала, что пешком, - грустно пояснила Вера Ивановна.
- А как сказала?
- Русским языком.
- Н-да,- только и нашлась, что сказать Люба.
- Только Витюше пока ничего не говори, а то горевать будет.
Вера Ивановна горько вздыхала, то ли о Машке, то ли о потерянных деньгах. А Люба и Надежда даже не могли найти для нее слов утешения, не принимая всего всерьез, и не понимая всей горечи ее утраты…Они тайком от Веры Ивановны многозначительно переглядывались, пожимали плечами и разводили руками, не зная, что им предпринять. Все трое посидели молча, словно на поминках. Когда молчать уже стало невмоготу, Надежда, словно оправдываясь, сказала:
- Ну что ж, пойду я, пожалуй, до дому.
- Пойдем, я тебе хоть лучку да зелени нарву. Я сейчас. – И Вера Ивановна зашла зачем-то в свою комнату.
В тепличке она вынула из кармана коробочку из-под сметаны и показала ее содержимое подруге.
- Вот посмотри, чтобы ты не сомневалась, что я все это придумала. Это все, что осталось от моей Машеньки.
- Ни-че-го себе!!! - ахнула Надежда. – Откуда у тебя это?!.. Ах, да… Неужели это все правда, а Вер? – не знала что и подумать Надежда.
- А ты думала, что я тебе сказку про курочку Рябу в интерпретации рассказываю?- усмехнулась Вера Ивановна. – Когда это я тебя обманывала?.. Только вот разве из-за Машки…
- Честно говоря, я вчера не поверила тебе. Думала, что это ты из-за денег так убиваешься, что немного не в себе, – призналась Надежда.
- Конечно, убиваюсь, – согласилась Вера Ивановна. – Представь, в жизни столько денег в руках не держала, размечталась, все распределила, что с ними делать, и вдруг - все прахом. А с другой стороны, думаю, что не так уж все и плохо. А, Надь? От этих халявных денег одни только неприятности у меня и были. Уж лучше жить, как прежде – пусть на скудные, но честно заработанные, как раньше, правда, Надь? Хотя, признаюсь тебе честно, ощущать себя богатой, оказывается, о-о-очень даже приятно. Только не успела я этим богатством воспользоваться по-настоящему. А вот почему Машка именно в Австралию подалась, я, кажется, догадываюсь. Как-то Люба прочитала в газете, что в Австралии проживает самое большое количество кошек на свете: на 10 жителей приходится 9 кошек. И мы обсуждали это при Машке. А еще раньше, я размечталась вслух при Машке, что хотела бы побывать, или даже жить в Австралии.
- Вер, ты это серьезно? Думаешь, она что-нибудь понимает, о чем мы говорим? Мне кажется, они кроме «кыс-кыс» и «на» ничего не понимают.
- Ну, это ты зря так о кошках думаешь. Лично я теперь уверена, что они на порядок выше нас по сообразительности. Есть в них что-то мистическое… Ты знаешь, Надь, я даже думаю, что все это она сама и подстроила: сама сделала так, чтобы я увидела, что она ест клеммы, и как-то, может быть биотоками подсказала, чтобы я ее домой забрала. А дома? Заметь, ведь она только мне одной свое золото доверила. Ни Люба, ни Витя, ни сном, ни духом про это не знают. И сон мне один и тот же тоже не просто так снился, я думаю… А вся эта история и началась сразу после того, как я размечталась при ней об Австралии. А ты говоришь «ничего не понимают»…
- Тебя послушать, так просто пришельцы какие-то эти кошки, внеземная цивилизация. – Усмехнулась Надежда.
- Кто знает, в мире еще так много непознанного…
Но сон Веры Ивановны, вопреки ее опасениям, на этот раз не сбылся. Машка вернулась домой под вечер, грязная и голодная, видно, гуляла до самозабвения с соседскими котами. Вера Ивановна обрадовалась ей до слез.
- Ах ты, моя красавица, моя умница, я уже совсем было с тобой распрощалась, думала, что ты и вправду от меня в Австралию подалась, кисонька ты моя ненаглядная, лапушка, заинька, - умильно приговаривала она, лаская и целуя грязную нагулявшуюся и измученную кошку, которая отвечала хозяйке такой же бурной и неуемной любовью, щуря свои глазки, мурлыча и перебирая от удовольствия коготками.
- Ну, вот, а ты испереживалась вся, - рассмеялась Люба, глядя на эту пастораль, и пропела: «Хороша страна Австралия, а Россия - лучше всех!»
- Да ну вас! – отмахнулась от насмешек Вера Ивановна. – Вам бы только насмешки строить. Ничего-то вы не понимаете в любви, правда, Маш?
ГЛАВА 9
В начале лета, сразу после окончания учебного года, за Любой и Витей на своем Джипе приехал Слава, подняв волну разговоров и пересудов в Запеченске. С самого Рождества у Любы со Славой шли ежедневные бурные переговоры и обсуждения возможного воссоединения семьи, которые к весне ко всеобщему удовольствию закончились полной Любиной капитуляцией. Слава, на правах старого и нового зятя погостил у Веры Ивановны неделю, чтобы Люба могла без спешки уволиться и выписаться, одним словом, собрать все свои и Витины документы, для начала новой жизни в Москве. Дома в эти дни было необычно радостно и оживленно. Днем суетились и переживали, как бы чего не забыть в спешке, словно уезжали за границу, вечерами допоздна засиживались на кухне за разговорами. Слава предложил Вере Ивановне ехать вместе с ними.
- Вера Ивановна, ну что Вам тут одной делать? Поехали с нами. Дом большой, места всем хватит.
- Нет-нет. Как же я огород свой брошу? – отбивалась Вера Ивановна, - И кошек своих на кого оставлю?
- И кошек заберем с собой, - уговаривал Слава.
- А вдруг они не уживутся? А потом, ты сам говорил, что у тебя дома собака, - сопротивлялась Вера Ивановна. – Нет, ребята, пока я еще в ходячем состоянии, поживу дома. Вот уже когда стану дряхлой старухой…
Слава засмеялся.
- Чего ты смеешься?
-Трудно представить. Вы – и вдруг - дряхлая старуха.
Действительно, глядя на молодо выглядевшую для своих лет Веру Ивановну, это было трудно вообразить.
А ей было даже страшно представить, что она может уехать из своего родного дома, о котором они вдвоем с Игорем, когда-то давно, на заре своей юности, сначала только мечтали, начиная семейную жизнь в заводском общежитии. И все-таки решились: потихоньку начали строиться. Им было трудно: не хватало денег, времени, сил…Дом постепенно стал для них и смыслом жизни и оплотом в море житейских страстей. И вот сейчас бросить так тяжело доставшийся и так много радости приносящий ей дом на произвол судьбы и уехать? Нет-нет, только не это…
После отъезда дочери и внука Вера Ивановна затосковала. Тихо и одиноко стало в ее любимом доме. Лишь бой настенных часов да телевизор нарушали тишину нескончаемо длинных и скучных дней. Из когда-то бесконечных домашних дел только и оставалось, что накормить Машку с Мурзиком, да покопаться в огороде. Но огород почему-то не радовал - руки не лежали заниматься им. Совсем бы одичала Вера Ивановна, если бы не работа. Хоть в цеху с людьми днем поговоришь, новости какие-никакие услышишь, не будешь же каждый день у Надежды пропадать – у нее тоже свои заботы: Сашок, работа, дача.
А на работе новость: по весне, в мае, еще до отъезда Любы, нового сторожа наконец-то приняли на место уволившегося Иваныча. Новый сторож, не в пример прежнему, был мужчина видный: высокий, с красивой седой шевелюрой, благородно дополняющей его военную выправку. И по всему видно, не пьющий. На заводе поговаривали, что он полковник морской пехоты в отставке, вдовец. Живет одиноко, сын с семьей в Москве, а он решил в тиши российской глубинки пожить, вдали от «шума городского». Проживает пока на квартире, но приглядывает себе домик для покупки. Был он каким-то по-интеллигентски слегка неухоженным, с карими грустными, как у газели, глазами, но очень эрудированным, даже стихи сам писал. Одним словом, «ну, настоящий полковник». Только имя у него было странное и смешное, просто кошачье какое-то: Василий Варфоломеевич, за что в цеху его за глаза сразу прозвали Котофеичем. Как-то незаметно и очень быстро Вера Ивановна с Котофеичем нашли общий язык. Оба они были одиноки, обоим не к кому было спешить с работы, а потому, при передаче смены Василий Варфоломеевич подолгу задерживался в сторожке с Верой Ивановной. А вскоре и в свободное от работы время они стали встречаться. Оба (удивительное совпадение!) оказались на редкость заядлыми грибниками и ягодниками - зачастили в лес, чтобы после вместе побаловаться грибной жарехой, попить чайку с лесной земляникой, поговорить о жизни, книгах, музыке, кино, вспомнить старые добрые времена… И как-то так, вроде само собой вышло, что уже в конце июля Вера Ивановна сама же и предложила ему:
- Слушай, Василий, я уже не девочка, да и ты – не мальчик. И чего мы на старости лет людей смешим? Переезжай уже ко мне – дом большой, места хватит, да и за квартиру платить не надо.
Правда, перед таким решительным шагом Вера Ивановна все же посоветовалась с дочерью и Надеждой. Люба, знавшая Василия Варфоломеевича только по рассказам матери, даже обрадовалась такому варианту: хоть душа не будет болеть за нее, все-таки не одна в доме. А вот Надежда очень настороженно восприняла это решение подруги:
- Ой, Вера, что-то не нравится он мне. Подозрительный какой-то. Ты не боишься, что какой-нибудь проходимец?
- Волков бояться – в лес не ходить, - только отмахнулась Вера Ивановна. – Да какой он проходимец? Я же не на улице его нашла, а на работе познакомились, все его знают. Что ты паникуешь?
- А ты посмотри на него – весь в наколках, как уголовник какой-то, – не унималась Надежда.
- Так он служил в морской пехоте, а там они все в наколках ходят. А потом, отстала ты от жизни, модница моя. Сейчас - это последний писк: тату называется, - рассмеялась Вера Ивановна. – Главное, чтобы человек был хороший, а его сразу видно - настоящий мужик – жить еще у меня не живет, а уже и сарай подправил, и калитку починил. Хорошо тебе рассуждать, когда у тебя Сашок под боком. А я все одна да одна, и все своими руками должна делать. Вечерами одной дома, знаешь, как тошно бывает? Представь, до чего уже дошла: врубаю Витюшин рок и прыгаю, как коза-дереза...
- Слушай классику, она успокаивает. – Посоветовала Надежда.
- Пробовала, не помогает. От нее совсем тошно на душе становится, тоскливо. А рок вроде даже и нравиться начал.
- У тебя Мурзик с Машкой есть.
- Не смеши мои шнурки, как говорит мой внучок. С Машкой, поговоришь, что ли? Одни мур-мур, да мяу. Я так скоро и язык родной забуду…
- Ну, смотри, Вера, тебе видней. Только все равно не нравится он мне, - стояла на своем Надежда. – И откуда только он взялся, такой красивый да хороший? Как снег на голову свалился! Словно только и ждал, когда Люба с Витьком уедут. Подозрительно все это. Ты хоть золото свое подальше спрячь, или, лучше давай-ка мне его на хранение, так надежнее будет, - предусмотрительно предложила Надежда.
- Да ну тебя, выдумаешь тоже! Что же он вор, что ли? - даже обиделась Вера Ивановна.
- А кто его знает? Сейчас такое время – никому верить нельзя.
- Лезет тебе в голову всякая ерунда! Ты себе-то хоть иногда веришь? Разве вора приняли бы в сторожа? Нет, так жить нельзя, Надежда. Людям надо верить!
- Святая простота! - съехидничала Надежда, - То-то мы правительству все верим и верим, а они нас накалывают и накалывают без устали…
- Я тебе про людей говорю, а не про правительство, куда тебя понесло-то? – рассердилась Вера Ивановна.
- И я про то же самое тебе толкую. Вся страна наперегонки врет: власти, телевидение, газеты, реклама, банки, начальники - все словно сговорились, как будто в игру какую-то играют с нами – кто лучше и быстрее нас надурит. Куда ни пойди, куда ни сунься – везде стараются облапошить. За деньги готовы душу дьяволу заложить, – не на шутку разошлась Надежда. – Один только мой Сашок меня не обманывает. Никому сейчас верить нельзя! Ни-ко-му!
- Ты не права Надежда, - возразила Вера Ивановна. – В любые времена без веры жить нельзя. Как же тогда жить, если никому не верить?.. А ты сама разве никого не обманываешь, когда в своей столовой порции не докладываешь?
- Я?! – притворно возмутилась Надежда. – Да никогда!.. Ну… Нет, вообще-то бывает иногда… Но все это, клянусь, только из благих намерений, не наживы ради, а здоровья для. – Надежда, словно в раскаянии, опустила глаза ниц и молитвенно сложила руки.
- Это из каких таких благих намерений? – удивилась Вера Ивановна.
- Единственно о фигурах ближних пекусь, дабы не порастолстели. – Надежда игриво закрутила бедрами все с тем же наигранным раскаянием на лице.
Вера Ивановна, не выдержав, прыснула.
- Ой, Надька, с тобой не соскучишься! Ты неисправима! – хохотала она.
- Ты тоже, - схватив Веру Ивановну и закружив по комнате, призналась Надежда, - святая ты моя простота! Хоть и напустила на себя серьезности и строгости – а все такая же доверчивая тюха! – и она смачно чмокнула Веру Ивановну в щечку.
Вера Ивановна вынесла из своей комнатки увесистый целлофановый пакетик с золотом. Машка, до этого мирно дремавшая на диване, вдруг проснулась, лениво потянулась, зевнула и села, с интересом глядя на подруг.
- Все нормально, Машенька, успокойся,- погладила ее Вера Ивановна.- Видишь, она все понимает.
Надежда в ответ только пожала плечами и скептически усмехнулась.
- Выдумаешь, тоже…
А Машка, словно и вправду что-то понимая, опять завалилась спать.
- Небось, золото в постельном белье прячешь? – поинтересовалась Надежда.
- Ну да, а где же его еще прятать? Самое надежное место.
- Самое проверенное место для воров. Ты Криминальные новости хоть иногда смотришь? Учат вас, учат…
- Да что их смотреть? Надоело уже все это зверство и кровища, хочется какой-то отрады для души…
- Вот и нашла себе отраду – с Котофеичем, мур-мур-мур…
- Мур-мур-мур, мя-я-я-у!- поддержала Вера Ивановна подругу и обе закружились в каком-то фантастическом танце, подражая кошкам, выпускающим коготки.
Машка, лежа на диване, только нервно подергивала хвостом. Эти разрезвившиеся тетки явно мешали ей спать. А подруги, расхохотавшись, весело повалились на диван, чуть не придавив Машку. Та, фыркнув на них, умчалась на кухню, чем еще больше рассмешила подруг…
Вскоре Василий Варфоломеевич со своим по-холостяцки небогатым скарбом, который весь уместился в одну дорожную сумку, переселился к Вере Ивановне. Машка приняла его так же, как и Надежда: шипела, рычала, в руки не давалась, всем своим видом показывая, что это - чужак. Зато, избалованный Мурзик, к удивлению Веры Ивановны, полюбил Котофеича с первого дня какой-то сумасшедшей любовью: бегал за ним собачонкой, ластился и мурлыкал до того, что закашливался, спал только с ним одним, и млел от счастья при малейшем проявлении внимания со стороны Котофеича. Вера Ивановна, глядя на эту идиллию, даже ревновала, а Варфоломеич только хитро улыбался в ответ:
- За своего принял…
Недели через две после переезда Котофеича, Вера Ивановна, наконец, опять собралась в Москву сдавать золото: Сашка пора уже было определять на операцию, а денег, Лебедевы, как ни тужились, так и не собрали до нужной суммы. Надежда, вопреки категорическому противостоянию со стороны Сашка, даже хотела для этого продать машину, но Вера Ивановна отговорила ее:
- Ну, и сколько тебе дадут за нее? В лучшем случае долларов 500. Они тебя все равно не выручат, а машины лишитесь. Нет, подруженька, давай-ка, еще раз попытаемся сдать золото. Только ты, пожалуйста, поезжай со мной, а то мне одной что-то страшновато.
- Группа поддержки? – улыбнулась Надежда.
- Ну да, а то я опять в какую-нибудь историю вляпаюсь.
- А все это из-за твоего «Людям верить надо», - не преминула съязвить Надежда.
Вера Ивановна в ответ, словно извиняясь за свою неисправимость, только пожала плечами.
Котофеичу, так же как и Сашку, в целях конспирации сказали, что едут продавать зелень. Котофеич тут же стал настойчиво набиваться в попутчики, предлагая свою помощь, но подруги, не сговариваясь заранее, заявили, что им еще надо будет побегать по магазинам, чем сразу отпугнули его - всем известно, как мужчины любят это дело. Золото смогли взять только то, что хранилось у Надежды, а накопленное уже после переезда Котофеича, Вера Ивановна оставила дома: не было никакой возможности незаметно вытащить из тайника. Вера Ивановна, следуя совету подруги, нашла более подходящий, по ее мнению, тайник для золота: комод. «Уж в нижнее белье наверняка никто не догадается полезть», - наивно полагала она.
Котофеич, словно нарочно, неотступно крутился рядом, помогая Вере Ивановне собирать корзинку. «Ладно, хватит и того, что хранится у Надежды», - отступилась от своих попыток Вера Ивановна.
Котофеич, после того, как посадил Веру и Надежду на электричку, сразу же, чуть не бегом вернулся домой, зачем-то порылся в комоде, и незамедлительно позвонил в Москву:
- Резо, слушай, моя мадам с подругой только что отправилась в Москву.
- Зелень продавать и по магазинам побегать.
- Нет, золото не взяла, точно. Я сам укладывал корзинку. Мне-то что теперь делать?
- Нет, говорю тебе, встречать их незачем, они порожняком поехали.
- Да что их трясти? Нет у них с собой ничего, точно говорю. Золото все на месте, я проверил.
- У подруги? Это вряд ли. Золото, как и деньги, все нормальные люди даже самым близким родственникам не доверяют, не то, что подругам, - убежденно возразил Котофеич.
- Да, конечно, узнал. Узнал, говорю, откуда у нее золото берется. Не поверишь, - он довольно хохотнул, предвкушая эффект от его сообщения, – кошка ее золотом гадит!
На другом конце провода, очевидно, воцарилось гробовое молчание, потому что Котофеич начал усердно дуть в трубку и нервно к ней взывать:
- Фу-фу! Алло! Алло! Вы меня слышите? Фу-фу! Что за связь?! Фу-фу, алло, алло!
Наконец на другом конце провода кто-то заговорил, потому что Варфоломеевич долго и внимательно слушал, постепенно свирепея лицом, а потом вдруг заорал тоном, совершенно не приличным для «настоящего полковника»:
- Какое фуфло?!! Какая тюлька?!! Кто сбрендил?!! Ты что, меня за фраера держишь?!! Да отвечаю я!!! Кошка гадит, говорю тебе!!! Своими глазами видел!!! Зуб даю!!!
После очередного длительного молчания, Василий Варфоломеевич опять негодующе взорвался, местами переходя на мат:
- Слушай Резо! … мать твою так и разэдак! Я тебе что, … фраерок?!! …!!! Еще раз тебе говорю,…буду, кошка… гадит, …буду, век свободы не видать!!!...!!!
На другом конце после такой эмоциональной речи, ему, вероятно, наконец-то поверили. Потому что Котофеич послушал немного собеседника и заговорил уже почти миролюбиво:
- Как, как? Случайно. Утром встал по нужде, смотрю, кошка нагадила, а баба в этой кучке зачем-то копается, словно ищет там что-то. Вот и стал приглядывать за ней каждое утро. А один раз вышел на кухню, а она золото со стола не успела спрятать. Ну, я, конечно, сделал вид, что ничего не заметил, но сообразил уже, что это как-то с кошкой связано. Стал наблюдать. И так каждое утро: хозяйка сначала в кошачьей кучке покопается, словно выковыривает что из нее, а потом золото намывает…
Котофеич замолчал, слушая собеседника.
- Тайник? Да без всякого труда нашел! Как и все бабы – в нижнем белье прячет – и золота в нем каждый день прибавляется, это я тоже приметил. Но, кошка-то, стерва – только утром и при хозяйке золотом гадит – я сам днем проверял – ничего не нашел… Мне-то что теперь делать? Надоело «полковника» из себя строить. Уже тошнит от всех этих уси-пуси, сяси-масяси, люленьки-гуленьки…
По всей вероятности, за этим последовали какие-то указания.
- Ага, ага…- довольно закивал головой «полковник». - Понял. Слушай, Резо, у нее тут еще котенок рыженький есть. Может, его тоже прихватить?
- Нет. Он не гадит золотом, это точно. Я тоже проверял
- Да, уж очень я к нему привязался…
- Я бы и бабенку прихватил с собой. Хороша, дуреха! Даже жалко такую обувать, – довольно рассмеялся «полковник». – Ну, все, жди. Подробности при встрече.
Он опять по-хозяйски полез в комод, вытащил бережно спрятанное Верой Ивановной золото, не разглядывая его, сунул завязанный узелком носовой платок к себе в сумку, нашел в ванной комнате старенькое полотенце, которым Вера Ивановна любовно вытирала Машку после купаний, достал из холодильника мороженную кильку – Машкино лакомство, и начал притворно-ласково зазывать ее:
- Маш, Маш, на рыбку, кис-кис-кис!
Кошка сидела на подоконнике, готовая в любую минуту шмыгнуть в форточку и недоверчиво смотрела на соблазнителя. Зато на его зов тут же примчался Мурзик. Видя, как Мурзик уплетает ее любимую рыбку, Машка, наверное, подумала, что ничего страшного не случится, если и она поест рыбки, тем более что этот лживый и противный Котофеич отошел от миски, сидит за столом и пьет чай, и ей, кажется, ничто не угрожает. Вот что с нами творит желудок!!! Из-за аппетитно пахнувшей рыбки Машка, потеряла всякую бдительность и спрыгнула с подоконника… И в тот же миг коварный Котофеич накинул на нее полотенце! Машка отбивалась изо всех кошачьих сил, шипела и царапалась, изворачивалась ужом и кусалась, но ей ничего не помогло. Вскоре она была надежно упакована в сумку Котофеича и вместе с ним отбыла в неизвестном направлении. Надо отдать должное Котофеичу: он заботливо закрыл дверь на замок, оставил в тайнике ключ для Веры Ивановны и плотно прикрыл за собой калитку, чтобы, не дай Бог, не зашел кто посторонний…
Из Москвы подруги возвращались уставшие, но счастливые и радостно-оживленные. Об этом можно было судить по обрывкам их сумбурного, сопровождавшегося взрывами смеха, обсуждения дневного вояжа по Москве:
- А этот старый цыган глазищи вытаращил, ха-ха-ха…
- А ты ему говоришь, ха-ха-ха…
- А он, как увидел, ха-ха-ха…
- А на Измайловском, помнишь, ой я не могу…
- А на Черкизовском-то, ой, ха-ха-ха…
Им сегодня пришлось объездить не один рынок в Москве. Еще по дороге в столицу они обговорили план своих действий: никаких мастерских и ломбардов, только рынки и сомнительные скупщики золота. Но товар, в целях предосторожности, обменивать не целиком, а мелкими партиями. Деньги прятать только в сугубо интимные места, как бы тесно там ни было. И теперь вполне довольные собой и результатами поездки, они ехали в электричке, смеясь над своими дневными страхами и волнениями. Вот только по магазинам не успели пробежаться, прикупить каких-нибудь шмоток для отмазки. Не до этого им было сегодня, честно говоря.
- А, что-нибудь придумаем! – беззаботно махнула рукой Надежда.
Неожиданно взгляд Веры Ивановны остановился на корзинке, полной завядшей к вечеру зелени.
- Надь, ты посмотри! – она удивленно ткнула пальцем в сторону корзинки. – И что нам с ней теперь делать?
Подруги, увлеченные продажей золота, совершенно забыли про зелень, протаскав за собой полную корзину целый день и даже не заметив этого.
- Давай выкинем, - предложила Надежда.
- Жалко. Давай лучше людям раздадим, не назад же ее вести, в самом деле. Это, своего рода, улика.
Надежда встала и тут же принялась зазывно кричать на весь вагон:
- Подходи честной народ, у нас целый огород! Есть укроп и чесночок, и петрушка, и лучок! – и сама рассмеялась своей импровизации.
Но народ сидел молчаливый, с безучастно застывшими лицами-масками, словно никто ничего не слышал.
Надежда опять зазывно закричала:
- Подходи, налетай, все задаром забирай!
Вера Ивановна восхитилась:
- Ой, Надежда, где ты так торговать научилась?
Но никто не спешил на раздачу халявы. Недоверчивый стал народ, стреляный. С некоторой опаской быть втянутым в какую-нибудь аферу, подошел лишь один пьяненький мужичок бомжеватой внешности, поинтересовался:
- Почем продаете?
- Да не продаем, за так отдаем! Господи, что это я стихами заговорила? – даже испугалась Надежда.
- За так, извините меня, гражданочки, даже прыщ не вскочит, – недоверчиво приглядывался к зелени покупатель.
- Ну, тогда покупай, что ли? – предложила ему Надежда.
- Купить – денег нет, – развел руками «покупатель».
- Чего же тогда прицениваешься? – изумилась Надежда.
- Из интересу, – пояснил мужичок. – Вправду за так отдадите или просто цену на товар набиваете?
- Вот народ-то пошел, - усмехнулась Надежда, выразительно глядя на Веру Ивановну, - ничему не верят. Бери уже, пока дают…
- Что вот так вот, без-воз-мезд-но? – с трудом выговорил он последнее слово.
- Безвозмездно, безвозмездно, значит, даром, – подтвердила Надежда.
Она сунула ему в руки полную охапку лука, молодого чеснока, укропа, петрушки, аккуратно расфасованные пучками. Мужичок, просто ошалел от привалившего ему счастья, и, забыв поблагодарить, со скоростью перепуганного лося ломанулся в соседний вагон, словно опасаясь, что вдруг эти странные женщины передумают и все отнимут. Но они только весело рассмеялись ему вслед. В соседнем вагоне, опасливо поглядывая в сторону тамбура, сначала робко, потом все смелее и смелее он начал торговать зеленью, выкрикивая понравившуюся ему рекламу и совершенно не тревожась об ответственности за плагиат:
- Подходи, честной народ, у нас целый огород! Есть укроп и чесночок, и петрушка, и лучок!
И народ дружно потянулся к нему, деловито спрашивая цену и усердно торгуясь. За какие-то полчаса мужичок счастливо распродал весь товар.
А несколькими часами раньше… На пороге знакомого уже особняка на Рублевке, по-восточному затейливо и безвкусно украшенного прилепившимися к его фасаду башенками, напоминавшими минареты и массивными четырьмя колоннами, поддерживающими террасу, обнесенную кованой решеткой тоже с восточным орнаментом, появился гость… Огромные деревянные, с искусно выполненной резьбой, двери за колоннами, еще более придавали дому схожести с мечетью. С трудом открыв их, в дом вошел Василий Варфоломеевич со своей дорожной сумкой.
- Есть тут кто живой? Резо!
- И здрастуй, Стыпан! Вах, молодэц! Заходы, заходы! – приветливо пригласил спускавшийся с широкой, белого мрамора лестницы, ведущей из холла на второй этаж, хозяин. Несмотря на свою тучность, он грациозно, с балетной элегантностью переставлял свои короткие ножки, аккуратно вытягивая носок и привычно заводя ступню в третью позицию, чем всегда непомерно удивлял всех окружающих.
- Слушай, Резо, все хочу тебя спросить. Где ты научился так красиво ходить? Или у тебя от рождения такая походка? Идешь – как пишешь, просто балерина…
- Я и ест балэрин, - довольный похвалой ответил Резо-бакинец.
- Не понял!
- Мой мама очн сыльно хотэл, чтоби ее Резо стал знамэнитий, как Нурыев. Слюший, пят лэт учился! Потом мама давал болшие дэнги в Болшой театр, чтоби минэ туда взали. Нэ взали – говорат, рост нэ хватаэт. А ти знаэш, кито мой мама бил? – Резо воздел руки к небесам. – Сам Клара – зеркало! Слишал про такой?
- Да ты что?! Клара-зеркало - это твоя мать?! – искренне удивился Степан. Клара была легендарная в криминальных кругах 60-70 годов женщина – своего рода Сонька-золотая ручка в Советском исполнении. В свое время, она навела шороху, организовав в Баку не одну банду. Ее подопечные угоняли самые дорогие в те времена машины – «Волги», грабили ювелирные и другие магазины, не обижали вниманием и маститых хозяйственных и партийных работников не только Азербайджана, но и других республик. В общем, погуляла мамочка Резо в молодости совсем неплохо. Отсидев по зонам в общей сложности больше 30 лет, она между отсидками умудрилась родить двух сыновей и дочь, с которой и доживала сейчас свою старость.
– Кто же не знает Клару-зеркало! – восхищенно качал головой Степан. – Вот что значит гены!
- Дажи мой мама не помог! И гидэ я им возму рост?
Степан, представив толстого коротконого Резо в роли балеруна, весело расхохотался, от чего тот даже обиделся:
- Ничэво смешного нэт. Одны слозы. Пят лет потратыл зря. Лючьше на зубного врачья пошел – честно би жил, нэ связался би с афэристы-мафэристы.
Он завел гостя в тот же самый огромный зал, где не так давно принимал Соломоныча.
– Ну, показивай, чиго ты нам привоз. И гидэ твой кошка? Гидэ золот?
- В сумке. – Степан, он же Василий Варфоломеевич, озирался по сторонам, - Резо, надо бы все двери и окна закрыть, а то эта стерва убежит.
Резо театрально хлопнул в ладоши. В тот же миг перед ним словно из-под земли появился огромный детина, напоминавший Железяку и Дубину одновременно.
- Слюший, Илюща, закрой висэ двэри и окны, и ны кого нэ пускат ко мнэ. Поныл?
После принятых мер предосторожности Степан наконец открыл сумку и полез за узелком с золотом. В тот же миг он отдернул окровавленную руку и заорал благим матом:
- А-а-а! Стерва злючая! Царапается, сволочь!
Машка сидела в сумке со вздыбленной шерстью, прижатыми ушами и злобно шипела. Казалось, что между волосков ее шубки пробегают электрические разряды.
- Витрахивай, витрахивай ее оттуда! – посоветовал Резо.
Степан взялся было, за сумку, но оттуда молниеносно вылетела кошачья лапа с когтями, приведенными в полную боевую готовность, и мощно ударила несколько раз по сумке. Степан отскочил, и в злости саданул ногой по сумке, отчего та упала со стула. Кошка, моментально сориентировавшись в изменившейся обстановке, пулей вылетела из сумки и, слегка пометавшись в поисках убежища, скрылась под диваном.
- Ну все, хрен мы ее теперь оттуда вытащим, - подытожил Степан.
- Пуст сыдыт. Ест захочыт – вылизыт. Золот давай!
Степан порылся в растерзанной сумке, вытащил и протянул Резо узелок с золотом.
- Вах, Вах! – одобрительно покачал головой Резо. – Заптра всо исдашь кассыру, полючишь гонорар. Седни будишь тут спат – кошку охранят. Эсли заптра золот нэ будэт от ние, тибэ сапсэм кришка будэт, понил?
У Степана выдалась веселенькая ночь… Они допоздна засиделись с Резо, потягивая коньячок, пытались выманить кошку из-под дивана разными деликатесами: ветчиной, севрюгой, балыком, мясом, но кошка ни на что не реагировала. Вспоминали маму Резо, ее громкие, нашумевшие дела, поговорили и о тяжелых нынешних временах. Далеко за полночь, охмелевший и отяжелевший Резо поднялся к себе, а Степан улегся тут же, на диване. Всю оставшуюся ночь ему снились жуткие кошмары: здоровая, с хорошего поросенка, кошка то повисала у него на спине, пропахав ее бороздами рваных окровавленных ран, то намертво вцеплялась ему в горло… Степан в мокром поту вскакивал, со страхом заглядывал под диван, чтобы убедиться, что это был всего лишь сон. Кошка все так же сидела под диваном и злыми зелеными глазами сверкала на него из темноты.
- У, ведьма! – ворчал Степан и вновь укладывался, чтобы через час опять вскочить в холодном поту…
Только утром, когда Резо лично убедился в наличии золота в Машкиной кучке, Степан был отпущен на волю.
С электрички подруги направились к Надежде.
- Ну, наконец, приехали! – обрадовался им Сашок. – Что так долго-то?
- На дневную электричку не успели, пришлось последней ехать.
Они заперлись в спальне, объяснив Сашку, что им не терпится примерить обновки, привезенные из Москвы, и чтобы он ни под каким предлогом не заходил к ним. Оставшись вдвоем, они молча начали вытаскивать из потаенных мест нижнего белья деньги, сложенные кучками, аккуратно разбирать их по купюрам: отдельно тысячные, отдельно пятисотенные, сотенные и пятидесятирублевые. Когда все деньги были разобраны, так же молча и деловито принялись за подсчет, поделив кучки между собой. Надежда, подсчитав свою часть, достала из сумки записную книжку и ручку, записала свой итог, дождалась, когда Вера Ивановна закончит с подсчетом, и шепотом спросила:
- Ну, сколько у тебя?
Вера Ивановна, вытаращив глаза от ужаса, так же шепотом ответила:
- Четыреста двадцать шесть тысяч семьсот пятьдесят!!! А у тебя?
- Четыреста сорок две тысячи четыреста!!!
Надежда подсчитала результат и по слогам все так же шепотом сообщила подруге:
- Восемьсот шесть-десят де-вять тысяч сто пять-десят рублей!!!
- Сколько, сколько? – переспросила Вера Ивановна, и, не дожидаясь ответа, взяла у Надежды записную книжку и прочитала:
- Восемьсот шестьдесят девять тысяч!!! Сто пятьдесят рублей! О-бал-де-е-еть! Надь! Почти миллион!!!
Они уставились друг на друга, не в состоянии вымолвить ни единого слова. Тут в дверь постучал Сашок:
- Девчонки, вы что там, уснули? Можно к вам?
- Нет! Нет! – в один голос закричали подруги. – Мы раздетые!
И они торопливо начали собирать деньги. Надежда достала обувную коробку с новыми туфлями, вытащила их:
- Давай, складывай пока сюда, потом надежнее перепрячу, – шептала она. – Ой, Вер, что будешь делать с такими деньжищами?
- Самое главное – сейчас Сашка твоего на операцию отправить надо. А потом что-нибудь придумаем, как их потратить. Тратить – не зарабатывать, – и обе радостно рассмеялись.
- Да, ты не тяни с операцией. Денег сколько надо, столько и бери, поняла?- шепотом наставляла Вера Ивановна.
- Завтра же пойду в больницу, все узнаю и направление возьму, - пообещала ей Надежда. – Ну, мы ничего не оставили? – Она оглядела кровать, на которой они считали деньги.
- Нет, вроде все чисто.
Надежда засунула коробку с деньгами на антресоли платяного шкафа, для надежности еще закидав ее какими-то вещам, а туфли, повертев в руках и не зная, куда бы их засунуть, одела.
- Скажу, что вот туфли купила себе.
- Так он же их видел уже!
- Думаешь, помнит? – Беспечно махнула рукой Надежда.
- О! - удивленно встретил их Сашок. – А где же ваши обновки? Я жду, что вы мне их демонстрировать начнете…
- Да Вера нижнее белье купила, не будем же мы его тебе демонстрировать. А я – вот себе туфли купила. Красивые?
- Ух ты! – восхитился Сашок.
Подруги многозначительно посмотрели друг на друга и чуть не расхохотались.
- Ну, все, давайте за стол, а то есть очень хочется, – поторапливала Надежда, еле сдерживая смех.
- Нет, я домой побегу, - начала отговариваться Вера Ивановна. – Меня Василий, наверное, заждался.
- Никаких Василиев! – категорически заявила Надежда. – Перекусишь - тогда и пойдешь. Целый день маковой росинки во рту не было, голодные, как стая волков. День ждал, подождет еще немного твой Василий.
- Ну, хоть позвонить дай, беспокоится, наверное, - сдалась Вера Ивановна.
Телефон почему-то не отвечал.
- А ты говоришь «заждался»! – заметила Надежда, бегая из кухни в зал, накрывая на стол.
- Заснул, наверное. Хотел сегодня свет в сарае проводить. Намаялся, наверное. Да завтра ему еще и на смену – лег пораньше,– объясняла Вера Ивановна, не очень-то и обеспокоенная.
Сашок к их приезду зажарил в духовке окорочков, отварил молодой картошки, даже нарезал салат.
- Все, садимся, - поторапливала Надежда, доставая припрятанную от Сашка бутылку водки. – Верунь, нам с тобой сегодня не грех и выпить, а? – предложила она.
- А мне? – поинтересовался Сашок.
- Тебе ни-ни! Все, кончилась твоя спокойная жизнь. Завтра начинаем бегать по врачам. Вдруг сразу какие-нибудь анализы сдавать придется.
- Чего бегать-то? – удивился Сашок. – Денег все равно еще не собрали. Хоть сорок капель, а, Надь?
- Никаких капель! – непреклонно заявила Надежда. – Все мы уже собрали, деньги есть.
- Откуда?
- Верочка вот нам помогла.
- Вы что, зелени на 1000 долларов продали? – воззрился на них Сашок.
- У Славы заняли. – Надежда вопросительно посмотрела на Веру Ивановну. Та усердно закивала головой, поддерживая подругу.
- Заняли они. А чем отдавать-то будем? – недовольно буркнул Сашок.
- Ничего, что-нибудь придумаем. А с операцией тоже тянуть нельзя. Самое главное – здоровье, остальное все приложится. Ну, Вер, давай – за здоровье и удачу!
Дом встретил Веру Ивановну тишиной. Один только изголодавшийся Мурзик выбежал ей навстречу. Вера Ивановна обошла весь дом – Василия нигде не было. Не было и Машки. «Опять по котам завихрилась, гулена, – подумала про нее Вера Ивановна. – А вот куда Василий делся – не понятно». Она покормила Мурзика, не дававшего проходу и жалобно мяукавшего, теряясь в догадках куда мог запропаститься Василий. «Может быть, на работу вызвали? Светлану зачем-нибудь подменить понадобилось?» - пришло ей на ум. Она позвонила на завод. Дежурила Светлана. Тогда Вера Ивановна, уже начиная беспокоиться, позвонила Надежде.
- Надь, ты представляешь, а ведь Василия нет дома.
- Откуда же я знаю, где он? Меня ведь целый день дома не было.
- Нет, записки никакой не оставил.
- Да ладно тебе, золото, золото…Тут человек пропал, а ты со своим золотом! Может у него беда какая случилась?
- Да он и не знает, где оно спрятано. Неужели в мое нижнее белье полезет?
- Ой, да ладно тебе, пристала, как репей, со своим золотом, – в сердцах ответила Вера Ивановна. - Сейчас посмотрю, подожди…
Она пошла в зал, приоткрыла комод, привычно сунула руку в укромный уголок, и, не найдя узелка на привычном месте, выдвинула ящик до конца и принялась предательски задрожавшими руками перетряхивать все вещи, лежавшие в нем, по одной, отбрасывая уже проверенные на диван. Через минуту ящик был пуст, а узелка с золотом так и не нашлось. Вера Ивановна заодно заглянула в сервант, в ящик, где хранились документы и все ее «драгоценности»: золотые серьги, цепочка с кулоном и часы, подаренные еще Игорем за рождение дочери. Все было на месте. Она достала паспорт Василия, который лежал тут же, и с ним в руках пошла к телефону.
- Нет золота, – сказала она упавшим голосом. - Остальное все на месте. И паспорт его дома. Подожди, минутку. – Вера Ивановна открыла антресоли в прихожей. – Сумки его дорожной, с которой он ко мне переехал, тоже нет.
- Ой, Надежда, да если бы он сбежал, то, наверное, и все остальное прихватил бы. Уж паспорт-то точно бы не оставил, - возражала она подруге. – Паспорт ведь дома! Как он без паспорта сбежит? Думай, что говоришь! Может, у него беда какая приключилась? Может быть, мне в милицию позвонить?
- Хорошо, подожду до утра. – И Вера Ивановна положила трубку.
Было уже поздно идти спрашивать соседей, не знают ли они случайно, что случилось с Василием. Это Вера Ивановна решила отложить до утра, так же, как и милицию. А вот в больницу все же позвонила. В приемном покое, пошелестев страничками дежурного журнала, ей ответили, что «Петров Василий Вар… О, господи, ну и отчество! – Варфоломеевич в больницу не поступал».
Вере Ивановне казалось, что эта ночь никогда не закончится. Любой ночной шорох заставлял ее подниматься и бежать в прихожую: в каждом звуке она слышала металлический скрежет открываемого замка, а шаги редкого ночного прохожего надолго приклеивали ее к окну. О чем она только не передумала в эту ночь! Но дурные мысли она старалась гнать прочь. «Неужели Надежда права? Неужели обманул? Нет-нет, не мог он меня обокрасть, - убеждала себя Вера Ивановна. – Если бы это было так, взял бы тогда и все, что лежало в серванте. Но ведь не взял же? Нет. А самое главное - паспорт?! Если бы сбежал, то обязательно с паспортом. Не мог же он его мне на память оставить? Скорее всего, у него какая-то беда с сыном приключилась, и он экстренно уехал в Москву, – искала она оправдания случившемуся. - Ну, почему-то не может позвонить оттуда. Может быть, какие-то обстоятельства не дают? Бывает же такое? Сколько угодно…А зачем же он все-таки взял золото? Наверное, на всякий случай, если вдруг деньги понадобятся…Приедет и все объяснит. Откуда он вообще узнал про него? Искал? Рылся в моем нижнем белье? Ой, как все нехорошо… И Машка опять куда-то запропастилась».
В 6 часов утра, перед работой, к ней забежала Надежда.
- Э, да я смотрю, ты совсем не спала! – глядя на осунувшееся лицо Веры Ивановны с темными кругами под глазами, - осуждающе покачала головой Надежда. – Ну, что ты себя так изводишь?
- Ой, Надежда, я уже не знаю, что и думать,- со слезами в голосе пожаловалась Вера Ивановна.
- Да нечего тут и думать, и так все понятно: тихо-тихо влез в душу и в дом, грабанул тебя и был таков…
- Нет, мне все-таки кажется, что здесь что-то другое. Может быть, он обиделся на меня за что-нибудь, да опять на квартиру ушел?
- А золото в качестве компенсации за свою обиду прихватил? Нет, не зря мне сердце подсказывало, что проходимец он, аферист. А Машка не пришла?
- Нет, не пришла. Гуляет, наверное. А может быть, у него какая беда с сыном приключилась? Слушай, у него где-то бумажка с телефоном сына валялась, я ее еще куда-то прибирала, чтобы не потерялась. Сейчас-сейчас, - Вера Ивановна покопалась в своей записной книжке, лежавшей на тумбочке с телефоном, - вот она. Как ты думаешь, удобно в такую рань звонить? Не потревожу людей?
Надежда только пожала плечами:
- Ну, попробуй, позвони…
Вера Ивановна набрала номер. К телефону долго никто не подходил.
- Спят еще, наверное,- словно оправдываясь перед Надеждой, сказала она.
Наконец кто-то взял трубку.
- Простите, пожалуйста, могу я слышать Сергея Васильевича?
- Какого Сыргея? Нэт тут иникакых Сыргеев! Спат нэ дают! – оглушил Веру Ивановну недовольный мужской голос.
- Извините, ради Бога, что потревожила. Это квартира Петровых? Можно мне Сергея или Василия Варфоломеевича?
- Слюший, нэт тут такых! Дай мне спат! – и на другом конце бросили трубку.
Вера Ивановна недоуменно пожала плечами:
- Какой-то нерусский. Говорит, что «нет таких»…Может быть, я номер неправильно набрала? – и она принялась снова набирать номер, сверяясь с бумажкой. Но результат был тот же. На другом конце, где-то в Москве опять рассерженный нерусский голос уже дико завопил в трубку:
- Достала ты минэ сапсэм!!! Совэст у тыбя ест или сапсэм нэ осталос?! Дай мне спат, нэ звоны суда болшэ!
- Ну что? – участливо спросила Надежда.
- Опять туда же попала. Ничего не понимаю. Он с этой бумажкой всегда звонил сыну.
- И что будешь делать дальше? – поинтересовалась Надежда.
- Сейчас сбегаю до Полины Матвеевны, у которой он квартиру снимал. Если и там нет – пойду в милицию.
- Ну ладно, беги, а мне на работу пора.
Подруги вместе вышли из дома, и разошлись в разные стороны.
- Ты позвони мне после милиции, – крикнула вдогонку Надежда.
У Полины Матвеевны Василия тоже не было.
- Нет, милая, как съехал с квартиры, так больше и не появлялся,– заверила ее Полина Матвеевна.
На обратном пути домой Вера Ивановна во дворе соседнего дома увидела копающуюся в огороде Галю.
- Галь, здравствуй. Слушай, ты случайно не видела вчера Василия? – спросила она через забор.
- А, Верочка! Здравствуй. Как же, как же, видела. Вот, как вы с Надей уехали, он вернулся со станции, а где-то часа через два и сам куда-то направился, с сумкой такой большущей.
- Ничего не сказал, куда пошел? – с надеждой, что хоть что-то проясняется, спросила Вера Ивановна.
- Нет, он меня и не заметил даже, я морковку пропалывала, а он весь такой озабоченный мимо пронесся. Я еще подумала «Опаздывает, что ли куда?» А что такое? Случилось что-нибудь?
- Да, пропал куда-то. А Машку мою не видала?
- Тоже пропала? – поинтересовалась Галина.
- Тоже, - вздохнула Вера Ивановна.
- Ну, Машка гуляет, поди. Кошачье дело такое. А вот с Василием… - соседка развела руками.
Не успела Вера Ивановна войти в дом, как зазвонил телефон. Она опрометью кинулась к нему. «Василий, наверное, пока меня не было, обзвонился», - подумала она, хватая трубку. Звонил начальник цеха.
- У вас что, медовый месяц еще не закончился? – загудел он в трубке своими несуразными шуточками.
- Вы о чем это, Геннадий Васильевич? – устало спросила Вера Ивановна.
- Где твой молодожен? Почему на работу не вышел?
- Не знаю я, где он.
- Как так?
- Да вот так. Вчера в Москву ездила. Приехала, а его нет, вещей нет.
- Твоих?! – ахнул Геннадий Васильевич.
- Да нет, мои все на месте. Его вещей нет.
- Может, к сыну поехал?
- Звонила уже, там говорят, что такие не проживают. Ума не приложу, что мне делать.
- Н-да, озадачила ты меня, Ивановна. А может быть, ты вместо него сегодня выйдешь? – предложил начальник.
- Да что Вы, Геннадий Васильевич, мне же завтра на сутки заступать, я не выдержу. Да и в милицию надо бы сходить, на розыск подать.
- Ну ладно, давай разыскивай своего суженого-ряженого…Я попозже позвоню, может отыщется пропажа?
В милиции дежурный не захотел принимать заявления у Веры Ивановны:
- Вы кем ему приходитесь?
- Никем.
- Заявления принимаем только от родственников и только через трое суток с момента отсутствия.
- Гражданская жена я ему.
- Выходит, что действительно никем не приходитесь.
Но, посмотрев на осунувшуюся за одну ночь и расстроенную Веру Ивановну, смилостивился:
- Ну ладно, давайте паспорт.
- Мой или его?
- Оба.
Просмотрев паспорта, дежурный радостно объявил:
- А паспорток-то у него - липовый!
- Как липовый? – оторопела Вера Ивановна.
- Фальшивый, значит. Такие сейчас в Москве чуть не в каждом переходе продают.
- Да-да, он из Москвы приехал, - растерянно подтвердила Вера Ивановна.
- Московский гастролер, значит. Много у вас взял?
- Чего взял? – не поняла Вера Ивановна.
- Украл много? – пояснил дежурный
- Да… Нет… Не очень… - смешалась Вера Ивановна.
Про золото она по известной уже причине побоялась даже заикаться: еще начнут выпытывать, откуда взяла…
- Заявление о краже будем писать? – поинтересовался дежурный. – По этому заявлению мы Вам его скорее найдем.
- Нет-нет, не буду я писать заявление,- решительно заявила Вера Ивановна.
- Зря, – огорчился дежурный. – Но паспорт его я все равно оставляю, будем работать. Если вдруг объявится Ваш пропавший, пусть зайдет за ним сам. Но я не думаю, что он сюда еще сунется, если паспорт оставил. Видно, все свои дела сделал и спокойно отбыл.
- А можно, я адрес прописки перепишу? – попросила Вера Ивановна.
- Вы что, надеетесь его там найти? – искренне удивился дежурный. – Я Вам объясняю, гражданочка, еще раз: все это липа, и адресок подставной. Может, такой улицы в Москве даже и нет, зря только время потратите. У него таких паспортов, наверняка, не один. Мой Вам совет: плюньте и забудьте.
«Стыд-то какой! Позорище! - думала Вера Ивановна, уныло бредя домой. – Будут теперь судачить обо мне на каждом углу. Столько лет прожила честно и безупречно, и – на тебе, вляпалась в такую историю! Где только мои глаза были? Как я все объясню Любе?.. Но он-то, хорош гусь! Такой обходительный, интеллигентный человек. Кто бы мог подумать? Вот Надежда, молодец, сразу его раскусила, а я, дурында, еще верить не хотела ей».
Около дома ее окликнула Галина:
- Вер, как дела? Не нашелся Василий?
- Нет, - махнула рукой Вера Ивановна. – В Москву вернулся.
- Ну, ты подумай, - сокрушалась Галина, - а на вид такой представительный мужчина. И к тебе так хорошо относился, по дому помогал. Вот ты объясни мне, и чего этим мужикам не хватает? Дома хоть все на месте, ничего не прихватил?
- Нет, ничего. Красть-то у меня нечего, если только пианино, так его не утащишь.
Вера Ивановна пришла домой, немного поплакала от обиды и жалости к себе, выпила валерьянки для успокоения души и нервов, и прилегла поспать. За беготней и переживаниями с Котофеичем Вера Ивановна совсем не думала про Машку, убежденная, что та опять на своих кошачьих гулянках прохлаждается. Придет, не впервой… Но, видно, не суждено ей было выспаться в этот день. Вскоре прибежала Надежда.
- Ну, была в милиции? Что сказали?
- То же самое, что и ты мне говорила.
- А как же паспорт?
- Поддельный паспорт, фальшивый. Предложили мне написать заявление, чтобы открыть уголовное дело об ограблении. – Вера Ивановна замолчала и горько вздохнула.
- Ну?
- Отказалась. Как я им объясню, откуда у меня в доме столько золота?
- Обидно.
- Что обидно: что обокрал, или что искать не будут? – уточнила Вера Ивановна.
- И то, и другое.
- Все бы ничего, но как я Любе все это объясню? Стыдно-то как!
- Ничего, - успокоила подруга, - с кем не бывает! Не бери в голову. Ты лучше о себе подумай, а то вон вся извелась, осунулась, бледная, как смерть. Выспаться хорошенько тебе надо, прежде всего. Ты ложись, а я побегу – у меня сегодня трудный день – сейчас с Сашком в больницу пойдем. Машка-то не пришла?
- Да ты что-то тоже не в лучшей форме. А Машки так и нет. Я уж ее на улице звала-звала, загуляла, видно, чертяка.
- Ты знаешь, я сегодня тоже плохо спала. Переживала за тебя… Слушай, а не мог Котофеич и Машку… того?
- Чего того? – не поняла Вера Ивановна.
- С собой прихватить?
- Да зачем она ему понадобилась? – отмахнулась Вера Ивановна, но тревога уже подбиралась к сердцу. Слишком долго не было Машки дома. Так долго она еще не загуливалась.
- Может, он узнал как-то, что она у тебя золотоносная?
- Да я вроде бы аккуратно… Нет, не замечала… А вообще, ты знаешь, один раз было такое: я золото не успела со стола на кухне убрать, а он встал. Но, по-моему, ничего не заметил.
- Это по-твоему, а по его?
- Да нет, придет она, никуда не денется. Нагуляется и придет,- успокаивала себя и Надежду Вера Ивановна, но в сердце уже поселилось сомнение: «А вдруг, и правда видел золото, только вид сделал?..»
Надежда тоже плохо спала эту ночь. Но вовсе не из-за проблем подруги. Конечно, она переживала и сочувствовала ей. Но ей с самого начала все было понятно с этим Котофеичем. Вера хорошо лопухнулась, несмотря на ее предостережения. А потом в голову полезли совсем другие мысли: « И все-таки счастливая Вера, вон как ей с кошкой повезло, столько деньжищ с неба, считай, свалилось». Надежда ворочалась в постели, пытаясь заснуть и мешая спать Сашку.
- И чего тебе не спится? Вся изъерзалась, – наконец не выдержал он недовольный, что жена не дает спать.
- За Веру переживаю. Пойду-ка, я лучше в зал, на диван, жарко здесь что-то… Спи.
Но и на диване ей не было покоя. Мысль, змеем-искусителем, заползшая в голову, продолжала терзать ее, все более разбухая и обрастая подленькой обидой на несправедливость бытия: «Правда, и почему так получается в жизни? Кому-то все, а кому – ничего. Вон, у Веры и дом свой. И Люба жильем обеспечена. Живут в Москве, Люба в Славиной фирме устроилась, оба хорошо зарабатывают, ни в чем не нуждаются. Даже Вере помогают, хотя ей одной много ли надо? Пенсии и зарплаты вполне хватает. Так еще и кошка с золотом ей досталась… А мой Лешка до седых волос, наверное, в общежитии будет ютиться. Звали, ведь, его в какую-то фирму, так не пошел – диссертацию он, видите ли, пишет. Сейчас бы деньги хорошие получал, глядишь, и на квартиру насобирали. Так нет, у него в голове одна наука, а семья мучайся. И мы ничем помочь не можем. Нет, ну вот почему Машка пришла именно к Вере, у которой и так все есть, а не ко мне? Она вон даже и придумать не может, на что деньги эти потратить. Уж я бы и думать не стала - сразу нашла бы им применение»…И Надежда стала мечтать, чтобы она сделала, если бы эти деньги принадлежали ей. «Ну, перво-наперво, конечно же, Лешику со Светочкой – квартиру. Интересно, сколько сейчас в Питере хорошая квартира стоит? А если останутся деньги – новую машину бы купили, а то на этой драндулетке уже стыдно ездить. Опель, например, или Мерс… Еще можно себе шубку купить, каракулевую. Нет, лучше норковую и шляпку к ней с полями, как сейчас модно. А еще… Тьфу ты, раскатала губищу, совсем как та бабка из «Золотой рыбки». Нет, ну почему же все-таки Машка пришла не ко мне?! – мучалась риторическим вопросом Надежда. – Ведь моему Леше так нужна квартира»... Пока у Надежды лежало золото, она почему-то не задавалась подобными вопросами. Эти блестящие комочки не манили, были далеки от действительности. А вот обменянные на реальные, хрустящие купюры, представляли уже совсем другой интерес.
В упорной и продолжительной борьбе порядочности с материнской заботой об единственном сыне до самого утра держалась ничья. За порядочностью каменной стеной стояла совесть и старая, проверенная годами дружба. За материнской заботой маячил лишь один довод: деньги все равно не заработанные, с неба свалились. Но этот, сначала такой хиленький и жалкий довод, чем дальше, тем больше креп и креп, и к утру из маленького ростка-заморыша вымахал в огромный дуб, который пустил свои могучие корни прямо под стену совести, и та, не выдержав напора, дала огромную уродливую трещину… Не выдержав душевных терзаний, Надежда встала, пошла на кухню, нашла ручку, листок бумаги и стала писать прощальное письмо подруге. «Вера, милая моя, я знаю, что ты никогда не сможешь простить меня за подлость, которую я совершила, но постарайся хотя бы понять меня…», спрятала листок в сумочку и снова легла. Лишь под самое утро тяжелый сон гранитной скалой навалился на Надежду, измученную угрызениями совести и жалостью к своему непутевому ученому сыну…
Только ушла Надежда, зазвонил телефон. Геннадий Васильевич справлялся, не объявился ли Василий.
- Нет, Геннадий Васильевич, и больше, я думаю, не объявится. Ищите нового сторожа.
- Вот те раз. Ты с чего это Вера?
- В милиции сказали. Паспорт оказался фальшивый.
- Объявится, – убежденно сказал начальник. – За Трудовой-то все равно придет.
- Да у него и Трудовая тоже, наверняка, фальшивая.
- Ну, озадачила ты меня…А у тебя-то он ничего не украл? Хорошо проверила? – поинтересовался начальник.
- А у меня и красть нечего, – не стала вдаваться в подробности Вера Ивановна.
- Тогда совсем непонятно, что ему от тебя нужно было?
- Ой, сама ничего понять не могу, Геннадий Васильевич. Может, посмотрел, что воровать нечего, потому и сбежал, чтобы время зря не терять? – предположила Вера Ивановна.
- А может быть и так, но как-то это все подозрительно…
Только после этого разговора она смогла, наконец-то, поспать. Встала вечером с тяжелой, больной головой и одной мыслью: « Где же Машка?». И сон приснился соответствующий, оттого, что мысли крутились беспокойные, тревожные. Словно несется по их улице за Машкой страшная огромная собака: соседский злющий ротвейлер. Пасть злобно оскалена, из глаз аж искры сыпятся! Она вот-вот догонит Машку, но не будь та кошкой, если не обманет собаку. Резко, на всей скорости она разворачивается в обратную сторону, а толстая, неповоротливая собака по инерции еще несколько секунд несется дальше. Этих секунд Машке хватает для того, чтобы успеть вспрыгнуть на родной спасительный забор. Она сидит на заборе и злобно шипит на подоспевшую собаку. Собака в бешенстве, захлебываясь лаем, прыгает около забора, пытаясь достать Машку, а Машка, со вздыбленной шерстью в остервенении лупит и лупит собаку по морде лапой. Вере Ивановне надоедает смотреть на эти гладиаторские бои, и она в сердцах кричит на Машку:
- Да иди ты уже домой! А ты пошел отсюда!
Но кошка с собакой никак не могут унять разгоревшиеся страсти. В конце концов, Вера Ивановна в сердцах плюет на них:
- Да тьфу на вас, надоели… - и уходит домой.
Вера Ивановна нехотя поднялась с постели, открыла дверь, еще раз убедилась, что Машка не сидит под дверью, на всякий случай еще позвала ее с крыльца, но никто не прибежал на ее зов. Вера Ивановна еще немного постояла на крыльце, вглядываясь в темнеющие сумерки сада, и побрела в дом. «Бесполезно, нет моей Машеньки, совсем пропала – подумала она грустно. - Либо Котофеич увез, либо в Австралию все-таки махнула». Так же нехотя покормила Мурзика:
- Один ты меня не бросил.
Делать ничего не хотелось. Позвонила Надежде узнать результат их похода в больницу.
- Все, Верунь, завтра уже едем в Москву. На работе отпросилась. Направление дали, врач созвонился с клиникой. С такими деньгами и место сразу нашлось, – бодро отрапортовала подруга. – Ты-то как сама? Поспала хоть немного? Машка не объявилась?
- Только встала, голова раскалывается. Нет, Машки так и нет. И тут ты, наверное, права оказалась. Ты позвони мне обязательно, как в Москве все образуется. Ну, удачи Вам. К моим, если сможешь, заезжай.
Вера Ивановна попила чаю и снова завалилась спать – завтра на дежурство, надо выспаться.
ГЛАВА 10
Два дня, как Надежда с мужем уехали в Москву, и словно в воду канули: ни одного звонка. На третий день Вера Ивановна, не на шутку обеспокоенная молчанием подруги, позвонила Славе:
- Слава, у вас не было Надежды?
- На что?
- Что «на что?» - не поняла Вера Ивановна.
- Ну, вы спрашиваете «Надежды у вас не было?» На что надежды не было?
- О, Господи! Слава, да я же про подругу свою спрашиваю, про Надю.
- А-а-а! – сообразил Слава. – Нет, тети Нади не было. А должна была быть?
- Она поехала Сашу в клинику на операцию устраивать, и вот уже третий день от нее ни слуху, ни духу. Я подумала, может быть, она к вам заезжала.
- А в какую клинику, говорите?
- В Бурденко.
- Я завтра съезжу, все узнаю, и Вам позвоню, - успокоил ее Слава. – Ну, как вы там со своими кошками, справляетесь? Как Василий Варфоломеевич поживает?
- Не знаю я, Слава, как он поживает. Сбежал он от меня в Москву. И Машка тоже пропала. Теперь вот и Надежда куда-то запропала. Знает же, что переживаю… Один только Мурзик остался, и тот, гулена, домой только поесть приходит, – пожаловалась Вера Ивановна. – Ты только Любе про Василия пока не говори ничего, ладно?
- Как сбежал? Что-то не поделили? В смысле, поругались? – недоумевал Слава.
- Ох, ничего мы не делили, - вздохнула Вера Ивановна. – Я поехала зелень продавать, приехала – а его и след простыл, – уже привычно, как заученный урок, объясняла Вера Ивановна.
- Так, может быть, что-то у его сына случилось? Давайте, я съезжу к нему, все разузнаю, – предложил Слава. - Диктуйте адрес.
- Нет, не надо никуда ездить… Тут такое дело… Даже не знаю, как и сказать тебе…- замялась Вера Ивановна, - Вором он оказался, этот Василий, и паспорт у него поддельный.
- Во-о-ром?! Вот так история! И много украл? Может быть, я по своим каналам попробую вам помочь? У нас тут в охране бывшие сыскари работают, хорошие ребята, могут помочь.
- В том-то и дело, что ничего не украл. Вот только Машку мою прихватил, – необдуманно пожаловалась Вера Ивановна.
- Кошку?! – уточнил Слава и рассмеялся, представив лицо Игорька, когда он попросит его разыскать похитителя кошки из Запеченска.
- Тебе смешно, - обиженно сказала Вера Ивановна, - а мне – хоть плачь, до чего ее жалко.
- Новую заведите, - посоветовал Слава, едва сдерживая смех.- А что еще украл-то?
- Ничего больше не украл.
- Так с чего вы взяли, что он вор, если кроме Машки ничего в доме не пропало? Может, она сама убежала, – озадачился Слава.
- В милиции мне все объяснили.
- А зачем ему Ваша кошка понадобилась? – давясь от смеха, спросил Слава.
- Вот этого я не знаю, - горестно вздохнула Вера Ивановна, представив какой дурой она выглядит в глазах зятя. Он, видимо, поняв, что своим смехом обидел ее, пообещал:
- Ну, хорошо, я попрошу ребят. Может, отыщут похитителя вашей кошки…- и, больше не в силах сдерживаться, расхохотался, закрывая трубку рукой.
- Да как они его отыщут, когда ни фамилии настоящей, ни имени-отчества не знаем. Да, бог с ним, с этим Котофеичем. Что мы все обо мне? Как у вас дела? Как Витюша? Как Любе новая работа? Они дома?
- Нет, уехали в театр.
- А ты что же не с ними?
- Работа левая подвернулась, вечера заняты. Люба работает, у нее все нормально, а вот Витюша у нас выкинул номер…
- Что натворил? – перепугалась Вера Ивановна.
- Собрал документы и подал в Суворовское училище. Скоро вступительные экзамены, готовится.
- Как, в Суворовское училище, почему в Суворовское училище? А как же музыка?
- Говорит, что музыка – это замечательно, но должен же кто-то и Родину защищать. Мы пытались отговорить, но бесполезно. Уперся – не сдвинуть! Одна надежда, может быть, завалит экзамены…
На удивление, Веру Ивановну это сообщение мало обеспокоило, и даже не расстроило… «А что, настоящего мужика вырастили!» – не без гордости подумала она. А воображение уже прокручивало картину парада на Красной площади. И Витюша – бравый, подтянутый, в красивой военной форме, которая ему очень идет, с огромными маршальскими звездами на погонах, на белой машине объезжает шеренги выстроившихся войск. Все его приветствуют троекратным «Ура!!!», а потом он, чеканя шаг, идет к самому Президенту с докладом, что войска на Парад построены… А в первых рядах гостевой трибуны она с Любой и Славой, поздравляют друг друга, обнимаются и плачут от счастья и гордости за внука и сына…
На следующий день позвонила Люба. Ни про Василия, ни про Машку даже не спросила: то ли Слава ей действительно ничего не рассказал, то ли - из деликатности. Она сказала, что ездили всей семьей к дяде Саше, он чувствует себя нормально, готовится к операции, а тетя Надя на три дня поехала в Питер проведать внуков…
Надежда, измученная яростной борьбой со своей совестью, все-таки победила ее, и в это самое время гостила у сына. Она поехала к сыну, как только узнала, что мужа будут готовить к операции не меньше трех дней. «Будь, что будет! – отчаянно думала она. Куплю сыну квартиру, а там – хоть трава не расти! Ну, спросит меня Вера про деньги, а ей: «Какие деньги? Не было никаких денег! Тебе все привиделось!.. В милицию заявлять она не пойдет, это понятно. Если на этого афериста не стала заявление писать, то на меня и подавно не будет…Нехорошо, это, конечно, подло, но зато дети с квартирой будут. Игра стоит свеч. Сколько же им по общежитиям маяться? Стыдно даже за него: под сорок лет, без пяти минут профессор, а жилья своего нет… Про дружбу нашу, конечно, придется забыть навсегда».
С Московского вокзала она сразу отправилась на работу к Леше – в Электротехнический институт на Петроградской. Сына, по подсказке вахтера, Надежда нашла в одной из лабораторий, на третьем этаже, за работой. Он сидел, согнувшись в три погибели за компьютером: все такой же длинный, худой, лохматый, в очках, сползших на кончик носа, ничего не замечающий вокруг себя. Никакой солидности, похожий скорее на старшекурсника, чем на доцента. Леша очень обрадовался неожиданному приезду матери:
- Ой, мама! Что же ты телеграмму не дала? Я бы тебя встретил. Как я рад, что ты приехала, так соскучился, так соскучился. Как папа? – не давал он вставить слово матери.
- Да вот, решила, если гора не идет к Магомету, значит, надо самой съездить поглядеть на вас. Папу отвезла на операцию в Москву. Через два дня операция, поэтому я к вам ненадолго. Мальчики с кем?
- Детей мы отправили в лагерь.
- А почему же не к нам? – обиделась Надежда.
- Мы со Светой решили, пусть в этом году отдохнут в лагере. Во-первых, папа болеет, вам сейчас не до этой шпаны. А потом, мама, вы их так разбалуете за лето, что мы их потом полгода в чувство будем приводить.
- А кого же нам еще побаловать? – обиделась Надежда. – Да не так уж мы их и балуем.
- Ты знаешь, мам, я сейчас занялся твердотельной электроникой, копаю на профессорскую, времени катастрофически не хватает. – Деликатно сменил тему сын.
- Хочу… - и Леша увлеченно принялся объяснять матери разницу между оптико и твердотельной электроникой, и чем он, собственно сейчас занимается. Надежда откровенно любовалась сыном, совершенно ничего не понимая, о чем он говорит. «Господи! И в кого он у нас такой умный? Вот только детей зря в лагерь отправили, надо было все-таки к нам, на дачу»!
- Разбалуете… - фыркнула она, прерывая сына. – Ты с работы отпроситься-то можешь, а то у меня мало времени. Мне надо поговорить с тобой.
- Конечно- конечно, мам, сейчас я и за Светой сбегаю, а ты нас здесь подожди. – Они работали в одном институте. - А завтра к мальчишкам в лагерь съездим, вот обрадуются!
- Не надо за Светой, – испугалась Надежда. Она не знала, с какой стороны ей подступиться к сыну с этим разговором, а уж со Светой… - Я с тобой одним хочу поговорить.
- Что за секреты такие? – удивился и даже обиделся Леша.
- Не обижайся, сынок. Потом сам расскажешь ей, ладно?
- Ну ладно, – нехотя согласился Леша.
Вскоре они уже поднимались на третий этаж общежития аспирантов на Васильевском острове.
- Ну, мам, держись крепче! Сейчас удивишься, что мы сотворили со своим жильем, - хвалился Леша. – Вот смотри, - гордо показал он на перегородку, отделяющую их две комнатки, расположенные напротив друг друга в самом конце длиннющего коридора. Он открыл дверь в перегородке, и они оказались в небольшой, чистенькой после недавнего ремонта, прихожей, служившей по-совместительству и кухней.
- Видишь, - гордо демонстрировал свое жилье Леша, - у нас теперь отдельная квартира! Это все Светочка! Уговорила коменданта, взяла разрешение у ректора, организовала бригаду строителей из студентов, потому что от меня толку в этом деле никакого. Она у меня умница! Чтобы я без нее делал? – хвалился он попутно и женой. – Теперь, видишь, у нас есть детская, наша комната, да еще и - кухня с прихожей!
- Да, голь на выдумку хитра! – не то восхищаясь, не то горюя по этому поводу, как-то непонятно отреагировала Надежда.
- Мам, тебе что, не нравится? – удивился Леша.
- Конечно, нравится, сынок, – успокоила его Надежда.
- Ты, наверное, проголодалась с дороги? – поинтересовался сын. – Я мигом.
Он поставил чайник и полез в холодильник.
– Сейчас-сейчас, мы тебя накормим… Да, мам, я тут немного подработал, мы со Светой решили, что вам сейчас эти деньги нужнее. - Он порылся в шкафу и вытащил небольшую пачку денег. – Вот, возьми, десять тысяч. Извини, я понимаю, что этого мало, но…
- Убери свои деньги, вам они нужнее.
- Мам, у вас сейчас такие расходы... – настаивал Леша. – Лекарства, уход, питание. Что мы, не понимаем?
- Не беспокойся, сынок, есть у меня деньги. И на питание, и на лечение, и на уход… На все есть… - Надежда не знала как приступить к самому главному. – Я потому и приехала к тебе. Хочу тебе… Нет, вам всем четверым подарок сделать. Ну что ты на меня так смотришь? Говорю, есть, значит, есть, – она уже злилась на свою нерешительность. – В общем, так, сынок, я тебе привезла деньги, чтобы вы со Светой, наконец, купили квартиру… Это мой вам подарок.
- О чем ты говоришь, мама?.. Какая квартира?.. Какие деньги?.. – Леша даже снял очки и, близоруко сощурив глаза, внимательно вглядывался в мать. – Мам, с тобой все… в порядке? – встревожено спросил он.
- Выйди на минутку, - попросила Надежда.
- Зачем?
- Надо мне… Очень… Ну, пожалуйста…
Сын, водрузив очки на нос, и обеспокоено оглядываясь на мать, вышел в прихожую, прикрыв за собой дверь. Когда Леша вышел, Надежда задрала подол юбки и вытащила из косметички, предусмотрительно пришитой к ремню, одетому под одежду, прямо на тело, огромную кипу денег. Приведя себя в порядок, она крикнула сыну:
- Заходи! Вот, погляди, если не веришь! – она гордо кинула эту пачку на стол.
Леша киселем сполз на стоявший рядом стул.
- Откуда? – только и мог он произнести, совершенно обалдевший от такой кучи денег.
- Ну что, будем покупать квартиру? – победно спросила Надежда.
- Откуда это у тебя? – дрожащим голосом спросил Леша.
- Нет, ты мне скажи, будете покупать квартиру? – допытывалась Надежда, совершенно не желая объяснять сыну происхождение денег.
- Нет, ты мне все-таки объясни, откуда это у тебя? – настаивал он.
- Ой, Леш, что-то горелым пахнет!
- Чайник! – схватился Леша и помчался в прихожую. – Сгорел! – объявил он оттуда и угрюмо добавил – Опять от Светы достанется.
- Да ладно тебе со своим чайником. Ты мне скажи, квартиру будешь покупать или нет?
- Нет, мама, пока ты мне не объяснишь, откуда у тебя взялась такая сумма денег, ни о какой покупке квартиры речи быть не может, – решительно заявил сын. – Вы что, машину продали? – Он снял очки, низко склонился к куче денег, разглядывая их. – Нет, даже если бы вместе с ней вы продали квартиру и дачу в своем Запеченске, столько денег не могло бы быть… - рассуждал он. – Не могли же они к тебе с неба свалиться?
- Ну, можно сказать, что почти так и было, – подтвердила Надежда.
- У вас что, денежные дожди идут?
- В общем, сынок, я пока не могу сказать тебе, откуда эти деньги, потому что это не моя тайна…
- Тайна не твоя, а деньги, значит, твои, раз ты ими распоряжаешься - подытожил Леша.
- Ну,.. не совсем мои, - замялась Надежда. – Наши с тетей Верой. Но, я думаю, она не будет против. Я все улажу…
- Хорошо, а у тети Веры откуда вдруг появились такие деньги? – допытывался Леша. – С продажи дома тоже столько не наберется… И, насколько я понял, она еще не в курсе, если ты только собираешься все улаживать? – строго спросил Леша.
- Ох, сынок, хотела сделать вам подарок, а ты как на Лубянке: откуда, да откуда? Ну, не пытай ты меня! – взмолилась Надежда. – Даже если я тебе расскажу, откуда эти деньги, ты мне все равно не поверишь. Бери, и все тут, что пустые разговоры разговаривать!
«Надо было все-таки Светочку подождать, уж она бы его уговорила», - запоздало сокрушалась Надежда.
- Нет, мама, не мо-гу! – решительно заявил Леша. – Большие деньги – это всегда искушение, кроме беды они ничего не принесут, а я хочу жить с чистой душой и совестью, на честно заработанные. У меня пацаны растут, мне о них надо думать, чтобы не вешать свои грехи на них.
- Вот и подумай о мальчиках, - обрадовалась Надежда, - купи им квартиру, чтобы они могли жить в нормальных условиях, а не ютиться в общежитии…
- Да не могу я, мама! – взмолился сын. - Купить квартиру на какие-то непонятно откуда взявшиеся сомнительные деньги и постоянно ждать за это расплаты?
- Какой расплаты? – удивилась Надежда. – Никто их у тебя не заберет, не беспокойся.
- Мама, да как ты не понимаешь, что бесплатным бывает только сыр в мышеловке? За все когда-нибудь приходится платить. Вся разница только чем: душой, совестью, счастьем близких, жизнью… Если ты отказываешься говорить, откуда они у тебя, значит, здесь уже не все чисто…
- Я тебя последний раз спрашиваю, возьмешь деньги? – уже без энтузиазма спросила Надежда, а про себя подумала: «Идеалист чертов!»
- Нет, не возьму, не обижайся. И, я тебя прошу, пожалуйста, Свете об этом – ни слова, хорошо?
- Ну, выходи опять, прятать их буду, - вздохнула Надежда.
«Зря старалась. Может так оно и лучше, зато хоть Вере спокойно в глаза смотреть буду».- думала она, надежно упаковывая деньги обратно в косметичку.
С Питера Надежда, огорченная отказом сына, но с успокоенной совестью позвонила подруге:
- Я тебя совсем потеряла. Ты где сейчас? – обрадовалась ее звонку Вера Ивановна.
- В Питере. Решила к ребятам съездить на два дня.
- Что-нибудь случилось? – обеспокоилась Вера Ивановна.
- Нет-нет, у них все в порядке. По внукам очень соскучилась. Вот до операции и решила выбраться, а то потом будет некогда.
- Ну, и правильно сделала, – одобрила Вера Ивановна. – Только ты не пропадай, звони. Я волнуюсь за Сашка.
- У него все нормально. Завтра возвращаюсь в Москву, а послезавтра – операция. Как у тебя дела? Машка не объявилась? – поинтересовалась Надежда.
- Нет, пропала совсем. У меня? Ничего интересного: работа, дом, Мурзик. В город нос стыдно высовывать, так и кажется, что на каждом углу меня обсуждают. Представляешь, вчера Ольга Баранова в магазине подошла, спрашивает: «Говорят, что ваш Котофеич машину подогнал, всю мебель, холодильник, телевизор, видик – все подчистую вывез?»
- Да выбрось ты все это из головы. Поговорят – и забудут. Не знаешь наш Запеченск что ли?
ГЛАВА 11
Операция прошла успешно, и Сашок быстро шел на поправку. Надежда, устроившаяся с ним в одной палате, ухаживала за ним, кормила, бегала на близлежащий рынок за свежими фруктами. В один из таких походов на рынок, в привычной толчее и шуме ее неожиданно кто-то слегка постучал по плечу: «Гражданочка, это не Вы потеряли?». Надежда оглянулась, увидела протянутый ей кошелек. «Нет, это не мой». Она подняла взгляд на мужчину, протягивавшего ей кошелек… Перед ней стоял Василий Варфоломеевич собственной персоной! Узнав Надежду, он хотел было юркнуть в толпу, но она, не растерявшись, молниеносно, мертвой хваткой схватила его за руку:
- А-а-а! Попался, беглец! Ну-ка, пойдем, поговорим!
Высокая, крепкая Надежда была почти одного роста с беглецом, поэтому выбраться из ее цепких объятий Василию было не так-то просто. Он упорно дергал руку и орал на весь рынок, в надежде, что ей не захочется быть объектом всеобщего внимания, и она отпустит его:
- Женщина! Отпустите руку! Что Вы хотите от меня? Я Вас не знаю! Что вы пристаете к незнакомому мужчине? Это неприлично!
Люди уже начали оглядываться на них, посмеиваясь необычной ситуации:
- Что, заарканила мужика?
- Вот так их всех держать надо!
- Ты бы на него еще узду одела!
- Небось, от алиментов хотел убежать? – сыпались со всех сторон советы и шуточки.
- Проходите, проходите, граждане, - успокаивала любопытствующую публику Надежда, - это мой муж. Я его третий год разыскиваю.
- Помогите, граждане! Это какая-то сумасшедшая, я ее первый раз вижу!
- Не обращайте внимания, граждане, у него полная амнезия. Ушел из дома, ничего не помнит: ни себя, ни меня, - тащила Надежда упиравшегося Василия. – Ничего, Васенька, мы тебя вылечим, дай только срок, - угрожающе обещала Надежда.
- Люди добрые, помогите! – взывал Василий, но, увидев мелькнувшую в толпе милицейскую фуражку, моментально сдался. – Ну хорошо, хорошо, пойдем поговорим. – И уже сам потащил Надежду из собравшейся вокруг них толпы.
- Вот так-то лучше, милок!
- Да отпусти ты меня, не убегу я, не бойся!
- Ну уж нет, так я тебе и поверила! - усмехнулась Надежда, беря его под руку, и крепко прижимая к себе. – Ничего, потерпишь…
- Ну, теперь никуда не денется, голубок, - смеялись им вслед из толпы.
Они выбрались с рынка, и теперь неспеша прогуливались, не привлекая к себе внимания: обычная, мирно беседующая семейная пара.
- Ну, рассказывай, все как на духу.
- А чего рассказывать-то, а, Надь? – поинтересовался Василий.
- Ну, ты нахал! Ограбил одинокую женщину и даже нечего сказать в свое оправдание?
- Есть. Работа у меня такая, понимаешь?
- Грабить?! – возмутилась Надежда.
- Ну да, грабить, – подтвердил Василий.
- Неужели тебе Веру нисколько не жалко? Она из-за тебя, афериста, вся извелась. И сыну твоему звонила, и в милицию на розыск подавала - переживала, что с тобой беда приключилась, а ты…
- Ну и как, помогли ей в ментовке? – поинтересовался Василий.
- Да уж, конечно, помогут они, как же! Делать им больше нечего, как нам помогать. Всех и дел только, что объяснили доходчиво, что ты проходимец. А я это и без ментовки подозревала. С самого начала.
- Это как же они вычислили, что я проходимец, а не честный гражданин? – даже обиделся Василий.
- По твоему фальшивому паспорту, вот как! А бедной Верочке – одни переживания и стыд! На весь Запеченск опозорил! – кипела от негодования Надежда.
- Да, жалко, конечно, Веру. Хорошая она женщина, но, что поделаешь – издержки производства. Понимаешь, я, как крокодил, ем свою жертву и плачу, ем – и плачу, - притворно всхлипнул Василий.
- Издеваешься? Признавайся, золото забрал?
- Казань – брал, золото - …тоже брал!
- Ну что ты все паясничаешь? – возмутилась Надежда. – Распетушился, понимаешь…
- Ты с петухом, того - поосторожнее, - пригрозил Василий. – За такие шутки, ответить можно…
- Ой, напугал… Аж страшно стало. Кошку тоже ты забрал?
- Кошку? Это какую же: серенькую или рыженькую?
- Серенькую, Машку.
- Ох, грешен, тоже брал, - опять начал паясничать Василий.
- Кошка-то зачем тебе понадобилась?
- А ты, правда, не знаешь, зачем? Понравилась она мне очень. Как память о совместном проживании, о любви и дружбе… – он притворно шмыгнул носом, словно прослезился. – А ты кошечку-то, небось, тоже для себя присмотрела?
- Ну, не для тебя же, шут ты гороховый! – не выдержала Надежда. – Так бы и убила тебя!
- А вот это уже – статья, Наденька…В общем так, гражданочка. Я на все Ваши вопросы ответил? Ответил. Что мы дальше делать будем? Пройдемся до милиции? И что мы там скажем? Что я золота почти 700 граммов у вашей подруженьки украл? А объяснять будем, откуда оно у нее взялось? Нет, не будем. Или, еще лучше, - Василий даже хихикнул, - что я кошечку любимую похитил? А почему же сама подружка не заявляет? Ах, не желает! Так у кого похитили золото с кошкой? У вас? Нет. Так что свободны, гражданочка. У меня, извините, сейчас - самый разгар рабочего дня, а вы меня от важных дел, можно сказать, отрываете, по вашей милости, план срывается. Из-за вас мне еще прогул поставят…
- Хоть кошку отдай, ирод!
- А вам какую: персидскую, египетскую? Какую желаете?
- Машку мы желаем, беспородную, серенькую.
- В чем проблема? Сейчас целый мешок наловим, прямо здесь на рынке.
- Хватит паясничать! Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Куда ты ее дел, изверг? – на всякий случай спросила Надежда, прекрасно понимая, что этого он не скажет никогда.
- На кудыкину гору, собирать помидору, - дразня Надежду, пропел Василий.
- Эх, взрослый человек, а кривляешься, как клоун.
- Что поделаешь, - с наигранной горечью вздохнул Василий, - профессия у меня такая.
- Лучше не выбрал? – поинтересовалась Надежда. – Ладно, иди уже, прогульщик, - поняв, что этот разговор ни к чему не приведет, она отпустила руку Василия.
- Ой, спасибо вам большое, рука отекла, еще немного – совсем бы отвалилась. Да, забыл спросить, а как Верочка поживает? Скучает? Передавай привет от меня.
- Да пошел ты…- Надежда махнула рукой и пошла прочь.
Василий-Степан пошел в сторону подземного спуска в метро, постоял у парапета, покурил, украдкой оглядываясь по сторонам, и, не заметив ничего подозрительного, спустился в метро. Спустя несколько минут, туда же вошла и Надежда. Она решила выследить Василия, так, на всякий случай, и, если повезет, может быть, узнать что-то про Машку. Еще издали она увидела на перроне озирающегося по сторонам Василия, вовремя спряталась за колонной, и в самый последний момент успела вскочить в конечный вагон электропоезда. Надежда едва не потеряла его, когда через пять станций, на Молодежной, он вышел, и она увидела его в толпе, спешащей к эскалатору, уже из проезжающего электропоезда. Ей пришлось проехать до следующей станции и вернуться назад на Молодежную. «Ушел!» – безнадежно подумала она. Но, вопреки всем принципам подлости, он еще стоял в очереди на маршрутку. Надежда не стала рисковать, быстро шмыгнула за угол и нашла пустующее такси.
- Куда едем? – приветливо спросил водитель.
- Пока не знаю, - рассеянно ответила Надежда.
- Ну, вы пока подумайте на улице, а мне работать нужно.
- Сейчас поедем, не волнуйтесь. Мне вон за тем мужчиной надо. Как только он сядет в маршрутку – вы, пожалуйста, сразу за ней. На счет оплаты не беспокойтесь, я оплачу, сколько скажете, но только в пределах разумного, конечно.
- Мужа что ли выслеживаете? – поинтересовался водитель.
- Да, загулял, старый козел. – Обрадовалась неожиданной подсказке Надежда.
- Бывает, - без особого сочувствия согласился таксист. Мужская солидарность не позволила ему осуждать собрата по полу.
- Только, пожалуйста, поаккуратнее. Он у меня в милиции работает, нюх – как у собаки, не дай Бог, заметит.
- Не переживайте, все сделаем в лучшем виде, комар носа не подточит.
Не доезжая Николиной горы Василий вышел из маршрутки и свернул на дорогу, ведущую к стайке особняков. Спустя пять минут к этому же месту подъехало такси, немного постояло на обочине и свернуло на дорогу. Надежда предусмотрительно пересела на заднее сиденье, чтобы в случае опасности было куда спрятаться - залечь. Водитель заметил, в какой дом зашел Василий, проехал чуть подальше, к следующему особняку, чтобы не вызвать никаких подозрений, заглушил мотор и спросил пассажирку:
- Ну, какие дальнейшие действия? Бомбить пойдете?
- Не суетись. Подождем с полчаса.
Надежда сразу отмела версию, что этот вычурно-аляповатый терем может принадлежать такому прохиндею, но нелишне было убедиться в этом: действительно он живет в этом доме, или же просто приехал по каким-то своим делам. Для начала нужно узнать, где этот прохиндей живет на самом деле.
- А чего ждать-то? – удивился водитель. – Прямо тепленькими их и взять, – он двусмысленно хихикнул в предвкушении семейной баталии. – На месте преступления, так сказать.
- Нет-нет. Это я всегда успею. Мне сейчас самое главное – не спугнуть его. Есть подозрение, что он еще куда-то ныряет.
- Дело хозяйское, а я бы прямо сейчас, с поличным его брал, - недовольно буркнул таксист.
Минут через пятьдесят Василий вышел из ворот терема, и направился в сторону остановки. Такси, с пригнувшейся на заднем сиденье Надеждой рвануло за ним. Василий даже попытался остановить его, но такси, не снижая скорости, промчалось мимо. Василий только погрозил ему вслед кулаком. Водитель проехал мимо остановки, заехал в придорожный лесок и там стали ждать, когда Василий сядет на маршрутку или такси. Когда маршрутка, после посадки пассажира, проехала мимо, такси выехало из своего укрытия и продолжило слежку. Но, несмотря на все меры предосторожности, Василий все же сумел улизнуть от преследователей. Как ему это удалось, ни Надежда, ни таксист так и не поняли: по пути следования маршрутки Василий не выходил, и на конечной остановке его среди пассажиров не оказалось.
- Ты смотри-ка, ушел! – искренне удивился водитель.
Надежда была обеспокоена: то ли Василий заметил слежку за ним, то ли они с таксистом случайно прошляпили его. Если случайно – это полбеды, а если Василий заметил? У Надежды даже мелькнуло подозрение, не водитель ли в знак мужской солидарности, специально упустил его? Одно утешало: появилась хоть какая-то зацепка, связанная с Василием. «Скорее всего, у них там «малина». За неимением других адресов, по которым можно было найти Василия, для начала не мешало как-то попасть хотя бы в этот дом. И уже там постараться узнать что-нибудь о том, где живет Василий. Машку он, наверняка, держит при себе. Только как в этот дом попасть?» Мысли Надежды прервал водитель:
- Ну, едем мы еще куда-нибудь?
- Да-да, едем. Теперь, пожалуйста, в клинику Бурденко, – заторопилась Надежда, опасаясь, как бы Сашок не поднял тревогу по поводу ее столь долгого непредвиденного отсутствия.
- Работаете там? – дежурно поинтересовался водитель.
- Нет, муж у меня там лежит. Операцию на сердце делали.
Водитель так резко затормозил, что в него чуть не врезалась следующая за ним иномарка.
- Не понял! А за кем же тогда мы?.. У вас их, что, двое?
- Выходит, двое, - Надежда поняла, что дала промашку, но уже не в состоянии была что-то объяснять. Решила просто отмолчаться. Тем более что из иномарки уже угрожающе выползал молодой здоровый бугай.
- Поехали, поехали, - поторопила она оторопевшего таксиста, кивнув в сторону иномарки. Водитель, увидев решительное выражение лица собрата по рулю, моментально вышел из ступора, тут же сориентировался в ситуации и рванул с места на третьей скорости…
Всю дорогу к клинике Надежда обдумывала вопрос: как же попасть в этот терем? И даже не обращала внимания на таксиста, который всю дорогу что-то бубнил себе под нос, поглядывая на нее в зеркало, и озадаченно покачивал головой…
В палате явственно пахло валерьянкой.
- Ты куда пропала? Я чуть с ума не сошел! – обеспокоено встретил ее Сашок.
- Представляешь, встретила на рынке Людку Попову из Запеченска, – на ходу сочиняла Надежда.
- Да ты что? – удивился Сашок. – Надо же, Москва – город маленький! И что, столько времени с ней проболтала?
- Нет, ты послушай, она сейчас в отпуске, подрабатывает в Москве.
Это была почти правда: многие жители Запеченска ездили во время своих отпусков на подработку – устраивались сторожами, уборщицами, дворниками, садовниками - кому как повезет, в дома к новым хозяевам жизни. Платили за эту работу хорошо, в долларах, и этих летних приработков с лихвой хватало на год жизни в Запеченске – до следующего отпуска.
- Представляешь, она мне работу нашла. В соседнем доме кухарка требуется, ну, вот я сразу и поехала договариваться. Завтра уже выхожу на работу.
Сашок заметно загрустил, ему явно не понравился этот вариант.
- Ну, чего накуксился? Это временно, всего на две недели, пока они не найдут себе кухарку. И только до обеда. Ну, ты же сам понимаешь, что у нас с деньгами туговато, да и за тобой уже такого ухода не требуется, сам уже потихоньку ходишь, – уговаривала Надежда мужа.
- Да боюсь я, обманут тебя. Скольких уже так обманывали? Работают, работают люди, а денег не видят.
- Не переживай, Людка уже не первый год ездит, говорит, что не обманут. В крайнем случае, посмотрю, если за первую неделю не заплатят, как договорились, то больше и не выйду. - Притупляла бдительность мужа Надежда.
- Ну, ладно, - нехотя согласился тот. – А кто хозяева? – поинтересовался запоздало.
- Певец какой-то молодой, Глызин, что ли, – сказала Надежда первое, что пришло ей в голову. - Ты не знаешь такого?
- Вроде, что-то слышал.
На следующее утро Надежда отправилась на работу. Придуманная сходу для Сашка версия ее долгого отсутствия, как нельзя, кстати, сама подсказала ей возможность проникновения во вражий стан. Она сразу же направилась к уже знакомому дому. У наглухо закрытых ворот, она нашла звонок с видеокамерой. После недолгого ожидания открылась калитка.
- Чего надо? – неприветливо спросил угрюмый молодой здоровяк, по всему видать, охранник.
- Я насчет работы интересуюсь: не надо ли уборщицу, дворника, может, по кухне какая работа есть?
- Кто послал?
- Никто, я сама по себе.
- Почему именно к нам?
- Да, я по всем домам хожу, но пока вот никому не понадобилась.
- Сейчас спрошу.
Калитка захлопнулась. Надежда минут двадцать простояла в томительном ожидании, и уже подумывала, не уйти ли ей несолоно хлебавши, как калитка открылась и тот же молодец пригласил:
- Проходи.
- Есть работа? – полюбопытствовала Надежда.
- Хозяин сам все скажет.
Охранник молча провел ее в дом, в кабинет хозяина. Надежда, видевшая все эти особняки, крышами выглядывавшие из-за высоченных глухих заборов, лишь издали, теперь, попав вовнутрь, словно нырнула из реальной жизни в сказку. Она была поражена роскошью и изобилием. «Это сколько же деньжищ на все это ушло?!», - деловито прикидывала она, откровенно глазея по сторонам. Ее провели на второй этаж по беломраморной лестнице, в кабинет. Хозяин – толстенький, закутанный в шелковый, переливающийся всеми цветами радуги халат, возвышался за огромным, напоминающим футбольное поле, письменным столом.
- Слюшаю, - он жестом предложил Надежде сесть.
- Я насчет работы. Не требуется ли вам кто?
- Повар нужно. Наш заболэл сапсэм, в болныце лэжит. Варыт можишь?
- Вообще-то, я поваром работаю, - обрадовалась Надежда такой удаче.
- Хорошё, - одобрительно кивнул хозяин, - можишь седни и начинат. Сто в дэн хватыт? Оплат за нэдель.
- Рублей?
- Какие рублы, слюший, ты с нэба свалилас? Кито счас за рублы работат будэт? Доллар, конишно.
- Ой, вот только еще одно: я на целый день не смогу. До обеда Вас устроит?
- А успеват будэш?
- Успею, все сделаю. Не смотрите что мне уже не двадцать, я знаете, какая шустрая, - уговаривала Надежда.
- Тогда пятсот в нэдэл.
- Хорошо-хорошо, я согласна, - торопливо согласилась Надежда, боясь, как бы хозяин вдруг не передумал.
- Паспорт давай, посмотру.
Надежда, порывшись в сумочке, протянула хозяину паспорт. Тот, не торопясь, стал его просматривать.
- Запэчэнск? – он подозрительно посмотрел на Надежду. – А в Москвэ чито дэлаишь?
- Муж у меня в больнице лежит, деньги нужны на операцию. Поэтому и работу ищу, – заискивающе объясняла Надежда.
Хозяин в задумчивости постучал пальцами по столу. Видно было, что его что-то насторожило.
- А ти нэ знаэшь в Запэчэнск Вэра Ивановна? Сторожым работайт?
У Надежды похолодело все внутри. Но она смогла взять себя в руки.
- А как фамилия?
- Тату… Татышкын, вроде.
- Нет. Не знаю. Да мало ли на свете Вер. Может, в лицо и знаю…
Резо еще посидел в задумчивости, но отсутствие повара и надоевшая стряпня охранников, видимо, сделали свое дело.
- Хорошё, иды работай, а то жрат очн хотца…
Так Надежда, несмотря на ее опасения, с подозрительной легкостью попала в дом к Резо-бакинцу. Вере Ивановне, чтобы не тревожить раньше времени, она решила пока ничего не говорить. «Так, - не без гордости за свою находчивость подытожила она, - самое главное дело сделано. Осталась самая малость: узнать, где живет Василий и найти Машку». Она интуитивно чувствовала, если Василий вхож в этот дом, то непременно должна всплыть хоть какая-нибудь информация о нем и, естественно, о Машке… «Все мы люди, - рассуждала она, - и богатые, и бедные, все любим почесать языками. С кем-нибудь, да поделился. А если поделился, то это уже не секрет».
- А кем хозяин ваш работает? – попробовала Надежда для начала хоть что-то выведать у приставленного к ней для проведения инструктажа, все того же молодого немногословного охранника.
- Любопытной Варваре – на базаре нос оторвали,- не без угрозы ответил он.
- Поняла, - миролюбиво согласилась Надежда. – Просто личность знакомая. Наверное, по телевизору видела… А за продуктами мне самой надо будет ходить, или привезут?
Надежда профессионально оглядывала содержимое двух огромных холодильников и оборудование кухни, ничем не уступавшей по размерам столовой училища. Только это оборудование, конечно, не шло ни в какое сравнение с училищным – допотопным и еле живым. Здесь все было устроено по последнему слову техники: Бошевская промышленная плита, духовка с подсветкой, сногсшибательная мясорубка, автономная электросковорода… Не кухня – мечта любой хозяйки!
- Привезут. Вот эту рыбу не трогай – это только для кошки.
Надежда мысленно ахнула: «Вот это удача!», а вслух, словно между прочим, поинтересовалась:
- Мне, что, еще и кошку кормить надо будет?
- Хозяин сам ее покормит, никому не доверяет.
- Дорогая, наверное, породистая?
- Обыкновенная кошка, - недоуменно пожал плечами охранник, - сам не пойму, чего он с ней так возится? Она ему всю гостиную обгадила, мебель всю ободрала, а он с ней нянчится, как с ребенком, да еще и не пускает к ней никого. Так что, кошка – это не твоя забота. Самое главное – хозяина накормить, поняла? Ну, и обслуживающий персонал. Еще, может, гости когда какие будут.
- Накормим так, что пальчики оближет, - радостно пообещала Надежда. «Это, наверное, Машка! Не зря же он ее прячет ото всех. Вот змей, - подумала она про Василия, - продал, наверное».
Чтобы не вызывать подозрений, Надежда решила не рисковать в первый же день, а уж с завтрашнего дня потихоньку оглядеться, чтобы четко определить все пути возможного похищения и отступления. В этот день она не высовывала носа из кухни. Приготовив на целую роту обед и ужин, сдав кухню и все объяснив неразговорчивому охраннику, который постоянно крутился рядом, она благополучно отбыла в больницу.
На следующее утро ее встретил другой охранник.
- На кухню что ли? – спросил он, видимо, предупрежденный своим предшественником.
- А где же тот, вчерашний? – поинтересовалась Надежда.
- Илюха? Отдыхает. Мы же не из железа - работаем через день. А как повар заболел, еще и кухню на нас повесили. Хорошо, хоть вас взяли – нам облегчение. Андрей, - представился он. «Похоже, этот поразговорчивее будет» - подумала Надежда.
- Надежда Васильевна, - не без кокетства представилась она.
- Очень приятно. Я сейчас за продуктами поеду, Надежда Васильевна, вы бы мне списочек составили, что надо брать.
- Сейчас сделаю, - обрадовано ответила Надежда. «Значит, не будет на хвосте висеть, может быть, что и разведаю».
Надежда проследила, как Андрей уехал за продуктами - окна кухни выходили как раз на ворота. К тому времени она уже взбила тесто для блинчиков и держала наготове сковородку, чтобы в любой момент начать их печь для проснувшегося хозяина. А пока такой команды не поступило, и Андрей не маячил тенью за ее спиной, Надежда решила провести разведку. Она осторожно вышла из кухни и отправилась обследовать дом. Она шла по неосвещенному коридору, по обе стороны которого располагалось по две комнаты. Двери в них были не заперты, и она беспрепятственно заглядывала в них, не переставая изумляться невиданной отделкой и обстановкой, не забывая при этом шепотом звать «Маш, Маш, Маш!». Но следов кошки нигде не было видно. Пройдя все четыре комнаты, расположенные по коридору, Надежда вышла в холл, откуда, разветвляясь надвое от самого входа, поднимались лестницы на второй этаж. «Спальня, наверное, на втором этаже, там же, где и кабинет, - догадалась Надежда. – Туда не пойду». Она увидела между балюстрадами разветвляющихся и округло поднимающихся вверх лестниц еще одну дверь, которую вчера почему-то не заметила. Дверь в эту комнату оказалась запертой. Надежда прильнула к замочной скважине. Разглядеть ей ничего не удалось, зато из замочной скважины на нее пахнуло едко-кислым кошачьим запахом, совсем, как в родном подъезде. «Здесь она!» - обрадовалась Надежда. Она еле слышно позвала: «Маш! Маш!», и через некоторое время она услышала из-за двери призывное, жалобное мяуканье. «Машенька, девочка моя, ты меня узнала? Я здесь! Я что-нибудь придумаю», - шептала Надежда под дверью, а Машка, словно жалуясь на свою долю, вторила ей на своем кошачьем языке. Сколько они так переговаривались бы, неизвестно, но тут сверху слегка скрипнула дверь, и послышались на удивление мягкие, просто кошачьи шаги. Видимо, жалобное мяуканье, если и не разбудило, то привлекло внимание хозяина… Надежда мышкой шмыгнула в спасительный темный коридор и, никем не замеченная, вернулась в кухню, где, с готовым выпрыгнуть от страха сердцем, дрожащими руками принялась печь блины, словно только этим и занималась все утро. Через несколько минут на кухню заглянул заспанный хозяин. Он потянул носом:
- Блынчик! Вах, хорошё! – одобрил он, хватая горяченький, с пылу-жару. – Дай минэ рыб. Кошка тожа кушат нада, просыт уже.
- Эту? – спросила Надежда, проинструктированная вчера Ильей.
- Угу, - кивнул головой хозяин, жуя блинчик.
Надежда положила рыбу на тарелочку и хозяин ушел, прихватив еще один блинчик. «Уф, пронесло!» - вздохнула Надежда. Через час приехал Андрей, разгрузил продукты и ушел, прихватив с собой тарелку с блинчиками и бокалом кофе.
- У себя поем…- благодушно пояснил он.
Но буквально через пятнадцать минут он вернулся и уже не в таком благодушном настроении.
- Слушай, Надежда Васильевна, а ты чего это по дому шастаешь?! Тебя Илья не предупреждал разве, что твое место – на кухне, а в доме тебе делать нечего? – раздраженно спросил Андрей. – Чего искала-то?
- Ты с чего этого? – удивилась Надежда.
- С того это – передразнил он ее. – У нас тут везде камеры слежения стоят, вот и посмотрел, что без меня в доме творилось, а там – ты по всем комнатам рыскаешь. А ну, быстро колись, чего искала?!
- Ой, Андрюш, да ты не подумай чего плохого, - лихорадочно соображала Надежда. – У меня тут, знаешь… мышка в кухне завелась, за столом, – пришла ей в голову спасительная отговорка.
- Ну?! – грозно спросил Андрей.
- Ну и вот… Илья вчера сказал, что в доме кошка есть, я и искала ее, чтобы в кухню притащить. Может быть, она поймает мышку-то, а?
- Мышки, кошки, - все еще недовольный, но заметно остывая, пробурчал Андрей. – А Илья тебе не объяснил, случайно, что эта кошка не для мышек в доме заведена?
- А для чего еще кошка может быть нужна? – разыгрывая святую наивность, спросила Надежда.
- Черт его знает, для чего она Резо понадобилась. – Пожал он плечами. – Сами не поймем ничего. Из комнаты ее не выпускает, скрывает ото всех… Ладно, я думаю, на первый раз обойдемся предупреждением и серьезным внушением, но, смотри у меня! Чтобы больше в дом – ни-ни, понятно?.. Блинчики-то остались еще?
На следующий день дежурил угрюмый Илья, и потому Надежда просидела смирненько на кухне, не предпринимая никаких попыток к спасению Машки. Во-первых, опасно связываться с таким букой. А, во-вторых, и это - самое главное: у нее пока не было никакого плана спасения Машки из плена, и в голову, как на грех, ничего не приходило. «Что же мне делать? Дверь - не выломаешь, во двор – не выйдешь, к окну – не подойдешь, а если даже как-то и вытащу ее из комнаты – как протащить мимо охранника? «Думай, думай!» - подгоняла сама себя Надежда, но все было напрасно. Она торопилась еще и потому, что прекрасно понимала, что работает здесь до первой встречи с Василием. Пока все обходилось, но кто знает, что будет завтра? День шел за днем, но Надежда так ничего и не могла придумать. Конечно, узнав о камерах наблюдения, она стала действовать осторожнее. В одно прекрасное утро хозяин, как обычно, спустился в кухню, чтобы определиться с меню на обед и ужин. Когда он уже вышел, Надежда схватила рыбку для кошки, которую она предусмотрительно прикрыла полотенцем, чтобы Резо мог забыть про нее, и выскочила в коридор:
- Хозяин, рыбку-то забыл!
- Ай, спасыбо, сапсэм забиль.
Надежде только того и надо было: она внимательно оглядела коридор, чтобы приметить, где находятся камеры слежения и куда они направлены. По их направленности она четко определила, что они охватывают пространство где-то в половину роста и, если на четвереньках проползти по коридору, то можно остаться незамеченной. Теперь она каждое утро, пока Андрюша или Илюша ездили за продуктами, а хозяин еще сладко спал, наведывалась к Машке, чтобы хоть морально поддержать ее в заточении. И это было единственное, что она пока могла сделать для нее.
На пятый день своего пребывания в доме Резо, Надежда привычно сползала к закрытой комнате, но Машка этим утром почему-то не откликнулась на ее призывы. Надежда сначала не очень обеспокоилась этим: мало ли, может быть спит, а может быть, стала уже привыкать к новому дому. Человек – и тот ко всему привыкает, а это – все-таки животное! Тем более, по всему видно, что никто ее здесь не обижает, не говоря уже о кормежке – это не Верочкины колбаса, сметана, да дешевая килька, тут ей – и балычок, и икорка перепадает, и молоко только парное у частников берут, специально для Машки. Кто не захочет в таком плену пожить?.. Но, когда Илюша не привез обычный Машкин продуктовый набор, Надежда очень удивилась и, несмотря на неразговорчивость Ильи, все же спросила:
- Парень, а про кошку ты не забыл, случайно? Что-то ничего ей сегодня не привез? Чем кормить будем?
- Нет больше кошки, - угрюмо пояснил Илья.
- Как нет? – удивилась Надежда. – Куда ж она подевалась?
- Выкинули, – так же угрюмо пояснил Илья.
- Почему выкинули? Куда? – пыталась хоть что-то вытянуть из него Надежда.
- Нам не докладывали, – отрезал охранник, давая понять, что разговор окончен.
В этот день Надежда решила больше не работать – не зачем. Совершенно не заботясь о том, что сегодня будет кушать Резо и его команда, она торопливо переоделась, накинув сверху рабочий белый халат, вытряхнула все нужное из своей сумочки, распихала по карманам халата и в нижнее белье. И, оставив для конспирации выпотрошенную сумочку на кухне, направилась к воротам.
- Куда собралась? – неприветливо остановил ее Илья.
- Да вот, забыла тебе сказать, чтобы уксус купил, давай я сама быстренько сбегаю до магазинчика.
- Не положено, - сказал, как отрезал, несговорчивый Илья.
- Да что там «не положено»? Минутное дело, а мне срочно уксус надо. Не машину же заводить из-за такой ерунды? Тут идти-то всего пять минут,– уговаривала его Надежда.
- Не положено.
- Ну, хорошо, тогда давай я за тебя на воротах постою, а ты сбегай, – предложила Надежда.
- Ладно, иди,- неожиданно смилостивился Илья. Видно перспектива топать пешком до магазина его не прельщала. Не машину же в самом деле заводить из-за десяти минут. – Только по-быстрому, пока хозяин не встал.
Надежда дошла до магазина, сняла белый халат и, скомкав его, выбросила в кусты. Всю дорогу до остановки она шла и звала Машку, потом еще побродила по редкому леску около дороги в безуспешных поисках кошки, и только часа через два, совершенно расстроенная и убитая своей неудачей, отправилась в Москву. На следующий день она не поехала к Резо, и больше в этот особняк не возвращалась – больше ей нечего было делать там…
Откуда ей было знать, что как раз накануне, поздно вечером к Резо приехал экстренно вызванный им Василий-Степан.
- Слющий, Стыпан! Золот у кошка сапсэм кончал!
- Как кончилось? – удивился Степан.
- Сапсэм нэт! Сначал мал-мал начал какить, а потом сапсэп кончал золот. Трэтий дэн нэт. Чито слючилос?
- Не знаю, Может, поела чего-нибудь не того? – предположил Степан.
- Чиво поэла?! - возмутился Резо. – Висё свэжий, мясо-шмясо, балык-шмалык – прамо с базар. Поэла! Ти так нэ эшь, как кошка у минэ кушил!
- Это уж точно! – ехидно заметил Степан.
- Слюший, я думай, а можыт твоя баба слово какой-то знаэт, а?
- Да ты что, Резо?! – удивился Степан. – В бабкины сказки, что ли веришь?
- А кошка золот какит – это тибэ нэ сказк?
- Ну, тогда не знаю, - в растерянности проговорил Степан.
Василий, разведав про способности кошки «нести» золото, не узнал самого главного: непрерывность технологического процесса производства драгметалла напрямую была связана с подпиткой кошки, как афенажного мини-завода, алюминием и медью.
- Можыт, ты опьять к нэй поэдэшь в Запэчэнск? Узнаэш все, полючши, а? – заискивающе предложил Резо.
- Да ты что, в своем уме?! – взвился Степан. – Как я ей на глаза покажусь? Да и паспорт я у нее сдуру оставил. Фраернуться захотел напоследок.
- Паспорт? Так это жи хорошё! За паспорт и поэдэшь – притчин хорёший будэт.
- Так она с моим паспортом уже успела в ментовку смотаться.
- Откуда ти знай?
- Подругу ее на Черкизовском недавно встретил. Рассказала, что в розыск они на меня подавали с этим паспортом. Так что мне туда теперь и носа не сунешь, сразу загребут.
- Да, - пригорюнился Резо, - жалько. А такой хорёший кошка бил! Я уже так думайт: дэнэг много набэру - завод куплу, дэнги отмою – в дэпутат пойду, нэприкосновэн буду… И чито тэпер минэ с нэй делить? Можит, ишо кого послат в Запэчэнск?
- Бесполезно, - возразил Степан. – Верочка на молоке обожглась, теперь и на воду дуть будет. К ней сейчас и на козе не подъедешь…
- Слюший, Стыпан, а у минэ сичас новий повар работаэт из Запэчэнск. Ти нэ знаэшь такой – Надэжда Василивна Лэбэдэва? – спросил Резо.
- Ни фига себе!!! Как она на тебя вышла?! – обомлел Степан. - Это же подружка моей бабы! Они с самого детства корешатся. Ведь это она меня на Черкизовском поймала – и уже у тебя работает?! Ох, неспроста все это!!! Не иначе кошку ищет.
- Она сам ко мнэ пришел – работ искал. Можит, она чиво-то знаэт про кошка?
- Даже если и знает, ничего не скажет.
- Вытрасэм. – предложил Резо, угрожающе потрясая кулаками.
- Не скажет, - убежденно возразил Степан.
- Ну, тогда… - Резо провел ребром ладони по горлу.
- Из-за кошки на мокрое дело идти? – удивился Степан. – Ты в своем уме? Вот ты скажи мне лучше, как она твой дом вычислила? Сама выследила или, может, менты подмогли? Сама вряд ли, у баб мозги куриные, я бы сразу заметил ее. Скорее всего – ментовские это дела, меня выслеживают. Нет, хозяин, я в такие игры не играю. Сам разбирайся, как хочешь и с ней, и с кошкой этой. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти… Недаром, когда я от тебя последний раз уходил, мимо меня пустое такси пронеслось. Хотел остановить, да куда там!.. Мне тогда это подозрительным показалось. Надежда – это не Верочка. Такая баба на все пойдет, – запаниковал Степан.
- Утром разбэрус. И с кошка, и с Надэжда. – пообещал Резо.
- Смотри, как бы эта кошка нам боком не вышла, нутром чую ментов, - предостерег Степан. – Заяву Надежда на меня написала, не иначе. И кошку, наверное, туда же прибавила. Но с другой стороны – не будут же менты из-за кошки шухер поднимать. А ничего другого я у Верочки не брал.
Они посидели в молчании, оба явно напуганные.
- Вот ты мне скажи, что этой бабе у тебя понадобилось? Дураку понятно – кошка! И ведь как хитро в дом пролезла! Нет, чую я, тут без ментов не обошлось. Как пить дать! Чего только они ждут, не понятно, почему не берут с поличным?
- С какой полычный?
- С кошкой твоей золотой!
- Про кошка ныкто нэ знаэт. Я ые никому нэ показываит…
Резо виновато замолчал. Степан посидел еще в мучительном раздумье, и, хлопнув себя по лбу, выдал:
– Понял!!! Все понял! Ты знаешь, Резо, наверное, в кошке определенное количество золота было заложено. Ну, скажем, проглотила она его, и потому гадила им, а теперь – все золото вышло из нее, потому и кончилось. А Надежда эта не зря за кошкой охотится - чтобы золото вернуть! Наверное, и заяву в ментовку на меня написала, что я у них кошку с золотом в пузе украл.
- Можит быт, можит быт, – согласился заметно перетрусивший Резо. - И чито минэ с нэй дэлат тепер?! Вэс комнат загадыл, диван вэс ободрал…
- Значит, так. Мой тебе совет: кошку - срочно выкидываешь, все равно золота больше от нее не будет, бабу – утром рассчитываешь, и все: все концы в воду - ты ничего не знаешь, ничего не видел, никакой кошки у тебя не было. А я лично делаю ноги. Береженого, как говорится...
Резо задумался.
- Вот ты и выброс ее, – приказал Резо.
- А почему я?! – возмутился Степан.
- У минэ рюка нэ поднымится, жалко кошка – привык к нэй сапсэм. Давай, я позову ые, а ты сразу хватай, поныл?
Резо поманил кошку куском балыка:
- Кыс-кыс, на тибэ кушат.
Кошка, к удивлению Степана, доверчиво подошла к Резо и взяла изрядный кусок балыка прямо у него из рук. Степан, сидевший рядом с Резо на диване, проворно схватил кошку.
- А мне, значит, не жалко? Как чуть что, сразу – Степан, – бурчал он, упаковывая выдирающуюся кошку все в ту же, до сих пор валявшуюся в зале, его дорожную сумку. Из-за позднего визита Степану пришлось опять заночевать в особняке. И опять всю ночь он отбивался от огромной, как поросенок и кровожадной, как тигр, кошки… Едва забрезжил рассвет, Степан, поняв, что поспать ему этой ночью так и не придется, поднялся. Ранним утром, когда Резо еще спал, Степан со своей дорожной сумкой вышел из дома. Любуясь чистотой зарождающегося дня, он безмятежно вышагивал по дорожке через лесок, сокращая себе путь до кольцевой трассы. Вдруг в душе у него шевельнулось что-то, издалека напоминающее совесть: «А может быть, отдать ее Надежде, и черт бы с ней, с этой кошкой? Верочка, наверное, убивается по этой ведьме». И он добродушно пихнул кулаком по сумке, словно проверяя жива ли она еще. В ответ кошка, изловчившись, умудрилась просунуть в маленькую дырочку от молнии свою когтистую лапу и с силой мазанула ею по тому, что ей подвернулось. А подвернулся ей под лапу как раз бок Степана. Он взвыл от боли, отбросил сумку и принялся разглядывать расцарапанный до крови бок.
- Вот же стерва! – обозлился он на кошку. – Буду я тут еще с тобой возиться!
Он поднял сумку, размотал ее над головой, и зашвырнул подальше в кусты… Сумка мягко приземлилась на сладко спящего под кустом бомжа Мишку, по прозвищу Хорек. Мишка был не только гражданином без определенного места жительства, как и без определенного рода занятий, но и без определенного возраста. Его просто невозможно было определить из-за вековой грязи, размывающей черты лица и бурной, клочками выстриженной на голове и лице растительности. Он забрел в этот лесок еще вчера вечером, чтобы встать пораньше и насобирать грибов на продажу…
В то самое время, как ничего не подозревающая Надежда выходила из маршрутки, озабоченная единственно спасением Машки, на противоположной стороне дороги в точно такую же маршрутку садился Степан…
ГЛАВА 12
Вскоре Сашок выписался из клиники, и получив наставления лечащего врача, они с Надеждой отправились в родной Запеченск. Сразу по приезду, Надежда, отправилась к Вере. И не только для того, чтобы обстоятельно рассказать обо всех произошедших событиях.
- Здравствуй, моя хорошая! – Они обнялись, расцеловались и даже пустили слезу, словно не виделись по крайней мере год, хотя после отъезда Лебедевых прошло чуть больше месяца.
- Вот, - Надежда достала из сумочки косметичку с деньгами. – Все в целости и сохранности, за исключением 80 тысяч. Немного лишнего, конечно, потратила. Можно было и поэкономнее…
- Господи, Надь, да о чем ты говоришь?! Сколько потратила, столько и потратила. Что ты отчитываешься передо мной, как в бухгалтерии? Ты мне лучше расскажи, как Сашок себя чувствует? Что же ты не позвонила, что вы приехали, я бы сама к вам прибежала. Как ты его одного оставила, не страшно? – засыпала вопросами Надежду подруга.
- Во-первых, у него все преотлично, через две недели может выходить на работу. Одного оставила, потому что нам с тобой надо посекретничать, а при нем не поговоришь. Вера, ведь я твою Машку почти нашла в Москве!
- Живая?! – обрадовалась Вера Ивановна. – Где же она?
- Сейчас все расскажу... – И Надежда с мельчайшими подробностями описала подруге все ее приключения после поездки в Питер. Про свою поездку в Питер, она старалась не вспоминать. Так, упомянула вскользь, что у сына все хорошо, собирается защищать докторскую, что мальчики здорово подросли, что Света молодец, настоящую отдельную квартиру соорудила из двух комнат в общежитии. Настоящую же причину этой поездки, она подруге так никогда и не открыла.
Вера Ивановна после рассказа о злоключениях Машки расстроилась окончательно.
- Бедная Машка! Сколько на ее долю выпало испытаний! То из цеха ее увезли - выбросили, где-то в лесу, теперь вот опять - неизвестно куда… - горевала она над судьбой своей любимицы.
- Так, подожди, ты чего нюни распустила? – возмутилась Надежда.
- Машеньку жалко, – всхлипнула Вера Ивановна.
- Жалко. Мне тоже ее жалко. Но теперь у нас хоть какая-то надежда появилась…
- Какая надежда, ты о чем?
- Здравствуйте, приехали! Правда что ли не понимаешь, или прикидываешься? – даже рассердилась Надежда. – Ну, во-первых, мы уже точно знаем, что она не в Австралии. Значит, круг поиска значительно сузился. Во-вторых, куда ее ваш Геннадий Васильевич отвозил из цеха?
- Точно не знаю. Куда-то на кольцевую дорогу.
- Так и сейчас ее, скорее всего, где-то на кольцевой выкинули! Ты понимаешь, что это значит?
- Что? – не понимая, к чему клонит Надежда, спросила Вера Ивановна.
- А то, что она уже один раз с кольцевой дороги вернулась в Запеченск, значит, второй раз прийти в родной город для нее будет, как нечего делать.
- Ты думаешь? – недоверчиво спросила Вера Ивановна.
- Тут и думать нечего. Вернется, вот увидишь, обязательно вернется. Ну, через месяц, в крайнем случае – через два. Будем ждать. Самое главное, что мы знаем, что она - на свободе. И нужно только время. Придет, никуда не денется, непременно придет. Говорят, кошки как-то по звездам ориентируются. За двести километров могут свой дом отыскать, – горячо убеждала Надежда подругу.
- Ой, Надя, твоими бы устами да мед пить…
- Не вешай нос, подруга. Мы с тобой еще не раз съездим в Москву ее золото сдавать, вот увидишь.
- Да не нужно мне ее золото, лишь бы только сама вернулась. Что мне толку от этого золота? Ты подумай сама, такие деньжищи – и не придумаешь, куда их деть. И, главное, ведь никому не объяснишь, откуда они вдруг взялись. А, если и скажешь, так ни один нормальный человек в это не поверит. Вот и попробуй ими воспользоваться? Вот, хоть меня взять – попробуй я, например, взять путевку в Австралию? Дочь сразу заинтересуется: откуда у меня столько денег появилось? Ведь не объяснишь же ей, правда? Решит, что свихнулась. И, получается: сижу на деньгах, а воспользоваться ими не могу.
- Да, тут ты права, - согласилась Надежда. – Какой-то заколдованный круг получается.
- А ты знаешь, пока вас не было, я кое-что придумала, что мы сделаем с этими деньгами. Вот послушай. Люба моя - с жильем, материально они обеспечены, а твой Лешка – уже сколько лет в общежитии мается… Надь, давай мы ему на эти деньги квартиру купим, а? Только не отказывайся сразу, подумай, ладно?
Надежда воззрилась на подругу. Ей было удивительно, до чего же они все-таки синхронно мыслят, но в то же время стало нестерпимо стыдно. Вот хотела без Веры решить свои проблемы, тайком умыкнуть ее деньги, дурочку из нее сделать, а она – сама своими руками… Да, все-таки, действительно, золото – коварный металл, изнутри съедает душу…
- Ну, что ты на меня уставилась? Что молчишь-то? – теребила Вера Ивановна подругу.
- Не возьмет он этих денег, – безнадежно махнула рукой Надежда.
- Возьмет, никуда не денется, - убежденно возразила Вера Ивановна.
- Да что я, сына своего не знаю? А потом, как мы ему объясним, откуда мы взяли такие деньги?
- А зачем ему объяснять? Ничего объяснять не придется. Я все продумала. Поедем с тобой в Питер, инкогнито, так сказать, купим квартиру, оформим ее пока на тебя, а ему скажем, что ты ее в лотерею «Золотой ключ» выиграла. Выигрывают же люди?
- Вера, ты меня умиляешь! Тебе сколько лет, что ты в эти сказки веришь? Когда и кто выигрывал в эти лотереи? Ты знаешь, хоть одного такого счастливца? Ты опять за свое - «надо верить»? – расхохоталась Надежда.
- Ну что ты смеешься? Ведь фамилии выигравших называют по телевизору и даже показывают этих счастливцев, - виновато оправдывалась Вера Ивановна.
- Ой, да они тебе, что хочешь, скажут и целую роту этих везунчиков покажут. Все это подстава, как ты не понимаешь? Еще дедушка-Ленин нас учил, что любая лотерея – это обман народа.
- Ну, и Бог с ними, с этими подставными везунчиками. А мы все равно Лешику скажем, что ты ее выиграла. Он же не сможет проверить этого, правда? А квартира – вот она, пусть живет и радуется!
- А что, - задумалась Надежда, - над этим надо подумать. А как же ты? Тебе, разве, ничего не надо? Вон, ты в Австралию хотела съездить?
- А что я? Говорю же тебе, у меня - дом, у Любы со Славой – вообще домина. Все обеспечены. И зачем мне вообще эти деньги? Ведь не поеду же я на самом деле в Австралию? Блажь все это… Что мне там одной делать: без тебя, без Сашка, без Любы? Если только посмотреть, отдохнуть… Нет, нельзя нам отбиваться друг от друга – пропадем по одиночке, и никакие деньги нам не помогут.
Пристыженная Надежда только кивнула головой в ответ… Предательский комок сдавил ей горло.
И стала Вера Ивановна ждать возвращения Машки. Но прошел месяц, другой, а Машка так и не вернулась. Совсем одиноко стало Вере Ивановне в своем старом домике. «Это проклятое золото погубило мою Машеньку. Была бы обыкновенной кошкой, никто бы на нее не позарился, так и жила бы себе припеваючи…», - горевала она. Мурзик, превратившийся в огромного рыжего кота-гулену, за лето совершенно отбился от дома. Приходил поесть, поспать и опять на улицу – крутить головы и хвосты всем окрестным кошкам. Да, это тебе не ласковая, ручная Машка…
Мишка-Хорек, прозванный так в кругах, к которым он был близок, за неизменный аромат, постоянно исходивший от него, проснулся от крепкого удара чуть ниже пояса.
- Опаньки! – вытаращил он глаза сначала на сумку, а потом на небо, откуда, вероятнее всего и был послан ему, непонятно за какие заслуги, этот дар. Он перевернулся, сел, в глубокой задумчивости почесал свой давно не мытый и нестриженный затылок, опасливо огляделся вокруг – не пацаны ли какие пошутили над ним, и вдруг за сумкой сейчас объявится хозяин. Но никто и не думал появляться. Переждав несколько минут на всякий случай, Хорек осторожно открыл сумку.
- Кисанька! – радостно удивился он, увидев Машку, – Ты что тут делаешь?
Он полез за пазуху такой же грязной, как и он сам, непонятного цвета рубахи, нашел там кусок колбасы, и, разломив его никогда не видевшими воды, с черными ободками под ногтями, руками надвое, угостил кошку, положив ей колбасу прямо в сумку.
- На, поешь. Тоже из дома выкинули? – поинтересовался он, жуя свой кусок колбасы. - И меня выкинули. Меня-то из-за пьянки, сам виноват. А тебя-то за что? Ты же, наверное, не пьешь?
Колбаса была с явным душком и кошка, обнюхав ее, есть не стала. С осторожностью вылезла из сумки, отбежала в сторонку и стала наблюдать за незнакомцем с безопасного расстояния.
- Ой-ей-ей! Посмотри на нее, цаца какая! Брезгуешь? Ну, и ходи голодная. Мне больше достанется. - Хорек достал из сумки нетронутую Машкой колбасу, доел ее, вытащил все вещи, которые там лежали, и начал разглядывать, развешивая на кустах.
- Ух ты, вот это подвезло! Целый гардеробчик! – он опять взглянул на небо и удивленно мотнул головой. – Спасибо тебе, Боженька, что не забываешь раба своего.
Неспеша, с явным удовольствием, переоделся в спортивный костюм Котофеича, а свое рванье аккуратно сложил под кустом.
- Ты смотри-ка, обратился он к кошке, - костюмчик - как по мне сшит! Когда только Боженька мерки успел снять? Наверное, когда я спал. Ну, как? Нравится? – обратился он к кошке. Кошка никак не отреагировала.
Закончив с туалетом, он отправился собирать грибы. Кошка неотступно следовала за ним на безопасном расстоянии, но близко не подходила. Когда солнце уже начало припекать, Мишка-Хорек, решив, что на сегодня хватит, побрел в сторону электрички. Кошка так же хвостом плелась за ним. На платформе Мишка в ожидании электрички сел перекурить, кошка подошла поближе и стояла в нерешительности.
- Ну, что? Некуда тебе идти?
Кошка подошла и села рядышком. Мишка-Хорек погладил ее, кошка вся съежилась от страха, но не убежала.
- Да не бойся ты, я кошек не ем. Поехали со мной, хоть мышей в подвале погоняешь, а то скоро по мне пешком ходить будут. – Он расстегнул сумку и похлопал по ней, приглашая кошку. Та запрыгнула в сумку. – Ты смотри-ка, - удивился Мишка. – Понимает!
Он погладил кошку, словно успокаивая, застегнул молнию на сумке и двинулся к приближающейся электричке.
Вечером, в подвале многоэтажки на окраине Москвы вовсю шла гульба – Мишка продал грибы и почти все вещи из сумки, оставив себе для чего-то лишь костюмную пару с рубашкой в сумке – уж очень они ему приглянулись, да спортивный костюм, в котором красовался. Темой сегодняшней пьянки была народная мудрость: «Не родись красивым – а родись счастливым». Все с большим удовольствием вспоминали случаи, когда фортуна подносила им подарки из мусорных ящиков, и кто, сколько и когда в своей жизни находил халявных денег. Потом, когда бормотуха и самогон закончились, все дружно начали приставать к Мишке, чтобы он продал и костюм. Мишка долго держался, потом смилостивился:
- Ну, ладно, уговорили. Давайте сумку загоним.
Послали гонца обменять сумку на самогон. Когда закончилась и эта подпитка, сплоченной алчущей толпой нависли над Мишкой, требуя продолжения банкета, но Мишка почему-то упорно держался за костюм, не желая менять его на самогон. Началась потасовка, которую остановил громкий стук по трубам. Зная, чем это может закончиться, дружки, злобно рыча и угрожая Мишке, расползлись по своим «квартирам». Мишка с окровавленной рожей завалился спать. В ногах у него опасливо притулилась кошка…
Утро, как всегда, началось с головной боли, мучительных воспоминаний вчерашних событий и вечной проблемы – чем опохмелиться. На глаза попалась кошка. Она сидела на ящике, изображающем стол и доедала остатки вчерашнего пиршества.
- Что, голод – не тетка? – Мишка посидел в раздумии. – Кисанька! Тебя, что ли продать? Может хоть стакан за тебя нальют?
Кошка со стола запрыгнула на Мишкино «ложе» - деревянный настил с кучей хламья на нем и начала ластиться к нему, словно уговаривала не менять ее на стакан самогона.
- Да кому ты нужна? – безнадежно махнул он рукой. - Такая же ободранная, как и я… Что же ты, Боженька, не мог хотя бы персидскую подкинуть?
Мишка принялся сливать остатки самогона и бормотухи из бутылок, чуть ли не выжимая их. Накапав грамм двадцать, опрокинул, посидел в нирване… Вытащил из кучи рванья на постели отбитый во вчерашнем бою костюмчик, начал его любовно оглаживать, прицениваясь, сколько бутылок за него можно взять. Потом горько вздохнул, так же бережно сложил его и пошел прятать в темный угол подвала, подальше от своих подельщиков и друзей, за трубы…Порывшись по своим нышпаркам и не найдя ничего, чем бы можно было перекусить, отправился на добычу хлеба насущного и вернулся домой часа через два с двумя полными пакетами какого-то хлама и пищевых отходов. Пакеты сбросил на полу.
- Киска, посмотри, там колбаска где-то была, поешь…- заботливо предложил Хорек.
Кошка, привлеченная запахом еды, тут же свалила один из пакетов и залезла в него, выискивая в этой куче мусора что-нибудь съедобное. Среди пустых бутылок и протухших алюминиевых банок из-под пива, она, наконец, отыскала маленький кусочек колбаски, не жуя, проглотила его и начала тереться о ноги хозяина в надежде поживиться еще чем-нибудь.
- Сейчас еще телевизор принесу, меди наковыряю, сдам, тогда и поедим нормально, - обнадежил Мишка, гладя ее. И заторопился на помойку, опасаясь, как бы кто не перехватил телевизор.
Притащив его в подвал, он принялся раскурочивать, складывая кусочки меди в кучку. Кошка крутилась тут же, рядом, но Мишка, занятый делом, не обращал на нее внимания…
Вечером все повторилось: пришли дружки, попили бормотухи и самогона, побили морды друг другу и разошлись, а утром Мишка опять отправился на охоту… Так и зажила киска с Мишкой Хорьком. Конечно, в этом подвале было намного хуже, чем в цеху, а тем более в доме у Веры Ивановны, но выбирать не приходилось – все лучше, чем на улице…
Где-то через неделю Мишка, как обычно, встал утром с больной головой и сразу вляпался в кучку, которую Машка наложила прямо перед его «кроватью».
- Ты чего это, киска? Не порядок! – ворчал Мишка, обтирая ноги об пол. – Почему не закапываешь за собой? Обленилась совсем?
На следующий день - еще лучше учудила: вообще на «подушку» нагадила. Тут уже Мишка совершенно рассвирепел.
- Очумела, ты что ли?! – орал он. – Ты чего безобразничаешь? Выкину на улицу, или кормить не стану совсем! Дурная кошка! - махал он на нее руками.
Начал наводить порядок: взял тряпку и только хотел собрать ею кучку, как заметил, что в ней что-то блеснуло…Поковырялся – золото! Как есть золото! Мишка призадумался: кому можно его толкануть и за сколько бутылок?.. А ночью опять шло гульбище. Несмотря на то, что продавцы самогона хорошо его нагрели с золотом, самогона было столько, что, как ни старались бомжи, к утру все не выпили. Утром Мишка проснулся с обычной головной болью и с Люськой-прилипалой в постели. Она славилась тем, что меняла мужиков, как перчатки, в зависимости от того, у кого на сегодняшний день была выпивка. Не вставая с постели, он покосился на Люську, но вместо ее наглой синюшной рожи с грязными рыжими патлами узрел «на подушке» кошачью кучку. Она была наложена аккурат между ним и Люськой. Он вскочил, собираясь наорать на кошку, но вдруг заметил, что в кучке опять что-то блеснуло. Голова моментально перестала болеть. Мишка схватил первую попавшуюся тряпку, быстренько сгреб ею кучку и засунул под кровать.
- Люськ, а Люськ! – принялся он тормошить свою даму, - Слушай, а ты зачем здесь?
- Ой, - потянулась Люська, - так ты сам меня вчера оставил. Живи, говоришь, у меня. Не веришь – у Паши спроси. Выпить есть чего? А то бестолковка раскалывается…
Мишка сосредоточенно налил ей полстакана самогонки, безнадежно пытаясь вспомнить события вчерашнего раута. Люська аккуратно выцедила поданный ей нектар, кокетливо оттопырив мизинец, прикурила бычок.
- Ой, хорошо-то как! – простонала она. – Вот бы так всю жизнь, а, Мишенька?.. Чем это у тебя так нехорошо пахнет? – принюхалась она.
- Ну, раз тебе у меня говном пахнет, так и вали отсюда, – недружелюбно предложил Мишка.
- Ты чего это, обиделся, что ли? – удивилась Люська и полезла к Мишке обниматься. - А с чего ты такой бога-а-атенький у нас стал?
- С того самого, - буркнул Мишка, убирая Люськины руки. – Ты, вот что, подруга, давай-ка, вали отсюда, пока я тебе рожу не намылил.
- Ты чего это?! – возмутилась Люська. - Сам вчера обещал, что заживем мы с тобой, как муж и жена…
- Жена-сатана, то же мне нашлась! - хмыкнул Хорек, - вали-вали отсюда, говорю.
- А, гад! Сам соблазнил по-пьяне, а теперь на улицу гонишь? Я из-за тебя, хмыря вонючего, Пашеньку своего родненького вчера бросила, куда я теперь пойду, изменщик проклятый, - пьяненько заголосила она.
Мишка сунул ей в руки две бутылки самогона.
- На вот, тебе пузырь на приданое, и Пашке твоему – отступную. Давай-давай, двигай своими костылями, прилипала.
При виде самогона у Люськи моментально просохли слезы, она суетливо начала выбираться из «постели», бережно прижимая бутылки к груди.
- Смотри, Хорек, как бы не пожалел! – с угрозой сказала она. – Позовешь потом, ни… я к тебе не приду больше, понял?
- Понял, понял. На …ты мне нужна! Вали отсюда! Паше привет передай!
Люська заторопилась, боясь, как бы Мишка вдруг не передумал и не отнял две бутылки счастья…
- Ой, а колготки где мои? Куда дел? Я вчера их вот тут сняла и в постель положила, - силилась она вспомнить.
- Не было их у тебя отродясь! – убеждал ее Мишка, силой выталкивая упирающуюся Люську из подвала.
- А, сволочь! – ругалась Люська, - Мало того, что обманул девушку, так еще и ограбил, альфонс проклятый!..
После ухода Люськи, Хорек полез под кровать, достал тряпку с кошкиной кучкой, оказавшуюся Люськиными колготками, наковырял золота. Голова, хоть и не болела уже, но соображала плохо. Посидел на полу в раздумье, поглядывая на кошку и почесывая голову. Понял одно: Бог, наверное, ошибся адресом, когда послал ему кошку, а с ней – несметное богатство… Менять золото на бутылки сегодня не было нужды: после вчерашнего еще оставалось бутылок пять. Мишка вытащил костюм.
- Видишь, киска, пригодился костюмчик. Как знал, не дал его пропить. – Он нарядился в костюм, пятерней причесал свою немытую гриву, завязал ее сзади в хвостик.
- А что, - погляделся он в осколок зеркальца, - художники тоже такие лохматые ходят. Пойдет! – остался он доволен своей внешностью. И направился на рынок менять золото уже на деньги, а не на бутылки у барыг…
Через месяц Хорька было не узнать. Он по-прежнему еще жил в подвале, но ходил теперь только в костюме от Котофеича. Купил себе туфли, и даже начал изредка захаживать в баню. Пить стал заметно меньше, и посиделок у себя старался не устраивать. Иногда, чтобы не вызывать подозрений, сам наведывался к своим дружкам. Пропив почти все мозги, все же смог каким-то образом уразуметь, что про золото надо помалкивать – узнают про его халяву - ему не сдобровать. Но и откалываться от гоп-компании сразу тоже не следует – заподозрят неладное. А делиться с ними ему почему-то ох, как не хотелось!
Но, как ни старался Мишка-Хорек не выделяться из общей массы, первой заметила неладное Люська. Женщины – они всегда были, есть и будут двигателями прогресса. Мужику много ли надо от жизни? Выпить, пожрать, да отдохнуть, чтобы никто не бубнил под ухо. А вот женщинам – тем всегда чего-то не хватает. В своем стремлении не отстать от соседей, подруг и знакомых, они на многое могут подвигнуть мужика. Стала Люська доставать своего Пашу. Почему, дескать, у Хорька и выпить всегда есть, и пожрать, а у нас вечно – шаром покати? В каких таких мусорных баках он последнее время шманает? Мог бы, между прочим, и поделиться с друзьями...
Кошка почуяла неладное, только тогда, когда однажды ночью вместо Мишки-Хорька в подвал молча ввалилась компания бомжей во главе с Люськой и озабоченно начали рыться в Мишкином барахле. Явно что-то искали. Обшманав весь подвал и прихватив с собой непочатые бутылки и все, что могло сгодиться в их немудреном хозяйстве, так же тихо отвалили. На кошку, наблюдавшую за ними, они не обратили никакого внимания, Люська даже отшвырнула ее ногой:
- Брысь отсюда! Развел тут кошатник!
Безрезультатно прождав Мишку два дня, изголодавшись, Машка с некоторым сожалением покинула свое последнее жалкое пристанище.
Осенью, в начале ноября на день рождения Веры Ивановны в Запеченск приехали Львовы в полном составе: Витюша, в форме кадета-суворовца, коротко постриженный, как-то сразу повзрослевший и совсем непохожий на себя. Люба, похорошевшая, вся светящаяся изнутри, сменившая имидж училки на бизнес-леди. Слава в неизменных джинсах и с непокорными вихрами на голове. Они привезли с собой много шума, радостную суету и кучу подарков. Несмотря на холодную, серо-промозглую погоду за окном, в доме запахло весной: одинокая размеренная жизнь на время уступила место радостной, домашней толкотне на кухне, застольям с длинными бесконечными разговорами, расспросами. Одним словом, жизнь в доме Веры Ивановны вновь забила ключом. Сразу по приезду вся семья начали, каждый по-своему, обрабатывать Веру Ивановну, уговаривая переехать в Москву. Любу, как тяжелую артиллерию, оставляли на крайний случай. У нее был аргумент, против которого, по мнению всей семьи, Вера Ивановна ни за что бы не смогла устоять: весной Люба ждала ребенка.
- Любушка ты моя, - обрадовалась Вера Ивановна этой новости. – Радость-то какая! Если будет девочка, непременно назовите Софьей, – попросила она и добавила. – Пусть хоть одна мудрая среди нас, наконец, появится.
Впрочем, Вера Ивановна, изрядно уставшая от одиночества и бессмысленного ожидания Машки, грозящего перерасти в фобию или манию, уже была готова к этому шагу. Поэтому, к удивлению довольно быстро согласилась на переезд сразу после Нового года. Дом, по мнению Славы и Любы, за ненадобностью можно и продать. Но тут Вера Ивановна заартачилась:
- Ни в коем случае! – категорически заявила она. – А если я с вами не захочу жить? Куда мне возвращаться?
- Мама, о чем ты говоришь? В крайнем случае, купим тебе отдельную квартиру в Москве, – уговаривала Люба.
- Вы подумайте, Вера Ивановна. Без хозяина дом постепенно рушится. А, потом – не отключать же газ на зиму – вся система может разморозиться, и оставлять – тоже опасно. – Вторил Любе Слава.
- Надежда с Сашком посмотрят и за домом, и за газом, – упорствовала Вера Ивановна. В ней еще теплилась слабая надежда на то, что вдруг в дом еще вернется ее Машка.
- Нет, нет и нет! – чуть не грудью встала она на защиту дома. – Ну, если только через год…
- Так через год, чтобы его продать, нужно уже будет делать ремонт. – Не отступал Слава.- А пока дом в нормальном состоянии…
- Ничего за год с ним не сделается… Ну, не могу я, ребята, его сейчас продать… А вдруг Машка вернется, а тут – чужие люди живут… – не выдержала Вера Ивановна.
- Мам, да ты что? – удивилась Люба. – Ведь уже больше полгода, как она пропала. Если бы могла вернуться, давно бы уже вернулась. Наверное, уже и в живых ее нет… Это из-за нее ты не хочешь к нам переезжать? – догадалась Люба.
- Из-за нее, – вздохнув, призналась Вера Ивановна.
- А может быть она и вправду, погуляла-погуляла по России, да в Австралию подалась? – засмеялась Люба.
- Зачем? – не поняла Вера Ивановна.
- Лучшей жизни искать…
- Ты с чего так решила? – удивилась Вера Ивановна.
- Ну, помнишь твой чудной сон про Австралию?
- Помню, конечно. Только кажется мне, что здесь она, в России, - махнула рукой Вера Ивановна.
Ночью Люба, лежа в постели, шепталась со Славой:
- Ой, Слава, что-то беспокоит меня мама с этой кошкой…Столько времени прошло, а она никак не может смириться. Мне кажется, что это не совсем нормально, а?
- Честно сказать, мне тоже так кажется. Я тебе не стал тогда говорить ничего. Помнишь, когда Котофеич пропал, летом?.. – Слава замялся, видно сомневаясь надо ли об этом говорить. - Так ведь она уверена, что это он ее украл. Я тогда посмеялся над ней. А видно, зря. Надо было, наверное, ей к психологу сходить. Есть у меня один такой знакомый, но я как-то не решился ей это предлагать: неловко как-то, еще обидится, или не так поймет… А с другой стороны, вроде бы ничего особенного в этом и нет. К животным так привязываешься… А что ты про Австралию говорила, я не понял?
- Да, как-то весной маме сон приснился, что Машка ее в Австралию ушла.
- Как ушла?
- Вроде, как кошка ей во сне сказала, что пешком…
- Неспроста это. Значит, сама, наверное, мечтала об Австралии, вот мозг ей и выдал ночью то, что днем подспудно припрятывалось.
- А ведь ты прав. Мечтала. Как-то раз даже заявила нам, что уедет насовсем от нас в Австралию, купит себе домик на берегу моря и будет жить одна. Мы еще посмеялись над ней тогда: планов громадье, а в кармане – шиш да кукиш…
- А знаешь что? Я так думаю, давай мы ей путевку в Австралию купим, а, Любаш? Подарок к Новому году будет. Развлечется, а то она тут совсем закисла одна: вы уехали, кошка с Котофеичем пропала – все в одну кучу навалилось, вот ей в голову всякая ерунда и лезет… А там сейчас как раз лето – погреется, отдохнет, и отличная психологическая разгрузка… Тем более, что ей сил надо набираться на внучку. Как она там, кстати, у нас поживает? Дерется? Сейчас проверим…– и Слава полез к Любе под рубашку, вроде как с инспекцией состояния будущего потомства.
- Ой, да ну тебя, - шутя отбивалась Люба…
Вера Ивановна с удовольствием приняла предложение детей попутешествовать по белу свету. «Чем черт не шутит, может, и вправду Машка в Австралию ушла? Надоел наш российский бардак, вот и дернула. Хоть повидаюсь с ней…», – думала она.
Так Вера Ивановна в середине декабря оказалась в Австралии. Сидней, после Московских метелей встретил ее невиданной жарой, экзотикой и совершенно непонятной жизнью. Вера Ивановна, страшно боясь отбиться от группы, все же успевала приглядываться к местным кошкам. Их действительно было много в Австралии. Они встречались повсюду: в маленьких лавчонках и огромных супермаркетах, в музеях, кинотеатрах и театрах, не говоря уже о кафе и ресторанах. Им, по-видимому, жилось на экзотическом материке так же вольготно, как коровам в Индии. В автобусных экскурсиях по побережью, Вера Ивановна все искала домик из своего почти забытого сна… Так и не отыскав в Австралии ни Машки, ни заветного домика, зато отлично отдохнув и набравшись впечатлений, Вера Ивановна, отдохнувшая, посвежевшая, переполненная впечатлениями, к самому Новому году вернулась в Москву, а оттуда – в тихий, занесенный снегом Запеченск. Надо было уволиться с работы, последний раз встретить Новый год в родной обстановке, с друзьями, отдать ключи от дома Лебедевым и навсегда отбыть в шумную, суетливую Москву, в Лесной городок. Мурзика, привыкшего к Лебедевым за время отпуска Веры Ивановны, решено было оставить у них же навсегда. Расставание после Нового года было тягостным, со слезами, словно прощались навечно. Сашок напоследок провез Веру Ивановну на своем стареньком Москвиче по всем улочкам притихшего, по-зимнему безлюдного, засыпанного снегом по самые крыши Запеченска. Потом они с Надеждой посадили ее на электричку и еще долго стояли на перроне, маша вслед электричке, словно Вера Ивановна уезжала не в Москву, а в далекую и непонятную Австралию…
ЭПИЛОГ
Год спустя, как раз в канун Нового года, пока Любаша со Славой и Витей накрывали праздничный стол, Вера Ивановна с маленькой Сонечкой в коляске прогуливалась по Лесному городку, неподалеку от дома, надеясь первой, еще на улице, встретить долгожданных гостей. На Новый год, чтобы не изменять традиции, ждали Лебедевых. Уговорили и Лешу со всей семьей не отбиваться от компании, и вместо Запеченска приехать в Москву. День был морозный. Свежевыпавший снег молодой морковкой хрустел под ногами. Внучка, укутанная в одеяльце, сладко посапывала в коляске. На городской площади переливалась огнями огромная, нарядная елка, вокруг которой, разглядывая игрушки и шары, толпилась горластая детвора. В воздухе по-новогоднему пахло хвоей и мандаринами. Словно в медленном вальсе, кружились редкие пушистые снежинки. На всю площадь гремела музыка, люди торопливо шныряли по торговым рядам, делая последние покупки в уходящем году. Было радостно и немного тревожно, как бывает в ожидании Новогоднего чуда. А Вере Ивановне почему-то вдруг вспомнился прошлый Новый год и Австралия. «Нет, что ни говори, а все-таки у нас лучше! – радостно подумала она. – Новый год – так Новый год, не то, что у них – жара, пыль и мухи!» Вера Ивановна, переполненная счастьем, что она в России, а не в какой-то там Австралии, даже замурлыкала: «Хороша страна Австралия, а Россия лучше всех!»… Она полной грудью вдохнула морозного воздуха. «Красота-то какая! Благодать!» и победоносно оглянулась вокруг… И тут ее взгляд остановился на сереньком столбике на ступеньках кафе, почти неприметном на фоне праздничной предновогодней белизны. Вера Ивановна пригляделась – кошка сидит. «Как похожа на Машку! Впрочем, мне теперь в каждой кошке Машка видится», - постаралась она отогнать подальше мысль о кошке, но все же подошла поближе, чтобы лишний раз убедиться, что это не Машка... Замерзшая, голодная, неприкаянная на этом людском празднике, сидела ее Машка: с половинкой одного уха и разорванным вторым…
- Ой, Машенька, кис-кис, - позвала Вера Ивановна, не веря самой себе, с замирающим сердцем, пытаясь перекричать музыку.
Кошка нехотя повернулась на голос. «Кис-кис, да кис-кис», а пожрать никто не даст» - говорил сам за себя недобрый настороженный взгляд ее желтых глаз.
- Маш, Маш, кис-кис, кис-кис! – звала ее Вера Ивановна, бросив коляску с внучкой и осторожно приближаясь к кошке, боясь одним неосторожным движением спугнуть ее.
В этом голосе кошке послышалось что-то родное, давным-давно утраченное, из той, прежней ее жизни. Но сколько этих «кис-кис» она уже наслышалась! Сплошной обман!.. Хотя эта розовощекая, по-зимнему закутанная женщина с очками на носу смутно кого-то напоминала…А, много таких теток ходит… Но вот запах! Родной запах! – Кошка усиленно водила носом, пытаясь им, как радаром, определить, откуда вдруг среди этого холода на нее пахнуло теплом и уютом прежних дней… Запах не мог обмануть ее. Она могла забыть голос, обличие хозяйки, но запах – это кошачий адресный стол, он не мог ее подвести… Верочка!!! Ее Верочка!!! И кошка рванула навстречу своей такой глупой, как, впрочем и все эти двуногие, по ее мнению, но такой родной Хозяйки… Уже минуту спустя она оттаивала от холода, заброшенности и одиночества на руках у Веры Ивановны.
- Машенька! – разглядывала ее Вера Ивановна, чтобы еще раз убедиться, что это действительно она. – Машенька! Ты! Родная моя! – вертела ее Вера Ивановна. – Да, вот оно - пол ушка, и второе – порванное… Машенька, родненькая, где же ты пропадала?..- тискала ее Вера Ивановна, не зная то ли ей плакать, то ли смеяться от радости.
Если бы только Машка могла говорить, она бы рассказала своей хозяйке, где она только ни была! Она бы о многом ей рассказала. О том, как ей сладко, но почему-то тревожно и неуютно жилось в богатом доме. О том, как она опустилась на самое дно жизни и бомжевала вместе с Мишкой-Хорьком – глупым, но добрым мужиком. О том, как сама же и сгубила его своей жалостью, подарив шанс в жизни. О том, как ей было страшно и одиноко после Мишки в чужом городе. О том, как местные коты и кошки, четко разделив между собой границы сфер влияния, не допускали чужаков до злачных мест, оставляя за собой право безоговорочного пользования распределителями-помойками. Приходилось тайно, с риском для жизни добывать хлеб свой насущный. И как она, не выдержав такого полуголодного существования, все-таки решилась отыскать Веру Ивановну с ее теплым и родным домом. И однажды выбралась на страшную дорогу, по которой непрерывным потоком мчались рычащие и издающие препротивные запахи машины, которые отбивали ей нюх. Как она металась, то в одну, то в другую сторону, не соображая, как ей сориентироваться в таком шуме и смраде. Как, чуть не в кровь избив лапы, она, по едва уловимому запаху, вышла, наконец к двум бесконечно длинным железкам - по таким в цеху загоняли и выгоняли машины на ремонт. Как она бесконечно долго шла по ним в надежде прийти к своему родному цеху, но его все не было и не было, а потом начался страшный непроходимый лес, и тогда она повернула назад, потому что в городе, хоть и в чужом, но можно было найти хоть какое-то пристанище и пропитание, не то, что в лесу – одни грибы… Конечно, когда очень хочется есть, то и они сойдут. Но однажды она съела какой-то не такой, который, видимо, нельзя было есть, и чуть было не окочурилась… Как ей пришлось отлеживаться под кустом всю ночь, и сколько страху за эту ночь в лесу она натерпелась! А потом, ведь в лесу, как и на помойках, тоже есть свои хозяева, и вряд ли им понравится, если на их территорию кто-то посягает... Весь мир поделен на сферы влияния, и нет в них места чужакам. И когда она отлежалась, решила, во что бы то ни стало, снова попасть хоть в какой-нибудь город, потому что в лесу еще страшнее, еще голоднее. И пошла по этим железкам назад, пока, наконец, не пришла в этот город. Здесь ей тоже пришлось несладко. Ее гоняли все, кому не лень. Люди – чтобы не сперла кусок колбасы с лотка или пирожок, дети – за то, что бездомная, кошки – за то, что вторглась на их территорию, собаки – ну, собаки и так понятно. Она уже было потеряла всякую надежду найти свое место под солнцем, как вдруг свершилось чудо! Она приглянулась коту, крышующему это самое кафе на площади. Правда, ей пришлось продавать себя за обеспеченный кусок колбасы, а что было делать? Противно, конечно, все это до омерзения, но выбирать не приходилось. Да, голод – не тетка, как говорил Мишка Хорек. Она бы непременно пожаловалась Вере Ивановне, как скучно и однообразно она жила и в богатом доме, и у Мишки Хорька: ни тебе общения, ни телевизора, ни музыки никакой, ни задушевных разговоров, а уж этот черный толстяк – и не поймешь, чего он вообще хочет сказать, лучше бы уж совсем молчал. Да, сплошной дискомфорт, а не жизнь! Ни жилья, ни стабильной еды...
Да, что там ни говори, а на Новый год чудеса все-таки случаются, да еще какие!
Лебедевы всем составом уже прибыли, когда с прогулки вернулась Вера Ивановна. Сдав внучку Славе, она хитро улыбнулась:
- А теперь – Новогодний сюрприз! – она вытащила из-за пазухи разомлевшую от тепла Машку и победно подняла ее на высоко поднятых руках, чтобы всем было видно!
Все сначала дружно ахнули, а потом так же дружно кинулись к ней, чуть не сталкиваясь лбами, и передавая ее из рук в руки, тиская, гладя и лаская. Кошка пошла по рукам - таким забытым и в то же время таким родным…
Да, вне всяких сомнений, это была их Машка, но уже не прежняя…
Убедившись на собственной шкурке в коварстве окружающего мира, она больше не захотела рисковать своим благополучием, помогая людям своей золотоносной способностью. И, как ни старалась Вера Ивановна незаметно подсунуть в ее рацион, ни в какую не желала глотать ни алюминия, ни меди. И даже не смотрела в их сторону. Золота ее хозяйка, так больше и не увидела, хотя каждое утро тщательно перебирала все отходы за своей любимицей…
Как-то раз Слава застал ее за этим странным занятием, н
ИСКУШЕНИЕ
ГЛАВА 1
Ночь по-зимнему рано опустилась на подмосковный городок Запеченск. Несуетливая провинция замерла. Лишь у двух круглосуточных ларьков – единственных очагов культуры, бесцельно топчется молодежь, накачивая себя пивом и смакуя скудные местные новости. Новости скоро заканчиваются, морозно, и молодежь разбредается к телевизорам. Тягучим песком истаивает день. Дома, занесенные снегом, зажигают окна-светлячки. Начинается владычество TV, но и оно не бесконечно. Понемногу гаснут последние огоньки в окнах. Тишина обволакивает Запеченск, и только из двух общежитий все еще доносится шум бесконечных кухонных войн. Городок привычно погружается в сон.
В такую обычную предновогоднюю ночь на окраине Запеченска, в одном из цехов завода Путеремонтных машин в теплой сторожевой каморке не дремлет сторож. Это немолодая женщина интеллигентной наружности. Несмотря на несколько излишнюю полноту, которая ее совершенно не портит, в ней еще чувствуется заряд энергии и бодрости. И только слегка отросшая седина в крашенных каштановых волосах, выдает ее настоящий возраст. Сползшие на кончик носа очки, с которыми она никогда не расстается, придают ее облику строгий учительский вид, но, несмотря на это, от Веры Ивановны веет домашним уютом, теплом и практичной обстоятельностью.
В маленькой сторожке помещается лишь небольшой столик, на котором прилежно пыхтит электрический чайник. На единственной стене – большой календарь с милыми кошачьими мордашками Смотровые окна будки-аквариума закрыты веселенькими, в цветочек, занавесками. На небольшой тумбочке около стола - баночки с сахаром, кофе и небольшая электроплитка с испускающей запах здоровой домашней пищи, кастрюлькой. Вера Ивановна уже поужинала, помыла посуду и теперь перед ней на столе чашка с дымящимся чаем, кроссворд и телефон. Вера Ивановна не спеша заполняет сетку кроссворда, запивая это блаженство горячим чаем с плюшкой. По всему ее облику разлита благодать: она упивается тишиной, покоем и ничегонеделанием, вернее деланием того, что ей приятно. Ее благодушие прерывает телефонный звонок.
- Алло! Второй пост слушает! – бодро рапортует Вера Ивановна.
- А, Надежда! Да нет, не поздно. В самый раз. Я как раз кроссворд приканчиваю.
- Ну почему «скучаю»? Отдыхаю. Душой и телом. Дома, сама знаешь - то телевизор бубнит, то Витек музицирует, а то еще и рок свой врубит, хоть из дому беги. А здесь у меня – тишина и покой, как на кладбище, не к ночи будь сказано. Ну, рассказывай, что у вас нового? Как Сашок? Уходил с работы – что-то на сердце жаловался.
- Да-а? Ты смотри-ка! А с работы вроде трезвый шел. И когда только успел? Это, называется, сердце полечил. Вот ведь паразит!
- Ну, не расстраивайся. Что делать? Это наша российская беда.
- Да что у меня? Все по-старому: Любаша работает, вундеркинд наш учится. Вот на работе новость: Петрович уволился – не выдержал, а мы все три Ивановны пока еще держимся.
- Да все из-за этих проклятущих клемм. Надоело, говорит, ходить в ворах, нервы не выдерживают.
- Так и пропадают, будь они неладны! И кому они только понадобились? Я сегодня только в цех, а начальник уже бежит: «Опять клеммы пропали!». Мы ему с Ивановной: «Да не берем мы их!» А он и слушать ничего не хочет. Ужасно неприятно!
- В том-то и дело, Надюш, что не знаешь на кого и подумать. Электронщики думают, что это мы их таскаем, а мы – на них грешим. Они днем паяют эти клеммы к проводкам, а каждую ночь кто-то отрывает их и утаскивает. Потому на нас и думают. Электронщики говорят, зачем нам отрывать их? Если бы они были нужны нам, мы бы и неприпаянных клемм набрали. Тоже верно. Ну, а мы - козочки, что ли, чтобы через двухметровый забор лазать за этими дурацкими клеммами? Участок их рабицей огорожен, а на ночь на замок закрывается Да и на кой они нам сдались? Подожди-ка, Надежда, кажется, Машка пришла…
В дверь сторожки кто-то настойчиво скребся. Вера Ивановна открыла дверь. На пороге сидела грязно-серая кошка, вся пропахшая машинным маслом и солидолом. Одно ухо у нее было разорвано, половины второго не было вовсе.
- Заходи, заходи, Машенька, погрейся. – Вера Ивановна погладила кошку, и опять взялась за телефон.
Кошка чинно зашла, села около стола и принялась намывать мордочку.
- Конечно, все это совершенно непостижимо. – Продолжила Вера Ивановна. - И пропадает-то самая малость: штук 10-15 клемм каждую ночь – это даже и воровством не назовешь, просто вредительство какое-то…
- Ох, не говори, уже месяца три это безобразие...
- Алюминиевые и медные: малюхонькие такие, знаешь, как в школе у нас на физике были. Да всего-то, наверное, грамм 100-200 в месяц выходит. Дураку понятно, что сдачей металла тут и не пахнет. Кто будет по такой малости сдавать? В общем, я тебе так скажу, Надежда: дело ясное, что дело темное. Да ну их к лешему эти клеммы! Ты лучше скажи, Алеша не звонил, как они там в Питере? На Новый год не собираются к вам?
- Конечно, трудно. Что сейчас научный сотрудник получает? Слезы, а не деньги. А с другой стороны, кому сейчас легко? Про квартиру ничего не слышно, не обещают?
- Да, - сочувственно вздохнула Вера Ивановна, - сейчас только на себя надо надеяться. Почему-то у нас с государством безответная любовь…
Кошка, умывшись, сидела и преданно смотрела на Веру Ивановну, но, поняв, что еще не скоро дождется от нее внимания, запрыгнула на стол. Вера Ивановна поговорила еще минут пять. Когда все новости были высказаны и выслушаны, она попрощалась:
- Ну, ладно Надюш, пока, а то уже телефон дымится. И тебе спокойной ночи.
Вера Ивановна согнала кошку со стола и принялась рыться в сумке, приговаривая:
- А я тебе сосисочку принесла. Будешь сосисочку?
Машка усердно терлась об ноги сторожихи и истошно мурлыкала в знак благодарности, но сосиску есть не торопилась.
С полгода назад в цеху обитало целое стадо котов и кошек. Они с активным постоянством плодились и пополняли цеховое полудикое стадо. Исключением была Машка. Она безоглядно доверяла людям, за что однажды чуть не поплатилась жизнью. Весной в цех пришли молодые ребята-практиканты из техникума, и двое из них устроили настоящую охоту на кошек. Первой им в руки, конечно же, попалась доверчивая и ласковая Машка. Они решили ее повесить. На ее счастье женщины, работавшие в цеху, увидели это безобразие, и предотвратили расправу. В цеху разразился грандиозный скандал! Рабочие разделились на два противоборствующих лагеря. Одни яростно встали на защиту животных, другие кричали, что цех – это не кошатник, что им надоело нюхать кошачью вонь! Стычки и ругань не затихали с полгода и изрядно измотали нервы обеим сторонам. Каждая цеховая планерка начиналась с обсуждения кошачьего вопроса. Спорам не было конца. И тогда начальник цеха принял мудрое решение. Он пожертвовал своим выходным днем, изловил всех кошек и вывез на своей машине за пределы города. На трассе, вблизи от придорожной шашлычной, все коты, кошки и котята были выпущены на вольные хлеба. В цеху воцарился мир. Об этой тайной операции знали только сторожа, но, по просьбе начальника, распространяться в цеху не стали, изображая полнейшее недоумение на вопросы « Куда делись кошки?»
Месяца через два после этого события сторожа стали замечать мелькающую, как тень, серенькую спинку. Сначала подумали, что опять какая-то кошка приблудилась к цеху, но, оказалось, что это вернулась Машка. Как ей удалось найти дорогу назад, осталось загадкой. Но, узнав цену предательству, теперь она уже остерегалась людей. Из своего укрытия появлялась только по ночам, боясь поначалу подходить даже к сторожам – неизменным ее кормильцам. Но постепенно отогрелась душой, но доверяла только сторожам. Они же, боясь, что начальник цеха опять отвезет Машку, сговорились молчать о ее возвращении. С тех пор она и жила в цеху на нелегальном положении.
- И чего это ты морду воротишь? – удивилась Вера Ивановна, увидев, что Машка отвернулась от сосиски. – Сытая, что ли? С чего бы? Ладно, проголодаешься – съешь. У нас с тобой еще вся ночь впереди.
Вера Ивановна села на стул, и Машка тут же запрыгнула к ней на колени.
- Нет, Машунь, уходи, мне носок довязать надо, а ты мне мешаешь, – согнала Вера Ивановна кошку, достала из сумки вязание, включила радио и принялась посверкивать спицами. Машка бесцельно послонялась по каморке, обнюхала щелки в поисках мышей, потом запрыгнула на столик и улеглась на кроссвордах, преданно глядя на сторожиху.
- Что скучно одной? - посочувствовала ей Вера Ивановна. – Ох, мне тоже так лихо было, когда мужа похоронила. Зато сейчас кручусь, как белка в колесе! И стареть некогда. Вот, внучок, сегодня задал задачку. «Что бы ты сделала, ба, - говорит, - если бы тебе дали миллион долларов?» Хожу теперь целый день и, как дурочка, прикидываю, на что бы мне его потратить? Дом купить – так он у меня уже есть. Машину – водить некому, да и забот от нее больше, чем от поросенка. Разве что за границу съездить? Вот я всю жизнь мечтала на Париж хоть одним глазком взглянуть. А еще очень бы хотелось побывать в Австралии. Даже, наверное, больше, чем в Париже. Так все равно, наверное, весь миллион не потратишь. Я уже и в наших-то деньгах толком не разбираюсь, не то что в долларах… А, может, насовсем за границу уехать? – рассуждала вслух Вера Ивановна. - Нет, конечно, не в Париж - для жизни, я думаю, там очень шумно. А вот, в Австралию можно было бы… Купить маленький домик на берегу океана, а остальные деньги положить в банк под проценты и спокойно доживать свой век. А может, лучше на сирот отдать? Вон их сколько по стране развелось. Больше, чем после войны... Тоже опасно – разворуют весь миллион, и сиротам ничего не достанется…
Машка дремала под сладкие грезы Веры Ивановны, изредка подергивая остатками ушек. Скоро сторожихе надоело вязать. Она встала, погладила кошку и, потянувшись, сказала:
- Размечталась! Кто бы мне еще этот миллион дал? Ну, Маш, пройдемся, что ли? Обход сделаем, поглядим все ли у нас в порядке. Может, – усмехнулась, - воров поймаем, которые клеммы по ночам таскают.
На ночь в цеху наглухо закрывались все ворота, на всех окнах стояли металлические решетки, так что проникнуть в цех извне было невозможно. И что, собственно сторожа охраняли, сидя в закрытом цеху и от кого, было не понятно. Их держали, скорее всего, для того, чтобы вечером закрыть, а утром открыть ворота, да выключить и включить освещение в цеху. И еще для экстренных случаев: пожара, или прорыва труб.
Вера Ивановна надела вязаную шапочку, накинула дежурный ватник, висевший тут же, в сторожке, на гвоздике, переобулась в валенки и отправилась обозревать свои ночные владения.
В цеху горели только дежурные лампы. Было сумрачно, тихо и по-ночному жутковато. Станки, как гигантские монстры, замерли в полумраке, поблескивая клыками резцов, готовые в любой момент зарычать и завертеть своими мощными острыми зубами. Коленвалы разобранных путевых машин притворились огромными спящими червяками. Кабели сварочных аппаратов удавами расползлись по всему цеху. Краны и тали свесили железные стропы и крюки, как удавки для висельников, предлагая услуги, и жутко поскрипывая от ветра, который прорывался сквозь щели потолочных окон. По всему цеху - на полу, станинах и верстаках мерзкими уродливыми бесхвостыми крысами, валялась промасленная ветошь. Вдоль разобранных по частям, узлам и деталям путевых машин лежали поверженные конвейеры, ковши, грохоты, барабаны. От них тянулись уродливые тени неземных членистоногих… В ночи цех походил на поверженную планету железных монстров, разоренную космическими войнами. В самом конце цеха огромные, как мамонты, моечные машины пыхтели и вздыхали, булькая в своей утробе горячей водой и изрыгая из мрачного нутра пар. В их бормотании слышались стоны и человеческие голоса. Казалось, души людей шептались, переговаривались, и, жалуясь на свой удел, тихо вздыхали и всхлипывали…
Хотя Вера Ивановна работала сторожем уже третий год, сразу, после того, как вышла на пенсию, и прекрасно понимала, что никого кроме нее и Машки в цеху нет, каждый раз ей было жутковато по ночам, поэтому она и брала ее с собой в обход. Как-никак живая душа рядом. Вера Ивановна уже направлялась обратно к своей будке, когда заметила, что Машка, следовавшая за ней хвостом, незаметно растворилась в темноте цеха.
- Маш, Маш, кис, кис, кис! Ты где? – позвала ее Вера Ивановна.
Голос в пустом цехе прозвучал непривычно громко и гулко, отлетая эхом от высокого грязно-стеклянного потолка.
- Ша-а-а-а, ша-а-а-а, с-с-с!
- Ну, и Бог с тобой, сама придешь, - пробормотала сторожиха, смущаясь, что потревожила тишину металлической пустыни. И тут до ее слуха долетело что-то странное, похожее не то на звук лопнувшей струны, не то на одинокий скрежет напильника по металлу. Словно кто-то скребнет и посмотрит, потом опять скребнет, и опять посмотрит. Звук был негромкий и доносился как раз от того самого злополучного энергоучастка, где в последнее время постоянно пропадали клеммы. Вера Ивановна и стояла сейчас поблизости от него, отгороженного от цеха двухметровой сеткой-рабицей. «Что это может быть? На крысу не похоже, - подумала сторожиха, - та бы без передышки молотила зубами». Вера Ивановна пригляделась через сетку и на верстаке, куда электрики обычно складывали готовые провода с клеммами для монтажа электрических схем, увидела Машку. Верстаков было два. На одном небольшой горкой лежали провода с алюминиевыми клеммами, на другом – с медными. Машка сидела на столе с медными проводами. Она подцепляла коготками один проводок из кучки, аккуратно его вытаскивала, наступала на него лапкой, и, вцепившись зубами, - «дзинь!» - отрывала клемму. Это и был тот самый странный звук, который насторожил Веру Ивановну. Кошка была так увлечена своим занятием, что даже не замечала сторожиху. Или просто не обращала на нее внимания?
- Ах ты, паразитка! Ты что же это делаешь? – закричала на нее Вера Ивановна.
Машка повернулась на крик, в зубах у нее красновато блеснула клемма, которую она спокойно, даже нагло, глядя на Веру Ивановну, проглотила.
- Брысь! Брысь! Брысь! – металась сторожиха за сеткой. – Вот кто вредитель-то, оказывается, а все на нас, сторожей думают…
Машка словно понимала, что за сеткой в пустом цеху она в полной безопасности и, несмотря на крики сторожихи, спокойно продолжила свое воровское дело.
Вера Ивановна была так обрадована, что наконец-то попался истинный вредитель и похититель клемм, и теперь со сторожей снимутся все подозрения, что до нее не сразу дошла вся нереальность происходящего. И только когда Машка, поглотив три или четыре медные клеммы, перепрыгнула на второй верстак и принялась таким же образом, отдирать и заглатывать алюминиевые, только тогда до Веры Ивановны начал доходить весь ужас, чему она стала сиюминутным свидетелем. С алюминиевыми клеммами Машка расправлялась быстрее и заглатывала их явно с большим удовольствием, потому что даже начала мурлыкать. На смену первоначальной радости от поимки вора, на Веру Ивановну напала оторопь:
- Матерь Пресвятая Богородица! Что же это делается?! Кошка железные клеммы ест! Свят-свят-свят! – перекрестилась сторожиха. «Может, я с ума сошла, или мне все снится?» Она даже ущипнула себя. Нет, не сон. Огляделась вокруг – все стоит, как и стояло. Значит, не мерещится. Вера Ивановна опять взглянула на кошку, пожирающую клеммы.
- О, Господи! До чего дожили, кошки железки жрать начали! – Не зная, что и подумать по этому поводу, грустно вздохнула и потерянно побрела в сторожку. Там она внимательно изучила себя в зеркальце, висевшем на двери, даже зачем-то высунула язык, но ничего аномального не обнаружила.
- Так, надо все обстоятельно обдумать, - немного успокоившись, рассуждала Вера Ивановна. – Вора я нашла. Это хорошо. А что с ним делать? Сказать начальнику цеха? С одной стороны, надо: вор должен быть наказан. Глядишь, еще и премию дадут за бдительность. А с другой стороны: кто в цеху знает, что Машка вернулась? Одни сторожа. А уж в то, что она еще и клеммы эти проклятущие жрет и вовсе никто не поверит. Бред какой-то! Мало, на смех поднимут, еще в дурдом упекут, упаси Господи! Скажут: точно бабка сбрендила. А с третьей стороны, если оставить все, как есть, эта профурсетка так и будет каждую ночь трескать клеммы. Чего доброго, еще работы лишишься из-за нее. Начальник и так уже намекал, что пора, мол, сторожей менять, вроде как из доверия вышли… И с чего она их лопает? - Вера Ивановна горько, чуть не со всхлипом вздохнула. – О-хо-хо! Наголодалась, наверное, пока назад дорогу искала… Так, вроде кормим ее исправно. Лучше бы мышей ловила, как все нормальные кошки. Мне-то теперь что делать?!
До самого утра Вера Ивановна решала эту задачку, но так ничего и не смогла придумать.
Машка в эту ночь в сторожку больше не приходила…
Утром смену пришла принимать Людмила Ивановна. Все три сторожа: Вера, Людмила и Светлана были Ивановнами, что было очень удобно для всех в цеху: назови Ивановной любую - не перепутаешь.
- Как ночь провела? – пошутила она.
- Нормально.
- А с клеммами что?
- Сейчас начальник подойдет – расскажет, - вздохнула Вера Ивановна, заранее зная, что он им скажет.
- А я так думаю, Ивановна, что электрики сами же их и таскают, а все на нас валят. Они же не сдают нам под охрану свой участок, и что у них там закрыто только они одни и знают. Я, между прочим, начальнику так и сказала, – привычно возмущалась Людмила Ивановна. - Что я им, карманы буду выворачивать? Пусть сам за ними смотрит, а то нашли стрелочников…
- Что за шум, а драки нету? – спросил подошедший начальник цеха.
Геннадий Васильевич был невысокого роста, очень упитанный, но при этом такой юркий, что целыми днями колобком катался по цеху, появляясь совершенно неожиданно, словно из-под земли там, где его совсем не ждали. Разговаривать с ним было очень неудобно: он изрядно косил одним глазом, и по этой причине два его глаза смотрели в разные стороны. Собеседникам нелегко было выбрать глаз, который смотрит на тебя, из-за чего приходилось по очереди беседовать то с одним, то с другим глазом.
- Текущие дела обсуждаем, - сразу поутихла Людмила Ивановна.
- Критические дни, что ли? – пошутил начальник и сам захохотал над своей шуткой.
- Ну и шуточки у вас, Геннадий Васильевич! – возмутилась интеллигентная Вера Ивановна.
- Это я, чтобы не сильно вас огорчить. Ну что, девоньки, скажете? Электронщики опять жалуются: провода попорчены, клеммы оборваны и, как всегда, пропали. Признавайся, Ивановна, что ночью делала?
- Да не нужны они мне! – в унисон взорвались обе Ивановны.
- Вот и электрики точно так же кричат, а клеммы-то пропадают. Обидно не то, что они пропадают, а то, что работу двойную приходится делать каждый день.
Ивановны наперебой начали объяснять начальнику, что они давно уже не козочки, чтобы скакать через заборы, а если надо что своровать, то и без клемм можно найти чего получше: вон кабеля, например, аккумуляторы, фары по всему цеху валяются без всякого учета… Только они почему-то не пропадают.
- Тоже верно, - пробормотал начальник, махнул рукой и колобком покатился дальше по цеху – эти ежедневные сцены уже всем надоели.
У Веры Ивановны язык чесался рассказать начальнику и Людмиле, куда в действительности деваются эти клеммы, но опасение, что ее неправильно поймут, остановило. «Посоветуюсь сначала с дочерью» - подумала она и отправилась домой.
ГЛАВА 2
После того, как четыре года назад после развода с мужем дочь вернулась из Москвы, Вере Ивановне, овдовевшей семь лет назад, скучать не приходилось. Внук Витя рос музыкально одаренным мальчиком, что, собственно, и послужило причиной развода дочери. Любочка, загипнотизированная преподавателями музыкальной школы, считала, что из Витюши обязательно должен выйти если и не Ван Клиберн, то где-то совсем рядом. А муж – Слава, считал, что не музыкой единой жив человек и ребенка необходимо ориентировать на полезную, приносящую твердый доход специальность, а, если захочет, на досуге можно заняться и музыкой. Для общего, так сказать, развития. И вообще сын должен, как считал Слава, расти настоящим мужиком, чтобы в будущем мог прокормить семью, а не Чайковского играть своим домочадцам вместо обеда. Предназначение настоящего мужика – быть добытчиком и кормильцем, а все остальное – интеллигентское слюнтяйство. Последним испытанием для его терпения было решение Любы перевести сына на домашнее обучение, чтобы у него освободилось время для более углубленного занятия музыкой и посещения всевозможных кружков и репетиторов, повышающих духовное развитие ребенка. Слава на это категорически заявил, что их семейный бюджет не резиновый и денег на репетиторов он не даст.
- Пусть учится, как все пацаны.
- Тебе денег на единственного сына жалко? – удивилась Люба.
- Нет, денег мне не жалко. Мне жаль загубленного детства сына.
- Это чем же мы ему детство губим? Тем, что он в 10 лет уже был Лауреатом Всероссийского детского конкурса? – задохнулась от возмущения Люба. – Жаль будет, когда он с таким талантом ничего не добьется в жизни. И виноваты в этом будем только мы.
- Мы будем виноваты в том, что ребенок вырастет без друзей, оторванным от реальной жизни и ни к чему не приспособленным. Оглянись, Люба, ты в каком мире живешь?
- В любые времена человек должен быть воспитан в духовной гармонии.
- Какая гармония?! О чем ты говоришь? Деньги – вот что сейчас самое главное в жизни. Кто хорошо зарабатывает, тот достойно живет. Я, как любой нормальный родитель, хочу, чтобы он жил лучше нас, а ты со своей музыкой сознательно обрекаешь его на нищету. Вот тебе и вся гармония.
Результатом этого идеологического противостояния, стало то, что Любочка, прихватив с собой Витька и пару чемоданов, вернулась в Запеченск. Следом за ними на грузовичке прикатило пианино.
До пенсии Вера Ивановна работала в городской библиотеке. Начитавшись классики и разных романических бредней, она искренне считала самым главным постулатом в жизни – духовное богатство человека, а все материальные блага – всего лишь подпиткой этих ценностей. Своей единственной дочери она сумела передать эту убежденность. Правда, после смерти мужа, Вера Ивановна несколько поменяла свое мировоззрение, пожив некоторое время на одну скудную пенсию. Потому и устроилась сторожем на завод, где когда-то работал муж. Скрепя сердце, она пришла к выводу, что материальное благополучие вовсе не вредит духовному богатству, а даже, наоборот – обогащает его. Правда о перемене своего мировоззрения она не стала распространяться перед дочерью. В глубине души, она была согласна со Славой. Но и с дочерью спорить не стала. Любе тогда было совсем не до дискуссий о высоких материях. Она очень трудно переживала развод с мужем.
Музыкальное образование Вити было решено продолжить в Запеченске. Для этого были нужны деньги, и немалые. Пенсии и двух мизерных зарплат катастрофически не хватало на духовное обогащение вундеркинда. И тогда Вера Ивановна, основательно занялась огородом, извлекая из своих трудов немалую прибыль. В теплых парниках, начиная с марта, она выращивала лук, петрушку, укроп и другую зелень, которая особенно пользуется спросом по весне. Начиная с апреля и до середины лета, она раз в неделю ездила в Москву с набитой зеленью кошёлкой, а возвращалась с полным кошельком денег. Одна такая поездка приносила ей дохода больше, чем пенсия. Любаша тоже не сидела без дела. Преподавая в единственном городском училище математику и черчение, она прихватывала еще несколько часов в двух школах, а вечера у нее были плотно заняты репетиторством. В общем, на поддержание таланта растущего вундеркинда были брошены все силы и возможности. Слава регулярно, безо всякого исполнительного листа, помогал деньгами. И помогал, надо признать, неплохо. Но Любаша половину его денег отправляла назад: гордость и принципиальность не позволяла ей брать деньги в таком количестве от «предателя». На самого же долговязого и бесшабашного вундеркинда легла тяжелая обязанность оправдать все надежды и посильная физическая помощь по огороду. Правда, через полгода индивидуального обучения на дому, вундеркинд взбунтовался, и добился обычного школьного обучения, клятвенно заверив Любу, что все будет успевать. К своему таланту, как считала Люба, Витюша относился подозрительно равнодушно: особого рвения в достижении мастерства и виртуозности не проявлял, но и особой лености, как все 14-летние мальчишки, не был особо подвержен. Он действительно умудрялся успевать везде, но делал все: и играл на фортепьяно, и учился, и занимался спортом - все одинаково безропотно и ровно, иногда даже сдавалось, что равнодушно. Потому-то Любе и казалось, что его мало волнует будущее: то ли оно для него уже четко определено, то ли он еще над ним и не задумывался. Бабушка с мамой успокаивали себя, что это возрастное, и только позже, когда повзрослеет, он поймет, какое счастье ему даровано свыше. А пока Витюша уже четыре года безропотно бегал по репетициям, зачетам, концертам и экзаменам, успевал заниматься и легкой атлетикой, тоже, надо сказать, не менее успешно…
Дома Вера Ивановна позавтракала в одиночестве и, как обычно, легла отоспаться после ночного дежурства. Ей приснился сон. Будто пришла она на центральную проходную завода снять денег с банкомата. А на банкомате сидит огромная, с пятимесячного поросенка, Машка и намывает лапой морду.
- Ой, Машка, что это тебя так разнесло? – удивилась, глядя на нее, Вера Ивановна и протянула руку, чтобы погладить...
Неожиданно Машка агрессивно выгнула спину дугой, распушила хвост и зашипела, угрожающе замахнувшись лапой на Веру Ивановну:
- Ф-ф-фи-ф-ф-фа какая!
- Ты что, своих не узнаешь? – дернулась Вера Ивановна.
Шерсть на кошке улеглась. В знак примирения, она приветливо боднула Веру Ивановну в плечо, от чего та чуть не упала, и мурлыкнула:
- Вер-р-рочка!
Вера Ивановна, ничему не удивляясь, как это бывает во сне, засунула свою карточку в банкомат, и он привычно начал засасывать карточку. Вера Ивановна неожиданно для самой себя зачем-то вцепилась в уплывающую карточку и изо всех сил стала тянуть ее на себя. А банкомат словно взбесился – с неимоверной силой тянул и тянул карточку у нее из рук в свою металлическую утробу. А сверху мурлыкала свиноподобная кошка, насмешливо советуя:
- Дер-р-р-жи, дер-р-ржи, кр-р-репче!
- Хоть ты-то отвяжись, - раздраженно отмахнулась от нее Вера Ивановна. В тот же миг карточка выскользнула у нее из рук и сгинула в чреве банкомата. В нем что-то оглушительно щелкнуло, как будто взорвалось! Вера Ивановна даже присела от неожиданности. И сразу после этого из банкомата, как из рога изобилия, посыпались золотые монеты, деньги тысячными купюрами, какие-то акции, сертификаты… Вера Ивановна в испуге оглянулась: только что стоявшие за ней в очереди люди куда-то исчезли. Не было видно и охранника. Вера Ивановна озиралась по сторонам, ища кого бы позвать на помощь, чтобы как-то остановить этот золотой поток, но вокруг – ни души. А обезумевший банкомат все изрыгал и изрыгал из себя несметные сокровища. Необъяснимый страх темной тенью заползал в сердце Веры Ивановны…
Вдруг Машка вспрыгнула ей на плечо, превратившись в обычную кошку и, закрыв ей рот своей мягкой пушистой лапкой, зашипела в самое ухо:
- Молч-ч-ч-чи, молч-ч-ч-чи…
Вера Ивановна проснулась.
- Приснится же всякая ерунда, хоть не ложись днем спать. Бред какой-то!
День прошел в обычной домашней суете и хлопотах, так что к вечеру все происшедшее с ней ночью, уже казалось Вере Ивановне какой-то утопией. Она сомневалась в реальности увиденного ею накануне ночью, уверяя себя, что все это ей не более, как почудилось. И, боясь быть поднятой на смех, решила пока никому ничего не рассказывать, что бы еще раз убедиться в том, что кошка на самом деле ест клеммы. Но самой главной причиной, почему Вера Ивановна решила молчать до поры до времени, был сон. Она не хотела себе признаваться в этом, но он не только встревожил, но даже отчасти напугал ее.
Вечером, за ужином Люба дежурно поинтересовалась:
- Что нового на работе? Как ваша Маша?
- А что ей сделается, этой Машке? Ест да спит, и даже мышей не ловит, - с непонятным ей самой раздражением ответила Вера Ивановна.
Люба удивленно посмотрела на мать и пожала плечами.
- Что это ты так о своей любимице?
- Да черт бы прибрал эту любимицу! – неожиданно для самой себя вспылила Вера Ивановна. И чтобы как-то загладить свою резкость, соврала:
- Нагадила в сторожке, паразитка. Пришлось убирать за ней.
- Это действительно, наглость. Не пускай ее больше в будку, - посоветовала Люба.
А Витек, оторвавшись от книги, радостно захохотал:
-Что естественно, бабуль, то не безобразно!
- Шалопай! Как есть - шалопай!
ГЛАВА 3
Следующее дежурство у Веры Ивановны выпадало на 30 декабря. Значит, на Новый год будет отдыхать. Вечером, часов в десять, как обычно, на работу позвонила Надежда.
- Как Новый год встречать собираетесь? – поинтересовалась Вера Ивановна. – Ребята не приедут из Питера?
- Опять, значит, не получилось. - Огорчилась за подругу Вера Ивановна. - Ну, тогда давайте к нам. В компании веселее телевизор смотреть.
- Что ты такое говоришь? Что значит - по-стариковски? Да мы с тобой еще о-го-го! Попьем, попоем, потанцуем…
- Шампанское? Есть, конечно. Любаша уже всем запаслась.
- Холодец сваришь? Это замечательно. А то мне уже не успеть. А с нас, как обычно - русский национальный салат.
- Ну, какой - какой? Оливье, конечно. В общем, договорились. Общий сбор в 21.00, как обычно. Кстати, у меня к тебе есть серьезный разговор.
- Нет, не по телефону. Придешь – обо всем пошепчемся. Ну, все, до завтра. Цалую!
«Вот кто подскажет мне, что делать! И на смех не поднимет», - решила Вера Ивановна. И как-то сразу успокоилась. Их без малого полувековая дружба была для обеих надежной опорой в океане житейских забот, волнений и проблем. Ни на йоту не сомневаясь в надежности, они с первого класса привыкли доверять друг другу свои самые сокровенные мечты и чаяния, мысли и самые страшные тайны. «Надежда мне поверит – это уж как пить дать. Вдвоем с ней мы что-нибудь придумаем».
Машку в эту ночь Вера Ивановна опять нашла на столе с проводами, за тем же занятием. «Значит, не померещилось мне все это», – убедилась Вера Ивановна, но кошку от клемм отгонять не стала. А только молча стояла и грустно смотрела, как та поглощает их все в той же последовательности: сначала немного медных, потом побольше алюминиевых. После того, как Машка насытилась клеммами, она деловито вспрыгнула на трубы отопления, протянутые вдоль стены, с уверенностью канатоходца прошла по ним и спрыгнула уже в цеху, неподалеку от сторожихи.
- Ну, и что прикажешь с тобой делать, оглоедка? – в сердцах спросила Вера Ивановна.
Машка только нахально терлась ей об ноги и заходилась в мурлыкании, так ей было хорошо.
- Господи! И что же я все думаю и думаю, - вдруг осенило Веру Ивановну. – Заберу-ка я тебя домой, и все проблемы решатся. И с клеммами вопрос закроется, и работа тебе будет – мышей ловить. Да и Витюшку порадую. И как это я сразу не додумалась?
До утра Вера Ивановна не выпускала кошку из сторожки, чтобы та утром не запряталась куда-нибудь от людских глаз. Перед самым приходом сменщицы она засунула Машку в сумку и закрыла, оставив ей маленькую щелочку для воздуха. Получив привычный утренний втык по поводу пропавших клемм, Вера Ивановна взялась за шевелящуюся сумку.
- Что это у тебя? – полюбопытствовала Людмила Ивановна.
- Решила Машку домой забрать.
- Нужна она тебе? Она же не домашняя, гадить дома будет, а хуже того, не привыкнет - убежит. Котеночка тебе надо брать.
- Мыши у меня в погребе завелись. Может быть, переловит.
И Вера Ивановна, быстрым решительным шагом направилась к воротам. Но кошка, почуяв, что ее опять куда-то уносят из родного цеха, начала дергаться и брыкаться в сумке. И тут, как на грех, принесло Геннадия Васильевича.
- Ивановна! Показывай, чего прячешь? Что тащишь? Не клеммы?- загрохотал он на весь цех своими несуразными шуточками.
- Тише, Васильевич, - простонала Вера Ивановна. – Машка тут у меня.
- Какая Машка? Кошка что ли? Откуда она взялась? – изумился начальник. – Я же увез ее...
- Вернулась. Уже месяца три как, а может быть и больше.
- Почему не доложили?
- Чего докладывать-то? Она в цеху и не показывается, прячется, как партизанка. Настрадалась от людей, боится.
- И куда ты ее тащишь?
- Домой решила забрать. От греха подальше, а то увидят, опять в цеху все переругаются.
- Цех, значит, спасаешь. Это ты молодца! А вот сумку все же покажи.
Убедившись, что в сумке действительно кошка, а не отремонтированный тепловоз, начальник сам помог засунуть ее обратно и задраил все воздуховоды.
- Ничего, не помрет, не успеет. А тебе, Ивановна, от руководства цеха - благодарность за проявленную инициативу.
- Да уж лучше бы премию. По нынешним временам это куда как приятнее.
- Ишь, чего захотела! И кошку ей, и премию. Может быть, тебе еще пособие назначить на ее содержание?
- Да не отказалась бы, - засмеялась Вера Ивановна.
- Ну ладно, иди уже, вымогательница, а то кошка задохнется.
Дома, как обычно, уже никого не было. Люба ушла в училище, Витек – побежал по репетиторам. Вера Ивановна первым делом полезла в холодильник – побаловать кошку молочком. Но Машке было не до него. Напуганная новой обстановкой, она по-пластунски начала обследовать свое новое пристанище. Вера Ивановна ходила за ней следом, поглаживая, успокаивая и объясняя, кто где живет, попутно приобщая ее к культуре общежития: что можно и что нельзя делать в доме, где нужно спать, где есть, а где кошачью нужду справлять…
- Ой, да ты же всю ночь у меня в будке просидела, да еще и страху натерпелась, место, наверное, ищешь. - Вовремя спохватилась Вера Ивановна. – Потерпи, милая, я мигом.
И Вера Ивановна поспешила в сарай: искать оставшийся от прежней кошки кошачий туалет. Но Машка уже не смогла дождаться его и справила свою нужду у порога, на резиновом рифленом коврике, от которого зазывно пахло землей. Ничего не подозревавшая Вера Ивановна с запоздавшим кошачьим горшком в руках, безмятежно и с артиллерийской точностью угодила в самую кучку, и по инерции, пока ее не остановил запах, протопала через всю прихожую, торопясь обрадовать свою жиличку…
- Ах, ты ж злыдня! Одни неприятности от тебя! Что на работе, что дома! – не на шутку рассердилась Вера Ивановна, но, увидев съежившуюся и испуганно прижавшую уши кошку, тут же остыла.
- Сама виновата. Могла бы и подумать. Что же тебе лопнуть, что ли? Тоже ведь живое существо.
Вера Ивановна брезгливо сняла испачканный ботинок, взяла тряпку, налила в тазик воды, надела резиновые перчатки и принялась наводить порядок. Когда она повернула ботинок, чтобы промыть подошву, на ней что-то неярко блеснуло желтовато-бурым цветом.
- Клеммы что ли из нее целиком выходят? Бедная кошка! Это как же надо изголодаться, чтобы железки глотать? – сочувственно вздохнула Вера Ивановна. – Или мутация у нее началась от машинных масел, краски да сварки?
Но это была не медь. На подошве, вдавленное в кошачьи экскременты, благородно поблескивало золото. Самое настоящее!!!
- Господи Иисусе! Что это?.. Откуда?.. – Вера Ивановна взглянула на кошку, словно ждала от нее ответа. Та насторожила ушки и во все глаза уставилась на хозяйку.
- Может быть, я в сарае на него наступила? – искала варианты неожиданно свалившегося на нее богатства Вера Ивановна. – А откуда в сарае может быть золото? У нас его отродясь не водилось даже в доме, не то, чтобы в сарае. И ведь не серьга, не колечко какое, целый самородочек…- разглядывала Вера Ивановна находку. - Ничего не понимаю.
Она осторожно выковыряла овальный самородочек размером полтора на сантиметр, промыла его, насухо вытерла салфеткой.
- Золото! – прошептала она ошарашено. – А может подделка?
Она уж было поднесла золотой камушек ко рту, собираясь попробовать его на зуб, но вовремя спохватилась:
- Тьфу ты!
Вера Ивановна взяла булавку и поскребла ею находку.
- Точно золото, - убедилась она.
Она присела на краешек стула и, разглядывая золото, стала думать:
- Так, сарай отпадает, это однозначно. Где я сегодня еще ходила? В цеху. Откуда там-то может быть золото? Кто-то обронил? Рокфеллеры вроде бы не заходили в цех, а все остальные - такие же богатеи, как и я. В городе? Тут вероятности больше… Наверное, все-таки где-нибудь в городе забилось в подошву.
Вера Ивановна немного успокоилась, и принялась за полы и коврик. На резиновом коврике она обнаружила еще два самородочка размерами поменьше.
- Ну, точно, на ботинках притащила, – убеждала сама себя Вера Ивановна. – Объявление, что ли повесить «Найдено золото, потерявшего прошу обращаться?..» Ну, конечно! Да тут столько потерявших объявится, в очередь выстроятся.
Она оглядела второй ботинок. На нем ничего не было. «Кучно лежали, одной ногой и наступила».
- Это же надо, до чего дожили! Золото на дороге валяется, бери - не хочу! – то ли возмущалась, то ли восхищалась Вера Ивановна. «Пусть полежит пока у меня. Может, что в городе услышу. Не может же такого быть, чтобы столько золота потеряли, и никто об этом не знал. Все равно по городу какие-нибудь разговоры пойдут. Тогда и верну хозяину – вот обрадую кого-то!.. Глядишь, еще вознаграждение получу. Ну, а если хозяин не объявится?», - обдумывала ситуацию Вера Ивановна.
Она закончила приборку, еще раз промыла свою находку, высушила и почистила старой губной помадой, от чего самородочки заблестели неярким благородным блеском, полюбовалась ими немного, потом завернула в салфетку и по-хозяйски припрятала, приговаривая:
- Подальше положишь – поближе возьмешь…
Вскоре с занятий прибежал взъерошенный и возбужденный внучок.
- Бабуль! – закричал он радостно с порога, - меня в Москву посылают, в Филармонию, на Рождественских вечерах выступать!
- Да что ты?! – обрадовалась бабушка, - а когда ехать?
- Пятого выезд, 6 и 7 выступаем.
- Пораньше-то не могли предупредить? Люба, наверное, все деньги на Новый год потратила,- пригорюнилась Вера Ивановна.
- Говорят, сюрприз хотели на Новый год сделать.
- И вправду – сюрприз. У нас все так - хотят, как лучше, а получается, как всегда, - ворчала Вера Ивановна, но особенно не расстраивалась по этому поводу. Во-первых: не привыкать выкручиваться из денежных затруднений, а во-вторых: наличие золотых самородков, и надежда на вознаграждение, придавало ей приятную уверенность и спокойствие. – Ничего, Витек, что-нибудь придумаем, выкрутимся.
- А это кто? – Витек увидел безмятежно спавшую в кухне на стуле кошку. – Откуда такое чудо?
- Машка. С работы принесла, что ей там маяться в подполье, пусть поживет по-человечески. Тоже мой сюрприз на Новый год! Рад?
- Это та самая, про которую ты рассказывала? А не убежит обратно? Говорят, кошки привыкают к месту, а не к хозяевам.
- Ты не рад, что ли? – даже обиделась Вера Ивановна.
- Рад, конечно, - успокоил бабушку Витек, гладя нового члена семьи.
- Да, она - страдалица. Намыкалась, бедолага, - вздохнула Вера Ивановна.
Кошка, разомлевшая от привалившего ей счастья: еды, тепла и ласки, так усердно мурлыкала и терлась об Витюшу, что чуть не опрокинулась по-щенячьи кверху брюхом.
- Давай-ка, дружок, мы ее для начала помоем, - предложила Вера Ивановна, - а то она вся в машинном масле. Я даже заметила, она и не лижется, как все кошки, наверное, боится отравиться.
В четыре руки они быстро намыли кошку, которая при этом, как все ее нормальные соплеменники, выдиралась и орала благим матом. Но Витек четко справился с заданием: «не выпускать ни при каких обстоятельствах», правда, слегка пострадал при этом, но отшутился:
- Мужчину шрамы украшают.
Потом Вера Ивановна замотала ее в полотенце, а поверх - еще в старенькое одеяльце и вручила внуку:
- Не отпускай, пусть немного обсохнет.
Витек по-мужски неуклюже носил спеленатую Машку, покачивая, как ребенка, и пел ей пробивающимся басом вместо колыбельной «Ели мясо мужики, пивом запивали», когда пришла Люба. В училище началась сессия, а в школах – зимние каникулы: работы было мало. А 31 декабря всем и вовсе было не до нее. Увидев в руках сына детский конвертик, она почему-то очень испугалась:
- Ой, кто это у тебя? – дрожащим голосом спросила она, словно увидела живого крокодила.
- Сюрприз! – радостно объявил Витюша.
- Не поняла…
Руки у Любаши задрожали, и она повесила шубу мимо крючка. Шуба медленно сползла на пол. Казалось, что Люба сейчас последует за ней…
- Кто у тебя там? – почему-то шепотом спросила Люба, увидев, что в конвертике кто-то шевелится.
- Бабуля кошку с работы принесла, - засмеялся Витек. – А ты что подумала?
- Уф, - облегченно вздохнула Люба, - а я уж подумала, не ребенка ли нам подкинули – насмотришься криминала – в голову одни страсти лезут. Я вчера, как раз передачу смотрела, как грудных детей выбрасывают… Ну, вы ее и замотали! Дай хоть посмотреть на ваш сюрприз. Ой, а красавица какая! Мам, это та самая Машка?
- Та самая, - подтвердил Витек.
Машку после бани было не узнать: на шее у нее отмылась белоснежная бабочка, маленькое пятнышко на кончике хвоста и белые носочки. Но самое главное: вместо грязного серо-бурого цвета у нее оказался необыкновенный окрас: она осталась серенькой, но эта чистая серость отливала теперь какой-то благородно-медной рыжеватой зеленью, как давно не чищеный самовар, словно ее намыли оттеночным шампунем.
- Ух ты, прямо как золотая, - ахнул Витек.
- Правда, хоть на выставку, - согласилась Люба.
- Мам, а у меня тоже сюрприз, - похвалился Витек.
- Да знаю я уже про твой сюрприз. Ирина Викторовна мне с утра позвонила. Я так рада за тебя, сынок. Вместе поедем в Москву, я уже договорилась. Побегаем с тобой по театрам, выставкам.- Люба чмокнула сына в щечку – Ну, иди к себе, мне с мамой надо посекретничать.
Вера Ивановна на кухне готовила уже не завтрак, но еще не обед.
- Мам, а у меня тоже сюрприз, поставь чайник, а то еще ошпаришься ненароком, - предупредила Люба, закрывая за сыном дверь.
Вера Ивановна отставила чайник и радостно заулыбалась:
- Ну, просто день сюрпризов! Настоящий Новый год!
- Мам, Петр Иванович сделал мне предложение, – смущенно объявила Люба. – И сегодня я пригласила его к нам.
- Ну, наконец-то, - вырвалось у Веры Ивановны.
- То есть как это, «наконец-то»? – оторопела Люба, - Выходит, ты все знаешь?
- Секрет Полишинеля! - рассмеялась Вера Ивановна. – Да ты за эти пол года все уши мне про него прожужжала. А потом, сама понимаешь, Запеченск - городок маленький…
- Это тебе тетя Надя все рассказала – убежденно подытожила Люба.
- Ну, не без этого, конечно, - смущенно призналась Вера Ивановна. - Мы же все-таки не чужие люди. В общем, дочка, я очень рада за тебя,- она обняла Любу, - Ну и правильно, давно уже пора жизнь устраивать. Не век же тебе одной оставаться. Скоро четыре года будет, как со Славой разошлись. Ты женщина молодая, тебе еще жить, любить надо…
- Вообще-то, я бы не хотела торопиться с регистрацией, мало ли что: вдруг у нас жизнь не заладится… Но, ты знаешь. Петр категорически настаивает, и хоть сегодня готов бежать в ЗАГС. Но я все же уговорила его подождать до окончания учебного года…
- Ну и правильно делает, что настаивает. Значит, серьезные намерения у мужчины, а не так, чтобы поматросить и бросить. А потом, что там ни говори, законный брак мужиков все-таки дисциплинирует. Нет, я, может быть и старомодная, но я тоже против этих гражданских браков. Какие-то ни к чему не обязывающие отношения, - одобрила Вера Ивановна.
- А Витюша тоже все знает? – встревожилась Люба.
- Что я тоже знаю? – поинтересовался вошедший на кухню сын, но, посмотрев на испуганно замолчавшую мать, махнул рукой. – Опять дамские секреты? Слушай, ба, кошка - воще отпадная! От « Короля и Шута» тащится по полной, аж колбасит ее. Мы сегодня есть будем, или как?
Он схватил со стола кусок колбасы, за что тут же получил от Веры Ивановна по рукам.
- Не кусочничай! Люба, ты хоть что-нибудь поняла, о чем твой сын говорит? Переведи, пожалуйста, – попросила Вера Ивановна.
- По-русски говоря, кошка от рока балдеет,- перевел Витек.
- Кошке нравится рок, – пояснила Люба.
- Я и говорю, - подтвердил Витек, жуя колбасу, - тащится.
- Господи, хоть бы кто-нибудь словарь современного русского языка выпустил что ли, а то скоро друг друга понимать перестанем, - вздохнула Вера Ивановна.
- Ба, да ты сама иногда такое ввернешь, что хоть стой – хоть падай!
- А это, внучок, - ехидно заметила Вера Ивановна, – уж с кем поведешься… Ладно, давайте завтракать, да я пойду отсыпаться.
После завтрака Вера Ивановна спросила:
- Вы без меня тут управитесь? Пора бы уже салаты резать. Я часика в три поднимусь – помогу вам.
- Да, конечно, мам, иди-иди. У меня уже почти все с вечера приготовлено, – успокоила ее Люба.
Когда Вера Ивановна уже улеглась, к ней заглянула Люба.
- Мам, а вам зарплату не обещают дать до рождества? А то я растратилась, не думала, что придется в Москву ехать.
- Зарплаты скорее всего не будет, но ты не переживай, мы что-нибудь придумаем, – успокоила ее Вера Ивановна.
- Да, ты мне так и не сказала, Витек знает про Петра Ивановича?
- Не знаю. Мы с ним на эту тему не разговаривали. Но, скорее всего, догадывается. А что тут страшного? Он уже большой мальчик, поговорим с ним – он все поймет.
- В том то и беда, что уже большой, – вздохнула Люба. – Ну ладно, ты спи, а то Новый год не встретишь, придет без тебя.
- Любаша, вы форточки не открывайте пока, а то кошка убежит. Пусть привыкнет к дому, тогда уже… - в полудреме попросила Вера и Ивановна и провалилась в сон, как в яму.
Ей опять приснился тот же самый чудной сон с банкоматом, кошкой и деньгами. И опять кошка настойчиво закрывала ей рот лапкой и шипела:
- Молч-ч-чи, молч-ч-ч-чи!!!
Вера Ивановна проснулась с бешено колотящимся от страха сердцем.
- Наваждение, - пробормотала она, отходя от сна. – А может - предупреждение? - Явно, что неспроста второй раз снится один и тот же сон. И Вера Ивановна твердо решила до поры до времени никому ничего не рассказывать. Даже Надежде…
Первыми на своем стареньком Москвиче подъехали Лебедевы. Начали таскать из машины формочки с холодцом, поднос с еще дымящимся пирогом, банки с соленьями, напустив в дом, уже пропахший предпраздничными запахами: мясом, чесноком, салатами клубы свежего морозного воздуха. Оба высокие, стройные, молодцевато-спортивные. От их присутствия в доме сразу стало тесно и шумно. Если Сашок отличался тем, что за целый день мог произнести всего две фразы: «С добрым утром!» и «Спокойной ночи», то Надежда успевала говорить за двоих. За тридцать восемь лет совместной жизни Надежда приспособилась разговаривать с ним: сама задавала вопросы, и сама же на них отвечала, Сашку оставалось только отрицательно или утвердительно кивать головой. Гости разделись, и Вера Ивановна ахнула от невообразимо яркого лилового платья, очень подходившего по цвету к пепельно-седым, коротко, почти по-мальчишечьи остриженным волосам Надежды:
- Надька! Какая ты красавица! А я бы не рискнула такой цвет одеть. Ой, а стрижку какую сделала! Какая же ты неисправимая модница! Тебя хоть сейчас на подиум выпускай! – восхищалась подругой Вера Ивановна.
- Стараюсь, - с притворной скромностью ответила та, - боюсь, как бы моего красавца не увели из-под носа. Вон он какой орел у меня, правда, Сашок?
И тут же сама ответила:
- Конечно.
Сашок только кивнул головой и усмехнулся.
- Ну ладно, ты иди к Витюше, составь ему мужскую компанию, а мы тут похлопочем, а заодно и поболтаем, да девочки?
- Да-да, – тут же привычно ответила сама. – Верунь, дай мне, пожалуйста, фартук. Вот он.
Когда стол был готов к празднованию, преобразились и Вера Ивановна с Любой. Надежда, глядя на эффектную Любу в красном платье, с густыми темно-каштановыми волосами, подстриженными в стиле «а-ля комсомолка 20 годов», даже взгрустнула:
- Да, Верунь, нас уже хоть в какую оправу вставляй, все равно не тот жемчуг. А молодости и оправы никакой не надо…
- Тебе ли причитать? – возмутилась Вера Ивановна, одетая в скромный серый костюм, с высоко взбитыми по случаю праздника и уложенными в причудливую прическу волосами, ну, просто «учительница первая моя», – Глядя на тебя, никто и не подумает, что ты бабушка, да еще и дважды.
-«И я была девушка юной, сама не припомню, когда…» - шутливо запела Надежда.
Зазвонил звонок. Это пришел Петр Иванович с цветами и шампанским. Он с порога очаровал Веру Ивановну. От Надежды она уже была проинформирована обо всех его достоинствах. Одно только настораживало Веру Ивановну: почему при куче таких положительных качеств, он почти до 37 лет еще ни разу не был женат? Жених - хоть куда, всем на зависть, и вдруг – холостяк. Нет, тут что-то не так, подозрительно… Дело еще осложнялось тем, что Петр Иванович был не местный, приехал в их городок из Ростова, так что узнать о нем подробнее практически было невозможно. Оставалось довольствоваться только тем, что знали о его нынешней жизни в городке. А здесь, кроме положительных отзывов о нем, ни Вера Ивановна, ни Надежда ничего не услышали. Но одно дело услышать, а другое – увидеть своими глазами… Чуть выше среднего роста, коренастый и крепко сбитый, рядом с по-девичьи стройной и невысокой Любой, он смотрелся этаким сказочным богатырем. Чувствовалась в нем мужская нерастраченная сила и удаль. Ярко-голубые, широко распахнутые глаза излучали радость. Про такие глаза говорят, что они не могут лгать. Прямые, аккуратно подстриженные волосы цвета соломы, и веснушки на носу придавали ему озорной мальчишеский вид. По всему его виду, ну никак не скажешь, что он был строгим и педантичным преподавателем, каким его представляла Вера Ивановна со слов Любы. По-видимому, Любушка слишком идеализировала его, уж очень ей хотелось представить маме серьезного, строгих правил мужчину. И хотя по его облику, он совершенно не подходил к этой категории, но, тем не менее, был очень обаятелен. Вот только с фамилией ему не повезло. Довольно глупая досталась ему фамилия – Пиндюрин. Правда, Люба заранее успокоила Веру Ивановну, что свою гордую фамилию – Татищева не собирается менять на новую ни при каких обстоятельствах. И более того, Петр даже согласился поменять свою фамилию на Любину девичью, иначе с фамилиями в семье было бы сплошное недоразумение: муж – Пиндюрин, жена – Татищева, сын – Львов.
Благодаря своей непосредственности, Петр Иванович очень легко и быстро влился в их компанию. А больше всего он покорил сердца женщин, когда произнес тост:
- Я не гусар, но мне хочется выпить за самых главных дам на все времена: за Веру, Надежду и Любовь.! Мы живы, пока они с нами. Так пусть же они никогда не покидают наши души и сердца!
Даже молчун Сашок крякнул довольно:
- Эк! Мощно сказано!
Один Витек пыжился: стал неестественно вежливым и культурным. Вера Ивановна по этому поводу провела с ним на кухне скоренькую беседу:
- Тебе что, совсем маму не жалко?
- А что с ней такое? – деланно испугался Витек.
- Как что с ней? Все одна и одна…
- А мы? Кстати, а кто это такой?
- Мамин сослуживец, ты же слышал.
- И чего этому сослуживцу надо на нашем чисто семейном празднике?
- А ты не догадываешься? Ухаживает он за твоей мамой, а ты тут из себя не знаю что корчишь. Ты бы хоть о ней подумал…
- Все, усек, бабуль. Это я просто хотел хорошее впечатление произвести, больше не буду.
- Шалопай! – вздохнула Вера Ивановна.
Но сердцем почувствовала, что с этим замужеством у Любы не обойдется без проблем. Но, как бы то ни было, Вере Ивановне было радостно: рядом самые дорогие люди, у дочки, кажется, личная жизнь налаживается, чего еще желать? Одно только происшествие омрачило ей вечер: Надежда, улучив момент, когда они остались наедине, спросила:
- Ну, что ты хотела мне рассказать?
- Я? Да… вот… - смешалась Вера Ивановна. Говорить про кошку после второго сна ей совершенно расхотелось. – А вот… про Петра и хотела тебе рассказать, - нашлась, наконец, она.
- Ты смеешься, подруга? – вытаращила глаза Надежда.
Она работала поваром в столовой училища, и вот уже полтора года исправно поставляла Вере Ивановне всю информацию о развитии отношений молодых - от самых истоков до текущего момента. О том, какой Петр на редкость интеллигентный и культурный человек, и как он галантно ухаживает за Любочкой... И как Любочке завидуют все женщины на работе, что такого мужика отхватила. И что Любочка просто расцвела от счастья…
- Ты знаешь, он ведь предложение Любаше сделал. Вот хотела с тобой посоветоваться, что ей ответить.
- Ну, ты насмешила! – удивилась Надежда. – А если ты будешь против, они, что, послушаются? Много ты своих родителей спрашивала, когда за Игоря своего выходила? Нет, ты что-то финтишь, подруга. Выкладывай, как на духу, что у тебя стряслось? – допытывалась Надежда.
- Ничего не стряслось. Только о Петре и хотела с тобой поговорить. Ты знаешь, я с одной стороны так рада, что Люба замуж выходит. Витек-то, наверное, со мной останется. А с другой стороны, честно скажу, я надеялась, что у них со Славой все еще наладится. Неплохой ведь мужик, правда? Говорят, в Москве сейчас в какой-то большой строительной фирме работает, зарабатывает хорошо. Да и мальчишке с отцом лучше, как ни крути, – торопилась Вера Ивановна перевести разговор, но никогда не умевшая врать, мучалась угрызениями совести и чувствовала, что все ее попытки напрасны - Надежда не верит. А Надежда, в свою очередь, интуитивно понимала что ее задушевная подруга пытается что-то от нее скрыть… Не о Петре и Любе в самом же деле она хотела поговорить. Об этом уже все давным-давно сказано, и о Славе, и о Вите тоже… Но тут их позвали за стол – приближался Новый год.
В двенадцать все выпили шампанского и по давно заведенной традиции, дружно запели:
«Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь…»
На этих словах, дверь из спальни Веры Ивановны, в самом деле, скрипнула, и на пороге появилась всеми позабытая в праздничной суете Машка. От неожиданности все замолчали.
- А это еще что за явление? – спросила Надежда
- Это – наша Маша.- Пояснил Витек.
- С работы, что ли? – узнал Сашок. – Так они же все пропали?
- Все, да не все. Вернулась она. Только ты смотри, не проболтайся в цеху. – Об этом Сашка можно было и не предупреждать. - А мне жалко ее стало, вот и забрала домой.
- И правильно сделала, - одобрил Сашок. – Маш, Маш, иди сюда…
Новый год встретили замечательно: выпили, попели, поплясали. Потом молодежь пошли на городскую елку, а Лебедевы уехали домой…
Утром Вера Ивановна, как всегда, встала раньше всех. Прихватив с собой книгу, она прошмыгнула на кухню. Кошка еще спала, взгромоздясь на Витюшу поверх одеяла. В доме после вчерашнего застолья все было прибрано, посуда перемыта. «И когда она успела? Совсем не ложилась, что ли?» - подумала Вера Ивановна про дочь. Она умылась, поставила чайник, и направилась в прихожую, где было прохладнее, и где хранились продукты, если не хватало холодильника, за кусочком торта… И тут увидела Машкину кучку на коврике.
- Ты опять за свое? - рассердилась она на кошку, появившуюся следом за ней, – вот куда надо ходить, бестолочь. – Вера Ивановна чуть не ткнула кошку в кошачий туалет носом. – Что же ты безобразничаешь?
Вера Ивановна надела перчатки, взяла тряпку и присела на корточки, чтобы убрать Машкино безобразие…
- Ой!..- от неожиданности Вера Ивановна шлепнулась на пол: в свежей кошачьей кучке опять блеснул золотой самородок, точно такой же, как и вчера!
- Это что?.. Откуда?.. Опять.., – до Веры Ивановны что-то, во что не хотелось верить, стало доходить, - Это, ты что ли?.. Как курочка Ряба?..
Она изучающе посмотрела на Машку. Та сидела рядом, щурила от кошачьего счастья свои желтые глаза и мурлыкала-мурлыкала-мурлыкала…
- Ой, не могу, мне плохо… Наверное, вчера лишнего выпила…- схватилась Вера Ивановна за сердце.
Работая библиотекарем, она поглотила груду литературы всех жанров, но при этом стоически отвергала фантастику. Будучи махровым реалистом и веря только тому, что она видит, Вера Ивановна побаивалась фантастики, считая все происходящее в ней бредом. Кроме того, по ее личным многолетним наблюдениям и сопоставлениям фактов почти все, что когда-то описывалось в фантастике, имело такую способность рано или поздно сбываться. Поэтому Вера Ивановна воспринимала фантастику как своего рода пророчества, и, страшась заглянуть в будущее, вполне довольствовалась реальной прозой. То, что происходило с ней в последние дни уходящего года, пугало ее своей нереальностью, нелогичностью, невозможностью объяснить и разложить все по полочкам. Она не знала, что и подумать, подсознательно отыскивая объяснение всему происходящему. Но объяснений, как она ни старалась, не находилось, и от этого Вера Ивановна чувствовала себя неуютно. После той ночи в цеху она уже не один раз ловила себя на мысли, «а не сходить ли мне на прием к психиатру», но почему-то все откладывала этот неприятный визит на «попозже».
Кряхтя и озадаченно качая головой, Вера Ивановна поднялась, сходила на кухню за зубочисткой и аккуратно выковыряла из кучки три золотых самородочка, по размеру и по весу таких же, как и вчера.
- Значит, сны не просто так мне снились. Это был знак. Надо молчать, – единственное, что она решила, так толком и не поняв, откуда же все-таки берется золото, и напрочь отказываясь верить в чудеса…
К тому времени, когда все проснулись, никаких следов от утреннего недоразумения не осталось. А золото было опять тщательнейшим образом вымыто, вычищено и все так же надежно припрятано…
С тех пор так и повелось в доме: большую нужду Машка справляла только на резиновом коврике у входной двери и строго по расписанию. Утром, когда все либо еще спали, либо уже разошлись по своим делам, предоставляя право на добычу золота одной Вере Ивановне. И получая взамен награду от нее в виде колбасы или сметаны.
Очень скоро Машка привыкла к дому, и по всему было видно, что убегать она никуда не собирается. Так же скоро и Вера Ивановна привыкла к ежедневному сбору золота – к хорошему привыкаешь быстро. И даже ежедневная уборка кучек, несмотря на ее брезгливость, уже не тяготила, тем более что золотая кучка в загашнике с каждым днем росла. Пропорционально ей в Вере Ивановне, согревая душу, росло чувство самодостаточности и уверенности в завтрашнем дне. «Оказывается, быть богатой очень даже приятно, – думала она. – Жаль только, поделиться об этом ни с кем нельзя». Вера Ивановна восприняла дважды повторившийся сон, как некое руководство и, естественно, молчание - как условие продолжения негласного контракта между ней и Машкой.
ГЛАВА 4
Незаметно подошло время собирать Витюшу в Москву. И чем ближе становился день отъезда, тем мрачнее становилась Люба. Зарплату не выдавали, видимо из соображений, что на праздники все равно все прогуляют, и не на что будет похмеляться. Тоже своего рода забота о населении. Занять было не у кого: все знакомые и соседи жили так же, как и они: от зарплаты до зарплаты. Однако, Вера Ивановна, в отличие от дочери, не особенно огорчалась по этому поводу.
- Да не расстраивайся ты, – беспечно уговаривала она дочку, - найдем деньги, не впервой.
Вера Ивановна не могла открыть Любе свою новую тайну, и в то же время ей хотелось за оставшиеся несколько дней собрать побольше золота.
- У Петра занимать как-то неловко. Конечно, можно было бы и Славу подключить к этому мероприятию. Все-таки отец родной, но мне, честно говоря, совершенно не хочется этого делать. На дорогу-то я наберу, но ведь хотелось ребенку настоящий рождественский праздник устроить – он это заслужил, а тут даже на мороженное не наскребешь. Как мне надоела эта нищета, – сокрушалась Люба.
- Побойся Бога, какая нищета! – возмутилась Вера Ивановна. – Живем не хуже других.
- Но и не лучше: едва концы с концами сводим.
И только перед самым отъездом, ранним утром Вера Ивановна, наконец, отдала дочери все собранное за несколько дней золото.
- Вот, возьми и не расстраивайся ты так из-за денег. Не стоят они того.
- Что это?! – оторопела Люба, развернув платочек. – Откуда это у тебя?!
Вера Ивановна, ожидавшая расспросов дочери на эту тему, заранее приготовила «легенду» происхождения золота.
- Это еще отец твой покойный оставил нам, на черный день, - старалась честно врать Вера Ивановна.
- А у него, откуда такое богатство? Он что на Клондайке по совместительству подрабатывал? – недоверчиво спросила Люба, прекрасно помня по своему детству, что лишних денег в их семье никогда не водилось.
- Да какой там Клондайк! Отдыхали мы как-то с ним по молодости в Крыму, по путевке. И там один отдыхающий из Сибири был. Ну, промотался до нитки и пристал к нам с этим золотом: «Купите, да купите подешевке». Ну, вот и пришлось его выручить. А сами, помню, чуть со страху не померли. Как только домой приехали – спрятали его от греха подальше и забыли. А вот теперь, видно, время его подоспело – я и вспомнила про него.
- Ой, мама, тебе бы только сказки писать! – не поверила Люба, - Какой-то мужик продал тебе целую кучу золота, и ты про него на сорок лет позабыла, а сейчас вспомнила? Что-то тут не клеится.
- Да ладно тебе,- рассердилась Вера Ивановна. – Клеится - не клеится. Бери, уже, да и все! Чего разговоры разговаривать? Да смотри, поаккуратнее с ним в Москве. А то сама знаешь, сколько сейчас жуликов развелось. Сдашь в какой-нибудь ювелирной мастерской, в крайнем случае - на рынке. Только с цыганами, смотри, не связывайся, а то ни денег, ни золота не будет.
Вера Ивановна злилась на себя и на дочку. На себя – за то, что так и не научилась врать за всю свою жизнь, и сейчас это вышло по-дилетантски, смешно и нелепо. На дочку – за то, что та не хотела верить и учинила ей настоящий допрос:
- «Откуда, откуда?» – бурчала она. – От верблюда. Нет бы «спасибо» сказать, а то еще насмешки строит: «Клондайк!»
- Мам, ну что ты сердишься? Спасибо тебе, конечно, огромное, но все это как снег на голову…
Москва встретила их метелью и сюрпризом в виде Славы на черном Джипе Чероки. Оказывается, Витек заблаговременно предупредил отца об их приезде. Они стояли с сыном, похожие друг на друга, как матрица: оба долговязые, худые, рыжие, с одинаковыми вихрами на непокрытых головах, с хитрющими зелеными глазами. Слава, одетый по-молодежному: в джинсах и распахнутой короткой спортивной куртке вполне мог сойти за старшего брата. Только сын еще чуток не догнал отца ростом. «Это надо же было так умудриться. Как под копирку сделали сына. А Славка – все такой же разгильдяй – никакой солидности», - подумала Люба.
- Ну что, едем ко мне? – взял инициативу в свои руки Слава.
- Как это к тебе? Нет-нет, мы с группой – в гостиницу. – Решительно возразила Люба.
- Могу я сына к себе забрать? – спросил тут же Слава у руководителя группы.
- Пожалуйста, только одно условие, чтобы не выбиваться из графика репетиций и концертов и, естественно, не опаздывать, - даже обрадовалась такому предложению руководитель группы - забот поубавится. Она явно была не в курсе их отношений.
- А как же я? – растерялась Люба.
- А ты – с нами, - пояснил Слава.
- Нет, я не могу, – так же решительно заявила Люба.
- Мам, а я к папе хочу, - заканючил Витек. – Я, между прочим, с ним с лета не виделся. Могу я с родным отцом побыть хоть два дня?
Оба они стояли перед ней, такой маленькой по сравнению с ними, но очень строгой и нахохлившейся, как воробышек, и заискивающе заглядывали ей в глаза.
- Можешь, - растерялась Люба. – Только как же я? Одна в гостинице? Вдруг мне места без тебя не дадут?
- А ты с нами. Ну, мам, – не сдавался Витек.
Люба совсем растерялась. Она не ожидала такой провокации со стороны сына. Отчитывать его прилюдно было невозможно, чтобы не посвящать окружающих в их семейные отношения, и категорически отказать по тем же самым причинам Люба не могла.
Слава в это время уже деловито записывал график репетиций и концертов и обменивался номерами телефонов с руководителем группы.
- Ох, - сдалась, наконец, Люба, - без меня - меня женили. А с тобой я еще дома разберусь, – грозно пообещала она сыну.
- Мам, ну не сердись, - подлизывался к ней Витек, - Сама же говоришь, что мне мужского воспитания не хватает.
- Ну ладно уж, поехали воспитываться, – сменила, наконец, гнев на милость Люба.
Когда они расселись в Джипе, она попросила Славу:
- Ты не подвезешь меня в какую-нибудь ювелирную мастерскую поблизости?
- А в чем дело? – поинтересовался тот. – Брюлики прикупить хочешь?
- Господи, какие могут быть брюлики на преподавательскую зарплату? – горько вздохнула Люба. - Серьга сломалась, надо сдать в ремонт, а у нас в городе нет ювелирной мастерской.
- Организуем. Ну что, выдвигаемся?
Когда подъехали к ювелирной мастерской, Люба торопливо выскочила из машины.
- Вы меня здесь подождите, я недолго. А вам, я думаю, есть о чем поговорить и без меня. Я постараюсь быстро…
Мастерская оказалась тесноватой комнаткой с прилавком-стойкой, за которой скучал ювелир. Позади него была открыта дверь, ведущая, по-видимому, в подсобное помещение. Мастерская пустовала, – какой нормальный человек будет бегать по ювелирным мастерским в самый канун Рождества? Ювелир оказался маленьким, сухоньким старичком: совершенно лысый, в огромных очках с толстенными линзами, неестественно увеличивающими глаза, отчего напоминал черепаху Тартиллу. Не хватало только золотого ключика в руках.
- Бог мой! – всплеснул он коротенькими, черепашьими ручками, увидев золото, - какое богатство! Хотя чему удивляться? Это при советской власти все были одинаково бедные, а сейчас каждый живет, как может. Так что вы желаете из этого заказать: перстень, серьги, брошь? С камнем, без? Вам бы очень подошел рубин, или, в крайнем случае, что тоже очень оригинально – кораллы в золотой оправе…
- Я желаю это продать.
- Понимаю, понимаю, мадам. Денежные затруднения. С кем не бывает? Ну что ж, давайте посмотрим, чем я смогу Вам помочь. Надеюсь, паспорт с Московской пропиской у Вас имеется?
- Нет, у меня паспорт с подмосковной пропиской. – Люба, покопавшись в сумочке, протянула паспорт ювелиру.
Он долго и внимательно его рассматривал, особенно страничку с регистрацией. Потом протянул его Любе.
- Вообще-то, мы, как и в ломбардах, по инструкции имеем право брать драгметаллы на комиссию только у граждан с Московской регистрацией. Но, я думаю, что просто так человек перед самым Рождеством не пойдет сдавать золото – к этому празднику готовятся заранее. Значит, какие-то особые обстоятельства вынуждают. Я прав, мадам?
- Да, да, конечно, - благодарно закивала головой Люба, понимая, что ювелир совсем не прочь нарушить эту инструкцию. – Именно так - особые обстоятельства…
Ювелир снял свои огромные очки, воткнул в один глаз монокль, взял золото и начал над ним колдовать, проверяя тут же – за стойкой и бубня при этом себе под нос, что-то похожее на «замечательно, замечательно». Люба нервно поглядывала в окно. Она боялась, что Витек или Слава могут прийти поторопить ее. Ювелир заметил это.
- Вы куда-то торопитесь, мадам? Совершенно зря. Такие дела суеты не терпят… Н-да.
Он вышел в другую комнату, и провозился там еще минут 10. Люба уже вся изнервничалась, и в голову настойчиво лезла нехорошая мысль «А нет ли там запасного выхода» - уж очень подозрительно тихо было в той каморке. «Жду еще пять минут, и начинаю действовать». Но она не успела придумать, каким образом будет действовать, как появился ювелир.
- Ну, что я вам могу сказать мадам? 200 грамм чистейшего, без всяких примесей золота, просто с приисков Клондайка. Мне почему-то кажется, мадам, что вы в нашем деле – человек случайный. И даже цены не знаете на подобные вещи, или я ошибаюсь?
- Нет, не ошибаетесь. Я действительно не знаю, только могу догадываться. Просто мне очень нужны деньги.
- Ну что ж, я не буду вас обманывать. Ваше золото стоит шестьдесят тысяч рублей. Я могу Вам дать 50 тысяч. Хочу Вам заметить, мадам, что больше в Москве Вам никто не даст. Тем более - без Московской прописки, Вы же меня понимаете?
- Я согласна, - задохнулась от изумления и радости Люба.
- И даже торговаться не будете? – огорчился ювелир.
- Меня вполне устраивает цена, - настаивала Люба. Честно говоря, она и не рассчитывала на такие деньги. Тем более, что и Вера Ивановна наставляла ее: «Не жадничай – бери, сколько дадут».
- Ну, хорошо, мадам, накидываю на Вашу неопытность и дилетантство еще две тысячи, – не унимался ювелир.
- Мне и пятидесяти тысяч достаточно, но если Вы настаиваете… - не переставала удивляться Люба.
- Что за народ пошел! Даже поторговаться не могут, как положено. Никакого интереса к бизнесу, - недовольно бурчал старичок, открывая небольшой сейф, находящийся тут же, в углу комнаты. Он начал возиться в нем, что-то пересчитывая и перекладывая с места на место, словно нарочно оттягивая время. Люба уже вся изнемогала от нетерпения, когда он, наконец, не торопясь, закрыл сейф и протянул Любе пять пачек упакованных банковских 100-рублевок и отдельно еще маленькую денежную кипу по 50 и 10 рублей.
- Считайте, мадам! – торжественно произнес он.
- Да что Вы, я Вам верю.
- Что такое, «верю»?! – просто взорвался от возмущения ювелир. – Вы не премию от директора в конверте получаете, чтобы я так жил! Считайте! – строго прикрикнул он на Любу.
И она послушно начала считать. Торопливо, неумело, без конца сбиваясь со счету. Ей уже казалось, что она никогда не выйдет из этой мастерской. А старик, как нарочно, бурчал под руку:
- Что за доверчивый народ пошел! Обмануть – рука не поднимается. Вот, помню, раньше…
Но, что там было раньше, Люба решительно не стала слушать, чтобы не отвлекаться, иначе она никогда не сосчитает денег. Наконец все деньги были пересчитаны и спрятаны в сумочку. Люба с облегчением распрощалась с ювелиром и направилась к выходу.
- Мадам, подождите минутку.
«Господи, ну что ему еще надо?» - уже кипела от нетерпения Люба.
- Моя визитка. Если еще что-нибудь понадобится, я всегда к Вашим услугам. Для постоянных клиентов у нас действуют скидки и небольшие льготы. Очень приятно было с Вами познакомиться, надеюсь, что наше знакомство непременно продолжится.
- Мне также. Благодарю. Непременно. Всего хорошего. – Люба торопливо схватила визитку, сунула ее к деньгам и с удовлетворением от так удачно совершенной операции, поспешила из мастерской.
Вопреки ее переживаниям, Слава с сыном мирно беседовали в машине, совершенно не обеспокоенные ее долгим отсутствием. При ее появлении они дружно замолчали. «Наверное, про Петра докладывает, – с досадой подумала Люба, - Ну и пусть!»
- Все, ребята, я свободна, можем ехать дальше.
Проехав минут десять, Слава с интересом посмотрел на Любу и спросил:
- Сережку у мастера оставила или сразу сделал?
- Сделал, - не понимая, почему это так заинтересовало его, ответила Люба.
- А что же не одела ее?
- Так я ее одну взяла с собой.
- Понятно.
Что именно ему было понятно, Люба не стала допытываться.
А Славе было понятно, что от самой ювелирной мастерской его вот уже пятнадцать минут уверенно и совершенно открыто, даже можно сказать, нагло ведет синий Форд-фокус. Сначала он подумал, что это простое совпадение, но, когда, свернув на тихую глухую улочку, где практически не было движения, и, увидев в зеркало заднего обзора, что синий Форд упорно следует за ним, понял что это неспроста. Он знал точно, что это преследование с ним никак не может быть связано. Хотя он и работал в крупной строительной фирме, но никакого интереса для криминала не представлял. Закончив 15 лет назад архитектурный институт и проработав по направлению в строительной конторе с полгода, Слава быстро понял, что на такие деньги семью не прокормить. И ушел работать на стройку. Начав со штукатура-маляра: пригодилась институтская практика, он постепенно дорос до прораба. А когда после победы демократии вокруг Москвы, как грибы после дождя, стали расти дворцы-коттеджи, перешел работать в частную фирму, где и платили больше, и где можно было, наконец, проявить свою творческую инициативу. Вскоре его заметили и предложили место начальника отдела по архитектуре и дизайну, где он и работал в настоящее время. Получал не миллионы, но домик, хоть и небольшой, по сравнению с теми, что он проектировал, сумел себе построить. И, соответственно, приобрести все, что полагается к нему. Столичной знаменитостью Слава не стал, но в определенных кругах был довольно известен, и нередко, помимо работы на фирме, имел заказы и со стороны. В общем, жил безбедно, но еще не настолько богато, чтобы ездить с телохранителями. Конкурентов, которым бы он перебежал дорогу не имел из-за специфики его работы: какой проект выбрать – дело сугубо личное каждого заказчика, чаще всего и заказы составлялись по пожеланиям клиентов. Жил скромно: ни по казино, ни по столичным тусовкам не слонялся - не любил, да и времени не хватало. Основное его хобби составлял компьютер да рыбалка, поэтому к своим тридцати семи годам и личными врагами обзавестись не успел. Значит, охотились точно не за ним. Но за кем тогда? За Любой? Но что интересного могла представлять провинциальная «училка» для московского криминала? Слава даже усмехнулся. Не связана ли эта охота с ее сломанной сережкой? Ну, это вообще нонсенс. Но от этого явного преследования стало как-то неуютно, а так как Форд и не думал отлипать от него, даже напротив, уже чуть ли не прилип своим бампером к его Джипу, Слава на всякий случай решил принять меры безопасности.
- Мне надо заскочить в офис, кое-какие документы взять. Заодно посмотрите, где я работаю.
Люба благодушествовала по поводу удачной и быстрой сделки, чувствуя себя после нее вполне независимой и самостоятельной, способной в любой момент взять ситуацию в свои руки, поэтому особо не протестовала. А потом, интересно было посмотреть, как устроился ее бывший сокурсник и муж. В офисе - деловом пятиэтажном здании с вывеской «Аркада» - Слава провел их в свой кабинет, обставленный безликой, но очень дорогой мебелью.
- Отдохните, а я на минутку заскочу к шефу.
Вскоре к Любе с Виталиком вошла секретарша: средних лет, полноватая, строго одетая и соответственно причесанная женщина, что приятно удивило и порадовало Любу, и деловито поинтересовалась у посетителей:
- Чай, кофе?
- Если можно, чаю.
Вскоре Люба с сыном уже пили чай с удовольствием и дорогими конфетами. А Слава в это время спустился к начальнику безопасности фирмы и попросил проверить синий Форд, вкратце объяснив, в чем дело.
Когда два молодца из отдела охраны вышли из офиса и решительно направились в сторону Форда, припарковавшегося неподалеку, тот при их приближении лихо сорвался с места и чуть ли не моментально растворился в предрождественской метели, словно его и не было никогда. На всякий случай охранники – бывшие менты –по своим каналам пробили номер машины и ее владельца.
- Так, мелочь пузатая. Скупка краденного, аферы, мелкие кражи – ничего существенного, – успокоили они Славу. – Странно, чего им от Вас понадобилось?
- Сам не могу понять, - искренне удивился Слава.
- Ни в какую аферу не вляпались? – поинтересовался Игорек – начальник отдела безопасности.
- Нет, ты же меня знаешь…
- Знаю, - задумчиво произнес Игорек, ковыряясь в зубах зубочисткой, - А жена?
- А что жена? Они только с периферии приехали. Что ее тут уже ждали, хотите сказать?
- Не знаю. Пока ничего не знаю. А откуда, говоришь, вас ведут?
- С ювелирной мастерской около Киевского вокзала.
- Знаю, знаю такую. А что в мастерской делали? Покупали что-нибудь?
- Жена заходила сережку отремонтировать.
- Отремонтировала? – как бы, между прочим, поинтересовался Игорек.
- Говорит, да, - пожал плечами Слава. – Она одна заходила…
- Ну и ладушки, в случае чего – выходите на нас. Мы всегда на связи. Поможем, чем можем.
До самого дома в Лесном городке ехали спокойно: Форд их больше не беспокоил. Слава был в полнейшем недоумении. Из всего произошедшего ему ясно было одно – скорее всего, их интересовала Люба, которая обо всей этой возне вокруг себя, похоже даже не подозревала.
Дом бывшего мужа поразил Любу размерами, комфортом и добротностью, Витек, не раз отдыхавший у отца на каникулах, на правах полноправного хозяина водил Любу по двум этажам особняка, проводя маленькую экскурсию, пока Слава готовил праздничный ужин. Люба была подавлена. Женским наметанным глазом отыскивая старательно убранные следы дамского присутствия, она, к своему удивлению, горько подумала: «А ведь это я должна быть маленькой хозяйкой этого большого дома».
Рано утром, пока гости еще сладко спали, Слава, надев спортивный костюм, шапочку и кроссовки, почистил заметенную за ночь дорогу к воротам, потом, по привычке, выработанной годами, немного пробежался по еще спящему поселку, наслаждаясь чистым утренним воздухом, прозрачным от мороза. Слегка поразмявшись после пробежки, он вернулся в дом. «Пусть поспят, съезжу пока на работу». Он оставил на зеркале в ванной записку «Звоните, как проснетесь» с номером мобильника, и уехал. Он мог бы и не ездить на работу. О том, что к нему приезжает сын и бывшая жена, Слава поставил в известность шефа заранее и договорился о кратковременном отпуске. Но вчера шеф подписывал договор с новым заказчиком, и Славе хотелось узнать, как прошел его проект, и были ли какие-нибудь замечания и предложения. До работы хорошей езды было минут 40, и где-то в половине девятого Слава был уже у офиса. Подъезжая к офису, и отыскивая место для парковки, он увидел уже припаркованный и даже слегка занесенный снегом вчерашний Форд. «Ба! Знакомые все лица. Видно, давненько стоят», - удивился он. Славе это явно не понравилось и, честно говоря, даже обеспокоило, поэтому он сразу подошел к начальнику смены – Игорьку, как все его неофициально звали. Вообще-то этот Игорек был высоченный - под два метра ростом, хорошо накаченный мужчина лет сорока, с грубыми чертами лица – истинный детектив, но из-за веселого, общительного нрава, из-за его бесконечных, надоевших всем анекдотов, ни у кого язык не поворачивался назвать его сухо и официально Игорем Владимировичем.
- Слушай, Игорек, тут такое дело, - смущенно обратился к нему Слава, - Опять вчерашние друзья около офиса пасутся. У меня такое подозрение, что они меня ждут.
- А вчера все спокойно было, не появлялись? – поинтересовался Игорек.
- Нет. Как вы их пугнули вечером, так они и пропали. А сегодня…
- Если у вас нет никаких соображений, почему они вас преследуют, пугать их нет никакого резона. Они опять сорвутся и исчезнут. А нам надо хотя бы маленькую зацепочку найти, чтобы узнать, что же им от Вас все-таки понадобилось? Если у вас никаких предположений нет на этот счет, значит, узнать это мы сможем только от них самих. А они в руки не даются, и на контакт не идут, – рассуждал Игорек. - Значит, мы сделаем так: Вы сейчас садитесь за руль и спокойненько так, не дергаясь, словно ничего не видите и не подозреваете, что у Вас на хвосте сидят, мотаете их по городу где-то с полчасика, а потом также спокойно едете домой. Они, естественно, едут за Вами, а там уже их поджидаем мы, и культурно выясняем, что товарищам, собственно, понадобилось от вас. А дальше будем действовать по обстановке. Идет?
- Все это хорошо. Только, можно не дома эту операцию провести? Сами понимаете, гости в доме, как-то неудобно получится, не хотелось бы их пугать и дергать по пустякам.
- Тоже верно. Значит, делаем по-другому: по дороге домой вы останавливаетесь у какой-нибудь харчевни, якобы закупить продуктов или, скажем, попить чайку, а дальше – все то же самое, по ранее отработанному плану. Обговариваем место и время встречи, только чтобы место было не людное.
- Есть такое. По дороге к Лесному городку. Кафе «Три корочки хлеба». Знаете такое? Недалеко от заправки.
- Найдем. Так, сверим часы. Сейчас 9.10. Значит, с 10.30 до 11.00 мы ждем Вас с кортежем у «Трех корочек хлеба». Только, смотрите, не спугните их по дороге. Все, по коням, - скомандовал Игорек, явно заскучавший по оперативной работе и довольный, что, наконец-то, подвернулось хоть какое-то маломальское дело.
К «Трем корочкам хлеба» Слава подъехал ровно в 10.30. Поставил машину на сигнализацию, и, небрежно покручивая ключами, пошел в кафе, в надежде увидеть там Игоря со товарищи. Но кафе в это утреннее время было пусто. Он был единственным посетителем. Слава только собирался спросить у одиноко скучающего бармена, не заходили ли к ним недавно посетители, как увидел в окно, как к кафе на малой скорости подкатил синий Форд. В ту же минуту около него, как из-под земли появились четыре охранника из офиса во главе с Игорьком. Они, как по команде, одновременно открыли все четыре дверцы Форда и наставили во внутрь дула пистолетов. О чем они разговаривали с пассажирами Форда, Слава, естественно, слышать не мог. Но выглядело это очень деловито и убедительно. Совсем, как сцена из боевика. Вскоре из Форда нехотя вылезли два набычившихся бугая с бритыми затылками, одинаково упакованные в кожаные куртки. Охранники, привычными движениями проверив их на наличие оружия, попрятали свои пистолеты, и вся компания дружно направилась в сторону кафе. Двое охранников остались на улице, остальные вошли в кафе. Увидев Славу, Игорек сказал двум бугаям, как старым знакомым:
- А! Вот и Слава нас дожидается. Сейчас и потолкуем.
Они подсели к Славе. Откуда ни возьмись, прибежала молоденькая длинноногая официанточка в набедренной повязке, имитирующей юбку:
- Чего желаете? – и принялась активно впихивать меню каждому из посетителей.
- Да брось ты эти бумажки, - досадливо отмахнулся от нее Игорек, - принеси-ка нам чего-нибудь горяченького, а то холодно сегодня, не мешает согреться. И сладенького чего-нибудь прихвати.
Официанточка с готовностью умчалась за горяченьким.
- Познакомься, Слава: Это Железяка – он же: Железнов Николай Павлович, а это – Дубина – он же: Дубинин Павел Иванович. Железяка и Дубина так походили друг на друга, что для Славы они показались братьями-близнецами. – Ну, рассказывайте, пацаны, что же вам понадобилось от законопослушного гражданина, что вы его второй день пасете?
- Никого мы не пасем. И вообще не понимаем, чего вы к нам пристали. Мы спокойно себе ехали, никого не трогали, замерзли, решили чайку попить, погреться. А тут вы – наскочили со своими пушками. Я буду в милицию на вас жаловаться, гражданин начальник, –нерешительно, с опаской произнес заранее заготовленную речь Железяка.
- В милицию будешь жаловаться?! На меня?! – радостно удивился Игорек.
- Будем, - неуверенно подтвердил Дубина.
- Ну, ребятки, это вы хорошо придумали: на мента в ментовку жаловаться! – от души веселился Игорек.
Тут у Славы зазвонил мобильник. Вся компания дружно, как по команде, замолчала.
- Проснулись? А я на работу решил смотаться на часок. Скоро подъеду. Где-то через полчаса, - он вопросительно посмотрел на Игорька. Тот утвердительно кивнул головой, – Да, через полчаса буду. Витек, ты дома уже все знаешь, похозяйничай пока без меня, ладно? – Слава убрал телефон в карман.
Разговор вновь продолжился, словно кто-то нажал на кнопку «звук».
- А ты уже не мент, - осклабился в ехидной улыбке Железяка, - а такой же гражданин, как и мы.
- Вот тут ты ошибся, дружочек, - посерьезнел Игорек. – Бывших ментов не бывает. Уйти-то из ментовки я ушел, но не завязал с ней, понял? А завязочки у меня, сам знаешь, какие имеются, так что советую тебе не шутить со мной по этому поводу.
Тут официанточка принесла на подносе запотевший графин водки, к нему пять рюмок и тарелку с пирожными.
- Это еще что такое?! – возмутился Игорек. – Кто заказывал?
- Вы сами сказали: горяченького, чтобы согреться и сладенького, - нахально ответила девчонка.
- Чаю! Чаю горяченького мы у тебя просили, а не водки. Неужели не понятно?
- Так бы и говорили, что чаю, а то «согреться», - недовольно бурчала официантка, собирая со стола рюмки.
- Пирожные оставь. Умом Россию не понять! Национальные особенности: если греться, то обязательно водкой, чай уже не греет! – восхищенно заметил Игорек. – Продолжим. Итак, ребятки, у вас есть два выхода из сложившейся ситуации: либо вы идете на добровольную сознанку, либо я прямо на месте сдаю вас в ментовку.
- А не за что нас в ментовку, гражданин начальничек, - ехидно заулыбался Железяка.
- Не за что, - боднув головой воздух, угрюмо подтвердил Дубина.
- Так уж и не за что? Ребятки, вы что, только вчера родились? – искренне удивился Игорек. – Было бы желание, а повод для этого всегда найдется: да вот, хотя бы: незаконное хранение оружия…
- Нет его у нас! – в унисон закричали Железяка и Дубина.
- Значит, будет, - успокоил их Игорек.
- Это же произвол, гражданин начальник, – уже не так уверенно заявил Железяка.
- Согласен. Но по-другому, видно, не получится. В общем, я предлагаю вам на выбор два варианта. Как вы сами понимаете - не маленькие уже – конец года, в ментовке годовые отчеты подбивают, куча нераскрытых дел, там уж вас дожмут по полной программе. На вас, родимых, много чего можно повесить для улучшения отчетности и повышения процента раскрываемости. Для ментов вы в настоящий момент – находка для решения многих проблем. Согласны? Согласны. Это один вариант. А второй вариант вам такой светит: вы же понимаете, ребятки, что у нас не шарашка какая-нибудь, а очень серьезная фирма, и крышуют ее, соответственно, не шавки какие-нибудь, вроде вас, а акулы криминального мира. Так, что можно и им намекнуть, что, мол, хмыри из банды Резо-бакинца хотят делить вашу территорию. Мне почему-то кажется, что это им не очень понравится. А вы как насчет этого думаете? Так что, ребятки, какой вариант выбираем? Или будем говорить?
- Подумать можно? – спросил Железяка.
- Можно, только не долго, - милостиво согласился Игорек.
Тут официантка, наконец, принесла долгожданный горячий чай. Все в молчании принялись пить чай с пирожными.
- Не сербайте, не на зоне пока еще, – сделал замечание Игорек Железяке и Дубине.
- Так, горячо очень, - извинительно буркнул Железяка.
Чай был выпит, молчание продолжалось.
- Ну, мы ждем, - поторопил Игорек и выразительно постучал пальцем по часам.
Железяка почесал свою полулысую голову и изрек:
- Ну, начальник, твоя взяла, будем колоться. Только у нас одно условие будет – все это чисто конкретно между нами, а то с третьей стороны нас свои же порешат…
Игорек в знак согласия только кивнул головой:
- Вы меня не первый день знаете.
- Это мы не его, - он кивнул головой в сторону Славы, - а его телку водили.
Слава угрожающе приподнялся, чтобы вступиться за честь бывшей жены:
- Я тебе покажу «тёлку»!
Игорек остановил его движением руки:
- Спокойно! А вы, джентльмены, выбирайте выражения – не на малине находитесь. Слушаю дальше. Чем же вам тёл…, тьфу ты, его жена не понравилась или наоборот, понравилась? Совсем вы меня запутали! – смешался он.
- Короче, у Резо недавно новый бизнес наладился: скупаем золото и драгоценности у населения. Деньги, чтобы не было никаких подозрений, отваливаем не фальшняк, настоящие - зеленые.
Железяка замолчал.
- Так в чем тут бизнес, я не понял? – спросил Игорек.
- В том, чтобы деньги из круга не уходили, - мрачно пояснил Железяка.- И золото у нас остается, и деньги назад забираем на улице, и ювелир - чист как стеклышко, никаких претензий.
- Значит, грабите свои же денежки, а ювелир ваш – типа наводчик. Так? – уточнил Игорек.
- Типа так, - вздохнув, недовольно буркнул Железяка. – Только, гражданин начальник, это конкретно между нами, я на вас надеюсь, – еще раз попросил Железяка А то мне,.. нам, - тут он многозначительно поглядел на Дубину, - кранты. Сами понимаете…
Дубина во время разговора с особой заинтересованностью разглядывал потолок кафе и в разговор на правах подчиненного деликатно не влезал.
- Ты мое слово знаешь, - успокоил его Игорек. - Так, ну про ваш бизнес я все понял. А какая связь между вашим бизнесом и женой этого гражданина? – вытягивал из Железяки Игорек.
- Она вчера нам золота сдала почти на 2 штуки баксов. А у нас чисто конкретное задание – вернуть все это лавэ.
Игорек вопросительно посмотрел на Славу.
- А вы ничего не путаете? – ошарашено спросил Слава. – У нее не может быть столько золота. Она учительницей в провинции работает.
- Не путаем мы ничего, мы ее от самого ювелира со вчерашнего дня пасем по наводке. А этот фраер, - Железяка кивнул в сторону Славы, - нам по барабану. Так что, давайте разбежимся по-хорошему, гражданин начальник. У вас своя свадьба, у нас – своя. Твои интересы при тебе, наши – при нас, и разбежались, а? – предложил Железяка.
- Нет, так не пойдет, - не согласился Игорек. – Придется вам, ребятки, как-то забыть про эти баксы. Спишете их на какие-нибудь расходы или какой-нибудь форс-мажор. Безопасность и благополучие моих подопечных – основа моей работы. А какое может быть благополучие у человека, если его жену пытаются ограбить? В общем, я предлагаю такой расклад: пока я отпускаю вас. По какой такой причине вы не смогли взять деньги – это уже сами придумаете. Вы же, в свою очередь, оставляете баксы его жене, как подарок на Рождество, и больше перед нами не маячите. Другого я вам предложить не могу. Идет?
Железяка подумал минут пять, пожевал губами, словно разговаривая сам с собой, и тяжело выдохнул:
- Твоя взяла, начальник. Круто ты нас обложил! – Он безнадежно махнул рукой. - Сплошной облом! Но, я надеюсь, все это остается между нами?
- Чисто конфендициально! - подтвердил Игорек. - Но чтобы вы меня больше не напрягали…
Через пять минут от кафе в сторону Москвы отъехал синий Форд. За ним еще через пять минут, надежно спрятанный в лесочке за кафе, выехал и в том же направлении отправился черный Ауди, и почти одновременно с ним, только в противоположном направлении отъехал Джип Чероки.
Слава ехал домой в смятении. Он не понаслышке знал материальное положение Любиной семьи, и терялся в догадках, откуда у Любы, или бывшей тещи могло появиться такое количество золота? От сына он знал, что теща открыла свой бизнес – торговлю зеленью, и прекрасно понимал, что приработок это неплохой, но вряд ли кто станет приобретать петрушку в обмен на золото. В голову не приходило ни одной мысли, логически объясняющей неожиданное появление золота у бывших родственников, и эта неизвестность тревожила. Хотя официально он уже не нес никакой моральной ответственности за поведение бывшей жены, но с ней оставался его сын. И это беспокоило Славу, так как из современной жизни он хорошо усвоил одну истину: большие деньги любят кровь.
Днем отвезли Витюшу на репетицию в Филармонию. Пока сын был занят, у Славы с Любой образовалось два часа свободного времени. Они сидели в фойе в ожидании своего чада. Тут Слава и решился поговорить на щекотливую тему. Чтобы не оставлять никаких лазеек для уловок и экивоков, решил сразу брать быка за рога.
- Люба, я хочу тебя предупредить. Ну, скажем так – по-дружески. Только ты, пожалуйста, не обижайся. Вчера у ювелира ты сдала золота почти на 2000 долларов.
- Ты… - у Любы от возмущения даже перехватило дыхание, - ты… Ты следил за мной? – все-таки обиделась она.
- Нет, за тобой следил не я. Вчера ты нарвалась на банду, которая, якобы, занимается скупкой золота. Самые настоящие аферисты с бандитским уклоном. Сначала они дают тебе настоящие, хорошие деньги, все без обмана, а потом их же отнимают методом грабежа. Своего рода, лохотрон, – терпеливо объяснял Слава.
- А тебе откуда все это известно? Это они тебе рассказали? Ты, что, с ними заодно? – с подозрением спросила Люба.
- Успокойся. Я не с ними. Я - с тобой. Вчера, после ювелирной мастерской за нами увязалась машина. И я, соответственно, принял кое-какие меры безопасности, для этого мы и заезжали в офис, поняла? - он помолчал в замешательстве, потом все-таки решился спросить. - Хоть это уже и не мое дело, но все-таки интересно, откуда у тебя столько золота? Насколько я понимаю, у бывшего токаря и библиотекарши не могло скопиться в доме золота почти на 2000 долларов. Да и у тебя с твоей зарплатой, я думаю, тоже.
- А какое, прости меня за грубость, твое дело до наших денег? – с нарочитой вежливостью спросила Люба.
- Мне нет никакого дела до ваших денег, - теряя самообладание, повысил голос Слава, - просто ты с этим золотом вляпалась в неприятную историю, а с тобой рядом - мой родной сын и меня это, естественно, беспокоит.
- Сын, допустим, не твой, а мой, - ехидно возразила Люба.
- Хорошо, наш сын. Давай не будем его делить и ворошить прошлого, сейчас речь идет о твоей и его безопасности, - пытаясь взять себя в руки, согласился Слава. – Ты, кажется, не понимаешь всей серьезности случившегося? Если бы не охранники из нашего офиса, все могло бы закончится весьма плачевно для всех нас. Ты хоть это понимаешь? – увидев, что Люба, наконец, ему поверила и не на шутку перепугалась, добавил: - Ну, успокойся, успокойся, уже все позади. Наши ребята с ними договорились и эти бандиты, надеюсь, оставят нас в покое. Но на будущее, если, вдруг, тебе опять придется сдавать золото или какие-нибудь драгоценности, будь крайне осмотрительна, или, попроси меня, в крайнем случае, чтобы не подставлять сына. Договорились?
Люба судорожно проглотила комок то ли обиды, то ли запоздалого страха, прочно застрявший в горле, отчего у нее неестественно округлились глаза, и дрожащим голосом произнесла:
- А на вид такой честнейший дяденька… Даже лишние две тысячи рублей сам навязал мне… Ой, мамочка, что же это делается? – шепотом запричитала она.
Слава обнял ее:
- Тихо, тихо. Все закончилось благополучно, все нормально.
У Любы от жалости к себе, что она такая неумеха и простодыра, что даже золото не могла сдать нормально, как все люди, что вляпалась в какую-то почти криминальную историю, тихо закапали слезы. Слава достал носовой платок, начал вытирать ей слезы и успокаивать, как ребенка:
- Хочешь, я тебе что-нибудь вкусненького куплю? Тут буфет очень хороший, только не плачь, пожалуйста.
- Я домой хочу, - по-детски всхлипывала насмерть перепуганная Люба.
- А как же Виталькины выступления?
- А бандиты нас точно не тронут?
- Не тронут, не тронут. И деньги тебе оставили. Все улажено, только успокойся, а то Виталик увидит, перепугаешь еще и его.
Все еще хлюпая носом, Люба попросила:
- Дай мне, пожалуйста, сигарету.
- Ты что опять куришь? Ты же бросала?
- Я бы сейчас и выпила бы, не то, что закурила.
- Пошли в буфет, - предложил Слава.
- Пошли.
В буфете, выпив рюмочку коньяка, Люба, немного успокоилась, вытащила пудреницу, припудрила носик и в задумчивости произнесла:
- Однако, странно все это. Непонятно, откуда взявшееся золото, бандиты какие-то… Прямо, как в кино.
- Как «непонятно откуда»? Ты что, даже не знаешь, откуда оно у тебя взялось? – удивился Слава.
- У нас с деньгами после Нового года была напряженка, и вдруг мама дала мне это золото, чтобы сдать в Москве.
- А у нее откуда столько золота? На Клондайк что ли ездила подрабатывать?
- Вот и я точно так же спросила, – вздохнула Люба. – Сама ничего не понимаю. Говорит, что когда-то давно они отдыхали с отцом в Крыму, и им по дешевке продал его какой-то промотавшийся сибиряк. И она, якобы, про него забыла совсем, а вот сейчас только вспомнила. Я понимаю, при Советской власти они просто боялись его сдать. Тогда за такие вещи и посадить могли, но сейчас?.. Влезала в бешеные долги, когда телефон и воду проводили. Зачем, спрашивается? Нереально…
- Действительно, сказка какая-то, - согласился Слава.
Вскоре у сына закончилась репетиция, до выступления было еще четыре часа, и они поехали пообедать в какой-нибудь ресторан, а потом просто помотаться по Москве. Всю дорогу Слава внимательно вглядывался в зеркало заднего обзора, но ни синего Форда, и никакой другой подозрительной машины так и не заметил.
ГЛАВА 5
Рождество Вера Ивановна встретила у Лебедевых. В ночь перед Рождеством Вере Ивановне опять приснился странный сон. Будто живет она в Австралии, в пригороде Сиднея. На совершенно пустынном берегу Кораллового моря стоит ее одинокий домик, а вокруг, вплоть до самого моря все утопает в бушующей зелени. По веткам деревьев кое-где расселись непривычные русскому глазу пугающе яркие попугаи всех цветов радуги. Ослепительно синее море плещется совсем близко от дома. Лишь узенькая полоска желтого песка с белыми барашками пены, пролегла пограничной полосой. Небольшой двухэтажный домик из красного кирпича, отвернувшийся от моря, с высокой аркой перед входом, и такими же закругленными окнами, весь увитый невиданными растениями и цветами, покрытый зеленой черепичной крышей довершает сказочную картинку. Вера Ивановна возвращается с платформы электрички. Она одета по-южному легко и ярко: небесно-голубые шорты, оранжевая свободная майка, желтая панама и такие же сандалии. Железная дорога проходит недалеко от дома – метрах в ста. Вот Вера Ивановна уже видит Машку. Среди яркой иноземной палитры красок она неприметным серым мазком маячит на крыльце в ожидании хозяйки. Дом со всех сторон ограждает сплошной колючий кустарник. Никакого забора, никакой калитки, никакой лазейки в кустарнике. И через него надо во что бы то ни стало пробраться к дому. Вера Ивановна пытается пролезть напролом, но не тут-то было: кустарник нещадно царапает руки и ноги. «Это, наверное, и есть тот самый терновник, в который Братца Кролика бросили», - думает Вера Ивановна, не прекращая попыток пробраться к дому. А кошка, видя тщетные старания хозяйки, уже подбежала с другой стороны кустарника и подбадривает Веру Ивановну:
- Ну, давай же, давай, Вер-р-р-рочка! Немного осталось!
Вера Ивановна настойчиво пытается продраться через колючую преграду, но все ее попытки тщетны… На этом она и просыпается. Рядом спит Машка, и, разомлев во сне, сладко потягивается всеми четырьмя лапами, выпустив при этом свои острые коготки, которые впиваются в руку Веры Ивановны. «Вот тебе и терновник», - бурчит на кошку Вера Ивановна, сгоняя ее с постели. Она смотрит в окно на заснеженную пустынную улицу, сладко потягивается после сна и думает: «А в Австралии сейчас лето в самом разгаре, теплынь, благодать!»
Машка уже совершенно обжилась в доме, и чувствует себя не гостьей, а полноправной хозяйкой, словно прожила здесь всю свою кошачью жизнь. Даже начала безобразничать: лазить по столу, чего раньше за ней не водилось. Но делает она это, по умозаключениям Веры Ивановны, только с одной целью: охотится за единственной в доме алюминиевой ложкой, которая ей явно не по зубам, но все же заметно пострадала от них. Вера Ивановна тоже привыкла по утрам собирать золотой урожай.
- Рябушка ты моя, - ласкает она каждое утро кошку, уже ничему не удивляясь и мечтая, как они замечательно будут жить в Австралии. Витек будет играть в Сиднейской филармонии, и выступать на всех существующих Международных конкурсах. Вера Ивановна уже видит переполненный концертный зал, взрослого Витю во фраке, с бабочкой. Вот он встает из-за рояля, и зал взрывается овациями. Внук скромно, но с достоинством раскланивается, раскланивается, раскланивается, а на сцену со всех сторон летят букеты цветов, и выходят толпы растроганных поклонников и поклонниц…А за кулисами - она с Любой поздравляют друг друга, обнимаются и плачут от счастья и гордости за их мальчика… А потом газеты и журналы запестрят его фотографиями, и в Европе непременно заметят его талант и пригласят в Ля Скалу или Гранд Опера…
Только стала примечать Вера Ивановна, что золотые камешки в последнее время заметно измельчали. «Наверное, сырья не хватает Машке, не зря же она эти клеммы в цеху трескала. Видимо, у нее в желудке от них какой-то синтез происходит, и в результате получается золото. Алхимия какая-то,- усмехнулась Вера Ивановна. – И ложку вон всю обгрызла. Что же мне с ней делать?.. А не съездить ли на рынок, может быть, найду для нее что-нибудь подходящее, что ей по зубам? Не клеммы же из цеха воровать в самом деле, а просить неловко. Подумают, что я их и таскала».
На рынке она долго ходила по рядам, где мужики торговали гвоздями, шурупами, болтами, проводами и всякой всячиной, но клемм ни у кого не было. Рынок в этот день был на редкость малолюдным.
- Вы что-то ищете? – вызвался помочь ей один из продавцов.
- Да, ищу клеммы. Знаете, такие маленькие, и что-то ни у кого не вижу.
- Это зачем тебе клеммы вдруг понадобились? – незаметно подошел сзади Сашок.
- Фу ты, напугал до смерти! – вздрогнула от неожиданности Вера Ивановна - Витек заказал – ему на физику сказали принести, – быстро нашлась она.
- А у ребят в цеху чего же не спросишь? – удивился Сашок.
- Да как-то неловко после всей шумихи с ними. Вроде как немного затихло – перестали пропадать, и тут я…
- Ладно, возьму я тебе клемм в цеху, – обнадежил Сашок. - Ты домой-то едешь, а то я что-то замерз.
Мороз был и вправду изрядный, видимо, поэтому и торговцев было непривычно мало.
- Поехали, - согласилась Вера Ивановна, а сама подумала: «Лучше завтра еще съезжу, поищу, а то ведь все равно не отстанет».
На следующий день Вера Ивановна опять поехала на рынок. «Когда это еще Сашок принесет клеммы, сейчас – выходные, а там, глядишь, еще и забудет про них, а мне кошку сейчас кормить надо», - подумала она. Вчера Вера Ивановна приметила небольшие алюминиевые винтики с шайбочками, но с этим Сашком не успела их купить, и решила, что если сегодня опять не найдет клемм, то купит хоть их на пробу и шайбочками накормит Машку. Вот с медью дело обстояло немного хуже, но и с ней вопрос решился сам собой. На глаза Вере Ивановне попался маленький моторчик, где, как известно, обмотка была из тонкой медной проволоки. «Надо попробовать, может пойдет», - обрадовалась Вера Ивановна, и прикупила на всякий случай и моторчик… А за покупкой винтиков ее опять «застукал» Сашок.
- О. Ивановна! Ты чего опять тут делаешь? – оторопел он.
- А ты чего? – не меньше его удивилась Вера Ивановна.
По всем законам логики, он никак не должен был появиться на второй день на рынке. А по закону подлости - явился.
«Разве у нас в Запеченске спрячешься? Все тайное становится явным», - мелькнуло у нее в голове.
- Я вчера прокладки для крана взял, да не те оказались. Вот пришлось опять ехать, морозиться. А тебя какая беда в такую погоду на рынок гоняет второй день?
- Ой, я тоже вчера с тобой заболталась и забыла винтиков купить. Вилка от утюга развинтилась.
- И куда же ты их столько набрала? На всю оставшуюся жизнь?
- А пусть лежат про запас, может, когда и пригодятся…
Вечером, за чаем Сашок рассказал Надежде, что на рынке встретил Веру.
- Что-то ты у меня разговорился сегодня, – улыбнулась Надежда. - Это вчера было, забыл что ли?
- Вчера – это вчера, а сегодня опять встретил.
- Что это она два дня подряд по рынку гоняется? Вроде бы и денег еще не получала, да и если что купить задумала, так всегда со мной ездит, – удивилась Надежда.
- Вчера, говорит, что клеммы искала, а сегодня винтиков полкило купила. На что ей столько? Один винтик могла бы и у меня взять.
- Непонятно. Чудная она какая-то в последнее время стала. Вот чувствую я, что-то с ней творится, скрытничает, а ничего добиться не могу, – огорченно вздохнула Надежда.
- А что ей скрывать?
- Да если бы я знала - что. Клеммы эти опять же… Зачем они ей понадобились?
- Говорит, что Вите на физику надо.
- Только в цеху перестали пропадать, как ей тут же понадобились…
- Если это она их из цеха таскала, зачем тогда на рынке покупать? В цеху опять бы и взяла, – резонно заметил Сашок.
- Ой, не пойму я ничего…
А Вера Ивановна тем временем занималась кропотливой и муторной работой: снимала шайбочки с винтиков, чтобы накормить ими Машку. Кошка нетерпеливо крутилась под ногами, мяукала и вставала на задние лапки.
- Надо же, словно мяса просит! – удивлялась Вера Ивановна.
Она насыпала Машке кучку шайбочек и рядом положила пару винтиков для пробы, может быть, и они сгодятся. Машка проглотила и винтики.
- Ну, вот и ладненько, - обрадовалась Вера Ивановна и принялась разламывать моторчик. Она отмотала кусок тонкой медной проволоки и положила его перед Машкой. Кошка нюхала-нюхала, но есть не стала. Тогда Вера Ивановна ножницами порезала проволоку на небольшие кусочки, которые Машка тотчас же и проглотила.
- Ну вот, и клеммы не понадобились, зря только Сашка озадачила, – вздохнула Вера Ивановна. – Может, забудет про них, а то, как бы чего не вышло.
Но Сашок не забыл про них, и рано утречком, не дождавшись электриков - он приходил на работу раньше всех в цеху, - сам открыл их кладовую гвоздем и стал искать клеммы в одном из верстаков. За этим занятием его и застали электрики.
- Ты чего там роешься?! Так вот кто у нас тут клеммами баловался! – вдруг раздался у него за спиной шутливо-грозный голос.
Сашок, спокойно копавшийся в столе, даже не успел ничего ответить в свое оправдание, только оглянулся и начал медленно и неестественно заваливаться набок. Если бы не ребята, которые успели вовремя подхватить его, неизвестно, чем бы все закончилось. Сашок потерял сознание. Перепуганная заводская медсестричка тут же вызвала скорую помощь, на которой его и увезли в больницу.
К тому времени, когда Вера Ивановна пришла принимать смену, в цеху уже во всю шло обсуждение утреннего происшествия.
- Ну, Сашок, вот учудил, так учудил!
- За сорок лет на заводе гвоздя ржавого не взял, а на такой ерунде попался…
- Непонятно. Зачем они ему понадобились?
- А я, лично, не верю, что Сашок их таскал…
- Веришь, не веришь, но ведь попался же…
- Все равно жаль его. Лебедев мужик нормальный, что там ни говори…
Вера Ивановна, узнав о случившемся, помчалась к начальнику цеха.
- Геннадий Васильевич, это я во всем виновата, - с порога начала она.
- В чем ты виновата? – не понял начальник.
- Да я про клеммы эти, будь они неладны! Это для меня Сашок их брал: внуку на физику надо.
- А сама не могла у ребят попросить? – непривычно угрюмо спросил начальник.
- Да как-то неудобно: только все затихло с ними, а они мне, как назло, понадобились. Боялась, подумают, что это я их таскала.
- Ну, а теперь, все думают, что Лебедев их таскал, – он изучающе посмотрел на Веру Ивановну. - Непонятная какая-то возня с этими клеммами получается, тебе не кажется, а, Ивановна? Я, лично, ничего в толк не могу взять. То они пропадали еженощно, то вдруг перестали пропадать. А то еще лучше - ветеран завода, которого с Доски Почета уже сколько лет не снимаем, вдруг лезет за ними как тать в нощи… Ничего не понимаю… Ладно, не переживай, - видя, что на Вере Ивановне лица нет, успокоил ее начальник, - не будем мы твоего дружка из-за этой ерундовины наказывать.
- А с ним самим-то что, Геннадий Васильевич? Вы в больницу не звонили?
- Звонил. Сказали: «Коронарная недостаточность». Это и без клемм могло в любой момент случиться, но, видно, ребята испугали – ускорили процесс.
- А сейчас он как?
- Сказали, что в сознание пришел, а сколько пролежит - никто не знает. Ты вот что, Ивановна, сделай доброе дело – позвони жене, вы же подруги все-таки, тебе сподручнее будет, а то не знаешь, как и сообщать ей такое. Не переношу, честно сказать, женские слезы. Только вот еще что: про клеммы – ни слова. Просто скажи: плохо стало на работе и все, а то не дай Бог, будет переживать, что мужа на воровстве поймали, еще и с ней что случится.
Вера Ивановна так и сделала. Надежда переполошилась и помчалась отпрашиваться, чтобы тут же бежать в больницу к мужу. Вечером Вера Ивановна позвонила ей, чтобы узнать о его состоянии.
- Плохо, Вера, - горько вздыхая, ответила Надежда. – Все плохо. Врач сказал, что сейчас его немного подлечат, но через полгода, летом, обязательно надо делать операцию на сердце – шунтирование.
- Ну, и что ты паникуешь? Сделают операцию, и все будет нормально. Вон Ельцину тоже шунтирование делали – жил после него сколько лет, да еще и пил, не сравнить с твоим Сашком.
- Так то - Ельцин, а это - Сашок. Операцию-то в Москве надо делать – у нас таких не делают, и к тому же платно: четыре тысячи долларов. Нам такие деньги и во сне не снились. Легче на похороны собрать.
- Ты что такое несешь?! – возмутилась Вера Ивановна. – Совсем с катушек съехала? Не горюй, что-нибудь придумаем, до лета еще далеко, - пыталась ободрить подругу Вера Ивановна.
- А что тут думать? Думай - не думай, а деньги сами по себе с неба не свалятся. Сыну, сама знаешь, помочь нам не с чего – у него своя семья. Сами вон уже сколько лет живут в общежитии, на квартиру не могут накопить. Да и не с чего: что доценты получают? Слезы, а не деньги. Занять – не у кого, да и чем отдавать потом? В общем, надеяться нам не на кого и не на что…
- Что ты так сразу нос-то повесила? - бодро пыталась отчитывать подругу Вера Ивановна, хотя сама прекрасно понимала, что Надежда, в общем-то, права. - Завод поможет, люди соберут, ты, главное, Надежда, не теряй надежды на лучшее.
- Ну, даст завод тысяч двадцать, люди соберут в лучшем случае тысяч десять, а где взять остальные девяносто? Разве нам это осилить? – упорствовала Надежда.
- Найдем. В крайнем случае, у Славы попросим, - успокаивала ее Вера Ивановна. – Ладно, о деньгах мы с тобой потом отдельно поговорим. Ты мне лучше скажи: его самого видела? Как он?
- Нет, не видела. Пока в реанимации лежит, не пустили. Сказали, может быть, завтра, смотря, в каком состоянии будет.
- Ну, я к тебе тогда завтра вечерком и забегу…
На следующий день Вера Ивановна пришла к Надежде.
- Ну, подруга, рассказывай, что у тебя за дела с клеммами творятся? – с порога взяла ее в оборот Надежда.
«Так, значит, уже видела Сашка», - догадалась Вера Ивановна. Она была готова к этому разговору, поэтому смотрела на Надежду широко открытыми глазами, изображая искренность.
- Да какие такие дела? Никаких дел нет. Витюше понадобились на физику: собирать какие-то электрические схемы. Там горсточка-то всего нужна была. На рынке мне они не попались, а Сашок сказал, что в цеху возьмет. Кто же думал, что он самовольно полезет за ними, я думала, спросит у ребят. Разве ему кто отказал бы… - торопливо объясняла она.
- А сама у электриков не могла их взять? Мужика из-за такой ерунды подставила, – не веря подруге, пытала ее Надежда. Послушать, так вроде бы, все так складно получалось, но что-то настораживало Надежду во всей этой истории…
- Да как-то неловко мне было, они и так с нами, сторожами, переругались из-за этих клемм, все на нас, грешили, что, дескать, мы их таскаем.
- Ну, вот, теперь на моего Сашка грешат, - вздохнула Надежда.
- Да никто про него и не думает ничего такого, я уже и начальнику цеха, и электрикам все объяснила, что это он для меня их брал, – поспешила успокоить Надежду Вера Ивановна.
- Все равно как-то нехорошо получилось, столько лет на заводе в почете и уважении – и на тебе, попался, как вор, - обиженно сказала Надежда.
Поздним вечером Вера Ивановна сидела дома, уютно устроившись в кресле, и смотрела какое-то кино. Какое-то – потому, что мысли витали где-то далеко-далеко, совершенно непонятно где. Рядом с ней примостилась кошка. Вера Ивановна погладила ее и горько вздохнула:
- Эх, Маша! И зачем только я тебя домой взяла? Жила себе тихо, спокойно, и самое главное – честно. А из-за твоего золота вся напрочь изовралась. Просто искушение какое-то…
Кошка лениво потянулась и вроде бы случайно впилась когтями в ногу Веры Ивановны, которая от неожиданности и боли вскрикнула и хорошенько поддала кошке под зад:
- Брысь отсюда, нечистая сила!
Дня через два домашнее производство золота увеличилось: после подкормки золотые камешки пошли даже крупнее прежних.
ГЛАВА 6
Витя отлично отыграл свою программу на Рождественских концертах и уговорил Любу остаться в Москве еще на три дня. Люба стоически сопротивлялась, но, когда Слава добыл три билета на «Щелкунчика» в постановке Шемякина, безропотно сдалась: такое зрелище грех было пропустить. Все свободное время Слава возил их по музеям и выставкам, попутно показывая новую, непривычную для Любы, Москву. Каждый день был настолько плотно расписан культурными мероприятиями, что вечерами, добравшись до дома после ужина в ресторане, все тихо расползались по своим комнатам, чтобы с утра повторить все заново. Люба деликатно пробовала взять часть расходов на себя, но Слава в таких случаях либо опережал ее, либо непререкаемым тоном выговаривал ей, что неприлично платить даме в присутствии мужчины. А когда Люба сказала, что он без меры сорит деньгами, сказал:
- Ко мне сын приехал. Имею я право ему праздник устроить?
- Я понимаю – сын, но зачем такие траты и на меня? Я сама в состоянии за себя платить, ты знаешь, – уколола Люба.
- Потому что ты – мать моего сына…
В итоге Люба привезла все деньги домой в целости и сохранности. Когда она отдавала сверток Вере Ивановне, из сумочки выпала визитная карточка ювелира.
- Что это? – заинтересовалась Вера Ивановна.
- Да так, ерунда, забыла выбросить. Ювелир попался такой назойливый, всучил свою визитную карточку, чтобы мы еще к нему при случае обращались, словно у нас золотые залежи.
И Люба выбросила ее в мусорное ведро, твердо решив ничего не рассказывать Вере Ивановне, что с ними могло бы произойти не без помощи этого самого ювелира. Тем более что и обращаться к нему, как она полагала, им больше никогда не придется. Вера Ивановна, улучив момент, когда никого не было на кухне, вытащила визитку из ведра и припрятала. «Залежи, или нет, а глядишь - пригодится», - по-хозяйски распорядилась она.
За разговорами просидели допоздна – рассказов и впечатлений от поездки была масса. Уже укладываясь спать, Люба спросила:
- Ну, а вы как тут без нас? Как Рождество встретили? Как тетя Надя? У них все в порядке?
- Да не совсем, – вздохнула Вера Ивановна. – Сашок в больнице лежит. На работе с сердцем плохо стало, увезли на скорой.
- Да что ты? А на Новый год совсем молодцом был… И что у него с сердцем? Не инфаркт?
- Нет, коронарная недостаточность. Врачи сказали, что летом обязательно надо операцию делать - шунтирование. Надежда совсем упала духом: операция платная, а денег взять негде.
- Мам, так ты отдай им эти деньги с золота, такая беда – надо помочь.
- Да, это само собой разумеется, но и этого не хватит. Четыре тысячи долларов надо собрать.
- Ну, ничего, что-нибудь придумаем: у нас на работе соберем, у вас на работе… Я завтра к нему забегу в больницу.
- Конечно, сходи, навести, ему будет приятно.
С Любой в больницу увязался и Витек. Уж очень ему не терпелось похвастаться подарками, привезенными из Москвы: и не столько часами - за выступление, сколько видеокамерой, подаренной отцом.
- Здравствуйте, дядя Саша, - сказала Люба, входя в палату. - Ну, как вы тут, рассказывайте.
- Пациент скорее жив, чем мертв. Что тут рассказывать? Вот, хотел тебе, - Сашок кивнул в сторону Витюши. – клемм набрать, а ребята сзади подошли – напугали, а дальше, как в кино: ничего не помню, очнулся – гипс.
- А зачем мне клеммы? – вытаращил глаза от удивления Витек.
- Как зачем? На физику, схемы электрические собирать. Вера просила. Забыл что ли?
- Да мы по физике вообще-то оптику сейчас проходим, там никаких схем собирать не надо.
На минуту в палате воцарилось гробовое молчание. Все с удивлением смотрели друг на друга, не зная, что и сказать по этому поводу. Прервал молчание Сашок: он как-то неопределенно хмыкнул-крякнул и предложил:
- Кх-эх! Ну, да ладно, присаживайтесь. Хвалитесь, путешественники, как съездили. Покажи-ка камеру. Сила! – похвалил Сашок.
Вечером дома у Веры Ивановны пыль стояла столбом - шла самая настоящая разборка. Витек сразу после больницы начал выпытывать у бабушки:
- Ба, что это за история с клеммами, я что-то ничего не понял. Дядя Саша говорит, что ты их для меня просила.
- Ну да, ты же у меня их спрашивал, - с вызовом сказала Вера Ивановна. Она решила действовать по принципу «лучшая защита – нападение».
- Я?! Спрашивал?! У тебя?! Когда?! Да ты, что?! Ты ничего не путаешь? – вытаращил глазищи Витек.
- Перед самыми каникулами, в декабре еще, - упорствовала Вера Ивановна.
- Да ты что, бабуль, у нас и тема по физике совсем другая. Оптика. Линзы мы сейчас проходим. Там клеммы никакие не нужны. Ничего я у тебя не просил! – возмущался внук.
- Мам, ну, правда, объясни нам, как это так получилось? Вите они не нужны, ты их непонятно для чего просишь принести, а дядя Саша из-за них попадает в больницу,- вторила обиженному и возмущенному сыну Люба.
- Просил он, - настаивала Вера Ивановна.
- Да не просил я! - перешел на крик Витек.
- Просил!- упиралась Вера Ивановна, понимая, что отступать ей некуда.
- Не просил! - гневно орал Витек.
- Что ты орешь на бабушку? Значит, мне это приснилось, - на ходу придумала Вера Ивановна.
- Вот так простенько?! Хорошее дело – ей приснилось!!! А человек попал в больницу из-за того, что ей какая-то ерунда приснилась! А все свалила на меня, - возмущался внук.
- А ты тут при чем? Я же просила эти клеммы, будь они неладны, а не ты.
- Но ведь просила для меня, - не унимался внук.
Люба изучающе смотрела на мать. Ее не на шутку обеспокоило поведение Веры Ивановны. Люба интуитивно понимала, что с мамой что-то происходит, но что? Начало какого-то страшного заболевания? Не могла же она, в самом деле, принять сон за действительность? Такого с ней еще никогда не было. На здоровье, и в частности на память или голову, Вера Ивановна, слава Богу, еще никогда не жаловалась. В свои пятьдесят семь она не только физическую, но и умственную трудоспособность не растеряла, а по интеллекту вполне могла дать фору любому тридцатилетнему интеллектуалу. Связать каким-то образом золото и клеммы воедино как-то вообще не приходило Любе в голову.
Кошка на протяжении всего этого бурного разговора совершенно нахально сидела на столе, внимательно наблюдая за бушевавшими страстями, настойчиво мяукала, словно тоже участвовала в разборке. Но в гвалте, стоящем на кухне, всем троим было не до нее. Страсти не на шутку накалялись..., и тут раздался звонок в дверь. Вера Ивановна пулей бросилась в прихожую, словно убегая от неприятного разговора. Машка рванула за ней, путаясь под ногами. Вера Ивановна в спешке наступила ей на хвост, кошка истошно завопила, а Вера Ивановна едва не упала, вписавшись в дверной косяк всем телом, и попутно опрокинув кошачью миску с едой.
- Да чтоб тебе порастолстеть! – в сердцах обрушилась она на кошку.
Раскрасневшаяся, припорошенная снежком, пропахшая морозной свежестью, вошла Надежда:
- Что за шум, а драки нету? – весело спросила она. – Орете так, что на соседней улице слышно.
- Да кошка, вот, путается под ногами, чуть с ног не свалила. Проходи, проходи, Надежда,- заметно поостыла Вера Ивановна с приходом подруги. Замолчали и Люба с Витьком. Решив, что семейные дела надо решать автономно.
- Ну, рассказывайте, путешественники, как съездили?
Надежда разделась, и все дружно сели пить чай с Московскими гостинцами. Люба с Витьком еще раз подробнейшим образом рассказали о концертах, о Славе, о его доме, о его работе, куда они ходили и что видели, похвалились подарками, сами подарили Надежде целый пакет сувениров и всяких необходимых для дома мелочей. Витюша, даже заснял на видеокамеру их дружеское застолье.
А Вера Ивановна сидела, как на иголках: она чувствовала, что Надежда пришла неспроста – она была подозрительно спокойна, а это – как затишье перед бурей, не предвещало ничего хорошего. Когда, наконец, все, что было связано с Москвой и Славой рассказано и продемонстрировано, Надежда обратилась к Вере Ивановне:
- Ну, может быть, ты объяснишь нам всем, наконец, что происходит?
- Ты о чем? – оттягивала неприятный разговор Вера Ивановна, прекрасно понимая, о чем спрашивает ее подруга.
- Да не крути, Вера! Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю. О клеммах, конечно. Так зачем они тебе так понадобились, если Витек про них ни сном, ни духом не знал?
Вера Ивановна мысленно схватилась за голову: «Ох, чем дальше в лес, тем больше дров!». Все сидели, молча уставившись на нее, и ждали от нее правды. Вера Ивановна взглянула на Машку, словно ища у нее поддержки. Та сидела в углу около холодильника и смотрела на Веру Ивановну из полумрака колючими, злыми глазищами с расширенными зрачками, горящими бесовским зеленым огнем. «Нет, – поняла по-своему Вера Ивановна, - правды говорить пока нельзя. Буду выкручиваться до последнего».
- Ой, Надежда! – словно радуясь чему-то, и при этом как-то глупо посмеиваясь, начала Вера Ивановна. - Тут такое дело получилось! Представляешь, мне во сне приснилось, что Витек просил эти клеммы, а я перепутала все, сон за явь приняла. Видно, совсем плохая становлюсь, старею…
- Ты что такое несешь?! – возмутилась Надежда. - Я чуть мужика не потеряла, а ты мне какие-то сказки про сны рассказываешь? Говори честно, зачем они тебе? Сдавать в цветмет что ли собралась, если они Витюше не нужны были вовсе? Выходит, что из цеха их тоже ты, того?..
Витек утвердительно мотнул головой и то ли согласился, то ли спросил с вызовом:
- Да?!
- Да ты что, Надежда?! Ты в своем уме? – в свою очередь возмутилась Вера Ивановна. – Ты соображаешь, что говоришь? Как ты вообще могла такое про меня подумать? Да я за свою жизнь ни одной книги с библиотеки не утащила, когда на них настоящий бум был, сама знаешь. Хотя могла бы целое состояние нажить. А из-за такой ерунды буду свое честное имя марать?! Да и какой с них доход – слезы одни, копейки! Помнишь, мы с тобой высчитывали?
- Вот потому-то и непонятно – зачем это вдруг они тебе понадобились? Может быть, все-таки расскажешь нам? – уже вполне миролюбиво, вкрадчивым голосом предложила Надежда.
- Говорю же тебе – приснилось мне, что Витюша попросил эти клеммы. Вроде, как на физику ему надо, а у меня, видно, все в голове перепуталось…
- Что же ты какой-то полоумной старухой представляешься перед нами, а? – искренне удивилась Надежда. – Тебе не стыдно? Ты же еще молодая женщина, а такое несешь…
- Ну, честное слово, не виновата я – так получилось. Уж вы не сердитесь. Наверное, что-то нашло на меня… - решила сменить тактику Вера Ивановна.
- Значит, ничего не скажешь, – горестно подытожила Надежда. И больше допытываться не стала. Поутихли и Люба с внуком, решительно вставшие на сторону тети Нади.
Надежда, разобиженная на подругу ее неожиданной скрытностью, ушла. Вскоре за Любой зашел Петр Иванович, и они тоже ушли куда-то по своим молодым делам. Витюша остался дома. Он не пошел, как обычно к своим дружкам, безнадежно просвистевшим весь вечер под окном, а послонявшись по дому, сел за фортепьяно. Он играл Шопена, а у бабушки разрывалось сердце от жалости. Витек всегда играл Шопена, когда его кто-то несправедливо обижал. Но даже музыка не смогла разжалобить Веру Ивановну и признаться хотя бы внуку для чего ей понадобились эти проклятые клеммы. Она только виновато поцеловала внука в щечку, чтобы хоть как-то загладить свою вину, и прилегла на диван. Под печальные звуки Шопена Вера Ивановна, утешая себя тем, что, как, говаривал Кант «поступок человека определяется его намерениями», вскоре задремала…
После этого разговора между подругами словно кошка пробежала. Но не черная, а серая, с рыжими подпалинами, с половиной уха и разодранным вторым. Они даже общаться перестали. Все новости о самочувствии Сашка Вера Ивановна узнавала через Любу. Вере Ивановне в голову иногда приходили подленькие мыслишки, подогреваемые незаслуженной, как она считала, обидой, вроде того: «Подумаешь, обиделась она на меня! И детей еще против меня настроила! Ну и на здоровье, обижайтесь все! Да с золотом я и без вас проживу, а вы без меня – вряд ли. Вот уеду в Австралию, куплю себе домик… Небось, как узнаете, что я миллионерша, или еще лучше - миллиардерша, так сразу хорошая для всех стану… Устроили, понимаешь, настоящий допрос! Как в КГБ! Ничего, дайте только время. Вот накоплю побольше золота, обменяю его на деньги, на операцию Сашку дам. Тогда и расскажу все, как на духу», -, утешала себя Вера Ивановна.
ГЛАВА 7
А жизнь продолжалась... В марте в Запеченск стремительно ворвалась весна. Резко, за один день стаяли грязно–бурые сугробы. Песок, которым всю зиму боролись с гололедом, грязными ручьями растекался по всему городу. На божий свет из-под сугробов вылезли издержки цивилизации: бутылки, пакеты, размокшая бумага. Между ними уже кое-где пробивалась молодая трава, по утрам в саду весело щебетали ранние птахи, не давая поспать Вере Ивановне. Да ей и некогда было залеживаться: началась огородная страда – работы в парнике. Золотой запас, накопленный с помощью Машки за два месяца, вполне позволял расслабиться. Но Вера Ивановна держала в тайне свои теневые доходы, и чтобы не вызывать никаких подозрений у окружающих, занялась привычным делом: выращиванием лука, укропа, петрушки, салата и чеснока.
Сашок, отлежав в больнице три недели, по-прежнему работал на заводе: до пенсии ему оставался один год – надо было как-то продержаться. На операцию пока собрали меньше половины того, что требовалось. Сначала Вера Ивановна, разобиженная на подругу, даже не захотела отдавать деньги Надежде. «Обойдутся. Я что им, обязана? У меня своих забот хватает…Вот соберу побольше денег и поеду в Австралию, домик себе присматривать», - на полном серьезе думала она. Но как-то, вскоре после каникул, Люба, придя с работы, по давно заведенной привычке начала рассказывать о том, как прошел день, чем обрадовали или огорчили ее ученики:
- Ты представляешь, мама, какие у нас ребята молодцы! Узнали, что преподаватели собирают деньги тете Наде для операции, и тоже решили собрать со стипендии по 20 рублей. А мы все ругаем современную молодежь. Оказывается, не такие уж они и плохие…
- Каких воспитали, таких и получите, - ответила Вера Ивановна.
Ей вдруг стало нестерпимо стыдно. «Боже! Что же я творю? – ужаснулась она. – Ведь, не попроси я Сашка об этих клеммах, ничего бы не случилось, не попал бы он в больницу. Ведь, как ни крути, а только я со своим враньем всему виной. А я вместо того, чтобы помочь друзьям, в Австралию какую-то собралась, дура!» В этот же вечер Вера Ивановна отправилась к Надежде, чтобы отдать ей деньги, привезенные Любой из Москвы. И опять же вышел конфуз.
- Откуда у тебя такие деньги?! – удивилась Надежда, и сама же, по привычке, нашла ответ. – Люба, наверное, у Славы заняла?
- Ну да, - обрадовалась Вера Ивановна, что ей не пришлось ничего придумывать.- Сказал, как сможете – так и отдадите, а не сможете – не беда.
При первом же удобном случае Надежда сказала Любе:
- Передавай Славе от нас огромное спасибо за деньги.
- Какие деньги? – не поняла Люба.
- Как, какие? На операцию. Пятьдесят тысяч. Мне Вера вчера принесла.
- Так это - мамины деньги, а не Славины.
- Мамины?! А у нее откуда такие деньги? – в свою очередь изумилась Надежда.
- Я еще зимой, когда мы с Витей ездили в Москву, золото сдала. Она Вам разве ничего не говорила?
- Какое золото?! У нее золота всего ничего: обручальное кольцо да серьги.
Разговор напоминал игру в глухой телефон: друг друга слышали, но ничего не понимали. А когда Люба рассказала версию Веры Ивановны про сибиряка в Крыму, Надежда в ответ только махнула рукой и вздохнула:
- Да они никогда и не отдыхали в Крыму: все им некогда было - то дом строили, то огород не могли оставить. Да и денег с этим строительством вечно не хватало, какой уж там Крым…
Теперь у Надежды окончательно отпали все сомнения, что подруга скрывает от нее что-то очень важное, раз тут фигурирует золото и большие деньги. Не могла же она, в самом деле, сдать клемм на пятьдесят тысяч рублей, или на своем петрушечном бизнесе столько заработать. Но, обиженная непонятной скрытностью подруги, из принципа спрашивать ее больше ни о чем не стала. К тому же она понимала, что Вера Ивановна все равно ничего не скажет, если до сих пор молчала как партизанка на допросе. А Люба, обеспокоившись неординарным поведением мамы, за вечерним чаем как бы между прочим, очень осторожно поинтересовалась:
- Мам, а в каком Доме отдыха вы с папой отдыхали?
- Я сейчас уже и не вспомню – это так давно было, еще до твоего рождения, – не чувствуя никакого подвоха, простодушно ответила Вера Ивановна. - А что? Вы тоже с Петром в Крым собираетесь? В свадебное путешествие?
- Нет, просто тетя Надя сказала, что вы никогда в Крыму не отдыхали.
- Ой, да она просто забыла! – на ходу начала импровизировать Вера Ивановна. - Другой раз не вспомнишь, что вчера было, а это - столько лет прошло!
И, быстро сменив опасную тему, обеспокоено спросила:
- А что у тебя с Петром Ивановичем? Что ты молчишь о нем? Заявление уже подали? И он что-то не заходит к нам. Случилось что?
- Случилось, мама, случилось, – вздохнула Люба.
- Женатый оказался?! – ахнула Вера Ивановна. – Все они такие! То-то мне показалось подозрительным, что он до таких лет в холостяках засиделся.
- Да нет, мама. Дело не в нем. Это я. В общем, я решила сойтись со Славой.
- Как же так? – растерялась Вера Ивановна. – А любовь? Ты сама говорила…
- Да что любовь? – махнула рукой Люба. – Как говорят мои студенты: «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда». Подумала-подумала я, и решила: у нас со Славой сын растет. Надо думать о его будущем. А что я ему смогу дать на свою преподавательскую зарплату? Наверное, Слава все же был прав: без больших денег не может быть достойной жизни. Какая может быть духовная гармония с пустым карманом? Это у меня, наверное, совковый идеализм взыграл в свое время. А сейчас поехала, посмотрела, как люди живут, и поняла, что все-таки деньги правят бал на празднике жизни, а не романтические бредни вроде веры, надежды и любви.
- Ну, девочка моя, это ты зря так, – огорчилась Вера Ивановна. - Это уже настоящий цинизм. Деньги всегда были, есть и будут лишь средством для существования, и не больше. Не надо из них делать культа, – наставляла Вера Ивановна дочь.
- Да нет, мамуль, это, скорее реализм. Одно я теперь знаю точно: прав был Карл Маркс. Как ни крути, а бытие определяет сознание. Там, где достаток – там и культура, а где достатка нет, там и культура соответственная.
Вере Ивановне бы порадоваться воссоединению семьи, о чем она давно мечтала, но особой радости почему-то не было. Как-то не по-людски все вышло, некрасиво... «Не из-за денег ли она это затеяла?.. Золотой телец и Любовь искушает», - подумала Вера Ивановна и сама не поняла о ком это она: о дочери или вообще…
- А как же с Петром? Жалко, такого хорошего человека обидела.
- А внука тебе не жалко, что он без отца растет?
- И внука жалко, и тебя жалко, - вздохнула Вера Ивановна. – Впрочем, разбирайтесь сами. Это, в конце концов, ваша жизнь. А как Петр воспринял твое решение?
- Как Отелло, чуть не удавил от ревности, - засмеялась Люба.
- Ой, доченька, смотри, как бы чего не вышло, что-то страшно мне за тебя, - не на шутку перепугалась Вера Ивановна, – ревнивые мужики они, знаешь, какие дурные бывают.
- Знаю, как мавры. Не бойся мам, ничего уже не выйдет. Увольняется он, и срочно уезжает в свой Ростов.
- Не закончив учебный год? Нехорошо-то как…
Правда, вскоре после отъезда Петра Ивановича в бухгалтерию училища поступил исполнительный лист, предписывающий взимание со всех видов его заработка 50% в пользу трех обездоленных и брошенных нерадивым папашей сироток-Пиндюриных, о чем недолгое время судачил весь Запеченск. Вера Ивановна же откровенно радовалась, обсуждая эту новость с Любой:
- Что ни говори, доча, сам Бог отвел от нас беду!.. Вот ведь прохиндей! Потому он и фамилию свою хотел поменять, и с регистрацией торопился, чтобы от детишек своих понадежнее спрятаться за чужой фамилией. Да, к счастью, не успел.
- Все так, мама, только стыдно от людей. Вечно я вляпаюсь в какую-нибудь историю, - сокрушалась Люба.
- Что значит «стыдно»? Это ему должно быть стыдно, а не тебе, - утешала ее Вера Ивановна. – А люди поболтают и забудут.
Машка, не считая утреннего ритуала, жила обычной кошачьей жизнью: бегала на улицу и, судя по нескончаемым ночным воплям под окнами, пользовалась немалым успехом у соседских котов. Этот успех вскоре не замедлил сказаться: на восьмое марта Машка преподнесла всем подарок - очаровательнейшего светло-рыжего, почти розового котенка с белым хвостиком, который сразу стал любимцем всей семьи. Назвали его Мурзиком. На семейном совете все единодушно решили: такую красоту никому не отдавать, а оставить его на всякий случай на замену, из соображений, что Машка уже старая. Хотя ее возраст, как у настоящей женщины, оставался для всех загадкой.
В начале апреля Вера Ивановна собрала первый урожай в теплице, аккуратно упаковала в кошелку, туда же – на самое дно, под зелень, уложила половину собранного золота из соображений, что сумку могут выхватить или порезать какие-нибудь бандиты, а на кошелку с зеленью уж точно никто не позарится. Прихватила и припрятанную визитку с адресом ювелирной мастерской, чтобы не рыскать в Москве в поисках, где бы сдать золото. Все золото Вера Ивановна сразу сдавать не решилась, подумала, и вполне резонно, что такое количество килограмма 1,5 - 2 может вызвать нездоровое подозрение, а шестьсот-восемьсот грамм вроде как у каждого могло скопиться… Одевшись попроще, в стиле мешочницы 70-х годов, первой же электричкой она отправилась в Москву. Обычно Вера Ивановна торговала на бойком месте – прямо у входа в метро на Киевском вокзале, заплатив, как полагается, постовому милиционеру, чтобы он делал вид, что в упор не видит ее. Но на этот раз Вера Ивановна прямиком отправилась на рынок, сдала всю свою поклажу оптом скупщикам- азербайджанцам, потеряв при этом треть предполагаемого дохода, небрежно бросила деньги в сумку, и отправилась по указанному в визитке адресу. В мастерской у прилавка стояла небольшая очередь: четыре человека. Веру Ивановну это не устраивало. Свой вопрос она хотела решить тет-а-тет. «Торопиться мне некуда. Прогуляюсь пока, подойду перед обедом». Неподалеку от мастерской располагался маленький уютный скверик с фонтаном и почему-то пустующими в это время скамейками. Она расположилась в нем, перекусила мороженным, пытаясь унять волнение и дрожь в руках. В мастерскую она пришла за десять минут до закрытия на обеденный перерыв. Из клиентов оставалась только одна женщина.
- Попрошу не занимать очередь, - вежливо обратился к Вере Ивановне ювелир, - к сожалению, я не успею Вас обслужить – обед.
- Я Вас не задержу надолго.
Когда последняя посетительница ушла, Вера Ивановна протянула ювелиру визитную карточку.
- Вы у нас уже были? – удивился тот. – Что-то я не припоминаю.
- Дочь моя была у вас. В январе, перед самым Рождеством. Золото сдавала, – волнуясь, объяснила Вера Ивановна.
Ювелир внимательно посмотрел на Веру Ивановну, вышел из-за прилавка, закрыл дверь в мастерскую, повесив на нее табличку «Обед» и вернулся за прилавок.
- Как же, как же, прекрасно помню. Не так часто у нас бывают такие клиенты. Чаще всего к нам идут с мелким ремонтом. А в чем дело? – обеспокоился ювелир. – У вас какие-то претензии ко мне?
- Нет-нет,- поспешила успокоить его Вера Ивановна. - Претензий никаких нет. Просто я к Вам опять по тому же вопросу.
Она порылась в своей кошелке и протянула ему целлофановый пакетик с золотом.
- Вот! Хочу сдать.
- Бог мой! – всплеснул ручками ювелир, разглядывая содержимое пакета, - у Вас что: копи царя Соломона в огороде? Это, конечно, не мое дело, мадам, но могу я Вам задать неприличный вопрос? Откуда такое богатство? Судя по Вашему виду, простите меня великодушно, Вы далеко не Жаклин Кеннеди или на худой конец - супруга какого-нибудь арабского шейха. Нет, если не хотите, не говорите ничего. Это я так, лично для себя интересуюсь, в целях пополнения житейского опыта, так сказать…
- Бабушка наследство оставила, - недовольно прервала его словоизвержение Вера Ивановна.
- А бабушка Ваша случайно родом не с Аляски была? - не унимался любопытный ювелир.
- Нет, с Тамбовской губернии, - уже начиная сердиться, отрезала Вера Ивановна.
- Понимаю-понимаю. Какое совпадение – я ведь тоже родом с Тамбовщины. Ну что же, в таком случае займемся делами.
И он принялся колдовать над золотом. На этот раз он справился с этим довольно быстро: минут за десять.
- Вот что я имею сказать Вам, мадам, – довольно потирая ручки, обратился он к Вере Ивановне. – 750 грамм чистейшего золота! Стоит все это удовольствие 225000 рублей. Я даю Вам 200000 – остальные - мои, в качестве комиссионных за конфиденциальность сделки. Насколько я понимаю, у вас, как и у дочери, нет московской регистрации? Вы сами должны понимать, что у нас инструкция...
- Понимаю-понимаю…
- Вас устраивает такой расклад? Чтобы потом Вы не имели никаких обид и претензий на мой счет, - заливался соловьем ювелир.
- Вполне устраивает. – Вера Ивановна, и не мечтавшая о таких деньгах, растерянно хлопала глазами, готовая вот-вот упасть в обморок. Перед походом к ювелиру, она даже не поинтересовалась, сколько стоит грамм золота на сегодняшний день, как сделал бы любой нормальный человек. Собственно говоря, ей этого и негде было сделать – с перестройкой единственная в Запеченске ювелирная мастерская за неимением работы закрылась, ювелирного магазина в городке также не было в связи с тем, что на него последнее время совершенно не было спроса. Кто хотел иметь золото, тот мог купить его и в Москве, а расспрашивать людей о нынешних ценах на него Вера Ивановна поостереглась, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Для нее самое главное было – сдать золото, а за сколько – это был уже второстепенный вопрос. «Все равно с неба свалилось, - рассуждала она, - пусть хоть сколько-нибудь дадут». Но такую сумму…
- Только, мадам, к сожалению, Вам придется немного подождать, - донесся откуда-то издалека до ее полуобморочного сознания голос ювелира. – У меня, увы! таких денег в наличии нет. Мне необходимо время, чтобы их собрать. Через час мы с Вами встречаемся здесь же и тогда продолжим наш бизнес. Вы можете подождать час? – поинтересовался он.
- Хо-ро-шо, - как загипнотизированная ответила Вера Ивановна и, безо всякого стеснения, по инерции засунув золото, туда, куда все женщины мира прячут самое ценное, словно сомнамбула отправилась из мастерской. Она купила в киоске газету, чтобы скоротать время и устроилась в том же сквере напротив мастерской, чтобы не пропустить приход ювелира. Почему-то совершенно не читалось. Наверное, у нее был какой-то нездоровый или ненормальный вид, если к ней почти сразу же подошел постовой милиционер и поинтересовался:
- Гражданочка, Вам плохо?
- Нет-нет, не беспокойтесь. Мне очень даже хорошо.
Милиционер отошел, но не спускал с нее глаз. «Чудная какая-то тетка. Бледная, как смерть, глаза вытаращенные, а говорит – очень хорошо. Как бы в обморок не брякнулась».
А Вера Ивановна принялась обстоятельно обдумывать, на что потратит деньги.
«Во-первых, Надежде на операцию для Сашка – шестьдесят тысяч, - думала она. Во-вторых, крышу надо перекрыть: течет – двадцать тысяч. Остается еще сто двадцать. А не отправить ли мне Любу с Витюшей на Черное море? Пусть отдохнут, ребенок еще ни разу не бывал там, да и вообще нигде не бывал, все по лагерям, – вздохнула она. - А с остальными-то что делать?» Привыкшая всю жизнь на всем экономить, Вера Ивановна с ходу и не могла придумать, на что можно потратить такую уйму денег. Мечты об Австралии как-то забылись. А вопросом о том, как она объяснит Любе, откуда вдруг взялись такие деньжищи, Вера Ивановна решила пока вообще не заморачиваться. «Потом что-нибудь придумаю».
Увлеченная своими мечтами и подсчетами, она не обратила внимания, что минут через 10-15 после ее ухода из мастерской поспешно вышел ювелир и направился на соседнюю улицу. Там, на перекрестке, откуда отлично просматривался весь сквер, его поджидал только что подкативший Форд Фокус синего цвета. Если бы Вера Ивановна не была так увлечена своими мыслями, она бы обязательно заметила, что ювелир, разговаривая с водителем машины, опершись на открытую дверцу, внимательно поглядывает в ее сторону. Но Вера Ивановна, провинциально-наивная и совершенно неискушенная в криминальной жизни столицы, несмотря на огромное количество прочитанных детективов, ничего этого не замечала. И даже, если бы и увидела, то вряд ли придала этому значение. Ну, чего особенного, знакомый подъехал, деньги, наверное, подвез… Между тем, у ювелира с водителем, а подъехавшие были не кто иные, как Железяка и Дубина, в это самое время происходил довольно интересный разговор.
- Слушай, Соломоныч, чего с ней зря вошкаться? Давай мы ее прямо здесь, в скверике и обработаем? – предложил Железяка.
- Сколько раз тебя инструктировать? Во-первых, дураку понятно будет, что это я ее навел, а во-вторых, ты что, совсем ослеп? – удивился ювелир. – Мент же рядом крутится. А потом, - Соломоныч сально хихикнул, - эта мадам золото, извини, в нижнее белье спрятала.
- В трусы что ли? – ахнул Дубина.
- В бюстгальтер, Дубина. Это, между прочим, тоже нижнее белье. Вытряхивать будете оттуда, или принародно за пазуху к ней полезете? – усмехнулся Соломоныч. - Короче, работаем по отработанной программе, поняли? Но чтобы не так, как зимой, без всяких накладок.
- Кто же знал, что у этой телки мужик крутой?
- Слушай, а если она и деньги за пазуху засунет? Тогда надо будет ее до тихого места вести. А она, скорее всего, сразу на вокзал рванет. Это плохо – народу там много, сложно работать будет, – подытожил Железяка.
- Деньги не засунет, - обнадежил их Соломоныч, - не поместятся они за пазухой. Она их, наверняка, в кошёлку спрячет, чтобы никому в голову не пришло, что в такой халабурде могут быть деньги. Ну, - он помялся, - в крайнем случае, в сумочку положит. В общем, делаем так: если деньги в кошёлке – я снимаю вывеску с двери. Если в сумке – оставляю. Если еще где-нибудь, - он опять хихикнул, - позвоню на сотовый, понял? Да, кстати, ты не знаешь, Резо в городе?
- Вчера прилетел с Багамов.
- Это хорошо. У меня к нему предложение есть. Как с ним связаться?
- Я передам ему, он сам тебя вызовет, – пообещал Железяка.
Соломоныч взял у водителя сверток и поспешно скрылся в своей мастерской, а синий Форд так и остался стоять недалеко от сквера. Вскоре после этого табличка «Обед» исчезла с двери, и появилась другая «Извините, у нас учет». Но Вера Ивановна ничего этого не видела, пребывая в прострации от своих подсчетов, и изредка поглядывая на часы. Она терпеливо отсидела обеденный час, и только после этого направилась к мастерской. И остолбенела от неожиданности, когда увидела новую табличку на дверях. «Обманул, - ахнула она». Но тут дверь открылась, и ювелир приветливо пригласил ее:
- Будьте любезны, проходите, мадам, у меня все готово.
- А как же «Учет»?
- Это для конспирации, чтобы нам никто не помешал. Все-таки деньги немалые…
Они быстро совершили бартер, только Вера Ивановна, в отличие от Любы, сама выразила желание посчитать деньги. Деньги все были тысячными купюрами, поэтому считать пришлось не очень долго. Вся операция заняла не более часа. Вера Ивановна, спрятав деньги опять же в кошёлку, на которую, как она думала, вряд ли кто позарится, распрощалась со словоохотливым ювелиром и отправилась восвояси. Ювелир галантно проводил ее до самой двери, заодно сняв табличку, предупреждающую об учете.
- Всего хорошего, мадам. Приезжайте еще, будем очень рады.
- Непременно приедем, - заверила его Вера Ивановна, - дорожку теперь проторили.
Только подержав деньги в руках, она окончательно смогла поверить в свое счастье. И теперь шла по улице счастливая и окрыленная, полная надежд на будущее. С таким приятным грузом все вокруг преобразилось: зелень деревьев стала еще зеленее, солнце – светило ярче и светлее, Вере Ивановне даже стало жарковато. Все люди вокруг – такие милые и добрые, и все, казалось, улыбаются именно ей. На сердце было легко и радостно, хотелось петь, а еще больше – как можно быстрее попасть домой.
Вера Ивановна стояла у светофора в ожидании зеленого света, чтобы перейти дорогу, когда рядом с ней резко затормозила машина синего цвета, и какой-то парень, чуть не на ходу выскочив из машины, выхватил у испугавшейся от неожиданности Веры Ивановны из рук кошёлку и так же быстро и ловко запрыгнул назад. Машина, зверски рыкнув и обдав опешившую Веру Ивановну облаком выхлопного газа, рванула на только что загоревшийся красный свет и через мгновение скрылась в потоке машин. Все это произошло за считанные секунды. Вера Ивановна даже не поняла, что ее только что, среди бела дня, на глазах у прохожих, в центре Москвы банальнейшим образом ограбили!!! А она даже не знала, как ей на это реагировать: то ли звать людей на помощь, то ли бежать вслед за машиной…
- Ты посмотри, что творят! - раздался рядом чей-то голос.- В центре города прут на красный свет! Безобразие, куда только ГИБДД смотрит!
Вера Ивановна оглянулась на возмущавшегося немолодого мужчину. Что на красный свет пролетела иномарка, он увидел, а то, что у нее только что выхватили и похитили кошёлку, он, кажется, даже не заметил.
- Вы видели? - с надеждой спросила она. - Они у меня сумку из рук вырвали. Вы не запомнили номер?
- Сочувствую. В милицию хотите заявить? Думаете, они будут искать? - безразлично поинтересовался мужчина. - Пустое, никто даже не пошевелится. А номер я не успел даже разглядеть, не то, что запомнить. – И он поспешил на загоревшийся зеленый свет. А за ним и все остальные: безликая и безразличная толпа.
Вера Ивановна осталась стоять на переходе. Она постояла в оцепенении минут пять, потом уныло и бесцельно побрела по улице, мимо метро, вдоль дороги, по которой живой, злобно рычащей лавиной мчались синие, зеленые, красные, черные автомобили разных марок, форм и габаритов и среди них – малой песчинкой та, которая только что похитила ее мечты и надежды. Вера Ивановна не думала ни о чем, автоматически отмечая про себя, что зелень, несмотря на начало весны, уже пыльно-серая, солнце еле светит и даже нисколько не греет, а москвичи все – как сычи, все куда-то несутся с угрюмо-озабоченными лицами, словно у всех у них поголовно – мировая трагедия, не меньше… Первой осмысленной искрой мелькнуло в мозгу: «Милиция!». Минут через пять: «Какая милиция?! Что я им скажу? Двести тысяч украли. А откуда у сторожихи-пенсионерки могут быть двести тысяч? Наследство от бабушки из Тамбова! Не поверят, как пить дать не поверят. Если только ювелир подтвердит, но и он может отказаться, потому что без регистрации золото принял. Зачем ему лишние неприятности? Из-за меня еще и работы лишится. Откажется, это точно. Еще и его подставлю с этим золотом… Да и как они найдут синюю машину? Вон их сколько по Москве разъезжает, а я не то что номера не запомнила, марки и той не знаю. Синяя и синяя…», – усмехнулась она безрадостно. Еще через пять минут Вера Ивановна уже была в состоянии принять единственно разумное, как ей казалось, решение: «Нет, только не милиция. Бог миловал, пока прожила без неё, уж лучше не связываться, как бы хуже не было…» Постепенно к Вере Ивановне стала возвращаться способность рассуждать логически. «Ну почему же все-таки кошёлка?! Почему он схватил именно задрипанную кошелку, а не сумочку, как все нормальные бандиты делают?» Побродив по улицам и все хорошенько обдумав, Вера Ивановна решительно направилась к ювелиру: как-никак он один знал, куда она прятала деньги. Просто ей больше не к кому было обратиться в Москве. Может быть, что посоветует, а может быть удастся как-то выяснить, что он и сам замешан? Но мастерская, несмотря на тщетные усилия Веры Ивановны достучаться, оказалась безнадежно закрытой. Посидев опять в том же скверике, где она совсем недавно в радостном волнении ожидала деньги, и, окончательно придя к выводу, что, наверняка, ювелир замешан в этом деле – не зря же он так учтиво принял ее, и даже на нарушение инструкции пошел, хотя знать ее не знает… С ужасом осознав, что она попала в ловушку и уже ничего нельзя исправить, Вера Ивановна в совершенно растрепанных чувствах отправилась в Запеченск. Прямо с электрички, поздно вечером, не заходя домой, она направилась к Надежде.
ГЛАВА 8
- Вера! Да на тебе лица нет! - встретила ее подруга.- Что случилось?
- Лицо в Москве оставила, - горько пошутила Вера Ивановна.
- Деньги украли! – предположила Надежда. – Ну что же ты так неаккуратно? Ведь не ребенок малый, - сочувственно укоряла ее Надежда, забыв все обиды.
- Украли, - подтвердила Вера Ивановна и неожиданно даже для самой себя тихо заплакала, прислонившись к дверному косяку. Все ее дневные волнения, страхи, разочарования изливались тонкими солеными ручейками…
- Ну, что ты, что ты, Верунь, - успокаивала ее подруга, гладя по голове, как маленького ребенка, - Ну не убивайся ты так, не рви сердце. Не стоят они наших слез. Давай, заходи-заходи, сейчас мы что-нибудь придумаем.
Она провела обессилевшую и обмякшую подругу на кухню, усадила на стул и начала торопливо капать валерьянку в стакан. Вера Ивановна сидела на кухне, бросив на пол сумку, и уже в голос безутешно рыдала. Надежда подала ей стакан:
- На, выпей, успокойся. Много украли-то?
- Ох, как мно-о-го! - заголосила Вера Ивановна, - двести тысяч!!!
- Две что ли? – переспросила Надежда, полагая, что подруга явно запуталась в нулях.
- Две-сти!!!
- Ты не бредишь? – Она потрогала лоб Веры Ивановны, чтобы убедиться, не жар ли у той. – Может Скорую вызвать?
- Не надо никакой Скорой, я еще в своем уме и твердом рассудке, – хлюпая носом, сказала Вера Ивановна.
- Все, Надежда, пришла сдаваться, все расскажу, как на духу. Есть у тебя что-нибудь выпить? Да убери ты эту гадость, она мне сейчас не поможет. – И Вера Ивановна в сердцах выплеснула валерьянку в раковину.
- Водочку? – участливо спросила Надежда.
- Давай. А Сашок где?
- Сашок на даче остался, там заночует. – Надежда торопливо собирала на стол, меча из холодильника колбаску, сыр, соленые огурчики.
- Вот и хорошо, что остался. Разговор у нас с тобой будет долгий. Только я сначала своим позвоню, что у тебя останусь. Сейчас, вот только успокоюсь…
Вера Ивановна отставила в сторону маленькую рюмочку, поставленную Надеждой, взяла стакан из-под валерьянки, наполнила его до краев, выпила большими глотками, не морщась, и аппетитно хрустнула соленым огурцом.
- Ну вот, а теперь давай по рюмочке. Ты пока разливай, а я – звонить…
У Надежды от изумления открылся рот.
- Дава-а-й, - оторопело, согласилась она.
Вскоре подруги сели за стол и подняли рюмки.
- За что пить будем? – поинтересовалась Надежда.
- За нас: за Веру, Надежду, Любовь. И мать их – Софию, мудрость - значит, - Вера Ивановна опрокинула рюмку, закусила, и горько вздохнула:
- Ну, слушай, подруга…
И Вера Ивановна рассказала подруге без утайки все, что с ней произошло после Нового года…
А в это самое время, в не столь далекой Москве, в одном из фешенебельных особняков, на Николиной горе, в зале, размером с баскетбольную площадку, с высокими потолками, украшенными аляповатой восточной лепниной и двумя огромными сверкающими хрустальными люстрами, Резо-бакинец принимал Израиля Соломоновича, в просторечье – ювелира Соломоныча. Резо – невысокий, излишне смуглый толстячок вальяжно развалился на массивном, с высоченной спинкой стуле, напоминающем трон. На таком же стуле, на самом краешке, скромно примостился маленький Соломоныч. В этом просторном, заполненным массивной, антикварной, но совершенно безвкусной мебелью, он вообще казался лилипутом. Стол, в отличие от Надеждиного, был накрыт изысканнее: ветчинка, стыдливо розовеющая от своей свежести, балычок, томно истекающий жирком, черная и красная икорка, зазывно томящиеся в менажницах. Заморские фрукты, теснившиеся на многоярусной вазе, коньячок, благородно оттеняющий богемский хрусталь…
- Ну, Солёмонич, рассказивай, - жахнув рюмку коньяка и смачно переминая лимон золотыми зубами, дружелюбно кивнул Резо – «папа» всех рыночных и вокзальных наперсточников, лохотронщиков и разных мелких аферистов всех мастей, которые ежедневно, не покладая рук, заставляют раскошеливаться население и гостей престольной, - что ти там ищо придумал, неугомонний ты моя? – с жутким акцентом спросил он.
- Я про золото, - жирно намазывая бутерброд черной икрой, скромно сказал Соломоныч.
- Это, что сегодни собирали? Что, мал-мал полючил?- обиделся «папа», - Резо когда-нибудь обиджал своя друзья?
- Нет-нет, я не про то, - заторопился слегка захмелевший Соломоныч. – У меня, Резо, предложение есть. Слушай сюда. Что мы имеем? Две женщины: дочь и мать за три месяца с небольшим приносят нам золота больше, чем на 8 штук зеленых. И я подозреваю, что это не последний их визит к нам.
- «Визит» - это что? – переспросил Резо, - я по рюсски сапсэм плох знаю.
- Значит, что еще придут, - нетерпеливо пояснил Соломоныч.
- Ты почему знай?
- Во-первых. Их же сразу видно: интеллигенция вшивая, в торговле не работали. А ты подумай, откуда в простой советской семье могло скопиться столько золота? Скорее всего, за ними стоит поставщик, а они всего-навсего - курьеры. Но это отдельный вопрос. Во-вторых. Даже, если предположить, что золото из их личных запасов, что получается? Они из провинции, а там люди живут скромно. Того, что мы им подарили в первый раз – зимой…
- Слюший, не напоминай! – рыкнул Резо, разведя руками и блеснув нанизанными чуть не каждый палец огромными золотыми перстнями.
Соломоныч, словно не слыша его, продолжал, а Резо, пригорюнившись, оперся лицом на ладонь и внимательно слушал ювелира.
- Им этого, по всем раскладкам, должно было хватить надолго. И вдруг… весной приходит вторая мадам, и приносит золота еще больше. Если она пришла к нам, значит, они обе ничего не знают о той, зимней разборке, иначе молодая бы ее предупредила, что сюда ходить опасно. Правильно? Значит, они ничего не подозревают, тут все тихо, и они могут прийти к нам еще. Поехали дальше.
- Поэхали, - согласился Резо.
- Итак, что мы на сегодня имеем? Мы знаем, что золота у них, либо до…, прошу прощения, очень много, либо им откуда-то идет постоянная подпитка, если они сдают его не все сразу, а по частям. - Рассуждал Соломоныч.
- Откуда знаэшь? – встрепенулся Резо.
- Нюхом чую, что еще не все золото они притащили. Тем более что сегодняшняя мадам намекнула, что еще непременно зайдет.
- Слюший, а откуда у них можит быт столко золот? – задумался Резо.
- Вот!!! Вот это нам и надо выяснить.
- Эсли свое - можно тряхнуть ых получши, а эсли за ними поставщик крутой стоит, а баби – только курьери? Как узнаэш, кто? Опять разборка будит?
- Я так думаю, если бы за ними поставщик стоял, уже сейчас бы разборка шла. Мы сегодняшнюю мадам по-крупному нагрели. А пока все тихо. Правда, она приходила к мастерской, но одна. Значит, нет за ними никого. Пока по всему выходит, что они сами по себе.
- Это хорошё. Значить, можно их потрасти. А как мы узнаэм, гиде оны живут?
Соломоныч хитро прищурился за своими огромными очками.
- Я еще зимой на всякий случай адресок сфотографировал, - он постучал себя по лысой голове. - У молодой. Когда ее паспорт на прописку проверял.
- Ай, молодэц! – обрадовался Резо.
- Теперь главное, Резо! Они, я так думаю, обе одинокие мадамы, иначе на такое дело обязательно мужика своего бросили, а не сами барышничали. Чтобы их не спугнуть, надо к ним от нас какого-нибудь мужичка подослать. Чтобы он им лапши поразвесистей навешал, обаял и тихо-тихо в семью вполз. Вот он-то и узнает все про золото. Если у них его навалом – возьмет и с ним свалит. А если им его кто поставляет – узнает про поставщика, тогда мы уже на него выходить будем. Ты понял мой план?
- Развэдчика посилат? – разливая коньячок, спросил Резо.
- Именно так, крота, - довольно потирая ручки, и явно восторгаясь своим планом, подтвердил Соломоныч.
- Жилизяку! – обрадовано рявкнул Резо. – Он у нас умни-и-ий!
- Ты что, охре… Нет, - быстро взял себя в руки Соломоныч. – Железяка в этом деле не подойдет.
- Пачи-и-иму? – искренне удивился Резо – Маладой, красивий, чего ищо надо?
- Нет, кто спорит, молодую, конечно, легче облапошить, чем старую, но Железяка тут не подойдет: ума ему не хватает и интеллекта. Тут специальный подход нужен, культурный, интеллигентный. А что твой Железяка? Дуболом. Только испортит все дело.
- Слюшай, может ты сам, тогда, а? – предложил Резо.
- Да ты что, Резо? – оторопел Соломоныч, - Мне же никак нельзя! Они обе меня в лицо знают! Хотя я бы со всем своим удовольствием. Особенно с молоденькой.
- Да-а. – Резо помолчал в раздумье. - Вах, забыл сапсэм, - встрепенулся он, - есть у минэ одын такой! Сапсэм культурний. Бивший вор, сейчас по состоянию здоровя подставой по кошылкам работает.
- Как это? – не понял Соломоныч.
- Ну, находыт кошылок, и гаварыт прохожыму «Вах, это нэ ты потырял?». Тот, конишно, говорыт «Я». Наш спрашиват: «И-и што там?» Прохожый, конишно, врот. Тогда наш говорыт «Нэ-э-эт, дорогой, в кошылок 100 баксов. Эта нэ твоя». Прохожий предлагает: «Давай подэлим?». Наш говорыт: «Давай, только у минэ сичас дэнег нэт. Ты мне полторы тысчи давай, а я тибэ – баксы отдам». Лох отдает полторы тысчи, а нашего тут же дрюжки потыхоньку оттирают. И он с баксами и с тысчами - тю-тю в толпе, сапсэм пропадайт. Понил?
- Никого лучше нет?- уныло спросил Соломоныч. Весь его, с такой любовью выношенный план, кажется, грозил провалиться с треском.
- Слюший, дарагой! – возмутился Резо – На тибэ нэ угодишь! Тот - плохой, этот – плохой!...
- Ну, за неимением лучшего…
Надежда, слушая Веру Ивановну, смотрела на нее с сочувствием и пониманием: вечная нехватка денег, а тут еще и кража! Тут кто хочешь, может сдвинутся по фазе. Нет, конечно, она не считала, что ее подруга безвозвратно свихнулась, но то, что у нее с этой кражей на нервной почве слегка помутился рассудок, Надежда не сомневалась, да к тому же еще и водка в таком количестве… С непривычки чего только не пригрезится, не то что кошка, жующая клеммы. «Это надо же, как убивается, бедняга. Ну, ничего, попьет валерьяночку, пустырник, или еще чего из новых лекарств – оклемается. Нет, но какая же она все-таки умница, – восхищалась Надежда, - это надо же такое придумать! Мне бы такое никогда и в голову бы не пришло. Это все ее работа – начиталась в своей библиотеке всего подряд, без разбору, вот в голову и лезет всякая ерунда. А всего-то и делов – тысячи две, наверное, украли, не больше. Хотя для нас и это – большие деньги».
-Ты мне не веришь, - заметив сочувственный взгляд подруги, горько вздохнула Вера Ивановна.
- Верю, верю, родная моя. Кому же мне еще в этом мире верить, как не тебе, на то ты и Вера, - убежденно сказала Надежда. – Ну, давай еще по рюмочке - и спать. Сейчас мы с тобой все равно ничего не решим. Утро вечера мудренее, завтра обязательно что-нибудь придумаем.
Подруги выпили по последней рюмочке и начали устраиваться на ночь.Вера Ивановна, после пережитого, долго не могла заснуть. Какая-то неясная тревога, поселившаяся в ней с потерей денег не отпускала ее, несмотря на то, что она старательно успокаивала себя, что деньги все равно были халявные: как пришли, так и ушли, жили же они раньше без них. И жили, нужно признать, совсем не плохо: хоть и не богато, но дружно, и, самое главное, честно. А с появлением этого золота начались какие-то недомолвки, вранье, и, в конце концов, отчуждение. Словно, кто искушает ее этим золотом…Даже Надежда, и та не поверила ей. А может быть, оно и лучше, что оно прахом пошло? Пропади пропадом, это золото! Все равно от него кроме неприятностей ничего нет…
Когда Вера Ивановна, измаявшись, заснула под утро, ей приснился сон. Словно собирается она, как обычно, в Москву - продавать зелень. И вот пошла она в свою тепличку, чтобы собрать лук и петрушку, а в тепличке – Машка хозяйничает. Накопала кучек на грядках, все повытоптала, испоганила, завалилась прямо на лук и без всякого зазрения совести дрыхнет на нем. При виде этого безобразия Веру Ивановну такая злость разобрала, и она начала кричать на Машку:
- Ах ты, зараза противная! Ты что же натворила, морда твоя бесстыжая! Брысь, брысь!
А Машка открыла свои желтые глазищи, лениво потянулась, не обращая никакого внимания на хозяйку, и вдруг начала расти-расти, пока не выросла до размеров хорошего поросенка. Потом повернула свою наглую морду к Вере Ивановне и так спокойно и рассудительно сказала:
- Сама дура! Деньги-то профукала, шляпа!
- Ты еще учить меня будешь! – совсем рассвирепела Вера Ивановна и запустила в кошку-поросенка тапочкой.
Кошка метнулась из теплички мимо Веры Ивановны, чуть не сбив ее с ног, и помчалась к калитке. Вера Ивановна, одев тапочек, бросилась за ней следом.
- Ах ты, гадина, ну, погоди у меня!
Кошка, видимо, из-за непривычного веса, с трудом вспрыгнула на забор, повернулась к Вере Ивановне и зашипела на нее:
- Ухож-ж-ж-у от тебя!
- Это куда же ты уходишь? На завод? Опять клеммы трескать? – не могла успокоиться Вера Ивановна.
- В Авс-с-с-тралию! – зло шипела кошка.
- Как же ты в Австралию попадешь? - растерялась Вера Ивановна.
- Пеш-ш-ш-ком, - прошипела кошка и спрыгнула с забора на улицу.
Пока Вера Ивановна открыла калитку и выскочила, Машка была уже далеко. Огромными прыжками с грацией пумы, она неслась по пустынной улице…
- Кыс-кыс-кыс! Маш, Маш! – звала ее Вера Ивановна, пытаясь догнать кошку. – Ну не сердись, пойдем домой! Я тебе рыбки дам!
Вдруг кошка резко остановилась, повернулась к запыхавшейся от бега Вере Ивановне и миролюбиво сказала:
- Прощай, Верочка! Мурзика береги! - и помчалась еще быстрее…
Вера Ивановна проснулась с бешено колотящимся от беготни сердцем. Надежда уже колготилась на кухне.
- Ты чего так рано поднялась?- удивилась она. – Я думала, ты после вчерашнего часов до десяти проспишь.
- Сон нехороший приснился. Боюсь, что Машка моя убежала от меня.
- Да куда ей бежать? До сих пор же не убежала. Плохо ей, что ли живется? Накормлена, в тепле…
- В Австралию убежала, – перебила Вера Ивановна. – Сон мне плохой приснился.
- А почему именно в Австралию-то, а не в Африку? – засмеялась Надежда. – Или во Францию или Швейцарию? Ой, Верунь, ну, выдумаешь тоже…
- Я не знаю, почему она выбрала именно Австралию, это она мне сказала, а не я выдумала.
- Во сне что ли? – озабоченно спросила Надежда.
- Ну да.
- Ой, да мало ли какой ерунды не приснится, всему верить? Вон тебе уже клеммы приснились, и что из этого вышло?
- Да, не снились они мне. Не могла же я вам сказать, что мне кошку надо кормить ими. Я же тебе вчера все объяснила…
- Вер, ты опять за свое? – удивилась Надежда. – Я думала, что это ты вчера с расстройства, да с водки нагородила…
- Не поверила, значит, – пригорюнилась Вера Ивановна. – А ведь я тебе чистую правду рассказала. Если даже ты не веришь, то другие …
- Нет, в общем-то, поверила, – спохватилась, что дала маху, Надежда, - но вот про сны… Зря ты им такое значение придаешь. Не всему можно верить, что снится… - начала она опять уговаривать Веру Ивановну, как больную.
- Не знаю, Надь, только все мои сны про Машку до сих пор сбывались. Знаешь, пойду я домой. Как-то неспокойно мне.
- Сейчас быстренько позавтракаем и вместе пойдем. Я тебя в таком состоянии не отпущу одну, – решительно заявила Надежда.
Когда они пришли к Вере Ивановне, Люба только-только встала, а Витюшка еще спал – был выходной день, торопиться было некуда.
- Люба, где Машка? – с порога спросила Вера Ивановна.
- Не знаю. С Витюшкой, наверное, спит. А зачем она тебе?
- Сон мне приснился нехороший, что убежала она от нас.
- Воскресные сны только до обеда сбываются,- зевая, заметила Люба.
Вера Ивановна и Надежда молча переглянулись.
- Так еще нет обеда. Зайди к Витюше, посмотри. – Попросила Вера Ивановна.
Люба зашла в Витюшкину комнату. Вскоре вышла, прошла в свою, посмотрела в зале…
- Мурзик дома, а Машки, и правда, нигде нет. С вечера дома была, Витек с ней еще сидел – кино смотрел.
- Значит, сон в руку, - грустно сказала Вера Ивановна.
- Мам, да подожди ты паниковать. Может быть, она на улицу по нужде побежала, или гуляет. Что за сон-то?
- Нет. Чует мое сердце – убежала.
- Ну почему же все-таки в Австралию? - задумчиво спросила Надежда.
- Что «в Австралию»? – не поняла Люба.
- Машка убежала в Австралию. – Пояснила Надежда.
- Кто «убежала в Австралию?» – чуть не по слогам спросила Люба и изучающе посмотрела на Надежду.
- Да сон мне приснился, - поторопилась объяснить Вера Ивановна, - Машка сказала, что уходит от меня в Австралию.
- Как уходит?
- Сказала, что пешком, - грустно пояснила Вера Ивановна.
- А как сказала?
- Русским языком.
- Н-да,- только и нашлась, что сказать Люба.
- Только Витюше пока ничего не говори, а то горевать будет.
Вера Ивановна горько вздыхала, то ли о Машке, то ли о потерянных деньгах. А Люба и Надежда даже не могли найти для нее слов утешения, не принимая всего всерьез, и не понимая всей горечи ее утраты…Они тайком от Веры Ивановны многозначительно переглядывались, пожимали плечами и разводили руками, не зная, что им предпринять. Все трое посидели молча, словно на поминках. Когда молчать уже стало невмоготу, Надежда, словно оправдываясь, сказала:
- Ну что ж, пойду я, пожалуй, до дому.
- Пойдем, я тебе хоть лучку да зелени нарву. Я сейчас. – И Вера Ивановна зашла зачем-то в свою комнату.
В тепличке она вынула из кармана коробочку из-под сметаны и показала ее содержимое подруге.
- Вот посмотри, чтобы ты не сомневалась, что я все это придумала. Это все, что осталось от моей Машеньки.
- Ни-че-го себе!!! - ахнула Надежда. – Откуда у тебя это?!.. Ах, да… Неужели это все правда, а Вер? – не знала что и подумать Надежда.
- А ты думала, что я тебе сказку про курочку Рябу в интерпретации рассказываю?- усмехнулась Вера Ивановна. – Когда это я тебя обманывала?.. Только вот разве из-за Машки…
- Честно говоря, я вчера не поверила тебе. Думала, что это ты из-за денег так убиваешься, что немного не в себе, – призналась Надежда.
- Конечно, убиваюсь, – согласилась Вера Ивановна. – Представь, в жизни столько денег в руках не держала, размечталась, все распределила, что с ними делать, и вдруг - все прахом. А с другой стороны, думаю, что не так уж все и плохо. А, Надь? От этих халявных денег одни только неприятности у меня и были. Уж лучше жить, как прежде – пусть на скудные, но честно заработанные, как раньше, правда, Надь? Хотя, признаюсь тебе честно, ощущать себя богатой, оказывается, о-о-очень даже приятно. Только не успела я этим богатством воспользоваться по-настоящему. А вот почему Машка именно в Австралию подалась, я, кажется, догадываюсь. Как-то Люба прочитала в газете, что в Австралии проживает самое большое количество кошек на свете: на 10 жителей приходится 9 кошек. И мы обсуждали это при Машке. А еще раньше, я размечталась вслух при Машке, что хотела бы побывать, или даже жить в Австралии.
- Вер, ты это серьезно? Думаешь, она что-нибудь понимает, о чем мы говорим? Мне кажется, они кроме «кыс-кыс» и «на» ничего не понимают.
- Ну, это ты зря так о кошках думаешь. Лично я теперь уверена, что они на порядок выше нас по сообразительности. Есть в них что-то мистическое… Ты знаешь, Надь, я даже думаю, что все это она сама и подстроила: сама сделала так, чтобы я увидела, что она ест клеммы, и как-то, может быть биотоками подсказала, чтобы я ее домой забрала. А дома? Заметь, ведь она только мне одной свое золото доверила. Ни Люба, ни Витя, ни сном, ни духом про это не знают. И сон мне один и тот же тоже не просто так снился, я думаю… А вся эта история и началась сразу после того, как я размечталась при ней об Австралии. А ты говоришь «ничего не понимают»…
- Тебя послушать, так просто пришельцы какие-то эти кошки, внеземная цивилизация. – Усмехнулась Надежда.
- Кто знает, в мире еще так много непознанного…
Но сон Веры Ивановны, вопреки ее опасениям, на этот раз не сбылся. Машка вернулась домой под вечер, грязная и голодная, видно, гуляла до самозабвения с соседскими котами. Вера Ивановна обрадовалась ей до слез.
- Ах ты, моя красавица, моя умница, я уже совсем было с тобой распрощалась, думала, что ты и вправду от меня в Австралию подалась, кисонька ты моя ненаглядная, лапушка, заинька, - умильно приговаривала она, лаская и целуя грязную нагулявшуюся и измученную кошку, которая отвечала хозяйке такой же бурной и неуемной любовью, щуря свои глазки, мурлыча и перебирая от удовольствия коготками.
- Ну, вот, а ты испереживалась вся, - рассмеялась Люба, глядя на эту пастораль, и пропела: «Хороша страна Австралия, а Россия - лучше всех!»
- Да ну вас! – отмахнулась от насмешек Вера Ивановна. – Вам бы только насмешки строить. Ничего-то вы не понимаете в любви, правда, Маш?
ГЛАВА 9
В начале лета, сразу после окончания учебного года, за Любой и Витей на своем Джипе приехал Слава, подняв волну разговоров и пересудов в Запеченске. С самого Рождества у Любы со Славой шли ежедневные бурные переговоры и обсуждения возможного воссоединения семьи, которые к весне ко всеобщему удовольствию закончились полной Любиной капитуляцией. Слава, на правах старого и нового зятя погостил у Веры Ивановны неделю, чтобы Люба могла без спешки уволиться и выписаться, одним словом, собрать все свои и Витины документы, для начала новой жизни в Москве. Дома в эти дни было необычно радостно и оживленно. Днем суетились и переживали, как бы чего не забыть в спешке, словно уезжали за границу, вечерами допоздна засиживались на кухне за разговорами. Слава предложил Вере Ивановне ехать вместе с ними.
- Вера Ивановна, ну что Вам тут одной делать? Поехали с нами. Дом большой, места всем хватит.
- Нет-нет. Как же я огород свой брошу? – отбивалась Вера Ивановна, - И кошек своих на кого оставлю?
- И кошек заберем с собой, - уговаривал Слава.
- А вдруг они не уживутся? А потом, ты сам говорил, что у тебя дома собака, - сопротивлялась Вера Ивановна. – Нет, ребята, пока я еще в ходячем состоянии, поживу дома. Вот уже когда стану дряхлой старухой…
Слава засмеялся.
- Чего ты смеешься?
-Трудно представить. Вы – и вдруг - дряхлая старуха.
Действительно, глядя на молодо выглядевшую для своих лет Веру Ивановну, это было трудно вообразить.
А ей было даже страшно представить, что она может уехать из своего родного дома, о котором они вдвоем с Игорем, когда-то давно, на заре своей юности, сначала только мечтали, начиная семейную жизнь в заводском общежитии. И все-таки решились: потихоньку начали строиться. Им было трудно: не хватало денег, времени, сил…Дом постепенно стал для них и смыслом жизни и оплотом в море житейских страстей. И вот сейчас бросить так тяжело доставшийся и так много радости приносящий ей дом на произвол судьбы и уехать? Нет-нет, только не это…
После отъезда дочери и внука Вера Ивановна затосковала. Тихо и одиноко стало в ее любимом доме. Лишь бой настенных часов да телевизор нарушали тишину нескончаемо длинных и скучных дней. Из когда-то бесконечных домашних дел только и оставалось, что накормить Машку с Мурзиком, да покопаться в огороде. Но огород почему-то не радовал - руки не лежали заниматься им. Совсем бы одичала Вера Ивановна, если бы не работа. Хоть в цеху с людьми днем поговоришь, новости какие-никакие услышишь, не будешь же каждый день у Надежды пропадать – у нее тоже свои заботы: Сашок, работа, дача.
А на работе новость: по весне, в мае, еще до отъезда Любы, нового сторожа наконец-то приняли на место уволившегося Иваныча. Новый сторож, не в пример прежнему, был мужчина видный: высокий, с красивой седой шевелюрой, благородно дополняющей его военную выправку. И по всему видно, не пьющий. На заводе поговаривали, что он полковник морской пехоты в отставке, вдовец. Живет одиноко, сын с семьей в Москве, а он решил в тиши российской глубинки пожить, вдали от «шума городского». Проживает пока на квартире, но приглядывает себе домик для покупки. Был он каким-то по-интеллигентски слегка неухоженным, с карими грустными, как у газели, глазами, но очень эрудированным, даже стихи сам писал. Одним словом, «ну, настоящий полковник». Только имя у него было странное и смешное, просто кошачье какое-то: Василий Варфоломеевич, за что в цеху его за глаза сразу прозвали Котофеичем. Как-то незаметно и очень быстро Вера Ивановна с Котофеичем нашли общий язык. Оба они были одиноки, обоим не к кому было спешить с работы, а потому, при передаче смены Василий Варфоломеевич подолгу задерживался в сторожке с Верой Ивановной. А вскоре и в свободное от работы время они стали встречаться. Оба (удивительное совпадение!) оказались на редкость заядлыми грибниками и ягодниками - зачастили в лес, чтобы после вместе побаловаться грибной жарехой, попить чайку с лесной земляникой, поговорить о жизни, книгах, музыке, кино, вспомнить старые добрые времена… И как-то так, вроде само собой вышло, что уже в конце июля Вера Ивановна сама же и предложила ему:
- Слушай, Василий, я уже не девочка, да и ты – не мальчик. И чего мы на старости лет людей смешим? Переезжай уже ко мне – дом большой, места хватит, да и за квартиру платить не надо.
Правда, перед таким решительным шагом Вера Ивановна все же посоветовалась с дочерью и Надеждой. Люба, знавшая Василия Варфоломеевича только по рассказам матери, даже обрадовалась такому варианту: хоть душа не будет болеть за нее, все-таки не одна в доме. А вот Надежда очень настороженно восприняла это решение подруги:
- Ой, Вера, что-то не нравится он мне. Подозрительный какой-то. Ты не боишься, что какой-нибудь проходимец?
- Волков бояться – в лес не ходить, - только отмахнулась Вера Ивановна. – Да какой он проходимец? Я же не на улице его нашла, а на работе познакомились, все его знают. Что ты паникуешь?
- А ты посмотри на него – весь в наколках, как уголовник какой-то, – не унималась Надежда.
- Так он служил в морской пехоте, а там они все в наколках ходят. А потом, отстала ты от жизни, модница моя. Сейчас - это последний писк: тату называется, - рассмеялась Вера Ивановна. – Главное, чтобы человек был хороший, а его сразу видно - настоящий мужик – жить еще у меня не живет, а уже и сарай подправил, и калитку починил. Хорошо тебе рассуждать, когда у тебя Сашок под боком. А я все одна да одна, и все своими руками должна делать. Вечерами одной дома, знаешь, как тошно бывает? Представь, до чего уже дошла: врубаю Витюшин рок и прыгаю, как коза-дереза...
- Слушай классику, она успокаивает. – Посоветовала Надежда.
- Пробовала, не помогает. От нее совсем тошно на душе становится, тоскливо. А рок вроде даже и нравиться начал.
- У тебя Мурзик с Машкой есть.
- Не смеши мои шнурки, как говорит мой внучок. С Машкой, поговоришь, что ли? Одни мур-мур, да мяу. Я так скоро и язык родной забуду…
- Ну, смотри, Вера, тебе видней. Только все равно не нравится он мне, - стояла на своем Надежда. – И откуда только он взялся, такой красивый да хороший? Как снег на голову свалился! Словно только и ждал, когда Люба с Витьком уедут. Подозрительно все это. Ты хоть золото свое подальше спрячь, или, лучше давай-ка мне его на хранение, так надежнее будет, - предусмотрительно предложила Надежда.
- Да ну тебя, выдумаешь тоже! Что же он вор, что ли? - даже обиделась Вера Ивановна.
- А кто его знает? Сейчас такое время – никому верить нельзя.
- Лезет тебе в голову всякая ерунда! Ты себе-то хоть иногда веришь? Разве вора приняли бы в сторожа? Нет, так жить нельзя, Надежда. Людям надо верить!
- Святая простота! - съехидничала Надежда, - То-то мы правительству все верим и верим, а они нас накалывают и накалывают без устали…
- Я тебе про людей говорю, а не про правительство, куда тебя понесло-то? – рассердилась Вера Ивановна.
- И я про то же самое тебе толкую. Вся страна наперегонки врет: власти, телевидение, газеты, реклама, банки, начальники - все словно сговорились, как будто в игру какую-то играют с нами – кто лучше и быстрее нас надурит. Куда ни пойди, куда ни сунься – везде стараются облапошить. За деньги готовы душу дьяволу заложить, – не на шутку разошлась Надежда. – Один только мой Сашок меня не обманывает. Никому сейчас верить нельзя! Ни-ко-му!
- Ты не права Надежда, - возразила Вера Ивановна. – В любые времена без веры жить нельзя. Как же тогда жить, если никому не верить?.. А ты сама разве никого не обманываешь, когда в своей столовой порции не докладываешь?
- Я?! – притворно возмутилась Надежда. – Да никогда!.. Ну… Нет, вообще-то бывает иногда… Но все это, клянусь, только из благих намерений, не наживы ради, а здоровья для. – Надежда, словно в раскаянии, опустила глаза ниц и молитвенно сложила руки.
- Это из каких таких благих намерений? – удивилась Вера Ивановна.
- Единственно о фигурах ближних пекусь, дабы не порастолстели. – Надежда игриво закрутила бедрами все с тем же наигранным раскаянием на лице.
Вера Ивановна, не выдержав, прыснула.
- Ой, Надька, с тобой не соскучишься! Ты неисправима! – хохотала она.
- Ты тоже, - схватив Веру Ивановну и закружив по комнате, призналась Надежда, - святая ты моя простота! Хоть и напустила на себя серьезности и строгости – а все такая же доверчивая тюха! – и она смачно чмокнула Веру Ивановну в щечку.
Вера Ивановна вынесла из своей комнатки увесистый целлофановый пакетик с золотом. Машка, до этого мирно дремавшая на диване, вдруг проснулась, лениво потянулась, зевнула и села, с интересом глядя на подруг.
- Все нормально, Машенька, успокойся,- погладила ее Вера Ивановна.- Видишь, она все понимает.
Надежда в ответ только пожала плечами и скептически усмехнулась.
- Выдумаешь, тоже…
А Машка, словно и вправду что-то понимая, опять завалилась спать.
- Небось, золото в постельном белье прячешь? – поинтересовалась Надежда.
- Ну да, а где же его еще прятать? Самое надежное место.
- Самое проверенное место для воров. Ты Криминальные новости хоть иногда смотришь? Учат вас, учат…
- Да что их смотреть? Надоело уже все это зверство и кровища, хочется какой-то отрады для души…
- Вот и нашла себе отраду – с Котофеичем, мур-мур-мур…
- Мур-мур-мур, мя-я-я-у!- поддержала Вера Ивановна подругу и обе закружились в каком-то фантастическом танце, подражая кошкам, выпускающим коготки.
Машка, лежа на диване, только нервно подергивала хвостом. Эти разрезвившиеся тетки явно мешали ей спать. А подруги, расхохотавшись, весело повалились на диван, чуть не придавив Машку. Та, фыркнув на них, умчалась на кухню, чем еще больше рассмешила подруг…
Вскоре Василий Варфоломеевич со своим по-холостяцки небогатым скарбом, который весь уместился в одну дорожную сумку, переселился к Вере Ивановне. Машка приняла его так же, как и Надежда: шипела, рычала, в руки не давалась, всем своим видом показывая, что это - чужак. Зато, избалованный Мурзик, к удивлению Веры Ивановны, полюбил Котофеича с первого дня какой-то сумасшедшей любовью: бегал за ним собачонкой, ластился и мурлыкал до того, что закашливался, спал только с ним одним, и млел от счастья при малейшем проявлении внимания со стороны Котофеича. Вера Ивановна, глядя на эту идиллию, даже ревновала, а Варфоломеич только хитро улыбался в ответ:
- За своего принял…
Недели через две после переезда Котофеича, Вера Ивановна, наконец, опять собралась в Москву сдавать золото: Сашка пора уже было определять на операцию, а денег, Лебедевы, как ни тужились, так и не собрали до нужной суммы. Надежда, вопреки категорическому противостоянию со стороны Сашка, даже хотела для этого продать машину, но Вера Ивановна отговорила ее:
- Ну, и сколько тебе дадут за нее? В лучшем случае долларов 500. Они тебя все равно не выручат, а машины лишитесь. Нет, подруженька, давай-ка, еще раз попытаемся сдать золото. Только ты, пожалуйста, поезжай со мной, а то мне одной что-то страшновато.
- Группа поддержки? – улыбнулась Надежда.
- Ну да, а то я опять в какую-нибудь историю вляпаюсь.
- А все это из-за твоего «Людям верить надо», - не преминула съязвить Надежда.
Вера Ивановна в ответ, словно извиняясь за свою неисправимость, только пожала плечами.
Котофеичу, так же как и Сашку, в целях конспирации сказали, что едут продавать зелень. Котофеич тут же стал настойчиво набиваться в попутчики, предлагая свою помощь, но подруги, не сговариваясь заранее, заявили, что им еще надо будет побегать по магазинам, чем сразу отпугнули его - всем известно, как мужчины любят это дело. Золото смогли взять только то, что хранилось у Надежды, а накопленное уже после переезда Котофеича, Вера Ивановна оставила дома: не было никакой возможности незаметно вытащить из тайника. Вера Ивановна, следуя совету подруги, нашла более подходящий, по ее мнению, тайник для золота: комод. «Уж в нижнее белье наверняка никто не догадается полезть», - наивно полагала она.
Котофеич, словно нарочно, неотступно крутился рядом, помогая Вере Ивановне собирать корзинку. «Ладно, хватит и того, что хранится у Надежды», - отступилась от своих попыток Вера Ивановна.
Котофеич, после того, как посадил Веру и Надежду на электричку, сразу же, чуть не бегом вернулся домой, зачем-то порылся в комоде, и незамедлительно позвонил в Москву:
- Резо, слушай, моя мадам с подругой только что отправилась в Москву.
- Зелень продавать и по магазинам побегать.
- Нет, золото не взяла, точно. Я сам укладывал корзинку. Мне-то что теперь делать?
- Нет, говорю тебе, встречать их незачем, они порожняком поехали.
- Да что их трясти? Нет у них с собой ничего, точно говорю. Золото все на месте, я проверил.
- У подруги? Это вряд ли. Золото, как и деньги, все нормальные люди даже самым близким родственникам не доверяют, не то, что подругам, - убежденно возразил Котофеич.
- Да, конечно, узнал. Узнал, говорю, откуда у нее золото берется. Не поверишь, - он довольно хохотнул, предвкушая эффект от его сообщения, – кошка ее золотом гадит!
На другом конце провода, очевидно, воцарилось гробовое молчание, потому что Котофеич начал усердно дуть в трубку и нервно к ней взывать:
- Фу-фу! Алло! Алло! Вы меня слышите? Фу-фу! Что за связь?! Фу-фу, алло, алло!
Наконец на другом конце провода кто-то заговорил, потому что Варфоломеевич долго и внимательно слушал, постепенно свирепея лицом, а потом вдруг заорал тоном, совершенно не приличным для «настоящего полковника»:
- Какое фуфло?!! Какая тюлька?!! Кто сбрендил?!! Ты что, меня за фраера держишь?!! Да отвечаю я!!! Кошка гадит, говорю тебе!!! Своими глазами видел!!! Зуб даю!!!
После очередного длительного молчания, Василий Варфоломеевич опять негодующе взорвался, местами переходя на мат:
- Слушай Резо! … мать твою так и разэдак! Я тебе что, … фраерок?!! …!!! Еще раз тебе говорю,…буду, кошка… гадит, …буду, век свободы не видать!!!...!!!
На другом конце после такой эмоциональной речи, ему, вероятно, наконец-то поверили. Потому что Котофеич послушал немного собеседника и заговорил уже почти миролюбиво:
- Как, как? Случайно. Утром встал по нужде, смотрю, кошка нагадила, а баба в этой кучке зачем-то копается, словно ищет там что-то. Вот и стал приглядывать за ней каждое утро. А один раз вышел на кухню, а она золото со стола не успела спрятать. Ну, я, конечно, сделал вид, что ничего не заметил, но сообразил уже, что это как-то с кошкой связано. Стал наблюдать. И так каждое утро: хозяйка сначала в кошачьей кучке покопается, словно выковыривает что из нее, а потом золото намывает…
Котофеич замолчал, слушая собеседника.
- Тайник? Да без всякого труда нашел! Как и все бабы – в нижнем белье прячет – и золота в нем каждый день прибавляется, это я тоже приметил. Но, кошка-то, стерва – только утром и при хозяйке золотом гадит – я сам днем проверял – ничего не нашел… Мне-то что теперь делать? Надоело «полковника» из себя строить. Уже тошнит от всех этих уси-пуси, сяси-масяси, люленьки-гуленьки…
По всей вероятности, за этим последовали какие-то указания.
- Ага, ага…- довольно закивал головой «полковник». - Понял. Слушай, Резо, у нее тут еще котенок рыженький есть. Может, его тоже прихватить?
- Нет. Он не гадит золотом, это точно. Я тоже проверял
- Да, уж очень я к нему привязался…
- Я бы и бабенку прихватил с собой. Хороша, дуреха! Даже жалко такую обувать, – довольно рассмеялся «полковник». – Ну, все, жди. Подробности при встрече.
Он опять по-хозяйски полез в комод, вытащил бережно спрятанное Верой Ивановной золото, не разглядывая его, сунул завязанный узелком носовой платок к себе в сумку, нашел в ванной комнате старенькое полотенце, которым Вера Ивановна любовно вытирала Машку после купаний, достал из холодильника мороженную кильку – Машкино лакомство, и начал притворно-ласково зазывать ее:
- Маш, Маш, на рыбку, кис-кис-кис!
Кошка сидела на подоконнике, готовая в любую минуту шмыгнуть в форточку и недоверчиво смотрела на соблазнителя. Зато на его зов тут же примчался Мурзик. Видя, как Мурзик уплетает ее любимую рыбку, Машка, наверное, подумала, что ничего страшного не случится, если и она поест рыбки, тем более что этот лживый и противный Котофеич отошел от миски, сидит за столом и пьет чай, и ей, кажется, ничто не угрожает. Вот что с нами творит желудок!!! Из-за аппетитно пахнувшей рыбки Машка, потеряла всякую бдительность и спрыгнула с подоконника… И в тот же миг коварный Котофеич накинул на нее полотенце! Машка отбивалась изо всех кошачьих сил, шипела и царапалась, изворачивалась ужом и кусалась, но ей ничего не помогло. Вскоре она была надежно упакована в сумку Котофеича и вместе с ним отбыла в неизвестном направлении. Надо отдать должное Котофеичу: он заботливо закрыл дверь на замок, оставил в тайнике ключ для Веры Ивановны и плотно прикрыл за собой калитку, чтобы, не дай Бог, не зашел кто посторонний…
Из Москвы подруги возвращались уставшие, но счастливые и радостно-оживленные. Об этом можно было судить по обрывкам их сумбурного, сопровождавшегося взрывами смеха, обсуждения дневного вояжа по Москве:
- А этот старый цыган глазищи вытаращил, ха-ха-ха…
- А ты ему говоришь, ха-ха-ха…
- А он, как увидел, ха-ха-ха…
- А на Измайловском, помнишь, ой я не могу…
- А на Черкизовском-то, ой, ха-ха-ха…
Им сегодня пришлось объездить не один рынок в Москве. Еще по дороге в столицу они обговорили план своих действий: никаких мастерских и ломбардов, только рынки и сомнительные скупщики золота. Но товар, в целях предосторожности, обменивать не целиком, а мелкими партиями. Деньги прятать только в сугубо интимные места, как бы тесно там ни было. И теперь вполне довольные собой и результатами поездки, они ехали в электричке, смеясь над своими дневными страхами и волнениями. Вот только по магазинам не успели пробежаться, прикупить каких-нибудь шмоток для отмазки. Не до этого им было сегодня, честно говоря.
- А, что-нибудь придумаем! – беззаботно махнула рукой Надежда.
Неожиданно взгляд Веры Ивановны остановился на корзинке, полной завядшей к вечеру зелени.
- Надь, ты посмотри! – она удивленно ткнула пальцем в сторону корзинки. – И что нам с ней теперь делать?
Подруги, увлеченные продажей золота, совершенно забыли про зелень, протаскав за собой полную корзину целый день и даже не заметив этого.
- Давай выкинем, - предложила Надежда.
- Жалко. Давай лучше людям раздадим, не назад же ее вести, в самом деле. Это, своего рода, улика.
Надежда встала и тут же принялась зазывно кричать на весь вагон:
- Подходи честной народ, у нас целый огород! Есть укроп и чесночок, и петрушка, и лучок! – и сама рассмеялась своей импровизации.
Но народ сидел молчаливый, с безучастно застывшими лицами-масками, словно никто ничего не слышал.
Надежда опять зазывно закричала:
- Подходи, налетай, все задаром забирай!
Вера Ивановна восхитилась:
- Ой, Надежда, где ты так торговать научилась?
Но никто не спешил на раздачу халявы. Недоверчивый стал народ, стреляный. С некоторой опаской быть втянутым в какую-нибудь аферу, подошел лишь один пьяненький мужичок бомжеватой внешности, поинтересовался:
- Почем продаете?
- Да не продаем, за так отдаем! Господи, что это я стихами заговорила? – даже испугалась Надежда.
- За так, извините меня, гражданочки, даже прыщ не вскочит, – недоверчиво приглядывался к зелени покупатель.
- Ну, тогда покупай, что ли? – предложила ему Надежда.
- Купить – денег нет, – развел руками «покупатель».
- Чего же тогда прицениваешься? – изумилась Надежда.
- Из интересу, – пояснил мужичок. – Вправду за так отдадите или просто цену на товар набиваете?
- Вот народ-то пошел, - усмехнулась Надежда, выразительно глядя на Веру Ивановну, - ничему не верят. Бери уже, пока дают…
- Что вот так вот, без-воз-мезд-но? – с трудом выговорил он последнее слово.
- Безвозмездно, безвозмездно, значит, даром, – подтвердила Надежда.
Она сунула ему в руки полную охапку лука, молодого чеснока, укропа, петрушки, аккуратно расфасованные пучками. Мужичок, просто ошалел от привалившего ему счастья, и, забыв поблагодарить, со скоростью перепуганного лося ломанулся в соседний вагон, словно опасаясь, что вдруг эти странные женщины передумают и все отнимут. Но они только весело рассмеялись ему вслед. В соседнем вагоне, опасливо поглядывая в сторону тамбура, сначала робко, потом все смелее и смелее он начал торговать зеленью, выкрикивая понравившуюся ему рекламу и совершенно не тревожась об ответственности за плагиат:
- Подходи, честной народ, у нас целый огород! Есть укроп и чесночок, и петрушка, и лучок!
И народ дружно потянулся к нему, деловито спрашивая цену и усердно торгуясь. За какие-то полчаса мужичок счастливо распродал весь товар.
А несколькими часами раньше… На пороге знакомого уже особняка на Рублевке, по-восточному затейливо и безвкусно украшенного прилепившимися к его фасаду башенками, напоминавшими минареты и массивными четырьмя колоннами, поддерживающими террасу, обнесенную кованой решеткой тоже с восточным орнаментом, появился гость… Огромные деревянные, с искусно выполненной резьбой, двери за колоннами, еще более придавали дому схожести с мечетью. С трудом открыв их, в дом вошел Василий Варфоломеевич со своей дорожной сумкой.
- Есть тут кто живой? Резо!
- И здрастуй, Стыпан! Вах, молодэц! Заходы, заходы! – приветливо пригласил спускавшийся с широкой, белого мрамора лестницы, ведущей из холла на второй этаж, хозяин. Несмотря на свою тучность, он грациозно, с балетной элегантностью переставлял свои короткие ножки, аккуратно вытягивая носок и привычно заводя ступню в третью позицию, чем всегда непомерно удивлял всех окружающих.
- Слушай, Резо, все хочу тебя спросить. Где ты научился так красиво ходить? Или у тебя от рождения такая походка? Идешь – как пишешь, просто балерина…
- Я и ест балэрин, - довольный похвалой ответил Резо-бакинец.
- Не понял!
- Мой мама очн сыльно хотэл, чтоби ее Резо стал знамэнитий, как Нурыев. Слюший, пят лэт учился! Потом мама давал болшие дэнги в Болшой театр, чтоби минэ туда взали. Нэ взали – говорат, рост нэ хватаэт. А ти знаэш, кито мой мама бил? – Резо воздел руки к небесам. – Сам Клара – зеркало! Слишал про такой?
- Да ты что?! Клара-зеркало - это твоя мать?! – искренне удивился Степан. Клара была легендарная в криминальных кругах 60-70 годов женщина – своего рода Сонька-золотая ручка в Советском исполнении. В свое время, она навела шороху, организовав в Баку не одну банду. Ее подопечные угоняли самые дорогие в те времена машины – «Волги», грабили ювелирные и другие магазины, не обижали вниманием и маститых хозяйственных и партийных работников не только Азербайджана, но и других республик. В общем, погуляла мамочка Резо в молодости совсем неплохо. Отсидев по зонам в общей сложности больше 30 лет, она между отсидками умудрилась родить двух сыновей и дочь, с которой и доживала сейчас свою старость.
– Кто же не знает Клару-зеркало! – восхищенно качал головой Степан. – Вот что значит гены!
- Дажи мой мама не помог! И гидэ я им возму рост?
Степан, представив толстого коротконого Резо в роли балеруна, весело расхохотался, от чего тот даже обиделся:
- Ничэво смешного нэт. Одны слозы. Пят лет потратыл зря. Лючьше на зубного врачья пошел – честно би жил, нэ связался би с афэристы-мафэристы.
Он завел гостя в тот же самый огромный зал, где не так давно принимал Соломоныча.
– Ну, показивай, чиго ты нам привоз. И гидэ твой кошка? Гидэ золот?
- В сумке. – Степан, он же Василий Варфоломеевич, озирался по сторонам, - Резо, надо бы все двери и окна закрыть, а то эта стерва убежит.
Резо театрально хлопнул в ладоши. В тот же миг перед ним словно из-под земли появился огромный детина, напоминавший Железяку и Дубину одновременно.
- Слюший, Илюща, закрой висэ двэри и окны, и ны кого нэ пускат ко мнэ. Поныл?
После принятых мер предосторожности Степан наконец открыл сумку и полез за узелком с золотом. В тот же миг он отдернул окровавленную руку и заорал благим матом:
- А-а-а! Стерва злючая! Царапается, сволочь!
Машка сидела в сумке со вздыбленной шерстью, прижатыми ушами и злобно шипела. Казалось, что между волосков ее шубки пробегают электрические разряды.
- Витрахивай, витрахивай ее оттуда! – посоветовал Резо.
Степан взялся было, за сумку, но оттуда молниеносно вылетела кошачья лапа с когтями, приведенными в полную боевую готовность, и мощно ударила несколько раз по сумке. Степан отскочил, и в злости саданул ногой по сумке, отчего та упала со стула. Кошка, моментально сориентировавшись в изменившейся обстановке, пулей вылетела из сумки и, слегка пометавшись в поисках убежища, скрылась под диваном.
- Ну все, хрен мы ее теперь оттуда вытащим, - подытожил Степан.
- Пуст сыдыт. Ест захочыт – вылизыт. Золот давай!
Степан порылся в растерзанной сумке, вытащил и протянул Резо узелок с золотом.
- Вах, Вах! – одобрительно покачал головой Резо. – Заптра всо исдашь кассыру, полючишь гонорар. Седни будишь тут спат – кошку охранят. Эсли заптра золот нэ будэт от ние, тибэ сапсэм кришка будэт, понил?
У Степана выдалась веселенькая ночь… Они допоздна засиделись с Резо, потягивая коньячок, пытались выманить кошку из-под дивана разными деликатесами: ветчиной, севрюгой, балыком, мясом, но кошка ни на что не реагировала. Вспоминали маму Резо, ее громкие, нашумевшие дела, поговорили и о тяжелых нынешних временах. Далеко за полночь, охмелевший и отяжелевший Резо поднялся к себе, а Степан улегся тут же, на диване. Всю оставшуюся ночь ему снились жуткие кошмары: здоровая, с хорошего поросенка, кошка то повисала у него на спине, пропахав ее бороздами рваных окровавленных ран, то намертво вцеплялась ему в горло… Степан в мокром поту вскакивал, со страхом заглядывал под диван, чтобы убедиться, что это был всего лишь сон. Кошка все так же сидела под диваном и злыми зелеными глазами сверкала на него из темноты.
- У, ведьма! – ворчал Степан и вновь укладывался, чтобы через час опять вскочить в холодном поту…
Только утром, когда Резо лично убедился в наличии золота в Машкиной кучке, Степан был отпущен на волю.
С электрички подруги направились к Надежде.
- Ну, наконец, приехали! – обрадовался им Сашок. – Что так долго-то?
- На дневную электричку не успели, пришлось последней ехать.
Они заперлись в спальне, объяснив Сашку, что им не терпится примерить обновки, привезенные из Москвы, и чтобы он ни под каким предлогом не заходил к ним. Оставшись вдвоем, они молча начали вытаскивать из потаенных мест нижнего белья деньги, сложенные кучками, аккуратно разбирать их по купюрам: отдельно тысячные, отдельно пятисотенные, сотенные и пятидесятирублевые. Когда все деньги были разобраны, так же молча и деловито принялись за подсчет, поделив кучки между собой. Надежда, подсчитав свою часть, достала из сумки записную книжку и ручку, записала свой итог, дождалась, когда Вера Ивановна закончит с подсчетом, и шепотом спросила:
- Ну, сколько у тебя?
Вера Ивановна, вытаращив глаза от ужаса, так же шепотом ответила:
- Четыреста двадцать шесть тысяч семьсот пятьдесят!!! А у тебя?
- Четыреста сорок две тысячи четыреста!!!
Надежда подсчитала результат и по слогам все так же шепотом сообщила подруге:
- Восемьсот шесть-десят де-вять тысяч сто пять-десят рублей!!!
- Сколько, сколько? – переспросила Вера Ивановна, и, не дожидаясь ответа, взяла у Надежды записную книжку и прочитала:
- Восемьсот шестьдесят девять тысяч!!! Сто пятьдесят рублей! О-бал-де-е-еть! Надь! Почти миллион!!!
Они уставились друг на друга, не в состоянии вымолвить ни единого слова. Тут в дверь постучал Сашок:
- Девчонки, вы что там, уснули? Можно к вам?
- Нет! Нет! – в один голос закричали подруги. – Мы раздетые!
И они торопливо начали собирать деньги. Надежда достала обувную коробку с новыми туфлями, вытащила их:
- Давай, складывай пока сюда, потом надежнее перепрячу, – шептала она. – Ой, Вер, что будешь делать с такими деньжищами?
- Самое главное – сейчас Сашка твоего на операцию отправить надо. А потом что-нибудь придумаем, как их потратить. Тратить – не зарабатывать, – и обе радостно рассмеялись.
- Да, ты не тяни с операцией. Денег сколько надо, столько и бери, поняла?- шепотом наставляла Вера Ивановна.
- Завтра же пойду в больницу, все узнаю и направление возьму, - пообещала ей Надежда. – Ну, мы ничего не оставили? – Она оглядела кровать, на которой они считали деньги.
- Нет, вроде все чисто.
Надежда засунула коробку с деньгами на антресоли платяного шкафа, для надежности еще закидав ее какими-то вещам, а туфли, повертев в руках и не зная, куда бы их засунуть, одела.
- Скажу, что вот туфли купила себе.
- Так он же их видел уже!
- Думаешь, помнит? – Беспечно махнула рукой Надежда.
- О! - удивленно встретил их Сашок. – А где же ваши обновки? Я жду, что вы мне их демонстрировать начнете…
- Да Вера нижнее белье купила, не будем же мы его тебе демонстрировать. А я – вот себе туфли купила. Красивые?
- Ух ты! – восхитился Сашок.
Подруги многозначительно посмотрели друг на друга и чуть не расхохотались.
- Ну, все, давайте за стол, а то есть очень хочется, – поторапливала Надежда, еле сдерживая смех.
- Нет, я домой побегу, - начала отговариваться Вера Ивановна. – Меня Василий, наверное, заждался.
- Никаких Василиев! – категорически заявила Надежда. – Перекусишь - тогда и пойдешь. Целый день маковой росинки во рту не было, голодные, как стая волков. День ждал, подождет еще немного твой Василий.
- Ну, хоть позвонить дай, беспокоится, наверное, - сдалась Вера Ивановна.
Телефон почему-то не отвечал.
- А ты говоришь «заждался»! – заметила Надежда, бегая из кухни в зал, накрывая на стол.
- Заснул, наверное. Хотел сегодня свет в сарае проводить. Намаялся, наверное. Да завтра ему еще и на смену – лег пораньше,– объясняла Вера Ивановна, не очень-то и обеспокоенная.
Сашок к их приезду зажарил в духовке окорочков, отварил молодой картошки, даже нарезал салат.
- Все, садимся, - поторапливала Надежда, доставая припрятанную от Сашка бутылку водки. – Верунь, нам с тобой сегодня не грех и выпить, а? – предложила она.
- А мне? – поинтересовался Сашок.
- Тебе ни-ни! Все, кончилась твоя спокойная жизнь. Завтра начинаем бегать по врачам. Вдруг сразу какие-нибудь анализы сдавать придется.
- Чего бегать-то? – удивился Сашок. – Денег все равно еще не собрали. Хоть сорок капель, а, Надь?
- Никаких капель! – непреклонно заявила Надежда. – Все мы уже собрали, деньги есть.
- Откуда?
- Верочка вот нам помогла.
- Вы что, зелени на 1000 долларов продали? – воззрился на них Сашок.
- У Славы заняли. – Надежда вопросительно посмотрела на Веру Ивановну. Та усердно закивала головой, поддерживая подругу.
- Заняли они. А чем отдавать-то будем? – недовольно буркнул Сашок.
- Ничего, что-нибудь придумаем. А с операцией тоже тянуть нельзя. Самое главное – здоровье, остальное все приложится. Ну, Вер, давай – за здоровье и удачу!
Дом встретил Веру Ивановну тишиной. Один только изголодавшийся Мурзик выбежал ей навстречу. Вера Ивановна обошла весь дом – Василия нигде не было. Не было и Машки. «Опять по котам завихрилась, гулена, – подумала про нее Вера Ивановна. – А вот куда Василий делся – не понятно». Она покормила Мурзика, не дававшего проходу и жалобно мяукавшего, теряясь в догадках куда мог запропаститься Василий. «Может быть, на работу вызвали? Светлану зачем-нибудь подменить понадобилось?» - пришло ей на ум. Она позвонила на завод. Дежурила Светлана. Тогда Вера Ивановна, уже начиная беспокоиться, позвонила Надежде.
- Надь, ты представляешь, а ведь Василия нет дома.
- Откуда же я знаю, где он? Меня ведь целый день дома не было.
- Нет, записки никакой не оставил.
- Да ладно тебе, золото, золото…Тут человек пропал, а ты со своим золотом! Может у него беда какая случилась?
- Да он и не знает, где оно спрятано. Неужели в мое нижнее белье полезет?
- Ой, да ладно тебе, пристала, как репей, со своим золотом, – в сердцах ответила Вера Ивановна. - Сейчас посмотрю, подожди…
Она пошла в зал, приоткрыла комод, привычно сунула руку в укромный уголок, и, не найдя узелка на привычном месте, выдвинула ящик до конца и принялась предательски задрожавшими руками перетряхивать все вещи, лежавшие в нем, по одной, отбрасывая уже проверенные на диван. Через минуту ящик был пуст, а узелка с золотом так и не нашлось. Вера Ивановна заодно заглянула в сервант, в ящик, где хранились документы и все ее «драгоценности»: золотые серьги, цепочка с кулоном и часы, подаренные еще Игорем за рождение дочери. Все было на месте. Она достала паспорт Василия, который лежал тут же, и с ним в руках пошла к телефону.
- Нет золота, – сказала она упавшим голосом. - Остальное все на месте. И паспорт его дома. Подожди, минутку. – Вера Ивановна открыла антресоли в прихожей. – Сумки его дорожной, с которой он ко мне переехал, тоже нет.
- Ой, Надежда, да если бы он сбежал, то, наверное, и все остальное прихватил бы. Уж паспорт-то точно бы не оставил, - возражала она подруге. – Паспорт ведь дома! Как он без паспорта сбежит? Думай, что говоришь! Может, у него беда какая приключилась? Может быть, мне в милицию позвонить?
- Хорошо, подожду до утра. – И Вера Ивановна положила трубку.
Было уже поздно идти спрашивать соседей, не знают ли они случайно, что случилось с Василием. Это Вера Ивановна решила отложить до утра, так же, как и милицию. А вот в больницу все же позвонила. В приемном покое, пошелестев страничками дежурного журнала, ей ответили, что «Петров Василий Вар… О, господи, ну и отчество! – Варфоломеевич в больницу не поступал».
Вере Ивановне казалось, что эта ночь никогда не закончится. Любой ночной шорох заставлял ее подниматься и бежать в прихожую: в каждом звуке она слышала металлический скрежет открываемого замка, а шаги редкого ночного прохожего надолго приклеивали ее к окну. О чем она только не передумала в эту ночь! Но дурные мысли она старалась гнать прочь. «Неужели Надежда права? Неужели обманул? Нет-нет, не мог он меня обокрасть, - убеждала себя Вера Ивановна. – Если бы это было так, взял бы тогда и все, что лежало в серванте. Но ведь не взял же? Нет. А самое главное - паспорт?! Если бы сбежал, то обязательно с паспортом. Не мог же он его мне на память оставить? Скорее всего, у него какая-то беда с сыном приключилась, и он экстренно уехал в Москву, – искала она оправдания случившемуся. - Ну, почему-то не может позвонить оттуда. Может быть, какие-то обстоятельства не дают? Бывает же такое? Сколько угодно…А зачем же он все-таки взял золото? Наверное, на всякий случай, если вдруг деньги понадобятся…Приедет и все объяснит. Откуда он вообще узнал про него? Искал? Рылся в моем нижнем белье? Ой, как все нехорошо… И Машка опять куда-то запропастилась».
В 6 часов утра, перед работой, к ней забежала Надежда.
- Э, да я смотрю, ты совсем не спала! – глядя на осунувшееся лицо Веры Ивановны с темными кругами под глазами, - осуждающе покачала головой Надежда. – Ну, что ты себя так изводишь?
- Ой, Надежда, я уже не знаю, что и думать,- со слезами в голосе пожаловалась Вера Ивановна.
- Да нечего тут и думать, и так все понятно: тихо-тихо влез в душу и в дом, грабанул тебя и был таков…
- Нет, мне все-таки кажется, что здесь что-то другое. Может быть, он обиделся на меня за что-нибудь, да опять на квартиру ушел?
- А золото в качестве компенсации за свою обиду прихватил? Нет, не зря мне сердце подсказывало, что проходимец он, аферист. А Машка не пришла?
- Нет, не пришла. Гуляет, наверное. А может быть, у него какая беда с сыном приключилась? Слушай, у него где-то бумажка с телефоном сына валялась, я ее еще куда-то прибирала, чтобы не потерялась. Сейчас-сейчас, - Вера Ивановна покопалась в своей записной книжке, лежавшей на тумбочке с телефоном, - вот она. Как ты думаешь, удобно в такую рань звонить? Не потревожу людей?
Надежда только пожала плечами:
- Ну, попробуй, позвони…
Вера Ивановна набрала номер. К телефону долго никто не подходил.
- Спят еще, наверное,- словно оправдываясь перед Надеждой, сказала она.
Наконец кто-то взял трубку.
- Простите, пожалуйста, могу я слышать Сергея Васильевича?
- Какого Сыргея? Нэт тут иникакых Сыргеев! Спат нэ дают! – оглушил Веру Ивановну недовольный мужской голос.
- Извините, ради Бога, что потревожила. Это квартира Петровых? Можно мне Сергея или Василия Варфоломеевича?
- Слюший, нэт тут такых! Дай мне спат! – и на другом конце бросили трубку.
Вера Ивановна недоуменно пожала плечами:
- Какой-то нерусский. Говорит, что «нет таких»…Может быть, я номер неправильно набрала? – и она принялась снова набирать номер, сверяясь с бумажкой. Но результат был тот же. На другом конце, где-то в Москве опять рассерженный нерусский голос уже дико завопил в трубку:
- Достала ты минэ сапсэм!!! Совэст у тыбя ест или сапсэм нэ осталос?! Дай мне спат, нэ звоны суда болшэ!
- Ну что? – участливо спросила Надежда.
- Опять туда же попала. Ничего не понимаю. Он с этой бумажкой всегда звонил сыну.
- И что будешь делать дальше? – поинтересовалась Надежда.
- Сейчас сбегаю до Полины Матвеевны, у которой он квартиру снимал. Если и там нет – пойду в милицию.
- Ну ладно, беги, а мне на работу пора.
Подруги вместе вышли из дома, и разошлись в разные стороны.
- Ты позвони мне после милиции, – крикнула вдогонку Надежда.
У Полины Матвеевны Василия тоже не было.
- Нет, милая, как съехал с квартиры, так больше и не появлялся,– заверила ее Полина Матвеевна.
На обратном пути домой Вера Ивановна во дворе соседнего дома увидела копающуюся в огороде Галю.
- Галь, здравствуй. Слушай, ты случайно не видела вчера Василия? – спросила она через забор.
- А, Верочка! Здравствуй. Как же, как же, видела. Вот, как вы с Надей уехали, он вернулся со станции, а где-то часа через два и сам куда-то направился, с сумкой такой большущей.
- Ничего не сказал, куда пошел? – с надеждой, что хоть что-то проясняется, спросила Вера Ивановна.
- Нет, он меня и не заметил даже, я морковку пропалывала, а он весь такой озабоченный мимо пронесся. Я еще подумала «Опаздывает, что ли куда?» А что такое? Случилось что-нибудь?
- Да, пропал куда-то. А Машку мою не видала?
- Тоже пропала? – поинтересовалась Галина.
- Тоже, - вздохнула Вера Ивановна.
- Ну, Машка гуляет, поди. Кошачье дело такое. А вот с Василием… - соседка развела руками.
Не успела Вера Ивановна войти в дом, как зазвонил телефон. Она опрометью кинулась к нему. «Василий, наверное, пока меня не было, обзвонился», - подумала она, хватая трубку. Звонил начальник цеха.
- У вас что, медовый месяц еще не закончился? – загудел он в трубке своими несуразными шуточками.
- Вы о чем это, Геннадий Васильевич? – устало спросила Вера Ивановна.
- Где твой молодожен? Почему на работу не вышел?
- Не знаю я, где он.
- Как так?
- Да вот так. Вчера в Москву ездила. Приехала, а его нет, вещей нет.
- Твоих?! – ахнул Геннадий Васильевич.
- Да нет, мои все на месте. Его вещей нет.
- Может, к сыну поехал?
- Звонила уже, там говорят, что такие не проживают. Ума не приложу, что мне делать.
- Н-да, озадачила ты меня, Ивановна. А может быть, ты вместо него сегодня выйдешь? – предложил начальник.
- Да что Вы, Геннадий Васильевич, мне же завтра на сутки заступать, я не выдержу. Да и в милицию надо бы сходить, на розыск подать.
- Ну ладно, давай разыскивай своего суженого-ряженого…Я попозже позвоню, может отыщется пропажа?
В милиции дежурный не захотел принимать заявления у Веры Ивановны:
- Вы кем ему приходитесь?
- Никем.
- Заявления принимаем только от родственников и только через трое суток с момента отсутствия.
- Гражданская жена я ему.
- Выходит, что действительно никем не приходитесь.
Но, посмотрев на осунувшуюся за одну ночь и расстроенную Веру Ивановну, смилостивился:
- Ну ладно, давайте паспорт.
- Мой или его?
- Оба.
Просмотрев паспорта, дежурный радостно объявил:
- А паспорток-то у него - липовый!
- Как липовый? – оторопела Вера Ивановна.
- Фальшивый, значит. Такие сейчас в Москве чуть не в каждом переходе продают.
- Да-да, он из Москвы приехал, - растерянно подтвердила Вера Ивановна.
- Московский гастролер, значит. Много у вас взял?
- Чего взял? – не поняла Вера Ивановна.
- Украл много? – пояснил дежурный
- Да… Нет… Не очень… - смешалась Вера Ивановна.
Про золото она по известной уже причине побоялась даже заикаться: еще начнут выпытывать, откуда взяла…
- Заявление о краже будем писать? – поинтересовался дежурный. – По этому заявлению мы Вам его скорее найдем.
- Нет-нет, не буду я писать заявление,- решительно заявила Вера Ивановна.
- Зря, – огорчился дежурный. – Но паспорт его я все равно оставляю, будем работать. Если вдруг объявится Ваш пропавший, пусть зайдет за ним сам. Но я не думаю, что он сюда еще сунется, если паспорт оставил. Видно, все свои дела сделал и спокойно отбыл.
- А можно, я адрес прописки перепишу? – попросила Вера Ивановна.
- Вы что, надеетесь его там найти? – искренне удивился дежурный. – Я Вам объясняю, гражданочка, еще раз: все это липа, и адресок подставной. Может, такой улицы в Москве даже и нет, зря только время потратите. У него таких паспортов, наверняка, не один. Мой Вам совет: плюньте и забудьте.
«Стыд-то какой! Позорище! - думала Вера Ивановна, уныло бредя домой. – Будут теперь судачить обо мне на каждом углу. Столько лет прожила честно и безупречно, и – на тебе, вляпалась в такую историю! Где только мои глаза были? Как я все объясню Любе?.. Но он-то, хорош гусь! Такой обходительный, интеллигентный человек. Кто бы мог подумать? Вот Надежда, молодец, сразу его раскусила, а я, дурында, еще верить не хотела ей».
Около дома ее окликнула Галина:
- Вер, как дела? Не нашелся Василий?
- Нет, - махнула рукой Вера Ивановна. – В Москву вернулся.
- Ну, ты подумай, - сокрушалась Галина, - а на вид такой представительный мужчина. И к тебе так хорошо относился, по дому помогал. Вот ты объясни мне, и чего этим мужикам не хватает? Дома хоть все на месте, ничего не прихватил?
- Нет, ничего. Красть-то у меня нечего, если только пианино, так его не утащишь.
Вера Ивановна пришла домой, немного поплакала от обиды и жалости к себе, выпила валерьянки для успокоения души и нервов, и прилегла поспать. За беготней и переживаниями с Котофеичем Вера Ивановна совсем не думала про Машку, убежденная, что та опять на своих кошачьих гулянках прохлаждается. Придет, не впервой… Но, видно, не суждено ей было выспаться в этот день. Вскоре прибежала Надежда.
- Ну, была в милиции? Что сказали?
- То же самое, что и ты мне говорила.
- А как же паспорт?
- Поддельный паспорт, фальшивый. Предложили мне написать заявление, чтобы открыть уголовное дело об ограблении. – Вера Ивановна замолчала и горько вздохнула.
- Ну?
- Отказалась. Как я им объясню, откуда у меня в доме столько золота?
- Обидно.
- Что обидно: что обокрал, или что искать не будут? – уточнила Вера Ивановна.
- И то, и другое.
- Все бы ничего, но как я Любе все это объясню? Стыдно-то как!
- Ничего, - успокоила подруга, - с кем не бывает! Не бери в голову. Ты лучше о себе подумай, а то вон вся извелась, осунулась, бледная, как смерть. Выспаться хорошенько тебе надо, прежде всего. Ты ложись, а я побегу – у меня сегодня трудный день – сейчас с Сашком в больницу пойдем. Машка-то не пришла?
- Да ты что-то тоже не в лучшей форме. А Машки так и нет. Я уж ее на улице звала-звала, загуляла, видно, чертяка.
- Ты знаешь, я сегодня тоже плохо спала. Переживала за тебя… Слушай, а не мог Котофеич и Машку… того?
- Чего того? – не поняла Вера Ивановна.
- С собой прихватить?
- Да зачем она ему понадобилась? – отмахнулась Вера Ивановна, но тревога уже подбиралась к сердцу. Слишком долго не было Машки дома. Так долго она еще не загуливалась.
- Может, он узнал как-то, что она у тебя золотоносная?
- Да я вроде бы аккуратно… Нет, не замечала… А вообще, ты знаешь, один раз было такое: я золото не успела со стола на кухне убрать, а он встал. Но, по-моему, ничего не заметил.
- Это по-твоему, а по его?
- Да нет, придет она, никуда не денется. Нагуляется и придет,- успокаивала себя и Надежду Вера Ивановна, но в сердце уже поселилось сомнение: «А вдруг, и правда видел золото, только вид сделал?..»
Надежда тоже плохо спала эту ночь. Но вовсе не из-за проблем подруги. Конечно, она переживала и сочувствовала ей. Но ей с самого начала все было понятно с этим Котофеичем. Вера хорошо лопухнулась, несмотря на ее предостережения. А потом в голову полезли совсем другие мысли: « И все-таки счастливая Вера, вон как ей с кошкой повезло, столько деньжищ с неба, считай, свалилось». Надежда ворочалась в постели, пытаясь заснуть и мешая спать Сашку.
- И чего тебе не спится? Вся изъерзалась, – наконец не выдержал он недовольный, что жена не дает спать.
- За Веру переживаю. Пойду-ка, я лучше в зал, на диван, жарко здесь что-то… Спи.
Но и на диване ей не было покоя. Мысль, змеем-искусителем, заползшая в голову, продолжала терзать ее, все более разбухая и обрастая подленькой обидой на несправедливость бытия: «Правда, и почему так получается в жизни? Кому-то все, а кому – ничего. Вон, у Веры и дом свой. И Люба жильем обеспечена. Живут в Москве, Люба в Славиной фирме устроилась, оба хорошо зарабатывают, ни в чем не нуждаются. Даже Вере помогают, хотя ей одной много ли надо? Пенсии и зарплаты вполне хватает. Так еще и кошка с золотом ей досталась… А мой Лешка до седых волос, наверное, в общежитии будет ютиться. Звали, ведь, его в какую-то фирму, так не пошел – диссертацию он, видите ли, пишет. Сейчас бы деньги хорошие получал, глядишь, и на квартиру насобирали. Так нет, у него в голове одна наука, а семья мучайся. И мы ничем помочь не можем. Нет, ну вот почему Машка пришла именно к Вере, у которой и так все есть, а не ко мне? Она вон даже и придумать не может, на что деньги эти потратить. Уж я бы и думать не стала - сразу нашла бы им применение»…И Надежда стала мечтать, чтобы она сделала, если бы эти деньги принадлежали ей. «Ну, перво-наперво, конечно же, Лешику со Светочкой – квартиру. Интересно, сколько сейчас в Питере хорошая квартира стоит? А если останутся деньги – новую машину бы купили, а то на этой драндулетке уже стыдно ездить. Опель, например, или Мерс… Еще можно себе шубку купить, каракулевую. Нет, лучше норковую и шляпку к ней с полями, как сейчас модно. А еще… Тьфу ты, раскатала губищу, совсем как та бабка из «Золотой рыбки». Нет, ну почему же все-таки Машка пришла не ко мне?! – мучалась риторическим вопросом Надежда. – Ведь моему Леше так нужна квартира»... Пока у Надежды лежало золото, она почему-то не задавалась подобными вопросами. Эти блестящие комочки не манили, были далеки от действительности. А вот обменянные на реальные, хрустящие купюры, представляли уже совсем другой интерес.
В упорной и продолжительной борьбе порядочности с материнской заботой об единственном сыне до самого утра держалась ничья. За порядочностью каменной стеной стояла совесть и старая, проверенная годами дружба. За материнской заботой маячил лишь один довод: деньги все равно не заработанные, с неба свалились. Но этот, сначала такой хиленький и жалкий довод, чем дальше, тем больше креп и креп, и к утру из маленького ростка-заморыша вымахал в огромный дуб, который пустил свои могучие корни прямо под стену совести, и та, не выдержав напора, дала огромную уродливую трещину… Не выдержав душевных терзаний, Надежда встала, пошла на кухню, нашла ручку, листок бумаги и стала писать прощальное письмо подруге. «Вера, милая моя, я знаю, что ты никогда не сможешь простить меня за подлость, которую я совершила, но постарайся хотя бы понять меня…», спрятала листок в сумочку и снова легла. Лишь под самое утро тяжелый сон гранитной скалой навалился на Надежду, измученную угрызениями совести и жалостью к своему непутевому ученому сыну…
Только ушла Надежда, зазвонил телефон. Геннадий Васильевич справлялся, не объявился ли Василий.
- Нет, Геннадий Васильевич, и больше, я думаю, не объявится. Ищите нового сторожа.
- Вот те раз. Ты с чего это Вера?
- В милиции сказали. Паспорт оказался фальшивый.
- Объявится, – убежденно сказал начальник. – За Трудовой-то все равно придет.
- Да у него и Трудовая тоже, наверняка, фальшивая.
- Ну, озадачила ты меня…А у тебя-то он ничего не украл? Хорошо проверила? – поинтересовался начальник.
- А у меня и красть нечего, – не стала вдаваться в подробности Вера Ивановна.
- Тогда совсем непонятно, что ему от тебя нужно было?
- Ой, сама ничего понять не могу, Геннадий Васильевич. Может, посмотрел, что воровать нечего, потому и сбежал, чтобы время зря не терять? – предположила Вера Ивановна.
- А может быть и так, но как-то это все подозрительно…
Только после этого разговора она смогла, наконец-то, поспать. Встала вечером с тяжелой, больной головой и одной мыслью: « Где же Машка?». И сон приснился соответствующий, оттого, что мысли крутились беспокойные, тревожные. Словно несется по их улице за Машкой страшная огромная собака: соседский злющий ротвейлер. Пасть злобно оскалена, из глаз аж искры сыпятся! Она вот-вот догонит Машку, но не будь та кошкой, если не обманет собаку. Резко, на всей скорости она разворачивается в обратную сторону, а толстая, неповоротливая собака по инерции еще несколько секунд несется дальше. Этих секунд Машке хватает для того, чтобы успеть вспрыгнуть на родной спасительный забор. Она сидит на заборе и злобно шипит на подоспевшую собаку. Собака в бешенстве, захлебываясь лаем, прыгает около забора, пытаясь достать Машку, а Машка, со вздыбленной шерстью в остервенении лупит и лупит собаку по морде лапой. Вере Ивановне надоедает смотреть на эти гладиаторские бои, и она в сердцах кричит на Машку:
- Да иди ты уже домой! А ты пошел отсюда!
Но кошка с собакой никак не могут унять разгоревшиеся страсти. В конце концов, Вера Ивановна в сердцах плюет на них:
- Да тьфу на вас, надоели… - и уходит домой.
Вера Ивановна нехотя поднялась с постели, открыла дверь, еще раз убедилась, что Машка не сидит под дверью, на всякий случай еще позвала ее с крыльца, но никто не прибежал на ее зов. Вера Ивановна еще немного постояла на крыльце, вглядываясь в темнеющие сумерки сада, и побрела в дом. «Бесполезно, нет моей Машеньки, совсем пропала – подумала она грустно. - Либо Котофеич увез, либо в Австралию все-таки махнула». Так же нехотя покормила Мурзика:
- Один ты меня не бросил.
Делать ничего не хотелось. Позвонила Надежде узнать результат их похода в больницу.
- Все, Верунь, завтра уже едем в Москву. На работе отпросилась. Направление дали, врач созвонился с клиникой. С такими деньгами и место сразу нашлось, – бодро отрапортовала подруга. – Ты-то как сама? Поспала хоть немного? Машка не объявилась?
- Только встала, голова раскалывается. Нет, Машки так и нет. И тут ты, наверное, права оказалась. Ты позвони мне обязательно, как в Москве все образуется. Ну, удачи Вам. К моим, если сможешь, заезжай.
Вера Ивановна попила чаю и снова завалилась спать – завтра на дежурство, надо выспаться.
ГЛАВА 10
Два дня, как Надежда с мужем уехали в Москву, и словно в воду канули: ни одного звонка. На третий день Вера Ивановна, не на шутку обеспокоенная молчанием подруги, позвонила Славе:
- Слава, у вас не было Надежды?
- На что?
- Что «на что?» - не поняла Вера Ивановна.
- Ну, вы спрашиваете «Надежды у вас не было?» На что надежды не было?
- О, Господи! Слава, да я же про подругу свою спрашиваю, про Надю.
- А-а-а! – сообразил Слава. – Нет, тети Нади не было. А должна была быть?
- Она поехала Сашу в клинику на операцию устраивать, и вот уже третий день от нее ни слуху, ни духу. Я подумала, может быть, она к вам заезжала.
- А в какую клинику, говорите?
- В Бурденко.
- Я завтра съезжу, все узнаю, и Вам позвоню, - успокоил ее Слава. – Ну, как вы там со своими кошками, справляетесь? Как Василий Варфоломеевич поживает?
- Не знаю я, Слава, как он поживает. Сбежал он от меня в Москву. И Машка тоже пропала. Теперь вот и Надежда куда-то запропала. Знает же, что переживаю… Один только Мурзик остался, и тот, гулена, домой только поесть приходит, – пожаловалась Вера Ивановна. – Ты только Любе про Василия пока не говори ничего, ладно?
- Как сбежал? Что-то не поделили? В смысле, поругались? – недоумевал Слава.
- Ох, ничего мы не делили, - вздохнула Вера Ивановна. – Я поехала зелень продавать, приехала – а его и след простыл, – уже привычно, как заученный урок, объясняла Вера Ивановна.
- Так, может быть, что-то у его сына случилось? Давайте, я съезжу к нему, все разузнаю, – предложил Слава. - Диктуйте адрес.
- Нет, не надо никуда ездить… Тут такое дело… Даже не знаю, как и сказать тебе…- замялась Вера Ивановна, - Вором он оказался, этот Василий, и паспорт у него поддельный.
- Во-о-ром?! Вот так история! И много украл? Может быть, я по своим каналам попробую вам помочь? У нас тут в охране бывшие сыскари работают, хорошие ребята, могут помочь.
- В том-то и дело, что ничего не украл. Вот только Машку мою прихватил, – необдуманно пожаловалась Вера Ивановна.
- Кошку?! – уточнил Слава и рассмеялся, представив лицо Игорька, когда он попросит его разыскать похитителя кошки из Запеченска.
- Тебе смешно, - обиженно сказала Вера Ивановна, - а мне – хоть плачь, до чего ее жалко.
- Новую заведите, - посоветовал Слава, едва сдерживая смех.- А что еще украл-то?
- Ничего больше не украл.
- Так с чего вы взяли, что он вор, если кроме Машки ничего в доме не пропало? Может, она сама убежала, – озадачился Слава.
- В милиции мне все объяснили.
- А зачем ему Ваша кошка понадобилась? – давясь от смеха, спросил Слава.
- Вот этого я не знаю, - горестно вздохнула Вера Ивановна, представив какой дурой она выглядит в глазах зятя. Он, видимо, поняв, что своим смехом обидел ее, пообещал:
- Ну, хорошо, я попрошу ребят. Может, отыщут похитителя вашей кошки…- и, больше не в силах сдерживаться, расхохотался, закрывая трубку рукой.
- Да как они его отыщут, когда ни фамилии настоящей, ни имени-отчества не знаем. Да, бог с ним, с этим Котофеичем. Что мы все обо мне? Как у вас дела? Как Витюша? Как Любе новая работа? Они дома?
- Нет, уехали в театр.
- А ты что же не с ними?
- Работа левая подвернулась, вечера заняты. Люба работает, у нее все нормально, а вот Витюша у нас выкинул номер…
- Что натворил? – перепугалась Вера Ивановна.
- Собрал документы и подал в Суворовское училище. Скоро вступительные экзамены, готовится.
- Как, в Суворовское училище, почему в Суворовское училище? А как же музыка?
- Говорит, что музыка – это замечательно, но должен же кто-то и Родину защищать. Мы пытались отговорить, но бесполезно. Уперся – не сдвинуть! Одна надежда, может быть, завалит экзамены…
На удивление, Веру Ивановну это сообщение мало обеспокоило, и даже не расстроило… «А что, настоящего мужика вырастили!» – не без гордости подумала она. А воображение уже прокручивало картину парада на Красной площади. И Витюша – бравый, подтянутый, в красивой военной форме, которая ему очень идет, с огромными маршальскими звездами на погонах, на белой машине объезжает шеренги выстроившихся войск. Все его приветствуют троекратным «Ура!!!», а потом он, чеканя шаг, идет к самому Президенту с докладом, что войска на Парад построены… А в первых рядах гостевой трибуны она с Любой и Славой, поздравляют друг друга, обнимаются и плачут от счастья и гордости за внука и сына…
На следующий день позвонила Люба. Ни про Василия, ни про Машку даже не спросила: то ли Слава ей действительно ничего не рассказал, то ли - из деликатности. Она сказала, что ездили всей семьей к дяде Саше, он чувствует себя нормально, готовится к операции, а тетя Надя на три дня поехала в Питер проведать внуков…
Надежда, измученная яростной борьбой со своей совестью, все-таки победила ее, и в это самое время гостила у сына. Она поехала к сыну, как только узнала, что мужа будут готовить к операции не меньше трех дней. «Будь, что будет! – отчаянно думала она. Куплю сыну квартиру, а там – хоть трава не расти! Ну, спросит меня Вера про деньги, а ей: «Какие деньги? Не было никаких денег! Тебе все привиделось!.. В милицию заявлять она не пойдет, это понятно. Если на этого афериста не стала заявление писать, то на меня и подавно не будет…Нехорошо, это, конечно, подло, но зато дети с квартирой будут. Игра стоит свеч. Сколько же им по общежитиям маяться? Стыдно даже за него: под сорок лет, без пяти минут профессор, а жилья своего нет… Про дружбу нашу, конечно, придется забыть навсегда».
С Московского вокзала она сразу отправилась на работу к Леше – в Электротехнический институт на Петроградской. Сына, по подсказке вахтера, Надежда нашла в одной из лабораторий, на третьем этаже, за работой. Он сидел, согнувшись в три погибели за компьютером: все такой же длинный, худой, лохматый, в очках, сползших на кончик носа, ничего не замечающий вокруг себя. Никакой солидности, похожий скорее на старшекурсника, чем на доцента. Леша очень обрадовался неожиданному приезду матери:
- Ой, мама! Что же ты телеграмму не дала? Я бы тебя встретил. Как я рад, что ты приехала, так соскучился, так соскучился. Как папа? – не давал он вставить слово матери.
- Да вот, решила, если гора не идет к Магомету, значит, надо самой съездить поглядеть на вас. Папу отвезла на операцию в Москву. Через два дня операция, поэтому я к вам ненадолго. Мальчики с кем?
- Детей мы отправили в лагерь.
- А почему же не к нам? – обиделась Надежда.
- Мы со Светой решили, пусть в этом году отдохнут в лагере. Во-первых, папа болеет, вам сейчас не до этой шпаны. А потом, мама, вы их так разбалуете за лето, что мы их потом полгода в чувство будем приводить.
- А кого же нам еще побаловать? – обиделась Надежда. – Да не так уж мы их и балуем.
- Ты знаешь, мам, я сейчас занялся твердотельной электроникой, копаю на профессорскую, времени катастрофически не хватает. – Деликатно сменил тему сын.
- Хочу… - и Леша увлеченно принялся объяснять матери разницу между оптико и твердотельной электроникой, и чем он, собственно сейчас занимается. Надежда откровенно любовалась сыном, совершенно ничего не понимая, о чем он говорит. «Господи! И в кого он у нас такой умный? Вот только детей зря в лагерь отправили, надо было все-таки к нам, на дачу»!
- Разбалуете… - фыркнула она, прерывая сына. – Ты с работы отпроситься-то можешь, а то у меня мало времени. Мне надо поговорить с тобой.
- Конечно- конечно, мам, сейчас я и за Светой сбегаю, а ты нас здесь подожди. – Они работали в одном институте. - А завтра к мальчишкам в лагерь съездим, вот обрадуются!
- Не надо за Светой, – испугалась Надежда. Она не знала, с какой стороны ей подступиться к сыну с этим разговором, а уж со Светой… - Я с тобой одним хочу поговорить.
- Что за секреты такие? – удивился и даже обиделся Леша.
- Не обижайся, сынок. Потом сам расскажешь ей, ладно?
- Ну ладно, – нехотя согласился Леша.
Вскоре они уже поднимались на третий этаж общежития аспирантов на Васильевском острове.
- Ну, мам, держись крепче! Сейчас удивишься, что мы сотворили со своим жильем, - хвалился Леша. – Вот смотри, - гордо показал он на перегородку, отделяющую их две комнатки, расположенные напротив друг друга в самом конце длиннющего коридора. Он открыл дверь в перегородке, и они оказались в небольшой, чистенькой после недавнего ремонта, прихожей, служившей по-совместительству и кухней.
- Видишь, - гордо демонстрировал свое жилье Леша, - у нас теперь отдельная квартира! Это все Светочка! Уговорила коменданта, взяла разрешение у ректора, организовала бригаду строителей из студентов, потому что от меня толку в этом деле никакого. Она у меня умница! Чтобы я без нее делал? – хвалился он попутно и женой. – Теперь, видишь, у нас есть детская, наша комната, да еще и - кухня с прихожей!
- Да, голь на выдумку хитра! – не то восхищаясь, не то горюя по этому поводу, как-то непонятно отреагировала Надежда.
- Мам, тебе что, не нравится? – удивился Леша.
- Конечно, нравится, сынок, – успокоила его Надежда.
- Ты, наверное, проголодалась с дороги? – поинтересовался сын. – Я мигом.
Он поставил чайник и полез в холодильник.
– Сейчас-сейчас, мы тебя накормим… Да, мам, я тут немного подработал, мы со Светой решили, что вам сейчас эти деньги нужнее. - Он порылся в шкафу и вытащил небольшую пачку денег. – Вот, возьми, десять тысяч. Извини, я понимаю, что этого мало, но…
- Убери свои деньги, вам они нужнее.
- Мам, у вас сейчас такие расходы... – настаивал Леша. – Лекарства, уход, питание. Что мы, не понимаем?
- Не беспокойся, сынок, есть у меня деньги. И на питание, и на лечение, и на уход… На все есть… - Надежда не знала как приступить к самому главному. – Я потому и приехала к тебе. Хочу тебе… Нет, вам всем четверым подарок сделать. Ну что ты на меня так смотришь? Говорю, есть, значит, есть, – она уже злилась на свою нерешительность. – В общем, так, сынок, я тебе привезла деньги, чтобы вы со Светой, наконец, купили квартиру… Это мой вам подарок.
- О чем ты говоришь, мама?.. Какая квартира?.. Какие деньги?.. – Леша даже снял очки и, близоруко сощурив глаза, внимательно вглядывался в мать. – Мам, с тобой все… в порядке? – встревожено спросил он.
- Выйди на минутку, - попросила Надежда.
- Зачем?
- Надо мне… Очень… Ну, пожалуйста…
Сын, водрузив очки на нос, и обеспокоено оглядываясь на мать, вышел в прихожую, прикрыв за собой дверь. Когда Леша вышел, Надежда задрала подол юбки и вытащила из косметички, предусмотрительно пришитой к ремню, одетому под одежду, прямо на тело, огромную кипу денег. Приведя себя в порядок, она крикнула сыну:
- Заходи! Вот, погляди, если не веришь! – она гордо кинула эту пачку на стол.
Леша киселем сполз на стоявший рядом стул.
- Откуда? – только и мог он произнести, совершенно обалдевший от такой кучи денег.
- Ну что, будем покупать квартиру? – победно спросила Надежда.
- Откуда это у тебя? – дрожащим голосом спросил Леша.
- Нет, ты мне скажи, будете покупать квартиру? – допытывалась Надежда, совершенно не желая объяснять сыну происхождение денег.
- Нет, ты мне все-таки объясни, откуда это у тебя? – настаивал он.
- Ой, Леш, что-то горелым пахнет!
- Чайник! – схватился Леша и помчался в прихожую. – Сгорел! – объявил он оттуда и угрюмо добавил – Опять от Светы достанется.
- Да ладно тебе со своим чайником. Ты мне скажи, квартиру будешь покупать или нет?
- Нет, мама, пока ты мне не объяснишь, откуда у тебя взялась такая сумма денег, ни о какой покупке квартиры речи быть не может, – решительно заявил сын. – Вы что, машину продали? – Он снял очки, низко склонился к куче денег, разглядывая их. – Нет, даже если бы вместе с ней вы продали квартиру и дачу в своем Запеченске, столько денег не могло бы быть… - рассуждал он. – Не могли же они к тебе с неба свалиться?
- Ну, можно сказать, что почти так и было, – подтвердила Надежда.
- У вас что, денежные дожди идут?
- В общем, сынок, я пока не могу сказать тебе, откуда эти деньги, потому что это не моя тайна…
- Тайна не твоя, а деньги, значит, твои, раз ты ими распоряжаешься - подытожил Леша.
- Ну,.. не совсем мои, - замялась Надежда. – Наши с тетей Верой. Но, я думаю, она не будет против. Я все улажу…
- Хорошо, а у тети Веры откуда вдруг появились такие деньги? – допытывался Леша. – С продажи дома тоже столько не наберется… И, насколько я понял, она еще не в курсе, если ты только собираешься все улаживать? – строго спросил Леша.
- Ох, сынок, хотела сделать вам подарок, а ты как на Лубянке: откуда, да откуда? Ну, не пытай ты меня! – взмолилась Надежда. – Даже если я тебе расскажу, откуда эти деньги, ты мне все равно не поверишь. Бери, и все тут, что пустые разговоры разговаривать!
«Надо было все-таки Светочку подождать, уж она бы его уговорила», - запоздало сокрушалась Надежда.
- Нет, мама, не мо-гу! – решительно заявил Леша. – Большие деньги – это всегда искушение, кроме беды они ничего не принесут, а я хочу жить с чистой душой и совестью, на честно заработанные. У меня пацаны растут, мне о них надо думать, чтобы не вешать свои грехи на них.
- Вот и подумай о мальчиках, - обрадовалась Надежда, - купи им квартиру, чтобы они могли жить в нормальных условиях, а не ютиться в общежитии…
- Да не могу я, мама! – взмолился сын. - Купить квартиру на какие-то непонятно откуда взявшиеся сомнительные деньги и постоянно ждать за это расплаты?
- Какой расплаты? – удивилась Надежда. – Никто их у тебя не заберет, не беспокойся.
- Мама, да как ты не понимаешь, что бесплатным бывает только сыр в мышеловке? За все когда-нибудь приходится платить. Вся разница только чем: душой, совестью, счастьем близких, жизнью… Если ты отказываешься говорить, откуда они у тебя, значит, здесь уже не все чисто…
- Я тебя последний раз спрашиваю, возьмешь деньги? – уже без энтузиазма спросила Надежда, а про себя подумала: «Идеалист чертов!»
- Нет, не возьму, не обижайся. И, я тебя прошу, пожалуйста, Свете об этом – ни слова, хорошо?
- Ну, выходи опять, прятать их буду, - вздохнула Надежда.
«Зря старалась. Может так оно и лучше, зато хоть Вере спокойно в глаза смотреть буду».- думала она, надежно упаковывая деньги обратно в косметичку.
С Питера Надежда, огорченная отказом сына, но с успокоенной совестью позвонила подруге:
- Я тебя совсем потеряла. Ты где сейчас? – обрадовалась ее звонку Вера Ивановна.
- В Питере. Решила к ребятам съездить на два дня.
- Что-нибудь случилось? – обеспокоилась Вера Ивановна.
- Нет-нет, у них все в порядке. По внукам очень соскучилась. Вот до операции и решила выбраться, а то потом будет некогда.
- Ну, и правильно сделала, – одобрила Вера Ивановна. – Только ты не пропадай, звони. Я волнуюсь за Сашка.
- У него все нормально. Завтра возвращаюсь в Москву, а послезавтра – операция. Как у тебя дела? Машка не объявилась? – поинтересовалась Надежда.
- Нет, пропала совсем. У меня? Ничего интересного: работа, дом, Мурзик. В город нос стыдно высовывать, так и кажется, что на каждом углу меня обсуждают. Представляешь, вчера Ольга Баранова в магазине подошла, спрашивает: «Говорят, что ваш Котофеич машину подогнал, всю мебель, холодильник, телевизор, видик – все подчистую вывез?»
- Да выбрось ты все это из головы. Поговорят – и забудут. Не знаешь наш Запеченск что ли?
ГЛАВА 11
Операция прошла успешно, и Сашок быстро шел на поправку. Надежда, устроившаяся с ним в одной палате, ухаживала за ним, кормила, бегала на близлежащий рынок за свежими фруктами. В один из таких походов на рынок, в привычной толчее и шуме ее неожиданно кто-то слегка постучал по плечу: «Гражданочка, это не Вы потеряли?». Надежда оглянулась, увидела протянутый ей кошелек. «Нет, это не мой». Она подняла взгляд на мужчину, протягивавшего ей кошелек… Перед ней стоял Василий Варфоломеевич собственной персоной! Узнав Надежду, он хотел было юркнуть в толпу, но она, не растерявшись, молниеносно, мертвой хваткой схватила его за руку:
- А-а-а! Попался, беглец! Ну-ка, пойдем, поговорим!
Высокая, крепкая Надежда была почти одного роста с беглецом, поэтому выбраться из ее цепких объятий Василию было не так-то просто. Он упорно дергал руку и орал на весь рынок, в надежде, что ей не захочется быть объектом всеобщего внимания, и она отпустит его:
- Женщина! Отпустите руку! Что Вы хотите от меня? Я Вас не знаю! Что вы пристаете к незнакомому мужчине? Это неприлично!
Люди уже начали оглядываться на них, посмеиваясь необычной ситуации:
- Что, заарканила мужика?
- Вот так их всех держать надо!
- Ты бы на него еще узду одела!
- Небось, от алиментов хотел убежать? – сыпались со всех сторон советы и шуточки.
- Проходите, проходите, граждане, - успокаивала любопытствующую публику Надежда, - это мой муж. Я его третий год разыскиваю.
- Помогите, граждане! Это какая-то сумасшедшая, я ее первый раз вижу!
- Не обращайте внимания, граждане, у него полная амнезия. Ушел из дома, ничего не помнит: ни себя, ни меня, - тащила Надежда упиравшегося Василия. – Ничего, Васенька, мы тебя вылечим, дай только срок, - угрожающе обещала Надежда.
- Люди добрые, помогите! – взывал Василий, но, увидев мелькнувшую в толпе милицейскую фуражку, моментально сдался. – Ну хорошо, хорошо, пойдем поговорим. – И уже сам потащил Надежду из собравшейся вокруг них толпы.
- Вот так-то лучше, милок!
- Да отпусти ты меня, не убегу я, не бойся!
- Ну уж нет, так я тебе и поверила! - усмехнулась Надежда, беря его под руку, и крепко прижимая к себе. – Ничего, потерпишь…
- Ну, теперь никуда не денется, голубок, - смеялись им вслед из толпы.
Они выбрались с рынка, и теперь неспеша прогуливались, не привлекая к себе внимания: обычная, мирно беседующая семейная пара.
- Ну, рассказывай, все как на духу.
- А чего рассказывать-то, а, Надь? – поинтересовался Василий.
- Ну, ты нахал! Ограбил одинокую женщину и даже нечего сказать в свое оправдание?
- Есть. Работа у меня такая, понимаешь?
- Грабить?! – возмутилась Надежда.
- Ну да, грабить, – подтвердил Василий.
- Неужели тебе Веру нисколько не жалко? Она из-за тебя, афериста, вся извелась. И сыну твоему звонила, и в милицию на розыск подавала - переживала, что с тобой беда приключилась, а ты…
- Ну и как, помогли ей в ментовке? – поинтересовался Василий.
- Да уж, конечно, помогут они, как же! Делать им больше нечего, как нам помогать. Всех и дел только, что объяснили доходчиво, что ты проходимец. А я это и без ментовки подозревала. С самого начала.
- Это как же они вычислили, что я проходимец, а не честный гражданин? – даже обиделся Василий.
- По твоему фальшивому паспорту, вот как! А бедной Верочке – одни переживания и стыд! На весь Запеченск опозорил! – кипела от негодования Надежда.
- Да, жалко, конечно, Веру. Хорошая она женщина, но, что поделаешь – издержки производства. Понимаешь, я, как крокодил, ем свою жертву и плачу, ем – и плачу, - притворно всхлипнул Василий.
- Издеваешься? Признавайся, золото забрал?
- Казань – брал, золото - …тоже брал!
- Ну что ты все паясничаешь? – возмутилась Надежда. – Распетушился, понимаешь…
- Ты с петухом, того - поосторожнее, - пригрозил Василий. – За такие шутки, ответить можно…
- Ой, напугал… Аж страшно стало. Кошку тоже ты забрал?
- Кошку? Это какую же: серенькую или рыженькую?
- Серенькую, Машку.
- Ох, грешен, тоже брал, - опять начал паясничать Василий.
- Кошка-то зачем тебе понадобилась?
- А ты, правда, не знаешь, зачем? Понравилась она мне очень. Как память о совместном проживании, о любви и дружбе… – он притворно шмыгнул носом, словно прослезился. – А ты кошечку-то, небось, тоже для себя присмотрела?
- Ну, не для тебя же, шут ты гороховый! – не выдержала Надежда. – Так бы и убила тебя!
- А вот это уже – статья, Наденька…В общем так, гражданочка. Я на все Ваши вопросы ответил? Ответил. Что мы дальше делать будем? Пройдемся до милиции? И что мы там скажем? Что я золота почти 700 граммов у вашей подруженьки украл? А объяснять будем, откуда оно у нее взялось? Нет, не будем. Или, еще лучше, - Василий даже хихикнул, - что я кошечку любимую похитил? А почему же сама подружка не заявляет? Ах, не желает! Так у кого похитили золото с кошкой? У вас? Нет. Так что свободны, гражданочка. У меня, извините, сейчас - самый разгар рабочего дня, а вы меня от важных дел, можно сказать, отрываете, по вашей милости, план срывается. Из-за вас мне еще прогул поставят…
- Хоть кошку отдай, ирод!
- А вам какую: персидскую, египетскую? Какую желаете?
- Машку мы желаем, беспородную, серенькую.
- В чем проблема? Сейчас целый мешок наловим, прямо здесь на рынке.
- Хватит паясничать! Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Куда ты ее дел, изверг? – на всякий случай спросила Надежда, прекрасно понимая, что этого он не скажет никогда.
- На кудыкину гору, собирать помидору, - дразня Надежду, пропел Василий.
- Эх, взрослый человек, а кривляешься, как клоун.
- Что поделаешь, - с наигранной горечью вздохнул Василий, - профессия у меня такая.
- Лучше не выбрал? – поинтересовалась Надежда. – Ладно, иди уже, прогульщик, - поняв, что этот разговор ни к чему не приведет, она отпустила руку Василия.
- Ой, спасибо вам большое, рука отекла, еще немного – совсем бы отвалилась. Да, забыл спросить, а как Верочка поживает? Скучает? Передавай привет от меня.
- Да пошел ты…- Надежда махнула рукой и пошла прочь.
Василий-Степан пошел в сторону подземного спуска в метро, постоял у парапета, покурил, украдкой оглядываясь по сторонам, и, не заметив ничего подозрительного, спустился в метро. Спустя несколько минут, туда же вошла и Надежда. Она решила выследить Василия, так, на всякий случай, и, если повезет, может быть, узнать что-то про Машку. Еще издали она увидела на перроне озирающегося по сторонам Василия, вовремя спряталась за колонной, и в самый последний момент успела вскочить в конечный вагон электропоезда. Надежда едва не потеряла его, когда через пять станций, на Молодежной, он вышел, и она увидела его в толпе, спешащей к эскалатору, уже из проезжающего электропоезда. Ей пришлось проехать до следующей станции и вернуться назад на Молодежную. «Ушел!» – безнадежно подумала она. Но, вопреки всем принципам подлости, он еще стоял в очереди на маршрутку. Надежда не стала рисковать, быстро шмыгнула за угол и нашла пустующее такси.
- Куда едем? – приветливо спросил водитель.
- Пока не знаю, - рассеянно ответила Надежда.
- Ну, вы пока подумайте на улице, а мне работать нужно.
- Сейчас поедем, не волнуйтесь. Мне вон за тем мужчиной надо. Как только он сядет в маршрутку – вы, пожалуйста, сразу за ней. На счет оплаты не беспокойтесь, я оплачу, сколько скажете, но только в пределах разумного, конечно.
- Мужа что ли выслеживаете? – поинтересовался водитель.
- Да, загулял, старый козел. – Обрадовалась неожиданной подсказке Надежда.
- Бывает, - без особого сочувствия согласился таксист. Мужская солидарность не позволила ему осуждать собрата по полу.
- Только, пожалуйста, поаккуратнее. Он у меня в милиции работает, нюх – как у собаки, не дай Бог, заметит.
- Не переживайте, все сделаем в лучшем виде, комар носа не подточит.
Не доезжая Николиной горы Василий вышел из маршрутки и свернул на дорогу, ведущую к стайке особняков. Спустя пять минут к этому же месту подъехало такси, немного постояло на обочине и свернуло на дорогу. Надежда предусмотрительно пересела на заднее сиденье, чтобы в случае опасности было куда спрятаться - залечь. Водитель заметил, в какой дом зашел Василий, проехал чуть подальше, к следующему особняку, чтобы не вызвать никаких подозрений, заглушил мотор и спросил пассажирку:
- Ну, какие дальнейшие действия? Бомбить пойдете?
- Не суетись. Подождем с полчаса.
Надежда сразу отмела версию, что этот вычурно-аляповатый терем может принадлежать такому прохиндею, но нелишне было убедиться в этом: действительно он живет в этом доме, или же просто приехал по каким-то своим делам. Для начала нужно узнать, где этот прохиндей живет на самом деле.
- А чего ждать-то? – удивился водитель. – Прямо тепленькими их и взять, – он двусмысленно хихикнул в предвкушении семейной баталии. – На месте преступления, так сказать.
- Нет-нет. Это я всегда успею. Мне сейчас самое главное – не спугнуть его. Есть подозрение, что он еще куда-то ныряет.
- Дело хозяйское, а я бы прямо сейчас, с поличным его брал, - недовольно буркнул таксист.
Минут через пятьдесят Василий вышел из ворот терема, и направился в сторону остановки. Такси, с пригнувшейся на заднем сиденье Надеждой рвануло за ним. Василий даже попытался остановить его, но такси, не снижая скорости, промчалось мимо. Василий только погрозил ему вслед кулаком. Водитель проехал мимо остановки, заехал в придорожный лесок и там стали ждать, когда Василий сядет на маршрутку или такси. Когда маршрутка, после посадки пассажира, проехала мимо, такси выехало из своего укрытия и продолжило слежку. Но, несмотря на все меры предосторожности, Василий все же сумел улизнуть от преследователей. Как ему это удалось, ни Надежда, ни таксист так и не поняли: по пути следования маршрутки Василий не выходил, и на конечной остановке его среди пассажиров не оказалось.
- Ты смотри-ка, ушел! – искренне удивился водитель.
Надежда была обеспокоена: то ли Василий заметил слежку за ним, то ли они с таксистом случайно прошляпили его. Если случайно – это полбеды, а если Василий заметил? У Надежды даже мелькнуло подозрение, не водитель ли в знак мужской солидарности, специально упустил его? Одно утешало: появилась хоть какая-то зацепка, связанная с Василием. «Скорее всего, у них там «малина». За неимением других адресов, по которым можно было найти Василия, для начала не мешало как-то попасть хотя бы в этот дом. И уже там постараться узнать что-нибудь о том, где живет Василий. Машку он, наверняка, держит при себе. Только как в этот дом попасть?» Мысли Надежды прервал водитель:
- Ну, едем мы еще куда-нибудь?
- Да-да, едем. Теперь, пожалуйста, в клинику Бурденко, – заторопилась Надежда, опасаясь, как бы Сашок не поднял тревогу по поводу ее столь долгого непредвиденного отсутствия.
- Работаете там? – дежурно поинтересовался водитель.
- Нет, муж у меня там лежит. Операцию на сердце делали.
Водитель так резко затормозил, что в него чуть не врезалась следующая за ним иномарка.
- Не понял! А за кем же тогда мы?.. У вас их, что, двое?
- Выходит, двое, - Надежда поняла, что дала промашку, но уже не в состоянии была что-то объяснять. Решила просто отмолчаться. Тем более что из иномарки уже угрожающе выползал молодой здоровый бугай.
- Поехали, поехали, - поторопила она оторопевшего таксиста, кивнув в сторону иномарки. Водитель, увидев решительное выражение лица собрата по рулю, моментально вышел из ступора, тут же сориентировался в ситуации и рванул с места на третьей скорости…
Всю дорогу к клинике Надежда обдумывала вопрос: как же попасть в этот терем? И даже не обращала внимания на таксиста, который всю дорогу что-то бубнил себе под нос, поглядывая на нее в зеркало, и озадаченно покачивал головой…
В палате явственно пахло валерьянкой.
- Ты куда пропала? Я чуть с ума не сошел! – обеспокоено встретил ее Сашок.
- Представляешь, встретила на рынке Людку Попову из Запеченска, – на ходу сочиняла Надежда.
- Да ты что? – удивился Сашок. – Надо же, Москва – город маленький! И что, столько времени с ней проболтала?
- Нет, ты послушай, она сейчас в отпуске, подрабатывает в Москве.
Это была почти правда: многие жители Запеченска ездили во время своих отпусков на подработку – устраивались сторожами, уборщицами, дворниками, садовниками - кому как повезет, в дома к новым хозяевам жизни. Платили за эту работу хорошо, в долларах, и этих летних приработков с лихвой хватало на год жизни в Запеченске – до следующего отпуска.
- Представляешь, она мне работу нашла. В соседнем доме кухарка требуется, ну, вот я сразу и поехала договариваться. Завтра уже выхожу на работу.
Сашок заметно загрустил, ему явно не понравился этот вариант.
- Ну, чего накуксился? Это временно, всего на две недели, пока они не найдут себе кухарку. И только до обеда. Ну, ты же сам понимаешь, что у нас с деньгами туговато, да и за тобой уже такого ухода не требуется, сам уже потихоньку ходишь, – уговаривала Надежда мужа.
- Да боюсь я, обманут тебя. Скольких уже так обманывали? Работают, работают люди, а денег не видят.
- Не переживай, Людка уже не первый год ездит, говорит, что не обманут. В крайнем случае, посмотрю, если за первую неделю не заплатят, как договорились, то больше и не выйду. - Притупляла бдительность мужа Надежда.
- Ну, ладно, - нехотя согласился тот. – А кто хозяева? – поинтересовался запоздало.
- Певец какой-то молодой, Глызин, что ли, – сказала Надежда первое, что пришло ей в голову. - Ты не знаешь такого?
- Вроде, что-то слышал.
На следующее утро Надежда отправилась на работу. Придуманная сходу для Сашка версия ее долгого отсутствия, как нельзя, кстати, сама подсказала ей возможность проникновения во вражий стан. Она сразу же направилась к уже знакомому дому. У наглухо закрытых ворот, она нашла звонок с видеокамерой. После недолгого ожидания открылась калитка.
- Чего надо? – неприветливо спросил угрюмый молодой здоровяк, по всему видать, охранник.
- Я насчет работы интересуюсь: не надо ли уборщицу, дворника, может, по кухне какая работа есть?
- Кто послал?
- Никто, я сама по себе.
- Почему именно к нам?
- Да, я по всем домам хожу, но пока вот никому не понадобилась.
- Сейчас спрошу.
Калитка захлопнулась. Надежда минут двадцать простояла в томительном ожидании, и уже подумывала, не уйти ли ей несолоно хлебавши, как калитка открылась и тот же молодец пригласил:
- Проходи.
- Есть работа? – полюбопытствовала Надежда.
- Хозяин сам все скажет.
Охранник молча провел ее в дом, в кабинет хозяина. Надежда, видевшая все эти особняки, крышами выглядывавшие из-за высоченных глухих заборов, лишь издали, теперь, попав вовнутрь, словно нырнула из реальной жизни в сказку. Она была поражена роскошью и изобилием. «Это сколько же деньжищ на все это ушло?!», - деловито прикидывала она, откровенно глазея по сторонам. Ее провели на второй этаж по беломраморной лестнице, в кабинет. Хозяин – толстенький, закутанный в шелковый, переливающийся всеми цветами радуги халат, возвышался за огромным, напоминающим футбольное поле, письменным столом.
- Слюшаю, - он жестом предложил Надежде сесть.
- Я насчет работы. Не требуется ли вам кто?
- Повар нужно. Наш заболэл сапсэм, в болныце лэжит. Варыт можишь?
- Вообще-то, я поваром работаю, - обрадовалась Надежда такой удаче.
- Хорошё, - одобрительно кивнул хозяин, - можишь седни и начинат. Сто в дэн хватыт? Оплат за нэдель.
- Рублей?
- Какие рублы, слюший, ты с нэба свалилас? Кито счас за рублы работат будэт? Доллар, конишно.
- Ой, вот только еще одно: я на целый день не смогу. До обеда Вас устроит?
- А успеват будэш?
- Успею, все сделаю. Не смотрите что мне уже не двадцать, я знаете, какая шустрая, - уговаривала Надежда.
- Тогда пятсот в нэдэл.
- Хорошо-хорошо, я согласна, - торопливо согласилась Надежда, боясь, как бы хозяин вдруг не передумал.
- Паспорт давай, посмотру.
Надежда, порывшись в сумочке, протянула хозяину паспорт. Тот, не торопясь, стал его просматривать.
- Запэчэнск? – он подозрительно посмотрел на Надежду. – А в Москвэ чито дэлаишь?
- Муж у меня в больнице лежит, деньги нужны на операцию. Поэтому и работу ищу, – заискивающе объясняла Надежда.
Хозяин в задумчивости постучал пальцами по столу. Видно было, что его что-то насторожило.
- А ти нэ знаэшь в Запэчэнск Вэра Ивановна? Сторожым работайт?
У Надежды похолодело все внутри. Но она смогла взять себя в руки.
- А как фамилия?
- Тату… Татышкын, вроде.
- Нет. Не знаю. Да мало ли на свете Вер. Может, в лицо и знаю…
Резо еще посидел в задумчивости, но отсутствие повара и надоевшая стряпня охранников, видимо, сделали свое дело.
- Хорошё, иды работай, а то жрат очн хотца…
Так Надежда, несмотря на ее опасения, с подозрительной легкостью попала в дом к Резо-бакинцу. Вере Ивановне, чтобы не тревожить раньше времени, она решила пока ничего не говорить. «Так, - не без гордости за свою находчивость подытожила она, - самое главное дело сделано. Осталась самая малость: узнать, где живет Василий и найти Машку». Она интуитивно чувствовала, если Василий вхож в этот дом, то непременно должна всплыть хоть какая-нибудь информация о нем и, естественно, о Машке… «Все мы люди, - рассуждала она, - и богатые, и бедные, все любим почесать языками. С кем-нибудь, да поделился. А если поделился, то это уже не секрет».
- А кем хозяин ваш работает? – попробовала Надежда для начала хоть что-то выведать у приставленного к ней для проведения инструктажа, все того же молодого немногословного охранника.
- Любопытной Варваре – на базаре нос оторвали,- не без угрозы ответил он.
- Поняла, - миролюбиво согласилась Надежда. – Просто личность знакомая. Наверное, по телевизору видела… А за продуктами мне самой надо будет ходить, или привезут?
Надежда профессионально оглядывала содержимое двух огромных холодильников и оборудование кухни, ничем не уступавшей по размерам столовой училища. Только это оборудование, конечно, не шло ни в какое сравнение с училищным – допотопным и еле живым. Здесь все было устроено по последнему слову техники: Бошевская промышленная плита, духовка с подсветкой, сногсшибательная мясорубка, автономная электросковорода… Не кухня – мечта любой хозяйки!
- Привезут. Вот эту рыбу не трогай – это только для кошки.
Надежда мысленно ахнула: «Вот это удача!», а вслух, словно между прочим, поинтересовалась:
- Мне, что, еще и кошку кормить надо будет?
- Хозяин сам ее покормит, никому не доверяет.
- Дорогая, наверное, породистая?
- Обыкновенная кошка, - недоуменно пожал плечами охранник, - сам не пойму, чего он с ней так возится? Она ему всю гостиную обгадила, мебель всю ободрала, а он с ней нянчится, как с ребенком, да еще и не пускает к ней никого. Так что, кошка – это не твоя забота. Самое главное – хозяина накормить, поняла? Ну, и обслуживающий персонал. Еще, может, гости когда какие будут.
- Накормим так, что пальчики оближет, - радостно пообещала Надежда. «Это, наверное, Машка! Не зря же он ее прячет ото всех. Вот змей, - подумала она про Василия, - продал, наверное».
Чтобы не вызывать подозрений, Надежда решила не рисковать в первый же день, а уж с завтрашнего дня потихоньку оглядеться, чтобы четко определить все пути возможного похищения и отступления. В этот день она не высовывала носа из кухни. Приготовив на целую роту обед и ужин, сдав кухню и все объяснив неразговорчивому охраннику, который постоянно крутился рядом, она благополучно отбыла в больницу.
На следующее утро ее встретил другой охранник.
- На кухню что ли? – спросил он, видимо, предупрежденный своим предшественником.
- А где же тот, вчерашний? – поинтересовалась Надежда.
- Илюха? Отдыхает. Мы же не из железа - работаем через день. А как повар заболел, еще и кухню на нас повесили. Хорошо, хоть вас взяли – нам облегчение. Андрей, - представился он. «Похоже, этот поразговорчивее будет» - подумала Надежда.
- Надежда Васильевна, - не без кокетства представилась она.
- Очень приятно. Я сейчас за продуктами поеду, Надежда Васильевна, вы бы мне списочек составили, что надо брать.
- Сейчас сделаю, - обрадовано ответила Надежда. «Значит, не будет на хвосте висеть, может быть, что и разведаю».
Надежда проследила, как Андрей уехал за продуктами - окна кухни выходили как раз на ворота. К тому времени она уже взбила тесто для блинчиков и держала наготове сковородку, чтобы в любой момент начать их печь для проснувшегося хозяина. А пока такой команды не поступило, и Андрей не маячил тенью за ее спиной, Надежда решила провести разведку. Она осторожно вышла из кухни и отправилась обследовать дом. Она шла по неосвещенному коридору, по обе стороны которого располагалось по две комнаты. Двери в них были не заперты, и она беспрепятственно заглядывала в них, не переставая изумляться невиданной отделкой и обстановкой, не забывая при этом шепотом звать «Маш, Маш, Маш!». Но следов кошки нигде не было видно. Пройдя все четыре комнаты, расположенные по коридору, Надежда вышла в холл, откуда, разветвляясь надвое от самого входа, поднимались лестницы на второй этаж. «Спальня, наверное, на втором этаже, там же, где и кабинет, - догадалась Надежда. – Туда не пойду». Она увидела между балюстрадами разветвляющихся и округло поднимающихся вверх лестниц еще одну дверь, которую вчера почему-то не заметила. Дверь в эту комнату оказалась запертой. Надежда прильнула к замочной скважине. Разглядеть ей ничего не удалось, зато из замочной скважины на нее пахнуло едко-кислым кошачьим запахом, совсем, как в родном подъезде. «Здесь она!» - обрадовалась Надежда. Она еле слышно позвала: «Маш! Маш!», и через некоторое время она услышала из-за двери призывное, жалобное мяуканье. «Машенька, девочка моя, ты меня узнала? Я здесь! Я что-нибудь придумаю», - шептала Надежда под дверью, а Машка, словно жалуясь на свою долю, вторила ей на своем кошачьем языке. Сколько они так переговаривались бы, неизвестно, но тут сверху слегка скрипнула дверь, и послышались на удивление мягкие, просто кошачьи шаги. Видимо, жалобное мяуканье, если и не разбудило, то привлекло внимание хозяина… Надежда мышкой шмыгнула в спасительный темный коридор и, никем не замеченная, вернулась в кухню, где, с готовым выпрыгнуть от страха сердцем, дрожащими руками принялась печь блины, словно только этим и занималась все утро. Через несколько минут на кухню заглянул заспанный хозяин. Он потянул носом:
- Блынчик! Вах, хорошё! – одобрил он, хватая горяченький, с пылу-жару. – Дай минэ рыб. Кошка тожа кушат нада, просыт уже.
- Эту? – спросила Надежда, проинструктированная вчера Ильей.
- Угу, - кивнул головой хозяин, жуя блинчик.
Надежда положила рыбу на тарелочку и хозяин ушел, прихватив еще один блинчик. «Уф, пронесло!» - вздохнула Надежда. Через час приехал Андрей, разгрузил продукты и ушел, прихватив с собой тарелку с блинчиками и бокалом кофе.
- У себя поем…- благодушно пояснил он.
Но буквально через пятнадцать минут он вернулся и уже не в таком благодушном настроении.
- Слушай, Надежда Васильевна, а ты чего это по дому шастаешь?! Тебя Илья не предупреждал разве, что твое место – на кухне, а в доме тебе делать нечего? – раздраженно спросил Андрей. – Чего искала-то?
- Ты с чего этого? – удивилась Надежда.
- С того это – передразнил он ее. – У нас тут везде камеры слежения стоят, вот и посмотрел, что без меня в доме творилось, а там – ты по всем комнатам рыскаешь. А ну, быстро колись, чего искала?!
- Ой, Андрюш, да ты не подумай чего плохого, - лихорадочно соображала Надежда. – У меня тут, знаешь… мышка в кухне завелась, за столом, – пришла ей в голову спасительная отговорка.
- Ну?! – грозно спросил Андрей.
- Ну и вот… Илья вчера сказал, что в доме кошка есть, я и искала ее, чтобы в кухню притащить. Может быть, она поймает мышку-то, а?
- Мышки, кошки, - все еще недовольный, но заметно остывая, пробурчал Андрей. – А Илья тебе не объяснил, случайно, что эта кошка не для мышек в доме заведена?
- А для чего еще кошка может быть нужна? – разыгрывая святую наивность, спросила Надежда.
- Черт его знает, для чего она Резо понадобилась. – Пожал он плечами. – Сами не поймем ничего. Из комнаты ее не выпускает, скрывает ото всех… Ладно, я думаю, на первый раз обойдемся предупреждением и серьезным внушением, но, смотри у меня! Чтобы больше в дом – ни-ни, понятно?.. Блинчики-то остались еще?
На следующий день дежурил угрюмый Илья, и потому Надежда просидела смирненько на кухне, не предпринимая никаких попыток к спасению Машки. Во-первых, опасно связываться с таким букой. А, во-вторых, и это - самое главное: у нее пока не было никакого плана спасения Машки из плена, и в голову, как на грех, ничего не приходило. «Что же мне делать? Дверь - не выломаешь, во двор – не выйдешь, к окну – не подойдешь, а если даже как-то и вытащу ее из комнаты – как протащить мимо охранника? «Думай, думай!» - подгоняла сама себя Надежда, но все было напрасно. Она торопилась еще и потому, что прекрасно понимала, что работает здесь до первой встречи с Василием. Пока все обходилось, но кто знает, что будет завтра? День шел за днем, но Надежда так ничего и не могла придумать. Конечно, узнав о камерах наблюдения, она стала действовать осторожнее. В одно прекрасное утро хозяин, как обычно, спустился в кухню, чтобы определиться с меню на обед и ужин. Когда он уже вышел, Надежда схватила рыбку для кошки, которую она предусмотрительно прикрыла полотенцем, чтобы Резо мог забыть про нее, и выскочила в коридор:
- Хозяин, рыбку-то забыл!
- Ай, спасыбо, сапсэм забиль.
Надежде только того и надо было: она внимательно оглядела коридор, чтобы приметить, где находятся камеры слежения и куда они направлены. По их направленности она четко определила, что они охватывают пространство где-то в половину роста и, если на четвереньках проползти по коридору, то можно остаться незамеченной. Теперь она каждое утро, пока Андрюша или Илюша ездили за продуктами, а хозяин еще сладко спал, наведывалась к Машке, чтобы хоть морально поддержать ее в заточении. И это было единственное, что она пока могла сделать для нее.
На пятый день своего пребывания в доме Резо, Надежда привычно сползала к закрытой комнате, но Машка этим утром почему-то не откликнулась на ее призывы. Надежда сначала не очень обеспокоилась этим: мало ли, может быть спит, а может быть, стала уже привыкать к новому дому. Человек – и тот ко всему привыкает, а это – все-таки животное! Тем более, по всему видно, что никто ее здесь не обижает, не говоря уже о кормежке – это не Верочкины колбаса, сметана, да дешевая килька, тут ей – и балычок, и икорка перепадает, и молоко только парное у частников берут, специально для Машки. Кто не захочет в таком плену пожить?.. Но, когда Илюша не привез обычный Машкин продуктовый набор, Надежда очень удивилась и, несмотря на неразговорчивость Ильи, все же спросила:
- Парень, а про кошку ты не забыл, случайно? Что-то ничего ей сегодня не привез? Чем кормить будем?
- Нет больше кошки, - угрюмо пояснил Илья.
- Как нет? – удивилась Надежда. – Куда ж она подевалась?
- Выкинули, – так же угрюмо пояснил Илья.
- Почему выкинули? Куда? – пыталась хоть что-то вытянуть из него Надежда.
- Нам не докладывали, – отрезал охранник, давая понять, что разговор окончен.
В этот день Надежда решила больше не работать – не зачем. Совершенно не заботясь о том, что сегодня будет кушать Резо и его команда, она торопливо переоделась, накинув сверху рабочий белый халат, вытряхнула все нужное из своей сумочки, распихала по карманам халата и в нижнее белье. И, оставив для конспирации выпотрошенную сумочку на кухне, направилась к воротам.
- Куда собралась? – неприветливо остановил ее Илья.
- Да вот, забыла тебе сказать, чтобы уксус купил, давай я сама быстренько сбегаю до магазинчика.
- Не положено, - сказал, как отрезал, несговорчивый Илья.
- Да что там «не положено»? Минутное дело, а мне срочно уксус надо. Не машину же заводить из-за такой ерунды? Тут идти-то всего пять минут,– уговаривала его Надежда.
- Не положено.
- Ну, хорошо, тогда давай я за тебя на воротах постою, а ты сбегай, – предложила Надежда.
- Ладно, иди,- неожиданно смилостивился Илья. Видно перспектива топать пешком до магазина его не прельщала. Не машину же в самом деле заводить из-за десяти минут. – Только по-быстрому, пока хозяин не встал.
Надежда дошла до магазина, сняла белый халат и, скомкав его, выбросила в кусты. Всю дорогу до остановки она шла и звала Машку, потом еще побродила по редкому леску около дороги в безуспешных поисках кошки, и только часа через два, совершенно расстроенная и убитая своей неудачей, отправилась в Москву. На следующий день она не поехала к Резо, и больше в этот особняк не возвращалась – больше ей нечего было делать там…
Откуда ей было знать, что как раз накануне, поздно вечером к Резо приехал экстренно вызванный им Василий-Степан.
- Слющий, Стыпан! Золот у кошка сапсэм кончал!
- Как кончилось? – удивился Степан.
- Сапсэм нэт! Сначал мал-мал начал какить, а потом сапсэп кончал золот. Трэтий дэн нэт. Чито слючилос?
- Не знаю, Может, поела чего-нибудь не того? – предположил Степан.
- Чиво поэла?! - возмутился Резо. – Висё свэжий, мясо-шмясо, балык-шмалык – прамо с базар. Поэла! Ти так нэ эшь, как кошка у минэ кушил!
- Это уж точно! – ехидно заметил Степан.
- Слюший, я думай, а можыт твоя баба слово какой-то знаэт, а?
- Да ты что, Резо?! – удивился Степан. – В бабкины сказки, что ли веришь?
- А кошка золот какит – это тибэ нэ сказк?
- Ну, тогда не знаю, - в растерянности проговорил Степан.
Василий, разведав про способности кошки «нести» золото, не узнал самого главного: непрерывность технологического процесса производства драгметалла напрямую была связана с подпиткой кошки, как афенажного мини-завода, алюминием и медью.
- Можыт, ты опьять к нэй поэдэшь в Запэчэнск? Узнаэш все, полючши, а? – заискивающе предложил Резо.
- Да ты что, в своем уме?! – взвился Степан. – Как я ей на глаза покажусь? Да и паспорт я у нее сдуру оставил. Фраернуться захотел напоследок.
- Паспорт? Так это жи хорошё! За паспорт и поэдэшь – притчин хорёший будэт.
- Так она с моим паспортом уже успела в ментовку смотаться.
- Откуда ти знай?
- Подругу ее на Черкизовском недавно встретил. Рассказала, что в розыск они на меня подавали с этим паспортом. Так что мне туда теперь и носа не сунешь, сразу загребут.
- Да, - пригорюнился Резо, - жалько. А такой хорёший кошка бил! Я уже так думайт: дэнэг много набэру - завод куплу, дэнги отмою – в дэпутат пойду, нэприкосновэн буду… И чито тэпер минэ с нэй делить? Можит, ишо кого послат в Запэчэнск?
- Бесполезно, - возразил Степан. – Верочка на молоке обожглась, теперь и на воду дуть будет. К ней сейчас и на козе не подъедешь…
- Слюший, Стыпан, а у минэ сичас новий повар работаэт из Запэчэнск. Ти нэ знаэшь такой – Надэжда Василивна Лэбэдэва? – спросил Резо.
- Ни фига себе!!! Как она на тебя вышла?! – обомлел Степан. - Это же подружка моей бабы! Они с самого детства корешатся. Ведь это она меня на Черкизовском поймала – и уже у тебя работает?! Ох, неспроста все это!!! Не иначе кошку ищет.
- Она сам ко мнэ пришел – работ искал. Можит, она чиво-то знаэт про кошка?
- Даже если и знает, ничего не скажет.
- Вытрасэм. – предложил Резо, угрожающе потрясая кулаками.
- Не скажет, - убежденно возразил Степан.
- Ну, тогда… - Резо провел ребром ладони по горлу.
- Из-за кошки на мокрое дело идти? – удивился Степан. – Ты в своем уме? Вот ты скажи мне лучше, как она твой дом вычислила? Сама выследила или, может, менты подмогли? Сама вряд ли, у баб мозги куриные, я бы сразу заметил ее. Скорее всего – ментовские это дела, меня выслеживают. Нет, хозяин, я в такие игры не играю. Сам разбирайся, как хочешь и с ней, и с кошкой этой. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти… Недаром, когда я от тебя последний раз уходил, мимо меня пустое такси пронеслось. Хотел остановить, да куда там!.. Мне тогда это подозрительным показалось. Надежда – это не Верочка. Такая баба на все пойдет, – запаниковал Степан.
- Утром разбэрус. И с кошка, и с Надэжда. – пообещал Резо.
- Смотри, как бы эта кошка нам боком не вышла, нутром чую ментов, - предостерег Степан. – Заяву Надежда на меня написала, не иначе. И кошку, наверное, туда же прибавила. Но с другой стороны – не будут же менты из-за кошки шухер поднимать. А ничего другого я у Верочки не брал.
Они посидели в молчании, оба явно напуганные.
- Вот ты мне скажи, что этой бабе у тебя понадобилось? Дураку понятно – кошка! И ведь как хитро в дом пролезла! Нет, чую я, тут без ментов не обошлось. Как пить дать! Чего только они ждут, не понятно, почему не берут с поличным?
- С какой полычный?
- С кошкой твоей золотой!
- Про кошка ныкто нэ знаэт. Я ые никому нэ показываит…
Резо виновато замолчал. Степан посидел еще в мучительном раздумье, и, хлопнув себя по лбу, выдал:
– Понял!!! Все понял! Ты знаешь, Резо, наверное, в кошке определенное количество золота было заложено. Ну, скажем, проглотила она его, и потому гадила им, а теперь – все золото вышло из нее, потому и кончилось. А Надежда эта не зря за кошкой охотится - чтобы золото вернуть! Наверное, и заяву в ментовку на меня написала, что я у них кошку с золотом в пузе украл.
- Можит быт, можит быт, – согласился заметно перетрусивший Резо. - И чито минэ с нэй дэлат тепер?! Вэс комнат загадыл, диван вэс ободрал…
- Значит, так. Мой тебе совет: кошку - срочно выкидываешь, все равно золота больше от нее не будет, бабу – утром рассчитываешь, и все: все концы в воду - ты ничего не знаешь, ничего не видел, никакой кошки у тебя не было. А я лично делаю ноги. Береженого, как говорится...
Резо задумался.
- Вот ты и выброс ее, – приказал Резо.
- А почему я?! – возмутился Степан.
- У минэ рюка нэ поднымится, жалко кошка – привык к нэй сапсэм. Давай, я позову ые, а ты сразу хватай, поныл?
Резо поманил кошку куском балыка:
- Кыс-кыс, на тибэ кушат.
Кошка, к удивлению Степана, доверчиво подошла к Резо и взяла изрядный кусок балыка прямо у него из рук. Степан, сидевший рядом с Резо на диване, проворно схватил кошку.
- А мне, значит, не жалко? Как чуть что, сразу – Степан, – бурчал он, упаковывая выдирающуюся кошку все в ту же, до сих пор валявшуюся в зале, его дорожную сумку. Из-за позднего визита Степану пришлось опять заночевать в особняке. И опять всю ночь он отбивался от огромной, как поросенок и кровожадной, как тигр, кошки… Едва забрезжил рассвет, Степан, поняв, что поспать ему этой ночью так и не придется, поднялся. Ранним утром, когда Резо еще спал, Степан со своей дорожной сумкой вышел из дома. Любуясь чистотой зарождающегося дня, он безмятежно вышагивал по дорожке через лесок, сокращая себе путь до кольцевой трассы. Вдруг в душе у него шевельнулось что-то, издалека напоминающее совесть: «А может быть, отдать ее Надежде, и черт бы с ней, с этой кошкой? Верочка, наверное, убивается по этой ведьме». И он добродушно пихнул кулаком по сумке, словно проверяя жива ли она еще. В ответ кошка, изловчившись, умудрилась просунуть в маленькую дырочку от молнии свою когтистую лапу и с силой мазанула ею по тому, что ей подвернулось. А подвернулся ей под лапу как раз бок Степана. Он взвыл от боли, отбросил сумку и принялся разглядывать расцарапанный до крови бок.
- Вот же стерва! – обозлился он на кошку. – Буду я тут еще с тобой возиться!
Он поднял сумку, размотал ее над головой, и зашвырнул подальше в кусты… Сумка мягко приземлилась на сладко спящего под кустом бомжа Мишку, по прозвищу Хорек. Мишка был не только гражданином без определенного места жительства, как и без определенного рода занятий, но и без определенного возраста. Его просто невозможно было определить из-за вековой грязи, размывающей черты лица и бурной, клочками выстриженной на голове и лице растительности. Он забрел в этот лесок еще вчера вечером, чтобы встать пораньше и насобирать грибов на продажу…
В то самое время, как ничего не подозревающая Надежда выходила из маршрутки, озабоченная единственно спасением Машки, на противоположной стороне дороги в точно такую же маршрутку садился Степан…
ГЛАВА 12
Вскоре Сашок выписался из клиники, и получив наставления лечащего врача, они с Надеждой отправились в родной Запеченск. Сразу по приезду, Надежда, отправилась к Вере. И не только для того, чтобы обстоятельно рассказать обо всех произошедших событиях.
- Здравствуй, моя хорошая! – Они обнялись, расцеловались и даже пустили слезу, словно не виделись по крайней мере год, хотя после отъезда Лебедевых прошло чуть больше месяца.
- Вот, - Надежда достала из сумочки косметичку с деньгами. – Все в целости и сохранности, за исключением 80 тысяч. Немного лишнего, конечно, потратила. Можно было и поэкономнее…
- Господи, Надь, да о чем ты говоришь?! Сколько потратила, столько и потратила. Что ты отчитываешься передо мной, как в бухгалтерии? Ты мне лучше расскажи, как Сашок себя чувствует? Что же ты не позвонила, что вы приехали, я бы сама к вам прибежала. Как ты его одного оставила, не страшно? – засыпала вопросами Надежду подруга.
- Во-первых, у него все преотлично, через две недели может выходить на работу. Одного оставила, потому что нам с тобой надо посекретничать, а при нем не поговоришь. Вера, ведь я твою Машку почти нашла в Москве!
- Живая?! – обрадовалась Вера Ивановна. – Где же она?
- Сейчас все расскажу... – И Надежда с мельчайшими подробностями описала подруге все ее приключения после поездки в Питер. Про свою поездку в Питер, она старалась не вспоминать. Так, упомянула вскользь, что у сына все хорошо, собирается защищать докторскую, что мальчики здорово подросли, что Света молодец, настоящую отдельную квартиру соорудила из двух комнат в общежитии. Настоящую же причину этой поездки, она подруге так никогда и не открыла.
Вера Ивановна после рассказа о злоключениях Машки расстроилась окончательно.
- Бедная Машка! Сколько на ее долю выпало испытаний! То из цеха ее увезли - выбросили, где-то в лесу, теперь вот опять - неизвестно куда… - горевала она над судьбой своей любимицы.
- Так, подожди, ты чего нюни распустила? – возмутилась Надежда.
- Машеньку жалко, – всхлипнула Вера Ивановна.
- Жалко. Мне тоже ее жалко. Но теперь у нас хоть какая-то надежда появилась…
- Какая надежда, ты о чем?
- Здравствуйте, приехали! Правда что ли не понимаешь, или прикидываешься? – даже рассердилась Надежда. – Ну, во-первых, мы уже точно знаем, что она не в Австралии. Значит, круг поиска значительно сузился. Во-вторых, куда ее ваш Геннадий Васильевич отвозил из цеха?
- Точно не знаю. Куда-то на кольцевую дорогу.
- Так и сейчас ее, скорее всего, где-то на кольцевой выкинули! Ты понимаешь, что это значит?
- Что? – не понимая, к чему клонит Надежда, спросила Вера Ивановна.
- А то, что она уже один раз с кольцевой дороги вернулась в Запеченск, значит, второй раз прийти в родной город для нее будет, как нечего делать.
- Ты думаешь? – недоверчиво спросила Вера Ивановна.
- Тут и думать нечего. Вернется, вот увидишь, обязательно вернется. Ну, через месяц, в крайнем случае – через два. Будем ждать. Самое главное, что мы знаем, что она - на свободе. И нужно только время. Придет, никуда не денется, непременно придет. Говорят, кошки как-то по звездам ориентируются. За двести километров могут свой дом отыскать, – горячо убеждала Надежда подругу.
- Ой, Надя, твоими бы устами да мед пить…
- Не вешай нос, подруга. Мы с тобой еще не раз съездим в Москву ее золото сдавать, вот увидишь.
- Да не нужно мне ее золото, лишь бы только сама вернулась. Что мне толку от этого золота? Ты подумай сама, такие деньжищи – и не придумаешь, куда их деть. И, главное, ведь никому не объяснишь, откуда они вдруг взялись. А, если и скажешь, так ни один нормальный человек в это не поверит. Вот и попробуй ими воспользоваться? Вот, хоть меня взять – попробуй я, например, взять путевку в Австралию? Дочь сразу заинтересуется: откуда у меня столько денег появилось? Ведь не объяснишь же ей, правда? Решит, что свихнулась. И, получается: сижу на деньгах, а воспользоваться ими не могу.
- Да, тут ты права, - согласилась Надежда. – Какой-то заколдованный круг получается.
- А ты знаешь, пока вас не было, я кое-что придумала, что мы сделаем с этими деньгами. Вот послушай. Люба моя - с жильем, материально они обеспечены, а твой Лешка – уже сколько лет в общежитии мается… Надь, давай мы ему на эти деньги квартиру купим, а? Только не отказывайся сразу, подумай, ладно?
Надежда воззрилась на подругу. Ей было удивительно, до чего же они все-таки синхронно мыслят, но в то же время стало нестерпимо стыдно. Вот хотела без Веры решить свои проблемы, тайком умыкнуть ее деньги, дурочку из нее сделать, а она – сама своими руками… Да, все-таки, действительно, золото – коварный металл, изнутри съедает душу…
- Ну, что ты на меня уставилась? Что молчишь-то? – теребила Вера Ивановна подругу.
- Не возьмет он этих денег, – безнадежно махнула рукой Надежда.
- Возьмет, никуда не денется, - убежденно возразила Вера Ивановна.
- Да что я, сына своего не знаю? А потом, как мы ему объясним, откуда мы взяли такие деньги?
- А зачем ему объяснять? Ничего объяснять не придется. Я все продумала. Поедем с тобой в Питер, инкогнито, так сказать, купим квартиру, оформим ее пока на тебя, а ему скажем, что ты ее в лотерею «Золотой ключ» выиграла. Выигрывают же люди?
- Вера, ты меня умиляешь! Тебе сколько лет, что ты в эти сказки веришь? Когда и кто выигрывал в эти лотереи? Ты знаешь, хоть одного такого счастливца? Ты опять за свое - «надо верить»? – расхохоталась Надежда.
- Ну что ты смеешься? Ведь фамилии выигравших называют по телевизору и даже показывают этих счастливцев, - виновато оправдывалась Вера Ивановна.
- Ой, да они тебе, что хочешь, скажут и целую роту этих везунчиков покажут. Все это подстава, как ты не понимаешь? Еще дедушка-Ленин нас учил, что любая лотерея – это обман народа.
- Ну, и Бог с ними, с этими подставными везунчиками. А мы все равно Лешику скажем, что ты ее выиграла. Он же не сможет проверить этого, правда? А квартира – вот она, пусть живет и радуется!
- А что, - задумалась Надежда, - над этим надо подумать. А как же ты? Тебе, разве, ничего не надо? Вон, ты в Австралию хотела съездить?
- А что я? Говорю же тебе, у меня - дом, у Любы со Славой – вообще домина. Все обеспечены. И зачем мне вообще эти деньги? Ведь не поеду же я на самом деле в Австралию? Блажь все это… Что мне там одной делать: без тебя, без Сашка, без Любы? Если только посмотреть, отдохнуть… Нет, нельзя нам отбиваться друг от друга – пропадем по одиночке, и никакие деньги нам не помогут.
Пристыженная Надежда только кивнула головой в ответ… Предательский комок сдавил ей горло.
И стала Вера Ивановна ждать возвращения Машки. Но прошел месяц, другой, а Машка так и не вернулась. Совсем одиноко стало Вере Ивановне в своем старом домике. «Это проклятое золото погубило мою Машеньку. Была бы обыкновенной кошкой, никто бы на нее не позарился, так и жила бы себе припеваючи…», - горевала она. Мурзик, превратившийся в огромного рыжего кота-гулену, за лето совершенно отбился от дома. Приходил поесть, поспать и опять на улицу – крутить головы и хвосты всем окрестным кошкам. Да, это тебе не ласковая, ручная Машка…
Мишка-Хорек, прозванный так в кругах, к которым он был близок, за неизменный аромат, постоянно исходивший от него, проснулся от крепкого удара чуть ниже пояса.
- Опаньки! – вытаращил он глаза сначала на сумку, а потом на небо, откуда, вероятнее всего и был послан ему, непонятно за какие заслуги, этот дар. Он перевернулся, сел, в глубокой задумчивости почесал свой давно не мытый и нестриженный затылок, опасливо огляделся вокруг – не пацаны ли какие пошутили над ним, и вдруг за сумкой сейчас объявится хозяин. Но никто и не думал появляться. Переждав несколько минут на всякий случай, Хорек осторожно открыл сумку.
- Кисанька! – радостно удивился он, увидев Машку, – Ты что тут делаешь?
Он полез за пазуху такой же грязной, как и он сам, непонятного цвета рубахи, нашел там кусок колбасы, и, разломив его никогда не видевшими воды, с черными ободками под ногтями, руками надвое, угостил кошку, положив ей колбасу прямо в сумку.
- На, поешь. Тоже из дома выкинули? – поинтересовался он, жуя свой кусок колбасы. - И меня выкинули. Меня-то из-за пьянки, сам виноват. А тебя-то за что? Ты же, наверное, не пьешь?
Колбаса была с явным душком и кошка, обнюхав ее, есть не стала. С осторожностью вылезла из сумки, отбежала в сторонку и стала наблюдать за незнакомцем с безопасного расстояния.
- Ой-ей-ей! Посмотри на нее, цаца какая! Брезгуешь? Ну, и ходи голодная. Мне больше достанется. - Хорек достал из сумки нетронутую Машкой колбасу, доел ее, вытащил все вещи, которые там лежали, и начал разглядывать, развешивая на кустах.
- Ух ты, вот это подвезло! Целый гардеробчик! – он опять взглянул на небо и удивленно мотнул головой. – Спасибо тебе, Боженька, что не забываешь раба своего.
Неспеша, с явным удовольствием, переоделся в спортивный костюм Котофеича, а свое рванье аккуратно сложил под кустом.
- Ты смотри-ка, обратился он к кошке, - костюмчик - как по мне сшит! Когда только Боженька мерки успел снять? Наверное, когда я спал. Ну, как? Нравится? – обратился он к кошке. Кошка никак не отреагировала.
Закончив с туалетом, он отправился собирать грибы. Кошка неотступно следовала за ним на безопасном расстоянии, но близко не подходила. Когда солнце уже начало припекать, Мишка-Хорек, решив, что на сегодня хватит, побрел в сторону электрички. Кошка так же хвостом плелась за ним. На платформе Мишка в ожидании электрички сел перекурить, кошка подошла поближе и стояла в нерешительности.
- Ну, что? Некуда тебе идти?
Кошка подошла и села рядышком. Мишка-Хорек погладил ее, кошка вся съежилась от страха, но не убежала.
- Да не бойся ты, я кошек не ем. Поехали со мной, хоть мышей в подвале погоняешь, а то скоро по мне пешком ходить будут. – Он расстегнул сумку и похлопал по ней, приглашая кошку. Та запрыгнула в сумку. – Ты смотри-ка, - удивился Мишка. – Понимает!
Он погладил кошку, словно успокаивая, застегнул молнию на сумке и двинулся к приближающейся электричке.
Вечером, в подвале многоэтажки на окраине Москвы вовсю шла гульба – Мишка продал грибы и почти все вещи из сумки, оставив себе для чего-то лишь костюмную пару с рубашкой в сумке – уж очень они ему приглянулись, да спортивный костюм, в котором красовался. Темой сегодняшней пьянки была народная мудрость: «Не родись красивым – а родись счастливым». Все с большим удовольствием вспоминали случаи, когда фортуна подносила им подарки из мусорных ящиков, и кто, сколько и когда в своей жизни находил халявных денег. Потом, когда бормотуха и самогон закончились, все дружно начали приставать к Мишке, чтобы он продал и костюм. Мишка долго держался, потом смилостивился:
- Ну, ладно, уговорили. Давайте сумку загоним.
Послали гонца обменять сумку на самогон. Когда закончилась и эта подпитка, сплоченной алчущей толпой нависли над Мишкой, требуя продолжения банкета, но Мишка почему-то упорно держался за костюм, не желая менять его на самогон. Началась потасовка, которую остановил громкий стук по трубам. Зная, чем это может закончиться, дружки, злобно рыча и угрожая Мишке, расползлись по своим «квартирам». Мишка с окровавленной рожей завалился спать. В ногах у него опасливо притулилась кошка…
Утро, как всегда, началось с головной боли, мучительных воспоминаний вчерашних событий и вечной проблемы – чем опохмелиться. На глаза попалась кошка. Она сидела на ящике, изображающем стол и доедала остатки вчерашнего пиршества.
- Что, голод – не тетка? – Мишка посидел в раздумии. – Кисанька! Тебя, что ли продать? Может хоть стакан за тебя нальют?
Кошка со стола запрыгнула на Мишкино «ложе» - деревянный настил с кучей хламья на нем и начала ластиться к нему, словно уговаривала не менять ее на стакан самогона.
- Да кому ты нужна? – безнадежно махнул он рукой. - Такая же ободранная, как и я… Что же ты, Боженька, не мог хотя бы персидскую подкинуть?
Мишка принялся сливать остатки самогона и бормотухи из бутылок, чуть ли не выжимая их. Накапав грамм двадцать, опрокинул, посидел в нирване… Вытащил из кучи рванья на постели отбитый во вчерашнем бою костюмчик, начал его любовно оглаживать, прицениваясь, сколько бутылок за него можно взять. Потом горько вздохнул, так же бережно сложил его и пошел прятать в темный угол подвала, подальше от своих подельщиков и друзей, за трубы…Порывшись по своим нышпаркам и не найдя ничего, чем бы можно было перекусить, отправился на добычу хлеба насущного и вернулся домой часа через два с двумя полными пакетами какого-то хлама и пищевых отходов. Пакеты сбросил на полу.
- Киска, посмотри, там колбаска где-то была, поешь…- заботливо предложил Хорек.
Кошка, привлеченная запахом еды, тут же свалила один из пакетов и залезла в него, выискивая в этой куче мусора что-нибудь съедобное. Среди пустых бутылок и протухших алюминиевых банок из-под пива, она, наконец, отыскала маленький кусочек колбаски, не жуя, проглотила его и начала тереться о ноги хозяина в надежде поживиться еще чем-нибудь.
- Сейчас еще телевизор принесу, меди наковыряю, сдам, тогда и поедим нормально, - обнадежил Мишка, гладя ее. И заторопился на помойку, опасаясь, как бы кто не перехватил телевизор.
Притащив его в подвал, он принялся раскурочивать, складывая кусочки меди в кучку. Кошка крутилась тут же, рядом, но Мишка, занятый делом, не обращал на нее внимания…
Вечером все повторилось: пришли дружки, попили бормотухи и самогона, побили морды друг другу и разошлись, а утром Мишка опять отправился на охоту… Так и зажила киска с Мишкой Хорьком. Конечно, в этом подвале было намного хуже, чем в цеху, а тем более в доме у Веры Ивановны, но выбирать не приходилось – все лучше, чем на улице…
Где-то через неделю Мишка, как обычно, встал утром с больной головой и сразу вляпался в кучку, которую Машка наложила прямо перед его «кроватью».
- Ты чего это, киска? Не порядок! – ворчал Мишка, обтирая ноги об пол. – Почему не закапываешь за собой? Обленилась совсем?
На следующий день - еще лучше учудила: вообще на «подушку» нагадила. Тут уже Мишка совершенно рассвирепел.
- Очумела, ты что ли?! – орал он. – Ты чего безобразничаешь? Выкину на улицу, или кормить не стану совсем! Дурная кошка! - махал он на нее руками.
Начал наводить порядок: взял тряпку и только хотел собрать ею кучку, как заметил, что в ней что-то блеснуло…Поковырялся – золото! Как есть золото! Мишка призадумался: кому можно его толкануть и за сколько бутылок?.. А ночью опять шло гульбище. Несмотря на то, что продавцы самогона хорошо его нагрели с золотом, самогона было столько, что, как ни старались бомжи, к утру все не выпили. Утром Мишка проснулся с обычной головной болью и с Люськой-прилипалой в постели. Она славилась тем, что меняла мужиков, как перчатки, в зависимости от того, у кого на сегодняшний день была выпивка. Не вставая с постели, он покосился на Люську, но вместо ее наглой синюшной рожи с грязными рыжими патлами узрел «на подушке» кошачью кучку. Она была наложена аккурат между ним и Люськой. Он вскочил, собираясь наорать на кошку, но вдруг заметил, что в кучке опять что-то блеснуло. Голова моментально перестала болеть. Мишка схватил первую попавшуюся тряпку, быстренько сгреб ею кучку и засунул под кровать.
- Люськ, а Люськ! – принялся он тормошить свою даму, - Слушай, а ты зачем здесь?
- Ой, - потянулась Люська, - так ты сам меня вчера оставил. Живи, говоришь, у меня. Не веришь – у Паши спроси. Выпить есть чего? А то бестолковка раскалывается…
Мишка сосредоточенно налил ей полстакана самогонки, безнадежно пытаясь вспомнить события вчерашнего раута. Люська аккуратно выцедила поданный ей нектар, кокетливо оттопырив мизинец, прикурила бычок.
- Ой, хорошо-то как! – простонала она. – Вот бы так всю жизнь, а, Мишенька?.. Чем это у тебя так нехорошо пахнет? – принюхалась она.
- Ну, раз тебе у меня говном пахнет, так и вали отсюда, – недружелюбно предложил Мишка.
- Ты чего это, обиделся, что ли? – удивилась Люська и полезла к Мишке обниматься. - А с чего ты такой бога-а-атенький у нас стал?
- С того самого, - буркнул Мишка, убирая Люськины руки. – Ты, вот что, подруга, давай-ка, вали отсюда, пока я тебе рожу не намылил.
- Ты чего это?! – возмутилась Люська. - Сам вчера обещал, что заживем мы с тобой, как муж и жена…
- Жена-сатана, то же мне нашлась! - хмыкнул Хорек, - вали-вали отсюда, говорю.
- А, гад! Сам соблазнил по-пьяне, а теперь на улицу гонишь? Я из-за тебя, хмыря вонючего, Пашеньку своего родненького вчера бросила, куда я теперь пойду, изменщик проклятый, - пьяненько заголосила она.
Мишка сунул ей в руки две бутылки самогона.
- На вот, тебе пузырь на приданое, и Пашке твоему – отступную. Давай-давай, двигай своими костылями, прилипала.
При виде самогона у Люськи моментально просохли слезы, она суетливо начала выбираться из «постели», бережно прижимая бутылки к груди.
- Смотри, Хорек, как бы не пожалел! – с угрозой сказала она. – Позовешь потом, ни… я к тебе не приду больше, понял?
- Понял, понял. На …ты мне нужна! Вали отсюда! Паше привет передай!
Люська заторопилась, боясь, как бы Мишка вдруг не передумал и не отнял две бутылки счастья…
- Ой, а колготки где мои? Куда дел? Я вчера их вот тут сняла и в постель положила, - силилась она вспомнить.
- Не было их у тебя отродясь! – убеждал ее Мишка, силой выталкивая упирающуюся Люську из подвала.
- А, сволочь! – ругалась Люська, - Мало того, что обманул девушку, так еще и ограбил, альфонс проклятый!..
После ухода Люськи, Хорек полез под кровать, достал тряпку с кошкиной кучкой, оказавшуюся Люськиными колготками, наковырял золота. Голова, хоть и не болела уже, но соображала плохо. Посидел на полу в раздумье, поглядывая на кошку и почесывая голову. Понял одно: Бог, наверное, ошибся адресом, когда послал ему кошку, а с ней – несметное богатство… Менять золото на бутылки сегодня не было нужды: после вчерашнего еще оставалось бутылок пять. Мишка вытащил костюм.
- Видишь, киска, пригодился костюмчик. Как знал, не дал его пропить. – Он нарядился в костюм, пятерней причесал свою немытую гриву, завязал ее сзади в хвостик.
- А что, - погляделся он в осколок зеркальца, - художники тоже такие лохматые ходят. Пойдет! – остался он доволен своей внешностью. И направился на рынок менять золото уже на деньги, а не на бутылки у барыг…
Через месяц Хорька было не узнать. Он по-прежнему еще жил в подвале, но ходил теперь только в костюме от Котофеича. Купил себе туфли, и даже начал изредка захаживать в баню. Пить стал заметно меньше, и посиделок у себя старался не устраивать. Иногда, чтобы не вызывать подозрений, сам наведывался к своим дружкам. Пропив почти все мозги, все же смог каким-то образом уразуметь, что про золото надо помалкивать – узнают про его халяву - ему не сдобровать. Но и откалываться от гоп-компании сразу тоже не следует – заподозрят неладное. А делиться с ними ему почему-то ох, как не хотелось!
Но, как ни старался Мишка-Хорек не выделяться из общей массы, первой заметила неладное Люська. Женщины – они всегда были, есть и будут двигателями прогресса. Мужику много ли надо от жизни? Выпить, пожрать, да отдохнуть, чтобы никто не бубнил под ухо. А вот женщинам – тем всегда чего-то не хватает. В своем стремлении не отстать от соседей, подруг и знакомых, они на многое могут подвигнуть мужика. Стала Люська доставать своего Пашу. Почему, дескать, у Хорька и выпить всегда есть, и пожрать, а у нас вечно – шаром покати? В каких таких мусорных баках он последнее время шманает? Мог бы, между прочим, и поделиться с друзьями...
Кошка почуяла неладное, только тогда, когда однажды ночью вместо Мишки-Хорька в подвал молча ввалилась компания бомжей во главе с Люськой и озабоченно начали рыться в Мишкином барахле. Явно что-то искали. Обшманав весь подвал и прихватив с собой непочатые бутылки и все, что могло сгодиться в их немудреном хозяйстве, так же тихо отвалили. На кошку, наблюдавшую за ними, они не обратили никакого внимания, Люська даже отшвырнула ее ногой:
- Брысь отсюда! Развел тут кошатник!
Безрезультатно прождав Мишку два дня, изголодавшись, Машка с некоторым сожалением покинула свое последнее жалкое пристанище.
Осенью, в начале ноября на день рождения Веры Ивановны в Запеченск приехали Львовы в полном составе: Витюша, в форме кадета-суворовца, коротко постриженный, как-то сразу повзрослевший и совсем непохожий на себя. Люба, похорошевшая, вся светящаяся изнутри, сменившая имидж училки на бизнес-леди. Слава в неизменных джинсах и с непокорными вихрами на голове. Они привезли с собой много шума, радостную суету и кучу подарков. Несмотря на холодную, серо-промозглую погоду за окном, в доме запахло весной: одинокая размеренная жизнь на время уступила место радостной, домашней толкотне на кухне, застольям с длинными бесконечными разговорами, расспросами. Одним словом, жизнь в доме Веры Ивановны вновь забила ключом. Сразу по приезду вся семья начали, каждый по-своему, обрабатывать Веру Ивановну, уговаривая переехать в Москву. Любу, как тяжелую артиллерию, оставляли на крайний случай. У нее был аргумент, против которого, по мнению всей семьи, Вера Ивановна ни за что бы не смогла устоять: весной Люба ждала ребенка.
- Любушка ты моя, - обрадовалась Вера Ивановна этой новости. – Радость-то какая! Если будет девочка, непременно назовите Софьей, – попросила она и добавила. – Пусть хоть одна мудрая среди нас, наконец, появится.
Впрочем, Вера Ивановна, изрядно уставшая от одиночества и бессмысленного ожидания Машки, грозящего перерасти в фобию или манию, уже была готова к этому шагу. Поэтому, к удивлению довольно быстро согласилась на переезд сразу после Нового года. Дом, по мнению Славы и Любы, за ненадобностью можно и продать. Но тут Вера Ивановна заартачилась:
- Ни в коем случае! – категорически заявила она. – А если я с вами не захочу жить? Куда мне возвращаться?
- Мама, о чем ты говоришь? В крайнем случае, купим тебе отдельную квартиру в Москве, – уговаривала Люба.
- Вы подумайте, Вера Ивановна. Без хозяина дом постепенно рушится. А, потом – не отключать же газ на зиму – вся система может разморозиться, и оставлять – тоже опасно. – Вторил Любе Слава.
- Надежда с Сашком посмотрят и за домом, и за газом, – упорствовала Вера Ивановна. В ней еще теплилась слабая надежда на то, что вдруг в дом еще вернется ее Машка.
- Нет, нет и нет! – чуть не грудью встала она на защиту дома. – Ну, если только через год…
- Так через год, чтобы его продать, нужно уже будет делать ремонт. – Не отступал Слава.- А пока дом в нормальном состоянии…
- Ничего за год с ним не сделается… Ну, не могу я, ребята, его сейчас продать… А вдруг Машка вернется, а тут – чужие люди живут… – не выдержала Вера Ивановна.
- Мам, да ты что? – удивилась Люба. – Ведь уже больше полгода, как она пропала. Если бы могла вернуться, давно бы уже вернулась. Наверное, уже и в живых ее нет… Это из-за нее ты не хочешь к нам переезжать? – догадалась Люба.
- Из-за нее, – вздохнув, призналась Вера Ивановна.
- А может быть она и вправду, погуляла-погуляла по России, да в Австралию подалась? – засмеялась Люба.
- Зачем? – не поняла Вера Ивановна.
- Лучшей жизни искать…
- Ты с чего так решила? – удивилась Вера Ивановна.
- Ну, помнишь твой чудной сон про Австралию?
- Помню, конечно. Только кажется мне, что здесь она, в России, - махнула рукой Вера Ивановна.
Ночью Люба, лежа в постели, шепталась со Славой:
- Ой, Слава, что-то беспокоит меня мама с этой кошкой…Столько времени прошло, а она никак не может смириться. Мне кажется, что это не совсем нормально, а?
- Честно сказать, мне тоже так кажется. Я тебе не стал тогда говорить ничего. Помнишь, когда Котофеич пропал, летом?.. – Слава замялся, видно сомневаясь надо ли об этом говорить. - Так ведь она уверена, что это он ее украл. Я тогда посмеялся над ней. А видно, зря. Надо было, наверное, ей к психологу сходить. Есть у меня один такой знакомый, но я как-то не решился ей это предлагать: неловко как-то, еще обидится, или не так поймет… А с другой стороны, вроде бы ничего особенного в этом и нет. К животным так привязываешься… А что ты про Австралию говорила, я не понял?
- Да, как-то весной маме сон приснился, что Машка ее в Австралию ушла.
- Как ушла?
- Вроде, как кошка ей во сне сказала, что пешком…
- Неспроста это. Значит, сама, наверное, мечтала об Австралии, вот мозг ей и выдал ночью то, что днем подспудно припрятывалось.
- А ведь ты прав. Мечтала. Как-то раз даже заявила нам, что уедет насовсем от нас в Австралию, купит себе домик на берегу моря и будет жить одна. Мы еще посмеялись над ней тогда: планов громадье, а в кармане – шиш да кукиш…
- А знаешь что? Я так думаю, давай мы ей путевку в Австралию купим, а, Любаш? Подарок к Новому году будет. Развлечется, а то она тут совсем закисла одна: вы уехали, кошка с Котофеичем пропала – все в одну кучу навалилось, вот ей в голову всякая ерунда и лезет… А там сейчас как раз лето – погреется, отдохнет, и отличная психологическая разгрузка… Тем более, что ей сил надо набираться на внучку. Как она там, кстати, у нас поживает? Дерется? Сейчас проверим…– и Слава полез к Любе под рубашку, вроде как с инспекцией состояния будущего потомства.
- Ой, да ну тебя, - шутя отбивалась Люба…
Вера Ивановна с удовольствием приняла предложение детей попутешествовать по белу свету. «Чем черт не шутит, может, и вправду Машка в Австралию ушла? Надоел наш российский бардак, вот и дернула. Хоть повидаюсь с ней…», – думала она.
Так Вера Ивановна в середине декабря оказалась в Австралии. Сидней, после Московских метелей встретил ее невиданной жарой, экзотикой и совершенно непонятной жизнью. Вера Ивановна, страшно боясь отбиться от группы, все же успевала приглядываться к местным кошкам. Их действительно было много в Австралии. Они встречались повсюду: в маленьких лавчонках и огромных супермаркетах, в музеях, кинотеатрах и театрах, не говоря уже о кафе и ресторанах. Им, по-видимому, жилось на экзотическом материке так же вольготно, как коровам в Индии. В автобусных экскурсиях по побережью, Вера Ивановна все искала домик из своего почти забытого сна… Так и не отыскав в Австралии ни Машки, ни заветного домика, зато отлично отдохнув и набравшись впечатлений, Вера Ивановна, отдохнувшая, посвежевшая, переполненная впечатлениями, к самому Новому году вернулась в Москву, а оттуда – в тихий, занесенный снегом Запеченск. Надо было уволиться с работы, последний раз встретить Новый год в родной обстановке, с друзьями, отдать ключи от дома Лебедевым и навсегда отбыть в шумную, суетливую Москву, в Лесной городок. Мурзика, привыкшего к Лебедевым за время отпуска Веры Ивановны, решено было оставить у них же навсегда. Расставание после Нового года было тягостным, со слезами, словно прощались навечно. Сашок напоследок провез Веру Ивановну на своем стареньком Москвиче по всем улочкам притихшего, по-зимнему безлюдного, засыпанного снегом по самые крыши Запеченска. Потом они с Надеждой посадили ее на электричку и еще долго стояли на перроне, маша вслед электричке, словно Вера Ивановна уезжала не в Москву, а в далекую и непонятную Австралию…
ЭПИЛОГ
Год спустя, как раз в канун Нового года, пока Любаша со Славой и Витей накрывали праздничный стол, Вера Ивановна с маленькой Сонечкой в коляске прогуливалась по Лесному городку, неподалеку от дома, надеясь первой, еще на улице, встретить долгожданных гостей. На Новый год, чтобы не изменять традиции, ждали Лебедевых. Уговорили и Лешу со всей семьей не отбиваться от компании, и вместо Запеченска приехать в Москву. День был морозный. Свежевыпавший снег молодой морковкой хрустел под ногами. Внучка, укутанная в одеяльце, сладко посапывала в коляске. На городской площади переливалась огнями огромная, нарядная елка, вокруг которой, разглядывая игрушки и шары, толпилась горластая детвора. В воздухе по-новогоднему пахло хвоей и мандаринами. Словно в медленном вальсе, кружились редкие пушистые снежинки. На всю площадь гремела музыка, люди торопливо шныряли по торговым рядам, делая последние покупки в уходящем году. Было радостно и немного тревожно, как бывает в ожидании Новогоднего чуда. А Вере Ивановне почему-то вдруг вспомнился прошлый Новый год и Австралия. «Нет, что ни говори, а все-таки у нас лучше! – радостно подумала она. – Новый год – так Новый год, не то, что у них – жара, пыль и мухи!» Вера Ивановна, переполненная счастьем, что она в России, а не в какой-то там Австралии, даже замурлыкала: «Хороша страна Австралия, а Россия лучше всех!»… Она полной грудью вдохнула морозного воздуха. «Красота-то какая! Благодать!» и победоносно оглянулась вокруг… И тут ее взгляд остановился на сереньком столбике на ступеньках кафе, почти неприметном на фоне праздничной предновогодней белизны. Вера Ивановна пригляделась – кошка сидит. «Как похожа на Машку! Впрочем, мне теперь в каждой кошке Машка видится», - постаралась она отогнать подальше мысль о кошке, но все же подошла поближе, чтобы лишний раз убедиться, что это не Машка... Замерзшая, голодная, неприкаянная на этом людском празднике, сидела ее Машка: с половинкой одного уха и разорванным вторым…
- Ой, Машенька, кис-кис, - позвала Вера Ивановна, не веря самой себе, с замирающим сердцем, пытаясь перекричать музыку.
Кошка нехотя повернулась на голос. «Кис-кис, да кис-кис», а пожрать никто не даст» - говорил сам за себя недобрый настороженный взгляд ее желтых глаз.
- Маш, Маш, кис-кис, кис-кис! – звала ее Вера Ивановна, бросив коляску с внучкой и осторожно приближаясь к кошке, боясь одним неосторожным движением спугнуть ее.
В этом голосе кошке послышалось что-то родное, давным-давно утраченное, из той, прежней ее жизни. Но сколько этих «кис-кис» она уже наслышалась! Сплошной обман!.. Хотя эта розовощекая, по-зимнему закутанная женщина с очками на носу смутно кого-то напоминала…А, много таких теток ходит… Но вот запах! Родной запах! – Кошка усиленно водила носом, пытаясь им, как радаром, определить, откуда вдруг среди этого холода на нее пахнуло теплом и уютом прежних дней… Запах не мог обмануть ее. Она могла забыть голос, обличие хозяйки, но запах – это кошачий адресный стол, он не мог ее подвести… Верочка!!! Ее Верочка!!! И кошка рванула навстречу своей такой глупой, как, впрочем и все эти двуногие, по ее мнению, но такой родной Хозяйки… Уже минуту спустя она оттаивала от холода, заброшенности и одиночества на руках у Веры Ивановны.
- Машенька! – разглядывала ее Вера Ивановна, чтобы еще раз убедиться, что это действительно она. – Машенька! Ты! Родная моя! – вертела ее Вера Ивановна. – Да, вот оно - пол ушка, и второе – порванное… Машенька, родненькая, где же ты пропадала?..- тискала ее Вера Ивановна, не зная то ли ей плакать, то ли смеяться от радости.
Если бы только Машка могла говорить, она бы рассказала своей хозяйке, где она только ни была! Она бы о многом ей рассказала. О том, как ей сладко, но почему-то тревожно и неуютно жилось в богатом доме. О том, как она опустилась на самое дно жизни и бомжевала вместе с Мишкой-Хорьком – глупым, но добрым мужиком. О том, как сама же и сгубила его своей жалостью, подарив шанс в жизни. О том, как ей было страшно и одиноко после Мишки в чужом городе. О том, как местные коты и кошки, четко разделив между собой границы сфер влияния, не допускали чужаков до злачных мест, оставляя за собой право безоговорочного пользования распределителями-помойками. Приходилось тайно, с риском для жизни добывать хлеб свой насущный. И как она, не выдержав такого полуголодного существования, все-таки решилась отыскать Веру Ивановну с ее теплым и родным домом. И однажды выбралась на страшную дорогу, по которой непрерывным потоком мчались рычащие и издающие препротивные запахи машины, которые отбивали ей нюх. Как она металась, то в одну, то в другую сторону, не соображая, как ей сориентироваться в таком шуме и смраде. Как, чуть не в кровь избив лапы, она, по едва уловимому запаху, вышла, наконец к двум бесконечно длинным железкам - по таким в цеху загоняли и выгоняли машины на ремонт. Как она бесконечно долго шла по ним в надежде прийти к своему родному цеху, но его все не было и не было, а потом начался страшный непроходимый лес, и тогда она повернула назад, потому что в городе, хоть и в чужом, но можно было найти хоть какое-то пристанище и пропитание, не то, что в лесу – одни грибы… Конечно, когда очень хочется есть, то и они сойдут. Но однажды она съела какой-то не такой, который, видимо, нельзя было есть, и чуть было не окочурилась… Как ей пришлось отлеживаться под кустом всю ночь, и сколько страху за эту ночь в лесу она натерпелась! А потом, ведь в лесу, как и на помойках, тоже есть свои хозяева, и вряд ли им понравится, если на их территорию кто-то посягает... Весь мир поделен на сферы влияния, и нет в них места чужакам. И когда она отлежалась, решила, во что бы то ни стало, снова попасть хоть в какой-нибудь город, потому что в лесу еще страшнее, еще голоднее. И пошла по этим железкам назад, пока, наконец, не пришла в этот город. Здесь ей тоже пришлось несладко. Ее гоняли все, кому не лень. Люди – чтобы не сперла кусок колбасы с лотка или пирожок, дети – за то, что бездомная, кошки – за то, что вторглась на их территорию, собаки – ну, собаки и так понятно. Она уже было потеряла всякую надежду найти свое место под солнцем, как вдруг свершилось чудо! Она приглянулась коту, крышующему это самое кафе на площади. Правда, ей пришлось продавать себя за обеспеченный кусок колбасы, а что было делать? Противно, конечно, все это до омерзения, но выбирать не приходилось. Да, голод – не тетка, как говорил Мишка Хорек. Она бы непременно пожаловалась Вере Ивановне, как скучно и однообразно она жила и в богатом доме, и у Мишки Хорька: ни тебе общения, ни телевизора, ни музыки никакой, ни задушевных разговоров, а уж этот черный толстяк – и не поймешь, чего он вообще хочет сказать, лучше бы уж совсем молчал. Да, сплошной дискомфорт, а не жизнь! Ни жилья, ни стабильной еды...
Да, что там ни говори, а на Новый год чудеса все-таки случаются, да еще какие!
Лебедевы всем составом уже прибыли, когда с прогулки вернулась Вера Ивановна. Сдав внучку Славе, она хитро улыбнулась:
- А теперь – Новогодний сюрприз! – она вытащила из-за пазухи разомлевшую от тепла Машку и победно подняла ее на высоко поднятых руках, чтобы всем было видно!
Все сначала дружно ахнули, а потом так же дружно кинулись к ней, чуть не сталкиваясь лбами, и передавая ее из рук в руки, тиская, гладя и лаская. Кошка пошла по рукам - таким забытым и в то же время таким родным…
Да, вне всяких сомнений, это была их Машка, но уже не прежняя…
Убедившись на собственной шкурке в коварстве окружающего мира, она больше не захотела рисковать своим благополучием, помогая людям своей золотоносной способностью. И, как ни старалась Вера Ивановна незаметно подсунуть в ее рацион, ни в какую не желала глотать ни алюминия, ни меди. И даже не смотрела в их сторону. Золота ее хозяйка, так больше и не увидела, хотя каждое утро тщательно перебирала все отходы за своей любимицей…
Как-то раз Слава застал ее за этим странным занятием, но сделал вид, что ничего не заметил. Правда, вскоре после этого случая, на тумбочке в комнате Веры Ивановны, словно случайно кем-то забытая, появилась визитка психолога. Но Вера Ивановна, погруженная в заботы о маленькой Сонечке, так и не выбрала время посетить его…о сделал вид, что ничего не заметил. Правда, вскоре после этого случая, на тумбочке в комнате Веры Ивановны, словно случайно кем-то забытая, появилась визитка психолога. Но Вера Ивановна, погруженная в заботы о маленькой Сонечке, так и не выбрала время посетить его…
Вера
2017-02-14 14:05:30
Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru