Долг платежом красен

«Крым-криминал»

                                          

 ДОЛГ  ПЛАТЕЖОМ  КРАСЕН

 

 Р О М А Н                              

 

1. Взять под  контроль

 

К месту встречи, в небольшой сосновый бор, что за городом, Хлыстюк  прибыл вечером в черной служебной  «Mazda». Увидел своего приятеля, поджидавшего  его возле скромной  белой  «Оки»  и мягко вдавил педаль тормоза. Машина  послушно остановилась у стройной  высокой сосны.  Игорь Глебович Каморин лет тридцати восьми от роду, ладно скроенный, широкоплечий, услужливо открыл дверцу  японской иномарки. Хлыстюк  вылез из машины, следом на землю выпрыгнул ротвейлер  буро-коричневой масти.

— А где же ваш водила, Савелий Игнатьевич? — ощутив цепкость его коротких  пальцев, удивился Игорь Глебович.— Сами за баранкой. К чему такая конспирация? Почему  встреча не в вашем кабинете?

—  Слишком много вопросов, Игорек, — властно оборвал его Хлыстюк  и слегка подтолкнул рукой. —  Давай пройдемся, здесь нам никто не помешает. Замечательная погода, хвойный воздух, не часто ноябрь выпадает таким погожим. Обычно  дожди, туманы, холодный норд-ост...

Они, прихватив мобильные телефоны «Siemehs», степенно прогуливались вблизи авто. Под обувью мягко пружинила увядшая трава и слежавшиеся  настом сосновые иглы  Хлыстюк  строго  поглядел на Каморина маленькими въедливыми глазами, пригладил ладонью седые  волосы на лысеющем  темени.

—  Конспирация  — дело стоящее при любой власти и режиме,— назидательно  произнес он.— Разговор у нас серьезный и о его содержании никто не должен знать, потому я и велел  своему водителю отдохнуть. Водители— народ болтливый, ненароком проговорится. Да и кабинет мой не для таких бесед. Стены  имеют глаза и уши.

Не исключаю, что технари из шестого управления по борьбе с организованной преступностью и коррупцией нашпиговали его  «жучками», да  и в машине могут быть «сюрпризы». Даже президента Кучму  его охранник  майор Мельниченко умудрился подслушать в кабинете  и устроить месте с Морозом «кассетный скандал»  по поводу политического убийства журналиста Георгия Гонгадзе и преследования представителей оппозиции. А уж нам и подавно  надо держать ухо востро. Только не подумай, что  я  напуган, но лучше лишний раз  перестраховаться и не рисковать. Помни, что береженного Бог бережет.

—Пригласили бы связистов, чтобы прощупали  ваш кабинет. Для этих целей  есть специальные приборы,— посоветовал Каморин.— Во-первых, убедитесь,  что вас действительно прослушивают. Во- вторых, примите  контрмеры.

— Дельное предложение, я так и сделаю,— согласился  Савелий Игнатьевич. — Ты, гляжу, не разучился соображать.

— Да, есть еще масло в голове, — улыбнулся Игорь  Глебович. — Так моя братва  любит базарить.

— Может тебя в штат взять советником?

— Благодарю,  Савелий Игнатьевич, но меня служебная карьера не прельщает. Хотя предложение и очень заманчивое.

— Все так поначалу говорят, пока до власти не дорвутся и не  ощутят ее вкус,— заметил  Хлыстюк.— Все же возьму я тебя советником пока на общественных началах, чтобы не давать повода для закулисных сплетен. А вообще старайся не засвечиваться.

Веди скромный образ жизни, не привлекай внимания. Возникнут проблемы, обращайся в любое время суток. Для того и  мобильный телефон.  Надо умело пользоваться плодами цивилизации. Всегда помогу, чем смогу.  У кормушки президента  куча советников, помощников и прочей челяди, а чем я хуже?

— Не хуже, а лучше. Благодарю за оказанное мне доверие,  за должность. По  пустякам беспокоить не стану,— пообещал Игорь Глебович.— Вы, Савелий  Игнатьевич, можете мною располагать на все сто  процентов, не подведу, не выдам ни под какой пыткой.

— Ну, это ты хватил через край, ни  пыток, ни  нар  мы не допустим. Я  в тебе уверен, Игорек, а теперь к делу. Ты с Зубачем пообщался?

— Да, как вы приказали. Потребовал пятьсот баксов  в месяц  и ни цента меньше.

— Как  он отреагировал?

— Заартачился,  схватился за телефонную трубку, хотел  позвонить в милицию и прокуратуру. Пришлось его немного помять, как боксерскую грушу. Подействовало, стал, как шелковый.

— Ты слишком не увлекайся, чтобы без  тяжелых последствий, травм и  увечий,— предостерег Хлыстюк. — Нам скандалы в городе не нужны, все должно  происходить тихо, мирно на добровольных началах и пожертвованиях ради общего блага.

— Аккуратно обошелся. После  того, как взбодрил его, привел в чувство и  предупредил, что на его «Зодиак» готовится наезд рэкета. Я мол, могу обеспечить “крышу”, охрану за соответствующую плату. Сказал, что эти услуги обойдутся ему намного дешевле, чем восполнение  материального ущерба от неизбежного погрома.

— Зубач знает,  кто за тобой стоит?

— Наверняка догадался. Коммерсанты между  собой  тесно общаются, а земля, как известно, слухом полнится.

— О чем вы договорились?

— Зубач стал жаловаться, что товар идет плохо, фирма несет убытки. Он был под градусом и вел себя вызывающе  нагло, поэтому, Савелий Игнатьевич,  и пришлось его  встряхнуть.

— В чем  его наглость? — насторожился хозяин.

— Напоследок сказал, что гусь свинье не  товарищ.

—Так и сказал?

— Дословно, — кивнул  головой Игорь Глебович.

— Ну, гусь лапчатый, — всерьез рассердился Хлыстюк. —  Я ему подложу большую черную  свинью. Перья выдеру и поджарю, как шашлык на мангале.. Узнает, кто в городе хозяин. Налогами задавлю, проверками изнасилую и по миру пущу.

— Может его слегка по голове арматурой или утюгом погладить?— предложил  советник.

— Пока воздержимся, я на него своими средствами воздействую. Через  неделю завопит и сам на прием  попросится. Ну, гусь, это же надо такой номер  выдал. Я от него такой прыти не ожидал. Обычно спокойный,  покладистый, а  тут  полез  на  рожон ...

— Наверное, в  нем  градусы взыграли, вот и осмелел? —  предположил Игорь Глебович.

— Он мне и за градусы ответит. Денег у него нет, бедствует, а коньяк и водку пить горазд,— возмутился хозяин.— Почувствовал вкус шальных денег, вот и не желает делиться, жаба  давит. С другими барыгами, как отношения  складываются?

— На АЗС, платных автостоянках и на рынках придется еще поработать,— вздохнул Каморин.—  Жалуются на уменьшение оборота и выручки  в  связи с кризисом и ростом  курса доллара. Хотя подорожание  горюче – смазочных материалов им на руку. Парамоша хитрит, избегает встреч. Сколачивает вокруг себя группу жлобов. Но я  ему рога обломаю, а шпана его разбежится по кустам.

—  Парамошу я сам за жабры возьму,— сказал Савелий Игнатьевич.— Все должно быть под нашим  контролем — магазины, рынки, комки, рестораны, бары, казино, АЗС,  автостоянки, обменные пункты... объекты любых форм собственности. Ты, Игорек,  и без меня знаешь, где большие  деньги  вращаются, где финансовые потоки и даже ручейки. Надо успеть все прибрать к своим рукам, иначе  влиятельные конкуренты – олигархи   нас задавят. Из других городов  и регионов нагрянут, из  Днепропетровска,  Донецка и Макеевки, превратив город в рынок сбыта своих товаров. Прежде  они назывались  ОПГ, а теперь трансформировались в благозвучно солидное ФПГ, а суть одна. Круто развернулась борьба  за крупные лакомые предприятия  и  сферы  влияния. Недоглядим, опоздаем и окажемся на обочине или пустят нас в расход. У тебя в голове масла хватит, чтобы  разобраться.

—Вы правы, Савелий  Игнатьевич, конкуренты – варяги   наседают, теснят,— сообщил Каморин. — У них  капитал, а значит и сила. А сила есть, ума не надо. Если полюбовно  не договоримся, то неизбежны  разборки. Не хотелась бы терять людей. Надо наращивать мускулатуру, а это потребует дополнительных  средств: экипировка, оружие, транспорт, средства связи, расходы на содержание боевой группы.

— Сила— это хорошо, но и мозги должны быть ясными. Часто побеждает не сильный, а хитрый. Сколько под нами сейчас субъектов предпринимательской деятельности?

— Пока шестьдесят пять.

— Мало, в городе их более двухсот  и с каждым месяцем появляются  новые субъекты среднего и малого бизнеса. Активно бери  под  «крышу»  и других, чтобы конкуренты не опередили,— велел  начальник. — Ты, Игорек, не скупись. Подбирай себе помощников  из числа спортсменов — боксеров, борцов, штангистов, бывших спецназовцев. Многие из них сейчас  не у дел,  и поэтому охотно  согласятся, особенно  молодежь. Им  ведь каждый день нужны деньги на красивую жизнь, на женщин и развлечения. В твоей команде должны  быть  крепкие, надежные ребята. Хлюпики и отпетые  уголовники  не нужны. Понял?

— Как не  понять,— улыбнулся советник  и полез  в карман черной  кожаной куртки  за пачкой сигарет и зажигалкой.

—Ты с куревом повремени, —  жестом руки остановил его Хлыстюк. — У меня на табачный дым аллергия?

—Извините, Савелий Игнатьевич,  забыл, увлекся, — и  виновато спрятал сигареты  и зажигалку.

— Впредь с памятью не должно быть провалов. Дыши свежим  воздухом, береги здоровье,  наслаждайся  жизнью и природой. Кстати, курево, никотин приводят к  импотенции и онкозаболеваниям.

— Знаю, но еще неизвестно от какой  заразы раньше опрокинешься,— хмуро  заметил Каморин.— Толи от пули и  взрыва, толи  от рака и СПИДа. От судьбы не уйдешь, от смерти не откупишься.

— Не нравится мне твой пессимизм, Игорек. Насчет СПИДа  будь с бабами  осторожнее  и Бог милует. Выше голову, нам рано  еще бренные пожитки собирать.

— Конечно  рано,—  согласился тот.

В кронах  сосны что-то  прошелестело. В сгустившихся сумерках они увидели прыгавшую с ветки  на ветку белку. Пес громко залаял на зверька.

— Фу, Сенатор! — прикрикнул на ротвейлера  хозяин. К ногам упала сухая шишка.

— Нам тоже приходиться вертеться, как белке в колесе, — задумчиво произнес  Савелий Игнатьевич и выжидающе  поглядел на  советника.— Что у нас там  набежало?

Игорь Глебович понял  с полуслова, нырнул рукой во внутренний карман и подал конверт с  долларами:

— Здесь двадцать  тысяч.

— Не густо,  надо  бы увеличить ставку,— вздохнул начальник  и спрятал конверт в широкий  карман темно-зеленого  плаща.— Ты на  свою братву  оставил?

— Как обычно, Савелий Игнатьевич. У моих ребят потребности известны  — ресторан, казино, девушки... пока молоды, пусть развлекаются.

— Ты их сдерживай, чтобы  без скандалов и мордобоев. Помни: делу— время, а потехе — час.

—Помню, Савелий Игнатьевич,— отозвался советник. — А насчет увеличения ставки лучше повременить. Не надо резать курицу, которая  способна нести золотые яйца.

— Пожалуй, ты прав, — после паузы ответил  Хлыстюк. 

Они  возвратились  к автомобилям.

— Я первым отъеду, а ты пока  покури  и минут через пять тоже пошабашишь, — велел Савелий Игнатьевич, глядя на приткнувшуюся у дерева «Оку».— Тесновата для тебя тачка, купил бы  «Меrcedes», BМW,  «Vоlvо»  или джип  «Subaru»?

— Не  люблю пыль в глаза пускать,— ответил Игорь Глебович.— «Ока» меня вполне устраивает, неприхотливая и экономичная, а иномарку, тот же шестисотый мерс, всегда можно  купить. Скромность украшает человека.

— Что ж  одобряю твою скромность, молодец,— похвалил начальник. — Главное  не высовываться, быть в тени. Это меня черт в политику втянул, будь она неладна. Но коль  взялся за гуж,  то не  говори,  что не дюж.

С Зубачем я сам разберусь, он у меня не то, что свинью, черта признает за товарища.

— Сенатор, не шали! — окликнул  он  ротвейлера.

— Почему вы  ротвейлера, так необычно,   Сенатором назвали? — поинтересовался  советник.

— Он иной раз  лает без толку, — махнул рукою хозяин. — Как иной депутат, заберется на трибуну и чешет языком, черт знает что. Жена предлагала  назвать его  Баксом, значит в честь американской валюты, но я не уступил. Скоро ему стукнет пять лет — первый юбилей. Нынче среди состоятельных людей, в том числе чиновников и депутатов,  стало модным отмечать дни рождения не только любовниц, но и четвероногих друзей — коней,  собак, кошек и даже попугаев... А чем мы хуже?

— Не хуже, а даже лучше,  — услужливо заверил Игорь Глебович.

— Кстати,  через три месяца Сенатору стукнет  пять лет, юбилей. Хочу его порадовать, а  заодно и будет повод встретиться с влиятельными людьми, немного  расслабиться в дружной компании. Ты поговори с начальником гарнизона, а я ему предварительно позволю, чтобы он выделил толковых пиротехников и оборудование, материалы для фейерверков.

Чтобы, как в День победы, все небо было расцвечено салютом. От души повеселимся  и Сенатору  сделаем приятное. Я ему по случаю юбилея приготовил сюрприз, но разглашать не стану, чтобы не произошла утечка информации.

— Разноцветный салют  — удовольствие дорогое, — робко напомнил  Каморин.

— Что ж, где наше не пропадало, впрочем, полковник и бесплатно устроит  салют, упираться не станет, ибо себе потом будет дороже,— ответил хозяин  и вдруг пропел. — День рожденья лучший праздник,  только раз в  году. Каким-то там вшивым болонкам, пуделям и прочим  шавкам устраивают пышные торжества, именины, а сукам по поводу удачных родов. Уж я на своего любимца не поскуплюсь. Он у меня бойцовской породы со знатной родословной. Молодец, за  хозяина готов любому врагу горло перегрызть, а если надо, то и костьми лечь.

— Шеф, почему бы  вам не завести еще  питбультерьера?

— Упаси Господь!  Это же зверюги. Их без намордников и коротких поводков нельзя выводить на прогулку и держать в квартире, — возразил Савелий Игнатьевич. — Немало трагических случаев, когда эти злобные непредсказуемые  твари  загрызли своих хозяев. Мне жизнь еще не наскучила, только за последние два – три года, пока у власти, ощутил ее настоящий вкус.  Сенатор у меня надежный и  послушный защитник, без команды  «фас!»  с места не сдвинется.

— Да, у собаки инстинкты, а  человек руководствуется разумом, своими интересами,  действует по принципу: своя рубашка ближе к телу, —  напомнил  советник.

— Вот в этом и суть трагедии. Главное отличие собаки от человека, — оживился Хлыстюк.— Поэтому юбилей Сенатора, как говорят  футболисты  о матче,  состоится при любой погоде.

— А вы, Савелий Игнатьевич, не боитесь людской молвы, сплетен и пересудов. Разговоры пойдут, мол, буржуй с  жира бесится, когда вокруг столько нищих и беспризорных, безработных и голодных, а он собачьи именины  справляет?  Каждый бы пожелал такой сытой собачьей жизни, — заметил советник.

— Черт с ними, с разговорами, они мне до фени,— махнул рукой хозяин.— Оно может и к лучшему. Дурная слава, тоже способствует популярности, тем более, что очередные выборы на носу. Вон Ельцин на дурной славе в президенты России выбился, а Билл Клинтон за мемуары о сексе с Моникой Левински многомиллионный гонорар отхватил. Так что, нет худа без добра, надо только уметь ловко обратить скандал, сенсацию, событие, факты, ситуацию в свою пользу. Чем я хуже?

— Не хуже, но тяжела шапка Мономаха?

— Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом?

— Да вы, Савелий Игнатьевич,  по рангу о табелях уже генерал.

— Игорь, ты не забывай о  моем  хобби. У каждого свои пристрастия: первые  коллекционируют  шедевры живописи, вторые— яхты, самолеты и вертолеты, третьи — раритетные и современные авто, четвертые— старинное оружие, пятые  — монеты и самовары и так далее. А я, хотя и обожаю дорогие гоночные тачки, но  коллекционирую женщин. Это самое приятное увлечение. Основной инстинкт, гены  далеких предков.   Подбирай  в салон красоты «Шик & блеск» свеженьких очаровашек.

— Будет сделано, — ответил советник.

— Фу, откуда вонь едкая? — Хлыстюк  брезгливо повел носом, с подозрением взглянув  на Каморина, замахнулся рукой.— Ах, ты  паразит гнусный, утробный газ  втихоря стравливаешь?

—Что вы, Савелий Игнатьевич, я  не животное какое, — отпрянув в сторону, обиделся советник. — У меня дорогой парфюм от  Dior. 

— Кто же тогда? Может Сенатор? — хозяин  оглянулся на пса, увлеченного рыжеватой белкой, перебегавшей и прыгавшей по веткам.

— Шеф,  кажется,  вы наступили на  «мину»?

Хозяин взглянул на свои туфли и увидел прилипшую к подошве  буро-коричневую, вязкую,  словно пластелин, массу и посетовал:

—Эх, как это меня угораздило? Не привык ни перед кем голову склонять, под ноги смотреть, вот и вступил в дерьмо.

— Может это от  овец или  коз?— решил замять конфуз советник.

— Не лепи мне горбатого. У коз и овец помет вроде горошка или волчьей дроби..А это двуногие «лось» или «лосиха»  наложили.

Он  с кислой миной вытерал подошву о сухую траву, слежавшиеся сосновые иглы, но запах отличался едкостью.

— Плохая примета. Будьте бдительны, возможен подрыв на мине или фугасе, — вздохнул советник.

— Брось заливать. Если верить приметам, то и шагу ступить нельзя,— возразил Савелий Игнатьевич и позвал —  Сенатор, к ноге!

Ротвейлер, обескураженный вонью,  сел у ноги хозяина. Поводя  большой  головой, чутко внимал словам хозяина.

Пожав руку, Хлыстюк  поспешно свернул разговор. Преследуемый запахом  фекалий  сел за баранку,  захлопнул дверцу и «Mazdа» выехала из соснового бора. Через  десять минут Каморин  выехал на «Оке»

Вскоре на темно-синем  бархате неба проклюнулись первые звезды, среди которых серебряным челном скользил серп луны.

 

                               2. Урок профилактики

 

— Савелий Игнатьевич, вам спозаранку названивает директор МЧП  «Зодиак»  Викентий Павлович Зубач,— сообщила женщина - секретарь, едва начальник  вошел в  приемную. — Настырный, нервный такой. Может ответить, что вы в командировке или на совещании? Боюсь, что он  вам  на целый день настроение испортит...

— Мне не привыкать, Наина Викторовна,— усмехнулся начальник.— Такая наша горькая участь.  И тихих,  и нервных, всех приходится принимать и выслушивать. Если  еще этот Зубач позвонит, то  соедините меня с ним. Видно,  срочное у человека дело, надо уважить.

— Я вас поняла, шеф, — четко ответила женщина, за два десятка  лет работы  в приемной при бывших боссах глубоко изучившая  характеры, привычки и капризы  начальников. Она присела за стол с компьютером, а Хлыстюк скрылся за плотной с тамбуром дверью просторного кабинета. Минут через пять — телефонный звонок. Хозяин кабинета поднял трубку.

— Это неугомонный Зубач,— услышал  он голос секретарши.— Соединяю,  как вы велели.

— Доброе утро, Савелий Игнатьевич! — запальчиво  и слишком громко произнес  Викентий Павлович.

— Конечно, доброе, — невозмутимо ответил  хозяин.

—Извините за беспокойство,— сразу понизил тон  директор.— Я понимаю, что вы человек занятой, у  вас масса проблем и забот,  но  я прошу выкроить для  меня минут пять-десять?

— Я не закройщик и не портной в ателье, чтобы выкраивать ножницами, поэтому  формулируйте свои мысли точно. Могу уделить несколько минут. А в чем, собственно, дело?  Почему такая срочность? У меня для приема посетителей определены дни и часы,  — со строгим недовольством  осадил  его Савелий Игнатьевич и  со злорадством подумал: «Сам на поклон напрашивается. Хорош  гусь лапчатый, взял  я тебя за живое. Я те покажу, кто в городе  хозяин, кто командует парадом».

— Ревизоры меня  вконец замордовали,— взмолился Зубач. — То из КРУ  нагрянут, то  из  налоговой милиции и инспекции, все  переворошили. Того и гляди, из прокуратуры  пожалуют. Прямо нашествие монголо-татарского ига. Работать мешают, сотрудников нервируют, покупателей отпугивают, большие  убытки несу... Откровенно под  видом штрафов и других санкций  занимаются вымогательством.

— Ты что же, Викентий Палыч, хочешь жить по принципу: разделяй и властвуй?— резко перебил его чиновник. — И не  смей  больше клеветать  на блюстителей законности и порядка, на наши компетентные органы. За это предусмотрена не только административная, но и уголовная ответственность. Так дело не пойдет, ты не в джунглях и не в  тундре  живешь. Надо  делиться, платить налоги в бюджет, не прятать прибыль в чулок. Учись  трезво оценивать ситуацию, подавлять  порочные  алчные инстинкты. Что еще соизволишь сказать, какие претензии, чем недоволен? Я весь внимание.

— Спасите от ревизоров.

— Если у тебя все в порядке, к чему тогда паника? Плановая проверка и не у тебя одного. Так будет с каждым кто задерживает платежи в бюджет и в  специальный фонд  для благоустройства нашего горячо любимого города. Кстати, эта важная миссия поручена моему новому советнику Игорю Глебовичу Каморину. Прошу любить и жаловать  и не вздумай с ним ссориться,  иначе дорого обойдется  и  горько пожалеешь.

— Знаю, я эти плановые проверки по  три раза в месяц,— посетовал Зубач.— Если  перед ревизором  поставлена задача вскрыть нарушения, закрыть фирму, то он в  лепешку расшибется, чтобы  выполнить задание  начальства.

— Правильно мыслишь, Викентий  Палыч,— похвалил Савелий Игнатьевич.— Что ж ты раньше не прозрел. Ревизорам работать, исполнять свои функции не мешай, а то прикажу наложить арест на твою фирму и лишу  лицензии. как простой бич попрешься  на биржу труда за жалким пособием по безработице…

— Савелий Игнатьевич, по какому праву? — испугался  директор.

— По римскому, — ухмыльнулся  чиновник.

— Не делайте этого! У меня жена, дети, мать  с нищенской пенсией. Я все-таки хочу объясниться. Сами понимаете, что  телефон не  лучшее средство для конфиденциального разговора.

— Объясняться изволь со своей  женой или любовницей, — повысил голос чиновник. — А мне доложишь, как положено, что собираешься  дальше делать? Будешь платить или я закрою «Зодиак». На  твое место с  десяток  других предпринимателей найдется.

— Это слишком  круто! —  взмолился Викентий Павлович. — Я буду у вас  через пятнадцать минут. Не  возражаете?

— Ладно, приезжай,— лениво  обронил  начальник,  довольный  развитием  диалога. «Только  так надо строптивцев  за жабры брать, а то возомнили  себя  слишком  навороченными, не признают над  собой  никакой власти,— размышлял, расхаживая по кабинету его грозный хозяин. —  Я не  допущу беспредела».

Зубач себя долго ждать не заставил. Спустя десять минут  его долговязая, неуклюжая фигура предстала  перед  взором Савелия Игнатьевича. Он бросил ироничный  взгляд  на его  длинные,  как лопасти  ветряной мельницы, руки, куцую голову в фетровой  шляпе и худую гусиную шею. В серых глазах посетителя лихорадочный блеск. « А ведь, действительно, очень  на гуся смахивает»,— подумал  Савелий Игнатьевич.

— Легок  ты, однако  на  подъем, Викентий Палыч,— сидя за массивным столом, произнес  Хлыстюк. — Поди на “мерсе” примчался? Эта я на  подержанной «Mazda» езжу, да и офис у тебя, поди, пороскошнее моего кабинета,  евроремонт и прочее. Вижу я вас всех коммерсантов насквозь — бедолагами прикидываетесь, а валюту  лопатой гребете и в  швейцарские  банки перекачиваете. Ни у кого голова о развитии  города, о наполнении бюджета не болит. Все заботы на  меня взвалили.

— Нет у меня  ни «Маrcedes», ни другой иномарки,  на старом «Москвиче-412» езжу, — попытался парировать напор. — А вместо офиса обычная контора. Прибыли от торговли — кот наплакал, едва концы  с концами  свожу. С трудом на зарплату работникам наскреб, чтобы не разбежались. Мой «Зодиак» всего  лишь год существует и не  успел, как следует  развернуться. Налогами задавили, ревизоры – контролеры  табуном  набежали. Всех угощай и ублажай…Грабеж средь бела дня ... режут как курицу...

— Бери пример с олигархов – миллиардеров и миллионеров, если не слаб в коленках, — с иронией бросил реплику Савелий Игнатьевич.

—Для этого надо быть криминальным авторитетом или зятем президента с хватательными инстинктами без совести и чести. Им все доступно, тот же Никопольский завод ферросплавов, Арцизский трубный завод или гиганты металлургии  и другие крупные предприятия, созданные  трудом миллионов  людей многих поколений и захваченные мошенниками, — вздохнул Зубач. — К таким лакомым кускам, прихваченным аферистами  семейно – криминальных кланов, нас простых смертных и на пушечный выстрел не допустят. Там  своя мафия, свой клан. Себе – несметные богатства, а миллионам обездоленным гражданам – жалкие ваучеры и крохи с барского стола. Алчного  и бездарного  «гаранта»  за все страдания и беды народа  следовало бы, как Чаушеску под трибунал и к стенке вместо гарантий неприкосновенности. В лучшем случае его место  у  параши …

— Ты кончай демагогию, эти крамольные речи, здесь тебе не митинг  и не место для агитации. Нашелся мне революционер, обличитель  мафии и коррупции. Да за такие речи тебя в каталажку! Как ты смеешь осуждать нашего всенародно любимого гаранта и его  родню?! — вскипел Хлыстюк. — Это  подрыв его авторитета, оскорбление чести и достоинства. Жаль, на диктофон тебя не записал. Может,  повторишь  и мигом загремишь  в кичман на нары…

— Невозможно подорвать то, что уже давно подорвано, — возразил Викентий Павлович. — Его популярность  среди простых граждан самая низкая. За  годы   бездарного правления довел,  некогда самую процветающую в СССР республику,  до  полного разорения. Поэтому семь миллионов украинцев, подобно цыганам, разбрелись по всему свету в поисках лучшей  доли и работы, ради выживания.

— Ты договоришься, что сам пойдешь под трибунал, — угрожающе произнес  чиновник и властно  заявил. — Я лишаю тебя права голоса.

 — А как же  провозглашенные на весь мир демократия, гласность, свобода слова? — опешил Зубач.

— Запомни,  у кого больше прав, у кого реальная власть и большой капитал, тот и прав. Так есть и так будет всегда. И довольно плакаться  в жилетку,— поднялся  из-за  стола Хлыстюк.— Всем  тяжело. У меня  нет времени  ждать, когда твоя  курица начнет нести золотые  яйца. Боюсь, чтобы они  не  протухли. Городская казна пуста , а  на пороге  зима. Надо закупить  топливо,  газ, расплатиться за потребленную электроэнергию, иначе лимиты урежут до предела. Мне бы, Викентий Палыч, твои  заботы. Тебя не  достают каждый день учителя, медики,  пенсионеры, ветераны, не  угрожают  забастовками и голодовками. Моему положению не позавидуешь, чувствую себя, как в камере смертников.

— Не держался бы за кресло, — невольно  вырвалось из уст  мужчины. В следующий момент пожалел. Увидел, как  Савелий Игнатьевич  побледнел, к  пухлым щекам  прилила кровь. Он резко поднялся с кресла и угрожающе  надвинулся на  посетителя,  процедил  сквозь зубы:

— На кресло мое польстился?  Все думают, что оно  мягкое, да жестко на нем  сидеть. А  ты посиди, посиди, попробуй,  охотно уступлю. Может, геморрой себе высидишь.

Чиновник  дотянулся до  плеч Зубача и решительно подвел его креслу. Тот испуганно, как  упрямый бычок,  упирался, что -то бормоча себе под нос. Наконец прорвалась  внятная  речь.

— Савелий Игнатьевич, простите  великодушно, язык  мой враг, я  не  желал  вас  обидеть. Не надо мне  ваше кресло, сидите на нем хоть сто лет...

— Нет, нет, ты посиди,  коль напросился. Может  малость  ума  наберешься,  узнаешь почем фунт лиха?— настаивал  начальник,  таки усадив предпринимателя в кожаное  с высокой спинкой  кресло. Он, мотая по сторонам головой, ерзал  на кресле, словно его, как смертника,   усадили  на электрический   стул.

— Савелий Игнатьевич, пошутили и будет! — взмолился коммерсант, намереваясь встать, но начальник  придавил  его  за плечи.

— Сиди и слушай. Значит,  предлагаешь мне дезертировать? — подступил  он вплотную.— Это заговор, меня на мякине, как воробья не проведешь. Вы, коммерсанты,  сознательно скрываете  прибыль, и  саботируете мои  распоряжения. Для  вас, чем хуже,  тем лучше. Со злым умыслом,  с дальним прицелом действуете,  чтобы дискредитировать меня, вызвать  недовольство  горожан и  на следующих  выборах  меня провалить. Не так  ли? Колись! Вам нужен покладистый  начальник, чтобы из  него  можно  было всем, кому не лень веревки вить. Моя твердость характера и  требовательность  вам  не по нутру. Напрасно хлопочите,  ничего не  выйдет, я всех скручу в бараний  рог...

Он вошел  в раж, явно переигрывая роль. В голосе  угрожающе звенел металл.

— Побойтесь Бога, Савелий Игнатьевич, у меня и в мыслях  такого не было,— тщетно оправдывался  Зубач, освободившись от  кресла, как  от  проказы.— Какой  заговор? Впервые слышу. Я на революционные перевороты  неспособен.

Хлыстюк вдавил кнопку на пульте селекторной связи и вызвал начальника налоговой инспекции.

— Аза  Марковна,  какова  ситуация с  поступлением  налогов и другихплатежей от МЧП  «Зодиак»?

— Вчера погасили задолженность,— услышал он  усталый женский голос.— Хуже ситуация  с выплатой  налогов  по  платным автостоянкам, АЗС, казино. Направила группу сотрудников  вместе с работниками  налоговой милиции. Изучают финансовую документацию. Разберемся и доложу вам, Савелий Игнатьевич.

— Разбирайтесь  быстрее. От  МЧП  «Зодиак» сотрудников  пока отзовите. Похоже, что  директор Зубач  сделал правильные  выводы и  начал  исправляться,— велел  чиновник  и обратился к присмиревшему посетителю. — Вот так то лучше, Викентий Палыч. Человек  ты  не  глупый,  понятливый. Твое счастье, что все-таки  начал погашать  долги. Смотри, чтобы  мимо кассовых аппаратов не  шла  реализация товаров  по бартеру и за аренду исправно плати. Не жадничай и запомни, что скупой платит дважды. У тебя  сколько  магазинов?

— Пока три.  Если  дела  пойдут  в гору, то планирую еще два к  курортному сезону  открыть,— размечтался Зубач.

— Открывай, мешать не  буду, даже ленточку на презентации перережу, но и  ты гляди, моего советника Каморина   не обижай, прислушивайся к его мудрым советам. Он не столько мой, сколько ваш советник,— строго  приказал  чиновник.— Человек  полезный и решительный, в  трудную минуту  всегда поможет, готов охранять твою фирму. Хорошенько подумай  над его ценными  предложениями.

— Да я завсегда готов,— согласился  Викентий Павлович. — Но и мое положение понять  следует. Много  средств ушло на ремонт, аренду помещений, большие транспортные и иные расходы, так что помилосердствуйте ... Может льготы какие  предоставите, чтобы не резать курку, способную нести золотые  яйца?

— Каждый день я слышу плач и стоны бедного еврея. Я нарушать закон не буду и никому не позволю. Твое  МЧП  не  благотворительная фирма, поэтому льготы  не  положены, — ответил начальник. — Проявляй предприимчивость, чтобы  не  вылететь  в трубу, а  главное  —  не  будь  скрягой. Надеюсь, ты меня хорошо понял? Повторять не  придется?

— Не  придется,— нехотя  произнес  директор.

— Тогда выпей  минералки, коньяк по бедности  нашей не водится,— предложил Савелий Игнатьевич и  налил воду из графина в стакан. Зубач  жадно выпил и вытер ладонью вспотевший лоб.

— Вот так всегда, просится посетитель на пять минут,  а убил я на тебя полчаса, — пожурил  его Хлыстюк. — Не ценишь ты чужого времени, а оно  у  меня на вес  золота.

— Простите, Савелий Игнатьевич, — директор поднялся со стула и направился  по  мягкому паласу к двери. Спиной ощутил  пристальный взгляд и обернулся.

— Я слышал, Викентий  Павлович, что  ты большой любитель,  мастак  поговорок, прибауток? — насмешливо  спросил  чиновник. — Вспомни-ка, как ты давеча  по пьяной лавочке, насчет гуся, который свинье не товарищ, обмолвился. Гусь, так  это понятно  кто, а свинья?

— Заложил таки меня Каморин,—  виновато  признался Зубач. — Невольно с  языка сорвалось. Простите великодушно ...

— Чтобы впредь не срывалось,  надо меньше  пить... в рабочее время,— изрек чиновник. — Тогда и язык будешь держать  за зубами. Или  в ИВС на пятнадцать суток  захотелось?

— День рождения был у жены.

—Дома бы и отметил, а  не на работе.  Совсем распустились, никакого порядка.  Дурной пример подаете  своим  подчиненным. Банкеты-фуршеты, а передо мной  изображаешь из себя сирого и убогого. И не  стыдно глаза замыливать?

— Бес  попутал,— прошептал  Викентий  Павлович.

— Все свободен!  — приказал Савелий Игнатьевич и отвернулся  спиной к окну, поглядел  на сквер. С высоких  тополей облетала желтая листва и устилала  ковром  серые  тротуарные  плиты. Поздняя осень. Он  возвратился к столу,  вызвал секретаршу:

— Наина Викторовна, срочного отправьте телефонограммы в акционерные и коммерческие  предприятия и фирмы города, в банки на имя руководителей  за моей подписью. Завтра в десять часов совещание.  Регистрация в девять тридцать. Явка для всех обязательна без  каких-либо уважительных причин. Так и предупредите.

— Будет сделано в  срок, — улыбнувшись,  ответила женщина и поспешно вышла в приемную.

 

                            3. В  ряды  патриотов

 

Совещание было обставлено в лучших  традициях прошлого времени. В просторном фойе  была развернута фотовыставка, организована торговля — бутерброды, кондитерские изделия, кофе, бульон и другая  снедь  и  напитки. Рядом  лотки с  книгами, журналами, газетами и  канцелярскими принадлежностями.

Заседание  началось с опозданием на пятнадцать  минут, что  было в традициях местного градоначальника, поскольку демонстрировало его кипучую занятость неотложными делами государственной важности. Приглашенные  маялись  в актовом зале, когда вошли Хлыстюк,  начальник милиции подполковник Яцук, прокурор Вязов и редактор газеты «Курьер»  Черенок. Они прошли за длинный стол в президиум. Савелий  Игнатьевич окинул быстрым взглядом в разноцветных одеждах публику, дождался,  когда  затих шум. На галерке  места были заняты, а на передних рядах  пустовали.

— Не густо,— помрачнел  Хлыстюк  и сурово приказал. — Прошу занять передние ряды и живо. Каждая секунда на счету. Привыкли прятаться за чужие спины. Кое-кто из мужчин нехотя пересел с галерки на передние  ряды.

— Я вижу, не все  откликнулись на приглашение. Может, от сытости жиром уши заплыли? —  с  упреком продолжил он.— С теми, кто  проигнорировал, я разберусь,  персонально и  снисхождения не ждите. Конечно,  для многих из вас  время — деньги, но  я собрал не  на посиделки, а чтобы обсудить серьезные проблемы и задачи.

С красной  папкой  в руке Савелий Игнатьевич — грудь колесом, с горделиво-барственный взором степенно прошел на трибуну с начертанным гербом. Отпил из стакана  воду.

— Итак, господа  предприниматели, банкиры, коммерсанты,  менеджеры, брокеры и дилеры…

— …и киллеры-ы, — прошелестело в зале.

— Надеюсь среди вас  таковых  нет, — быстро отреагировал Савелий Игнатьевич. — А вообще подобные реплики и шутки здесь   неуместны. Прошу  тишины и внимания. Все  вы, живущие в нашем славном  городе, должны быть его пламенными  патриотами. В условиях острого социально-экономического  кризиса  обязаны позаботиться о пополнении городского бюджета.  Кроме того, я предлагаю  создать  внебюджетный фонд  для благоустройства улиц и поддержки  малоимущих граждан. Город, словно саранча, заполонили бомжи, нищие и беспризорники.

С этим  пороком надо решительно бороться, иначе  неизбежна вспышка инфекционных, в том числе венерических, заболеваний. Вы, господа предприниматели, представители среднего  класса, среди вас прячутся и крупные бизнесмены,  должны осознать критическое положение пенсионеров, ветеранов войны и труда, а  их в городе треть от общего населения, учителей, медиков, работников культуры, инвалидов, которые месяцами не получают пенсии, пособия  и  зарплату. Они  учат ваших детей, лечат стариков и наш  гражданский  долг не оставить их в беде. Больше всего денег вращается в сфере банковского  дела, в  топливно-энергетическом комплексе, в торговле ликероводочными и табачными изделиями. Именно  там работает большинство  из  вас, поэтому вы обязаны по законам чести и совести внести  свой вклад в фонд поддержки.

— Мисту  потрибна  допомога,  але на ривных для всих громадян умовах, — неожиданно поднялся из центра зала высокий худощавый мужчина с рыжими пышными усами.

— Кто  такой? Живо отвечай! — вместо ответа с  раздражением  окликнул его  чиновник.

— Мыхайло Дробына, президент фирмы «Наталка».

— Ишь  ты,  туда же, президент, поди над своей Наталкой-полтавкой,— ухмыльнулся Савелий Игнатьевич. — Слишком много  президентов развелось, как тараканов, а я один  за всех отвечай. Перед учителями, которые устраивают пикеты и трезвонят под окнами, перед голодными пенсионерами, гремящими пустыми кастрюлями. Ты пан Дробына,  не будь скотиной, пока  помолчи, я доклад закончу,  тогда  скажешь слово.

Докладчик,  перелистывая  страницы, называл шестизначные  цифры недоимок по платежам в бюджет, клеймил  позором  руководителей предприятий  и фирм – должников.

— Пудовыми гирями висят долги за использованную электроэнергию и коммунальные услуги. Малоимущие  граждане не имеют возможности  погасить эти долги, а предприниматели чувствуют  себя вольготно  — скрывают реальные доходы, занимаются бартерными операциями. С таким положением я мириться не намерен. Поручаю  прокуратуре, милиции,  нашей  свободной прессе  серьезно и глубоко разобраться с  нарушителями  налогового законодательства. Наказать по всей строгости закона и результаты обнародовать в газетах, на  телевидение  и радио.

— Я всегда выступал и  выступаю за диктатуру закона, перед которым  все  равны, — подал голос прокурор Вязов.

— В сфере экономики и в  банковском деле не все чисто,— поддержал докладчика  по его одобрительному взгляду подполковник милиции Яцук, грозно  предупредив.— Всю нечисть  выметем поганой метлой, а кое-кого  отправим по этапу за «колючку» дегустировать казенные харчи.

— Скоро в газете «Курьер»  появится  новая  рубрика «Они преступили закон», — с  энтузиазмом пообещал редактор Черенок.

— Я рад, что меня так горячо поддерживают наши силовики и журналисты, что я не одинок в стремлении навести в городе элементарный порядок,— с удовлетворением произнес докладчик и с оптимизмом заключил.— Надеюсь, что  все  сидящие в этом зале страстно  желают быть патриотами и не на словах, а на деле. Со временем на базе нашего единства  можно  будет создать партию. Грядут очередные выборы и для  нас исключительно важно не  только сохранить, но и  укрепить свои позиции. Против этого, я думаю, никто не будет возражать. Давайте не митинговать по пустякам, а, засучив рукава, до седьмого  пота работать на благо родного города. Кто «за»!

Он, окинув придирчивым взором зал, в  котором поднялось чуть больше половины  рук присутствующих, и недовольно крикнул:

— Почему не вижу леса рук! Это что  оппозиция, заговор?

— Савелий Игнатьевич, почему к коммерсантам неодинаковый, избирательный подход? — послышался  голос с галерки.

— Что вы имеете в виду? — насторожился чиновник.

— А то, что ряд фирм и  магазинов,  АЗС, автостоянок и других объектов коммерческой деятельности, опекаемые неким господином Камориным, имеют большие льготы, а других душат налогами и поборами на разные общегородские мероприятия,  не   позволяют развернуться? НДС, акцизный  сбор, различные налоги и платежи,  а теперь еще создаете  какой -то новый  фонд, подобный «Рогам и копытам» — новая кормушка для чиновников-бюрократов.

—Льготы предоставляем  фирмам, которые занимаются благотворительностью, милосердием и развитием спорта, помогают малоимущим  старикам, инвалидам, детям! — с пафосом ответил докладчик.— Мы обязаны быть чуткими к обездоленным и убогим. А за подозрения о «Рогах  и копытах », за публичную клевету впредь  ответите по закону.

— Знаем мы эту блохотворительность, — недоверчиво отозвался оппонент.— Милосердия на копейку, а  выгоды на десятки тысяч долларов. «Крыша» у этих фирм, вот и весь секрет ...

— Чем вы недовольны, гражданин? Как вас там? Почему воду мутите? — повысил голос Хлыстюк. — Под какой крышей? Для всех одна крыша — закон! Кстати, нужны деньги и на ремонт крыш, которые, как решето. Если не нравиться, покиньте зал, но потом не обижайтесь. Нам здесь не нужна овца, которая все стадо норовит испортить.

— Мы не стадо, а ты не пастух, — донеслось с задних рядов и  чиновник понял, что перегнул палку с ярким сравнением. Чуть поостыв, он продолжил:— Не советую  становиться в позу обиженного, а надо каждому работать в поте лица своего, без выходных и праздников. Берите пример с господина Зубача, директора фирмы «Зодиак». Вначале он тоже не понимал  нашу политику, вел себя, как слон в посудной  лавке. Поговорил я с  ним по душам и человек прозрел без всяких розовых очков. Верно, я  говорю, Викентий  Палыч?

Хлыстюк  сделал паузу, надеясь услышать подтверждение.

— Что ты  молчишь, как сыч, словно воды в рот набрал или лишился дара нормальной речи?

— Городу, его жителям, конечно,  надо помочь. Но только городу, а не ... — потупился  Зубач.

— Ты, Викентий  Палыч, договаривай, не тяни кота за хвост, не темни,— придавил его взглядом  Савелий Игнатьевич. — Что ты себе там  под нос бурчишь. У нас же гласность, демократия, орел ты наш сизокрылый. Ну-ка, излагай претензии ты же мастак правду-матку рубить сплеча. Аль  сто граммов надо для храбрости?

Все дружно рассмеялись сравнению Зубача с орлом, так как  к нему давно прилипла кличка Гусь. Он стушевался, втянул голову в сутулые плечи и спрятался за спиной упитанного банкира. Довольный произведенным эффектом,  отыскал в зале президента фирмы «Наталка»:

— Пан Дробына, ты еще не поплакался в жилетку. Давай валяй, пока я добрый, разводи сырость.

— Ни, не трэба,— отказался тот, чтобы  не разделить участь строптивого предпринимателя.

— Если никто не желает душу излить, тогда я советую каждому сделать выводы из моего доклада, — велел чиновник.— Не сочтите за угрозу, но те, кто откажется поддержать наш  фонд, будут лишены  лицензий. Не заставляйте  меня прибегать к крайней мере. Координатором по всем  вопросам коммерции и создания фонда я назначаю своего советника Каморина Игоря Глебовича. Будь добр, покажись господам бизнесменам.

Советник поднялся. Суровое, беспристрастное лицо, плотная, словно налитая  свинцом, фигура под кожаной курткой — крутые бицепсы.

— Игорь Глебович — мастер спорта по боксу и восточным единоборствам.  Да и ребята в его группе под стать тренеру, без призов  на турнирах не  остаются и  в обиду себя не дают. Игорь Глебович, несмотря на большую занятость, любезно согласился подставить плечо под общее дело. Прошу  любить и жаловать и не перечить ему в благих действиях.

— Не надорвется ли тренер от лишних забот?— бросил реплику мужчина, давеча затронувший тему о льготах для избранных фирм.

— Выдюжит,  не белоручка, как некоторые, ждущие манны с небес,— ответил начальник.— У него крепкие, надежные помощники. Он их сам воспитал, в люди вывел.

Многие  из сидящих в зале,  уже  имели честь пообщаться с тренером и поэтому его новая  должность не вызвала у них прилива радости. В предчувствии  очередных “душевных” встреч на их лица наползла тень.

— Савелий Игнатьевич, вы сказали, что у нас демократия и гласность? — интригующе, придя в себя, спросил  Зубач.

— А ты, Викентий, похоже сомневаешься, — с настороженностью заметил Хлыстюк. — Поди,  отстал от жизни, газет не читаешь, телевизор не смотришь, только одно на уме,  как бы побольше прибыли урвать и от налогов утаить. Я всех аферистов на чистую воду выведу.

— Если у нас гласность и демократия, то у меня есть конкретное предложение, — глядя на Савелия Игнатьевича, Викентий Павлович выдержал  паузу.

— Валяй, — снисходительно разрешил он.

— Пусть фонд городского имущества опубликует в газете списки лиц, ставших владельцами крупной недвижимости, магазинов, банков, ресторанов, баров, автостоянок, АЗС и других объектов недвижимости, коммунальной собственности и прочих материальных ценностей. Горожане вправе знать на  каких условиях, состоялись  ли аукционы, и за какие средства приобретен тот или иной объект и сколько попало в городскую казну, а сколько в карманы чиновников? Кто, действительно, честно занимается бизнесом, а кто мошеннически за смешную цену или бесплатно прихватил государственное имущество в лучших местах города. И все это келейно, без широкой гласности за взятки чиновникам. А на аукцион выставляют непривлекательные, убогие объекты  не реализуются...

— А ведь верно говорит, в самое “яблочко”, — услышал Зубач за спиной одобрительный голос. По залу прокатился глухой рокот — признак смятения в умах.

— Ишь, чего захотел. Много будешь знать, быстро в трубу вылетишь,— вспылил чиновник, не дав ему договорить. — Ты на что меня подбиваешь? Хочешь посеять в городе смуту, бунт, новую революцию, чтобы бедные и  нищие с топорами, вилами и косами пошли на  богатых, коммерсантов и бизнесменов? Тебе печальная слава Степана Разина и Емельки Пугачева спать не дает?  Ты же первым и пострадаешь. Голодная и пьяная толпа революционеров разнесет твой «Зодиак»  в пух и прах.

— Я за закон и справедливость,— возразил Викентий Павлович.

— Не позволю, не допущу анархии! — с  пафосом заявил Савелий Игнатьевич.— Есть  коммерческая тайна, гласность тоже имеет разумные границы. Достаточно того, что я и мой советник  знаем всех владельцев  и совладельцев, учредителей и соучредителей. Каждый у нас под контролем и будет платить в казну налоги, а если не захочет, то заставим. Для этого у нас есть налоговая милиция, прокуратура,  служба безопасности. Отключим электричество, воду, канализацию, будете ходить на горшок,  лишим  лицензии и пустим с молотка здания и имущество. Есть много способов заставить жить и работать по нашим правилам. Итоги  приватизации, об этом говорят на самом верху,  не подлежат пересмотру, кто не успел, тот опоздал. Я не допущу нового передела собственности, кровавых разборок и беспорядков в городе.

 Тот, кто в политических целях посеет ветер, пожнет бурю, будет ею сметен. А тебя, Викентий,  и других недовольных и строптивых злопыхателей предупреждаю, не мутите воду, не играйте  с огнем. Он может кое-кому опалить не только крылья, но и я…

— Я  работаю честно, я никому не должен,— осмелел на публике Зубач. — Слишком много «липовых» фондов и контор развелось.

— Не должен? Странно, значит,  очень  скоро  появятся долги,— пообещал  чиновник.

— Савелий Игнатьевич, я за то, чтобы для всех предпринимателей были установлены не на словах, а на практике единые правила игры и госчиновники не занимались коммерцией, что им запрещено законами о государственной службе и борьбе с коррупцией, — неожиданно осмелев, не унимался Викентий Павлович.

— Ты  на что это намекаешь? Может, это я занимаюсь бизнесом или сотрудники аппарата?! — повысил голос хозяин.— У меня каждый день болит голова о том, чтобы  горожанам, пенсионерам и ветеранам жилось лучше, а ты  думаешь о личной выгоде. «Золотой телец» вам всем  застит глаза. Надо быть  выше меркантильных своекорыстных интересов, думать о ближних, как записано в Библии. Вот мы с Камориным  на днях и проверим какие вы патриоты, как печетесь о ближних или кто готов удавиться из-за копейки. Никто не думает о закупках мазута, газа на зиму,  а значит, придется заготавливать дрова и покупать печки – буржуйки. За все надо нынче платить, на то они и рыночные, а не базарные,  отношения.

Импульсивный  Зубач, чувствуя поддержку зала, попытался вступить и  продолжить  дискуссию, но Савелий Игнатьевич остановил его властным  жестом руки.

— Скажи, откуда ты, такой упертый взялся и кто по жизни?

— Оттуда?—  опешил Викентий Павлович.  — Откуда и все, а по жизни я человек, субъект предпринимательской деятельности, значит  СПД.

—По жизни ты — батрак,— пребил его Хлыстюк. — Запомни, рожденный ползать, летать не может.

— Получается, что вы  один орел, ястреб, а все пресмыкающиеся,  —  опрометчиво возразил Зубач и увидел, как побагровело лицо хозяина.

— Пошел вон, гнида!—  сорвался тот на крик.Викентий Павлович увидел, как к нему стремительно направился Бакаев, готовый силой выставить за дверь. Он не стал испытывать судьбу и с поникшей головой пошел к выходу, услышав за спиной грозный рык.

—  Так будет с каждым, кто не умеет себя вести в приличном обществе.Как говорят, баба с воза—  кобыле легче.  

К горлу Зубача подступил ком, душили спазмы обиды от этой публичной порки, но он взял  себя в руки, осознав беспомощность.

Когда за ним закрылась дверь,Хлыстюк,  довольный произведеннной экзекуцией, продолжил: — Довольно, излили  душу и будя. Твое время по регламенту исчерпано. Много говоришь и все впустую, сплошная демагогия, ни одного конкретного предложения. Критика ради снобизма и дешевой популярности. Кто еще желает правду-матку  резануть?

Он  угрюмо-злым взглядом провел по лицам собравшихся и в назидание добавил.— Я должен знать всех недовольных и обиженных властью в лицо.  Гласность, по - моему, хороша тем, что она высвечивает нутро человека и словно  рентген выявляет его непомерные наполеоновские амбиции, манию величия и непогрешимости. На следующее совещание я обязательно приглашу врачей-психиатров.

Пусть внимательно понаблюдают за аудиторией, возможно,  отыщут для себя  немало пациентов. Подобные больные, считая себя совершенно здоровыми, обычно никогда не обращаются за помощью. Доводят себя до такого критического состояния, когда применение смирительной  рубашки и успокаивающих инъекций  неизбежно.

Перевел  дыхание и спросил у главного архитектора:

—Сосновый  бор, что у мыса Ак-Бурун, входит в границы города?

— Обязательно, — ответил зодчий.

— Куда смотрят работники комбината по благоустройству и озелению, санэпидстанции, экологической инспекции..Почему любители пикников загадили сосновый бор? Даю три дня для наведения порядка.

— Канатчикова дача,— послышался чей-то насмешливый голос.

— А вы не смейтесь, это серьезное заболевание, нередко провоцирующее суицид,— упрекнул Савелий Игнатьевич. — Будьте сдержаны и терпеливы, когда я говорю. Здесь юмор не уместен. Так вот Зубач, кажется, возомнил  себя пророком,  пупом  земли, владеющим  абсолютной истиной, так сказать, в последней инстанции. Над ним мол,  нет никаких начальников, только  Господь витает. Не бывать этому произволу, пока я  при власти. Ну, что господа или паны коммерсанты, акулы и пескари бизнеса, есть еще краснобаи и демагоги,  любители  почесать языком?

Он медленно обвел их пристальным взглядом и продолжил, войдя в административный раж:

— Я тоже силен в риторике, однако не упражняюсь в красноречии, не выпендриваюсь, как некоторые из вас. Иной, сколотивший жалкий капиталец, считает, что он пуп земли и кум королю. Так не пойдет,  я такого нахальства и хамства не потерплю.

— Регламент, сам не нарушай регламент! — послышался возглас из задних рядов.

— У меня свой регламент. Сколько хочу, столько и говорю для пользы нашего общего дела. И никто из вас, барыг, мелких лавочников,  мне не указ! — властно изрек Хлыстюк.

Возразить  ему больше  никто не отважился. Все сидели притихшие, понурив  головы, стыдясь смотреть в глаза друг другу. «Станешь рыпаться, того и гляди,  пострадаешь,— решило большинство из них.— Все равно выше  головы не прыгнешь. Для этого необходима поддержка в верхах и надежная  «крыша».

 Но в коридоре,  подальше  от  глаз  начальника  и его услужливых информаторов,  несколько человек по-дружески пожали руку Зубачу.

— Срочно опубликуй  солидный материал о совещании на первой странице с моим портретом! —  приказал Савелий Игнатьевич  редактору.— В жестком, деловом стиле, пропесочь Зубача и Дробыну, чтобы другим было неповадно, чтобы  все знали,  что у меня болит сердце о благополучии  города. Надо закручивать гайки.

— Читайте в завтрашнем номере, — подобострастно склонил облысевшую на темени голову Черенок  и плаксиво попросил.— Савелий Игнатьевич, подбросьте  деньжат из бюджета, бумага на исходе, придется сокращать периодичность выпуска или, как «Искру» печатать на папиросной  или  туалетной  бумаге.

— Я те сокращу, хватит ныть! — осадил его Хлыстюк. — Я же отлично изучил твою гнусную натуру, ты в любую щель без мыла пролезешь и перед любым прогнешься. На халяву звание «заслуженного» выклянчил. Или может, тебе кресло  редактора  надоело?

— Нет, не надоело, — отпрянул в сторону Черенок.

 — Тогда исполняй мои приказы.

Подобострастно склонив голову, редактор вскоре  исчез за дверями. Попрощавшись с Вязовым и Яцуком, Хлыстюк  пригласил  советника.

— Ну что, Игорек,  поддал  я им жару. Чешут затылки «денежные мешки»,— произнес он самодовольно.— Разбежались по своим норам, как корова языком слизала. Поглядим, какой будет эффект. Теперь у тебя большие права, действуй  решительно  и настойчиво, силу уважают. Займись теми, кто проигнорировал совещание. Узнай, кто стоит за типом, что о «крыше» трепался. Если упрется рогом, то живо прикроем  его лавочку и пусть идет на все четыре стороны. Вплотную  займись созданием фонда. К выборам у нас должен  быть солидный капитал.

Время голодранцев-демагогов прошло, только большие деньги приводят  к власти. Люди по горло сыты обещаниями и второй раз  на эту приманку не клюнут, нужные новые, оригинальные идеи и технологии для создания моего положительного имиджа.

 

                              4. Встреча  главспеца

 

Расстались они не надолго  — в полдень Хлыстюк  по мобильному  телефону связался с Камориным:

— Неприятная  новость, Игорек. Мой  старый приятель из главка сообщил, что сегодня к нам прибудет по жалобе гость из столицы. Мужик  дотошный, въедливый, как соляная кислота, и  вредный.

— Значит, к нам  едет ревизор. Дождались.

— Будь на то моя воля, я бы  всех этих ревизоров – дармоедов, проверяющих – шныряющих и работать мешающих, к ногтю и в расход! — в сердцах произнес Савелий Игнатьевич.

— Он, что же из КРУ?

— Из  Совета министров, а это, как  противотанковая мина. У меня с премьером натянутые отношения. Не исключено, что именно он и копает. Если рванет эта мина, то  взлетим с потрохами в воздух. Чтобы его обезопасить, придется тебе взять на себя функции сапера. А сапер, как известно, ошибается один раз в жизни. Поэтому максимум бдительности и осторожности. Мы обязаны  отвести от себя опасность.

— У меня, босс, богатый опыт разминирования и через это минное поле пройдем без потерь, — заверил советник.

— Тогда Бог не выдаст, свинья не съест.

— А какие у  ревизора  цели? Что-нибудь серьезное?

— Нашлись в городе  «правдолюбцы-злопыхатели», состряпали жалобу, обвинив меня во всех смертных грехах. Вот и направили чиновника, чтобы разобрался на месте.

— Кто он, что за персона?

— Мелкий  клерк по фамилии Райков, — ответил Савелий Игнатьевич. — Из управления по  работе  с письмами и заявлениями граждан. Я навел справки. Невелика птица, но способна, как удод, сильно  нагадить. Из принципиальных и  неподкупных, не перевелись еще на свете такие чудаки. Возьмешь под  жесткий  контроль каждый его шаг.Загляни  ко мне на часок, сообща подумаем с какими почестями встретить  гостя, будь он неладен, очередная напасть намою голову. Неплохо была бы установить автора жалобы, чтобы  искоренить, огнем выжечь  эту заразу...

Когда  гость из  южной столицы — импозантный, высокий стройный мужчина, лет тридцати пяти  от роду, в бежевого цвета плаще с кожаным «дипломатом»  в руке вошел в  кабинет, Хлыстюк,  Каморин и другие бюрократы  были наготове.

— Андрей Захарович Райков, главный специалист, прибыл с проверкой  реагирования на заявления граждан, — представился  гость.

— Чем обязаны такой высокой  чести?— заискивающе спросил Савелий Игнатьевич.

— Моя миссия не из приятных, но необходимых, — произнес он. — На вас, Савелий Игнатьевич, поступила жалоба.

— Экая, невидаль, жалоба?! Всем не угодишь, — усмехнулся начальник. — Потому и жалуются, что я работаю, как вол, не покладая рук. А вот, если бы баклуши бил, то все были бы довольны. Кто тянет лямку, тому еще и норовят груз подбросить и настроение отравить.

— Мне поручено разобраться и доложить по инстанции для соответствующей реакции руководства.

— Эх, Андрей Захарович, вы бы приехали к нам отдохнуть, покупаться в море, порыбачить, тройной ухи откушать, позагорать на пляже. Шампанское, коньяк … красивые юные женщины, а не заниматься  грязными кляузами, — посетовал хозяин кабинета. — Не к лицу  вам эта рутинная, ассенизаторская работа. Молодой, симпатичный мужчина и вынужден убивать время на всякую мелочь.

— Я, как и вы, госслужащий, и обязан выполнять задание в строгом соответствии с законом о работе с письмами, заявления и предложениями  граждан, — сухо возразил  гость.

— Как это скучно, — прикрыв ладонью рот, зевнул Хлыстюк. — Я тоже госслужащий пятого ранга, повыше вашего, однако не кичусь  этим  и лоб от усердия не расшибаю. Во всем должна быть мера, здравый смысл, а не слепое служение  по уставу  или директиве. Позвольте, хоть краем глаза взглянуть, что там обо мне насочиняли? Живешь и не знаешь, как выглядишь со стороны, что о тебе другие думают – гадают, какими обидными  словами  незаслуженно обзывают?

— Конечно можно,— Андрей Захарович, щелкнув  замками,  открыл крышку кожаного «дипломата».

— Минуточку, я представляю вам своего советника. Знакомьтесь, Игорь Глебович Каморин.

— К вашим услугам, маэстро, — советник слегка привстал со стула и вальяжно подал  руку.

— Я вас не обременю заботами, привык к спартанскому образу жизни,— признался главный специалист. — Похлопочите об  отдельном номере в гостинице, чтобы  мог спокойно поработать с документами.

— Нет проблем, — ответил  Хлыстюк и  поинтересовался.— Вы к нам  надолго пожаловали?

—Надеюсь за  три дня управиться. Предстоит изучить учредительные документы  нескольких акционерных  и коммерческих фирм, систему налогообложения, финансовые дела и если удастся, то  встретиться с автором  жалобы.

— Да, серьезный  подход к делу,— похвалил Савелий Игнатьевич.— Вам с таким объемом работы самому нелегко будет справиться. Я дам вам двух-трех добросовестных, грамотных специалистов.

— Нет, любезно  благодарю, — отклонил помощь главспец. — Для меня это дело не новое, уже не первый год занимаюсь подобными  проверками, поднакопил ценный опыт. Объективности  и справедливости ради,  стараюсь вникать лично.Считаю, что каждый человек  должен честно, достойно прожить дарованные  Всевышним годы. Таков  мой  принцип.

— Похвально. Мы  с вами солидарны.И все же каковы результаты  ваших проверок? — подал  вкрадчивый  голос  Игорь Глебович.

—Положительные. Возбуждено несколько уголовных дел по фактам коррупции, мошенничества, казнокрадства и нарушениям налогового законодательства. Два руководителя отстранены от должностей и  находятся под следствием, — не без гордости сообщил Райков.

 «С таким его усердием  неминуемы большие неприятности», — подумал  начальник, переглянувшись с советником,  натянуто улыбнулся:

— Вы, Андрей Захарович, по всему  видно, очень ценный работник, на  хорошем  счету, премии, грамоты, почет и уважение...

— Вниманием  не  избалован, но от честно  выполненной работы получаю моральное удовлетворение.

— Только моральное? Идеалист вы и романтик, а материальное поощрение, что же для вас не имеет значения?

— Для меня оно вторично. Зарплату получаю и то хорошо, на скромную жизнь вполне хватает.

— Деньги никогда не  бывают лишними, — заметил Хлыстюк.— Жена, дети, а если еще и зазноба на стороне. Вы еще так молоды и привлекательны, должны нравиться женщинам. Поэтому и материальный  стимул очень важен. Ведь деньги, сколько бы их не было имеют одно  плохое, даже досадное свойство. Не так ли,  Игорь Глебович?

— Да, они  слишком  быстро кончаются,— поддержал Каморин  и  оба дружно рассмеялись. Райков на  их смех отреагировал едва заметкой улыбкой. «Вот сухарь попался, юмора не понимает, ничем его не расшевелить»,—огорчился Савелий Игнатьевич и строго напомни:

— Вы обещали показать жалобу.

— Ах, да, извините, увлекся,— замешкался  главспец и подал написанный аккуратным почерком лист бумаги. Савелий Игнатьевич быстрым взглядом пробежал строчки. В жалобе сообщалось, «что в городе действует  сеть торговых  и увеселительных заведений, казино, ресторанов  и баров, оформленных  на подставных лиц и близких родственников, а фактическим их владельцем является  Хлыстюк и другие приближенные к нему чиновники. Данным  фирмам он, используя служебное положение, обеспечил льготные условия. Они  под видом благотворительных и спортивных фондов и фирм освобождены от уплаты налогов, либо платят по  минимуму. В некоторых магазинах, пивбарах  и т. д. реализация  товаров осуществляется  помимо кассовых аппаратов. 

Неучтенная  выручка,  поборы с торговых точек, взятки поступают в карманы чиновника и его послушного окружения. Люди доведены  до отчаяния. Учителя, медики, пенсионеры, ветераны  войны и труда обречены на голод, болезни и вымирание. Смертность в городе в два с половиной раза превышает рождаемость. А  в это время дорвавшаяся  до власти верхушка жирует и  развратничает в салоне «Шик  & блеск» и других притонах. Требуем  принять  срочные меры. В противном случае обратимся выше. Справедливость  должна восторжествовать. Не называем имен  из-за угрозы преследования. Группа справедливых товарищей».

— Группа товарищей, как под некрологом,— усмехнулся Хлыстюк. — Только напрасно, тщетно они хотят меня раньше времени похоронить. Не дождутся! Чего они испугались, ведь  я  на объективную критику правильно реагирую и  даже благодарен. А здесь, что ни строчка, то клевета с целью подорвать авторитет, опорочить  руководителя. Это ведь анонимка. Ни адреса, ни имен и подписей конкретных заявителей, и потому не подлежит рассмотрению. На меня давно  кто-то зубы точит, нервы испытывает.  Но я  стою прочно,  тоже не  лыком шит, не дождутся отставки, только через  мой труп.

Он  перевел  дыхание, пристально поглядел на Райкова и  отчетливо предложил. — Я бы на вашем месте списал  эту кляузу в  архив, а еще лучше выбросил бы в корзину. Только время впустую потеряете. Побывайте в других городах. Кто сейчас начальников,  министров, да нашего брата чиновника, любит? Никто! Каждый норовит напакостить, злость сорвать. Время такое — все кому не лень  недовольны властью...

— Савелий Игнатьевич, это ответственное  поручение и я его выполню,— возразил главспец.— Это дело моей профессиональной чести, долг перед заявителями.

— Вы не красна девица и на вашу честь никто не покушается, — хмуро отозвался Хлыстюк и  брезгливо  подал жалобу советнику.— Отдай  Наине  Викторовне, пусть снимет  ксерокопию. Пригодится для служебного расследования.

— Нет, — ловко перехватил лист Андрей Захарович. — Мы так не договаривались. Проведете графологическую экспертизу, установите личность автора и начнутся  для него гонения, это непорядочно.

— А разве порядочно обливать честного человека  грязью? К тому же после  вашего  визита у нас  должен остаться  какой-нибудь документ?—  заметил Каморин.

— Останется один экземпляр материалов проверки,— заверил главспец. — Жалобу  я обязан проверить,  даже ради того, чтобы не было новых заявлений  в вышестоящие инстанции.

— Когда вы намерены приступить к проверке? — мягко поинтересовался  Савелий Игнатьевич.

— Прямо сейчас.

Начальник  бросил взгляд на электронные часы. Они зеленовато высвечивали 17. 33.

—Неудачно вы прибыли, через полчаса конец рабочего дня, — вздохнул хозяин  кабинета.

— Я бы и рад пораньше, но дорога из Симферополя дальняя, — согласился главспец.

— Утро вечера мудренее. Завтра приступите, я соберу специалистов. Никаких  возражений и препятствий  не будет, все, как на духу выложим,— пообещал Савелий Игнатьевич.— А сейчас вам надо  согреться, отдохнуть. Гостеприимство у нас на первом месте. Так что, уважаемый Андрей Захарович, не откажите в любезности, иначе обидимся...

— Благодарю, но …—  смутился Райков.

— Никаких но, вы  наш  дорогой  гость, а все  остальное суета сует,— обезоружил его Хлыстюк  и велел  Каморину.— Там в холодильнике собери на   стол, что Бог  послал.

Затем вызвал секретаршу:

— Наина Викторовна, ко  мне никого не  пускать, совещание. Минут через  двадцать заварите кофе.

— Хорошо, Савелий Игнатьевич,— ответила женщина и многозначительно улыбнулась гостью,  мол,  не робейте, чувствуйте себя, как дома.

Райков чувствовал  себя не в своей тарелке. Отказ от угощения усложнил бы отношения.. А если остаться, значит быть чем-то обязанным. И первый,  и второй вариант  его не устраивал, а третий  он  не мог придумать.

В комнате отдыха, что по соседству  с  кабинетом,  куда его пригласил Каморин, на круглой  поверхности стола — бутылка коньяка  «Наполеон»  и  шведской водки «Абсолют», на блюдах осетрина, бутерброды с красной и черной икрой, лимоны, апельсины, раскрытая коробка шоколадных  конфет и прочая  снедь.

— Любезно прошу к  нашему скромному шалашу, — хозяин широким купеческим  жестом пригласил к столу. — Чем богаты, тому и рады. С этого, пожалуй, нам  и стоило начинать знакомство. На высшем  уровне ни одна  встреча без банкетов и фуршетов, ланчей и шведских столов не обходится. А у нас  вот на скорую руку дружеский ужин. Поди, проголодались, Андрей Захарович? Вижу, желваки задвигались.

— Я  не голоден. По пути в Радостном, где  горный родник, была  остановка. Отведал чебуреков, выпил кофе, — сказал он.

— Знакомое, бойкое место,— отозвался Игорь Глебович. — Там, сказывают, крымский татарин лихо развернулся — целый торговый комплекс построил. Шашлыки, чебуреки, манты, лаваши...

Райков  беспокойно ерзал. Ему  явно не нравилась прелюдия нынешней командировки. Он обычно не любил и  старался избегать застолий и  сейчас  решил, что немного выпьет ради  приличия,  чтобы завтра со светлой головой заняться комплексной проверкой.

— Какой  напиток предпочитаете? — прервал его размышления Савелий Игнатьевич.

— Миргородскую, минеральную воду.

— Шутник  вы, однако, Андрей Захарович, — озорно рассеялся  начальник. — Значит у вас все в порядке с юмором. Воду надо было пить из родника в Радостном  или Тополевке,  а у нас другая водичка и тоже целебная  для настоящих мужчин. Надеюсь, что не страдаете язвой в прямом и переносном смыслах?

 — Извините господа, но я спиртные напитки не употребляю. Разве, что по большим праздникам и то чисто символически.

— Так сегодня и есть большой праздник, — заявил советник.

— Какой именно? — удивился Райков.

—Ваш визит в наш забытый Богом и людьми город, почитай, в глухую провинцию. Зачем жить, если не пить и не любить красивых женщин?

— У меня  совершенно другая  благородная цель — честно служить Отечеству, — ответил главспец.

— Так мы тоже честно служим Отечеству, — произнес Хлыстюк и напомнил  о песне советской эпохи: «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Но не следует забывать о земных радостях и удовольствиях, ибо существуют ли таковые в  том загробном мире, никому неизвестно. Никто оттуда еще не возвратился.

— Я бы выпил, но опасаюсь обострения  гастрита, — солгал  гость.

— Не верю, у вас вид здорового крепкого мужика. К тому же гастрит лечат спиртом, — сообщил хозяин кабинета.— Вы  похожи на героя какого-нибудь захватывающего служебного романа. Это прежде строго  было насчет неформальных связей с  женщинами  легкого поведения. Надзирали горком, обком и прочие партийные органы, что  угрожало карьере, а нынче сексуальная революция. Иметь любовницу, и не одну — это достоинство, а  не порок. Вам, чиновному люду, что часто бываете в командировках, следует для поднятия жизненного тонуса в каждом городе иметь пылкую без комплексов зазнобу.

— У меня жена,  семья, — не  поддержал сальную тему Райков.

— Все мы обременены семейными узами,— продолжил Хлыстюк.— Но согласитесь, что женщин по  статистике значительно  больше, чем нашего брата-акробата. Кто-то же должен об одиноких женщинах  позаботиться,  приласкать и согреть. А среди обиженных  невниманием и судьбой есть неотразимые очаровательные  бестии. Нас от этого не  убудет. Ведь они обделены любовью только потому, что на мужиков постоянный  дефицит. Без  женщин, без любви к ним жизнь лишена смысла.

— Для меня ваша логика неприемлема,— возразил  главспец. — Женщина должна быть свободна в своем выборе и никто не вправе ее принуждать  к  блуду и сожительству.

— Так вот какой вы,   правильный и непорочный? Впервые встречаю мужика, равнодушного к женским прелестям, — удивился Хлыстюк и повторил. — Так что вам, водку или коньяк?

— Немного коньяка.

— Вот и прекрасно, я тоже коньяк уважаю, расширяет сосуды и понижает давление.

Каморин отвинтил крышку и  услужливо налил  золотистую жидкость в хрустальные  фужеры.

— За знакомство! За вас, наш дорогой и желанный гость! — провозгласил тост Савелий Игнатьевич. — Мы людей из Совмина любим и почитаем, как близкую родню.

Выпили и молча налегли на закуску.

— Вы, Андрей Захарович, не скромничайте, отведайте керченскую сельдь, — предложил  хозяин. — Прежде ее, как и бычков, было вдоволь, а теперь деликатес. Оскудели Азовское  и Черное моря. Лютуют браконьеры, краснюка  выгребают и нет на них управы. Вот чем стоило бы заняться, а не проверкой анонимок, которые строчат день и ночь бездельники, злопыхатели,  шизофреники и другие психически ненормальные элементы. Они мешают нормально жить,  отравляют и мне, и вам настроение, а вы готовы в лепешку расшибиться.

Вилка с  наколотым кусочком сельди замерла в руке Райкова, почувствовавшего в словах  укор.

— Вы ешьте на здоровье, это  я не  вам, а рыбинспекции в назидание, — спас положение  Савелий  Игнатьевич.— Природоохранная  прокуратура  тоже мышей, точнее,  браконьеров не ловит.

— Мне, пожалуй,  пора в гостиницу. Благодарю  за хлеб и соль, — приподнялся из-за стола главспец.

— Гостиница? Мг холодно, неуютно,  полчища тараканов,— передернул  плечами  советник.— У нас для знатных гостей есть приличное место  — гостевой домик. Номера люкс, автономное отопление, импортная мебель, ковры … Комфортно  отдохнете, а утром с  новыми силами. А сейчас, если  не возражаете, мой тост.

Он налил до краев  фужеры и,  стоя, провозгласил:

— Как на флоте второй тост за прекрасных женщин! За милых, ласковых  дам! Хотя в данный момент ни одной из  них нет рядом, но они  всегда с нами, в сердце.

Прежняя скованность постепенно оставляла Райкова и,  когда хозяин  предоставил  ему слово для тоста, он охотно откликнулся:

— Мой тост  самый короткий — Будьмо!

Дружно сдвинули тонко звенящие фужеры и выпили.

— Никак РУХ,  «Нашу Украину» или блок Юлии Тимошенко представляете? — удивился  Хлыстюк.

— Я  вне партий и политики,— отозвался он.

— Напрасно. Без сильной и популярной  партии сейчас карьеру  не сделаешь. После  каждых выборов перетасовка кадров, в зависимости от симпатий и антипатий, принадлежности к сторонникам или противникам победителя. У каждого из нас должна быть надежная опора, влиятельные  покровители, иначе выбросят за борт. А в желающих подсидеть, столкнуть с кресла, недостатка нет. У меня под окнами кабинета постоянно то пикеты, то палаточные городки…

Тунеядцы, лентяи не хотят работать, подметать улицы и  белить бордюры, а только бузят,  чистую воду мутят. И подбивают их те, кто мечтает занять мое законное кресло, чтобы обогатиться.

— На высокие роли и  министерские портфели не претендую, поэтому остаюсь при деле. Меня ценят, как опытного профессионала, дорожащего своей репутацией.

— Но противники и соперники, наверняка, есть?

— Конечно. Без них жизнь неинтересна.

— Как-нибудь, если сильно насолите,  соберутся с силами и сковырнут вас. Не боитесь?

— Не боюсь. За мной грехи не водятся, живу скромно на  зарплату и гонорары от чтения лекций в институте и публикации статей в прессе.

— Так вы еще и пером забавляетесь? Странный вы человек, Андрей Захарович,  не от мира сего,— с сочувствием произнес Савелий Игнатьевич. Вошла Наина Викторовна, неся в руках поднос  с чашечками  ароматного кофе.

— А вот и женщина! — обрадовался ее появлению Игорь Глебович. — Мы выпили  за женщин,  присоединяйтесь к нам.

— Не смущайтесь, — разрешил  хозяин. Каморин  достал из  серванта  еще один фужер, протер его салфеткой. Выпили за мудрую  женщину и хорошую работницу. Горячий  кофе взбодрил.

— Игорь Глебович, возьми мое авто  и устрой Андрея Захаровича  по высшему  разряду, а я еще поработаю — дел невпроворот. Доложишь мне  потом, — велел  советнику   и обратился к гостю. — Грустно, Андрей Захарович. Наше земное  пребывание и без  того короткое, чтобы его отравлять ничтожными мелочами. Надо радоваться каждому мгновению жизни, словно это последний твой день на этой грешной земле.

Райков не нашел аргументов для возражений. Поддерживаемый Камориным, он  вышел  во внутренний двор здания к поджидавшему их черному  автомобилю «Mazda».

— По коням! — шутя,  приказал водителю Игорь Глебович  и машина выехала на освещенную огнями рекламы и фонарями улицу.

 

                              5. Жгучая брюнетка

 

Гостевой домик предстал в виде добротного  двухэтажного кирпичного особняка в тихом переулке. На фасаде неоновая реклама cалон красоты  «Шик & блеск». Каморин  помог Райкову выбраться  из  машины.

— Осторожно, Андрей Захарович, не споткнитесь, не сверните себе шею. Конь о четырех ногах и то падает. Я за вас головой отвечаю,— хлопотал он, забегая вперед  столичного гостя.

— Игорь Глебыч, я  сам,— пытался обойтись без его услуг главспец. Он неуверенной походкой направился к  входной двери. Каморин  шел рядом,  подстраховывая его. Трижды нажал на кнопку электрозвонка,  скрытую в маленькой нише стены. Двери  распахнулась и в  проеме  появилась крупная фигура мужчины в камуфляжной форме  с кобурой на ремне. Он узнал советника и освободил проход.

— Это что? Ми-ли-ция? —  в  недоумении остановился Райков, машинально прикрыв  грудь “дипломатом”.

— Охранник  для вашей безопасности,  —  пояснил Игорь Глебович. — Вы — человек важный, крупная персона. Ничто и никто не вправе омрачать  ваш отдых. Здесь будете, как у Бога за пазухой.

В холле их встретила миловидная блондинка лет тридцати- тридцати пяти от роду.На высокой груди белоснежная  блузка, черная короткая юбка, стройные ноги в ажурных колготах.

— Заждались, гостям  всегда рады, Андрей Захарович, —  нежно улыбнулась она главспецу.

— Мы люди подневольные,  Оксаночка,— лукаво подмигнул ей советник.— Знаешь, как в старой песне поется: первым  делом, первым делом  самолеты, ну,  а девушки,  а девушки потом...

— На пилотов вы не  похожи,— рассмеялась она.— Но все равно  люди симпатичные. За  гостем  будет ухаживать Яночка. Она еще неопытная, но красивая, смышленая и смелая девочка.

— Оксана — ты сокровище,— Игорь Глебович невзначай обнял ее за тонкую талию и нежно шепнул на ушко.— А ты в  форме, моя лапочка? У меня кровь от страсти закипает.

— Ладно, не торопись,— смутившись, ловко выскользнула она.

— Может, с нами отдохнешь? — предложил советник.

— Нет, нет, я  при исполнении,— отказалась женщина.— Я, я, пожалуй, отправлюсь в гостиницу,— заупрямился было Райков.

— Так это и есть самый лучший в городе отель для знатных гостей. Не привередничайте, взрослый человек, а ведешь себя, как ребенок,— мягко пожурил его  Каморин.— Сдалась  вам казенная, неуютная и холодная гостиница с мышами, тараканами и крысами. Здесь тепло, уютно, почитай, пятизвездочный отель, благодать.  Куда вы, на ночь глядя, да еще под градусом?  Водителя я отпустил, не на спине же волокти? Ненароком в вытрезвитель попадете  или кто ограбит. Зачем вам   неприятности...

Райков остановился в нерешительности, размышляя над доводами  советника. «А ведь он,  по сути,  прав, в  ночном городе всякое может приключиться. Доказывай потом разным комиссиям,  что ты не  верблюд. Увлекся,  надо  было меньше  пить и контролировать ситуацию ... Однако коньяк отменный, одним словом  Наполеон, Бонапарт.»..

— Что вы, Андрей Захарович,  как красна девица? — советник тронул  его  за  руку.— Женщины  для нас постарались,  вы  же аристократ, белая  кость.

Он пока не мог себе уяснить, в чем же выразилось старание женщин, но все же  поддерживаемый  Игорем Глебовичем поднялся по мраморной лестнице на второй этаж. Полуосвещенный  бра коридор, ковровая дорожка, несколько  дверей в номера.

— Вот мы и дома,— Каморин  толкнул рукой дверь. Она мягко отворилась и их глазам  предстал ярко освещаемая хрустальной люстрой со вкусом обставленный  номер – люкс с итальянской мебелью, импортными телевизором  и видеомагнитофоном. Посредине на  большом мягком ковре богато сервированный стол овальной формы  — ваза с бархатисто-пурпурными  розами,  напитки, блюда.

На диван-кровати возлежала, словно на рекламном плакате девушка-брюнетка лет семнадцати – восемнадцати. За полчаса до прибытия знатного гостя она выслушала наставления. «Запомни, Яночка, шарм, изюминка женщины состоит в том, чтобы любой мужчина ее захотел, то есть в магии очарования, — поучала Оксана. — А высший пилотаж— в овладении искусством совокуплений с  полной гаммой наслаждений. В Китае и в других странах Востока девочек с детства учат  с упоением и радостью отдаваться мужчинам, доставляя им и себе райское наслаждение. Если будешь следовать моим советам, то красивая жизнь и роскошь тебе гарантированы».  Девушка молча внимала ее словам.

Светился экран телевизора. Девушка проворно  поднялась и поспешила навстречу. Ее  милое лицо с зелеными  глазами  и  по-детски  сочные капризные  губы излучали радость и нежность. Черные, как смоль, волосы с тусклым блеском струились на ее смуглые плечи

— Принимай, Яна, гостей,— велел  советник.

— Милости просим,  будьте, как дома,— приветствовала она.

—Знакомься, это Андрей Захарович, —  представил он гостя. —  Большой и весьма влиятельный начальник из столицы. Будь с ним, голубушка, поласковее, покажи ему шик и блеск, ослепи чарами.

— Яна, ваша горничная и … массажистка,— ответила девушка  и  подала тонкую изящную руку. Райков  ощутил тепло се маленькой ладони и, чуть помедлив, прикоснулся губами.

— Вот это по-французски, по-рыцарски, Андрей,— захлопал в ладони Каморин.— Таким  ты мне больше нравишься. Будь раскованней, официоз  тебе вредит.

— Раздевайтесь, господа, умывальник в ванной  и к столу,— на  правах хозяйки велела Яна. Игорь Глебович  помог гостю  снять плащ. Повесил верхнюю одежду  в шкафу. Они прошли в ванную сверкающую зеркалами и импортной сантехникой. Яна  осталась хлопотать у стола.

— Недавно евроремонт сделали,— пояснил Каморин. — Теперь есть где приютить почетных гостей. Мы должны равняться на заграницу и даже превосходить ее. Я считаю, что такие салоны красоты должны быть в каждом уважающем  себя городе. У гостей должно надолго остаться хорошее, незабываемое впечатление от командировок. Тогда они вновь посетят наши края.

— Да, комфортно,— согласился  Райков, смывая  с рук пену теплой  струей  воды. Лицо он сполоснул  холодной, чтобы освежиться.

— Если  пожелаешь  сауну,  то на первом этаже. Позовешь Оксану  и она организует  по высшему разряду,— сообщил советник, вытирая руки полотенцем.— По желанию клиента  тайский  массаж. Лет на десять помолодеешь душой и, особенно, телом..

— Сауну? Как-нибудь в другой раз. Поди, не последняя командировка, — ответил Райков, ощутив прилив  свежих сил.

— Надо сполна  пользоваться плодами цивилизации. Жизнь человеческая так коротка, чтобы их не вкусить. У тебя  еще  несколько  дней командировки  и поэтому не отказывай себе в удовольствиях. Ничто приятное не  должно быть чуждо нормальному человеку, —  внушал Игорь Глебович. — Кстати, как вы  относитесь  к охоте и рыбалке?

— Положительно, но без фанатизма. Природу надо щадить,  чтобы для будущих поколений не осталась пустыня.

— Если появится желание, не скромничай,  я все организую,  — сказал  советник.— Савелий  Игнатьевич  обожает охоту на фазанов, дроф  и дикую утку в  Присивашье или в плавнях и лиманах Тамани. И крупную дичь, того же кабана – вепря, или подвернется,  не упустит. У него прекрасный карабин «Сайга». Он  азартный, волевой и решительный, так что не советую с ним тягаться и портить отношения.

Вторая  его страсть — рыбалка на кефаль, чуларку, сарган и пиленгас. Хлыстюк, я тебе скажу, Андрей, мужик настоящий. Иногда суров бывает, к тому его  должность обязывает,  иначе всякие проходимцы  на  голову  сядут и  понукать станут. Поэтому врагов у него хватает. Вот и жалобу состряпали по заказу. Ты на него не наезжай. Все мы,  люди, человеки, должны помогать друг другу. Надо тебе, например, краснюк, черная или красная икра ко дню  рождения  жены Инны Филипповны  или дочери Ирины, разве мы в чем откажем. Но и ответный жест нужен соответствующий. Долг платежом красен.

— Никому я ничего не  должен,— помрачнел Райков. — Получается, что рука руку моет?  О жене и  дочери навели  справки, чтобы  впоследствии  шантажировать?

— Нет, только ради их и твоего блага. А руки у нас с Савелием Игнатьевичем чистые,  поэтому мыть не придется, — возразил  советник. — Из самых лучших побуждений, как раньше говорили человек человеку друг, товарищ и брат. По такому принципу и живем, заботясь о ближних.

— Это камуфляж,— сухо ответил главспец. — Я с такими ситуациями и прежде сталкивался.

— Не понимаю, что за страсть рыться в документах, дышать  архивной пылью, когда в жизни, в этой быстротечной жизни, столько приятных занятий и мгновений,— сокрушался советник.

— Жизнь не из одних  праздников соткана, — заметил Райков.— Кто-то должен, как вол, выполнять черную  работу, чтобы общество  стало чище  и справедливее. Особенно в наше суровое и жестокое время, когда старое разрушено, а новое не создано.

— Тебе  бы с такой  речью прямо в депутатское кресло, к  микрофону или на трибуну, — с иронией  промолвил Каморин.— Тяжело,  наверное, жить с такими  принципами? До шизофрении легко себя извести.

— Госпо-да-а! — прозвучал нетерпеливый  девичий голос. — И не наскучила вам эта  политика?

— Однако разговорились мы, а девушку  некрасиво и рискованно одну без внимания оставлять. Уведут,  как цыган коня,— неудачно пошутил  советник. Они вышли из ванной в гостиную.

— Я полагала, что это удел женщин  наводить красоту и часами смотреться в зеркала,— мягко упрекнула их  Яна.

— Возле такой красавицы, как ты, стыдно ударить в грязь лицом,— парировал ее замечание Игорь Глебович. — А ты  само очарование, тянет к тебе магнитом...Эх, где мои семнадцать лет, где мой черный пистолет? На Большой  Каретной…

Комплимент  попал в цель. В этом Райков  убедился воочию, внимательно разглядев девушку. Выше  среднего роста в оранжево – палевом  платье с длинным до бедра обнажившим стройную ножку, разрезом, Яна была великолепна. Черные волосы тускло блестящими  нитями сбегали на плечи и грудь. Манящий взгляд был таинственно – нежен.

Она, демонстрируя свою красоту,  гармоничность  линий гибкого тела, не торопилась сесть  за  стол. Смотрите  мол, какая я  прекрасная  и обольстительная. Молча,  улыбаясь,  взирала  на Райкова  и он смутился и даже  испугался  ее открытой  доверчивости. Поспешно, следом за Камориным  присел к столу. Напитки и  закуска отличались богатым ассортиментом — на гостя не  поскупились.

—У нашей Януси грудь, губы и другие прелести  натуральные, без силикона, — тоном ушлого сутенера сообщил Каморин. —  Ты  очень скоро в этом убедишься, только не робей, будь смелей. Все, что естественно, то не безобразно, а прекрасно.

Пожирая девушку похотливо-маслянистым взглядом, велел:

— Ну-ка,  покажи свое богатство, свои неземные прелести. Не скромничай, здесь все свои, тебя не убудет, — и потянулся  рукой к ее высокой груди, но Яна ее оттолкнула.

— Игорь Глебович, не смущайте девушку, — вступился Райков.

— Ха, она сама, любого в краску вгонит, — возразил советник и  потянулся к бутылке шампанского «Новый Свет» с портретом князя Голицына— родоначальника крымского виноделия — на этикетке. Разорвал блестящую фольгу и без  хлопка аккуратно выкрутил пробку.

— С меня довольно, завтра много работы,— главспец  накрыл  большой  хрустальный фужер ладонью.

— Ты меня  удивляешь,  Андрей, — советник замер с бутылкой в руке.— Работа — не волк, в лес не  убежит. Мы просто обязаны  выпить за молодость и очарование Яны, иначе  она обидится. Правда, Яночка?

— Да, обижусь, — девушка кивнула головой и  укоризненно-грустно взглянула на Андрея Захаровича.  В ее глубоких глазах отразилась неподдельная  печаль.

— Тогда, разве что фужер шампанского,— согласился  гость. — И ни капли  больше...организм не принимает.

Каморин театрально поднялся с полным фужером и выдал экспромтом: — Будь всегда, голубка Яна от любви и счастья пьяна.

— Чудесно! — по-детски обрадовалась она и наградила советника скромным поцелуем в щеку. Невольно  для себя Райков ощутил,  как острые  шпильки  ревности кольнули его сердце. Он молча, не глядя на Яну, выпил шампанское, закусил ломтиками сыра и буженины. Тягостную паузу нарушил Игорь Глебович:

— Теперь твой тост, Андрей Захарович. Видишь наша великолепная Яна в томительно-трепетном ожидании.

 Девушка, подавшись  вперед  телом,  поощрительно улыбалась, склонив набок прелестную голову.

— Если  так, то открывай коньяк, Игорь Глебович,— неожиданно  потребовал столичный гость.

—Это  другое дело. Так держать!— обрадовался Каморин, отвинчивая колпачок на  бутылке  «Ай-Петри». Налил в фужеры золотистый напиток, а Яне шампанское. Райков  собрался с мыслями, но  ничего оригинальное не  пришло на память. Пытался вспомнить  что- либо из стихов Блока или Есенина, но непокорные  рифмы убегали прочь.

— Будь любима и счастлива! — пожелал он смущенно,  осознавая,  что не оправдал ее ожиданий.

— Просто и убедительно, — похвалил его советник. — Для женщины,  любовь  и счастье  неразделимы.

Едва гость  выпил коньяк, Яна смело поднялась с места и прильнула к его губам. У него перехватило дыхание. Райков  ощутил приятную мягкость  и теплоту ее губ. Словно из  далекого детства на него повеяло запахом нежных лесных  фиалок.

— Так  нечестно,— советник прервал их долгий  поцелуй. — Я тоже хочу, Яна, ты чародейка.

— А вы, клевый  мужчина, Андрей,— промолвила  девушка  и  приказала  Игорю Глебовичу.— Наливайте! Мне мускат белый красного камня. Переполняют эмоции, тоже хочу слово сказать.

— Огонь девка, кровь с молоком! Толк в винах знает. Недавно именно  это вино завоевало  Гран-при  на международной выставке.

— Тогда и  мне мускат,— вошел в азарт  Райков и  Игорь Глебович охотно выполнил его просьбу.

— Говори, Яна, твой голос, что  песня соловья,— поторопил он,  опасаясь, что гость передумает.

— За  рыцарей без страха  и упрека! — четко произнесла она и,  ласково глядя  на столичного  гостя, прошептала.— К счастью они еще не перевелись, не вымерли, словно мамонты.

— На брудершафт, на брудершафт!  —  настойчиво потребовал Райков, наклонившись  к девушке. Она маняще – заразительно засмеялась, словно серебряные монетки рассыпались по столу. Охотно переплела тонкую руку с его рукой. Они коснулись прозвеневшими  фужерами и выпили. Яна послушно запрокинула голову, прикрыв длинными пушистыми ресницами  глаза. Он  со страстью впился в ее полуоткрытые мягкие  и  хмельные губы.

 «Ну, все, пропал мужик,— в душе ликовал  советник.— Перед чарами Яны даже самый безнадежный импотент не устоит. Считай, что дело в шляпе, теперь и мне можно с Оксаной  отдохнуть душой и телом».

Для надежности  дела он снова наполнил фужеры. Райков и Яна  так увлеклись друг другом, словно  забыли о его присутствии, а он не спешил напомнить  о себе. Они разомкнули  уста  и руки,  смущенно, словно школяры,  поглядели на Каморина.

—Что такому, как ты,  мужику,  для полного счастья надо? — спросил советник и сам же ответил. — Выпить, закусить и девку красивую под себя завалить. Один раз на свете живем, поэтому Андрей не робей,  воспользуйся случаем. Другого шанса может не быть.

—Яна великолепна, — согласился очарованный девушкой гость.

— Извините господа хорошие. Вы люди свободные, а  я —птица   окольцованная, — произнес он.— В гостях, как говорится, хорошо, а дома лучше. Поеду я к своей благоверной  супруге Дуняше, поди, заждалась меня мурочка. Давайте  выпьем  на  посошок и я пошабашу.

Выпили и у порога, взяв Райкова по руку, Игорь Глебович напомнил:

— Имей в виду, Андрей Захарович, что такие роскошные апартаменты  мой босс обычно предоставляет гостям в ранге не ниже министра или народного депутата. Пребывая в добром расположении духа, он для тебя  сделал редкое исключение, поэтому завтра и в последующие дни постарайся  не испортить ему настроение,  а себе служебную карьеру.

— Если такие условия, то я готов съехать, — ответил Райков, едва держась на ногах.

— Куда  в таком виде? Еще напорешься на наряд милиции, намнут тебе бока  и скандала не избежать, — безнадежно махнул рукой советник. — Только безумец может, глядя на ночь бежать от такой очаровательной женщины, как Яна.

Напоминание о прелестном создании погасило вялое стремление оставить номер-люкс  в салоне и отправиться в гостиницу.

— Утром за тобой  заеду, — пообещал советник. — Яна не обижай Андрея. Райских  вам наслаждений  и сладких  сновидений.

Через  несколько  минут  “окольцованная птица” оказалась  в меблированном  камере на  первом этаже в жарких объятиях Оксаны —  сутенерши   пикантного заведения.

— У меня  есть эротический  фильм. Подруга из Польши привезла. Хотите посмотреть? — предложила Яна, когда  они  остались наедине.

— Наверное, какая-нибудь порнуха?  — вздохнул он. — Сейчас  телевидение, книги, пресса  — все поражено сексом и насилием. Всеобщее помешательство на грани психоза. Может потому, что эта деликатная тема взаимоотношений между мужчиной и женщиной была под запретом. Вспомните лозунг: «В Советском Союзе секса нет!» Что ж  давай  эротику,  поглядим,  какой вкус у твоей подруги – путешественницы.

Яна подошла  к телевизору с встроенным видеомагнитофоном и  нажала на кнопку. На экране  появилось  прелестное создание, потекла тихая завораживающая мелодия. Девушка, лежа на белых простынях, медленно  сняла с себя халат, обнажив  сначала верхнюю, а затем и  нижнюю часть  золотисто-смуглого тела.

— Андрей, идите ко  мне. Отсюда удобнее смотреть,— пригласила его Яна на диван. Он,  повинуясь ее просьбе, присел рядом, ощутив ее упругое тело. Девушка благодарно склонила голову на его плечо. Мягкие волосы приятно щекотали его щеку, дразнили тонким запахом французских  духов. От  нее  исходило властно влекущее очарование

Между тем на экране  продолжалось действо. В руках прелестницы появился электровибратор. Она  принялось осторожно массировать им грудь, соски бедра,  пах  и лобок живота... Эти  действия сопровождались сладкими  всхлипываниями и стонами...

Райков невольно почувствовал,  как нарастает  желание. Слабо владея собой, он расстегнул  несколько перламутровых пуговиц на платье  Яны и ощутил  под ладонью  теплоту и упругость ее груди. Она, поощрительно улыбалась, потянулась к нему сочными губами.

— Андрей, ты  мне очень симпатичен, — прошептала  Яна, снимая с себя одеяние,  и он охотно последовал ее примеру.

 — Не торопись, — слегка отстранился он. — Яна, ты совсем такая нежная и юная, сколько же  тебе лет?

— У женщины неприлично интересоваться ее возрастом. Она всегда для мужчины  молода и загадочна?

—  Это далеко не праздный вопрос. Созрела ли ты для  секса?

— Если тебя это так волнует, то восемнадцать лет и пять месяцев, вполне созрела,— с упреком произнесла Яна, развеяв его смутные сомнения. На экране  телевизора девушка  вскрикивала, доведя себя вибратором  до  экстаза. Но Андрей  и  Яна, охваченные сильным, непреодолимым  желанием, уже были  поглащены  друг другом. Им не пришло в  голову погасить люстру. С восторгам ощущал ее гибкое, пылкое тело, целовал ее бархатистую нежную кожу,  шептал ласковые слова. Никогда еще обладание женщиной  не доставляло ему такого блаженства.

Под утро,  утомленный, он  крепко заснул. Его разбудила Яна. Она была все  в том же оранжево-палевом платье.

— Пора, Андрюша,  потрудился на славу, — похвалила она с озорным блеском в  зеленых глазах.— Ты  настоящий искуситель. Мне до сих пор упоительно  сладко ...

— Прости, Яна,  кажется, вчера  я много выпил и  потерял голову,— робко  покаялся  Райков.— Я  не хотел тебя обидеть.

— Все нормально, не казни себя,— ответила  она.— Мне  было с тобой  очень приятно. Вчера я  сама  выбрала,  с  кем спать. Если бы ты мне не приглянулся,  то  я бы  ни за что не отдалась.

— Яна, а ведь мы с тобой так и не познакомились поближе. У тебя должна быть фамилия?

— Куда уж  ближе, а фамилия, конечно есть, Пунцова, — улыбнулась она  и густо покраснела, словно в подтверждение фамилии.

— Действительно, Пунцова, — заметил  он, довольный проявлением ее стыдливости, осознав, что профессиональная, искушенная проститутка не стала бы смущаться и краснеть: «Значит не все потеряно». Райков побрился, оделся,  выпил чашку кофе,  приготовленный заботливой Яной.

— Я тебе что-нибудь должен,  —  неуверенно спросил он, опустив глаза.— Сто или двести долларов?

— Должен...?— собидой повторила  она.

— Говори  сколько?

— Прощальный поцелуй, — ответила она  с грустью.

— А почему прощальный?

— Это  теперь от тебя зависит, Андрей.

— Хорошо,  мы что-нибудь придумаем, чтобы эта встреча не была последней, — с жаром пообещал он и  поцеловал  ее в полуоткрытые губы. — Яночка, мне не нравиться твое занятие. Не хочу, чтобы другие мужчины прикасались к твоему великолепному, нежному телу. У тебя,   что же нет  приличной  профессии? — спросил Райков.

— Есть, недавно  после учебы в школе с отличием  закончила  курсы массажисток и устроилась в этот «Шик & блеск», — призналась она. — Вначале, действительно, выполняла массаж. А потом, когда Каморин хитростью втянул меня в долг, заставил оказывать клиентам интим-услуги.

— И сколько ты ему задолжала?

— Восемьсот долларов. Хотя по моим подсчетам в два раза меньше, но он придумал какие-то проценты, неустойку, поставил на «счетчик».

— Яночка, родная, беги  из  этого борделя, не губи,  не растрачивай свою молодость и красоту.

— Я бы с большой радостью, но Игорь предупредил, если вздумаю бежать, то его братки найдут, изнасилуют, ославят на весь город и пустят по рукам. Я и мама такого позора не переживем.

— Да, проблема. От этих подонков ничего доброго не жди. Для них нет ничего святого, — вздохнул главспец и достал из кармана брюк две зеленоватые купюры:

— Возьми  хотя бы двести долларов. У меня больше нет. Не мог предвидеть, что встречу тебя и все так обернется.

— Нет, Андрей, у нас все произошло искренне по взаимному желанию и согласию, по любви. — возразила она. — Не хочу, чтобы ты воспринял меня, как путану, девушку легкого поведения.

— Я тебя воспринимаю, как прекрасную женщину. Мне никогда так не было приятно, — признался он.

 — Мне тоже, — улыбнулась Яна.

— Советую  тебе уйти  из этого борделя, — сказал  главспец. — Это не место для приличной девушки. Мне больно представить, что кто-то  чужой будет  целовать твои губы, ласкать  нежное тело …

— Ревнуешь,— усмехнулась она и печально  продолжила. — Я сама не один  раз хотела все бросить, но нет работы. Маме платят  жалкие гроши, а  в семье младшие  брат и сестра, жить на что - то надо. Отец  погиб в автокатастрофе.

— Да,  ситуация сложная, — согласился Андрей Захарович. — Но ты  не отчаивайся. Для меня эта встреча больше, чем случайная. Мы  с тобой теперь кровная родня.

— Ты  мне очень дорог, — призналась она.

— Яна, я  подумаю,  как тебе помочь,— Райков  дал ей визитную  карточку.— Звони, это мой рабочий телефон.

— У меня ни  визитки, ни телефона, — развела она руками и спрятала карточку в сумочку. Прозвучал звонок. Яна  открыла дверь — на  пороге Каморин с широкой улыбкой на сытом лице.

— Доброе утро, сладкая парочка! — бодро приветствовал он. — Выше голову, Андрей  Захарович!

— Доброе,— вяло ответил  Райков  и  тревожное чувство закралось в  сердце. Слишком  напыщенно бодрым показался ему голос советника.

— Яна, оставь нас, надо  серьезно поговорить,  — велел  советник  и смущенная Пунцова  послушно  вышла из номера.

 

                            6. Угрозы  и  шантаж

 

Перед тем, как присесть за стол Игорь  Глебович расстегнул  куртку и  главспец  заметил рукоятку пистолета во внутреннем кармане. Райков  понял, что этот, якобы нечаянный показ оружия, предназначался  для него. А вот какой пистолет, боевой или газовый, определить было невозможно.

— Андрей Захарович,  мы вчера, а особенно ты, был в ударе, славно  погудел, — дружески похлопал он его по плечу. — Ты превзошел все наши ожидания. Как тебе наша Яна? По глазам  вижу, что понравилась. Смазливая девочка из новеньких, свеженьких, как персик,  ты у нее был  первым  клиентом. Получился  настоящий  праздник  для  души и тела. Да ты  не  смущайся,  все нормально. Мы, мужики,  не без греха, и знаем в этом толк. Это изумительное  чувство обладания женщиной, особенно  такой, как Яна.  С боевым тебя крещением! За это следует выпить.

Он наполнил фужеры остатками коньяка  и пригласил жестом.

— Утром, перед началом рабочего дня,  предпочитаю  кефир или минеральную воду, — сухо  отказался Райков.

—Похвально, браво! А я не гордый,  пью и коньяк, и  водку, — ухмыльнулся Каморин  и выпил  коньяк. Закусил бутербродом с черной икрой, пережевал и самодовольно уставился, как баран на новые ворота, на гостя, властно заявил.

— Всю ночь ты  нашу антилопу пялил, а за  удовольствия  надо платить, на халяву номер не пройдет.

— Какую антилопу? В чем проблема? — помрачнел главспец. — Я предлагал Яне доллары, но она  отказалась брать.

— Дура, поэтому отказалась. Она  не знает себе цены, а я знаю.

— Сколько? Я заплачу.

— Валюты, ни долларов, ни евро  не хватит. Яна слишком дорогая  девушка,— осадил  его  советник.— Плата будет другая. Мы к тебе, Андрей  всей душой и сердцем. Встретили  на уровне министра или даже премьера. Обеспечили комфорт, уют, богатое застолье, приятный  вечер, а еще приятнее ночь с юной девочкой. Она у нас была непорочной,  не целованной. Самая лучшая среди всех, настоящая королева красоты. От себя оторвал, пожертвовал. А ты вместо  благодарности,  как канцелярская или бедная церковная  крыса, готов рыться в  наших  бумагах в тщетных поисках  компромата. Нехорошо, некрасиво получается. Лучше это время проведи с Яной, а командировку мы тебе чин – чинарем  оформим и все будет в полном ажуре.

— Это мой долг, моя работа, за которую я  от государства деньги получаю. И прошу вас  мне не  тыкать. Не забывайтесь, что я госслужащий  при  исполнении,— повысил голос главспец.

— Это ты не забывайся. Хмельная ночь тоже прошла при исполнении?  Сейчас по-другому запоешь! — Игорь Глебович решительно прошел к стоявшему  на тумбочке магнитофону,  достал из  кармана  куртки и  вставил  в гнездо кассету. Нажал кнопку  воспроизводства звука.  Среди шума, вздохов и стонов Райков с ужасом  узнал свой голос: « Яна, солнышко ..., сладкая моя ягодка.., какая ты нежная и ласковая, мне очень  хорошо с  тобой...». Яна в ответ сладко стонала: «Мне так  приятно, так сладко с тобой, Андрей. Ты бесподобный  мужчина …».

 Даже непосвященному был  понятен  смысл происходящего.

— Это тоже твоя служебная работа,  ночные оргии?— злорадствовал  Каморин. — С девочкой  непорочной, не достигшей совершеннолетия, что уголовно наказуемое деяние?

— Я просил  устроить  меня в обычную гостиницу,  тогда бы ничего этого не  произошло, —  произнес Райков, охватив  голову руками.  

— Я тебя устроил в пятизвездочный   отель  со всеми удобствами, а теперь поздно, поезд ушел,— куражился Игорь Глебович. — Тебе захотелось свеженькой «клубнички» для поднятия тонуса. Если этих доказательств  покажется мало, то есть и  видеозапись пикантных сцен  совокуплений в разных позах с Яной. Твоей Инне Филипповне и дочери Ирине будет интересно узнать, чем занимается  в  командировках  их любимый    папочка. Может, на трезвый глаз глянешь, чем ночью занимался?

— Это подло,  гнусно  с вашей  стороны, — наконец выдавил из себя Андрей Захарович. — Яна тоже знала, что идет видеозапись?

— Мы ее в такие тонкости  не посвящаем, у нее другая роль и она ее прекрасно  сыграла,— ответил  советник. — Ты, Андрей,  прости, но  мы вынуждены защищаться от бесконечных наездов всяких ревизоров, проверяющих – шныряющих и плодотворной работе мешающих, а лучшая оборона — атака. Не знали,  на какой кобыле к тебе подъехать. Мол, неподкупный, как Робеспьер. Оказывается,  у каждого есть слабое место, «ахиллесова пята». Для  одних это  власть, чины, ранги, награды  и звания. Для других — деньги, слава, а  для тебя  оказывается,  женщины. А рекомендовали, как отличного верного семьянина и любящего отца. Женские чары — это самое   сильное оружие, самая сладкая  отрава. Редко, кто устоит перед  таким соблазном.  Вот и ты попался, как кура во щи.

— Что мне делать? Савелий Игнатьевич обещал собрать  совещание специалистов.  Я должен  расследовать факты, изложенные в жалобе и дать ей ход для принятия  окончательного решения?

— Ситуация изменилась. Савелий Игнатьевич  не может принять, он занят важными  государственными делами и  не  намерен  заниматься вашими сексуальными приключениями,— сурово  изрек  советник.— Он поручил мне позаботиться о вашей  изрядно подмоченной репутации, но  при  определенных условиях.

— Каким образом?

Игорь Глебович достал из кармана командировочное удостоверение,  оставленное  вчера у Наины  Викторовны и билет на автобус.

— Вот  вам  проездные и отправляйтесь  от  греха  подальше. Забудьте, что приезжали в наш город, — посоветовал Каморин. —  Пару дней понежитесь под боком у жены. Отдохнете от ярких впечатлений и  за работу в свою гнусную канцелярию. Подготовите отчет о командировке, мол,  факты  не подтвердились и жалобу в  архив, там ее почетное место. А еще лучше предайте огню, как злостную анонимку, чтобы она не бросала тень на доброе имя моего  достойного почестей шефа.

— Но это же «липа», служебный  подлог! — возмутился  главспец. — На что вы меня толкаете?  Это же преступление.

— А совращать, насиловать несовершеннолетнюю девицу, разве  не преступление? — повысил голос  советник. — Будешь рыпаться, закатаем тебя за распутство в кичман.

— А что это такое? — насторожился Райков.

— Если не соображаешь по фене, а обязан,  как главный специалист знать и этот сленг, то объясняю в популярной форме. Закатать в  кичман означает  посадить в тюрьму. Теперь – то усек?

— За что? — опешил, побледнев, Андрей Захарович.

— Как за что? Он еще имеет наглость спрашивать. За растление несовершеннолетней, — Каморин достал  из кейса  книжицу и развернул ее на закладке. — Итак, статья  120 Уголовного кодекса Украины, цитирую дословно, чтобы потом не было претензий: «Половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости, — наказывается лишением свободы на срок до восьми лет». Удачная командировка. Искренне поздравляю, не каждому выпадает такое везение.

— Довольно  паясничать! — вскипел Райков. — Яна мне сама сообщила, что ей восемнадцать лет и пять месяцев, вполне созревшая женщина. К тому же я у нее не первый мужчина.

— Поражаюсь  твоей наивности. Ты ее паспорт проверял?

— Нет. Не имею на то полномочий.

— Тогда и помалкивай в тряпочку. Девица легкого поведения тебе при желании с три короба наговорит, а ты лох и рад, уши развесил, легкую победу над беззащитным созданием одержал.

— Все произошло по взаимному согласию, Яна сама проявила инициативу и желание, — вздохнул гость.

— Не обольщайся. Все легко  представить, как сексуальное насилие. Яна охотно подтвердит.

 — Она честная девушка и не посмеет покривить совестью.

— Плохо ты, Андрей, женщин знаешь. Ни одна из них не устоит перед валютой, драгоценностями, шикарной одеждой и обувью, французской парфюмерией и косметикой. Этот вариант давно проверен и действует безотказно, — заверил советник.

— Для каких тогда целей вы держите Яну и других красивых женщин в салоне, а точнее, борделе «Шик  & блеск »?

 — Для красоты, а не для плотских утех. Они горничные, а не дешевые шлюхи, — сухо ответил советник. — Это тебе не притон, а приличное пятизвездочное заведение с отличными  репутацией и  сервисом. А ты себя повел, как сексуальный маньяк.

— Для чего тогда скрытая видеокамера?

— Для таких, как ты  темпераментных любителей «клубнички».

— Это грубый шантаж.

— А ты другого языка и не понимаешь. Мы с Савелием Игнатьевичем долго голову ломали, на какой хромой кобыле к тебе, такому столичному фраеру подъехать. Оказалось, что на хорошенькой козочке. Самую лучшую тебе по братски уступили, а ты жлоб, каких еще поискать. Парашют хоть  пузырил или на радостях  заправил ее ухой, двойной или тройной?  Ты, судя по темпераменту, мужик азартный, горячий и неутомимый, как Гришка Распутин, распинавший наивных баб.

— О чем речь?

— Я спрашиваю, презервативом пользовался, чтобы для Яны без последствий? Нам здесь жеребые не нужны.

— Тебе то какая печаль и трогательная забота? — огрызнулся Райков. — Зачем спрашиваешь, если все снял на видео?

— Я член наблюдательного совета этого заведения, можно сказать крестный отец и поэтому должен знать, что и как.

— Черт меня дернул пойти у вас на поводу,  проявил доверие и слабость, — в сердцах признался Райков.

— Поздно  рвать  волосы и  посыпать  голову пеплом, — явно куражась, посочувствовал советник. — На зоне тоже люди живут по своим  понятиям. Человек ко всему привыкает  и там тебе надо срочно заняться изучением  блатного телеграфа. Ведь как пить дать, загремишь  на нары на семь – восемь лет. Может, тебя  устраивает скандал, позор и всеобщее презрение? Тогда,  пожалуйста, опубликуем  статью со снимками, сообщим  жене Инне Филипповне, а счет за  банкет  и интимные услуги  вышлем твоему  начальнику. Пусть  оплатит кутежи и оргии своего  подчиненного. Думаю, что они  будут  очень и  очень огорчены.. Савелий Игнатьевич  при его добром сердце не настолько богатый человек,  чтобы сорить своими, а тем более,  казенными  деньгами.

 Хорошенько подумай  о негативных  последствиях, если  не хочешь  понять, что от тебя  требуется  маленькая  услуга — похоронить  эту чертову жалобу. Право, какой  пустяк, а столько мороки. Для утешения  скажу, что ты не первый и не последний лох. Кроме тебя, Андрей,  эту  обкатку  многие прошли. Только вздумают рыпаться, сразу  досье  всплывет. Поэтому в твоих кровных интересах принять наше  предложение. Я заказал такси до автовокзала, ждет у подъезда.

Честно  говоря,  не ту профессию ты для себя выбрал. Будь моя  воля я бы  всех этих нахлебников —  ревизоров, контролеров, заставил  бы работать у станков или в шахтах и карьерах. Пусть там в поте лица своего и делают карьеру, а не отрывают своими глупыми проверками деловых людей, заслуженных руководителей от  полезной работы.

Каморин  по-хозяйски разлил в фужеры остатки вина.

— Давай,  на  посошок, мировую,— предложил он.— И без глупостей, ты у  нас в  кулаке. Раздавим, как  блоху. Ладно, кончай базар! Пусть с тобой прокурор разговаривает, если ты уперся рогом в землю  и не понимаешь нынешней жизни.

— К черту! — сорвался с места Райков. Сгреб со  стола командировочное удостоверение, билет, одел  плащ, схватил  «дипломат».

— А я не гордый,  выпью, коньяк взбадривает, понижает давление,— ехидно  сообщил Игорь Глебович.— А ты  приезжай еще,  гостям всегда рады. Только  без  гнусных жалоб и кляуз. Яна,  конечно, огорчится, остался  бы еще на пару  ночей. Впрочем, и днем секс приятен.

— Да пошел ты … — гость  рванул  на  себя дверь.

— Скатертью дорога! — послышалось вдогонку.

У Райкова возникла  было  мысль обратиться  в  прокуратуру, милицию  или службу безопасности, но осознав пикантность ситуации, он отказался от этого намерения.

Игорь Глебович  оставшись в номере один,  деловито связался по мобильному телефону с Хлыстюком.

— Как наш клиент поживает? — спросил Савелий Игнатьевич.

—Лопух,  идеалист  неисправимый, однако попал в  «медовую ловушку»,— ответил советник.— Схватил командировочное удостоверение  и билет, умчался на автовокзал.

— Ты уверен, что на автовокзал?

— Куда ему еще податься. Я все популярно объяснил, дал прослушать  магнитофонную запись. Сказал, что есть и видеозапись. Больно было на него  смотреть, побледнел,  потерял дар речи,  весь гонор и спесь сошли. А ведь давеча кочетом ходил. Яна – очаровашка,  разогрела сухаря, совсем в ее объятиях потерял голову.

— Яна, кто такая, я ее знаю?

— Нет, из  новеньких,  смазливая  девочка. Мне кажется в вашем  вкусе, шеф. О таких девицах, как она,  говорят, жгучая брюнетка. Может вам ее доставить на «обкатку»? Высший класс, не пожалеете.

— Для начала поблагодари ее за службу, купи  какую-нибудь безделушку, — велел  начальник. — А я при близком знакомстве с ней, если, конечно, будет ласкова, одарю   французскими духами «Опиум». Женщин иногда надо баловать подарками и тогда они щедро раскрывают свои волшебные объятия.

— Нам  этот клиент, без учета интим – услуг,  обошелся в двести баксов,— посетовал советник.— Пьет, как  слон и  пожрать горазд на халяву. Хренов дегустатор.

— Ладно, Игорек, без издержек не обойтись, где наше не пропадало. Главное, чтобы  он помалкивал, —  ответил босс. — Видеозапись принеси  мне, на досуге  потешимся над утехами Дон  Жуана. У нас, поди, уже секс – коллекция  набралась. В прокат по кабельному телевидению можно запускать или на порно-сайты Интернета.

— Да, интересная  коллекция,— согласился Каморин. — Многие бы пожелали от нее избавиться. Но пусть живут в страхе перед возможным разоблачением  и знают, что  прочно сидят у нас на крючке и в кулаке.

— Снял  ксерокопию с  жалобы?

— Да снял, когда Райков и Яна спали после любовных утех, мне удалось с помощью запасного ключа проникнуть в номер,  изъять “дипломат”, а затем  незаметно его возвратить на прежнее место. Теперь, дело времени и  техники — установить личность жалобщика.

— Вот и займись этим. Надо вывести на чистую воду эту зловредную “группу товарищей ”, чтобы другим неповадно было. Мы  должны вытравить эту заразу,— твердо произнес Савелий Игнатьевич и с азартам продолжил.— Дали мы столичной крысе от ворот поворот. Не попади  он в нашу ловушку, много бы крови  нам испортил. Вынудил бы нас к радикальным мерам, а ведь  легко отделался.  Зубача  навестил?

— Навестил, — ответил советник.— Стал, как шелковый,  Гусь лапчатый. Молча  отдал  все, что причиталось.

— Значит,  подействовала моя  профилактика,— рассмеялся  начальник.— Ты  займись теперь владельцами  АЗС, бензоколонок, а затем и  за других упрямцев возьмемся. Все,   будь здоров!

Возвратилась Яна.  В расстроенных чувствах, без обольстительной улыбки на лице.

— Яна, не сердись, а улыбнись. Ты же брюнеточка-конфеточка. Должна быть от природы сладкой, горячей и жгучей, словно крапива…

—  Жгучей,  но  не  для  тебя.

— Тогда для кого? — пристально поглядел на нее Каморин и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Для этого столичного хмыря. Я видел на кадрах скрытой видеосъемки с каким упоением и жгучей страстью ты ему отдавалась. Сладко стонала и всхлипывала от наслаждений оргазма. Наверное, не один раз кончала?

Пунцова густо покраснела, стыдливо опустила голову со спутавшимися нитями черных волос.

— Как это мерзко и подло подсматривать и подслушивать чужих людей.Особенно во время интима.

— Ты для меня не чужая. Мы здесь, как одна семья, поэтому не должно быть никаких тайн, —  возразил  советник. —  К тому же я не стоял за дверью. Это сделали  видеокамеры, установленные в номере.

— Зачем вам эти видеозаписи? —  с тревогой спросила Яна.

— Запущу их в телеэфир, чтобы  зрители знали, как, изменяя женам,  развлекаются чиновники разных рангов, —  ухмыльнулся он. —  Но могу и отказаться от этой затеи лишь в том случае, если ты со мной переспишь и не один раз. Соглашайся, у тебя нет  выхода.

— Это шантаж, насилие над чувствами.

— Голубушка, по другому не получится. При твоей божественной красоте сам Бог велел дарить мне радость. Не одному же Райкову, как мартовскому коту,  лакомиться медом. Я тоже хочу насладиться твоей неземной красотой и прелестями.

— Андрей Захарович знает о видеозаписи?

— Теперь уже знает. Понял, что, как глупая кура, попал во щи. Кусает локоть. А ведь нам его рекомендовали, как стойкого  перед женскими чарами. Ты его покорила  своей магией. От этой сладкой отравы редко кто откажется, а уж ты способна воспламенить даже самого безнадежного импотента. Молодец, умница! Шеф тобою очень доволен и мечтает о приятной встрече. Будь в полной боевой готовности.

— Какой еще шеф?

— Ты с ним будешь иметь честь и счастье встретиться. Он  очень обожает молоденьких, красивых и темпераментных. Уверен, что ты, если постараешься, то станешь его главной пассией,— ухмыльнулся советник.

— Очередное животное с  тугим кошельком?

— Не груби, Яна,— рассердился советник.— Кто девушку танцует, тот ее  имеет. Если будешь с ним ласкова, как с  этим олухом, то он  тебя обеспечит на всю жизнь. Роскошь,  драгоценности, одежда от Пьера Кардена, Версаче и прочие удовольствия. Какая женщина об этом  не мечтает. А с Андреем ты ловко разыграла  спектакль, я даже ему  завидую  — с такой киской  ночь провел. Ты  настоящая,  талантливая  актриса, тебе бы  в театре играть и в эротических фильмах сниматься.

— Ничего я не разыгрывала, все произошло естественно и  при  взаимных симпатиях и согласии, — призналась  Яна  и слегка улыбнулась.— Мне Андрей Захарович  показался  культурным  и доверчивым человеком. В нем нет  пошлости и вульгарности.

— Не  слишком  обольщайся,— ревниво  упрекнул ее Игорь Глебович. — Жизнь только кажется медом, а на самом деле  суровая штука. В  ней люди  делятся на хищников  и  их жертвы.

— Его   ждут неприятности? — огорчилась она.

—Если вздумает дергаться,— советник налил в фужеры мускат белый  красного  камня.— Выпьем за удачный  исход.

— Я пить не буду, довольно с меня вчерашнего спектакля,— отказалась, нахмурившись,  Яна.

— Что с  тобой, Яночка, ягодка моя,— с  нежностью произнес он. — Пожалела его?  Вот глупая,  да  у тебя таких  енотов в постели еще десяток побывает, успеешь и вафлю на зуб попробовать. На каждого пильщика  слез  и жалости не хватит. Лучше подумай о  себе. Пока  молода, красива и соблазнительна, бери от жизни полной мерой, наслаждайся ее  прелестями  и благодари, что я тебя пристроил сюда прямо с конкурса красоты  без обкатки.  Где бы ты сейчас скиталась без  работы и  бабок? Другие  о таком теплом  месте и не пыльной работе только мечтают.

— Это не  работа,  она мне противна, — возразила Яна.   

— Поздно моя голуба. Поди, не  маленькая, отлично знала,  на что  идешь. Если будешь артачиться, царапаться и сырость разводить, то подложу тебя под  Сенатора.

— Кто такой сенатор, наверное олигарх из Киева?

— Держи карман шире, — схватился за живот советник.— Сенатор — это ротвейлер, любимый пес хозяина.

— Фу, какая мерзость, — вздрогнув, Пунцова сжалась в комок.

— Наверное,  знаешь, что такое зоофелия. Сначала он тебя  поимее, а потом скормим тебя псом, — продолжил он нагонять на нее страх.— Если  тебя такая участь устраивает, то продолжай в том же духе. Но я не советую, потому что терпению есть предел. Хозяин  тебе дал  работу, кормит и одевает и ты должна быть ему блмгодарна  душой и телом.

— Ты же мне  напевал,  что я буду работать в салоне «Шик  & блеск» топ – моделью, демонстрировать новую одежду,  участвовать в презентациях и концертах? — напомнила она с грустью.

— Вот ты и топаешь,— усмехнулся Игорь Глебович.— Все девицы мечтают стать знаменитой  и  богатой  Клаудиа Шиффер. Не будь наивной Яночка, топ-модели, звезды эстрады, шоу-бизнеса до  того как стать знаменитыми и сказочно богатыми  прошли через постели продюсеров, менеджеров и прочих протеже с тугими  портмоне.

— Как это  отвратительно и мерзко.

— Я гляжу,  на тебя этот столичный лох произвел  неизгладимое  впечатление. Ты бы и меня,  Яночка, в благодарность за классного ухажера,  утешила, приласкала, как своего крестника? Тебя не убудет, а  наслаждение я гарантирую, — советник откровенно  похотливо обнял  ее трепетную и  желанную,  воспаляясь страстью. — Кисочка моя сладкая...

— Не смей! Отпусти, а то закричу и все сбегутся, — тщетно попыталась  она  освободиться из его цепких  объятий. — Я сейчас  не в  форме... это  насилие ..., убери руки.

— Для  него ты в  форме была,— грубо заметил  советник.

— Тебе, что Оксаны мало? Только тронь меня, я ей все расскажу и она тебе  глаза поцарапает,  — эта угроза отрезвила его и заставила, нехотя разомкнуть пальцы рук на ее тонкой девичьей талии. Зная крутой характер и горячий темперамент Оксаны, он умерил свой пыл.

— Ладно,  не  будем  портить отношения, нам еще не один год вместе работать, — вздохнул он.— Ты  еще  сама мне на шею бросишься и залезешь в постель.

Яна ловко  выскользнула  из  кольца  его  рук  и выбежала из номера.

Каморин не стал обострять ситуацию, а с компакт-диском видеозаписи отправился  к хозяину. В кабинете они устроили просмотр.

— Чудесная зажигалка. Темпераментна, азартна. У меня такой брюнетки еще не было, — произнес Хлыстюк, пристально взирая на жидко-кристаллический монитор компьютера. — Что же ты, Игорек. Мне о ней раньше ничего не говорил? Под этого мудака такую свеженькую клубничку-земляничку подложил. Хватило бы с него и старой, потасканной девахи. Поди, для себя приберегал? Сколько ей лет?

— Виноват, Савелий Игнатьевич, — покаялся советник и пояснил. — Яне Пунцовой  недавно стукнуло семнадцать лет. В  салоне «Шик &  блеск» она  вторую неделю. Вначале для адаптации, чтобы сразу не сбежала, работала исключительно массажисткой. А вчера прошла, как говорится, «боевое крещение». Повезло  столичной птице. От себя  оторвал, свеженькую, нетронутую, а он, Райков-баран, не оценил, стал в позу…

— Он то оценил, но не в нашу, а в свою пользу, — заметил Савелий Игнатьевич. — В следующий раз будь умнее, без моего указания ни перед кем ни расшаркивайся. Это все равно, что  по поговорке: посади свинью за стол, а она и ноги на стол.

— Ясно. Кто же знал, что Райков такой упертый, — вздохнул Каморин. — Подложил бы под него какую-нибудь опытную лахудру, чтобы все соки выжала.

— Сказывают, что ты с Оксаной упражняешься. Неужели тебе одной недостаточно? — упрекнул Хлыстюк.

— С одной неинтересно, охота и других попробовать для разнообразия и ярких впечатлений, — признался Игорь Глебович и пояснил. — Мы ведь употребляем на десерт  не только  яблоки, но и другие ягоды и фрукты. Так из с женскими ласками хочется новое  меню.

— Не подозревал, что  ты  бабник,  — шутливо упрекнул хозяин.

— Я тоже, — не остался в долгу советник.

 — Мне по должности  и рангу положено снимать «пробу», — усмехнулся  начальник. — Я закрываю глаза на твои  амурные дела, но и ты держи язык за зубами. Моя Инесса дуется, как церковная мышь на крупу. До нее докатились слухи о том, что творится в салоне «Шик &  блеск».

— А что творится? Ничего не творится, — ухмыльнулся Игорь.

—Застолья, оргии с девицами легкого поведения, — напомнил хозяин. — У нас с тобой врагов, злопыхателей, хоть отбавляй. Дойдут жалобы до спикера, премьер-министра, а еще хуже, до президента и это может мне стоить кресла, карьеры, больших затрат на отмазку, подарки, презенты. И так, депутаты, чиновники в Киеве и Симферополе смотрят, как на «дойную корову», требуют  мзду и откаты. Был  бы у меня печатный станок или нефтяная и газовая скважина, тогда без проблем. Хотя с валютой, сколько бы ее не было, расставаться жаль.

—Да, деньги никогда не бывают лишними, — согласился советник. — Олигархи — еще те жлобы. Если кому из нищих и подадут жалкие гроши, то растрезвонят о своей благотворительности на весь божий свет. С гордостью  называют себя филантропами, меценатами.

— Я их не осуждаю. Если будешь сорить деньгами налево и направо, то никогда олигархом не станешь. Поэтому милосердием, боготворительностью пусть сам Бог и занимается. А мы должны для себя создать рай на земле, поберечь свои кровные, тяжким трудом, потом  заработанные.  

«Знаю, какие «кровные» за счет постоянных поборов с предпринимателей, коммерсантов и городской казны»,  — подумал Каморин, но промолчал, ибо и сам хлебал из этой кормушки.

                                   

                            7. Плата  за  принцип

 

Спустя час, советник рьяно приступил к  исполнению  функций координатора. Он, покинув  гостевой домик, выехал на  «Оке»  на одну из частных АЗС. Остановил  автомобиль у свободной бензоколонки. Вставил  пистолет в горловину бака. Вальяжно размахивая  связкой ключей, подошел к металлическому боксу. Наклонился к окошечку.

— А-92, десять литров!  — властно приказал он  полнотелой  женщине средних  лет. Она  выжидающе посмотрела на него, но Игорь Глебович  не торопился достать  портмоне или талоны на бензин. Поглядел на нее, как удав на кролика, холодными рыбьими глазами.

— У нас  за  наличные,— не выдержав его взгляда, произнесла толстушка и,  не встретив  понимания, пояснила.— Это  частная, а не государственная   АЗС.

— Мне отпусти в кредит, десять литров,—  процедил он сквозь зубы.

— В таком случае обратитесь к владельцу,— посоветовала она. — Мне строго  приказано в  долг не отпускать.

— Кто хозяин? Дежкин?

— Да, Георгий Романович,— подтвердила  женщина.— Он у бензовоза хлопочет. Если  разрешит, тогда другое дело. Я на себя ответственность не возьму. У меня  нет лишних денег  для благотворительности, погашения чужих кредитов.

— Ладно, молчать, Трындычиха! — грубо оборвал ее советник  и решительно  направился к  стоящему поблизости  бензовозу  ГАЗ-66. Под открытым капотом с гаечным  ключом  в руке  возился  коренастый  мужчина  в рабочей спецовке.

— Эй, гражданин! Оторвись на минуту! — окликнул его советник. Дежкин  оглянулся, спрыгнул с бампера на землю.

— Вот рухлядь, вожусь с  ней, как цыган со старым мерином, — посетовал  он, рассчитывая на  сочувствие  незнакомца.— Надо  бы  новую купить,  а эту  на  запчасти, да денег  нет...

— Не прибедняйся,  Жорик. Торговля ГСМ — дело прибыльное. Пожалуй,  на третьем  месте после  продажи оружия и  наркотиков, — сообщил  Игорь Глебович  и тоном,  не  допускающим возражений,  потребовал.— Прикажи  своей  выдре  пусть плеснет  литров десять, а лучше пятнадцать. Не обеднеешь, зато приобретешь «крышу».

— Нет проблем, — натянуто  улыбнулся Дежкин. — Платите наличные  и горючее ваше, сколько угодно, хоть цистерна.

— В кредит!— сквозь зубы процедил советник.— У меня с  финансами  сейчас напряженка, а бак  почти сухой, до гаража не доеду. Фраер, ты меня  понял? Прояви шоферскую солидарность.

— Три литра вам хватит доехать до гаража? — пошел на компромисс Георгий  Романович.

— Нет, я сказал десять!

— Десять не  могу, — вздохнул  владелец АЗС. — На прошлой неделе  поверил  одному хмырю — пятьдесят литров в джип залил, до сих  пор не рассчитался. Напомнил  ему, так и ухом не повел.

—Ты, Жорик,  всех  на один аршин не меряй, — наступал Каморин.— У меня  слово железное, как этот кулак. Одним ударом наповал в нокаут. Я — мастер спорта по боксу, раскрою твою репу.

— Пойми меня  правильно, — перешел на  “ты” Георгий Романович.— Я всего  три месяца, как открыл  АЗС,  все сбережения  на нее ухлопал. До  этого продавал горючее с бензовоза, но  гаишники,  налоговая инспекция не давали  прохода. Одного  бесплатно  заправь,  подъезжают на крутых джипах, как на танке, другому —отстегни денег. С такой благотворительностью я скоро в трубу вылечу. Я  еще прочно на  ноги не стал, работаю по  “ нулям”, а то и с убытком для  себя. У меня своей   скважины  нет,  а на нефтебазе требуют предоплату.  Вот сейчас  поеду, наскреб  малость деньжат, а то бензин на исходе.

— Довольно скулить и  сопли  распускать,— оборвал его исповедь советник. — Ты меня  не только  будешь бесплатно заправлять, но  и выплатишь неустойку за  причинение морального  ущерба. Я на тебя, жлоба, пятнадцать  минут угробил.  Почему проигнорировал  приглашение на совещание  к моему шефу господину Хлыстюку?

— Очень занят был. С этой клячей возился, — помрачнел владелец АЗС  при упоминании  фамилии Савелия Игнатьевича.

— Срочно пиши объяснительную  и прикажи своей мымре заправить полный бак.

— Нет! Пойми, раньше я заправлял авто прямо  с колес, — пояснил Дежкин. —  Где захотел, там и остановил бензовоз  у обочины главных трасс, будь то  на пути из Симферополя в Алушту, Ялту, Феодосию, Судак или  Керчь. Поэтому накладные расходы были минимальными. Разве, что на халяву заправлялись гаишники, да и горючее стоило относительно недорого, был солидный навар. А потом, когда запретили заправки с колес, вынужден был  построить частную АЗС. До сих пор с банком не рассчитался, затраты не окупились. А тут еще, как волка красными флажками, обложили налогами. Приходится каждую копейку считать, чтобы кредит с дебитом сошелся, иначе стану банкротом.

— Ша-а, хватит в жилетку плакаться, — резко осадил его Каморин. — из-за десяти-двадцати литров ты не обеднеешь.

— Если бы только тебе одному, а то ведь и другие чиновники из милиции, госпожнадзора, экологической инспекции норовят заправиться на халяву. У меня, к сожалению, нет ни нефтяной, ни газовой скважины. Нефтетрейдеры постоянно накручивают цены на бензин и дизтопливо. Едва концы с концами свожу.

— Так значит  прежде скрывал реальную прибыль от  уплаты налогов. Сам сознался, никто тебя за язык не тянут, — поймал его на слове советник. — Вот натравлю на тебя налоговиков и ревизоров из КРУ, тогда по другому запоешь, попляшешь.

— Срок давности миновал.

— Для афер  с финансами нет срока давности, загремишь под фанфары, — заверил Игорь Глебович.

Георгий Романович, отлично  сознавая‚ что стоит один только раз уступить и тогда халявщика  ничем  не  отвадишь. На милицию надежды мало, их самих держат на лимите — голодном пайке, да и кто отважится связываться с Хлыстюком. Инспектора  ГАИ,  ДПС сами  норовят  бесплатно заправиться. Правда, ведут себя  не  столь  нагло, как этот тип.

— Ах ты, козлодуй, ты  скоро пожалеешь,  попляшешь у меня, падла. Жмотство  тебе боком вылезет. Ты еще узнаешь, кого обидел, Жорик, — пригрозил Игорь Глебович и степенно направился  к «Оке», в баке которой было не меньше  десяти литров бензина. Конечно, при желании  он  бы добился своего, но  ему нужен был  повод, конфликт, чтобы  потом  прочно взять владельца АЗС за  жабры. Тогда и другие   “нефтяные барончики” будут  покладистыми.  Отчасти довольный исходом  разговора , он  выехал на трассу в сторону города. Дежкин на всякий  случай  записал  госномер белой «Оки».

Поздно вечером Георгий Романович  возвращался  с автобусной  остановки к  девятиэтажному дому, расположенному в сотне  метрах. «Опять свет вырубили», — с досадой, глядя на мрачные очертания зданий  с темными  прямоугольниками  окон. Некоторые из них были тускло освещены керосиновыми лампами, свечами или  переносными фонарями. В осенне-зимний  период  резко обострялся  дефицит электроэнергии  и  власть, олигархи  предпочитали  экономить на простых смертных. В тоже время не прекращался  экспорт электроэнергии за кордон. А вместе с ней  текла валюта на счета  коррумпированных  чиновников в швейцарских и других  иностранных банках. И нет на  казнокрадов и мошенников никакой управы, потому что  гарант из той же касты неприкасаемых.

“Снова  забыл карманный фонарик, — посетовал Георгий Романович.— Лифт не  работает,  придется  в потемках добираться до восьмого этажа”. Прежде он носил с собой  спички  или  зажигалку, но как только стал торговать горючим, бросил курить. Так безопаснее,  меньше риска. На душе было  скверно. 

На нефтебазе  ему  неожиданно отказали в  бензине, сославшись  ради приличия на  то, что в связи с ожидаемым повышением курса доллара поступят новые расценки на  ГСМ.  Но на его глазах бойко шла заправка автомобилей и отпуск бензина оптом.

 «Знать бы, что доллар  подорожает, придержал бы бензин, глядишь, имел бы навар,— размышлял он, осторожно шагая по плитам тротуара,  присыпанным опавшей  шуршащей листвой.— Бизнес  — серьезное дело  и методом проб и ошибок ничего не достичь. Надо, как в шахматах,  прогнозировать на несколько шагов вперед. Никаких отпусков горючего  в кредит. Сегодня этот наглый тип  настроение испортил.  Кто он  такой?  Коль  на скромной  «Оке»  ездит, значит,  невелика шишка, а гонора хоть отбавляй. Крутые, те на иномарках и джипах лихачат. А этот так себе, зануда. Ничего зиму переживу,  поднакоплю  валюты, смонтирую  еще  одну колонку  под дизельное топливо.

Весной  вблизи АЗС открою  киоск по продаже прохладительных  напитков, булочек, мороженого, табачных  и  прочих изделий и газетной продукции. А через год магазин автозапчастей  и других аксессуаров для авто   и  пойдет мой бизнес в гору, как по маслу. В перспективе  разверну  сеть АЗС,  магазинов и автостоянок. Все больше в городе появляется  подержанных иномарок, а  с  гаражами  проблема.

Участились угоны и  кражи  оставленных  без присмотра у подъездов домов автомобилей, хищения лобовых стекол и  магнитол. Были случаи, когда “разували” машины. Чтоб избежать этих  нашествий владельцы авто, конечно,  предпочтут платную  автостоянку. Вот те и маркетинг. Надо знать   удовлетворять спрос на те или  другие  виды услуг и тогда  потекут деньжата не хилым ручейком, а широкой рекой. Главное, чтобы конкуренты  не опередили, раньше меня не развернулись. Однако на раскрутку необходим солидный капитал».

 Вдохновленный радужными  перспективами и планами, мужчина вошел в темный  подъезд. Поднялся по  бетонным ступеням на  площадку второго этажа. Нащупал рукою перилла. В этот момент сильный удар по  голове свалил его с ног. Услышал топот угасающих шагов.  С трудом, превозмогая боль, дополз до  двери  одной из  квартир.

— Помогите. Вызовите «скорую» и  милицию!— попросил он,  едва  приоткрылась дверь  с накинутой цепочкой.— Я — Дежкин,  живу на восьмом этаже. На меня напал  какой-то бандит,  я истекаю кровью, нужна срочная помощь.

Наконец, признав  его голос, из квартиры, держа в  руке свечу  с оранжевым пламенем, вышла женщина в  халате. Увидела кровь на лице мужчины. Перекрестилась, испуганно  озираясь по сторонам. Не обнаружив злодея, помогла  войти в  комнату и  позвонила , сначала в «скорую помощь», а затем в  милицию.

 

                         8. Контрдействия  Райкова

 

После  возвращения из командировки  Райков  чувствовал  себя озадаченным проблемой. Из  него, словно  вытравили душу. Ночью  мучила бессонница.  Размышляя над событиями,  он представлял,  как  злорадствуют  его  недруги и, возможно,  в том же номере салона красоты «Шик  &  блеск», поглощая коньяк, прокручивают  видеоролик о его грехопадение. От одной этой мысли его прошибал  холодный пот.

Чтобы не потревожить жену Инну, он среди ночи выходил на лоджию и жадно  курил, чего за ним прежде не водилось. Обеспокоенная его  настроением  жена однажды спросила: «У тебя какие-то конфликты, неприятности на службе? Депрессия?»

 «Это  временное явление, хандра пройдет»,  — нехотя ответил  Андрей  и она решила не допытываться. «Оставить все как есть, смириться с тем, что произошло, полагаясь на ход событий или же, сцепив  зубы, проявить характер и  нанести ответный  удар? — мучительно размышлял главспец. —Если я открыто выступлю, то они пустят в  ход видеозапись и тогда крах семейной жизни и карьеры неизбежны».

Эта дилемма возникала всякий раз, когда он утром приходил  в кабинет и над  ним,  как дамоклов  меч, висел отчет о служебной  командировке. Предстояло доложить результаты,  поджимали  сроки исполнения, а писать  липу-отписку у него рука не поднималась.

И вот,  просматривая  свежие номера  газет, Райков наткнулся на заметку « Совершено  нападение»  под рубрикой  “Криминальная хроника”. Пробежал глазами текст. Сообщалось, что  поздно  вечером  в подъезде дома совершено хулиганское  нападение на владельца частной  АЗС  Георгия Д. Потерпевший  с черепно-мозговой травмой  и сотрясением  головного мозга доставлен в больницу. По заключению врачей его жизнь уже вне опасности. Ведется следствие».

Подобные сообщения  в период, когда продолжается приватизация, идет передел  собственности  и сфер  влияния,  не редкость. То в одном, то в  другом городе или райцентре  Крыма происходят кровавые разборки: убийства, взрывы,  поджоги, хищения. Гибнут крупные чиновники, банкиры и случайные граждане, оказавшиеся в роковой для себя час в опасном месте. бандитских разборок.

Но эта заметка приковала внимание Андрея Захаровича потому, что событие  произошло в городе, где так  неудачно завершилась его командировка. Он интуитивно почувствовал, что за этим преступлением  что-то кроется. «Надо  переговорить с  подполковником Баулиным. Он — опытный сыщик, собаку в этом деле  съел. Нельзя бездействовать. Это тяготит   и угнетает день ото дня»,— решил Райков обсудить ситуацию с Виктором Петровичем Баулиным. Со старшим уполномоченным  шестого управления по борьбе  с организованной  преступностью  и коррупцией, его  со  школьной  скамьи связывала старая дружба.

Они  нередко семьями встречались  на досуге. Он по памяти набрал  номер  телефона  и услышал знакомый отклик:

— Баулин  слушает.

— Приветствую  тебя, Виктор.

— А-а, Андрей,  будь здоров! — бодро произнес  подполковник.— Что-то ты давно о себе не напоминал. Как семья? Привет твоей очаровательной  Инне и  милашке  Ирине.

— Спасибо, живы, здоровы, чего и вам желаем. Возникла одна серьезная проблема, потребовался твой совет.

— Излагай, я весь внимание.

— Разговор не для телефона.

— Тогда подъезжай ко мне, если дело неотложное, горящее.

— Минут через десять буду.

Баулин, крепко сложенный,  в сером костюме  при галстуке, встретил радушно.  Вышел  из-за стола, пожал руку и жестом указал на стул.

—Что случилось, Андрей? Ты по пустякам не обращаешься, а лишь тогда, когда припечет, —  внимательно взглянул он .— В  последнее время встречаемся, когда петух жареный клюнет.

—К сожалению,   так,— согласился Райков  и  выложил из папки злополучную жалобу, газету с заметкой и, как на  духу,  рассказал все, что с ним произошло в командировке.

—Да, влип  ты в  скверную историю,— заходил по кабинету  Виктор.— Угораздила же тебя, ну прямо, как Клинтон с Моникой. Грелка хоть смазливая попалась,  не крокодил?

— Там дурнушек не держат. Победительниц и призерш конкурсов красоты заманивают.

— Знают они  наше слабое место. Под градусом нелегко устоять перед искушением умелых стриптизерш.

— Я отчетливо вспомнил, — спохватился  Райков. — Похоже, что бутылка муската белого красного камня перед тем, как я появился в номере была откупорена.

— Тогда  не исключено, что в вино  был добавлен гормональный биостимулятор. Могли и клофелин примешать. Ты был обречен,— вздохнул Баулин.— Для  них важно было зафиксировать на пленку акт соития. Но ты,  Андрей, не отчаивайся. Если бы  не эта жалоба, которую  тебе  предстояло расследовать, то история сошла  бы за банальную. Сейчас ни одна деловая встреча без  застолий  и секса не обходится. Это своеобразный ритуал, норма жизни политического бомонда и творческой  богемы. Главное, чтобы твоя Инна  не узнала. Редко, кто из жен способен простить измену, шалости супруга на стороне.

— Если они  вздумают  ее информировать, то это катастрофа,— тяжело вздохнул Андрей  Захарович.

— Без веской причины они  не станут пускать видеокассету в ход,— заметил  подполковник.— Как только узнают,  что ты не смирился, тогда другое дело. Угрозы, шантаж, подкуп, дискриминация.

— Я не первый, кто попал в их ловушку. Подозреваю,  что у них есть досье и на других. Гарем, изощренный способ  шантажа...

— Древний, как мир и надежно срабатывает,— заметил  офицер и продолжил.— Хлыстюк  и  Каморин не случайно  решили тебя таким способом  отшить. Значит,  у них есть серьезные причины для опасений. Савелий весьма   сомнительная личность, но у него влиятельные покровители в эшелонах власти,  с ним  нелегко будет совладать. Я  попрошу сотрудников из КРУ и налоговой  милиции, чтобы они провели  проверку по части сбора налогов, финансовых  операций. Если  выяснится, что  дело нечисто, то  подключу своих ребят.

— Надо Каморина  взять за жабры,— предложил главспец.

— Не торопись, ты со своей жаждой мести. Можешь наломать дров,— остановил его Баулин.— За ним, пока нет серьезных нарушений. Он занимает скромную должность тренера в спортивно – оздоровительном  комплексе «Геракл». Но,  похоже, это не основной вид его деятельности и дохода. Кличка у него Рвач.

— Мне его Хлыстюк представил, как  своего советника, сотрудника аппарата,— удивился  главспец.     

— Значит, солгал, решил с его помощью тебя блокировать, что тот и сделал  небескорыстно. Вот тебе  и род деятельности. А ты не впадай в панику, чем смогу, тем и  помогу.

— Век буду тебе благодарен,— улыбнулся Андрей  и подал Баулину газету с обведенной красным фломастером заметкой.— Возможно,  это как-то связано с Камориным?

— Об этом преступлении я знаю, поступила ориентировка. А ты, я гляжу, горазд  версии строить,— пошутил  подполковник.— Переходи ко мне на службу. А если серьезно, то под каждую версию  необходимы  факты, доказательства, свидетели. Владельца АЗС Георгия  Дежкина  могли избить его конкуренты по бизнесу, либо те с кем он не поделился прибылью. Не исключены и другие мотивы, например, на  почве ревности.  Я, конечно, поинтересуюсь ходом расследования.

— Было бы неплохо выяснить, кто  заказчик и установить за Хлыстюком негласное  наблюдение, — предложил  Райков.

— Нельзя.

— Почему?

— По закону не положено,— ответил  подполковник. — Хлыст, это его кличка, как депутат крымского парламента,  обладает иммунитетом  неприкосновенности. Почему так много желающих, особенно среди руководителей, чиновников,  банкиров, коммерсантов, у которых рыльце  в пушку, обзавестись депутатским мандатом? Потому что, без согласия депутатского корпуса, а они там почти все повязаны, своего,  даже отъявленного хапугу-казнокрада, взяточника и прочих аферистов, надежно оберегают. Их  невозможно привлечь к уголовной ответственности. Как  правило, на представления прокурора  депутаты отвечают  отказом. Не сдают своего “коллегу”,  зная о том, что сами могут оказаться на его месте. Такова логика круговой поруки.

Поэтому с Хлыстом не все так просто... Иммунитет мог бы своим указом снять президент, чтобы пред законом все были равны: и глава государства, и депутаты всех уровней, и простой гражданин. Но гарант Конституции не торопиться, ибо он из той же алчной, воровской касты и тоже может  пострадать.

Это  в демократических правовых государствах Фемида зрячая и меч возмездия, даже  через много лет, карает преступников, как это случилось с президентом и министром обороны в Южной Корее. Да и в других цивилизованных государствах  руководители, чиновники самого высокого ранга чувствуют меру  уголовной ответственности перед законом и  верны присяге на верность народу. Украина  в период этого смутного времени представляет собой криминально-клановую малину, нерестилище для ненасытных, алчных олигархов, нажившихся на прихватизации богатств, созданных  поколениями простых граждан.

Прав был К. Маркс, утверждавший, что ради личного обогащения капиталист пойдет на любое преступление. Примерам несть числа.  И все эти  негодяи и мародеры сейчас жируют и шикуют.

— Но за советником можно проследить? — упорствовал  Райков. — Установить их близкие отношения, интересы и взять с поличным на какой-нибудь крупной афере.

— Да, с Камориным ситуация иная,— согласился Баулин.— Ранее был осужден за разбой на семь лет лишения свободы. Освобожден  по указу  президента об  амнистии  по случаю очередной годовщины независимости  на два года раньше срока.

— Тогда  понятно, почему в его речи много блатных слов, — заметил Андрей и вспомнил. — Кичман, парашют, уха и прочие термины.

— Ясно о чем речь, — усмехнулся офицер. — Я по долгу службы вынужден изучать их сленг, традиции, татуировки, жесты и прочие знаки блатного телеграфа, имеющие определенный смысл. О, это целая наука, направление в криминалистике и лингвистике. Чтобы  успешно бороться с противником, в данном случае, с криминалитетом, необходимо досконально знать его оружие и умело им пользоваться. Ведь известно, что клин клином вышибают.

— Самое печальное, что такие бандитские кадры нынче при власти, во всех ее эшелонах, — посетовал Райков. — Тот же  Рвач  является советником Хлыста. Криминальный тандем.

— Знаю, но влиять на кадровую политику не в нашей компетенции, — вздохнул Баулин. — Мы можем лишь негласно вести досье на сомнительных граждан, брать их в оперативную разработку и не более. Накапливаем материалы до лучших времен, когда «сверху» по тому или другому коррумпированному чиновнику поступит команда: «Брать!» Но, увы, такое случается очень редко и то в качестве мести кого-нибудь из крупных столичных чиновников на подчиненных, не отстегнувших мзду. Ничего не попишешь, такая сформировалась порочная система и  дегенерация кадров по всей вертикали  и горизонтали власти.

Многие бандюки, уцелевшие в диких кровавых разборках, легализовав криминальный капитал, сделали головокружительную карьеру. Поднялись из грязи в князи и даже выше на самый Олимп продажной власти во главе с паханом. Как люди  служивые и верные присяге, мы живем в ожидании приказа, ибо инициатива в этом деле наказуема.

— Значит и у тебя, Виктор,  руки коротки, да и по тем бьют, — сделал вывод Андрей  и в сердцах изрек. — Гнусное время. Сучья власть, насквозь  пораженная коррупцией и узурпированная криминалитетом.

— Не будь столь категоричным. Запальчивость часто вредит делу, — заметил  подполковник. — Во-первых, время не может быть гнусным, его таким делают люди. А что до нынешней власти, то не все чиновники скурвились. Там  тоже есть честные, порядочные люди, но, к сожалению, их очень мало. Ты ведь сохранился в этой порочной системе, хотя  она тебе и чужда, противоестественна  по духу.

— Да, но я  рядовой чиновник с ограниченными возможностями, — вздохнул Райков.

— Однако и Хлыстюк,  и Каморин  всполошились. Понимают, что ты способен  испортить им карьеру и  подмочить деловую репутацию.

 — Пока что им  удалось подмочить мою репутацию, — с тоской ответил  главспец.

— Не дрейфи, Андрей, еще не вечер. Даст Бог,  прорвемся!  Главное  сохранять хладнокровие,  твердость духа. Кто впадает в панику, показывает свою слабость, тот проигрывает — это аксиома.

— Наверное, общество после развала старой системы должно, как молодое вино перебродить, чтобы избавиться от такой заразы, как коррупция и прочие пороки, своими метастазами поразившие живой здоровый организм, — сказал Андрей.

— В этом я с тобой полностью солидарен! — с оптимизмом заявил Виктор Петрович. — Поручу своим сотрудникам заняться этим мутным советником. Но, чтобы не допустить  прокола, надо быть твердо уверенным, что он занимается противоправными деяниями. Иначе презумпция невиновности, нарушение прав человека. На опытных адвокатов он не поскупится. За высокие  гонорары  те готовы  рецидивиста защитить от заслуженного наказания. Поэтому, Андрей,  иллюзий не  питай. Я — не генерал  и неизвестно стану ли им, понимаешь, что  мои возможности ограничены. Приходиться быть осторожным и действовать с оглядкой, учитывая все подводные течения, семейно-клановые связи хапуг.

Это во времена всесильных НКВД и КГБ  у нас были руки развязаны, хватали  хапуг  пачками, хотя и не обошлось без перегибов и перекосов. Но тебя в беде не оставлю, и  постараюсь избавить от неприятностей. Будь благоразумен, согласовывай свои действия со мной. Я располагаю оперативной информацией и чувствую, откуда ветер дует.

— Хорошо, Виктор, спасибо за понимание и поддержку, — Райков поднялся из-за стола.

— Передай привет  Инне и Ирине, — велел Баулин.— Держись молодцом. Ничто  нас не может вышибить из седла. Помнишь, у Константина Симонова «Сын артиллериста»?

— Конечно, помню, прекрасный девиз, укрепляет дух, — ответил главспец.— Стараюсь ему следовать.

Этот разговор подействовал на  него, как  бальзам на рану, возвратил  уверенность и твердость. “Мы еще поглядим, чья,  возьмет,—. стиснул он  зубы.— А Яну  надо  срочно вытаскивать из блат-хаты, пропадет не за грош ”. С этим благородным намерением  он возвратился в кабинет.

Из раздумий  вывел резкий телефонный звонок. По  звуку он определил — междугородка. Приложил трубку к уху.

— Андрей Захарович? — услышал  Райков  глуховатый, словно простуженный,  мужской голос издалека.

— Он самый.

— Здравия желаю!  Андрей Захарович,  наконец-то я до вас дозвонился,— обрадовался  абонент.— Никто трубку не поднимал...

— Меня не было на месте.

— Вас беспокоит ветеран  войны, кавалер орденов и медалей. Меня зовут  Матвей Тимофеевич Гвоздев. Я одни из авторов  жалобы, которую, как мне пояснили в  вашей  приемной,  я туда тоже звонил, вы разбираете. Мне  сказали, что вы  приезжали  в  город, встречались с Хлыстюком,  а потом срочно уехали. Я  об этом узнал  поздно, жаль, что не  довелось встретиться  и поговорить с глазу на глаз. Я бы вам много чего интересно поведал  о местных крохоборах.

— Да,  жаль,— поддержал Райков. — Но вас невозможно было  отыскать. Вы в жалобе не указали свой  домашний адрес  и  номера  квартирного   или мобильного   телефонов.

— Эх, Андрей Захарович, они  меня нашли и без адреса,— вздохнул Гвоздев.— Вчера поздно вечером ко мне нагрянул  представитель  жэка,   грозил  расправой за  якобы  клевету на  органы власти, требовал отказаться от жалобы. Мне, старому  вояке,  пехотинцу сейчас и черт  не  страшен, я свое  пожил. Готов сражаться до победного конца.

Был у меня сын Максим,  майор в Афганистане голову сложил. Интернациональный долг исполнил до конца. А в прошлом году жену — боевую подругу медсестру  похоронил, царство им небесное. Тепереча, один, как перст,  мыкаюсь. Обидно будет от рук  негодяев  загинуть. Всю войну прошел, много  раз в глаза смерти  глядел, а тут на старости лет.

— Как же они вас нашли?— поинтересовался главспец.

— По почерку.

— По почерку? Но это невозможно, ваша  жалоба у  меня, — возразил Райков.

— Эх, Андрей Захарович, значит,  где-то вы допустили промашку. Чинуша из жэка   был у меня не  с пустыми руками, показал  ксерокопию жалобы. Я тоже хорош, надо  было отпечатать  жалобу на машинке, но  понадеялся  на авось. Эх, старость  не радость. Век живи,  век учись...

— Вы в прокуратуру обращались? — спросил главспец.

— Бесполезно, Хлыстюком здесь все схвачено. Они с прокурором заядлые охотники. А ворон  ворону глаз не выклюет...

— Тогда так,  Матвей Тимофеевич, срочно приезжайте ко мне. Я вас сведу с надежным человеком. По телефону все не расскажешь, могут прослушать и обвинить в заговоре.

—Я мог бы  приехать на задрипанном, горбатом «Запорожце», но нынче бензин не по карману.  Едва вшивой пенсии  хватает на хлеб и молоко, — пожаловался ветеран. — Честно говоря, боюсь выезжать на дорогу, где столько иномарок, джипов. Движок у моего  «Запорожца» слабоват, больше  сорока  километров в час не вытягивает. Рискую  попасть под колеса  мажоров—сынков богатых мудаков, которые, словно летчики, мчатся на бешенных  скоростях. Раздавят в лепешку и еще сделают виноватым.. Им при нынешней бандитской власти и продажности судов все сходит с рук. Нечаянно кого-нибудь зацеплю или кто сделает подставу, чтобы разорить старика и  на старости лет сгноить в тюряге. Намного дешевле приехать автобусом или поездом.

— Мудрое решение, — одобрил Райков.— Имейте в виду, ааши дорожные расходы  беру на себя.

— Добре, — обрадовался  ветеран.— Я  неприхотлив,  довольствуюсь малым,  поэтому  вас  шибко не обременю. Выеду завтра утром рейсовым автобусом.

—  У вас есть мобильный телефон? Назовите номер.

— Нет. Откуда у нищего пенсионера деньги на дорогой аппарат, — посетовал ветеран. — На хлеб, молоко и лекарства не хватает. При такой  «сердечной заботе, о нашем брате, не до жиру, быть бы живу.

— Жаль. В таком случае, сразу же по приезду  позвоните мне из телефон-автомата. Я вас  встречу, — попросил Райков и   назвал  номер своего  служебного телефона.

Он назвал номер  и Андрей Захарович зафиксировал его в запиской книжке. “Вот еще одна расплата за удовольствия,— с тоской подумал Райков. — И когда они только ухитрились снять ксерокопию с  жалобы, если  «дипломат» постоянно  находился при мне?

Наверное, в тот короткий период, когда я утомленный страстью  и нежностью  Яны,  крепко  спал. Ключ  от номера мог оказаться у Оксаны. А уезжал ли из гостевого  коттеджа Каморин? Слишком  подозрительно рано он  появился и сразу  предъявил ультиматум. Эта его откровенная  интрига с Оксаной. Кто вел  магнитофонную  и видеозапись? Конечно,  нашлись у  него помощники. Жаль, что  я ненароком  подставил под удар  Гвоздева, но нет худа без  добра.

Возможно,  ветеран посвятит Баулина в интересные  факты  и детали и это  позволит перейти к решительным действиям. Тогда удастся  нейтрализовать Рвача, а через него, собрав  неопровержимые доказательства уголовных деяний, компромат, добраться и до Хлыста».

В который раз Райков с грустью осознал, что рано  или поздно приходиться  пожинать горькие плоды легкомыслия и беспечности. Его утешали  лишь  приятные воспоминания о восхитительной  Яне. Он понимал, что при других обстоятельствах все было бы прекрасно.

 

                             9.  Уехал с  комфортом

 

— Савелий Игнатьевич, наша взяла!— с азартом сообщил по мобильному  телефону   Каморин.

—Выкладывай,— не  разделил его энтузиазма  начальник.

—Вычислил я таки главного писаку, злостного анонимщика.

—Кто же он такой?

—Ветеран войны, недавно восьмой десяток  разменял Гвоздев Матвей Тимофеевич. Не сидится  старому таракану.

— Гвоздев? Мг, не припомню. Много их со всякими просьбами приходит, в печенках у меня сидят со своими стариковскими проблемами, до маразма доходит. Как ты его разыскал?

— Я так решил,  Савелий Игнатьевич. Кто у нас сейчас самый смелый? — охотно  ударился в разъяснения Игорь Глебович. — Конечно  тот, кто за критику начальства не рискует потерять работу. Ветеран, пенсионер. Вот я и  проверил список активистов  из двадцати человек. Припекло деда,  в жэк заявление по поводу замены унитаза и сварки старых труб  нацарапал.  Я сличил почерк, в самый раз. Знакомый эксперт-криминалист идентифицировал.  Да и сам  старикан, когда работник  жэка  показали ему  ксерокопию жалобы,  признал свою руку.

— Отлично! — похвалил Савелий Игнатьевич. — Недаром  я тебя в совет взял. Из тебя бы толковый следователь получился. Хотя,  чем черт не шутит, при твоей волчьей хватке еще и прокурором станешь. На место Вязова,  а его с почестями отправим на пенсию.

— Рад стараться,— оценил похвалу  советник.

— Ну и как старик?

—Еще крепок, но, похоже, выживает из ума, от тоски и одиночества. Бывший активист народного контроля, свербит  в одном месте, вот и потянуло жалобу настрочить.

— Что так?

— Возомнил себя борцом за правду. Сказывают, орденами и медалями  бряцал. В жэке его   пытались  разубедить. Слушать не захотел, одним словом каша или параша в  седой колбе. Ударился в воспоминания, как раньше хорошо при коммунистах жилось, пенсию нормальную  вовремя платили, а теперь дерьмократы, мошенники и грабители процветают. Ни славы, ни  заботы, ни почета  для ветеранов.

— Похоже, забавный дед, из идейных и неподкупных. Может его в госпиталь или  в наш профилакторий  определить. Окружить заботой и он  по-другому запоет. К тому времени все забудется, перемелется. Приставь  к нему надежного  сторожа, чтобы не сбежал...

— В этом есть резон, Савелий Игнатьевич, вы — тонкий психолог,— заметил Игорь Глебович.— Старик одинок и потому зол, вот и пошел на авантюру с этой жалобой. Ему бы суровую и заботливую бабку, то и забыл бы про ручку и тетрадку.

— Как бы он нам не преподнес  сюрприз, не связался с  Райковым, — предостерег Хлыстюк. — Поручи кому-нибудь их своих лоботрясов-дармоедов, пусть незаметно понаблюдают  за дедом. Неровен час, моча в голову ударит — подастся в столицу. Недельку-другую поживет под домашним арестом. Магазины, аптеку пусть навещает, но за пределы города ни ногой. Малость остынет и  определим его в профилакторий. Потом  еще благодарен будет. А как наш гость столичный?

— Ничем о себе пока не заявил,— ответил  советник.— Думаю, все обойдется. Не станет же он рубить  сук, на котором сидит?

— Черт его знает, чужая душа — потемки. Надо будет раздобыть копию его отчета по жалобе,— велел начальник.— Если он даст ей ход “наверх”, хотя фактов и  доказательств  у него нет, тогда запустим компромат. А  если спишет жалобу в архив, то и мы закроем глаза на его шалости. С кем не бывает, пока хочется и можется.

— Ясно, шеф.

— Смотри, деда не провороньте.

— Может отправить его к праотцам, и все дела?— предложил Каморин.— Меньше хлопот и забот, кто его искать станет, свихнулся  на  почве анонимок,  без вести пропал и концы в  воду.

— Кровожадный  ты, однако,— возразил начальник. — У деда заслуги перед Отечеством. И заруби у себя на носу — никаких мокрых дел, мы с тобой не вечны. Если не на этом, то на том свете придется отвечать за грехи. Сам отвези его в психдиспансер.

— Бог простит, главное вовремя покаяться, все грехи отпустит. Я иногда в храм захожу, свечку поставлю, нищим и калекам мелочь брошу и легко на душе становится, — ответил  Игорь Глебович.

Утром на автовокзале к Гвоздеву подошел Каморин, Ветеран ранее с ним не встречался и не знал в лицо. Советник с добродушной улыбкой в джинсах, теплом свитере под расстегнутой кожаной курткой и  в кепке. В руке ключ от зажигания на брелке. Экипировка водителя.

— Матвей Тимофеевич? — спросил он.

— Да, я вы кто?

— Водитель, Павел  от  Андрея  Захаровича Райкова. Он поручил мне доставить вас с комфортом.

— Но у меня билет на автобус,— удивился ветеран.— Он обещал мне возместить  дорожные расходы. На последние деньги купил...

— Никаких возражений, билет сдайте в кассу,  вам возвратят деньги и вперед. Я обязан  вас доставить по назначению.

Гвоздев остановился посредине зала ожиданий.

— Матвей Тимофеевич? Машина ждет и время идет. Довезу вас с ветерком, как важную персону.

— Почему Райков сам не позвонил? — засомневался старик.

— Поздно было, решил не беспокоить. Спозаранку меня  направил, мчался на предельной скорости, чтобы поспеть. Что ж мне теперь, пустым возвращаться. Пострадаю из-за вашей строптивости,  уволит,  он  крутой начальник.

— Если крутой, тогда уважу, — вздохнул ветеран. Возвратил билет в кассу и получил деньги. Последовал за водителем, держа в руке старый потертый портфель и с теплотой подумал: “Видать хороший, чуткий этот человек, Андрей Захарович,  если  в такую  даль машину прислал”.

Каморин  услужливо открыл дверцу белой «Волги» ГАЗ-24.  Включил магнитолу и  автомобиль тронул с  места. “Не стареют душой ветераны... — запел знакомый голос.

— Это хорошо, что вы  почитаете наши военные песни,— с  похвалой заметил Гвоздев. — А то  нонча молодежь пошла, заграничное ей все подавай.  Нас,  ветеранов не почитают. Ох,  не думал, не гадал, что доживу до такого времени...

Мужчина  промолчал и в сердце  Матвея Тимофеевича закралась смутная  тревога.

— Куда вы меня  везете? — спросил он, когда понял, что  машина удаляется в  противоположную  сторону.— Остановите! Я позвоню,  сообщу в милицию.

— Спокойно, дед, без эмоций, не надрывайте свое сердце, оно у вас больное,— положил на  его плечо тяжелую руку  Каморин.— Обстоятельства  неожиданно изменились. Андрея Захаровича направили в длительную  командировку на международный симпозиум, во Францию. Жизнь  у  него,  как у Фигаро,  не позавидуешь, подневольный  человек.

— Тогда отвезите меня домой,  я подожду, когда он возвратиться из Франции, — настаивал  Гвоздев.

— Матвей Тимофеевич,  я бы с радостью, но Райков  строго приказал  позаботиться о вас,— подал голос Каморин.— Чтобы  вы к его возвращению  были, как огурчик — крепкий,  жизнерадостный.  Мы не смеем его ослушаться, иначе потеряем работу. Устроим вас в хорошее место, где вы будете в полной безопасности здоровы и сыты, как кум королю.

— В каком месте?

— Райков договорился с главврачом профилактория. Вы пройдете курс  оздоровления. Помолодеете, может и невесту с хорошей фигурой и крепкими зубами  себе там  присмотрите. Негоже одному на старости лет мыкаться и дурными  мыслями  голову  забивать.

— Не надо мне профилакторий, —  не уступал Гвоздев.

— Странный вы, однако, привередливый  человек? Другие инвалиды, ветераны месяцами пороги обивают, чтобы попасть в госпиталь или санаторий, а вы отказываетесь от  лафы,— пожурил его советник.— Трехразовое питание, дефицитные  лекарства, процедуры, что еще надо человеку в вашем возрасте? Пенсии, поди только на хлеб и воду хватает?

— Да, пенсия хреновая, кот наплакал  и  ту  за три месяца задолжали, — горестно  вздохнул ветеран и похитители поняли, что наступили на больную мозоль.

— Мы люди добрые, гуманные, — продолжил  водитель.— Уважаем  ваши заслуги, старость, потому   старикам везде у нас  почет...

— Был когда-то почет, — возразил Матвей Тимофеевич.— А теперь  даже похоронить достойно  нет средств. Все народные богатства, слава и почет достались  бандитам. Похороны для разбойников по высшему разряду в  почетной аллеи. Мрамор, бронза... памятники в полный рост …

— Ладно, дед, не завидуй, смерть всех уравнивает,— философски заметил  парень. — На том свете мрак, ни баб, ни выпивки, потому никто туда не торопится, ни бедные, ни тем более  богатые. Из последних сил цепляются за жизнь. Вот и тебя  полечат, подремонтируют  и  еще лет десять-двадцать  на этой грешной земле отбарабанишь. Поди, и на склоне лет  помирать неохота?

— А кому охота в сырую землю, — отозвался Гвоздев и бросил на собеседника  недоверчивый взгляд.— А этот ваш профилакторий часом не дурдом? А то одного ветерана  из  морской пехоты  по ошибке загнали в психушку, так он теперь в атаку бросается со словами “ Полундра!“

— Нет,  не дурдом. Только,  Матвей Тимофеевич,  спокойно себя ведите, не нарушайте режим ,— посоветовал  советник.— А то действительно в дурку отправят и лишат всех льгот.

— Сколько мне там пребывать?

— Двадцать четыре дня, а  понравится, можно и продлить путевку,— ответил  благодетель.

— Меньше рассказывайте о себе. Каморин и Хлыстюк не должны  знать, где вы находитесь. Это просьба Андрея Захаровича. Он  беспокоится о вашей безопасности. Вы мудрый человек и  понимаете о чем речь. Гвоздев молча слушал, но его сознание  точил червь сомнения.

“Конечно, отдохнуть в профилактории, поправить здоровье полезно, но почему таким странным способом?— размышлял он. — В прошлом году пытался через совет ветеранов и  собес получить путевку в какой-нибудь скромный дом отдыха, но  отказали, сославшись на то, что еще очередь не подошла. А тут вдруг неожиданная милость. Что ж  поживем—увидим. Почему Райков не предупредил, что уехал в командировку, ведь у него была такая возможность?

Подъехали к трехэтажному  зданию психдиспансера, расположенном в уютном сосновом парке с кустарниками жасмина и смородины у  посыпанных желтым песком дорожек. Едва «Волга» остановилась у парадного подъезда, на крыльцо вышел высокий мужчина в белом халате со стетоскопом на груди.

— Ждем,  где наш уважаемый пациент? — кивнув на приветствие Каморина, спросил главврач.

— Знакомьтесь,  Матвей Тимофеевич, заслуженный ветеран, нуждается в лечении и отдыхе,— представил Гвоздева спутник.— Вы, Рафаил Каренович  уделите ему максимум внимания. Если  пациент  станет буянить, то сделайте укол успокоительного в задницу и в чехол его, то есть в смирительную рубашку.

Напоминание о смирительной рубашке озадачило и всполошило  ветерана. Его глаза лихорадочно заблестели:

— Так вы меня в дурку привезли?!

— Нет. В элитный пансионат для заслуженных ветеранов войны и труда, — поспешил с ответом Игорь Глебович.

— Не надо мне такой пансионат. Я совершенно здоров.

— Старый пень, не качай права, а то отберем у тебя квартиру и закончишь свою жизнь бомжом или в богадельне, — пригрозил советник.

— Объявим недееспособны и  социально опасным типом.

Из палат учреждения доносились истерические крики, вопли и стоны, невнятный говор. По узкому коридору сновали в серых халатах здоровые с сытыми лицами санитары. «А ведь это не  пансионат с радушными лицами  обслуживающего персонала, — подумал Гвоздев и только теперь зрительная память высветила мрачный фасад здания с зарешеченными и наполовину закрашенными стеклами окон и ветеран предположил. — Наверное, какое-то медицинское спецучреждение: вендиспансер, интернат  для престарелых или же психушка?»

— Куда вы меня привезли?

— Вот маразматик, я же сказал, что в элитный пансионат, — с раздражением ответил Каморин. — Может уже шарики за ролики забегают. Старческий склероз.

— Ты,  старый хрыч, сиди смирно, не высовывайся, выполняй все, что тебе велит доктор, — приказал  советник  и обернулся к врачу. — Вы с ним не церемоньтесь, невелика шишка.

— Я — кавалер боевых и трудовых наград, заслуженный орденоносец! — возмутился Гвоздев.

— А я — броненосец, и что с того? — съязвил советник.

— У меня двадцать пять орденов и медалей, пятьдесят три почетные грамоты и дипломы, — с гордостью сообщил ветеран.

— И все ордена и медали юбилейные. Почитай, что коллекция значков, — продолжил куражиться Каморин.

— Есть и боевые, получил на фронте два  ранения, одно из которых в голову и контузия от ударной волны.

— Потому ты, дед, такой нервный.

— Не нервный, а принципиальный. Готов до конца бороться с бездушными бюрократами  за торжество справедливости.

— Это сражение ты уже проиграл. На очередную медаль или грамоту не рассчитывай.

—Еще не вечер, — заметил МатвейТимофеевич, а советник продолжил инструктировать врача.

— Разрешите мне позвонить товарищу Райкову. Он меня ждет, — попросил ветеран. — Не хочу подводить хорошего человека.

— Может тебе еще бабу в палату или винтовку в руки? — усмехнулся советник. — Поди, возомнил себя ворошиловским стрелком. Выкусит твой Райков.  Его скоро за разврат  турнут с  должности.

— Его оклеветали.

— Много ты соображаешь. В  таком почтенном возрасте  очень вредно. Если не хочешь, чтобы тебя отсюда вынесли вперед ногами,  то не бузи, а строго соблюдай режим.

— Сволочь, бандит с большой дороги. Превратили Украину в воровскую  «малину». Одна банда сменяет другую и  все грабят. И нет этому бардаку  ни конца, ни краю, — посетовал ветеран. — А ведь были другие времена, суровые, но справедливые. Помню, что после разрушительной Великой Отечественной войны, несмотря на колоссальные жертвы и нищету, уже после пяти-шести лет напряженного труда люди ощутили улучшение жизни. А ныне она из года в год становится хуже, потому что олигархи, депутаты, чиновники, среди которых особенно, шустрые и хитрые жиды, обогащаются, а простой трудолюбивый народ нищает или бежит из Украины подальше, куда глаза глядят.

После развала Советского Союза в России заметный прогресс, а Украина до сих пор, как дерьмо в проруби болтается. Страной, словно «малиной», заправляют бездари, тупицы, у которых одна цель— личное обогащение за счет трудового народа, богатств, созданных  минувшими поколениями и природных ресурсов. Если не на этом, то на том свете господь воздаст вам за все прегрешения и злодеяния.

—  Долго ждать придется, пока  рак за горой не свистнет. Ты, дед, прикуси свой длинный язык. За такую крамолу  загремишь на нары, — пригрозил Каморин. — Отправим тебя туда, где Макар телят не пас.

 —За что воевал и кровушку свою проливал? За что мои боевые товарищи свои жизни молодые сложили? — с горечью произнес ветеран и сам же с гневом  ответил. — За наше Отечество, трудовой народ и родную землю они погибли. А не за то, чтобы нынче буржуи, куркули, бандиты  царствовали, недоучки страной  правили,  наживаясь на труде и страданиях честных людей. Эх, нет на вас Иосифа Сталина и Лаврентия Берия. Пустил бы олигархов, казнокрадов и аферистов  в расход. Туда им и дорога.  Это же ни в какие ворота не лезет,  чтобы на бывшего уголовника, тупого, как сибирский валенок, без суфлера ни в зуб ногой, который никакой пользы для людей не принес, каждый день из казны затрачивали  сто семьдесят тысяч гривен или почти семнадцать тысяч  евро. На роскошную сытую жизнь с деликатесами, на  самолеты, яхты и машины…Да на такие деньжища больше ста пенсионеров в месяц  можно прокормить.  Верно говорят, что черного кобеля не отмоешь добела. А я, старый дурак, поверил его  лукавым, дутым обещаниям о райской жизни. Для себя, своей родни и свиты, он создал такую жизнь. Надо было во втором туре голосовать за умную и образованную Юлю. Эх, век живи, век учись.

— Не распускай язык,  не  смей охаивать  гаранта и его команду, привлеку за  гнусную клевету,— пригрозил Каморин.

— Противно и тошно жить в стране, которой правит бывший  дважды уголовник. Ни в какие ворота не лезет,  позор на всю планету, — с горечью произнес Матвей Тимофеевич.

— Катись за границу к чертовой матери, если не нравиться, — приказал  Игорь Глебович, но ветеран продолжил:

 — О нем давно тюрьма плачет. Мало того, что он спер у государства  «Межигорье» так еще со своей кодлой транжирит казну на ремонты многочисленных резиденций, самолеты, вертолеты, роскошную жизнь, фуршеты и банкеты для лизоблюдов. А в это время миллионы ветеранов, дети, инвалиды, чернобыльцы, воины-афганцы влачат жалкое  существование. Потому что тупорылый  гарант считает их  быдлом. Поганой метлой надо гнать его из Украины вместе с олигархами, посадившими на трон, чтобы помогал грабить народ. В этом он с семнадцати лет, похищая чужие шапки, преуспел. Найдется и на вас управа, наступит время, когда все бандиты будут биты, — осознав свое незавидное положение, произнес старик.

— Долго придется ждать, когда рак под горой свистнет. Сиди, старый пень,  и не рыпайся  — с явным  злорадством пожелал советник

Один из санитаров грубо взял  Гвоздева за руку, а Каморин придержал главврача за рукав и доверительно прошептал:

— Рафаил Каренович, это не простой пациент, а заклятый жалобщик, анонимки строчит, как из пулемета. Житья от него никому нет. Поместите его в отдельную палату на третьем этаже без балкона и  глядите в оба, чтобы не сбежал. Он довольно прыткий старикашка.

— Как это не сбежал? У него, что психические расстройства? — опешил главврач. — Тогда его следовало  определить в психиатрический диспансер со строгим режимом.

— Возможно,  и придется, если его поведение будет неадекватным ситуации, а пока пусть поживет у вас. Это просьба Савелия Игнатьевича. Думаю, что дед  вам больших хлопот не доставит.

— Дай то Бог, чтобы не буйствовал, — вздохнул  главврач. — К суициду, самоубийству  он не склонен?

— Нет, он жизнелюб, оптимист. Еще нас с вами переживет. Не позволяйте  ему звонить по телефону. Пусть меньше общается, загрузите его физиотерапевтическими,  водными и прочими процедурами, клизмами для очистки кишечника.

— Так это похоже на арест, изоляцию,  а у меня  не СИЗО и не ШИЗО, а профилакторий,— хмуро напомнил главврач.

— Так надо, — твердо ответил  Игорь Глебович. — В помощь вам  я направлю  сотрудника. Он  приглядит за  ветераном. Представите его, как ассистента или медбрата. Годиться?

—Годится,— сухо отозвался Рафаил  Каренович и подумал: «Не было печали». Ему явно не понравилась вся эта странная затея с заслуженным ветераном, но ссылка на Хлыстюка  вынуждала смириться, принять навязанные условия.

— Все о, кей, дед пристроен,— сообщил водителю  Каморин, подойдя к «Волге». — Хозяин  будет доволен. Лихо мы старика провели,  с комфортом  доставили. Пусть книжки  читает, телевизор смотрит, да судьбу благодарит за то, что пристроили на дармовые харчи.

Спустя два часа перед главврачом предстал среднего роста крепыш-медбрат Серафим. Советник  сдержал слово.

 

                              10. Размолвка в семье

 

За четверть часа до завершения рабочего дня Райкова охватила тревога. По его расчетам уже полтора часа, как  Гвоздев должен прибыть на автовокзал. Он  с  надеждой поглядывал на телефон. После каждого звонка быстро поднимал трубку. Но звонили  по сугубо служебным делам. «Может,  рейс задержался или произошла  поломка автобуса в пути?» —  строил он  версии. Позвонил в диспетчерскую автовокзала. Женский голос сообщил, что автобус прибыл более часа назад точно по расписанию. Тогда главспец набрал номер квартирного телефона Гвоздева — в ответ длинные гудки. Через десять минут тот же результат.

«С Матвеем Тимофеевичем что-то произошло? — подумал он.— Ведь утром перед выходом из дома он мог бы  сообщить, если  заболел, либо по другой причине отложил поездку. Но такой информации  не было. Значит, что-то или кто-то ему помешал?»

Он  лелеял надежду на благополучный  исход и поэтому не торопился беспокоить  Баулина, полагая, что ситуация прояснится. Между тем его жена Инна Филипповна, как обычно, раньше возвратилась домой. Четырнадцатилетняя дочь Ирина занималась в школе во вторую смену. Андрей Захарович слыл добросовестным чиновником, поэтому нередко допоздна задерживался в кабинете. Она  хлопотала на кухне, готовя ужин.

«После возвращения из командировки Андрея словно подменили, — размышляла Инна.— Угрюм, молчалив, чаще стал курить, а ведь накануне собирался бросить, равнодушен к сексу. Что-то его гложет. Для депрессии должна быть веская  причина. Неприятности на работе, недуг или что-то другое? Надо использовать все свое женское обаяние, чары, обогреть, приласкать и может он оттает, раскроет душу, словно тяжелый камень сбросит с плеч.

 Отрицательные эмоции угнетают  человека, пагубно отражаются  на его психике. Он перестал меня беспокоить по ночам, а ведь в расцвете сил мужчина. Может, у него на стороне  молодая  подружка  завелась?  Сейчас модно  иметь любовницу, Андрей  к тому же привлекателен».

В гостиной  резко зазвонил телефон.  Инна  Филипповна, поняв, что междугородка,   оторвалась от плиты.

— Я  слушаю,— подняла  она  трубку.

— Пригласите Андрея Захаровича, — попросил незнакомый мужчина. Приятелей мужа  она узнавала по голосам.

— Он на работе задержался.

— Какой он  у вас трудолюбивый,— с иронией произнес незнакомец.— А вы,  если  не ошибаюсь,  его очаровательная спутница жизни  Инна  Филипповна?

— Да, не ошибаетесь. Назовитесь, пожалуйста.

— Инна  Филипповна, очень приятно познакомиться,— проигнорировав ее просьбу, вкрадчиво ответил мужчина. — Вы спросите у мужа,  чем он занимался в командировке и почему так  срочно возвратился?

— Я не вмешиваюсь  в дела мужа,— отрезала она.— Если он посчитает целесообразным, то сам сообщит.

— Напрасно, напрасно, очень интересные дела,— с огорчением ответил незнакомец.— Далекие  от служебных. Если бы вы узнали, то изменили бы  тон и свое мнение о супруге.

— Доверяю своему мужу.

— Доверяй, но проверяй,  наивная вы  женщина, Инна  Филипповна, но мне пока не  хочется вас огорчать. Я еще поговорю с Андреем Захаровичем. Предоставлю  ему последний  шанс  и, возможно, все уладится, если он пойдет на компромисс и изменит свою позицию.

— Будьте добры, назовитесь, — попросила она.

— Это неважно, он в курсе событий.

— Что мне передать мужу?

— Пусть будет благоразумным и не лезет в бутылку. Я сам с ним еще свяжусь и сделаю  полезное внушение.

Женщина присела на диван. «Что означает этот странный телефонный звонок, намек на какие-то темные дела и предоставление последнего шанса?  Может  жизни  Андрея что-то угрожает? Тогда надо срочно  сообщить  Баулину. Он давний друг семьи и в  беде не оставит...»

В подавленно-тревожном состоянии застал ее Райков. Инна обратила на него  испуганные  глаза со злато-карими зрачками.

— Что случилось, Инна? Не заболела ли?— с  жалостью  в дрогнувшем  голосе спросил он, обнял ее за хрупкие плечи.

— Что с тобой  произошло в командировке? — пристально взглянула она.— Я ведь все вижу и понимаю, не слепая. Ты возвратился сам не свой...Будто подменили.

— Милая, тебе лучше пока  не о чем  не знать,— отвел он в сторону потускневший взгляд.— Это мои личные проблемы и я их решу, а у тебя и без  того хватает забот по дому.

— И все же Андрей, я чувствую,  тебе что-то угрожает?

— Нет, ты преувеличиваешь опасность.

— Ты стал равнодушен ко мне, — упрекнула она.— Я ведь твоя законная жена,  а не прислуга. Нуждаюсь  в ласке и  нежности, а ты замкнулся в своей  скорлупе...

—Прости родная ,— изобрази он на лице улыбку.— Готов хоть сейчас, но  может Иришка застать, а  ночью  я в твоей власти...

Увидел, как загадочно просияли  ее глаза и, обняв за тонкую  талию, нежно привлек ее  к груди, ощущая жар и трепет ее гибкого тела.  Невольно вспомнились сладкие мгновения, подаренные Яной и, чтобы скрыть смущение, спросил:

— А почему ты вдруг решила, что со мной что-то произошло в командировке?

— За полчаса до твоего прихода по междугородке  позвонил незнакомый мужчина, — промолвила женщина, освобождаясь из его объятий.— Советовал мне поинтересоваться, чем ты занимался в командировке и почему срочно уехал. Вот я и спрашиваю, чем ты занимался  в командировке, какие следы оставил после себя?

— Инна, будь умницей, потерпи и не требуй от меня ответа,— Андрей  достал  сигарету и зажигалку. Жадно закурил, чего прежде в присутствии  жены  и дочери не позволял себе.

— Андрюша, лучше  я узнаю от тебя, чем от чужих людей,— разогнала она ладонью дым.— Я не смогу жить,  зная, что у тебя на сердце камень. Между нами не должно быть тайн.

Наступила тягостная пауза. Райков обрадовался неожиданному звонку. Рванулся было  к входной двери, но сообразил, что это междугородка, вдруг  Гвоздев, которого он так и не дождался.

— Слушаю, — прижал он трубку к уху, надеясь услышать бодрый голос ветерана.

— Андрей Захарович, главспец,  наконец-то!— распознал он бодрый  голос Каморина.— Не жалеет вы себя,  на  работе допоздна  загибаетесь. Но  у вас есть  шанс избавиться от этого  служебного ярма. Как у вас там со здоровьем? Проблем  нет? И  не будет. Наши девочки чистые, ежедневно проверяем их  на СПИД  и венерические болезни. Высоко дорожим репутацией слона   «Шик  & блеск». Спите спокойно, она стерильна. Привет от Яны,  она в восторге. Не прочь еще позабавиться, приезжай...

— Пошел ты к черту, сутенер, — тихо, чтобы не услышала жена, отозвался  Райков.

— Зачем так грубо,— весело упрекнул Игорь Глебович.— Я успел пообщаться  с твоей женой, очень милая женщина. Может ей предложить место горничной в салоне красоты «Шик  & блеск»,  пока еще есть  вакансия? Я пришел к выводу, что  каждой женщине  самой природой  предназначено быть жрицей любви.  Не сомневаюсь, что  твоя Инна пользовалась бы большим успехом у чиновников самого высокого ранга. Присылай, примем ее вне конкурса.  Ха-ха-ха!

— Довольно куражиться. Что надо? — оборвал его Андрей. —Ты ей  рассказал о своих любовных похождениях, Казанова? Я понял, что ты неравнодушен  к нимфеткам, а это уголовно наказуемое пристрастие. Ты нарушил условия нашего договора.

— Какого еще  договора? Никаких бумаг я не подписывал.

— Устного. Ты обещал не поднимать волну взамен нашего молчания. Сдал бы  жалобу в архив и  на том поставили бы точку. А ты пригласил на встречу Гвоздева, злостного,  выжившего из ума анонимщика, к тому же хронического шизофреника.

— Что с ним? Жив ли Матвей Тимофеевич?

— Жив - здоров и еще нас переживет,— ответил советник.— Потому что не волочится, как некоторые, за  чужими бабьими юбками.

— Где он? Отвечайте!

— Это тебя не касается. Итак, или ты молчишь, как рыба, или...

— Что или?

— Скоро станешь  скандально знаменитым секс-символом, — пообещал советник.— Дурная слава, тоже слава  для   популярности .

— Это  шантаж.

— Как хочешь,  называй, мы слов на ветер не бросаем,— грозно изрек Игорь Глебович.— Мои искренние соболезнования  Инне Филипповне. Ей крупно не повезло со спутником жизни. Жаль мне ее, прекрасная женщина, а муж — бабник. Дурной  пример дочери Ирине подает, растлевает малолетку. Я  бы на твоем месте, Андрей  заправил бы реглан,  повесился или утопился. Благородно, как во французских романах, чем жить с  позором... Ха-ха-ха-а!

— Пого-ди-и,— запоздало произнес Райков, услышав в  ответ частые гудки. «Итак, мосты сожжены,— подумал он хладнокровно. — Жаль не догадался заранее  попросить Баулина поставить телефон на прослушивание и запись. Имел бы убедительное доказательство шантажа».

Он  появился перед  встревоженной Инной с  поникшей головой,  не  смея поднять на нее глаза.

— Ты  мне изменил,— не спросила, а скорее с горечью в голосе сообщила она.

— Инна,  прости родная, я  все объясню,—  Андрей  осторожно приблизился к ней.

— Не  прикасайся ко мне! — как от чумного отпрянула женщина.— Сходи в вендиспансер... какой стыд и позор ...

— Это произошло помимо моей воли.

— Значит, голова не ведала, что совершает  грешное  тело. Оно, что, тебе уже не принадлежит? Ты смешон, Андрей.     

— Они заранее добавили в вино биостимулятор, вызывающий страстное желание. Понимаешь, лошадиную дозу, ну я и...

 … заржал, — упрекнула она. — Мало тебе моей нежности было... Полез на первую попавшуюся…

— Прости,  милая, это никогда не повторится, я обещаю...

— Зарекался кувшин  по воду ходить,— махнула она небрежно рукой. Возвратившаяся из  школы Ирина застала дома немую сцену — родители сидели  по краям дивана,  насупившись.

— Что вы предки, как  на поминках?— спросила она, снимая с плеч модный кожаный рюкзак.— Какая  между вами кошка пробежала?  Может  ты,  Дианка-персианка?

Девушка  бережно погладила, выбежавшую на  ее голос, дымчато-пушистую персианку.

— Ужин на кухне,— сообщила мать, а отец зашелестел газетой.

В эту ночь Андрей и Инна  спали  порознь,  снедаемые бессонницей  и обидой. Она в спальне, на  некогда брачном ложе, а он на диване в гостиной. «Пусть это будет последнее и самое тяжелое испытание», — просил судьбу Райков,  уставившись  тоскливым взглядом  в потолок.

 

                            11.  «Телефонное  право»

 

— Савелий Игнатьевич, совсем обнаглели блюстители,— с порога пожаловался советник  и подал Хлыстюку  серый листок повестки. Тот пробежал глазами отпечатанный на пишущей машинке текст:  «И. Г. Каморину  явится к  8.00 к старшему следователю, майору милиции Н. Авдееву в кабинет  № 5. Явка  обязательна».

— Сегодня в полдень  почтальон под  расписку вручил,— пояснил  он. — Предупредил, что могут в принудительном порядке доставить.

— Хитер этот Авдеев, не указывает в качестве кого явиться. Свидетеля или  подозреваемого? Сам то ты, догадываешься по какому поводу? Только говори тише,— начальник  поднялся из-за стола и включил на полную  громкость трехпрограммный  радиоприемник. Шла прямая трансляция с заседания украинского парламента: “ шанованый, маю пропозицию..., будь ласка, дякую...”

— Скорее  всего,  по поводу владельца АЗС,— ответил советник. — По моим сведениям Дежкин  малость  очухался после легкого сотрясения мозга. Наверняка, уже дал  показания. Накануне нападения я с ним повздорил. Жора  отказался в кредит  залить  десять литров бензина в мою «Оку». Проявил элементарное жлобство, вот и схлопотал на орехи.

— В кредит? Ты что обнищал? — удивился Савелий Игнатьевич.

— Дело принципа. Наш  транспорт должны  заправлять вне очереди  и бесплатно.

— У меня с этим нет проблем,— сказал чиновник.

— И мою «Оку»  будут заправлять, — твердо произнес Игорь Глебович. — С нами должны делиться прибылью от топливного бизнеса. Там бешеные деньги вращаются.

— Ты прав, но действуй осторожно. По пустякам рисковать не стоит. Вместо кулаков и монтировки используй  метод убеждения, уговоры. Умный человек всегда поймет, что  для него выгоднее и согласится  на условия. Не надо доводить ситуацию до обострения, угроз и насилия. Мы же с тобой культурные, цивилизованные люди.

— Есть упрямые козлы-тугодумы,— возразил советник.— Поэтому без кнута не обойтись. Как быть с повесткой,  Савелий Игнатьевич? Идти на поклон с сухарями   и  солью в узелке  или... вы человек опытный, как прикажите, так и поступлю?

— Придется тебя взять на поруки, чтобы  не подмочил репутацию, — улыбнулся Хлыстюк и набрал по “вертушке’ номер телефона начальника милиции. Услышал бодрый голос:

— Подполковник Яцук у аппарата.

— Что это Родион, твои  подчиненные  лютуют?

— В каком смысле, Савелий Игнатьевич?

— В прямом! Следователь, майор Авдеев, наверное, ожирел  и  ошалел от безделья?

— Не ожирел. Он — худощавый,  отличный специалист и спортсмен. Первые места по служебному многоборью  и огневой подготовке занимает,— ответил Яцук.

— Пусть занимает, но моих людей не трогает. Почему он  моего советника, тоже спортсмена и тренера, по пустякам беспокоит? Вызвал его повесткой на допрос. У  Каморина  я  прямой начальник, а  не твой следователь. Без моего ведома, моими подчиненными, как  мальчиками  на  побегушках,   распоряжается. Я  этого произвола не потерплю, Родион. Ты, кажется, хотел получить не только очередное звание, но и квартиру в консолевском доме, поэтому хорошенько подумай о негативных перспективах.Это тебе не  времена  грозного НКВД, сейчас другие отношения, надо уважать  и блюсти субординацию.

— Савелий Игнатьевич, я разберусь и доложу вам через пять минут.

— Жду доклада! — приказал Хлыстюк  и,  положив трубку на аппарат, подмигнул  советнику.— Так с ними надо разговаривать, а то на голову сядут, им палец в рот не клади.

Не прошло и трех минут — звонок.

— Я переговорил с Авдеевым,— сообщил Яцук.— По факту хулиганского нападения  на гражданина  Дежкина возбуждено уголовное дело по статье 206 части третьей УК. Потерпевший  указал, что накануне произошла ссора с водителем «Оки». По госномеру установили, что ее владельцем является  гражданин Каморин. Для завершения расследования необходимы его показания.

— А может это оговор, чтобы опорочить доброе имя и на меня тень бросить,— возразил чиновник.— Я  думаю, что дело было так: Дежкин  напился до поросячьего визга, упал,  разбил голову и солгал о нападении хулигана. Обычная история.

— Нет, Савелий Игнатьевич, не обычная история,— вздохнул Яцук.— Судмедэкспертиза  не выявила признаков  опьянения потерпевшего, был трезв, как стеклышко. Зато на месте происшествия  обнаружено орудие нападения — кусок арматуры.

— Так уж необходимы показания Каморина?

— Обязательны, ведь  он подозревается в соучастии.

— Родион, думай, о чем говоришь, мой советник и вдруг подозреваемый,— возмутился  хозяин. — Лихо у вас получается, кто-то на Игоря Глебовича  донес  и будь готов суши сухари и на нары. Я каждый день по несколько угроз слышу в  свой адрес от людей, задавленных нуждой, нищетой, безработицей. Что же мне теперь на каждого доносы в милицию  и  прокуратуру строчить?  Надо понимать  реальную ситуацию, знать психологию, настроения людей. Ты  повлияй на Авдеева. Нам скандалов  и сенсаций не надо, сыты  по горло. Кое-кто сейчас норовит на разоблачениях карьеру сделать, очередную звезду на погоны получить.  Это не тот случай, когда из кожы лезут.

— Что я могу сделать, следователь  независим в своих действиях, — заметил  подполковник.— Я  или прокурор вправе  вмешаться лишь в том случае, если им нарушены кормы УПК.

— Ты мне лекции не читай,— оборвал его Савелий Игнатьевич.— УПК — одно, а жизнь и практика — другое. Ты, Родион  — начальник УВД или вахтер на свалке или кладбище?

— Да,  начальник.

— Авдеев твой подчиненный?

— Да, подчиненный.

— Вот и командуй парадом. Ты — подполковник, он лишь всего майор, — велел Хлыстюк. — И  не забывай, Родион, когда  вашего брата  на  повышение рекомендуют или очередное звание, мое слово не последнее, а пожалуй, даже первое. Поди, как любой вояка,  мечтаешь о генеральских погонах и лампасах?

— Плох тот солдат...

— Так вот я могу твою жизнь круто изменить,  но и ты постарайся. Долг  платежом красен. Авдеева поставь на место. Того гляди, войдет в раж и на меня уголовное дело состряпает. Если не усек, то будь готов к отчету на сессии о результатах борьбы с преступностью в городе. Заранее предупреждаю, поблажек не жди, получишь на орехи. Всех депутатов горсовета, а они у меня в кулаке, настрою против тебя. Вынесем решение о несоответствии должности…

—Вы вне подозрений, Савелий Игнатьевич, — заверил  офицер.

— Спасибо, утешил,  я и сам знаю, что чист и безгрешен. Мой  советник тоже должен быть вне подозрений..

— Не все в моих силах, есть еще прокурорский надзор за соблюдением законности.

—С Вязовым я сам потолкую, он мужик понятливый и осторожный, — чиновник  положил трубку на рычаг.

—Все они  у меня в железном кулаке, — сжал он пальцы.— Какие вести  о Райкове? Успокоился или бунтует?

—Зашевелился. Активно пытался встретиться с Гвоздевым. Я старика упрятал в профилакторий. Разговаривал с  ним и его женой Инной по телефону, упертый, как баран на горной тропе. Райков  стремится выиграть время, — ответил  советник.

— Хватит с  ним церемониться, словно с красной девицей. Вываляем в дерьме, век будет помнить свою командировку. Готовь материал в печать! Ославим  бабника  на всю республику.

— В печать? Я сочинять не могу, хребты ломать другое дело. Вы корреспонденту поручите, им  написать, раз  плюнуть, — взмолился Игорь Глебович. Хлыстюк  опять взялся за “вертушку”.

— Главный редактор Черенок  слушает.

— Вот что, Тарас, пришли ко мне срочно толкового журналиста с бойким и острым пером.

— Бестолковых не держим, — пошутил тот.

— Держишь, иногда такую белиберду печатаешь, что  читать тошно, скука челюсти сводит.

— По какому  конкретно профилю  нужен журналист? — не стал спорить редактор.

— По  части компромата. Надо одну столичную птицу взгреть, чтобы другим неповадно  было в чужие дела нос совать.

— Есть у меня спец-молодец — Леонид Кислюк, — обрадовался Черенок.— Его хобби: скандалы, сенсации, одним словом, жареные факты. Читатели любят такие вещи, газету из рук рвут, тираж растет. Этот Кислюк вашим  политическим соперникам во время выборов немало крови и нервов испортил.

— Припоминаю, Кислюк, фамилия соответствующая, скулы сводит, словно клюкву во рту  раздавил, — ответил Савелий Игнатьевич.— Такой для этого случая и нужен. Когда напишет твой Кислюк статью или  фельетон, то  сразу ко мне на визирование. Сам почитаю перед тем, как публиковать. А потом по факсу или электронной  почте передашь в другие газеты. Наделаем шуму, пусть знает, на кого мелкий клерк замахнулся.

— Как прикажите, Савелий Игнатьевич. Ваше слово для меня — закон,— льстиво произнес Черенок  и неуверенно попросил.— Вы бы из бюджета редакции деньжат  подбросили. Бумагу не на что купить, выпуск газеты на грани срыва. На Балахнинском бумажном комбинате требуют предоплату. Сотрудникам зарплату задерживаю, ходят хмурые и злые... Ни до творчества и вдохновения. Сами понимаете интеллектуальный труд...

— Могу выделить только на туалетную бумагу. Ведь у тебя   не журналисты, а закройщики! — грубо оборвал его начальник. — Поди, с утра до вечера ножницами работают, а потом сливу квасят. Что ни номер газеты, то  сплошные перепечатки. А ты мне басни про интеллект  рассказываешь. Любой пенсионерке прикажи   и она тебе сотни  вырезок  насобирает. Обленились мозгами работать, поэтому и пошли ножницы в дело. О городской жизни, об успехах мало информации. У читателя может сложиться впечатление, что в исполкоме  сидят одни бездельники. Может это сознательно и целенаправленно делается, так я живо искореню такую гнусную политику и те, кто ее проводит горько пожалеют.

— Савелий  Игнатьевич, это временное недоразумение, — всполошился главред.— Часть сотрудников в отпуске, поэтому возник дефицит авторских материалов. Но я приму срочные меры и поправлю положение. Обязательно подготовим и опубликуем в ближайшем номере большое интервью с вами и крупным портретом.

— Вот это другой разговор, — потеплел голос хозяина. —Но все же не будь мягкотелым, отзови сотрудников из отпуска.

— Платить нечем, вынужден отправлять в отпуск,— посетовал редактор.— Немного бы дотации.

— Ты меня за горло не бери! — разозлился Хлыстюк. — Всем нынче нужны деньги. У меня нет ни банка,  ни печатного станка. Изыщи внутренние резервы, поройся  в своих коммерческих структурах. У тебя кроме еженедельников,  агентства, типографии есть магазин – салон  и прочая недвижимость.

— Так то частная собственность.

— Частная,  мг. Знаю, как она тебе досталась, — напомнил Савелий Игнатьевич.— За бюджетные деньги, которые предназначались для городской газеты. А ты их пустил в собственное русло. Если будешь постоянно  ныть — велю  обнародовать список всех владельцев недвижимости, что, когда и кем приобретено, а вернее — прихвачено. Пришлю работников КРУ и налоговой инспекции, они быстро найдут у тебя невостребованные резервы.

— Вас понял, Савелий Игнатьевич. Не надо никого присылать, иначе ревизоры парализуют творческий процесс, —  взмолился Тарас, сознавая, что и  Хлыстюк  не безгрешен, имеет не один десяток магазинов и прочих прибыльных заведений, оформленных на родственников и подставных лиц.— Сами поищем резервы. Как говорится  с миру по нитке, голому рубашка. Затяну  потуже поясок.

— Вот так бы давно. Не прикидывайся бедолагой, а то велю Каморину навести  порядок в твоем хозяйстве, — пригрозил он. — 0тбился от рук,  возомнил себя медиа-магнатом Шпрингером или Мердоком.

— Так ведь свобода печати, цензура запрещена законом, — скромно напомнил Черенок.

— Шибко  не обольщайся.

— Савелий Игнатьевич, так, когда мы с вами солидное интервью проведем  по актуальным  проблемам города. Например, о подготовке к осенне-зимнему периоду. Читателей  это очень интересует, письмами редакцию завалили,  требуют гласности, —  льстиво предложил редактор, оседлав любимого конька.

— Потом, потом, сейчас  не до интервью, есть дела и поважнее,— отмахнулся Хлыстюк . — Смотри в оба, я тебя предупреждаю, чтобы на страницах  твоих газет, иначе я их прикрою, не просочился слух о негативной реакции отдельных психически  нормальных горожан на строительство экономически  важного объекта.

— Какого объекта? — выразил непонимание главред, хотя и догадался  о чем идет речь, ибо в течение месяца эта тема, возмущая спокойствие горожан, особенно экологов,  витала в городе.

— АЗС и стоянка автосервиса, которые сооружаются в центре, рядом с рынком и автостанцией,— уточнил Савелий Игнатьевич.— Нашлись баламуты, все передовое и полезное  воспринимающие в штыки. Тревожат народ всякими нелепыми сплетнями.

— Вот вы о чем. Конечно,  досадно,— посочувствовал редактор и подумал. “А ведь  по больному счету эти баламуты правы. Раньше такой взрывоопасный объект, как АЗС, никто не позволил бы строить в  центре  густонаселенного микрорайона города. Госпожинспекция, санэпидстанция  и другие службы, в том числе по чрезвычайным ситуациям, прокуратура  выразили бы решительный протест. Место АЗС, других опасных для  жизни и здоровья людей объектов — за пределами города, в безопасной зоне. Но нынче хозяин-барин, превыше интересов  людей, их безопасности  ставит  его величество доллар.” Но эти  мысли, дабы не навлечь гнев, Черенок оставил при себе.

— До  меня дошли слухи, что кто-то из местных  писак подготовил статью для прессы под таким сенсационным названием “Пороховая_бочка в центре города”. Мол, в  будущем не исключены взрывы, пожар, человеческие жертвы. Все это чушь собачья. Объект надежен и гарантирует высокую прибыль. Но этим бездельникам неймется, собираются организовать пикет, готовят жалобы во все инстанции, планируют подключить «зеленых»,  а может «голубых» и  «коричневых»  к этой гнусной акции и сорвать строительство объекта. Сколько разных ЧП, ДТП  и других аварий случается, но  это не значит, что надо ликвидировать автомобили или  шахты. Или они действуют по принципу: если бы знал, где упаду, то и соломки бы постелил. Я им постелю, кое-кому придется и на нарах поспать, суток пятнадцать, а  может и больше. Ты всех писак, как облупленных,  знаешь. Кто бы это мог быть?

— Не знаю. Но в городе и без того достаточно автозаправок,— опрометчиво заметил главред.

— В городе достаточно магазинов, автостоянок...,— резко оборвал его Хлыстюк. — Но у тебя кроме газет есть и первое, и второе, так что прикуси язык.  Не твоего ума дело, сколько надо АЗС, столько и будет. Ты лучше поручи своему шустрому Кислюку, пусть между делом среди писак  потолчется и установит инициаторов. Я с ними потом разберусь в индивидуальном порядке, проведу разъяснительную работу. Редко кто после моих бесед не меняет свое мнение на  противоположное.

— Я  восхищен вашим талантом убеждения и твердостью,— польстил Тарас.— А насчет негативной информации не сомневайтесь. Я предупрежу всех под страхом увольнения. Ни одна вредная блоха на страницы не попадет. Я уже дал журналистам установку — писать только о положительных, позитивных фактах и событиях и все это обязательно связывать с вашим умелым руководством, новаторством  и кипучей энергией.

— Гляди, не перестарайся, — пожурил его хозяин. — Чтобы не произошел обратный эффект, должно быть чувство меры. Льстивое слово — коварная вещь.

— У меня интуиция,— заверил Черенок. — Популярность вам будет обеспечена и  все  недруги потерпят сокрушительное фиаско. Да и Кислюк постарается, он любит  эксклюзивные поручения. Его хлебом не корми, а дай пошпионить, ни одна вошь  мимо глаза не проскочит.

— Гляди, я на тебя надеюсь,— примирительно произнес Савелий  Игнатьевич и шутливо добавил.— Имей в виду, специалист по ловле блох, пока я на своем  месте  и ты кум королю. Не приведи Господь, если меня подвинут или съедят, то и тебе каюк. Не откладывай дело в долгий ящик. Мы должны работать на опережение,  пока гром не грянул. Срочно ко мне Кислюка. Пусть фотоаппарат прихватит.

— Будет сделано, как приказали, я все отлично понимаю, как в песне поется, нам не жить друг без друга,— улыбнулся  редактор  и про себя подумал: «Я  уже двух начальников пережил и на сей раз выйду сухим из воды. Надо уметь приспосабливаться  к динамично меняющимся условиям, вовремя  создать  «запасной аэродром»,  обеспечив надежный тыл. Нынче в чести принцип: своя рубашка ближе к  телу, а на остальных наплевать. Они временные попутчики  до того момента пока у власти  работают на приумножение моего капитала, а затем — отработанный материал  на свалку».

На закате перестройки и гласности, став  в результате шулерства  редактором  газеты, Черенок  позаботился о прочности своего положения.  За бюджетные средства  он приобрел  издательско-компьютерный комплекс, а затем ссылаясь на финансовые  трудности, сократил выпуск городской газеты с пяти до трех номеров в неделю,  причем меньшего формата. Сэкономленные средства и бумагу он использовал для создания  собственного рекламно - информационного агентства  и выпуска нескольких коммерческих  еженедельников, став их  фактическим владельцем.

 На  выпуск  вновь образованных газет посадил трех лояльных сотрудников, вооруженных ножницами для вырезки статей из других издании и их перепечатки.

В условиях бездействия закона об авторском праве,  он фактически безнаказанно, не выплачивая авторам гонорары, занимается плагиатом. Отпала необходимость в опытных профессиональных журналистах и он сначала избавился от пенсионеров, а потом пошел на хитрость.

Однажды сотрудники были  шокированы сообщением, что на редактора в подъезде  дома совершено нападение, нанесен удар по голове и он доставлен в  реанимацию  в тяжелом состоянии. Возник  вопрос о его  преемнике, началась суета между претендентами. Вскоре Черенок  появился жив - здоров  с хитровато-ядовитой ухмылкой на лице. Мистификацией он достиг двух целей: во-первых, накануне выборов в  горсовет добился популярности,  мол  пострадал за критику и принципиальность (избиратели сочувствуют  обиженным) и во-вторых, высветил своих ярых противников  внутри редакции. Подвел их под сокращение. Оставил молодняк и несколько послушных ветеранов, готовых за тридцать сребреников служить до конца. На деньги от рекламы и реализации газет приобрел магазин-салон,  кафе-бар и другую недвижимость. Усердно готовит к прихватизации здание редакции. Такова технология мошенничества.

Многие из тех, кто его когда-то поддерживал, распознали за  лукавой ухмылкой  алчность и жестокость натуры,  готовой идти по трупам  ради личного обогащения любой ценой. Правда, после выборов, кресло под Черенком  зашаталось — поставил не на ту лошадку. Но он быстро сориентировался и  пришелся  новому хозяину городской ратуши Хлыстюку ко двору.  Как  говорятся, вовремя прогнулся,  сотворив  панегирик победителю  избирательной кампании.

Вскоре в кабинете у Савелия Игнатьевича  появился среднего роста в куртке из кожезаменителя  суетливый парень лет тридцати пяти от роду. На ремешке через плечо  фотоаппарат, в правой руке диктофон. Худое вытянутое лицо,  узкий  лоб  и пронырливый  взгляд  маленький въедливых, как соляная кислота, глаз.

— Леонид Кислюк,  вызывали Савелий  Игнатьевич?  — переминаясь с ноги на ногу, спросил посетитель.

— Присядь,  Кислюк,— указал чиновник на  стул.—  Для тебя есть ответственное  и срочное задание. Игорь Глебович  посвятит  в детали,  предоставит видеомагнитофонную запись. Напишешь едкий фельетон.

Кислюк включил диктофон.

— Это ты брось, записи  нашего разговора не должно быть, — остановил его  начальник.— Об этом задании и его сути никому ни слова. Инициатива исходит только от тебя.

Леонид послушно выключил  диктофон  и спрятал в карман.

— Вот так то лучше, — продолжил  Савелий Игнатьевич. — В материале не следует указывать  ни цель командировки, ни  место нахождения гостевого домика, ни имени  девушки, с которой Райков имел интимную связь. Но для убедительности сделай  с видеозаписи несколько фотографий. Для публикации  я подберу сам. А сейчас в соседнем  кабинете  посмотри видеокассету. Подготовишь материал  и ко мне. Срок тебе— два дня, время не терпит, дорога ложка к обеду.

 Каморин  поднялся, увлекая за собой  Кислюка. Тот замешкался,  остановился на полпути и  виновато спросил:

— Савелий Игнатьевич, а гонорар? Аванс?

— Ты, гляжу, Кислюк, парень  не промах,— усмехнулся Хлыстюк. — Еще и строчки  не нацарапал, а гонорар ему положи   в валюте а?

— Мне для творческого стимула, поднятия духа,— смутился Леонид.— У меня здорово получается, когда граммов двести коньяка с пятью звездами  на грудь приму.

— Черенок  тебе заплатит. Мне говорили, что ты непьющий?

— Из мелкой посуды, — скаламбурил  Кислюк и безнадежно махнул рукой. — У  редактора  среди зимы снега не выпросишь, над каждой копейкой, как Плюшкин, трясется. А пью я  иногда  по праздникам и от  тоски и одиночества.

—Ты большой  оригинал, повадки, как у  знаменитости,— упрекнул Савелий Игнатьевич и строго изрек. — Никаких авансов. Погляжу, что ты сотворишь, тогда и о гонораре подумаем. Чтоб в срок  статья или фельетон были у меня на  столе. А теперь  за дело, мы должны действовать на опережение. Над заголовком голову не ломай, я сам придумал  «Командировка  за “клубничкой» или «Секс-тур Райкова». Годится?

— Годится, Савелий Игнатьевич,  вы пишущую братию за пояс заткнете,— похвалил советник  и обернулся к Кислюку.— Соображать надо, а ты гонорар клянчишь. Если  бы Савелий Игнатьевич не был так занят, то сам бы отличную статью написал. Цени, Леонид,  доверие начальства  и далеко пойдешь, главным редактором станешь. Черенка с  его  жидовско-хитрой  тактикой   отправим в отставку, а тебя на его место.

 

                              12.  Визит  на  АЗС

 

Каморин  прибыл на АЗС. Остановил  «Оку»  у бензоколонки и,  подойдя к окошку,  вместо приветствия спросил:

— Пошла ли наука впрок, Жора?      

Из-под кепки Георгия Романовича виднелась  марлевая повязка.

— Так это твоих рук дело, сволочь! — надвинулся Дежкин, сжав пальцы в кулаки.

— Не пойман, не вор,— снисходительно улыбнулся  Игорь Глебович, заметив решительность в  поведении  мужчины,  и предостерег.— Расслабься, Жора, а то опять на больничной койке окажешься. Я — каратист,  обладатель черного пояса…

— А  мне до фени каратист ты или  нудист, щас  монтировкой черепок проломлю, огрею,— он потянулся рукой к  инструменту, но советник   налетел ястребом, крепко сжал запястье его руки.

— Не шали, остынь, дурень,— процедил он сквозь зубы.— На  нары захотелось, к параше? Ты  покушаешься на жизнь и здоровье должностного лица. Получишь под  завязку.

— А моя жизнь, значит гроша ломаного не стоит,— обозлился Георгий Романович, наконец  вырвав руку из цепких  пальцев советника и с надеждой произнес.— Майор Авдеев  толковый  мужик, доведет дело до конца. Еще поглядим, о ком тюрьма плачет, кому придется нюхать парашу.

— Твой Авдеев получил повышение. Ему плевать на твое дело, новых забот хватает,— сообщил Каморин

—Я пожалуюсь прокурору, он примет надлежащие меры.

—Дохлый номер,— ответил Игорь Глебович, с радостью наблюдая, как угасает энтузиазм владельца АЗС  и взял инициативу в свои руки.— Жора, ты не глупый мужик, хватка у тебя есть и дела на АЗС пойдут на лад,  крупным богачем станешь, если...

— Что если?

— Если будешь делиться с другими.

— Частная собственность неприкасаема,— твердо  напомнил Георгий Романович, по-хозяйски окинув взглядом строение, емкости и бензоколонки.— Я в нее  столько  сил и средств личных вложил...

— Да, неприкосновенна,— в знак согласия кивнул головой советник.— Но твоя, как и любая другая собственность не защищена от стихийных бедствий — пожаров, наводнений, обвалов, оползней  и взрывов...

— Пожары и взрывы — стихийное бедствие?

— Да, — невозмутимо ответил Игорь Глебович.

— Я строго соблюдаю правила пожарной безопасности, курить бросил и другим запрещаю.

— Не поможет, Жора. Вспомни, отчего  пивной  павильон – шайба, что располагался возле универмага  «Чайка»,  сгорел дотла. Мужики потом долго горевали, напевая: “Враги сожгли родную хату..» Почему то в  одном, то в другом месте комки и пункты обмена валют по ночам, да и среди бела дня  факелами  вспыхивают?

— В так называемой  «шайбе»,  ночью канистры с бензином взорвались,— вспомнил Дежкин.

— Жаба этих коммерсантов - погорельцев задавила, не желали делиться прибылью, вот и остались на  пепле,— пояснил  советник.— Если  вдруг  в АЗС молния ударит, здорово полыхнет.

— Я громоотводы установил.

— Не спасут, ни громоотводы, ни охрана.

— Это что, угроза?

— Полезный совет,  я ведь неслучайно советником работаю,— ответил Игорь Глебович.— Посуди сам,  твоя АЗС находится на довольно бойком месте. Конкуренты не смирятся с тем, что ты у них перехватываешь клиентов. Поэтому конфликты неизбежны. Я обеспечу тебе надежную “крышу” и никто тебя тогда  пальцем не тронет, иначе будут иметь дело со мной. Но за услугу, Жора, надо платить.

— Я плачу  НДС, налог на прибыль и  землю,— начал загибать пальцы на руке Дежкин. — На ремонт дорог и экологию... Продыху нет, все норовят  отщипнуть лакомый кусок от пирога..

— В начале каждого месяца будешь платить налог мне, пока что триста баксов, а окрепнешь, тогда решим  об увеличении таксы, — тоном, не допускающим возражений,  приказал Каморин.— Пока даю отсрочку в связи с травмой головы. Пожадничал на десять литров бензина, а потерял в десять раз больше. Запомни, скупой платит дважды.

С мрачным видом Дежкин  внимал словам “благодетеля”. В сознании нарастал протест, но Георгий Романович усилием воли подавил желание пойти на обострение. “Не следует горячиться, надо все хорошо  взвесить и  принять окончательное решение,”— размышлял он, памятуя  о первой  встрече с советником.

— А теперь, Жора, когда ты все  понял, прикажи своей мымре пусть плеснет мне литров пятнадцать  бензина.  Бак совсем высох,— твердо произнес  он.— Прошлый раз из-за жадности ты меня подвел. Но я на тебя зла не держу. Умный человек  всегда поймет и исправит ошибку. У тебя появилась такая возможность. Действуй, вперед и с песнями!

Дежкин подошел  к окошку, за которым сидела женщина с полным, как сдобная пышка лицом. Она признала скандалиста и испуганно взглянула на Георгия Романовича.

— Ангелина, заправь автомобиль этого господина, — сухо велел он и вопрошающе взглянул на Каморина. — Сколько?

— Двадцать литров,— не моргнув глазом, ответил тот.

— Георгий Романович, вы же приказали только за наличные?— прошептала женщина.

— Он потом рассчитается,— с раздражением оборвал Дежкин. Молча проводил Каморина  до его авто.

— Рад,  что ты  прозрел и все понял,— произнес Игорь Глебович, усаживаясь за руль. — Чтобы и дальше все шло, как по маслу, уважай моего шефа Савелия Игнатьевича.

— Хлыстюка  что ль?

— Его самого. Авто  «Mazda» шефа  тоже заправляй бесплатно и вне очереди,— велел он.— Это тебе потом сторицей окупится. Рано или поздно обратишься за  помощью.

Георгий Романович  собрался было  уходить, но советник  его остановил резким окликом:

— Погоди, убери  из окошка эту ожиревшую корову, пугало огородное, бабище. Пусть она  на рынке бананами или презервативами торгует. Я тебе такую красавицу достану— королеву бензоколонки. Помнишь под таким названием популярный фильм. От водителей отбоя не будет. Им жеребцам утеха поглазеть на девку, а тебе прибыль от продажи  ГСМ.

— Подумаю,— без восторга ответил Георгий Романович, решив умолчать, что Ангелина его родная сестра.

—Подумай хорошенько, девка загляденье. Глаза, как лесные фиалки, стройна, длинные ноги,— расхваливал советник.— У меня товар добротный и красивый, без изъяна.

“Не хватало на моей АЗС еще и проститутки, — с  тоской  подумал  Дежкин.— Может таким способом он намеревается выжить меня.  Насадит своих людей, сознательно разорят  и мне труба. Надо срочно принимать защитные меры. Если повадился волк в отару, то  не успокоится, пока всех овец не порежет…

 Покровитель у него сильный — Хлыстюк. Не случайно намекнул, что и Савелий Игнатьевича  с  ним заодно. Да, круто они взяли меня в оборот. Может заплатить им дань, чтобы отстали? Иначе не дадут работать — взорвут АЗС, разорят, инвалидам сделают, а то и в расход  пустят.»

— Что ты, как истукан, онемел,— напомнил о себе Каморин из  приоткрытой дверцы. — Давай краба и до встречи. У меня дел по горло, не один  ты такой  с  дебильным характером.

Предприниматель,  нехотя, вяло пожал крепкую руку. Холодным  взглядом проводил  отъехавшую «Оку», пожелав ее водителю опрокинуться  на  первом повороте.

Машина  остановилась при выезде на главную трассу, пропуская транспорт. Георгий Романович, словно пребывая под гипнозом, уставился на нее гневным взглядам. В таком состоянии и застал его подъехавший  к бензоколонке на «Москвиче -412» худощавый мужчина. Выйдя из  автомобиля, не стал окликать Дежкина, а проследив за его взглядом, наткнулся на «Оку» со знакомым номером. Увидел мрачное лицо владельца АЗС и сочувствующе произнес:

— И вас достал, злодей?

— Кто он? — вместо ответа спросил Георгий Романович.

—Каморин по кличке Рвач — правая рука Хлыста,— ответил мужчина.— Сколотил группу из  спортсменов и бывших уголовников и вымогают деньги  у коммерсантов. Это у него называется “взять бабки  в кредит”. У вас, наверняка, берет в кредит бензин, а у меня — водку, коньяк, вина и другие продукты. Распоряжается, как в собственной лавке. Привыкли чинуши  жить на халяву...

— Да, халявщик он наглый. Двадцать литров бензина умыкнул, глазом не моргнув, — вздохнул Георгий Романович.

— Что там, двадцать литров. У меня ящиками водку  и коньяк на банкеты  и фуршеты в  салон «Шик  & блеск» таскает. Есть у них такое заведение — блат-хата для своих людей. Сейчас я ассортимент напитков свел до минимума, так ведь к застолью и закуска требуется. Разорит, как пить дать разорит, — пожаловался  водитель «Москвича».— Придется, наверное, закрыть магазин и заняться  другим бизнесом, но ведь и там достанет. Обложили, как волка, красными флажками.

— Надо сопротивляться, — ответил  Дежкин.

— Против лома нет приема.

— Есть, клин клином вышибают ,— возразил Георгий Романович .— Надо действовать  их же методами. Поодиночке  нас легко сломать, запугать, изувечить, а вместе  мы — сила. Всем обиженным предпринимателям надо объединиться, иначе нас сожрут.      

— Верно,  мыслите, — поощрительно кивнул головой мужчина.— Если не ошибаюсь, то вы владелец АЗС, на которого напали в подъезде?

— Не ошиблись,— Дежкин указал на марлевую повязку.

— Нашли хулигана?

— Нет, неуловимый, как в анекдоте. Бежит по прерии неуловимый Джо. Неуловим?  Нет, просто никому не нужен, — грустно  пошутил Георгия Романович. — Похоже, что дело прекращено.

— Я вам сочувствую. Вы  правы, надо действовать сообща, никто нас не защитит,  если мы сами  не дадим достойный отпор,— произнес  незнакомец и подал визитную карточку.— Позвоните мне через неделю. Я  переговорю с  надежными, честными людьми,  и вместе решим, как бороться с рэкетом.

“Зубач  Викентий  Павлович, директор МЧП «Зодиак»,— прочитал Дежкин  и,  глядя  на  старый “Москвич”, спросил.— Сколько вам?

— Пятнадцать литров,— ответил Зубач, доставая  портмоне, но Георгий Романович остановил его жестом.— Не надо деньги, на добро я отвечаю добром. Дружба, солидарность превыше всего.

— Обижусь. Мы честные коммерсанты и знаем цену деньгам,— возразил Викентий Павлович.— У  вас, поди, нет собственной нефтяной  скважины?  А подарки еще успеем друг другу преподнести...

— Я обязательно позвоню, Викентий Павлович. Дальше терпеть произвол  невозможно. Так недолго в раба превратиться.

— Да,  терпению есть предел, — поддержал Зубач  и  направился к окошку. Подал Ангелине, одарившей его широкой улыбкой, деньги за пятнадцать литров бензина.

Перед тем, как сесть за баранку он крепко с чувством пожал руку Дежкину. Георгий Романович потеплевшим  взглядом проводил «Москвич» до поворота на трассу.  «Теперь  я  не одинок, Зубач сведет с надежными людьми и поглядим, чья возьмет»,— с надеждой подумал он. Возвратился к бензовозу и с усердием занялся ремонтом топливного насоса. Встреча и разговор с Зубачем  придали ему уверенность и стойкость.

                                

                            13. Ночной разговор

 

Личный телохранитель старшина из ПБР “Беркут” Руслан Бакаев, внимательно  осмотрев освещенный ярким плафоном подъезд, лестничную площадку, довел Хлыстюка  до бронированной, обшитой деревом входной двери, размещенной на втором этаже квартиры. Савелий Игнатьевич  после  пышного банкета в салоне «Шик & блеск», был навеселе. Он, как обычно, решил не беспокоить жену звонком. Достал из кармана связку ключей. Попытался открыть кодовый  замок, но пальцы не слушались.

— Руслан, помоги открыть,— обратился он к  Бакаеву.

— Мне по инструкции не положено отвлекаться,— ответил тот.— Руки должны быть свободны на случай применения оружия.

— Молодец, — похвалил  хозяин.— Службу четко несешь. Велю Яцуку, чтобы он  тебя поощрил премией  или офицерским звание.

— Рад стараться! А вы, Савелий Игнатьевич,  в последнее время утратили бдительность, не заботитесь о своей безопасности,— упрекнул Руслан.— Часто, надеясь лишь на клыки  Сенатора,  уезжаете  на виллу  без моего сопровождения. Я за  вас головой отвечаю.

— Принимаю критику, — вздохнул  начальник. — Однако помоги открыть дверь, не  на площадке же ночевать?

Старшина перед тем, как взять ключи, окинул придирчивым взглядом площадку и, не обнаружив ничего подозрительного, принялся за дверь. Аккуратно  провернул ключ в замочной скважине, нажал плечом и тяжелая дверь послушно отворилась.

— Спокойной ночи, — пожелал он  и  Савелий Игнатьевич, пройдя в тамбур, велел.— Завтра утром к восьми.

Бакаев спустился вниз к  поджидавшему его водителю  «Mazda». Хлыстюка в прихожей встретил Сенатор. Доверчиво потерся боком  о хозяйскую ногу.

— Вижу,  затосковал ты без меня,— потрепал он пса по голове. К своему удивлению он  застал жену в гостиной в кресле за журнальным столиком. Ее ноги были укутаны теплым  пледом. В руках любимая книга “За пределами сновидений”. Она фанатично верила  в предсказания, астрологию, спиритизм и прочую, по мнению супруга,  дребедень. По хмурому выражению ее лица он понял, жена не в духе. Она часто, начитавшись мрачных прогнозов,   впадала в апатию.

— Почему не спишь. Инесса?— спросил он участливо, взглянул на часы «Ролекс».— Уже пятнадцать минут второго, глубокая ночь.

— Заснешь тут,— с  обидой  в голосе отозвалась она.— Всякие жуткие мысли в голову лезут. Только глаза сомкнешь — страшные видения...

— Инесса, брось ты эти предсказания,— с досадой произнес он.— В книгах  сейчас, только бы одурачить простаков, черт знает, что пишут. Не будь слишком доверчивой и  наивной, а то не ровен час,  в психушку попадешь. Ты очень впечатлительна.

— Целыми вечерами одна, как  вдова соломенная,— упрекнула женщина.— Ты опять,  как паук напился, словно из винной бочки несет.

Она брезгливо отогнала от себя воздух  пухлой ладонью, сверкнув золотыми  перстнями и кольцами с  каплями ярких самоцветов.

— Сколько раз тебе, Инесса, говорить, что работа у меня такая,— раздраженно  напомнил  супруг.

— Какая?— ухмыльнулась  она.

— Стрессовая, поэтому нужна разрядка, чтобы изгнать отрицательные эмоции. За день столько проблем навалится, голова, как чугунная. Власть — слишком  тяжелая ноша. Каждый из соперников норовит подножку подставить, смешать с дерьмом, — пояснил  он.

— Разрядка!? Знаю я, как ты разряжаешься. По ночам, как мартовский кот, блудишь,— и чуть помедлив, следя за его реакцией, и горестно вздохнув, продолжила.— Сева,  опять  ты взялся  за свое хобби «коллекционера». Сколько волка не корми, а в лес смотрит.

— О чем ты вздыхаешь?

— Все о том же. Сказывают, что по молодым девкам ходишь.

— С чего ты взяла? Кто тебе наплел?

—Земля  слухом полнится. Слышала, что для депутатов, чиновников и их гостей создан  «салон красоты», где они предаются плотским утехам. Пьют, развратничают, устраивают  групповые оргии с девицами легкого поведения. Тебя с Камориным там часто видят.

— Грязные сплетни, — резко оборвал ее супруг, уставившись холодными оловянными глазами. — Вот что, прикуси свой острый язык. Живешь, как у Бога за пазухой  в роскоши и золоте, ни в чем не знаешь нужды и еще норовишь права качать. Никогда Савелий подкаблучником не был и не будет! Поэтому сиди и не рыпайся. А то останешься, как та сварливая старуха, у разбитого корыта. Выставлю за порог в чем мать родила.                                         

— Сева, я же забочусь о твоей моральной и деловой репутации, о здоровье, — всплакнула женщина. — От этих распутных девок, которые, словно кошки, сношаются с кем попало, какую-нибудь неизлечимую заразу подхватишь, СПИД, сифилис или гонорею. Без справки из вендиспансера и близко ко мне не подходи, не дам, даже не мечтай.

— Что тебе еще надо, Инесса? Живешь, как принцесса, в роскоши и достатке?— произнес Хлыстюк. — Я уверен,  что наша семейная лодка никогда не разобьется о быт.

— Нет прежнего, как в первые годы замужества,  понимания и душевной гармонии, — вздохнула она.

— Эка, куда тебя занесло от тоски и безделья. Сиди и не рыпайся, не порти мой имидж и авторитет.

Как раз в твоем возрасте, бабы, чувствуя что время уходит и они  отцветают, сатанеют от желания. А ты, какая- то не от мира сего. Нет, чтобы распахнуть объятия, еще и условия ставишь.

— Я не сатанею.

— Значит фригидная, холодная, как жаба для охлаждения молока в кувшине,   спрятанном  в подвале.

— По мне, Сева,  что есть секс, что его нет, без разницы. Сто лет мак не родил и голода не было.  Это ты на сексе  помешался, ни одной юбки не пропускаешь, — невозмутимо заявила женщина.

— Бери пример с пламенных революционерок  Инессы Арманд и Александры Коллонтай,  которые сравнивали секс со стаканом воды, охотно отдавались  вождям своей партии.

— Дуры набитые.

— Не скажи. Они получили от жизни и славу и удовольствия. А ты, как та баба с воза — кобыле легче, — заявил Хлыстюк и, оглядев ее тучную,  утратившую очертания скрипки фигуру, заметил. — На тебе свет клином не сошелся.  В нашем салоне красоты  массажистки  проходят медицинский тест-анализ и контроль. Заразных увольняем.

— Уже шестой десяток разменял, пора бы угомониться, подумать о семье. Не маяться дурью.

— Пока человек жив, ему хочется, а как только потеряет интерес, то считай кранты, заказывай гроб и музыку, — пояснил он. — Я еще молодой душой и телом, поэтому не намерен отказывать себе в земных удовольствиях.Сколько той жизни осталось?

Она насупилась, обидчиво отвернулась, благоразумно решив не обострять охладевшие семейные отношения.

— Ладно, не дуйся, как церковная мышь на крупу, — потрепал он супругу за жирное плечо. — Сама ведь на грубость нарвалась. Больше по пустякам не доставай. Без тебя хватает забот.

— Скучно мне дома одной. Сижу, как курица, в бройлерной клетке, не с кем словом обмолвится, — пожаловалась она

— Ничего, молчание — золото.

— Все равно шило в мешке  не утаишь,— заметила Инесса.— Я давно догадывалась, что ты на стороне гуляешь. Пикники, фуршеты, юные любовницы, надо бычье здоровье иметь. Власть тебя, Савелий, совсем испортила. Я для тебя стала обузой — не жена и не вдова, а служанка. Запер  словно канарейку, в золотую клетку.

— Что ты, Инесса, расплакалась. Чего тебе не хватаешь? Живешь в полном  достатке, чего душа пожелает. На других женщин погляди. Мыкаются несчастные в вечных заботах, а ты  живешь, как у Бога за пазухой.

— Мы с тобой стали чужими, — вздохнула она.

— Виноват. Из-за  должности, положения в обществе приходится жертвовать семейным счастьем,— признался Савелий и с лихорадочным блеском в зрачках заверил. — Но мы с тобой еще наверстаем упущенное. Нынешним летом  отдохнем  от дел праведных  по-человечески  — рестораны,  театры, музеи, концерты знаменитостей. Побываем на фестивале  эстрадной песни  “Звездный прибой”.

— Пустые обещания,— махнула Инесса рукой.— Который год уже собираемся.

— Это лето наше. Повторим наше свадебное путешествие с  медовым месяцем! — запальчиво произнес супруг.— Я уже прекрасное место на период курортного сезона приглядел.

— Какое?

—Санаторий “Южный”, что вблизи Фороса. Недалеко от бывшей горбачевской  дачи “Заря”. Там великолепные элитные номера и коттеджи. Паркет,  мрамор,  подземные  переходы, лифт и тоннель — на пляж. В советское время  там отдыхали вожди  компартий, а сейчас  крупные чиновники, депутаты, банкиры и бизнесмены. Простым смертным туда дорога заказана. Время кухарок и свинарок кануло. Не каждый себе позволит отдых за двести  долларов в  сутки, но я раздобуду льготную путевку, обязательно отдохнем с комфортом. А хочешь, за границу махнем, мы тоже не лыком  шиты?

— Ты что, там уже был? С кем?

— Опять подозрения,— огорчился он. — В прошлом году недельный семинар-совещание  в “Южном” проходил, так что довелось.  Я же тебе рассказывал, поди, позабыла, клуня? Побывал на экскурсиях в Ливадийском и  Воронцовском  дворцах, в “Массандре” на  дегустации уникальных  вин, в Никитском  ботаническом саду. Мы с тобой все Южнобережье вдоль и поперек объездим.

— Неспокойно  у меня на сердце, Савелий,— призналась Инесса.— Тревожное предчувствие.

— Опять ты за свое, взбодрись. Нам на судьбу грех жаловаться,— с оптимизмом  сказал  он.— Дом — полная чаша. Сын  и дочь учатся в  престижных вузах. Захотелось тебе новую норковую шубу — купили,  жемчуг, колье  с бриллиантами…  Все чего душа пожелает...

— Среди этой роскоши нет душевного  покоя. Холодно, тревожно  на сердце,— возразила жена.— Я давно хотела у тебя спросить, откуда у тебя  такие шальные деньги: доллары,  российские рубли, евро?

— Деньги не пахнут. Сейчас кто, как может, так и добывает валюту на красивую жизнь. На голую зарплату не прожить.  Впрочем, дорогая, лучше  тебе не забивать этим голову. Это мои заботы. Запомни, мужчина,  прежде всего добытчик. Ты ни в чем не должна испытывать проблем. Сейчас на голый оклад живут только простаки  и то если  при должности. Взять тоже правительство или парламент. Министры, депутаты, если и не имеют собственных  коммерческих структур — фирм, банков, то  напрямую или косвенно лоббируют их интересы и за это получают мзду. Предоставляют льготы по налогам, кредиты  и лимиты. А долг,  как известно, платежом красен. Закон  о госслужбе,  запрещающий чиновникам заниматься  предпринимательской, коммерческой деятельностью для тех, кто у власти, не указ. А когда интересы круто  сталкиваются, то  пускается в ход компромат, гремят выстрелы и взрывы. Мы живем в  жестокое  время — в эпоху накопления  капитала,  выживает  сильнейший.

— Это же преступление перед  ограбленным властью нищим народом.  Сева, мне неприятно, больно, что в городе тебя называют криминальным элементом, бандитом с большой дороги. Скоро и на меня пальцем тыкать станут, — робко сообщила Инесса.

— Больше слушай сплетни, — грубо оборвал он ее. — И сама язык не распускай.

— Как верная жена, я  повсюду говорю, что ты хороший, заботливый и деловой человек.

— Лучше помалкивай, а то лишь подливаешь масла  в огонь, вызываешь нездоровый интерес у злопыхателей, — посоветовал Хлыстюк. — У меня хоть в биографии нет темных пятен, судимостей, как у нашего президента, а то бы  противники с дерьмом смешали.

— А я читала в газете, что в его резиденции «Межигорье» под Киевом унитаз из драгоценных камней стоимостью не меньше триста пятидесяти тысяч евро, а в гривнах значит больше трех с половиной миллионов. Это же  обалдеть, когда вокруг столько нищих и убогих. Может  оппозиция, журналисты преувеличивают?

— Не преувеличивают, — развеял ее сомнения супруг. — Я его вполне понимаю, ведь столько лет парился в камере возле задрипанной параши, вот и захотелось чуваку на старости лет посидеть голой задницей на дорогом унитазе, инкрустированном  самоцветами. Красиво жить не запретишь, тем более гаранту, у которого в кулаке вся  власть.

— Получается, что у него ни скромности, ни  стыда, а только патологическая жадность и цинизм, — посетовала женщина. — Верно говорят, что власть многих людей портит, а уж бывшего зэка и подавно.

— Не тужи, Инесса, нам так не жить, хоть лоб расшиби.

— Почему?

— Потому, что пацаны, живущие во дворцах  с дорогими унитазами, яхтами, самолетами, вертолетами и иномарками,  угрожая  требуют мзду, — признался Савелий Игнатьевич. — Приходится отстегивать на их райскую жизнь свои кровные. Только ты об этом никому не говори, а то задушат или закатают в асфальт.

— Спаси и сохрани, — она с испугом перекрестилась.

— Веди себя тихо, никуда не встревай.

— И да я итак живу, словно птичка в клетке.Ужасно  и дико жить в постоянном страхе, — оценила Инесса.

—Об этом все знаю, но  каждый стремится  урвать  побольше,  пока сидит в  кресле президента, премьера,  министра или депутата по всей вертикали власти. Таков главный  принцип временщика, — пояснил супруг. —Мы тоже должны  позаботиться о благополучном будущем своих детей, чтобы подобно многим  они не рылись  в мусорных контейнерах и  бачках, не гнули спины на удачливых дельцов – мошенников. Пока я у власти, то обязан выжать максимум из своего служебного положения. Недаром говорят: своя рубашка ближе  к телу.

— Я боюсь, что это плохо кончится,— вздохнула она.

— Для кого?

—Для нас с тобой.

— Будя тебе,  вещунья,  причитать,— рассердился Савелий Игнатьевич.— Еще беду накличешь. Волка бояться — в лес не ходить. Пусть лучше другие меня боятся и почитают. Я побывал во многих больших кабинетах и офисах и знаю, какие нынче царят нравы и порядки на Олимпе власти. За валюту можно решить любую проблему. Одни покупают должности и звания, другие  — ордена, медали,  почетные звание и ученые степени, а третьи — отмазываются от тюрьмы.

— Савелий, я  все же боюсь за тебя. Там, где большие деньги, там предательства, кровь, смерть, погибель. Сколько жутких убийств на этой почве. Тебя тоже могут. завалить..

— Да, могут, кишка тонка, — холодно, словно повеяло из склепа, закончил он ее  крайнее предположение.

— Упаси, не приведи Господь,  — неумело перекрестилась Инесса.

— Надо быть ко всякому готовым. Но знай, что материальное благополучие нашей семьи в любом случае не пострадает,— сообщил он.— У нас есть банковский счет в Вене. Друзья мои не оставят тебя в беде. Таков  неписанный закон. Своим богатством, капиталом они мне обязаны. Поднял их из грязи в князи. На крайний случай, я сделал необходимые распоряжения. Жизнь сейчас рисковая, я хожу по лезвию ножа. А впрочем, не принимай все это близко к сердцу. Мы рождены под счастливой звездой и  нам обещана долгая жизнь.

— Дай, Бог,— отлегло у нее от сердца.

— Даст, жди, губы раскатала,— ухмыльнулся Хлыстюк. — Если сам не постараешься, не организуешь дело, то никто ломаного гроша не даст.

— Как ты так можешь, Савелий, не прогневи Всевышнего. Он все зрит. Помилосердствуй и тебе воздастся. Помилуй его Господь...           

— Гляжу ты, Инесса, набожной стала. Прежде была равнодушна к религия, а теперь  в церковь ходишь. Слишком на исповедях  язык не распускай, тайны семейные храни. Знаю, я этих толстопузых батюшек,  как сороки по городу сплетни разнесут. Как-то решил их уличить в грехах, так сразу и ответ готов, мол,  ничего человеческое, мирское им не чуждо. Так и живут отцы святые. Раньше наушничали в  КГБ, а теперь в СБУ.

— Не богохульствуй, Савелий, следи за своими мыслями и  речью,— тщетно взывала Инесса.— А то Господь грехи не отпустит?

—  Отпустит, не отпустит, невелика печаль, живем один раз на свете...

— Не  скажи  так. Человек через сотни лет вновь воскресает в новом поколении,— поучала она.

— А-а, бабушкины сказки.Сгниет, останутся лишь череп и кости.

— Сава, может тебе лучше подать в отставку,— предложила  жена.— Жили ведь прежде  спокойно, без страха за  жизнь, без оглядки с чистой  совестью и добрыми  помыслами.

— Вот именно “как-то”, не жили, а выживали, — от зарплаты до зарплаты, — напомнил супруг. — Хватит с меня взлетов и  падений, сыт ко горло. Теперь хочу  прочно укрепиться, да и поздно отступать назад. Не позволят, коль попал в эту  боевую обойму.

— Кто не позволит? Пусть по состоянию здоровья освободят.

— Эх, Инесса, не женское это дело. А здоровье у меня, дай Бог каждому, так что придется нести ношу до конца. Разве,  что предложат должность в столице или место посла  в какой-нибудь процветающей  европейской стране. Тогда соглашусь.

— За границей неплохо было бы пожить, в Париже,  Лондоне или Вашингтоне,  — размечталась женщина.

— Вакансий нет.

— А жаль, всем бы нос утерли.

— Вот женская сущность, только бы пыль в глаза пустить, возвыситься, — упрекнул Савелий Игнатьевич.

—Надо бы нам к народной целительнице  бабке Марфе съездить,— промолвила Инесса.— Она в пригороде  живет. Сказывают,  что порчу и сглаз  снимает и лечит травами и заговорами от  разных хворей,  судьбу предсказывает. К  ней очередь на несколько недель вперед, надо заранее записаться. Издалека едут и богатые, и бедные.

— Ты у меня лучше  любой  гадалки, — рассмеялся он.— Таких, как твоя бабка Марфа, дед  Петр и прочие врачеватели и колдуны, сейчас  хоть пруд пруди. Бизнес  на болезнях и шарлатанстве. А все началось с Кашпировского  и Чумака. Тебя того и гляди, еще в какую-нибудь секту  затянут. Держись  от них подальше, деньги  не показывай, а то обманут  и глазом не успеешь моргнуть. Ушлые прохиндеи.

— А я все-таки побываю у Марфы.

— Цыганка она?

— Нет, сербиянка.

— Как знаешь, только это  пустая трата времени, — вздохнул муж. — Все равно обманет. Такая у них цель.

— Ты ужинать будешь?— вяло спросило она, приличия ради.

— Нет, сыт по горло, угостили на банкете,— ответил Савелий Игнатьевич и прикрыл зевоту рукой. — Пойду-ка  отдохну, в сон клонит, завтра  много важных государственных дел...

Он вышел в просторную  прихожую  и направился в свою спальную. На полпути  его настиг сигнал мобильного телефона.

—Савелий Игнатьевич, извините за беспокойство,— услышал он голос Каморина.— Я бы не стал так поздно звонить, но неприятная информация, поэтому промедление опасно...

—Выкладывай,— устало велел  начальник.

—Надежный  источник сообщил, что нами интересуется шестое управление по борьбе с оргпреступностью  и коррупцией.

—Кто именно?

—Пока неизвестно, я  по своим каналам постараюсь узнать,— пообещал Игорь Глебович.— Мы должны быть всегда готовы к любым неожиданностям.

— Не Райков ли на  нас накапал? Ты  обязательно выясни и тогда мы ему, как говорил Никита Сергеевич, покажем кузькину мать. Надо предпринять  контрмеры, подчистить документы по приватизации объектов коммунальной собственности и льготному налогообложению, чтобы никаких зацепок. Завтра  все  обмозгуем.

Хлыстюк, разволновавшись,   возвратился в гостиную.

—Нашему Сенатору предлагают невесту с прекрасной родословной,— с воодушевлением сообщила Инесса.— Ты не возражаешь, если я их сведу? Хозяйка  сучки  готова заплатить за вязку сто долларов. Лишние деньги не помешают. Пора и псу их зарабатывать, а не быть нахлебником. Да и против  природы не попрешь, ему нужна девочка.

— Не возражаю,— ответил он, понимая, что Сенатору время от времени необходима сука, а то на дворняжку начнет бросаться.

— Знаешь, этот собачий бизнес очень выгодный,— продолжила  жена.— Породистые щенки высоко ценятся.

— Сдался тебе этот собачий  бизнес, — вздохнул Хлыстюк  и отправился в спальную. Они спали отдельно, изредка, памятуя о супружеском долге, навещали друг друга. На сей раз, Савелий Игнатьевич был  озадачен информацией  советника.

 

                                 14.  Коварный  удар

 

В последние дни Райков был готов к любым неожиданностям, но все же дрогнуло  сердце, когда войдя в к кабинет, он увидел на столе номер  газеты «Курьер»  с отмеченной красным фломастером статьей.

 «Командировка  за «клубничкой»,   — прочитал он крупно набранный заголовок,— или Ночные оргии  столичного чиновника».

 Текст был  проиллюстрирован двумя снимками, откровенно запечатлевшими позы интимной близости. В облике мужчины / зафиксирован с телеэкрана полуоборот головы / Райков узнал  себя. Яну пощадили — ее лицо было прикрыто  нитями роскошных волос.

«Черт побери, мне и в голову тогда не могло придти, что ведется тайная  видеозапись,— с досадой подумал он, сожалея, что не догадался выключить торшер. Так увлекся  Яной, созерцая ее великолепное тело, что утратил бдительность, а ведь должен был осознать, что прибыл не на прогулку. Знала ли  Пунцова, что их снимают на кассету? Если она соучастница, а может быть такая же жертва коварного замысла, как и он, угодившая в ловко расставленные сети».

Но все же ему показалось, что в их близости, была искренность, нежный  порыв, взаимное желание раствориться друг в друге, испытав блаженство обладания. Если  бы не последствия, он бы ни на секунду не пожалел о той жаркой ночи. Об искренности  ее чувств свидетельствовал и тот факт, что Яна отказалась от вознаграждения за услугу. “Я должен с ней встретиться, чтобы твердо убедиться, что ей был неведом  коварный замысел ,— подумал он и  углубился в чтение текста:

 “Вместо того,  чтобы помощь работникам исполкома в сборе налогов для пополнения городского бюджета  и погашения задолженности по зарплате учителям, медикам, работникам культуры, для  выплаты  пенсий ветеранам войны и  труда главспец по работе с письмами и заявлениями гражданин Райков вдали от законной жены  предался плотским утехам. Всю  ночь после обильного застолья он провел  в жарких объятиях  юной  проститутки, имя которой по морально-этическим  соображениям не подлежит оглашению”...

“Вот как лихо повернули, всех собак на меня навешали, — мрачно размышлял  Андрей Захарович.— По мнению автора,  получается, что не местные чиновники, ни Хлыстюк и его соратники, а я виновен в том, что бюджетники и пенсионеры бедствуют. Ловко перевели стрелки недовольства горожан с  местных чиновников на столичного, который,  мол кутит и развратничает. После такого резюме  камнями забьют”.

Очередной абзац текста  также вызвал у него  протест: “В то время,  как сотрудники исполкома во главе с почтенным и заботливым  С. И. Хлыстюком, не покладая рук,  не считаясь с личным  временем, трудятся  над  решением социально-экономических  проблем,  погашением  части задолженности продуктами питания, товарам первой  необходимости, из столицы нет действенной помощи.

Напротив увеличивают  нормативы отчислений налогов, опустошают городскую казну… Надеюсь, что аморальному  поступку  чиновника будет  дана должная оценка  и он понесет заслуженное наказание, вплоть до увольнения со службы. Никому  не позволительно позорить высокое звание госслужащего. Да свершится правый  суд!

Леонид Кислюк, журналист. Р. S . Редакция располагает доказательствами,  видео - магнитофонной записью ”.

— Не статья, а обвинительное заключения,— Райков отложил  газету в  сторону, рассуждая вслух. — К  банальной житейской истории автор приплел политику. После таких серьезных обвинений в самый раз надеть наручники и в СИЗО. Конечно, вне всяких сомнений Кислюк написал статью  по заданию Хлыстюка  и Каморина. Они, наверняка,  снабдили его компроматом и отредактировали текст. Может подготовить опровержение, пока желтая пресса не растиражировала этот грязный пасквиль? Или подать на автора и газету “Курьер” в суд  о защите чести и достоинства от клеветнических измышлений? Но  факт интимной связи с Яной  при наличии видеокассеты  не  опровергнуть.

Конечно,  она могла бы подтвердить, что все произошло по взаимному согласию,  без  насилия и злого умысла, что  это их сугубо личное дело. Но в таком  случае пришлось бы назвать имя обольстительницы. Тень позора легла бы и на  Яну. Тогда бы перед ней возникла дилемма: стойко пережить скандал или уехать из города?»

У Андрея Захаровича не было желания  впутывать ее в эту  скверную истории. «При любом развитии событий я обязан с ней встретиться»,— твердо решил он. Телефонный звонок прервал его размышления.

— Зайдите ко мне! — без традиционного утреннего приветствия холодно велел заведующий отделом Шлейман. По интонации голоса Райков понял,  что начальник уже осведомлен  и разговор предстоит трудный.

— Хорошо, Яков  Максимович,— вяло ответил он и, нехотя, отправился  по длинному  коридору в кабинет начальника.

В приемной пожилая  секретарша, ответив на  приветствие, сочувствующе поглядела на главспеца.

—Выше голову, Андрей Захарович, — посоветовала она, перед тем, как  пройдя тамбур, он попал в кабинет  начальника. Темно-бордовый палас, стол, ряд стульев  у окон с раздвинутыми  шторами, за которыми брезжит дождливое осеннее утро. На тумбочке у кресла начальника гроздь разноцветных  телефонов,  у входной двери встроенные шкафы, напротив телевизор.  Привычный  интерьер кабинета, в котором Шлейман один раз в неделю  проводит аппаратные совещания.

На сей раз, несмотря на яркий свет люстры  под лепным потолком, Райков  почувствовал себя неуютно.

— Доброе утро, Яков Максимович,— произнес он и остановился, как вкопанный, сцепив у пояса пальцы рук. Чиновник, утонувший в кожаном кресле, кивнул блестящей, как бильярдный  шар грушевидной головой, взглянул из-под выпуклых стекол очков в золотой оправе.

— Доброе, доброе, да  только  не для нас с вами, — сухо ответил  он.— Присядьте,  в  ногах, как говорят, правды  нет.

Райков послушно присел у стола, заметив на его поверхности знакомый номер «Курьера»  со статьей, строки которой были старательно подчеркнуты  фломастером синего цвета.

— Что же  вы, Андрей Захарович,  краса и гордость наша, подвели и себя,  и отдел под монастырь?— укоризненно покачал начальник головой, словно маятником старинных  часов.— Репутацию, авторитет, ответственное задание с позором провалили. Молодая кровь взыграла, захотелось отведать «клубнички»?

— Бес  попутал, Яков Максимович,— понурил голову главспец.

— Я же вас, как перспективного ценного специалиста, собирался рекомендовать на  свое место, — вздохнул  Шлейман.— Полагал, что передам отдел в надежные руки и с легким сердцем уйду на пенсию, отдохну на даче, в  саду от дел государственных. После этого скандала я  перед министром и  заикнуться о твоей  кандидатуре не посмею. Так опозорил, что не приведи Господь.

Насчет преемника Яков Максимович, конечно, слукавил, поэтому Райков  отреагировал горькой усмешкой. Уже полгода в кулуарах отдела циркулировали слухи, что он прочит на свое место одного из своих заместителей Льва Борисовича Каштана. Увеличенное стеклами очков ироничное выражение лица главспеца  не ускользнуло от  начальника.

— На вашем месте  плакать надо, а вы улыбаетесь, как майская роза,— упрекнул  он.— Я вас пригласил не в бирюльки  играть, а обсудить ситуацию. Я обязан  по факту публикации  принять жесткие меры, иначе и мне  в лучшем случае влепят  строгача и лишат премии. Я не хочу из-за вашего пьянства, блуда и ночных оргий с юной девицей  раньше времени вылететь из кресла. Я многолетней, безупречной работой заслужил достойных с почестями проводов на пенсию.

— Никто не покушается на ваши заслуги,— заметил  Райков.

— Вы, вы  своим аморальным поступком бросили тень на коллектив и его руководителя,— раздраженно произнес Шлейман.— Конечно, этот  журналист Кислюк мог сгустить краски, по-своему интерпретировать ситуацию, но меня интересует другое: переспал ты с этой блудливой овцой  или нет? Снимки несложно смонтировать при  возможностях современной  компьютерной техники.

— Переспал,— признался Андрей Захарович. — Хлыстюк  и его советник Каморин  меня подставили. Возможно,  воздействовали психотропными  средствами или биостимулятором. К тому же мои отношения с этой девушкой сугубо личное дело, которое никого не касается.Ее они тоже обманули, мне так кажется?

— Вот именно, кажется, — подхватил фразу Шлейман.— Эх, Андрей Захарович, сколько уже раз мужики на бабах горели, тот же генпрокурор России в бане с красотками. Вы еще слишком наивны и доверчивы, бес  вам в ребро. Смотрите на мир через розовые очки, вот и попали  впросак.

Яков Максимович  протер  мягкой тканью  линзы  своих очков и нравоучительно продолжил:

— Женщины, конечно, среди них есть приятные исключения, способны на изощренное коварство и измену... ради денег, драгоценных подарков, дорогих украшений...

— Яна не из таких, — невольно сорвалось с языка Райкова  и он пожалел о своей оплошности.

— Значит ее имя Яна,— как нечаянному открытию  обрадовался завотделом.— В статье ее имя и фамилия почему-то не указаны. Оплошал Кислюк, а может, пожалел  девушку?

— Этот Кислюк,  судя  по содержанию публикации,  гнусная  сволочь,  — отозвался Андрей  Захарович. — Я  не  журналист, но знаю, что  в любой  профессии существует элементарная этика. При подготовке материала  автор обязан  был  встретиться и  поговорить со мной, чтобы  выяснить позицию  для достоверности и  объективности. Он этого не сделал. За соответствующую мзду  выполнил гнусный заказ.

— Но ведь вы  только  что  сознались  в  интимной близости с Яной,— возразил Шлейман.— Если бы это произошло не  во время командировки и  не получило бы такой резонанс  в средствах массовой информации, я бы на эту  вашу, мягко говоря, шалость закрыл глаза.   Но, увы,  сами себя вините, это произошло  при  исполнении ответственного  задания.

— Вне рабочего времени, — поправил  Райков. — Ночью, как утверждает и  автор  публикации. Поэтому  мое личное дело, как и с кем проводить досуг, крепко спать или  удовлетворять свои сексуальные потребности.  Я  живой человек, а не робот, плоть требует.

— Вы  провалили задание и я обязан вас наказать, — завотделом достал из кармана пиджака носовой  платок и  вытер вспотевшую лысину.

— Может сразу написать заявление по собственному желанию!? — вскипел  Райков, нервно забарабанив  пальцами по крышке стола.

— Вы не шумите! — повысил  голос Шлейман. — Не я  к  вам девку в постель затащил, поэтому  миндальничать не собираюсь, извольте слушать. С заявлением  пока не торопитесь. Сейчас потерять работу просто, а найти… десятки тысяч безработных мыкаются не у дел. Барахлом  что ль,  пойдете торговать или с гармошкой  в подземном переходе копейки  сшибать? Остыньте. На первый случай в  приказе  за халатное исполнение служебных  обязанностей я объявлю вам строгий выговор.

О принятых мерах я  обязан  сообщить по инстанции и в газету. Должность за  вами пока сохраняется, но  имейте в виду. А с жалобой  я  велю  разобраться Натану Сергеевичу.  Он  уже староват для любовных похождений. Это у вас,  как у  зеленого юнца, еще бурлят гормоны, а на висках уже седина. В вашем положении  пора бы остепениться. Умная жена, красивая  дочка, чего еще надо? Помните: от добра — добра  не ищут.

Райков достал  из кармана сигареты и  зажигалку, но Шлейман жестам пухлой руки остановил его:

— В коридоре  дыми, у меня астма. Прежде не замечал, чтобы вы табаком баловались. Поди, нервы расшатались? — удивился  он.— Гляжу, обросли  пороками, как старый корабль ракушками.

— Из-за  проблем и  переживаний,— пояснил он  и  попросил.— Яков Максимович, окажите  одну услугу.

— Какую еще услугу?

— Разрешите двухнедельный отпуск без содержания. Мне надо снять стресс, прийти  в себя. К тому же придется защищаться от нападок прессы. Одной публикацией, видимо, дело не ограничится.

— Хорошо, разрешаю, — снисходительно улыбнулся  начальник. — Но перед тем,  как уйти в отпуск, введите в курс дела Натана Сергеевича, чтобы он с ходу взял быка  за рога. Да предупредите насчет соблазнов, ведь  кроме женщин есть и другие, чтобы и он не вляпался в историю. Хватит нам и одной.

— Да, вы правы, соблазнов  много. Хлыстюк  слишком крепкий орешек. Стальные челюсти и острые зубы нужны, чтобы его раскусить, — заметил главспец.

— Уж  не  вы ли  хотите его раскусить?— спросил Шлейман.

 Райков,   решив не посвящать его в свои планы, поспешно покинул кабинет. Развитие событий его вполне устраивало. Все обошлось  пока малой  кровью, если не считать скандальной публикации. В душе он был благодарен  Якову Максимовичу за понимание.

При выходе  из приемной  лицом к лицу столкнулся  с Каштаном — рыжеватым с круглым брюшком  под  жилеткой пятидесятитрехлетним мужчиной.  Пестрый галстук с золотым  зажимом, светлый в мелкую клетку пиджак, в руке кожаная папка. Андрей Захарович подал  руку, но тот сделал вид, что не заметил.

— А-а, герой дня,  наш доморощенный  Казанова, сердцеед, — ухмыльнулся  он  с нескрываемым  злорадством в скрипучем голосе . — Читал, читал,  славе сердцееда можно позавидовать. Никто не ожидал такой прыти по женской части. Верно,  говорят, что в тихом болоте черти водятся. Подгадили вы изрядно, ославили отдел, подмочили безупречную репутацию, такое  долго не забывается.  Столько лет отдел был на хорошем  счету, премии, загранкомандировки, почет и  уважение, а теперь на всех совещаниях будут в хвост и гриву долбить.

— Вам то с того, Лев Борисович, какая печаль? Я не нуждаюсь в ваших нотациях, — резко осадил его Райков.

— А такая и  печаль. Неприятно, когда  рядом порочный человек. Того и гляди, какую-нибудь  экзотическую заразу в отдел занесет. СПИД,  сифилис, гонорею и  прочую  гадость. Вы бы в вендиспансер обратились и обследовались. Посоветую Якову Максимовичу без справки вас к работе не допускать.

— Пошел ты - ы!.. — оттеснил  его с пути главспец.

— Не забывайтесь, это вам, половой разбойник,  может дорого стоить,— пригрозил вдогонку Лев Борисович.

С того момента, когда в отделе прошел слух, что Шлейман собирается на пенсию,  на его  место обозначились два  претендента — Райков  и Каштан, отношения между ни не то, чтобы испортились,  но стали официально сухими, напряженными.

«Лев Борисович из кожи вылезет, чтобы его чаша весов в этой ситуации перевесила,— с тоской подумал Андрей Захарович. — Хотя теперь и без того ясно, что мои  шансы равны нулю, а перед  ним никаких препятствий. Побыстрее  бы сдать дела Натану Сергеевичу и в отпуск».

Войдя в свой кабинет, он приблизился к сейфу, намереваясь достать папку с жалобой Гвоздева, но телефонный звонок заставил возвратиться к письменному столу.

— Андрей Захарович!  — услышал он твердый голос Шлеймана.— Мы тут с Львом Борисовичем  посоветовались. Будет верно, если вы  напишите заявление  об увольнении по собственному желанию...

— Но-о, у вас нет  на того веских оснований,— опешил  Райков.

— Никаких “но”. Если не согласны,  тогда я вас уволю по статье за нарушение  трудовой дисциплины и подрыв репутации, публичную дискредитацию  отдела. После такого скандала никакой суд вас не восстановит. Ничто не мешает вас уволить и по сокращению штатов. Выбирайте?

— Это  жестоко и несправедливо, Яков Максимович.

— Считайте, как вам угодно. О последствиях следовало раньше подумать. Я своих  решений не меняю. Давеча  вы сами грозились заявлением. Вот я и удовлетворил  вашу  просьбу. Не обессудьте.

— Это на  вас  Лев  Борисович  повлиял, чтоб устранить меня, как соперника, — тщетно взывал Райков. — Но вы же знаете, что я на высокие должности  не претендую?

— Не имеет значения. Ваш аморальный  поступок получил слишком большой резонанс. Поэтому наказание адекватно содеянному.  Дела  сдайте Натану  Сергеевичу.

Андрей  Захарович попытался возразить, но Шлейман положил трубку. “После появления в кабинете  завотделом соперника  исход был предрешен,— с настроением обреченного подумал он. — Лев Борисович, коварный еврей,  сознательно   спровоцировал  конфликт. Зная его характер и  повадки,  не сложно было предположить, что он максимально использует  выгодную для себя ситуацию».

Ни для кого не было секретом, что он из соображений будущей карьеры еще в далекой молодости предпочел фамилию жены, также сотрудницы отдела. Намеревался, было мигрировать в  Израиль, но решил, что там, среди себе подобных ушлых евреев, меньше шансов развернуться и сделать карьеру. Слишком тесно стало под  знойным солнцем земли обетованной. Можно стать пушечным  мясом  в бесконечной борьбе с палестинцами и арабами или жертвой теракта.

“ Это еще  не фиаско,  я постою за себя. Надо посоветоваться с Баулиным, а  Инне пока ни слова об увольнении. Если спросит, то мол, нахожусь в отпуске без содержания,— решил  он,  отлично  понимая, что этот обман  продлиться недолго. —Обгадит  дерьмом и  проявит усердие, чтобы приказ об увольнении был опубликован в прессе, как оперативная реакция на критическую статью.”

Телефонный  звонок оборвал его размышления. “Кому это неймется? — он  не торопился сиять трубку, считая, что его служебные обязанности уже исчерпаны.— А вдруг  Яков  Максимович  решил повременить с  увольнением? Скажет, что  погорячился, с кем не бывает?“

Поколебавшись несколько секунд, Андрей Захарович  поднял с рычагов аппарата трубку и  сурово  отозвался:

— Райков  слушает.

— Андрей  Захарович, Андрей  родной! — донесся взволнованный девичий голос, в  котором он  с радостью признал Яну.— Господи, наконец  то,  я до вас дозвонилась. Подумала, что вас уже уволили из-за этой грязной статьи в газете «Курьере».

— Правильно подумала.

— Ой, простите меня, глупую. Я не знала, что они так подло с нами поступили. Я прочитала  в  газете и  мне стало дурно и ужасно. Это все из-за меня, я вас соблазнила  своими чарами …

— Яночка, не казни себя, твоей вины  нет.

— Если бы я только знала, если бы знала...

— Я не жалею  о том, что между нами произошло, — искренне  признался он?

— Правда? Я тебя нежно  обнимаю, Андрюша,— услышал он ее трепетный голос.

— Я тоже и  прошу тебя, умоляю, уходи из того гадюшника. Не губи свою юность и красоту.

— Уже ушла, — с радостью сообщила  Пунцова.— Сразу после твоего отъезда. Игорь, скотина, пытался меня накачать наркотиками и изнасиловать, но я не далась. Он  всех девчонок в страхе держит, принуждает к сексу  и  разным извращениям. Вместе с сожительницей  Оксаной превратил  салон  «Шик  & блеск» в дом терпимости, в шок и блуд, чтобы  разных  влиятельных чиновников и депутатов ублажали.

— Чем же ты  теперь занимаешься?

— Продаю книги. Чейз, Сименон,  Маринина, Донцова  и другие авторы детективов,— с грустью  ответила  она.— Другой работы нет. Покупают  неважно, людям сейчас не до книг, когда  денег на лекарства, хлеб, молоко  и другие продукты питания не  хватает.

— Держись, Яночка, родная, не отчаивайся. Что-нибудь придумаем,— обнадежил  Райков.— Возможно,  скоро встретимся. Я за тобой очень соскучился. Мне надо кое с кем поквитаться. Но об этом и нашем разговоре никому ни  слова. Договорились?

— Договорились. Жду тебя, Андрей, —  обрадовалась она. — Очень скучаю, ты мне дорог.

— До свидания, Яночка.

— До встречи, родной.

Несколько секунд он  сидел неподвижно, находясь под впечатлением от разговора. «Не слишком ли я доверяю Пунцовой? Ведь ее мог подбить на этот звонок Каморин,  чтобы  узнать  план моих действий.  Заплатил ей сотню-другую долларов и спектакль состоялся. Нет, Яна  на измену, предательство неспособна. В ее голосе не было фальши, только искренность и нежность. Я  ей  не безразличен».

Райков воспрянул  духом. Не терял надежды, что полоса неудач  пройдет и он  обретет силы, чтобы выстоять под ударами обстоятельств и нанести ответный удар  своим обидчикам.

 “Нет  худа без  добра,— размышлял он.— Теперь у меня масса свободного времени и  надо его разумно использовать”.

                      

                     15. Со свитой по рынку

 

— Что там у нас на рынке? Сильны ли позиции? — спросил Хлыстюк  у Каморина, когда в воскресный полдень они остались наедине в кабинете. Телохранитель Бакаев поджидал их в пустой приемной.

— На центральном рынке? — переспросил советник.— Да,  как вам сказать, большого прогресса нет. Парамоша  жалуется, что товарно-денежный оборот уменьшился. Мол,  кризис, инфляция, девальвация...

— Ишь, ты хренов экономист-финансист,— усмехнулся Савелий Игнатьевич.— У Парамоши имидж нехороший. Всего семь классов образования, а наловчился шпарить терминами, как большой ученый. Он, наверное, позабыл, кто его поднял из грязи в князи, сделал директором рынка. Бомжевал бы, да в мусорных бачках, как другие рылся. Придется ему  популярно объяснить, что есть еще, как написал Маркс, прибавочная стоимость. Он ее, еще та устрица, наверняка в виде долларов в чулок прячет, а то и  валютный счет за кордоном открыл.

— Да, хитер проныра. Старается ускользнуть из-под контроля, —  сообщил Игорь Глебович. —  Отбился от рук, избегает встреч. Все жалуется, что занят  по горло, едва концы с концами сводит.

— Срочно надо привести его в чувство. И чем раньше, тем лучше, а то накопит валюту и сбежит за бугор,— сказал Хлыстюк, приподнявшись с кресла.— Сейчас вот и нанесем  дружеский визит  Парамоше. Окажем этому  прохиндею высокую  честь.

— Может его лучше вызвать или доставить в кабинет и пропесочить, как следует?— предложил советник.

— На звонки не отвечает. Никогда его на месте не застанешь. Как в воду канул,— посетовал начальник.— Пусть для него наш  визит будет полкой  неожиданностью, как снег на голову. Заодно  совершим экскурсию  по рынку. Поглядим, как живется-можется торговому люду. Надо, как говорили классики, быть поближе к массам, понимать их  бытие, а значит и настроение, жить заботами простых и смертных.

— При вашем уме и энергии, Савелий Игнатьевич, не слабо и за кресло президента  потягаться,— польстил начальнику  советник.

— Может,  когда и  потягаюсь, —  улыбнулся Хлыстюк. — Не боги горшки обжигают. Всему свое время. Сейчас там донецко-макеевская братва жороводит.. На белом коне  тот, у кого капитал и власть. Такая вот  интересная  демократия. С голыми идеями не стоит рыпаться.

Перед тем, как  покинуть кабинет Савелий Игнатьевич  позвонил  начальнику  горотдела  Госавтоинспекции:

— Через десять минут я буду на рынке. Обеспечьте свободный проезд к центральным воротам. Наведите порядок на прилегающей площади.

— Будет сделано, Савелий Игнатьевич,— ответил  майор.—  Обеспечим  вам «зеленый коридор».

Действительно  ГАИ сработало оперативно. Едва разместились — хозяин на заднем сидении, а Бакаев рядом с водителем «Mazda». Советник  сел за баранку своей  «Оки», как во двор с сиреной и фиолетовой мигалкой проблеском въехали милицейские  «Жигули». Старшина-водитель остался в машине, а молодцеватый офицер бойко представился:

— Госавтоинспектор, лейтенант милиции Суржий.

— Давай, лейтенант, вперед и с песнями, на рынок,— пошутил хозяин. “Жигули” лихо развернулись и выехали на улицу, ведущую к рынку. Звук сирены  заставлял встречных водителей  прижимать свое авто к обочине. Старшина смело двигался  на красный сигнал светофора и никто из водителей не отважился  пересечь ему дорогу.

Хлыстюка распирало от осознания собственного величия и гордости. Эти  приятные эмоции он всегда испытывал при приближении его персонального авто со спецномерами  к постовым гаишникам, усердно бравшим под козырек. А водители прочих транспортных средств, не дожидаясь сирены и проблеска маячка, послушно прижимались к обочине, сбавляли скорость и даже останавливались, чтобы не создавать  помехи для его проезда.

А ведь еще года три назад он был такой же, как и они, серой безликой  биомассой. После того, как его с позором изгнали с рыбоконсервного завода за кражу нескольких  осетрин, Савелий Игнатьевич оказался не у дел, безработным. С репутацией мелко уголовного элемента, вора, задержанного охраной с поличным, ни один из руководителей предприятий ни рискнул больше брать его на работу. Тем паче, что он  не соглашался на рядовую, а нагло претендовал на  солидную должность в отделах снабжения и сбыта продукции, где было немало возможностей для хищений и афер, т. е.  весьма доходное место. Но, увы, фортуна тогда ему не улыбнулась, хотя и удалось, как это случалось и ранее, выйти сухим из воды, избежать уголовного наказания .

В течение года Хлыстюк вынужден был на старом «Меrcedes» заниматься частным извозом, чтобы сводить концы с концами. В ту пору он  похудел, спал с лица, однако  чрезмерных амбиций  не утратил. Отличался от других кирпал гонором, наглостью и снобизмом. Игнорируя элементарные правила, порядочность, он стремился при каждом моменте вне очереди перехватывать выгодных пассажиров. И за эту наглость и хамское поведение был, как сидорова коза, бит водителями.  До сих пор в его ушах звенит окрик: «Куда прешься, жлоб!? Становись в очередь, как все». Огрызнулся и получил промеж глаз.

Он не любит  вспоминать этот эпизод из своей бурной криминальной биографии. Ему куда приятнее резких падений неожиданные крутые взлеты. Они начались после близкого знакомства с местным авторитетом,  державшим с братками под своей «крышей» рынки, питейные и другие прибыльные объекты и заведения. Он с учетом того, что  отставной козы барабанщик Хлыст приобрел «липовый» диплом  Донецкого института советской торговли, посадил его в кресло директора центрального колхозного рынка, а затем финансово и организационно обеспечил ему победу на выборах мэра города. Позже, заматерев, одержимый местью, новоиспеченный градоначальник  горел желанием  руками крутых бандитов разобраться и наказать своих обидчиков – водителей. Но тех вовремя предупредили они уехали за пределы города.

Однако их коллеги поплатились — Хлыстюк увеличил налог на патент и  денежные сборы за этот вид предпринимательской деятельности. Круто он обошелся  и со своим благодетелем, опрометчиво согревшим ядовитую змею на груди. С помощью наемного киллера он отправил  своего спонсора и протеже на тот свет. Но вначале заручился поддержкой спикера крымского парламента и начальников правоохранительных ведомств Крыма, которые на выездном заседании нагнали страх на депутатов горсовета, представлявших  мелкие криминальные группы и предпринимательские структуры.

К тому моменту с депутатов местных советов был снят иммунитет неприкосновенности и  поэтому под угрозой возбуждения уголовных дел они разбежались в страны ближнего и дальнего зарубежья. Так в одночасье с помощью влиятельных покровителей Савелий Игнатьевич стал полновластным и безраздельным хозяином территории. Быстро установил личный контроль за прибыльным бизнесом, обложил руководителей предприятий, предпринимателей поборами для личного обогащения под дымовой завесой «заботы» о процветании города.

 Вот тогда и угораздило авторитета и других его изгнанных депутатов – соратников, срок полномочий которых к тому моменту истек, нелегально возвратиться в город. В отличие от других братков, тот начал качать права,  справедливо требуя от мэра своей доли от прибыли и компенсации за затраты на выборную кампанию. В итоге был ликвидирован, а его коммерческие структуры перешли в собственность Савелия Игнатьевича. Такова жестокая логика бандитской морали. В ней, как и в грязной политике нет друзей, а есть интересы, которые в основе действий и кровавых разборок.

Привлекая  внимание прохожих кортеж в составе «Жигули», «Mazda» и неказистой «Оки» подъехал к центральным воротам и  остановился на заблаговременно освобожденной площадке.

— Какая-то  шишка пожаловала, — донесся до  слуха  начальника людской гомон.

— Наверное,  из крутых куркуль, всех потеснил,— угрюмо проворчал старик — водитель зашарпанного «Запорожца-369» . И следом, ублажая слух Савелия  Игнатьевича и,  опережая его вальяжное шествие по торговым рядам,   прошелестело:

— Сам Хлыстюк,  Хлыст, хозяин пожаловал.

Впереди, раздвигая  по  сторонам прохожих,  шел  Каморин, в двух шагах за ним Савелий Игнатьевич в черном кожаном пальто и ондатровой шапке. Рядом — настороженный Бакаев в расстегнутой куртке с  рукой на ремне, готовый в любой момент выхватить пистолет из кобуры, спрятанной на боку. Их неизменно по приказу Хлыстюка сопровождал его личный фотограф Семен  Зельц, постоянно настаивавший на том, чтобы его величали фотохудожником. Ему был предоставлен отдельный офис, солидная зарплата и все  расходы на фотолабораторию и материалы из городского бюджета.

Несмотря на пожилой возраст,  Семен  проявлял завидную прыткость и усердие. С каких только точек и в каком ракурсе он не снимал своего благодетеля, возомнившего себя чуть ли не Сталиным, у которого был личный кинооператор. Был издан красочный фотоальбом со снимками, на которых начальник был запечатлен в кампании двух президентов во время разрешения конфликта вокруг косы Тузла, что в Керченском проливе, и в других ипостасях, разве, что не на унитазе или в неглиже.

Вот и сейчас вездесущий  Зельц  пребывал  в творческом экстазе. Он, вооруженный современной оптикой, забегал то  слева, то справа, то по центру. Если бы имел крылья, то воспарил бы, дабы запечатлеть босса с высоты птичьего полета, и усердно щелкал затвором фотоаппарата.  Савелий Игнатьевич,  обуреваемый  манией величия, испытывал восторг от значимости своей персоны, представленной  на  огромных бигбордах в самых оживленных местах города.

За прилавками  под навесами ушлые  продавцы предлагали овощи и фрукты: картофель, лук, чеснок, капусту, яблоки, груши,  виноград, бананы, киви, гранат и другие  дары полей и садов.

Смуглолицые кавказцы, разложив лимоны, мандарины, апельсины, хурму и гранат, зазывали  отведать цитрусовые:

— Покушай,  не проходи мимо, карош  фрукт, поштучно и оптом, убивает птичий грипп,  много витамин...

— Ешь сам свои лимон, мандарин и гранат. Цены, ни стыда, ни совести, — вздохнула  старушка  с лицом, как моченое яблоко в шерстяном платке.— На мою пенсию не разгонишься. На хлеб и  молоко не хватает.

— Не хочешь лимон, иди  не  пугай  покупателей,— отогнал ее  смуглый продавец-кавказец  со смолисто-черными усами.

— Надо изучить, какой нам от них  прок? — велел начальник.— Если никакого, то убрать с рынка, чтобы не раздражали пенсионеров. Без них бананов  и ананасов хватает.

— Горячий народ,— заметил Игорь  Глебович.— С ними надо осторожно,  чтобы избежать беспорядков.

— Покипят и остынут, найдем управу.

Приблизились к рядам, откуда  повеяло рыбным запахом. На прилавках, в бочках и мисках находилась свежая, свежемороженая, соленая, вяленая  и копченая рыба. Продавцы настороженно взирали на необычных посетителей. Зорким взглядом  Хлыстюк  подметил лоснящиеся желтым жиром балыки  из осетра и белуги.

— Шалят браконьеры, до дна выгребут Азовское море,— проворчал он.— Раньше краснюка днем с огнем на рынке не сыщешь, а  нынче оборзели. Надо бы навести  порядок. Милиция мышей не ловит... Рыбинспекция  дремлет или крышует браконьеров.

— Тяжелая это задача, Савелий Игнатьевич,— произнес советник.— Запретить лов  ценных пород рыб сложно, а вот установить контроль  за ее реализацией необходимо. Большие деньги, наверняка, и Парамоше отстегивают. А он, жлоб, с нами не делится.

— Ничего, возьмем мы его за жабры, как осетра, — пообещал  хозяин, подмечая, что в рыбных рядах: ставрида и скумбрия, пиленгас, кефаль и чуларка, камбала глосса и барабулька, сельдь  и окунь. А вот и традиционный товар — бычки, хамса, килька и тюлька, серебристый сарган.

— Дожились, хамса и тюлька на вес золота, — запричитала неопрятная старуха-нищенка.— Ох,  времечко настало. Раньше хамсу на каждом углу по двадцать копеек продавали.  На фермы коровам и свиньям на корм грузовиками отправляли. Ешь, не хочу, а нынче все мафия  под себя подгребла. Бедному человеку  в этой бандитской стране некуда податься, одна дорога — на кладбище...

И пошла, зажав в желтом  сухом кулачке несколько ржавых хамсин,  восвояси, крестясь и оглядываясь. Привлеченная шумами набежала стайка  детишек – попрошаек.

— Дяденька, дай денежку на хлеб,— канючили они вразнобой, шмыгая сопливыми носами, оборванные и в сбитой обувке.

— Кыш  отсюда, мелюзга,— замахал на них Каморин.

— Не скупись, дай им мелочь, — велел хозяин и советник, нехотя, залез в глубокий карман, выгреб копейки и высыпал их на блестящий рыбьей чешуей прилавок. Детвора, крича и отталкивая друг друга, налетела, как голодные воробьи,  на  россыпь зерен.

Чиновники в сопровождении Бакаева вошли под  шатер крытого рынка.  Здесь шла торговля мясом, салом, разносолами и прочими продуктами питания. От цветочных рядов  исходил аромат роз, хризантем, гвоздик и других цветов.

— Ты что, старая, в два раза цены на мясо и сало взвинтила?! — резко остановился Савелий Игнатьевич, вперив взгляд в ценники, написанные корявым почерком. — Это же наш национальный продукт, достояние и гордость державы, а ты , старая устрица, с простого народа три  шкуры  дерешь? Ни стыда,  ни  совести…

 — Ты  и сам, я  гляжу не первой свежести, давно уж не жених, хотя и морда лощеная, — не осталась в долгу острая  на язык дородная женщина  с плоским, как блин лицом, стоящая в фартуке за  прилавком.

— Молчать, баба  базарная, рязанская!  Прикуси язык, здесь тебе не митинг! — оскорбился, побагровев,  хозяин. — Я сейчас живо прикрою твою лавочку, полетишь к чертовой матери со своим салом и мясом. Спекуляцию здесь разводишь. В былые времена загремела бы под фанфары, хотя и теперь не поздно привлечь  к административной ответственности и  оштрафовать, чтобы другим спекулянтам неповадно  было драть шкуру  с покупателей.

— Ой, ой, испугалась, — усмехнулась  женщина и с ехидством  изрекла. — Сейчас нет такого понятия  «спекуляция», а есть «предприимчивость» и «бизнес». Кто  как может, так на жизнь и зарабатывает. Да кто ты такой, откуда взялся, чтобы мне рот затыкать и указывать?  Щас у нас демократия, что хочу, то и говорю. Больно много вас, начальников-погонял  развелось  и все на шее трудового народа сидите, кровососы.

— Кто, кто? Я ваш начальник! — вскипел Савелий Игнатьевич. — Ты что же телевизор  не смотришь, газеты не читаешь и радио не слушаешь? Нет дня, чтобы меня не показывали на экране, не публиковали фотографии в  газете  и  не звучал мой голос в эфире …

— Ой, простите, извините меня, господин или пан  большой начальник, — виновато улыбнулась  женщина. — Я  ж не знала кто вы такой, в первый раз увидела. Торчу  до отупения  здесь с  утра до вечера. Домой приду и от усталости с ног валюсь, ни  до телевизора и  газет. Поэтому и не признала вас. Простите, глупую бабу. Уж теперь  то я вас надолго запомню и при встрече раскланиваться буду.

 — Надеюсь, — потеплел голос  чиновника. — А цены придется снизить, иначе оштрафую.

— Я бы и рада, чтобы охотно раскупали, — призналась она. — Да не мой это товар. Есть хозяин – барин, мой работодатель, а я лишь простой реализатор. Прикажет он бесплатно раздавать, так я с большим удовольствием, много людей  живет впроголодь, особенно пенсионеры, беспризорники и бомжи. Хозяина тоже  можно понять, корма нынче дорогие и почти все поголовье животных вырезали, вот цены и подскочили, никто не станет себе в убыток работать.

— Вырезали, вылизали …, — снова нахмурился  Савелий Игнатьевич  и  зацепился взглядом за шматок. — А это что такое? Шкурка нутрии, водяной крысы?

— Нет, это тонкое,  в один палец, сало от двухмесячного поросенка, — возразила продавец  и пояснила. — Он долго болел, не рос и, чтобы задарма не переводить корма, хозяин его прирезал, а то бы через день-другой околел …

— Так вы еще и дохлятиной торгуете?! — возмутился Хлыстюк. — Без санитарного  контроля.

— Контроль есть, вот оттиск печати, — всполошилась реализатор, пожалев о том, что слишком  откровенничала,  указала на синевато-фиолетовый  штамп на свиной коже. Но он словно загипнотизировал ее и она, не дожидаясь вопроса, продолжила:

—Хозяин давеча пожаловался, что  по приказу какого-то Хлыста рэкетиры постоянно совершают поборы, от каждого предпринимателя требуют дань на благоустройство города и другие затеи. А те, кто отказывается платить, имеют потом большие проблемы  с налоговой милицией и другими компетентными органами  и в конце концов разоряются. После каждого из таких массовых  поборов, чтобы не прогореть, повышают цены на разные товары и поэтому  выезжают за счет покупателей.

— Это гнусная клевета! — грубо оборвал  начальник. — Я твоего работодателя за такие сплетни в порошок сотру.

— Игорь Глебович, — обернулся  Савелий Игнатьевич к советнику. — Запиши имя этого ушлого работодателя и разберись с ним, как положено. Он с покупателей три шкуры дерет, надо и с него, хоть одну содрать. Подозреваю, что он и рыночный сбор не платит.

— Обязательно разберемся, — с готовностью откликнулся Каморин, достал из кармана блокнот и ручку  и подступил к женщине. — Назови  своего благодетеля.

— Я боюсь, он велел никому не называть, а то в шею выгонит, —  прошептала  женщина. — Хоть какая работа, а так с голоду помру. Двое детишек  дома, кормить и одевать надо.

— Ладно, оставь ее в покое, — махнул рукой  Савелий Игнатьевич. — Она, как та  партизанка, ничего не скажет. Возьмем за жабры Парамона Кузьмича. У него на всех  торгашей подробная информация.

— Расколется, как орех, — подтвердил советник и они последовали дальше, бегло обозревая торговые ряды.

— Ну, что, рынок живет и процветает. Хотя продавцов больше, чем покупателей, однако сбор есть и немалый,— подвел итог Савелий Игнатьевич.— Поэтому хитрит Парамоша, лапшу нам на уши вешает, рынок  по-прежнему, доходное место. Надо его взбодрить. Пошли.

Директора в его роскошном под красное дерево офисе  они не застали. У компьютера за столом сидела красивая блондинка - оператор.

— Где Парамон  Кузьмич? — спросил хозяин.

— Минут десять назад  уехал по неотложным делам,— ответила девушка.— Его трудно застать, он — деловой человек. Запишитесь на прием и  только недели через три он сможет вас принять. Очень много желающих с ним пообщаться.

— Все мы деловые, не бездельники,— хмыкнул Савелий Игнатьевич. — Я ему сам  устрою  показательный прием.  На четвереньках ко мне приползет. Развел здесь бюрократию, как к президенту не пробиться.

— Вы бы, гражданин, заранее  позвонили, предупредили о своем посещении. Он вас  не вызывал?

— Не хватало, чтобы  мелкая  сошка  нас к себе на ковер  вызывала,— оскорбился  советник.

— Куда его черт понес? — не сводя  шальных глаз с нежного лица блондинки, поинтересовался  чиновник.

— Он мне не докладывает,— поджала, обидевшись, капризные губки девушка и уставилась в монитор.

— Я же вам, Савелий  Игнатьевич, говорил, что Парамоша неуловим, как хорек. Пронюхал, что мы  приехали и быстро слинял. А в следующий раз больным  прикинется, хитрющий жлоб. Пора его в шею гнать. Помяните  мое слово,— сказал Игорь Глебович.

— Надо было его  сразу арестовать,— с досадой ответил  Хлыстюк.

— Кого арестовать?  Вы из милиции или  прокуратуры? — всполошилась девушка, зардевшись румянцем.

— Я пошутил, деточка-конфеточка,— ласково произнес Савелий Игнатьевич с вожделением глядя  на красавицу.— Умеет  старый  пройдоха, кадры подбирать. Как зовут тебя, ангелочек?       

— Альбина. Я здесь всего месяц работаю,— ответила она и трогательная улыбка  коснулась ее нежного, словно  персик, лица.

 — Альбиночка,  личико у тебя симпатичное, а как с фигурой? Встань-ка и пройдись, — велел Хлыстюк  и она не посмела ослушать. Встала из-за стола и прошлась перед  его взором. Стройная, изящная...

— Хорошая, прекрасна, —оценил он.  —  Могу предложить тебе  шикарную  работу топ-моделью в салоне красоты, будете по подиуму прелестными ножками топать, показывать модную одежду от знаменитых фирм. Подумайте, такой шнс редко выпадает?

Многозначительно улыбнувшись,  добавил.— Очень денежная работа. Здесь возле старого ловеласа быстро истаскаешься и  зачахнешь, ав салоне расцветешь майской розой.

— Я  подумаю, но Парамон Кузьмич  меня не отпустит.

— Пусть только посмеет  не отпустить, было бы только твое  желание. Все в моих руках.До скорой встречи юное очарование. 

 Озадачив девушку,  они вышли из директорского офиса.            

— Ты ее любой ценой  перемани в наш  салон красоты. Она рождена для любви и ласки, а не канцелярской работы, — заметил босс.

— Савелий Игнатьевич,  так у нас  и так полный цветник, на любой вкус:  блондинки, брюнетки, шатенки, мулатки, метиски  и тонкие, и звонкие, изящные и пышные … перебор?

— Этот товар вор все времена в цене. Кого-нибудь из старых приевшихся выстави  по причине профнепригодности и вредного характера, а Альбину устрой с комфортом. Мое слово — закон!

Советник не стал перечить, лишь с досадой сообщил:

— Оплошность мы допустили, тактическую.

— Какую именно?

— Надо было тихо подъехать, без эскорта и сирены, — ответил  он.— Тогда бы  Парамон  от нас не ускользнул. Взяли бы тепленького. Ну, ничего, чем  бы дитя  не тешилось.

— Альбину у него обязательно забери,— велел Савелий Игнатьевич.— Красивая,  очаровательная девочка. Да поторопись пока ее старый хрыч в свою  постель не заволок. Споит, накачает ее наркотой  и пойдет девка по рукам. Обидно будет.

— У вас, Савелий Игнатьевич, на  женщин  глаз наметан,— улыбнулся Каморин. — Она мне и самому  приглянулась. Застенчивая, а значит   непорочная,  глаза редкие, малахитовые... Где-то отыскал  это сокровище?

— Да, не перевелись еще прекрасные создания,— повеселел чиновник. — Согревают  сердце. Без них бы жизнь померкла. Сколько нам еще судьбою  лет отпущено, одному Богу ведомо. Поэтому грешно себе отказывать в земных удовольствиях.  На том свете ничего не будет. Мрак,  прожорливые черви, небыль.

— Мрачные у вас мысли, Савелий Игнатьевич,—  передернул плечами советник.

— Жизнь — суровая  штука. Полна  всяких неожиданностей.

 

              16. «Позолоти  ручку, красавец…

 

Савелий Игнатьевич в сопровождении  свиты   вышел  из  павильона  крытого рынка и, не задерживаясь  у  прилавков, направились к авто.

— Позолоти ручку, красавец,— у ворот рынка  пристала к Хлыстюку молодая смуглая цыганка  в широкой  цветастой  юбке, веером колыхнувшей из-под овчинного  полушубка. Голову с черными  локонами волос  обрамлял  платок-паутинка. На изящной шее нить янтарных бус.

— Пошла прочь, зараза! Здесь тебе не табор!— прикрикнул на нее советник, оттеснив руками. Ему  помог Бакаев.

— Сам  ты зараза, холера тебя забери!— не осталась в долгу цыганка.

— Погоди. Игорь, пусть говорит. С ними ссориться опасно, могут наслать порчу, проклятие, —  босс остановился, словно под  воздействием  гипноза. “Чертовски красива эта цыганка — дитя степей и табора. Дикая, темпераментная, загадочная … Экзотика. Она могла бы  своим темпераментом оживить наш  «Шик & блеск ». Да буйный нрав и традиции  дикого племени не позволят ее соблазнить. Цыгане мстительны.”

—Позолоти руку, начальник, молодой и красивый,— повторила она, уловив откровенную заинтересованность в глазах  начальника.

—Танцевать и петь умеешь? — спросил он.

—Все умею, и петь, и танцевать, и особенно гадать, судьбу предсказывать,— улыбнулась она, околдовав черными агатовыми  глазами.— И любить тоже умею. Горячо и страстно.

— Это хорошо,  озорные мне нравятся, Земфира.

— Я — Жизель.

— Жизель?— удивился Савелий Игнатьевич.— А я грешным делом полагал, что если цыганка, то обязательно Земфира, как у Пушкина. А ты значит, Жизель, как в знаменитой опере.

— Опера, менты  мешают делать бизнес,— поняв его по своему, пожаловалась она. — Запрещают  торговать водкой и сигаретами, словно отару овец, гонят  с рынка.  Прикажи, чтобы не мешали бизнесу.

— Дети  у тебя есть?

— Нет, молодая я,  пятнадцать годков.

— Пятнадцать? Да, ты готовая невеста,— подивился Хлыстюк  и подумал, что если удастся  сманить в «Шик & блеск», то  пусть цыганские романсы поет  и  танцует, как в давние времена.

— Начальник, не скупись,— подала голос Жизель.— Я знаю, ты богатый человек. Дай руку, всю  правду расскажу.

Он  невольно протянул левую руку. Она своими тонкими пальцами обратила ее ладони вверх. Долго изучала линии, беззвучно шевеля губами и прожигая черными зрачками.

— Ну, что там, колдунья? Говори, не томи душу, — вздохнул  нетерпеливо  Савелий Игнатьевич.

— Положи деньгу,— велела  смуглянка.

— Губа не дура! — ухмыльнулся он и взглянул на советника.— Подай  ей доллар или евро.

— Нет, свою  деньгу, — возразила гадалка.— Так надо, чужие деньги правду  не откроют.

Савелий Игнатьевич отыскал однодолларовую  купюру и отдал Жизели. Она ловко выдернула из его  головы несколько волосинок и завернула в купюру. Уставилась в нее загадочным  взглядом.

—Чем порадуешь, черноглазая бестия? Что ты видишь? — решил покуражиться Хлыстюк, а Зельц усердно щелкал  фотоаппаратом.

— Черную, как сажа,  ауру и тяжелую карму, — не моргнув глазом, ответила цыганка.

— С чего бы это черная, ведь я светлый, почти блондин?

— Грехи за  тобой водятся.

— Ха-ха-ха, ты мне скажи, за кем нет грехов? Если насчет секса, то кто из нас не грешен? Бабы подо мной кричали, визжали и стонали от удовольствия, — признался он, явно флиртуя,  скользнул цепким взглядом по ее смуглой упругой груди, выпирающей из-под ярко-желтой  кофты, тонкой талии и округлым бедрам за многослойным веером разноцветных широких юбок. — Поди,  уже успела попробовать «райское яблочко»?

И в тот же миг почувствовал на себе ее магический и жгучий взгляд агатово-черных зрачков. Каморин  заржал, оскалив  крупные зубы, а другие участники свиты рассмеялись, выразив солидарность с хозяином.

 «Неплохо было бы с этой горячей кобылкой позабавиться в сауне, — подумал  Савелий Игнатьевич. — В моей коллекции такой экзотики,  чуда природы еще нет. В ней таится какая-то неведомая  загадка и сила, влекущие чары сладострастия».

— Среди  баб были и  те, которых ты грубо насиловал. За тобой тянутся кровавые дела, — Жизель оборвала его похотливые мечтания. — Многих ты за свою жизнь обидел…

— Что ты  плетешь, ведьма?! — разозлился  Хлыстюк.

— Порча  на тебе. Кто-то проклял тебя и весь твой род. Загинешь от несчастного случая или смертельной болезни.

От такого прогноза у него отвисла нижняя челюсть. Но собравшись с духом, ответил:

— Типун тебе на язык. Если ты такая мудрая, то сними эту порчу.

— Пятьсот долларов за сеанс.

— Кукиш тебе с маком, — ловко свернул он фигу, сверкнув крупным перстнем с огненно-красным рубином.

— Вспомнишь, да будет поздно. Жизнь дороже любых денег. От смерти ничем не откупишься, — укоризненно покачала головой ворожея.

— Не дождетесь! — с гневом воскликнул Хлыстюк и велел. — Каморин, срочно свяжись с дежурным по УВД. Пусть вышлют наряд милиции и арестуют эту мошенницу суток на пятнадцать, чтобы прикусила свой острый язычок. А деньги и другие ценные вещи конфискуют.

— Эх, не жилец ты, не жилец, — словно заклинание прошептала  смуглянка, прячась за спинами соплеменников.

— Не серчай, начальник, отмени свой приказ. Нельзя Жизель трогать, она дочь цыганского барона, — подступила к нему старая седовласая  цыганка. — Правду тебе сказала, смерть по пятам  ходит.

— Не знаю никаких баронов. В городе один хозяин — я!

 —Ждет  тебя  дальняя дорога, —вновь подала голос Жизель.

— Ох, и удивила, так и я гадать умею,— рассмеялся он. — Хоть и не цыган, но тоже кочую..Эх, старость  меня дома не застанет, я в дороге, я в пути...Скажи-ка,  куда, в какой город командировка? В Киев, Москву, а может в Лондон или Париж? Вот тогда поверю в твое волшебство.

Так  в какой город? Может, вместе  и отправимся, ты веселая, с тобой не скучно будет. Только одно мое слово  и  цыганский барон тебя отпустит на все четыре стороны. Я ему за тебя богатый калым дам.

— Не поеду я с тобой в эту командировку, — твердо заявила она. — И не смейся, начальник, от судьбы не уйдешь и не откупишься. Она свыше дана  и человеку неподвластна.

— От какой судьбы? Не темни. Когда командировка?

— Я тебе не скажу, ты злой человек, — попыталась  она спрятаться в обступившей  их толпе.

— Погоди,— схватил ее за руку Хлыстюк.— Этот номер не пройдет. Меня еще никто вокруг пальца не обводил и у тебя не получится. Говори, в какой город командировка?         

Привлеченная шумом толпа все увеличивалась. Рядом щебетали цыганки с малолетними детьми.

— Скажи ему сама Жизель,— велела старая  цыганка.

— Ждет тебя начальник, дальняя дорога, — произнесла с тоской в голосе  юная  гадалка.

— Это я уже слыхал. Кроме дорог и гадания придумай что-нибудь оригинальнее. Ведь у каждого своя дорога, — перебил он. — Ты пургу не гони, а скажи конкретно.

— Оттуда нет возврата,— обожгла она  чернью  зрачков.

— Как это нет возврата? — опешил Савелий Игнатьевич, словно его ударили обухом по голове. — Меня что, на повышение заберут? Чувствую, что достоин, давно мечтаю поработать в Киеве, нардепом в парламенте или  министром в правительстве.

Обвел  затуманенным взглядом враз притихшую  толпу и  вдруг его осенила  страшная догадка:

— Как это нет  возврата? Мне что ль теперь гроб и венки готовить? Значит дорога на кладбище?

— Как хочешь, так и понимай,—  почувствовав на себе угрожающий взгляд мужчины, Жизель  опять спряталась за спины своих соплеменниц.

— Что ты накаркала, ведьма! — взорвался Савелий  Игнатьевич.— Это мне нет возврата? Не дождетесь! Я  ваш  цыганский бизнес  вместе с конями и кибитками пущу по ветру. А то вконец обнаглели, скоро своим лошадям  золотые зубы ставить будете. Развелось гадалок, как блох, настроение отравили.

Лицо побагровело, глаза холодные и злые,  пальцы сжались в кулаки. Он  искал взглядом Жизель, но ее и след простыл.

 —Чушь собачья, — подал голос  Бакаев,  оттесняя  ромов.

— Конечно, чушь,— отозвался Хлыстюк,   осознавая, что  проклятие, как и добрыое пожелание, способны материализоваться. Ему вдруг стало не по себе, ноющая  боль проникла в сердце. 

 —Не сердись,  начальник,— глуховато проговорила  старая с землистым цветом лица цыганка.— Она  правду сказала.  Многих ты обидел, но цыган не обижай. Мы мирные люди, горя никому не причиняем,  живем, как можем, не  нарушаем своих древних традиции и  обычаев  и не тебе нас судить. Жизель не  тронь,  барон  обид  никому не прощает.

— Пусть  своему  барону лапшу на уши  вешает, — огрызнулся Хлыстюк и обернулся к советнику.— Вызвал наряд  милиции?

— Да, минут через десять будут на месте.

— Пусть разгонят этот  табор.

— Будет сделано.

 — Отпусти Жизель, иначе  нашлем проклятие на весь твой род, — окружив его со всех сторон, загалдели цыгане. В их глазах и в словах  было столько гнева, а в движениях экспрессии, что Хлыстюк, ощутив на спине холодный пот и угрозу, дрогнул, побледнел.

— Игорь, отбой. Черт с ними, от греха подальше. Ни с руки и не к лицу мне воевать с этим диким племенем.

 По  цыганкой толпе прокатилась волна торжествующего оживления.

— Шеф, не берите бред сивой кобылы  близко к сердцу. Не следовало с ней связываться,— вздохнул советник.— А насчет дальней дороги, откуда нет возврата, так это сущая ерунда. У вас надежная охрана и мы не позволим  никому даже руки поднять, так ведь Руслан?

— Конечно, за шефа я готов пожертвовать здоровьем и жизнь положить! — с пафосом заверил Бакаев.

— Меня однажды в юности  цыганка обманула на три рубля, так я теперь  стараюсь  их десятой  дорогой  обходить. Они,  что взбредет в голову, то  наговорят, язык  ведь без костей, только бы деньги выманить. Умыкнула доллар, глазом не моргнув.

— В этой Жизели, что-то не от мира сего,— сказал, несколько успокоившись,  Хлыстюк.— Какая-то магическая сила. Ты видел ее глаза, большие, черные, насквозь  пронизывают. Я хотел пройти мимо, но она своим взглядом, словно спутала по рукам и ногам. Ты все же, Игорь, поближе с  ней  познакомься. Может,  удастся выведать от кого исходит угроза. Слышал  старуха брякнула, что смерть по пятам за мной  следует. Кому-то я здорово насолил? Эх, неблагодарные твари.

— Будет сделано, Савелий Игнатьевич, — ответил Каморин, вместе с Бакаевым внимательно наблюдая  за прохожими.

“Похоже теперь не придется к бабке Марфе  ехать,— с щемящим холодком в сердце подумал  хозяин. — Цыганка, шельма на долгое время настроение отравила.  Черт меня  дернул  судьбу испытать, узнать, что ждет впереди? Лучше впредь не загадывать ”.

— Интересная  экскурсия получилась,— заметил он с огорчением.

— Парамоша, гнида,  все карты спутал, но я его взнуздаю и взгрею,— пообещал Игорь Глебович,  переложив вину за скандальное происшествие на директора рынка.

— Как  там Гвоздев, борец с коррупцией поживает?— сменил тему разговора босс. — Наверное, до сих пор не понял, что лучший способ борьбы состоит в том, чтобы возглавить коррупцию, также, как и мафию, которая бессмертна. А он  все еще норовит сбежать из профилактория?

— Нет, понравилось. Живет, как у Бога за пазухой. Трехразовое сытное  питание, дефицитные лекарства, заботливый уход,— ответил советник.— Попросил у меня газеты, так я ему  подсунул  со статьей  «Командировка  за “клубничкой ” или Ночные оргии столичного чиновника» Пусть наслаждается  на старости лет  и соображает, кто такой  Райков?

— И что  старик, не бузит?

— У него глаза на лоб полезли, когда увидел снимки. Несколько раз перечитывал. Теперь он, Савелий  Игнатьевич, не боец, кончился порох и запал,— заверил советник. — У деда  к печатному слову  крепкая вера. Оно действует на него магически. Поэтому можно считать, что мы его обезоружили, взяли в плен  с потрохами.

— Не боец, говоришь?

—Да, скис старик.

—Тогда гони его из профилактория в шею,—  велел хозяин. — Нечего зазря харчи  и дефицитные лекарства на него переводить. Мы ему добро, а он нам дулю  в кармане. Из-за его жалобы сыр-бор разгорелся. Возомнит себе, что мы его шибко испугались и шантажировать станет.

— Теперь его оттуда калачом не выманишь, — улыбнулся Игорь Глебович.— Если рогом упрется, то переведем в  психдиспансер или домой доставим. Пусть в одиночестве и сдыхает, если из-за дурости  не желает понять, что  власть и сила за нами.

 — С психушкой не торопись. Подбрось ему идею,  — пусть на Райкова, развратника  и транжиру  жалобу  накатает и мы ее тиснем в газете, — подсказал  босс. — Надо своих вчерашних противников  превращать в союзников. У  деда Гвоздева авторитет, ветеран, орденоносец.  Пусть честно  отработает свой отдых в профилактории. Если заупрямится писать — предъявишь  счет за путевку.  Скажет, что нет денег, пригрози выселением из квартиры. Опиши тяжелую участь бомжей, лишившихся  жилья.

— Это вы  хорошо придумали,— одобрил Каморин.

На сей раз, тихо без рева сирены и фиолетового проблеска “маячка” кортеж  убыл из рынка.

Спустя  полчаса, неуловимый Парамон Кузьмич, лукаво подмигнув  очаровательной Альбине, появился в своем  директорском  офисе.

                         17. Предостережение Баулина

 

Весть об увольнении Райкова  подполковник  милиции Баулин воспринял с сочувствием.

— Конечно,  у тебя есть шанс  восстановиться через суд,— сказал Виктор Петрович после того, как Андрей  Захарович посвятил его в ситуацию. — Но судебная  тяжба потребует сил  и времени, затрат на адвокатов. Вообще с  иском торопиться не следует. Если в конечном итоге суд  признает  незаконность увольнения  и восстановит тебя на работе, то тебе выплатят за  вынужденные прогулы.

— Я хотел бы обойтись без судебного разбирательства,— признался приятель. — Страсти вокруг скандальной  публикации скоро улягутся, а суд вновь привлечет внимание прессы. Опять продолжат полоскать белье и трепать мое  имя. А хуже всего, Яны Пунцовой.

— Что поделаешь, коль нашла коса  на камень, — посетовал Баулин. — На  всякий случай я мог бы  подыскать тебе место в нашей  системе.

— Конвоиром или надзирателем в  ИВС или  СИЗО? — мрачно пошутил Андрей Захарович.

— Там хватает  сотрудников, а вот работу я информационно – аналитическом отделе ты  бы,  наверняка,  осилил. Занятие для острого ума. Ведь даже невооруженным взглядом видно, что за годы независимости сформироваласьи окрепла дегенерация матерых мошенников-крохоборов. Капиталы первой десятки олигархов превышают годовой госбюджет страны. По сути, все госструктуры подконтрольны криминалитету. Для ликвидации этой антинародной,  порочной системы необходимо выявить ее наиболее уязвимые места, слабые звенья. Ты при своем аналитическом складе ума мог бы справиться с этой задачей. Помогал  бы моим ребятам выводить  мошенников на чистую  воду. Для следствия важная каждая, на  первый  взгляд, незначительная деталь, факт, их сопоставление,   анализ причин, обстоятельств и условий.

 —Да, цель благородная. Будь моя воля, то я бы всю бандитскую кодлу   выбросил бы на необитаемый остров.

—Это из области фантастики, — заметил Баулин.

—Спасибо, Виктор, за доверие, но борьба с преступностью не моя стихия, — отказался  Андрей Захарович.

— Напрасно.  Никто до конца не знает своих возможностей  и способностей.  Может  ты прирожденный сыщик, — произнес подполковник.— Ты ведь по сути, проверяя  жалобы и заявления, выявлял грубые нарушения  закона. И если мне  не изменяет память, то после дополнительных проверок  КРУ и налоговой инспекции,  отделом по борьбе с экономическими  преступлениями было возбуждено несколько уголовных дел. Кое-кто из твоих “крестников” до сих пор валит лес  и добывает камень  в карьере.

— Дела давно минувших дней,— поскромничал  Андрей и после паузы сообщил. — Я решил возвратиться на место происшествия и взять Хлыстюка  и Каморина за жабры. Чувствую, что они заправляют теневыми делами, иначе какой  им был резон  меня дискредитировать?

— Логично, но не советую  тебе испытывать судьбу, только навредишь себе и общему  делу.

— Что так? — насторожился Андрей  Захарович.

—Политическая ситуация еще  не  созрела,— ответил Баулин. —На некоторых руководителей хоть сейчас,  можно надеть наручники. Действуют на грани закона или преступая  его. Вот типичные из этих нарушений: сокрытие реальной прибыли  от  налогов, сомнительные валютно-финансовые  операции,  прокручивание бюджетных денег через коммерческие банки, незаконные льготные кредиты, 6артерные  сделки и прочее. А в сфере благотворительности  липовые  фирмы и концерны. Целый “букет” различных нарушений  при приватизации госсобственности. Идет жестокая борьба за передел собственности и сферы  влияния. Выстрелы, взрывы,  гибель банкиров, коммерсантов и влиятельных депутатов и  чиновников, криминальных авторитетов. Первопричина  — благоприятные для криминала  политические и экономические условия. Массовая безработица  и нищета подпитывают криминалитет молодыми кадрами.

— Почему блюстители закона спокойно на это взирают, не принимают оперативных действий? — упрекнул  Райков.

— Я не политик, а грубо говоря, мент,  человек подневольный, служивый, — признался офицер.—  И скажу тебе откровенно, что рыба сгниет с головы. При бездарном и алчном президенте, марионетке в руках олигархов – кукловодов, все органы власти поражены коррупцией. По этой эпидемии Украина уже не один год занимает ведущее место в мире. Пока олигархи и  их челядь не нажрутся досыта, а алчность не знает предела, большинство граждан будут  существовать на грани нищеты и выживания, страдая и раньше срока  уходя на погост. Необходим всеобщий протест народа, революция, но бархатная, бескровная, как в Грузии.

— Кто должен поднять народ? — оживился Андрей,  солидарный с его  суждениями.

— Политические лидеры, оппозиция. А у правоохранителей, которые по закону вне политики,  связаны руки. Но мы не бездействуем — накапливаем  оперативную информацию,  боремся с мелочевкой, хулиганами, мелкими  мошенниками, наркоманами. Как только поступит  команда сверху примемся и за акул  «бизнеса». Ты, Андрей, человек образованный, читаешь газеты, смотришь телевизор.

 Президент — гарант Конституции, депутаты, министры  все в  один  голос твердят о коррупции, крупных хищениях и финансовых аферах, поразивших высшие эшелоны  власти, гневно с  пеной у рта осуждают  эти пороки и призывают  решительно и бескомпромиссно бороться с этим злом. Но никто из них  не станет рубить сук, на котором удобно и уютно сидит, приумножая капиталы. Поэтому за  двадцать лет  ни одного громкого судебного процесса над  матерыми  казнокрадами. Ворон ворону глаз не выклюет и рука руку моет. Все  уходит  в  песок. Почему?

— Да, почему?

— Потому, что нет политической воли,  у президента нет желания ворошить  затхлое болото. Хотя он вроде и избран народом, что весьма сомнительно при  четко налаженной системе фальсификаций, но он  преданно служит интересам  жирующей кучки олигархов, поскольку и сам с домочадцами является таковым, без совести и чести, — ответил Баулин. — Каждый более- менее крупный казнокрад имеет влиятельных покровителей, своеобразное лобби,  будь то в парламенте, Кабинете министров  или  в администрации  президента,  присвоившей себе  огромные полномочия. И такая картина по всей вертикали и горизонтали ласти.          

— Да, странная ситуация.

— Ничего странного. Вот увидишь, как  за  год до очередных выборов, будь то президента  или  депутатов в парламент и органы местного самоуправления  с  трибун  набатом зазвучат  речи о борьбе с коррупцией и  организованной  преступностью.  И громче всех будут кричать  коррупционеры. Страницы газет,  теле-  и радиопередачи запестрят обилием компромата и разоблачений  против оппозиции и соперников. Бросят  не один камень в болото — пойдут круги, а потом , когда  трон занят и  депутатские мандаты разобраны,  наступит  тишь и благодать для власть предержащих до  очередных выборов. А уровень  жизни  большинства граждан год от года  ниже. Одни кричат: «Даешь реформы!»,  другие — «Будьмо!»  и пьют,  когда есть за что выпить.

Виктор Петрович перевел дыхание и интригующе спросил:

— Сейчас во власть знаешь, кто устремился, расталкивая  друг друга не только локтями, но и  стволами?

— Известное дело криминалитет, евреи-толстосумы.

— Не только они,— усмехнулся Баулин.— На  всех  парах прут амбициозные  персоны, маразматики, педерасты, шизофреники и их поводыри с ярко выраженной манией  величия и вождизма. Никто  из них не проходит тщательное медобследование. Поэтому личности с психическими  и сексуальными аномалиями  и сомнительной репутацией, благодаря демагогии и дармовому капиталу, обретают власть, используя ее себе и своим поводырям  во благо. В крымском парламенте второго созыва один из “голубых” даже  в президиуме заседал.

— Ты уверен? — усомнился  Райков.

— На сей счет информация  точная,— ответил  офицер.— И происходит это потому, что честные и порядочные люди, зная, что политика — грязное дело, стараются держаться от  нее подальше, поэтому зачастую депутатские мандаты достаются  демагогам, горлопанам. Их охотно поддерживают теневики, ибо такими зависимыми  избранниками затем легко манипулировать посредством  подкупа или шантажа.

— Скверная система,— вздохнул Андрей Захарович.— Следует разрушить эту  порочную практику, иначе преступность и коррупция, как ржавчина,  разъест опоры государства и оно превратиться в кланово-криминальное образование, подобное  недавнему режиму в Чечне.

— Оно уже превратилось  в криминальное нерестилище для бандитов. Трезвые не зашоренные политики обеспокоены ситуацией,— согласился  Баулин.— Я  тебе доверяю и уверен, что это останется  между нами. На координационном совете по борьбе с преступностью и коррупцией  принято решение о том, что наиболее авторитетные работники правоохранительных органов — милиции, службы безопасности и прокуратуры будут баллотироваться кандидатами в депутаты всех уровней советов. Таким способом,  мы потесним криминалитет, а если кто и пролезет в депутаты, то жизнь ему медом не покажется. О некоторых, в том числе и о Хлыстюке,  уже давно тюрьма плачет.

— Ты тоже намерен заняться политикой?— спросил Райков.

— Вполне возможно, хотя милиция вне политики. Но если поступит приказ, то он будет выполнен,— ответил Баулин. — А ты не торопи события, всему свое время. Плод еще не созрел.

— А мне кажется, что давно перезрел, уже второй срок безнаказанно злоупотребляет властью. Твоя информация обнадеживает,— заметил  Андрей Захарович.— Но ведь противники не дремлют. Они наращивают мускулатуру, увеличивают капитал, переводя его  на счета западных банков, обрастают полезными связями, обретают влиятельных  покровителей и, наконец, отмывают  капитал и легализуют сомнительный  бизнес. И  тогда их голыми руками не возьмешь, они становятся недосягаемы для местной продажной, как шлюха,  Фемиды.

— Здесь ты, конечно, прав. Политическая ситуация льет воду на их  мельницу,— согласился  подполковник.— Но  не падай духом, будет праздник и на нашей улице.

— Побыстрее бы, ведь скоро наступил предел человеческому  терпению. Стыдно за державу,  в которой одни, не мозоля рук,  жируют, раскатываясь  на “мерседесах”, а  другие роются в мусорных бачках и  контейнерах, воюя с  конкурентами  и оголодавшими бродячими собаками.

— Это позорное явление, — поддержал Виктор Петрович.

— Неужели Хлыстюк  такая крупная неуязвимая личность? — спросил  Райков.

— Не столько он сам, сколько его покровитель из окружения президента. А над тем покровителем другой итак по всей  вертикали власти. Поэтому, Андрей, тебе мой  дружеский совет — запасись терпением, не бросайся, сломя голову,  подобно   Дон  Кихоту,  в атаку на  ветряные мельницы. Жизнь, она  мудрее нас,  всему свой черед. Еще  не время. Придет час и займемся Хлыстом  и его компанией.

— Советуешь смириться, проглотить горькую пилюлю,— возразил Райков. — Пока  мы будем ждать благоприятной  политической ситуации, он сколотит крупный капитал и сбежит за бугор.

— У нас  договор с Интерполом.

— Там его трудно будет достать. Лучше на месте, с поличным. Так  кто у него покровитель в администрации, не глава ли?

— Прости, Андрей, но я  тебе и так много рассказал. Следственная тайна,— и дабы у приятеля не возникло обиды, пояснил.— Пойми меня правильно, утечка строго конфиденциальной информации может стоить жизни тем, кто занимается разработкой версии, проводит оперативные  мероприятия. Мы не сидим сложа руки, как может показаться, а  добываем  доказательства, что-то вроде досье  на тех, кто попал  в зону нашего внимания. Я  уверен, что нашим материалам будет дан “зеленый свет”, как только произойдет смена правящего ненавистного народу режима.

— Кстати, Виктор, мне прошлой ночью приснился странный, даже может быть вещий сон, — признался Райков. — Я бы не акцентировал на нем внимание, но он не выходит из головы. Возможно,  индукция, дедукция или интуиция тебе что-нибудь подскажут?

— Валяй, выкладывай свой сон, чтобы он поскорее вышел из твоей головы, — велел подполковник.

— Приснилось, что в солнечный полдень  оказался я  на лесной поляне с обилием крупной алой земляники, — начал рассказ Андрей Захарович. — Думаю себе, вот уж повезло, так повезло, такое изобилие. С азартом принялся собирать ягоды в пакет. Вдруг откуда-то, словно в сказке, появилась древняя костлявая старуха с большой плетенной корзиной. Я огорчился и подумал: «Сидела  бы себе на печи и жевала калачи в ожидании смерти, а ее черт принес сюда». 

Она, как будто прочитала мои мысли. Сердито зыркнула  на меня пустыми глазницами и стремительно, словно робот, заработала фалангами пальцев.  Не успел оглянуться, а на поляне, не то, что земляники, а даже листьев от нее не осталось. Хотел накричать на старуху, а ее и след простыл.  Исчезла так же внезапно, как и появилась. Чтобы это значило? Что тебе подсказывает аналитический ум и профессиональный опыт?

— Андрей, я не экстрасенс, не хиромант, — произнес Баулин. — Но однозначно, судя по ситуации, в которой ты оказался, тебе ничего хорошего не светит. А вот неприятности гарантированы..

— Сам кожей чувствую,  что наступила черная полоса. Моя благоверная спутница жизни, точно бы определила, что день грядущий мне готовит?  У нее на разные случаи жизни припасены сонники и другие книги по астрологии, мистике, эзотерике и прочим  явлениям параллельных миров. Но не стану же я  ее напрягать и посвящать в свои тревоги. Сразу заподозрит что-то неладное, хотя из статьи узнала о моей внебрачной связи. Не хочу, чтобы посредством  расшифровки сна поняла, что я не равнодушен к Яне. А ты оказался слабв астрологии и хиромантии,  конкретно, в деталях не раскрыл суть сна?

— Да, супругу лишний раз беспокоить не стоит. Если иметь в виду, что земляничка сродни «клубничке», то кто-то в ближайшие дни посягнет на твою жгучую пассию Яну., с которой ты прославился на весь Крым. Ну, что же, дурная слава, это тоже слава. Известность, популярность, рейтинг. Часто политики оборачивают ее в свою пользу. Те же восходящие и угасающие звезды Голливуда, шоу-бизнеса, если зрители о них начинают забывать, сознательно инсценируют скандалы, измены, бракоразводные процессы, только бы не сходить с экранов телевизоров, со страниц газет и журналов или сайтов Интернета.

— Я — не публичный, не тщеславный  человек. Мне такая слава ни к чему,  — вздохнул Райков. — Этот скандал с публикацией в прессе стоит мне крови и нервов, потери должности, осложнений в семейной жизни.

— Такова диалектика. За все в этой жизни, в том числе и за удовольствия, приходится платить. Чем ты намерен заняться?  — спросил Баулин. — Не частным ли сыском?  Помни, обида ослепляет, застит глаза и приводит к роковым ошибкам и поражениям. Поэтому будь осторожным и хладнокровным.

— Размышлениями о смысле жизни,— на полном серьезе  ответил Андрей Захарович.

— Философия — вещь  занятная,— заметил подполковник.— Я тоже иногда на досуге предаюсь  размышлениям и прихожу к выводу, что по большому счету  жизнь не имеет смысла. Ведь, чем занят человек? Удовлетворяет свои потребности в  пище, сексе, одежде и т.д., рождает себе подобных, стареет и, страдая от болезней,  умирает. Наше пребывание на земле лишь  короткий миг и неведомо кому, какой отпущен  срок. Сколько их провалилось в эту бездну: и бедных, и богатых, и дураков,  и гениев... и сколько еще провалится.  При этой мысли холодеет сердце. А люди суетятся, невольно или сознательно с умыслом укорачивают, а то и  лишают других  жизни.

— Пессимист  ты, Виктор Петрович. Жизнь, действительно не имеет смысла, если человек уподобился животному, если им не движет  высокая  и благородная цель.

— Какая цель? Власть, слава, богатства?! Все это с последним ударом сердца превратится в  пепел,— с  раздражением парировал  Баулин.

— Кроме власти, славы  и богатства есть и другие, духовные ценности, — не уступал  Андрей Захарович. — Познание  природы, общение с интересными  людьми, любовь, дружба, что само по себе великое благо. Моральное удовлетворение от реализации личности в искусстве,  политике и  науке и других сферах деятельности. Стремление сделать общество справедливым, благополучным  и красивым, а жизнь людей солнечной. А у таких, как Хлыстюк,  Каморин  и им подобных,  одна цель — золотой телец. Личное обогащение любой  ценой, за счет преступлений, страданий народа.

— Тебе следовало родиться  поэтом, — примирительно улыбнулся подполковник. — Но, увы, в  нынешнем обществе слишком много пороков. Власть и капитал  замешаны  на крови, обмане, стяжательстве. Вот и с тобой обошлись подлым  способом. Повремени ввязываться в эту опасную игру. Они не остановятся ни перед каким преступлением. Я не  хочу, чтобы тебя или твою семью постигло несчастье... Придет время,  сами разберемся с Хлыстом,  Рвачем и другими бандитами.

— Ты моей Инне пока ни слова  об увольнении, — попросил Андрей. — Сам я ей скажу, что взял отпуск на пару недель съезжу  к брату в  Питер, развеюсь.

— Верное решение, одобряю,  — поднялся из-за стола Баулин.— А криминалитетом   займемся мы — профессионалы. Будешь в Питере, загляни в Эрмитаж, побывай в Мариинском театре. Живопись и театр облагораживают человека, залечивают  душевные раны. А уж серой  прозой  жизни, борьбой о криминалитетом  позволь заняться профессионалам. Такая  наша горькая планида. Приятного тебе отдыха на берегах Невы.

Обменявшись крепким рукопожатием, они расстались

 

                                  18. Встреча  с  Яной

 

По прибытию на  вокзал Райков  первым делом позвонить Пунцовой. Еще находясь в дороге, он пришел к мысли, что остановка в гостинице была бы для  него слишком рискованной. Его появление в городе (администратор, наверняка, предупреждена) для Хлыстюка и Каморина сразу же стало бы известно. Знакомых, кто бы его приютил на недельку-другую  у  Андрея не было. “Сниму  уютную комнатушку  у какой-нибудь старушки в пригороде и  Яна мне в  этом поможет”,— решил  он.

В утепленной джинсовой  куртке со спортивной сумкой через плечо он  походил на запоздалого туриста-одиночку. Лишь фанаты в  позднюю осеннюю пору отваживаются  путешествовать. Дождь,  холодный  норд-ост для них не преграда. Одержимость сквозила  в суровом  облике Райкова.  В нем трудно было бы распознать степенного  бывшего чиновника. Он подошел к телефон-автомату, набрал номер.

— Яночка родная, это я, — откликнулся Андрей  на знакомый девичий голос и она узнала его.

— Андрюша, как хорошо, что ты меня застал дома, — обрадовалась она.— Я  собралась  к подруге... Теперь никаких подруг, ты мой лучший гость. Где ты сейчас?

— На автовокзале.

— Оставайся на месте, я  встречу,— велела она с трепетом в голосе. “А надо ли Яну посвящать в свои планы?— размышлял он.— Без помощницы, хорошо знающей город. но обойтись. Можно ли ей довериться? Если она, действительно,  ушла из салона «Шик & блеск», то ничем больше  Игорю Глебовичу  не обязана. Но все же надо быть предельно осторожным и осмотрительным.”

Райков  вышел из здания  автовокзала. Сгустившиеся  сумерки, изморось, ртутью  блестящий в бликах фонарей асфальт. «Икарусы»,  «ЛАЗы» и автобусы «Азия», мокнущие у пассажирских платформ. Под небольшим навесом  у киосков  он  увидел  цветочницу. В пластмассовом ведерке белые хризантемы, красные и розовые гвоздики.

  “Негоже красивую  девушку  встречать с голыми руками,”— подумал он и, подойдя к цветочнице, попросил:

— Будьте  добры, три хризантемы.

— Выбирайте сами, — обрадовалась женщина, поскольку спрос был вялый. Андрей  выбрал три пышные хрупко-белые  хризантемы и  женщина бережно завернула их в хрустящий целлофан.

— На счастье! — пожелала она,  приняв  из его рук деньги. Он остановился у платформы, откуда отправлялись оранжевые автобусы городских маршрутов. Цветы притягивали взгляды, вызывали улыбки на женских лицах. Пунцову он проглядел. Она тихо подошла сзади и привстав, закрыла его глаза теплыми  ладонями.

—Яна-а, — угадал он, не ожидая от нее такого озорства. Со стороны эта сцена выглядела, как трогательная встреча отца с любимой  дочерью. Он  хотел ее пожурить, но оттаял, встретившись с ее сияющими зеленовато-бирюзоывми глазами. Милое,  прекрасное создание.

— Шалунья, это тебе, — преподнес  хризантемы.

— Мне-е? — удивилась она. — Мне целую вечность  никто не дарил цветов. Разную там  косметику,  духи, колготки, трусики, блузки …

— Яна, извини, что я тебя  побеспокоил, — тихо произнес Райков. — Ты  единственная,  кого  я знаю  в этом городе. Мне надо устроиться  на ночлег, снять комнату.  Может у  кого-то  из твоих  знакомых или  подруг есть на  примете жилье?

— Есть, — загадочно улыбнулась она. — Только подруге тебя отдавать слишком рискованно.

— Тогда кто? — спросил Андрей, готовясь услышать адрес, условия хозяйки жилья.

— Я, — прошептала  она таинственно.— Только не отказывайся,  а то обижусь. Я с мамой живу в двухкомнатной квартире, места хватит.  А подруги  обойдутся, ты очень привлекательный мужчина. Будешь жить у нас, сэкономишь деньги.

— Шут с ними, с деньгами... Неловко как-то?— засомневался Райков.— Твоя мама, наверное, в  курсе того, что с нами произошло и поэтому мое появление не вызовет у нее восторга?

— Да, в курсе. У меня от нее секретов нет.

— Наверное,  осуждает  меня, на  порог не пустит? Ославил дочку...

— Не волнуйся. Моя мама без комплексов, — ответила Яна.—  К этой истории она  отнеслась спокойно, с  пониманием. Жизнь надо принимать такой, как  она есть.

— Я вас стесню, создам неудобства, дискомфорт? — искал  причины своей  неуверенности Андрей Захарович.

— Не стеснишь, — возразила  она.— Мы с тобой, почитай, теперь кровная  родня. Нам с мамой веселее будет, мужчина в доме.

— Если так, то я согласен.

— Вот и прекрасно,—  она взяла его под руку.

— Как величают  твою маму?

— Людмила Гавриловна.

— Она знает о моем приезде?

— Да, я ее успела  предупредить.

— Как она отреагировала?

— Нормально, Андрюша, не возражала,— улыбнулась Пунцова. — Ты  мой желанный гость. Я так тебя ждала,  столько ночей не спала, собиралась  сама к тебе приехать, но не отважилась. Думала, что ты на меня очень сердит.

Ее глаза излучали  нежность. В знак благодарности  он легонько сжал ее тонкие пальцы.

— А что с твоим отцом? Ты мне о нем не говорила?

— Трагически  погиб.

— Прости, я  не знал.

— Он работал водителем,  спасая  пьяного пешехода, сам  погиб. Я его почти не  помню,  мне  было тогда  два года от роду, — призналась  она с грустью  в голосе.

— Хорош  я  буду гость с пустыми руками. Так не годится в наше суровое время,  — пожурил себя Райков. — Заглянем в магазин.

—Для тебя это не будет слишком накладно? Ведь ты, как и я, безработный,— предупредила Яна.

— Эх, Яночка, милое создание, деньги для того и существуют, чтобы их пускали в оборот, банально тратили. Я с ними легко расстаюсь, — весело произнес  он. — Получил отпускные  и расчетные. Поэтому на первый случай  вполне хватит,  а дальше загадывать не буду. Поживам - увидим, что мне  судьба уготовила?

— Нам, — поправила  она.

— Хорошо, нам, — согласился он и с иронией добавил.— Друзьям по несчастью.

— А я считаю, что по счастью, — промолвила она.— Очень  благодарна судьбе за то, что она  подарила  мне  встречу с тобой.

— Не возражаю.

В универсаме он купил две  бутылки — шампанское «Золотая балка» и  портвейн «Солнечная  долина», сыр, колбасу и торт.

— Чего недостает? — спросил он, глядя на бойких молодиц  и старушек, торгующих на площади перед витринами универсама цветами  и, не дождавшись ответа, поинтересовался.— Какие  цветы  нравятся  твоей матушке Людмиле Гавриловне?

— Розы. Это ее любимые цветы.

Яна  сама выбрала букет из трех бархатисто-пунцовых роз.

— Андрей,  у тебя  манеры аристократа, — польстила она.

— К этим манерам  еще бы счет в банке.

— Не в деньгах счастье.

— А в чем?

— В общении, в любви.

— В твоем ответе есть глубокий смысл, — согласил он, все же  волнуясь перед  встречей с  Людмилой  Гавриловной. Одно дело Яна с  ее  несколько ироничным взглядом на вещи и другое — ее мать с опытом и грузом прожитых лет. Позволит  ли она пожить несколько дней под одной крышей или любезно выставит за  дверь?Женщины часто алогичны, импульсивны в поступках.Надо быть  готовым к любому  варианту.

Вопреки его опасениям, Людмила Гавриловна оказалась столь же привлекательной женщиной, как и ее дочь. Она радушно встретила их у порога квартиры.

— Ой, зачем  вы... Это лишнее, — смущаясь, произнесла Пунцова, принимая из его рук букет. По ее милой улыбке и  сияющим глазам он  понял, что женщина довольна. Доброе лицо, слегка тронутые косметикой  ресницы и губы, теплый взгляд. “Ей лет сорок, не более,— подумал Райков. — Яна  ее  точная копия, унаследовала не только  облик,  но, наверное,  и черты характера. Если  так, то осложнений  в общении не предвидится».

—Розы  — мои любимые цветы,— с благодарностью  призналась женщина, ставя их в хрустальную вазу.— Вы,  Андрей  Захарович, располагайтесь.  Наверное, устали дороги? Мы сейчас с Яной вас накормим. Горячие  пельмени подоспели...

— Не суетись, мама, Андрей   со своими харчами,— сказала  дочка.

— Да, к сожалению,  сейчас так,— вздохнула  мать.— Идешь в гости — бери  паек  и на штрафную стопку за опоздание не рассчитывай.

— Ничего, Людмила Гавриловна, даст Бог, переживем смутные времена,— успокоил ее Райков и подал пакет с  продуктами.— Вот скромный провиант. И ради Бога, простите меня за неожиданное вторжение.

— Яна мне все рассказала. В том, что произошло, есть и ее вина, — ответила  Пунцова.— Не смущайтесь. Комфорта я  не гарантирую,  но, как говорится, в тесноте, но не в обиде. Яна сама уступила вам комнату.

— На комнату не претендую,  мне бы скромный уголок.

— Не отказывайся, Андрей, — вмешалась Яна. — Я  в  прихожей на кушетке устроюсь  удобно. А ты будешь  под  моей  надежной  охраной, чтобы никто не похитил.

Она  подмигнула, мол, соглашайся,  не прогадаешь.

— Людмила Гавриловна, я оплачу, как положено,  — пообещал он.— Можно  было бы остановиться в гостинице и не стеснять вас, но, понимаете,  обстоятельства вынуждают.

— Да, обстоятельства, порой бывает сильнее  нас. Рок судьбы,— вздохнула она. — Вы  наш  гость и поэтому об оплате  ни слова, а то обидимся.  Правда, дочка?

— Конечно, обидимся,— изобразила на лице печаль Яна.

—Гость, так гость,— улыбнулся  Райков. — Но учтите, милые женщины,  нахлебником я быть не собираюсь.

Людмила Гавриловна и Яна быстро собрали на стол, застелив белой  праздничной скатертью с вышитыми цветами. В мисках горячие со сметаной  пельмени, на блюдечках сыр, колбаса, лимон, в вазе —  краснобокие яблоки и оранжевые апельсины.

— Простите  за скромный ужин,— посетовала  хозяйка, жестом руки пригласив гостя к столу.

—Во всем должна быть умеренность, надо смирять чревоугодие,—заметил гость.  Откупорил шампанское и разлил по фужерам.

— Мир  вашему дому! — провозгласил он тост. Пельмени были домашние, вкусные, а не  серые и слипшиеся, как в пакетах кулинарии местных коммерсантов-бракоделов.

— Сами стряпали?

— Да, — смутилась Людмила Гавриловна, не зная чего ожидать,  похвалы или замечания?

— Вкусные пельмени, — похвалил он.

— Мама мастерица по этой части, — сообщила  дочка и призналась.— А я с тестом  не  люблю возиться.

— Замуж выйдешь и  полюбишь,— сказала мать.

— Мне бы такого надежного мужа, как Андрей,  — не замешкалась с ответом девушка.

— Опоздала  дочка. Ты же сама говорила, что Андрей Захарович  женат, человек семейный...

— Это не помеха. Можно  жить и в гражданском  браке. Сейчас это очень популярно.

— Яна, ты меня удивляешь,— укорила ее Пунцова.— Вот она  нынешняя  молодежь. Гражданский брак, свободная любовь...

— Мама, я взрослая женщина и знаю, что говорю.

— Ладно, будь по-твоему и оставим эту тему,— согласилась мать  и,  слегка захмелев, посочувствовала Райкову.— Вам трудно будет добиться справедливости. Хлыстюк  несокрушим. Он  многих здесь держит в страхе. Говорят у него в столице на высоком уровне большая поддержка. Чиновники снюхались, большие деньги из бюджета сюда на периферию переводят  на разные прожекты и больше половины из них похищают. В Киеве это делать опасно, поскольку много глаз и оппозиция не дремлет, а здесь вольготно отмывать криминальный капитал.

— Людмила Гавриловна, вы проницательны. Как вы догадались, что я добиваюсь справедливости?

— Другой причины для приезда в город у вас нет. Лучше вам  не растрачивать силы и  нервы. Ведь искалечить могут или того хуже…

— Нет, стоит!— твердо ответил он.— Из-за нашей  пассивности и разобщенности, как раз и процветает Хлыстюк  и ему подобные. Я перестану себя уважать, если  не выведу этого матерого ворюгу  на чистую воду, не заставлю за все ответить.

— Один в поле не воин,—  с грустью напомнила женщина.

— А я не один, Яна  со мной и  еще десятка два обиженных найдется. Дошли до предела терпения, дальше некуда.

Выпили шампанское и полбутылки портвейна. На  десерт — торт и ароматный кофе.

— Господи, как хорошо! — призналась хозяйка. — Мы без настоящего мужчины  совсем одичали.  Порядочные  все заняты, а от алкоголиков  жди они неприятности. Потому никого не пускаем в свой шатер. Яна еще успеет шишек набить. Дай Бог  ей умного заботливого мужа. А моя песня, пожалуй,  уже спета,  осталось дождаться внуков.

— Вы себя недооцениваете, — возразил Райков. — С вашим умом и внешними данными,  кому угодно можно голову вскружить. Излишняя скромность  часто  вредит человеку, тем более женщине.

— Вы мне льстите, Андрей  Захарович.

— Ни в коем разе. Могли бы обратиться в службу знакомств.

— Я ей тоже советовала, — поддержала  дочка.— Но мама — однолюбка, не может забыть  папу. Он бы ей простил второй брак.

— Будет обо мне,— свернула  тему  разговора  Пунцова.— Хорошо, что вы  приехали. Яна себе места не находила, маялась и страдала. Чем вы ее сумели приворожить к себе?    

— Он очень добрый, — ответила Яна.

— Одной доброты недостаточно,—  снисходительно улыбнулась мать,  заметив смущение  на лице гостя и чтобы разрядить неловкость, помогла ему вопросом.— Вы устали, может,  отдохнете, а то мы готовы до утра  судачить, язык  ведь без костей?

— Да, — ответил он  охотно.— Дорога была утомительной . Спасибо за хлеб, за соль.

—Яна, приготовь постель,— велела она дочери и когда та вышла  в соседнюю комнату, попросила. — Вы ее простите,  неразумную ... Втянула вас в  скандальную  историю. Заманили ее в этот «Шик  & блеск», будь он неладен. Вовремя одумалась и сбежала оттуда. Вы с  ней, пожалуйста,  построже. Очень уж Яна  доверчивая. Не достало  ей в детстве отцовской ласки и заботы, вот и влечет ее к мужчинам.

— Не волнуйтесь, Людмила Гавриловна. У вас замечательная дочь. Дети, особенно девушки, сейчас взрослеют гораздо раньше, чем прежде, поэтому с  этим  явлением надо смириться, видеть в них  равных  себе.

— Андрей! — послышался  Янин голос.— Постель готова.

— Спокойной ночи,— пожелал он  Пунцовой и вошел в спальную. Яна изящным  жестом  указала на разложенный и аккуратно застеленный белоснежной простыней диван-кровать.

— Зачем две подушки? Одной достаточно, — улыбнулся он.

—Пригодятся,— с азартным блеском в зрачках она привстала и пылко поцеловал его в губы. И тут же выпорхнула из комнаты.     Несмотря на усталость, Райков не  мог заснуть. Было уже за полночь. Он прислушивался  к ровному ходу настенных часов. Его одолевали мысли.

«Надо обязательно встретиться с людьми, обиженными  чиновниками, чтобы получить неопровержимые доказательства преступной деятельности бюрократов. Сначала  следует  отыскать директора частной АЗС  пострадавшего Дежкина,— раздумывал  Андрей Захарович.—Узнать  все злачные места, где бывают Хлыстюк  и Каморин. Собрав достаточно доказательств и улик, можно будет возвратиться домой и уже оттуда с участием  Виктора  Баулина пойти в атаку».

 

                        19.  Награда  за  разлуку

 

Дверь тихонько отворилась  и он увидел в проеме девичий силуэт. Яна в легкой, прозрачной сорочке приблизилась к нему.

— Андрюша, ты не спишь? — спросила она,  наклонившись гибким телом и горячо дыша.

— Нет, бессонница одолела, — прошептал он.

— Я тоже не могу уснуть, зная, что ты совсем рядом,— обрадовалась она.— Очень за тобой скучала. Ты даже не представляешь, какая это пытка — ожидание. Столько ночей  металась в пустой постели.

Она присела на край дивана, прильнула к гостю  лицом. Он ощутил тонкий запах ее волос, горячий поцелуй на своих губах, жар прильнувшего тела  и понял, что не в силах устоять перед  страстью..

— Яна, родная, успокойся, я ведь в гостях, должен вести себя прилично.Неловко  как-то, что о нас подумает твоя матушка?

— Она спит, у нее крепкий сон,— уверенно произнесла Яна.— Мама, без предрассудков. Думаешь, она  не  догадалась, почему я решила ночевать в прихожей, почти рядом с тобой. Раньше я  была наивной девочкой, а теперь  сама решаю,   с  кем  спать? Жизнь и  так  слишком коротка, поэтому глупо  себе отказывать  в удовольствиях. На  этой грешной земле не так уж много радости. Пожалей, приласкай свою половинку.

— Ты рассуждаешь, как умудренный горьким опытом человек,— усмехнулся он и продолжил.— Сексологи  утверждают, что женская  похотливость сильнее мужской.

В следующее мгновение  пожалел о сказанном. Почувствовал, как она отстранилась от него.

— Прости, я  не хотел тебя обидеть. Невольно вспомнилось, недавно  прочитал  заметку в эротическом журнале.

— Как ты так можешь? — упрекнула она.— Я все это время, страдая, мечтала о  встрече, об этом мгновении. Ты мне не безразличен.

— Яна,  ты мне тоже очень дорога, — признался Андрей.— Но все это так  неожиданно. Ты застала меня врасплох  в этой обстановке.

— Андрей,  ты скован неприятностями, поэтому я решила, что тебе будет  полезно снять стресс, отвлечься от проблем,— мягко пояснила она.— Женские  ласки,  нежность — лучшее лекарство от стрессов и депрессии. Или твои чувства ко мне  охладели? Тогда прямо скажи.

— Яна, я помню блаженство, которым ты меня одарила.

— Ты хочешь, чтобы все повторилось?

— Конечно, за исключением видеосъемки.

— Будь спокоен, здесь мы в безопасности. Я тогда не знала, что нам устроили  ловушку.

— Сам  виноват, обязан был предвидеть, — сказал Райков.

«Правильно ли я поступаю, пользуясь ее искренностью и доверчивостью?— терзали  его угрызения совести.— Не в силах преодолеть силу соблазна, сладкого искушения.Если я ее сейчас оттолкну, то она посчитает себя оскорбленной и тогда придется  подыскать себе другое жилье».

Его плоть  и страсть давно требовали разрядки. А будь, что  будет,  глупо  заниматься  самоедством, когда рядом такое  прелестное,  жаждущее любви создание.А  память цепко держала сладостные ощущения первой восхитительной  ночи с Яной и он  покорно  отдался во власть своих и ее  непреодолимых желаний.

—Если ты не настроен, то я уйду?— напомнила она о себе.

—Теперь я тебя никуда не отпущу,— он обнял ее рукой за тонкую талию и властно  уложил  на постель. Она распахнула сорочку и он с восхищением прижался  губами к  жасминовой коже ее груди.

— Яна, Яна, Яночка,— шептал он горячо и она,  смежив в сладком упоении длинные  ресницы, с радостью внимала его ласковым словам.

— Так в  пылу  страсти мы можем зачать ребенка,— сказал он, когда они разомкнули жаркие объятия.

— Дети — цветы жизни, — улыбнулась она.

— Когда они желанны,— заметил  Андрей. — А нынче они при проблемах выживания — большая роскошь.

—От любимого мужчины ребенок всегда желанный.

— И ты  решила меня осчастливить? — насторожился он.           

— На все божья воля,  —  ответила Яна.

— Ты правильно  сделала,  что ушла из  будуара.

— Эта строптивость для меня могла плохо кончится,— призналась она.— Мое счастье,  что я встретила тебя и вовремя хватилась. Поняла, что собой представляет  «Шик  & блеск». Всего три дня там и пробыла. Хватило ума не польститься на доллары и  не залезть в долги. Одна девушка Элла попыталась уйти, так  ей лицо  изуродовали, жалко смотреть.

— А эта старшая Оксана, надзирательница?

— Она в  больших долгах, как в шелках. Отрабатывает у Игоря Каморина вроде наложницы. Но  он ее иногда побаивается. Она может  выйти из  себя и тогда не попадайся под  руку.

— Оксана постоянно  работает в салоне?

— Не только в салоне. Однажды, находясь под хмелем, она похвасталась, что отмечала свой  день рождения в кампании с Хлыстюком  в роскошной вилле на  берегу моря. Это было нынешним  летом. Ее туда привез Каморин. Окcана очень понравилась хозяину. Она  может  пыль  в глаза  пустить  и охотно осталась с ним  наедине. Сауна, море, оргии. После этого Оксану назначили старшей.

— Похоже на гарем. Яна, ты знаешь, где  находится эта вилла. Вдруг придется нанести визит.

— Да, знаю.

— Значит, ты  тоже  там побывала?— с ревностью  спросил он.

— Нет, — ответила она.— Но рано или поздно девушки,  претендующие на места  в салоне красоты проходят там «обкатку», «боевое крещение». Так  называется  ритуал знакомства  с хозяином. Претендентка, а  часто и несколько,  обслуживают его в любое время суток. Если выдержат  экзамен, то  оставляют  на службе. Неудачниц  под угрозой смерти заставляют молчать. Оксана рассказала мне, где  расположена  вилла.

— Я должен ее сфотографировать.

— Она охраняется его вооруженными людьми и собаками. Тебя и близко не подпустят.

— Что-нибудь придумаю.

— Андрюша, я  боюсь за тебя, — Яна доверчиво прижалась к  нему горячим  телом.

— Риск — благородное  дело,— улыбнулся он, обняв  ее рукой за теплые плечи, и  с удовлетворением спросил.— Значит я у тебя был единственным клиентом?

— Единственным  и неповторимым,— ответила она и призналась. — Меня ведь тоже собирались отвезти на виллу, но я вовремя сбежала. После  встречи с тобой поняла, что никто другой  мне не нужен. Мы рождены друг для друга.

— Спасибо за признание,— он бережно поцеловал ее в полуоткрытые  пылающие  губы.

— Яночка, но  ведь я женат, у меня дочь?

— Ну и пусть, я все равно буду тебя любить,— искренне прошептала она. — Ты  меня спас  от  падения. Меня могли посадить на иглу, превратить в безвольное  существо и, выжав, как лимон, выбросить на улицу. И тогда одна участь — панель.

— Не вижу своей заслуги,— возразил Райков. — Ты — сильная натура, как говорят,  девушка с характером. А жизнь — это борьба, слабых духом она  ломает.

Они еще долго нежились в постели, не в силах разомкнуть  объятия. Лишь утром  Яна по-кошачьи мягко, украдкой  вышла  в  прихожую  и крепко, смежив пушистые ресницы, заснула со счастливой улыбкой на слегка припухших от поцелуев губах.

 

                        20.  Сбор компромата на Хлыста

 

Отыскать Дежкина  Андрею Захаровичу не составило большого труда. Таксист — разбитной словоохотливый  парень,  повеселивший его анекдотами, доставил  по назначению на площадку частной АЗС.

— Подожди меня минут пять-десять,— попросил Райков и направился мимо  бензоколонок к окошечку, за которым находился оператор. Слегка наклонился и увидел симпатичную  блондинку с большими зеленовато-синими глазами. Замер на месте, девушка отложила в сторону книгу — детективы Чейза, приветливо улыбнулась.

— Да, вам не бензином торговать, а в остросюжетных кинофильмах следует  сниматься,— посоветовал он.

— А вы что, кинорежиссер? Предлагаете роль без кастинга?

— Пока что безработный, вольный казак, — вздохнул он  и увидел разочарование  на ее лице.

— Вот так один  предлагает в кино сниматься, другой — в шоу-бизнесе  топ-моделью, а как до дела,  то в кусты. Где они состоятельные мужчины, по  достоинству ценящие женскую  красоту? —  с тоской сказала она.

— Обращайтесь к поэтам и художникам. Прославят на века.

— Лучше к  банкирам  и коммерсантам, — поправила она и сухо спросила.— Вам что? Бензин, дизтопливо или масло? Только за наличный расчет, желательно валютой.

— Мне бы  хозяина, Дежкина.

— Зачем  он  вам, безработному, понадобился? — интерес вспыхнул в глазах блондинки.— Может,   устроиться  на АЗС хотите, так вакансий  нет. Я сама здесь по большому знакомству. До  меня  работала одна старая выдра, но у  ней обнаружилась аллергия на  бензин. Лицо, как у алкаша, покраснело и распухло.

— А  у вас нет аллергии?

— Я запахи горючего  духами нейтрализую, — с завидной  находчивостью  ответила девушка. — И все же,  кто вы такой и зачем вам Георгий Романович потребовался. Я помогу, отвечу на ваши вопросы?

Райков,  покоренный ее очарованием, хотел представиться и даже вручить свою визитку, но, вспомнив о цели своего визита, вовремя вспохватился. В этот момент на площадку въехал бензовоз. Дверца кабины открылась и с подножки спрыгнул среднего роста коренастый мужчина.

— Ваше дело, — обиделась блондинка.— Со мной многие мужчины познакомиться  не  прочь. У вас был шанс на успех, пеняйте  на себя.

— Какие проблемы, Клавдия Семеновна? — спросил он, с подозрением взглянув  на  незнакомца.

— Да вот безработный гражданин  без толку голову морочит. Заправиться не желает. Вы  ему зачем-то понадобились?

Она с равнодушием углубилась в чтение романа.

— Георгий Романович,  нам надо поговорить,— начал было Райков.

— Не здесь,— остановил его предприниматель и жестом  велел идти за собой  к бензовозу.

— Кто вы? — спросил владелец АЗС.

Андрей Захарович представился.

— Значит мы оба  пострадавшие,— произнес Дежкин.— Обстоятельства вынуждает быть предельно бдительным  и  осторожным. Вы с этой  чертовой куклой  не  шибко откровенничайте.

— С какой куклой?

— С оператором Клавкой.

— Симпатичная девушка.

— Эту красотку мне на шею  Каморин  посадил,— сказал Георгия Романович.— Вынудил уволить сестру Ангелину и принять эту кралю, чтобы  все контролировала и ему докладывала. Что ни день, то недостача, наверное,  ворует выручку. Одно утешение, водители, особенно молодняк, шалея  от ее красоты, предпочитают мою АЗС. Едва  успеваю емкости заполнять. Нет худа без добра.

— Читал, что по факту хулиганского нападения на вас было возбуждено уголовное дело,— напомнил Райков. — Каков  результат, кто-нибудь найден и наказан?

— Следователь Авдеев, который вел дело, ушел на повышение, а его преемник не узрел  в происшествии состава преступления. В общем, спустили дело на тормозах,— хмуро ответил  Георгий Романович.

— Досадно, — посочувствовал Райков.

— Вас, какая  проблема привела?

—После публикации в газете, где меня обвинили во всех смертных грехах, я решил нанести контрудар. Собираю документы, компромат на  казнокрадов. Важны свидетельские показания людей, пострадавших от их произвола. Рассчитываю на вашу поддержку. Хочу,  чтобы  вы свели меня с надежными  людьми,—  доверчиво   поглядел на Георгия Романовича.

— Решили отомстить,— усмехнулся тот.— Хлыстюк и Каморин многим здесь насолили. Своим фирмам предоставляют различные льготы, а конкурентов душат налогами и поборами. Терпеть уже невыносимо. Я, пожалуй,  вас познакомлю с одним из обиженных.

— Не будем откладывать в долгий ящик,— воодушевился Райков.

— Мне ваша решительность импонирует,— улыбнулся Дежкин. Он вышел из-за бензовоза и  крикнул:

— Клавдия Семеновна, я — на нефтебазу!

— В строгости вы ее держите, словно пожилую даму величаете,— заметил Андрей Захарович.

— Должна чувствовать дистанцию. Ей  палец в рот не  клади — откусит,— выдал он  аргумент.— Красота, порой, обманчива. Вы ведь,  на  женской красоте  и прелестях погорели. Поэтому  лучше учиться на  чужих ошибках, чем на собственных.

Райков не  стал его разубеждать. Они  сели в «Волгу» и таксист вырулил  на  трассу в сторону города.

Офис и магазин  продовольственных товаров МЧП «Зодиак» находился на центральной улице .  В этот полуденный час Викентий Павлович оказался на месте. Дежкин  вошел в кабинет, а  Райков  остался в приемной в компании со скучающей секретаршей — пожилой с куцей  прической выцветших волос и утомленными глазами.

Она сидела за стандартным письменным  столом с телефоном и кипой  бумаг.  Не проронила ни слова и лишь после  того, как  раздался звонок, подняла на посетителя глаза:

— Вас приглашают.

Андрей Захарович вошел в небольшой скромный кабинет. Из-за  стола поднялся  долговязый  с длинной шеей мужчина. Изобразил на лице радушие, пожал руку и  указал на стул.

— Георгий Романович  рассказал  мне о цели  вашего приезда,— произнес  Зубач.— Я и  еще несколько  предпринимателей готовы  предоставить вам материалы на матерого вымогателя и его покровителя Хлыстюка. Со всех объектов коммерческой деятельности Игорь Глебович  ежемесячно  собирает по  триста – пятьсот  долларов в зависимости  от  суммы прибыли. А таких объектов в городе больше  сотни. Тех, кто сопротивляется  произволу  приводят в чувство, как например Дежкина, или изгоняют из города.  Я тайно веду записи, в  которых фиксирую дату и время передачи  валюты  Каморину,  серии и номера купюр. Он, как инкассатор с группой крутых парней  из  спортобщества «Геракл»  объезжает объекты. Все это под  ширмой благотворительности, милосердия и добровольных пожертвований инвалидам, ветеранам, детям …

— Вы пытались заявить в милицию, прокуратуру?

— Пустое дело, Андрей Захарович,  не будьте наивны,— усмехнулся Викентий Павлович.— Как только прознают, откуда жалоба, взорвут или подожгут офис  и магазин. Приходится до поры до времени терпеть поборы. Прибыли едва хватает на  покрытие убытков. Иногда хочется плюнуть на все. С одной стороны государству налоги плати, с другой — рэкет наседает.  Прессуют малый бизнес, совсем перкрыли кислород.

— Вы снимите для меня ксерокопии  своих записей, пригодятся в качестве улик,  — попросил Андрей Захарович.

—Хорошо, я  подготовлю. Только, упаси Господь, чтобы они не попали в чужие  руки,— предупредил Зубач.— Иначе не сносить  головы.

— Да, Каморин на все способен, — подтвердил Дежкин. 

—Тайну  гарантирую, — пообещал Андрей  и спросил у Зубача.— Вы знаете, где находится вилла Хлыстюка?  Там они обкатывают  девушек, поступающих  на службу в салон  «Шик  & блеск»?

— Гнездо разврата, притон. Да у него  есть вилла, но где она расположена меня не  интересовало. Зачем она вам?

— Хочу заснять на пленку.

— Наличием особняка,  виллы, фазенды и даже замка, сейчас никого не удивишь,— усмехнулся  Георгий Романович.— Ведь никого не интересует,  на какие средства они  построены?

Это прежде были ограничения, нормы относительно площади и мест строительства,  требовалась куча справок, накладных, где и за какую цену приобретены стройматериалы, сантехника и  прочее . А нынче одни в мусорных бачках роются и раньше  срока на кладбище  переселяются, а другие дворцы  возводят за награбленные средства.

—Все-таки я взгляну на его виллу,— решил Райков. Зубач взглянул на электронные  часы над входной дверью  — 12.33.

— Время обеда. Крепких  напитков не держу, но пивом  угостить могу,— предложил  Викентий  Павлович.

— А я собирался пригласить Андрея Захаровича в  знаменитую  “Реанимацию “,— улыбнулся Дежкин.

— В реанимацию, но я здоров? — удивился  Райков.— Нам  еще рановато в это заведение.

— Так рыбаки называют кафетерий “Коралл “, что  на Марате, — пояснил Георгий  Романович. —Там они после большого Бодуна восстанавливают здоровье, опохмеляются.

—Забавно,— Зубач поднялся из-за стола и открыл холодильник. Выставил  на стол три бутылки пива  «Золотой фазан» и на тарелке бутерброды с сыром и колбасой. Достал из стола три бокала и протер их салфеткой.

— Мария Федоровна, я занят, никого не впускать,  — велел он по микрофону секретарю.

— Я поняла, Викентий Павлович,— отозвалась женщина.          

— Прошу, чем богаты, тому и рады,— пригласил Зубач. Открыл одну из бутылок и налил пенистое пиво в бокалы. Райков  пригубил  приятно освежающий напиток.

— Что будем делать с Хлыстом? Может, пожалуемся  на него президенту? — предложил Дежкин.

— Дохлый номер. Уже писали и открыто, и анонимно в Администрацию президента, в Верховную Раду и Кабинет министров и никакой реакции, — сообщил Зубач. — Спускают эти жалобы в Симферополь, а оттуда в местные органы власти, где они попадают в руки Хлыстюка. Он выявляет жалобщиков и жестоко с ними расправляется. Бритоголовые качки калечат слишком активных бунтарей. Все они, начиная с президента, отмотавшего в колонии два срока,  и, кончая   мелкими клерками, лизоблюдами, одним миром мазаны. Ворон ворону глаз не выклюет.  Я пришел к выводу, что вся история Украины, и старая, и  особенно новая— это история  заговоров, скандалов и предательств. Это ярко проявилось в последние годы во всех эшелонах власти. Ради обогащения и роскоши  депутаты, чиновники продаются оптом и в розниц. независимо от цвета  партийных флагов. Надо действовать  своими силами и средствами, поднимать людей на митинги, пикеты и другие акции протеста.

— К сожалению, нам выпало жить в период негодяев и мародеров. Каждый человек  всего лишь один раз приходит на эту землю для честного труда и счастья.. А не для того, чтобы разного рода бандиты, аферисты, олигархи наживались на горбу работяг,— поддержал Зубача  Андрей Захарович.— Гнусно, когда полуграмотные бандиты заправляют страной, как собственной «малиной». И при этом цинично и нагло считают себя великими и выдающимися государственными  деятелями. Из-за своего убогого интеллекта не ведают насколько примитивны и смешны. Гнать их надо из дворцов и мягких кресел поганой метлой. Увы,  наш народ слишком терпелив и милосерден, но  плоды гнева  зреют, ведь терпению есть предел, социальная революция неизбежна.

— Вполне с вами солидарен,  — промолвил Дежкин. — но, пока созреют  плоды гнева, нам надо действовать, время не терпит. У Хлыстюка  есть «мохнатая рука» в Киеве, куда он отстегивает валюту, обирая горожан, предпринимателей. В этой стране, которая уже двадцать лет барахтается на месте, все продается и покупается. Президент, премьер, спикер, депутаты, чиновники, судьи ведут себя, словно небожители. Хотя на небеса не торопятся, предпочитают  созданный для них работягами рай на земле. Нещадно эксплуатируют дешевую рабочую силу, ресурсы страны, жируют на крови и поте трудового народа. .

— Следует  побольше нарыть компромата на  Хлыста, Каморина и других  бандюков, — предложил Дежкин. — Мэр совсем оборзел. В поселке Героевское прихватил в личную собтвенность пансионат «Черноморское», принадлежавший трудовому коллективу приборостроительного завода «Альбатрос», оборонному предприятию, где планировалось производство новейших приборов и оборудования для военно-морского флота. Но СССР развалили и завод обанкротился. Хлыст этим воспользовался и присвоил пансионат, стрижет валюту с курортников и туристов. По сути, не мозоля рук, на костях героев Эльтигенского десанта, сказочно  обогащается. Старшего сына, по которому давно плачет тюрьма, за мзду устроил начальником милиции Евпатории, но тот вскоре «погорел» на краже нескольких килограммов золота, конфискованного пограничниками в порту у контрабандистов.Для младшего сына из коммунальной собственности прихватил большое здание городской бани и отпрысок сдал его в аренду коммерческим структурам. Рядом возвел автобаню, то есть автомойку  и станцию технического обслуживания. Через это СТО в обязательном порядке проходит техосмотр весь транспорт, находящийся на учете в МРЭО. Большие деньги без налогообложения поступаюи на счета семьи Хлыста и его подельников.

   — Георгий Романович, спасибо за информацию. Если вам не сложно, то изложите ее на бумагу,  — попросил Райков.

— Зачем вам мой автограф? — насторожился Дежкин.

— Знакомый офицер служит в УБОП, то есть в управлении по борьбе с организованной преступностью. Изложенные вами факты его обязательно заинтересуют,                                          

— Насчет автобани мне известно, что собкор  парламентской газеты «Крымские известия» Вадим Гуков написал фельетон «Автобаня — иномаркам, ушат грязи — горожанам», — сообщил Зубач. — Так главный редактор, дорожа своим креслом, отказался напечатать. Мотивировал тем, что критические статьи в отношении депутатов Верховного Совета редакция не печатает, чтобы не подрывать авторитет власти и ее представителей. Такая вот лукавая свобода печати. Дело в том, что Хлыстюк, вопреки принципу о разделении власти на законодательную и исполнительную ветви, обзавелся мандатом депутата крымского парламента. Перед ним дилемма: мэр или депутат? Но не торпился с окончательным выбором.

— Своей помощнице, а посовместительству любовнице  Хлыст подарил двухэтажное  здание, старинный особняк в переулке Театральном,  вытурив из него сотрудников первого отдела милиции в помещение детского сада, — выдал на-гора Дежкин. — В общем хозяин-барин. Для него законы не писаны, что хочу, то и ворочу. Под себя гребет и о подельниках и лизоблюдах не забывает.

— Да, под себя он усердно гребет. А ведь после того, как за мошенничество  выперли  с должности заместителя директора завода «Альбатрос», так и не съехал с номера гостиницы этого предприятия, расположенной на набережной. Едва стал мэром, прихватил все трехэтажное здание площадью в несколько тысяч квадратных метров. Для расширения двора под предлогом обеспечения личной безопасности изгнал старожилов. Не обошлось без скандалов, но нет  на него управы. Если бы удалось получить сведения из Фонда коммунального имущества Керчи, то Хлыст его семейка и шайка-лейка окажутся владельцами и другой крупной недвижтмости и земельных участков  в  городе или у Берегов Черного и Азовского морей.

— Почему Савелий Игнатьевич ведет себя так нагло и грубо, как слон в посудной лавке? — ни к кому не обращаясь, воззвал Викентий  Павлович.

— Все его темные дела покрывают не только президент Янукович и премьер Азаров, депутаты и министры из Партии регионов, в которой он состоит, но и спикер крымского парламента Константинов, владелец строительной фирмы «Консоль Лтд», — сообщил Дежкин.

—За красивые глаза, что ли? — спросил Райков.

— Какие там глаза. По натуре Хлыст  хамло, наглый и алчный. Он проявил себя искусным коррупционером, специалистом по «теневым схемам» и «откатам», — произнес Зубач. — Обложив данью предпринимателей, коммерсантов на рынке, он возит в Киев валюту кейсами своим покровителям. Они его, как курицу, несущую золотые яйца, оберегают от уголовного преследования и наказания. Одно время с крымским спикером  Анатолием Гриценко и другими чиновниками он был « на ножах», не признавл субординацию и начальников над собой. Но весной 2010 года из-за конфликта с макеевским криминальным авторитетом Василием Джарты (погоняло Вася Бита)  Гриценко  его однопартийцами-регионалами был отправлен в отставку. Его преемником стал бизнесмен Владимир Константинов, а председателем Совета министров Василий Джарты. Хлыстюк им пришелся ко двору. Если сурового грека Васю Биту он патологически боялся, то с Констаниновым его связывает  общность бизнес-интересов.

— Интересно узнать, какие именно? — попросил  о подробностях Андрей Захарович.

— Осенью 2004 года, когда Янукович,  будучи премьер-министром, баллотировался в президенты, то для получения голосов жителей Керчи решили достроить, реконструеровать троллейбусное депо и сдать в эксплуатацию первую очередь троллейбусного сообщения от улицы Ворошилова до генерала Петрова, — произнес Викентий Павлович. — Из госбюджета на эти цели выделили 110 миллионов гривен, что превышала два годовых бюджета города. По тогдашнему курсу более 20 миллионов долларов США. Вот тогда и совпали политические и коммерчекие интересы Януковича, Константинова и Хлыстюка по распилу бюджетных средств. Без конкурса, тендера фирма «Консоль Лтд»  стала генподрядчиком  этого проекта.  Впоследствии за эту услугу  от фирмы, а точнее, ее владельца Контантинова Хлыстюк в качестве подарка, а по сути, крупной  взятки получил роскошный автомобиль «Volkswagen». Вскоре он его выгодно продал, так как предпочитал передвигаться на  авто «Opel» черного  цвета. Впоследствии за счет городского бюджета приобрел «Kraslеr» и тоже черного цвета.

Троица Янукович, Константинов, Хлыстюк и другие подельники на этой афере со строительством троллейбусного депо изрдно погрели руки, пополнили свои валютные счета. По оценкам экспертов, на «откаты» ушло более половины бюджетных денег. В течение короткого периода Константинов и Хлыстюк были удостоены орденов «За заслуги» всех трех степеней и других почестей за искусное казнокрадство. Их тесное сотрудничество продолжается по сей день. Савелий Игнатьевич за мзду предоставляет фирме  «Консоль Лтд» под застройку объектов недвижимости самые лучшие земельные участки, в том числе в прибрежной зоне, как для торгово-развлекательного центра «Адмирал»

 — Если сложился такой триумвират, то их трудно остановить, — посетовал Райков. — Действуют методом бульдозера. Хотя бывают критические ситуации, когда бывшие партнеры по криминальному бизнесу стараются отмежеваться от того, кто попал в сети правоохранителей.  Мгновенно срабатывает принцип: своя рубашка ближе к телу. Как только президент-уголовник сойдет  или его сбросят со сцены, то дни Хлыстюка будт сочтены. Его ждут тюремные нары. Дай Бог, чтобы это произошло быстрее.

— При таких влиятельных покровителях нам Хлыста не свалить, — заметил Дежкин. — К тому же его обуяла мания величия и вседозволенности, бонапартизма. Когда между Россией и Украиной возник конфликт о принадлежности косы Тузла в Керченском проливе, то Савелий Игнатьевич «отличился» при встрече Путина с Кучмой. Нарушая протокол и дипломатические нормы, он вальяжно  шествовал  переди президентов, они скромно, вроде ассистентов или телохранителей, плелись сзади. Долгое время на бигбордах, заполонивших улицы Керчи, была изображена эта потешная  картина. Хлыстюк от осознания величия и значимости своей персоны, гордо раздувал хомячьи щеки.

— Наверное, за время пребывания в кресле мэра сколотил не один десяток миллионов долларов на грабеже доверчивых горожан, предпринимателей, коммерсантов? — предположил Андрей Захарович.

— Награбил немало, но часть спустил в казино, — сообщил Зубач. — Периодически летал в Лас-Вегас, Монте Карло. Хлыст — азартный игрок, хронический лудоман. А вот его главный покровитель Янукович для приумножения капиталов любит, так называемые «рабочие отпуска». В течение всего лета отдыхает во дворце в поселке Отрадное, что вблизи Ялты, куда на поседелки собирает губернаторов, министров, депутатов, мэров.  Они приезжают к «гаранту» не с пустыми руками, щедро заваливают его дорогими подарками, валютой.  Политика  для коррупционеров, казнокрадов была и остается самым прибыльным бизнесом. На Олимпе власти меняются персоны, в методы их преступного обогащения неизменны.

—Глядя на своего босса, Савелий Игнатьевич  тоже  таскать каштаны из огня чужими руками. Того же Каморина, который не особенно  церемонится при сборе дани на, якобы благоустройство города, строительство памятников, — сообщил Георгий Романович.

— И все же у него есть уязвимое место, «ахиллесова пята». Действующий под его патронатом  притон оргий и разврата, где юные красавицы, в  том числе и несовершеннолетние, оказывают интим-услуги, — произнес Райков. — Там с целью  компрометации и шантажа производится видеосъемка и звуковая запись сексуальных  актов. Я сам по неосторожности,  следуя термину чекистов,  попал в эту «медовую ловушку». Необходимо внедрить  в этот салон своего человека. Причем, не слишком падкого  на  женские  чары. 

— Где же такого найти? Хотя, Андрей Захарович, вам и карты в руки, — улыбнулся Викентий Павлович.

— Даже при большом желании, не получится. Там я уже «засветился», поэтому доступ  закрыт.

— Среди нас евнухов нет. Поэтому вариант отпадает, — согласился Зубач. — Однако клин  клином выбивают. Под видом несчастного случая реально устроить ему ДТП.

— Каким способом? — поинтересовался Георгий Романович.

— Вывести из строя тормоза в его автомобиле или засыпать  сахар в бензин. Машина станет неуправляемой и может произойти авария с тяжелыми последствиями. Ведь Хлыстюк предпочитает, как тот Шумахер,  большие скорости. Вылетит в кювет и… крышка.

— Предлагаешь теракт? Уголовщины нам только не хватает, — возразил Райков. — Еще обвинят в причастности к «Аль-Каиде». Раздуют кадило и американцы, тут, как тут, вмешаются.

— Не теракт, а возмездие. Сколько он нашей кровушки попил, сколько нервов истрепал. На Дежкина еще и бандитов натравил. В темном подъезде человека искалечили, мог и рассудка лишиться., — напомнил Викентий Павлович. — Надо действовать решительно, без оглядки на янки. Это наши внутренние дела и не хрен им соваться со своим уставом в чужой монастырь. Волка бояться — в лес не ходить. Мне известно, что Хлыстюк собирается помпезно отметить юбилей своего любимого пса Сенатора. Появился шанс для возмездия. Надо им воспользоваться.                                                                        

 

21. Испорченная  обедня

 

— Викентий Павлыч... Викентий! — послышался испуганный голос Марьи Федоровны.

— Что случилось? — спросил он в микрофон.

— К вам Каморин Игорь Глебыч... советник от Хлыстюка. Я сказала, что вы заняты, а он и слышать не  желает, ломится напролом.

— Каморин? — прошептал  побледневшими губами Зубач.— Принесла  нелегкая раньше времени. Откуда он узнал, что вы здесь?

— Может случайное совпадение, — ответил Дежкин.

— Не  верю я в эти случайности,— с раздражением произнес Викентий Павлович. — Кто-то его  навел. Что же делать?

— Да, скверная  ситуация,— сохраняя хладнокровие, Райков обшарил глазами стены кабинета в тщетных поисках запасного  выхода.— Попали, как в мышеловку,  никуда не спрятаться...

Дверь с  шумом распахнулась, едва не сорвавшись с петель. Впечатление такое, что ее, как футбольный мяч, сильно пнули ногой. В кабинет ворвался Каморин с багровым лицом и злыми глазами.

— Меня-я, советника, не  пускать! У-у, старая вешалка,  — слетели с его толстых губ слова.— Да я  в один миг прикрою  вашу лавочку...

Остановился  посредине кабинета, оттопырив руки, туго стянутые кожаной курткой.

— Ба-а! Мужики, знакомые все лица, хорошо сидим. Сейчас доложу хозяину и он по тревоге поднимет Вязова и Яцука,  Повяжем вашу шайку-лейку, — пригрозил советник.

— Нет оснований, — возразил  директор МЧП «Зодиак».

— Был бы человек, а основания всегда найдутся, — заявил Каморин и обвел заговорщиков колючим взглядом. —  Жидо-масонская ложа. Пивком забавляемся. А  меня, Викентий, скряга, никогда не приветишь, не  угостишь. По какому случаю консилиум? Чьи кости перебираете, против кого заговор плетете?

Он  подошел к столу и вальяжно  развалился в кресле.

— Да-а, теплая компашка собралась. Так сказать,  непримиримая  оппозиция, симпатики леди Ю.Почему не пригласили  на эту сходку,  шабаш!? — вперил  Каморин  ядовито-въедливый взгляд в Зубача,  демонстрируя явное равнодушие к  Райкову.

— Так вы ведь харчами перебираете, вам черную и красную икру подавай, балык  и коньяк “Наполеон”,— смутился Викентий. Вам это по чину и рангу полагается.  Поди, как госслужащего,  президент одарил какой-нибудь брошкой или  рангом, не ниже третьего первой категории? А мы, простые смертные, живем скромно, питаемся, что Бог послал, капитал не скопили, прибыль не наварили.

—Будет тебе, Гусь лапчатый,  прибедняться, поди “зеленые” в чулке хранишь?  Гляди,  чтобы крысы или мыши в труху не перемололи. На почве расстройства, еще  харакири себе сделаешь,— ухмыльнулся Игорь Глебович. — А насчет ранга ты прав, не обижен, президент у нас на награды щедрый. По  труду, как говорится и честь.

 Гарант знает, кто работает  в поте лица, не покладая рук, а кто дурака средь бела дня валяет. Обленились, никакой дисциплины, потому уже двадцать лет из кризиса, как из дерьма не  можем выбраться. Нет на вас, бездельников  Андропова. Чекисты, милиция,  помню, всех  заставили работать, с улиц тунеядцев сгоняли, из кинотеатров и магазинов в рабочее время вытаскивали. Жаль судьба-злодейка,  ему мало жизни отмеряла. Уж  он бы,  в отличие от этого продажного слабака Горбачева, не допустил бы развале великой державы. Россия с ее огромными ресурсами выберется из болота, а Украине  хана, вся в долгах, как в шелках...

— Зато  олигархи капитал приумножают за счет покорных рабов – работяг, — прервал его тираду Дежкин. — Меньше надо брать на лапу и на счета в западные банки переводить. А то, что ни чиновник, то коррупционер и казнокрад с липкими загребущими руками.

— Это кто такой смелый?— метнул на него гневный взгляд советник.— Кто себе позволяет публично оскорблять представителя власти. Все будете свидетелями, я привлеку его за клевету в адрес должностного лица при исполнении обязанностей.

— Поищи  свидетелей в другом месте,— твердо произнес Андрей Захарович.— При  Андропове ты бы  не воровал, а честно трудился на благо Отечества или  парился бы в местах не  столь отдаленных за откровенный рэкет, за постоянные поборы.

— Это еще надо доказать. Нашелся мне борец за справедливость, Робин Гуд, — сурово парировал  советник.— Ты лучше скажи, большой мастак по женской части,  каким тебя сюда ветром занесло? Не усидела на месте, столичная птица, явился  не запылился. А я то думал-гадал, куда он исчез, ни слуху, ни духу, хоть в розыск объявляй. Сказывал, что  в Питер махнул, грехи замаливать.  Мог бы по старой дружбе  и сообщить, я, почитай, твой крестник.

— Тамбовский волк тебе  товарищ,— заметил Райков.

— Я ж тебе такую девку подобрал. Моника Левински, ей в подметки не годится, а  ты вместо благодарности мне в душу гадишь, — продолжил Игорь Глебович.— Судьба  мне твоя далеко не безразлична.  Накануне всю ночь не спал, маялся. Думал,  не покончил ли  с собой человек, не свел ли счеты с аморальной жизнью на  почве сексуальной  распущенности. А он жив - здоров и нос в табаке, пивком забавляется.  Нехорошо,  не хорошо, Андрей Захарович, ни к лицу такие манеры светскому льву.

— Хватит паясничать! — гневно отозвался  Райков.

— Не слишком зарывайся, теперь ты отставной козы барабанщик,— напомнил Каморин.— Грош ей цена. Итак, господа присяжные, заседатели, по какому поводу сходка? Ну, что притихли, братцы-кролики, бунтари-алкоголики? Не ожидали?  Ловко я вас вычислил! Давай Викентий бокал и живо, не обеднеешь. Запарился я. Рванул было со своими орлами на нефтебазу, а там говорят Жорик не приезжал. Тогда я сюда, успел  к  пиву.

Зубач  подал четвертый бокал и бутылку “Рогань”. Советник  повертел ее в руке.

— Жмот ты, Викентий. Давай баварское или австрийское Гроссер.

— У меня  здесь не  пивбар, а офис, точнее, контора.  Могу предложить “Симферопольское”, “Золотой грифон” или  “Приятное свидание”? —без энтузиазма,  сухо отозвался  Зубач.

— Да-а, свидание у нас приятное,— советник с торжествующим видом взглянул на Райкова. — Заврался ты, зарвался. Звоню, чтобы узнать, как жизнь, здоровье, а  дочка  твоя  в ответ, мол,  папа уехал в Санкт-Петербург. Полюбился видно тебе наш древний  город, особенно,  девочки красивые и безотказные. Может тебя  почетным гражданином сделать? Не скромничай.  Я поговорю с шефом. Женщины от такого решения будут в восторге, а  Яна ...

— Довольно глумиться, Игорь Глебович! — остановил  его Райков. — Я  в отпуске и сам решаю, где  и с кем его провести. А город прекрасный, много памятников древности и ратной славы.

— Конечно,— советник оторвал от губ бокал и театрально развел руками.— До  памятников ли, когда зазноба рядом. Поди уже встретились? Как поживает Яночка? За ней должок. Она знает, как расплатиться.

— Оставь ее в покое! — повысил голос Андрей  Захарович.

— Вижу, она  тебя приворожила дурман-травой,— ухмыльнулся  Каморин и повторил вопрос. — По какому поводу собрались?

— Решили  по  бартеру обменятся товаром,— неуверенно  ответил Дежкин. — Я  Зубачу  бензин, а он  мне — продукты.

— Никакого бартера. Запрещаю! — советник  стукнул по столу ребром ладони так,  что подпрыгнули бокалы.— Должны быть живые деньги, купюры, валюта, учет, контроль.

— Мой тебе совет, —обернулся он к Райкову. — Хватит блудить и лакомиться «клубничкой». Возвращайся к жене  и дочери, чтобы их там, вдруг никто не  обидел.  Жизнь  очень хрупкая и короткая. Амурными делами можешь  и в столице позабавиться. Даю тебе сутки на сборы. Попрощайся  с Яной и  вперед  с  песней. Кто после этого скажет, что у советника жестокое каменное сердце.

Оставил недопитым бокал и, поднимаясь, угрожающе предупредил:

— Смотрите у меня, мужики, чтобы без глупостей. Я дважды не повторяю, сразу перехожу к решительным действиям.

В полной тишине, не спеша, вышел в приемную.

— Вот Клавка, сука, заложила  нас,— выругался Дежкин.

— Гони ее с АЗС,— посоветовал Зубач.

— Легко сказать. Тогда и для меня там места не будет.

— Обложили  нас  со всех сторон,  словно волка, красными флажками, — уныло заметил Викентий Павлович.

— Выше голову, еще не все потеряно, — обнадежил,  улыбнувшись, Райков и достал из бокового кармана куртки диктофон “Sony”. Нажал  на  кнопку и  перемотал часть магнитной ленты. Затем включил  воспроизводство  записи и все услышали  хрипловатый голос  советника: ... возвращайся к жене и дочери, чтобы их там, вдруг  никто не обидел. Жизнь  очень хрупкая и короткая...”

—Да вы, Андрей Захарович,  настоящий сыщик,  — похвалил Зубач.  — Это серьезное доказательство шантажа и угроз.

—Жизнь всему научит,  — ответил тот.— Недаром говорят, что клин клином вышибают. Из каждой ситуации надо  уметь извлечь пользу. Хоть нам  Рвач испортил  обедню, однако пиво следует допить.

У  Райкова  остался осадок от одной оплошности. ”Перед отъездом  следовало предупредить  жену и дочь, чтобы они никого не посвящали в его дела и планы. Именно  его отсутствие вызвало у советника подозрение. А информация Клавы о  незнакомце, его приметах привела  его  к активным действиям. Срочно надо позаботиться о безопасности жены, дочери и  Яны, — подумал он.— Во-вторых, за отпущенные сутки успеть собрать достаточно материалов, изобличающих Каморина и Хлыстюка. Поэтому каждая минута на вес золота”.

Вышли в  приемную. Мария Федоровна — ни живая, ни мертвая. Бледное лицо,  испуганные глаза.

— Что с  вами? — встревожился  Зубач.

— Ох, сколько я страху натерпелась,— прошептала  она. — С  советником двое верзил  ввалились. Наглые, самодовольные. Пока вы там беседовали,  они грозили “красного петуха “ пустить. Викентий Павлович, я их боюсь, по  ночам  рожи будут сниться...

— Успокойтесь,  Мария Федоровна. Не так страшен черт, как его малюют,  — без энтузиазма произнес  Зубач. Из приемной Райков  позвонил на квартиру  Пунцовых. К счастью Яна оказалась на месте.

— Будь осторожна. Каморин  что-то гнусное замыслил, — предупредил он.— Никому не открывай и на звонки  не отвечай. Я буду через двадцать минут. Подам три короткие звонка.

Затем он связался с Баулиным и попросил позаботиться о безопасности Инны и  Ирины. “Хитер ты, брат, сказал, что в  Питер, а сам поехал счеты  сводит, — пожурил его подполковник.— Смотри, дров не  наломай. Туго  будет,  звони.”

 

                       22.  Приказы не обсуждаются

 

По дороге в спортивно-оздоровительный комплекс «Геракл»  Каморин  по  мобильному телефону связался с Хлыстюком.— Савелий Игнатьевич, этот упрямый бычок  Райков в  городе. Я его застукал  в компании Зубача и Дежкина  в офисе  «Зодиак».

— Действительно, упрямый, неймется ему,— вздохнул босс. — Где он остановился?

— Пока не выяснил, но в  гостиницах он не  значится. Не исключено, что его приютили Дежкин или Зубач, а может и Яна. Похоже, что  он  к  ней неравнодушен.

— Яна? Это та, забавная красотка?  Ты обязательно узнай, где он ночует  и  цель  визита, чтобы свинью нам не подложил.

— Где  ночует, узнаю, а  цель визита и ежу понятна. Наверное, решил нас в бараний рог  скрутить, — ответил Игорь Глебович. — Не случайно он  с Зубачем и Дежкиным снюхался. Жаждет мести за потерянную  работу и  подмоченную  репутацию.        

— Нам скандал не нужен, надо его к чертовой матери  турнуть подальше, — велел Хлыстюк.

—Я дал ему сутки на сборы, но не уверен, что он последует совету. Может привести в чувство. У  моих ребят давно руки чешутся? Они из него  отбивную сделают,—  пообещал  советник.

—Нет, Игорек,  хотя Райков  сейчас и не удел, но может отравить нам жизнь, — заметил Савелий Игнатьевич.— Поэтому постарайся обойтись без экзекуций и  крови. Учись работать аккуратно, противника надо побеждать умом и хитростью, а не грубой силой. Принцип: сила есть ума  не надо хорош для средневековья.

— Так он крепкий орешек.

— Подумай,  хорошенько подумай. У каждого человека есть уязвимое место, так сказать,  “ахиллесова пята”.

— Есть! — после короткой паузы  с воодушевлением воскликнул советник.— Думаю,  что у него сердце дрогнет, когда узнает о похищении дочери или любовницы  Яны.

— Вот это творческий подход, — похвалил Хлыстюк.— Дочь прибережем на крайний случай, а вот с Яной проведем эксперимент. Вечером привези ее ко мне на виллу.  К моему прибытию сервируйте стол. Устал я от дел приемных, надо будет и развлечься.

— Будет сделано, Савелий Игнатьевич,— услужливо произнес советник. — Пора  действовать по принципу: куй железо,  пока горячо.

— А что директор рынка Парамоша? 

— После нашего визита избегает встреч. Наверное,  старый плут замыслил уйти  из-под  нашего контроля, нашел  понимание и поддержку у кого-нибудь из  вшивых авторитетов.

— Никаких чужих авторитетов,— возразил хозяин. — Зажрался, пора его снимать.  Он, наверное, позабыл, в чьих руках кадровая политика.

— Не волнуйтесь, Савелий Игнатьевич, я напомню. Он у меня попляшет, как блоха на раскаленной сковородке.

Через полчаса  советник  предстал перед  начальником.

— Я тебя пригласил, чтобы детально обсудить  подготовку к юбилею Сенатора, — сообщил Хлыстюк, едва Каморин переступил через порог кабинета и, пройдя, устроился в кресле.

—Савелий Игнатьевич, вы это серьезно насчет собачьего юбилея или может все-таки, шутите?

— Более, чем серьезно. Что ты на меня смотришь, как на последнего  дебила или психа?

— Странно, что собаке такая честь? Даже мой  день рождения отметили   весьма скромно.

— Сенатор, в отличие от некоторых людей,  заслужил своей верной службой, — произнес Хлыстюк. — Человек по своей природе слаб, падкий на валюту, карьеру, женщин, поэтому часто предает того, кому обязан своим благополучием, а собака никогда не предаст. Ради хозяина готова  пожертвовать своей жизнью. Что касается юбилея, то привыкай к новым традициям. Нынче модно отмечать дни рождения, юбилеи породистых жеребцов, коров, собак, кошек и прочих домашних животных. Олигархи охотно завещают им  богатое наследство, миллионы долларов,  роскошные виллы, яхты, автомобили…

«Да, богачи с жиру бесятся, — подумал советник. — Будь я олигархом, ни одного цента на этих тварей не потрачу. Это Савелию, наверное, моча в голову ударила».

—И запомни, а лучше зарубили у себя на носу: мои приказы не подлежат обсуждению, — сурово изрек хозяин.

— Так точно! Запомнил, — по военному уставу отозвался советник.

— Список приглашенных я уже определил, — продолжил Савелий Игнатьевич. —  Накроем стол  человек на сто пятьдесят-двести самых влиятельных и полезных людей и их  жен, не мелких клерков, от которых проку, что с козла молока. Все идет по плану, но меня огорчает один факт. Вот я и решил с тобой, моим советником, посоветоваться.

— Какой именно факт, Савелий Игнатьевич, уточните? — подался вперед Игорь Глебович..

— Почему у моего Сенатора грудь и шея голые?

— Так и должно быть, шеф, — удивился советник. — Это же вам не колли, сенбернар, овчарка или чау – чау. Ротвейлер  из бойцовской породы гладкошерстных …

— Знаю и без тебя, что гладкая и короткая шерсть, умник выискался. Я о другом, ему бы надо по случаю юбилея, дня ангела,  орденов и медалей штук двадцать-тридцать, чем  больше, тем лучше, на грудь навесить.

— Ну, Савелий Игнатьевич, о чем вы раньше думали? — вздохнул Каморин и заметил. — Надо было с Сенатором заниматься дрессировкой, отрабатывать разные  упражнения, выводить на выставки и соревнования, чтобы занимал, если не первые, то хотя бы призовые места. Тогда бы и медали появились…

— Недосуг мне по собачьим и кошачьим выставкам и состязаниям шастать, — возразил начальник и менторским тоном приказал. — Ты, вот что, прошмыгнись по рынку. Там по сведениям милиции, старики-ветераны, чтобы выжить,  иногда продают коллекционерам свои боевые награды. Купи у них по дешевке,  я потом возмещу тебе расходы. А еще лучше конфискуй за грубое нарушение правил торговли.

— Савелий Игнатьевич, так это ж боевые награды и вдруг на шею псине? — невольно вырвалось у советника.

 — Мой Сенатор тоже бойцовской породы. Это тебе не вшивые  пудель или болонка, — заметил патрон. — Поэтому ему ордена и медали будут в самый раз. Также не забудь  купить несколько атласных лент белого, розового и синего цветов, чтобы красиво смотрелись  и  пес  выглядел молодцом. Загляни в клуб любителей собаководов «Артамон» и возьми напрокат с десяток спортивных медалей. Сенатор достоин не только боевой, но и спортивной славы. 

Если заартачатся, то пригрози  проверками, ревизией со стороны налоговой инспекции, санэпидстанции и госпожнадзора.  Игорь, пойми,  мы не должны ударить в грязь лицом, чтобы голова не оказалась  в кустах, грудь Сенатора должна сиять в крестах. Видишь, как складно, стихами заговорил. Кстати, напомни фотохудожнику  Семену  Зельцу о съемке мероприятия, а  Борису Мослатому, чтобы сочинил заздравные стихи в честь Сенатора. Поднапряги редактора Тараса Черенка, чтобы  не забыл поместить в  «Курьере» фотографию пса и  статью о нем.

И растянул губы  в широкой улыбке, довольный удачной рифмой.

— Шеф, все будет сделано. Комар носа не подточит.  Вы мне скажите, удостоверения к орденам и медалям брать или  обойдемся без них?

— На кой хрен Сенатору удостоверения. Ему что пред военкомом или членами жюри отсчитываться?! — вскинул голову Хлыстюк и укорил. — Смотрю, Игорь, ты вроде не глупый, а иногда такую чушь сморозишь, что диву даешься… Прежде чем о чем-то спросить, хорошенько подумай  своей  тыквой.

— Я спросил ради куража, чтобы разрядить ситуацию.

— В этом нет необходимости, не до шуток,— сухо, не разделив его юмора, ответил шеф.

— Ну, знаете,  на старуху бывает проруха, — невпопад произнес, смирившись, Каморин. — Савелий Игнатьевич, надо делать людям добро и тогда Бог воздаст и убережет от трагедий, катаклизмов и прочих неприятностей.

— Держи карман шире, убережет он тебя от клизм при крутом запоре, — с ехидством усмехнулся Хлыстюк. — Все это  пустые бабьи предрассудки. И почему ты вдруг вспомнил о Боге, поди, и в церковь ходишь?

— Почему-то тревожно на душе, смутное предчувствие какой-то угрозы, — признался советник.

— Оставь хандру, не отравляй настроение, а займись делом, через три дня комплект орденов и медалей должен быть у меня. И не скупись, выбирай награды весомые, чтобы поменьше юбилейных медалей, побольше боевых орденов. Сенатор того стоит.

— Будет сделано, Савелий Игнатьевич, — заверил советник, подумав о том, что у шефа явные признаки маразма, но хозяин-барин и ему простительны любые капризы и причуды.                                                      

 

                               23. Встреча тет-а-тет

 

На явочной квартире Хлыстюк с нетерпением и напряжением поджидал чиновника по особым поручениям из Киева. Савелий Игнатьевич пребывал  не в своей тарелке, так как обычно сам вынуждал других поджидать себя, как минимум на полчаса. Не торопился на официальные встречи, заседания, пресс-конференции. Поначалу объяснял эти задержки большой загруженностью важными государственными делами, телефонными разговорами с президентом, премьер-министром или спикером парламента. И даже извинялся. Выдавая на-гора эту информацию, он возвеличивал свою персону, ставя себя на уровень первых лиц государства. Тактика постоянного запаздывания стала для него правилом.

 Сейчас, скрипя сердцем, но понимая, что за чиновником-порученцем стоят президент, глава его Администрации, Хлыстюк изменил своему правилу. Ему заранее обозначили условия встречи: вне служебного кабинета на, так называемой, нейтральной территории, тет-а-тет без свидетелей и лишних глаз и ушей.

Савелий Игнатьевич  мерил помещение короткими шагами, периодически смотрел на золотые наручные часы. В отсутствии троих телохранителей и пса Сенатора (они остались охранять  территорию дома) он чувствовал себя неуютно, скованно, словно загнанный в клетку зверь.

«Где его черт носит, пора бы уже быть на месте, — подумал  начальник, заметив, что гость уже запаздывает на пять минут. — Может специально мурыжит, чтобы  взвинтить, потрепать нервы посредством психологического прессинга?»

В этот момент металлопластиковая дверь с тыльной стороны отворилась и Савелий Игнатьевич услышал за спиной шаги. Обернулся и, будто манекен,  замер на месте. Потом спросил:

—Где Михаил  Акимович? В прошлый раз он приезжал?

—Добрый вечер, Савелий Игнатьевич, — произнес незнакомец и подал руку.   Тот в смятении пожал ее и ответил:

— Добрый вечер. Милости просим к нашему шалашу.

 — Герман  Лазаревич, — представился гость..

— Тот самый, что ворочает миллионами?

— Тот самый, — нехотя  признался гость.

— Очень, очень наслышан. Мое почтение, добро пожаловать! — подобострастно, оскалив в улыбке зубы и склонив голову, приветствовал Савелий  Игнатьевич.

— Давай  без сантиментов, не терплю лизоблюдов, готовых тут же продать. Со мной этот номер не пройдет! — сразу взял  он быка  за рога.

—.И все же, почему не приехал Акимович? Значит, произошла смена караула, у нас новый смотрящий. Поздравлю!

— Не смотрящий, а чиновник по особым поручениям, — возразил гость и попенял. — Не паясничай, не хами, а учись, хотя бы ради приличия,  жить по законам, а не по  понятиям.

— В  данном случае, чей порученец?

— Много будешь знать, быстро состаришься. А еще хуже, раньше срока сыграешь в коробок.

— Все мы,  рано или поздно окажемся там. От смерти никакими деньгами, подарками и молитвами не откупишься, — вздохнул Савелий Игнатьевич. — Некоторые из тех,  у кого руки по локоть в крови от «разборок»  девяностых годов, ныне увлечены пожертвованиями на строительство храмов, церквей, часовен для замаливания грехов и продления  своего земного существования.  А по мне, так пустые хлопоты. В конечном итоге всех черви, микробы слопают, все пойдет прахом…

— Хватит стонать, тоску зеленую нагонять! — оборвал его порученец — Слишком ты любопытный, много вопросов задаешь.  Вышел твой корефан из доверия. Такая участь ждет каждого крысятника.

— Он жив или  сидит?

— Это не имеет значения.

— Как это не имеет значения? Может  и меня загоните в кичман или сразу пустите в расход?

— В правильном направлении мыслишь. Мы крыс и кротов на своем корабле не держим, — строго произнес Герман Лазаревич.

На вид мужчине было не больше сорока лет. Выше среднего роста, атлетически сложен. Под белой сорочкой и темно-синим костюмом  рельефно проявлялась мускулатура сильного и упругого тела. Волевое лицо с правильными  чертами.  Савелий Игнатьевич решил  не откровенничать, держать язык за зубами.. Больше слушать, впитывая полезную информацию. В знак одобрения и согласия, словно китайский болванчик, кивать круглой головой и покрашенным  «ежиком» короткой прически.

— Что же ты, господин Хлыст, сухо встречаешь? — оглядев скромный интерьер комнаты с офисным столом, стульями компьютером и диваном, упрекнул Герман  Лазаревич.. — Жаба давит? Сказывают, что ты и прежде не отличался гостеприимством.

— Клевета, наглая ложь! — встрепенулся Хлыстюк. — Мне поставли условия, чтобы никакого лишнего шума, иначе бы встретил у самого трапа самолета почетным караулом, оркестром и ковровой дорожкой. А по пути следования  кортежа вас бы приветствовали горожане со знаменами и транспарантами. Наши люди любят массовые мероприятия. Их хлебом не корми, дай только развлечься. Не хуже, чем президента, когда он навещал наш город, встретил бы.

— Кого именно из президентов? Кучму, Ющенко или Януковича?

— Конечно, Виктора Федоровича, нашего  вождя-благодетеля.

— Но вы и его предшественников встречали хлебом-солью.

— Так положено по статусу,  хотя я не разделял их убеждения, — заметил Савелий Игнатьевич.

—Одному Богу ведомо, разделял или не разделял и перед кем мелкий  бисер метал?

— Ладно, я не привык к помпезности. Работаю тихо, без рекламы и шума, — признался Герман  Лазаревич.— Недаром мудрые люди, особенно банкиры,  утверждают, что деньги любят тишину. А большие финансы, тем более. Не терпят звона, суеты, рекламы. Иначе со всех сторон налетят грабители. Так ведь?

— Так точно! — поддержал Хлыстюк. — Поди, с  дальней дороги  устали и проголодались?

— Наконец то догадался. Я все ждал, что спросишь, позаботишься. На голодный желудок беседа не получится, дело не склеится.

— Любезно прошу, — Савелий Игнатьевич жестом руки пригласил в уютный банкетный зал. Посредине  помещения на бордового цвета паласе стоял стол овальной формы. Он был богато сервирован  блюдами с бутербродами, салатами, цитрусовыми. Громоздились бутылки с шампанским,  коньяком, водкой, ромом, марочными винами и минеральной водой, пакетами с соками, виноград  и фрукты…

— Вот это другой колорит, — с  улыбкой  произнес гость.

— На десерт мог бы предложить сауну с  красивыми и ласковыми массажистками, но регламентом не предусмотрено.Хотя мне хватает киянок, но не прочь попробовать и крымчанок, — признался  чиновник-порученец. — Еще не вечер. Как поется, первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки потом...

Он внимательно осмотрел  банкетный зал, заглянул под стол,  проверил люстру, телевизор, мебель, картины с крымскими пейзажами. Савелий Игнатьевич не вмешивался, понимая, что тревожит  чиновника.

— Чтобы никаких «жучков», микрофонов и диктофонов. Достаточно скандала с записями майора Мельниченко в кучмовском кабинете, ославившего  Украину на весь мир. До сих пор  политики, журналисты муссируют  это событие.

— Герман Лазаревич, здесь чисто и глухо, как в бункере. Мои охранники и связисты все проверили.

— Гляди, чтобы без подлянки, иначе тебе головы не сносить.

— Из напитков, вы, что предпочитаете? Шампанское, коньяк или водку? — услужливо поинтересовался хозяин.                                                                                                                                                                                             

— Серьезные разговоры я предпочитаю вести на трезвую голову. Но не будем нарушать славянскую традицию. Пожалуй, дегустирую ром. Может, напомнит мне о морской романтике, о сомалийских пиратах.

— Вам, что приходилось с ними  сталкиваться, иметь дело? — насторожился Савелий Игнатьевич.

— У нас своих пиратов, разбойников с большой дороги хватает. Среди депутатов, чиновников, бизнесменов, особенно олигархов, — сообщил  Герман Лазаревич. — Долларовые миллиардеры еще те жлобы, над каждым центом трясутся. Ведь,  если не будет хватать одного цента, то миллионер не станет полноценным миллиардером.

—  Верно, простая арифметика, — поддержал Хлыстюк и наполнил фужер гостя золотистым ромом, а свой — коньяком «Метаха»

—За встречу и позитивный результат! — провозгласил столичный чиновник.  Они выпили до дна и закусили бутербродами с черной, красной и паюсной икрой.

— Итак, не будем воду в ступе толочь, сразу перейдем к делу, — сухо произнес  чиновник. — Вот, что Игнатьевич, слишком ты возгордился, всем   надоел, как горькая редька, на ровном месте создаешь проблемы. Гордыня, как известно, один из библейских грехов. Несмотря на землячество и на то, что у тебя целый иконостас наград, орденов, медалей и других купленных брошек, во все инстанции поступает большой ворох жалоб, заявлений о твоих злоупотреблениях служебным положениям, финансовых и других махинациях, казнокрадстве. Периодически в Монако совершаешь вояжи, в казино   валютой соришь. Словно удельный князек, вконец обозрел. Так долго продолжатся не может…

— Кто не работает, тот не ошибается. А я денно и нощно тружусь, как вол, — возразил  Хлыстюк.

— Помолчи, или болен недержанием, словесным поносом? — осадил его Герман  Лазаревич. — Своим неадекватным поведением, непредсказуемостью и чрезмерными амбициями  дискредитируешь органы власти, лидера правящей партии, бросаешь тень на личность президента. Живешь не по законам, а по понятиям.

— А кто нынче живет по законам?

— Не ерничай и не скупись, как старец, который чахнет на злате.

— Я делюсь, регулярно отстегиваю от  кровных, заработанных мозгами и потом, — напомнил Савелий Игнатьевич. — Деньги, валюта с неба не падают. Рискуя здоровьем и жизнью, их  приходится тяжело добывать.

— Мало отстегиваешь, поэтому материалам, компромату, которые скопились в твоем  досье  будет дан ход. В назидание другим, как это сделали в России с олигархом-евреем  Михаилом Ходорковским, который уклонялся от уплаты налогов.  Устроим показательный в назидание другим жлобам,  громкий судебный процесс. Загремишь на нары на  пятнадцать лет, а, возможно, и пожизненно.

«Во бляха-муха, мало им бабла, зажрались, — с тоской и холодком в сердце подумал Хлыстюк. — Наверное, считают, что у меня здесь печатный станок для выпуска валюты».

— Герман  Лазаревич, пойми, у меня  нет ни газовой, ни нефтяной скважины, ни ликероводочного завода. Все ресурсы исчерпаны, достиг предела возможностей, неоткуда качать валюту…

— Не прибедняйся, как тот хитрый жид.  Наши спецы-аналитики регулярно мониторят ситуацию с финансовыми потоками, проводят аудиты. По их данным,  у тебя на счету в одном из немецких банков не менее пятидесяти миллионов долларов. Каждый твой шаг под контролем.

— Побойтесь Бога,  это происки врагов. Мне никогда не достичь такого состояния. Земной жизни не хватит.

— Ахметов, Фирташ, Коломойский, Пинчук и еже с ними, тоже плачутся, а уже давно достигли  нескольких миллиардов, поэтому не ной. Конечно, ты им по волчьей  хватке и состоянию в подметки не годишься, но не бедный.Мне известно, что не только ради плотских  утех, ты, словно арабский шейх,  содержишь гарем «Шик  & блеск».

— Вокруг одни стукачи, никому нельзя доверять, — посетовал Хлыстюк и признался. — Для служебного пользования, чтобы скрасить одиночество  гостей патронирую этот салон  красоты. Там юные и красивые девушки делают бесконтактный массаж.

— Бесконтактный? Рассказывай эти сказки глупой бабушке, — впервые за время встречи улыбнулся гость.

— По желанию клиента может быть и контактный, ведь  каждому мужчине для  обновления крови, поднятия тонуса, как воздух, требуются  красивые, очаровательные женщины. Любую к вашим услугам

— Так вот на кого ты тратишь бабло.

— Я их не балую, держу в строгости, на хозрасчете, — сообщил Савелий Игнатьевич и побледнел, поняв, что находится под колпаком у засланных  казачков и на сей раз,  не отвертеться и, если посадят, то  наступит крах карьере и  состоянию.

— Герман Лазаревич, войдите в  мое положение, — заканючил он и, не подумав признался. — Я решил устроить  юбилей Сенатору. Хлопоты, дополнительные затраты, подарки.

— Сенатору? У нас же на Украине нет ни сената, ни конгресса?  Может нардепу  парламента?

— Нет, Сенатору, — выдержал паузу  Хлыстюк и признался. — Так зовут моего любимого пса ротвейлера.

— С жиру бесишься, псам  юбилеи  за казенный счет устраиваешь. Значит, жалобы на тебя  не случайны, соответствуют действительности, — возмутился гость.— Следует проявлять скромность.

— За свои кровные и взносы спонсоров. Имею право. Сенатор — член моей семьи. Не один раз спасал меня от  киллеров и хулиганов, которые пытались убить, покалечить, плеснуть кислотой в лицо. Он для меня дороже человека, потому что никогда не предаст, пожертвует  своей жизнью ради хозяина.

— Советую отменить юбилей. Если  президент или премьер узнают о твоих причудах, то не поздоровится.

— Невозможно. Уже приглашены гости, сделаны закупки для застолья. Надеюсь, что вы не заложите?

— У тебя хватает своих стукачей, сливающих информацию.

— Да, постоянно происходит утечка ценной информации, — посетовал Савелий Игнатьевич и  подумал о сотрудниках: «Неблагодарные твари. Кормлю, пою, спасаю от голодной смерти и нищеты, а некоторые из них втихую кусают, закладывают пахану.  Поручу Каморину срочно выявить неблагонадежных. Проведу чистку и выпру с «волчьим билетом». Тогда по другому запоют и на коленях приползут. Для таких гнид кнут полезнее пряника». После паузы произнес:

— Герман Лазаревич, любезно приглашаю  вас на юбилей. Почтем за великую честь. Подарков не надо. Само ваше появление станет бесценным подарком, поднимет  мой авторитет и рейтинг.

— Не хватало мне еще перед твоим псом икру метать, — проворчал гость и заметил, как потускнет взгляд Хлыстюка.

—Сколько я должен? — спросил он глухо.

— Триста тысяч.

— Гривен?

— Ты, что издеваешься? Нет.

— Долларов?

— Евро, но, если жаба не давит, то можешь в фунтах стерлингах.

— Ужас. Где я возьму такую сумму? — простонал Хлыстюк.

— Твои проблемы. На юбилей пса валюты не пожалел, соберешь и на общее дело. Свобода и жизнь дороже.

— Я хотел бы дично встретиться с президентом или главой его Администрации, чтобы  обсудить ряд неотложных проблем.

— Хотеть не вредно. Умом и ростом не вышел. Не по рангу им с тобой на встречах «светиться», когда вокруг шныряют оппозиционеры, журналисты и другие охотники за «жареными фактами»,  — возразил чиновник-порученец.

— Можно придумать  веский повод для встречи. Например, приглашу на День города или другой праздник.

— Это ты здесь, своя рука — владыка, а у президента напряженный  режим  работы, плотный график официальных мероприятий, участие в саммитах, форумах, встречи с главами государств и послами… Тебе бы его заботы. Поэтому не высовывайся и не рыпайся.

— Через какой банк и на чей счет перевести валюту?

— Забудь о банках, чтобы никаких платежек и квитанций. Только наличными в «дипломате» или кейсе. Из рук в руки.

— Кому именно?

— Мне. Таково указание вождя.

— Где гарантия, что валюта попадет, куда надо?

— Попадет. Я тоже  под колпаком, поэтому рисковать жизнью не стану, себе дороже, — твердо ответил Герман Лазаревич.

—Свободных денег в наличие нет. Предлагаю в качестве субвенции выделить из госбюджета миллионов пять гривен на ремонт прохудившихся кровель жилых домов,  на  замену водо-разводящих сетей или газификацию жилых микрорайонов?  Я вам из этой суммы  обещаю возвратить больше половины. Это  по курсу 1 евро 10 гривен, как раз и составит триста тысяч евро. Очень выгодный вариант.

— Губа не дура. А остальные два  миллиона гривен прихватишь себе, — заметил гость. — Держи карман шире. Этот номер у тебя не пройдет. Для таких махинаций и афер большого ума не надо.  Подобную операцию  с откатом бабла и  без тебя бы провели.

— Жаль, тогда потребуется время, чтобы такую сумму снять со счета, — сообщил Хлыстюк. — Потребуется дней пять, чтобы собрать.

— Хочешь орден или почетное звание, кроме Героя, до которого ты еще не дорос? — неожиданно спросил Герман Лазаревич.

— Что за базар? Конечно хочу! — не чуждый мании величия и тщеславия, Савелий привстал со стула. Оловянно-серые зрачки заблестели.

— Тогда не ной, а плати. Чем больше бабла, тем выше награда. На орден Ярослава Мудрого пятой степени потянешь?

— Потяну, еще как потяну.

— Имей в виду, претендентов много, а на ордена лимит, — озадачил его Герман Лазаревич.

—  Савелий, мы знаем, что ты — сукин сын. Но ты наш  сукин сын, — заявил гость. — Поэтому тебе многое прощается. Однако имей в виду, что до поры до времени. Накопилось  много материалов в досье, ты у нас на крючке. Окружил себя жидами и они тобой, как марионеткой,  помыкают, — упрекнул  спецпорученец. — Будь с ними  осторожен. На собственном опыте убедился, что в трудной ситуации они сдадут с потрохами и переметнутся в лагерь противника. Ради того, чтобы остаться на плаву, готовы на любую подлость. Поэтому все их не любят и презирают. Часто гонимы и биты, но менталитет остался прежний.

— А куда от них денешься, неистребимое племя  ушлых подхалимов, — вздохнул  Савелий Игнатьевич.

— Стоит лишь одному матерому жиду попасть в тот или иной орган власти, как он тут же пристраивает на «хлебные места»  всю свою родню: жену тещу, свата, сыновей, дочерей, братьев, сестер, внучек, жучек…, — нарисовал  кадровую тенденцию Герман Лазаревич.

— У вас в центральных органах власти аналогичная картина: жид на жиде сидит и жидом погоняет, — заметил Хлыстюк.

— Если бы на жиде сидел, а то ведь на русской Иване, — поправил гость, не найдя аргументов для возражения.— Ты хоть когда-нибудь задумывался о том, почему честные, трудолюбивые люди живут так бедно, едва сводят концы с концами?

— Нет, не думал об этом. Пусть лошадь думает, у нее голова большая, а у меня своих забот по горло, — с заметным раздражением  ответил Савелий  Игнатьевич.

— Ты не кипятись, не ерзай задницей, как будто вставили шило. Трезво оценивай социально-политическую ситуацию, глубже разбирайся в тех, кто тебя окружает, наушничает, — менторским тоном изрек порученец. — Заруби у себя на носу. Большинство людей, среди которых в основном славяне,  потому бедны, что  хитрые евреи богаты. В расчете на жалость и  помощь продолжают с Рождества  Христа, распятого на Голгофе,  исполнять плач Жида о своей несчастной судьбе. Между тем за счет агрессии захватили территории Египта, Палестины, Сирии и не помышляют о возврате чужих земель. Такова  тактика их действий.

— Спасибо, просветили, теперь буду знать.

—Надо не только знать, но и не допускать их к власти. Они, как тараканы,  лезут из всех щелей, используя блат, валюту, лесть, только бы занять «хлебные места» в структурах госуправления, банках, средствах массовой информации, в шоу-бизнеса и в других сферах, где вращаются большие деньги. На производство, где тяжелый рабский труд и мизерная зарплата,  их бульдозером не загонишь.

— Да, Герман Лазаревич, вы,  пожалуй,  правы, — согласился Савелий Игнатьевич. — Даже в советское время среди колхозников, которые бы работали на фермах или в поле, еврея невозможно было сыскать. Они обитали среди конторских работников, врачей, аптекарей, учителей.

Наступила тягостная пауза. Позиции прояснились.

—Умерь свои наполеоновские амбиции, алчность и хамство, почитай вождей и их доверенных лиц. Одним словом, каждый сверчок— знай свой шесток, иначе будешь  Битой  бит..

— Я не сверчок, а орел, — возразил Хлыстюк.

— Сверчка бы никто не тронул. Пел бы себе за теплой печкой, а вот орлу подрежем крылья, — пообещал  важный порученец.— Даю тебе двое суток. А я тем временем побеспокою  других  «князьков». Не один ты такой упертый и алчный фраер.  Встретимся здесь же, через пару дней в восемь вечера.  Не вздумай  подвести. Поди, понимаешь, какие могут быть последствия. Годится?

— Хорошо, — с мрачным видом ответил Савелий Игнатьевич и попросил. — Герман  Лазаревич, на всякий пожарный случай дайте мне номер своего мобильного телефона. Вдруг не успею собрать заказанную сумму. Не исключен  форс-мажор.

— Никаких телефонных контактов и разговоров, — предупредил чиновник по особым поручениям. — Старайся не оставлять следов и даже косвенных улик, которые могли бы впоследствии использовать против нас.

— Странно, почему вы боитесь, ведь вся полнота власти в руках  нашей правящей Партии регионов, у президента Януковича, премьера Азарова, руководителей Генпрокуратуры, Службы безопасности, правоохранительных министерств,  по всей вертикали и горизонтали власти, везде парадом командуют наши люди, —  напомнил Хлыстюк.

—Это верно, регионалы везде правят балом, —  подтвердил Герман  Лазаревич. —  Но лучше перестраховаться. Вдруг кому-то из небожителей, тому же  «серому кардиналу» главе Администрации, заправляющему кадрами, моча в голову ударит. Он решит, конечно же,  с благословения гаранта, как это произошло с экс-спикером  крымского парламента, отдать, словно ягненка,  на заклание.

— Зачем им это надо было?

— Во-первых, чтобы сбить волну критики, в том числе со стороны США, стран Евросоюза, по поводу арестов оппозиционеров из команды Юлии Тимошенко. И тем самым показать, что на Украине все равны перед законом, мол, привлекаем к уголовной ответственности всех, независимо от партийной принадлежности. Во-вторых, реализовать принцип: бей своих, чтобы чужие боялись.

— Значит, никто из нас не застрахован от тюрьмы и от сумы?

— В лучшем случае,  отправят в отставку, поставив крест на карьере. А в худшем — загонят лет на десять-пятнадцать на нары  с конфискацией всего имущества. Выйдешь на свободу немощным, больным и нищим старцем. Мой совет: если есть недвижимость и другое имущество, валютные вклады, то их следует оформить на жену, детей, любовницу и других верных людей, которые потом не оставят в беде.

— Благодарю за совет, мы тоже не лыком шиты.

—  Если вдруг моча в голову ударит, заартачишься, то макеевская братва  быстро тебе мозги вправит, — предупредил смотрящий. — Надеюсь, что крайние меры не потребуются?

 —Не потребуются,  — подтвердил Хлыстюк, вспомнив, что его суровый нрав смог обуздать только Бита, отличающийся твердым характером и жестокостью.

— Запомни, Савелий Игнатьевич проверенную временем аксиому: в политике нет друзей, а есть интересы. Властью и  богатством никто не поделится, так как незыблемы принципы: разделяй и властвуй; враг моего врага—  мой друг; там, где капитал, там и криминал. Если через два дня не успеешь собрать сумму, то меняй на себя, пощады не жди. Заранее заказывай гроб и музыку.

 Услышав угрозу, Хлыстюк содрогнулся, но промолчал.  Они выпили «на посошок» и расстались, недовольные друг другом, ибо большие деньги не всегда  сулят добро.

 

                               24. Юбилей Сенатора

 

На  площадке перед парадным входом в ресторан «Зюйд» музыканты старательно выдували из сверкающих в лучах заходящего  солнца  инструментов медь. Ублажали слух гостей и прохожих горожан  торжественно-бравурными маршами, попурри из веселых мелодий.

Семен  Зельц  в фойе устроил фотовыставку: в  больших рамах был изображен  в разных ситуациях и позах Хлыстюк  вместе с Сенатором. Всех входящих в помещение  фотомастер  приглашал  обозреть свои «шедевры».У  лестницы, ведущей на второй этаж, стройная и красивая девушка, юное дарование из одной из музыкальных школ,  плавными движениями смычка извлекала из изящной скрипки чарующие звуки.

Сцена-подиум  в зале  ресторана была украшена разноцветными шарами и гирляндой мерцающих огоньков. Звучала  бравурно-торжественная и веселая музыка.  Сенатор темно-бурой масти  восседал в кожаном кресле-троне  в центре подиума.

На его широкой груди блистали медали, купленные у ветеранов и взятые напрокат в клубе собаководов «Артамон». Гости, приглашенные на юбилейное  мероприятие, занимали места за столами,  щедро сервированными изысканными блюдами, деликатесами и спиртными напитками. У сцены сновали телеоператоры и фоторепортеры.

Их камеры и объективы были нацелены на  виновника торжества, который норовил сбежать с трона. Хлыстюк властно приказал «сидеть!» и пес не посмел ослушаться. В глубине сцены висел большой плакат, на котором Савелий Игнатьевич был изображен с ротвейлером в руках. А над ним витиеватый лозунг: «С юбилеем. Сенатору — 5 лет!»

На подиум диковинной бабочкой  выпорхнула ведущая — красивая, изящная  шатенка  Амалия, в темно-фиолетовом приталенном платье с блеском  стразов Swarovski , победительница недавнего конкурса красоты. Она  предоставила слово  хозяину пса. Тот решительно подошел к микрофону, поправил  «бабочку», вдохнул воздух:

—Дамы и господа, леди и джентльмены! Благодарю вас за то, что откликнулись на наше приглашение и готовы разделить с Сенатором радость юбилея, — громко произнес он. — Пусть вас не шокирует это необычное торжество. Ныне  среди политического  бомонда, банкиров   и бизнесменов очень модно устраивать праздники по случаю дней рождения, юбилеев любимых животных – коней, коров,  собак, кошек, попугаев, коз и  прочих  созданий, украшающих нашу жизнь. Скажите на милость,  чем мой Сенатор хуже?

—Лучше, он  лучше других шавок, — донеслось  от  столов  и  хозяин, хотя его и покоробило сравнение с шавками, с  удовлетворением продолжил. —  Всегда найдется повод для застолья с приятным общением. Вот уже десять лет Сенатор по праву является членом моей семьи. Отличается умом, сообразительностью и преданностью. С ним я чувствую себя в полной безопасности. Все попытки политических злопыхателей, хулиганов нанести мне вред, подорвать деловую репутацию  потерпели фиаско. Так есть и  будет впредь, пока рядом  верный друг. Предлагаю выпить за здоровье Сенатора. Желаю ему крепкого здоровья и долголетия!

—Ура, ура! Сенатору — ура! — восклицали мужчины и женщины, довольные тем, что столы ломились от обилия напитков и блюд. Раздались хрустальные звоны бокалов и фужеров, ложек, ножей и вилок. Усердно заработали десятки челюстей и желваков.  А на сцене хор девочек в белоснежных платьицах проникновенно пел:

                              

 День рождения — праздник детства!

  И никуда, никуда, никуда

  От него не деться.

 День рождения — грустный праздник..

 Ты улыбнись, улыбнись, улыбнись,

  Не грусти напрасно…

Савелий Игнатьевич взял со стола два бокала. Для себя с шампанским, а для Сенатора — с водой и подошел к псу. Юбиляр, томимый  жаждой,  жадно выпил  воду, а его хозяин — шампанское.

 Вновь появилась стройная Амалия  с тонкой осиной талией и  чарующей улыбкой сообщила:

—А теперь по традиции приступаем к церемонии вручения подарков, а то Сенатор обидится и заскучает, а может и… покусает.  С кого начнем, кто самый смелый и щедрый?

Каморин поднял руку и направился к подиума. Подошел к Сенатору и дружески потрепал его по холке. На шее пса прозвенели  чужие медали

—Савелий Игнатьевич прав на все сто процентов. Сенатор — настоящий член семьи, отважный боец, — произнес советник. — На такую умную собаку грех надевать ошейник.  Среди людей, особенно политиков встречаются психически ненормальные субъекты, которых опасно выпускать из дома без намордников и поводков. О них давно тюрьма и психушка плачут. Но все же я решил подарить юбиляру в качестве сувенира  кожаный ошейник со стразами  и поводком. Но не для того, чтобы Савелий Игнатьевич надевал его на своего верного друга, а для того, чтобы любовались этим дорогим эксклюзивным изделием.

Игорь Глебович положил у ног Сенатора коробку, перевязанную голубой лентой с роскошным бантом.

— Спасибо,  — Хлыстюк пожал руку советника. — Этот ошейник с поводком будет висеть на стене в комнате Сенатора.

Следующей  на подиум поднялась Аза Марковна  из  налоговой инспекции, дама бальзаковского возраста. Но подойти близко к псу, оскалившему пасть  с рядами острых клыков и зубов, не отважилась.

— Дорогой песик, чтобы ты осенью и зимой не замерз и не простудился, дарю тебе телогрейку из цигейки, натуральной, а не китайской  искусственной овчины, — сообщила женщина и достала из пакета изделие, расстегнула замок-молнию, продемонстрировав бело-желтое волокно.

— Аза Марковна, очень заботливо и трогательно, — похвалил Савелий Игнатьевич.— Но авторитетно заявляю, что Сенатору морозы и холода не грозят. В его комнате обогреватели и кондиционер, поэтому  в любое время года обеспечен нормальный температурный режим.

— Вдруг решите осенью или зимой поохоться на кабана или уток и тогда телогрейка будет очень кстати.

— Он у меня аристократ  со знатной родословной, а для охоты есть собаки других пород, — заметил хозяин.

Боком, словно краб, к подиуму подобрался директор колхозного рынка «Дары природы» Вениамин Блискун в черным  пакетом в руке.

— Савелий Игнатьевич, дорогой благодетель, разрешите от всей души поздравить вас и Сенатора с прекрасным юбилеем.

—Разрешаю, — подбодрил мэр, вперив взгляд на увесистый пакет и предполагая, что директор, которого он назначил на доходное место, не поскупиться.

—Для юбиляра я приготовил его самое любимое блюдо,— произнес он интригующе-вкрадчиво и достал из пакета обглоданную до белизны кость.

—Веня, ты что издеваешься, считаешь нас голодранцами?! — побагровев от возмущения, проворчал хозяин.

—Это сахарные кости, — смущенно пояснил Блискун.

—Пусть хоть медом мазанные, — придавил его тяжелым взглядом мэр. — До чего додумался. Ты бы еще берцовые кости от слона или мамонта приволок, чтобы Сенатор о них клыки и зубы поломал. Что у тебя в башке, мозги или полова? Поскупился на филе, натуральную говядину или баранину. Всем на заметку, от свинины Сенатор нос воротит. Вот, что Веня, пеняй на себя, чтобы другим неповадно было.

— Савелий Игнатьевич, простите великодушно, я же хотел, как лучше, —потупив взор, как школьник покаялся посрамленный  директор рынка. А мэр продолжал распаляться:

— ЛЛучше бы ты с пустыми руками, а не с костями, приперся. Сидел бы и не высовывался, чтобы никто не заметил. Решил выпендриться и заодно меня и Сенатора опозорить. Да, если хочешь знать, то пес питается лучше тебя. У него вдосталь разных деликатесов, за исключением крепких напитков. Что уставился, как баран на новые ворота? Прочь с моих глаз. Пиши заявление об отставке, свято место пусто не бывает.

—Веню давно надо было гнать взашей, — не без злорадства поддержал Хлыстюка потенциальный претендент на вакантное место.

— Виноват, исправлюсь,  — унизительно покаялся Блискун.

—Поздно…пить шампанское, — прошипел мэр. — Свбоден, вали на скотобойню, собирать кости.

Побитой собакой, опустив рыжеволосую голову, Вениамин через весь зал направился к выходу. А к сцене, словно утка, переваливаясь с ноги на ногу, прошла крупногабаритная особа.

— Дорогой  юбиляр, милый песик, — обратилась к Сенатору вице-мэр по гуманитарным вопросам Аделина Моцюк. — Я — сладкоежка, но ради тебя, от  себя   отрываю пакет лакомства «Рафаэлло».

Она положила у его лап увесистый пакет.

— Его не пронесет? — спросил Хлыстюк.

—Нет, конечно, нет.

— Пучить не будет, если  газанет,  мало не покажется? Бздо будет такое, что хоть всех святых выноси…

— Что вы, Савелий Игнатьевич. «Рафаэлло» свежий, на себе испытала. Пусть лакомиться на здоровье,— заверила Моцюк и посоветовала. — Разделите на несколько порций,  чтобы за один раз не объелся, не возник жидкий стул.

— Спасибо, душечка. Я  тоже дегустирую, если не возражаешь?

— Помилуйте, вы хозяин-барин, — улыбнулась женщина.

Следующие гости подарили юбиляру большой пакет собачьего корма, набор резиновых и мягких игрушек, ошейник с острыми шипами для защиты от волчьих клыков и прочие изделия.

—Замечательно, превосходно, что сотрудники позаботились о корме, халабуде, ошейнике, поводке и других аксессуарах для Сенатора, а  о том, куда девать экскременты никто не подумал, — слегка картавя, заявила заведующая канцелярией мэрии Мирра Сергеевна Гаркуша. — А я вот догадалась и купила  горшочек со звоночком. Как только какашка упадет на дно, так сразу дзинь. Значит,  Сенатор  пошел по-большому. Если зажурчит, то значит,  по-маленькому  помочился. Савелий Игнатьевич об этом разу узнает.

Она обозрела всех гордым  зглядом, довольная тем, что проявила смекалку. Но в следующее мгновение Хлыстюк опустил ее на грешную землю:

— Ах, ты, старая колоша, что надумала своим куриными мозгами?! Уволю на пенсию к чертовой матери! Сенатор в доме  не гадит, его вовремя выгуливают. Надень горшок на свою глупую голову или используй, как ночную вазу. Прочь с наших глаз!

— Ой, Савелий Игнатьевич, простите меня, — втянула дряблую шею в плечи Гаркуша. — Хотела, как лучше, чтобы юбиляру было приятно.

— Вали, — прошипел мэр и она, боком, словно краб, удалилась в зал.

Затем всех заинтриговала вышедшая на сцену пресс-секретарь симпатичная тридцатилетняя  шатенка Виолетта с  портретом и букетом белых роз.

—Дорогие друзья, Савелий Игнатьевич и  замечательный  юбиляр Сенатор. Я долго думала над тем, какой необычный, оригинальный подарок преподнести юбиляру? — промолвила она певучим голоском. — Однажды бессонной ночью  меня осенила идея.

.Виолетта сознательно выдержала паузу, окинув гостей  интригующим взглядом.

— Что за  идея? Говори, не томи душу,  —  потребовал один из нетерпеливых гостей

— Сенатор принадлежит к мужскому племени,  так ведь, — продолжила она. —  А для мужчины, какой самый желанный подарок?

— Иномарка, яхта, вертолет,  бабло, — наперебой  пытались угадать охмелевшие гости.

— Нет, нет, нет, — отвечала  шатенка. — Не угадали.

—Женщина, любимая женщина, — наконец  сквозь шум и гвалт прорвался мужской голос.

— Правильно! К счастью,  еще не перевелись настоящие мужчины, — похвалила Виолетта. — Для  мужчины и женщины нет ничего приятнее интима, медового месяца, который многие растягивают на год, а то и дольше. Вот я и решила подарить Сенатору  близость общения, вязку с моей любимой собачкой Келли той же, что и он, породы. У нее знатная родословная, поэтому кровь не испортит, потомство будет породистым. Юбиляру вручаю сертификат на случку с Келли, а  вам, Савелий Игнатьевич, за отличное воспитание Сенатора букет этих белоснежных роз.

Она  поставила  рамку с  сертификатом, изображением Келли у трона, а цветы подала Хлыстюку.

— Виолетта, деточка, какая же ты умница.  Понимаешь, чего не хватает живому существу для полного счастья. Дай я тебя обниму и расцелую, — он не в первый раз  заключил любовницу в пылкие  объятия.

— Браво, браво, Виолетта! Браво, чудесная Фиалка!— восклицали мужчины, женщины ревностно следили за своими супругами.

— Она не только очаровательная, но и умная, практичная женщина, — польстил Хлыстюк.  — Дело в том, что Сенатор и Келли получат удовольствие, а она еще и приплод щенят, долларов по четыреста-пятьсот за голову. Мыслит с дальним прицелом.

— Савелий Игнатьевич, не делите шкуру неубитого медведя, — пошутила шатенка. — Будущими щенятами поделимся по-братски.

— Так не годится, а где сама Келли? — спросил один из гостей.

— Оставила дома, чтобы кокетка не соблазняла Сенатора, — ответила  владелица  потенциальной для вязки невесты.

— Жаль, интересно было бы узнать, сойдутся они характерами или нет? — посетовал все тот же голос, а Виолетта возвратилась за свой стол.

— А сейчас перед вами выступит поэт  Борис Мослатый, Он подготовил поэтическое поздравление, — торжественно сообщила Амалия.

На подиум  вальяжно-барственной походкой поднялся долговязый и высокий, как циркуль (не в коня корм) мужчина, большой любитель  тусовок, юбилеев  с дармовыми  застольями, банкетами, фуршетами, шведскими столами,  сочинитель од, баллад и прочих  дифирамбов. Вскинул вперед правую руку и сообщил:

— Сенатор, как и его хозяин, достойны поэмы,  над которой я усердно работаю днем и ночью. А пока озвучу отрывок из этого произведения. Он достал из кармана открытку и  зычным голосом продекламировал:

                                 

 Наш Сенатор — гладиатор!

 Не боится он волков.

 Ни зубов, ни клыков.

 И умен он, и толков.

 На Савелия похож,

 Также славен и пригож.

 Тем, кто Хлыстюку мешают,

 За добро не уважают.

 Им Сенатор перца даст,

 Потому, что высший класс.

 

Нашему благодетелю Савелию Игнатьевичу  и его верному другу Сенатору многие лета…

— Многие лета, многие лета! — дружно скандировали захмелевшие участники застолья.

Хлыстюк на радостях обнял Мослатого и громко провозгласил:

— Борис Яковлевич за золотые слова заслужил премию и статуэтку «Золотого грифона». Когда  будет готова поэма, то  отправлю вас отдыхать на Кипр  за  красивыми женщинами и вдохновением.

— Премного благодарен,— переломился в поклоне стихоплет. — Почитаю за честь и дальше служить вам и вашему псу верой и правдой.

—Кто еще желает поздравить Сенатора? — обратилась Амалия.

Конверты  с валютой преподнесли  прокурор Вязов и начальник милиции Яцук. А главред  «Курьера» Черенок вручил  номер газеты с  большой фотографией  хозяина с псом на первой странице,  заздравными стихами в честь юбиляра и его хозяина.

Неожиданно из-за  крайнего, что у самого входа,  стола поднялся  грузный мужчина и с пакетом в руке направился  к сцене. В нем  многие узнали представителя экологической организации  «Кристалл»  Ивана  Степановича  Хренова.

Зная его строптивость, некоторые удивились тому, что Хлыстюк пригласил его на банкет. Эколог поднялся на подиум. Обвел всех  взглядом больших воловьих глаз и с места в карьер сообщил:

— Я тоже пришел не с пустыми руками. Для начала, следуя примеру Борьки Мослатого,  исполню песню, популярный собачий шлягер в честь юбиляра, — с гордостью заявил эколог и  глубоко вдохнув, запел:

                         

У попа была собака, он ее любил.

Она съела кусок мяса, он ее убил.

 Убил, закопал, на могилке написал:

 «У попа была собака, он ее любил.

 Она съела кусок мяса, он ее убил.

 Убил, закопал, на могилке написал:

«У попа была собака. Он ее любил…

 

 И дальше в том же духе, до бесконечности, пока у слушателей не потекут слезы жалости и страданий.

— Савелий Игнатьевич, он же над нами издевается самым наглым образом. К чему здесь поп и собака? — возмутился Каморин.

— При  том, — предвидя этот вопрос,  с блеском в глазах вдохновился  оратор и воздел руку в зал.— Дамы и господа, леди и джентльмены, защитники и ценители матушки-природы, ее фауны и флоры! В  Европу, в шенгенскую зону без виз, чтобы кошельки от евро и долларов лопались, словно мыльные пузыри,  хотите?! — заинтриговал всех оратор.

 — Хотим, очень хотим, — донеслись голоса с разных сторон.

— Тогда надобно равняться не на дикую Азию, откуда хан Мамай огнем и мечом прошел, а на демократическую, процветающую Европу, почитать ее законы и порядки, — продолжил эколог. — Вынужден вам  напомнить, что все живые существа, в том числе и млекопитающие, выделяют продукты, точнее, отходы, своей жизнедеятельности — экскременты, а если по простому, говно и мочу.. Собаки, кошки и другие, как сказывал  Сергей Есенин  «братья наши меньшие»,  домашние питомцы, не являются исключением.

— Что вы со своим говном и мочой в такой торжественный день носитесь, как дурень со ступой, — упрекнул оратора советник .Хлыстюку невольно вспомнился конфуз с вонючей «миной» в сосновом бору.

— Испортил обедню, бочку меда ложкой дегтя, — посетовала, отложив  вилку в сторону от салата  со сметаной, грибами и зеленью.

— Мы обязаны заботиться об охране среды обитания, о создании благоприятных условий для жизни не только человека, но и фауны, и флоры, иначе потонем в мусоре, говне, моче и другом дерьме. Не спасет даже новый ковчег, — невзирая на замечания и протесты, с невозмутимым видом продолжил эколог.

— Когда  благородные люди за столами сидят, пьют и едят, об этом неприлично говорить, пища в рот не лезет,— упрекнула  Аза Марковна.

— Ничто земное нам не чуждо и о проблемах надо говорить в полный голос, чтобы все слышали и действовали в духе времени! — возвысил свой голос оратор.— Если мы будем заботиться только о своем брюхе, о чревоугодии и сексе, закроем глаза на антисанитарию, то чума, холера, тиф  и прочие опасные инфекции обрушатся на наши головы.

— Типун тебе на язык! — громко пожелал Хлыстюк и напомнил. — Регламент, время истекло.

— Я же только начал? — удивился  Иван Степанович.

— Заканчивай, здесь тебе не цирк, устроил клоунаду.

—  Зажим демократии. Слово не дают сказать, — обиделся оратор и перешел к заключительной фазе.

— В таком случае,  дамы и господа,  Сенатору — диплом с отличием от экологической ассоциации, — он поставил рамку у лап юбиляра и с широкой улыбкой обернулся к хозяину. — А вам, уважаемый, — мешочек и совочек, чтобы пес на улицах и  в парках не гадил. А еще эффективное средство от блох, вшей и других паразитов.

Лицо Савелия Игнатьевича побагровело, пальцы сжались в кулаки.

— Я те,  скотина, дам мешочек и совочек. Публично насмехаться над представителем власти.  Кровью будешь харкать!

— Браво, Савелий Игнатьевич! Поделом хулигану. В шею его, чтобы не отравлял  праздничное настроение и хороший аппетит, — поддержали хозяина возмущенные гости.

— Если кто не знает, то в Германии и в других европейских странах, куда мы  безуспешно стремимся вступить,  прежде, чем вывести собаку или кошку на прогулку на улицу, в парк или сквер, владельцы обязательно берут с собой мешочек и совочек для экскрементов.

— По второму кругу пошел. Опять что-нибудь отчебучит, — послышался  чей-то  голос.

— Если вдруг кобеля или сучку приспичит и они нагадят прямо на тротуар или на газон, то хозяин тут же совочком соберет  в мешочек отходы их жизнедеятельности — экскременты. Если кто не понял, то так по научному называются  собачьи, кошачьи  и прочих существ какашки, — продолжил наставлять Иван Степанович. — Поэтому  в городах и поселках чистота и порядок, нет  экологических катаклизм.  В том случае, когда у владельца собаки, кошки  или иного животного не окажется при себе совочка и мешочка, а псина наложит, то полицейский заставит убрать какашки и  еще оштрафует на приличную сумму.

Он  благодушно обратил  взор к побагровевшему, едва сдерживавшему ярость, Хлыстюку:

— Савелий Игнатьевич, я так полагаю, что если владельцы собак и кошек увидят, что вы выводите Сенатора на прогулку,  имея  совочек и мешочек, то тут же последуют вашему примеру. Наш город станет чище и краше, как тот же Берлин, Париж или Прага… Очень практичные, полезные  вещи. Желаю Сенатору крепкого здоровья и  пищеварения.

Сквозь всплески ехидного смеха прошумели вялые аплодисменты.

— Клоун, хренов шутник!  Пошел  на хер со своим мешочком и совочком! Катись отсюда колбасой!— взорвался хозяин и пинком  ноги отфутболил  пакет от  собачьего трона. Пес напрягся, готовый по его команде  броситься в атаку.

— Так мы должны равняться на Евросоюз, — опешил Хренов, испуганно глядя на оскалившего красную пасть юбиляра и пятясь от сцены.

— Ты бы еще пакет памперсов купил, — громко прокричал Хлыстюк и, когда смех затих, добавил. — Не для Сенатора, а для себя, когда приспичит, чтобы не гадил, не отравлял  настроение…

И снова публика взорвалась хохотом и возгласом:

—Правильно, Савелий Игнатьевич, гоните его в шею! — поддержал советник. — Пусть колбасой катиться со своими мешочками и совочками к чертовой матери!

— Охрана! — хозяин подозвал одного из своих телохранителей и вдогонку эколога велел. — Выведи   мудака - затейника с  его дерьмом подальше с  моих глаз.

Мужчина с бицепсами  тяжелоатлета  поднял пакет с совочком и мешочком, догнал Хренова. Грубо схватил его за руку и заломил за спину.  Под одобрительный свист и  возгласы  вывел из зала.

— Дамы и господа, простите за этот инцидент.  Мешочек и совочек! — негодовал Хлыстюк. — Лучше бы, хер моржовый,  дал пятьсот евро или купил Сенатору полезный подарок. У меня для любимого пса есть биотуалет и отдельные — комната и ванная. (К слову сказать, когда в городе появился первый биотуалет, то Хлыстюк долго его изучал, тупо соображая, куда девается дерьмо?) А он, дуралей, думал, что я держу его  на цепи в собачьей будке. Не эколог, а дебил. Надо бы  его в психушку засунуть, чтобы не мутил воду, не провоцировал нормальных людей.

— Будет сделано, — с готовностью отозвался советник.

— Давно пора,  — поддержал хозяина кто-то из лизоблюдов. Вот так, пригласи свинью за стол, а она и ноги на стол, — посетовал Хлыстюк. — Подобное больше не повторится.  С кем не бывает? Хватил мужик лишку и решил покуражиться со своим мешочком и совочком. Мозгов не хватило придумать что-нибудь умное и полезное. Его счастье, что Сенатор еще не все слова понимает, иначе бы за такое гнусное оскорбление перегрыз бы глотку. Чтобы другим неповадно было насмехаться над юбиляром. Правда, Сенатор?

Пес  услужливо завилял обрубком купированного хвоста.

— А теперь главный подарок, — Савелий Игнатьевич развязал красный бант на шкатулке, инкрустированной камнями-самоцветами. Словно змею, достал из нее сверкающую звеньями массивную золотую цепь с медалью в виде кулона.

— Царский подарок. Ура, бис!

 —Это  вам  не турецкое фуфло из олова, а  золото  999-й  пробы, — сообщил хозяин. — Пес у меня  благородных кровей, поэтому   и металл   должен  быть благородным...

 Он надел  сверкающую цепь на  упругую шею  юбиляра.

— Савелий Игнатьевич, так ведь сопрут золото или сам потеряет, — кто-то из гостей выразил  озабоченность.

— Не сопрут и не потеряет, Сенатор надежнее любого сейфа. Только через его и мой труп, — заверил хозяин и сообщил.— На  медали выгравировано «Любимому Сенатору — счастья и добра на долгие лета!» Если  бы  он умел водить автомобиль, то подарил бы ему «Бентли», «Майбах» или «Лексус». Но, увы, поэтому пришлось ограничиться этим презентом. Не обессудь мой верный друг. Предлагаю выпить за здоровье члена моей семьи, юбиляра, который много раз спасал меня от злодеев.

— За Сенатора, за юбиляра! — звучали тосты и здравицы.

Несмотря на казус с «мешочком и совочком», в целом довольный ходом мероприятия, Хлыстюк сошел с подиума и сел за сервированный для него стол. Огляделся и жестом  подозвал к себе Каморина. Пригласил присесть и предложил выпить за здоровье юбиляра. Закусили коньяк  дольками лимона, бутербродами с черной и красной икрой и маслинами.

— Что-то я устал и еще тот, эколог, типичный провокатор, напакостил. Надо бы расслабиться, — произнес  хозяин.

— Нет проблем, — Игорь Глебович изъявил высшую степень готовности в ожидании приказа.

— Где очаровательная Яна, где обещанное ангельское создание, способное согреть сердце, разогнать тоску-печаль?

— Ждет на вилле, изнывает  от  неутоленного желания и страсти.

— Тогда поехали. Хочу отдохнуть не только душой, но и телом,  — велел Савелий Игнатьевич.— Обязательно забери  у Парамоши  Альбину  и через пару дней  привези на «обкатку». Выкусит, старый хрыч.

— Так точно, шеф!  Сенатора оставим?

— Ни в коем разе. Он — мой главный телохранитель. Заберем с собой, а то уже утомился  от поздравлений. Достаточно славы, чтобы не возник культ личности. А гости пусть продолжают веселиться. Сейчас самый разгар застолья.  Вязов, Яцук  на месте, поэтому ситуация под контролем. Пацаны  правильные, не подведут.

Под предлогом того, что Сенатору приспичило, они оставили банкетный зал. Вышли к авто «Mazda».

— А этот бывший клерк Райков, знает, что Яна  находится у нас, а то ведь ненароком черт принесет? — спросил хозяин.

— Наверняка, догадывается. Тем  лучше, охрана начеку. Если, вдруг вздумает сунуться, то затравим его Сенатором и наденем наручники, — спрогнозировал советник. — Обвиним в нападении на  частный объект, собственность, которая по закону неприкасаема. Тогда ему не отвертеться. Вязов, Яцук  и судья  Бекас подсуетятся и отправят за «колючку» лет на пять с конфискацией имущества. Другим  бунтарям наукой будет. Наш народ еще с царских времен привык к твердой руке с кнутом.

В  ресторане гремел  концерт с участием музыкально-хореографических  и вокально-инструментальных ансамблей, солистов и чтецов. В репертуаре  прозвучали песни, посвященные  собакам и другим домашним животным, стихи Сергея Есенина «Собаке Качалова», «Сукин сын» и другие перлы.

Ночное небо вспыхнуло в разноцветных  звездах  праздничного салюта, отразившегося на тихой глади залива.

 

                            25. На  вилле  Хлыста

 

Хлыстюк сел за руль, рядом  Каморин, а  Сенатор на правах юбиляра расположился на заднем сидении. Взирая на помрачневшее лицо хозяина, Каморин сочувственно спросил:

— Шеф, чем вы в праздничный день  так озабочены?

— Мало того, что этот эколог, хер моржовый,  своим совочком и мешочком настроение отравил, так еще предстоят большие расходы.

— С чем они связаны?

— Как снег на голову, свалился порученец, гонец от самого гаранта.

— И что ему от нас надо?

— Неужели не догадываешься? — с раздражением произнес Хлыстюк. — Что, что? Бабло им от нас надо в долларах и евро.

— Скоко, если не секрет?

— Много,  у меня столько нет, — уклонился он от точного ответа. — Придется тебе, Игорек, постараться. Завтра же мобилизуй свою братву и займитесь чесом банкиров, предпринимателей, коммерсантов, мелких лавочников,. Как говорится, с паршивой овцы, хоть клок шерсти. Потряси рынки, АЗС, пункты обмена валют  и приема металлолома, агентства недвижимости, ломбарды, частных извозчиков…Впрочем, ты и сам хорошо знаешь, где деньги вращаются.  Даю тебе два-три дня.

— Скоко надо собрать?

— Чем больше, тем лучше.

— Времени маловато.

— Не я установил сроки. Если не уложимся, то в лучшем случае попрут с должности, а в худшем — посадят на нары или же закатают в асфальт. Ты же понимаешь, что, если завалят меня, то и тебе — крышка1

— Неужели, так серьезно и круто, ведь калганом заправляет свой человек. В молодые годы за две «ходки» парился на нарах у параше, а сейчас, словно царь,  живет в украденном у государства дворце, где туалеты с драгоценными унитазами.  Вот уж действительно, из грязи вылез в князи, был уголовником, а стал, даже не полковником, а президентом...

— Поэтому  и хочет, не только противников, но и некоторых строптивых соратников,  профильтровать через нары, чтобы у каждого в биографии были отсидки в СИЗО и тюрягах. По принципу: от сумы и от тюрьмы не зарекайтесь. Такими  легче помыкать.

Упаси Господь, попасть такому под горячую руку. Его опричники  из прокуратуры, МВД, СБУ,  КРУ, ГНИ и  судов не ведают жалости, чтобы выслужиться. А ты говоришь, наш человек. Он прошел Крым, Рим и медные трубы. Против лома нет приема.

— В таком случае, придется попотеть, — вздохнул советник и почесал толстый загривок. — Ладно, к черту проблемы!

Остаток пути до  виллы, расположенной  на берегу моря, они  проехали молча. Сенатора  Хлыстюк  оставил в  его комнате, чтобы отдохнул  от торжества, а сам последовал за советником. Подходя к спальным апартаментам спросил:

— Игорь, где обещанная  сладкая «клубничка-земляничка»? Хочу снять стресс, отдохнуть душой и телом.

— Заждалась вас брюнеточка-конфеточка. Сейчас представлю в лучшем виде, — ответил Каморин и крикнул в глубину апартаментов. — Оксана, давай сюда нашу недотрогу! Одень на ее розовый пеньюар.

Вскоре  Оксана  привела  упирающуюся  Пунцову  за руку. Хлыстюк, у ног которого сидел бдительный ротвейлер,  увидел  выше среднего роста брюнетку с черными стекающими на плечи  волосами, с тонкой талией и округлыми бедрами, точеными длинными ножками. Сиреневого цвета платье подчеркивала мягкие линии  ее изящного тела.

«Действительно, хороша, очаровательна, волнует кровь. Такую горячую лошадку не грех оседлать», —  глядя на нее с вожделением, подумал хозяин. Яна метнула в него свой  презрительный взгляд, капризно поджала алые, словно малина, губки. Они несколько секунд пристально  изучали друг друга.

—Что ты, как не родная?  Улыбнись, покажи свои способности, ведь умеешь, когда захочешь. Столичный хмырь от тебя был в восторге, — велел Каморин, намекнув  на интим с Райковым и упрекнул. — Почему не в форме. Где твой  прикольный пеньюар?

— Не захотела одеть. Кусалась и царапалась, как кошка, — пожаловалась Оксана, которую советник специально вместе с Пунцовой доставил на виллу, чтобы поразвлечься в то время, когда хозяин уединится с Яной.

— Отпустите меня домой. Я не хочу, как все противно и мерзко, — взмолилась она.

— Домой никогда не поздно. А кто долг будет отдавать, — с ехидной улыбкой напомнил советник. — Я на тебя потратил тысячу долларов на одежду, пеньюары, парфюм, косметику, обувь, аксессуары из секс-шопинга, на харчи  и прочие  забубоны.  А ты для фирмы еще ломаного гроша не заработала. С каждым днем счет увеличивается. Запомни, Яна, что долг платежом  красен. Покажи, на что способна.

— Я знаю, — с обреченным видом  прошептала она.

— Обслужишь Арона Рувимовича,  —  Игорь указал взглядом на Хлыстюка, скрыв настоящее имя хозяина. — За твои ласки он, богатый еврей, олигарх,  готов заплатить  штуку. То есть тысячу  баксов. Половина из них твои. А, если продолжите приятные отношения, то я буду рад…Раза три-четыре его обслужишь и мы квиты. Гуляй на все четыре стороны.

— Нет, нет, ни за какие деньги! — воспротивилась Яна.

— Глупая девка. Где ты еще  такие бабки заработаешь.

— Это не Арон  Рувимович, не жид, а Савелий Игнатьевич, — уверенно заявила Пунцова.

— С чего ты взяла?

— Его морда с экранов телевизора и со страниц газет не сходит

— Яна, не груби, не оскорбляй хорошего человек, иначе будешь бита, как сидорова коза, — пригрозил Каморин. — Он не причинит тебе вреда, наоборот, будет сладко и приятно. Другие девушки от него в восторге.

— Пусть с ними и кувыркается. А долг я отработаю, но не сразу, а после того, как устроюсь на работу, — пообещала Пунцова.  

— Как ты и где его отработаешь, если кроме секса, ни на что неспособна? — усмехнулся советник.

— Способна, я — массажистка.

— Вот и сделай клиенту  тайский массаж и он тебя щедро отблагодарит, — настаивал Каморин и двинул припасенный аргумент. — Имей в виду, что  за долг я конфискую  квартиру. Или тебе не жаль, что родная мать на старости лет останется без крыши над головой, бомжей.

— Вы не имеете права? Квартира в несколько раз дороже, чем долг.

 —Детка, не забывай: прав тот, у кого больше прав, — подал голос Хлыстюк. — Успокойся, трезво оцени ситуацию. Задумайся над тем, что тебя ждет? Безработица, голод, болезни, а  я  тебе предлагаю прекрасные перспективы. Если постараешься, то можешь стать моей постоянной любовницей.  Я — не маньяк, не насильник, а очень нежный и азартный партнер. Другие красотки об этом только мечтают.

—Яночка, ты мне очень приглянулась, аж кровь в жилах закипает от желания. Прежде мне нравились блондинки, но после того, как увидел тебя,  возник  интерес к  жгучей брюнетке. Будешь в роскоши, в золоте и бриллиантах  купаться, по заграницам путешествовать. Весь мир у тебя на ладони, а небо над головой — в алмазах!

С пафосом произнес заученный для таких случаев монолог и остался  довольный своим актерским мастерством.

— Будешь и дальше  упрямится, то затравим псом, — пригрозил Каморин и указал взглядом на Сенатора. Тот,  восседая у ног хозяина с гирляндой звенящих медалей  на короткой и толстой шее, оскалил красную пасть с рядами острых клыков и зубов.

—Нет, вы не посмеете, — Яна со страхом отпрянула, попятилась к двери, но Оксана возвратила ее на место и прошептала в перламутрово-розовое ушко. — Эх, глупая, я бы посчитала за счастье переспать с боссом. Не раздумывая, нырнула бы в его постель Он осыплет тебя подарками. Я это испытала на личном опыте, но, к сожалению, всего один разочек.. Он— классный трахальщик. Не будь дурехой, тебя не убудет.

— Сама с ним забавляйся.

— С радостью, но он предпочел брюнетку. А ты, бестолочь, упираешься, хотя он своего добьется, возьмет силой, отдерет, как  строптивую козу. Но тогда тебе подарков не видать, как собственных ушей.

 

                                26. Перед  схваткой

 

Неожиданно по мобильному телефону позвонил Баулин:

—Привет, Андрей,  жив курилка?                                                                                                                                           

—Жив и тебе того же желаю,  — ответил Райков.                                                                                                              

—Как Питер, на месте? Наверное, уже успел побывать в Эрмитаже, Петергофе или съездил в Царское Село, то бишь, в Пушкин? Рассказывай о своих ярких впечатлениях, не скупись на краски и эмоции, —  обрушил он залп вопросов с явной интригой.                                                                                                                                                    

Пока Андрей Захарович обдумывал более-менее убедительный ответ,  подполковник продолжил:                                              

— Ладно, не темни. Мне известно, что ты инкогнито махнул к своей очаровательной Яне.                                                

— Откуда у тебя информация?                                                                                                                                                  

— От верблюда. У милиции везде глаза и уши. Хотя тебя следовало бы пометить изотопом, чтобы на мониторе отслеживать каждый шаг. Возможно, в этом и возникнет необходимость, а пока достаточно того, что в местном УВД  работает надежный коллега, который и сообщил. Я  предвидел, что тебя сейчас меньше всего волнуют достопримечательности, музеи, архитектура и история Санкт-Петербурга, поэтому заранее предупредил приятеля о твоем  неизбежном появлении. Мог бы и с помощью оператора мобильной связи, после того, как ты принял вызов, точно определить место нахождения. Ныне техпрогресс на высоте.                                                            

— Да, конечно, темпы высоки,— согласился Райков и покаялся.

—Виктор, ты прости, что утаил от тебя свои планы, решив не грузить проблемами, которых у тебя по службе предостаточно.                                                             

— Понятно, решил самостоятельно побороться с Хлыстом и Рвачем. Очевидно,  позабыл, что один в поле не воин. У этих матерых волчар мертвая хватка,  — предупредил Баулин. — Твоя самодеятельность могла тебе стоить, если не жизни, то здоровья. Искалечили бы до такой степени, что лишился  бы разума и остаток жизни работал бы на аптеку.                                                                                                                                                                    

— Волка бояться, в лес не ходить.                                                                                                                                              

—Не геройствуй. Я располагаю информацией о том, что ими готовится акция по твоему устранению под видом несчастного случая в результате пьянства, употребления наркотиков (передозировка) или ДТП. Ведь   публикации компромата  для них показалось мало. Так, что сиди тихо не высовывайся.                                                           

— Я не один, есть поддержка со стороны предпринимателей, особенно Зубача и Дежкина. Мужики серьезны и настроены решительно. Хлыст и Рвач много им крови испортили,

—Запомни, коммерсант  не спецназовец. При первой же опасности разбегутся, как зайцы по кустам, —возразил подполковник.

—Виктор, пойми, я не могу сидеть, сложа руки и ждать у моря погоды. Эти  твари похитили Яну. Явно не для выкупа, а для плотских забав. Изнасилуют и ославят на весь город. Не хочу, чтобы она пострадала из-за меня. Яна мне очень дорога.

—А как же супруга и дочь?

—Их я тоже люблю, обожаю.

—Да, ситуация, как в водевиле. Хотя, какой к черту водевиль, скорее назревает трагедия в духе шекспировской..

 — Виктор, меня тревожит судьба  Яны. Не прощу себе,  сели с ней произойдет что-то ужасное, ведь из-за меня  они ее преследуют.

— Не паникуй. Что с ней может произойти? Потребуют выкуп.

— Если бы. Я опасаюсь, что в отместку мне и в наказание Яне, они ее затрахают до смерти. Она настолько красива и соблазнительна, что вряд ли откажут себе в удовольствии.

— Ты же мне говорил, что у них в распоряжении целый «цветник» салона  красоты?— напомнил офицер.

— И все же они непредсказуемы, способны на любую жестокость.

— Заяви в милицию или прокуратуру о похищении , — предложил Баулин. — Будем лучше, если заявление поступит от ее матери.

— Дохлый номер. Ты же знаешь, что Яцук и Вязов у Хлыста в кармане. Пальцем не пошевелят, чтобы  освободить Яну из лап этого мерзкого паука. Мне Зубач и Дежкин сообщили, что депутаты и чиновники пользуются услугами  девиц из  из борделя «Шик & блеск».

— Пожалуй, ты прав. По оперативным данным они давно срослись, спелись, покрывают друг друга.

— Виктор, гони сюда на всех парах. Дорога каждая минута. Даю тебе максимум три часа на двести десять километров пути.

— На своем джипе вложусь, — пообещал Баулин. — Конечно, на вертолете было  бы  быстрее, но кто мне его предоставит? Для главка слишком накладно.  Если бы произошло стихийное бедствие или иное ЧП, то прилетел бы со спасателями МЧС, а так частный случай.

— Для меня не частный случай, а угроза трагедии. Яна мне очень дорога, — признался Андрей Захарович.

— Согласен, каждый человек бесценный. Где они ее прячут?

— Зубач сказал, что по всей вероятности на вилле Хлыста, расположенной на берегу моря.  Туда самых красивых девочек возят к хозяину  на «обкатку». Савелий  помешан на «праве первой ночи». Распечатывает невинных девиц. Чтобы он потом не отвертелся, не вышел сухим из воды, прихвати с собой видеокамеру. Не помешает нанести визит и в салон « Шик  & блеск» — гнездо разврата и сексуального рабства.

— Правильно мыслишь, Андрей, — похвалил подполковник. — Тебе бы  в УБОП служить, а не в канцелярии шуршать, шелестеть  бумажками.

— Уже отшуршал и отшелестел, — напомнил  Райков о увольнении.

— Не отчаивайся, месяца через два-три восстановишься в судебном порядке и получишь компенсацию за ущерб.

—Дай бы Бог, но  жиды немало крови и нервов испортят, пока восторжествует справедливость.  Горючее и прочие расходы я оплачу, компенсирую, — пообещал Райков.

— Ладно, как  писал Маяковский,  «сочтемся славою, ведь мы свои же люди». А вот памятникам нам будет уже не социализм, канувший в Лету, а осознание исполненного долга и благодарность твоей очаровательной и верной  Яны, — ответил Баулин.

— Не трусь, помогу, прорвемся. А пока резких движений, действий не предпринимай, чтобы Хлыст и Рвач не вышли сухими из воды.

— Прикажешь мне ждать, а они тем временем  изнасилуют Яну?

— Не драматизируй. Вряд ли они сразу приступят к сексу. Начнут ее уговаривать, соблазнять подарками…Если Яна проявит не слабость и страх, а твердость характера, строптивость, то у нас хватит времени, чтобы помешать, — заверил Виктор Петрович. — Они тоже отдают себе отчет, что деяния тянут на две статьи УК о похищении людей и попытке изнасилования или уже совершенном  половом акте. Снимаюсь с якоря, до встречи.

Подполковник вставил ключ,  набрал код открыл  стальной сейф, где хранились документы, материалы уголовных дел и оружие.  Достал кобуру с пистолетом Макарова. Взял второй магазин, снаряженный  восьмью патронами 9-миллиметрового калибра.

 После этого позвонил командиру ПБР «Беркут», пояснил ситуацию и майор  выделил трех бойцов, обладателей краповых беретов.

              

                  27. Окончен бал, погасли свечи…

 

Райков и Зубач  встретили Баулина и троих спецназовцев  из  ПБР «Беркут» на въезде в город. Как офицер и обещал, они на джипе «Subaru» домчались за три часа. Андрей Захарович с благодарностью пожал крепкую руку Виктору Петровичу и представил Викентия  Павловича.                                                                                          

— Он знает, где расположена вилла. Там Хлыст и Рвач удерживают Яну, — сообщил Райков. — Виктор, что ты медлишь, дорога каждая секунда,  Яна в опасности, — поторопил Райков.

— А вдруг у них по взаимному согласию и за солидную плату?  Хлыст мог с нею  договориться,  чтобы нас спровоцировать и дискредитировать, — предположил  Баулин. — Тогда не только у тебя, но и у меня возникнут  больше проблемы.

— Сомневаюсь. Яна — серьезная, принципиальная девушка. Смелая и гордая, поэтому скорее погибнет, чем уступит его прихоти.

— Но ведь тебе охотно отдалась?

— Любовь с первого взгляда.

— Эх, ты, неисправимый романтик, Дон Жуан. Заварил кашу, получил кайф и теперь приходится расхлебывать за миг удовольствия, — пожурил его офицер.

— Не за миг. Любовь сексом не ограничивается, она глубока и долговечна, — возразил Андрей Захарович. — Словами не объяснить, это надо лично  прочувствовать, испытать.

— С Яной что ли?

— Ни в коем разе. Она моя женщина.

— Чувствую, что подведешь ты меня со своей любовью под монастырь Только ради торжества справедливости и нашей дружбы я бросаюсь в эту авантюру,  — признался Баулин и  скомандовал.— Тогда по коням!

Баулин остановил джип  возле КПП  у высокой железобетонной ограды с колючей проволокой на гребне. За ней возвышались надстройки здания под малиновой металлочерепицей. Посигналили, требуя отворить стальные ворота. Из помещения вышел  рослый охранник в камуфляже и  преградил им дорогу.

— Стоять! Стреляю на поражение! — грозно произнес он. — Частная собственность неприкосновенна. Прочь отсель!

— Никто на твою собственность  и жизнь не посягает, — спокойно, но властно  заявил Виктор Петрович..

— Это не моя собственность.

— В таком случае, кто хозяин этой роскошной виллы?

— Господин Хлыстюк Савелий Игнатьевич. Я сейчас доложу о вашем визите. Кто такие, представьтесь? — потребовал охранник, положив руку на кобуру  с пистолетом. Но, когда из джипа по команде подполковника вылезли трое бойцов с карабинами, его воинственность угасла.

— Мы сотрудники УБОП. Никому сообщать не следует. Пусть для Хлыстюка наш визит станет приятным сюрпризом, — сказал  офицер. — Сдай оружие, мобильник. Открывай ворота.

Один из бойцов уткнулся стволом карабина в грудь охранника. Обескураженный ситуацией детина не посмел ослушаться. Баулин изъял у него пистолет ТТ и мобильный телефон.

 По пути  к вилле и  в самом здании они обезоружили еще  четырех охранников, в том числе и начальника службы безопасности.

— Где Хлыстюк и Каморин? — спросил  Виктор Петрович.

— На третьем этаже, в спальных покоях.

— А девушка Яна? — поинтересовался Райков.

— Там же.

Один из бойцов остался на территории для контроля за ситуацией. Остальные быстро по парадной лестнице  поднялись  на  третий этаж. Прислушались к голосам за  металлопластиковой дверью. Баулин потянул ручку на себя, но дверь была заперта.

—Поднатужьтесь, ребята.

— Эх, жаль кувалду не взяли, — посетовал один из бойцов. Втроем с разбега навалились на двери. Она распахнулась и перед ними предстала картина. На широком ложе под золотистого цвета балдахином на смятых белых простынях боролись голый Хлыстюк и полуобнаженная женщина. Она отчаянно сопротивлялась его домогательствам.. Черные волосы были спутаны, сиреневая сорочка разорвана.  От неожиданности Хлыстюк  с исцарапанной щекой застыл на месте.

— Кто такие, что вам надо?!Вы мне ответите  за грубое вторжение, —  мрачно процедил сквозь зубы. — Запомните, никто и ничто не вышибет меня из седла.

— Еще не вечер, гражданин Хлыстюк. Для меня не существует касты неприкасаемых небожителей, — усмехнулся Баулин.

— Кто такие, что вам надо в моем доме? Кто позволил без моего разрешения  находиться  на частной территории?

— Закон  и чувство долга.

Придя в себя, Хлыстюк, увидев  среди мужчин Райкова и Зубача, закричал:—Ага, налетело воронье.Вон отсюда! Уйдите прочь!

— Остыньте, гражданин Хлыстюк, — твердо произнес Баулин.

— По какому праву?

— Вы привлекаетесь к уголовной ответственности за похищение гражданки Пунцовой, содержание сеск-притона и попытку изнасилования, а, возможно, и свершившийся  акт соития.

Офицер  обратил взор на женщину, стыдливо  прикрывшую высокую грудь простыней.

— Яна, Яночка, как ты? Что он с тобой сделал? — бросился к ней  Андрей Захарович.

— Спасибо, вы успели вовремя, — слегка улыбнулась она.

— Кто вы такие? Где моя охрана? — продолжал возмущаться Савелий Игнатьевич, облачаясь в одежду и не подозревая, что его с момента проникновения в покои, снимают скрытой видеокамерой.

— Не рвите голосовые связки. Сдайте оружие и мобильник! Я — подполковник, сотрудник  УБОП главка милиции, бойцы  «Беркута» и знакомые вам Райков и Зубач.  В данном случае,  они в роли понятых.

Офицер взял с тумбочки  мобильный телефон хозяина.

— Этого бабника, Казанова,  я знаю, — ухмыльнулся Хлыстюк,  испепеляющим взглядом взирая на Райкова. — Вы мне ответите за произвол и беспредел, грубое вторжение в личную жизнь. У вас есть ордер, санкция суда или прокурора?

— Будут и ордер, и орден. Ответите за насилие по всей строгости закона,  — пообещал офицер.

— Никого я не насиловал. Все по взаимному согласию. Мы  забавлялись, у нас такая игра. Правда, Яночка, деточка?

— Мерзкое животное, зверь. Как тебя земля носит? — ответила она, едва сдерживая слезы обиды.

— Мужики, что вы верите бабе? Все они, как кошки, погладил, наобещал подарков и она твоя, — призвал он к мужской солидарности. — Давайте разойдемся по хорошему. С кем не бывает? Да у меня целый гарем красоток. Сами посудите, зачем мне брать ее силой?

— Теперь нет никаких сомнений, что вы содержатель притона под вывеской  салона «Шик & блеск», — поймал  его на слове Баулин.

— Господа,  ничто человеческое нам не чуждо.  Сауна, застолье, юные девицы к вашим услугам, отдохнете душой и телом.

—Нет, гражданин Хлыстюк. На сей раз, попал, как кур во щи. Целый «букет» статей УК, — усмехнулся  Виктор Петрович. — Окончен бал, погасли свечи… Оргии отменяются.

— Кто вам позволил качать права в чужом доме? У меня иммунитет неприкосновенности, — напомнил Савелий Игнатьевич.

— А у Яны и других девушек, значит этого иммунитета нет. Их можно похищать и распинать в любое время суток, удовлетворяя свои дикие прихоти, — подал голос Андрей Захарович.

— Чья бы корова мычала, а твоя молчала. Поди, у самого рыло в пушку, — возразил Хлыстюк.

— Руки вперед! — приказал подполковник  и  Савелий Игнатьевич, нехотя протянул вздрагивающие ладони, и  мрачно проворчал. — Ответишь за этот произвол. Полетят погоны с плеч. У меня влиятельные связи не только в Симферополе, но и в Киеве.

—  Перед законом все равны, невзирая на должности, ранги, прежние заслуги, высоких покровителей  и наличие капитала, — напомнил офицер и защелкнул стальные браслеты на его запястьях.

— Ну, что, орел  сизикрылый,  ястреб, подрезали  крылья, отлетал, — взял реванш за публичное унижение Зубач.— А то ведь парил над всеми, высматривая добычу. Теперь придется питаться  падалью. Мудрые люди правильно говорят: не плюй в колодец, придется напиться.

— Пошел ты  со  своей моралью,— огрызнулся  Хлыст.

— Где  советник Каморин по кличке Рвач?—спросил Баулин.

— Не знаю я рвачей, а Каморина  здесь нет.

— Он в соседней комнате вместе с Оксаной, — сообщила Пунцова.

 —Ребята, побеспокойте их, — велел офицер. —Каморина  возьмите под  стражу, наденьте наручники, чтобы не сбежал.

Спецназовец  вломился  в соседнюю комнату, застал  парочку на ложе в горячих объятиях.

— Остальные тоже свободны, кроме Баулина, — после паузы вдруг велел Хлыстюк. — Я буду с ним говорить.

 Взоры обратились на подполковника и он сделал знак Райкову, мол, интересно, что Хлыст предложит для своей  «отмазки»?.

— У меня от вас секретов нет, доверяю, — произнес офицер. — Но ради следствия, уважим просьбу задержанного. Прошу подождать в фойе.

Когда Райков, Зубач, Пунцова и боец ППР «Беркут»  вышли, Савелий Игнатьевич, указав взглядом на стол, заставленный бутылками с коньяком, виски, шампанским, марочными винами, соками и закусками,   дружески предложил:

— Выпей для храбрости.

— Ее у меня достаточно, — ответил Баулин.

—Ты, вот, что лейтенант, не дури, — мгновенно сменил он тон.

— Подполковник, — поправил  Виктор Петрович.

— У тебя мозгов на зеленого лейтенанта. Не ведаешь, куда по глупости и дурости влез. Хотя меня ошибочно  считают  человеком суровым и даже жестоким, но ценю людей верных и преданных. Строг и справедлив, как закон. При моих связях и  влиянии в высших эшелонах власти быстро сделаешь карьеру, станешь полковником и даже генералом или  крупным политиком. Все в моих руках.

— Придет время, стану.

— В том  случае, если  договоримся.

— О чем?

— Мы ведь мужики и поэтому, что касается женщин,  должны быть солидарны. Если пойдем у них на поводу, то окажемся под каблуком.

— Допустим, хотя ситуации бывают разные.

— Давай погасим, замнем этот скандал с Яной? Неужели из-за какой-то пигалицы, дранной кошки, я должен жертвовать карьерой, своим добрым именем и положением в обществе? Ты же, мужик в расцвете физических сил и  понимаешь, что для поднятия тонуса, чтобы не утратить вкус жизни, надо не реже двух-трех раз в неделю пялить молодых девок. Это не моя прихоть, сексопатологи настоятельно рекомендуют.

— Не спорю, что это приятное и полезное занятие, — согласился Баулин. —  Но не насиловать же юных девушек и женщин, что  является тяжким, уголовно наказуемым деянием.

—И ты бабьим слезам и сказкам веришь? Они лишь ради приличия иногда сопротивляются, но в душе всегда готовы уступить и получить удовольствие. Предлагаю замять инцидент.

— Каким способом?

— Тридцать  штук в долларах тебя устроит?

Офицер отрицательно покачал головой.

— Пятьдесят?

Та же неуступчивая реакция озадачила Хлыстюка.

— Максимум семьдесят? Все твои, а твоим корешам—дырку от бублика. И спецназовцу тоже. У него одна извилина и та от фуражки. Как говорится, сила есть, ума не надо. Ты ведь умный мужик и понимаешь, какие для тебя могут быть тяжелые последствия, если вздумаешь сунуть  меня  в камеру, то сам с треском вылетишь из органов и сам загремишь на нары. Соображай, на кого замахнулся.

— На кого?

— На государственного деятеля. На жизнь и имущество госслужащего высокого ранга.

— Любите покрасоваться, напустить розового тумана. Но почему не уважаете права, свободу  чувств  и достоинства ветерана Гвоздева, которого заточили в психушку или Пунцовой, которую не удалось  изнасиловать только  из-за нашего вмешательства?

— Она сбежала из салона  «Шик  &  блеск», не оплатив долги.

Баулин молча с презрением  взглянул на Хлыстюка. Подавил в себе желание пустить ему пулю в покатый лоб.

— Ну, ты и жадина, типичный  жлоб, — возмутился  Савелий.

— Даже «лимон» не возьму от матерого коррупционера. Для меня офицерская честь и совесть, верность служебному долгу дороже всего, — заявил  подполковник.

— Эх, ты, мелкий клерк.Если наш президент не может побороть мафию, коррупцию, то тебе  эта задача и  подавно не по зубам.

 —Не хочет, потому что , служа олигархам-мошенникам, сам ее возглавляет. и насаждает  режим на дубинках и штыках, — ответил Баулин. — С тюряги начал  свою воровскую сущность,  ею и закончит..

— Прикуси язык, а то загремишь на нары. При  упертости   плохо кончишь. Поверь, что бабник, гуляка Райков не стоит такой жертвы.

— Мне с гарантом детей  не крестить. Бог каждому воздаст  сполна.

Когда все возвратились в комнату, подполковник  сообщил:

— Гражданин Хлыстюк  настойчиво предлагал взятку, что-то вроде аукциона или банального торга. Может быть уважим «авторитета», замнем, спустим  дело на тормозах, и он нам отстегнет миллион зеленых? Поделим поровну и отправимся всей компанией на Кипр, где олигархи в оффшорах  награбленные у трудового народа капиталы прячут? Пошикуем со знойными девочками…

— Опомнись Виктор?! Или  белены объелся.

— Без паники, я пошутил, — улыбнулся Виктор Петрович. Достал из кармана цифровой диктофон и включил воспроизводство записи. Все отчетливо услышали диалог  между Хлыстюком и Баулиным.

—Савелий Игнатьевич, вам инкриминируется еще одна статья Уголовного кодекса, предусматривающая наказание за предложение взятки работнику правоохранительных органов, — четко произнес  офицер.

Савелий Игнатьевич, сжав кулаки, посмотрел на него испепеляющим взглядом и процедил:—Ты мне за все ответишь, по полной программе. В случае моего ареста  будешь иметь дело с Германом  Лазаревичем.

 — Что за фрукт? — спросил Баулин, хотя и понял, что речь идет о смотрящем за общаком, находящемся в оперативной разработке по раскрытию  теневых  схем коррупции со взятками, поборами  и откатами.

— Как, вы не знаете Германа Лазаревича? — удивился Хлыстюк.

— Не имел такого счастья, — ухмыльнулся офицер.

— Ирония неуместна. Герман Лазаревич очень влиятельный человек. Он вхож в Администрацию президента, что на Банковой, в его крымские резиденции в Форосе, где раньше отдыхал Горбачев и в Мухалатке.

— Что ж теперь, бисер перед ним метать? Сантехник и электрик, повар и врач и прочая обслуга тоже вхожи в разные резиденции, а в грудь себя по этому поводу не стучат.

— У них подписка о неразглашении места работы. А Герман  Лазаревич выполняет функции смотрящего. Он — доверенное лицо гаранта, контролирует финансовые потоки и крышует бизнес в этом регионе. Очень влиятельная персона. Ох, и туго тебе придется, не испытывай,  не гневи  судьбу-злодейку.

Потом, усмирив норов, Хлыстюк попросил:

—Дай мне попрощаться  с любимым псом Сенатором. У него юбилей. Это надо же, в такой день всю малину испортили.

— Будет еще время свидится с семьей, любовницами, псом, а с подельниками в СИЗО и на очных ставках, — пообещал офицер. В течение десяти минут он заполнил протокол допроса и подал его Хлыстюку:

— Внимательно прочитайте и под текстом напишите6 «С моих слов записано верно, мною прочитано», роспись и дата.

— Ногою, что ль расписаться, — он потряс над головой наручниками и потребовал. — Снимите или расслабьте «браслеты». Сильно жмут, ладони и пальцы опухли. Не будь паразитом. Тебе зачтется, когда возникнет вопрос о погонах и  тюремных нарах.

— Давайте без угроз, не на того нарвались, — осадил его Баулин. Все же освободил его руки от наручников. Хлыстюк окинул всех воровитым взглядом и резво рванул на себя  потайную дверь, ведущую в соседнюю комнату. Закрыл ее изнутри и она преградила путь преследователям.

— Не стрелять! — приказал  подполковник беркутовцу.

Между тем беглец ворвался в комнату, где дремал  ротвейлер  и скомандовал: — Сенатор, за мной!

 Затем по пожарной лестнице следом за псом  спустился во внутренний двор  к  гаражам. Во дворе их поджидала «Mazda».

 «Надул, обвел вокруг пальца, как последних лохов, — ликовал он— Меня голыми руками не возьмешь, кишка тонка. Протокол, почитай приговор себе подписать. Выкусите. Жаль мобильник изъяли. Сейчас же на полных парах, помчусь в столицу, к премьеру, спикеру парламента  или к прокурору и генералу милиции. Кто для них Баулин и Райков? Мелкие блохи. Помогут, выручат  по старой дружбе, они мне обязаны».

Хлыстюк открыл двери черного  автомобиля  «Mazda» . Сенатор привычно запрыгнул на заднее сиденье. Через тыльные ворота выехал со двора виллы. Минут через пять за ним на  джипе «Subaru»  устремились Баулин, Райков, Пунцова  и спецназовец.

                                

                     28. На крутом  вираже

 

По черному бархату неба скользил серебряный серп Луны. Угасший вечер с далекими отблесками  закатившегося за горизонт солнца превратился в ночь. Серпантин  узкой дороги, повторяя рельеф холмистой прибрежной местности, вел от роскошной виллы в город. По удалившимся  рубиновым гроздьям габаритных огней «Mazda» Баулин понял, что Хлыстюк стремится оторваться от погони, чтобы выиграть время и принять превентивные меры.

—Эх, Сенатор, держись, хрен им на рыло, — заметив погоню, с азартом и  злорадством произнес Савелий  Игнатьевич. — Нам  бы только добраться до Яцука или Вязова. Они  пацаны  правильные, не сдадут за понюшку табака. Повяжут этих наглых беспредельщиков.

Вместо того, чтобы перед  крутым виражом сбавить скорость, Хлыстюк, пребывая во хмелю и драйве,   дал газу.

«Наверняка, попытается связаться с начальником главка милиции и прокурором, чтобы заручиться их поддержкой и выйти сухим из воды. Надо любой ценой сорвать его планы», — решил офицер.

 Вырвавшись на оперативный простор, Савелий Игнатьевич с нарастающим азартом гонщика, набрал обороты. Иномарка  послушно «наматывала» на колеса полотно  дороги. Баулину тоже пришлось, словно норовистого коня,  прихпорить свой джип.

— Пристегните ремни безопасности,— велел Баулин и пошутил.  — Включаю форсаж, идем на взлет. Дорога, конечно, не для автогонок, но Хлыст  сам бросил нам вызов.

Яна доверчиво прижалась к Андрею и он обнял ее за плечи.

—Как бы этот Шумахер не влетел в столб или дерево, — с тревогой заметил Райков. — Виктор, стрельни-ка по шинам его авто.

— Если я стрельну, то он точно влетит  в кювет и тогда мне погон не сносить, — отозвался Баулин, внимательно следя за  азартным гонщиком.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Андрей. — Но  в таком случае, как его остановить?

— Хмель, азарт пройдут и сам остановится. Поймет, что  бегство бесполезно, ведь мы располагает неопровержимыми уликами его  вины. А сейчас от нас требуются осторожность и терпен...

Офицер замолчал на полуслове и все, находившиеся в джипе увидели, как колеса  «Mazda», повинуясь

центробежной силе,  оторвались от полотна  асфальта. В сознании Хлыстюка в последний миг возник облик молодой цыганки Жизель с вещими словами на устах. «А ведь она права. Это моя последняя командировка, из которой в этот свет нет возврата», — с ужасом подумал он. После удара и ослепительной вспышки  провалился в бездну, небытие.  Автомобиль взлетел в воздух и покатился в кювет. Несколько раз перевернулся и встал вверх колесами.  Они продолжали вращаться.

  — Осторожно, может взорваться, — схватив огнетушитель, на ходу предупредил Баулин. По мобильному телефону вызвал « Скорую помощь» и  сотрудников ГАИ.

Дверцы заклинило и спецназовец   несколькими ударами  берцов  выбил прорезанное стрелами  лобовое стекло. Хотел с помощью  офицера и Райкова вытащил Хлыстюка, но услышали угрожающий рык.

Увидели оскаленную пасть пса с золотой цепью и  гроздью медалей на шее.  Ротвейлер не допускал к хозяину.

— Товарищ подполковник, может пристрелить псину», — спросил  спецназовец, передернув затвор. Баулин помедлил с ответом. и его опередила Пунцова. — Животное совершенно не виновато, что у него хозяин лютый зверь. Сохраните ему жизнь.

— Устами Яны глаголит истина, — с одобрением произнес Райков.

— Значит, так тому и быть, — согласился офицер и велел спецназовцу. — Я отвлеку пса, а вы вытягивайте Хлыстюка.

Отяжелевшее тело Савелия Игнатьевича было вялым, подобным большой тряпичной кукле. Он не был пристегнут ремнем безопасности, что усугубило  ситуацию. Лицо было разбито, изо рта текла кровь.

Они положили его на землю и спецназовец огнетушителем загасил  было  возникшие  рыжие языки  пламени. Баулин  приложил пальцы к запястью руки  Хлыстюка, пульс не прощупывался.

— Кранты,  приехал на тот свет. Слишком  самоуверенным, азартным оказался. Не был пристегнут ремнями и  подушки безопасности  не помогли.  Скорее всего, сломан шейный позвонок. Бог шельму метит, — предположил подполковник и подумал: «Нет человека   — нет и проблемы. Однако паутину махинаций расплету обязательно. выведу Каморина  и других коррупционеров на чистую воду. С  трупа, покойника,  какой теперь спрос. Смерть вынесла свой суровый вердикт. Но остались его алчные подельники.  Они  ответят за  злодеяния по всей  строгости закона».

                                                                                                                                                                                   

Керчь- Симферополь. 2005-2006 годы.

 .

                      

 

                             

 

 

 

 

Владимир Жуков
2016-12-12 17:38:06

---

Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения