ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Владимир Котиков
Стоит почитать Марсианский дворник

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Дворянский сын

Автор иконка Андрей Штин
Стоит почитать История о непослушных выдрятах

Автор иконка Роман SH.
Стоит почитать Читая,он плакал.

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Гражданское дело

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Мысли приходят внезапно и разные...

Автор иконка Александр Кузнецов
Стоит почитать Памяти Майкопской бригады...

Автор иконка Сергей Елецкий
Стоит почитать МЕДВЕЖЬЯ РУСЬ

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Я говорю с тобой стихами

Автор иконка Ялинка 
Стоит почитать Не узнал...

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

СЛУЧАЙНЫЙ ТРУД

Вот и вечер, мой милый...
Просмотры:  447       Лайки:  0
Автор Тулуевсктй

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




КОРОНА СОЛНЦА


Георг Гемиджан Георг Гемиджан Жанр прозы:

Жанр прозы Детектив
1840 просмотров
0 рекомендуют
0 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
Любовь своеобразная, коварная, преступная, готовая на все, вплоть до убийства? Или любовь, открывающая в человеке неведомые вершины чувств, готовая пойти на самопожертвование, простить измену...

 

 

Глава 1

 

 

     Макдоналдс на Среднем проспекте Васильевского острова напоминал сказочный замок, стилизованный под современность. Очередь за гамбургерами и чизбургерами была небольшой, тем не менее, встав в ее конец, человек сразу терял ощущение сказочности.  Сознание,  что, в сущности, это тот же общепит, с улучшенной организацией труда, приходило в голову многим посетителям.

     Девушку звали Ольгой. Аккуратненькая головка, прическа «каре», не сказать, что полноватая фигурка — в модельный бизнес ее не взяли бы, но для обычной жизни — в самый раз: не тонка, но и не упитана. Не красавица писаная, но красивая. И главное,  никто не скажет, чем она красива. В каждой из черт лица можно было найти изъяны, но все вместе эти черты создавали притягательный образ нежной, очень домашней, теплой девушки. Отличались глаза – крупные, с чуть-чуть припухлыми веками и длинными ресницами. Умный взгляд, добрый и… усталый. Похоже, Ольга долгое время не  высыпалась. Джинсы,  сиреневая спортивная  куртка и темно-коричневая водолазка ничего в ней не подчеркивали, наоборот, делали ее обычной современной петербурженкой, причастной к клану завсегдатаев системы быстрого питания.

     Она встала в очередь и, повернувшись  вполоборота,  оглядела зал. Девочки сидели как всегда в углу за столиком на троих. Их было двое, третье место сторожили их сумочки и плащи. Подружки приветливо замахали руками, показывая, что видят ее и ждут с нетерпением.

     Место у окна занимала темноволосая  лет двадцати семи девушка. У нее было круглое лицо, немного пухлая фигура, черные вразлет брови и широко поставленные глаза. Казалось,  она когда-то так активно стремилась увидеть что-то за своей спиной, что глаза побежали за голову, да так и остались на окраине лица, не сумев преодолеть лицевой барьер. У нее был небольшой, но мясистый нос, достаточно широкий, чтобы дышать полной грудью. А грудь, надо сказать, была под стать лицу: такая же круглая и нахальная. Потому что выглядывала из-под кофточки и бессовестно натягивала пуговицы на ней, угрожая сорвать петли. И редкий мужчина мог пройти мимо, не заглянув в такое декольте. Звали девушку Людмилой.

     Напротив нее, положив локти на  стол и сплетя пальцы между собой, сидела вторая подружка — Илона. Эта, наоборот, была тиха, спокойна,  не юлила глазами по залу. Светло-каштановые волосы ее были гладко собраны в узелок  на затылке. Тонкие черты лица, точеные брови, загнутые вверх ресницы, маленький, оканчивающийся небольшой кругляшкой нос —  выгодно отличали ее от подруги. Девушки весело беседовали и, видимо, над чем-то иронизировали, потому что периодически разговор прерывался тихим смехом.

     Ольга наконец получила свои гамбургеры, картошку фри и кофе. Неся поднос перед собой, осторожно протиснулась между столиками и «приземлилась» на третий стул.

     — Привет.

     — Ну, ты даешь, подруга! Полчаса ждем.

     Ольга устало махнула рукой…

     — Что, опять твоя Газель? — Илона вопросительно посмотрела в глаза Ольге.

     — Она самая. Вот вынь да положь ей новую тарификацию. Зарплаты, видите ли, изменились! Сама в рабочее время где-то шастает, а часов в пять, когда у всех чемоданное настроение, вспоминает, что надо как-то «озаботить» своих сотрудников.

     — Ух, гюрза! — Людмила сжала кулаки, — я бы ей башку открутила. Надо же, какая сволочь! И управы не найти…

     —  Главное, я ей говорю: «Гюзель Дибировна, до конца рабочего дня осталось полчаса, мне никак не успеть". А она: «Значит, надо остаться и завершить работу. Я же остаюсь!»       — «Но мне же ребенка надо из садика забрать!» А она: «Садики обязаны работать до восьми-девяти часов».

     Сама, небось, днем все свои личные дела улаживает… Из-за этих склок у меня и память стала барахлить. Вчера, отлично помню,  выходя из дома, проверила: мобильник со мной. Прихожу на работу — телефона нет. Все перевернула, везде посмотрела — нет мобильника. Думала, украли в метро или выронила где-то. Прихожу домой вечером — мобильник на столе! Полтергейст какой-то. Совсем сил нет бороться с этой стервой.

     — Ты бы ушла из этой «реабилитации», — задумчиво проговорила Илона.

     — Куда? Если бы было куда — давно бы уволилась.

     — Нет, девки, уволиться легко, а новую работу найти… Экономистов сейчас, как собак нерезаных. Останешься без работы, вся в долгах…  Нам это надо?

     — Нам замуж надо, — улыбнулась Ольга, — тогда бы все и решилось.

     — Да! — бойко подтвердила Людмила. — Да, нам замуж очень надо. Ну, очень, очень, очень! — Девчата покатились со смеху, а Людмила  продолжала, — нам очень надо, чтобы каждое утро благоверный допытывался куда идем, с кем идем, когда придем, нам очень не хватает фингалов под глазами…

     — Да ладно, заткнись, — Илона обиделась. — Это было всего  один раз и то по заслугам.

     — Каким заслугам? — возмущенная Людмила даже сидя, бока подбоченила. —  Ты что, изменила ему? Подумаешь, посидела в кафе с приятелем. И потом, скажи честно, мы ведь знаем: это не первый фингал…  И не вто... — осекшись на полуслове, подруга тут же продолжила тем же тоном, но уже новое предложение:      —  Ой! Держите меня, а то щас что-то случится! Смотри, смотри! Вот это да! Каков а?!  — Людмила глазами показывала на стоящего в очереди высокого брюнета с курчавыми волосами, заставившего ее прервать гневную тираду. — Ох, как же я люблю грузин!

     — Хороший парень — вынесла вердикт Ольга, — да не про нас.

     — С чего ты взяла, что это грузин? Может армянин, может дагестанец… Они все на одно лицо.

     — Неважно, я их всех грузинами называю. Они такие горячие!

     — Ну да, ты их штабелями паковала и температуру мерила.

     — Так говорят… Ой, девочки, я как увижу такого мачо,  все во мне начинает открываться, честное слово, — и сквозь смех, — как двери в вагоне метро!

     Илона смеясь: «Осторожно, двери открываются!». Они уже покатывались со смеху, а Людмила все не могла остановиться: «Ага. А внутренний голос, гад,  полощет мозги: «Зачем тебе это надо? Он тебе не пара! Вернее, ты ему не пара…»

     — Дура ты, Людка — оправившись от смеха, сказала Ольга. — И папа твой, хоть никто никогда его не видел, судя по всему, тоже был дурак, раз сотворил такое чудо.

     — Да бог с ним, с папой. Вот «папика» бы найти. Не жадного. И не очень старого. Я бы тогда вам показала кузькину мать. Представляешь, вот сидите вы здесь, ждете меня…

     — Да ладно, ты никогда не опаздываешь.

     — Нет, нет, послушайте.  Значит, сидите вы, смотрите в окно, ждете,  когда же эта Людка придет. И вдруг перед окном, прямо вон там, останавливается крутейшее из крутейших  авто: белое-пребелое, все утыканное всякими антеннами. Из него выскакивает охранник — такой высокий, стройный — и открывает дверь. Из-за двери   появляется сначала красивая ножка в дорогих  «шузах», потом появляется торс, — она показала руками как появляется торс и какого он размера,  — а уж потом из машины выкатывается ваша подруга — то есть, я. В этот момент из другой двери выскакивает настоящий мачо: старик — атлет. Высокий, стройный, с легкой проседью на висках, одет как денди, он подходит ко мне и целует ручку. Вы бы видели, какие у него усы! Роскошные! Сколько баб из-за них удавилось!

     — А ручку-то зачем? Вы ведь вместе приехали! — смеется Илона

     — Неважно, ты слушай сюда: целует ручку и ведет меня к вам. Официанты вертятся вокруг как три пропеллера, народ суетится, пытается взять автограф, ваши глаза становятся как четыре чайные тарелки, а я, небрежно так, говорю вам: «Знакомьтесь, подружки, это мой муж».

    — Ой, мамочки, — говорите вы…

     В этот момент мимо них прошел потрепанный старичок, чем-то похожий на бомжа.

     — Осторожно, двери закрываются! — Илона заканчивала фразу, уже заваливаясь на Ольгу от смеха.

     — Ох, девки, что-то мы сегодня много ржем, непростительно много. Как бы не пришлось потом плакать, — вытирая слезы, поделилась мыслями  Ольга.

     — Ага, кое-кто получит еще один фингал, — копаясь в сумочке, пробормотала Людмила.

     — Я тебя уже просила! — неожиданно зло отреагировала Илона. — Ну надо же, никакого такта! Подруга называется!

     Действительно, при всей своей доброте, Людмила иногда становилась невыносимой. Особенно когда речь шла о женихах и свадьбах. Иногда такое отчебучит: хоть стой – хоть падай. По-видимому, она, сама того не подозревая,  завидовала подругам, к которым мужики «липли» как мухи на липкую ленту. У нее, конечно,  были мужчины, но какие-то все доходяги, да и то «одноразовые». И вот, думая, что заступается за подруг, Людмила в силу природной простоты, часто несознательно обижала их.

     «Держите меня, а то щас что-то случится!» — эта фраза, повторяемая довольно часто, была ее визитной карточкой.  Вот и сейчас:

     — Ой, ой, ой, держите меня, а то щас что-то случится! Что я такого сказала? Подумаешь, какая фифа, и слова сказать нельзя.

     — Ну вот, как я и говорила, — Ольга стала собирать сумочку и встала. — Как я и предполагала, начнем сейчас ссориться и плакать. Я опаздываю, обеденное время истекло… Гюзель опекает. Пока, подруги. Не ссорьтесь, прошу вас! Из-за ерунды.

 

Глава 2

     Детский садик «Аистенок» находился в двух кварталах от квартиры на Литейном. Но до Литейного надо было еще доехать: автобус — метро — автобус. Иногда, не дождавшись автобуса, Ольга выскакивала из метро и бегом — две остановки. Вот и сейчас она вышла на станции «Маяковская», прошла до остановки автобуса, выглянула на проезжую часть: не идет ли транспорт, а затем, решившись, быстро пошла на пешеходный переход.

     «Заберу  Машеньку, а уж потом, вместе с ней — за продуктами», – думала она, подходя к детскому саду. Быстро взбежала на второй этаж: слева – ясельная группа «Бегемотики». Заглянула в группу: детишки собрались вокруг воспитательницы Ирины Владимировны и внимательно слушают очередную сказку.

     Ирина Владимировна заметила Ольгу и привычно громко сказала: «Машенька, мама приш… Ой, а ее же сегодня не было! Заболели, да?»

     — Как? — не поняла Ольга.

     — Сегодня вашей Маши у нас не было. — Несколько неуверенно повторила Ирина Владимировна.

     — Как не было! Вы шутите… — улыбнулась она. — Я ее утром сама приводила.

     — Да вы что! Ее сегодня точно не было. Я же не пьяная, с утра здесь сижу.

     — Вы… вы шутите, — недоверчиво отозвалась Ольга, и улыбка сползла с ее лица. Она  замолчала, уставившись на воспитательницу.  А та, в таком же шоке растерянно смотрела на нее.  Ольга почувствовала,  как  мутится сознание.

          - Что вы говорите, я сама утром привела ребенка в сад! Я сама! — У нее срывался голос.

     — Вы ошибаетесь, мамочка. Вы здоровы? — и обращаясь к нянечке, — Виктория Васильевна! Подойдите сюда!

     Виктория Васильевна,  дородная пожилая женщина, подошла, вытирая руки о фартук.

     — Вот, мама Маши Селялиной  утверждает, что Маша здесь, в садике.

     — Так ее же не было.

     — Вот и я говорю: не было!

     — Женщины! Милые! Сегодня не первое апреля! Я же умереть могу здесь! Умоляю, не пугайте меня! Я же не сумасшедшая…— и вдруг, вспомнив, — А! Вот! Вещи-то в шкафчике должны быть! Смотрите…

Ольга распахнула шкафчик — пусто, другой, рядом — чужая одежда. С каждой открытой дверцей сердце ее билось все сильнее. Мысли путались. В голове хаос. И две женщины в арочном проеме, сочувственно,  со страхом, хоть и с некоторым облегчением  уставившиеся на нее. Ноги подкосились, и она медленно села на маленькую детскую лавочку, с ужасом глядя на воспитателей, готовая сию же минуту провалиться в небытие.

     Она не больна! Она прекрасно помнит, как утром поднимала с кроватки сонную Машеньку, как одевала ее, как «Швондер» занял ванную, и ей пришлось вести в сад неумытого «поросенка». Помнит, как по пути читала Машеньке отрывки из «Мойдодыра» и обещала умыть ее в садике, чтобы Мойдодыр не сердился.   Ольга опаздывала на работу, поэтому, наспех раздев ребенка, отправила ее в группу, а сама повесила одежду в шкафчик и помчалась на автобус.  Про «умывание», конечно, забыла.

     Нет. Она не больна! Она все прекрасно помнит! Господи, за что! Слезы текли и падали на коричневую «водолазку». А с нее – на пол. Кап, кап, кап… Ольга  растерянная, испуганная сидела, уткнувшись в колени.  Всхлипывала, вытирая глаза платком.

     Прибежала перепуганная заведующая — миловидная женщина средних лет, с распущенными до плеч русыми волосами, холеными руками и длинными ногтями.

     — Успокойтесь, мамаша, как вас зовут? – деловито осведомилась она.

     — Ольга …

     — Оленька, мы с вами взрослые люди и прекрасно понимаем, что чудес не бывает. Ребенок не мог просто взять и испариться. Если воспитатель и нянечка говорят, что девочки не было, значит, так оно и есть. У меня нет оснований не доверять им.  Вы постарайтесь вспомнить все детали сегодняшнего дня: как проснулись, как встали, ну, и так далее… Может, что-то прояснится. Скажите, а у вас раньше не случалось, что вы что-то забывали…

     — Вы хотите сказать, провалы в памяти? — Ольга опять заплакала. — Какие провалы? Это же не сумочка, не телефон, который можно забыть. Это моя дочь! Понимаете? Дочь! И ей всего два годика… Куда вы ее дели…

     И тут, ошеломляющая догадка поразила ее. Она вспомнила, что вчера точно так же искала телефон и была уверена, что не забыла его дома, считала, что украли. А вечером обнаружила мобильник  на столе. Может, и сейчас?! Да нет… не может быть! Я что, действительно больна?

     Как ужаленная вскочила она со скамейки и, не говоря ни слова, выскочила из группы, оставив недоумевающих работников детского сада в полной прострации. Она неслась по улице, расталкивая прохожих, и еле успевая придерживать развевающиеся полы куртки.

     Четвертый этаж старинного дома, где находилась коммунальная квартира, по высоте лестничных маршей равнялся примерно восьми современным этажам. Лифта не было. Обычно Ольга поднималась по лестнице не спеша, стараясь не сбивать дыхание, но сейчас взлетела вверх на одном вздохе. Проклятая дверь! Понаставили замков, пока все откроешь…  Дверь комнаты: ключ не попадает в скважину замка, руки дрожат, сдержанное на лестнице дыхание создало пустоту в легких, и теперь она как рыба часто-часто открывает рот, заглатывая большие порции воздуха. Наконец, дверь открыта: никого! Разочарование, смешанное со страхом, разрушает мозг, крошит и перемешивает в голове те немногие мысли, которые спонтанно рождаются и тут же умирают. Она инстинктивно заглядывает под кровать, под кресло, под стол, и в бессилии падает на маленький диван.

     Дочь — единственное ее сокровище, маленький ангелочек, она еще и говорить-то не умеет. Ее похитили! Ну конечно, похитили! Но когда? Из детского сада? По дороге? Похитили, а она не заметила? Раз в саду говорят, что не приводила, значит, правда — не приводила ребенка? Тогда как? Дали по голове, да так, что все забыла? По дороге в сад?

     Хаотическое движение мыслей потихоньку стало приобретать какое-то осмысленное направление. Она внушила себе: не время раскисать, надо что-то делать. Но что? Надо  в полицию! Да, да! Как она раньше не сообразила! Ее найдут. Обязательно найдут!

     Выскочила было из квартиры, но вернулась: постучала в дверь соседей.

     — Да? — хриплый голос «Швондера» выражал готовность к беседе.

     — Простите, Марк Григорьевич, Машки у вас нету?

     — Машки?

     — Да, моей. Дочки моей.

     — А что случилось? — Марк Нехваткин приоткрыл дверь. — Потерялась?

     Ольга махнула рукой, выбежала из квартиры, не заперев общую дверь, и понеслась вниз по лестнице.

 

Глава 3

     Раньше, она с родителями занимала две комнаты в этой коммуналке. Всего здесь было шесть комнат, в которых жили четыре семьи. Когда-то, еще до войны, все шесть комнат принадлежали семье Селялиных, но после войны их «уплотнили».  В тот трагический день (ей уже исполнилось семнадцать лет) Ольга с родителями поехали в очередной раз на дачу. И попали в серьезную аварию. Родители погибли, а она долго мучилась с коленным суставом.  Года два сильно хромала на левую ногу. Тем не менее, поступила в Финэк, познакомилась там с красавцем парнем — Артемом, влюбилась в него.  От него и родила Машу. Узнав о ее беременности, молодой человек поставил  ультиматум: «Если родишь – про меня забудь». Она не ожидала такой реакции, конечно же, расстроилась, плакала в подушку, но при нем держалась сурово. «Разве так любят, — думала Ольга, — как это можно, не желать ребенка, тем более своего. Если не любит ребенка, значит, и меня не любит».

     Заявила твердо: «Буду рожать, а не хочешь — вот тебе бог, вот тебе порог. Мне от тебя ничего не надо».

     Юноша, сделав обиженную мину, поспешил скрыться. Обида, горечь, растерянность овладели ею после его ухода. Мир стал пустым и беззвучным. Она бродила по соседним улицам, ничего не видя и не слыша: все ее мысли были с Артемом. То она сомневалась в правильности своего решения, то спорила сама с собой, доказывая правоту, а то и вообще ходила безо всяких мыслей.

     Однажды на приеме у гинеколога она решила записаться на аборт. Это был шаг отчаяния, сделанный, как говорят юристы, в состоянии аффекта. Операцию назначили на пятницу. Через десять минут после этой записи, Ольга уже знала, что ни за что не пойдет туда. Часто вечером  в своей тихой комнате прислушивалась, стараясь уловить биение маленького сердечка внутри себя. Конечно же, не улавливала, но ей казалось, что чувствует его тихие удары. «Это же живое существо! – восхищенно думала она. – Во мне! Оно кусочек меня, кусочек Артема. Пусть он ушел. Пусть! Но в моем ребенке он останется со мной навсегда».

     Позднее, когда Машеньке исполнился год, она узнала, что Артем переехал в Новосибирск, женился и даже есть дети. «Ну и бог с ним», – натянуто улыбнулась она подругам, а сама, проплакав бессонную ночь, наутро вычеркнула его из своей жизни. Как будто и не было вовсе. Трудности начались с самого начала. Пришлось взять академический отпуск, девочка родилась слабой, часто болела, денег катастрофически не хватало. Брала работу на дом. Простую, копеечную, но все же хоть какие-то средства. В ломбарде ее уже знали в лицо: выкупала и тут же снова закладывала вещи. За гроши. Шуба, магнитола и оставшиеся от родителей золотые кольца – вот перечень вещей, которые надолго поселились у скупщиков. Спасала также и помощь подруг. Они вместе поступили в институт, учились в одной группе и подружились, еще будучи абитуриентами. И Людмила, и Илона  получали помощь из дома, поэтому особой нужды не испытывали. Ольга – девушка гордая, «спонсорские вливания» от подруг не принимала. Только в виде долга. И всегда старалась вернуть деньги вовремя,  хотя девушки  и ругали ее за это.

     «Ой, держите меня, а то щас что-то случится! – закатывая глаза, говорила Людмила и отталкивала протянутые Ольгой двести рублей. – Посмотрите на эту миллионершу! Ты что, мать, с ума спрыгнула? Ты вообще, думаешь что творишь? Тебе дитя кормить нечем, а ты мне деньги суешь? Ты  меня что, с Гюрзой сравниваешь?»

     Но Ольга все равно настаивала и в конце концов  все-таки заставляла взять деньги.

     «Гюрзой» они называли начальницу Ольги – заместителя главного врача по экономике большого реабилитационного центра для военнослужащих. Ольга работала там экономистом всего полгода.

     Еще с абитуриентских времен у этой троицы появилась привычка давать клички людям, которые им не нравились. Однажды, во время сессии, они сдавали экзамен по высшей математике. Преподавателей было двое: молодой мужчина  — добрый, и женщина бальзаковского возраста, которая «валила всех». У двери выстроилась очередь. Естественно, каждый желал попасть к «доброму», поэтому некоторые не заходили в аудиторию, если освобождалось место у преподавателя-женщины, пропуская вперед следующего по очереди студента. Так получилось, что «добрый» оказался свободен, и подошла очередь Ольги. Но в этот момент следующий за ней Витя Маслов, со словами «Мне только спросить» протиснулся в дверь и быстро занял ее место. Именно тогда и зародилась традиция – давать клички неприятным людям.

     — Ну, не свинья, а? — возмутилась Илона

     — Нет, — задумчиво ответила Людмила, — на свинью он не тянет, слишком тощий. Какая-то ассоциация… не пойму с чем. С чем его можно сравнить?

     — С маслом, конечно, — не задумываясь, ответила Илона, — с пачкой масла.

     — О! Ну конечно! Он же Маслов! Только вот, на пачку он не тянет. Пачка – это грамм двести, а здесь… — Людмила задумалась. — Пожалуй, не больше двадцати, тридцати грамм.

     Девушки засмеялись, и с  той минуты у них однокурсник Витя Маслов стал называться «Двадцать грамм». И все это приняли за аксиому.

     Соседка Ольги по коммуналке, Инесса Андреевна Нехваткина, вместе с мужем Марком Григорьевичем поначалу были обычными соседями. Инесса Андреевна работала главным бухгалтером в некоем частном предприятии, выпускающем кухонные принадлежности – ложки, вилки, половники и так далее. Поэтому в этих аксессуарах ни семья, ни соседи нужды не испытывали. Марк Григорьевич служил в чине капитана милиции.

     Как это часто бывает в коммунальных квартирах, они периодически ссорились то с одним, то с другим соседом, и это было в порядке вещей. Так жило полстраны. Сравнительная тишина и покой установились в этой коммуналке, когда Марк Григорьевич ушел из органов милиции и открыл со своими сослуживцами частное охранное предприятие. Деньги потекли к ним непрерывным ручейком, и Инесса Андреевна уволилась с работы.  Впервые за много лет, почувствовав себя хозяйкой квартиры, она стала диктовать условия проживания. Назначила время, когда соседской девочке разрешалось играть на пианино, мотивируя это тем, что гаммы дурно влияют на ее здоровье, сама составила график уборки мест общего пользования, устраивающий только ее.  В  голосе появились командные нотки, даже в общении с мужем.  Тогда-то  злая на язык Людмила и назвала ее «Фрекен Бок». Как обычно, кличка прилипла.

     Нехваткины богатели не по дням, а по часам. Уже через два года они расселили две соседские семьи и стали обладателями четырех комнат. Вот так получилось, что в большой, шестикомнатной коммуналке осталось жить всего две семьи: Нехваткины и Селялины. Казалось бы, учитывая новые амбиции Инессы Андреевны, коммунальные споры должны подняться на новый уровень. Но этого не случилось. Две семьи жили душа в душу. Инесса Андреевна помогала Ольге готовиться в институт, советовала, как вести себя на приемных экзаменах.

     Марк Григорьевич каждую удачную сделку своей охранной фирмы отмечал бутылкой шампанского  для непьющих соседей и бутылкой водки для себя и жены. Сделки случались достаточно часто, и, признаться, такие «банкеты» изрядно надоели семье Селялиных. Но поскольку они были людьми интеллигентными, с мягким покладистым характером, то не решались обидеть соседей отказом.

     Удача сопутствовала предприятию Нехваткиных, во многом, благодаря тому, что они сохранили старые связи в органах МВД.

     Однажды Марк Григорьевич с женой постучали в их комнату: «Мы к вам. И вот по какому вопросу…» У Ольги мгновенно и непроизвольно родилась кличка – «Швондер». Несмотря на то, что большой и громогласный Нехваткин внешне не был похож на героя Булгакова, характер и повадки его оправдывали подобную кличку. Между тем Инесса Андреевна продолжила начатую мужем речь: «Да, мы по вопросу жилья. Лена, – она обращалась преимущественно к матери Ольги, – Лена, мы предлагаем вам переехать в отдельную однокомнатную квартиру. Мы готовы ее для вашей семьи купить. Квартира в хорошем  районе, у метро «Проспект Большевиков»…

     — Подождите, но мы не собираемся переезжать, — голос Елены Викторовны звучал растерянно.

     — Но никто тебе  отдельную, двухкомнатную, за две комнаты  в коммуналке не даст, — Марк Григорьевич приготовился к длительному «штурму».

     — Мы не собираемся переезжать, — сухо повторила Елена Викторовна.

     — Обождите, обождите, не надо волноваться, — Нехваткин  выступил вперед жены. — Вы всю жизнь жили в коммуналках. Соседи, дорогие мои, вы даже не представляете себе, что такое отдельная квартира! Вы… Это же курорт! Вот представь, Леночка: ты лежишь в постели, днем — тихий час, так сказать. Так? И вот тебе захотелось в туалет. Так? Теперь смотри: тебе не надо одеваться, можешь идти так, голышом — раз!  Дальше — очереди в туалет нет — два! Дальше: тебе не надо протирать сиденье унитаза — три!

     — Подожди, Марк, ты не о том говоришь, — Инесса Андреевна повернулась на этот раз к отцу Ольги: — Слава, ты подумай — это, может быть, единственный шанс — вырваться отсюда. Ну, в крайнем случае, можем немного «подвинуться» в условиях замены. Мы же для вас стараемся. У тебя дочка на выданье: выйдет замуж, уедет к мужу. Вы  хотите весь остаток жизни куковать здесь, в лязге трамваев и выхлопах машин?  Там ведь воздух чистый, движение небольшое… Будете жить как в раю…

     — Да, — подхватил Марк Григорьевич, — подумайте. Мы вас не торопим. И уж, сами понимаете, плохого не посоветуем, да и в обиду не дадим.

     После этого визита отношения между двумя семьями стали более напряженными. Селялины ожидали, что такой разговор состоится, ведь две семьи уже были расселены. Парадоксально, но никто не хотел уезжать из привычного района, где по вечерам лязг трамваев смешивался с ревом автомобильных двигателей. Ерунда, что шум транспорта мешает спать: под такой шум они привыкли засыпать и терпеть не могли абсолютной тишины. Здесь все рядом: работа, быт, досуг… Здесь все так привычно! Здесь все такое родное… Даже Нехваткины.

     Обидно было, что отношения с ними, вероятнее всего, испортятся. Соседи, все-таки, неплохие люди

     Когда погибли родители Ольги, а сама она чуть не стала инвалидом, Инесса Андреевна, видимо, руководствуясь чувством жалости, взяла шефство над ней. Она дежурила у постели,  таскала сумки с продуктами в больницу, убиралась в комнатах Ольги, и угощала ее пирожками собственного приготовления. Когда Ольга сдавала сессию в институте, соседка готовила для нее обеды, оплачивала коммунальные услуги, намывала полы в коридоре, когда по графику дежурств подходила очередь Ольги. Она стала им как дочь. Тем более, что сын их -  на пару лет старше Ольги - стремясь к свободе и самостоятельности, стал жить отдельно.

     Нехваткина настолько вошла в роль второй матери, что когда Ольга впервые привела в дом Артема, не преминула зайти к ним без стука: «Оленька, доченька, что же ты, приглашаешь молодого человека, а угощения не приготовила. Сказала бы мне, я бы хоть котлет нажарила, салатику сделала… Здрасьте, молодой человек, меня зовут Инесса Андреевна, я соседка  вот этой красавицы и, по совместительству, ее нянька» — она протянула ладонь.

     Артем посмотрел на ее руку, потом на ее фартук, потом на лицо, улыбнулся и, взяв протянутую ладонь, церемонно поцеловал ее. Инесса вся зарделась, а он, выдержав паузу, представился: «Артем». С этой минуты Нехваткина невзлюбила  Артема. Она усмотрела  иронию в его жеманном поцелуе. При нем она была обаятельна, весела и гостеприимна, но, когда он уходил, волна критики обрушивалась на голову Ольги.

     — Самовлюбленный болван! — говорила она, — ты что, не видишь, это же артист! Не драматический, согласна, но ведь клоун! Оля, клоун! Как ты не видишь? Он ведь любуется собой, даже когда говорит с тобой. Да, да. Я же наблюдала за вами. Тебе такой жених не нужен, поверь мне.

     — Ой, Инесса Андреевна, ну что вы, в самом деле, — оборонялась Ольга, — чем он вам не угодил? И еще, прошу вас, не говорите о нем плохо, я его знаю давно и лучше вас. Не обижайтесь, но… Не вам же за него замуж выходить! Давайте я сама буду разбираться в своей личной жизни, ладно?

     — Не груби мне, девочка, — обиделась Нехваткина, — я что, для себя стараюсь? Это что, мне надо? Ты еще жизни не нюхала, многого не понимаешь, а мой опыт может и пригодиться.

     — Я не грублю…

     — Я знаю. Не сердись… Ладно?

 

Глава 4

     Ольга выскочила из подъезда и помчалась  в сторону Невского. Где это отделение милиции? Нет! Все-таки она решила вернуться сначала в садик. Слабая, наивная надежда: а вдруг там пошутили.  Ирина Владимировна сидела на том же месте в окружении детей. Ольга широкими шагами решительно направилась к ней:

     — Где моя дочь? — интонация, как боевая раскраска,  не оставляла сомнений в ее намерениях. — Где?  Что вы с ней сделали? А я, дура, поверила… домой побежала! Где Маша? Ну! — Воздуха не хватало, голос срывался. Она пробралась между детьми к воспитательнице и, взяв ее за воротник халата, подняла со скамьи. — Говори! Кому ее продали? Сволочи! Продали! Мою дочь! Убью! Говори! Ну!

     Опешившая воспитательница в страхе пыталась освободиться из цепких рук Ольги и повторяла одну и ту же фразу: «Отпустите. Что вам надо?» Заплакал один мальчик, за ним другой, потом — девочка, а потом и вся группа. На шум прибежала нянечка, вцепилась в Ольгу, пытаясь оторвать от Ирины Владимировны. Оторвала. Оттолкнула в сторону, и все трое, тяжело дыша, уставились друг на друга, потеряв ощущение реальности.

     — Я сейчас милицию позову. — Тихо, прерывисто дыша, предупредила нянечка.

     — Зовите. — Ольга старалась выровнять дыхание. — Зовите! Мне как раз милиция и нужна.

     Ирина Владимировна пришла в себя первой:

     — Подождите ругаться. Ольга… Вы не понимаете, что творите! У вас пропала дочь — теперь и я в это поверила. Но, поймите, ее здесь действительно не было! Не-бы-ло! Ладно, я не заметила, но ведь и Виктория Васильевна не видела ее! А дети? Давайте спросим у детей — они тоже скажут: Машеньки не было сегодня.

     Ольга устало опустилась на скамейку и заплакала, а воспитательница продолжала:

     —  Надеюсь, ваши слова о продаже ребенка были сказаны в бессознательном состоянии. Иначе я сама на вас в суд подам. За клевету…

     — Простите.  Но что мне делать?! Я не сошла с ума пока, но наверное скоро сойду. Я же сама ее привела и впустила в группу.

     — Подождите, — Виктория Васильевна вытянула вперед руку. — Подождите! Вы видели, как она вошла в группу, как пошла к Ирине Владимировне, поздороваться?

     — Конечно, видела! — Ольга оглянулась: из группы не видно раздевалки. — Подождите, подождите…

     Она встала и прошла вперед. Постаралась представить прошедшее утро пошагово.

Растерянно посмотрела на воспитателей:

     — Она ведь не могла сама уйти, не зайдя в группу? Нет. Да ей и дверь-то не открыть самой. Она до ручки не достает рукой. Да здесь и не одна дверь…

     — Вы хотите сказать, что не проводили ее до группы? — Воспитательница удивленно посмотрела на нее.

     — Проводила… но не проследила как она вошла. Подождите… она прошла мимо умывальника — это точно, и я убежала. Я опаздывала. Умывальник — это же уже практически группа.

     Одна и та же мысль мелькнула одновременно у всех троих, и они бросились туда. Нет. Полное разочарование. Ребенка там нет. Горшки, тазы, унитазы – все на месте. А Маши нет.

 

                                                                                        ***

     Отделение милиции, как оказалось, находилось недалеко — две остановки на трамвае. Подергала железную крашенную дверь — закрыто.  А, вот звонок на боковом наличнике. Дежурный приоткрыл дверь и вопросительно посмотрел на нее.

     — У меня ребенка украли!

     Полотно двери приоткрылось шире, пропуская ее внутрь. Дежурный прошел на пост, бросив на ходу: «Подойдите к окошку». Ольга встала у стеклянной перегородки, ожидая пока милиционер займет свое рабочее место с противоположной  стороны.

     Секунды тянулись бесконечно долго. Дежурный что-то раскладывал на столе, что-то доставал из шкафа, начал что-то писать и нервно бросил ручку, в которой кончилась паста, наконец поднял глаза на посетителя.

     — Если ребенок пропал, это еще не значит, что его украли. Он мог задержаться у приятеля, мог уехать куда-нибудь…

     — Вы что, издеваетесь? — Ольга почувствовала ненависть к этому человеку. — Куда мог уехать? Двухлетний ребенок! У какого приятеля! В два года!

     — Да? — дежурный был явно недоволен возрастом ребенка: такой действительно не мог сам куда-то уйти, следовательно, надо заводить дело.

     — Да! Да! Да!

     — Не кричите, гражданочка, вы не на рынке, — строго сказал милиционер и, изобразив на лице внимание, предложил:

     — Расскажите-ка все с самого начала. Как зовут ребенка?

     — Маша. Утром отвела ее в сад, а вечером они говорят, что ее не было.

     — Вы отвели?

     — Я, а кто же еще!

     — Ну, мог же и отец отвести или бабушка…

     — Нет у нас отца.

     — Как нет? Умер?

     — Он с нами не живет.

     - Аааа, – облегченно вздохнул дежурный, с таким видом, как будто уже раскрыл это дело, — тогда понятно. Вы с отцом связывались?

     — Да вы что? Вы думаете… это он? Он живет в другом городе, у него другая семья, есть свои дети. Нет. Этого не может быть!

     — Ну, гражданочка, позвольте нам решать, что может, а что нет. Это же обычное дело. Поверьте мне, девяносто процентов таких дел — это отцы.

     — Этого не может быть! — набычилась Ольга.

     Дежурный протянул ей несколько листочков: «Опишите все подробно, не упускайте никаких мелочей».

     Было уже десять вечера, когда она вышла из отделения милиции и помчалась домой. Усталость, как второе тяжелое тело повисла на плечах, но надежда… надежда, что Машенька каким-то образом вернулась домой, толкала ее вперед, заставляя забыть об усталости.

     Дома то же самое: нет ее.

     Закрыла комнату, заглянула во вторую, закрыла и ее, решив идти к подругам. В коридоре  Инесса Андреевна со «Швондером»:

     — Как же так, Оленька? Я же тебе каждый день твержу: осторожнее, аккуратнее, смотри по сторонам, когда переходишь улицу…

     — Ой, да причем здесь это… — Ольга раздраженно отвернулась, вытирая платком слезы.

     — А то ты не знаешь, причем! Все причем, милая, все. Эти ваши телефончики, эти ваши наушники, плейеры всякие — вот и теряете бдительность. Это как надо постараться, чтобы забыть, куда дела ребенка?! Ты не пьяная была?

     — Да что вы такое говорите?!

     Звонок в дверь прервал их. Людмила с Илоной ворвались в квартиру.

     — Что? Как? Почему? — увидев их, Ольга разревелась с новой силой.  Подруги стали успокаивать, и сами разревелись. В коридоре стоял плач, сквозь который прорывался нравоучительный монолог  «Фрекен Бок».  Илона вспомнила глаза Машеньки, представила, как девочка сейчас плачет и зовет маму, и сердце ее переполнилось слезами.

     — Надо пойти снова в милицию! – предложила Людмила.

     — Да я же говорю, была уже, все без толку.

     — Это для тебя — без толку, если я туда приду, им мало не покажется. Я их быстро научу, как детей ворованных искать!  Они у меня позаполняют анкеты! Сволочи!

     — Не надо, я прошу тебя, Людка, не надо. Заявление они приняли и, наверное, ищут.

     — Вот именно! Наверное! А если нет? А?

     — Так еще хуже будет, если пойдешь ругаться, они тогда назло искать не будут. Нет, не надо. Дежурный сказал, ждите, позвоним.

     — И то правда, Людок, не надо их злить, — вмешалась Илона. — Лучше самим по городу поискать. Вдруг наткнемся нечаянно.

     — Где искать, подруга, где? Двухлетнего ребенка в ночном городе? Ты думаешь Машка сейчас бродит где-то? Так у нас больше шансов встретить Патриса Лумумбу, чем Машку.

     — Лумумба умер уже… — Илона  взяла трубку:

     — Гена? Гена, я у Ольги. У нас ЧП. Ты можешь сейчас приехать? На машине.   На том конце трубки Гена недовольно хмыкнул: «У тебя каждый день ЧП. Я уже привык. Еду».

     Ольга заснула часа в четыре утра. Подружки с Геной уехали колесить по городу а она металась из угла в угол, стараясь не отходить далеко от телефона, боясь пропустить звонок из милиции… Или от похитителей… Как  ни боролась со сном, стоило сесть в кресло, как тут же задремала.

     В шесть утра позвонила Людмила: «Истратили весь бензин, сейчас заправляемся на бензоколонке. Машу не нашли. Пока не нашли».

 

Глава 5

     Наскоро умывшись, побежала в милицию.

     — Гражданочка, милая, да вы что, так быстро… это же не кошку найти! — Раздраженно сказал сонный дежурный.

     — Ну да, я вижу, как вы ищете! – Еще более раздраженно ответила Ольга. Ее бесило равнодушие этого мужика. Ведь ты же поставлен здесь, чтобы защищать нас, чтобы помогать, а ты? Что же ты делаешь? Спишь! Тебе до лампочки, что у двухлетней девочки в эту минуту, может быть вырезают органы для пересадки ребенку какого-нибудь миллионера! Тебе все до лампочки!  А вслух спросила: «Когда я смогу поговорить со следователем?»

     — Они приходят часов в девять… На всякий случай, лучше приходите в десять.

     Что делать? Куда идти? Пошла домой. Соседи еще спят. Зашла в комнату и не раздеваясь села у телефона.

     — Господи! — Ольга никогда не молилась и не знала, как это делается, но сейчас она верила, что это последняя надежда на возвращение дочери, — Господи, прошу тебя, есть ты там, на небе, или нет тебя, все равно, я прошу тебя, умоляю, помоги! Помоги вернуть моего ребенка! Умоляю! Господи, спаси меня! Я не смогу жить, если с Машкой что-то случится. Господи, я тебе клянусь, если поможешь, стану самой ревностной верующей, отдам всю зарплату церкви, заставлю весь твой алтарь в Казанском соборе свечами. Помоги мне, Господи. Умоляю!

     Поставила чайник на плиту и забыла о нем. Очнулась, когда вода вся выкипела и чайник почернел.

     В девять вышла из дома, надеясь по пути забежать в детский сад. Там сбежались все, даже воспитатели из соседних групп.

     Внимательно и молча выслушали рассказ Ольги о своих мытарствах, вспомнили несколько случаев, когда дети сами уходили из садика. Рассказывали, как их нашли и вернули. Ольга надеялась, что в садике что-то прояснилось, может быть, кто-то что-то вспомнил… Но, к сожалению, никто ничего не видел и ничего нового не вспомнил.

 

     — Пока еще никто не пришел, — сообщил дежурный. Он сдавал смену и облегченно передал сменщику заявление Ольги. В запертую дверь то и дело звонили. То оперативники привели какого-то зека, то кто-то из посетителей, рядовых граждан, то служба ПМГ…

     Человек лет тридцати сидел на скамейке в углу. Сидел так тихо и неподвижно, что Ольга поначалу его даже не заметила. Только, когда один из проходящих оперативников, весело поздоровался с ним, она обратила внимание на него.

     — Михайлов!  Ты что в такую рань? Привет!

     — Привет! Игоря жду. Очень срочно. Не знаешь, где он? Дома не ночевал. Я звонил ему.

     — Должен быть сегодня. Обязательно. Сегодня разбор полетов.

     — Ну, что ж, будем ждать…

     Минут через двадцать дежурный, пригнувшись, выглянул в приемное окошко: «Олег, Игорь на трубе. Он тебе нужен?»

     — Да! Конечно! — мужчина встал и торопливо прошел в дверь к дежурному.

     А люди все шли и шли. Ольга и не подозревала, что в этом отделении работает столько народу. «Как они все здесь помещаются?» – думала она, с нетерпением посматривая на часы. Подумать только! Время уже половина одиннадцатого, а следователя все нет и нет. Немудрено, что у них преступность процветает. Она подошла к окошку.

     — Молодой человек, не пришел еще мой следователь?

     — Нет еще. Подождите немного, он должен скоро быть.

     — У него что, рабочий день  с обеда начинается?

     Дежурный уловил иронию в ее вопросе и посмотрел исподлобья. Вас сейчас выкинуть отсюда, или сами выйдете — говорил его пристальный строгий взгляд. А вслух произнес:

     — Гражданка, вы свои колкости можете оставить при себе. Я что, должен всем объяснять на каком задании находятся наши сотрудники? Вы полчасика потерпеть не можете, все торопитесь куда-то. Можно подумать, это у меня пропал ребенок! Если у вас проблемы, наберитесь терпения и ждите.

     — Я и жду! Это у меня пропал ребенок! Его украли! Небось, если бы это ваш ребенок был, сейчас вся милиция на ушах стояла. Его может сейчас мучают… — Голос ее задрожал, глаза налились слезами.

     — А в чем дело, мне можно узнать? — голос раздался откуда-то сзади. Наверное, следователь, — подумала Ольга с некоторым облегчением и повернулась. Перед ней стоял тот самый человек, который минуту назад прошел в «дежурку» — тот самый Михайлов.

     — Кондрат, — обратился он к дежурному, — можно взглянуть на заявление?

     — Почему ж нельзя? Можно. Только эта дамочка со вчерашнего дня тут давит  и давит на мозги. Как будто я должен все бросить и бежать искать ее сына. А он, между прочим, у отца сидит и в игрушки играется. Я уверен.

     —  Так найдите его! Если он, как вы говорите, у отца — найдите его и приведите сюда! Чего ж вы его не ищете? И не сын у меня пропал, а дочь… — Ольга снова заплакала.

     — Гражданочка, я вам еще раз повторяю. Его ищут и скоро найдут.

     — Ольга Владимировна, — Михайлов взял ее за плечи и тихонечко оттеснил от окошка, — он прав. Действительно, постоянно нагнетая напряженность, вы не помогаете следствию, а лишь мешаете. Давайте отойдем, и я вам все объясню…

     — Правильно, Олег Георгиевич, — обрадовался дежурный, растолкуйте ей, что мы не Кио какие-то, мы фокусы делать не умеем… Как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

     Михайлов, тем временем, отвел ее в сторону: «Вы что, не знаете, с кем имеете дело? Он же всего лишь дежурный…»

     Ольга заметила, что  этот Михайлов, пока сидел на скамейке, как-то уж очень внимательно посматривал на нее. Она даже подумала, не преступник ли? Но тут же отмела свои сомнения: он же здоровался с оперативником и, судя по всему, многие его знали здесь.

     — Всего лишь дежурный? Он что, дежурный дворник? — Ольга зло посмотрела на Михайлова, — Он же дежурный следователь!

     «Мать моя, - подумала Ольга, — одна мафия! Кругом одна мафия!»

     — Подождите, подождите! Не торопитесь навешивать ярлыки, — словно прочел ее мысли Михайлов, и чтобы не дать ей высказать очередную порцию негодования, быстро добавил: — Я постараюсь вам помочь.

     — Вы?

     — Да. Я вам помогу.

     — Кто вы?

     — Не волнуйтесь. Я случайно услышал ваш разговор. Я частный детектив.

     — Частный детектив, – ошеломленно повторила Ольга.

     — Давайте уйдем отсюда. Я все вам объясню.

      Она заметила, как на выходе этот детектив помахал рукой дежурному, и это навело ее на еще более грустные мысли: «Они все заодно, — думала она, – И Михайлов, уводя ее из отделения, играет на руку дежурному… А может, преступникам?»

     Тем временем Михайлов привел ее к лавочке, на которой в обеденный перерыв отдыхали доблестные работники среднего звена вышеуказанного правоохранительного заведения.

     — Присаживайтесь, — сказал он и сам сел. Неспешно закурил. Внимательно посмотрел на Ольгу. Она смутилась под этим взглядом и рассердилась сама на себя за это. Захотелось сказать ему что-то колкое. Не для того, чтобы обидеть — чтобы самой выйти из состояния козочки, ведомой за веревочку. У нее пропал ребенок! Идут вторые сутки, а ее, словно какую-то козу, не спеша водят за веревочку по кругу!

     — Понимаете, Оля, — задумчиво проговорил он, и опять ей не понравилось, как он ее назвал – Оля. Не слишком ли фамильярно? — Понимаете, Оля, я всех этих ментов презираю даже больше, чем вы, хотя сам вышел оттуда.

     — С чего вы взяли, что я их презираю?

     — Я видел, что этот дежурный доводит вас до белого каления… И еще: я заметил, выражение вашего лица, когда я помахал ему, прощаясь.

     — Какое у меня было выражение лица?

     — Кислое. Как кефир на сороковой день хранения вне холодильника.

     Она вдруг очнулась:

     — Господи! У меня дочь пропала! А вы про выражение лица! Вы меня специально увели оттуда? Подсуетились, так сказать, спасая товарища? Да?

     — Оля, Оля…— нахмурился Михайлов, —  Вы не знаете… Для меня эти кретины из отделения — все равно что Скотленд Ярд для Шерлока Холмса.

     — Ого! Как вы  высоко летаете! — она вдруг засмеялась, — Шерлок Холмс и вы! Ха-ха!

     — Все! — прервал он ее решительно. — Меня зовут Олег Георгиевич Михайлов и я предлагаю вам помощь в поисках вашего ребенка. Согласны — мы сейчас начнем осмотр места пропажи, не согласны — ищите сами! — и добавил: — С помощью следователя, который на работу приходит после обеда.

     Он действительно рассердился: на себя — за неудачное сравнение, но больше на Ольгу. Не такой реакции ожидал он от этой женщины.

     Он узнал бы ее из тысячи. Он столько лет искал этой встречи, он готов был встать перед ней на колени. И молить о прощении! Но встреча произошла, как говорят, не в том месте и не в то время…

 

Глава 6

     Они встретились в метро. День был прекрасным, настроение отличное, последние часы уходящего года, уходящего века и уходящего тысячелетия. Миллениум! Олег  находился в состоянии легкого, приятного опьянения. Оно приходило к нему не от выпитого вина, не от запаха хвои, которым был заполнен вагон, не от досрочно сданной зимней сессии на юрфаке,  и не от предчувствия праздника. Это было другое предчувствие: что-то должно произойти, что-то умопомрачительное. Оно просачивалось из какой-то неведомой бреши в окружающем, ритмично вспыхивающем за окном пространстве. Электричка неслась на полной скорости. В вагоне было много народу, отчего создавалось впечатление накуренности.

     Неожиданно в просвете между толпящимися у выхода пассажирами он увидел ее. Он смотрел на девушку и чувствовал, как все сильнее начинает стучать кровь в висках.   Он еще не знал мира,  ничего не понимал, мозг был, как чистый лист бумаги, и первой строкой  на нем была Она.

     Не сразу, но постепенно сердце приноровилось к такому ритму и заколотилось, расширяя сосуды и мешая дыханию. Что-то навалилось на него — какая-то масса: вода  не вода, туман  не туман… Что-то вкрадчивое, похожее на теплую мамину шаль. А через несколько секунд он уже взлетал на разбушевавшихся гребнях этой шали.

     Какие люди? Какие друзья? Какие девушки? Новый год? Разве что-нибудь существовало тогда? Разве он реален? Разве в реальности возможна такая встреча? Электрички не было. Звуков не было. Пассажиров не было. Лишь только лицо ее — светлое, чуть отдающее желтизной… Нет, скорее, спелым виноградом.

     Мысли  Олега, обычно витающие бог знает где, в тот миг походили на плотную гроздь того же винограда. Казалось, не только мысли, но и весь он поместился в этой грозди.

     Ему примечталось,  что вот сейчас подойдет к ней и, не говоря ни слова, обнимет. В тесноте вагона, между невидимыми силуэтами пассажиров, пробивалась узкая полоска жизненно важного для него света. Там виднелось серенькое пальто и смешная шапочка с помпончиком. Не понимая, что он делает, Олег медленно двинулся в эту брешь. Однако с приближением к ней, решимость катастрофически убывала. И, когда он стоял так близко, что мог уже заговорить, все предыдущие мысли вдруг показались наивной, безнадежной глупостью.

     Пока она не видела, он рассматривал ее. Тогда он был уверен, что мир получил образ более совершенный, чем  Нефертити.

     Поезд мчался. Желтые огни тоннельного освещения запрыгивали в вагон и путались в ее волосах, выбивающихся из-под шапочки. От этого волосы рыжели и становились похожими на отблески пламени в печи.

      Глаза… Конфигурации листа? Пламени свечи? Во всяком случае, их линии были единственно возможными для ее черт. И еще о глазах: у них было такое выражение, как будто еще очень давно, в детстве, раз засмеявшись, они запомнили свою форму на всю жизнь. А в углах этих глаз карандашом «Люмене» была нарисована едва заметная печаль.

     Он бы еще долго вглядывался в черты ее лица, в ее одежду, так и не рискнув заговорить, если бы не очередная остановка. Выходящие дружной толпой на платформу пассажиры на несколько секунд закрыли сказочную картину, а потом он оказался прямо перед ней. Девушка подняла глаза. Их взгляды встретились где-то на полпути, столкнулись и мгновенно разлетелись в разные стороны.

     Она улыбнулась каким-то своим мыслям, глядя под ноги, а он замер, уставившись в мерцающий светильник на потолке.

     Мир вокруг стал быстро сжиматься и светлеть. Так светло могло быть только в первый миг сотворения мира или в момент смерти. Вселенная сжалась до предела. В ней было только одно – ее лицо! И если есть в человеке душа, то это именно она вспорхнула в нем, как радостная стая, возвращающаяся в родные места. Каждая его клетка рвалась к этой удивительной девушке, как будто клетка была самостоятельным организмом. Всем телом овладела отчаянная храбрость. И он решился. Неловко поймав ее тонкую руку, стараясь успокоить взбесившееся дыхание, он медленно проговорил:

     — С наступающим вас, Незнакомка!

     Она в страхе отдернула руку, но все же ответила очень тихо:

     — И вас также. Спасибо.

     Тогда он, осмелев, спросил, как ее зовут. Она улыбнулась и, опять же тихо-тихо, сказала:

      — Оля.

     Это было невозможным сном. Станции мелькали одна за другой и они, думая каждый о своем, не помнили, да и не желали помнить, куда им надо. Электричка летела по тоннелю. Рельсы охрипли от визга и грохота. Звуки эти бились о стекло с наружной стороны окна, частью проникали в вагон, пытаясь отвлечь его от девушки.  Но он ничего не слышал, кроме ее голоса.

     Он вдруг подумал о той случайности, которая свела их в этот час. Ведь мог же сесть в другой вагон и, может быть, так никогда и не узнал бы, что есть на этой планете такая изумительная девушка Оля. Он, неверующий, готов был поверить в любое божество только для того, чтобы благодарить его за эту встречу. Он чувствовал себя маленьким двоечником, которого все вечно ругают, бесконечно вызывают на педсоветы, и который, неожиданно для себя и для всего мира, вдруг получил пятерку!   В эту минуту он знал, что отныне его судьба и судьба Оли неразрывно связаны. Он знал, что, наконец, нашел ЕЕ! И когда? В последние часы уходящего года!

     Восклицательные знаки щекотали ему горло, и он с досадой подавлял их, ибо в вагонах не положено кричать во весь голос о своей радости — считается неприличным.  О чем говорили? О, он прекрасно помнит каждое ее слово, каждый взгляд, каждый жест… Несмотря на то, что говорил, в основном, он, а она отвечала. Не старался казаться умнее, чем есть на самом деле, не старался блистать остроумием, не шутил искусственно… Все, что говорил, исходило из  души. Простые, естественные вопросы, вызванные его интересом к ней и ее, такие же незатейливые ответы. Робость исчезла. Они говорили, как давние друзья.

     Невозможно описать ту замкнутую среду, почти физическое поле, которое окружало его при каждом ее слове. Наверное, это обаяние. И он, пусть смущаясь, пусть со страхом, но все же нежился в нем, как в теплой морской воде.

     Он задавал вопросы, и она охотно отвечала. Коротко, мягко, без всякого кокетства, но с легкой, чуть заметной грустью. Внешне особого интереса к нему она не проявляла, но по тому, как напряженно старалась отделить его тихий голос от визга и грохота электрички, было понятно, что ей не все равно, что он о ней подумает.

     Она слушала, склонив голову и задумчиво водя пальцем по хромировке подлокотника, а когда говорила, то голос ее чуть-чуть дрожал. Может, это было волнение, может — свойство голоса. Но ему нравилась ее робость. Иногда, сам того не подозревая, он ляпал что-то смешное. Тогда она молча улыбалась: радость волной прокатывалась по ее лицу, но, увы, — тут же сменялась безразличием или грустью. Как будто она сама себе запрещала радоваться. Пока подбородок смеялся, в складках лба, все еще продолжавших смеяться, уже появлялись первые признаки грусти.

     Что-то, видимо, угнетало ее, какая-то печаль, тоска… Но, немного погодя, печаль исчезала и на смену ей приходила радость. Радость жизни, радость молодости, радость красоты.  И так все время. Лицо ее все время что-то выражало. Оно ни на секунду не было ни безучастным, ни немым, ни мутным. Оно светилось внутренним светом.

     Почему-то он был уверен, что она работает воспитателем в детском саду. Причем именно в младшей группе.

     Он спросил ее об этом. Нет, она учится в институте.

     — В каком, если не секрет?

     — В Финансово-экономическом.

     — Ого! Туда нелегко попасть. — И, в продолжение своей мысли о детском садике:

     — А вы любите детей?

Она подняла удивленные глаза:

     — Вы сказали так, будто спросили, люблю ли я арбузы. Разве кто-нибудь может не любить детей?

«Какие глаза!» — подумал он восхищенно, а вслух спросил:

     — У вас есть дети? — И тут же признался себе, что он безнадежно глуп.

     — Нет, конечно. — Ответила она простодушно и, как бы спохватившись, испытующе посмотрела на Олега: — не насмехается ли он над ней?

     Они стояли в углу среди веселой толпы, покачивающейся в густом, колышущемся воздухе вагона. Он и Она! Он упивался ее присутствием. Это был настой из обаяния, нежности  и счастья. Его занесло в заоблачную небывалость, и вся его прежняя земная жизнь показалась ничтожной, никчемной…Он ждал такого мгновения много лет и вот — дождался!

     Он спросил, где она живет. Оказалось, что им почти по пути: надо было ехать до кольца. Осторожно, дрожащим голосом, уставившись в пуговицы ее пальто, он предложил:

     — А можно я провожу вас… домой?

     Ему показалось, что вопрос прозвучал для нее неожиданно. Смутилась.  Пробубнила что-то — он не понял, а потом вдруг, гордо подняв голову и глядя ему в глаза, ответила:

     — Если вам это необходимо.

     И в это «необходимо» было вложено столько отчаянной решимости, оно прозвучало с таким вызовом, что даже стоявшие рядом люди оглянулись. Он опешил. А она, видя его растерянность, добавила, уже мягче:

     — Нам надо будет ехать на автобусе…

     Ай да Олежка! Ай да сукин сын, — радостно думал он. — В последние часы уходящего года! Нашел! Познакомился! Пригласил! И кого? Ту, что искал всю жизнь! Ребята умрут от зависти.

     — Оленька, знаете, мы с друзьями сегодня, через часа два, собираемся  встретить Новый год… Не хотите присоединиться?

     — Я подумаю…

      Поезд приближался к конечной станции. Многие поднялись со своих мест, и от этого в вагоне стало еще теснее. Электричка выкатилась на залитую огнями станцию, все облегченно вздохнули и стали готовиться к выходу. Кто-то нетерпеливо толкался, кто-то успокаивал плачущего ребенка, кто-то кого-то поздравлял с наступающим… Наконец, двери с шипением распахнулись. Их закружило в плотном потоке людей, и этим же потоком они были вынесены на перрон. Несколько секунд он не видел Ольгу, но потом…

     «О, боже, — подумал он, — лучше бы я не видел ее, лучше потерял бы в толпе!»  Во всяком случае, тогда в нем была бы лишь досада за утерянное знакомство, но совесть осталась бы чиста.

     Она шла по длинному, сверкающему перрону, поправляя на себе пальто и, переваливаясь из стороны в сторону, как гусыня, переходящая деревенскую улицу. Она была хрома!

     Глаза его остекленели. Чужая, откровенная реальность взвалилась на него и сжала в своих окоченелых объятиях. И не было сил освободиться. Мысль была глиной: раз сжавшись, она уже не могла распрямиться. Он буквально оглох. Как будто кто-то внезапно выключил телевизор, во время передачи с чемпионата мира по хоккею. И в этой тишине, безжалостно стуча короткой ногой, неуверенно оглядывась, шла она — девушка, еще минуту назад, казавшаяся ему Судьбой.

     «Осторожно, двери закрываются», — донесся, словно из-под земли механический голос, и тут Ольга заметила его. Он остановился перед ней, как идол, растерянно бегая  глазами по мрамору колонн и не находя слов. Он не смог скрыть своей растерянности, а она все поняла. Молча, потупясь, побрела к выходу.

     В метро наступили сумерки. Все, что он думал о ней раньше, растворилось в них бесследно. Мысли текли по новому руслу, в котором не было места влюбленности. Он прилетел с волшебной планеты на нашу неволшебную Землю, и сразу стал думать о том, как он выглядит в глазах землян. Может быть, где-то очень глубоко в нем и осталось что-то… Ну, допустим, жалость или даже влюбленность, но он не вспомнил о них, ибо все время представлял себя идущим рядом с ней, и видел участливые глаза попутчиков, друзей, глядящих им вслед. Да и поздно уж было вспоминать.

     Практичность коснулась его своими холодными губами, и мир потерял волнующую прелесть. Он бы отступился от Весны, если б можно было вернуться к началу знакомства и пресечь его в самом корне. Но, раз уж так получилось, надо было выходить из положения. А выхода не было! Провожать ее? К чему? Это даст ей какую-то надежду, и последующее разочарование станет еще больнее. Оставить и уйти? Но как?!

     Они вышли из метро. Уже не молчали, но разговор был вынужденным. Говорили о снеге, о многолюдности в транспорте, об автобусах… Говорили, чтобы скрыть свои мысли, и оба понимали это, и им было неприятно разговаривать о всякой чепухе, но они говорили, ибо молчание казалось страшнее. Оно транслировало их мысли.

     Мягкий снег усталыми пластами ложился на асфальт и крыши домов. Люди торопились встретить новый год.

     Он свой уже встретил. Ему некуда спешить. Настроение испорчено. Жизнь скучна и безобразна. Все аспекты ее ясны. Мысль задыхается… Нет никакого ветра. Штиль во всей Вселенной. Болтай себе потихоньку и иди, как баран, куда тебя ведут. Развлекай даму…

     Когда он замолкал, она переставала его слушать… Или делать вид, что слушает. В такие секунды он воочию видел грусть. Она была серой, огромной и пустынной, как пески на неизвестной планете. Он видел Ольгу среди этих песков… Затерявшуюся, с безвольно опущенной головой… Она не впивалась в горизонт жадными глазами, нет, ей неоткуда было ждать помощи, и она покорялась грусти.

     Лишь спустя много лет он понял, как одинока была она в те мгновения. Лишь спустя много лет, он задал себе мучительный вопрос: кто он? Трус, слабак, подлец? Нет, нет, он виноват перед ней, безусловно, но что он мог тогда сделать? Это просто роковое стечение обстоятельств. Ему становилось страшно при мысли, что это могло случиться с кем-то еще, и этот кто-то нашел бы выход из создавшегося положения, не обидев при этом ее. Что-то мучает его до сих пор. «Наверное, все-таки, я подлец!» — мысленно говорит он себе, глядя в зеркало.

     Но тогда, в метро, он не думал об этом, хотя и чувствовал, что сейчас сделает какую-нибудь глупость.

     Снега было много, и он не успел еще покрыться  слоем пыли. Они говорили о том, кто больше и какое любит мороженое. По тротуару и прямо по мостовой сновали... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6


25 декабря 2016

0 лайки
0 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«КОРОНА СОЛНЦА»

Нет отзывов и рецензий
Хотите стать первым?


Просмотр всех рецензий и отзывов (0) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер