Тысяча вариантов судьбы

Дождь… нет, ливень… почти тропический… Дворники едва успевали сметать потоки воды с лобового стекла. И каждый предыдущий ручей моментально заливался следующим. Сидевший за рулем Игорь мутными глазами смотрел - то на дорогу, то на закрепленный на панели управления мобильник… потухший и безмолвный…

Вымокший асфальт, вымокшие шины, насквозь вымокшее все, что мелькает за окнами авто, - как в фильме про маньяка-убийцу или в теле-сводке дорожных происшествий… Если сейчас под колесо попадет камень покрупнее, ветка покаряжестее, если на дорогу внезапно выскочит собака, то старенький джип улетит в кювет. Склон – крутой. Это будет смерть. Пусть не быстрая, не безболезненная, но практически гарантированная, а главное – законная: не осуждаемая ни людьми, ни Богом…

***

Всевышний дает испытания по силам. И раз он послал человеку трудности, значит, человек сможет их преодолеть. Отец Игоря не раз говорил это. А он – священник – знал толк в подобных вещах. Хотя… что понимал он, веривший в то, что Божественная искра есть в каждом человеке! Он просто верил, что все люди – хорошие, а если они и совершают плохие поступки, то только из слабости. Он твердо знал, что «по силам» - это одному воспитывать сына после смерти жены, пропускать через сердце боль приходивших на исповедь, готовить к переходу в мир иной старых и больных. Но разве думал он, что «по силам» - это извечное чувство вины взрослого сына за гибель отца? За то, что он, великовозрастный эгоистичный балбес, увлеченный компьютерной игрой, не поехал зимним вечером встречать отца из аэропорта. Наврал по телефону про срочную работу, про отчет…

- Не волнуйся, Игорек, здесь полно таксистов. Со мной все будет хорошо, - сказал тогда ему отец. За несколько минут до того, как обдолбанный наркоман-грабитель истыкал его ножом. Парня задержали тут же, но это ничего не исправило. Не отменило обитый красным бархатом гроб в церкви… Иконы, свечи, запах ладана, соболезнующий шепот… И в миллионный раз повторяемое «Папа, ради Бога прости меня!», которое отец уже не слышал.

Разве можно сказать, что «по силам» - это когда женщина, без которой не мыслишь жизни, просто собрала вещи и, сказав «Я тебя больше не люблю», ушла? А ведь ты так старался быть идеальным! Ни разу не обидел ее, не изменил… Ты мечтал о доме, о детях, об общей старости! Подарил кольцо, красиво попросил руки… Что толку в том, что рядом есть другая – готовая утешить, быть всегда рядом? Тебе не нужна другая!

Разве кому-то по силам выдержать шесть жутких месяцев, проклиная себя и оплакивая единственную любовь?!

- Папа, - мысленно обращался Игорь к отцу. – Папа, ты ошибался во мне. Я не такой сильный, как ты всегда считал. Я – грешник. Не хочу больше жить. Думаю только о смерти… Ты всегда говорил, что восхищаешься мной, но… я не смог защитить тебя, не смог удержать Машу… Папа! Папа, нет сил жить, а убить себя не достает мужества… Папа, если ты на небесах, если видишь меня… помоги мне!!! Поверни с дороги машину! Папа, неужели я должен сделать это сам?!

Костяшки пальцев Игоря побелели от напряжения. Ведь это – так просто. Одно движение руля, и все они – сам Игорь и пятеро человек в салоне машины – погибнут. Кончится боль, вина, сомнения… Но тогда Игорь станет не только самоубийцей, но еще и убийцей… или…

Его лучший друг, Кирилл, сидевший в обнимку со Светой, сколько он измотал нервы бывшей жене походами на сторону? Сколько абортов сделала Светка в ожидании его развода? Кажется, три. И что, теперь, надев, наконец, обручальные кольца, они станут праведниками? Разве воскресит их свидетельство о браке убитых во чреве младенцев? Им так и этак одна дорога – в ад.

Олеся, тихонько поглаживавшая по щеке спящего у нее на руках пятилетнего Даника… Что ждет ее, мать малыша с синдромом Дауна, в будущем? А самого мальчика? Уже сейчас Олеся – брошенная жена, перебивающаяся с копейки на копейку из-за невозможности найти приличную работу, а Даник – мальчик, над которым насмехаются соседские дети? Лет через сорок ее ждет дом престарелых, а его – интернат для душевнобольных. Не станет ли для них обоих смерть избавлением?

Таня, сидевшая на пассажирском сидении… У нее-то все в порядке. Прекрасное настоящее, блестящие перспективы. Без пяти минут известная писательница: через месяц выйдет первая книга, потом – одна за другой - остальные три. Щедрый контракт с издательством… Ее, конечно, жалко, но не настолько, чтобы ради ее спасения продолжать жить… И все же…

В висках Игоря оглушительно стучала кровь.

- Господи, Боже мой! Я ведь старался быть хорошим! Я в тебя верил, молился, соблюдал посты! Хорошо учился, много и честно работал, каждый месяц переводил деньги в благотворительный фонд… Помоги же мне, Господи! Помоги!!! Сделай это за меня! Пусть машина сама потеряет управление! Избави меня от клейма самоубийцы! Или пошли мне знак: покажи, что я еще нужен в этой жизни! Пусть Маша позвонит, пришлет СМС…

Еще один поворот… еще… мобильник молчал…

- Это все, - щелкнуло в голове Игоря, - сейчас!

Еще поворот… нет, следующий… руки сами поворачивают руль.

- Да будь ты, наконец, мужчиной! – гневно приказал себе Игорь, не осознавая, что кричит во весь голос. – Руки с руля, педаль в пол!

Он хрипло завопил, но не успел ничего сделать: колесо попало в выбоину на асфальте.

Старенький джип мотнуло, поволокло по дороге и выкинуло вперед – за грань поворота, и он неуклюже закувыркался в обрыв.

… сквозь стоны в салоне прочирикал мобильник. У Игоря хватило сил дотянуться и ткнуть немеющим пальцем в экран.

- Прости, я не люблю тебя. Будь счастлив, - прочитал он.

Душевная боль затмила боль в переломанных костях. В глазах потемнело. Эта темнота за несколько секунд перешла в полный мрак небытия, и последней мыслью Игоря было:

- Все случилось, как надо.

***

- Вот черта с два! Из-за тебя я не уехала в Питер, не открыла модельное агентство и не отработала свою гордыню.

- Пройдешь еще свой путь, не переживай.

- Ну да, только теперь меня забросят в сороковые. И вместо модняшек в моем распоряжении будут солдаты, вместо гламура – война.

- Но и там, и здесь – иллюзия того, что ты распоряжаешься человеческими судьбами. В общем и целом, начнешь с того, на чем остановилась в тот раз, когда – служитель ювенальной юстиции – отнимала детей у социально не защищенных родителей.

Трое из шестерых человек, которые несколько минут назад ехали сквозь ливень, находились в заполненном белом светом пространстве. Строго говоря, они были не вполне людьми – полупрозрачными сущностями, сохранившими предсмертный вид. Света с легким укором смотрела на Игоря.

- А вот нечего было вопить, что тебе кровь из носу нужно к вечеру быть в Питере, - возразил Игорь Светлане. - Тогда бы мы остались в доме отдыха еще на ночь, я бы не сел за руль. А еще бы не увидел на автобусной остановке горничную Олесю, с которой как-то поговорил за жизнь, не пожалел бы ее и не предложил подвезти.

- Но тогда ты бы – скорее всего – вскрыл ночью вены и все-таки стал самоубийцей, а так – дотянул до этой выбоины. Получился несчастный случай – как ты и просил.

Игорь, Кирилл и Света, три бестелесные сущности, улыбаясь, смотрели друг на друга.

- Не кисни, свет не сошелся клином на твоем модельном агентстве. Зато в следующей жизни я буду любить тебя всем сердцем, жизнь к твоим ногам положу, от всего ради тебя откажусь, на гордость наплюю, - пообещал Кирилл Светлане.

- Знаю, ты будешь моей любовницей, полевой женой, - засмеялась та. – Имей в виду: изменять тебе буду направо и налево. И только в 55 лет, старым и больным, уйду к тебе от официальной супруги. Раз сто пожалеешь, медсестричка, что вытащила с поля боя истекающего кровью капитана.

- А вот и Танечка! – воскликнул Игорь.

Справа от него появилась прозрачная Татьяна.

- Почему ты всегда опаздываешь, копуша? – спросил ее Игорь. – Если бы ты вчера пришла ко мне и осталась на ночь, то я бы забылся, худо-бедно утешился. На спокойную голову был бы внимательнее на дороге. А там – глядишь, и сообразил, что жизнь продолжается и не так уж все плохо. Еще чуть-чуть – и стал бы священником, как отец, женился бы на тебе… Не захотела матушкой стать?

- Нет, не в том дело. Все то же тщеславие… Честное слово, собиралась постучаться в твой номер, а потом зависла в сети, где поклонники живо обсуждали мою последнюю запись в блоге.

- Но я исправлюсь, - умиротворенно улыбнулась она. – В следующей жизни я, твоя дочка с парализованными ногами, буду каждый день говорить тебе: «Папочка, ты – самый лучший!». Кстати, где она, моя соперница Маша, моя будущая мачеха?

- Маша попадет сюда через полгода. Диагноз «лейкемия» ей уже выставили. Терапия результатов не дала. Отказ от отношений со мной надломил ее, а новость о мой смерти добьет ее окончательно, - объяснил Игорь.

- Уныние?

- Да, и в роли ревнивой падчерицы ты не дашь ей легко отработать это уныние.

- Долго мы еще здесь будем? – спросила Света.

- Минут двадцать-тридцать.

В воздухе возникло голографическое изображение. Под проливным дождем медики «неотложки» и полицейские извлекали из измятого джипа искалеченные тела. Молоденькая докторша торопливо несла на руках маленького Даника к карете «скорой». В другой машине врачи пытались привести в сознание Олесю.

- Вот и все, - сказала ее сущность, появляясь между ожидавшими. – Теперь черед Даника. Не терпится увидеть его здесь. Он же будет моим братом-близнецом. В новой жизни у нас – тишь да гладь. Ну, если не считать поездку к бабушке в Ленинакан в декабре 88-го. Землетрясение… Два дня под завалами… зато потом Даник вырастет и станет военным, а я – экстрасенсом. Начну говорить людям о бессмертии души и о том, что каждый должен прожить тысячу вариантов судьбы.

- А что дальше?

- Я верю в то, что жизнь все равно не прекратится. Что светлый коридор всегда выведет в новое пространство, а не в темноту.

Сущности напряглись. Коридор ждал их впереди. В этот раз они точно знали, куда он приведет, но что будет в следующий раз?

- Не нужно страшиться, - успокаивающим голосом сказала Олеся. – Надо просто верить. К примеру, я всегда верила в бессмертие души. Эта вера давала мне сил в минуты отчаяния. И уж поверьте: как мать ребенка с синдромом Дауна, я знаю, что такое – отчаяние. Так что, если честно, я даже радуюсь, что та жизнь уже кончилась.

- И я радуюсь, - сказал Даник. – Вот уже почти минуту. И не только за себя.

Он кивнул на голографическое изображение, подрагивавшее в пространстве. Молоденькая медичка рухнула коленками в грязную лужу, рыдая над безжизненным ребенком.

- Ей сейчас больно до ужаса, - прокомментировал Даник, - эта сцена будет сниться ей до конца дней. Зато она не сделает аборт. Не убьет свое собственное дитя и встретит старость доброй и любимой бабушкой, а не полоумной старухой, сыплющей соль на половики соседей по коммуналке…

- Запомни это, сестренка, - обратился он к Олесе, - Неплохая иллюстрация к твоей теории о тысяче вариантов судьбы.

- Ты все равно ничего не вспомнишь из того, что происходит сейчас, - пожал плечами Игорь. – Максимум – тоннель, который скоро появится. И тех, кто выйдет тебя встречать.

- Именно тоннель я и вспомню, когда меня достанут из-под завалов, из-под тела бабушки, которая закроет собой нас с братом и примет на себя весь удар обрушившейся балки, - закивала Олеся. - И обязательно расскажу тебе о своих воспоминаниях, когда ты, сломленный потерями, придешь ко мне на консультацию. Смерть первой жены, тяжелая болезнь дочери, неверность второй жены…

- Да мне будет непросто отработать желание умереть, - согласился Игорь. – Слава Богу, что мне все таки-не дали совершить самоубийство. Наверное, в награду за ту жизнь, в который я был пожарным и погиб в огне, спасая детей. Но все равно мне было очень сложно дотянуть до того разлома на асфальте.

- Всем нам порой сложно жить, - признала Олеся, - это из-за того, что мы, перерождаясь, не знаем, кто мы по сути… каждая новая жизнь – с чистого листа…. Разные страны, разные эпохи, разное окружение… Порой вновь пересекаемся с теми, с кем встречались раньше… И раз за разом одно непреходящее сомнение: будем ли жить вечно или исчезнем после смерти… Мы слышим о бессмертии души – от священников, из книг, фильмов, но всегда не до конца в это верим. Вопрос судьбы – всегда открыт. В счастье человек считает, что своими трудами заслужил успех, в горе восклицает «За что мне это?».

- … тысяча вариантов судьбы, - продолжила Олеся. – Но проживать каждый вариант… или отказываться от него все равно необходимо самостоятельно. Всякий шаг – твой собственный выбор и плюсом - влияние на судьбу другого человека. Нередко случаются казусы: то, что видится стопроцентным добром, оказывается гибельным…

- Взять хотя бы Машу твою, - вновь обратилась она к Игорю, - девушка могла бы набраться мужества, рассказать тебе о болезни и позволить самому выбрать – остаться с ней до конца или уйти.

- Скорее всего, сказался прошлый опыт – несовершеннолетняя мать закопала ее, новорожденную, в сугробе, - предположил Игорь. – Быть брошенной для нее – кошмарнее, чем умереть.

- Да и ты сам хорош: мог ведь доехать до аэропорта, примчаться к ней домой, тогда бы ее мама рассказала тебе, что Маша – в больнице…

Разговор оживился.

- Когда мой отец собирал чемодан, чтобы уйти от матери, она толкала меня к нему и, плача, умоляла: «Попроси папу не бросать нас!», - заговорил Кирилл. - Я, семилетний пацан, вопил «Папочка, не уходи!». А он оттолкнул меня и выскочил за дверь. Я вырос и поклялся, что никогда не брошу семью. Потом без особых чувств женился на дочке маминой лучшей подруги и, встретив любовь всей жизни, столько лет метался между женой и любовницей.

- Игорек, я так любила тебя, но меня все время грызло: он никого кроме своей Машки не замечает, - призналась Татьяна. – Думала: как же это я, вся такая красивая и талантливая, вся такая популярная, должна стать носовым платком для мужика, который видит во мне только друга? Неужели я буду вторым номером?

- Вечный номер два – да, это угнетает человека, - согласился Игорь.

- На том в прошлый раз и спеклась, - закивала Татьяна. - Подсунула шлюшку своему давнему политическому сопернику, а фото страстных утех – газетчику отдала. Шуму-то было! Правда, выборы в парламент все равно проиграла. То есть проиграл: я тогда мужчиной была.

Татьяна с легкостью продолжила говорить о себе в мужском роде:

- Тот журналист, который за деньги опубликовал скандальные фото, за деньги же и сдал источник информации, то есть меня. Опять была шумиха. Грязный ход…. Тоже карьеру не украсило… А мог ведь и жену послушать: она советовала побольше выходов в народ организовать, годовой доход заводика на благотворительность перевести.

- А я тогда, узнав о диагнозе сына, несколько дней на полном серьезе собиралась задушить младенца и потом залезть в петлю, - продолжила Олеся. – Прямо как в прошлый раз, когда, родив дитя от фашиста и проклинаемая всем селом, бросилась с дочкой в омут.

- А я однажды обвинил в колдовстве девушку, которая не ответила мне взаимностью, - подхватил Игорь. – С удовольствием смотрел, как она мучилась во время пыток. С наслаждением наблюдал, как с нее сдирают кожу, давят ей ноги тисками, а потом – такая накатила тоска! Пошел в кабак, напился до поросячьего визга, нарвался на драку и пьяный матрос меня зарезал. Конечно же, мог просто взять и посвататься, семья бы приняла выбор. Куда бы делись-то, все-таки шишка инквизиторская… но нет же – она дочка бедняка, а у меня – богатая невеста.

- Да ладно! – махнул Игорь рукой. - Я нравился девчонке, это она из вредности сказала, что скорее умрет, чем свяжется со мной. Ну, я и психанул.

- Если бы ты замуж сразу позвал, а не деньги за ночь предложил, она бы так не сказала, - уточнила Татьяна.

- Точно так, но мне тогда приданное невесты глаза застило.

- Деньги, слава... Мне это тоже знакомо, - отозвался Даник. – Однажды, помнится, изобрел средство для омоложения. Алхимик… Вонючая такая жижа была, отвратительная на вкус. Большие деньги платили за каждую склянку. Уважали. Так был горд собой! Прямо ангелом себя видел.

- Что, многих омолодил?

- Больше уморил, да и сам в итоге погиб, когда этой гадости наелся, - засмеялся Даник. - Молоденькая любовница назвала ласково дедулечкой, вот и потащил в рот самоваренную пакость. Сразу тройную порцию. Представьте: месяц гнил! Страшная смерть, скажу я вам, грязная. Когда меня акула разорвала – тоже страшно было, но тогда все очень быстро произошло. Я женщиной был.

- Тогда я в Майами жила, мне 17 лет было, - Даник заговорил о себе, как о девушке. – Отправилась как-то утречком позагорать с комфортом. Лодочку папкину взяла. Увидела, что рыбина плывет к детям, сиганула в воду. А тут вторая акула… В общем, я с тремя девочками разом оказалась в переходнике. Но если бы их мать не спровадила детей купаться, чтобы с мужем душеспасительную беседу провести на предмет пьянства, то я бы еще 35 лет прожила, и смогла бы настоящим врачом стать.

- Настоящим? – спросил Кирилл. - Это каким?

- Который людей спасает, - объяснил Даник.

- Угу, - усмехнулся Кирилл, - я вот пару воплощений назад тоже считал себя настоящим спасителем. Людей буквально с того света возвращал. Честно-честно! Кровь еврейских детей переливал раненным нацистским солдатам. Меня тогда автоматной очередью уложили освободители концлагеря.

- А меня однажды на электрическом стуле поджарили, - вклинилась Света. – Смертная казнь. Я была мужчиной и двенадцать женщин в Чикаго убила. В самооправдание – высокая идея: мир от скверны очистить. Ну, уж больно скверными мне проститутки казались. Правда в следующий раз сама оказалась работницей борделя…

Разговор перешел в гвалт. Каждая сущность рассказывала о своих прошлых перерождениях, уже не слушая других.

- Ну, все: нам пора, - прозвучал вдруг голос Олеси. – За нами уже пришли.

***

Голографическое изображение исчезло. В пространстве возникла светлая точка. Расширяясь, она превратилась в сияющий тоннель.

- Нас уже ждут, встречают.

Игорь, жадно вглядывался в толпу сущностей, которые явились за своими… Вот он… Игорь подался вперед – к фигуре отца.

- Папа, папа! – позвал Игорь.

Отец протянул к нему руки. Миг – и они оказались друг напротив друга. Пожилой мужчина в одежде священника и парень в изгвазданной грязью куртке.

- Папа, я тогда обманул тебя, - спешно, взахлеб проговорил Игорь, боясь не успеть все сказать. - Мне не нужно было делать никакой срочной работы… просто не хотелось копаться в снегу, заводить машину в мороз… отрываться от компа… Папа… папа, скажи, ты простил меня? Ты все еще меня любишь?

Сущность Игоря уже знала ответ, но тому человеческому, что в нем еще осталось, важно было услышать слова.

- Конечно, сынок! Ни одной секунды не обвинял тебя. Мы с мамой здесь, чтобы сказать тебе, что мы тебя очень любим! И будем с тобой в следующей жизни.

Радость, заполнившая новопреставленную душу, была светла, как лучи весеннего солнца. И эта радость перешла во всеобъемлющее счастье. Свет, радость… полет в заполненным светом тоннеле… и счастливая уверенность: в следующей жизни обязательно удастся искупить то, что не удалось искупить в завершенной.

***

Владимир Бехтерев, выдающийся русский психиатр, невропатолог, физиолог, психолог, основоположник рефлексологии и патопсихологического направления в России, академик: Бессмертный дух в течение всей индивидуальной жизни путем взаимовлияния как бы переходит в тысячи окружающих человеческих личностей. Поэтому понятие о загробной жизни в научном смысле должно быть сведено, в сущности, к понятию о продолжении человеческой личности за пределами ее индивидуальной жизни в форме участия в совершенствовании человека вообще и создания духовной общечеловеческой личности, в которой живет непременно частица каждой отдельной личности, хотя бы уже и ушедшей из настоящего мира, и живет, не умирая, а лишь претворяясь, в духовной жизни человечества.

Майкл Ньютон, автор книги «Путешествие души»: Души знают заранее, насколько недолгой будет их жизнь. Они знают, что снова увидят своих родителей и будут с ними рядом, а также воплотятся вместе с ними в других жизнях. C точки зрения бесконечной любви ничего не может быть потеряно.

Густав Теодор Фехнер, основатель психофизики: У каждого человека есть три жизни. Первая жизнь происходит в утробе матери, когда формируется физическое тело. Потом человек рождается. Это – жизнь физического тела, состояние которого определено внутриутробным развитием. Когда физическое тело исчезает, начинается третья жизнь – жизнь души, и еe состояние зависит уже от того, как она росла и развивалась внутри тела.

Ванга, ясновидящая: После смерти тело разлагается, исчезает, как и все живое после смерти. Но определенная часть не поддается тлению, не гниет. Не знаю, как назвать. Я считаю, что то в человеке, что не подвержено тлению, развивается и переходит в новое, более высокое состояние, о котором мы ничего конкретно не знаем. Смертей несколько, но высшее начало не умирает. И это душа человека.

 Марина Дегтярёва