Тысяча слов

Вадим Векслер

Тысяча слов.

Мой дед не любил фотографироваться. Вероятнее всего, виноват был тот жуткий шрам на лбу, оставшийся с войны от шального осколка. (Подумать только: ещё пара миллиметров, и ни моего отца, ни меня не было бы на свете.) А может, какое-то древнее старообрядческое суеверие, доставшееся от предков-раскольников. В любом случае, фотографий от него не осталось. Были какие-то медали, наградные грамоты, но они потерялись при многочисленных переездах. Всё что осталось – это две записные книжки. Я не поленился подсчитать – ровно тысяча слов. Очень странное совпадение. Не думаю, что дед сам их считал и решил остановиться на круглом числе. Просто, так получилось.

Первая записная книжка. Нач. в 1940г.

Часто приходят в голову интересные мысли. Буду по возможности записывать. Жаль, если пропадут.

Жизнь – это океан, в котором человек тонет непрерывно. Уходит потихоньку на дно. И чтобы этого не произошло, он должен постоянно сбрасывать балласт – избавляться от лишнего и ненужного, а иногда и жертвовать чем-то важным, но также утягивающим вглубь. Только таким образом можно выплыть.

Окружающие не одобряют моего «странного увлечения» – так они это называют. Я же считаю, что изучать природу реальности и способы (принципы?) её восприятия – самое достойное, чем может заниматься человек.

Каждый считает себя заведомо умней, если он старше. Но что тебе дадут прожитые годы, если всё время делаешь одно и то же? Чтобы развиваться, нужно получать новый опыт, экспериментировать, рисковать. Но сидя дома на том же диване, а на работе – в том же цеху или кабинете год за годом, только отупеешь.

Вчера началась война. Был не в состоянии что-либо записывать, настолько шокирован. Как вообще могли довести до такого? Кто-то же принимал решение, последствия которого – тысячи невинных жертв? Он реальный человек, такой же, как я? Не могу поверить.

Нас всех забирают на фронт. Наше мнение, естественно, никого не интересует. Учитесь на медиков – военнообязанные. Откажешься – трибунал и, видимо, расстрел. Пытался объяснить, что я не приемлю насилия – никто даже не стал слушать.

Наш эшелон разбомбили. Как говорят выжившие: разгрохали. Кто-то храбрится, кто-то истерично шутит, но у всех в глазах ужас и отвращение. Кругом трупы и куски разорванных тел. Запах жареного мяса вызывает тошноту и головную боль. Удивительно, но есть и странное приятное чувство: выжил! Даже стыдно.

Теперь я знаю, что такое «пушечное мясо». После приезда в расположение части, нас вывели в поле, каждому третьему выдали винтовку и показали, куда наступать. Кто-то пытался объяснить, что мы – врачи, мы можем быть более полезны в военно-полевом госпитале, но, как водится, слушать никого не стали. Обложили матом и приказали бежать в атаку, занимать какую-то никому не нужную высоту.

Мне винтовки не досталось, чему я был несказанно рад. Что с ней делать, всё равно, ума не приложу. Стрелять в живых людей я не собираюсь.

Атака – самое страшное, что со мной случилось в жизни. Знакомые ребята умирали на глазах один за другим. Атака, конечно же, захлебнулась. Нам пришлось отползать назад. Удивительно, что свои не стреляли в спину. Разговоры ходят, что так мотивируют фронтовую храбрость. И ещё спирт, все чувства заливают спиртом.

Потом, конечно, разобрались: распределили нас по медсанбатам.

Месяц ассистировал на операциях. Потом стал резать сам, когда хирурга убило при ночном налете. Теперь, я действительно понимаю, что такое «пушечное мясо». Первые дни меня рвало, потом пообвык.

Удивительная тварь – человек! Ко всему привыкает.

Разобраться в своем уме, будучи в каком-то смысле им самим, всё равно, что сделать самому себе хирургическую операцию – также удобно и перспективно.

Опять сижу на губе. Зачем мы высказываем свое мнение другим людям? Смысл вообще делиться тем, что у тебя внутри, когда ясно понимаешь, что никого не переубедить. Я начинаю понимать людей, берущих обет молчания. Произносящий слова, озвучивая свои мысли, не понимает, что он не избавится от них таким образом! Не отдаст слушателю.

Наверное, человек и не пытается кого-то переубедить. Ему просто необходимо выговориться.

На этом записи первой книжки обрываются. Дед оставил её дома, когда приезжал на побывку. После чего вернулся на фронт и пропал без вести. Считали его умершим, но в 1953 на пороге возник старик, в котором с трудом узнали сына. В свои тридцать три он выглядел на семьдесят.

Рассказал, что после победы получил 10 лет как побывавший в плену. Отправили в лагерь, не уведомив родственников, что он вообще жив. В 54-м был амнистирован и реабилитирован, в 57-м умер от туберкулеза. Отцу было 2 года.

Вторая записная книжка. Нач. в1954г.

Родители с трудом узнали. Выгляжу хуже их. Но не это печалит: все мои бумаги при аресте отобрали, в том числе и записные книжки. Сейчас, когда Людоед, наконец-то, издох, я попытался требовать возврата моих документов, а главное – записей времен войны. Но в НКВД меня развернули и вышвырнули, кинув в спину: «Скажи спасибо, что живым вышел!» Скоты.

Не могу понять одного: они же тоже люди? Должны быть: я вижу их глаза, там отражается понимание того, что с ними происходит. Значит –  имеют сознание, являются разумными существами. И ведь приходят вечером домой, там их встречают семьи. Жена спрашивает: «Как провел день, дорогой?» А он: «Нормально, замучил ещё пару человек. Устал, правда, сильно. Пытать так утомляет…» Гниды.

Теперь главная задача: ничего не упустить, всё вспомнить самое важное. Нет, не смогу. Уже не смогу. Схемы о зарождении мысли в голове, ее развитии вплоть до того момента, как она становится руководством к действию. О влиянии сознания на каждый отдельный этап… теперь не восстановить. Да и к черту! Незачем.

Описать, как нас взяли в плен, гнали в Польшу, как я встретил Марину в переполненном вагоне немытых изможденных тел и влюбился раз и на всю жизнь? Время стирает из памяти все детали. Да и стоит ли пробовать? Зная нашу страну: здесь в любой момент возможен шмон, даже если ты уже на воле. А за такие слова здесь расстреливают.

Но всё же, всё же, почему получается так: если людям дать хоть малейшую возможность обустроить самим свою жизнь, они умудрятся создать наихудшую реальность из всех возможных?

И на войне, и в плену, и в лагерях: ведь это сами люди придумали жить именно таким образом! Сами доносят, отбирают последнее, режут спящих. В концлагере, наверное, только процентов 10 охранников были эсэсовцы. Остальные – наши, добровольцы, мать их! За лишнюю пайку хлеба и возможность почувствовать себя не на самом дне. Ну, и поиздеваться над ещё более слабым и бесправным.

Думал хотя бы вспомнить и записать фамилии тех, с кем прошел через все эти годы. Кто не дожил. Но, осознав размах этой жертвы Молоху, понял, что нет смысла: десятки миллионов обезличены, а память о самих событиях перекроет воспоминания о них.

Все эти годы выживал, выживал. Легкие не к черту, но – продрался! И вот она – Свобода! И что? Ради чего? И ведь придумал себе: какая-то миссия в жизни, сверхзадача…

Усиленно грести против течения – выглядит очень мужественно, но, зачастую, всё это довольно глупо. У жизни могут быть на тебя совсем другие планы. И верить в саму Жизнь – более оправданно, чем в героического себя. Всегда хочется: доказать, добиться, завоевать. Но никогда не получишь того, что хочешь, и так, как хочешь. Если добьешься – разочарование и мерзость; нет – уныние и фрустрация. И, обязательно, – боль. А, отказавшись, ты получаешь главное – свободу. И возможность отдастся на откуп судьбе, волна которой иногда сама выносит на обетованную землю.

Это просто чудо. Марина говорила, что тоже живет в Москве, но я не думал, что через столько лет… я счастлив!

 Любое слово, любое понятие, которое ты подставляешь под «Смысл жизни» обедняет саму жизнь, уменьшая ее до размеров этого понятия.

Есть только один возможный смысл жизни – просто жить…

P.S. Марина, о которой упоминает дед, - моя бабушка. Она дожила почти до 90 лет. Вырастила отца и его сестру.

Удивительно, но встретились они действительно случайно, когда ее тоже амнистировали. Друг друга  считали умершими, но какая-то сила провела их через все те ужасы. Может – любовь?

V.V.

2016

 Вадим Векслер